Название: Медной горы хозяйка
Автор: sillvercat
Бета: Анжелика-Анна
Размер: драббл, 698 слов
Пейринг/Персонажи: Сашка, его мать, Леди Свобода
Категория: джен
Жанр: историческая драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: ходят слухи, что знаменитая американская Статуя Свободы была изготовлена из меди, выплавленной в России
Примечание: время действия — конец XIX века
Предупреждения: исторические источники очень своеобразные, но интересные)
Ссылка на ФБ-17: тут

«Храните, древние страны, вашу легендарную пышность,
А мне отдайте ваших усталых, ваших бедных…
А мне отдайте из глубин бездонных
Своих изгоев, люд забитый свой,
Пошлите мне отверженных, бездомных,
Я им свечу у двери золотой...»

(Стихотворение Эммы Лазарус
«Новый колосс» высечено на пьедестале статуи Свободы)

— Тебе нельзя больше быть в горе, — убеждённо произнёс над Сашкиной головой грудной и певучий женский голос.

Сашка шире раскрыл глаза, силясь разглядеть эту женщину в сплошной темноте заводского лазарета. Господа заводчики Пашковы были добрые, они построили этот лазарет, в котором кровью харкали их рудничные рабочие. Лица у всех у них были с прозеленью, как медная руда, которую они подымали из забоев на-гора.

Но Сашка никого не увидел и даже не услышал лихорадочного бормотания мечущихся в горячке людей. Только почувствовал прикосновение узкой ладони ко лбу. Прохладной, как вода, ладони.

Доктор Никодим Петрович тоже толковал Сашкиной матери про то, что Сашке, дескать, нельзя больше работать в горе, толкая тачки с рудой. Сил рубить руду у него ещё не было… а сейчас — так и вовсе не остадось.

Ещё доктор сказал — мол, Сашке надо пить молоко. А мать тихо заплакала.

После того, как отца завалило в горе обвалом, у них и хлеба-то часто не было. Пока Сашка сам не пошёл на рудник. Он был высоким и крепким для своих тринадцати лет, его взяли. Но сейчас чахотка убивала его.

Сашка кашлянул, ощутив на языке привкус меди.

— Я не могу… уйти… — прохрипел он, облизав сухие губы. — Мы заводские. Побираться, что ли, нам с мамкой?

— Побираться, — строго отчеканила женщина. — Человек рождается свободным. Ты свободен, как Божья птица. Ты можешь лететь. Так лети.

— Ты кто? — прошептал Сашка, снова облизав губы и приподнялся на локтях. — Ты… Медной горы хозяйка? Девка-Азовка?

Её имени нельзя было произносить вслух, и, вспомнив это, он в страхе прикусил язык.

Раздался тихий звенящий смех, похожий на звон медного листа, и наступила тишина.

— А и то, Саша, — проговорила мать, когда Сашка, пошатываясь, как былинка, прибрёл в их домишко из лазарета и рассказал ей про женщину, явившуюся ему в палате, пропахшей карболкой и кровью. — Земля велика. Уйдём. Надо выправить бумаги. Пойдём христарадничать.

И опять заплакала, но уже даже с каким-то облегчением.

Выйдя из посёлка, Сашка в последний раз оглянулся на покосившийся домишко, где они жили, и на дымивший вдалеке рудник. Мать не оглядывалась, крепко сжимая Сашкину руку.

Огромный мир, полный птичьего щебета, золотой и зелёный, раскинулся перед ними.

* * *

Они христарадничали или работали на хуторах, часто голодали, но Сашка перестал харкать кровью и выправился. Осенью они, как птицы, отправились к теплу, в Таврическую губернию. Там Сашка впервые увидел море. Он прибился юнгой на шхуну «Арзрум», оставив мать кухарничать в трактире близ пристани.

Через пятнадцать лет, матросом на торговом пароходе «Диоскурия», он достиг Нью-Йорка. В гавани, обратив прекрасное суровое лицо к подплывающим кораблям, стояла огромная статуя женщины в струящейся одежде, с чем-то вроде короны или венца вокруг головы. В руке она держала факел.

— Ишь ты, какую бабу поставили, — завороженно выдохнул боцман Дормидонт. — Говорят, это ихняя Свобода.

«Медной горы хозяйка», — почему-то подумал Сашка.

* * *

Статуя Свободы (Liberty Enlightening the World) была построена из медных листов, установленных на металлическом каркасе.

«По официальной версии, саму «Свободу» изготовили во Франции из меди, закупленной в Норвегии, а основание монумента изготовили в США из цемента, купленного в Германии.

Но некоторые американские историки утверждают, что изготовлением медного листа, из которого собрали «Леди Свободу», занимался «мистер Демидофф» из династии известнейших уральских заводчиков Демидовых.

Французские источники также не баловали обилием информации: до недавнего времени было известно лишь, что детали памятника были изготовлены на судоремонтном заводе «Martini», на Чёрном море. На этот счёт имеются документальные свидетельства.

Довольно быстро выяснилось, что французский завод «Мартини» находился в городе Николаев.

Медную руду Демидовы купили у заводчиков Пашковых, которые тогда владели знаменитыми Верхоторскими рудниками и Воскресенским заводом под Уфой. Пашковы бились за сохранение своего производства, и отчаянно демпинговали на рынке, прося за руду самую низкую в России цену. Купленную руду перевезли в Нижний Тагил, где из неё изготовили медный лист. А уже из Тагила медь поехала в Николаев.

Но оказалось, что медные «одежды» Свободы не единственный вклад Демидовых в этот памятник.

Не так давно выяснилось, что в основании постамента «символа свободы и демократии» наряду с прочими были использованы стальные рельсы фирмы «Гловер», которая занималась постройкой паровозов и прокатом рельсов. А железо для своих изделий «Гловер» закупал у Демидовых».

Источник.

Название: Руки Анны Мэй
Автор: sillvercat
Бета: Анжелика-Анна
Размер: драббл, 435 слов
Пейринг/Персонажи: Анна Мэй Аквеш, эксперт ФБР, полицейские, индейцы
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: «В Дакоте всё ещё идёт индейская война, а на войне убивают...»
Примечание: написано на основе реальных событий зимы 1976 года в штате Южная Дакота (США)
Предупреждения: смерть главной героини
Ссылка на ФБ-17: тут




«Белые люди считают, что эта страна принадлежит им - и они не осознают, что они всего лишь отвечают за неё в данный момент и только оттого, что их больше, чем нас».
(Анна Мэй Аквеш)

* * *

«Во второй половине дня 24 февраля 1976 года Роджер Амиотти, фермер, чьи земли находились на северо-востоке от резервации Пайн-Ридж (примерно в десяти милях от Ванбли), в заснеженной канаве в ста метрах от проселочной дороги обнаружил труп женщины. Погибшая была завернута в одеяло. Одета в тёмно-бордового цвета ветровку, джинсы и синие парусиновые туфли. Руки украшены причудливыми бирюзовыми украшениями, кольцом и большим браслетом».
(Из полицейского протокола)

* * *

У Анны Мэй Аквеш очень красивые руки.

Тонкие, изящные, с длинными пальцами, руки художницы, унизанные серебряными перстнями и браслетами с бирюзой, которые только подчёркивают их красоту.

Но эти руки и к работе привычны, тяжёлой и грязной: люди в резервации Пайн-Ридж, самой нищей резервации Южной Дакоты, не избалованы удобствами и комфортом.

У Анны Мэй крепкие руки, надёжные и тёплые.

Но не тогда, когда электропила судмедэксперта врезается в запястья этих рук, сперва в одно, потом в другое, и тихое, но пронзительное жужжание заглушает омерзительный скрежет, с каким разваливаются кости.

В этот момент руки Анны Мэй — совершенно ледяные, как мёрзлая земля Дакоты, в которой нашли её тело.

Анну Мэй хоронят, как Джейн Доу, неопознанный женский труп, а её руки в баллоне с формалином отправляют в центральное отделение Федерального Бюро Расследований.

Будто бы недостаточно было послать отпечатки пальцев.

Будто бы никто в полиции не помнит, что Анна Мэй исчезла вскоре после Рождества, о чём сразу же заявили её родные.

Но нужно, чтобы краснокожие знали своё место.

«Смерть от переохлаждения», — бесстрастно пишет всё тот же судмедэксперт Бюро, хотя голова Анны Мэй изуродована пробившей её револьверной пулей.

Маховик судебной машины крутится медленно, когда речь идёт о смерти индейской женщины… но наконец её родным сообщают, что по результатам дактилоскопии неизвестная, похороненная, как Джейн Доу, опознана, как Анна Мэй Аквеш.

Анна Мэй Аквеш, тридцати лет от роду, активистка Движения Американских Индейцев, бесстрашная, как воин.

Её тело в третий раз ложится в мёрзлую землю Дакоты.

В первый раз его пытается закопать убийца, во второй — её хоронят полицейские, а в третий раз за гробом идут её родные — её сестра Мэри, её дочери Дениз и Дебби, пяти и семи лет.

Никто из них не плачет.

В Дакоте всё ещё идёт индейская война, а на войне убивают.

* * *

«Знаю, мои попытки разбудить совесть у белых, которые ненавидят нас, индейцев, будут рано или поздно пресечены ФБР. Но я не собираюсь сдаваться и буду бороться до самой смерти. Я делаю всё, чтобы быть достойным человеком и представителем моего народа».
(Анна Мэй Аквеш)

Название: Щенок
Автор: sillvercat
Бета: OxanaKara, для которой и написан этот текст))
Размер: драббл, 946 слов
Пейринг/Персонажи: Галешка, Итанича, Шунка Скан
Категория: джен, гет
Жанр: драма, романтика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: мальчик хочет отобрать у девочки её щенка, но... не получается)
Примечание: имя Итанича означает «жаворонок», Галешка — «пятнистый»
Предупреждения: упоминание смертей и войны
Ссылка на ФБ-17: тут




Галешка стоит, подбоченившись, за палаткой в толпе собравшихся ребят. Худой, темноглазый, остроскулый, смуглый до черноты, как головёшка в кострище. Ему всего двенадцать зим, но он верховодит всеми мальчишками селения лакота так же, как его отец — военный вождь Уанкасан — распоряжается воинами.

— Когда этот щенок вырастет, он будет точь-в-точь как Шунка Скан, Небесный Пёс, — азартно заявляет Галешка, схватив взвизгнувшего от неожиданности щенка за шкирку и подняв перед собой, — и он будет моим! Будет ходить со мной на охоту!

Единственный из последнего помёта Акусы, выносливой и чуткой собаки старика Итазипко, щенок этот родился совершенно чёрным — как безлунная, беззвёздная ночь.

Каждому лакота с младенчества известно, что Шунка Скан, Небесный Пёс — без единой светлой шерстинки, с чёрной изнутри пастью, — провожает погибших воинов в Страну Мёртвых, чтобы те не заблудились по дороге к Бесконечному огню.

— Он будет охотиться для меня! — повторяет Галешка.

Но Итанича, внучка старого Итазипко, сердито мотает головой, так, что волосы выбиваются из её длинной смоляной косы, и выхватывает щенка из рук Галешки.

— Он мой! — кричит она и возмущённо топает ногой. — Шунка Скан мой!

Ей всё равно, что отец Галешки — вождь, а она — сирота, дед её стар и уже не может охотиться и оба они живут на то, что дают им другие семьи лакота. Долг каждого воина лакота — помогать вдовам и сиротам, тем, кто стар или искалечен, отдавая им часть своей добычи.

Единственное достояние Итазипко и Итаничи — собака по кличке Акуса, которая исправно приносит сильных здоровых щенят и тянет волокушу во время откочёвок племени.

— Я попрошу отца, — высокомерно роняет Галешка, удостоив девчонку, посмевшую ему возразить, лишь коротким взглядом, — попрошу, и он обменяет этого щенка на охотничий нож или лук со стрелами.

Ни лук, ни нож не нужны Итаниче. Ей нужен только этот щенок.

— А я попрошу дедушку не обменивать Шунку Скана! — с негодованием выпаливает она и стремглав несётся в свою обветшавшую дырявую палатку, прижимая щенка к груди. Спиной она чувствует сердитый взгляд Галешки и понимает, что теперь он её вечный враг.

И правда, Галешка, так и не заполучив щенка, при каждой встрече больно дёргает Итаничу за косу или толкает наземь. Но только до тех пор, пока Шунка Скан не подрастает настолько, чтобы вонзить острые зубы ему в лодыжку. В груди его зарождается низкий волчий рык, когда он смотрит на Галешку пылающими как угли глазами. И тот отступает — ему больше ничего не остаётся. Отныне он делает вид, что вовсе не замечает ни Итаничу, ни Шунку Скана. Он предводительствует молодыми лакота, ему нет дела до каких-то девчонок и их псов!

Пять зим спустя, как-то после полудня, Итанича идёт к ручью. В руках у неё — кожаный бурдюк, который она хочет наполнить водой. Старый Итазипко совсем слёг, он только и может, что рассказывать сказки собравшимся в его палатке ребятишкам. Итанича тоже с удовольствием его слушает, хотя забот у неё очень много, как у любой женщины лакота.

Высоко в небе заливается весенней песней жаворонок. Пригревает солнце. Наступил май, Месяц Зелёной Травы, и молодая трава распрямляется, примятая мокасинами Итаничи. Шунка Скан следует за нею по пятам, высунув язык и довольно улыбаясь. Итанича оглядывается на него и тоже улыбается, но вдруг видит позади себя появившуюся как из-под земли могучую фигуру, фигуру воина, и сердце у неё на миг замирает от страха.

Галешка. Это Галешка! Она переводит дух и раздражённо спрашивает:

— Что ты здесь делаешь?

— Присматриваю за тобой, — так же раздражённо и отрывисто отвечает тот. — Ты глупа и пустоголова, если идёшь одна к ручью, когда бледнолицые рыщут вокруг, словно голодные волки!

Как ни странно, Итанича не чувствует ни обиды, ни злости. Она слышит в словах Галешки искреннее беспокойство и понимает, что впервые разговаривает с ним со времени их яростной детской стычки из-за щенка.

— Со мной Шунка Скан, — спокойно напоминает она, и оба они смотрят на пса, который усаживается перед нею на песок и будто бы хмурится, недоверчиво разглядывая Галешку.

Галешка высокий, на голову выше Итаничи. На нём только кожаные легинсы, набедренная повязка и мокасины. Выпуклую грудь закрывает костяной чёрно-белый панцирь, за пояс заткнуты нож и револьвер бледнолицых. Скальпов на поясе нет — после того, как шаманы умилостивили духов мертвецов, скальпы эти красуются на шесте его палатки-типи. На счету Галешки много убитых врагов, много орлиных перьев-ку в его уборе, который он с гордостью надевает во время празднеств — Пау-Вау. Но сейчас его чёрные волосы свободно падают на широкие плечи.

— Это всего лишь пёс, — бросает Галешка, скривив губы. — Пёс, которого бледнолицые могут легко застрелить.

— А разве тебя они не могут застрелить? — ехидно осведомляется Итанича и осекается, прижав ладонь к губам.

Негоже так напоминать воину о смерти!

Но Галешка пропускает её обмолвку мимо ушей.

— Пускай попробуют, — серьёзно отвечает он.

Он опять бахвалится, как в детстве!

Итанича внимательно смотрит на него, и под этим взглядом его острые скулы медленно заливает румянец, почти незаметный на смуглой коже, но она-то видит!

Запинаясь, он произносит:

— Я… могу я провожать тебя, когда ты идёшь за водой к ручью?

Он не говорит: «Хочу», как когда-то, он спрашивает: «Я могу?»

Помедлив, Итанича кивает.

— А приходить по вечерам в вашу с дедом палатку? — совсем тихо продолжает Галешка. Он, всегда такой самоуверенный и гордый, переминается с ноги на ногу и нерешительно на неё косится.

— Ты собираешься слушать сказки моего деда вместе с маленькими детьми? — изумляется Итанича и прыскает со смеху, но Галешка просто и серьёзно подтверждает:

— Да.

* * *

Шунка Скан смотрит на них обоих. Он не очень-то доверяет этому заносчивому гордецу, который когда-то так хотел забрать его себе. Но сейчас он чувствует его робость и беспомощность. Гордец вправду робеет перед его маленькой хозяйкой! Это даже смешно.

Шунка Скан фыркает, а потом зевает во всю свою клыкастую пасть. Так теперь гордец хочет забрать себе не его, а маленькую хозяйку?

Шунка Скан понимает это желание. Сегодня ночью он сам будет бегать по прерии бок о бок с золотоглазой серой волчицей… которая потом родит в своём логове таких же золотоглазых волчат.

Но хотя бы один из них будет совершенно чёрным.


Название: Есть только смена миров
Автор: sillvercat
Бета: OxanaKara
Размер: драббл, 776 слов
Канон: сериал «Доктор Кто»
Пейринг/Персонажи: Джеронимо, Одиннадцатый Доктор
Категория: джен
Жанр: драма, фантастика, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Всякий раз, когда вы орёте «Джеронимо!», — невозмутимо разъяснил Джеронимо, — мне бывает любопытно посмотреть, кто меня зовёт»...
Примечание: о Джеронимо можно прочитать тут, о сериале «Доктор Кто» — тут.
Предупреждения: упоминание смертей и насилия
Ссылка на ФБ-17:: тут

«По ночам, когда улицы ваших городов и деревень будут затихать и вы будете думать, что они пусты, их будут заполнять толпы возвращающихся хозяев этой земли, когда-то живших здесь и до сих пор любящих её. Белый человек никогда не будет одинок. Пусть же он будет справедлив и добр к моему народу, ибо мёртвые не бессильны. Мёртвые, сказал я? Смерти нет, есть только смена миров».
(Речь вождя Сиэтла, 1854 г.)

…— И вот чего ты, спрашивается, орёшь, бледнолицый? — спокойно, но с некоторой досадой осведомился Джеронимо, возникая за спиной поперхнувшегося своим боевым кличем Одиннадцатого Доктора.

Оба уставились друг на друга.

Джеронимо видел перед собою не совсем заурядного бледнолицего: хоть и довольно хрупкого, как большинство их, привыкших полагаться на силу своих странных машин, но зато с живыми горячими глазами. Ему всё ещё было интересно жить, этому постоянно меняющемуся хозяину странной синей коробки.

Одиннадцатый же Доктор видел перед собою низкорослого, но широкоплечего и крепкого человека, чьё скуластое меднокожее лицо избороздили ранние морщины. Его блестящие тёмные волосы были заплетены в две косы и перекинуты на грудь.

— Но каким образом? — пробормотал Доктор.

— Всякий раз, когда вы орёте «Джеронимо!», — невозмутимо разъяснил Джеронимо, — мне бывает любопытно посмотреть, кто меня зовёт. Иногда даже приходится побыть рядом с вашими ребятишками, у которых молоко на губах не обсохло, а их заставляют сигать вниз с небес. Хотя вы, бледнолицые, взрослеете поздно. Я убил первого из вас в двенадцать лет.

Он подумал и добавил:

— Я гордился этим. Но сейчас понимаю, что в убийстве живого существа нет повода для гордости, если только тот, кого ты убил, не намеревался убить тебя. Ты одолел его, значит, ты — мужчина и воин. Но тот солдат ничего обо мне не знал, пока я не прыгнул с утёса на круп его лошади и не перерезал ему глотку своим ножом. Хотя потом я попросил у его духа прощения, как у духов оленей, на которых мы охотимся.

— Ты Джеронимо! — наконец догадался Доктор, и его тёмные глаза загорелись азартом. — Как… интересно!

— А что тут особенного? — Джеронимо повёл плечом. На нём была длинная, довольно обтрёпанная синяя рубаха и кожаные штаны, на ногах — мокасины. — Я всего лишь дух, оставшийся в просторах своей родины, вот и всё. Твоя странная коробка болтается как раз над моей пустыней. Ты куда интереснее меня, потому что ты нежить.

— Я бессмертный, — уточнил Доктор с некоторой обидой.

Джеронимо махнул рукой.

— Люди должны умирать. Самому умирать не больно. Больно терять. Мою жену убили солдаты. Её звали Птица, и она была похожа на птицу, такая же быстрая и лёгкая. Ещё она всегда смеялась. У неё были ямочки на щеках, вот тут, — с задумчивой улыбкой он потыкал пальцем в свои впалые щёки. — Пуля попала ей под сердце, и она смотрела на меня, умирая. А моё сердце тоже обливалось кровью. Тогда я начал мстить.

— Хочешь, я что-нибудь сделаю с этим, — предложил Доктор, кашлянув.

— Что? — Джеронимо поднял брови.

— Могу вернуть тебя туда, немного раньше того мига, когда она умерла. Чтобы ты мог её спасти.

— Странный ты, — хмыкнул Джеронимо. — Это же судьба, её невозможно изменить. Рано или поздно всё возвращается к тому, что предопределено. И вообще, почему ты думаешь, что я сам не нашёл её, свою Птицу, в мире духов? Я встретился с ней сразу же, когда умер. Но я не могу оставаться там постоянно. Ведь мне надо присматривать за своей землёй… и потом, кто-нибудь тут постоянно вопит: «Джеронимо!»

Он залился тихим гортанным смехом.

— Э-э-э… — в замешательстве протянул Доктор. Он как-то даже не знал, что сказать на всё это и лихорадочно рылся в памяти, выискивая когда-то прочитанные исторические факты о стоящем перед ним человеке… то есть духе. — А правда, что ты с пятью воинами однажды взял целый форт?

— С десятью, — уточнил Джеронимо, лукаво усмехнувшись. — Вообще я всё это рассказывал много раз в старости и однажды даже для книги одного издателя из Вашингтона. И на Всемирную выставку меня возили, как диковину. Когда ты стар, такое забавляет, знаешь ли. Но когда я умер, то вернулся к своей земле.

Он похлопал Доктора по плечу. Рука у него была тяжёлой, особенно если учесть, что перед Доктором стоял бесплотный дух.

— Я пошёл. А ты можешь и дальше вопить: «Джеронимо!», если хочешь, — весело разрешил он. — Хотя на самом деле меня звали Гойатлай.

Он подмигнул Одиннадцатому Доктору и исчез.

* * *

Клич «Джеронимо!» использует Одиннадцатый Доктор, герой британского фантастического сериала «Доктор Кто». «Джеронимо!» – с таким выкриком прыгают с самолета американские воздушные десантники. В 1940 году рядовой 501-го воздушно-десантного полка по имени Эберхард предложил товарищу использовать в качестве боевого клича имя знаменитого индейца из просмотренного накануне фильма. Через некоторое время весь взвод яростно кричал: «Джеронимо!», десантируясь из самолёта, а сегодня этот клич является уже традиционным для воздушно-десантных подразделений Вооруженных Сил США. Как боевой возглас, клич «Джеронимо!» символизирует ярость, отвагу и веру в победу (сходно по значению с русским «Ура!» и японским «Банзай!»).

Источник.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Сегодня утро раскрасило нежным цветом окружающую меня действительность — просто несказанно.
Где-то в мае или июне мне написали из моего любимого журнала «Дальний Восток», в котором выходили как-то два моих рассказа, и посоветовали один из них, под названием «Эльга», послать на некий междунарлдный литературный конкурс «ЭтноПеро».
Собственно, вот тут его условия.
Я скептически почесала потылицю, но рассказы послала. И вот сегодня утром я обнаруживаю в своей почте письмо...

читать дальшеДобрый день, Олеся Булатовна!

С радостью сообщаем, что Вы стали победителем Международного литературного конкурса малой прозы «ЭтноПеро»! 14 ноября 2017 года в Свердловской областной межнациональной библиотеке в 15.00 часов местного времени состоится церемония подведения итогов указанного конкурса. адрес: Свердловская область, г. Екатеринбург, ул. Академика Бардина, 28.

До церемонии подведения итогов конкурса осталось совсем немного времени, а у Вас могут быть свои неотложные планы. Поэтому в случае отсутствия возможности лично принять участие в церемонии подведения итогов конкурса, мы предлагаем Вам записать видеообращение, в котором Вы можете рассказать о том, почему решили принять участие в конкурсе, о его значимости, а также расскажете о своей конкурсной работе "Эльга", истории ее появления.

Кроме того, для перечисления денежного приза на Ваш счет нам понадобятся:
- скан-копия паспорта (первая страница и прописка);
- скан-копия ИНН;
- скан-копия СНИЛС;
- банковские реквизиты счета для перечисления денежного приза;
- точный домашний адрес.

Вооот. Как-то вот так.
Я всё ещё в шоке, короче. Но готовлюсь записывать видеообращение к народу))))

Сам рассказ тут.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Меня не переубедить
-А давай купим печень на ужин, я тебе её потушу с овощами! - Сказала мне Алина, проходя мимо мясного отдела супермаркета.
Я был морально готов к этому вопросу, тем более уже не раз сталкивался с подобными предложениями. Но суть в том, что я категорически не люблю эту печень, на вкус и запах она мерзкая, есть я ее не при каких условиях не буду, как бы мне её не приготовили.
Мне раньше часто девушки предлагали ее приготовить, и я каждый раз отказывался, но, вы же понимаете, так легко от них не отделаться. Поэтому к ответу я подготовился, предугадав различные ответы на мои возражения:
-Золотце, я не люблю печень, мне она не нравится, давай возьмем чтото другое?
-Да брось ты, вкусно это, и готовится легко, тебе просто ни разу ее нормально не делали.
-Делали, и не раз, но я все равно считаю ее мерзкой. Я просто не хочу чтобы ты старалась, тратила время, а потом расстроилась из-за того, что я не буду ее есть.
-Ой, да кто там тебе мог ее нормально сделать, рукожопые твои шалавы? Я приготовлю так, что тебе точно понравится!
Ну вот как они каждый раз это делают? И зачем? Ну разве не понятно что я по умолчанию против, зачем вступать в дискуссию? Или это какое то соперничество с невидимыми соперницами за мое сердце? Я конечно все понимаю, любовь и все дела, но тут похоже пахнет уже чем то другим. Женское самолюбие? Хз.
Благо в этот раз мне удалось съехать с этого разговора, и на ужин мы купили чтото другое. Поэтому вторая часть истории произошла на следующей неделе.
Спешу я домой к своей благоверной, открываю дверь своим ключём, вхожу в прихожую и в нос мне бьет этот запах... Зачем? За что? (ты знаешь за что (с))
- Дорогой, у меня для тебя сюрприз! Мой руки и за стол!
Ага, *лять, сюрприз. Я уже понял что меня ждет. С кислым лицом сажусь перед тарелкой непонятной субстанции, напоминающей мокрый гравий с гречей.
-Зайка, ну я же рассказывал тебе что не люблю я это есть, зачем ты тратила на это силы?
-Ты только попробуй, я потушила ее в бальзамическом соусе с розмарином и лимоном, тебе точно должно понравиться!
Я беру вилку и пробую один кусочек. Ну да. Все та же вонючая, жесткая печень, от которой меня воротит еще с детского сада.
-Родная, не могу тебя обманывать, но мне все равно это не нравится.
-Это потому что ты меня не любишь...

Ты меня любишь?
В прошлом году. Рейс на Пхукет (Тай). Зона паспортного контроля. Очередь двигается медленно. Впереди нас стоит усталый импозантный мужчина (М.) лет 35-40 и загорелая хорошенькая девушка (Д.) . Волей неволей слышу их разговор:
Д. : - Зай, ты меня любишь?
М.: (негромко): - Да.
Д. (кокетливо): - Очень, очень?
М. (чуть напрягаясь): - Да.
Д. (требовательно): - Больше всех на свете?
М. молчит и отворачивается.
Д. (капризно надувая губки): - Ну зай, мы две недели будем только вдвоем, а ты уже молчишь, я так не могу!
М. (раздраженно, но не повышая голоса): - Лиль, помолчи хотя бы 10 минут.
Д. (громко): - Не кричи на меня!
М. (тихо, но отчетливо свистящим шепотом): - Мне с тобой еще 9 часов лететь, а ты мне, бл.ть, за час уже весь мозг выела. Заткнись и стой тихо. Еще одно слово и ты поедешь не в Тай, а свой Усть-Зажопинск.
Девушка выпучив глаза молчит, заливаясь краской, заметной даже через загар солярия. Мужчина оборачивается и говорит нам:
- Извините, не обращайте внимания.
Мне было жалко их обоих. Начало отдыха у них явно не задалось…

Название: ОкСаня
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2017
Бета: Daremif aka Angua
Размер: драббл, 660 слов
Пейринг/Персонажи: Саня/Оксана
Категория: гет
Жанр: драма, повседневность
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Как Саня мог сорвать девчонку с места — от папы-мамы, нормальной работы — и дёрнуть к себе? В полуторку, где орал и матерился отец, или в больничный бокс, где сам отлёживался после диализа»
Предупреждение: больничные реалии
Ссылка на ФБ-17: тут

«Ты давление мерил?» — спросила Оксана.

Не самый лучший вопрос.

«Мерил, — неохотно ответил Саня. — Сто семьдесят на сто двадцать. Нижнее высоковато, но вообще терпимо. Не боись».

Нижнее было не просто высоковато, а зашкаливало. Главное, чтобы кровь носом не пошла. Кровь была жидкой от антикоагулянтов, фиг остановишь.

«А капотен принял?» — следующий вопрос был резонным и бессмысленным. Конечно, он принял. Однако все эти таблетки уже не помогали, давление зашкаливало потому, что усыхающие почки сжимали сосуды, будто в кулаке.

«Скорую вызови», — безнадёжно предложила Оксана, заранее зная ответ.

Саня устало подумал: какого чёрта они с самого начала уговорились отвечать правду? Но уже уговорились, а нарушать уговор не по-пацански.

За стенкой опять что-то пьяно заорал отец, и Саня болезненно поморщился.

«Мне всё равно завтра на диализ», — написал он.

Гемодиализ - аппарат для очищения крови. Искусственная почка вместо своих, которые уже не работали. Сперва диализ был два раза в неделю, теперь — три. Саня ждал почку и надеялся, что дождётся. Молодые в приоритете, и вообще он был везучим.

В их крохотном приморском городишке на благотворительные средства построили диализный центр, иначе пришлось бы жить в краевой больнице, в чужом городе. Доживать.

Оксана сразу спросила, какая у него группа крови.

«На рукаве», — отшутился он, но она всё равно допыталась. Упрямая.

«Неужели отдала бы почку, если б группа совпала?» — спросил он тогда.

«Их же две», — бодро ответила она. Группа не подошла, слава Богу.

Больше всего Сане повезло с Оксаной — когда однажды ночью он вышел в сеть и в одном из чатов прочитал: «Ищу общения». Не любви или виртуального секса. Просто общения.

Оксане было двадцать четыре, она жила в Мурманске с мамой и папой, работала дизайнером в каком-то рекламном агентстве и стеснялась фотографироваться. Считала, что некрасивая. Вот дурёха.

С её редких фоток в сети застенчиво смотрела бледная худышка. Смотрела напряжённо и даже не улыбалась.

Саня сам не понимал, как так получилось, что он проболтался ей про отца-алкоголика, про больные почки, инвалидность и диализ трижды в неделю. Впрочем, когда они только познакомились и принялись болтать о сериалах и книжках, диализ ещё был дважды в неделю.

Но всё течёт… «И всё из меня», — как прикалывался Саня.

Во время диализа вся кровь вытекала из него, устремлялась в аппарат, проходила через мембрану и, очищенная, возвращалась обратно в своё русло. Как река.

Очистка была жёсткой, не такой тонкой и чистой, как в естественном фильтре живых почек, и от этого пёрло давление. Или, наоборот, падало. Иногда «отжималась» не только лишняя жидкость, но и нужная, что у диализников называлось «перекачали».

«Я к тебе приеду», — в очередной раз сказала Оксана.

«Куда?» — так же привычно спросил Саня.

Как он мог сорвать девчонку с места — от папы-мамы, нормальной работы — и дёрнуть к себе? В полуторку, где орал и матерился отец, или в больничный бокс, где сам отлёживался после диализа.

«Не выдумывай. Я, может, гоню всё. Ты же ничего про меня не знаешь, на самом-то деле. Это Интернет, блядь».

Она промолчала.

«Ксан? Ты там не реви только».

«Ты же меня не видишь», — ответила она, наконец.

«Зато знаю».

«Это Интернет, блядь. Сам сказал».

Он прямо видел, как она прерывисто дышит, сморкается, вытирает мокрые щёки.

«Мне подсадят почку - я сам к тебе приеду, честно. Ну честно, Ксан. У меня же никого нет, кроме тебя. Не реви».

«Точно?»

«Точно-точно».

Саня закрыл глаза. Он чётко понимал, что однажды просто не выйдет на связь, и она никогда не узнает, что с ним случилось. Отец тем временем насобирает бабла у соседей и кое-как «сыночку» похоронит.

А Оксана будет ждать. Какое-то время, но не всю же жизнь. Замуж выйдет. Родит детей.

Сейчас же он вдруг воочию увидел, как она стоит у двери его больничного бокса: бледная, хрупкая, в белом халате, накинутом на плечи, и смотрит растерянно.

У него в самом деле никого не было, кроме неё. И если они встретились в этом безграничном виртуальном мире — то, может быть, так кому-то было надо?

Если звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно?

Может быть, вместе они справятся... со всем? Справятся со смертью?

Он придвинул поближе к себе клавиатуру своего старого компа и быстро, чтобы не передумать, напечатал:

«Приморск, Филатова, тринадцать, пятьдесят один. Приезжай».

Название: Но для чего пережила тебя любовь моя!
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2017
Бета: Daremif aka Angua
Размер: драббл, 915 слов
Пейринг/Персонажи: он/она
Категория: гет
Жанр: романтика, драма, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Ему тридцать три, он уверен, что до конца познал мир, людей и женщин, считая последних красивыми мотыльками, и только...»
Примечание: время действия — начало XIX века
Предупреждение: смерть персонажей
Всем известную историю любви автор пересказал по-своему
Ссылка на ФБ-17: тут

Ей шесть лет. В копне её густых тёмных кудряшек не держатся атласные банты, на что вечно досадуют няньки. Огромные глаза, похожие на блестящие черносливины, горят любопытством, когда она, невольно робея, просовывает голову в отцовский кабинет. Там взрослый гость! Незнакомый!

Ему двадцать три. Он новоиспечённый дипломат, вернее, младший помощник старшего советника, как он сам подсмеивается над собою. Он весьма злоязык, и над собою подсмеивается не реже, чем над другими. Он, хоть и близорук, но отлично подмечает людские пороки и слабости. Он гостит у своего старинного друга, крестника Екатерины Великой, чей портрет висит над письменным столом в хозяйском кабинете. Обернувшись на скрип двери, гость видит в дверной щели два любопытных, круглых, тёмных глаза и тонкие ручонки, сжимающие фарфоровую куклу. Девочка в дверях и сама, как кукла — кудрявая, глазастая. Он опускается на корточки и подзывает её, хотя никогда не имел дела с такими маленькими детьми. Она вбегает, ликуя, и доверчиво обнимает его за шею одной рукою, словно давно знакомого. Вернувшийся в кабинет отец, видит, что его дочь и гость склонились над столом, где разложен большой географический атлас, взятый с полки, и с упоением водят пальцами по ниткам дорог. Путешествуют.

Ей тринадцать, и она всё ещё ребёнок, угловатая и длинноногая, нескладная, как все дети в этом возрасте. Её глаза горят всё тем же любопытством и радостью жизни, когда она, сияя нерешительной улыбкою, просовывает кудрявую голову в дверь гостиной. Сердце у неё то сильно-сильно колотится в груди, то замирает, как птенец-слёток в ладони. Там гость! Это он! Он снова приехал!

Ему тридцать, все последние годы он уверенно шествует вверх по карьерной лестнице, иногда даже перемахивая через несколько ступенек, как опять же язвит сам над собою. Его колкие реплики из знаменитой пьесы гремят на всю образованную Россию. Он оборачивается к двери, и невольная улыбка трогает его всегда насмешливые губы. Дочь его друга выросла и теперь похожа не на куклу, а на оленёнка в чаще леса: тоненькая, с бархатными, восхищённо распахнутыми глазами. Она бросается к нему с ликующим смехом, и он тоже смеётся, но уже не присаживается на корточки, чтобы подхватить её — она ростом по плечо ему. Её взор полон благоговейного восторга, когда он читает ей свои стихи, забавляясь тщетой этой затеи — что она может понять, она ещё дитя, нераспустившийся бутон.

Ей шестнадцать, она расцвела, как роза, став украшением городских балов: её стан гибок, как виноградная лоза, смуглые плечи в пене кружев бального платья — словно у античной статуи, карие глаза в тени ресниц полны огня и глубоки, как воды тихого озера.

Ему тридцать три, он уверен, что до конца познал мир, людей и женщин, считая последних красивыми мотыльками, и только. Он позволяет себе несколько любовных связей, но не злоупотребляет этой стороной жизни. Он чувствует себя усталым, всё повидавшим циником, прожившим на этом свете добрую сотню лет. Персияне с уважением и неприязнью зовут его Сахтир — «каменное сердце».

Он не сводит с неё глаз, завороженный, очарованный, пленённый её красотою. Он, всегда, как от огня, бежавший от женитьбы, вдруг на второй же вечер в доме её отца отводит её к фортепиано. В её глазах, с прежней доверчивостью устремлённых на него, — удивление и радостное нетерпение, она, верно, думает, что он, как когда-то, хочет разучить с ней новый экзерсис. Но он, умеющий так складно и красиво говорить, он, поэт и мудрец, чьи крылатые слова молодёжь переписывает в альбомы, лишь бормочет что-то бессвязное, крепко сжимая её тонкие пальцы. И она, глядя в его пылающее, как от лихорадки, смятенное лицо, вдруг понимает, о чём он. Понимает, смеётся и плачет… и говорит ему: «Да».

Да. Да, да, да! Как же она мечтала о нём все эти годы!

На венчании он роняет на пол собора обручальное кольцо, не успев надеть его ей на палец, и торжественная церемония на миг прерывается, а гости испуганно бормочут по углам: «Дурная примета»!». Но она не верит в приметы, она по-матерински спокойно улыбается ему, растерянному и расстроенному.

Их ждёт вечное счастье, вечная любовь, она твёрдо знает это, она дождалась, чтобы он полюбил её, теперь всё у них будет хорошо.

Они не пробыли вместе и месяца.

Она едет с ним через горы к месту его опасной службы, ночуя в шатре, тонкая ткань которого не защищает от леденящего ветра. В ущельях пронзительно воют и тявкают шакалы. Во сне она крепче прижимается к нему, а он обнимает её, согревая собою. Она не жалуется, не ропщет, она едет верхом наравне с ним и с солдатами, ей безразличны невзгоды этого тяжкого пути, лишь бы быть вместе с ним. Глядеть в его тонкое умное лицо, слушать его серьёзный голос. Они принадлежат друг другу перед Богом и людьми - расстаться им нельзя, невозможно!

Она уже носит под сердцем его дитя, поэтому ей волей-неволей приходится остаться там, где безопасно, где вокруг суетятся слуги, где её снедает тоска и дурные предчувствия, где она просыпается среди ночи с криком в своей пустой холодной постели.

А писем от него всё нет и нет...

...Их крохотный сын прожил всего час после преждевременных родов, случившихся с нею, когда она узнала о смерти мужа. До конца своих дней ей суждено было просыпаться одной в постели, которая стала из супружеской — вдовьей.

«Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя!»…

Ей сорок пять, она умирает от холеры, косившей тогда тифлисцев от мала до велика. Она приподнимается на подушках, её запавшие глаза широко раскрыты и радостно блестят, как много лет назад, когда она впервые увидела его.

— Сандро… наконец-то! — выдыхает она, глядя прямо перед собою. — Прости, ты уже заждался меня, но теперь мы всегда будем вместе. Вместе!

Она падает на постель. Её сердце больше не бьётся, но на губах застыла спокойная, умиротворённая улыбка.

Она снова его дождалась.


Название: Балкон и тополь
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2017
Бета: Daremif aka Angua
Размер: драббл, 968 слов
Пейринг/Персонажи: Серафим/Земфира, дети, хозяева
Категория: гет
Жанр: драма, романтика, юмор, флафф
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Я вишу на дереве. Нет, на ветке. Нет, не вишу, а висю. Или всё-таки вишу? Неважно. Важно то, что я едва держусь...»
Примечание: время действия — наши дни
Предупреждение: хуманизация
Ссылка на ФБ-17: тут

Я вишу на дереве. Нет, на ветке. Нет, не вишу, а висю. Или всё-таки вишу? Неважно. Важно то, что я едва держусь, над головой у меня небо, пронзительно голубое, а воробьи галдят мне прямо в уши, галдят оглушительно и злорадно, расположившись на соседних ветках, как будто им тут кино показывают. Блокбастер. Со мной в главной роли.
За воробьём-то я и прыгнул с балкона. Ну дурак, дурак, сам знаю. Кажется, вон за тем, самым противным, растрёпанным, который вот-вот долбанёт меня клювом по макушке. Подобрался он ближе остальных, паршивец наглый, а я его даже цапнуть не могу, сволочонка такого.
Когти у меня заняты, потому что я ими за ветку хватаюсь, а пасть занята, потому что я ею ору.
Громко. Очень громко. На всю улицу.
— Мяу! Мяу! Мя-я-яу-у-у!
Машины внизу сигналят мне в унисон. Если сорвусь — раскатают отсюда и до Мадагаскара, как пить дать.
Надо подтянуться! Надо подтяну-утьься, Фима! Соберись и подтянись уже, ну?! Вот так! Так, молодец, а теперь дыши. Дыши, сиди на ветке, как чёртов воробей, и дыши, лови ноздрями весенний ветер. Не ори пока, не трать дыхалку.
Фима — это я. Серафим, но не шестикрылый. Иначе б не сорвался.
Нет, теперь меня с этого места ничем не стронешь. С этой ветки-спасительницы, за которую я цепляюсь уже всеми четырьмя лапами, оседлав её. И хвостом. Как сцинк обезьянохвостый, которого я в «Живой планете» видел по телевизору. Вот я и буду таким сцинком. Пусть как хотят, так и снимают.
Стоп, страшная мысль! Что, если они не захотят?! Нет, не может быть такого. Они же меня так любят, хозяева, иногда даже надоедают своей любовью и усипусями, особенно когда мирно спишь, а тебя хватают и тискают, будто ты плюшевый, а не живой.
Нет, решено, надо снова начать орать, чтобы на тебя обратили внимание и не забыли о тебе, не дай Бог. Хозяева уже должны с работы вернуться - шесть часов, как-никак.
— Мяу! Мяу! Мя-у-у-у-у!
Какой у меня всё-таки противный голос, если со страху и с психу.
— Мя-у-у-у!
Ну, привет, толпа детёнышей внизу собралась. Из школы, что через дорогу, с рюкзаками, после уроков, наверное. Нужны они мне, можно подумать, толку-то от них. Доорался, что называется, допросился. Вот, пожалуйста, лезут наверх, пыхтят, сами галдят громче стаи воробьёв.
— Это сфинкс, это сфинкс, я знаю!
Тоже мне, сакральные знания. В любой передаче про кошек мы есть. Модная порода.
— Ой, страшный он! Как инопланетянин!
Сам ты страшный, мальчик. Иди отсюда, уроки делай.
Нет, всё равно карабкаются. Соскальзывают, дерево-то мокрое, но карабкаются. Упорные. Эту бы энергию да в мирное русло.
Тут кто-то взбирается на ветку радом со мной. Не сверху падает, как я, что характерно, а легко и непринуждённо забирается снизу, миновав галдящих детёнышей, которые моментально притихают.
Она. Это Она. Красавица, которую я иногда вижу из окна.
— Фу, это же уличная девка, Фима! — со смехом говорят хозяева, когда замечают, что я за ней наблюдаю.
Ну и что, что уличная! Она же Красавица! Мечта! Совершенство!
Вблизи она ещё красивее, чем казалась мне из окна. Чёрная, как сама ночь — вплоть до усов и подушечек лап. Жёлтые глаза горят, как две маленькие луны. Длинный хвост игриво изогнут. Боже, как она прекрасна!
Она грациозно потягивается, демонстрируя мне себя во всей красе, - я немею от восхищения.
— Ты кот? — мурлычет она низким голосом, бесцеремонно оглядывая меня, и я краснею.
— Кот, — говорю я, наконец, как можно более мужественно и немного задираю хвост — не вульгарно, а как бы ненароком. Мысленно благословляю своих хозяев за то, что они не лишили меня главного достоинства. Ум я всё-таки считаю вторым по значению для мужчины.
— Я с балкона сорвался, — продолжаю я торопливо, — но теперь только рад этому, потому что такой рискованный казус стал восхитительным поводом для встречи с вами!
— О-о, — говорит она с удивлением и даже некоторым уважением.
Всё-таки просмотр телевизора бывает просто необходим для расширения активного тезауруса!
— Меня зовут Серафим, — деликатно сообщаю я — очень деликатно, как бы невзначай, ни в коем случае не навязываясь.
— Земфира, — помедлив, отзывается она. — Дурацкое имя, к чему оно? Лучше бы Багирой назвали.
— Очевидно, это от пушкинской Земфиры, — рассудительно отвечаю я. — Красавица-цыганка, главная героиня поэмы «Цыганы». Не те, что на рынках клянчат, а те, что шумною толпой по Бессарабии кочуют, вы не подумайте дурного, — поспешно добавляю я.
Хозяйка у меня — учительница русского языка и литературы, Пушкин — её любимый поэт, и она часто цитирует его стихи, за что я ей сейчас крайне признателен.
— О-о, — снова мурлычет Земфира. — Ты очень умный.
Теперь в её бархатном голосе слышится нескрываемое уважение, и я опять краснею.
— Всё ли с тобой в порядке? — после некоторой заминки спрашивает она. — Может быть, прогуляемся вместе? Прямо сейчас.
Я готов воспарить до самой верхушки тополя, на котором мы сидим, но увы!
— Увы! — скорбно говорю я. — За мной пришли.
И правда, внизу суетятся и надрывно кыскыскают мои хозяева. Вернее, кыскыскает хозяйка, задрав голову вверх, а хозяин торопливо названивает кому-то по мобильнику. Уж не МЧС ли вызывает? Ещё не хватало!
Земфира разочарованно жмурится.
— Я обязательно снова выйду, — горячо заверяю я. — Непременно! Завтра же! И уже не буду торчать на дереве, как идиот, а сразу же брошусь искать вас!
Я надеюсь, что не промахнусь мимо этого тополя, сиганув с балкона. Но рисковать жизнью ради прекрасной дамы — вот истинное предназначение мужчины.
— Искать меня не обязательно, — вкрадчиво мурлычет она, и сердце моё тает. — Я буду ждать вас прямо здесь, под этим деревом… допустим, в десять утра. Устроит это вас?
— Конечно! — с энтузиазмом подтверждаю я.
Очень удобное время — хозяева как раз будут на работе, а балконную задвижку я давно научился открывать.
— Тогда до завтра, Серафим, — игриво говорит она, с прежней грациозностью проходит вдоль ветки и соскальзывает по стволу вниз.
— Для вас просто Фима! — кричу я ей вслед и тоже соскальзываю с дерева, только совсем не так грациозно, чтобы угодить в руки подпрыгивающих внизу хозяев.
Меня оглушает их мощное сюсюканье.
Сегодня я засну, видя перед собой сияющие жёлтые глаза Земфиры. А завтра… о, завтра, это упоительное завтра!
Благослови, Боже, балкон и тополь.

Название: И нарушил!
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2017
Бета: Daremif aka Angua
Размер: драббл, 717 слов
Пейринг/Персонажи: human!Заяц/human!Лиса
Категория: гет
Жанр: PWP, стёб, внезапно флафф
Рейтинг: R
Краткое содержание: зажал заяц лису между двух берёз... и девичью честь нарушил
Примечание: навеяно эпизодом из фильма «Александр Невский» (1938 год): смотреть тут
Все персонажи, вовлечённые в сцены сексуального характера, достигли возраста согласия и совершеннолетия
Предупреждение: хуманизация, фурри, нон-кон, фарс, петросянщина по канону
Ссылка на ФБ-17: тут

«А моя наколка — ветер и броня,
Не видала в жизни толку — полюби меня!»
(Гарик Сукачёв)

Ни разу не получилось у Рыжей Косого догнать, как она ни старалась. Хоть и жили они по соседству, но Косой — тот куда проворнее был, потому что сызмальства привык спасать свою шкуру и от Рыжей, и от Серого, и от других долдонов, которых в родном лесу водилось предостаточно, на взгляд его раскосых бедовых глаз.

А был Косой та ещё шельма!

И на свою участь никогда не жаловался. Что ему? Трава на опушках сочная, морковка на крестьянских огородах — сладкая, и такие же сочные, сладкие девицы, длинноухие и длинноногие, в полном его распоряжении круглый год, особенно по весне, когда дурманит голову запах молодых побегов и цветущей черёмухи.

Но Рыжая всё-таки застигла Косого врасплох. Стояла ранняя осень, и в лесу пахло уже не свежей травкой и цветами, а палой листвой, но запах этот тоже по-своему дурманил, напоминая о том, что всё живое — тленно.

Косой понимал это, как никогда.

«Перегрызёт глотку, точно перегрызёт», — в отчаянии думал он, улепётывая во все лопатки, прыгая и петляя, но всё без толку. Он в овраг, и Рыжая — следом. Он в подлесок, и она туда же. Сердце у Косого выскакивало из груди, страх вопил в крови, и сам он готов был вопить в голос, прося пощады. Он наверняка знал, что от Рыжей пощады ему нипочём не дождаться.

Тогда он метнулся промеж двух росших вплотную друг к другу стройных берёз, чью горьковатую кору так любил глодать по весне, когда под нею бурлили живительные сладкие соки.

Рыжая бросилась следом... да и застряла! Телом она была куда крупнее Косого, пролетевшего впереди неё стремглав, как воробей, словно у него и впрямь с перепугу крылья выросли.

Начала Рыжая метаться туда-сюда, кора шуршала, листья сыпались, но берёзы держали крепко. Прыг-прыг-прыг — ан нет, ни с места. Экая беда и досада для Рыжей! Но не для Косого, нет. Ведь был он, как сказано, та ещё шельма.

Отдуваясь и отпыхиваясь после бешеного запалённого бега, он медленно обошёл пленённую берёзами Рыжую по кругу. И это вместо того, чтобы удирать куда глаза глядят! Однако его бесстыжие раскосые глаза глядели как раз на Рыжую, на её яростно прищуренные, зелёные, злющие глазищи, на ладное гибкое тело и длинные бёдра, беспомощно дёргавшиеся в крепкой хватке берёз.

Косой тоже прищурился и преспокойно так сказал:

— Хочешь, соседка, я всю твою девичью честь сейчас нарушу?

Хотела того Рыжая или нет, он не знал, но сам восхотел несказанно, пуще всего на свете.

Свирепые глаза Рыжей полыхнули огнём, она безуспешно рванулась ещё раз - берёзы затрещали, но не выпустили её. Косой отпрыгнул было на шаг и тут же застыл на месте, а Рыжая проговорила своим низким, тягучим, медовым голосом:

— Ах, что ты, что ты, сосед, как можно, срам-то мне какой и поругание! Пожалей меня… и я тебя другой раз пожалею.

Как же! Знал Косой — несмотря на эти смиренные слова, не пожалеет она его никогда, да и он щадить её не собирался: семя в его чреслах так и закипело от любострастия.

— Ан некогда мне тебя жалеть, соседка, — промолвил он с длинным истомным вздохом, примащиваясь сзади неё, промеж её стройных бёдер, отчаянно дёргающихся в последней попытке освободиться. Удалось бы — растерзала бы Рыжая паскудника-блудодея в клочья!

Косой понимал: не избежать ему погибели, но даже эта погибель была не страшна — теперь, когда он, в упоении зажмурившись, проталкивался в горячее тесное нутро подвывавшей и щёлкавшей зубами Рыжей. Право слово, ради такой сласти стоило и умереть!

Передёрнувшись в последней тягучей судороге, он еле-еле отдышался и только тогда кинулся прочь со всех ног, не оглядываясь.

Как Рыжая выбралась из ловушки, Косой не знал, но наутро, когда он наведался к благословенным берёзам, там было пусто. Только ободранная, свисавшая полосами белая кора напоминала о случившемся накануне.

Косой глубоко вздохнул и почесал пятернёй поджавшееся при одном воспоминании подбрюшье.

— Знала, что ты сюда скоро наведаешься, сосед, — раздался в тишине негромкий голос, бархатистый, медовый… и Рыжая неспешно вышла из-за берёзы, гибкая и яркая, словно закат. Неумолимая, как сама смерть.

Поглядел Косой на её хищную белозубую улыбку, в зелёные глубокие глаза... и сам заулыбался — бесстрашно и нежно.

А потом зажмурился и затаил дыхание, ожидая, когда же её острые зубы вопьются ему в глотку.

Но Рыжая почему-то медлила.

Косой приоткрыл один глаз — она все стояла перед берёзами — и хрипло вымолвил:

— Давай уже.

Рыжая досадливо сморщила нос и вдруг нырнула промеж берёз, устраиваясь поудобнее.

Оглянулась нетерпеливо на него, застывшего столбом, и приказала:

— Вот и бери.

Название: Танкист
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2017
Бета: Daremif aka Angua
Размер: драббл, 812 слов
Пейринг/Персонажи: Лёха, Маринка
Категория: гет
Жанр: драма, стёб
Рейтинг: R
Краткое содержание: бывший танкист развозит газеты и рассказывает влюблённой в него девчонке разные весёленькие истории
Примечание: написано с натуры
Время действия — начало 2000-х
Все персонажи, вовлечённые в сцены сексуального характера, достигли возраста согласия и совершеннолетия
Предупреждение: сленг, матерщина
Ссылка на ФБ-17: — тут

— Что ты меня постоянно с собой на развозку тянешь, Лёш? Будто у меня своей работы нет.

— Я тя умоляю, менеджер по рекламе! Рабо-ота! Потом отзвонишься своей клиентуре, Марина Александровна. Мне скучно одному с газетами кататься. А главред не возражает.

— Она к тебе неровно дышит.

— Ну да, я ж парень хоть куда, хоть туда и хоть сюда.

— И пошляк к тому же. И скромник.

— Е-есть такое, ну.

— Почему тебя все Танкистом зовут?

— Потому что я и есть танкист, дорогуша. Пока с армейкой не развязался, служил в Таёжке. Представляешь, где это, Марина свет Александровна?

— Ну… в районе где-то.

— Плохо ты знаешь свою малую родину, девушка, садись, «два». Таёжка — суровое место, там даже собаки пьяные. Да не смейся ты! Это правда. Стоят там две части — лётчики и танкисты. Скукотища неописуемая, тоска зелёная, как блевотина, а хуже всего знаешь, кому? Офицерским жёнам. Потому что мужики — они хотя бы служат, воз везут с приплясом, долг отдают родине… называй как знаешь, но чем-то заняты, короче. Понятное дело — как не на службе, так бухают, не просыхая, но на службе трезвые, и мозги при деле, и руки. А бабьё — то натурально звереет.

— Да ладно! Ты мужской шовинист, Лёш.

— Я реалист, Марин. Это ты идеалистка. Тебе вот сколько годиков? Двадцать два? Весь мир в айфоне и у ног твоих длиннющих, ага же? И непременно любовь-морковь в анамнезе или в перспективе. А офицерские жёны — те уже точно знают, чего стоит этот мир и эта морковь — пятачок пучок. Ну и блядуют по-чёрному, что им там ещё делать-то? Танкистки с летунами гуляют, а лётчицы — наоборот, с бронированными. Хоть какое-то разнообразие. Конечно, стараются, чтобы всё шито-крыто было, отмазки гнилые лепят. Но у одной не вышло. Её, как тебя, Мариной звали, и была она танкисткой. Женой танкиста, то бишь. Загуляла традиционно с лётчиком. Да так крепко загуляла, что уже осторожничать перестала. Показалось ей, видать, что летун этот и есть её любовь-морковь до гроба, а собственный мужик — так, не пришей пизде рукав.

— Лёша!

— Ну что Лёша, я как есть, так и говорю. Русским человеческим языком изъясняюсь. За своим летуном она повсюду таскалась, не стесняясь даже. И вот однажды…

— Мне что-то прямо страшно стало…

— Правильно боишься, деточка, я тебе это всё для того рассказываю, чтобы ты такой же дурой не стала. Так вот, гнали они вдвоём в его «круизёре» на скорости двести по хабаровской трассе, и тут, откуда ни возьмись, появилась в рот ебись.

— Лёша!

— То есть взбрело ей развести своего летуна на минетик.

— Лёша!

— Ай, да брось, чего ты такие глазки негодующие строишь? Ля минет, всё по-французски, как надо, дело хорошее, только не на скорости двести, сама понимаешь.

— И что? Они разбились?

— Ну, не совсем. В самый патетический момент летун не выдержал напряга и улетел. В кювет. «Крузак» перевернулся, хотя тачка солидная, устойчивая, но тоже, видать, напряга не вынесла. Перекувыркнулись они знатно, и у Маринки от удара, видать, челюсти-то заклинило. А хуй в зубах так и остался.

— Как?!

— Ну вот так. Не смогла зубы разжать. Спасибо, совсем хуй не откусила своей любви неземной. Так их и нашли менты и врачи со «скорой»: летуна к баранке придавило, а Маринка у него в ногах валяется с хуем во рту.

— Да ты гонишь, Лёша!

— Крест во всё пузо, не гоню ни грамма, солнце моё. Маринка в бессознанке была, а летун сидел и трясся — а ну как она в таком сумеречном состоянии всё-таки отхватит у него самое дорогое и нажитое непосильным? Я бы в этой ситуации вообще обосрался, честное слово. Но тут МЧС-ники понаехали, обоих автогеном из машины аккуратненько вырезали. Врачи Маринкину акулью хватку разжали и откачали её. Так что хэппи-энд, фанфары и аплодисменты, всё обошлось благополучно, не считая того, что вся эта веселуха тут же всплыла наружу, как говно из проруби, и оба полка — и лётный, и танковый, долго со смеху помирали, едва не лишив родину боевых единиц.

— А Маринка с лётчиком что?

— А Маринка с лётчиком очень быстро со своими законными половинами развелись и уехали. Летун перевёлся куда-то в Заполярье, и она с ним отчалила. Только, по слухам, долго они вместе не прожили и тоже расстались. Что неудивительно. Я бы на месте того летуна в холодном поту рядом с Маринкой просыпался. И всё проверял, на месте ли хуй.

— Лёш…

— Что?

— Ты это так рассказываешь…

— Как? Страшно? Или страстно?

— Как-то очень лично.

— Зришь в корень, как завещал великий Козьма Прутков. Чуткая ты, кто бы мог подумать. Жена она мне была, Маринка эта. Со мной развелась и от меня уехала. Хорошо хоть, спиногрызов не нажили. Ну что ты так смотришь?

— Как?

— Жалостливо. Это лишнее. После Маринки я раз пять подженивался. Или шесть, уже не помню точно. Ну, неофициально, конечно. Так что не грусти, а то не будет грудь расти.

— Лёша!

— Вот заладила: Лёша, Лёша… Тридцать пять лет как Лёша.

— Лёша!

— Ась?

— Руку убери. А то не поеду больше с тобой.

— Как прикажешь, прекрасная госпожа. Верёвки ты из меня вьёшь, Марина. Эх…

— Что «эх»?

— Люблю я это имя.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Сказка о Льве Толстом
Поутру Лев Толстой выходил на покос. Махал косой и думал:
- До чего ж хорошо! Только тяжкий физический труд позволяет человеку мыслить, чувствовать и совершенствоваться.
Крестьяне, стоявшие поодаль, говорили так:
- Почто барин капусту косит?
- Кто ж их, образованных, разберет?

Краткое описание программы "Пусть говорят"
Выбирают в колхозе нового председателя.
-- Мы все давно знаем Михалыча как честного человека, предлагаю выбрать его!
Все хором:
-- Да, давайте выберем Михалыча!
Встаёт сторож Петрович:
-- Вот вы хотите Михалыча выбрать, а, между прочим, у него дочь - блР&@! Нехорошо!
Все хором:
-- Нехорошо!
Встаёт Михалыч:
-- Ну как же так! Вы же все меня знаете с самого детства! Я всю жизнь прожил в колхозе! И у меня три сына и дочери-то никогда не было!
Все хором:
-- Действительно, как же так?!
Сторож Петрович (пожимая плечами):
-- Ну не знаю, я своё мнение высказал!

Рома и жена
Был у меня товарищ Роман. Много про него историй.
Как-то иду, Рома навстречу.
Увидел меня: Пойдём бухать!
Я не отказался. Сидим дома у него, пьём водку. А он пасмурный, как небо Мордора.
Я - Чего грустишь?
Рома - Дочь у меня родилась позавчера.
Я - Так это хорошо! Давай выпьем, радоваться надо!
Рома - Конечно, хорошо, только жена вчера про неё узнала. Кто-то донёс.
Мда, печально.

Необычно
В этом году муж уговорил меня сдать плохо спящего ребенка тетушке, и вывез меня в приличную ресторацию. Вечером! Прилично одетую! Я ела не спеша! Сидя!! На платье мне не прилетали поминутно пюре, брызги, капли! Я не подрывалась что-то поднять, помыть, вытереть, подать.
Очень, очень необычные ощущения. Надо будет при случае повторить.

Дератизация
Однажды у нас в конторе, появилась мышь.
Директор заявил, мол мы цивилизованные люди и делать будем как полагается по закону. т.е. вызываем дератизаторов, что при сэске находятся.
Всем офисом читали договор и ахали, где было подробно расписано как бережно и гуманно ее будут ловить и затем куда то девать, то ли безболезненная инъекция, то ли выпускать в заповеднике итп.
Вообщем хулион рублей все это дело стоит.
Приехали серьезные люди, поставили ловушку. Мышка попалась живой и невредимой.
На следующее утро приехала девушка, привезла акт выполненных работ и протокол.
Забирает ловушку и мышку.
Стою с кофейком смотрю в окошко, радуюсь солнышку, провожаю взглядом эту даму и наблюдаю картину:
Выходит за калитку, вытряхивает мышку в пакет, стучит пару раз им об асфальт и выкидывает рядом в урну.

Будни сисадмина
Работал сисадмином, было дело. Пришла в рекламный отдел девочка новая. Через несколько дней звонок:
- Компьютер с ума сошел, я текст набираю, а он окошки разные открывает! (Ну понятно, что альт запал).
Я как был с бутером в руке, так туда и пришел, одной рукой взял клаву, перевернул и херакс об стол, что аж крошки из неё повылетали. Поставил аккуратно перед ней, проверяй, говорю.
- Всё работает, спасибо, - шёпотом сказала она.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра