Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

КОРОЛЕВА

Название: Королева
Автор:  sillvercat
Жанр: романс
Категория: гет
Рейтинг: R
Размер: миди
Пейринг/Персонажи: Андрей Королёв / Варя Жукова, Серёга Королёв, Ольга Васильевна, Махно
Краткое содержание: 16-летнюю Варю все зовут Жучкой, и только Король, Андрей Королёв, пришедший в их класс победителем, впервые назвал её Королевой. Король добивается её любви, но у Короля есть младший брат Серёга, к которому Жучка чувствует необъяснимое притяжение...
От автора: Написано для и по заказу  Klodwig, за что не устану говорить Заказчику спасибо... И спасибо всем, кто помогал, переживал и подсказывал во время создания этого сериала

Читать дальше

По соционике: Наполеон (Андрей)/Жуков (Варя), Жуков (Варя)/Есенин (Серёга), Драйзер (Ольга Васильевна), Гюго (Махно) и многие другие.

Примечание Исполнение заказа в 11-м туре соционик-фикс. Ссылка: pay.diary.ru/~socionicfics/p170046644.htm#57723...
Предупреждение: нецензурщина и прочее... ну вы поняли...

Окончание: sillvercat.diary.ru/p173093378.htm

Арты от прекрасной  nastyelf: sillvercat.diary.ru/p181456033.htm

ЕЩЁ!

Арт от заказчика  Klodwig:



* * *
Жучкой её звали с детского сада – из-за её фамилии.
И не пренебрежительно, а с лёгким страхом и тяжёлым уважением. Тот, кто пробовал произнести это прозвище с пренебрежением, немедленно получал в морду и по яйцам, если это был пацан. Впрочем, она и водилась только с пацанами, презирая писклявых девчонок как класс. Так было с тех пор, как она научилась ходить, и вплоть до её нынешних шестнадцати лет.
Варей её звала только бабка, единственная родная душа. Ни дедки, ни репки, ни прочих персонажей у них с бабкой не наблюдалось.
К этому Жучка давно привыкла, как и к тому, что в их доме всегда не хватает денег, а у неё самой – модного шмутья и навороченных девайсов.
Но она точно знала, что у неё будет всё, что ей надо. Она этого добьётся – любой ценой.
Потому что у неё были мозги, железная воля и, главное, – сила.
Свою внешность она особо не ценила, хотя знала, что красива. Что ж, и это сослужит ей службу, если понадобится. Она давно поняла, что подавляющее большинство мужиков думает второй головой, и презирала их за такую тупость. Но это могло стать ей полезным, как любая другая чужая слабость, которая служила почвой для её силы.
В детстве она психовала из-за того, что родилась девчонкой. Сейчас – нет. Но по-прежнему коротко стригла густые русые волосы и ходила на тренировки по боксу.
Она как раз вышла из спортшколы, когда в кармане куртки запиликал мобильник. Жучка раздражённо бросила:
– Да!
– Ты придёшь? – спросил чуть запыхавшийся просительный голос.
Махно, кто ж ещё.
Жучка помедлила с ответом. Вообще сегодня после тренировки она собиралась посидеть в Инете, а не болтаться в гараже с кодлой Цыгана. С другой стороны, чуток расслабиться тоже хотелось.
– Приду, – буркнула она и нажала кнопку отбоя.
Сам Цыган сидел на зоне третий месяц из выданных ему судьёй пяти лет. Ещё повезло – за тяжкие телесные мог и больше огрести. Сорвался по пьяни на дискотеке, дурак.
Он писал ей несколько раз – в письмах этих сквозь браваду прорывались страх и растерянность.
Жучка ему не отвечала. Жалость – это унизительно, это не для неё и не для Цыгана.


Просирать так же бездарно собственную жизнь она не собиралась, поэтому в последнее время сторонилась прежней компании. Хотя компания эта давала ей довольно много, и она не могла этого не признать: азарт, кураж, беззаботность. Абсолютную власть – хотя бы над этими пацанами. Кое-какое бабло, когда пацанам удавалось почистить на диком пляже какого-нибудь местного лоха или заблудившегося бухого курортника.
Ну и Цыган, конечно, был неплох. Ему она в своё время дала только из любопытства и симпатии, а также, чтобы закрепить свою власть над ним. А не из какой-то там любви. Любовь-морковь – это только в бабкиных слюнявых сериальчиках. Секс – штука что надо, но терять голову из-за какого-то мужика и видеть в нём смысл жизни – данунахуй.
Её мать так и поступила – поехала за отцом на северные заработки, когда Жучке было всего три года, оставив её с бабкой. Ну и разбились вдвоём с отцом на трассе, ведущей в какой-то грёбаный Когалым.
У них с бабкой остались только две пенсии: её сиротская и бабкина старушечья, а также льготы по квартплате.
Иногда Жучка размышляла, лёжа ночью без сна в своей спартанской комнате – что же в действительности есть на том свете. Бабка ставила в церкви свечки за упокой души и любила поговорить о том, что отец с матерью стали-де ангелами-хранителями Вареньки. Её же передёргивало от этой глупой болтовни, и она резко обрывала бабку. Ещё чего, хранители!
Кроме неё самой, ей никто не поможет.
К гаражу Махно она подошла, когда уже начало темнеть. Впрочем, в их южном городе зимой вообще темнело рано, и это было единственной приметой зимы. Даже снег шёл обычно всего пару раз за зиму. Ну и к Новому году наезжали небритые абхазы с мешками зеленоватых, но очень вкусных мандаринов, торгуя ими у каждого продуктового ларька. Да платаны на центральной аллее обрастали цветными гирляндами огоньков, а на площади у набережной воздвигалась огромная ёлка. Искусственная, конечно.
Слегка поддатые пацаны встретили Жучку радостными воплями. Одна пустая бутылка из-под водки уже валялась возле импровизированного стола, на котором красовался разломанный лаваш и кое-как покромсанная кровяная колбаса. Здесь же высилась трёхлитровая банка маринованных зелёных помидоров – Махно потихоньку прикладывался к родительским запасам.
Сам Махно восседал на перевёрнуто ящике и приветственно салютовал Жучке пластиковым стаканом. Паяц.
Сравнения с отчаянным азартным Цыганом Махно не выдерживал, хотя, понятное дело, не прочь был бы заменить его не только на посту вожака стаи, но и с нею в койке.
Обломится, шестёрка. Тоже мне, император.
Жучка скупо ему улыбнулась и взяла услужливо набульканный ей стаканчик. Водку она не любила, но могла выпить много, почти не пьянея – голова у неё была на диво крепкая, и пила она всегда вровень с пацанами, оставаясь при этом на ногах. В отличие от некоторых из них.
Она присела на ящик, глотнула из стакана, закусила колбасой. В желудке сразу разлилось тепло. Ей это нравилось, как и пустой беззаботный трёп под переборы махновской гитары. Особенно если тот пел не блатняк, а какое-нибудь душевное старьё – Макара там, или Цоя, или «Чайф». Ну и Трофим ещё годился.
Когда все изрядно разогрелись, Махно предложил прогуляться на дикий пляж, к морю, пожарить на костре остатки колбасы и сосисок под третью бутылку бухла.
Жучка считала, что бухать уже хватит, но то было их дело. А море… море – да, туда её всегда тянуло.
Но до моря они дойти не успели – незнакомый парень встретился им сразу за гаражами.
Высокий, модно прикинутый, на вид не старше них.
И первым обратился к ним – с московским выговором:
– Ребят, не подскажете, как на Полетаева выйти? Мы там только что дом купили, и я заблудился. И навигатор накрылся, потому что мобильник сел.
Улыбка этого идиота сияла ярче уличного фонаря.
Махно вопросительно глянул на Жучку, и та, помедлив, усмехнулась и коротко кивнула.
Обхохотаться! Навигатор у него накрылся… Лох несчастный, ещё и сообщает об этом!
Но на лоха он не походил.
На слабака – тоже.
Жучка сразу угадала в этом рослом белобрысом парне силу. Такую же силу, что была в ней самой.
Но против пятерых ему было не выстоять. Против лома нет приёма.
Поэтому его наконец скрутили, съездили по смазливой морде и по почкам, прижали к стене и вытряхнули всё, что было ценного – крутую мобилу с жопорезом, плейер и кучу бабла. Москвич после первоначального бешеного сопротивления, поняв, что силы неравны, молчал, только сплюнул кровь на кроссовки Махно, когда тот его шмонал. За что ещё раз получил по морде. И под рёбра.
– Хорош, – неожиданно для себя скомандовала Жучка. – Уходим. Ну?
Взгляд его единственного целого, – второй заплыл кровоподтёком, – голубого глаза остановился на ней.
Исчезая в проулке вслед за пацанами, она вдруг почему-то подумала, что на месте этого незнакомого парня вела бы себя так же. Драться до последнего, а если одолеть противника не выгорело, что ж, забей. Не унижай себя бессмысленным трепыханием. Стерпи, пусть себе тешатся победой. А потом – отомсти.

