В очереди следующие сукины дети фики:
- фик с ЖукоДосточкой, где Досточка Жуку НЕ даёт – ГОТОВО www.diary.ru/~sillvercat/p173427976.htm
– заявка Т 10-17: Жуков/Дон Кихот/Габен/Бальзак. Назначены ответственными за студенческую вечеринку по случаю дня Святого Валентина, им приходится весь вечер пересматривать фильмы про любовь, чтобы выбрать нарезку для перерывов между театральными постановками. H+ A (желательно, можно показать, как они издеваются над романтическими сценами, а сами вспоминают что-то своё, по болевой) – ГОТОВО www.diary.ru/~sillvercat/p173967206.htm
- продолжение продолжения чата в редакции - знаю сюжет: Штирль уезжает в загранку и оставляет Жука у руля)));
– новая исТОРИя про Тори – скелет сюжета есть...
– "Королева-3" - я почти смирилась с мыслью, что буду писать ЭТО всю жизнь))).

@темы: твор4ество

@темы: твор4ество, музыка, друзья

@темы: мужчины

Название: Королева. Возвращение
Автор:  sillvercat
Жанр: романс
Категория: гет
Рейтинг: R
Размер: миди
Пейринг/Персонажи: Андрей Королёв/Варя Жукова, Серёга/Варя, Андрей/Марша Рейнберд, Ольга Васильевна, Махно, Максим Максимович, Фёдор Орлов
Краткое содержание: Со времени событий, описанных в "Королеве", прошло больше двух лет. Королева с Королём учатся в Америке, но неожиданно она всё бросает и возвращается в Москву, потому что там человек, без которого она не может, и которому нужна её помощь – Серёга, которого обвинили в употреблении наркотиков и упрятали в клинику...
Предупреждение: нецензурщина и насилие, махровая попсня, хоть сериал снимай)) Кто б снял...
Читать дальше По соционике: Жуков (Варя)/Наполеон (Андрей), Жуков (Варя)/Есенин (Серёга), Наполеон (Андрей)/Бальзак (Марша), а также Драйзер (Ольга Васильевна), Гюго (Махно), Максим Горький (Максим Максимович), Гамлет (Фёдор Орлов)

От автора: Я не собиралась продолжать, но... очень-очень благодарна всем, кто меня заставил вдохновил:  Кэролайн,  Imika Okada, а также Назаровой Виктории Сергеевне, у которой нет аккаунта на дайри.
А также супругу моему Луконину Константину Сергеевичу, у которого тоже нет аккаунта на дайри и слава Богу)))
Отдельная любовь и признательность: Sweet_Yoghoo, автору большинства стихов и песен.
А также  F-fantazy, как первому читателю!
А также:  bachelorette,  Steel Stem,  +SunSet+, первым бетам!
Отдельный панегирик читайте в конце. Никогда я не напрягала ещё такое количество народу))
Примечание: все, кто это читал раньше, удивятся окончательному варианту... Всё, ребят, полетели!

Первая часть: www.diary.ru/~sillvercat/p170709948.htm

Арты от  nastyelf: sillvercat.diary.ru/p181456033.htm
sillvercat.diary.ru/p188485878.htm



* * *
barbarian: Серёга, блин! Звоню же, чего не отвечаешь?
Серый: Микрофон в ноуте сдох.
barbarian: А когда на мобилу звоню, чего не берёшь? Тоже микрофон сдох?
Серый: А ты звонила? Я не слышал.
barbarian: Гонишь.
Серый: А Дюня где?
barbarian: В Караганде. На семинаре.
Серый: Вечернем, что ли? Сама не гони.
barbarian: Вечернем, вечернем. Go out. Тусит. Расслабляется. Явится – убью к херам.
Серый: Вы поссорились, что ли?
…
Серый: Варь! Варяяяяяяяяяяяяяяяяяяяя!!!
Серый: ВАААААРЬ!!!!!!!
barbarian: Чо орёшь, как подстреленный? Тут я. В уборную ходила. Спроси ещё, зачем.
Серый: ГОНИШЬ. Ты просто не хочешь говорить. Почему не пошла с ним?
barbarian: Достал тусняк этот потому что. И Пиндосия достала. И Король достаёт. Часто. Неважно. Фигня это всё. Ты стрелки не переводи. Сам как? Когда релиз альбома?
Серый: А учёба?
barbarian: Учёба – круть. Тут в кампусе есть автостоянка для преподов – Нобелевских лауреатов, так там уже все места заняты, чессло.
Серый: О_о
barbarian: Глазки не пучь, не темни! У ТЕБЯ ЧЕГО? Альбом закончили записывать или нет? Ты ж говорил, в октябре. Так октябрь же.
barbarian: Серый!!
…
barbarian: Серый!!!! УБЬЮ!!!
barbarian: Бля, Серёга!!!!!!!

Конечно, он взял и скипнул.
И конечно, на смски он тоже не ответил.
Жучка, прикусив губу, резко захлопнула ни в чём не повинный ноутбук. Пальцы дрожали.
А, язви тебя в кочерыжку, как любила ругаться бабка.
Ей остро, прямо до воя, захотелось очутиться сейчас не в навороченной съёмной хате в Беркли с видом на Залив, а в старой их с бабкой кухоньке – сидеть на выщербленной табуретке, жевать бабкины оладьи и слушать её жалобы на радикулит и соседа Ваську, который, как нарочно, всё сверлит чего-то за стенкой, когда бабка укладывается вздремнуть после обеда.
Жучка прерывисто вздохнула и закрыла глаза. На каникулах, следующим летом, надо будет пойти к Ваське и навешать ему хороших люлей.
С бабкой теперь жила подружка детства Зиночка, оставившая свой дом-развалюшку под городом, так что за обеих старушенций можно было не слишком волноваться.
А вот за Серёгу – нужно.
читать дальше
Что, что там с этим засранцем? Микрофон у него сдох, как же. Не хочет ей показываться, знает, что она вытрясет из него все его заморочки, как два пальца об асфальт.
Даже торча в Пиндосии.
Король бесился, когда она пренебрежительно называла Штаты Пиндосией. Его от этого аж передёргивало. Сам он вписался в здешнюю жизнь с лёгкостью необыкновенной, засветившись везде, где только можно. После учёбы – бильярд, боулинг, клубы, да не ночные, а общественные, даже кружок при православной церкви, куда однажды Жучка сходила с ним ради интереса, враз офигев от происходившего. Батюшка Майкл, молодой, весёлый и бородатый, собрал всех желающих в греческом ресторанчике, где студенты весь вечер болтали, обсуждая самую разнообразную фигню. Always keep the faith, блин... Но Король чувствовал себя здесь, как рыба в воде. Высокий, загорелый, улыбчивый, от калифорнийских пляжных мальчиков он отличался только наличием мозгов.
Да уж, мозги им были тут нужнее, чем деньги Королёвых, хотя без денег пришлось бы туго. А так… у них была съёмная хата с видом на Залив, а не секция в общаге, почти новая тачка и другие ништяки – и это помимо платы за учёбу. Для Жучки эту оплату частично гасила стипендия – Король был прав, когда говорил, что льготы и квоты существуют.
Чуть больше года в Пиндосии и почти два месяца в Калифорнийском университете в Беркли – после того, как закончены все изматывающие курсы, сданы все долбаные тесты, все TOEFL и SAT.
Жучка была рада, что они в конце концов выбрали именно Беркли – в надменных и перемороженных, как куб трески в рыбном магазине, Гарварде и Стэнфорде она, наверно, не выдержала бы и недели. А здесь – в тёплой солнечной Калифорнии, у океана, дышавшего солью и влагой, всё хоть как-то напоминало ей родное побережье. Море, море…
Хотя просто побродить босиком по кромке прибоя ей удавалось нечасто. Мозги порой раскалялись так, что, казалось, сейчас вскипят и хлынут кровавой кашей из ушей. И ещё она всё время подрабатывала там, где можно было – в библиотеке, в кафешке-забегаловке, в лавчонке под названием «Университетский дух», где продавалась всякая мишура с символикой универа… Чтоб хотя бы трусы себе не покупать на деньги Королёвых. По этому поводу Король даже и не бесился уже. Отбесился в самом начале.
Времени на тоску не должно было оставаться, но тоска всё равно подкатывала к горлу внезапно, как рвота.
Жучка потёрла ладонями лицо и снова раскрыла ноут. Завтра лекций Нобелевских лауреатов не предвиделось, но и перед обычными преподами было бы стрёмным невнятно блеять.
– Tall little Sally plays with magic ebbles
Dasha sells equipment to the Chechnian rebels
я выхожу из анала в астрал,
там много чего слышал но не записал,
несмотря на США, не потерял азарта,
бухаю строго каждое восьмое марта
sitting in the bath house on the avenue B
and never agree...
Она во весь голос подпевала шухарному цыганскому эмигранту Женьке Гудзю, не раз спасавшему её здесь от хандры, поэтому и не услышала, как хлопнула входная дверь.
– Ты ещё не оглохла от этой своей похабщины? – проорал Король с порога, заглушая Гудзя.
Вздрогнув, Жучка ругнулась себе под нос и стопорнула «Ave B.» пультом.
– А ты ещё не притомился шарахаться по туснякам? – привычно огрызнулась она в ответ. – Party, party, afterparty! У тебя ж завтра вроде как семинар?
– Я готов, – безмятежно отозвался Король.
Он прошёл в комнату и устало развалился на диване прямо в куртке и кроссовках – ещё одна поганая америкосовская привычка. Вечеринка была явно не церковной – от него несло каким-то хорошим пойлом, – дерьмового он и в рот бы не взял, – и табаком. Курить он тоже не курил, но, видать, стоял и звездел в курящей компании. Не все ещё в Пиндостане боролись за здоровый образ жизни.
– Бухал, что ли? – проворчала Жучка. – Добухаешься – права отберут.
– Пьяный за рулём – убийца? – Король беспечно фыркнул, стаскивая с себя куртку и небрежно швыряя прямо на пол. – Меня Боб подвёз. А ты могла бы со мной пойти, было прикольно.
– Мне некогда фигнёй маяться! – отрезала она, подымаясь из-за стола. – А ты всегда готов, как пионер!
– Ага-а… – протянул он, закидывая руки за голову и потягиваясь всем телом. От его ленивой шалой улыбки её, как всегда, повело. Она сердито тряхнула головой, отгоняя эту чёртову слабость – вот ещё, новогодний подарочек, мальчик-звезда… Король.
– А Покахонтас там была? Она тоже всегда готова?
Ленивую улыбку с лица Короля смахнуло враз, голубые глаза сузились.
– Её зовут Марша, – проговорил он жёстко. – И её там не было. Она на такие тусы никогда не ходит, а жаль. С ней… интересно.
Ещё бы!
Жучка отлично знала, как её зовут. Более того, эту девчонку, так отличавшуюся от остальных, незатейливых и мелких студентиков-америкосиков, она даже уважала.
Марша Рейнберд была, чёрт бы её побрал, и затейливой, и глубокой.
Она тоже попала в Беркли по особой квоте, как коренная американка. Индейцев теперь в Пиндосии индейцами не называли – нетолерантно. Только «native americans». Fuckin` shit.

* * *
Король и Жучка впервые увидели Маршу Рейнберд в самом начале семестра, на публичных студенческих дебатах, в которых сами они участия не принимали. Сидели себе на галерке в галдящей весёлой толпе, с любопытством вертя головами по сторонам, когда смуглая высокая девчонка не спеша поднялась на трибуну, откинула назад блестящие пряди иссиня-чёрных волос, куда было вплетено орлиное перо, и разделала своего оппонента на тонкие ломтики. Чуть улыбаясь уголком насмешливых губ.
Король тогда уставился на неё, как завороженный, и Жучке даже пришлось незаметно пихнуть его кулаком.
– Ух, какая, – пробормотал он, машинально потирая бок, – смотри, она же индианка!
– Индипетька, – язвительно хмыкнула Жучка. – Подумаешь! Тут народу всякого тьмища, даже папуасы небось есть.
Но где-то глубоко у неё в сердце прозвучал тревожный зуммер.
За два с лишним года, проведённых с Королём, она привыкла к тому, что девки вешались на него гроздьями – и в России, и в Пиндостане. Немудрено – Король того стоил. Её это больше смешило, чем раздражало. Он и сам всегда вместе с нею посмеивался над чумными дурёхами, забивавшими ему телефон смсками. И тут, нате вам, эта Покахонтас.
Рейнберд – Птица Дождя, Птица, Предсказывающая Дождь. Из Южной Дакоты. Резервация Оглала, Республика Лакота, – как она сама со спокойным вызовом представилась тогда на дебатах.
Теперь Марша всегда участвовала в дебатах от их курса.
Хотя обычно она предпочитала держаться в тени и отмалчиваться. И была почти незаметной – до тех пор, пока не открывала рот. Язык у неё был острым, как бритва. Ну или как томагавк. Беспощадным.
– Прокурором будешь после универа? Самое твоё, – сказала ей Жучка как-то, когда они вдвоём задержались в лаборатории после занятий.
Марша покачала головой, усмехаясь своей обычной кривоватой усмешкой:
– Ненавижу прокурорских. Если крючкотворствовать – только адвокатом.
– Почему? – спросила Жучка, сама удивляясь своей настойчивости – что ей было за дело до этой занозы!
Та долго молчала, но всё-таки ответила:
– Моего брата никто не защитил – засудили за мелочь, так и сгниёт в тюрьме.
Жучка редко теряла дар речи, но это был именно тот случай. Она только во все глаза глядела на Маршу.
– У индейцев же сейчас вроде всё в порядке, – пробормотала она неловко. – Вашу историю вон в школах изучают, и культурное наследие, и вообще… Ты же сама учишься по квоте.
Марша презрительно пожала худыми плечами:
– Квота? Так в университетах должен быть определённый процент аборигенов. Ты же из России? Ты другую статистику в Интернете поищи – безработица, продолжительность жизни, детская смертность… Культурное наследие? Да, белым нравится, когда мы трясём перед ними перьями на Пау-Вау, как дрессированные. – Она всё с той же усмешкой тронула перо, прикреплённое к кончику своей смоляной косы. – А ещё больше им нравится, когда мы много пьём. Так легче отнять у нас остатки наших земель. Хороший индеец – пьяный индеец – мёртвый индеец. Война всё ещё идёт.
– А твой брат?
– Дурак. – Теперь она уже не усмехалась. – Осудили по ювеналке, а потом рецидив. Тюремщикам выгодно нас держать – за каждого платит правительство. А мой брат – хороший индеец… потому что он всегда пьяный индеец. И совсем скоро он будет очень хорошим индейцем. Мёртвым.
У Жучки по спине пробежал холодок.
– А что такое Республика Лакота? – спросила она, поколебавшись.
– Посмотри в Интернете, – бесстрастно повторила Марша.
Тут вошёл Король, и, едва он открыл дверь, Жучка поняла, что подружиться с Маршей Рейнберд ей не суждено.
Достаточно было увидеть, как вспыхнули глаза Короля, и как Марша, вздёрнув острый подбородок, скрестила руки на груди, будто отгородившись невидимым щитом. Лицо всё так же бесстрастно. Poker face.
Жучка надеялась, что она сейчас подхватит свою сумку и растворится, как обычно, но та стояла, не глядя на Короля, но будто ожидая чего-то. И тот, чуть поколебавшись, спросил её с обычной своей беспечной и победительной ухмылочкой:
– Больше проблем нет?
Марша пренебрежительно скривилась:
– А ты что, Большой Белый Герой, и другие мои проблемы решать собираешься?
И тот взял и нагло кивнул!
– Какие ещё проблемы?! – опешила Жучка.
– Да был тут… инцидент один, – небрежно бросил Король, искоса глянув на Маршу, и Жучка задохнулась от гнева и растерянности, впервые почувствовав себя рядом с ним посторонней.
Это было примерно полтора месяца назад. С тех пор она настороженно отслеживала частоту появлений Короля на студенческих дебатах и частоту появлений Марши на лабораторных и практических занятиях группы Короля.

* * *
Жучка опять встряхнула головой. Что ещё за нах… К чёрту Маршу Рейнберд! К чёрту всё!
– Разуйся… Джон Смит, – буркнула она хмуро, указывая на пыльные кроссовки Короля. – Я только что полы помыла.
Тот беззаботно ухмыльнулся:
– Да брось ты! Тоже мне, desperate housewife, отчаявшаяся домохозяйка… Иди лучше сюда.
– На хрена? Я занимаюсь, – строптиво процедила она, подходя, однако, на шаг.
– Мной займёшься.
– Ага, два раза.
Он расхохотался, запрокинув светловолосую встрёпанную голову:
– Можно и два! Я не возражаю.
Невольно заглядевшись на его белозубую нахальную ухмылку, она не успела отпрянуть, когда он стремительно ухватил её за руку и дёрнул на себя.
– Я сказал – иди сюда, – раздельно повторил он, прижимая её к дивану и уже не улыбаясь.
Жучка коротко выдохнула и на секунду крепко зажмурилась.
– Устала я уже с тобой письками меряться, Король, – вырвалось у неё. – Понимаешь?
Его пальцы медленно разжались.
– И вообще, я тебя без гандонов больше не подпущу, – безжалостно продолжала она, посмотрев ему в глаза, вспыхнувшие яростью и какой-то детской обидой. – Мало ли где ты шля…
Король тряхнул её за плечо, обрывая на полуслове.
– Ты у меня одна! – прохрипел он севшим вдруг голосом, и она опять зажмурилась.
Пропали оно всё пропадом – Пиндосия, Калифорния, Беркли, преподы с их Нобелевским лауреатством! Очутиться бы сейчас на лежанке из небрежно наломанных веток, прикрытых одеялом, в той заброшенной землянке на берегу родного моря, где они провели своё самое первое, самое безбашенное лето…
– Вот здесь – одна, верю, – откликнулась она наконец, слыша, как вздрагивает собственный голос, и положила ладонь прямо под ремень его джинсов. Король дернулся, как от удара током, но она уже отняла руку и вновь прикоснулась – теперь к его сердцу, неистово колотившемуся под модной рубашкой. – А здесь?
Он отшатнулся, но её пальцы теперь коснулись его лба:
– И здесь?
Она сжала его лицо в ладонях, напряжённо глядя в заблестевшие, потемневшие глаза.
– Здесь, и там, и везде, – лихорадочно зашептал он, отчаянно целуя её, прижимая к себе так, будто хотел ею пропитаться, войти в неё прямо сквозь поры. – Только ты, ты одна… Королева…
Она снова зажмурилась, принимая его, впуская его. Плясали перед глазами огненные всполохи костра, в ушах шумел родной прибой, и морской солёный привкус жёг саднящие губы, которые она прикусывала, чтобы не закричать.
Уже уплывая в сон, она широко раскрыла глаза и подскочила:
– Король!
– М-м… – невнятно откликнулся тот.
– Я с Серёгой сегодня по скайпу… чёрт, он наврал, что у него микрофон сдох, списались просто. Что-то там у него… не то.
– Да брось ты параноить… – Король зевнул широко и сладко. – Чего у него там может быть не то? Продюсер какой-то нашёлся, раскручивает их. Он же всегда чего-нибудь гонит, Серёга-то. Творческая личность… Мама за ним присматривает. Не бери в голову, спи давай.
Через минуту Жучка услышала его мерное дыхание и из всех сил саданула кулаком в подушку.
Параноить, значит… Ладно. Завтра она сама с этим разберётся.
Сон ушёл враз.
Откинувшись на спину, она надела наушники и нашла в плей-листе последнюю Серёгину песню.

Дыхание тает на острие зловония,
Страх – просыпаться опять непонятыми,
Как два изгоя, что терпят крушение боинга,
Как два Геракла, распятые на крестах истории.
На простынях, от холода потных заведомо,
Лежать не дыша, боимся вдохнуть отчаяние,
Прощение вымолив, просто прождав ответа,
И проиграть, всего лишь приняв наказание.
Дыхание крошится, всеми оттенками красного,
Нутро дрожит, заполненное вдохновением,
Стоять на месте, словно родившись привязанными,
Стоять на месте, испытывая терпение.
Рисуй глаза на спинах каждого голубя,
Разуй глаза, и клетка почти естественна.
Спина к спине, хотя и не до конца любя,
Глаза в глаза, хотя может слишком тесно нам.
И так мечтать – пойти навестить любовников,
Не подпускать друг к другу нужду и горе.
Как два изгоя, что терпят крушение боинга,
Как два Геракла, распятые на крестах истории…

* * *
Голос Ольги Васильевны в трубке, как всегда, был очень ровным.
– Не беспокойся, с Серёжей всё нормально. Мне, конечно, не нравится это его заочное обучение… такая профанация… но он действительно слишком много времени отдаёт… своему творчеству, чтобы учиться очно как следует.
«Было у отца два сына, один умный, а второй… музыкант», – чуть не ляпнула Жучка.
Словно услышав эту повисшую между Калифорнией и Москвой нелепую присказку, Ольга Васильевна строго спросила:
– Варя, я надеюсь, что у Андрея всё в порядке с учёбой?
– В абсолютном, – легко отозвалась Жучка. Короля она бы в любом случае не сдала.
– Ты по-другому и не ответила бы, правда? – в голосе Ольги Васильевны просквозила улыбка.
– Ага, – согласилась она так же легко, и в трубке прозвучал короткий смешок. А потом неожиданный вопрос:
– Трудно тебе, девочка?
Мобильник в её пальцах дрогнул.
– С чего вы взяли? Всё отлично.
– И тут ты не ответила бы по-другому… – констатировала Ольга Васильевна со вздохом. – Не бери на себя ещё больше, не надрывайся попусту.
– Вот ещё… – пробормотала Жучка упрямо. – Что там за продюсер у Серёги?
– Очень… деловой, – хмыкнула Ольга Васильевна. – Его нам порекомендовали… давние знакомые. Обедал у нас дважды. Обещал, что первый альбом выстрелит, недолго осталось. Серёжа, видимо, просто очень нервничает по этому поводу, но это понятно. А ты не волнуйся.
Да что они все заладили – не волнуйся, не волнуйся!
– Ладно, – Жучка глубоко вздохнула. – У меня всё. До свидания. И… берегите его!
Сунув мобильник в карман джинсов, она устало присела на край стола.
В аудиторию, весело галдя, входили студенты. Яркая, беспечная, многонациональная толпа в фенечках, монистах, татушках, пирсингах… И у длинноволосого молодого препода красовалось колечко пирсинга над левой бровью, гроздь серёжек в левом же ухе, радужная фенечка вокруг запястья.
Жучка вдруг поймала хмурый, исподлобья, взгляд Марши Рейнберд. На ней, единственной из пёстрой попугайной оравы, была чёрная футболка с чьим-то профилем и тёмные мешковатые джинсы. «Свободу Леонарду Пелтиеру!» – вот что было написано на футболке.
Жучка вспомнила, что встречала это имя, когда проглядывала по совету Марши соответствующую статистику в Сети – индеец просидел в тюрьме чёртову уйму лет за убийство двух агентов ФБР, хотя его вина вроде как даже не была толком доказана.
Статистика, кстати, и вправду… впечатляла.
«Война всё ещё идёт…»
Марша Рейнберд точно знала, что такое война.

* * *
Заканчивался ноябрь. Впереди маячило неизбежное, как коммунизм, навязчивое америкосовское Рождество. Какофония покупок, скидок, Санта-Клаусы в универсамах. И каникулы. Все разъезжались кто куда, и в кампусе должны были остаться в основном только иностранные студенты.
Жучку с Королём тоже пригласили погостить, – кажется, долговязый застенчивый очкарик Боб Тейлор, – в Техас, на отцовское ранчо. Жучка резко отказалась, едва Король ей об этом заикнулся – она не собиралась упускать возможности лишнего заработка в свободное каникулярное время.
Они с Королём, конечно, из-за этого в очередной раз перелаялись. Уже привычно, прямо как прожившая вместе много лет, задрюченная жизнью семейная пара: какой-нибудь дядя Петя в растянутых трениках, с отвисшим пивным пузом, и тётя Маша в бигудях, шлёпанцах и засаленном халате.
Провались оно всё…
В последние недели Серёга вообще перестал выходить на связь. Ночами Жучка торчала с ноутом на балконе, всё дожидаясь – а если он появится в Сети? Ветер с океана был холодным и солёным, ерошил ей волосы, будто большой рукой, и она сидела там, пока совсем не подмерзала, а Король пытался её утащить, злился и орал, что она спятила.
Спятила, как же…
Релиз Серёгиной группы опять откладывался. Жучка нашла в Сети интервью с его продюсером, обычное рекламное и жизнерадостное «бла-бла». Продюсера звали Фёдор Орлов, и Жучка внимательно рассмотрела его улыбающееся лицо на фотографии: в меру циничный, в меру открытый взгляд преуспевающего сорокалетнего мужика, ничего в нём не было настораживающего. Но почему Серёга молчал? И почему иногда так заходилось от тревоги сердце?
В конце концов, после очередной бессонной ночи она не выдержала и опять позвонила в Москву, хотя боялась, что Ольга Васильевна сочтёт её истеричной дурой, как и Король.
Ну и ладно, ну и пускай.
Жучка сперва даже не узнала её голос в телефонной трубке – таким усталым и бесцветным он был.
– Серёжа в больнице, – коротко сказала Ольга Васильевна. – Всё в порядке, он просто… переутомился. Ему надо немного отдохнуть. Ты не волнуйся, Варя…
Даже не дослушав, Жучка нажала на кнопку отбоя.
Мозг заработал холодно и чётко, будто какой-то механизм – ей даже показалось, что она видит и слышит, как всё быстрее крутятся внутри её головы шестерёнки, уверенно цепляясь друг за друга, как стремительно раскручивается маховик.
Пришла беда.
Война.
И Серёга сражается там совсем один.
Она раскрыла ноут и достала из сумки кредитку.
Явившийся рано, как ни странно, Король застал её за сборами. Шмоток у неё, к счастью, было немного
– Ты чего тут? – оторопело заморгал он, замерев у порога, как вкопанный. – Ты…
– Я лечу в Москву, – Жучка рывком застегнула «молнию» дорожной сумки и поднялась. – Заказала билеты. Завтра в два часа – рейс на Нью-Йорк. До этого я все формальности тут должна уладить.
– Да что ты несёшь?!
– У Серёги проблемы, – ответила она коротко. – Думаю, большие. Я должна там быть.
Дико взглянув на неё, Король выхватил из кармана мобильник:
– Мама?..
Не желая ничего слышать, Жучка вышла на балкон и устало опёрлась на перила. Она заранее знала всё, что будет сказано. И это «всё» она выпалила в лицо Королю, едва только тот распахнул балконную дверь и шагнул к ней:
– Конечно, на самом деле всё в порядке, всё у мамы под контролем. Я чего-то там себе понавыдумывала, а Серёга же просто творческая личность, хуле, у творческих личностей бывают… кризисы. Я собираюсь спустить в унитаз всё своё грёбаное будущее из-за каких-то выдумок. Я впахивала здесь целый год, как ломовая лошадь, а теперь…
Но Король сказал совсем другое. Голос его был очень тихим и чётким, и Жучка впервые увидела в его лице черты Ольги Васильевны.
– Уладишь все формальности, значит? А я… получается, вообще не вхожу в твои… формальности?
Она облизнула враз пересохшие губы, прямо глядя ему в глаза, ставшие очень взрослыми и совсем больными:
– Ты – не пропадёшь. Ты… прости.
– Поня-ятно, – хрипло протянул Король, сглотнув.
И спросил – опять очень тихо и опять совсем не то, чего она ждала:
– Так ты тогда… в десятом классе… из-за Серёги меня динамила? Выбрать не могла?
Дыхание у неё пресеклось. Она молча кивнула, а потом сказала просто, зная, что должна объяснить до конца:
– Я его тогда предала. Но больше не предам. – И повторила едва слышно: – Прости.
Не отводя глаз, она ожидала взрыва, пощёчины, матерщины. Но не дождалась.
Попятившись, Король лишь молча опустил голову, повернулся и ринулся к выходу.
Не выдержав, она метнулась следом:
– Дюнь!
Он на миг задержался на пороге и выдохнул, уже не глядя на неё:
– Всё верно. Ты ведь мне никогда не говорила, что любишь.
Дверь гулко захлопнулась прямо перед ней.
Жучка выскочила в коридор и остановилась – лязгнув, лифт поехал вниз.
Развернувшись, она выбежала на балкон – чтоб увидеть, как Король, рывком распахнув дверцу, садится в свой «форд» и берёт с места так, что аж шины заверещали на повороте.
Псих, псих чёртов, он что, разбиться хочет?!
Она похолодела от этой внезапной мысли.
Оборвать эту боль любой ценой, показать ей, доказать ей…
Нет, нет, нет!
Схватив со стола мобильник, она трясущимися пальцами нажала кнопку быстрого набора – номер Короля. Длинные гудки. Отбой. Мёртвая отключка.
Идиот, долбоёб, мудак, чтоб ты, чтоб тебе…
Она ведь и вправду никогда не говорила ему, что любит.
А он никогда не спрашивал.
Боялся, что ли?
Боялся?!
Король?!
Жучка так и ходила до рассвета, сжимая в ладони мобильник – то по комнате из угла в угол, то на балкон, отчаянно жалея, что не курит. Может, легче стало бы.
И раз пятьдесят, наверное, она нажала на кнопку повторного вызова – всё с тем же результатом.
Абонент отключён. Отключён. Отключён.
Хорошо, если он отключился у Марши. С Маршей.

* * *
Когда формальности в административных офисах универа и в банке закончились, Жучка ощущала себя кефалью, валяющейся на песке со вспоротым брюхом в ожидании котла.
Мобильник Короля по-прежнему был отключен, и свои ключи она оставила соседям – молодой паре студентов, озадаченно вытаращившейся на неё.
Она доехала на такси до аэропорта и отупело встала в длинную очередь у стойки регистрации – перед праздниками все почему-то так и рвались на Восточное побережье.
Её качало от усталости, тревоги и боли, но она знала, что наконец-то всё делает правильно. В висках стучали дурацкие высокопарные слова из учебника по древней истории.
Жребий брошен. Рубикон перейдён.
Регистрация на нью-йоркский рейс почти закончилась, когда Жучка с отчаянно заколотившимся сердцем увидела протискивавшегося к ней сквозь толпу Короля. Лицо его было потемневшим и осунувшимся, он молча шёл вперёд, не обращая внимания на мельтешащих пассажиров, и ему торопливо уступали дорогу.
Сейчас выхватит у неё сумку… Жучка напряглась и ощетинилась, приготовившись к отпору.
– Есть ещё места на рейс? – выпалил Король, даже не дойдя до неё. – Я с тобой полечу.
– Ага, два раза! – автоматически откликнулась она.
«Можно и два»…
Жучка из всех сил стиснула зубы.
– Это мой брат, – спокойно сказал Король.
– Я люблю его, – отозвалась она так же спокойно.
Они стояли, глядя друг на друга, и люди осторожно обтекали их, как вода ручья – камень.
Король наконец медленно кивнул:
– Я понял.
– Я справлюсь, – она закусила дрожащие непослушные губы.
Он повёл плечом:
– Я тоже.
Жучка вдруг рассмеялась и снова поспешно прикусила губу. В горле остро саднило, а в глазах было горячо и колко.
– Мы с тобой разговариваем… как в боевике каком-то грёбаном! Дюнь, ты был… ты был…
– Неважно, где, – прервал её Король и, за шаг преодолев разделявшее их расстояние, прижал её к себе так, что она задохнулась. И, ощутив его знакомое тепло, она не смогла больше сдерживаться и заплакала навзрыд.
Было так больно, словно в груди поворачивался нож, скрежеща о рёбра, разрывая на куски сердце.
– Я умру за тебя, Королева, – как когда-то, сказал он срывающимся голосом, и она запрокинула голову, не обращая внимания на проклятые слёзы, бежавшие по щекам, по шее, капавшие на куртку:
– Я умру за тебя, Король.
Кто-то неловко откашлялся рядом с ними. Обернувшись и неумело вытирая щёки ладонями и рукавом, Жучка увидела девушку в форменном костюмчике, деловито заглядывавшую в какие-то бланки:
– Барбара Жу-ко-ва?
Регистрация, оказывается, закончилась.
Все пялились на них.
Плевать, плевать…
Король маячил у стойки, пока Жучка проходила через зону досмотра, и, оборачиваясь, пока её шмонали, она всё время видела его светловолосую голову.
Уже, выходя в полный пассажиров накопитель, она нашарила мобильник, в очередной раз нажала кнопку вызова и рассмеялась сквозь подступавшие вновь чёртовы слёзы, увидев, как Король озадаченно завертел головой и захлопал ладонью по карманам.
– Так ты где был-то? – откашлявшись, спросила она.
– Пиво пил, где! – откликнулся он так же сипловато.
– Ты это… – она опять откашлялась. – Не блядуй тут, СПИД не дремлет. Марша – хорошая девка, держись её… хотя я б ей все косы повыдрала.
Король фыркнул, всхлипнул и засмеялся.
В самолёте Жучка отключилась сразу же, едва опустилась в кресло и пристегнула ремни.
Ей снился Серёга. Такой, каким он был полтора года назад перед их отлётом в Штаты – высокий тощий пацан с глубокими серыми глазами, которые смотрели на неё доверчиво и серьёзно. Но песню, которую он пел в этом сне, она никогда не слышала.

Я тоже хочу топить чьи-нибудь глыбы льда,
Что мешали дышать
так давно, что казалось - всегда,
И бродить археологом по городам
Забытым, куда много лет перестали писать
И где нервно
Трепещет невзятый на почте листок,
Гнутся деревья,
От твоего взгляда наискосок,
Я просто хочу кого-то спасать
ежедневно.
Начинают охоту.
Спрячься в подземных моих городах.
Здесь не найдут. Пилоты
Залпом шампанское пьют на свой страх,
Где ты и кто ты?
Ты здесь неузнан, ты здесь не враг.
Я просто хочу, чтоб тебе стало дышать
Легче,
Отплевывай воду слезами из глаз,
На свои плечи
Взвалил целый мир, как всесильный Атлас.
Но он так придуман,
Чтоб опираться на спины слонов
и любовь.
Не смейся,
а просто ладони свои разожми,
Доверься,
я знаю, что держится мир не людьми,
дай руку,
Поверь в этот странный чарующий бред...
Ты чувствуешь легкость, как будто бы можешь взлететь?
Это крылья,
Что их у нас нет - это гнусная ложь,
я слышу, в твоих городах начинается дождь,
И борется с пылью,
И гладит кудрявые кроны берез...
И шепчет напевно...
Я просто хочу кого-то спасать ежедневно.
Пусть это будешь ты.


* * *
В Москве вовсю разгулялась самая настоящая зима. Мелкая ледяная крупа сыпалась с тёмного неба, колола лицо. Жучка покрепче запахнула полы чахлой американской куртейки, натянула поглубже капюшон. Ерунда.
Народ в Шереметьево колготился так же суматошно, как в американских аэропортах. Наблюдая за тем, как небритый мужик с парой сумок в каждой руке, вполголоса матерясь, кое-как волочётся к стойке, Жучка поймала себя на том, что невольно улыбается. Home, sweet home…
Она обменяла баксы на рубли и купила у пожилой усталой киоскёрши московскую симку.
Ольга Васильевна не отвечала долго, так долго, что Жучка сразу завелась. Она так старательно заглушала внутренний голос, вопивший об опасности, что за время перелёта ей это почти удалось. Почти…
Наконец в мобильнике прозвучало сдержанное:
– Алло?
– Я прилетела, – выпалила Жучка, даже не здороваясь. – Вы дома? Я еду.
– Хорошо, – после паузы так же сдержанно отозвалась Ольга Васильевна. – Приезжай, но не на Остоженку. Метро «Бибирево». – И она назвала адрес.
Садясь в подвернувшееся «шахид-такси», Жучка поняла, что… что совершенно перестала что-либо понимать. У Королёвых была шикарная квартира в элитном доме на Остоженке, в самом центре. И теперь – Бибирево, задница Москвы?! Ей в голову пришло только одно логическое объяснение такой метаморфозы.
Его она и высказала, едва перед ней распахнулась самая обычная, обтянутая чёрным дерматином дверь на четвёртом этаже самой обычной хрущобы:
– Вы что, ушли от Ильи Александровича?!
Ольга Васильевна на мгновение замерла на пороге, а потом коротко и непонятно засмеялась, пропуская её в квартиру, которая мало чем отличалась от той, где Жучка выросла. Такой же тесный коридор, ведущий в маленькую кухню, совмещённый санузел чуть ли не у входа, две комнатушки, потолок, лежавший почти что на голове, и никакого евроремонта. У Жучки даже сердце защемило.
Она бросила у порога сумку и чемодан и сердито проговорила:
– Вы не смейтесь! Скажите правду.
– Обязательно скажу, – Ольга Васильевна кивнула, уже без улыбки. – Умойся с дороги, Варя, и пойдём на кухню. Свежее полотенце в ванной.
Ну коне-ечно…
И почему рядом с этой женщиной она всегда чувствовала себя трёхлеткой перед детсадовской воспитательницей?!
Жучка послушно, в точности, как трёхлетка в садике, устроилась на стуле с выгнутой спинкой, стоявшем возле маленького круглого стола на кухне и даже руки на коленях сложила. Ольга Васильевна повернулась к ней от плиты, на которой что-то вкусно шкворчало – теперь у неё была очень короткая стрижка, делавшая её ещё моложе. Жучка сейчас нипочём не дала бы ей больше тридцати. Вот только в глазах, так похожих на Серёгины, мелькнула… даже не боль. Затравленность. Безысходность. Всего на одно мгновение, а потом взгляд этих серых глаз вновь стал спокойным, как гладь глубокого озера после налетевшего ветра.
– Чаю или кофе? – деловито спросила Ольга Васильевна, и, внимательно оглядев её, добавила: – А ты выросла, Варя.
– Не чаю, не кофе, не потанцуем! – вскипела вдруг Жучка. Выросла она, видите ли! – Не надо этих реверансов… пожалуйста! Что с Серёгой? Что с вами? Почему вы здесь? Где Илья Александрович?!
Женщина прислонилась к подоконнику, глядя на Жучку пристально и всё так же странно:
– В тюрьме.
– Как?! – Жучка задохнулась.
– Уже неделю. Это пока не попало в СМИ, но, думаю, вот-вот…
– За что?!
Женщина у окна опустила глаза и повела покатым плечом:
– Не тем людям Илья дорогу перешёл. Официально – неуплата налогов и так далее. Сколько верёвочке ни виться… – В тихом голосе её отчётливо просквозила горечь.
Жучка на мгновение зажмурилась:
– И что? Что теперь?!
Ольга Васильевна опять пожала плечами:
– Арест имущества. Счета заморожены. Благо, у вас с Андреем были свои.
– Я перевела все деньги на его счёт, – прервала её Жучка. – Ему нужно учиться. – Она выставила перед собой ладонь, заранее обрывая любые возможные возражения. – Потом. Сначала Серёга. Что с Серёгой?
Ольга Васильевна присела на стул, крепко обхватив себя за локти, будто от чего-то удерживая:
– Он в частной клинике для наркоманов, Варя. Я виновата. За всеми этими… событиями я за ним недосмотрела, хотя ты предупреждала меня…
– Нет! – Жучка опять вскинула руку и, не выдержав, вскочила. – Я вас не об этом предупреждала!
– Ты говорила, что с ним что-то не то, что он какой-то странный… и оказалась права. – Ольга Васильевна зачем-то взяла с блюдца звякнувшую кофейную чашку и бесцельно повертела её в руках.
Жучка потёрла лоб, отчаянно пытаясь сосредоточиться и внятно сформулировать то, что носила в себе все эти последние дни:
– С ним что-то происходило, но извне. Понимаете? Извне! Не изнутри. Внутри он тот же, и он не наркоман. Понимаете? Пожалуйста, поймите!
Ольга Васильевна очень устало покачала головой:
– Варя… пойми и ты – самые близкие люди и те очень долго остаются в полном неведении относительно того, что происходит с тем, кто… себя одурманивает. А вы не виделись полтора года. Наркомания – это…
– Нет! – Жучка поспешно шагнула к окну, слепо уставившись на весёлые огоньки соседних окон, и несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. – Я всё равно знаю его лучше, чем вы. Он не наркоман.
– Варя…
– Расскажите мне всё подробно. Пожалуйста, – с силой сказала она, поворачиваясь к Ольге Васильевне.
Откинувшись на спинку стула, та аккуратно поставила чашку на стол и, прикрыв глаза, медленно заговорила:
– Когда вы уехали, всё было в порядке. Вы учились на курсах там, Серёжа заканчивал одиннадцатый класс здесь. Летом поступил на заочное, подолгу репетировал с группой… Обычные ребята, адекватные.
– Кстати, вы разговаривались с ними, когда это всё… произошло с Серёгой? – перебила её Жучка. – Расспрашивали их?
Женщина растерянно подняла брови:
– О чём? И зачем?.. Я не сочла необходимым это делать, ведь всё и так было ясно…
Жучка крепко сцепила за спиной переплетённые пальцы:
– Дальше. Пожалуйста!
– Дальше… Появился продюсер, Фёдор Орлов. Нам его порекомендовали как хорошего продюсера, напористого и со связями. Молодой, амбициозный, и раскрутил этого… как его… – Она помолчала и махнула рукой. – Впрочем, неважно. Он очень заинтересовался Серёжей, сказал, что его уровень, как музыканта, достаточно высок, и первый альбом будет бомбой. Они начали готовиться к записи, репетировали очень много, потом начали записывать альбом. Я бывала на этих репетициях… да собственно, Серёжа ведь и дома гитару из рук не выпускает… не выпускал. Он её в студии потом разбил, когда... – Она сглотнула, глядя на свои руки, скрещенные на коленях.
– Дальше, – хрипло вымолвила Жучка, отводя глаза.
– То, что я слышала, было очень… достойно. Он действительно талантлив, Варя, – голос женщины дрогнул. – Очень. Я им гордилась.
– Гордились? – Жучка горько скривила губы, и Ольга Васильевна, вспыхнув, беспомощно покачала головой:
– Горжусь.
– Дальше.
– Примерно месяца полтора назад с ним начало происходить что-то странное. К сожалению, именно в это время стало ясно, что у Ильи большие проблемы, и это меня… отвлекло. Собственно, как раз твой тогдашний звонок заставил меня встряхнуться, но было уже поздно.
– Что-то странное – что? – Жучка затаила дыхание.
– До этого, в сентябре, Серёжа на какое-то время вообще бросил репетиции, хотя дело шло к релизу альбома. Фёдор сильно заволновался. Звонил, приезжал. Он считал, что у Серёжи творческий кризис, через который периодически проходят все талантливые люди. Потом Серёжа вновь стал ходить в студию, и Фёдор уверил меня, что всё в полном порядке. Но Серёжа… Сначала он жаловался на головные боли, очень сильные. А потом… он стал совсем не таким, как всегда. Не просто рассеянным. Он как будто зависал, что ли – прямо во время разговора, и потом не мог вспомнить, о чём мы говорим! Он мог проспать весь день до вечера, или, наоборот, был слишком оживлён, тараторил, как сорока, как-то болезненно… И глаза… да, глаза у него стали такие… – она запнулась.
Жучка не могла этого больше слышать. Было трудно дышать, и она неосознанно потирала ладонью впадинку между ключицами. Ольга Васильевна остро на неё взглянула:
– Ты знаешь, о чём я говорю? Эти… симптомы?
– Знаю, – коротко отозвалась Жучка. – Видела.
– А я не видела… раньше, – со вздохом сказала женщина, снова прикрывая глаза. – Поэтому я не могла понять, что с ним… Но потом его увезли на «скорой» прямо со студии – у него был припадок… галлюцинации. В больнице мне сказали, что он принимает какие-то психотропные средства… уже не меньше полутора месяцев, регулярно. Мы нашли хорошую, очень хорошую частную клинику, и он там уже почти две недели. Я звоню туда ежедневно, и приезжаю, но он отказывается меня видеть. Врач говорит, что пока не стоит настаивать… Варя?
– Я поняла. Я разберусь, – проговорила Жучка, едва разлепив пересохшие губы. – Теперь я сама. Я для этого прилетела. Отдохните.
Ольга Васильевна рассмеялась и тут же прижала тонкие пальцы к губам:
– Отдохните?!
– Да. Не загоняйтесь. Вы сделали всё, что могли, просто… – Жучка облизнула губы. – Просто вы – не я.
– Как я могла его упустить? – выдохнула Ольга Васильевна, поднявшись со стула и шагнув к ней. – Я не смогла помочь мужу и упустила сына. Я не сумела…
Жучка неожиданно поняла, что надо сказать этой женщине, такой сильной, которая теперь смотрела на неё такими ранеными глазами:
– У нас дома есть одна молитва… молитва мореходов… – Посмотрев в удивлённое лицо Ольги Васильевны, она набрала в грудь воздуха и выговорила раздельно и медленно: – Пошли мне, Боже, берег – чтобы оттолкнуться, мель – чтобы сняться, шквал – чтобы устоять.
– Что? – Женщина ошеломлённо моргнула. – Шквал..? – Губы у неё вдруг задрожали, и Жучка крепко-крепко стиснула её в объятиях, до боли зажмурив глаза.
Они долго так стояли, не размыкая рук, пока Ольга Васильевна, откашлявшись, не взглянула на неё сквозь мокрые ресницы:
– Хорошо, что ты приехала… Значит, молитва мореходов?
Жучка кивнула и прищурилась:
– Это красиво звучит, да. Но я… я всегда себе по-другому говорю. Не так красиво. Но действует.
– Как? – вскинув брови, спросила Ольга Васильевна.
– Похуй, пляшем!
Они помолчали несколько мгновений и, всё ещё держась за руки, громко захохотали.
Жучка никогда и представить себе не могла, что эта сдержанная невозмутимая женщина может так хохотать – звонко, взахлёб, как девчонка.
– Хорошо, что ты приехала, – повторила наконец та.
– Чья это квартира? – поинтересовалась Жучка с внезапно вспыхнувшим любопытством.
– Моей мамы, – отозвалась Ольга Васильевна, включая чайник. – Она с самого начала не признавала Илью. И так никогда не признала. Она была убеждённой коммунисткой и считала его врагом… классовым врагом. Ничего от нас никогда не принимала и не общалась с нами. Даже с внуками.
Жучка вспомнила, что ни Король, ни Серёга ни разу не упоминали, что у них есть бабушка.
– Когда мама умерла, – продолжала Ольга Васильевна, проворно собирая на стол, – я не стала продавать эту квартиру. Вот она и пригодилась… Варя… – распрямившись, женщина снова внимательно посмотрела Жучке в глаза. – Надо срочно рассказать Андрею про отца. Я скрывала это, сколько могла, тянула время, ждала, что всё образуется, что это недоразумение, и его вот-вот освободят, но… скоро всё станет известным, попадёт в СМИ, выльется в Интернет. Нельзя допустить, чтобы Андрей бросил учёбу и прилетел сюда. Он должен учиться, пока есть возможность.
– А про Серёгу вы что ему сказали? – быстро спросила Жучка.
– То же, что и тебе тогда – Серёжа просто сильно переутомился и пока находится в больнице.
– Он должен всё узнать сейчас, и не по телефону. У вас здесь есть Интернет?
Ольга Васильевна развела руками:
– Я переехала сюда только вчера.
– Понятно. А в метро есть «Евросеть» или «Связной» или ещё что-нибудь? Я сбегаю, куплю модем.
– Возле метро есть магазин электроники, но, Варя… – Ольга Васильевна озабоченно следила за тем, как она поспешно накидывает куртку. – Уже поздно, там, может быть, всё закрыто. Подожди, пойдём вместе – здесь не самый фешенебельный район, у нас, бывает, хулиганы шалят.
Жучка, не удержавшись, прыснула – ну и словечко!
– Шалит… печень господина Атоса.
– Варя…
– Если что, я вам позвоню. И вы вызовете им «Скорую», – засмеялась Жучка, сбегая вниз по лестнице.
* * *
Ну конечно, трое чуть поддатых парней лет семнадцати остановили её сразу на задворках дома. И, услышав сзади: «Эй, кисуля, куда бежишь?», – Жучка опять захохотала. За эти несколько часов в Москве она смеялась, наверное, чаще, чем за последние месяцы в Штатах.
Парни остановились, недоумённо переглядываясь. Эдакого они, конечно, не ожидали от одинокой красивой девки, неплохо прикинутой.
– Больная, что ли? – растерянно озвучил общую мысль тот из них, кто стоял впереди – крепкий, плечистый, в распахнутой куртке и надвинутой на самые глаза чёрной вязаной шапочке.
– А ты больше по переулкам шустри, красавчик, ещё и не таких встретишь, – посоветовала ему Жучка, обрывая смех. Кулаки у неё прямо-таки чесались. В Пиндосии ей ни разу не приходилось драться, как и заниматься боксом, хотя Король время от времени бурчал, что она могла бы уделать всех в университетской сборной. Она ходила там только в качалку, но знала, что квалификации не растеряла. Тело всё помнило, тело просто изнывало по хорошей смачной драке – немедленному выплеску энергии.
– У меня проблемы, guys, – холодно сообщила Жучка, внимательно следя за противником прищуренными глазами. – Большие проблемы. И мне ох как хочется набить кому-нибудь морду. Так что вперёд и с песней!
Как же, вперёд… Ошалело переглянувшись и невнятно выматерившись, парни отступили и растворились в проулке за домом.
– Да чтоб вы обосрались… – разочарованно пожелала Жучка им вслед. – Чёрт, надо было и правда кисулю из себя скорчить…
Запрокинув голову, она вгляделась в ледяное московское небо в отблесках огней.
…Шквал – чтобы устоять…
Держись, Серёга.

В эти игры играют звери,
Так сыграем же в них и мы –
Засыпать, улетать, не верить
В наступление дней зимы.
Не смотреть в глубину метели
Из окна квартиры своей,
Напролёт двадцать две недели
Грезить сказкой глупой своей.
Согревать друг о друга руки,
Пить за чашкою чашку – чай,
Отрицать печали и муки
И любить лишь цветущий май.
И сгорать ночами в объятьях,
Благовонья цветенья жечь,
И носить только яркие платья,
Заменять улыбками речь.
Не ходить по льду рек замёрзших,
Не любить мёртвый шубы мех,
Взглядом за горизонт унёсшись,
Не сдаваться в унынья грех.
Посмотри мне в глаза – я мёрзну.
Минус двадцать – осознаю.
Не могу отвергнуть реальность,
Дай хоть руку держать твою.

* * *
Обратно от метро Жучка добралась уже без приключений, позвонив по дороге ещё и бабке с Зиночкой, и только улыбалась, слушая их кудахтанье. Об истинной причине своего возвращения она, конечно, не сообщила, сказала только, что Америка ей надоела, и она перевелась в Москву, что было, по крайней мере, в первой части сообщения, не совсем уж неправдой. Обе бабки её поступок горячо одобрили. Американских ценностей они категорически не принимали.
Настроить модем получилось не сразу, но получилось. Попутно они с Ольгой Васильевной наконец перекусили – Жучка машинально жевала, не чувствуя вкуса еды.
Она набрала пароль и вошла в скайп. Король был в сети, и она сперва облегченно вздохнула, нажимая на видеовызов. И только когда из динамиков раздались протяжные гудки соединения, она вдруг вскочила и отрывисто бросила:
– Вы говорите. Я не буду. Не могу.
Это было самое настоящее бегство. Плевать.
Она не могла, она просто не могла видеть сейчас Короля. Снова как будто нож поворачивался в ране.
Жучка долго стояла, прижавшись лбом к оконному стеклу в кухне, не обращая внимания на холод – в щели сильно дуло. Потом, оглядевшись, она взяла из мойки нож, а из ящика для овощей возле плиты – стопку старых газет.
Когда Ольга Васильевна наконец вошла в кухню, Жучка, заканчивая законопачивать окно, обернулась к ней почти спокойно:
– Ну что?
– Завтра он, по крайней мере, не прилетит, – вздохнув, проговорила Ольга Васильевна. – Только вот если, не дай Бог, начнутся сплетни в Интернете…
Жучка спрыгнула со стула и отряхнула ладони:
– Он очень верный, и он будет рваться сюда. И он… человек момента. Но… – она запнулась, подбирая слова, – он понимает, что это его долг – учиться. Назло всему.
– И ещё он понимает, что ты не хочешь его видеть, – сказала женщина, внимательно глядя на неё. – Что он тебе не поможет тут, а только помешает. Что он лишний.
– Вы меня вините? – прямо спросила Жучка, не отводя глаз.
– Нет, – Ольга Васильевна присела возле стола, по-прежнему глядя ей в лицо. – Это нелёгкий выбор… тяжёлая ноша. Ты уже когда-то делала такой выбор, и это я тебя подтолкнула к тому, чтобы ты выбрала – Андрея. Не возражай, пожалуйста, я же знаю, что это было именно так. Я помню тот наш разговор до последнего слова. И я сейчас думаю – а была ли я тогда права? Ты не упустила бы Серёжу, как я...
Жучка изо всех сил замотала головой, пытаясь возразить, но внезапно почувствовала, как затряслись ноги от подкатившей свинцовой усталости. Ольга Васильевна быстро встала и взяла её под локоть:
– Всё на сегодня, Варя. Иди ложись, я тебе в маленькой комнате постелила.

* * *
Жучку всегда поражало и раздражало умение других людей выражать словами всё, что они чувствуют – до мельчайших оттенков. Раздражало потому, что сама она этого никогда не умела, и потому ещё, что она считала – так можно что угодно заболтать. «Мысль изречённая есть ложь», – вот это как раз верно было сказано кем-то умным.
Но она знала, что должна непременно объяснить Ольге Васильевне всё, что чувствовала – как умеет.
– Я вчера отрубилась некстати, – буркнула она неловко, уставившись в свою чашку с кофе, едва они уселись утром за стол.
– Это неудивительно, – женщина подняла брови, но Жучка нетерпеливо перебила:
– Хочу, чтоб вы знали, что неправы.
– В чём? – Тонкие брови взлетели ещё выше.
Жучка отставила чашку и поглядела в окно, где на голых ветках тополя раскачивались и галдели шустрые московские воробьи:
– Вы вчера сказали, что были неправы, но на самом деле вы были правы… а, ё…лки!
«У питекантропа небось и то словарный запас больше», – с тоской подумала она и начала снова, упрямо тряхнув головой:
– Король меня любил тогда… Да и сейчас, я знаю. И мы дали друг другу сколько могли. Всё, что могли. И было столько хорошего... Так что вы были правы. Вы хотели, чтоб мы с ним были счастливы, и мы были. А Серёгу… – она глубоко вздохнула, – Серёгу я тогда просто боялась. Да, боялась! Мне было больно от него… от его песен. Я не могла понять, что это такое, что со мной происходит. Ведь он же был совсем пацан! И я просто сбежала. Вы не виноваты. Всё. – Облегчённо выдохнув, Жучка засунула в рот кусок пиццы, залпом допила кофе и поднялась. – А теперь дайте мне адрес этой самой вашей очень хорошей частной клиники. Я туда поеду – одна. А потом буду искать парней из Серёгиной группы. И этого… делового продюсера, Фёдора Орлова. Хочу послушать, что они все скажут.
Ольга Васильевна тоже встала:
– Хорошо, Но в клинику тебя отвезу я, и не спорь. Ты уже достаточно со мной спорила. – Мимолётно улыбнувшись, она взъерошила ей волосы. – Оставлю тебя там и попробую встретиться с бывшими партнёрами Ильи – может быть, и мне удастся что-то выяснить. Ну что, вперёд? – Она вдруг протянула перед собой раскрытую ладонь, и Жучка, невольно улыбнувшись, с размаху шлёпнула по ней своей ладонью.
– Мы с тобой, как эти… команда спасателей, – женщина запнулась, припоминая, – Чип и Дейл.
– Не-а, – невозмутимо отозвалась Жучка. – Нео и Тринити!

* * *
Очень хорошая частная клиника больше походила на какой-нибудь элитный санаторий – с французскими окнами, экзотическими растениями, фонтанами и аквариумами в холлах. Только вот камер видеонаблюдения здесь было побольше, чем в любом банке, не то что в санатории. Хотя вместо белого халата на человеке, сидевшем напротив Жучки, были самые простецкие джинсы и неброский джемпер крупной вязки поверх светлой рубашки.
Взгляд его прозрачно-серых глаз был таким цепким и пронзительным, что тянуло поёжиться. И тёплая улыбка, освещавшая его плакатно красивое правильное лицо, этих глаз совсем не касалась.
Лечащего врача Серёги звали Максим Максимович.
– Как в «Герое нашего времени», – пояснил он негромко и доверительно. – Помните, у Лермонтова?
– У меня по литературе всегда тройки были, – отрывисто сказала Жучка, вздёргивая подбородок, хотя прекрасно помнила и Печорина-гада, и добряка Максим Максимыча. – Как я могу увидеть Серёгу?
– Если он захочет вас видеть – мы пригласим его сюда, – мягко отозвался Максим Максимович. – К сожалению, он отказывается от встреч даже со своей мамой.
– Со мной он встретится, – уверенно отпарировала Жучка, совсем не чувствуя этой уверенности.
– Кто вы ему? – небрежно поинтересовался доктор. – Его девушка?
– Я его друг, – бросила Жучка, твёрдо глядя в прозрачные, как осенний лёд, глаза.
– Очень хорошо. Тогда, как его… другу, я должен вам кое-что пояснить, – Максим Максимович сложил ладони «домиком» на полированной столешнице. – Проявления интоксикации и абстинентного синдрома у Серёжи сняты. Теперь мы применяем меры по подавлению психической зависимости. Главное – противорецидивная терапия, и важную роль в этом лечении мы отводим семейной психотерапии. Чтобы взаимоотношения внутри семьи способствовали личностной коррекции и мотивировали Серёжу на здоровый образ жизни. Поэтому…
– Он не наркоман, – процедила Жучка, не выдержав. – Вы мне, конечно, не верите, но я это точно знаю.
– Варвара, – проговорил Максим Максимович уже без улыбки. – Я ему не враг. И вам не враг. Я был бы рад вам поверить, честное слово. Но в Серёжином случае речь идёт не о каком-нибудь косячке, выкуренном для расслабления за сценой. В его… биологических жидкостях были следы очень серьёзных препаратов, и срок их приёма им – никак не меньше месяца.
– С ним что-то начало происходить с конца сентября, да, – пробормотала она, переводя взгляд на огромную фотографию в рамке, висевшую на противоположной стене – стая птиц, летящая на закат, острые чёрные мазки на оранжево-алом фоне. Фотография эта чем-то неуловимо напоминала Серёгины песни, и это странно согрело ей сердце. Она упрямо повторила то, что уже говорила вчера Ольге Васильевне: – Но это что-то происходило с ним извне, а не изнутри.
– Но он ничего не рассказывает об этом самом «извне», – пожал плечами врач. – Мы бы внимательно выслушали его версию происходившего. Но Серёжа… после появления в нашей клинике и первой, вполне понятной, бурной реакции на это… совершенно замкнулся в себе и всё общение с окружающими сводит к «да-нет». Поэтому сложно…
– Чем вы его тут пичкаете?! – гневно выпалила Жучка, вскочив и невольно сжав кулаки.
Максим Максимович устало покачал головой:
– Варвара, присядьте, прошу вас. Здесь не «Полёт над гнездом кукушки». Ольга Васильевна в курсе схемы его лечения, вплоть до мелочей. А вам я повторю, что нами приняты все современные меры дезинтоксикации, и лечение Серёжи теперь представляет собой противорецидивную терапию. Кроме того…
– Я могу уже его увидеть? – ожесточённо прервала Жучка эту негромкую тираду. – Хочу поговорить с ним сама, без ваших паршивых объяснений. И чтоб мы были здесь одни! Я не принесла с собой ни колёс, ни косячка, ни баяна, представляете?
– Не сомневаюсь, – невозмутимо кивнул Максим Максимович, подымаясь со своего места. – Кроме того, здесь, как и везде в клинике, установлено видеонаблюдение. Если вам удастся разговорить Серёжу, я буду очень рад, Варвара.

* * *
Жучка была готова ко всему – только не к тому, что Серёгу она просто-напросто не узнает.
Она помнила тощего длинного пацана с доверчивыми щенячьими глазами, провожавшего их в аэропорту, и почти того же пацана, но постарше – в подрагивавшем и зависавшем окошке скайпа. А на пороге кабинета встал очень худой, но широкоплечий, на голову выше неё, парень с совершенно чужими колючими глазами. Светлые волосы его были коротко острижены.
Заметив её растерянное недоумение, он усмехнулся, – такой язвительной усмешки она никогда раньше у него не видела, – и резко спросил, как выстрелил:
– Зачем ты приехала?
– А ты зачем подстригся? – ошалело пробормотала она, подавив желание попятиться.
Он рассеянно провёл рукой по коротким волосам, на мгновение став прежним Серёгой, и отозвался ровно:
– Не твоё дело.
Задохнувшись, она всё-таки попятилась на шаг:
– Я не верю тому, что они все про тебя говорят!
Он бесстрастно пожал плечами:
– Твоё дело.
И опять эта усмешка на угловатом худом лице, ударившая её, как хлыстом.
– Серый! Это же я! Я хочу тебе помочь! – Она беспомощно пошевелила губами, ища враз пропавшие куда-то слова: – Я на твоей стороне!
В его колючих глазах на миг всколыхнулось что-то знакомое и вновь пропало:
– Я. На своей. Стороне, – проговорил он раздельно и чётко. – Только я. Больше никто. Прилетела со мной нянчиться, принцесса на белом коне? Мне этого не надо. Сам справлюсь. Возвращайся к Андрюхе.
– Мы с ним расстались! – крикнула Жучка, отчаянно кусая губы.
– Ну и зря, – равнодушно бросил он через плечо, шагнув прочь от порога, который едва переступил. Дверь за ним захлопнулась.
Глубоко дыша, Жучка крепко сжала кулаки и прикрыла глаза, отвернувшись от долбаных видеокамер. В ушах у неё всё ещё звучал Серёгин холодный насмешливый голос.
… Прилетела со мной нянчиться…
…Я на своей стороне…
… Не твоё дело…
…Принцесса на белом коне…
Так, значит.
Ладно.
Похуй, пляшем.
К вошедшему в кабинет врачу Жучка повернулась уже совершенно безмятежно и только прищурилась:
– Ну и что вы рассмотрели на своих видеокамерах?
– Что вы умеете держать удар, – отозвался тот по-прежнему невозмутимо. – Но всё-таки присядьте. – Он пододвинул ей стул.
– Я с детства боксом занимаюсь. – Она поправила на плече ремень сумки. – Некогда рассиживаться. Я всё равно всё выясню. Пусть даже для себя.
– Желаю вам удачи, – серьёзно сказал Максим Максимович. – Знаете… – он помедлил, – меня чем-то тронули его песни.
– Вы их слушали?
– Я всегда стараюсь узнать как можно больше о своих пациентах.
– Но вы же поняли, что это не бред наркомана? – проговорила Жучка, напряжённо взглянув в его холодные внимательные глаза.
Он снова почему-то помедлил и вместо ответа повторил:
– Я вам желаю удачи, Варвара.

@темы: фики, Жуков/Есенин, Жуков/Наполеон, Наполеон/Бальзак, Русреал

Название: Кошка
Автор:  sillvercat
Рейтинг: G
Жанр: Romance, AU
Категория: гет
Размер: мини
Фандом: Наруто
Персонажи: Шикамару/ОЖП, Асума, Цунаде, Наруто. Сакура... etc.
Состояние: закончен
Дисклаймер: Всё - сэнсея Кишимото, кроме Кошки. Кошка - моя))
Саммари: Что будет, если дать в противники умнику Шикамару девчонку с такими же едкими мозгами? А вот...
От автора: Вот чего нашла в архиве. Единственный фик по "Наруто" на данный момент, и единственный фик, сюжет которого мне приснился от начала и до конца. Первоначально публиковался почти два года назад на Беоне, не помню уже, под каким ником я там была.
Вариант-hard: ficbook.net/readfic/519610
Предупреждение: AU




* * *
– Девчонка?!
Она обернулась мгновенно, так и полоснув его взглядом – глаза в пол-лица, тёмно-серые, как штормовое море. Если бы не эти глазищи, пацан пацаном: взъерошенный ёжик чёрных волос, клетчатая рубаха поверх штанов, руки в карманах.
Трое шиноби Страны Камня, – телохранители? охранники? – возвышались над нею, как башни.
Асума тронул его за плечо:
– Пойдём.
– Она ведь даже не шиноби, – пробормотал Шикамару. – Откуда..?
– Не знаю, но после того, как она появилась у Камня, свой Генштаб принц Рори может распускать, – хмыкнул Асума.
Генштаб Камня и правда годился только для того, чтобы, брызгая слюною, орать, сверкать погонами и бряцать орденами. Потому от происходившего за столом переговоров Шикамару отключился – информация, изливаемая там, была пока что абсолютно бесполезна.
Девчонка была почти неразличима за широкими спинами военных, но Шикамару ощущал её присутствие – тлеющим угольком в груде остывшей золы. Она неотрывно смотрела поверх голов в окно, где тёмной громадой вздымались горы.
Обе делегации разбрелись по гулкому залу, терпеливо и не очень дожидаясь решений командования.
– Эй, Шикамару! Ты в шоги, что ли, собрался здесь играть?
– Не с тобой, Асума, – пробормотал Шикамару.
Какая она всё-таки маленькая – ему как раз по плечо.
Чёрт, ну и глазищи!
– Тебя как зовут?
Глазищи сузились, будто прицеливаясь:
– Кошка.
Подходяще.
– А я…
– Нара Шикамару, – закончила она спокойно. – И?
Вот блин.
Он откашлялся:
– Не хочешь сыграть? Это шоги.
Переведя взгляд на коробку с шоги у него в руках, она вздёрнула бровь:
– Я не играю в игры. Никогда не играла.
Начиная чувствовать себя круглым дураком, он брякнул:
– А почему?
Вызов, стыд, гордость, – всё отразилось вдруг в поднятых не него глазах.
– Я выросла в приюте. Сбежала, когда мне было пять, – отчеканила она. – Потом воровала на базарах. Потом планировала налёты для Чёрного Сокола. Когда его повесили, меня отправили в тюрьму. Оттуда меня забрал принц Рори, чтобы я планировала налёты для него. Ясно?
Слов вдруг не стало. Совсем.
Он снова откашлялся:
– Предельно.
читать дальше
– Ладно, давай, – вдруг сказала она, дотронувшись до коробки, и криво усмехнулась. – Ты же хочешь понять, чего я стою. Ты же для этого подошёл. А я… я хочу посмотреть, чего стоишь ты.
Первую и вторую партии Кошка преспокойно сдала, так же усмехаюсь уголком обветренных губ. Шикамару молча смотрел, как летают над доской её пальцы – ногти обкусаны, оба тонких запястья в странных белых шрамах. «Наручники», – понял он, и в груди похолодело. Перехватив его взгляд, она сердито дёрнула вниз рукава рубахи.
Через минуту он барахтался в серии ловушек.
Нифига себе.
Её телохранители-охраннички сосредоточенно пялились на доску. С разных концов зала к ним потихоньку подтягивался народ.
Асума откровенно ухмылялся, прикуривая очередную сигарету:
– Лихо она тебя прощупала, парень.
– Отстаньте, сэнсэй, – буркнул Шикамару.
Пожертвовав всем, чем мог, он кое-как выкрутился на ничью.
Она посмотрела, как он расставляет фигуры для новой партии, и улыбнулась теперь уже открыто.
– Что, понравилось? – Он вдруг тоже развеселился.
– Ещё бы!
Так вот какими бывают эти глазищи, когда улыбка просвечивает их до самого дна. Почти зелёными. Почти…
Улыбка погасла.
Она зло вздёрнула острый подбородок:
– Не отвлекайся, понял?
Чёрт, вот чёрт…
Ничья.
Ещё.
Ещё…
Когда вошёл дежурный офицер, чтобы объявить о следующем раунде переговоров, вокруг них собрался, кажется, уже весь зал, а кое-кто вовсю делал ставки. Толпа разочарованно загудела. Асума захохотал.
Шикамару потёр затылок ладонью, поднимаясь:
– Ты выигрывала.
– Может быть, – она повела плечом. – И что? – Глаза её опять засветились. – Ты выяснил то, что хотел, Нара Шикамару?
– Да, – хрипло проговорил он. – А ты?
– И я.
Она тоже выпрямилась, кивнула своим охранникам.
– Переговоры, Кошка… – нерешительно подал голос старший из них.
– Фигня, – бросила она через плечо, направляясь к выходу.
Обернулась уже возле самой двери:
– Спасибо.

– Ты куда это собрался? – Голос Асумы был обманчиво спокоен.
Чёрт!
– Хочешь, чтобы нас всех тут прикончили? Она тебя просила её спасать?
Шикамару скрипнул зубами:
– Они здесь её используют!
– А так ты будешь её использовать! – гаркнул Асума. – Ты ей выбора не даёшь, как и все они. Она тебя возненавидит.
Чёрт, чёрт, чёрт!
– Я не могу её так оставить!
– Должен! И оставишь. Я тебе приказываю.
Шикамару из всех сил врезал кулаком в косяк двери.
…Когда утром делегации в угрюмом молчании разъезжались, Кошку он уже не увидел.

Война заканчивалась.
Чаша весов ещё долго колебалась, и Камень даже провёл несколько блестящих операций, в которых Шикамару с мрачным удовольствием узнал знакомый почерк… но когда в случайной стычке был убит неистовый принц Рори, развязавший эту войну, для его страны всё сразу рухнуло.
Прежде всего потому, что генералитет, как справедливо предположил Шикамару, немедля отстранил Кошку от дел. Возможно, упрятав за решётку, а возможно…
Суки.
Он ежедневно выматывался до предела, чтобы, падая на несколько часов короткого сна, просто не думать об этом.
Не думать не получалось.
Когда настало время для последнего штурма столицы Камня, Шикамару вызвался в передовой отряд, хотя Асума отчаянно возражал.
Можно было не опасаться – жители лежащей в руинах несчастной столицы сопротивляться уже не собирались, и даже шиноби сдавались с облегчением.
Только на окраине неожиданно обнаружился хитро замаскированный аэродром, с которого поднялась целая эскадрилья уцелевших летательных аппаратов странной конструкции.
Шикамару задрал голову вверх, когда небо вдруг наполнилось гулом, и поэтому даже не понял, откуда она взялась.
Кошка стояла в нескольких шагах, посреди развалин того, что, видимо, до авантюры принца Рори было магазином – осколок яркой вывески ещё валялся в груде щебня.
Чёрная майка, доходившая ей почти до колен, была порвана и вымазана извёсткой, на грязной щеке бурой полосой запеклась кровь, но глаза смотрели твёрдо.
Аппараты над их головами вдруг снизились и заложили вираж… другой…
– Это последний воздушный флот моей страны мне салютует, Нара Шикамару, – сказала она спокойно. – Я планировала этот аэродром.
Аппараты пошли в сторону моря, быстро становясь лишь черными точками в ослепительной голубизне.
Наступила тишина.
– Вот и всё. – Она неожиданно улыбнулась. – Хорошо, что я тебя встретила.
– Я специально… – Шикамару запнулся, увидев кунай в её руке. – Зачем? Я не собираюсь с тобой драться!
– Я тоже,
Сверкнув на солнце, острие повернулось, направленное ей прямо под сердце.
Его тело среагировало раньше сознания.
Она сопротивлялась с такой неожиданной силой, что он едва сумел вывернуть кунай из тонких пальцев, намертво сомкнувшихся на рукояти.
– Перестань, слышишь? Перестань! Ты что, спятила?!
– Я больше не буду сидеть в клетке! Лучше умереть! – крикнула она, отчаянно вырываясь. – Убей меня сам тогда!
– Да в какой ещё клетке?! Чёрт!
Хрупкое тело вдруг обмякло в его руках.
Крови просто не было раньше видно на чёрной майке.
Рана зияла чуть пониже правой ключицы. Скрипя зубами и ругаясь, Шикамару неумело её перебинтовал, – где эти долбаные медики, когда они нужны, где хоть кто-нибудь, чёрт их дери?! – замирая, нашёл пульс.
Она пошевелила головой, тихо застонав, открыла непонимающие глаза. И мгновенно дёрнулась – бежать.
Да что за..!
Он молча сгрёб её в охапку и крепко держал, пока она наконец не зарыдала, обессилено ткнувшись лбом в его плечо.
– Поплачь, это ничего, – хрипло выговорил он. – Всё кончилось. Не бойся, я буду с тобой.
Всегда.

Но в госпитальную палату его, конечно, не пустили, и тогда он упрямо сел под окном.
Где его и обнаружили Наруто с Сакурой, Ино с Чоджи…
И Асума с Цунадэ.
– Пятая??
Вам всем что, заняться больше нечем?
– Пошли, пошли. – Цунадэ усмехнулась. – Хочу поговорить с девочкой. Медики разрешили.
Шикамару тоже усмехнулся.
Девочка поговорит, ага, ага.
– Кошка…
– Они все что, купили билеты на это представление? – поинтересовалась она еле слышным, но ядовитым голосом.
– Кошка, это наша Пятая Хокаге, – с удовольствием сказал Шикамару, усаживаясь на пол возле кровати.
– У-у… Какая честь… – протянула Кошка, прищурясь. – А вы покрасивше принца Рори будете, Цунадэ-сама.
Наруто заржал, немедля получил от Сакуры кулаком в бок и притих.
– Принц Рори, – серьёзно сказала Цунадэ, – тупой мужлан, едва не загубивший свою страну. Единственно, что он сделал умного – нашёл тебя, но и тоже чуть не загубил. Что ты собираешься делать, когда поправишься?
– Вопрос поставлен некорректно, – Кошка вздёрнула подбородок. – Что вы собираетесь со мной делать?
– Мы? Мы собираемся построить для тебя дом и дать тебе образование. Если захочешь, конечно.
– Что?!
Кошка прикусила губу и откинулась на подушки, крепко зажмурившись.
– Никто не будет тебя держать, если ты не захочешь. Выбор за тобой. девочка.
Улыбнувшись, Цунадэ поднялась.
– Ты останешься? Она же останется, да, Шикамару?! – выпалил Наруто. – Вот здорово! Она крутая!
– Да иди ты уже, дайте ей отдохнуть! – сердито сказала Сакура.
Кошка выпростала руку из-под одеяла, стиснув запястье Шикамару.
Ребята вышли вслед за Цунадэ, только Асума задержался в дверях.
– Сэнсэй... – Кошка открыла глаза, – Почему Пятая так решила?
– А почему она должна была решить по-другому? – пожал плечами Асума,
– Я воевала против вас.
– Война окончена, а ты… ты молодец, – мягко улыбнулся Асума. – И потом… Хокаге обязана смотреть вперёд. Ты будешь нужна Конохе, – он хмыкнул, – а уж какие дети у тебя с ним родятся …
– Сэнсэй!!!
– Шикамару, ну что ты так орёшь, я пока не глухой…

@темы: твор4ество, Наруто, фики, Наруто-тексты

И вот в гости к нам на наши юга приехала  Sweet_Yoghoo!!



Фоторепортаж
Море, очень холодное:


Прибой, очень живописный:


Вид на зимний Туапсе:


Кроме того, мы ели офигенные роллы, приготовленные  Sweet_Yoghoo:


Мы пили её ЭТИЧЕСКИЙ чай:


...и все вместе валялись под пледом с котами:


В общем, мы дивно оттопырились, чего и вам желаем!

@темы: Друзья

@темы: я, твор4ество, бредни

@темы: я, соционика чтоб её, тесты

@темы: я, твор4ество