Название: Он твой
Автор: sillvercat для fandom Orcs 2023
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1555 слов
Пейринг/Персонажи: Ярк/Тарувиэль и другие
Категория: гет
Жанр: фэнтези, романтика, флафф, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Тарувиэль, когда-то командовавшая взводом эльфийских разведчиков, а сейчас — экипажем дерзкого проворного судна контрабандистов, снова встречает Ярка.
Примечания: сиквел к командному высокорейтинговому мини прошлого года «Он мой!»; разрешение автора на продолжение получено; прямые цитаты из предыдущего текста выделены курсивом
Предупреждение: AU, упоминание насилия и крови, немного розовых соплей в сахаре)
Ссылка: тут

Тарувиэль, когда-то командовавшая взводом эльфийских разведчиков, а сейчас — экипажем дерзкого проворного судна контрабандистов, стояла на рынке близ порта Ашаффе и придирчиво выбирала фрукты, откинув с золотоволосой головы капюшон тёмного плаща. Пожалуй, рыжие, как солнце, с плотной шкуркой цитрины были ничего себе, решила она. И вон те румяные круглоки — тоже.

Повернувшись к подобострастно улыбавшемуся торговцу, она холодно осведомилась на Всеобщем:

— Найдётся у тебя две пары мер этих цитринов и мера круглоков?

После паузы торговец часто, хоть и ошеломлённо закивал. Был он человеком, явным выходцем откуда-то из Фаррии — меднокожим, плотного сложения, с заплетёнными в две косы седеющими волосами.

— Только если попытаешься гнильё подсунуть, я тебе его в задницу затолкаю, — хладнокровно пообещала эльфийка, отсчитывая дукаты из поясного кошеля. — А попробуешь меня обвесить — тогда повешу.

Торговец смиренно забормотал: «Что вы, что вы, госпожа, как можно», кланяясь и попутно раздавая подзатыльники мальчишкам-подручным, чтобы те побыстрее раскидывали названные фрукты по плетёным корзинам.

— А тебе по-прежнему нравится всех пугать, — весело произнёс над её плечом до ужаса знакомый голос, и она стремительно повернулась, машинально коснувшись ножа на поясе, хотя не пускала его в ход уже Эру знает сколько времени.

Ярк, сын Шарса, стоял перед нею, лыбясь во весь рот. За пять с лишним лет, прошедших со дня их последней встречи, он заматерел, словно сам Эру стремился вылепить из него настоящий образчик грозной мощи. Но двигался он по-прежнему легко для такого боекомплекта литых бронзовых мускулов, словно танцор, уклоняясь от бегающих с корзинами прислужников торговца. Он был одет в простые замшевые штаны и грубую синюю рубаху. Голова, как и у неё, была непокрыта, но буйная копна чёрных кудрей собрана в небрежный хвост. Рожа смуглая почти дочерна и самая что ни на есть разбойничья. Орк. Проклятый орк, отродье Тьмы.

Тарувиэль в смятении прикусила губу, отчаянно надеясь, что щёки её не покраснели, хотя сердце забилось неровно и часто. О Эру, что тут делает этот дикарь? Ей успешно удавалось избегать с ним встреч все эти годы! Она уже поверила, что так будет и впредь.

Но Эру судил иначе.

— Ты небось гадаешь, что я тут делаю, — заявил проницательный дикарь. В этом он тоже ничуть не изменился. — Провизию закупаю, как и ты, хозяйка «Мятежного».

Так назывался её корабль. Выходит, он знал! Он не случайно тут оказался! Что ещё он знает о ней?

— Я спросил вон у тех ребят, — он небрежно указал пальцем куда-то себе за спину, где располагались овощные ряды. — И они сказали мне, кто ты теперь.

— А ты что, нанялся к кому-нибудь поваром и покупаешь здесь картошку? — с ехидным смешком осведомилась она, радуясь, что голос её звучит почти равнодушно. Почти.

Он пожирал её глазами, не стесняясь, и вроде как даже не услышал вопроса. Пришлось ткнуть его локтем в твёрдый бок.

— Ох! Прости, ты что-то сказала? — он сощурил тёмные яркие глаза. — Я залюбовался.

Засранец.

— Я спросила, — проворчала Тарувиэль, — не кок ли ты у кого-то на камбузе.

Он тихо рассмеялся:

— Нет, звёздочка моя. А ты ищешь повара?

— Никого я не ищу, — сердито отрезала она. — И, если бы даже искала, тебя бы не взяла. И… какая я тебе звёздочка?

— Ясная, — тотчас вымолвил он, продолжая ласкать её взглядом. — Прекрасная. Я скучал. Я тебя искал.

Она сделала всё, чтобы Ярк, сын Шарса, никогда её не нашёл.

…После того как она впервые увидела его по визору в новостях, где он пообещал сломать ей шею при встрече, заявив, что она, мол, змея, а не женщина… После того, как она приказала своим разведчикам притащить его в расположение их взвода… После того, как она изрезала острием своего клинка всё его сильное смуглое тело, играя с ним, безоружным, будто кошка с мышью…

Но мышью он не был.


От очередного её удара он увернулся со словами:

— Что ж, попляшем! — И вдруг загорланил, быстро оглядевшись: — Не смотрите на меня, глазья поломаете! Я не с вашего села, вы меня не знаете!

«Гадёныш», — подумала она почти восхищённо, но ярость вскипела в ней с новой силой. Он смеялся над ней. Да как он посмел!

Через полчаса такой пляски тело орчонка было сплошь расчерчено струйками крови и пота, но дыхание всё ещё оставалось ровным, а реакция — молниеносной. Он отклонялся примерно от каждого третьего её выпада. Зрители вокруг — её бойцы — свистели и рукоплескали им обоим.

Отскочив от пленника, Тарувиэль опустила руку с клинком. Это была отличная тренировка, она не возражала бы оставить орчонка здесь, в лагере, чтобы притравливать на него новичков, как охотники притравливают гончих на пойманного в лесу медведя.

— Что, устал? — почти ласково спросила она, и он повёл окровавленными плечами:

— Есть немного.

— Ты шустрый, — снисходительно похвалила она, выравнивая собственное дыхание. — Я ещё не встречала таких. Твой отец, случайно, не эльф, ненароком обрюхативший твою мамашу-орчиху?

Он сморщил нос:

— Он был кузнецом, мой отец, его звали Шарс. Вы не способны никого обрюхатить, ваше семя не прорастает. Взгляни на себя, эльфийка, ты пустоцвет. Твоё лоно иссохло, как пустыня.

Вскрикнув высоким голосом, она вновь ринулась на него, как кобра, уже в своём смертоносном полёте осознавая, что совершает роковую ошибку. Его израненное тело тоже взметнулось в воздух, обрывая её пируэт, но он был гораздо тяжелее неё, и у Тарувиэль перехватило дух, будто от удара о скалу.

Они оба грохнулись оземь, и её на миг словно парализовало, тело подвело её, клинок звякнул о камень, вывалившись из разжавшихся пальцев. А его железные пальцы сомкнулись у неё на горле, и Тарувиэль увидела прямо перед собой его глаза — темнее бури, но с золотыми искрами на дне.

«Змея… Только того и заслуживает, чтобы хребет её поганый переломить, вот и всё...» — отрешённо вспомнила она, глядя в эти глаза.


Но он не убил её тогда. Ярк, сын Шарса, пощадил её, зато её разведчики постарались прикончить его. Собственный хриплый вопль: «Не смейте, он мой!» — до сих пор стоял у неё в ушах.

Тарувиэль тряхнула головой и мрачно, с вызовом посмотрела на орка. Тот стоял и глазел на неё с прежней беспечной и мечтательной улыбкой.

— Ты отрастила волосы, — мягко сказал он и даже вскинул руку, чтобы коснуться золотистых локонов. Но не посмел.

— Ты тоже, — отомстила она, уничтожающе глядя на его гриву. Он и тогда был косматым, как настоящий дикарь, но сейчас, похоже, перестал стричься вообще. Однако смуглая физиономия была не совсем уж заросшей, и на том спасибо.

«Я чистый», — вспомнила она, как он отнекивался, когда она называла его грязным дикарём.

А всё, что случилось между ними тогда, в пустыне… после того, как она исцелила его своей магией и перенесла подальше от лагеря эльфийских войск… всё это она вообще старалась не вспоминать. Но вспоминала, конечно же.

Особенно одинокими бессонными ночами.


— Чего ты разлёгся, орк?

— Я умер, — пожаловался тот, не открывая глаз. — И меня зовут Ярк. Ярк, сын Шарса.

— Мне нет дела до того, как там тебя зовут, — гневно фыркнула Тарувиэль, хватая его за руку и с силой притягивая его ладонь к низу своего живота. — Твоя очередь.


Она вздрогнула, глядя в его тёмные яркие глаза. Он не выходил у неё из головы. Все эти годы. Стервец.

— С-стервец, — прошипела она вслух и осеклась.

Позади раздался ликующий крик:

— Мама! Мам! Вот ты где! Я тебя нашёл!

Две маленькие растопыренные пятерни ухватили её за полу плаща. Тёмные, круглые, будто спелые черешни, глаза заглянули в лицо. Она машинально опустила ладонь на растрёпанные чёрные вихры сына и беспомощно укорила:

— Я же тебе велела не сходить одному на берег.

— Я не один, — торжествующе заявил мальчишка. — Во-он старый Рон ковыляет. Я его обогнал!

В сторону окаменевшего Ярка Тарувиэль старалась не смотреть, но всё равно краем глаза видела его вытянувшееся лицо. Всё это было бы даже забавно, если бы… если бы не…

Она наконец повернулась и со свирепым вызовом уставилась прямо на орка:

— Да, ему пять лет. Да, он твой.

Её лоно не иссохло, и она понесла в ту ночь, в ту единственную ночь, что так редко случалось с эльфийками.

— Могла бы и не говорить, я не слепой, — пробормотал Ярк, присаживаясь на корточки перед мальчишкой, который разинул рот, как галчонок.

— Этот здоровенный бугай — твой отец, малыш, — устало процедила Тарувиэль, махнув рукой.

Из-за которого она ушла из армии, а потом уехала из Илювиена, купила судно и стала капитаном.

— Ты… кто? — выпалил её сын, стискивая у груди кулачки.

— Я капитан брига «Смельчак», — хрипло произнёс тот, осторожно протягивая руку и беря мальчишку за худенькое плечо.

Её сын не был точной его копией. Кровь эльфов сделала его черты тонкими, карие глаза — немного раскосыми. Но он был орчонком, без сомнения, смуглым, крепким и задиристым орчонком… из-за этого ей и пришлось бежать из Илювиена.

— Меня зовут Ярк, сын Шарса, — дрогнувшим голосом закончил орк.

— А меня — Шарс, сын Ярка, — прошептал мальчишка и восторженно взвизгнул, вмиг оказавшись на его широком плече, подхваченный сильной рукой.

— Я не могла дать ему эльфийское имя, — буркнула Тарувиэль, — а из всех ваших дикарских имён знала только твоё… и имя твоего отца… Эй! Поставь меня на место, с-стервец!

Ярк, сын Шарса, крепко поцеловал её в губы и тут же отпустил.

Их сын восседал у него на плечах, вцепившись обеими руками в спутанную гриву его волос. На них глазел, кажется, весь базар, весь этот мир.

— Мама, мама, вон наш корабль, я его вижу, я вижу! — радостно закричал Шарс. — Это «Мятежный»!

— «Мятежный» и «Смельчак», — нараспев проговорил орк, озорно уставившись на неё. — «Мятежный смельчак». Хорошо звучит.

— Пош-шёл ты! — безнадёжно простонала Тарувиэль, а он только рассмеялся прежним беспечным смехом и сообщил:

— Я не настаиваю. Но мы могли бы много чего сделать вместе, разве нет? Много чего, звёздочка моя. Особенно по ночам.

Он ловко увернулся от её пинка, не переставая смеяться. Их сын тоже вовсю хохотал, ничего не понимая, но вне себя от счастья.

— Я исключительно про контрабанду, — прошептал Ярк, сын Шарса, наклоняясь к вспыхнувшему уху Тарувиэль. — А ты что подумала?

Название: Моя колючка
Автор: sillvercat для fandom Orcs 2023
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1013 слов
Пейринг/Персонажи: Ярк/Тарувиэль, Шарс и другие
Категория: гет
Жанр: AU, фэнтези, романтика, флафф, юмор
Рейтинг: R
Краткое содержание: Тарувиэль и Ярк, эльфийка и орк, вместе занимаются контрабандой... и не только.
Примечания: сиквел к командному мини прошлого года «Он мой!» и мини этого года «Он твой»; разрешение автора на продолжение получено
Предупреждение: герои, участвующие в сценах сексуального характера, достигли возраста согласия и совершеннолетия
Ссылка: тут

Маленький Шарс, сын Ярка и Тарувиэль, орка и эльфийки, преспокойно спал, с головой завернувшись в тёплое колючее одеяло. Рон, старый пират с протезом от колена вместо правой ноги, приставленный Тарувиэль в няньки к сыну, столь же крепко спал на полу каюты.

Тарувиэль осторожно прикрыла за собой так и не скрипнувшую дверь и кивнула Ярку, молча возвышавшемуся поодаль, будто сторожевая башня. Тот кивнул в ответ и, повернувшись, махнул рукой своим людям на борту «Смельчака». Это был его корабль, лёгкий и вёрткий, истинный корабль контрабандистов, предназначенный для дерзких рейдов с краденым либо перекупленным товаром в такие места, куда добрые люди, эльфы и орки старались не заглядывать.

Таков же был и корабль самой Тарувиэль под названием «Мятежный», где оба они сейчас находились.

Фелука «Смельчак» тем временем стремительной тенью проскользнула к «Мятежному», и Тарувиэль первой направилась к планширу. Луна заливала всё вокруг серебряным светом, и Ярку казалось, что гибкая точёная фигура эльфийки плывёт по воздуху, словно призрак.

Очень грозный и опасный призрак, надо сказать. Тем не менее Ярк не мог не спросить, догнав её двумя широкими шагами:

— Может, останешься тут, звездочка моя? Ох! Моя колючка, — он потёр ушибленный бок и весело пожаловался: — Если бы не броня, проткнула бы до хребта.

Его улыбка сверкнула в полутьме, и Тарувиэль невольно усмехнулась в ответ:

— Не ври.

И кошкой соскользнула вниз на фелуку, ухватившись за свисавший с планшира швартов.

Люди Ярка почтительно пододвинулись, и он сам обрушился сверху — вот уж точно, — едва не проломив сапогами дно злосчастного судёнышка. Тарувиэль снова скупо усмехнулась и сжала губы, поймав его озорной взгляд. Незачем было его поважать.

У их сына был такой же взгляд — озорной, весёлый, беззаботный.

Усилием воли Тарувиэль выбросила эти неуместные мысли из головы — фелука приближалась к скрытой в скалах бухточке каменистого острова, месту назначенной встречи контрабандистов.

А ещё через четверть часа она отчаянно торговалась, уперев руки в бока и время от времени оглядываясь на Ярка, который безмятежно скалил белые зубы. Он, казалось, наслаждался её спором со старым выжигой Паруйром, подогнавшим для них целый бочонок отборного жемчуга с Явайских островов, две бочки редких деликатесных копчёных рыбин с Борбиса и мешок не менее редких ярко-алых кораллов с Пектрианы.

Так, мелочёвка.

Но, наторговавшись до хрипоты, Тарувиэль всё равно была рада тому, что ради этой мелочёвки им не пришлось рисковать своими жизнями.

Она теперь стала осторожной. Она давно стала осторожной — ради своего сынишки. А теперь ещё и ради Ярка. Этого громилы с бронзовыми мускулами, нахальной ухмылкой и тёмными, как буря, раскосыми глазами. Громилы с буйной копной чёрных кудрей, куда так приятно было запустить пальцы.

Было бы.

Тарувиэль, конечно же, вовсе не собиралась этого делать.

Ещё чего!

Громила неслышно, одним бесшумным движением догнал её, пока его матросы волокли купленный груз к фелуке, а старик Паруйр со своими тремя головорезами неспешно удалялся в сторону покачивавшейся на волнах шлюпки. И заявил:

— Давай останемся, а?

И просяще тронул её за руку шершавыми тёплыми пальцами. Тронул — и тут же отпустил.

А Тарувиэль, вместо того чтобы пнуть его в коленку — или хотя бы попытаться пнуть, — выпалила, как дура:

— И как мы потом вернёмся на «Мятежный!?

Она сердито вспыхнула, заметив, что он прикусил нижнюю губу, видимо чтобы не рассмеяться. Он всё понял. Он понял, что она тоже только и думала о том, как бы им остаться наедине, без внимательных взглядом, которые исподтишка бросали на своих капитанов обе команды — и «Мятежного», и «Смельчака».

«Мятежный смельчак — хорошо звучит», — сказал ей мечтательно Ярк при новой встрече.

Зараза! Вот же зараза.

— Я тебя на спине довезу, как дельфин, — горячо уверил он её. — Я отлично плаваю.

И уже безбоязненно взял её за запястье крепкой рукой. И повёл к темнеющим неподалеку скалам.

О Эру Всемогущий…

Тарувиэль прикрыла глаза. Она не хотела знать, что подумает его команда. Что подумает её команда, когда они не вернутся вместе со всеми, оставшись на этом треклятом острове.

Трижды благословенном острове.

Эру, Эру Всемогущий, как же она хотела этого дурня, этого здоровенного остолопа, которого едва не убила шесть лет назад! Который едва не убил её… а сейчас тянул за собою, и песок, перемешанный с ракушками, хрустел под его тяжёлыми шагами.

Его тело тоже было тяжёлым, как она помнила, каменно-тяжёлым, будто скала, но он был нежен с нею, стараясь не придавить к земле своим весом. Он опирался на локти, он…

Будь он проклят!

Её скулы снова запылали под его искоса брошенным взглядом, и она глубоко вздохнула, пытаясь совладать с собой.

Пещера, куда он привёл её, была, как ни странно, сухой и чистой, внутри на песке лежали дрова для кострища, и Тарувиэль тут же язвительно поинтересовалась, облизнув пересохшие губы:

— И часто ты водишь сюда женщин? Это же ты приготовил?

— Тут убежище контрабандистов, моя звёздочка, — преспокойно пожал Ярк могучими плечами, сбрасывая наземь свой плащ и усаживаясь на него.

Тёмные глаза глядели на неё снизу вверх — пылко и с таким благоговением, что Тарувиэль проглотила ехидный вопрос о том, почему он не раздевается и не разувается. Она просто дёрнула завязки своего камзола и принялась лихорадочно расстёгивать пуговицы. Собственные её штаны и сапоги наконец полетели в сторону, а Ярк всё смотрел и смотрел на неё, часто и тяжело дыша.

Он ждал. Он просто ждал, когда она упадёт на него сверху, лёгкая, будто птица. И подхватил он её, как птицу, влетевшую к нему в ладони, — бережно, боясь спугнуть.

Соитие их не было таким бешеным и неукротимым, как то, в пустыне, когда они зачали Шарса. Сейчас волны медленно бились о камни внизу, у подножия скал, Тарувиэль слышала их мерный шум и в такт этому шуму волной поднималась и опускалась на крепком теле Ярка, откидывая голову назад, жмурясь до боли и вскрикивая хрипло, пронзительно, будто чайка. А он всё смотрел и смотрел на неё — даже сквозь плотно сомкнутые веки она чувствовала этот неотступный мягкий взгляд.

* * *

Им не пришлось пускаться к «Мятежному» вплавь. У Ярка, оказывается, была припрятана здесь ещё и лодчонка — крохотная скорлупка, в которой они едва уместились. Тарувиэль молчала, всё ещё кутаясь в его плащ. Нутро у неё сладко и остро пульсировало, словно там уже билась, зарождаясь, новая жизнь.

Ярк, положив ей на затылок большую ладонь, привлёк к себе, легонько поцеловав в уголок припухших губ:

— Чует моё сердце, мы везём отсюда сестрёнку для Шарса. М?

И засмеялся, потянувшись всем телом, когда получил ожидаемый и свирепый тычок в бок.

Название: Сестра
Автор: sillvercat для fandom Orcs 2023
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 492 слова
Пейринг/Персонажи: Снегогор, Ширтаки, Лютиар
Категория: гет
Жанр: AU, драма, юмор, романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Ширтаки торговала собственной свежей выпечкой, задорно подбоченясь и отпуская шутки да прибаутки, а этот, как его там, Лютиар, тьфу на него, подошёл купить у неё маковый крендель. Крендель купил, сердце украл и разбил, да вдобавок ещё и обрюхатил...»
Примечания: написано по заявке с Инсайда
В тексте использованы японские стихи-пятистишия
Ссылка: тут

Ширтаки смотрела на Снегогора в упор и с вызовом. Хотя в её черешневых, чуть раскосых глазах мерцали слёзы, голос её не дрожал, когда она негромко, но твёрдо проговорила:

— Я любила его. И не смей требовать, чтобы я избавилась от его ребёнка.

Снегагор в замешательстве кашлянул. В сердце его не было гнева. Лишь горечь и сожаление: почему, ну почему его красавица-сестра не выбрала парня по душе и телу из их собственного племени?! Эру всемогущий, да даже человеческий мужик был предпочтительнее любого сраного худосочного эльфа! И где она его только ртыскала?!

Впрочем, Снегогор знал, где. На ярмарочной площади, где Ширтаки торговала собственной свежей выпечкой, задорно подбоченясь и отпуская шутки да прибаутки, а этот, как его там, Лютиар, тьфу на него, подошёл купить у неё маковый крендель.

Крендель купил, сердце украл и разбил, да вдобавок ещё и обрюхатил.

А толковали, будто эльфы не способны уже детей зачинать. Вот вам и неспособны.

— Чушь не пори, — наконец проворчал Снегогор. — Пацан кому помешает? Родишь — пусть растёт. Он нашей крови.

— Почему пацан? Может, дочка, — тут же ощетинилась Ширтаки.

— Ну или дочка, — со вдохом согласился Снегогор.

Прознав про случившееся, он попытался принять меры. А именно — найти засранца Лютиара. Эру свидетель, он не собирался ломать ему кости или отрывать слишком прыткий корень. Врезал бы пару раз по красивой морде и заставил жениться на Ширтаки. Но куда там! Лютиара в родном селении и следа не осталось — мигом завеялся через горы с торговым караваном. Выяснив это, Снегогор лишь свирепо сплюнул, пожелал поганцу прямо сейчас жидко обосраться, где бы он ни находился, и вернулся домой.

Теперь оставалось только успокоить сестру.

Вновь взглянув в её замкнутое лицо, Снегогор тихо спросил:

— Чем он прельстил тебя, Лютиар этот? Чем он лучше наших ребят оказался? Ведь к тебе кто только не сватался.

Он подумал было, что Ширтаки не ответит: её скулы вспыхнули румянцем, и она на миг опустила ресницы. Но пересилила себя и так же тихо проговорила:

— Он стихи мне читал, понимаешь?

— Сти… хи? — растерялся Снегогор.

Ширтаки кивнула. В глазах её снова заблестели слёзы, когда она нараспев продекламировала:

— Ах, на кровле дома моего
Зацвела «не забывай»-трава.
Всё смотрю:
А где трава «забудь-любовь»?
Жаль, что не выросла она…

Снегогор кашлянул и крепко потёр ладонью затылок. Трава, значит.

А Ширтаки, уже не обращая на него внимания, взахлёб продолжала:

— Когда в цветения час
Не расцветают сливы,
А лишь в бутонах прячут лепестки,
Быть может, так любовь они скрывают.
А может, снег они с тревогой ждут.

— А…э-э… — промямлил Снегогор, а Ширтаки продолжала. Слёзы уже не только звенели в её голосе, но и катились по смуглым щекам.

— Ведь ещё вчера я ночью с милой был,
А мне кажется, что этот миг далёк,
Словно журавли,
Что в небесах летят,
Прикасаясь к белым облакам…

Она осеклась и наконец зарыдала, уткнувшись лбом в грудь Снегогору, а тот неловко ворошил ладонью её тёмные короткие кудри, терпеливо дожидаясь, когда девушка выплачется.

Поверх её растрёпанной макушки он посмотрел в закатную степь и подумал, что надо самому выучить эти клятые стихи.

Раз они так убойно на девок действуют.

Пригодятся.

Название: Выкуп
Автор: sillvercat для fandom Orcs 2023
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 905 слов
Пейринг/Персонажи: Старшой, другие орки, эльф
Категория: джен
Жанр: военная драма, экшн, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Разведчики-орки взяли в плен знатного эльфа. И Эру знает, что могло случиться, если бы не старший сержант...
Предупреждение: POV, сленг, обсценная лексика, насилие
Ссылка: тут

Было это в те времена, когда мы со светлявыми, с эльфами то есть, больше рубились, нежели замирялись. Всё время рубиться-то невозможно, устаёшь. Потому и перемирия объявляли. Но, как это обычно бывает, когда перемирие какой-нибудь стороной нарушалось, то рубилово ещё злее становилось.

И вот вышло раз так, что наши парни-разведчики сцапали и притащили к нам в лагерь одного светлявого.

Когда я на гвалт из своей палатки выглянул, то решил сперва, что это девка. У эльфов у всех патлы длинные, светлые, а этот ещё и хрупкий, тонкий был, что твоя струна. Но, поскольку наши хохмачи, пока тащили, успели с него почти что всю одежонку содрать, я пригляделся и понял, что нет, не девка. Парень.

К чести его, пощады он не просил, гордо глазищами синими сверкал, хоть и понимал, конечно, что участь его ждёт лютее лютой. Да и то, сами светлявые тоже особым милосердием по отношению к нам не страдали.

Поглядел я на всё это минуты две и понял, что, ежели не вмешаюсь, тут точно до непотребства дойдёт. Как по мне, так и хрен с ним, ребятам после боя тоже развлечься как-то надобно, но тут имелись два момента.

Первый: когда вся эта бодяга всплывёт — а она непременно всплывёт, потому как дерьмо не тонет, — всевозможные кривозащитники разорутся, как стая грёбаных ворон, за что командование нам всем по башкам настучит.

И второе. Жалко мне стало парня. Не знаю, как ещё объяснить, просто жалко, и всё. Знаю, знаю, что светлявые того не заслуживают, но всё-таки. Не звери же мы.

Но как всё это орде распалённых парней изложить? Того и гляди меня самого распнут, хоть я их сержант и всё такое.

Поэтому я подошёл поближе к их куче мале и заорал, надрывая глотку, иначе их гвалта не перекричать было:

— Вы чего это, бойцы?! Оскоромиться решили? Когда Всевидящее Око смотрит на ту срамотню, что вы тут сотворить собираетесь?

Тут они малость попритихли и лапы свои загребущие поопускали. Разведчик один, Хрох, с вызовом мне говорит:

— А пускай Око отвернётся!

Все ржанули, конечно, а я с такой напускной укоризной и печалью головой покачал, что самому аж скулы свело. И говорю:

— Хрох, ты, как и я, и любой из нас, в любую минуту можешь в высоких Чертогах очутиться по воле Ока, что ты там тогда скажешь?

Ещё я задвинул им что-то про скрепы духовные, сейчас повторить не берусь, но опять же аж самого пробрало.

— Старшой, ты, гад, чего так заясняешь, что у меня упал? — с тоской проворчал Хрох и стал из толпы выбираться. — Ну чистый херов проповедник.

Тут я решил их дожать и спросил то, с чего начать следовало:

— Эльф этот ваш не из знатных ли будет? Вы его где выловили? Кто он такой?

— А чего? — бурчит ещё один разведчик, Прун.

Здесь я ему уже, как у меня водилось, хорошую оплеуху отвесил и говорю:

— Того, дурья твоя башка, что за него выкуп немалый взять можно, если он знатный, смекаешь?

Они все загудели, а я повернулся к этому самому эльфу, который уже даже с земли поднялся и гордо выпрямился — даром что почти голый стоял, — и спрашиваю на Всеобщем:

— Колись, светлявая твоя душа, из какого ты рода?

А сам в зенки его синие так пронзительно смотрю, чтобы он понял, что запираться не следует, а следует даже приврать.

Парень, по счастью, оказался сообразительный, выдрючиваться не стал, зная, что его судьба на волоске висит. Покривился и процедил:

— Ну, из Аларсианов я, и что?

Тут я и ему легонько, в четверть силы влепил, как незадолго до этого влепил за такую же дерзость Пруну, и сурово отвечаю:

— Ценный ты для нас подарочек, вот что.

Накинул я на него свой плащ, отвёл в свою палатку и на цепь посадил. А сам вышел наружу и спать улёгся у входа, чтобы ребята не подумали лишнего, они и так уже вокруг ходили да зубы мыли: мол, наш святоша для себя ангелочка подцепил, ха-ха да хо-хо. Я терпел, никому рыла не чистил, ждал рассвета, чтобы, значит, нарочного к светлявым с письмом о выкупе послать.

Только раз я в палатку заглянул, ибо продрог как цуцик, без плаща-то. Взял какую-то дерюгу в углу, спросил светлявого:

— Пить хочешь?

Но он ничего не ответил, опять глазами зло сверкнул. Ну точно, из знатного роду, решил я и принёс ему свою баклажку с водой. Так что вы думаете? Он, прежде чем попить, для виду до-олго так у баклажки горлышко краем плаща обтирал. Моего плаща, между прочим. И всё зыркал на меня сквозь свои растрёпанные патлы, стервец.

Плюнул я и ушёл. И больше не заходил. Только маркитантку Зару к нему прислал с ячменными лепёшками. Перед нею он если и выдрючивался, то она мне про то ничего не сказала. Вздохнула только, выходя, а я её по щеке потрепал, как бы извиняясь: ребятки-то наши в ту ночь совсем её заездили.

Только рассвет наступил, сами эльфы уже были тут как тут с белым флагом, даже нарочного посылать не пришлось. Проследили, видать, куда их Аларсиан девался. Вывел я его им за цепь на ноге, в моём плаще, как был, показал им, что цело ихнее сокровище и относительно невредимо, за исключением десятка синяков и шишек. А сокровище всё на меня глазюками зыркало исподтишка. Сделал я вид, что этого не замечаю.

Отдали они нам полноценный мешок золотых монет, забрали своего Аларсиана и убрались. Монеты мы по чесноку между всеми разделили. Тут и командование подоспело с расспросами, но мы так же по чесноку растаращились, ничего, мол, не знаем.

Хрох мне потом говорит с ехидцей эдакой:

— Старшой, а ведь Всевидящее Око всё видело.

Но я притворился, что его не слышу.

А свою долю от выкупа я Заре отдал. У неё дитё, от нашего разведчика убитого прижитое, ей нужнее.

Название: Возвращение Короля-чародея
Автор: sillvercat для fandom Orcs 2023
Бета: Xenya-m
Канон: трилогия П. Джексона «Властелин колец»
Размер: драббл, 378 слов
Пейринг/Персонажи: мастер Гроз, Ых, Чух, Оп, Король-чародей
Категория: джен
Жанр: AU, юмор, повседневность
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Иногда назгулы возвращаются...
Примечание: сиквел к командному драбблу 2022 года «Штаны застёгнутыми держать!»
Написано по заявке на Инсайде
Предупреждение: сленг, обсценная лексика
Ссылка: тут

— Местная администрация бабло распилила, им и являйся, а мы чо, мы ничо, нас это… наняли, мы простые работяги, ясно?

Мастер Гроз подивился тому, что голос его не дрожит, когда он смотрит на чудовищную рогатую башку Короля-чародея. И даже ему хамит.

А что ещё оставалось? Он же был тут старшим. Это вон подмастерьям Ыху, Чуху и Опу пристало обделываться за грудой кирпичей, откуда торчали только их макушки. Ему, урук-хаю, не пристало.

Их бригаду подрядили для реставрации древней гробницы Короля-чародея, а они сдуру не отказались.

«Я знал, что будет плохо, но не знал, что так скоро», — вспомнилась Грозу строчка из не раз петой под гитару в отрочестве песни.

Материалы для реставрации были, мягко говоря, совсем не теми, что заявлялись в смете. Как минимум в полтора раза дешевле. Бетон хуёвой, инструменты хуёвые, даже песок — и тот хуёвый. Гроз так и объяснил.

— И что, спрашивается, нам делать? — задал он риторический вопрос, понимая, что правда на его стороне.

И вообще Король-чародей был призраком. Тыщу лет как мёртвым.

И ещё его одолела баба.

Вспомнив про это, Гроз даже приободрился, но снова посмотрел в лицо призраку — вернее, в то место, где должно было быть лицо, — и устыдился. Призрак пребывал в явной растерянности. Конечно, он же не знал, что такое «администрация» и какие там козлы-жадобы восседают.

— Короче, ты это… звиняй, что потревожили, — изрёк Гроз наконец.

Макушки его подчинённых тем временем потихоньку превратились в полноценные головы, высунувшиеся из-за кирпичей, а рожи оказались уже не такими перекошенными, а, напротив, полными любопытства.

— Делаем, что можем, в таких-то условиях, — Гроз развёл руками, в одной из которых был всё ещё зажат шпатель. Он как раз заравнивал швы, когда из руин гробницы возник этот… кхм… Король-чародей, короче.

Здоровенный, в полнеба, как им сначала показалось, чёрный, извергающий клубы дыма. Страхолюдина, в общем, куда страшнее, чем в блокбастере Джексон снял.

Но ничего, как оказалось, вполне внятный.

— Тебе туда надо, — Гроз ткнул шпателем в сторону новенького особняка главы администрации. Туда и ушли, как он полагал, все стройматериалы, выделенные на реставрацию гробницы. — Только завывай погромче, чтобы наверняка.

Король-призрак величаво кивнул и улетучился в указанную сторону струёй чёрного дыма.

Оп, Ых и Чух вылезли из кирпичей и уставились на мастера благоговейно, едва ладони, как для молитвы, не сложив.

— Чего стоим, кого ждём? — Гроз нахмурил брови, слегка, впрочем, польщённый. — Работа сама себя не сделает. Глядишь, матерьялов получше подвезут.

@темы: фики, ФБ-23, фантастика

@темы: фото, кошачье

Небольшое предисловие: больше всего я наваяла по «Трём мушкетёрам» (включая миди про мышонка для команды Грызунов), потому что в своё время вслух прочла своей младшей сестре эту книгу четыре раза и знаю её практически наизусть)))

Название: Анна и Констанция
Автор: sillvercat для fandom Old adventure books 2023
Бета: Xenya-m
Канон: А. Дюма «Три мушкетера»
Размер: мини, 1198 слов
Пейринг/Персонажи: Констанция Бонасье, миледи Винтер (Анна де Бейль), д'Артаньян, Атос, упоминается граф де Рошфор
Категория: гет, джен
Жанр: AU, альтернативная сцена, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Констанции удалось постоять за себя.
Примечание: написано по заявке с Инсайда
Иллюстрация Мориса Лелуара (1894 г.); стихи Ю. Ряшенцева
Предупреждение: стилизация; насилие; смерть персонажа
Ссылка: тут

«Пальба, трактиры, стычки, шпаги, кони,
И буйный пир от схватки до погони,
И миг любви, и миг святого пыла,
Рука ласкала, а душа любила.
Та встреча не чета простой удаче,
Была любовь и было всё иначе.
И вот среди друзей я как в пустыне,
И что мне от любви осталось ныне,
Только имя...
Констанция…»

Констанция Бонасье, бывшая камеристка и наперсница королевы Франции, а ныне скромная послушница монастыря кармелиток в Бетюне, с восторгом принимала в своей келье гостью. Конечно, эту гостью привела добрая мать-настоятельница, но Констанция сразу же безотчётно почувствовала к той необъяснимое расположение. Белокурая красавица-англичанка, попросившая называть себя просто миледи Винтер, так много знала о придворной жизни! С такой ненавистью говорила о всесильном кардинале и его кознях по отношению к ней. С такой приязнью — о четверых мушкетёрах и, самое главное, о д’Артаньяне.

Д’Артаньян!

Констанция вся затрепетала, услышав его имя из уст молодой женщины, и миледи Винтер, конечно, сразу же это заметила. Она оказалась не только красивой и доброй, но и очень чуткой, и ей не стоило большого труда выспросить у юной послушницы все её сердечные тайны.

Собственно, Констанция и рада была всё без утайки рассказать своей внимательно и сочувственно слушавшей гостье. Ведь не с матерью-настоятельницей же ей было откровенничать, делясь такими грешными подробностями своей прошлой жизни. Констанция уже была на исповеди, всё чистосердечно рассказала отцу Жерару, и тот даже наложил на неё довольно строгую епитимью во искупление грехов. Но её любви к храброму гасконцу это нисколько не умалило, ведь Бог есть любовь, это Констанция знала твёрдо. А вот своего законного супруга, господина Бонасье, галантерейщика, она никогда не любила, покорившись своей участи по воле семьи.

Итак, она без утайки, наивно и скромно, поведала миледи историю своего знакомства с д’Артаньяном и все перипетии дела с алмазными подвесками королевы, за которыми д’Артаньян ездил в Лондон, чтобы перехитрить кардинала. Миледи немало веселилась, слушая эту историю, но Констанция вдруг немного оробела, заметив какой-то пронзительный блеск в её светлом взоре. Она решила было, что гостья шокирована и потеряет к ней всякое расположение. Она устыдилось было своей откровенности, но такого, к счастью, не произошло: леди Винтер по-прежнему дарила ей тепло своей улыбки.

Подбежав к окну кельи, чтобы попрощаться со всадником, галопом проскакавшим внизу, — она назвала его своим братом, — миледи вдруг повернулась к Констанции, будто бы осенённая какой-то мыслью.

— Послушайте, — взволнованно заговорила она, комкая в руке платок с кружевами, — брат снял для меня домик неподалеку, он присылает за мной карету. Давайте же уедем отсюда вместе, дитя моё, и поселимся там, где нас никто не найдёт.

— Но д’Артаньян… — пробормотала ошеломлённая Констанция, невольно отступив. — Я же говорю вам, он приедет за мной, он прислал мне письмо. Он обещал!

Миледи в явной досаде возвела глаза к потолку.

— О, как вы ещё наивны, дитя моё, но я завидую вашей наивности и пылкости, — поспешно добавила она, заметив, видимо, что Констанция бледнеет от обиды. — Верить мужским обещаниям… Все мужчины лгут, чтобы добиться от женщины своего, запомните это.

— Но д’Артаньян не таков! — горячо возразила Констанция, прижимая руки к груди. Ей снова показалось, что в светлых глазах миледи что-то вспыхнуло… что-то необъяснимое, но та лишь принуждённо засмеялась и покачала головой:

— Вовсе не желаю умалять вашу веру в него, но ведь мать-настоятельница непременно расскажет ему, куда мы с вами направились, и он тотчас явится туда за вами. Между тем, как мне сообщил мой брат, тут с минуты на минуту могут оказаться гвардейцы кардинала. Именно поэтому он и снял для меня домик в Армантьере.

Констанция заколебалась, не зная, на что решиться. Слова этой красивой женщины, которая была явно расположена к ней, казались убедительными и внушали доверие. Слегка пугал только стальной блеск её светлых глаз: Констанции вдруг пришло в голову, что так могут смотреть одержимые.

Одержимые бесом!

Она едва не перекрестилась.

— Я слышу топот копыт! — вскричала тем временем миледи, почти отталкивая её от окна. — Это гвардейцы кардинала, как я и говорила вам! Нужно спешить! Соберите свои вещи, мы спустимся вниз!

Констанция задрожала всем телом, ломая руки и не зная, на что решиться. Она почувствовала, как вся кровь отхлынула у неё от лица.

«Берегись», — вдруг подсказал ей какой-то внутренний голос. Она внезапно вспомнила, что и раньше слышала его в минуты опасности — например, когда люди кардинала нагрянули в уединённый павильон во время её несостоявшегося свидания с д’Артаньяном.

Но на этот раз — она это ясно чувствовала — смертельная опасность исходила как раз от женщины, стоявшей перед ней. Красивой, цветущей, белокурой и статной женщины со стальным блеском в глазах.

Неожиданно Констанции пришла в голову простая мысль.

— Нет, я не могу идти! — простонала она, поднося руку ко лбу, словно боясь лишиться чувств. — Господь Вседержитель, у меня кружится голова…

Голос её оборвался, она ухватилась за край стола и осела на ковёр.

Миледи попыталась приподнять её обмякшее, словно в полуобмороке, тело, но безуспешно. Констанция чувствовала, как та трясёт её за плечи. Сквозь полуприкрытые ресницы она заметила, что миледи метнулась к столу, где стояли остатки их ужина, бутылка вина и недопитые бокалы.

— Выпейте, это вас подбодрит! — почти приказала миледи, оборачиваясь к ней, и Констанция с ужасом заметила всё тот же острый блеск в её глазах.

Она похолодела: изящная рука миледи бросила на дно схваченного со стола бокала что-то похожее на маленькое красное зёрнышко, которое немедленно растворилось в вине.

— Пейте же! — властно распорядилась миледи, опускаясь на колени рядом с Констанцией и прижимая к её губам край бокала. — Пейте, говорю вам!

Яд!

Собрав все силы, Констанция оттолкнула бокал, и вино расплескалось по светлому платью миледи, чьё лицо исказилось бешеной яростью. Теперь она уже не скрывала своей ненависти к потерявшей дар речи молодой женщине.

Меж тем во дворе внизу раздались мужские голоса, и Констанции показалось, что она узнаёт голос д’Артаньяна.

— Я здесь! Я здесь! — с восторгом закричала она, вскакивая на ноги.

Миледи тоже услышала ненавистный ей голос молодого мушкетёра и бросилась на Констанцию, как разъярённая тигрица. Та в отчаянии поняла, что сильные руки сейчас задушат её, и, оперившись на стол, тщетно попыталась нащупать хоть что-нибудь, чем можно защититься от этой дьявольской ярости.

Всё, что она нашла — крохотный серебряный ножичек для чистки фруктов. Пальцы её судорожно сжались на рукояти, и, когда миледи снова набросилась на неё, Констанция взмахнула ножом, вся содрогаясь.

— Отойдите, — вскричала она, — или я убью вас!

— Это я убью тебя и твоего любовника, маленькая мерзавка! — выкрикнула в ответ миледи. Теперь её голос вовсе не был мелодичным и нежным, в нём тоже звенела сталь.

Констанция слепо полоснула ножом прямо перед собой, и ледяные пальцы её согрелись, когда на них брызнула кровь.

Кровь леди Винтер — та стояла, покачиваясь и глядя на Констанцию остекленевшим взором. Кровь из рассечённой шеи хлынула ей на платье, окрашивая его, будто рубиновым вином.

— Ты убила меня… — прошептала она. — Но так же… не должно быть…

Констанция снова зажмурилась, словно сквозь сон слыша, как рухнуло к её ногам тело миледи, чувствуя, как кто-то осторожно вынимает нож у неё из пальцев.

— Теперь меня казнят за убийство, — надломленно пролепетала она, пряча лицо на груди подбежавшего д’Артаньяна.

— У нас есть отпущение всех грехов, написанное лично его высокопреосвященством, — срывающимся голосом возразил тот, крепко прижимая её к себе. — Ничего не бойтесь, душа моя.

— Я скажу, что это я убил её, — прозвучал глубокий спокойный голос Атоса. — Она ведь всё ещё моя жена, — прибавил он так, будто бы это всё объясняло, и посмотрел на распростёртую на ковре неподвижную женщину с рассыпавшимися белокурыми локонами, в залитом кровью платье.

«И вот среди друзей я как в пустыне,
И что мне от любви осталось ныне,
Только имя...»

Анна.

Название: Зеркало
Автор: sillvercat для fandom Old adventure books 2023
Бета: Xenya-m
Канон: А. и С. Голон «Анжелика в Новом Свете»
Размер: драббл, 569 слов
Пейринг/Персонажи: Анжелика, Сваниссит, Уттаке, мальчик, упоминанется Жоффрей де Пейрак
Категория: джен
Жанр: AU, альтернативная сцена, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Анжелика преподносит вождю ирокезов щедрый дар.
Примечание: время действия — 1680-е гг.
Предупреждение: упоминается насилие
Ссылка: тут

Эта белая женщина, Кава, жена Текондероги, Человека-Грома, сидела прямо на полу своего дома, когда Уттаке и Сваниссит, вожди ирокезов, бесшумными грозными призраками проникли туда. Она сидела возле Ша-венчи, Лисёнка, этого несчастного малыша, вокруг которого всё утро между Текондерогой и ирокезами шёл торг. Лисёнок отказался лечь на подставку, где обычно спят бледнолицые, и улёгся прямо на полу, прикрывшись медвежьими шкурами.

Пленный мальчик мог бы стать хорошим воином в племени ирокезов. Но его маленькая жизнь теперь вновь принадлежала бледнолицым. И за это ирокезы получили право беспрепятственно пересечь реку и уйти в родные леса.

Сванисситу было невыносимо жаль расставаться с Ша-венчи. Он считал его своим внуком, хотя ирокезские воины убили его отца, мать и других родичей, остальных бледнолицых. Но сам он никогда не убивал детей и женщин, его дети и две жены погибли от рук французов.

Война, о, это война.

Но Ша-венчи, Лисёнка, он не хотел отдавать, хоть в жилах мальчика текла чужая кровь, кожа была светлой, как солнечный луч, а волосы цветом походили на речной песок.

Он положил у его изголовья маленький лук и колчан со стрелами, которые сам сделал для него. И снова посмотрел на эту женщину, на Каву. Её тонкая белая рука, ласково перебирающая волосы мальчика, даже не дрогнула. В зелёных глазах, устремлённых на ирокезских вождей, отражалось пламя очага.

Да, она была храброй, как её муж.

Сванисситу вдруг остро захотелось напугать её, разбить её спокойствие. Ненависть к пришельцам, явившимся неведомо откуда, занявшим их земли, поднялась в нём испепеляющей волной. Он повёл себя как несдержанный юнец, как необузданный подросток, расхаживая по её дому, хватая то один, то другой диковинный предмет, подобно сороке. Он вертел в руках то вырезанный из кости гребень, то расшитый невиданными узорами пояс, то хрупкую чашку, такую же молочно-белую внутри, как кожа этой женщины. Сваниссит сильнее сжал пальцы, и осколки брызнули на пол. Он искоса посмотрел на Каву — лицо её не дрогнуло. Она не испугалась.

И тут Сваниссит нашёл наконец то, что сильнее всего поражало его воображение в жилищах белых людей. Этот предмет отражал лица заглядывавших в него гораздо лучше, чем вода в озере, до малейшей чёрточки. Чёрное Платье, шаман белых людей, отказался подарить такую волшебную вещь Сванисситу, хотя вождь унизился до того, что просил его об этом. Но отсюда Сваниссит не уйдёт без этой колдовской вещи! Старый вождь схватил её, засунул за пояс и с вызовом посмотрел на Каву.

Та поднялась с пола одним плавным грациозным движением, откинула с лица золотые волосы и грустно улыбнулась.

«Это называется «зеркало», — мягко произнесла она, и Сваниссит невольно пошевелил губами, повторяя это слово. — Подожди, я обвяжу его лентой, чтобы оно не разбилось».

Она вынула из шкатулки красивую красную атласную ленту и привязала к рукоятке зеркала, хорошо закрепив его на поясе Сваниссита.

А потом вдруг привстала на цыпочки и обняла его! Обхватила руками его худые плечи и прикрыла глаза. От неё пахло чем-то душистым, будто бы весенними цветами, хотя уже наступила поздняя осень. Это её волосы и платье пахли так сладко, и она обнимала Сваниссита, словно давно потерянного брата или отца, искренне и с любовью.

Потом она разжала руки и отступила назад.

«Идите же, — певуче проговорила она, обращаясь к нему и к остолбеневшему рядом Уттаке. — Идите, пируйте вместе с моим мужем, Текондерогой. Я пригляжу за этим ребёнком».

Она снова посмотрела на мирно спящего на полу мальчика.

«Его зовут Ша-венчи, Лисёнок», — кашлянув, вымолвил Сваниссит. — Он отзывается только на это имя».

«Я запомню», — просто сказала она.

Её светлая улыбка была последним, что видел Сваниссит, выходя за её порог. Потом он больше не оборачивался.


Название: Приходи, вода
Автор: sillvercat для fandom Old adventure books 2023
Бета: Xenya-m
Канон: А. Дюма «Три мушкетера»
Размер: драббл, 784 слова
Пейринг/Персонажи: Гаэтан Арно (ОМП), его овчарка Алис, трактирщик, его жена, Атос, Гримо, д'Артаньян, Планше
Категория: джен
Жанр: AU, альтернативная сцена, юмор, экшн
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Как на самом деле Атос выбрался из погреба в Амьене.
Примечание: иллюстрация Мориса Лелуара (1894 г.); фото — современный Амьен
Предупреждение: стёб; закрытие личного авторского гештальта
Ссылка: тут

Когда Гаэтан Арно наконец приехал в Амьен, чтобы навестить свою тётку, отоспаться и вкусно поесть под кровом постоялого двора её мужа-трактирщика, мэтра Клавеля, выяснилось, что ему не удастся этого сделать, потому что в трактирном погребе засел какой-то сумасбродный дворянчик со своим слугой. Тётка и её муж, рассказывая об этом, вопили и причитали.

Гаэтан Арно очень рассердился, но виду не показал.

В свои двадцать три он выглядел старше, чем был, — истинным пикардийцем, степенным, большеруким, крепким и русоволосым. Улыбка редко посещала его задумчивое серьёзное лицо.

Ещё при жизни матушки Гаэтана в Амьене ходили слухи, что эта добрая женщина прижила его не от покойного мужа, а от кого-то из знатных проезжих дворян. Однако местный кюре не позволял этим слухам распространяться, сурово порицая сплетников, а самого Гаэтана научил грамоте.

Тётка полагала, что подросший племянник будет помогать ей и мэтру Клавелю в трактире, тем более что его мать, сестра госпожи Клавель, к тому времени отдала Богу душу. Но нет, смышлёного и серьёзного мальчишку заприметил и взял в свою свиту помощник королевского лесничего — не иначе, как по чьей-то протекции, болтали в Амьене.

Как бы то ни было, Гаэтан обзавёлся охотничьей хижиной в лесах Шантийи, сворой отличных собак и в Амьен, под гостеприимный тётушкин кров, наведывался редко — лишь когда начинал скучать по копчёным колбаскам, запечённым окорокам и бургундскому вину. И вот тебе: наведался, чтобы узнать, что ничего такого нет и не предвидится. Все запасы мэтра Клавеля остались в погребе, где держит осаду некий проезжий сумасшедший.

Выслушав горестный рассказ трактирщика о том, как по наущению властей он обвинил проезжего в сбыте фальшивых монет, после чего тот убил двоих присланных по его душу солдат и заперся в погребе, Гаэтан только в затылке почесал.

— Я разорён! Мы разорены! Он сидит там две недели со своим слугой! Мы совершенно разорены! — стенал трактирщик. — Я не могу предложить знатным господам ни вина, ни окороков! Да нам с детьми уже самим скоро будет нечего есть! А губернатор сказал, что я сам виноват, как я посмел обвинить дворянина без причины! Да как же без причины-то — ведь как раз власти и объяснили мне, что он, мол, фальшивомонетчик, и прислали сюда солдат! А теперь он сидит там! Уже третью неделю! И опустошает мой погреб! Я слышу звон наших драгоценных бутылок! Он разбивает их! И наше оливковое масло, наши колбасы! Горе, о горе! Пресвятые угодники, смилуйтесь над нами!

Когда стенания бедняги трактирщика начались по третьему кругу, Гаэтан перебил его флегматичным вопросом:

— Две недели? Со своим слугой? Пьют там и едят? А куда же они облегчаются?

После долгой трагической паузы тётушка упала в кресло, а мэтр Клавель покачнулся. Очевидно, эта простая и естественная мысль им раньше в головы не приходила.

— А вы пробовали его оттуда извлечь? — спокойно осведомился Гаэтан, пряча невольную улыбку.

— Пробовали взломать дверь в погреб! Но я слышал, как лязгают курки их мушкетов и пистолетов, и мы уходили! — прорыдал трактирщик, заламывая руки. — Этот дьявол, что засел там, непременно будет стрелять, он ведь уже убил двоих солдат и ранил третьего, что ему наши жизни!

— Гм… — задумчиво проворчал Гаэтан. О снисхождении богатых и знатных к жизням простолюдинов он знал лучше, чем кто бы то ни было. — Я могу выкурить их оттуда, хотите?

Тётушка и её супруг в очередной раз онемели, а потом истово закивали.

— Гм… — снова изрёк Гаэтан, взглянув в глаза своей лохматой овчарки по имени Алис, смирно лежавшей на полу у камина в большой зале опустевшего трактира, где все они сидели. — Так вот. Если забросать погреб факелами, сгорит весь трактир.

Трактирщик поперхнулся и в ужасе выпучил глаза.

— Значит, пусть туда придёт не огонь, — невозмутимо закончил Гаэтан, поднимаясь с места. — Пусть туда придёт вода.

Несколько рукавов полноводной Соммы испокон веку несут свои воды через Амьен, и горожане привыкли делать водоводы к собственным домам на свои нужды. Трактир мэтра Клавеля, на удачу, находился в низине, а погреб трактира, соответственно, ещё ниже. Таким образом, если убрать запруду с трактирного водовода, объяснил Гаэтан, засучив рукава рубахи, и перед этим прокопать канаву к окну погреба, вода хлынет прямо туда.

Он не ставил на то, что трактирщик непременно согласится принять этот план, но мэтр Клавель воинственно сжал губы и тоже стал засучивать рукава.

— Гадить в моём погребе! — прорычал он. — Это уже слишком!

Таким образом, к моменту долгожданного прибытия д′Артаньяна и Планше в амьенский трактир сумасшедший дворянин, то есть Атос, и его слуга Гримо, мокрые до нитки и совершенно протрезвевшие, мрачно сидели у очага в большой зале, закутанные в одеяла. Оружие у них конфисковал лично Гаэтан во время эвакуации.

Весь двор был залит водой Соммы, и кони прибывших шлёпали копытами по лужам.

— Что за чертовщина? — воскликнул д′Артаньян, изумлённо озираясь, но увидел только Гаэтана с топором на могучем плече, босого, в подвёрнутых до колен штанах — тот только что восстановил запруду вместе с хохочущими амьенцами. Рядом с Гаэтаном деловито трусила Алис.

Оба предвкушали пылающий очаг, колбасу и окорока. Возможно, даже сыр.

Название: Есть в графском парке чёрный пруд
Автор: sillvercat для fandom Old adventure books 2023
Бета: Xenya-m
Канон: А. Дюма «Три мушкетера»
Размер: драббл, 613 слов
Пейринг/Персонажи: граф де Ла Фер/графиня де Ла Фер
Категория: гет
Жанр: AU, альтернативная сцена, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Что, если бы миледи удалось «заговорить» Атоса, прежде чем тот решил повесить её на дереве?
Примечание: иллюстрация Мориса Лелуара (1894 г.)
Предупреждение: стёб; насилие
Ссылка: тут

— Но я ведь ваша жена, — проронила она, глядя прямо ему в лицо сквозь рассыпавшиеся пряди белокурых волос. — Я ваша жена перед Богом и людьми. Что, если я беременна?

Он едва не застонал. Не от смысла её слов, а от вида этой хрупкой, беззащитной и вместе с тем вызывающей наготы, едва прикрытой лохмотьями, в которые он превратил её платье. Дьяволица, дьяволица, воплощение похоти, суккуб!

Он и сейчас желал её, возможно, ещё сильнее, чем раньше, вот такую, растрёпанную, полуголую, как трактирная шлюха, с глазами, вызывающе сверкавшими сквозь светлые пряди, с клеймом на белоснежном плече. Не только её тело сводило его с ума, но и её гордый нрав, её кипучий ум.

— Я любил вас, — прошептал он почти жалобно.

Она усмехнулась уголком обольстительно пухлых губ, и в её взгляде он ясно прочёл: «Не ты один».

— Итак, я ношу ваше имя… и вашего ребёнка, — проронила она с прежним бесстрастием, так, словно сидела в кресле у камина в их гостиной, а не полулежала, упершись спиной в ствол дерева на глухой лесной поляне. — Давайте же, убейте его вместе со мной. Убейте своего наследника, своего сына.

Говоря так, она наверняка понимала, что он уже не сможет этого сделать. Она всегда читала его как книгу. Его, графа де Ла Фер!

Он стиснул челюсти так, что зубы заскрипели.

Она коротко засмеялась. Она смеялась! Над ним! Дьяволица!

— Я позову повитуху из деревни, — беспомощно процедил он, — чтобы та удостоверилась, что вы лжёте.

— Ах, боже мой, — она повела плечом, испятнанным синяками от его пальцев. — И что же дальше? Вы уже не в состоянии убить меня.

— Я посажу вас под замок до конца дней, — мрачно пообещал он, стискивая кулаки. — В подвале. Пусть люди говорят, что хотят, мне всё равно. Я здесь господин.

— И у вас хватит духу есть, пить, спать с другими женщинами, зная при этом, что ваша законная супруга сидит на цепи у вас под ногами? Полноте, милый граф, — проговорила она с каким-то ласковым презрением, — да вас не удастся за уши оттащить от двери этого вашего подвала.

Боже, она опять была права. Как же он её ненавидел!

— Я уеду на войну, — прорычал он, — и велю своим людям сторожить вас.

Она снова коротко засмеялась. Разумеется, она, с её ловкостью, через пару дней обольстит сторожа и сбежит — вот что означал этот смех.

— Послушайте, граф, я хочу предложить вам прекрасный выход из создавшегося неловкого положения, — неожиданно предложила она, и он против воли выжидательно посмотрел ей в глаза. — Просто уходите. Сейчас. Оставьте меня здесь. Можете даже не развязывать, чтобы не прикасаться ко мне, — добавила она равнодушно, — мне всё равно. Как всё равно, если вы захотите напоследок овладеть мною. Любовник вы никудышный, иначе бы давно обнаружили это проклятое клеймо… Да успокойтесь же вы! — прикрикнула она, словно нянька на капризного ребёнка, когда он гневно дёрнулся от обиды. — Какие ваши годы, ещё научитесь доставлять женщинам удовольствие в постели, не просто задирая им подолы. Так, о чём это я? Ах, да. Уезжайте и забудьте обо мне. Сходите на войну, в самом деле. Отправляйтесь ко двору. Поступите на службу. Мушкетёром, например. Среди них много знатных и родовитых дворян. Можете взять себе вымышленное имя. Например… хм… — она на миг наморщила лоб. — Атос. Красиво, звучно, загадочно. Во время попоек можете рассказывать друзьям о своей трагической любви и о жене с клеймом на плече, которую вы повесили на дереве в собственном лесу. Они будут потрясены и зауважают вас ещё больше. И…

— Подите к дьяволу! — в бессильной ярости выкликнул он, не дав ей закончить, и кинулся к лошади. — Там ваше истинное место! В аду!

Он развернул коня и ускакал, всё ещё слыша за спиной её язвительный смех.

Когда тем же вечером он вернулся на поляну, его наречённой супруги там уже не было. Лишь оборка её кремового платья свисала с ветки, будто в насмешку.

Он протянул руку, сдёрнул её и разорвал в клочки.

Название: Домой!
Автор: sillvercat для fandom Old adventure books 2023
Бета: Xenya-m
Канон: А. Конан Дойл «Затерянный мир»
Размер: драббл, 447 слов
Пейринг/Персонажи: птеродактиль, люди
Категория: джен
Жанр: AU, альтернативная сцена, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Те же события глазами птеродактиля.
Примечание: иллюстрация В. Шевченко (1968 г.)
Предупреждение: POV героя; присутствует прямая цитата из романа
Ссылка: тут

Пока не пришли двуногие, наш мир был молод и счастлив.

И молод был я.

Мои перепончатые крылья без устали рассекали воздух. Я оплодотворял самок, и они откладывали яйца на горячую отмель. Наши детёныши прорывались сквозь кожистую скорлупу, вырастали и поднимались на крыло. Я охотился для них, я учил их ловить рыбу и убивать пернатых, осмеливавшихся кружить в небе рядом с нами. Их красная тёплая кровь, хрупкость их тел, рассеивавшиеся в воздухе перья — всё это переполняло меня восторгом победителя. Им было не сравниться с нами.

Но пришли двуногие. У них не было перьев, не было крыльев, но была тёплая кровь и плоть и хрупкие тела. Но они оказались куда хитрее пернатых.

И вот я сижу в их тесной ловушке, запертый, пойманный, в темноте, в бессильной ярости щёлкая зубами. Они просовывают мне рыбу сквозь щель, издавая какие-то звуки.

Они поймали меня сетью, они заперли меня, забрали из моего мира.

Я сижу один в темноте, куда двуногие погрузили меня, и всё вокруг раскачивается и скрипит.

Долго. Так долго, долго, невыносимо долго. Мне кажется, что я успеваю много раз умереть и воскреснуть, прежде чем мир перестаёт качаться.

Я слышу гул голосов множества двуногих и какой-то треск. Они открывают свою ловушку, и свет, яркий свет солнца ослепляет меня. Ощупью я выбираюсь наверх; усевшись на твёрдый край ловушки, я вжимаю голову в плечи, крики двуногих достигают такой силы, что режут мне слух.

Наконец мои глаза кое-как привыкают к свету. Я уже не обращаю внимания на вопли двуногих, я осторожно расправляю крылья. Первый взмах — крылья служат мне по-прежнему верно. Они легко держат меня в воздухе, когда я устремляюсь ввысь, к свободе.

Но я не могу вырваться оттуда, это новая ловушка двуногих, только огромная, где находятся все они. Я слепо бьюсь о её стены в поисках выхода и — о счастье! — замечаю высоко вверху кусочек синего неба, всей кожей чувствую залетающий оттуда ветер. Свободный вольный ветер, и я становлюсь этим ветром, когда протискиваюсь в узкое отверстие под усилившиеся вопли двуногих.

Они остаются далеко внизу. Мои крылья по-прежнему могучи, мои когти и зубы остры, я удостоверяюсь в этом, когда на лету хватаю какую-то зазевавшуюся птицу. Миг — и её окровавленные перья уже кружатся в воздухе, пронизанные солнцем.

Я счастлив.

Прочь, прочь отсюда, из этого муравейника двуногих.

Домой.

Я возвращаюсь домой.

* * *

Из записок Э. Д. Мелоуна:

«Добавлю свидетельство, почерпнутое мной из судового журнала парохода американо-голландской линии «Фрисланд». Там записано, что в девять часов утра следующего дня, когда Старт-Пойнт был в десяти милях по правому борту, над судном, держа путь на юго-запад, со страшной быстротой пронеслось нечто среднее между крылатым козлом и огромной летучей мышью. Если инстинкт правильно указал дорогу нашему птеродактилю, то не может быть сомнений, что он встретил свой конец где-нибудь в пучинах Атлантического океана…»

@темы: фики, ФБ-23

Название: Под голубым куполом
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2023
Бета: Xenya-m
Форма: статья
Персонажи: диспетчерская «Росморпорта», туапсинцы
Категория: джен
Жанр: репортаж
Рейтинг: PG-13
Размер: драббл, 400 слов, 8 фотографий
Примечание: использованы материалы из открытых источников
Ссылка: тут.

«…Города, как люди, имеют свой характер. Есть люди-богатыри, самой природой высеченные для дел героических, и есть люди тихие, мирные, глубоко штатские, от которых никакого геройства не ждешь. Ленинград, Сталинград, Севастополь — города-богатыри, сама история, революция, войны создали их такими. Но маленький, полукурортный, глубоко штатский Туапсе… в его неожиданном мужестве есть что-то трогательно-величественное. Война потребовала — и Туапсе стал городом-воином».

Эти проникновенные слова в годы Великой Отечественной сказал о Туапсе известный советский писатель Борис Горбатов. Но мы сейчас не о войне, хотя в городе воинской славы на Черноморском побережье её память хранят и чтут.

Туапсе был и остался городом полукурортным, и тысячи отдыхающих со всей России, в первый же день приезда выйдя на его главную площадь, прежде всего обращают внимание на возвышающуюся там башню под голубым ажурным куполом.

— Что это? — озадаченно спрашивают они. — Маяк? Ресторан?

Нет, это не маяк и уж точно не ресторан наподобие «Седьмого неба» в московской Останкинской башне. Это диспетчерская «Росморпорта», или, как её в просторечии здесь называют, Чупа-чупс. Хотя по поводу последнего — иногда в местных соцсетях происходят выплески возмущения, мол, хватит уже так именовать нашу гордость! Но что поделать, туапсинцы привыкли.

Немного сведений из открытых источников. На высоте более шестидесяти метров, в стеклянном куполе, расположены службы глобальной системы слежения за судами (СУДС — система управления движением судов). Сама башня построена ровно 20 лет назад, в 2003 году, и принадлежит федеральному ведомству «Росморпорт». Но буквы появились на башне не сразу: поначалу она была без них.

Как пишет газета «Туапсинские вести», мало кто знает, что голубой стеклянный купол, который сегодня так любят фотографировать гости города, собирался специалистами дважды. Сначала внизу, чтобы понять, все ли сошлось как надо, все ли болты и шурупы подошли. Потом купол снова разобрали на фрагменты, подняли и «сшили» уже навечно. Теперь это — крыша дежурных диспетчеров системы управления движением судов. Они сидят «под колпаком» за своими компьютерами.

За год они «проводят» в порт Туапсе более пятнадцати тысяч судов. Диспетчерам даже на минуту нельзя оторваться от наушников и мониторов, где точкой движется корабль.

А ещё на голубом куполе горожане и гости города могут отслеживать все погодные изменения в реальном времени: температуру воздуха и скорость ветра, например.

Туапсинцы очень гордятся своей башней. В 2016 году бывший портовик, ныне пенсионер, построил её маленькую модель внизу у её подножия. Кропотливая работа длилась несколько месяцев. Так в городе возникла ещё одна фотозона для приезжающих на отдых гостей. Они с удовольствием снимаются на фоне большого и маленького Чупа-чупсов.

@темы: Туапсе, ФБ-23

@темы: фото, кошачье

@темы: фото, кошачье

Название: Томкэт и Майки
Автор: sillvercat для fandom Rodents 2023
Бета: Xenya-m
Размер: драббл, 716 слов
Пейринг/Персонажи: Томкэт, остальные крысы, Майки, его хозяйка, другие коты
Категория: джен, броманс
Жанр: драма, юмор
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Томкэт был граварём молодых портовых крыс, и вот однажды ему довелось выручить из беды... кого?
Ссылка: тут

Томкэт, главарь портовых крыс, звался как истребитель-перехватчик и чуточку как кот, потому что в тебе, если ты настоящий боец, должно быть что-то и от самого твоего непримиримого и злейшего врага.

Рос он в непрерывных драках с портовыми котами и со своими сверстниками-крысаками, а потом и с теми сородичами, что постарше, — не потому, что он так уж рвался властвовать над портовым сбродом, а потому что ему просто нравилось драться. Нравилось побеждать. И он побеждал, потому что был отчаянным и бесстрашным.

И тогда вокруг него собрался весь крысиный молодняк, хотя пожилые крысаки уныло ворчали: вот, мол, совсем безбашенная молодёжь пошла, ничего и никого не боятся, а ведь без страха в порту не выжить, не уцелеть. Но Томкэт только смеялся над такими попрёками и говорил: пускай, мол, меня боятся. И действительно, Томкэта и его бойцов боялись даже видавшие виды портовые псы, не то что коты.

И вот однажды Томкэт один обходил свою вотчину — портовые склады, где в громадных ангарах громоздились до самой крыши штабеля мешков и ящиков. Вдруг он насторожился, бурая короткая шерсть на его загривке встала дыбом — из-за ближайшего штабеля доносилось утробное кошачье ворчание, иногда взвивавшееся до пронзительного визга.

По-хорошему, Томкэту следовало бы развернуться и убраться подобру-поздорову, ибо котов, судя по голосам, было там не меньше трёх, а то и больше. В крайнем случае, если ему так уж приспичило, он мог созвать свою ораву и вместе с нею навалять пришельцам. Ведь это была территория крыс! Но Томкэт отступать не привык, и потом, надо же было выяснить, с кем это там разбираются коты! Не с одним ли из его бойцов?!

Томкэт решительно заглянул за угол… и шерсть его вздыбилась ещё сильней. Действительно, у ящиков с консервами три здоровенных кота: рыжий, полосатый и чёрный пытались плющить какого-то неизвестного Томкэту зверя.

— Крыс-с-са! Ты крыс-са! — с ненавистью шипел чёрный, наступая на чужака.

Слегка обескураженный Томкэт вгляделся в неведомого зверя, прижавшегося тощим задом к ящику и оскалившего клыки. Что сразу понравилось Томкэту: парень не сдавался, не пытался смыться, а храбро защищался, хотя клыки у него были совсем маленькие по сравнению с клыками остальных котов, и когти на вскинутой тонкой лапе — чуть ли не вдвое меньше. Крысой он точно не был.

Но Томкэт мог понять нападавших: пришелец не пах котом, а выглядел, как кот, но полностью облезший от какой-то неведомой болезни, либо прилетевший с другой планеты (Томкэт любил фантастику): серая морщинистая шкура без единой шерстинки, голый тонкий хвост, огромные жёлтые глаза, сверкавшие на безусой морде.

Он не был Томкэту своим, этот чужак. Но не бросать же его было на растерзание котам! И вожак свистнул свою банду.

Сражение было коротким, но яростным, и три кота: чёрный, рыжий и полосатый, позорно воя и похабно огрызаясь, отступили от десятка крысаков и со всех лап помчались к плавучему дебаркадеру, на котором обитали.

Томкэт же, тяжело дышавший, весь в кровавых царапинах, воинственно развернулся к пришельцу, которого непонятно почему бросился защищать. Тот так и стоял, вжавшись в ящик, и пялился на Томкэта своими блестящими глазищами. Как и банда Томкэта, привыкшая во всём доверять вожаку. Но это же ни в какие ворота не лезло! Кого они спасли?! И Томкэт вполне свою банду понимал.

Он грозно приступил к неизвестному, который вновь обречённо вскинул когтистую лапу, и вопросил:

— Ты кто такой? Как тебя зовут? И как ты сюда попал?

Он даже не рассчитывал на ответ, но зверь лишь прижал свои большие, вовсе не крысиные уши к голой голове и прошептал:

— Я Майки. Я сфинкс. И я заблудился.

— Из Египта, что ли? — подумав, проявил эрудицию Томкэт. — С корабля сбежал?

— Может, и из Египта, не знаю, мы плыли на яхте, — печально отозвался пришелец, опуская лапу и расправляя уши, оказавшиеся просто громадными! — Это моя хозяйка говорила, что я сфинкс… а так я просто вышел прогуляться.

Уши его опустились, он выглядел совсем маленьким и несчастным. Даже есть его было жалко.

— И что? Прогулялся?.. Ладно, пошли, проводим тебя, — с королевской величавостью распорядился Томкэт. — Помнишь, как твоя яхта называется?

Так вот и получилось, что в вечернюю закатную пору вдоль пристани пронеслась крысиная стая, сопровождавшая к яхте «Блэк Стар» заблудившегося сфинкса Майки.

Его хозяйка не успела завизжать, как крысаки растворились в сумерках. А Майки взбежал по сходням, получив свою порцию упрёков, объятий, радостного воркования и печёночного паштета. Но, засыпая в своей корзиночке, одетый в голубую попонку, Майки почему-то видел во сне лихого крысака Томкэта, покрытого шрамами, с сощуренными весёлыми глазами на острой морде и голым, как у него самого, хвостом.

Название: Про Данилу-царевича
Автор: sillvercat для fandom Rodents 2023
Бета: Xenya-m
Размер: драббл, 507 слов
Пейринг/Персонажи: Данила-царевич, его отец и братья, тварь болотная, ведьма
Категория: гет
Жанр: сказка
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Старые сказки иногда совсем по-другому заканчиваются...
Предупреждение: стилизация, стёб; одно слово небогоугодное
Ссылка: тут

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, и было у него три сына. Младшего звали Данила-царевич.

Все они сызмальства знали о судьбе Ивана-царевича и Царевны-лягушки, которая в Василису Премудрую превратилась.

«Что ж, обычаи надо блюсти, авось и моим детям волшебная планида выпадет», — так рассудил царь и кликнул сыновей к себе в горницу. Явились те, стоят, переглядываются: все статные, румяные, кровь с молоком, настоящие богатыри.

Говорит им царь:

— Дети мои милые, сыночки разлюбезные, вы се выросли, пора вам и о невестах подумать! Возьмите по стреле, натяните свои тугие луки и пустите стрелы в разные стороны. Где стрела упадёт — там и сватайтесь.

— Наконец-то! — простонали богатыри в один голос и, не дожидаясь новых отцовских речей, помчались за луками и стрелами.

Выскочили они на широкий отцовский двор, натянули свои тугие луки и выпустили стрелы. Взвились стрелы в воздух

И всё вышло как по писаному. Упала стрела старшего брата на боярский двор, и подняла ее боярская дочь.

Пустил стрелу средний брат — запела стрела, полетела к богатому купцу во двор. Подняла ее купеческая дочь.

Пустил стрелу Данила-царевич — полетела его стрела прямо в топкое болото, да там сгинула.

Старшие братья как пошли искать свои стрелы, сразу их нашли. Первый — в боярском тереме. «Блядь, я так и знал», — обречённо подумал он, но делать нечего, забрал боярскую дочь, посадил на коня и повёз в царские хоромы. Благо, что была та красавица писаная.

Второй брат забрал себе купчиху, полнотелую, белолицую да чернобровую. А Данила-царевич пошёл искать свою стрелу с замирающим от предвкушения сердцем. Понял он, что сказка начинает сбываться.

Два дня бродил он по топкому болоту в поисках своей стрелы и лягушки-квакушки. Бродил, бродил, полные чоботы болотной жижи набрал. Глядь, а на травяной кочке прямо перед ним сидит зверюга невиданная! На вид крыса крысой, только здоровенная да мохнатая, передние лапы как руки человечьи, и держит она в этих лапах его стрелу с разноцветным оперением!

Ахнул Данила-царевич и тоже плюхнулся на кочку, потому что резвые ноги его уже не держали, а тут этакая напасть!

— Кто ты, тварь болотная? — спрашивает с тоскою.

Ничего не ответила ему тварь болотная, бессловесная да мокрая, прыгнула с кочки, нырнула в зелёную тину и поплыла к хатке, из хвороста и камыша сложенной. Воткнула туда стрелу и гордо посмотрела на Данилу блестящими глазками-бусинками.

Понял Данила, что шанс его заполучить Царевну-лягушку безвозвратно утерян, выхватил из своего колчана новую стрелу, чтобы паршивую зверюгу покарать. Но не поднялась у него рука спустить стрелу с певучей тетивы, когда он услыхал, что в хатке возятся и пищат малые детёныши, а тварь болотная вовсе не спряталась, а только мордочку острую своими руками-лапками прикрыла.

Плюнул Данила-царевич, изломал с досады стрелу об колено и побрёл через топи куда глаза глядят. Не домой же возвращаться с бессловесной, вовсе не волшебной тварью, когда братья его молодых жён будут ласкать-миловать да над ним насмехаться.

Только решил он с горя в трясине болотной утопиться, как видит — стоит посреди неё избушка, частоколом обнесённая. На красной черепичной крыше — петушок-флюгер золочёный. Жила в той избушке чернокудрая ведьма-раскрасавица, она-то Данилу приветила и приголубила, остался тот с нею жить-поживать и детишек наживать.

Зверюгу же неведомую, что стрелу подобрала, назвала ведьма ондатрою.

Название: Как поспорил Братец Дикобраз с Братцем Черепахой
Автор: fandom Rodents 2023
Бета: Xenya-m
Размер: драббл, 579 слов
Персонажи: Братец Дикобраз, Братец Черепаха, Братец Волк, Братец Медведь, Братец Кугуар, Братец Орёл
Категория: джен
Жанр: сказка
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Братец Дикобраз и Братец Черепаха были соседями и очень любили спорить.
Предупреждение: стилизация
Ссылка: тут

Повстречался как-то на тропинке Братец Дикобраз с Братцем Черепахой. Оба страсть как любили спорить друг с другом. Вот Братец Черепаха и говорит:

— А что, Братец Дикобраз, как считаешь, кто из нас двоих сможет лучше от Братца Волка, Братца Медведя и Братца Кугуара защититься?

Усмехнулся хитро Братец Дикобраз, встряхнул своей чёрно-белой колючей шубой так, что иголки — каждая в локоть длиной — громко затрещали, и отвечает:

— Что ж, давай-ка проверим. Давненько мы с тобой не спорили, сосед.

— Давай! — живо согласился Братец Черепаха, а сам думает: куда тебе против меня. Панцирь его костяной был как самый прочный камень или бронзовый щит, разгрызть его никаким зубам было не под силу. Спрячет внутрь Братец Черепаха лапы и голову, и ни Братец Волк, ни Братец Медведь, ни Братец Кугуар не смогут вытащить его оттуда.

Вышло так, что Братец Волк как раз бежал по той тропе, на которой спорили друзья. Увидали они его. Вмиг Братец Черепаха вобрал под панцирь и голову, и когтистые лапы, и даже крохотный хвостик. Сидит тихо в своей броне и думает: как же там Братец Дикобраз? Слышит он, снова затрещал тот своими иглами. Не утерпел Братец Черепаха, голову из-под панциря высунул и увидел, как Братец Волк отступает, поджав хвост-полено, прочь от Братца Дикобраза. И на ходу бормочет:

— Нет уж, нет уж, я до сих пор помню вкус твоих иголок!

Повернулся и наутёк.

«Хм», — думает Братец Черепаха. Только решил он совсем голову наружу высунуть, чтобы спросить у Братца Дикобраза, когда это тот с Братцем Волком повстречался, глядь — а по тропе, переваливаясь, бредёт Братец Медведь. Огромный, чёрный, как скала. Снова втянул поспешно голову Братец Черепаха, думает с беспокойством: «Глупый спор мы затеяли. Вон какие у Братца Медведя когти, погибнет ни за что ни про что Братец Дикобраз!» Жаль ему стало друга, решил он высунуться и крикнуть что было сил: «Беги! Беги»! Так и сделал. И услышал громкий топот, но то не Братец Дикобраз убегал, то по тропе во все лопатки улепётывал Братец Медведь, огромный и чёрный, как скала! Улепётывал и приговаривал:

— Нет уж, нет уж, я твои иглы в своём носу три дня носил, кое-как вытащил.

Братец Черепаха в очередной раз удивиться не успел, глядь — бежит по тропе Братец Кугуар, могучий, гибкий, песочная шкура под солнцем переливается, сильные лапы мягко ступают. Братец Черепаха снова под панцирь свой нырнул, но успел услышать, как брызнули из-под лап Братца Кугуара мелкие камушки и песок, когда тот на бегу остановился. Остановился и проворчал, будто гром зарокотал:

— — Нет уж, нет уж, от твоих иголок я едва не охромел, две луны охотиться не мог, чуть с голоду не помер. Пусть другой дурень пробует тебя схватить, а меня увольте.

Повернулся он — и был таков.

Понял Братец Черепаха, что проигрывает он спор со своим другом, только собрался ему про то сказать, как вдруг слышит над собою хлопанье крыльев. Вывернул он голову, поглядел вверх — а это Братец Орёл!

Испугался тут Братец Черепаха так сильно, что и не передать словами. Потому что только Братец Орёл и мог с ним разделаться. Схватит когтистыми могучими лапами, унесёт под самые небеса, а потом швырнёт на землю, чтобы панцирь расколоть. Понял Братец Черепаха, что смерть его пришла, лежит, как камень, глаза зажмурив, бежать-то ему некуда.

Только слышит он, Братец Дикобраз Братцу Орлу Кричит, да так грозно:

— Друга моего не трогай!

Поднял он все свои иглы, выставил вверх, зафыркал, иглами зашелестел.

Улетел Братец Орёл так быстро, что даже ветер поднялся.

Засмеялся тут Братец Дикобраз и повернулся к Братцу Черепахе со словами:

— Ну что, чья взяла?

Признал его победу Братец Черепаха, поблагодарил от всей души, и пошли они вдвоём пить мятный джулеп.

Название: Барондюки
Автор: sillvercat для fandom Rodents 2023
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1012 слов
Пейринг/Персонажи: Люся и Таня, их мама, бурундуки, другие животные
Категория: джен
Жанр: повседневность, юмор
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Мама Тани и Люси постоянно приносила домой подобранных животных.
Примечание: время действия — 1991 год
Ссылка: тут

— Дети… у нас вот, — придя с работы, сказала мама Люсе и Тане как-то виновато, поставила на пол тяжёлую сумку с тетрадями учеников. И извлекла из-за спины пятилитровую банку из-под венгерского овощного ассорти с завязанным марлей горлышком.

На дне банки лежали какие-то скомканные тряпки, а из тряпок высовывались то полосатые спинки, то маленькие головки с черными любопытными бусинками глаз.

— Ой! — взвизгнула Таня и запрыгала, хлопая в ладоши. — Барондюки!

— Бурундуки, — хором поправили её мама и Люся.

— И я говорю, барондюки, — слегка обиделась Таня, которая в свои шесть лет готовилась пойти в первый класс, но некоторые слова всё ещё выговаривала неправильно. — Мамочка, мамочка, откуда они взялись? Они теперь будут у нас жить?! Вот здорово! Они красивые!

— В школу подкинули, — объяснила мама, поставив банку на пол рядом с сумкой и разматывая на шее вязаный шарф. — В раздевалку. Фух, устала. Да, они немножко поживут у нас, а потом, когда потеплеет, мы их выпустим в тайгу.

— Им неудобно в банке, — пробормотала Люся, глядя, как за стеклом полосатые зверушки вновь проворно зарываются в тряпьё.

В отличие от младшей сестрёнки, она не хлопала в ладоши, не прыгала и не радовалась. Она точно знала, кому предстоит ухаживать за новыми животными, как и за старыми. Ей, кому же ещё, ведь Таня была маленькая, а мама с утра до позднего вечера работала.

В прихожую тем временем при виде пришедшей хозяйки и принесённых ею новых жильцов выскочили Тоша — маленькая кудлатая дворняжка, которую маме в своё время всучили на рынке как болонку, Макс — величественный серый котяра, подобранный мамой на дачах, и Василиса — изящная чёрно-белая кошечка, подброшенная зимой в подъезд. Заслышав гомон и возню в прихожей, на кухне в своих клетках тоже завозились и загомонили зелёный волнистый попугай Кеша, канарейка Света и чечётки с красными хохолками — Муся и Дуся. Все птицы перекочевали в дом от знакомых (те либо уезжали, либо переезжали) да так и остались.

Это ещё ничего! В доме поочерёдно перебывали в качестве постояльцев длинный жёлтый полоз, свирепая драчливая сова с кисточками на ушах, хромой голубь и даже карась, которого мама купила на рынке в замороженном виде и не смогла зажарить, когда он вдруг оттаял и стал бить хвостом. Все вышеперечисленные в конце концов, вылечившись и отдохнув, отправлялись в свою естественную среду обитания, то есть в тайгу, окружавшую город, либо во двор, как голубь, либо в озеро Мылки, как карась.

Вспомнив про них про всех, Люся вздохнула. Она любила читать Даррелла и Бианки, но всегда мрачно ухмылялась, слушая, как одноклассница жалуются: мама или папа, мол, не разрешают им завести котёночка. Котёночка! Пожили бы они с совой! С совой, которая восседала на шкафу, как индейский тотем, и при виде людей топырила перья и крылья и начинала страшно клекотать.

— Я знаю, знаю, — торопливо проговорила мама, косясь на насупленную старшую дочь. — Мы их поселим в Гошину клетку. Я её сейчас ещё раз хорошенько помою, она на балконе.

Гошей звали того голубя, который отправился жить во двор. Кстати, он всё ещё был там, Таня с Люсей выносили ему остатки хлеба и подсолнечные семечки. Ему и его сородичам, хотя старушки-соседки сетовали, что голуби гадят, не надо их кормить.

Полосатые юркие зверьки, когда их аккуратно вытряхнули в новое обиталище — клетку с проволочными прутьями, подстилкой из опилок, кормушкой, куда мама насыпала семечек, и поилкой, — сперва взволнованно забегали туда-сюда. А потом кинулись в угол, где для них было оставлено тряпьё из банки, зарылись в него и притихли.

— Назовём их… м-м-м… — мама задумалась.

— Чип и Гаечка, — восторженно предложила Таня.

Все согласились, взгромоздили клетку с новыми обитателями на шкаф, подальше от котов, и отправились ужинать.

Люся мысленно пожелала, чтобы Чип и Гаечка не вздумали обзавестись потомством. Она очень хорошо помнила, как Тоша, за которой в своё время недосмотрели, дважды щенилась, и как потом её приплод, пока его не раздали, с восторгом раздирал в клочья её тетрадки, обивку стульев и подушки. Убирать всё это приходилось, конечно, ей. Правда, с учителями из-за отсутствия домашек объяснялась всё-таки мама, она ведь работала завучем в той же школе, да ещё и преподавала. Русский и литературу.

Когда Таня и Люся наконец улеглись спать в своей комнате, Люся пересказала Тане легенду о том, откуда взялись в тайге полосатые бурундуки. Память у неё была отличная, сказку эту в сборнике дальневосточных легенд и преданий она читала не так давно.

— Тогда медведь провёл своими когтями по спинке бурундука, и там появились чёрные полоски, — сонно закончила она и поплотнее закуталась в одеяло, прислушиваясь к шороху в коридоре. Да, там явственно кто-то шуршал.

— Барондюкам, наверно, больно было, — озабоченно сказала Таня.

— Бурундукам, — педантично поправила Люся. — Это же сказка. На самом деле… ну… они, наверное, раньше были белками, а полоски появились в результате эволюции. Спи уже. У меня завтра контрошка по химии.

— Тогда откуда полоски? — не унималась Таня. — Зачем барондюкам полоски?

— Бурундукам. А тиграм зачем? — резонно поинтересовалась Люся. — Так легче в тайге маскироваться.

Ей всё равно упорно казалось, что в коридоре что-то шуршит, но неохота было вставать.

Утром бурундуков в клетке не было. Не было, и всё тут.

— Съели! — в ужасе закричала Таня, указывая пальцем на Василису и Макса. Коты немедля сделали оскорблённые лица.

— Нет, они бы туда не добрались, — решительно возразила мама, достав со шкафа клетку и внимательно её осмотрев. — Просто бурундуки убежали. Протиснулись между прутьями, наверное.

Люся вздохнула не без облегчения, пока мама снова мыла клетку и выдворяла её на балкон.

Но примерно через месяц Чип и Гаечка обнаружились в одёжном шкафу, на полке для обуви. Выяснилось это, когда мама решила обновить купленные осенью на распродаже голубые югославские «лодочки». Наступил май, лужи подсохли, и можно было доставать демисезонную, а то и летнюю обувь.

Но от обуви благодаря стараниям бурундуков мало что осталось. В первую очередь — от югославских «лодочек».

— Сожрали! — потрясённо охнула мама, вытаскивая на свет божий изгрызенные до каблуков туфли. — Как?!

В глубине шкафа мелькнули полосатые спинки. Бурундуки юркнули под полку и там притаились.

— Сто двадцать рублей, — продолжала сокрушаться мама. — А они из них гнездо построили! Почему мы за месяц ни разу их не заметили? Ни мы, ни Макс с Василисой? Ни Тошка! Никто!

— У них же полоски, — взахлёб закричала Таня. — Они маскируются!

— Откройте балкон, — с новым вздохом распорядилась мама. — Пусть бегут уже. Придётся в зимних ботах теперь ходить, пока зарплату не дадут.

Но Чип и Гаечка исчезли не раньше, чем сгрызли Танины лыжные ботинки.

Пускай. Они всё равно стали ей малы.

Название: Мышкетёр
Автор: sillvercat для fandom Rodents 2023
Бета: Xenya-m
Канон: А. Дюма «Три мушкетёра»
Размер: миди, 4404 слова
Пейринг/Персонажи: Гастон, д’Артаньян, другие мушкетёры, Констанция Бонасье, миледи Винтер, граф де Рошфор
Категория: гет
Жанр: AU, приключения, романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Что было бы, если бы вместе с д’Артаньяном в Париж отправился храбрый гасконский мышонок...
Примечание: стихи Михаила Светлова
Предупреждение: стилизация; частично издевательство над сюжетом, частично его пересказ; смерть персонажа
Ссылка: тут

1.
«Трусов плодила
Наша планета,
Всё же ей выпала честь, —
Есть мушкетёры,
Есть мушкетёры,
Есть мушкетёры,
Есть!»

В первый понедельник апреля 1625 года на улицах городка Менг, что неподалёку от Орлеана, появился молодой человек в старомодном камзоле и берете с пером, сидевший верхом на жёлтом мерине с облезлым хвостом. Всё его имущество состояло из этого коня, старой отцовской шпаги, пятнадцати экю, рецепта матушкиного целебного бальзама и письма к господину де Тревилю, капитану королевских мушкетёров. Письмо это было написано его отцом старому боевому товарищу с просьбой определить сына на военную службу.

Д’Артаньян — так звали этого юного гасконца — не знал, что вместе со всем вышеупомянутым вывез из родного Тарба ещё кое-что. Вернее, кое-кого. В его седельной сумке, крепко вцепившись лапками в поношенное рыжее сукно, сидел маленький бурый мышонок по имени Гастон.

Гастону исполнилось всего несколько месяцев от роду, и по человеческим меркам он был почти что сверстником юного дворянина, в чью сумку забрался. Как и д’Артаньян, он страстно хотел увидеть Париж! Париж! Это же столица Франции! Там наверняка самые вкусные объедки и самые пылкие мышки, мечтательно думал он.

А ещё Гастон мечтал о подвигах и славе. Совершить бы что-нибудь такое, чтобы его запомнили! Он не знал, что абсолютно о том же самом мечтает и юный д’Артаньян.

Собственно, мышонок почти не знал д’Артаньяна и опасался его, как опасался бы любого человека, к которому оказался бы в столь тесной близости. Седельная сумка, Боже правый! Гастон слышал ритмичный скрип седла и подпруг, слышал, как юнец-гасконец радостно кричит попадающимся на его пути хорошеньким поселянкам: «Доброго вам дня, сударыни!» — а потом перешучивается с ними, крутя воображаемый ус. Юноша был так молод, что и усы у него толком не росли, но весьма хорош собой по меркам встречавшихся ему девушек: высок, гибок, отменно сложен, черноволос и кудряв, с весёлой белозубой улыбкой.

Не смея сильно высовываться наружу, Гастон прогрыз в сумке небольшую дырочку и наблюдал за всем происходящим с огромным интересом, втягивая носиком пьянящий весенний воздух с разлитым в нём ароматом цветущих вишнёвых деревьев. Ещё он время от времени нырял на дно своего убежища в поисках хлебных крошек, которых там завалялось немало.

Путешествие мышонка, таким образом, протекало довольно приятно — как и молодого гасконца, не подозревавшего о существовании попутчика, — пока оба не въехали в захолустный Менг с его кривыми узкими улочками, где повсюду валялись груды отбросов.

Правду сказать, Гастон не прочь был бы припасть к этим отбросам: хлебными крошками сыт не будешь, и у него давно подвело живот. Поэтому, как только д’Артаньян спешился возле постоялого двора, мышонок выпрыгнул из сумки и был таков. Нет, убегать от гасконца он не собирался — вот только подкрепиться и вернуться.

Но едва он утолил первый, самый сильный голод очистками картофеля и шпината, как услышал позади себя наглый голос:

— Эй ты, деревенщина! Откуда ты тут взялся?

Обернувшись, Гастон увидел трёх довольно откормленных серых мышат, таращившихся на него из канавы, на краю которой он пировал. По своей натуре Гастон был сдержанным и даже деликатным, но вместе с тем прекрасно понимал, что его провинциальную вежливость здесь сочтут за трусость. Поэтому он подбоченился, подобрал с земли крепкий прутик и заявил, глядя в глаза заговорившему с ним мышонку, самому толстому из всех:

— Вы невежа, сударь! Я проездом из Гаскони, мы с хозяином направляемся в Париж. Моё имя — Гастон, к вашим услугам.

Толстяк немного оторопел, покосился на прутик, который так уверенно сжимал Гастон, и осведомился чуть тише, но с прежним ехидством:

— Хозяином? Хозяином, ха! А это не твоего хозяина там колошматят?

Ахнув, Гастон порывисто обернулся, отбросил прутик и скачками устремился к постоялому двору, где действительно происходило нешуточное побоище. Несколько простолюдинов охаживали палками, каминными щипцами и кулаками безуспешно старавшегося отбиться от них юного гасконца. А сбоку стоял и тонко усмехался высокий зловещего вида незнакомец в чёрном камзоле и плаще — настоящий ворон!

Гастон на несколько мгновений обмер, не зная, как поступить. Если бы он ринулся в схватку, мужланы просто затоптали бы его своими сапожищами. Но когда д’Артаньян упал, сражённый ударом палки по голове, Гастон не выдержал и побежал к нему, исполненный ужаса.

Простолюдины опомнились и опустили палки. Из дверей трактира выбежала дородная трактирщица в белом переднике.

— Ах ты господи! С ума вы сошли, что ли! Да он же совсем ребёнок! Несите его сей же час в дом! — вскричала она.

Против «ребёнка» д’Артаньян не возражал, ибо лишился чувств, и его перенесли в хозяйскую комнату, куда тенью проскользнул и Гастон.

Мышонок спрятался под кроватью раненого. Сердце его отчаянно билось. Он слышал всё, что творилось в комнате: как трактирщик пытался выставить юношу вон, как тот заметил в окно унизившего его незнакомца в чёрном и кинулся за ним, стремясь снова вызвать на дуэль.

Воистину, люди живут очень суматошной, шумной и кипучей жизнью, завистливо думал Гастон, проскочив на подоконник и наблюдая из-за занавесок, как зловещий незнакомец в чёрном беседует с белокурой, томного вида молодой женщиной, сидевшей в карете. Он называл её «миледи». Но тут с лестницы сбежал д’Артаньян, карета с грохотом укатила, а незнакомец ускакал.

— Трус! Подлец! Самозванный дворянин! — в гневе кричал гасконец ему вслед. Он ещё не знал, что негодяй похитил из его вещей отцовское письмо, адресованное де Тревилю, капитану мушкетёров.

Гастон тоже был безутешен, узнав об этом. Он корил себя за то, что не кинулся на подлеца в чёрном, когда тот творил своё чёрное дело. Но Гастон его запомнил, а как же!

А ещё он понял, что люди кардинала Ришелье, которым служил негодяй в чёрном, — самые отъявленные мерзавцы. А вот королевские мушкетёры, в чьи ряды собирался вступить молодой гасконец, — храбрые и благородные.

Когда спустя день, отлежавшись в постели и намазав раны целебным матушкиным бальзамом, д’Артаньян снова пустился в путь, мышонок опять оказался в его седельной сумке. Он опечалился, когда при въезде в Париж молодой гасконец продал своего коня редкой жёлто-оранжевой масти. Право, мышонок успел уже привыкнуть к этому добродушному старику, на чьей спине так славно было покачиваться, любуясь сквозь прогрызенную дырочку весенними полями! Но Гастон понимал и резоны д’Артаньяна: мерин был деревенским одром, а юноше к тому же нужны были деньги.

Итак, д’Артаньян вступил в Париж пешком, с узелком белья и Гастоном в сумке. Он долго бродил по улицам, зачарованно глядя на весёлых, расторопных и остроязыких парижан: оборванных мальчишек, красивых цветочниц с букетами фиалок и крокусов, на королевских гвардейцев в форме и толстых булочников. А из сумки на всё это великолепие с таким же восторгом таращился Гастон.

Наконец гасконцу удалось подыскать себе мансарду на улице Могильщиков — это всё, на что хватило его скудных средств. Первый этаж того же дома занимал некий господин Бонасье с женой, которым судьба предназначала сыграть важную роль в жизни д’Артаньяна и Гастона. Но они об этом ещё не подозревали.

Закончив обшивать свой камзол галуном, споротым матерью с отцовского обмундирования, д’Артаньян уснул сном праведника на расшатанной узкой койке. А под койкой, поужинав коркой сыра, так же безмятежно свернулся клубочком Гастон.

2.
«Другу на помощь,
Вызволить друга
Из кабалы, из тюрьмы, —
Шпагой клянёмся,
Шпагой клянёмся,
Шпагой клянёмся
Мы!»

Гасконский мышонок очень быстро стал истинным парижанином, разузнав всё о ближайшим помойках, местопребывании соседских кошек и даже подружившись с Планше, простолюдином, которого д’Артаньян нанял себе прислуживать. Добродушный слуга неплохо готовил разную снедь, когда было из чего, а завидев мышонка, выглянувшего из-под кровати, бросал ему объедки.

Гастон не сошёлся близко с другими мышами, зато стал совсем ручным. А из разговоров д’Артаньяна с Планше и тремя друзьями, приходившими к гасконцу в гости, — Атосом, Портосом и Арамисом — он узнал самые захватывающие вещи не только о мушкетёрах, но даже о самых знатных особах, живущих в Лувре! То есть о короле Франции Людовике XIII, о его венценосной супруге Анне Австрийской и о грозном кардинале Ришелье.

Мушкетёры утверждали, что кардинал стремится оговорить королеву перед королём, приписывая ей роман с англичанином, герцогом Бекингэмским, якобы тайно прибывшим в Париж на свидание с королевой. Всё это было так интересно, что у Гастона голова шла кругом, и он ещё больше укреплялся во мнении, что люди кардинала подлы и бесчестны, а королевские мушкетёры, в ряды которых так стремился вступить д’Артаньян, противостоят им по праву. Мышонок тоже страстно желал стать защитником справедливости.

Скоро ему представился такой случай. Всё началось с того, что на первом этаже дома, под мансардой д’Артаньяна, произошло нечто странное. Сперва в тюрьму увели самого хозяина дома, галантерейщика Бонасье, отчаянно вопившего, что он невиновен, что его жена невиновна, что она служит королеве и что её похитили. Мышонок и д’Артаньян навострили уши. А когда четверо людей в чёрных камзолах — полицейских, как понял Гастон, — остались в хозяйской спальне в засаде, д’Артаньян многозначительно поднял палец вверх и сказал:

— Мышеловка!

О, как же это отвратительное слово было знакомо Гастону! Он весь задрожал, вспомнив, как погибали его сородичи, польстившиеся на вкусную приманку и придавленные безжалостными железными челюстями страшной штуковины. Неужели люди устраивают такие же ловушки друг для друга?!

Но вскоре Гастон понял, в чём дело. Сыщики, засев в квартире подозреваемого Бонасье, арестовывали и увозили прочь всех, кто приходил в гости к злосчастному галантерейщику или его жене. Это они и именовали мышеловкой. А поскольку на второй этаж вела отдельная лестница, гости самого д’Артаньяна не пострадали.

Д’Артаньян тем временем разобрал полы своей мансарды, аккуратно отодвинув доски половиц, и таким образом получил возможность не только слышать, но и видеть всё, что творилось внизу. Гастон тоже с большим любопытством поглядывал в щели между балками. Людская мышеловка оказалась совсем другой, но от этого не менее зловещей. Ведь, как понимал Гастон, люди, попавшие в тайную полицию господина кардинала, оттуда не возвращались. Их тщательно обыскивали, грубо допрашивали и увозили прочь в чёрной карете с наглухо опущенными шторами.

Так прошло несколько дней. Д’Артаньяну порой некогда было даже перекусить, так он был увлечён своим наблюдательным пунктом. И вдруг внизу в очередной раз хлопнула входная дверь. Полицейские насторожились, припал к половицам и молодой гасконец. Его рука невольно легла на эфес шпаги.

На первом этаже раздались лёгкие шаги, потом женский голос отчаянно вскрикнул. Послышался шум борьбы и возмущённые возгласы.

— Что вы творите? Как вы смеете?! — наконец закричала молодая женщина, безуспешно пытаясь вырваться из рук державших её полицейских. — Я же говорю вам, что живу здесь, что я служу камеристкой у нашей королевы Анны! Меня похитили, и вот я наконец вернулась домой!

Голос её оборвался. Мышонок, весь трепеща, припал к своей наблюдательной щели и с негодованием увидел, что люди кардинала грубо хватают женщину в скромном, но изящном платье, с разметавшимися по плечам тёмными локонами. Затыкают ей рот, заворачивают в покрывало и собираются уносить в карету!

Д’Артаньян, как и Гастон, задрожал от гнева. Он молниеносно вскочил с пола и одним прыжком очутился на подоконнике своей мансарды.

— О сударь, сударь! Вы же убьётесь! — с тревогой вскричал верный Планше.

Но д’Артаньян только досадливо отмахнулся.

— Сейчас я тоже попаду в мышеловку, и горе тем котам, которые вознамерятся поймать такую мышь, — воинственно заявил он и прыгнул вниз, придерживая шпагу. Спустя несколько минут раздался стук дверного молотка, послышались шаги, и юный гасконец ворвался в распахнувшуюся дверь, как ураган.

Гастон не сумел остаться в стороне. Ведь он тоже был настоящим гасконцем! Замирая от ужаса и восторга, он кинулся в щель между половицами и благополучно приземлился внизу… прямо на голову одному из полицейских, который опешил от такого сюрприза, тем самым подставившись под удар кулака д’Артаньяна. Бедолага отлетел в сторону, шмякнувшись о стену, а вместе с ним и Гастон, который, по счастью, не пострадал, в отличие от полицейского.

Несколько минут спустя всё было кончено. Сыщики, как стая ворон, повылетали прочь, за дверь, оставив на поле брани перевёрнутые кресла и стулья, лоскуты одежды и обрывки плащей. Соседи по всему кварталу захлопнули ставни, вдоволь налюбовавшись видом посрамлённых полицейских.

Тяжело дыша, д’Артаньян повернулся к спасённой им даме, и Гастон тоже уставился на неё во все глаза.

Госпожа Бонасье без сил полулежала в кресле, растрёпанная, в измятом платье, но всё равно необыкновенно красивая, это мог оценить даже Гастон, сравнивший её с другими людьми и женщинами. Она открыла голубые, как небо, глаза и с тревогой заглянула в лицо д’Артаньяну, который почтительно ей поклонился.

— О, благодарю вас, сударь, благодарю, — горячо воскликнула она мелодичным голосом, который показался музыкой не только д’Артаньяну, но и Гастону. — Эти негодяи снова собирались похитить меня!

Гастон был совершенно очарован. Пока д’Артаньян расспрашивал госпожу Бонасье, которая позволила ему называть себя просто Констанцией, о её злоключениях, мышонок твёрдо решил, что будет верным паладином этой прекрасной дамы, пока жив.

Он, конечно, сам не читал рыцарских романов, но матушка д’Артаньяна была большой их любительницей и по вечерам часто читала вслух мужу и сыну, пока мышонок слушал. К чести юного д’Артаньяна надобно упомянуть, что он никогда не засыпал под это чтение, как обычно делал его батюшка, который даже похрапывал при этом.

Итак, наш Гастон всей своей пылкой душой возжелал стать преданным рыцарем Констанции Бонасье и немедля доказал ей это.

Он вылез из-под сломанного стула, куда забрался, чтобы не мешать, и поклонился, подражая д’Артаньяну. Увидев эдакое, госпожа Бонасье всплеснула руками и засмеялась — словно колокольчик прозвенел.

— Что за прелестный мышонок! Он ваш? Он ручной? — спросила она д’Артаньяна.

Прелестный! Прелестный! Она так и сказала! Если бы Гастон мог краснеть, он бы зарделся от смущения и восторга. Если бы у него были крылья, он бы воспарил к небесам.

— Мой слуга Планше, должно быть, научил его, — удивлённо заметил д’Артаньян, не подозревавший за ручным мышонком своего слуги таких талантов.

— Как его зовут? — продолжала допытываться Констанция, на что гасконец только пожал плечами. Тогда она сказала: — Я бы назвала его... м-м-м... Гастон.

При этих словах Гастон вторично воспарил к небесам. Она угадала! Воистину, между ними было неизъяснимое родство душ!

— Пойдёмте, я провожу вас пока что в дом моего друга Атоса, — обеспокоенно предложил тем временем д’Артаньян. — Вам нельзя здесь больше оставаться, ведь эти негодяи-сыщики могут вернуться в любой момент, а ваш муж находится в тюрьме.

— Но не скомпрометирует ли меня пребывание в доме вашего друга? — с беспокойством прошептала Констанция, подняв на пылкого гасконца умоляющий взор.

— Сам он отсутствует, — горячо заверил её д’Артаньян, подав молодой женщине плащ, в который та поспешно закуталась, скрывая беспорядок в одежде, и оба покинули дом, к крайнему разочарованию Гастона.

Бежать за юной парой по улице средь бела дня он не рискнул, но втайне надеялся, что Констанция сюда ещё вернётся, раз дом принадлежал её мужу.

Именно это и произошло, но при каких тревожных обстоятельствах!

Злосчастный галантерейщик Бонасье, как выяснилось, стал агентом кардинала Ришелье, который вынудил его шпионить за собственной женой — камеристкой королевы. Это стало совершенно ясным, когда ни о чём не подозревающая взволнованная Констанция прибежала домой из покоев её величества, чтобы попросить мужа об услуге. Королева, совершенно лишённая друзей и поддержки, обратилась к своей камеристке с просьбой через мужа передать письмо уехавшему в Англию герцогу Бекингэмскому.

— Но что же такое в этом письме? — осведомился хитрый галантерейщик, немедля навострив уши.

Констанция, заподозрив неладное — она-то хорошо знала нрав своего лживого и скупого мужа, — тут же начала отнекиваться, мол, ничего особенного, речь идёт о неких драгоценностях. Но Бонасье уже поспешил с доносом к кардиналу.

Констанция, как и слышавший весь разговор Гастон, пребывала в смятении. Но Гастон, выйдя из-за резного дубового шкафа, где укрывался от взгляда галантерейщика, поспешил вверх по лестнице в мансарду д’Артаньяна, показывая молодой женщине, к кому ей следует на самом деле обратиться за помощью.

Так она и сделала. И пока юный гасконец с помощью своих друзей улаживал сердечные дела Анны Австрийской, спасая от королевского гнева её и её преданную камеристку, Гастон утешал своим присутствием пребывавшую в невероятной тревоге Констанцию. Теперь, если та отправлялась прочь из дома, который ей опротивел, она брала с собой Гастона в маленькой птичьей клетке. А тот и рад был этакому повороту событий. Он стал единственным мышонком во Франции, которому стало известно обо всех перипетиях интриги с алмазными подвесками, подаренными герцогу Бекингэмскому Анной Австрийской, — подвесками, которые д’Артаньян привёз обратно из самой Англии и вручил их Констанции. С подвесками, которые сияли на платье королевы во время Мерлезонского балета в Лувре.

И когда для Констанции и д’Артаньяна наступил чёрный день, Гастон тоже был с ними.

3.
«Смерть подойдет к нам,
Смерть погрозит нам
Острой косою своей, —
Мы улыбнёмся,
Мы улыбнёмся,
Мы улыбнёмся
Ей!»

Этот чёрный день вовсе не должен был стать таковым. Напротив! Вечером этого дня должно было произойти первое настоящее любовное свидание д’Артаньяна и Констанции, свидание наедине в уютном гнёздышке, каким для юной пары должен был стать павильон в Сен-Клу.

Констанция взяла туда с собой и Гастона в его клетке.

— Что ж, я грешу — и знаю это, — грустно сказала она мышонку, который, как всегда, сочувственно внимал ей из-за прутьев клетки. За эти дни он стал ей настоящим другом, наперсником и поверенным всех её тайн. — Я ведь замужняя женщина, и грех прелюбодеяния — смертный грех. Но Бог свидетель, как же мне хочется любви, я ведь не любила никогда, и меня не любили. Родители выдали меня замуж по своему решению. Ты осуждаешь меня?

Она так взглянула на Гастона, словно тот был её духовником. Мышь! Видимо, и сама это поняв, Констанция с прежней грустью, но и с улыбкой покачала головой.

Вскоре благодаря её стараниям маленький павильон стал похож на волшебный фонарь: его ярко освещали три светильника, а на столе, застеленном белоснежной скатертью, ожидал изысканный ужин, вино и фрукты.

Но Констанции, которая тихо сидела, всё приготовив в ожидании возлюбленного, не суждено было его дождаться. Она только и успела, что выпустить Гастона из клетки, чтобы тот показал ей все свои забавные трюки. К тому времени он научился не только раскланиваться, но и толкать носом маленький орешек, а также кружиться на месте — Констанция считала, что он танцует.

Но Гастон не успел позабавить её своими фокусами, ибо в этот миг чей-то низкий голос прямо у окна комнаты произнёс:

— Это она!

Констанция пронзительно вскрикнула, а в окне появился мужской силуэт. Она кинулась было к двери, но и там уже стояли двое мужчин в тёмных плащах и низко надвинутых шляпах. Они завернули отчаянно отбивавшуюся молодую женщину в одеяло, сдёрнутое с постели, и унесли.

Конечно же, Гастон ничем не мог помочь своей даме. Но он бросился за похитителями со всех своих маленьких лапок. Сердце его бешено стучало, выскакивая из груди, но он успел запрыгнуть на запятки кареты, увозившей Констанцию вместе со злодеями неведомо куда. Никто его не заметил.

4.
«Скажем мы смерти
Вежливо очень,
Скажем такую речь:
— Нам ещё рано,
Нам ещё рано,
Нам ещё рано
Лечь!»

Долгие-долгие месяцы после этого Гастон ничего не знал о д’Артаньяне, как и сама Констанция, которую перевозили из одной тюрьмы в другую, пока с помощью королевы Анны ей не удалось укрыться в гостеприимных стенах монастыря кармелиток в Бетюне. Что она сумела узнать, так это то, что её супруга сразил апоплексический удар.

Всякий раз, когда Констанция попадала в какое-нибудь новое место, она представляла там своего мышонка, а он прикладывал все силы, чтоб развеселить будущих тюремщиков своей дамы и таким образом облегчить её печальную участь. И всякий раз это ему удавалось: воистину, ничто так не располагает к себе людей, как доставляемые им веселье и смех. И Гастон без устали демонстрировал все свои старые трюки, прибавляя к ним новые и новые. Он бы уже вполне мог выступать в цирке, если бы туда попал.

Монастырь кармелиток стал последним по счёту прибежищем Констанции. Несомненно, королева Анна Австрийская могла бы поспособствовать бегству преданной камеристки в Испанию или Англию. Но Констанция верила и надеялась, что д’Артаньян рано или поздно разыщет её, и жила надеждой на эту встречу, не желая покидать родину.

Тем временем молодой гасконец совершил немало блистательных подвигов вместе со своими друзьями — Атосом, Портосом и Арамисом, сражаясь с людьми кардинала. Но был среди поступков д’Артаньяна один весьма неблаговидный, за который даже Гастон не преминул бы его укорить и которого он всегда стыдился, с раскаянием думая о Констанции. Поступок этот, однако, можно было бы извинить его крайней молодостью и пылкостью нрава, но сам он, к чести для себя, таких оправданий не искал.

Итак, пытаясь распутать интриги кардинала Ришелье, мушкетёры ввязались в дуэль с находившимися во Франции англичанами, и один из них, лорд Винтер, пощаженный д’Артаньяном, восхитился благородством юного гасконца, предложил ему дружбу и ввёл к себе в дом. Там юноша познакомился с прекрасной, словно утренняя заря, женщиной, представленной ему как миледи Винтер, вдовой покойного брата лорда Винтера.

Д’Артаньян немедля узнал в красавице ту молодую белокурую даму, которую однажды увидел в карете на постоялом дворе в Менге беседующей с незнакомцем в чёрном. Теперь-то он точно знал имя этого незнакомца — то был ставший его злейшим врагом граф де Рошфор, один из приближённых кардинала. Следовательно, думал д’Артаньян, прекрасная англичанка тоже является шпионкой Ришелье и, следя за нею, он наверняка выведает какие-нибудь тайны его высокопреосвященства. Теша себя этой мыслью, молодой гасконец тем не менее был обуян грехом самой обычной похоти, ибо миледи, действительно будучи шпионкой кардинала, пыталась обольстить его с той же целью, что и он — её.

Как далека была буря грешных страстей от той почти что целомудренной любви, которую гасконец питал к своей исчезнувшей Констанции! Но ураган этой страсти захватил его и понёс, хотя д’Артаньян совершенно не доверял миледи и, более того, опасался её, как опасался бы ядовитой змеи. И недаром. В одну из пылких ночей он увидел на белоснежном круглом плече любовницы полустёртое клеймо — королевскую лилию, которой во Франции клеймили падших женщин и других преступниц. Молодой гасконец и до этого прискорбного события был врагом миледи, а теперь, после того, как он проник в её тайну, она поклялась его уничтожить, что с её возможностями и ловкостью было не так уж и неосуществимо.

И ещё ей удалось по приказу Ришелье убить чужими руками даже первого министра Англии — герцога Бегингэмского. Что уж говорить о простом мушкетёре! Но пока д’Артаньяну, как и его друзьям, удавалось не только благополучно избегать мести этой разъярённой злопамятной тигрицы, но и идти по её следам.

Уничтожив Бегингэма, миледи в почтовой карете прибыла в Бетюн, где в монастыре кармелиток ей снова предстояла встреча с Рошфором, привезшим ей последние инструкции от кардинала.

Первым, кто это увидел, был Гастон.

Храбрый и верный мышонок, строго говоря, уже вступил в старческий возраст. Ведь мыши, по сравнению с людьми, живут очень недолго, не более трёх лет. Так вот, Гастону уже пошёл четвёртый год, усики его и частично шерсть поседели, он двигался гораздо медленнее, мучимый подагрой, лишь чёрные глазки-бусинки не утратили весёлого и лукавого блеска. И он был так же любопытен и храбр, как и в дни своей юности.

Поскольку ему позволялось свободно разгуливать по всему монастырю и монастырскому саду — это разрешение дала сама добрая мать-настоятельница, очарованная его трюками, — Гастон увидел, как всадник в чёрном камзоле и плаще спешит к только что прибывшей в карете белокурой гостье. Гастон на миг подумал, что зрение ему отказывает, ведь именно за этой парой он когда-то следил с подоконника трактира в Менге! Они! Это были именно они! Мышонок изо всех сил напряг слух, ставший уже не таким острым.

Человек в чёрном, стоя рядом с белокурой красавицей и сосредоточенно хмурясь, повторял за нею:

— Итак, вот что я должен передать его высокопреосвященству. Бекингэм убит или тяжело ранен... ваш разговор с кардиналом подслушан четырьмя мушкетерами... д′Артаньяна и Атоса необходимо заключить в Бастилию... а мне — послать вам как можно скорее карету... предоставить моего лакея в ваше распоряжение, изобразив вас жертвой кардинала, чтобы у настоятельницы не возникло никаких подозрений... Встречаемся в Армантьере на берегу Лиса. Так?

— Право же, у вас отличная память, шевалье, — похвалила его миледи, улыбаясь, и при виде этой улыбки Гастон весь задрожал и кинулся к своей госпоже, чтобы предупредить её об опасности.

Увы ему! Ведь он был всего лишь бессловесной мышью, лишённой дара человеческой речи! Тщетно он попискивал, протестуя, когда Констанция собственной рукой заперла его в клетке, чтобы без помех побеседовать с миледи, которая тоже выдавала себя за жертву кардинала и к которой добрая Констанция прониклась необычайным доверием.

Напрасно Гастон тряс прутья своей тюрьмы, бегал взад и вперёд, пытаясь привлечь внимание хозяйки и яростно толкая висевший в клетке для его забав серебряный колокольчик. Констанция лишь поднимала брови, рассеянно спрашивала: «Что с тобою, мой друг, у тебя что-нибудь болит?» — и снова возвращалась к разговору с очаровавшей её гостьей. Она уже полгода была послушницей монастыря и истосковалась по новостям придворной жизни, которыми щедро делилась с нею миледи, стараясь расположить Констанцию к себе. Что ж, это вполне ей удалось. В отчаянии Гастон услышал, как его госпожа с радостью рассказывает гостье, что с часу на час ожидает прибытия в монастырь д’Артаньяна с друзьями, ведь миледи представилась ей другом мушкетёров!

Внезапно Гастон сообразил, что ему надо делать, чтобы очутиться на свободе. Он принялся осторожно расшатывать дверцу клетки, чтобы её засов выскочил из пазов. На это ушли почти все его слабые силы.

Между тем гостья подбежала к окну, заслышав топот лошадиных копыт, и с тревогой воскликнула, обернувшись к Констанции:

— Гвардейцы кардинала! Дитя моё, они скачут сюда за вами! Это вовсе не мушкетёры, вас обманули!

— Ах! — в ужасе выдохнула Констанция, побледнела и опустилась на ковёр, сражённая отчаянием.

— Бежим вместе! — вскричала миледи и, видя, что молодая женщина тщетно силится подняться, подбежала к столу с остатками ужина. Она схватила рюмку с недопитым красным вином — и потрясённый Гастон увидел, как она высыпала в рюмку содержимое оправы своего драгоценного перстня. Крохотное зёрнышко, похожее на зёрнышко граната, тут же опустилось на дно и растворилось в вине.

Миледи же подскочила к пытавшейся встать Констанции, властно поднося к её бледным губам злосчастную рюмку с вином.

Тут наконец Гастону удалось расшатать засов настолько, что дверца клетки распахнулась. И тогда с яростным воинственным писком мышонок атаковал миледи, с разбегу впившись острыми зубами в её обтянутую шёлковым чулком щиколотку.

Пронзительно вскрикнув от боли и неожиданности, миледи выронила рюмку, и красное вино расплескалось по подолу Констанции, которой наконец удалось подняться.

Миледи повернулась к ней, пылая злобой, её красивое лицо исказилось до неузнаваемости.

— Ваша мерзкая мышь! — процедила она.

Глаза её метали молнии, лицо стало ликом Медузы Горгоны, и Констанция, оторопев от такой метаморфозы, произошедшей с её учтивой и благочестивой гостьей, испуганно попятилась.

Если бы у миледи оказался нож или пистолет, она немедленно пустила бы его в ход против возлюбленной ненавистного д’Артаньяна. Но оружия у неё не было, а в коридоре за дверью тем временем раздался топот нескольких пар ног и гул взволнованных голосов. Стало ясно, что это приближаются мушкетёры, которых миледи безуспешно пыталась выдать за гвардейцев кардинала. Поэтому она выместила свою ненависть на мышонке, сорвавшем все её планы.

Ногой, обутой в тяжёлую дорожную туфлю, она ударила Гастона, а потом с размаху опустила каблук на хрупкое тельце. Мышонок умер, не издав ни звука. Зато отчаянно и гневно закричала Констанция, к которой разом вернулись силы. Схватив со стола недопитую бутылку, она без колебаний запустила её в миледи. Удар был таким внезапным и сильным, что злодейка не устояла на ногах и, отлетев в сторону, попала прямиком в объятия Атоса, как раз в этот миг распахнувшего дверь кельи.

Так что, покуда граф де ля Фер тащил прочь свою неверную и преступную супругу, связав ей руки шёлковым шейным платком, расстроенный д’Артаньян печально топтался за спиной у возлюбленной. Констанция вовсе не обращала на него внимания, она горько плакала над Гастоном, своим рыцарем, своим паладином, до конца оставшимся верным любви к ней.

Что можно к этому добавить? Разве только что д’Артаньян оставил военную службу, так никогда не став первым маршалом Франции, и уехал вместе с Констанцией в родной Тарб. Можно было бы для пущей важности прибавить, что своего первенца они назвали Гастоном в честь погребённого на монастырском кладбище мышонка, но нет. У них рождались только девочки — шесть дочерей-красавиц.

А про участь миледи можно сказать словами великого француза: «Как известно, большим преступникам предназначен в жизни определённый путь, на котором они преодолевают все препятствия и избавляются от всех опасностей вплоть до того часа, когда по воле провидения, уставшего от их злодеяний, наступает конец их беззаконному благополучию…»

Оставим же её злосчастную участь в тайне и засим позволим себе откланяться в надежде, что вы запомните маленького отважного Гастона, мышонка из Тарба.

@темы: фики, ФБ-23

@темы: фото, кошачье, зверики

@темы: видео

Название: Женщина на стене
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2023
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: миди, 4238 слов
Пейринг/Персонажи: Игнат Сёмин (Сёма), Фёдор Иванов (Гризли), Толян Охрименко (Рыжий) и другие жители таёжного города К.
Категория: джен, упоминается гет
Жанр: детектив, мистика, драма, повседневность, немного хоррора, немного юмора
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Таёжный город К. — совершенно фантастическое место: там менты цитируют классиков, а под городом обитает таинственное и лютое Нечто, охотящееся за людьми.
Примечание: Время действия — начало 90-х. События наводнения 2013 года перенесены туда волей автора.
Упоминаются события, произошедшие в сюжете мини команды Захолустья-2020 «Пёс на стене» и миди команды Русориджей-2022 «Ладонь на стене»; каждая часть может читаться отдельно; разрешение на продолжение получено.
Предупреждение: немного ненормативной лексики, упоминание насилия, смерть второстепенных персонажей
Ссыока: тут

Нечто огромное, непостижимое и лютое, что таилось под таёжным городом К., стоявшим на берегу самой широкой на этом краю материка реки, знало, что игра с людьми закончилась вничью. Но только её текущая сессия.

Оно посылало людям знаки, это его забавляло. И они сумели его знаки разгадать. Что ж, их торжеству следовало положить конец.

Нечто потеряло интерес к этим червякам, хотя люди, разгадавшие его игру, встречались ему уже дважды… и остались живы. И даже в своём уме.

Да, ему всё-таки предстояло заняться ими.

В третий раз.

Нельзя же оставлять дела недоделанными.

* * *

Опер Ленинского райотдела (так и оставшегося Ленинским, хотя в связи с изменениями политики партии и последующим исчезновением самой партии по городу прокатилась волна переименований) Игнат Сёмин по прозвищу Сёма возвращался в родной город из первой в жизни заграничной поездки. Ездил он, само собой, в Китай. Куда ж ещё?

В Китай ездили все, кто хотел прибарахлиться или просто заработать на фарце. Фарца — так говорили в Совке. Сейчас говорили — бизнес.

Ещё говорили — бартер. По бартеру авиазавод менял у китайцев самолёты на тушёнку «Великая стена», на соевое мясо и собачьи шубы. Но зато никто в городе с голоду не помер и не замёрз. Сёма так и относился к этому всему — «но зато». Философски относился, как выражался его закадычный друган, второй опер их райотдела Толян Охрименко по кличке Рыжий.

Из Суньки, то есть из китайского приграничного города Суйфэньхэ, Сёма вёз всего-навсего нутриевую шубу для своей подружки Светки, несколько псевдозолотых псевдо-«Ролексов» для себя и на подарки коллегам, горсть таких же копеечных пейджеров, две кожаные куртки… ну и всё. Ещё позырил на китайскую жизнь (прикольно) и пожрал китайской еды (вкусно).

Зато другие «руссо туристо, облико морале», как говорилось в старом фильме, затаривались в Суньке так, что Сёма не мог вспоминать об этом без хохота. Он прямо предвкушал, как будет описывать Рыжему, Гризли и другим операм увиденную на таможне тётку в красном шёлковом абажуре на голове, который она выдавала за шляпу, или дядьку с примотанным к спине скейтбордом, натянувшего сверху синий дождевик.

А ещё там надрывались мелкие пацаны и измотанные бабы, так называемые «помогайки», везущие для своих хозяев, оплативших проезд, пятидесятикилограммовые полосатые баулы, набитые до отказа шмотьём. Сёма помогал «помогайкам» перетаскивать эти баулы и охреневал — какая всё-таки жопа стала твориться в стране.

Но поделать с этим он ничего не мог. Ему оставалось только быть философом.

И сейчас, отрешённо глядя на мелькавшую снаружи тайгу через окно автобуса, везущего его домой из столицы края, он припоминал самые яркие моменты своей поездки и радовался уже тому, как будет рассказывать про это ребятам за чаем в кабинетике Гризли.

Но, едва поднявшись на крыльцо родимого райотдела, он столкнулся с выходившими ему навстречу Толяном и Гризли. Да какое там выходившими — выбегавшими, чтобы устремиться к столь же резво подкатившему «бобику» с водилой Эдиком за рулём.

— Чего случилось-то? — выдохнул Сёма, перестав радостно улыбаться и устремившись вслед за ними.

— Мокруха, — коротко ответил подчинённому Гризли, глянув на него исподлобья своими хмурыми, воистину медвежьими глазками. — Поехали, в машине расскажу.

Пока «бобик» трясся через район на окраину, Гризли всё так же хмуро спросил:

— Как съездил-то??

— Нормально, — рассеянно ответил Сёма, вертя на руке браслет часов. — Вот, котлы вам всем купил, потом подарю. Часы то есть, — спохватился он, зная, что Гризли не любил, когда подчинённые ботали по фене. — Так что за мокруха?

Гризли перевёл тяжёлый взгляд на Толяна, который в управлении считался самым «балалаистым», и тот, помявшись, послушно заговорил:

— Тётка пропала неделю назад, седьмого. Ты как раз отъехал. Ну как тётка, ей двадцать пять, ребёнок грудной, муж, работала до декрета на заводе в конструкторском. Проживала по улице Молодогвардейской, семьдесят пять, квартира двенадцать. Пошла вечером гулять собакой и не вернулась. То есть собака вернулась, а она нет. Собака пришла без поводка, только в ошейнике, и зачморённая какая-то. Скулила, муж сказал. Муж подхватился, побежал искать, тёща его, мамаша потерпевшей, с ребёнком дома осталась.

— Погоди, — прервал его Сёма. — Какой породы собака?

Почему-то ему показалось это важным — после той истории с домом тридцать четыре по улице Таёжной, где на стене был процарапан силуэт огромной собаки, а потом в этом же подъезде бойцовый пёс загрыз человека.

— Какой-то сеттер, — проинформировал Гризли, остро глянув на него. Он тоже прекрасно помнил эту паршивую историю.

Сёма кивнул и продолжил допытываться:

— А чего они сразу так взъюжались-то? Ну, встретила, допустим, дамочка подружку, пошла с ней винца попить. А собаку просто упустила, та убежала, да и всё. А они сразу искать помчались. Почему?

Что-то тут казалось ему странным с самого начала. Не вязалось одно с другим.

— Потому что гражданка Митрохина, — скучным голосом проинформировал Гризли, — состояла на учёте в психдиспансере по поводу соответствующего прогрессирующего заболевания и дважды совершала попытку суицида. Так что врач прописал ей прогулки. В том числе. Прогулки, свежий воздух, препараты разные, такой вот… боекомплект.

— Твою ж, — только и вымолвил Сёма. — Логики не вижу всё равно. Почему тогда родичи с ней не ходили? Вот вам и пожалуйста, результат. Долбоебизм какой-то. Ладно, дальше.

— Дальше, не найдя её, муж написал заяву в милицию. Нам то есть, — сообщил Гризли очевидное. — Начали искать, потому как психушница на учёте, положенного срока ждать не стали. Мужа аж колошматило всего, всё твердил, мол, чую, что всё плохо, всё плохо.

— Всё и оказалось плохо, — ввернул Толян. — Вот, как ни крути, а бывает же это самое… ну, предчувствие.

— Не нашли, короче, — Гризли поморщился: он, как всем было известно, всякой потусторонщины на дух не переносил. — Подключили добровольцев. Проверили несколько версий. В том числе и по домашним поработали. Мало ли что, сам понимаешь

Сёма опять меланхолично кивнул. Он понимал. На его памяти бывали поганые случаи, когда домашние заявляли о пропаже любимого родственника, благополучно того укокошив и прикопав на дачах.

— В общем, ищут пожарные, ищет милиция, — закончил Гризли, потирая лоб. — Как в воду канула гражданка Митрохина. И вот, пожалуйста, нам по телефону звонит гражданин Горяинов, тоже прогуливавший собачку сегодня утром, и сообщает, что…

— Нашёл труп, — мрачно догадался Сёма.

— Гражданки Митрохиной, повесившейся на собачьем поводке неподалеку от набережной. В лесочке, — уточнил Гризли.

Сёма тяжело вздохнул. Знали они этот лесочек. Справа — заброшенный памятник комсомольцам-добровольцам, внизу — Амур-батюшка. И только сильно поодаль — жилые кварталы и драматический театр. Какой умник вздумал строить театр на таком отшибе и как люди туда добирались вообще — вот что занимало Сёму. Сам он никогда театралом не был.

— Фишка в том, — проронил Гризли, когда «бобик» затормозил, прибыв на место происшествия, — что мы тут сто раз всё прошерстили. И добровольцы тоже. Не было здесь её ни неделю назад, ни три дня назад, ни вчера. Смекаешь?

Сёма смекал.

— Экспертизу надо на предмет изнасилования, — бесстрастным голосом предложил он очевидное.

— Эксперты уже на месте, — ответил Гризли, кивнув на синюю «тойоту» экспертов. — Работают.

Эксперты, то есть вездесущий Вася Савельев и молоденькая стажёрка Таечка Оганесян, уже разбирались, сосредоточенно шаря вокруг надломленного молодого деревца. Санитары невозмутимо грузили в «скорую» носилки, накрытые простынёй.

— Твою ж… — снова пробормотал Сёма, провожая взглядом эти носилки. Ему вдруг показалось, что из-под простыни торчит тонкая бледная рука, и его даже передёрнуло. Хотя именно что показалось, да и трупов за свою милицейскую карьеру он повидал немало, тем более раскромсанных совершенно безобразно. А вот поди ж ты.

Он снова вздрогнул. Из-под простыни действительно что-то вывалилось, санитар быстро подобрал и сунул обратно туфлю. Самую обычную стоптанную бежевую китайскую туфлю.

— Дитё без матери такое малое осталось, — вздохнул рядом с Сёмой Гризли, тоже наблюдавший эту картину.

Дверцы «скорой» захлопнулись, и она покатила прочь.

— Значится, так, — начальник любил эту присказку Глеба Жеглова. — Я тоже считаю, что девку держали где-то, а сюда просто вынесли. Давай работать по этой версии и ждать заключения от Васи.

— Угу, — промычал Сёма, не присоединяясь к общей толпе. Какая-то ещё неоформившаяся мысль бродила у него в голове и наконец созрела. — Федор Иваныч, — выпалил он, обращаясь к начальнику, — пусть там не топчутся. Отгони всех. Экспертов тоже, тем более что потерпевшую уже увезли. Давай приведём собаку.

— Это где ты у нас в райотделе служебных собак видел, они сто лет как не на довольствии, — поднял тёмные брови Гризли. — Надо из края вызывать.

— Да не нашу собаку, — нетерпеливо перебил Сёма. Он прекрасно знал, что ставку кинолога сократили уже на излёте перестройки. — Её собаку. То есть потерпевшей Митрохиной.

— Молоток. Может сработать, — после короткой паузы бросил Гризли. — Хотя это никакое не доказательство будет, но зато нам самим какие-нибудь зацепки даст. Тогда я к семье, отвезу их в морг для опознания и заберу собаку.

Сёма с величайшим облегчением выдохнул. Он ненавидел ездить в семьи потерпевших, как и любой из ментов, и был безмерно благодарен Гризли за то, что тот взял эту треклятую миссию на себя.

Гризли, видимо, прочитал благодарность в его глазах, неловко похлопал его по плечу и уехал с Эдиком.

Сёма с Толяном встали в оцепление возле поломанного деревца. С Амура дул резкий леденящий ветер, великая река мерно несла мимо них свинцовые волны, как и сотню лет назад. На островах через протоку желтели облетавшие кусты. У пристани колыхался дебаркадер.
— Вот и лето прошло, будто и не бывало, — вполголоса продекламировал нахохлившийся Толян и поднял воротник куртки.

— Лишь бы родственники сюда не заявились, — невпопад, а может, очень даже впопад буркнул Сёма. — А то выясним мы что-нибудь, ага.

Но родственники не заявились. Гризли вылез из подкатившего «бобика» мрачнее тучи, вывел оттуда на поводке скулившего чёрно-белого длинноухого пса и скупо сообщил, что мужа они отвезли на опознание в морг, а мать сидит с ребёнком, которого некуда девать. Собаку отдала без вопросов. Пребывает в ступоре, пьёт лекарства, только возня с младенцем и спасает.

— Ладно, давайте попробуем что-нибудь сделать, — Гризли тоскливо покрутил головой и аккуратно подвёл собаку к сломанному деревцу. — Ищи, Тайшет, — велел он. — Давай, ищи, откуда хозяйка твоя пришла.

Пёс опять заскулил, поджав куцый обрубок хвоста. Сёму снова пробрал озноб, но уже не от леденящего ветра.

Женщина в невменяемом состоянии, неделю где-то скрывавшаяся, чтобы потом повеситься в лесочке.

Её осиротевшая семья.

Её осиротевшая собака.

И они сами, тщетно пытающиеся сделать то, на что нужны были другие специалисты. Сёма снова вспомнил Тони Хиггинса, инспектора из Скотланд-Ярда, работавшего с ними по обмену в мае. Тот уверял, что и в Англии долбоебизма хватает. И помог им раскрутить печальное происшествие со священником, отцом Александром, в которого вселялась какая-то неведомая тварь из-под процарапанной у него на стене подъезда ладони. Гризли не верил в существование твари, а вот Сёма верил. Он лично, дежуря тогда в злополучном подъезде, слышал её тихий, леденящий душу смех.

Почему ему вдруг вспомнился не Тони с его забавным акцентом и серьёзным взглядом, а именно отец Александр, беспомощно распростёртый на постели в больничной палате? С перевязанным горлом.

А, наверное, потому, что он тоже пытался покончить с собой, перерезав себе горло ножницами по наущению твари.

Сёма так глубоко задумался, уйдя в эти воспоминания, что не заметил, как собака, покрутившись возле деревца и то и дело поскуливая, потянула куда-то Гризли.

— Опа! — оживился Толян, поглядев на Сёму с уважением. — Сработало. Может, что и выгорит. Сейчас посмотрим, к какому дому она нас приведёт.

Но собака привела их к драмтеатру.

* * *

Драмтеатр, место расположения которого всегда так изумляло Сёму, был весьма монументальным зданием с достаточно экстравагантной для своего времени архитектурой — этакий футуристический куб. Некогда его стены были белоснежными, сейчас скорее грязно-белыми, и именно к ним направлялись опера, ведомые Тайшетом.

Площадь вокруг очага культуры тоже была достаточно загаженной, повсюду валялись окурки и сухие листья. Хлипкие деревца, как и в покинутом операми лесочке, не приживались, росли плохо, болели и засыхали, тогда их снова подсаживали. Всё это было очень странным, ведь вокруг города царила вековая тайга. Будто бы что-то высасывало силы именно из посаженных людьми деревьев.

— Собака, не гони, — вполголоса сказал Толян, который органически не мог не комментировать происходящее вокруг. — Это же театр.

— А почему не предположить, что потерпевшая была в театре? — возразил Сёма, сам в это не веривший. Но надо же было что-то сказать.

— Неделю? — пробурчал Гризли. — И никто её там не заметил? Играла тень отца Гамлета, не иначе, — он угрюмо покривился.

— Почему играла? — пожал плечами Сёма. — Допустим, покончила с собой, её кто-то обнаружил и, чтобы не привлекать к себе внимания, потихоньку вынес в лесок и там оставил.

— Неделю, Сёма, алё, — Толян повертел пальцем у виска. — В театре неделю лежал труп?

— Эксперты определят точное время смерти, — перебил его Гризли, — но по предварительным данным, Вася сказал, смерть наступила не более двенадцати часов назад. Хватку ты в своём Китае подрастерял, Сёма, время смерти — это первое, что надо у экспертов спрашивать, прежде чем предположения строить. Ты, Охрименко, тоже хорош.

Сёма почесал в затылке. Гризли был кругом прав. Вот он-то всё успел: с экспертами поговорить, родных известить, собаку привезти. Только, увы, с собакой вышла осечка.

— Ладно, давайте доставим пса домой, — бодро изрёк Толян. — Ясно же, что она с ним просто здесь гуляла, Молодогвардейская — через два квартала.

— Погодите-ка, — охрипшим вдруг голосом произнёс Сёма. — Это вон там на стене — что такое?

Пёс, которого тщетно пытался увести Гризли, уселся как раз у стены. И там, на этой стене, в полуденных лучах очень ясно стала видна процарапанная чем-то острым детская картинка. Ручки, ножки, огуречик — получился человечек. Только человечек этот висел на нарисованной же виселице. Но, отчего у Сёмы волосы на затылке буквально зашевелились: на человечке была прорисована юбка, а рядом с виселицей — туфля. Одна. Вторая была так же схематично изображена на ноге человечка.

— Так, это что ещё за ёбань? — процедил Гризли.

— Не могу знать, — бесцветным голосом откликнулся Сёма, — но тут точно нужен эксперт с фотоаппаратом. Наверняка в театре есть какой-нибудь вахтёр, а от него можно звякнуть к нам в ментовку. Чтобы Вася приехал.

Вахтёром оказался суетливый лысоватый человек неопределённого возраста, допустивший их до телефона, когда Гризли предъявил ему свои «корочки», и всё время боязливо косившийся на собаку. Тайшет же смирно сидел у самого входа и, в свою очередь, боязливо поглядывал по сторонам.

— Сейчас Вася на своей тачке подъедет, — буднично известил Гризли, положив трубку, и повернулся к вахтёру. — Ничего странного или подозрительного здесь не замечали?

— Сегодня? — вытаращил блеклые глаза вахтёр.

— Сегодня, вчера, неделю назад, — уточнил Гризли, внимательно глядя на него. — Вот мы только что труп пропавшей женщины нашли в лесу неподалёку от вас, а это, значится, собачка ейная, — он указал на Тайшета. — Почему-то привела нас сюда. Так что скажете? Кстати, представьтесь-ка.

Вахтёр неожиданно побелел как полотно, схватился за сердце и осел на стуле.

— Твою ж… — уже привычно простонал Сёма, берясь за телефон, чтобы набрать «03».

* * *

— Этот самый Ложкин Иван Матвеевич, пятьдесят пятого гэрэ, отсидел восемь лет по сто тридцать первой, — сообщил Гризли, входя в свой кабинет, где уже было накурено так, что хоть топор вешай. — Короче, дело мы, считай, раскрыли, и всё благодаря тебе, Сёма, — он одобрительно похлопал опера по плечу. — Молоток. Отлично с собакой сообразил. Извини, что я на тебя тогда наехал насчёт Китая. Нюх у тебя, как у… как у этого Тайшета.

— Так ведь Ложкин-то признательных показаний не дал. Ну, отсидел он за изнасилование, и что? — вяло пробубнил Сёма.

На душе у него было вовсе не радостно, а совсем наоборот. Чему радоваться-то…

Ну, дело действительно раскрыли за два часа. И что? Девчонку-то не вернёшь. Сын сиротой остался. Да и выйти на подозреваемого случайно удалось: собака просто пришла на место, где гуляла с хозяйкой, а они трое просто увидели какую-то херню на стене и просто зашли в театр позвонить. Могли бы и не зайти. Хотя нет, дошли бы и до театра рано или поздно. И до паскудного Ложкина. Но тут он, скорее всего, решил, что собака потерпевшей его опознала.

Херня на стене, однако, не выходила у Сёмы из головы. Вася так и не успел её сфотографировать. Не до того было, они сразу направились обыскивать каморку вахтёра — очередное нарушение, — взяв ордер задним числом.

— Ложкин в больнице, — веско напомнил Гризли, усаживаясь за свой стол. — Под охраной. Врач говорит — сердце слабое, предынфарктное состояние, все дела. Но вещдоки у него в каморке мы собрали плюс экспертизу ДНК в край отправим, пусть пришлют результаты. Так что расколется паскуда, никуда не денется.

— Если не помрёт, — ляпнул Сёма. На душе у него становилось всё муторнее и муторнее.

— А помрёт — туда и дорога козлу, с ним уже всё ясно, — Гризли припечатал ладонью крякнувший стол. — Изложи лучше версию, покумекаю, как её начальству покруче подать.

— Ну, предположительно, — заунывно затянул Толян, переглянувшись с Сёмой, отдавшим напарнику пальму первенства, — Митрохина, будучи несколько не в себе от, опять же предположительно, выписанных ей сильнодействующих… как их там… антидепрессантов, во, — он заглянул в бумажку, которую держал в руке, — пришла с собакой к драмтеатру. Собаку отпустила, а сама вошла в каптёрку к Ложкину, опять же пребывая в полубессознательном состоянии. Либо он увидел её снаружи и сам привёл к себе, что более вероятно. Экспертиза показала следы неоднократных половых сношений, а в крови потерпевшей — алкоголь. В общем, старый мудак держал её у себя, поил, трахал и радовался. Это то, что практически установлено. Дальнейшее пока можно только предполагать. Потерпевшая могла повеситься сама, очнувшись и обнаружив, что происходит. Мог её прикончить и сам Ложкин. Так или иначе, именно он отнёс её ночью в лесок, что доказывают следы на месте преступления: на его ботинках обнаружена почва и сосновые иглы из этого самого леска. Короче, колоть его не переколоть, но, в общем и целом, картина ясна. Светит вышка, если обнаружится, что убил всё-таки он.

— Тогда смысл ему колоться вообще, — пробормотал Сёма, которому вдруг отчаянно захотелось выпить.

Гризли, в очередной раз внимательно посмотрев на него, выразительно крякнул, поднялся, отпер сейф и достал оттуда бутылку дагестанского коньяка. Толян, снова оживившись, потёр ладони и предложил сбегать вниз, к ларьку, за шаурмой, которую там бойко вертели две симпатичные среднеазиатские девахи.

— Чего смурной-то? — напрямик спросил Гризли Сёму после того, как все тяпнули по первой и налили по второй. — Давай, сам колись. Девку жалко, спору нет, но есть что-то ещё?

От проницательного взгляда его медвежьих глазок трудно было хоть что-то утаить.

— Есть, — кивнул Сёма, отставив стопку. — Картинка на стене.

Толян застонал и начал было: «Да что ты гонишь», но приумолк под пронзительным взором Гризли.

— Продолжай, — бесстрастно обронил тот.

И Сёма продолжил:

— Эта картинка — будто детская игра, я в такую в первом классе играл. Развивает этот, как его, тезаурус, — щегольнул он заумным словцом. — Кто-то загадывает слово, лучше подлиннее и поуматнее. Называет первую и последнюю буквы. А второй должен угадать другие буквы и само слово. Если не угадывает — попадает на виселицу.

— Точно, точно, — подхватил Толян, которого сразу развезло, голубые глаза заблестели. Он перевернул свой клочок бумажки и схематично изобразил на нём повешенного человечка. — Сперва саму виселицу рисуешь. Потом…

— Достаточно, я понял, — сдержанно прервал его Гризли. — И?.. — он снова посмотрел на насупившегося Сёму.

— Кто это рисовал? — выпалил тот. — Сама девчонка? Ложкин этот сраный? И когда? Вы же видели туфлю.

— Да видел я, видел, — проворчал враз помрачневший старший опер. — Ты мне мою стройную версию для начальства не рушь.

— Да не рушу я! — горячо возразил Сёма и навернул вторую стопку. Коньяк ухнул в желудок и одновременно ударил в голову. Мир вспыхнул и поплыл, стало хорошо. Тепло, блаженно. Думать и говорить не хотелось, тем более обо всякой херне, но он всё-таки сказал: — Это послание для нас. Точно знаю. Это та тварюга, что науськала собаку и вселилась в попа. Зуб даю. Но вы, конечно, эдакого начальству не докладывайте, Фёдор Иваныч.

— Да уж, не буду, — тяжело уронил тот, продолжая сверлить взглядом своего лучшего сотрудника. — Ладно, давай дождёмся показаний Ложкина. Тебе бы Тони, нашего инспектора, сюда, он бы живо твою теорию поддержал, а мы что? Мы атеисты.

Толян зашлёпал было губами, явно намереваясь что-то вставить, но удержался. Было чревато.

— Расскажи лучше в подробностях, чего ты из Суньки привёз, — велел Гризли, наливая всем по третьей. — Светке своей — шубу, как собирался? Отблагодарила она тебя?

Сёма натужно усмехнулся и наконец полез в карман, чтобы вывалить на полированный стол китайские псевдо-«Ролексы». Настало время вручения подарков. Он это больше всего любил. Праздник к нам приходит, ёпта.

* * *

Расползлись они по хатам, как водится, на такси и поздней ночью. Сёма к осчастливленной Светке не поехал, незачем ей было в таком непотребном виде его лицезреть. Спал, не раздеваясь, у себя на холостяцком незастеленном диване. Утром долго стоял под душем, пил воду прямо из-под крана.

А прибыв наконец в райотдел, с тоской узнал, что подозреваемый Ложкин Иван Матвеевич, пятьдесят пятого гэрэ, ночью умер в больнице.

Всё.

Дело, можно сказать, закрыто.

И им теперь никогда было не узнать, кто же нацарапал на стене драмтеатра виселицу и женщину в сброшенной туфле. Кто играл с нею в эти игры. И с ними! С ними!

Сёма был и правда готов звонить Энтони Хиггинсу, вот только бы знать куда.

— И отец Александр здесь или нет, неизвестно, — беспомощно пробормотал он себе под нос, отрешённо разглядывая начальственный кабинет: стены в относительно свежих обоях, потрет Дзержинского над столом. — Да понимаю я всё! — вдруг вспыхнул он, поймав острый взгляд Гризли, такой же острый, как у портрета. — Но что нам делать, Фёдор Иваныч, если такая херня будет повторяться? Если эта… эта тварь найдёт кого-то ещё, как нашла Митрохину и Ложкина?!

— Ты считаешь, она их нашла? — напряжённо спросил Гризли, внезапно не пославший взбесившегося подчинённого туда, куда солнце не заглядывает.

Сёма убито кивнул. Сердце у него бухало где-то в горле, он то и дело судорожно сглатывал.

— Иди уже, — махнув рукой, посоветовал Гризли. — Иди домой, Игнат, ты сегодня не работник. Разучилась пить молодёжь, эх, вы…

Сёма хотел было с горя сморозить что-нибудь едкое, но поглядел на сумрачную физиономию Гризли и промолчал. Атеистическое начальство тоже переживало.

Ну и чего тут успорять?

Раздолбай Толян вообще на работу не вышел. И правда, разучилась пить молодёжь

* * *

Ноги сами понесли опера к драмтеатру. Он ещё немного постоял там на углу, рассматривая настенный рисунок. Человечек. Виселица. Туфля, процарапанная детальнее всего.

Да, это нарисовал кто-то, кто раньше нарисовал на другой стене собаку, а потом — ещё на одной стене — ладонь. И один человек погиб, когда у этой стены с рисунком взбесился бойцовый стафф, а молодой священник сам чуть было не убил себя, поняв, что в него вселилась какая-то тварь.

Ладонь на стене, шлепки ладоней по полу и тихий издевательский смех…

Сёма тогда сам это слышал.

Его опять пробил озноб.

— Дядя, вы чего там смотрите? — раздался позади него удивлённый мальчишечий голос, и, обернувшись, Сёма увидел пацана лет семи, в полосатом свитерке и шортах, на новомодном скейте. Точно такой, он помнил, вывозил из Китая мужик, приторочив его к спине. Возможно, даже батя этого пацана.

— Ничего, кати себе, — отрубил Сёма, но парнишка не уходил. Поковырял асфальт носком грязной кроссовки и пробурчал:

— Стоят тут, на стенах рисуют, а нам нельзя.

— Погоди, — Сёма наклонился к нему. — Я ничего не рисую, ты что. Я просто смотрю. А ты видел, кто рисовал?

Пацан кивнул:

— Тётя.

— Какая… тётя? — осторожно спросил Сёма.

— Красивая, — звонко ответил пацан. — Она тут с собакой своей гуляла, с ирландским сеттером, чёрно-белым, у меня есть энциклопедия «Твоя собака», я там такую видел. Она вот тут его усадила, а сама рисовала. Это такая игра, я знаю.

— Рисовала или царапала на стене? — быстро уточнил Сёма. Это было важно.

Пацан сосредоточенно нахмурился.

— Она точно рисовала. Фломастером. А кто потом по ним процарапал, не знаю. Не я. И она разговаривала с кем-то. Тихо так разговаривала, хотя тут никого не было. Я не слышал, что она говорила.

— Когда это было? — выпалил Сёма.

Пацан пожал острыми плечами.

— Недавно. Потом я её уже не видел.

— Слушай, я из милиции, — решительно проговорил Сёма, вытаскивая из кармана куртки блокнот и шариковую ручку. — Скажи свой адрес и как тебя зовут. На всякий случай. Может, это и не понадобится.

— Вы что, эту тётю в тюрьму посадите за то, что она нарисовала? — ахнул пацан и попятился. А потом быстро вскочил на свой скейт и покатил прочь.

Сёма беспомощно гаркнул вслед: «Стой!» — но за мальчишкой не погнался. Его показания действительно не понадобятся, дело закрыто. Да и что такого рассказал пацан? Невменяемая женщина играла в «виселицу» с кем-то невидимым?

Бред, вот что на это скажет Гризли. Бред.

Он захлопнул блокнот и отправился по уже проторенному пути в хозмаг. Купить шпаклёвку, белую краску и кисть.

Он мог сделать хотя бы это. Пускай на стене театра будет белое пятно. Ему насрать.

«Аще бо и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко ты со мною еси: жезл твой и палица твоя, та мя утешиста…» — вспомнил он отца Александра, механически, как робот, водя кистью по стене.

Вот она, его палица.

— Не убоюся зла, — с силой повторил он вслух и оглянулся.

Ему показалось, что свинцово-серые воды Амура плещутся совсем рядом, хотя набережная была метрах в ста от драмтеатра. Набережная, дебаркадер, речвокзал.

Река дышала, она жила, гневно смотрела. Тяжело ворочалась в своём русле, неся свинцовые волны к океану, как и сто лет назад.

Сёма как-то вдруг сразу успокоился. Бросил кисть в ведёрко с краской, решив оставить и его, и банку шпатлёвки возле стены. Его новые китайские джинсы были в белых брызгах, руки заляпаны до самых локтей.

Он решил, что непременно отыщет отца Александра.

* * *

А спустя несколько дней вода в Амуре начала подниматься.

* * *

— По данным метеорологов, причиной наводнения стали интенсивные ливневые дожди, охватившие верховья Амура. Максимальный уровень реки достиг 911 сантиметров. Критический — 650 сантиметров, могу отметить. Были затоплены оба городских района, промышленные предприятия, драматический театр и краеведческий музей. Из половины жилых застроек, особенно из частного сектора, жителей пришлось эвакуировать в пункты временного размещения. Объявлен режим чрезвычайной ситуации.

Одним духом выпалив заученное, глава администрации на телеэкране нервно поправил очки.

— Я слышала от местных жителей, что существует некая легенда — что однажды Амур за что-то разгневается и разольётся от сопок до сопок, — бодро прострекотала московская телеведущая в белой блузочке с чёрным бантиком у горла, придававшим ей вид дореволюционной курсистки.

— Это всё чепуха, что вы, — явно сдерживаясь, отрезал глава администрации. — Суеверная чепуха. Ситуация под контролем.

* * *

Нечто огромное, непостижимое и лютое, что таилось под таёжным городом К., стоявшим на берегу самой широкой на этом краю материка реки, решило, что пора уходить, пока не поздно. Против него ополчилась сама эта река, тайга, вся эта земля, изгонявшая его прочь.

Такой силе оно не могло противостоять. Сила была куда более древней. Чистой. Всесильной.

«Чтоб вам всем утонуть», — яростно и беспомощно подумало оно, исчезая.

* * *

«К ликвидации последствий наводнения были привлечены свыше 300 тысяч человек (включая военнослужащих восточного военного округа). Они участвовали в эвакуации людей, строительстве дамб, доставке продуктов питания в затопленные районы, а также организовали понтонную переправу. Всего из опасных зон было эвакуировано более 32 тысяч человек, в том числе свыше 10 тысяч детей».

@темы: фики, Русреал, ФБ-23