* * *
Какое-то время её царапало воспоминание об этом приезжем мажоре, главным образом, потому, что он был не пьян, вменяем и, возможно, хорошо их запомнил. Но прошла уже неделя, барахло мажора они благополучно загнали, бабло поделили, и никто их не беспокоил.
Приближался Новый год и каникулы. В классе вяло обсуждали, не завалиться ли в пустующий пансионат под городом, благо, не курортный сезон и дёшево, Махно забрасывал удочки насчёт хорошо погудеть у него на даче, а она лениво подумывала, не дать ли ему уже наконец.
Вообще-то ей не хотелось ничего.
Ни пансионата, на Махно, ни этого грёбаного Нового года.
Она не любила Новый год. Бабка, чуть выпив, начинала реветь и молоть обычную чушь про сиротинушку, по зомбоящику крутили редкостную херню, а на улице всякие мудозвоны до утра взрывали петарды.
Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит, бля.
Загадай желание под бой курантов, и оно непременно сбудется.
Как же, ждите!
Ближе к концу декабря Жучка поехала на зональные соревнования по боксу, вернулась рано утром через пару дней, недовольная своим вторым местом, и решила отправиться в гимназию, благо успевала к первому уроку. Занятий она старалась не пропускать – ни уроков, ни семинаров, ни дополнительных часов по подготовке к будущему ЕГЭ. Хотя десятый – ещё не выпускной, тем не менее.
Её одноклассники, вернее, их родители, тратили приличные бабки на репетиторов. Она же могла сэкономить хотя бы на этом. Особенно хорошо ей давались языки и точные науки.
Жучка распахнула дверь класса.
Твоюжежмать.
Белобрысый мажор сидел за первым столом в первом ряду и широко, как тогда, улыбался. Кровоподтёки уже зажили, и теперь было отлично видно, что он, сука, красавчик.
И таращился он на неё в оба своих голубых глаза.
Узнал.
Лишь секунду помедлив в дверях, Жучка кивнула классной и прошествовала на своё место.
Похуй, пляшем.

* * *
Да, это она была тогда в проулке, сто процентов.
Королю казалось, что он сейчас взлетит к потолку от прихлынувшего ликования.
Наконец-то нашёл!
На ней были потёртые джинсы и тот же серый длинный свитер, что и тогда. Короткие русые волосы взлохмачены, тёмные глаза в тени длинных ресниц сощурены. Пройдя к своему месту во втором ряду с гибкой ленивой грацией львицы, она небрежно кинула на пол сумку и села.
Узнала – Король в этом не сомневался.
Классручка похлопала ладонью по журналу.
– Итак, у нас новенький. Он решил придти к нам перед каникулами, чтобы наладить отношения до начала второго полугодия. Познакомьтесь, Андрей Королёв.
Он поднялся и от души улыбнулся, зная, что все сейчас жадно оценивают его внешность и прикид, и ещё зная, что с этим у него всё в порядке.
Даже более чем.
Самое главное – чтобы оценила она.
Но она на него даже не смотрела. Перекинулась парой слов с соседом, потом сосредоточенно порылась в своей сумке. И только когда классручка завела речь про полугодовые отметки, она искоса метнула в его сторону короткий взгляд из-под ресниц.
– Это что за девушка пришла сейчас? – осторожно спросил он у соседки, белокурой, кудрявой и хорошенькой – имя Ляля очень ей подходило.
Та надула и без того пухлые накрашенные губки и наконец нехотя отозвалась:
– Это Жучка. Варвара Жукова.

* * *
Она бы удивилась, если б он не подошёл к ней в школьном дворе, где стоял, окружённый пацанами из их класса. Те, конечно, восторженно пялились на его цацки, делая вид, что не завидуют, – смартфон небось, айфон, айпод, все дела.
Жучка обернулась и спокойно подождала, пока он её догонит – парой широких шагов, махнув одноклассникам рукой и ослепительно улыбнувшись.
Король, бля.
– Ну? – бросила она, презрительно прищурившись.
– Поговорим? – предложил он беспечно, но уже без улыбки. – В кафе посидим?
Жучка уже понимала, что он её не сдаст. Что он сейчас поведёт свою игру, игру, целью в которой и выигрышем будет она сама.
И… – она прислушалась к себе, – внутри от этой мысли разгорался не гнев, а огонь азарта.
Что ж, мальчик, поиграем!
Они присели под зонтиком уличного кафе, уже открыто рассматривая друг друга. Она – ямочки на его щеках, упрямый подбородок, пшеничную чёлку, длинные уверенные пальцы. Он – её прищуренные карие глаза в тени густых угольных ресниц, тонкий профиль, высокую грудь, обтянутую серым свитером, стройные, бесконечно длинные ноги.
Король чувствовал, что у него сбивается дыхание от одного лишь взгляда на неё. Так его ещё не заводила ни одна девчонка в его уже достаточно богатой приключениями почти семнадцатилетней жизни.
Безошибочное чутьё подсказывало ему, что секс с ней будет феерией. Но даже не в этом было дело. Силу – вот что он чувствовал в ней. Равного себе противника.
– Почему ты ходишь с этими?.. – выпалил он.
Она повела плечом и отозвалась вполне ожидаемо:
– Не твоё дело.
– Можешь сильно вляпаться.
– Опять же не твоё дело, – усмехнулась она краем ярких, несмотря на отсутствие косметики, губ.
– Ты достойна большего, – упрямо продолжал он.
Её тихий глубокий смех прозвучал как музыка.
– Да ты прямо грёбаный «Л’Ореаль»! Вы этого досто-ойны!
Он досадливо поморщился:
– Тебе не идёт вульгарность.
Она опять сощурилась, будто прицеливаясь:
– Не нравится – вали.
– И кличка эта тебе не идёт, – продолжал он невозмутимо. – Я тебя буду по-другому звать.
– Это как же?
– Королева.

* * *
Теперь он каждый день провожал её после школы. На тренировку, в кафе или в кино. Погулять к морю. Они разговаривали обо всём, и ни о чём. Болтал в основном он – и не только о себе любимом, но и о политике, о музыке, о технике, о каких-то Интернет– новостях…
Так прошла неделя.
Жучка прекрасно понимала, что он уже разузнал о ней всё, что мог, у кого только мог, и ждала от него начала военных действий. Но он всё выжидал.
До этого дня.
– Встретим Новый год вместе? – выпалил Король, едва они вышли из школьного двора на затенённую кипарисами и туями улицу.
– Вместе – это вдвоём? – уточнила Жучка, насмешливо улыбаясь.
Он покачал головой:
– Нет, с моими родителями и братом.
– У тебя и брат есть? – Её это, честно говоря, не волновало, но нужно было потянуть время.
Король досадливо махнул рукой.
– На год младше. Сейчас в девятом, в пятой школе. Раздолбай. Только с репетиторами тянет. Куда поступать будет, не знает. Только на гитаре хорошо бренчит.
– А ты куда будешь поступать, уже знаешь? – с усмешкой спросила Жучка. – В МГИМО? Или сразу в Гарвард?
Он легко рассмеялся и непринуждённо взял её за руку:
– Ты поедешь со мной?
– В Гарвард, что ли? У меня мозгов не хватит.
– У тебя на что угодно мозгов хватит, – отозвался он уже серьёзно, и она, вскинув на него глаза, поверила, что это сказано не с целью к ней подольститься.
Он и в самом деле так думал.
– Мозгов – может быть, – резко бросила она, выдёргивая руку. – А денег?
– Можно же узнать насчёт квот и стипендии, – спокойно продолжал Король.
– Алё, мальчик, ты об чём? – Жучка уже начинала злиться. – Кто это будет ради меня хлопотать?
Она вообще терпеть не могла пустых мечтаний и несбыточных прожектов «вот если бы». Если бы у бабушки были яйца, она была бы дедушкой, вот и всё. Что МГИМО, что Гарвард были для неё недосягаемы, как Луна.
В отличие от этого позёра.
– Я тебя не дразню, не думай, – он облокотился на резную решётку, окружавшую спортшколу. – Приходи ко мне на Новый год, подробно всё обсудим.
– Нечего тут обсуждать, – отрезала она. – Всё. Мне некогда.
– Королева! – окликнул он, когда Жучка уже подбегала к массивным дверям спортшколы, и она машинально обернулась.
Стоит ведь и смеется, гад.
– Я за тобой заеду. Послезавтра, тридцать первого, в восемь.
– Ага, жди! – буркнула она и хлопнула дверью.

* * *
И он ждал. Высунувшись из чёрной «хонды», чтоб вся улица видела пижона. Тачка папочкина, конечно. Если родители не решили на Новый год сопляку новую игрушку подарить.
Ну что ж, играть так играть.
Жучка натянула красный тонкий свитер – тоже новый, провела расчёской по волосам, чмокнула бабку в морщинистую щёку:
– Пока, ба! Я утром вернусь. С наступающим! Там тебе подарок… на кухне.
Уже запирая за собой дверь, она услышала, как бабка ошеломлённо заохала, и удовлетворённо улыбнулась. Недаром она целый месяц корпела по ночам над курсовыми для ленивых студентиков. Теперь у бабки был телевизор ещё и на кухне. Маленький, правда, но ей хватит.
Увидев, как Жучка, не торопясь, подходит к машине, Король вышел на тротуар и распахнул перед ней дверцу. Она невольно ответила на его радостную улыбку.
– Прав-то у тебя нет, не боишься, что гайцы встретятся? Или у папочки всё схвачено? – съязвила Жучка, с удовольствием откидываясь на пружинящем велюровом сиденье.
Он, конечно, небрежно отмахнулся:
– Да тут два шага.
– А не боишься, что я перед твоими родственничками буду пятернёй в салате ковыряться? – небрежно поинтересовалась она, когда машина уже выворачивала на Полетаева.
Король ухмыльнулся:
– Во-первых, не будешь. А во-вторых, они и глазом не моргнут. Желание гостя – закон.
– Ах-ах, как мило, – пробормотала она. – Где ты была сегодня, киска? У королевы, у английской…
Он снова весело улыбнулся, одобрительно её разглядывая:
– Тебе идёт красный цвет.
Она только вскинула бровь.
За стол сели сразу после их приезда – проводить старый год, как сказала его мама, Ольга Васильевна, высокая, прямая, очень моложавая женщина со стильной стрижкой и истинно английскими манерами какой-нибудь вдовствующей герцогини. У папы, Ильи Александровича, была такая же пшеничная чёлка, как у сына, и такая же солнечная улыбка.
Проводы старого года прошли чинно и благопристойно. Ни ананасов, ни рябчиков, равно как и салата «оливье» на столе не наблюдалось. Самые разные закуски были изящно разложены в корзиночках из теста со смешным названием «тарталетки». И вино, настоящее французское. Кислятина, в общем.
Жучка ела мало, говорила ещё меньше, зная, что Король всё равно будет болтать за двоих, – что он с удовольствием и делал, – спокойно отвечала, когда к ней обращались с вопросами, – впрочем, вопросов было немного, в основном про учёбу, – и удостоилась одобрительного взгляда строгих серых глаз Герцогини, как она назвала про себя хозяйку дома.
Тем не менее, ей показалось, что родители Короля слегка напряжены – и не из-за её нежеланного присутствия.
Когда они встали из-за стола, направляясь в его комнату на втором этаже, Жучка спохватилась и спросила шёпотом:
– А где твой брат? Его не будет?
– А-а, – недовольно отмахнулся Король. – Будет – не будет… Шастает где-то, даже не перезванивает, зараза, и мобильник отключил. Он у нас поэт, натура творческая... – В голосе его сквозили одновременно и раздражение, и гордость. – На море небось торчит, вдохновляется. Как Пушкин. Ему плевать, что Новый год, все его ждут, и мама волнуется…. Заходи. Вот моё логово.
Его логово было шикарным, как он сам, как весь этот трёхэтажный особняк с галереями, солнечными батареями и спутниковыми антеннами. Плазма во всю стену, какие-то музыкальные прибамбасы, компьютер, – конечно же, самый навороченный, а вокруг него – полки с книгами и дисками.
В нише – широченный диван, накрытый пёстрым пледом. В углу – тренажёр, не менее крутой, чем в спортшколе. Отдельная ванная, не хухры-мухры.
По площади эта комната была, наверно, лишь немногим меньше, чем их с бабкой двушка.
Король взял со стола маленький пульт, нажал – из колонок полилась тихая пульсирующая мелодия.
Романтика, блин…
Жучка подошла к окну и отодвинула занавеску. Ха!
На его балкон вела отдельная наружная лестница
– Очень удобно, – ехидно отметила она.
– Не пользовался, не знаю, удобно ли, – откликнулся он лукаво. – Не было ещё случая...
– А на старом ПМЖ у тебя что, не было отдельного входа в опочивальню? – уточнила она, усаживаясь в огромное мягкое кресло перед телевизором.
– Я тогда ещё маленький был, – отозвался он голосом примерного пай-мальчика и спокойно приземлился в то же кресло.
– В этой комнате сорок квадратов небось, а ты другого места не нашёл? – проворчала она, откидывая голову на спинку. – Шик…
Жучка не завидовала этому мажору. Чего завидовать? Отец-молодец, удачно ворочает капиталом. У неё когда-нибудь будет то же самое. Или… это же самое?
Она точно знала, что Король сейчас думает о том же.
Она остро ощущала его присутствие рядом с собой, – его мускулистое плечо, длинное бедро, всё его сильное тренированное тело, – чувствовала ненавязчивый, но будоражащий запах дорогого парфюма.
Из-под опущенных ресниц она невольно любовалась совершенством его точёного лица, обаянием полуулыбки на твёрдых губах.
– Ну и что ты надумала… про МГИМО или про Гарвард? – тихо спросил он. – Я знаю, что ты думала.
– Да ты знато-ок, – протянула она, одним гибким движением поднявшись из кресла. Неторопливо прошлась по комнате, чуть пританцовывая под музыку, зная, что он наблюдает. – Думала, да.
– И?
– По-моему мы это уже обговорили. Я не потяну.
– По-моему, я уже сказал, что мозгов у тебя хватит. А это главное.
– А деньги?
Он пожал плечами и повторил:
– Квоты, стипендии.
– Визы, документы, – в тон ему отозвалась она.
– Отец всё выяснит.
– Ну и чего ради он будет для меня хлопотать? Для девчонки с улицы?
– Для моей девушки, – Король тоже поднялся с кресла и встал прямо перед нею. – Мы поедем вместе, и если он будет что-то выяснять и делать для меня, то и для тебя тоже.
– С чего ты взял, что я поеду с тобой? – Жучка была рада, что голос её совершенно холоден, хотя внутри всё дрожало.
– С того, что ты не дура, – коротко ответил он. – Ты такого шанса не упустишь. И я не упущу. Ты не ширпотреб, ты штучный товар.
Больше он не успел ничего сказать. Зубы у него громко лязгнули, когда её кулак впечатался ему в подбородок, а из глаз посыпались искры. В следующий миг он ударился затылком об пол, застеленный, к счастью, ворсистым паласом.
– Я тебе не товар, понял, ты, богатенький Буратино? – процедила она, подбоченясь и глядя на него сверху вниз.
Прямо Лара Крофт, расхитительница гробниц…
Ещё б ногу на грудь поставила – и полный атас.
– Понял, – покладисто согласился Король, осторожно проводя языком по зубам и пересчитывая, все ли на месте. Все. Н-да, рука у неё… Он медленно обвёл взглядом её хищно напрягшуюся фигуру. А уж ноги… – А ты понимаешь?
– Что… понимаю?
– А вот что.
Ещё через мгновение она тоже летела на пол, не успев увернуться, когда он резко сделал ей подсечку. Король, не дрогнув, принял на себя вес её совсем не хрупкого тела, только тихо охнув.
– Рёбра целы, ты, псих? – выдохнула она, завороженно глядя ему в лицо, которое было совсем рядом – в паре сантиметров.
– Целы, – беспечно отозвался он. И улыбнулся. И впился губами в её рот.
Наконец-то!
Их губы и языки исследовали друг друга торопливо и жадно. Так же жадно, как пальцы, проникавшие под одежду, скользившие по тёплой упругой коже.
Они нашли в себе силы оторваться друг от друга, только когда начали задыхаться.
– Смотри, что ты сделала! – Озорно ухмыльнувшись, Король схватил её руку и безо всякого стеснения прижал к своей ширинке.
– Я сделала? – Она засмеялась, довольная. – Это ты самбля. Без ансамбля.
– Так ты будешь со мной? – он перевернулся, накрывая её своим крепким телом, требовательно глядя в насмешливые, упрямые, тёмные, как смола, глаза. – Поедешь со мной?
Ей понадобились все силы, чтобы не отвести взгляда.
– Буду. Поеду.
Торжествующе рассмеявшись, Король снова приник к её губам в поцелуе. И ликующе прошептал, едва оторвавшись:
– Моя. Моя, моя! Королева!
– Не твоя. С тобой, но сама своя, – уточнила она, облизывая саднящие губы.
Он снова самодовольно рассмеялся, вскакивая и подымая её с пола:
– Это мы ещё посмотрим… И кто из нас будет в топе – тоже.
Скучно не будет, это уж точно, решила Жучка. В топе, значит. Сверху, значит…
Ладно.
Она дёрнула его за черную шелковую рубашку и теперь сама впилась губами в его губы. Крепко обхватив его руками, с наслаждением потерлась бедром о его бедро и выпуклость под ширинкой.
– Ах ты-ы… – простонал Король, перехватывая её поцелуй и её руки, и толкнул вперёд, впечатывая в стену возле двери, выбивая воздух из лёгких.
Ого!
Ну, держись, герой.
Изловчившись, она выдернула его помятую рубашку из джинсов и запустила ладонь под ремень, к горячечному жару его тела.
То ли всхлипнув, то ли зарычав, он неразборчиво выругался и приподнял её над полом, ещё сильнее вжимая лопатками в стену и задирая свитер до самого горла.
И тут у него в кармане зазвонил мобильник.
Король зажмурился и прижался пылающим лбом к её лбу, дыша так, будто пробежал марафонскую дистанцию.
– Ма-ама… – прохрипел он голосом умирающего гладиатора, лихорадочно шаря по карманам в поисках источника звука.
Жучка сползла по дверному косяку, зажимая рот ладонями, чтобы хохот не прорвался наружу.
Король облизнул губы и откашлялся.
– Да, мама. Музыку слушаем. Пришёл? Понятно. Понятно. Да. Хорошо.
Снова сунув мобильник в карман, он разъяренно и жалобно поглядел на неё, хохочущую теперь взахлёб:
– Не смешно!
Она смотрела на него сквозь выступившие от смеха слёзы – злющий, растерянный, взъерошенный, в этой расхристанной рубашке, расстёгнутой до самого пупа, он был… просто как подарок под ёлкой.
Новогодний подарочек.
– Умойся, что ли, – посоветовала она прерывающимся от смеха голосом. – И рубашку смени, чтоб не палиться. У тебя есть другая такая же?
– Навалом, – проворчал Король, скрываясь в ванной.
Кто бы сомневался…
Из ванной он вышел уже без рубашки, вытирая лицо кипенно-белым полотенцем и искоса посматривая на неё – оценивает ли.
Она оценила. Сложен он был не хуже гладиатора – мускулы так и перекатывались под загорелой кожей.
– Оденься уже, хорош мне стриптиз демонстрировать, – усмехнулась Жучка, легко поднимаясь и одёргивая свитер. – Что твоя мама сказала? Контролирует?
– Какой же это стриптиз… – хмыкнул он, вытаскивая нужную рубашку из битком набитого гардероба. – Мама? Мама сказала, что Серёга явился наконец. Пошли, познакомлю, а то опять… увлечёмся.
Она вскинула брови, но промолчала, выходя за ним в коридор.
Дверь в комнату напротив была распахнута настежь. Света там не было, и оттуда, из темноты, доносились гитарные аккорды.
И песня.
– Музицировать изволит, – непонятно усмехнулся Король.
А её сердце почему-то дрогнуло.
Это не были ни Цой, ни «Чайф», ни Высоцкий, ни Трофим. Такого она никогда не слышала – раньше.
– Целым был и был разбитым,
Был живым и был убитым,
Чистой был водой, был ядом,
Был зеленым виноградом.
Спать ложился рано утром,
Вечерами все звонил кому-то.
Был безумным, был спокойным,
Подсудимым и конвойным,
Капитаном и матросом
С очень странной папиросой.
Спать ложился рано утром,
Вечерами все звонил кому-то.
Ночь чернеет впереди –
Свет гаси и приходи.
Ночь чернеет впереди,
Свет гаси и приходи…
– Что это? – пробормотала она полушёпотом.
– Тебе нравится? – хмыкнул Король.
Она не ответила.
Слово «нравится» тут вообще не подходило.
Не дождавшись ответа, Король нетерпеливо крикнул:
– Эй, Серёга!
Музыка оборвалась.
– Чего тебе?
Щурясь от света, в коридор вышел парень с гитарой в руках.
Он был совсем не похож на старшего брата – хотя и высокий, но тонкий в кости и узкоплечий – видимо, не считал нужным изнурять себя гантелями и тренажёрами. Лицо у него было бледным, с тонкими чертами, а чуть раскосые глаза – не голубыми, как у Короля, а серыми. Только цвет волос был таким же – пшеничная грива, небрежно собранная сзади в хвостик.
– Песня пришла, а гитару дома забыл, – пояснил он виновато, но с вызовом.
– А! – отмахнулся брат. – Смотри лучше, какая у меня… Королева! – И подтолкнул Жучку вперёд.
Смотри, какая у меня игрушка, завидуй…
Жучка передёрнула плечами и чуть прикусила нижнюю губу под внимательным взглядом этих серых глаз.
Да что это с ней такое? Не хватает ещё покраснеть перед этим пацаном, как пятикласснице, которой юбку во дворе задрали!
Надо бы что-то сказать, но слова не шли с языка.
Король же ещё что-то оживлённо болтал, но вдруг осёкся, когда его младший брат взял Жучку за руку и поднёс её пальцы к губам.
Отпустив наконец её руку, Серёга усмехнулся шало и нежно, глядя в её широко распахнувшиеся глаза цвета крепкого кофе:
– Привет, Королева!..
…И встреча Нового года под бой курантов, и раздача подарков, – Жучка попробовала было отказаться от навороченного эмпэтришника, но Илья Александрович, нацепивший, к её немалому изумлению, дедморозовскую бороду и красный колпак, не стал слушать её сбивчивых возражений, – и совместный выезд всей семьи на набережную, где грохотали фейерверки, – всё это пролетело для неё, как во сне.
И шампанское, – «Дом Периньон», как гордо заявил Король, – махом ударившее ей в голову, было тут совсем ни при чём.
Виноват был только этот взгляд. Неотступный взгляд молчаливого пятнадцатилетнего пацана.
«Ночь чернеет впереди –
Свет гаси и приходи…»

* * *
Несмотря на каникулы, тренажёрный зал спортшколы был открыт, и Жучка ходила туда ежедневно. Ей необходимо было отвлечься и выплеснуть смятение.
Хорошо хоть, что Король и его семейка ещё первого января отчалили из города до конца каникул. В Альпы, на горных лыжах кататься.
Король звонил каждый день и весело расписывал Альпы, шале, где их поселили, швейцарских шоколад и горных гномов. Гнал, конечно, звонарь, но Жучка невольно улыбалась, слушая этот пустой трёп.
Её подмывало спросить про братца, но она сдерживалась.
Какое ей дело до него!
Увидев Серёгу у дверей спортшколы, она оцепенела на пороге, мешая всем выходить. Наконец тренер Палыч позади неё поинтересовался раздраженно, не примёрзла ли она.
Ребята гоготнули, но осеклись под её ледяным взглядом, и разошлись неохотно, то и дело с любопытством оборачиваясь на неё и на тощего, длинного и неуклюжего подростка с гитарой, неловко переминавшегося на крыльце.
– Покачаться решил, музыкант? – крикнул кто-то, и все засмеялись, гурьбой потянувшись к воротам.
Жучка решительно подошла, и Серёга робко ей заулыбался.
– Вы когда вернулись? – резко спросила она. – И где Король?
– Я с ними вообще-то не ездил, – ошарашенно заморгал тот длинными ресницами. – Я дома оставался. А они завтра приедут.
– Один дома, фильм пять, – пробормотала она растерянно. – Как же они тебя оставили?
– А что, мне три года, что ли? – неожиданно взъерепенился Серёга, как сердитый воробей. – Меня уже и одного оставить нельзя?
– Да нет, почему… – она тоже разозлилась на себя за своё невнятное мычание и раздражённо бросила: – Скучно же!
– Нет, совсем не скучно, – Серёга мотнул головой, потом застенчиво улыбнулся, поглядев ей прямо в глаза. – Страшно только… немного. Но я свет везде включу, музыку тоже включу, и телевизор… А когда песня приходит, то вообще ничего не замечаю.
– Ясно, – пробурчала она. – А как ты меня нашёл?
– Король же говорил, что ты здесь тренируешься, – охотно отозвался Серёга. – Ну, я и подумал, если постоять и подождать, то я тебя встречу рано или поздно.
– Или поздно, – машинально повторила она и даже покраснела от раздражения. Что за херня! – На хрена я тебе понадобилась?
Почему этот сопляк опять приводит её в такое смятение?!
– Я тебе песню сочинил… – несмело выдохнул Серёга.
– Чего?!
– Песню. Для тебя, – повторил он и добавил просительно: – Пойдём к нам, я тебе её спою.
Первой её мыслью было: «Ещё чего!»
А потом…
– Песню? Какую ещё песню? Мне?!
Жучка понимала, что так же, как он, хлопает ресницами и бессвязно лепечет, но ничего не могла с собой поделать.
– Пойдём тогда куда-нибудь ещё, – Серёга решительно взял её за руку. – К морю пойдём. Я хочу, чтоб ты послушала.
И она пошла.
Просто как заколдованная.

* * *
Берег был абсолютно пустым. Не июль, однако…
Зеленовато-серые волны с тихим плеском одна за другой набегали на гальку, оставляя на ней пену и водоросли. Как и сотню, и две сотни, и тысячу лет назад.
– Айвазовский где-то здесь Пушкина писал, – задумчиво проговорил Серёга, будто подслушав её мысли. – Прощай, свободная стихия! В последний раз передо мной ты катишь волны голубые и блещешь гордою красой…
Пиит!
Нарочито поморщившись, Жучка подошла ближе к полосе прибоя и, подобрав пару камушков, зашвырнула их в море. Вытерла руки о джинсы, поворачиваясь к парню:
– Ты меня что, сюда позвал Пушкина читать? Пушкина я вон в библиотеке возьму, если мне приспичит.
Серёга снова часто-часто заморгал, но не обиделся. Виновато улыбнулся и огляделся. И бурно обрадовался, увидев большой валун, рядом с которым валялась пара пустых пивных бутылок.
– Вот, садись! Садись!
Сам он опустился прямо на гальку, положил гитару на колени, провел пару раз по струнам, потом перехватил гриф.
И Жучка с замершим сердцем вдруг увидела, как меняется его полудетское лицо, заостряясь и взрослея. Он облизнул губы, снова провёл пальцами по струнам. Поглядел на неё внимательно и тряхнул головой.
– И лампа не горит,
И врут календари.
И если ты давно хотела что-то мне сказать –
То говори.
Любой обманчив звук,
Страшнее тишина,
Когда в самый разгар веселья падает из рук
Бокал вина.
И черный кабинет,
И ждет в стволе патрон,
Так тихо, что я слышу, как идет на глубине
Вагон метро.
На площади полки,
Темно в конце строки,
И в телефонной трубке, как и много лет спустя,
Одни гудки.
И где-то хлопнет дверь,
И дрогнут провода.
Привет! Мы будем счастливы теперь
И навсегда…
Привет! Мы будем счастливы теперь
И навсегда…
Он замолк. И только снова и снова перебирал струны, потом резко зажал их ладонью и вскинул светловолосую голову. Серые глаза взглянули вызывающе, устало, тревожно:
– Что?
Она не знала, что говорить. Она вообще не могла говорить.
Как тогда, в коридоре у его двери.
– Какой ещё патрон? – вымолвила она наконец.
Серёга растерянно моргнул, снова стремительно становясь тем, кем был – балованным, изнеженным, неуклюжим пацаном.
– И ждёт в стволе патрон… – мрачно процитировала она, сдвинув брови. – Это ещё откуда?
– Это… это же образ, – он прикусил губу и вдруг расплылся в счастливой улыбке: – Ты что, думаешь, что у нас дома… оружие есть? Ты испугалась, да? За меня испугалась? Что я…
– Ещё чего! – Продолжая хмуриться, она легко спрыгнула с валуна и деловито отряхнула джинсы. – Тоже мне, Маяковский…
– И это всё, что ты скажешь? – продолжая сидеть на гальке, разочарованно протянул Серёга дрогнувшим голосом. Вот-вот расплачется.
Ну, дитё…
Жучка внимательно взглянула в его расстроенное лицо и протянула руку:
– Пошли.
– Ку-куда пошли?
Он, впрочем, покорно вцепился в её протянутую ладонь и поднялся, тоже неловко отряхиваясь.
– Куда, куда… Познакомлю тебя тут кое с кем, – неопределённо отозвалась она. – Хватит в одиночестве песнячить. Пусть тебя люди услышат.
– Песнячить – хорошее какое слово, – неожиданно улыбнулся он, и вдруг замер, испуганно раскрыв глаза, как заяц, застигнутый врасплох охотником. – А меня не засмеют?
– Пусть только попробуют, – сурово пообещала Жучка.
* * *
Но они даже и не пробовали смеяться – ни Махно, ни остальные пацаны. Хотя сперва, конечно, переглянулись, – больше растерянно, чем насмешливо, – когда она за руку втащила Серёгу в гараж, а он робко сказал: «Привет», невольно пятясь обратно к дверям под их ошеломлёнными взглядами.
– Сядь! – прикрикнула Жучка, подталкивая его к ящикам. – Махно, это Серёга. Серёга, это Махно.
– Алиса, это пудинг… – невнятно пробормотал Серёга. – Махно – Нестор, что ли?
Жучка пропустила мимо ушей этот лепет и продолжала:
– У них есть группа в ДК, но нет хедлайнера. Спой им.
– Я – хедлайнер?! – в ужасе замотал головой Серёга, отчаянно прижимая гитару к груди, будто боясь, что сейчас её у него отнимут.
– Давай пой уже. Пой, что мне пел, – устало велела Жучка, отступая к дверям, чтоб этот малахольный не удрал с перепугу.
Но он не удрал.
И, когда отзвенел последний аккорд, Жучка победно обвела гордым взглядом растерянные лица парней.
…Пока они все бурно обсуждали грядущие великие перспективы, – Серёга только счастливо улыбался, поворачиваясь то к одному, то к другому, – и жалели, что ДК сейчас закрыт, Жучка молча читала Паланика у себя в телефоне. И только когда речь зашла о том, что надо бы обмыть явление хедлайнера, подняла голову:
– Так, Махно. Слушай сюда, и слушай внимательно. Или бухаем, или работаем. Что?
– Работаем, – вздохнул Махно, отводя глаза, чтоб не встречаться с её пронзительным взглядом.
То-то же.
Жучка смилостивилась и отвернулась.

* * *
Серёгу она проводила до самого особняка. Тот шёл молча, всё так же счастливо улыбаясь.
Особняк, конечно, был освещён от киля до клотика, и Жучка, не удержавшись, съехидничала:
– Твои разорятся за свет платить.
– Нет, ты что! – запротестовал Серёга серьёзно. – Не разорятся!
Ох ты ж Господи…
Жучка только головой покачала:
– Это шутка была такая, зайчик. Бамбарбия кергуду.
– Я не зайчик! – Серёга вдруг опять обиженно нахохлился. – Я всего на год тебя младше, почему ты со мной так?! Провожать пошла… Это я тебя должен провожать!
Ну вот что прикажете с ним делать?
– Я тебя на порядок старше, – отрезала она. – Знаешь, что такое порядок, поэт?
– Мама говорит, что я и порядок – две вещи несовместные, – засмеялся он, остывая так же мгновенно, как обиделся. – Мама говорит… – Он запнулся. – Но ты же не про такой порядок, да?
И тут она, не выдержав, сделала то, чего не надо было делать, но что ей хотелось сделать так, что аж руки чесались. Обняла его – крепко, чтобы почувствовать под толстым свитером его острые лопатки и выступающие рёбра, почувствовать, как часто и неровно он дышит, как пряди его растрёпанных волос щекочут ей щёки.
Отстранившись наконец, она прямо взглянула в его изумлённо округлившиеся глаза.
– И бухать с ними чтоб не смел никогда, понял? Выдеру!
– Я… я не пью… – забормотал Серёга, протестующе мотая головой. – Я не люблю… мне никакой допинг не нужен вообще…
– А, ну да, у тебя же твоя музыка есть, – кивнула она серьёзно, поворачиваясь, чтобы уйти, но тут он поймал её за руку.
Пальцы у него были на удивление сильные.
– Ты… поняла, да? Никто не понимает, даже Дюня! Мама однажды предложила мне тест на наркотики пройти…
– Чего-о?
– Ну, год назад… она решила… неважно. Я же странный, знаешь. Нет, правда. Ну я и прошёл, я же знал, что ничего такого… А ты сразу поняла!
Она выдернула руку.
– Что поняла? Что ты торчишь от своих песен и никакого ширева-порева тебе не требуется? Тоже мне, теорема Ферма… Ладно, скачи уже… зайчик.
И шагнула в темноту, не оборачиваясь.
* * *
Явление Короля народу произошло внезапно и бурно. Он позвонил – да не ей на мобилу, а сразу в их обшарпанную дверь.
Когда Жучка её распахнула, он, солнечно улыбаясь, сразу шагнул мимо неё в крохотную полутёмную прихожую.
– Эй! – чуть оправившись от изумления, она схватила его за плечо. – Я тебя не приглашала!
– А я сам себя пригласил! Привет, Королева! – смеясь, он подхватил её и закружил, натыкаясь на стены. – Я соскучился! Там одни гномы!
Звонарь. Соскучился он, видите ли!
– А этих… гномш… гномих там что, не было? – подозрительно прищурилась Жучка, отпихивая его и тоже невольно расплываясь в улыбке.
– Не-а. А ты что, ревнуешь?
– Да щас!
Она жадно его оглядывала, вдруг поняв, что тоже соскучилась, вдыхала его знакомый запах – терпкий и свежий. Король уже тянулся улыбающимися губами к её полураскрытым губам, когда её взгляд вдруг упал на подозрительно набитую сумку у него под ногами.
– Эй! Это что ещё за дела?
Присев, она дёрнул за «молнию». Ну конечно. Жратва. Шоколад, сервелат, сыр, икра, шампанское… Больше она смотреть не стала, рывком застегнула сумку и выпрямилась.
– Ну чего ты? – Король улыбался уже просительно. – Это же гостинцы… от гномов!
– Я тебе щас покажу гномов, – зловеще пообещала она. – Нищенку осчастливить решил, золотой мальчик? Забирай и уматывай!
– Ты не выёживайся зря, ясно? – вспыхнул и Король. – Какая ещё нищенка, чего ты комплексуешь на пустом месте?
– Комплексую, значит?
Вздёрнув подбородок, она решительно распахнула перед ним входную дверь.
И тут в прихожую выглянула, подслеповато щурясь, испуганная бабка:
– Варенька! Ты кого тут гонишь?
Король обернулся, растерявшись всего на секунду.
– Добрый вечер! – взяв морщинистую бабкину руку, он церемонно поднёс её к губам и чуть ли каблуками не прищёлкнул. Бабка ахнула и обомлела, уставившись на него во все глаза.
Кавалергард хуев. Позёр! Оба позёры, что старшенький, что младшенький…
Кипя от злости, Жучка с размаху захлопнула дверь. Она бы с удовольствием захлопнула её за собой с другой стороны, оставив Короля рассыпаться в любезностях перед бабкой, а бабку – солировать с душещипательными рассказами о сиротской внучкиной доле, но…
Но это было бы совершеннейшим детством.
Поэтому, стиснув зубы, она прошла на кухню и включила чайник.
– Ну что ты всё шипишь? – потихоньку сказал Король, осторожно обнимая Жучку за талию, пока бабка, ахая и охая, накрывала на стол. – Сейчас принято в гости со своими продуктами ходить – кризис же! Всемирный экономический, если что.
– Твой папа к Чубайсу в гости тоже со своей колбаской ходит? – съязвила Жучка, сунув локоть ему под рёбра – не сильно, но чувствительно, чтоб не зарывался уж слишком. – Ру-ки.
– Руки? Какие руки? Где руки? – захлопал он ресницами. – А, эти, что ли?.. Папа к Чубайсу в гости не ходит, между прочим.
– Детки, присаживайтесь! – бабка закончила организацию пиршества и выставила из-под стола табуретки.
Детки присели, и Жучка обречённо приготовилась выслушивать обычный бабкин репертуар, вертя в руках пульт от телевизора, чтобы, если уж совсем припрёт, врубить ящик погромче, и заодно отвлечь бабку каким-нибудь идиотским шоу.
Но та, подперев ладонью щёку, ничего не говорила, а только внимательно слушала Короля, разливающегося соловьём насчёт швейцарских красот и интересностей. Что-что, а говорить он умел.
Плевако!
– Ты после Гарварда небось в политику ударишься? Звездишь – как пишешь, – шёпотом поддела его Жучка, подцепляя кусок колбасы из его тарелки и водружая сверху сыр.
Ладно, обожрём буржуев…
Король и бровью не повёл, доливая шампанское в три ещё советских хрустальных бокала.
– А я вот нигде уже не побываю – разве что по телевизору погляжу, – пожаловалась раскрасневшаяся от шампанского бабка, поправляя платок. – Даже при Союзе никуда не ездила. Куда ехать-то – мы и так на Чёрном море! – Она захихикала, как девочка.
– Ангелина Семёновна, так вы здесь родились? – полюбопытствовал Король. – И в войну здесь были?
– И я, и родители мои здесь родились, – не сразу отозвалась бабка. – И в войну здесь была, эвакуироваться мы не успели. Мне тринадцать было, так я в госпитале за ранеными ухаживала. Немцы по три раза на дню бомбили, весь город с землёй сравняли, всё равно что Сталинград. Развалины одни стояли. Не приведи Боже… Горело всё, порт горел, нефтебаза. Людей прямо во дворах хоронили. Но не сдали город, нет, не сдали.
Она повела плечами, глядя куда-то вдаль, будто видя там себя – тринадцатилетней, круглощёкой, испуганной девчонкой.
– Матросика одного привезли, всего развороченного. Я ему: «Миленький, не умирай!» Куда там… Просил меня, маме, мол, напиши, сестрёнка. А сам и адреса не сказал, не успел. Умер. А мама, небось, всё ждала, ждала…
Бабка допила шампанское залпом, как водку.
– Раненых таскала когда, окопы копала, рвы – надорвалась я сильно. Думала, не рожу уже, не смогу. Да нет, родила, поздно, правда. Мариночку, дочку. А тут вон как получилось… Ну, на всё Господня воля.
– А какая у вас пенсия, Ангелина Семёновна? – тихо спросил Король. Он уже не улыбался, смотрел напряжённо, голубые глаза потемнели.
– Ой, сейчас хорошо стало, добавили, я так целых восемь тыщ получаю, – гордо похвасталась бабка, просияв. – Дай Бог здоровья Путину, Медведеву да губернатору нашему. И Вареньке добавили в этом году – по потере кормильца почти три тысячи уже выходит. Так что мы сейчас хорошо живём с Варенькой, грех жаловаться!
Жучка прикусила губу и поспешно встала:
– Ба, мы у меня в комнате посидим. Оставь всё, я после уберу.

* * *
Побывав в гостях у Короля, Жучка совершенно ясно знала, что он должен подумать о её клетушке. И напряглась, представляя, куда его пошлёт за один только пренебрежительный взгляд или небрежное слово.
Но Король вообще ничего не сказал. Поглядел на огромную карту мира на стене, прикрывавшую дешёвенькие обои, на самодельную шведскую стенку в углу, на книжные полки, набитые битком, на старый, но исправно гудевший комп. Присел на узкую жёсткую тахту. И пробормотал:
– Я по десятке за раз в клубе оставлял. И это ещё дёшево было. Считай, даром.
– Два мира – две судьбы, – ядовито фыркнула Жучка, вся подобравшись. – И к чему ты это?
Король не подымал глаз от пола, застеленного бабкиным тряпочным ковриком.
– Эй, алё, – Жучка подошла к нему и присела на корточки, осторожно заглядывая в его лицо. – Ты чего? Дюнь! – Она впервые назвала его этим детским именем, услышанным вчера от Серёги.
– Ничего, – он неловко откашлялся, запуская пальцы в её волосы. – Если б ты только позволила…
– Нет, – отрезала она, сразу вскакивая.
– Ты ж не знаешь даже, про что я, – он наконец заулыбался.
Жучка скрестила руки на груди:
– Про что бы то ни было! Нет, и всё.
– А поцеловать? – он ухмылялся уже откровенно. – Я соскучился, правда…
– Перебьёшься, – сузила она глаза. – Пока что.

* * *
Король перебивался долго. Уже начался февраль, совсем потеплело, и на городских клумбах рабочие в оранжевых робах аккуратно высадили разноцветные анютины глазки.
Жучка целыми днями пропадала на дополнительных занятиях и элективных курсах, мотивируя это тем, что надо готовиться к поступлению, а внешкольное общение с Королём ограничила виртуалом и смайликами в аське. И только вечерами пару раз в неделю она позволяла себе пробраться в ДК, где репетировала группа Махно.
Серёгина группа.
Получившая, кстати, совершенно идиотское название «Чеширские Коты». Жучка была свидетельницей мозгового штурма при этих крестинах и впервые с Нового года хохотала до колик. К счастью, названия «Финка Бычьего Цепня», «Эмбрион Мракобесия» и «Контуженный Рассол» были забракованы.
Серёга расцвёл. А при виде неё, казалось, уже готов был не просто расцвести, а заколоситься. Пустить корни и прорасти во все стороны.
Ей же самой при одном взгляде на него казалось, что в сердце у неё поселился крохотный пушистый зверёк. Который то нежно прикасается, гладит мягкой лапкой, то царапает и больно вгрызается.
Песец, короче.
Ей хотелось смеяться над этим во весь голос. Или реветь взахлёб, пропитывая слезами подушку. Но в последний раз она плакала, наверное, в первом классе, так часто с тех пор загоняя слёзы вглубь, что они смерзлись там в одну огромную твёрдую глыбу.
Иногда она боялась, что эта глыба задушит её.
Только песни, только Серёгины песни подтапливали этот лёд.
– Сколько лет прошло, всё о том же гудят провода
Всё того же ждут самолеты
Девочка с глазами из самого синего льда
Тает под огнем пулемета
Должен же растаять хоть кто-то
Скоро рассвет
Выхода нет
Ключ поверни – и полетели
Нужно вписать
В чью-то тетрадь
Кровью, как в метрополитене –
Выхода нет…

Она сидела на ступеньках у самой сцены, закрыв глаза, даже, когда песня уже отзвучала, а парни радостно галдели, довольные. И только по наступившей вдруг звенящей тишине поняла – что-то не так.
– Ты ж сказала, что пошла на дополнительные по физике, – голос Короля прозвучал над её головой не возмущённо, а устало.
– Соврала, – отрезала Жучка, мгновенно подымаясь и расправляя плечи.
Король стоял, засунув руки в карманы, и переводил непонятный взгляд с неё на Серёгу, потом опять на неё и на притихших парней. Усмехнулся вдруг:
– Выходит, вы не только впятером на одного умеете?
– А что, в ментовку пойдёшь? – оскалился Махно.
Жучка открыла было рот, но тут обрёл дар речи Серёга:
– Дюнь! Ты нас как нашёл? Ты не сердись, я просто боялся тебе сказать, ты же думаешь, что это глупости всё… Ты только не уходи, мы щас ещё одну песню…
Он попытался спуститься со сцены, запутался в проводах, споткнулся и кувыркнулся вниз, чуть не сбив Короля с ног. Тот, ругнувшись себе под нос, подхватил брата за локоть:
– Не егози, Серый, я не уйду.
– Ты давно здесь? Ты слушал? Как тебе? – Серёга взволнованно шмыгнул носом и машинально утёр его рукавом.
– Это… – Король помедлил. – Это круто.
– Правда? – Серёга просиял.
Стоя в стороне, Жучка молча смотрела на братцев Королёвых, чувствуя, как прогрызает сердце проклятый зверёк, и понимала, что надо бежать.
Бежать без оглядки.
Спасаться, пока не поздно.
Ещё не поздно…
– Варь, ты тоже не уходи, – Серёга тревожно оглянулся на неё, вновь будто подслушав её мысли. – Ладно? Мы ещё по одной…
Ага, накатим по второй…
Она только тяжело вздохнула.
– Ладно.
И осталась стоять у сцены. Король не подошёл к ней, держась поодаль, но она всем телом чувствовала его пристальный взгляд.
Когда репетиция закончилась, и ребята помогали звукачу собирать аппаратуру, Жучка вновь повернулась к выходу.
И опять не успела.
– Ты куда это? – с обманчивым спокойствием осведомился Король.
– Ты не уходи только, – одновременно с ним выпалил Серёга, – а то нас мама домой не пустит, а при тебе она постесняется, а потом она его полюбит!
Жучка уже собиралась поинтересоваться, что за херню порет будущая рок-звезда, когда Серёга, нырнув за кулисы, торжественно вынес оттуда мохнатый тёмный комок.
– Вот! Я нашёл в подвале!
Комок потянулся, раскрыл розовую пастишку и тонко тявкнул.
Серёга засмеялся.
– Серый, ты болен, – заулыбался наконец Король. – Мама нас не выгонит, она нас просто убьёт. Медленно и печально.
– Не-а, – уверенно заявил Серёга. – Не убьёт. Говорю же, она его полюбит. Я его назову… мы его назовём… Варь, как мы его назовём?
– Песец, – мрачно предложила Жучка.

* * *
Ольга Васильевна никого медленно и печально убивать не стала. Быстро и весело, впрочем, тоже. Она только поглядела почему-то сперва на Жучку, потом на Короля, потом на Серёгу и, наконец, на Песца, которому это имя пришлось впору. Как влитое.
Она присела на корточки и почесала розовое пузо, которое Песец с готовностью выставил, брякнувшись на спину. А, присмотревшись к найдёнышу, покачала головой
– Серёжа, его надо хорошенько вымыть и вывести блох. Но сперва нам всем пора поужинать. Мойте руки и к столу.
Жучка уже знала, что отнекиваться бесполезно.
Ольга Васильевна со светской непринуждённостью разливала чай. Щенок весело чавкал, уткнувшись мордой в миску – хвостик его ходил ходуном из стороны в сторону. Король и Серёга строили предположения, какие породы участвовали в создании Песца, и тоже веселились вовсю. Только Жучке кусок не лез в горло. Она просто не могла глядеть на братьев и смотрела то на щенка, то в свою тарелку. Ещё немного, ещё десять минут, и можно будет слинять. А от Короля она как-нибудь отделается...
Наконец Жучка облегчённо отодвинула стул и встала:
– Спасибо. Я пойду. А то поздно уже.
Ольга Васильевна одним взглядом остановила рванувшегося было с места Короля:
– Мальчики, вы сейчас займётесь своей собакой. Андрюша, помоги брату, а то в ванной будет всемирный потоп. И проследи, чтобы он не завернул это сокровище в папин любимый халат. Папа и так будет весьма… удивлён, когда вернётся из Москвы.
Серёга надулся, Король неохотно кивнул.
Жучка потихоньку двинулась к двери.
Но сегодня ей катастрофически не везло.
– Варя, мне бы хотелось, чтобы вы проконсультировали меня по одному вопросу. Вы не задержитесь на минутку?
А вас, Штирлиц, я попрошу остаться.
У неё противно ёкнуло под ложечкой, и враз пересохли губы. Чёрт, ну почему, почему она так робеет перед этой высокой тонкой женщиной со строгим взглядом задумчивых, серых, как у Серёги, глаз?
Не оборачиваясь, Ольга Васильевна стала подниматься по лестнице, ведущей в комнаты. Направляясь за ней, Жучка поймала тревожный взгляд Короля и вскинула голову.
Она никогда не уклонялась от боя, не побежит и сейчас.
Ей внезапно вспомнился тёмный грязный проулок, в котором она стояла, намертво зажав в кулаке осколок бутылки с острыми краями – одна против троих. Ей тогда было тринадцать.
А вот выстояла бы там маменька Короля?
Глядя на её прямую узкую спину, Жучка понимала – да, выстояла бы.
– Это мой кабинет, – пояснила Ольга Васильевна, пропуская её в комнату, небольшую, но с огромным, во всю стену, окном, за которым сверкали огни порта. Ещё здесь было много цветов, компьютер и кресло-качалка. – Я здесь работаю и отдыхаю.
– Вы ведь не в одиночку занимаетесь этим домом? – бросила вдруг Жучка, засунув большие пальцы в карманы джинсов.
Ольга Васильевна чуть приподняла тонкие брови:
– Нет, конечно. К нам несколько раз в неделю приходит очень хорошая женщина, Наталья Алексеевна, и помогает мне убирать и готовить. Собственно, она присматривала и за Серёжей, когда мы были в Европе. Его же нельзя оставлять одного.
О, это Жучка очень хорошо понимала!
– А почему вы не взяли его с собой? – вызывающе спросила она.
Женщина чуть помедлила с ответом:
– Присядьте, Варя… Он не захотел, знаете ли.
– А почему он не захотел? – Жучка глубоко вздохнула. Присаживаться она не собиралась. – Почему вы заставили его проверяться на наркотики? Разве вы не видите, какой он?!
– Вижу. – Голос женщины был совершенно спокоен, но Жучка успела заметить, как та чуть подалась назад, словно от удара. – Это не мне было нужно. Это предложил директор его школы, там, в Москве. У них... не сложились отношения. Мне была невыносима мысль, что моего сына беспричинно обвинят, и я предложила ему, – а не заставила, как вы думаете.. пройти тест в специальном медучреждении. Он согласился, только чтобы меня успокоить . А я своему сыну верю. Что же касается того, почему он захотел остаться… – Она прошлась по комнате, задумчиво трогая тонкими пальцами многочисленные цветы в разнообразных горшочках. – Он, видите ли, интроверт, и ему больше хочется быть наедине с собою и своим творчеством, чем на светских тусовках, вот и всё.
– Я знаю, что такое интроверт, – буркнула Жучка. – Но он был очень одинок, пока…
– Пока вы не ввели его в очень интересную компанию, – Ольга Васильевна усмехнулась краешком губ.
– Так вас это волнует? Его компания? Я за ним присматриваю, если что. И они… они его уважают и не станут…
Взмахом руки женщина прервала её.
– Извините, Варя, в данном случае меня волнует не то, что он связался с неподходящими людьми. Он и правда сейчас так счастлив, насколько это для него возможно. – Она снова прошлась по комнате. – Меня в данном случае волнуете вы, точнее, ваше отношение к нему. И к Андрею.
Жучка задохнулась. Как будто на ринге пропустила удар в грудь.
– Не беспокойтесь, больше никто этого не видит, – продолжала Ольга Васильевна. – Даже они. Я вижу… потому, что это мои сыновья, и я не хочу, чтобы им было больно. А вы можете сделать им очень больно… не одному, так другому.
В голове было пусто – до звона. Нужно было ответить, но что? Что?!
– Вы… хороший выбор, Варя. Вы стойкая, сильная, целеустремлённая… красивая, наконец. – Женщина вздохнула. – Вы могли бы много раз утонуть, но вы выбрались. Мы собрали данные о вас и о вашей семье.
– Какие ещё… данные?! – выдохнула Жучка. Злость помогла ей справиться со смятением. – Да какое право вы…
– Это мои сыновья, – с нажимом повторила Ольга Васильевна. – Я ещё раз говорю – вы хороший выбор. Но ведь вы сами ещё… не выбрали. Простите, но я обязана спросить – вы предохраняетесь?
Борясь с желанием вылететь вон или разнести вдребезги всё в этой красивой комнате, превратившейся в ловушку, Жучка встала у окна, невидяще глядя вниз, на огни порта, на маяк, на светлеющее вдали море. Потом резко обернулась:
– Я не сплю ни с одним из них. А если буду спать – буду предохраняться.
– Если? – переспросила Ольга Васильевна и, не дождавшись ответа, продолжала: – У Андрея было много девушек, а у Серёжи – только одна…
– А у меня – ни одной! – Жучка вызывающе выпрямилась. – Я не хочу больше это обсуждать. Я могу идти?
– Конечно, – Ольга Васильевна отступила в сторону, пропуская её к двери. – Спасибо вам, Варя. За честность.
Криво усмехнувшись, Жучка промолчала. В висках стучала кровь, дыхание сбивалось.
Как на ринге.
Королёвы, два брата-акробата, нервно мялись в коридоре у окна.
– Мама! – выпалил Серёга, едва дверь открылась, и ринулся к ним. – Варя не виновата!
Это ещё что?!
– Я сам нашёл щенка! Это не она, это я! Ты её за это ругала?
– Убей меня Бог из рогатки… – пробормотала Жучка.
– Твой… Песец здесь совсем ни при чём, – устало вздохнула Ольга Васильевна. – Кстати, посмотри-ка лучше вот сюда.
На бежевом ковровом покрытии красовалась лужа, а Песец радостно вилял хвостиком.
– Я уберу! – подхватив щенка под мышку, Серёга загрохотал вниз по лестнице. – Щас!
– Я пойду. До свидания, – ровно сказала Жучка.
И Король, конечно же, направился следом за ней.

* * *
– Что тебе мама сказала?
– Что у тебя было много девушек.
– А ты?
– Что у меня ни одной не было. Не угорай, а то двину по яйцам.
– А ещё что она сказала?
– Ещё она не хочет стать бабкой раньше времени. Ну? Чего ж ты не угораешь больше? Веселуха же!
– Ну ты ей сказала, что у нас c тобой есть самое лучшее средство от СПИДа – спи один называется?
– А тебе что, приспичило совсем? Не терпится?
– Приспичило. А тебе что – нет?
– Нет.
– Гонишь!
– Коне-ечно… ты ж у нас великий и могучий, тебе все девки сразу дают, а тут какая-то колхозница выделывается! Ты в навозе стоишь, гоп-стоп-дубай, юбка с разрезом, ты корову доишь, гоп-стоп-дубай, за хвост облезлый…
– Слушай, ты что, всё своего Цыгана никак забыть не можешь?
– Он-то тут при чём?
– Тогда кто при чём? Махно, что ли?
– Вали уже домой, а? Заебал.
– Кто? Я? Я заебал? Да я и не начинал!
– Мне твоя мама запретила с тобой трахаться. От этого дети бывают. Отвали, Король.
– Да что ты?
Он неожиданно толкнул её на скамейку под облетевшим платаном, крепко прижав плечом к холодным доскам, запустив руки ей под куртку и жадно целуя. Она дёрнулась было, но потом откинула голову на спинку скамьи, бездумно глядя в просторное небо меж корявых ветвей, позволяя его ладоням торопливо блуждать по своей груди, пока не затрещали, отскакивая, пуговицы на рубашке.
– Эй! – негодующе выдохнула она, вырываясь из поцелуя.
– Подожди-и… – со стоном бормотнул Король, снова ненасытно зажимая губами её рот. Теперь его пальцы нетерпеливо теребили «молнию» на её джинсах.
А… не всё ли равно… пускай… пускай…
Пускай хоть ненадолго затихнет чёртов зверёк, грызущий сердце.
Но если так… она же никогда уже не сможет, она никогда…
Мысли отчаянно рвались, путались… а тело само собой блаженно льнуло к горячим ладоням, ласкающим её так грубо, так нежно…
Она зажмурилась.
Выехавшая из проулка машина вдруг осветила их фарами и остановилась. Хлопнула дверца.
– Молодые люди! Ваши документы?
Через секунду Жучка уже волокла обалдевшего Короля через весь двор к железной лестнице, соединявшей эту и соседнюю улицы – в городе, расположенном среди гор, такие лесенки были делом обычным. Им ещё что-то кричали вслед, но слов было не разобрать – грохот каблуков по ступенькам заглушил всё.
– Это что, менты? – выпалил Король, когда они, задыхаясь, наконец остановились. – Чего они?..
– Закон… пятнадцать тридцать девять… – Жучка, согнувшись, уперлась руками в колени, чтобы побыстрее выровнять дыхание.
– Чего?
– Чего-чего… Несовершеннолетним запрещено появляться на улице после двадцати двух ноль-ноль без сопровождения родителей или лиц, их заменяющих, чего… Не знал, что ли?
– Херасе…
Жучка фыркнула:
– Вот тебе и херасе. Ходи дворами, в центре не обжимайся, и будет тебе счастье.
Она шагнула было вперёд, но Король решительно придержал её за плечо:
– Ещё хочу… счастья.
Глаза его шало блестели, он провёл языком по припухшим губам.
– Мы уже пришли, – усмехнулась Жучка. – Это мой двор. И мой подъезд. Не узнал? – Она прыснула, увидев, как разочарованно вытянулась его физиономия. – Так что спи спокойно, дорогой товарищ.
– Динамишь меня, Королева?
– Что, не нравится? Терпи, силу воли вырабатывай. Пригодится!
Он дёрнулся было за ней, но Жучка, увернувшись, влетела в подъезд и торопливо захлопнула за собою дверь с кодовым замком, привалившись к ней спиной.
Она ещё беззвучно смеялась, слыша его свирепое тихое чертыханье и удаляющиеся шаги, но внезапно смех перешёл во всхлип.
Ещё чего!
Она оттолкнулась от двери и стала медленно подыматься по лестнице.
«Где-то мы расстались – не помню, в каких городах,
Словно это было в похмелье,
Через мои песни идут, идут поезда,
Исчезая в темном тоннеле.
Лишь бы мы проснулись в одной постели…
Скоро рассвет,
Выхода нет,
Ключ поверни – и полетели.
Нужно вписать
В чью-то тетрадь
Кровью, как в метрополитене:
Выхода нет…

@темы: фики, бредни, Драйзер, соционика чтоб её, Жуков/Есенин, Жуков/Наполеон, Русреал

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра