Ещё две африканские истории

Название: Верная Дину
Цикл: В давние времена
Автор: sillvercat для fandom Africa 2024
Бета: Xenya-m
Канон: мифология Африки
Размер: драббл, 730 слов
Персонажи: Дину, Балу, его сестра
Категория: гет
Жанр: сказка
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Балу был уверен, что красавица Дину будет всегда ему верна...
Примечание: по мотивам легенд народов Северной Африки
Предупреждение: стилизация, упоминается насилие
Ссылка: тут

Жили в одном селении две богатые семьи, в одной подрастал мальчик по имени Балу, а в другой — девочка по имени Дину. Вместе росли они, вместе играли да и полюбили друг друга и поклялись всегда так вместе и быть, никогда не разлучаться и пожениться. Родители их рано умерли, остались они одни.

А Дину такой красавицей выросла, что просто на загляденье людям. Стан стройный, кудри что чёрный водопад, смех колокольчиком звенит, глаза — как озёра глубокие. Кто в них ни глянет — застынет зачарованный. Слава о красоте Дину далеко за горы и реки по всей земле разошлась.

Видит это всё Балу и говорит Дину:

— Поклянись, моя Дину, что никогда ни на кого, кроме меня, не взглянешь.

— Клянусь, — отвечает Дину. — Клянусь, что буду только твоей, мой Балу.

Тут Балу и успокоился. Жениться не торопится, сидит, ячменное пиво пьёт целыми днями с друзьями-приятелями да похваляется перед ними, что красавица Дину, мол, только его согласилась ждать, только одному ему верность хранит.

Тогда ещё больше люди стали про Дину толковать да и прозвали её Верной Дину.

Так идёт месяц за месяцем, вот уже и год прошёл, а Балу всё жениться на Дину не спешит. Прислал к ней в дом свою сестрёнку меньшую, чтобы та приглядывала за его невестой, и совсем успокоился.

Дину всё это не нравилось, а больше всего не нравилось, что Балу с неё клятву верности взял, а сам верность и не собирался хранить. То с одной девушкой его видели, то с другой. Между тем, когда слухи пошли повсюду о Верной Дину, повадились к ней в дом юноши из других земель приезжать, чтобы на неё поглазеть и попытаться уговорить с собою уехать. И все они были красивые да сильные, богатые, на подарки не скупились, только Дину все эти подарки обратно за ворота выбрасывала, а потом плакала одинокими ночами.

Вот и говорит она однажды меньшой сестрёнке Балу:

— Чем за мной смотреть, лучше за братом своим приглядывай. Сил моих нету терпеть. Передай ему, что меня он больше не увидит, уезжаю я.

— Как так, — закричала сестрёнка, — ты же Верная Дину!

Но та только плюнула, запихнула девочку в чулан и дверь на крепкий засов заперла. Сестрёнка поплакала-поплакала да и вылезла в окошко. И со всех ног побежала туда, где, она знала, её брат с друзьями-приятелями пиво распивал.

Прибежала и кричит:

— Балу, иди скорей, там твоя Дину из дому уходит! С другим уезжает!

Не поверил ей Балу, пьяно рассмеялся:

— Что ты глупости мелешь? Дину одному мне верность хранить обещала.

— Она сказала, — сестра кричит, — что ты её больше не увидишь!

А Балу перед дружками своими стыдно стало, говорит он сестре:

— Не верю я, чтобы Дину моя так поступила. Уходи отсюда, не смей меня позорить. Не слушайте её, друзья, она мала ещё, не понимает ничего.

Тогда сестрёнка заплакала и прочь пошла. Балу вмиг протрезвел и задумался — а вдруг сестра правду говорила? Взял он свой меч и поспешил к дому Дину.

Видит: стоит перед воротами боевой конь под седлом, а возле него — высокий юноша, тонкий да стройный, глаза из-под чёрной шапки кудрей так и сверкают.

— Ты кто такой? — в гневе закричал Балу, хватаясь за меч. — Что возле дома моей Дину делаешь?

Засмеялся юноша и презрительно так говорит:

— Твоя Дину больше не твоя, она согласилась со мной уехать. Вот, жду, когда она соберётся.

Кинулся тут на него Балу, себя не помня от ярости. Но сбил его юноша с ног — раз, и другой, и третий. Покатился Балу в пыль, а юноша приставил к его горлу лезвие своего меча и говорит, прямо в глаза Балу глядя своими глазами глубокими:

— Оставь Дину в покое, не то сей же час умрёшь.

У Балу сердце так и захолодело, струхнул он и говорит:

— Не нужна она мне, клянусь, что не подойду к ней больше. Клянусь своей честью.

Отпустил его юноша, разжав руки, встал и засмеялся презрительно. И понял вдруг Балу, что этот красивый юноша — его Дину и есть, только волосы свои роскошные остригла и в мужскую одежду переоделась.

Встал он в пыли на колени и начал прощения просить.

Но Дину на него больше и не взглянула. Посадила впереди себя на коня его младшую сестрёнку и поехала прочь, только их и видели.

Балу же скоро стал последним горьким пьяницей, пропил всё отцовское добро. А про Дину говорили, что она нанялась в телохранительницы к дочери соседского князя. Девочка же, которую звали Маджар, выросла и вышла замуж за княжеского сына. Дину же так и осталась до конца жизни одна, только ненавидела, когда её в шутку называли Верной Дину, за такие слова насмешник бывал ею крепко бит.

Название: Вождь, который любил играть в бао
Цикл: В давние времена
Автор: fandom Africa 2024
Бета: fandom Africa 2024
Канон: мифология Африки
Размер: драббл, 595 слов
Персонажи: вождь, Касам/Малаа, стражники
Категория: гет
Жанр: сказка
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Вся беда была в том, что играть вождь не умел, а проигрывать не любил...
Примечание: По мотивам легенд народов Северной Африки.
Про игру бао можно прочитать здесь.
Предупреждение: стилизация, упоминается насилие
Ссылка: тут

Стояли у большой реки на востоке несколько деревень охотников да рыболовов, и правил ими вождь, который очень любил играть в игру бао. Готов он был играть днём и ночью, его доска для бао была отделана чистым золотом, как и тридцать две ракушки, которые положено было вкладывать в отверстия-шимо на этой доске. Но вся беда была в том, что играть вождь не умел, а проигрывать не любил. Проигрывал же он почти всегда, когда садился с гостем за доску для бао. А поскольку был он человеком злым и жестоким, то придумал для выигравших у него хитрую ловушку.

Был у него волшебный золотой браслет, от предков доставшийся. Подчинялся он лишь воле своего хозяина и знал только его запястье. Вождь отдавал его выигравшему гостю со словами: забирай, мол, мой драгоценный браслет, но если не убережёшь его и потеряешь — голову с плеч долой. Ночью же, когда гость засыпал, браслет соскальзывал с его руки, катился прочь и утром снова оказывался у злого вождя. Тогда, согласно уговору, стражники отрубали незадачливому гостю голову.

Скоро по всей округе никто со злым вождём играть не садился — себе дороже.

Но вот пришёл однажды в дом вождя путник из очень дальней страны, не слыхавший о браслете, но очень любивший играть в бао. Миловидный юноша он был, стройный и сильный, с улыбкой ярче солнца — вот и влюбилась в него дочь вождя по имени Малаа без памяти. Юношу же звали Касам. Говорит ему Малаа:

— Будет мой отец звать тебя с ним в бао играть — ни в коем случае не соглашайся, погибнешь смертью безвременной. Мой отец каждому, кто у него выиграет, отдаёт свой колдовской золотой браслет. К утру браслет к нему возвращается, а отец велит гостю голову рубить за то, что браслета не уберёг. Обещай, что не сядешь с ним играть.

Касам ей пообещал, но едва увидел раскрасивую доску для бао и тридцать две чудесные ракушки, как тут же позабыл про своё обещание, сел с вождём играть и, конечно, выиграл.

Малаа, увидев это из-за занавески, залилась слезами. А хитрый её отец тут же надел гостю на руку волшебный браслет и объявил о своём условии: мол, если к утру на руке не окажется браслета, отрубят тебе голову.

Понял тут Касам, какую ошибку совершил, не послушавшись дочери вождя, да поздно было. Закручинился он, но про себя думает: «Всю ночь спать не буду, но браслет уберегу». А вождь, не будь дураком, велел страже бросить его в подземную тюрьму — чтобы точно не сбежал и чтобы никто ему не помог. Заметил он, как его дочь Малаа влюблённо на гостя смотрит.

Только Малаа тоже неглупа была. Уселась она в кустах неподалеку от подземной тюрьмы, куда Касама бросили, и стала ждать.

Касама же тем временем, как ни пытался он бодрствовать и беречь браслет, сон всё равно сморил. Казалось ему, что только на минутку глаза он закрыл, а браслет возьми и соскочи с его запястья. Соскочил и, будто вода, в землю ушёл. Касам ударил себя кулаком по глупой голове, да разве этим поможешь?

Только начеку была Малаа. Едва она увидела, что браслет из-под земли вынырнул и к отцовскому дому покатился, подбежала к нему и босой ногой на него наступила. Горячо ей стало, но терпит девушка, не отпускает. А браслет с ней ничего поделать не может — кровь его хозяина, вождя, в ней.

Так и продержала храбрая Малаа находку до самого рассвета, а как только первые лучи солнца осветили небо, пробралась к темнице и бросила Касаму колдовской браслет обратно.

Нечего было делать злому вождю, когда он поутру обнаружил браслет на руке пленника. Отдал он ему в жёны Малаа, и уехала она вместе с Касамом в его землю.

Только вот нога, которой она на браслет наступила, долго у неё заживала.

@темы: фики, ФБ-24

---

Три драббла для команды Постапа

Название: Цок-цок
Автор: sillvercat для fandom Post Up 2024
Бета: lapetz
Размер: драббл, 257 слов
Пейринг/Персонажи: муты, доктор
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Доррит живёт в библиотеке. Он мут.
Задание: Перевоплощения
Ссылка: тут

Цок-цок-цок — простучали когти по грязному, в выбоинах, полу.

Шурх-шурх — едва слышно прошуршал по металлическим ступенькам стремянки роскошный пепельно-рыжий хвост.

Книжные полки и сами книги были пыльными, это удручало Доррита. Время от времени он пытался избавляться от пыли, хотя бы на стеллажах со своими любимыми книгами, вытирая их тряпьём, но быстро уставал и бросал это бесплодное занятие. Всё равно на другой же день пыль оседала снова — тонким слоем скапливаясь на свежевытертых Дорритом полках. Слишком много её висело в воздухе снаружи, хотя прошло уже два года с момента Падения. Два года, десять месяцев и восемнадцать дней, достаточно для того, чтобы такие, как Доррит, появились на свет и выросли.

Муты очень быстро росли. Не как обычные человеческие дети.

Но его, по крайней мере, не убили, как поначалу поступали с мутами.

Ему даже позволили жить в библиотеке.

Сперва, когда он осознал, что он такое, он сильно печалился, рыдал, просил единственного, занимавшегося такими как он, доктора Иоганнеса, помочь ему стать человеком. Но доктор Иоганнес помочь ничем не мог, Доррит это быстро понял и смирился со своей участью.

Мутов не убивали, потому что они, вырастая, могли оказаться полезными. Но их изолировали. Его вот — в библиотеке, где за то время, что Доррит осознал себя, он прочитал все-все-все книги.

Снаружи раздались какие-то звуки. Шум мотора! Кто-то едет! Со стремянки Доррит взглянул наружу сквозь пыльный, в разводах, пластик окна. Из бронетранса вышел доктор Иогансен, ведя кого-то за руку. Кого-то маленького.

Доррит кубарем скатился со стремянки. Новый найденный где-то мут! У него будет напарник! Возможно, даже друг!

Цок-цок-цок — простучали когти по грязному, в выбоинах, полу.

Название: Электроник
Автор: sillvercat для fandom Post Up 2024
Бета: lapetz
Канон: х/ф «Приключения Электроника» (1979)
Размер: драббл, 688 слов
Пейринг/Персонажи: Электроник, Сыроежкин, Гусев, Чижик, мама Сыроежкина, упоминается профессор Громов
Жанр: постап!AU, стёб, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Электроник помогает Сыроеге одолеть Гусева.
Предупреждение: одно нецензурное слово; упоминается смерть персонажа; насилие
Примечание: приведена оответствующая сцена из фильма
Ссылка: тут

— Там Гусь, — быстро выпалил Чижик страшным шёпотом и шмыгнул носом. Видно было, что ему от Гуся уже досталось: на потёртом камуфляже спереди виднелось кровавое пятно, а нос подозрительно распух.

— Серёжа, — раздался в наушнике озабоченный мамин голос. — К ужину чтоб дома был!

— Буду, мам, — не моргнув глазом, соврал Сыроега и отключил связь. Потом опять соврёт, что заглючило.

Незачем маме было слышать всё, что произойдёт дальше. А в том, что именно произойдёт, Сыроега не сомневался.

Он лишь не мог предположить, что Электроник зайдёт так далеко.

Гусь встретил его прямо на полуразрушенной лестнице, которую не могли преодолеть бабки с верхних этажей — боялись. Поэтому Сыроега, Чижик и компания таскали им туда воду и припасы, какие требовались. Ну и какие были, само собой. Бабки благословляли их и даже крестили. Смешно.

Гусь никогда не таскал бабкам еду и воду.

Он выскочил прямо перед Сыроегой и схватил его за локоть, притиснув лопатками к кирпичной кладке облупившейся стены. Жарко дыхнул в лицо никотиновой вонью. Табак стоил дорого, его выращивали умельцы и вертели самокрутки либо обменивали на продукты. Гусь его как-то добывал. Пиздил, наверное.

Сыроега отвернулся и попытался высвободиться. Не вышло. Гусь был на голову выше него и раза в полтора тяжелее. Конь педальный, а не Гусь.

— А это кто ж у нас тут такой махонький? Кто ж у нас тут такой хорошенький? — гнусно просюсюкал этот мудила грешный, как его называла бабка Тася из сто пятой. — Сыр-то давно жрал?

Сыроега уже и вкус-то этого самого сыра позабыл. Даже плавленого. В выдаваемых пайках его не было — только набор самых необходимых продуктов, вроде соевого мяса, которое, сколько ни жуй, вкуснее не становилось. Говорили, что соевое мясо поставляют уцелевшие китайцы.

— Ты у нас сегодня кто? — продолжал изгаляться Гусь. — Сыроушкин? Или Сыроножкин.

Сыроега точно знал, что тот скажет дальше — и не ошибся.

— А-а, ты же Сырожопкин! — загоготал Гусь, и его ладонь-лопата больно шлёпнула Сыроегу пониже спины.

Гневно вспыхнув, тот наконец отпихнул Гуся обеими руками и снова понёсся вниз, прыгая сразу через несколько раскрошившихся ступенек. Гусь с матерным рёвом нёсся следом, шаги гулко отдавались в пустом закопчённом пролёте.

Сыроега вылетел наконец наружу, затравленно огляделся. Вон она, котельная, почерневший бетонный куб, но до него ещё добежать надо.

— Сергей, — знакомый бесстрастный голос, так похожий на его собственный, прозвучал, когда он уже заворачивал за угол котельной.

Уф. Сыроега готов был перекреститься, как те бабки.

— Ты связь отключил, — продолжал Электроник как ни в чём не бывало, внимательно разглядывая его, запыхавшегося и раскрасневшегося. Глаза, тоже похожие на его собственные — вернее, оптические высокоточные линзы, — слегка мерцали.

— Мама потому что, — кое-как выпалил Сыроега. — И… там Гусь!

— Я понял, — кивнул Электроник.

Когда ещё через пару минут за угол котельной завернул Гусев, он увидел Сыроегу прямо перед собой. Тот стоял вольготно, даже как-то расслабленно, словно и не он только что удирал во все лопатки. Гусев на миг насторожился, ему даже почудился какой-то подвох. Но тут же успокоился — этого хилого малька он не боялся, деваться Сыроеге было решительно некуда.

— Попался, сопляк, довольно процедил Гусь, снова нависая над Сыроегой и хватая его за худое плечо.

Плечо оказалось каменно-твёрдым, чему Гусь успел мимолётно удивиться, прежде чем хрустнула его собственная ключица. Правая рука беспомощно повисла, вывернутая из сустава, её пронзила такая боль, что он дико заорал и на несколько мгновений потерял сознание, грохнувшись оземь, в кучу битого кирпича.

Перед глазами плыл кровавый туман. Сквозь этот туман донёсся встревоженный голос Сыроеги:

— Вправь ему руку.

Новый удар боли вновь пронзил Гуся насквозь. Он уже не заорал, а надорванно замычал. Но рука отошла, он смог даже пошевелить ею, проверяя, на месте ли она вообще.

Туман рассеялся, и он увидел два совершенно одинаковых силуэта, стоявших против солнца. Две пары светлых глаз бесстрастно смотрели на него с совершенно одинаковых мальчишеских лиц. Просто одно из лиц было более чумазым.

— Жить хочешь? Не трогай его больше, — невозмутимо произнёс тот Сыроега, что был почище. Развернулся и пропал, как не было его.

Гусь закашлялся и утёр рот ладонью. В горле саднило — так он орал.

— Кто это? — прохрипел он.

Сыроега мог бы сказать, что это его двойник, биоробот, созданный погибшим в руинах лаборатории профессором Громовым. Электроник уцелел и отыскал свой прототип. То есть его, Серёгу Сыроежкина. Только приходится его скрывать, чтоб не отобрали.

Вместо этого он прищурился и сказал:

— Кто? Ты башкой ударился, вот тебе и мерещится не понять что. Вставай давай.

И он протянул Гусеву руку.

Название: Согласно инструкции
Автор: sillvercat для fandom Post Up 2024
Бета: lapetz
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 348 слов
Пейринг/Персонажи: люди, Наставники, Благодетели
Жанр: постап, хоррор
Рейтинг: R
Краткое содержание: правильное предубойное содержание людей
Предупреждение: шок-контент, каннибализм
Примечание: использованы выдержки из действующей инструкции для птицефабрик
Ссылка: тут

— Малыш, не бойся, мы же всегда знали, что когда-нибудь этот час наступит, и мы отправимся в мир Благодетелей, как они и обещали нам. На их планету. И мы увидим все их чудеса, про которые нам рассказывали Наставники. Мы же готовились к этому всю жизнь.

— Знаю. Но мне всё равно страшно почему-то. И очень хочется пить. Есть уже даже не хочется.

— Потерпи, уже скоро. Нас отвезут на космодром, а в полёте накормят и напоят. Взлёт надо пережить натощак, так говорили Наставники. А пока мы можем помолиться, и станет легче. Видишь, другие молятся. Это святой момент, судьбоносный.

— Ты говоришь как Наставник.

— Я и хотел бы стать Наставником, ты же знаешь. Возможно, когда мы вернёмся домой…

— Тс-с! Дверь открывается!

— Начинается новая жизнь!

* * *

За последнее столетие технологии пищевого производства шагнули далеко вперёд и находятся на таком уровне развития, о каком не могли и мечтать наши предки, начавшие колонизацию планеты Р-25549.

Любое предприятие, перерабатывающее человека, представляет собой хорошо скоординированную систему механизированных операций, в которой человек забивается, удаляются несъедобные части тушки, а съедобные упаковываются и отправляются потребителю или на хранение.

На качество конечного продукта влияет большое количество предубойных факторов. Особенно важны те из них, которые действуют в течение последних двадцати четырех часов жизни особи. Эти кратковременные факторы оказывают влияние на выход тушек (потери живой массы, дефекты тушек, кровоподтеки, вывихи и переломы костей), микробиологическую контаминацию тушек и метаболические возможности мышц. Имеются все основания утверждать, что стрессовые условия при сборе особей влияют на посмертные функциональные свойства мышц.

Предубойному сбору подлежат специально отгороженные особи, содержащиеся без корма и воды определенный промежуток времени, необходимый для опорожнения кишечника и мочевого пузыря. Удаление корма и воды (кормовое голодание) во время этой выдержки снижает вероятность загрязнения тушек фекалиями в процессе переработки. Рекомендуемая продолжительность предубойной выдержки человека составляет двенадцать часов.

Правильная предубойная выдержка благотворно влияет на сохранность продукта при длительном хранении. Если перед убоем не предоставить человеку отдыха, то тушки плохо обескровливаются.

Решение проблем содержания человека в предубойный период должно стать приоритетным направлением в деятельности компаний по выращиванию и переработке человека, чтобы в конечном итоге удовлетворить принципу безопасности продуктов «от фермы до стола».

(Выдержки из инструкции «Технологический процесс переработки человека»)

@темы: фики, фантастика, ФБ-24

---

Остальные мои тексты для любимой команды Орков)

Название: Кузнецова дочь
Автор: sillvercat для fandom Orcs 2024
Бета: Olven
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 780 слов
Пейринг/Персонажи: Карья, Уррагх, другие орки
Категория: гет
Жанр: AU, юмор, романтика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Карья, дочь кузнеца, удивляет орков.
Предупреждение: сленг, обсценная лексика
Ссылка: тут

Если бы Карья, дочь и внучка кузнецов, родилась парнем, боевые навыки и храбрость непременно привели бы её в воинский отряд. Будь она эльфийкой или орчанкой, в своём племени её тоже взяли бы в ряды бойцов без особых раздумий, просто убедившись в её полезности. Но она родилась девкой роду человеческого. То есть её предназначением было вовремя выйти замуж и исправно рожать детей, а также служить законной жертвой любого конфликта трёх рас этого мира, пропади они пропадом.

Но пока что ей успешно удавалось избегать таких поворотов судьбы. Обучать её искусству владения копьём, мечом, самострелом и другим оружием начал дед, а продолжил отец. Мать и бабка померли давно, в раннем детстве Карьи, и удержать кузнецов от стремления вылепить из девчонки полноценную боевую единицу было некому. На досужие пересуды односельчанок кузнецам было плевать. Девушка же училась боевому делу с восторгом и рвением, какое не у каждого парня встретишь, а ещё привычно помогала отцу в кузне. Росту она была высокого, природной крепостью сложения обладала всегда, а приобретённые сила и сноровка сделали её серьёзным противником любому мужику.

Но командир отряда орков-разведчиков, повстречавших Карью поутру у речного переката, об этом, понятное дело, не догадывался.

Орк, а звали его Уррагх, только хмыкнул и весело переглянулся с тремя своими бойцами, когда они разглядели выходящую из предутреннего тумана босоногую девку с лоханью свежевыстиранного белья в руках. Девка была вполне во вкусе Уррагха: высокая, статная, крепко сбитая, вовсе не худенькая, но и не толстушка. Тёмно-русые косы венцом обвивали её голову, карие глаза задумчиво смотрели перед собою, и она тихонько напевала что-то высоким чистым голосом.

Орки как раз в эту пору воевали с эльфами, но люди ни у тех, ни у других не считались полноправной стороной конфликта. Однако они могли принимать в своих селениях боевые отряды враждующих, а потому девку стоило захватить, допросить, попользоваться ею всласть и отпустить. Самым приятным в этом перечне был, разумеется, третий пункт.

Уррагх первым вынырнул из тумана огромной грозной тенью и ухватил девку за плечо, разворачивая к себе и зажимая другой ладонью рот, чтобы заглушить неминуемый визг. Хотя до своей деревни она на таком расстоянии всё равно не докричалась бы.

Однако девка кричать и не собиралась.

Никто из четвёрки орков не понял, как это произошло, но она одним молниеносным движением оглоушила лоханью по голове лучшего бойца отряда — Хурса. А вторым — поймала в удушающий захват самого Уррагха, намотав вокруг его шеи скрученную в жгут простыню из своей смертоносной лоханки.

Уррагх, безусловно, отбился бы, всё-таки он превосходил девку и ростом, и мощью, но эта бешеная рысь успела выхватить у него из-за пазухи остро отточенный тесак. Который и сунула ему под подбородок. По её свирепому сопению задыхающийся орк понял, что она без колебаний располосует ему яремную вену, и притих.

Его товарищи, Глук и Маас, оттащив в сторону бесчувственного Хурса, тоже притихли, ошалело уставившись на невиданное зрелище: их командир в плену у какой-то девки!

Уррагх скрипнул зубами и через силу прохрипел:

— Не бойся, не тронем. Отпусти.

Каждое слово давалось ему с трудом.

— Похоже, что я боюсь? — процедила девка, и из-под острого, как бритва, лезвия тесака — сам ведь точил! — по шее Уррагха потекло горячее.

— Нет, — скрепя сердце признал он. — Говорю, не тронем. Спросить только хотели, есть ли эльфы у вас в деревне.

Девка всё так же молниеносно опустила тесак и отпрыгнула в сторону, чтобы Уррагху не удалось её схватить. Рысь, как есть рысь.

Орк исподлобья глянул на неё. Она не собиралась ни бежать, ни визжать. Стояла свободно, держа наизготовку окровавленный тесак и не выпуская скрученной в жгут простыни.

— Не нужны нам в деревне эльфы, — отрезала она, раздувая ноздри. — И вы тоже не нужны, долбоёбы. Проваливайте.

Ясно было, что она ни на вот столько не поверила в его мирные намерения.

Уррагх потому и стал командиром, что мог, не залупаясь, признать своё поражение.

— Ты как таким годным бойцом стала, красавица? И как тебя зовут-величают? — с любопытством осведомился он, отступая на несколько шагов и кивком веля остальным сделать то же самое. Прочухавшийся Хурс уже сидел на траве, тряся очугуневшей башкой, и тоже поспешно отполз назад на жопе.

— Не твоё дело, — оскалилась девка, но смилостивилась, поглядев на терпеливо ожидающего её ответа Уррагха. — Дед и батя научили. Они кузнецы. А звать меня Карьей.

— Карья, кузнецова дочь? — задумчиво повторил Уррагх. — Мы придём к вам мечи править, можно? Заплатим хорошо. А мой нож, что у тебя, я тебе дарю.

Карья покачала тяжёлый нож в руке, не спуская с командира орков испытующего взгляда прищуренных тёмных глаз, и снисходительно хмыкнула:

— Хороший баланс. А мечи править — приходите, чего уж. Кузня на отшибе, найдёте.

Уррагх кивнул и с достоинством удалился в туман, ведя за собой оторопевших бойцов. Те с интересом поглядывали на мечтательную улыбку командира. Видеть что-то подобное на его каменной роже они не привыкли.

Уррагх же тем временем размышлял, где ему в этой глуши раздобыть для Карьи, кузнецовой дочки, цветов покрасивее.

Хотя он не сомневался, что огребёт этим букетом по физиономии.

Название: Букет для кузнецовой дочери
Автор: sillvercat для fandom Orcs 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 607 слов
Пейринг/Персонажи: Карья, Уррагх, другие орки и люди
Категория: гет
Жанр: AU, юмор, романтика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Уррагх вручает Карье букет цветов.
Примечание: продолжение рассказа «Кузнецова дочь»
Предупреждение: сленг
Ссылка: тут

Уррагх, командир отряда орков-разведчиков, привёл их в людскую кузню править мечи, как и обещал встреченной им у реки кузнецовой дочке по имени Карья. Стыдобы он натерпелся, когда эта Карья ловко взяла его в полон, обмотав вокруг шеи жгут из полотняной простыни, а к самой шее приставив его собственный тесак. Но о таком позоре Уррагх вспоминал с умилением, мечтательно улыбаясь, — так же, как и о глубоких и чистых глазах Карьи, её ярких губах и ладном теле.

Воины-орки женятся рано, чтобы успеть наплодить детей до своей гибели, но Уррагха доселе не поймала в любовную ловушку ни одна орчанка. И вот же — это удалось сделать человеческой девке. Но какой!

Уррагх так и не решился принести к ней в кузню букет цветов, как изначально намеревался. Просто пришёл, привёл своих парней и принёс мечи на правку. Карья, конечно, была не одна, а с отцом-здоровяком, чей рост и стать не уступали орочьим. Кузнец поглядел на вошедших настороженно, но с любопытством. Без приязни, но и без враждебности. Это Уррагха устраивало. Он степенно поздоровался, отдал кузнецу мечи и осведомился, у кого в поселении можно закупить провиант на обратную дорогу к собственному становищу.

Пока два самых расторопных разведчика бегали к указанному кузнецом дому, Уррагх с самым что ни на есть каменным лицом любовался помогающей отцу Карьей. Правда, почти все её стати закрывал громоздкий кожаный фартук, но зато движения были плавными и отточенными, а русые волосы, стянутые на затылке простой тесёмкой, выбились и падали на разгорячённые щёки. Легко можно было представить себе, какой умелой и жаркой эта девка будет в постели. Уррагх при такой срамной и сладкой мысли едва не застонал.

Расплатившись и распрощавшись, орки покинули кузню, но не людское селение. Потому что вернувшиеся с провизией разведчики принесли и радостное известие: завтрашним днём и особенно ночью тут будет великий праздник в честь какого-то из людских богов. Это было весьма кстати, и Уррагх, не мешкая, поспешил к дому старосты под красной черепичной крышей.

Как он и предполагал, староста, седобородый дедок-хитрован, оркам в гостевании не отказал, с явной очевидностью представив, сколько золотых эти самые гости оставят в его селении. Правильно представлял. Уррагх и его парни скупиться не собирались, особенно когда узнали, что гулеванье-то будет в честь богини Лады, отвечающей, как помнилось Уррагху, за плодородие. Авось в такую-то пресветлую ночь людская девка и изголодавшемуся по ласке воину-орку в своей благосклонности не откажет.

И наступила благословенная ночь, и пылали костры, куда были брошены приворотные травы для духмяности, и цветочные венки плыли по тёмной реке, купаясь в волнах, и повсюду раздавались смех и протяжные песни, славящие Ладу.

Только вот Уррагх, как и подозревал, получил от кузнецовой дочери Карьи не благосклонное согласие на жаркие объятия в кустах, а букетом по роже. Да, командир разведчиков оборвал в старостином палисаднике целый куст каких-то громадных, с блюдце, розовых цветов. Цветы одуряюще пахли, но это Уррагху не помогло. Едва он, затаивши дыхание, робко опустил ладонь на колыхающуюся под белым сарафаном грудь Карьи, как розовые лепестки осыпали его с головы до ног, а стебли едва не выхлестнули глаза. Девка безжалостно охаживала его букетом, как веником, а Уррагх застыл, зажмурившись, и терпел, хотя рука у кузнецовой дочери была нелёгонькой.

В чём он и раньше успел убедиться.

Наконец она опустила эту самую руку, тяжело дыша. Уррагх приоткрыл сперва правый глаз, потом левый и хрипло вымолвил, глядя в её разрумянившееся не от страсти, а от гнева скуластое лицо:

— А если сватов зашлю, примешь меня?

Карья сердито отшвырнула останки букета.

— Орк, я не встану ни к печке, ни к колыбели!

— А в боевой отряд ко мне встанешь? — выпалил Уррагх.

И по тому, как она вздрогнула и задохнулась, с ликованием понял, что попал в цель.

А его ребята, что сейчас с блаженными улыбками прыгали через костёр или вылезали из кустов, — они смирятся.

Непременно.

Название: Слово орка
Автор: sillvercat для fandom Orcs 2024
Бета: Olven
Канон: «Яркость» (США, 2017), «Новичок» (США, 2018)
Размер: мини, 2460 слов
Пейринг/Персонажи: Дэрил Уорд, Ник Джакоби, ОЖП, ОМП
Категория: джен
Жанр: кроссовер, драма, детектив
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Как патрульный Дэрил Уорд получил в напарники орка.
Предупреждение: неграфичное насилие, упоминается изнасилование; сленг, обсценная лексика
Ссылка: тут

«Ты всё равно мне не друг».
«Мы напарники, парень. Теперь по-настоящему. До конца».

Никто не воспринимал всерьёз Ника Джакоби, первого орка в полицейском управлении Лос-Анжелеса. Все понимали: то, что ему позволили окончить полицейскую академию и стать патрульным — дань модной политике толерантности и только. Повесточка, мать её. «Этим дорогим костюмам на самом верху заняться нечем, вечно придумывают не одно, так другое, чтобы парням-работягам внизу жизнь мёдом не казалась», — твердили патрульные.

Даже потерпевшие — люди и эльфы — воротили от Ника носы, об орках и говорить нечего. Сородичи просто считали его предателем. Предал их, предал свою кровь. Сотрудничает с людьми.

Никакие дипломатичные разговоры капитана Уолли о том, что, мол, это первая ласточка, делу не помогали. Ласточка, ха-ха. Ласточка в шесть футов и два дюйма ростом и с рожей, на которой черти горох молотили. Ла-асточка!

В общем, когда Ник Джакоби достался Дэрилу Уорду в напарники, тот вовсе не был счастлив. Положение сложилось аховое. Кто такой напарник в полицейском патруле? Он прикрывает спину тебе, а ты — ему. Эта связь покрепче дружеской, родственной или любовной. Накосячит напарник — помрёшь ты, и наоборот. А что делать, если на твоего напарника буквально все волокут? Они ведь волокут и на тебя!

Дэрил злился и психовал по-чёрному. Главным образом потому, что понимал: громила-орк — коп дельный и напарник надёжный. Но сказать это вслух себе, чёртову орку и всему миру он не мог. Язык не поворачивался. До поры до времени.

Это время настало, когда они с Ником встряли в историю с чернокожей девчонкой, которая почти что свалилась на капот их «форда», когда они проезжали по Глазго-авеню.

В Лос-Анжелесе никто не удивится, увидев обдолбанную наркоманку, ковыляющую прямо по проезжей части. Люди просто начнут сигналить, пытаясь её объехать, как в случае с этой девчонкой. Но самым интересным было то, что её руки за спиной прочно скручивал скотч.

Обдолбана она была, что да, то да, когда Дэрил с Ником её подобрали. Зрачки во всю радужку, изо рта течёт слюна. Но имя своё она назвала: Конни Гейтс. И ещё твердила, не переставая: «Эмма, Эмма, Эмма осталась там, я её бросила…» Невозможно было добиться от неё внятного ответа, что это за Эмма такая и откуда вообще она сама выскочила.

Так ничего от неё и не добившись, Дэрил и Ник доставили её в приёмный покой ближайшей благотворительной больницы. А там доктора попросту выставили их вон, начав девчонку откачивать. А Конни всё твердила своё: «Эмма, спасите Эмму», — пока не отрубилась.

А патрульные что? Заработала рация, отправились на новый вызов: некий хрен в голом виде бегает по девяносто пятой около церкви святой Вероники, тряся мудями. Прямо какой-то массовый забег обдолбышей. Спасибо, хрен оказался без оружия, скрутили — и в психушку.

После смены, на утренней летучке с разбором вчерашних делишек, сержант Стивенсон через губу похвалил патрульных Уорда и Джакоби. Им нечасто такое счастье, как похвала сержанта, выпадало, Стивенсон всегда находил, к чему придраться. Вернее, к кому. К орку. Эти придирки Ник всегда спокойно сносил, а тут растерялся, даже покраснел всей своей уродливой бугристой рожей. Дэрилу хотелось похлопать его по плечу, приободрить: не тушуйся, мол, чувак, — но он понимал, что тогда на них немедля посыплются тупые шуточки остальных патрульных.

Тут в участок заявились свеженькие, как майские фиалки, детективы Марино и Стенли, которым досталось это дело с обдолбанной девчонкой. По кислому выражению их лиц Дэрил сразу понял, что особо напрягаться они не намерены. Эка невидаль, черномазой наркоше под кайфом что-то померещилось.

Марино, впрочем, записал показания Дэрила о том, как они нашли девчонку да что она при этом твердила про Эмму. Стенли в это время полировал ногти пилочкой, а потом пошёл к автомату за кофе. Тут Ник возьми и спроси, когда же детективы собираются к Конни в больницу: мол, поскорее бы, если другой девушке, этой Эмме, требуется помощь. На что Стенли поглядел на Дэрила и лениво осведомился, округлив глаза как бы в изумлении:

— Эй, парень, а эта твоя башня ещё и разговаривать умеет? Во дела! Это ты его научил?

И оба заржали.

— Никакой Эммы наверняка не существует, — отсмеявшись, снисходительно бросил Марино, обращаясь по-прежнему только к Дэрилу. — Под кайфом тёлка была, вот и всё.

— А кто ей руки скотчем обмотал? — не выдержал Дэрил.

— Хм, да сожитель её, ставлю полтинник, — ответствовал Стенли, и оба детектива важно удалились, больше не обращая внимания на патрульных и прихлёбывая на ходу кофе.

— Она не наркоманка, — уверенно заявил Ник, когда детективы скрылись из виду. — Её наширял тот же гад, который связал.

Дэрил тоже так считал, но спросил:

— Почему ты так думаешь?

— У неё такие кровоподтёки на руках… — Ник покачал большой головой и сморщился. — Колол кое-как.

— Наркоши и сами промахиваются будь здоров, — вяло, для проформы, возразил Дэрил, но тут же сдался. — Окей, мужик, давай прокатимся в больницу.

Это было вопиющим нарушением субординации — простым патрульным соваться в расследование поперёк детективов, но ведь их смена уже закончилась.

Ник облегчённо заулыбался. Улыбка его не украсила.

* * *

При новом разговоре с уже пришедшей в себя Конни Гейтс Дэрилу стало окончательно ясно, что девчонка действительно не наркоманка. Жаль только, что она ничего толком не помнила. Боязливо косясь на Ника, громоздившегося за спиной Дэрила, она пролепетала сквозь слёзы, что в прошлый четверг (получается, прошла как раз неделя) кто-то подошёл к ней сзади на подземной парковке и уколол в шею, после чего она отключилась и очнулась в подвале какого-то дома.

— Он связал меня, запер там, бил, насиловал и держал под кайфом… — прошептала она и заплакала пуще.

Дэрил неловко сунул ей пачку носовых платков, а Ник прогудел:

— Вы его запомнили? Он называл себя? Разговаривал с вами? У него были какие-то особые приметы? Татуировки? Шрамы?

— Н-нет. — Конни высморкалась. — Он всегда был с чёрным чулком на лице. Я даже не знаю, белый он или цветной, человек или… — она снова боязливо покосилась на орка. — Он ни слова не говорил, просто… расстёгивал штаны и трахал меня. А потом притащил ещё и Эмму и тоже привязал там. Мы с ней были вместе, всё стало не таким страшным. Мы думали, он нас убьёт. А потом… однажды ему кто-то позвонил, и он... он не связал мне ноги и дверь запереть забыл. Тогда я и выбралась наружу. Это оказался подвал… и там был выход через заднюю дверь. На дорогу. И… и я убежала. Бросила Эмму. Она была в отключке, я бы её не довела…

Её тихий плач перешёл в отчаянные рыдания.

Дэрил беспомощно переглянулся с Ником. Тот опять болезненно сморщился и отвернулся.

Дождавшись, когда Конни немного успокоится, Дэрил быстро спросил:

— Вы не узнали это место, когда вышли наружу? Этот дом, улицу? Сколько вы прошли, прежде чем выйти на Глазго-авеню?

Конни отрицательно мотнула головой:

— Всё было как в тумане. Как во сне. Я бежала со всех ног. Падала, опять вставала. Потом … вы меня подобрали. Я помню вас. — Она неловко усмехнулась углом запёкшегося рта. — И ещё помню… — она осеклась и нахмурилась.

— Что? — живо спросил орк.

Конни впервые прямо взглянула на него:

— Там был голос. В подвале я часто слышала голос, но Эмма его не слышала. Она твердила, что мне это мерещится.

— И что же говорил этот голос? — осведомился орк. Его собственный грубый бас смягчился, насколько это было возможно.

— Он говорил: «Ждите», — с надрывом прошептала Конни. — Где-то очень далеко. Я думала… что это, может быть, мой ангел-хранитель, если Эмма его не слышит. И вот — я в самом деле дождалась и убежала. А она осталась там…

Конни бессильно откинулась на подушку. В дверях возникла пожилая темнокожая медсестра и строго сдвинула брови под краем зелёной шапочки.

— Вы закончили, офицеры?

— Да, — решительно кивнул Дэрил и поднялся со стула.

— Конни, — с прежней мягкостью произнёс Ник, и та беспомощно посмотрела на него опухшими, заплывшими от синяков глазами. — Мы найдём Эмму, честное слово. Мы поедем искать её прямо сейчас. И этого гада, что мучил вас, тоже найдём. Я лично оторву ему яйца, обещаю вам.

— Кхм, — выдавил Дэрил, а Конни наконец улыбнулась по-настоящему.

* * *

Они не спали уже больше суток, но всё равно поехали на Глазго-авеню. Если рассказ Конни был правдой, нельзя было терять ни минуты. Вторая девчонка всё ещё оставалась в лапах мерзавца, а детективы Марино и Стенли что-то вообще не чесались.

— Может, кофе где-нибудь попьём? — предложил Дэрил безнадёжно и ничуть не удивился, когда орк помотал башкой. — Ладно, тогда поедем ровно к тому месту, где мы девчонку нашли.

Они припарковались и немного посидели в машине, рассматривая карту в навигаторе.

— Я, кажется, знаю, что за голос она слышала, — вдруг проговорил орк, ткнув пальцем в точку на карте, и изображение послушно приблизилось.

— «Школа для слепых», — вслух прочёл Дэрил. — Ё-моё…

Он потрясённо взглянул на напарника и завёл мотор.

Школа для слепых имени Гектора Квинсли стояла в квартале от Глазго-авеню. А рядом с нею стоял светофор. Механический голос оттуда время от времени бесстрастно вещал: «Ждите. Ждите. Ждите. Ждите, — и после паузы: — Идите».

— Он включён с восьми утра до трёх пополудни. Скоро выключится, — так же бесстрастно сообщил Дэрил. — Ты молоток, мужик, — помолчав, уважительно констатировал он.

Орк чуть усмехнулся, но ясно было, что ему приятны слова Дэрила, даже приятнее, чем похвала сержанта.

— Ты бы и сам догадался рано или поздно, — прогудел он. — Ладно, теперь что делать будем?

Вот вопрос.

Дэрил вышел из «форда» и огляделся. Вокруг было до чёрта домов. И в подвале любого из них могла находиться Эмма. Связанная, беспомощная, покорно ожидающая смерти. Гад, похитивший девчонок, наверняка понял, что Конни уже в полиции и даёт показания. Он в любую минуту мог прикончить Эмму и избавиться от трупа.

— Так, — проговорил Дэрил и с силой потёр ладонью стриженую макушку. — Конни сказала, голос был едва слышен, а Эмма его не слышала вовсе. Пойдём пошляемся по округе.

Они оставили «форд» у обочины и быстрыми шагами миновали школу, спортивную площадку и несколько магазинов. Бесстрастный голос позади стал еле слышным, но ещё различимым.

Дэрил вновь прямо посмотрел в тёмное лицо орка, похожее на пугающую маску, и заявил:

— У тебя чутьё, ты и веди.

— Какое ещё чутьё? — Ник вытаращил глаза с неподдельным изумлением.

— Ты орк, — безапелляционно отрезал Дэрил. — Ты же просёк эту фишку с говорящим светофором. Вдруг твоя чуйка тебе ещё чего подскажет?

Теперь настала очередь орка в затруднении помассировать лобастую башку. Но спорить с Дэрилом он не стал, а начал медленно поворачиваться вокруг себя.

Вдоль улицы высились аккуратные коттеджи с разноцветными крышами, с ухоженными газонами. Кое-где на траве валялись яркие детские игрушки, мячи, тугие свёртки утренних газет, на некоторых лужайках лениво развалились разномастные псы.

— Вряд ли у нашего урода есть ребёнок или собака, — задумчиво проговорил Ник. — Вряд ли у него вообще есть семья, хотя нельзя совсем исключить такую возможность. Но предположим всё-таки, что он живёт один. Тогда…

— Тогда это вон тот дом и этот, — подхватил Дэрил, намётанным взглядом выхватив из ряда коттеджей те, возле которых не валялись ни детские, ни собачьи игрушки. Зато на окнах обоих домов были задёрнуты шторы, и от этого дома казались какими-то нежилыми.

— Ты к одному, я к другому? — Дэрил вопросительно взглянул на Ника, но тот нахмурился:

— Нет, парень. Только вместе.

В первом намеченном ими доме дверь никто не открыл, сколько бы они ни стучали. Дэрил заглянул в щель между светлыми оконными занавесками — в холле дома было пусто и темно. Тогда они перешли через улицу и направились к крыльцу дома напротив.

Здесь им открыли дверь. Открыл человек, ничем не примечательный. Мужчина, белый, лет сорока с небольшим, как определил Дэрил, ухоженный, благообразный, в тёмных домашних брюках и свитере под горло.

— Чем могу служить, офицеры? — приветливо осведомился он, быстро глянув на обоих патрульных, которые так и остались стоять на крыльце.

Дэрил, молниеносно выстроив линию разговора, озабоченно спросил, наморщив лоб:

— Извините, сэр, вы хорошо знаете своего соседа напротив? Вон из того дома? — он махнул рукой через плечо и тут же отметил про себя, что его тактика сработала — мужчина заметно расслабился.

— Не очень хорошо, — легко отозвался он. — Признаться, я давно его не видел. А что произошло?

— Ничего, но мы ищем двух женщин, которые пропали, по заявлению их родственников, и их вроде как видели именно в вашем районе, — соврал Дэрил, не моргнув глазом. — Вот одна из них, посмотрите.

И, не давая хозяину дома опомниться, он сунул ему под нос коммуникатор с фотографией измученной Конни на больничной койке.

Как бы тот ни старался держать себя в руках, но вздрогнул и сильно побледнел, едва взглянув на экран. А тут ещё Ник гаркнул сзади:

— Хватай его, Дер! Глянь, что у него на столе!

Тут и Дэрил увидел брошенный на столик в прихожей чёрный бабский чулок.

И пошла катавасия.

* * *

— …Ну этот тип, Мердок, попытался захлопнуть дверь у нас перед носом, сэр, — заунывно доложил Дэрил, сидя перед столом капитана Уолли и вертя в руке фуражку.

Капитан Уолли всегда требовала, чтобы её называли «сэром» — а что, трудно, что ли? Она восседала за столом, скрестив руки на высокой груди, и слушала с непроницаемым лицом. Позади Дэрила сидел Ник, а напротив — детективы Марино и Стенли с перекошенными от злости физиономиями.

— Ну вот, Ник, то есть офицер Джакоби, — продолжал Дэрил, — погнался за этим Мердоком, тот побежал к задней двери, а я — в подвал, искать Эмму. Эмму Дженкинс. Она была там, живая, но связанная и в шоковом состоянии. Я её развязал и вызвал подкрепление. Эмма просила не отходить от неё, не бросать её, я и не отходил, пока не вернулся офицер Джакоби и не доложил, что он обезвредил преступника. А потом приехали наши машины и скорая для Эммы. — Он выдохся и умолк.

— А офицер Джакоби не сообщил вам, каким образом он обезвредил мистера Мердока? — невозмутимо поинтересовалась капитан.

— Нет, сэр, — выпалил Дэрил со всей искренностью, на какую был способен. — Но он, безусловно, осведомил задержанного о его правах, всё как полагается.

— А почему у мистера Мердока оказались сломаны обе руки, нос и повреждены… гм… гениталии? — с прежней невозмутимостью продолжала капитан, переводя взгляд на Ника.

— Он упал с лестницы, когда убегал, — с готовностью прогудел тот, спокойно встречая этот пронизывающий взгляд. — Дважды.

— Дважды упал? — вскинула брови капитан.

Ник энергично кивнул.

— Не повезло. Он слишком торопился.

— Послушайте, капитан, сэр, — не выдержав, встрял кипящий от возмущения Стенли, который уже не чистил ногти пилочкой, а прямо-таки подскакивал на стуле. — Тут же явное нарушение закона! Превышение полномочий!

Аккуратно выщипанные брови капитана поползли ещё выше.

— Но мистер Мердок ни на что не жаловался.

«Ещё бы он жаловался, — подумал Дэрил, подавляя ухмылку. — Ему и так в камере житья не будет, подонку».

— И потом, эти двое, — теперь Марино указал подбородком на Дэрила и Ника, — не имели права брать на себя функции детективов! Вести наше расследование! Они же простые патрульные. И Джакоби вообще орк!

— Это моё расследование, — отчеканила капитан Уолли, поднимаясь из-за стола и одёргивая китель. — Которое было успешно доведено до конца патрульными Уордом и Джакоби. Благодарю за службу, офицеры. Идите работайте. Все свободны.

Под её пронзительным голубым взором все вскочили с мест и попятились к выходу, уже ни слова не говоря.

Дэрил высказался, лишь плотно прикрыв за собой дверь начальственного кабинета:

— Да, он орк, и у него орочья чуйка, ясно вам, мудилы?

Он вызывающе ухмыльнулся прямо в оторопевшие физиономии детективов и продолжил, теперь уже во всеуслышание:

— И мне повезло, что у меня такой напарник.

Он повернулся к Нику, который тоже застыл, как громом поражённый, и похлопал его по плечу.

— Кэп же сказала: «Идите работайте». Вот и пошли работать, напарник.

А ещё он подумал, что сегодня же надо будет сходить в больницу, проведать Конни и Эмму.

И сказать им, что Ник Джакоби своё слово сдержал.

Название: Доставка
Автор: sillvercat для fandom Orcs 2024
Бета: Olven
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 460 слов
Пейринг/Персонажи: Гроз, Оп, Ых, Чух, эльфы
Категория: гет
Жанр: AU, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Бригада прораба Гроза строит стадион в эльфийском священном городе.
Примечание: предыдущие приключения бригады Гроза — «Штаны застёгнутыми держать!» и «Возвращение Короля-чародея»
Предупреждение: сленг
Ссылка: тут

— В следующем месяце, — хмуро сообщил бригаде прораб Гроз и поскрёб волосатую грудь под распахнутой рубахой, — мы строим у эльфов в их пресветлом, ити его, Ривалире. Точнее, не строим, а ремонтируем и перестраиваем. Это их стадион. Заплатят хорошо, контракт на всех вас, долбозвоны, я завтра заключу, если мы согласимся на их условия.

Оп, Ых и Чух недоуменно переглянулись, не понимая, почему бригадир такой мрачный.

— А что за условия? — осторожно поинтересовался Оп, всегда зрящий в корень.

Гроз глянул на него исподлобья и немного помедлил, прежде чем ответить:

— Жить надо будет там же, на стадионе, в вагончиках. И со стадиона никуда не выходить.

— В смысле? — захлопал глазами Чух.

— В Ривалир этот ихний, — скучным голосом разъяснил Гроз, — чтоб ни ногой. Если заметят где, в минуту задержат и того… выметут. А не заметить нас, сами понимаете, невозможно.

— Это… это почему так? — растерялся Оп. Ему даже не было обидно, просто любопытно, в чём конкретно они провинились. Вроде бы они в этом самом священном Ривалире сроду не бывали.

— Ничего личного — так ихний босс, ну субподрядчик, говорит, — проворчал Гроз. — Но орки, если подпишут контракт, должны жить там же, где работают. Морды к ним в город не казать, ясно?

— Куда уж яснее, — вздохнул Оп, взлохматив косматый затылок, а Ых с прищуром поинтересовался:

— А жрать что?

— Доставка с любых ихних суперсамов, — коротко ответил Гроз.

— А цена вопроса, командир? — не отставал Ых. — То есть контракта? Сколько на каждого в месяц сулят?

— Вам — двадцатка плюс премиальные за качество, мне, соответственно, тридцатка. Ну? — Гроз внимательно осмотрел каждого из подчинённых.

— Пойдёт, — решительно кивнул Оп, снова переглянувшись с остальными.

— Точно? — осведомился Гроз, нехорошо осклабившись. — Учтите, если хоть один из вас, дятлов, поскачет эльфиек клеить, вышлют всех.

— Не поскачем, — кротко заверил прораба Оп. — Кому нужны эти вялые мощи?

Остальные согласно захмыкали.

На том и порешили.

* * *

Спустя неделю субподрядчик, то есть светлейший эльф Бериллиар, поздним вечером стоял возле трёх вагончиков — и брови его медленно ползли вверх, пока не упёрлись в тщательно уложенную причёску.

На лужайке возле вагончиков стоял дым коромыслом. Не только в переносном, но и в прямом смысле. Ароматный дым исходил от мангалов, где Оп в компании двух белобрысых девчонок старательно вращал шампуры с кусками свинины и куриными бёдрышками. Ещё одна стайка из трёх девчонок бойко щебетала возле Чуха и Ыха. Те блаженно млели.

— Как они сюда попали? — отмерев, повернулся эльф к Грозу.

— Вместе с доставкой, — Гроз сощурился. — Контракт не нарушен, мои парни за ворота не выходят. Если им надо размяться, бегают по стадиону. Или вон… мячик гоняют. Всё как уговорено.

— Но почему? — взвыл эльф с неподобающими эмоциями. Превалировали изумление и ярость. — Почему они здесь?!

— Нравимся мы им, — лаконично пояснил Гроз с приятной улыбкой. Посмотрев на эту улыбку, субподрядчик посчитал нужным ретироваться, а Гроз вразвалку подошёл к Опу и поманил его пальцем.

— Вялые мощи, говоришь?

Оп в ответ склонился к его уху.

— Не такие уж и вялые, командир.

Название: Противник
Автор: sillvercat для fandom Orcs 2024
Бета: Olven
Канон: К. Еськов «Последний кольценосец»
Размер: драббл, 344 слова
Пейринг/Персонажи: Гепард, Цэрлэг, упоминается Арагорн и другие
Категория: джен
Жанр: драма, приключения
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Гепард возвращается к жизни.
Предупреждение: пересказ сюжета; упоминается насилие
Ссылка: тут

Никогда Гепард, капитан Тайной Стражи Арагорна, короля Гондора и Арнора, не мог и предположить, что окончательно из мира мёртвых в мир живых и чувствующих его вернёт какой-то орк.

Орокуэн по имени Цэрлэг, простой сержант-разведчик.

Ну, впрочем, не совсем простой. Простой орк, тупой, как собственная секира, не смог бы пройти по вражеским тылам так ловко, как он проделал это вместе со своими товарищами — умбарским доктором Халадином и лучшим гондорским фехтовальщиком, бароном Тангорном. Странная троица! Причём Гепард подозревал, что в этом смертельно опасном путешествии именно орк всем и руководил: в конце концов, домом его почти первобытного народа была пустыня, по которой все трое прошли.

Потом все трое так же успешно проникли в Итилиен, чтобы встретиться с мятежными разбойниками — то есть, простите, бывшими бойцами пленного князя Итилиенского Фарамира.

Ну а бесшумной тенью попасть в самое сердце цитадели Эмин-Арнен, чтобы вытащить на свободу этого самого князя Итилиенского с его молодой супругой Йовин, той ещё дикой кошкой, — это всё чёртов орк проделал вообще в одиночку.

Попутно освободив самого Гепарда от оков мертвечины.

Хотя Гепард как бывший мертвец, вернувшийся из потустороннего мира с помощью заклятий Арагорна, был обречён вечно носить вокруг глаз и рта следы от посмертных швов — но что с того?

Зато он сумел наконец испытать боль, настоящую боль, когда орк, вырываясь из его захвата «хадакодзиме», раздробил ему ступню. И проникся нешуточным к нему уважением, когда увидел, что тот готов отдать жизнь за свободу Фарамира и Йовин — просто потому, что обещал друзьям их спасти. И когда Гепард, капитан Тайной Стражи его величества короля Гондора и Арнора, оживший мертвец, понял, что окончательно перестал быть мертвецом, он швырнул орку ключ от хитроумного замка, перекрывающего выход из подземелья Эмин-Арнен.

Дурак-лейтенант Белого Отряда чуть не лопнул от ярости, грозя Гепарду за это виселицей. Вот уж воистину дурак: кто же вешает мертвецов?

Гепард в последний раз встретился взглядом с орокуэном, покидая крепость Эмин-Арнен, — нога в лубке, в голове непрерывный шум после ударов, которыми наградил его орк. Но в узких тёмных глазах сержанта он прочитал такое же ответное уважение, какое испытывал сам — к этому дикарю, почти зверю.

И на миг вскинул руку, ему салютуя.

@темы: фики, фантастика, ФБ-24

---

Цикло про сиу для команды Америк

Название: Крепкий Колчан и Тетива
Автор: sillvercat для fandom Americas 2024
Бета: sevasta, Xenya-m
Цикл: Сиу
Канон: фольклор племени сиу
Размер: драббл, 640 слов
Пейринг/Персонажи: Крепкий Колчан, Тетива, её брат
Категория: гет
Жанр: ретеллинг, сказка, юмор
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Крепкий Колчан был посыльным, и вот однажды он пустился в путь во время бурана...
Примечание: стилизация
Ссылка: тут

Давным-давно между разными селениями племени сиу вовсе не было никакой связи, кроме дымовых сигналов, дающих понять, что в селении голод или приближаются враги. Но когда индейцам требовалось передать соседям что-то более сложное или более приятное, в путь отправлялся назначенный для этого посыльный. Вождь старался выбирать для такого задания самого крепкого и отважного воина. Летом путь был достаточно лёгок, а зимой посыльному угрожали морозы, снежные бураны и оголодавшие звери.

Но обычно молодые воины вызывались на эту миссию с радостью, потому что посыльных все любили, в каждом селении их встречали с восторгом. Всем нравилось узнавать от них последние новости, слышать про забавные или странные случаи, произошедшие в других селениях, ведь люди очень любопытны, тем более когда во время метели они и носу не могут высунуть из заметённых снегом палаток.

Посыльный по имени Крепкий Колчан всегда сам вызывался на это задание. Ему нравилось быть в центре внимания, когда ради него в самой большой палатке-типи разводили костёр, искренне радуясь его приходу. В его честь молодые женщины и девушки пели песни, лукаво поглядывая на него. Он ещё не успел обзавестись женой, и такое внимание ему льстило. В ответ он рассказывал разные истории, случившиеся в тех селениях, через которые он проходил, приукрашивая их от себя, чтобы было поинтереснее его слушателям. А те ахали и охали, ещё больше раззадоривая рассказчика. Когда же Крепкий Колчан пускался в обратный путь или направлялся в следующий посёлок, хозяева давали ему с собой столько вяленого мяса, сколько он мог унести.

Вот однажды зимой Крепкий Колчан, выйдя из очередного селения, попал в снежную метель. Он не испугался, так как хорошо знал дорогу. Зашёл поглубже в лес, под защиту деревьев, и выбрал полянку, где лежало несколько поваленных древесных стволов. Он очистил их от снега, колотя по ним палкой, выбрал место для кострища и развёл огонь. Негромко напевая походную песню, он немного подогрел над огнём куски вяленого мяса, нанизав их на прут, поел, выпил растопленную в котелке снеговую воду и решил, что пора устраиваться на ночлег. Он пригнул длинные ветки росших на поляне кустов и накрыл их бизоньими шкурами, образовав возле кострища подобие палатки. Ему не впервые было ночевать в таких условиях. Зверей он не боялся, ибо был хорошим охотником.

Ему пришло в голову, что стоит положить на ночь в огонь пару брёвен, чтобы те медленно тлели и ему не пришлось бы постоянно вставать и подкидывать в костёр хворост. Он поднялся и принялся сбивать снег с нескольких, как ему показалось, подходящих для этой цели небольших брёвен.

Крепкий Колчан был храбрым воином, но он буквально застыл от ужаса, когда очередное бревно, по которому он ударил палкой, вдруг подскочило вверх и пронзительно завизжало.

Опомнившись, он увидел, что перед ним стоит женщина, завёрнутая в меховую накидку с капюшоном. Капюшон свалился с её головы, и Крепкий Колчан рассмотрел длинные чёрные косы и искажённое страхом красивое лицо.

— Что ты здесь делаешь? — хрипло спросил он, немного опомнившись, и тут же поспешно добавил: — Не бойся меня, я иду из соседнего селения сиу. Я посыльный, моё имя — Крепкий Колчан.

Тогда женщина неуверенно улыбнулась. У неё на щеках были ямочки, и Крепкий Колчан невольно залюбовался ею.

Её звали Тетива, и она рассказала, что брат решил выдать её замуж за богатого охотника, у которого было много лошадей. Тот пригнал к их жилищу целый табун верховых мустангов, и брат не смог устоять перед искушением, хотя Тетива плакала и умоляла его не принуждать её к браку с нелюбимым человеком.

Тогда она убежала и долго бродила по лесу. Поняв, что заблудилась и что начинается буран, она решила устроиться на ночлег на этой поляне. Холода она не боялась. Закутавшись в плотную бизонью накидку, она прилегла и крепко уснула, а снег тем временем падал и падал мягкими хлопьями, укрывая её от всего мира.

И от Крепкого Колчана — пока тот не начал обстукивать брёвна.

Они засмеялись, глядя друг на друга. Потом Крепкий Колчан накормил женщину вяленым мясом, и они легли под шкуры, обнявшись.

Так Крепкий Колчан нашёл себе жену, а Тетива — мужа. Он привёл её в своё селение и там они сыграли свадьбу. Брату же Тетивы Крепкий Колчан послал целый табун лошадей.

Название: Сидящий Бизон
Автор: sillvercat для fandom Americas 2024
Бета: sevasta, Xenya-m
Цикл: Сиу
Канон: фольклор племени сиу
Размер: мини, 1060 слов
Пейринг/Персонажи: Медвежонок, другие воины, шаман, бизоны
Категория: джен
Жанр: ретеллинг, историческая драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Мальчик по имени Медвежонок каждый день приходил на Бизонью поляну...
Примечание: стилизация
Предупреждение: упоминаются убийства бизонов
Ссылка: тут

Давным-давно в прериях страны сиу цвели бескрайние поляны подсолнечника. Индейцы и бизоны любили там бывать. Лепестки этих цветов сияли золотом, как лучи Ви-солнца, к которому они поворачивались, чтобы впитать его жар. Листья были зелёными, широкими и шершавыми, а зрелые семечки, наполнявшие большую круглую сердцевину каждого цветка, — такими вкусными, что ими всегда лакомились и люди, и звери, и птицы.

Бессчётное множество жёлтых птичек, которых сиу называли «тала зи», порхали над полянами подсолнечника, наполняя знойный воздух трепетом своих крылышек и неумолчной трескотнёй.

Тогда в одном селении жил будущий великий воин и вождь, ещё совсем мальчик, не получивший взрослого имени. Пока что все звали его Медвежонком. Он любил в одиночку ездить верхом на жёлтые поляны подсолнечника, валяться там в пахучей траве, впитывая звуки и запахи прерии.

Больше всего Медвежонку нравилось наблюдать за бизонами, когда те тоже туда приходили. Он всегда лежал очень тихо, затаившись, словно тёмная тень на траве, и громадные звери не замечали его или притворялись, что не замечают. Они понимали, что маленький человек пока что неопасен для них, а он искренне радовался, видя, что косматые чёрные быки делают то же самое, что и он: валяются, перекатываясь по свежей траве, подминая под себя стебли подсолнечника, срывают вкусные сердцевины и жуют их. Он нередко хохотал, видя, как великан-бизон поднимается на ноги, а длинные стебли обвивают ему рог, всегда левый и никогда — правый. Выглядело это так, словно бизон специально украсил себя, как воин, воткнувший в волосы орлиное перо.

Иногда бизоны вздымали крепкими копытами целую тучу пыли, чтобы отогнать досаждавших им летних мух, и тогда очертания их спин едва виднелись сквозь дрожащее марево.

Неподалёку от той поляны, где особенно любил бывать Медвежонок, быстрый и холодный ручей, сбегая с гор, образовывал небольшую запруду. Бизоны спускались туда, когда насекомые в жару слишком их донимали, и тогда над прозрачной водой виднелись только их рогатые головы и блестящие от воды спины, похожие на перевёрнутые каноэ.

Медвежонок никому не рассказывал, что ходит наблюдать за бизонами, втайне жалея этих могучих животных. Он слишком хорошо знал, что охотники сиу их не пощадят, ведь им нужно было пропитание для племени, и однажды так и вышло.

Сразу несколько десятков воинов собралось на охоту за бизонами, чтобы заготовить побольше вяленого мяса, шкур и рогов для своих нужд. У индейцев никогда не пропадало ничего из того, что мог бы дать убитый бизон, в то время как пару десятков лет спустя бледнолицые охотники убивали этих животных лишь для того, чтобы вырезать из туши язык или отрубить рога.

В день охоты воины сиу добыли много бизонов, привезли в свои селения их шкуры и свежее мясо. Женщины громко и протяжно пели, разделывая туши, пели, восхваляя отвагу охотников и прося прощения у духов убитых животных. Так в племени сиу повелось испокон века.

Медвежонок не принимал участия в охоте, он был ещё слишком мал. Пользуясь тем, что все вокруг него были заняты, он незаметно сел на свою пегую лошадку и отправился на поляну с подсолнечником, с грустью понимая, что бизонов там уже не найдёт. Они ведь все были или убиты охотниками, или в страхе перед ними рассеялись по прерии.

Но он ошибался. Сердце его забилось чаще, когда он увидел, что посреди жёлтой поляны стоят два уцелевших бизона. Вернее, один из них лежит, подмяв под себя стебли подсолнечника, а второй старается поднять его, легонько поддевая рогами под грудь.

Медвежонок спешился неподалёку, наблюдая за этой парой. Его сердце преисполнилось тревоги. Он понимал, что лежащий бизон тяжело ранен, ведь обычно бизоны не ложатся ничком, так же, как и лошади. Он ничем не мог помочь ему, мог только смотреть на бесплодные усилия его товарища. Тот же негромко мычал, как бы говоря: «Ну же, ну! Ты справишься!» Он топтался возле раненого, пока совсем не стемнело. Тогда Медвежонок с тяжестью в груди отправился в родное становище.

Там уже разожгли костры и плясали Бизонью Пляску, продолжая восхвалять мужество охотников и радуясь хорошей добыче, ведь она поможет племени достойно встретить зиму. Шаман Красный Камень надел на голову бизоньи рога и накрылся шкурой бизона, изображая, как тот устремляется по Небесной Тропе прямо к Татанке, Священному Духу Бизона. Воины же кружили вокруг него в головных уборах из орлиных перьев, в такт барабанному бою, от которого гудел прозрачный вечерний воздух, напоенный дымом костров

Медвежонок не стал ужинать, хотя мать настойчиво предлагала ему отведать жареного мяса. Он просто сидел у костра, слушая песни, а в языках пламени ему чудились жёлтые лепестки подсолнечника, среди которых распростёрся умирающий бизон.

Наступило утро, и он снова взял коня и отправился на поляну, которую уже называл про себя Бизоньей. Он с тоской думал, что раненый бизон, должно быть, уже умер.

Но он был там, и он был всё ещё жив! И даже медленно, будто бы нехотя, жевал стебли подсолнечника, а его друг вновь стоял подле него. Медвежонок воспрял духом, наблюдая за ними. Друг ещё несколько раз попытался поднять раненого, толкая его лбом и призывно мыча. Наконец раненый с трудом встал с земли, и Медвежонок едва не вскрикнул от радости. Но тут передние ноги бизона подломились, и он снова тяжело опустился в траву.

Медвежонок повернул коня, решив, что назавтра уже точно не застанет раненого бизона в живых.

Прошла ночь, и на рассвете мальчик опять был на Бизоньей поляне. Там по-прежнему жужжали пчёлы, стрекотали кузнечики и трепетали крыльями жёлтые птички. А посреди поляны гордо стоял раненый бизон. К его косматому боку прижимался товарищ, словно поддерживая его. За левым рогом у раненого торчал стебель подсолнечника.

Медвежонок изумлённо рассмеялся, не веря собственным глазам. Оба бизона повернули к нему свои увенчанные рогами огромные головы, а потом медленно пересекли поляну и направились к озеру. Раненый, достигнув берега, долго и жадно пил, а его друг так и стоял рядом и иногда отрывисто мычал.

Потом оба повернулись и направились через поляну прямо к синеющим на горизонте горным отрогам. Они прошли совсем рядом с Медвежонком, не испугавшись его. Тот увидел, что на боку раненого запеклась кровь, но шёл он вполне бодро и не хромал.

Медвежонок, как зачарованный, провожал их взглядом, пока оба не скрылись из виду. Тогда он гикнул коню и поскакал к озеру, где кинулся в воду, взметнув фонтаны брызг. А потом вынырнул и во всё горло затянул Бизонью песню, которую пел у костра шаман.

— О Священный Бизон!!
Будь со мною и не покинь меня!
Солнце-Ви поднимается в небо и садится за горы.
Только ты, Священный Бизон, никогда не покинешь меня…

Спустя лето Медвежонок постился и молился Вакан Танке в священных Чёрных горах, чтобы получить имя от духа-покровителя. Под этим именем его позднее узнали и краснокожие, и бледнолицые — даже за Большой Солёной Водой.

Татанка Йотанка — Сидящий Бизон.

Название: Настоящий друг
Автор: sillvercat для fandom Americas 2024
Бета: sevasta, Xenya-m
Цикл: Сиу
Канон: фольклор племени сиу
Размер: драббл, 518 слов
Пейринг/Персонажи: Ястреб, его конь, индейцы
Категория: джен
Жанр: ретеллинг, историческая драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Конь Ястреба пал под ним на поле боя.
Примечание: стилизация
Ссылка тут

Как-то один из родов сиу вернулся из удачного военного похода. Среди воинов было много раненых, но ни одного убитого. Врагов — племя кроу — отогнали за Жёлтую реку. Теперь кроу больше не могли посягать на лошадей и девушек племени сиу, охотиться в его угодьях.

Все радовались и восхваляли храбрость воинов сиу. В становище вовсю шла подготовка к празднованию победы. Женщины собирались устроить настоящий пир: жарили оленину, варили початки кукурузы, рис и сушёную репу. Мужчины надевали пышные головные уборы из орлиных перьев. Те, кто был ранен в бою, натирали красной краской свежие рубцы. Из палаток торжественно выносили расписные колчаны, копья, украшенные шкурками белой выдры, опахала и воинские стяги, трепетавшие на ветру.

Воины ухаживали за конями, вернувшимися с поля битвы: расчёсывали и красиво заплетали им гривы и хвосты, украшая их птичьим пухом. На шеи коням они водружали длинные венки из душистых трав. Словом, воздавали им почести, как победившим воинам. Животные же будто понимали, что происходит: стояли, горделиво вскинув точёные головы, не гарцевали и не пытались вырваться.

Молодые незамужние девушки надели наряды невест: богато расшитые бисером и иглами дикобраза замшевые платья, белые леггины и мокасины. Их длинные блестящие косы были перевиты вышитыми полосками из оленьей кожи, на концах которых виднелись пучки ярко раскрашенных птичьих перьев. Некоторые девушки надевали головные уборы воинов и плясали специально для них, восхваляя польщённых храбрецов.

Только один юноша по имени Ястреб был печален и молчалив среди этого всеобщего веселья. Его конь пал под ним на поле боя, а сам он получил удар палицей по голове и тоже погиб бы, если бы его друг по имени Две Стрелы не подскакал к нему и не поднял его на спину своего собственного коня. Так что Ястреб даже не помнил, как очутился в родном селении.

Все с беспокойством поглядывали на него. Шаман уже напоил его целебным травяным настоем, но Ястреб всё равно чувствовал сильнейшую слабость и дурноту. Печаль по погибшему коню переполняла его сердце. Он сидел у входа в свою палатку и лишь молча улыбался в ответ на приветствия. Не праздничный наряд был на нём, а те же пропылённые леггины и боевая рубаха, в которых его привезли с места битвы.

Вдруг он почувствовал, что возбуждённый гомон, песни и рокот барабанов вокруг него внезапно стихают и воцаряется тишина. Удивлённый, он поднял голову.

Между палатками медленно шёл гнедой конь.

Его впалые бока были расчерчены струйками засохшей крови, а не праздничной раскраской, но он шёл, не спотыкаясь, упрямо переставляя ноги.

Ястреб не заметил, что поднялся с места и теперь стоит, ухватившись рукой за покрышку из шкур, прикрывавшую вход в палатку.

Это был его конь! Его боевой товарищ остался жив! Весь израненный, он преодолел расстояние от места битвы во много полётов стрелы, чтобы вернуться к хозяину.

Конь подошёл к нему и ткнулся тёплыми губами в щёку. Тогда Ястреб обхватил его за шею и спрятал лицо в спутанной чёрной гриве.

Никто его не осудил. Вокруг слышался только восхищённый гомон. Люди сиу снова принялись петь и плясать, теперь уже восхваляя коня, вернувшегося к хозяину с поля битвы, восхваляя его верность и храбрость.

Конь прожил ещё много зим и всегда был Ястребу верным другом. А легенда о пришедшем с поля сражения раненом коне жива в племени сиу до сих пор.

@темы: фики, индейцы, американские тексты, ФБ-24

---

Остальные мои тексты для команды Ксеносов

Название: Яйца, яйца
Автор: sillvercat для fandom Xenos 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 565 слов
Пейринг/Персонажи: Ульяна, Дмитро, Игнат, королева жукеров
Категория: джен
Жанр: фантастика, космоопера, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Приближался праздник.
Примечание: написано для анона с Инсайда; процитирована песня группы «Сектор Газа»
Предупреждение: сленг
Ссылка: тут

Приближался праздник.

— Пасха-а-а-а, я достану из серванта банку на три литра-а! — во всю глотку проорал Игнат. Эту старинную величальную песню, дошедшую из глубины веков, он знал наизусть.

— Пасха-а-а-а, я покрашу яйца, хоть их в брюках и не видно! — с готовностью подхватил Дмитро.

— Два сапога — пара — изрекла капитанша Ульяна, входя в рубку «Горыныча», небольшого, но лихого космобота, выполняющего короткие разведывательные операции на задворках пятого сектора. — Послал же Господь подчинённых.

— Ну, кэ-эп… — обиделся Дмитро, а Игнат только скорчил жалостную рожу. — Праздника же хочется.

Ульяна сурово поглядела на них, но смилостивилась.

— Горыныч, — поинтересовалась она у корабля, — яйца в запасе найдутся? Куриные. Ну, в общем, птичьи.

— Откуда, кэп? — удивился корабль. — Свежую органику давно не пополняли. Месяц и семнадцать дней по внутреннему корабельному времени. В морозилке разве что укроп.

Теперь жалобную рожу скорчил и Дмитро.

— Ну понятно, творога тоже нет, — констатировала Ульяна. — А водка есть?

Парни потрясённо переглянулись, не веря собственным ушам.

— Согласно твоему распоряжению, кэп, есть в НЗ, — бодро отрапортовал Горыныч и отключился.

— Да неужто… — благоговейно пробормотал Игнат, хлопая глазами. — Кэп, да мы для тебя… да мы… да мы…

— Хорош дамыкать, олухи царя небесного, работайте, — осадила Ульяна своих готовых грохнуться перед ней на колени косморазведчиков. — Вы, самое главное, должны что? Не грешить!

— Да какое грешить?! — взвыл Игнат. — С кем?!

— Скоромное не употре… это самое, — не слушая его, назидательно продолжала капитанша. – Срамными словами не ругаться.

Дмитро закашлялся.

— В общем, праздник надо заслужить, — Ульяна скупо улыбнулась и скрестила руки на высокой груди. — Но яйца красить — извините. Не припасла. Свои красьте, как в величальной песне поётся.

Изрекла и удалилась, мягко ступая длинными стройными ногами в грубых десантных ботинках. Парни поглядели вослед этим ногам и разом вздохнули.

Но нежданные яйца внезапно нашлись — в совершенно нежданном месте.

…Планета под каталожным номером 3212-У, а попросту Болотица, была достаточно тоскливым местом. Сплошь камыши, называемые каким-то сложным местным термином, гигантские лягушки и невыносимая влажность: хлюпало не только под ногами, но даже в носу. И надо же было такому случиться, что именно в этом неприглядном болоте опальная королева жукеров отложила кладку своих драгоценных яиц!

Косморазведчики во главе с капитаншей стояли и сумрачно взирали на жучью королеву, которая беспробудно спала, обнимая прозрачными крыльями драгоценное гнездо с будущими отпрысками. Укромная пещера действительно была тщательно скрыта ею от посторонних глаз, вот только появления на Болотице «Горыныча» она не смогла предусмотреть.

Ульяна извлекла из кармана бронежилета коммуникатор:

— Доложу по начальству.

Дмитро переглянулся с Игнатом. Началась бюрократическая карусель, как ни странно, завершившаяся быстро. Район с гнездом потребовали накрыть защитным куполом и убираться подобру-поздорову, оставив сигнальный буй.

— Кэ-эп? — умильно протянул Дмитро, когда Ульяна опустила коммуникатор, и кивнул на гнездо. – Яйца-то…

Та мгновенно прочла его мысли или решила, что прочла.

— Спятил? — негодующе вспыхнула она.

— Да ты чего?! — обиделся тот. — Чего удумала?! Мы же это… только покрасить.

— Что?! — Ульяна схватилась за голову.

— Краски есть, — доложил Игнат как ни в чём не бывало. — Экологически чистые. Зелёная, алая и голубая. Остались с тех пор, как к нам школьная экскурсия с Ньютерры прилетала, помнишь? Они ещё «Горыныча» разукрашивали.

Ульяна сморщилась, будто кислой капусты пожевала. Она помнила, ещё как.

— Кэп, — дожал Дмитро. — Супротив обычаев идти нехорошо.

— Мы можем даже не пить, — героически закончил Игнат. — Но яйца красить надо.

— Вы мне ничего не говорили, а я вам ничего не разрешала, — подумав, кивнула Ульяна и величественно направилась прочь. — Пойду вон то озерцо обследую.

Парни снова переглянулись и со всех ног ринулись к кораблю.

Спустя полгода по местному времени на Болотице вылупились зелёные, алые и голубые жукеры.

Очень красивые.

Королева-мать была в восторге.

Название: Медсестра
Автор: sillvercat и Рин Тацуномико для fandom Xenos 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1632 слова
Пейринг/Персонажи: Ксенак, Ми Джанаа
Категория: джен, гет
Жанр: фантастика, космоопера
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: В Отстойниках под космопортом властвует банда Крыс, главарь которой Ксенак получил тяжёлое ранение и нуждается в квалифицированной медицинской помощи. Его подельники привозят ему медицинскую сестру из расы Целителей.
Примечание: Авторская Вселенная; вымышленные расы
Предупреждение: сленг; насилие, описание ранения
Ссылка: тут

Орбрисе Хусте. Помойная Яма, или просто Помойка. Нижние уровни Полиса, отведённые под склады, канализационную систему и технические коммуникации. Рассадник мутантов и крыс. Убежище нелегалов и аборигенов, сбежавших из резервации. Бесконечные запутанные переходы, тёмные, пропитанные миазмами: в магистраль стекали отходы со всего южного порта сто сорок пятой базы. Клоака. Мина замедленного действия, заложенная под колонией Терры на этой планете под названием Савонарола. Почему ей дали имя древнего инквизитора, было вполне понятно.

Равенством в колонии и не пахло. Нищие и богачи, неудачники и зазнайки, уроды и красавцы, что уж говорить про дискриминацию и расизм: космос огромен и велик с его разнообразием существ, доселе невиданных. Здесь шла старая как мир игра: борьба за сферы влияния. И те, в чьих руках оказывались козыри, вершили судьбу остальных. Полезен ли ты? Способен ли встроиться в систему? От этого зависела жизнь. Здесь буквально каждый был продавцом или ресурсом. А все те, кто был недостаточно ценен, невостребован, неугоден властям или же просто не смог вписаться в рамки структуры, в итоге оказывались в Орбрисе Хусте, ядовитых катакомбах. Впрочем, в резервациях и за стенами Полиса жизнь была ещё хуже.

Никто не жаловался и не роптал на судьбу. Ведь иной жизни обитатели Орбрисе Хусте никогда не знали.

* * *

Дипломированная медицинская сестра, которую притащили в логово к Ксенаку, происходила из пэй — самой физически неприспособленной к лишениям расы гуманоидов в обитаемой Вселенной. Ксенак знал, что пэй — единственные, кто когда-то присоединился к колониям людей по собственному желанию, без принуждения. Прирождённые целители, они отлично владели акупунктурой и лечебным массажем, были кротки и послушны, милосердны и совершенно лишены всякой агрессии. Их можно было бы использовать в увеселительных заведениях соответствующего пошиба (и поначалу использовали), но власть предержащие решили, что куда важнее сделать их незаменимым звеном в медицинской индустрии.

Вот кого сейчас видел перед собой Ксенак: женщину, очень высокую, почти под шесть футов (его собственный рост был куда меньше), и тощую — измятый, испачканный и кое-где разорванный зелёный медицинский халат мешком висел на её костлявых плечах. Довольно миловидное лицо — его своеобразную красоту не портили даже впалые щёки. Голову медсестры венчала причёска из тонких, скрученных в валик щупалец. Кожа отливала светло-бирюзовым цветом, на скулах алел нервный румянец, пальцы — длинные и тонкие, с тёмно-красными карбункулами на кончиках вместо ногтей, из которых сочилось сияние, обладающее, как слыхал Ксенак, целебными свойствами. Сейчас она то и дело сжимала и разжимала их, стоя перед ним. Боялась — это было понятно.

«Ми Джанаа» — было написано на её бейджике, всё ещё болтавшемся на распахнутом воротнике халата. Лапали её ребята, что ли, пока тащили? Да тут и лапать-то нечего. Ксенак через силу ухмыльнулся, заглянув в глаза медсестры — огромные, перепуганные, с ярко-бирюзовыми радужками, обрамлённые длинными пушистыми ресницами. Сейчас на этих ресницах блестели слёзы, и предводитель портовой банды Крыс, заметив их, раздражённо поморщился.

— Не реви, — резко бросил он, медленно усаживаясь на измятой постели. Голова кружилась, в ушах снова стоял звон, похожий на дребезжание аварийной сигналки.

Из-за высокого радиационного фона оборудование в порту то и дело сбоило, перегорали датчики, отключались визоры и сканеры, роботы-сервы выходили из строя. Этим вовсю пользовались воры и мошенники всех мастей, хакеры, террористы, проникавшие на территорию порта. И, конечно, Крысы — одна из самых сильных местных банд.

Их недаром так прозвали. Не только из-за того, что они были вездесущи и живучи, а убежища свои устраивали в подземных, находящихся на большой глубине, коммуникациях. Многие из потомственных членов банды принадлежали к расе ширвани, как и сам Ксенак. Автохтоны этой планеты, они пережили мутацию генома более тысячи лет назад, ещё до колонизации. Какой-нибудь яйцеголовый космобиолог с Терры мог бы объяснить Ксенаку и его стае, что анализ нуклеотидных последовательностей, полученных секвенированием ДНК, позволил установить филогенетические связи между изначальным видом гуманоидов, обитавших на Савонароле, и ныне вымершим видом гигантских археогрызунов… но вряд ли кто-то из Крыс его понял бы.

Короче говоря, у Ксенака и ему подобных портовых разбойников как атавизм сохранился хвост, короткий и голый. Прозрачные ушные раковины неплотно прилегали к черепу и стояли торчком. Всё остальное у них было вполне человеческим, кроме неимоверно острого нюха и повышенной живучести.

Но сейчас Ксенак, получивший в последней стычке с конкурирующей бандой тяжёлое ранение в живот, понимал, что не справится сам. Поэтому его соплеменники и притащили к нему в логово эту Ми Джанаа.

— Отпущу тебя и даже забашляю, — проговорил он устало. — Меня ранили, и я хочу, чтобы ты мне помогла.

Он не соврал ни единым словом, и она это поняла.

Медсестра на миг опустила длинные ресницы, а когда снова вскинула на Ксенака бирюзовые глаза, слёзы на них уже высохли, слава Всемогущему. Зато между бровями пролегла деловитая складочка. Девка оказалась в своей стихии, подумал Ксенак и удовлетворённо усмехнулся.

— Покажите мне свои травмы, — произнесла Ми Джанаа тонким напевным голосом на хорошей космолингве и уже безбоязненно приблизилась к его постели. Оклемалась, значит. Вот и ладушки.

— Где у вас медблок? — продолжала она, сосредоточенно хмурясь, и Ксенак хохотнул уже открыто.

— Детка, ты в отстойниках Орбрисе Хусте, — бросил он. — Какой тут может быть медблок?

Он снова опустился на смятую подушку, отбросив скомканное синее одеяло. Её пальцы легко коснулись его лба — он ощутил лёгкое покалывание, — потом сжали запястье, считая пульс.

— Но каждого из вас, должно быть, травмируют… ранят довольно часто, — настойчиво возразила она, и в её музыкальном голоске прозвучала неподдельная озабоченность. — Возможно, стоит выделить отсек… место для медицинского бокса и оборудования. Тогда у вас меньше будет… потерь.

Она попала в точку, эта настырная дылда. Ксенак терял своих людей, причём полезных для дела, терял не в бою, а из-за полученных ран и занесённой потом инфекции. Так он лишился друга детства, с которым они вместе выросли в Орбрисе Хусте, — чернокожего смешливого Лоджа, и боль этой потери ещё не притупилась в нём да и вряд ли когда-нибудь притупится. Лоджа ему чертовски не хватало: своим всегдашним позитивом и белозубыми ухмылочками он мог раздражать — и раздражал, не раз получая от Ксенака по башке. Но после того, как они опустили его сгоревшее от лихорадки тело в один из канализационных люков — обычный способ погребения для Крыс, —существование Ксенака стало куда унылее и мрачнее.

«А ведь можно было Лоджа спасти», — угрюмо подумал он и стиснул зубы, когда её пальцы с кровавыми карбункулами на кончиках принялись ловко снимать его повязки.

Повязки, несмотря на стерильность, подмокли, запашок стоял соответствующий. По сути, Ксенак гнил заживо и понимал это.

— Какие препараты вы принимаете? — строго спросила медсестра, не прекращая своей работы.

Ксенак кивнул на тумбочку у изголовья с пластиковым боксом на ней:

— Ребята достали антибиотики и антисептики, — хмуро проворчал он, разлепив потрескавшиеся губы.

— Вам надо пить больше жидкости, — заметила она, проницательно взглянув на него.

— Больше пить — больше ссать, — оскалился Ксенак, — а мне тяжело шляться до уборной и обратно, знаешь ли.

— Существуют приспособления для лежачих… — начала она было, но предводитель Крыс сердито оборвал её:

— Ещё чего!

Вожака никто не должен был видеть в таком жалком состоянии.

— Это не зазорно, — мягко произнесла Ми Джанаа, снова посмотрев ему прямо в лицо своими бирюзовыми глазами.

— Ещё как зазорно! — вспылил Ксенак. — Я не могу лежать тут прикованной к приборам колодой!

— Лучше умереть? — сдаваться она не собиралась, упорная стерва.

Выходит, раньше он пребывал в заблуждении, что беззащитные овечки из расы пэй вообще не способны кому-то противостоять, с кем-то спорить.

— Ты тут как раз для того, детка, чтобы такого не случилось, — отрезал он.

— Разумеется, — произнесла она самым успокаивающим, даже убаюкивающим тоном. — Вас спасал природный иммунитет и лекарства. А теперь вас буду спасать я. Попытаюсь, по крайней мере. Помолчите.

Её пальцы на миг коснулись его губ, и он невольно вздрогнул, закрывая глаза.

Но ещё успел увидеть, как с кроваво-красных карбункулов, что служили пэй ногтями, полилось сияние, похожее на флуоресцирующее свечение плесени на влажных стенах катакомб. Или на звёздный свет.

Ксенаку редко доводилось видеть звёзды. Очень редко. Лишь когда какие-то разборки происходили на верхних ярусах Орбрисе Хусте или даже на поверхности. Но там у него отчаянно кружилась голова, стоило ему лишь её запрокинуть и посмотреть вверх, на бесчисленные мириады бриллиантов, рассыпанных по чёрному бархату космоса.

Будто в огромном ювелирном магазине хай-класса.

Он пытался думать о ювелирных магазинах, пока звёздное свечение мягко заливало его исполосованный, гниющий, как тухлая рыба, живот. Боли не было. Лишь лёгкое жжение.

Ксенак открыл глаза, посмотрев снизу вверх на сосредоточенное нежное лицо медсестры. Она была хороша. Нет, даже прекрасна. Он впервые подумал о ней как о женщине, которую можно и захотеть. Звёздное сияние на него так подействовало, не иначе.

Он криво усмехнулся и спросил:

— Я в порядке?

Она промолчала, и он забеспокоился:

— Эй, как там тебя? Ми Джанаа?

Она коротко взглянула на него, и он уловил в этом яростным взгляде всё тот же магнетический звёздный блеск.

— Будешь в порядке, — спокойно отозвалась она, но ему вдруг показалась, что прямо на его многострадальном животе, сейчас не защищённом никакими повязками, вспыхнул настоящий костёр.

— Какого хрена ты делаешь? — изумлённо прохрипел он, невольно скорчившись под её узкой ладонью, прожигавшей его внутренности насквозь. — Чего ты… от меня… хочешь?!

Он задыхался от дикой, выворачивающей наизнанку боли, которой никогда прежде не испытывал.

Почему он считал, что пэй неспособны на насилие?! Ещё как способны! Или она полукровка? Нечистокровная пэй?

Внезапно боль ушла, и он распростёрся на постели, весь в поту, задыхаясь и ловя запёкшимся ртом сгустившийся воздух.

Ми Джанаа встала и выпрямилась во весь свой немалый рост.

— Ты здоров, — просто сказала она, щёлкнув пальцами с красными карбункулами на кончиках вместо ногтей. — Ты спросил, чего я хочу? Я хочу властвовать в Орбрисе Хусте вместе с тобой, глава Крыс.

Он медленно приподнялся на локтях, уставившись на неё, как заворожённый, а она так же просто пояснила, буднично отряхнув руки:

— Видишь ли, там, наверху, в Полисе, у меня возникли кое-какие проблемы.

— Не удивлён, — после короткого молчания резюмировал он и расхохотался. Тогда она тоже улыбнулась уголками пухлого рта и добавила:

— Но мне нужен самый лучший медблок со всем оборудованием. Я люблю лечить.

— Ты его получишь, — перестав смеяться, пообещал Ксенак, протягивая ей руку почти что с робостью.

И она вложила свои тонкие пальцы в его широкую грубую ладонь.

Дёрнуть её на себя, завалить на постель, подмять, задушить? Но одному Всемогущему известно, что она может с ним сделать, с такой-то звёздной силой.

Ксенак, глава Крыс, вздохнул и, не отводя взгляда от спокойного лица Ми Джанаа, поцеловал её узкое запястье.

Название: Вернуться на Лесавку
Автор: sillvercat для fandom Xenos 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: миди, 4440 слов
Пейринг/Персонажи: Саша Тёмный, Эд Финчли, Шкипер, майор Федотов, Мурашка, Макс, Оберон и другие
Категория: джен, броманс
Жанр: фантастика, космоопера
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Агент императорской секретной службы Саша Тёмный и его напарник Эд Финчли отправляются на планету развлечений, чтобы выручить из беды похищенных отпрысков знатных фамилий.
Примечание: Авторская Вселенная; вымышленные расы; сиквел к командным работам 2022 года «Лесавка» и «В лесах Лесавки», каждую часть можно читать по отдельности
Предупреждение: киносценарий на минималках; сленг; обсценная лексика, POV главного героя; настоящее время; упоминание насилия
Ссылка: тут

Мой космический корабль называется «Балда», и для моего непосредственного начальника майора Федотова, руководителя отделения R императорской секретной службы, «балда» — синоним «идиота». То есть отнюдь не название знаменитого романа Достоевского, а моё второе имя. Майор дрючит меня беспощадно, надеясь, что таким образом прокачает непрокачанные доселе скиллы и тем самым, возможно, спасёт мою беспутную жизнь.

Насчёт «беспутной». Это тоже его определение. Хотя кто-кто, а майор Федотов прекрасно знает, что она у меня сродни жизни схимника — сплошное умерщвление плоти. Даже теперь, когда в моей жизни появился лесоруб Эд Финчли с планеты лесов под названием Лесавка.

Эту самую планету мы только что спасли вместе: Эд Финчли, его верный пёс Шкипер и я. Ну и отчасти, конечно, майор Федотов. Спасли от хищнического истребления тамошних лесов межпланетной Корпорацией. Её агенты хотели распылить над ней колонию малоизвестной расы жуков, чтобы те переработали все деревья в наркотики. Каково?! Но этакое свинство им не удалось — благодаря нам (чем я очень горжусь). А вот жуки оказались разумными, и мы запулили их в контейнере на планету, именуемую в просторечии Мусоркой, чтобы те перерабатывали там отходы… нет, уже не в наркотики, а просто в некую биосубстанцию.

После этакого подвига майор Федотов милостиво предоставил мне двухнедельный отпуск, из которого только что, гад такой, и выдернул. Словно пробку из бутылки, как гласит старая русская поговорка.

Вот он сидит передо мною — не поленился сам прилететь, явился лично в отель на Вивьерре, третьеразрядной планетке развлечений, во плоти, так сказать. Обычно он является мне на корабельном мониторе «Балды», чтобы отчитать по спецсвязи за очередной мой промах — или за то, что он считает промахом… ну и иногда для того, чтобы снисходительно, через губу, похвалить.

Последнее случается крайне редко.

Бывают ещё моменты раздачи не пиздюлей, а заданий. Вот сейчас наступил как раз один из них. Задание мне категорически не нравится, но кто бы меня спрашивал! Только не майор Федотов, слуга царю, то есть государю императору всея Руси, отец солдатам, то есть мне.

Лысый, как коленка, кряжистый и крепко сбитый, как медведь, с маленькими медвежьими же глазками, которые кажутся сонными, а на самом деле очень проницательны, он сидит передо мной, а я пожираю его преданным взглядом. Как учил царь Пётр, перед начальством нужно иметь вид лихой и придурковатый. Он у меня от природы такой, мне и стараться особо не надо.

— Этому бизнесу миллион лет, — веско роняет майор, очевидно чтобы я лучше проникся своей миссией. Я проникся. — Первая древнейшая. Мы и не пытаемся как-то с ним бороться, однако… — Он вдруг крепко потирает ладонью выпуклый лоб и заканчивает просто: — Однако эти суки вконец оборзели.

Оказывается, вконец оборзевшие суки каким-то образом похитили двух юных отпрысков знатных родов Империи и продали их на планету развлечений. Нет, не на ту третьесортную, которую выбрали мы с Эдом Финчли, чтобы просто оттопыриться по минимуму. Отпрыски почти что императорских родов не годятся для какой-то там Вивьерры, где стоит наш отельчик. Нет, их отвезли на Нью-Азарику, где и труба выше, и дым гуще, и намерены продать толстосумам, способным заплатить кучу галакредитов за двух юнцов из знатных семей. Голубая кровь, белая кость, чо.

— Они близнецы, навряд ли их разлучили, — сухо добавляет майор, и я сумрачно киваю. Грязное дельце, отвратное задание… и ещё отвратнее то, что я понимаю, какую роль в нём придётся играть лично мне.

Сексуальной приманки, вот какую.

Я мерранцианец, мы раса гермафродитов, если очень коротко, то есть мы двуполы. По этой причине пользуемся бешеной популярностью у разного рода извращенцев, особенно на планетах типа Нью-Азарики. И если знатных отпрысков злочинцы похитили, то я по легенде, сочинённой майором Федотовым, должен прибыть на Нью-Азарику добровольно, дабы подзашибить деньжат. Никто этому не удивится и не возмутится: пустяки, дело-то житейское.

Но возмутился не кто иной, как Эд Финчли, который попросту ворвался в мой номер с заявлением:

— Никуда ты не поедешь!

Глаза горят, из ноздрей пламя пышет. Красавчик, чо. У левого бедра — бластер, у правого — Шкипер, похожий на маленького медведя. Или на майора Федотова, который устало закатывает глаза в своём кресле.

— Подслушивали, мистер Финчли? — хмуро вопрошает он после паузы.

Я ничего не вопрошаю, я точно знаю, что Эд напихал повсюду «жучков» — не для того, чтобы меня контролировать, а именно что предчувствуя такой говенный поворот событий, к которому меня подталкивает майор Федотов.

— Он увольняется! — бушует Эд, и я умиляюсь, но вздыхаю:

— Я не могу.

— Он не может, — скупо подтверждает майор.

— Почему? — рявкает Эд. На его заросших светлой щетиной скулах ходят желваки, он прекрасен, он весь как Божия гроза. Это цитата. Я начитанный, я воспитан русской семьёй, если об этом ещё не упоминал.

— Потому что я слишком много знаю, и ему придётся меня убить, — весело опережаю я разъяснение майора.

Тому снова остаётся лишь кивнуть в подтверждение, но если он думает, что это остудит Эдов пыл, то он глубоко ошибается: ноздри Эда опять раздуваются, как у бешеного быка, а рука этак плавно скользит к бластеру на бедре. Да он реально собирается укокошить моё начальство, что ли?

— Эй, эй, — торопливо говорю я, — это шутка была, я просто люблю свою работу. Где ещё можно получить такое количество эмоций?

Теперь Эд разворачивается ко мне, его глаза по-прежнему пылают, брови сошлись над ними одной сплошной чертой. Точно Божия гроза. Мне хочется пригнуться.

— Ты будешь работать проституткой? — тихо спрашивает он.

Я яростно мотаю головой:

— Ты что! До этого не дойдёт.

Все трое — он, я и майор Федотов — прекрасно знаем: если для выполнения задания такое понадобится, всё превосходно себе дойдёт.

— Я выужу оттуда двух этих близняшек и вернусь, — успокаивающе заверяю я Эда. — Я уже… э-э… — намереваюсь сказать, что этакое уже проделывал, правда не на Нью-Азарике, но вовремя прикусываю язык.

Эд смотрит на меня и горько усмехается. Мне становится стыдно, и я снова открываю рот, но тут он говорит:

— Мы. Мы выудим оттуда кого надо и вернёмся, Саша. Даже и не думай, что сунешься туда без меня и Шкипера.

Я смотрю сперва на него, потом — на майора Федотова.

— Прекрасно, — выдержав очередную томительную паузу, бросает майор. — Но учтите, мистер Финчли, вы это делаете безвозмездно, то есть даром. Из чистого интереса. Оплачивать услуги… э-э… телохранителя — такой статьи расходов в бюджете операции не предусмотрено.

— Я на отдыхе, — роняет Эд не менее величественно, и они буравят друг друга взглядами. — Как хочу, так и расслабляюсь.

— Отлично, — снова констатирует майор, поднимаясь из кресла одним гибким кошачьим движением — и не скажешь, что медведь. Хотя я слыхал, что медведь — зверь весьма прыткий и тем особенно страшен. — Агент Тёмный, подробные инструкции с учётом… м-м… открывшихся обстоятельств вы получите позже. Всего доброго.

— Всего злого, — бурчит Эд Финчли в закрывшуюся за майором дверь номера.

Я хмыкаю и падаю в кресло, из которого только что поднялся майор. Шкипер немедля укладывается возле моих скрещённых ног и пытливо заглядывает в лицо. Эд Финчли этого делать явно не собирается, он по-прежнему кипятится.

— Почему ты и вправду не можешь уволиться? — резко бросает он, взволнованно расхаживая по номеру туда-сюда.

— Потому что мне будет скучно, — исчерпывающе, как мне кажется, объясняю я, но Эда такое объяснение не устраивает.

— Адреналин можно в других местах черпать, — бурчит он. — Саш, но тебе же не пятнадцать лет.

Я пожимаю плечами:

— С «тарзанкой», что ли, прыгать? Не смешно. Да и не в адреналине дело. Да, не в нём, — упрямо повторяю я под его скептическое фырканье. — Я просто за справедливость и за всё хорошее, против всего плохого.

Между прочим, я в это искренне верю, не смейтесь.

Наступает черёд Эда скорбно возвести глаза к потолку в подражание майору, но ему хватает такта промолчать, не подрывая моих принципов.

Принципам этим меня в своё время научили мама и папа, и я никому не позволю их марать.

Тем временем из моего коммуникатора раздаётся едва слышный щелчок — это майор сбросил мне обновлённые инструкции, не иначе. Так и есть.

Мы с Эдом и Шкипером читаем ориентировки на похищенных: пацан и девчонка, Глеб и Дарья, похожи друг на друга, как две горошины в стручке, белобрысые и сероглазые, с открытыми наивными улыбками. Мне физически больно на них смотреть, хотя я не особо-то эмпатичен. Эда тем более передёргивает, он-то эмпатичен на двести процентов. Однако я понимаю, что в малахольном юном возрасте пару дурачков могли даже не похитить, а завербовать, задурив им головы эротическими приключениями. Гормон играет, чо. Но действительность наверняка уже сумела превзойти все их самые смелые ожидания. За те-то десять дней, что они в розыске. Охо-хо.

— А почему это операция секретной службы, а не полицейская? — резонно спрашивает Эд, и я со вдохом ему объясняю:

— Потому что родовитые династии желают, чтобы всё было шито-крыто, им деток ещё женить и замуж выдавать в приличные семьи…

И тут нас обоих одновременно осеняет одна и та же мысль:

— А что, если… — я потираю лоб. — Чёрт, их же могли не ради тупого траха выловить, а шантажировать родню возможностью такого траха и последующей огласки? Да вдовствующая императрица Мария корону прозаложит, лишь бы тень такой вот фигни не упала на династию.

— С языка снял, — угрюмо кивает Эд, — но я бы на твоём месте не обольщался: эти мудилы наверняка сочетают приятное с полезным. Что им мешает сперва продать шкетов, а потом потребовать откупного за отснятый компромат?

— Ничего не мешает, — сухо подтверждаю я, проглядев инструкции до конца и немедля их стерев. Что всегда сдержанно хвалит майор, так это мою память. — Но будем надеяться, что это не так, что нам удастся спасти невинность этих ягнят, чёрт бы их побрал. Всё, собираем манатки, товарищ телохранитель. Подробности легенды обсудим по дороге к Нью-Азарике. И учти… — я выдерживаю томительную паузу, совсем как майор Федотов, и наконец через силу ухмыляюсь, глядя в карие тревожные глаза Эда: — Главный тут — я.

— Есть, командир, — шутовски салютует он, а Шкипер задорно гавкает.

Через час мы уже берём курс на Нью-Азарику. Храни господь нас, психов ненормальных, а также ягнят Глеба и Дарью.

Но я рад, что Эд со мной. Чертовски рад, хотя и не показываю виду, чтобы он не зазнавался.

* * *

Перед вылетом мы ещё успели завернуть в одно небогоугодное заведение на Вивьерре, где прибарахлились как надо. Счёт в галакредитах я уже сбросил майору (тот не порадуется, сразу скажу), и теперь, болтаясь на орбите Нью-Азарики, мы экипируемся прямо в рулевой рубке «Балды». Эд стеснительно от меня отворачивается, что весьма умилительно.

Я разукрашен, как кукла, тёмные кудри вздыблены разноцветным гель-лаком, сиськи размера D — соответствующей сбруей. Всё облегающее, блестящее и донельзя блядское. Разнообразные средства защиты распиханы по сбруе. В каблуках обеих туфель, например, прячутся мини-бластеры, последняя разработка отдела R, ребята недаром едят свой хлеб и пьют водку.

В висках колотится адреналин, но я с удовольствием пялюсь на Эда. Он тоже в сбруе, купленной там же, то есть выглядит не только брутально, но и вызывающе сексапильно. Кожа, ремни и латекс. Это должно подчеркнуть, что мы работаем парой. Кроме того, у него на виду две пушки, одна из них — «Малютка», то есть «Малюта Скуратов», наша оборонка тоже свой хлеб недаром ест, аналога этому оружию пока не существует.

— Ну как я? — хмуро вопрошает Эд.

— Я бы дала, — весело отзываюсь я и ржу над его покрасневшей физиономией. Стесняется. Вот дуралей.

Шкипера, посовещавшись, мы решаем оставить на корабле, нечего собачку развращать. И он, и «Балда» получают от нас подробные инструкции, все корабельные коммуникаторы остаются в полной готовности. Ясно, что предусмотрено не всё, а всё предусмотреть и невозможно, но мы постарались.

Майор на связь не выходит, чтобы не палиться.

«Балда» остаётся на орбите, а мы загружаемся в шлюпку, которая должна высадить нас не куда-нибудь, а в мини-космопорт на крыше самого крупного на Нью-Азарике «Небоскрёба развлечений», так эта херня в форме многоэтажного дилдо называется.

И если вы думаете, что я лечу туда наобум Лазаря, то сильно ошибаетесь. У меня везде подвязы, и в этом гнезде порока в том числе. Разумеется, я фигурирую перед подвязами в двух разных ипостасях: как агент императорской секретной службы Саша Тёмный и как прожжённая меркантильная мерранцианская стерва по кличке Годива.

Если я — Годива, то Эд вполне тянет на Годзиллу, когда мы с ним дефилируем в космопортовский отель — там же, на крыше. Вокруг меня немедля начинают увиваться, плотоядно скалясь, разнообразные сутенёры. Мелкая сошка. Эд выразительно демонстрирует им «Малютку», они махом скисают и неохотно расползаются, чтобы подступить к следующей партии визитёров. Недостатка в них здесь не бывает.

В номере я включаю глушилки, блокирующие любую подслушку (ещё одно стародавнее ноу-хау отдела R) и подключаюсь к каналу не менее стародавнего нашего агента по кличке Мурашка.

Мурашка, то есть урождённый Муравьёв Пётр Вениаминович, — уборщик. Нет, уборкой, разумеется, занимаются сервы, это само собой, а он организует их работу. Должность весьма хлопотная, к ней относятся с уважением на любой планете и хорошо оплачивают. И именно в такой ипостаси Мурашка невидим, вездесущ и контролирует всё, докуда дотягиваются резвые клешни его сервов.

Я, грешным делом, раньше подозревал, что он двойной либо тройной агент, но оказалось, что я возвожу на мужика напраслину, в чём самолично имел возможность не раз убедиться. Он до последней капли крови, высокопарно выражаясь, предан нашей императрице Марии, а секретные службы иных держав просто вертит на хую.

Строгий иконописный лик Мурашки с редкой золотистой бородёнкой возникает передо мною на коммуникаторе, и я радостно здороваюсь:

— Исполать тебе, старый хрыч.

— Так я и знал, что они тебя, блядину, пришлют, — приветствует меня старый хрыч, и Эд позади придушенно крякает. Я понимаю, что Мурашка прямо сейчас нажил себе свирепого врага, и поспешно говорю:

— Мурашка, знакомься, это Эд Финчли мой телохранитель. Эд, он ничего такого в виду не имел, он… э-э… любя.

Эд снова сердито крякает, Мурашка ехидна усмехается, а я торопливо продолжаю:

— Давайте прямо к делу. Где держат наших золотых прысков? Это ты их нашёл?

Последний вопрос — риторический. Конечно, он, точнее — его сервы, больше некому.

— Держат там, где и любой ценный товар, — на складах, — лаконично отвечает старик. — То бишь в подвалах. Ярус B. Рассчитывают договориться по-хорошему, как я понимаю.

Вот оно что. Возможно, вариант, который мы обсуждали с Эдом — что похитители хотят срубить бабла по всем фронтам, — пока не роляет. И слава богу.

— Как туда попасть? — тут же интересуется Эд. У него тоже явно отлегло от сердца: понял, что мне не придётся проникать куда бы то ни было под видом шлюхи. Космодесантура — вот наш здоровый выбор. Можно, конечно, и прикладом по зубам получить, но техника имплантации сейчас на высоте, хуле. Вставят зубы вместе с челюстью за счёт казны.

— Мои ребятки проведут, — скрипит Мурашка, и мы прощаемся до назначенного часа, обговорив кое-какие детали. Ребятками он свою обслугу называет.

Эд хмуро смотрит на меня, я — успокаивающе — на него, но он не успевает выразить мне какие-либо претензии, потому что вместо строгого лика Мурашки на экране коммуникатора возникает вырубленная из цельного дубового пня физиономия майора Федотова. Начальству не терпится узнать детали. Либо на него давят сверху, а скорее всего, то и другое одновременно.

— Н-ну? — цедит он через губу.

Я исправно отчитываюсь по диспозиции грядущего вечернего банкета, шеф одобрительно хмыкает, а Эд внезапно и резко спрашивает:

— А есть доступ к базе данных этого вот всего? — он обводит ручищей кричащую роскошь номера (который мы отсняли опять же за казённый счёт), имея в виду, конечно же, весь сучий «Небоскрёб развлечений».

Вместо того чтобы ответить: «Не твоё дело, сынок», майор, чуть подумав, обстоятельно объясняет:

— Они с регулярностью меняют коды доступа. Последний раз мы эту богадельню взламывали почти год назад, в мае двадцать второго. У них тут обитает некий учёный прыщ, то ли купленный, то ли в заложниках. Очень мозговитый. Вот он защитой их БД и занимается. Мы не смогли его вычислить.

На мои вопросы он ни разу так пространно не отвечал. Мужской шовинист.

— И даже Мурашка не смог? — недоверчиво осведомляюсь я.

— Даже он, — коротко бросает шеф, и мы снова переходим к обсасыванию деталей. Вроде всё предусмотрено… но я же упоминал, что всего предусмотреть невозможно.

Наконец майор, убедившись, что Эд за мной присмотрит, а значит, полного идиотизма можно не бояться, исчезает в виртуальной дымке. Мы с Эдом опять смотрим друг на друга, и я бодро изрекаю:

— Пора наружу.

— Зачем? — сумрачно интересуется Эд. Заметьте, не «нахера», а культурненько «зачем».

— По легенде, мы явились в эту клоаку развлекаться и при случае зарабатывать бабки, — сухо напоминаю я. — По той же легенде, мы тут останемся и после выполнения миссии, чтоб не спалиться. Может, мне в дальнейшем понадобится это место.

— Эта клоака, — едко поддевает меня Эд и берёт «Малютку» наперевес. Как у него рука не устаёт таскать такую бандуру, ума не приложу.

— Она, — охотно соглашаюсь я и, подправив перед зеркалом боевую раскраску, вываливаюсь за дверь. Навстречу приключениям. Знать не зная, что буквально через полчаса мне удастся сделать то, что не удалось Мурашке и его ребяткам.

Найти очень мозговитого учёного прыща.

* * *

Вообще-то я понятия не имел, кто этот длинноносый задохлик с залысинами на высоком лбу, понуро прячущийся за изгибом барной стойки. Что меня сразу заинтриговало — у него, как и у меня, был телохранитель. Свирепого вида громила — не в коже и ремнях, как Эд, у которого экипировка была частью легенды, а в какой-то простой рабочей робе. По тому, с каким интересом громила пырился на Эдова «Малютку», я понял, что он в этом соображает.

— Настоящий? — с интересом осведомляется он наконец, и Эд фыркает:

— Спрашиваешь!

Они немедля находят общий язык за обсуждением различных марок орудий уничтожения гуманоидов, а я подсаживаюсь поближе к покинутому всеми длинноносику.

Он испуганно вскидывает на меня серьёзные голубые глаза, а я импульсивно брякаю:

— Не бойтесь, приставать не буду. Я это ненавижу.

Почему-то у меня сразу вспыхивает к нему какая-то безотчётная симпатия. Он выглядит беззащитным и одиноким, будто брошенный котёнок. Котёнок под ногами толпы фриков, весело галдящих, обдолбанных и бесстыжих. Того и гляди отдавят ему хвостик.

— Я тоже, — облегчённо улыбнувшись, признаётся он, но тут же с резонным любопытством продолжает: — Тогда что вы здесь делаете?

— Я на работе, — честно отвечаю я, не кривя душой.

Он краснеет до самого кончика своего длинного носа, и я легко угадываю его мысль по поводу моей «работы». Я его не разочаровываю, я кладу ногу на ногу так, чтобы бедро, обтянутое чёрным шёлком, высунулось в разрез, и печально сообщаю:

— Надо же как-то жить.

— Мне тоже, — вздыхает он, уставившись на меня доверчиво, как всё тот же котёнок, к которому внезапно наклонились и почесали за ушком. Вот-вот замурлычет. Я взглядываю на Эда — не убил бы «котёночка», но тот, забыв про обязанности телохранителя, шушукается с громилой. Впрочем, он тут же ловит мой взгляд и перегибается ко мне через стойку с кратким и негромким:

— Оберон тоже воевал на Лесавке за независимость.

— Сепаратист сепаратиста видит издалека, — ехидничаю я с облегчением. Мне безотчётно нравится странная приятельская связь, установленная между нашими парочками, и чутьё меня не обманывает.

Это самое чутьё редко меня подводило, но иногда я его не слушался и потому огребал. Но сейчас я слушаюсь: мне кажется, что эта странная пара — Оберон и его подопечный Макс — могут оказаться нам с Эдом полезными.

Да, длинноносика зовут Максом, и я, наплевав на конспирацию, представляюсь ему не Годивой, а Сашей. Сообщаю, что я родом с Меррании, и как вы думаете, о чём он начинает меня расспрашивать? С необидным пылом истинного учёного — о том, как я себя чувствую в таком теле. Это мило. Правда мило, и я честно ему отвечаю. До тех пор, пока коммуникатор неслышным, но ощутимым щелчком не даёт мне понять, что пора переодеваться и отправляться рисковать головой ради спасения двух золотых шкетов из подвалов этого многоэтажного дилдо.

Коммуникатор сработал и у Эда — судя по брошенному на меня озабоченному взгляду.

— Нам пора, — с сожалением говорю я Максу, ставя свой бокал с золотистым наманским вином на стойку. — Потом мы можем продолжить наше общение.

— Я не… не могу вас никуда пригласить… — мямлит он расстроенно. — Я… не могу общаться. Оберон должен следить, чтобы я ни с кем не разговаривал.

Его Оберон бессовестно манкирует своими обязанностями, хочу сказать я, но он продолжает сбивчивым полушёпотом:

— Видите ли, моя деятельность здесь является в некотором роде… — он осекается и досадливо машет рукой. — Об этом мне тоже запрещено говорить.

Теперь щёлкает не коммуникатор — щелчок раздаётся прямо у меня в мозгу. Там неожиданно складываются паззлы — в одну-единую чёткую картинку, когда я вспоминаю фразу майора о некоем высоколобом умнике, отвечающем здесь за коды доступа в базу данных. Умник то ли куплен, то ли похищен.

Тот, что сидит передо мной сейчас, куда уж как высоколоб, высоколобей некуда.

Я на миг сжимаю его запястье и сразу же отпускаю.

— Скажите, где вас искать, — требую я, сверля его взглядом. Ладно, пускай думает, что я на него запал, аж кушать не могу. — Пожалуйста.

Макс мгновенно сдаётся. Удивительно, как это хозяевам до сих пор удавалось его контролировать. Котёночек радостно бежит к каждому, кто его погладит. Но я сейчас не притворяюсь, я искренен, и он это чувствует. Он с запинкой называет мне координаты своего яруса и апартаментов, и мы расстаёмся.

Мы с Эдом торопливо возвращаемся в номер, где он быстро спрашивает:

— Тебя заинтересовал этот чувак?

В его голосе нет ни намёка на подозрительность и ревность. Он тоже чует неладное, и я исчерпывающе объясняю:

— Майор говорил, что защитой здешних БД занимается некий умник…

— То ли купленный, то ли в заложниках, — подхватывает Эд, который тоже не пальцем делан. — Вот оно что. Нам повезло. Он дал тебе свои координаты?

Я киваю, и мы снова начинаем разоблачаться, причём Эд буквально рвёт с себя свою конскую сбрую. Я начинаю подозревать, что его больше не заставишь в неё влезть. Ладно, плевать, чо.

Теперь на нас — чёрные комбезы типа «ниндзя» — это, кажется, какие-то древнеяпонские воины, что ли. Тоже весьма сексуально, как и армейские ботинки на ногах. Косметику с рожи как следует не отмыть, теперь на щеках у меня яркие разводы. Я пробую их отскрести, но лишь машу рукой, взглянув на себя в зеркало. Какая, нафиг, разница, я же не на официальный приём иду.

Тем временем в коммуникаторе проявляется Мурашка и без долгих предисловий сообщает, что его сервы сейчас раскупорят для нас систему вентиляции, и мы можем там себе ни в чём не отказывать.

— Только не застряньте, — с привычным ехидным смешком добавляет он и отключается.

Актуальненькое предупреждение, особенно для громоздкого Эда. И не забываем про «Малютку», с которым он не намерен расставаться.

Серв спускается прямо на ковёр из вентиляционного люка, а мы, наоборот, туда поднимаемся. Он остаётся в номере, его задача — замести за нами следы. Люк за нашими спинами встаёт в пазы, а мы бодрыми ужами продвигаемся вперёд, следуя едва уловимым указаниям коммуникатора.

Путь этот кажется бесконечным… но, по крайней мере, никто из нас не застрял. Ну и потом, он не всегда пролегает по вентиляционным шахтам, вниз мы, разумеется, спускаемся на грузовом лифте.

Тем не менее перед двумя знатными шкетами, онемевшими от изумления, мы возникаем будто привидения, именно из стены, точнее — из очередной вентиляционной шахты. То, что эти дурачки онемели, играет нам на руку, иначе они непременно принялись бы вопить — от радости или от испуга — и навели бы на нас охранников.

На фотографиях, предъявленных нам майором, наследники выглядели безмятежными, ухоженными… детьми. Да, именно детьми. Сейчас же на нас с осунувшихся чумазых физиономий глядят совершенно взрослые глаза. Я — прожжённый циник, я считаю, что это полезно — получить такой жестокий урок в самом начале беспечной сытой жизни. Если Глеб и Дарья унаследовали железные гены своей знатной родни — их хер сломаешь, помяните моё слово.

Короче, мы хватаем хлопающих глазами отроков и засовываем в вентиляцию, откуда спустились. Эд при этом бормочет им нечто успокаивающее, но по его глазам видно, что ему не терпится кого-нибудь укокошить или как минимум набить морду. Так что я грозно показываю ему кулак и гоню вслед за проворно удирающими шкетами, а сам покидаю подвал последним. Из другой стены немедля возникает серв Мурашки и снова в самом прямом смысле слова заметает за нами следы.

Дальше до поры до времени всё идёт по плану. Мы вчетвером, по-прежнему никем не замеченные, вылезаем на крышу «Небоскрёба развлечений», куда опускается вызванная мною с «Балды» вторая шлюпка — прежняя всё ещё смирно стоит на приколе в мини-космопорту этой клоаки. Придётся ею пожертвовать ради конспирации, жалко, но чего уж — жалко у пчёлки в известном месте.

Тут происходит некая рокировочка, и я точно знаю, что майор Федотов ею доволен не будет. Вместо того, чтобы вместе с огорошенными всем происходящим, но послушными отроками отправиться на «Балду», мы засовываем их в шлюпку и я отдаю «Балде» со Шкипером два приказа. Первый: принять шлюпку, оставить отроков на борту и, согласно плану, после подпространственного Прыжка состыковаться со спецами майора на орбите планетки с незамысловатым названием Земляника. Мне эта Земляника очень нравится, но там находятся, скажем так, дачи известных имперских фамилий, а я для пребывания там рылом не вышел.

Второй приказ, о котором не должен пока что знать майор: вернуть шлюпку туда, откуда она прибыла, то есть на крышу «Небоскрёба развлечений», в условленное место. Где в неё загрузимся мы… и кое-кто ещё. Загрузимся и встретимся с «Балдой» в другом условленном месте, чтобы через Прыжок отправиться… м-м-м… куда надо.

— Если майор спросит про шлюпку, скажите, что потерялась, — инструктирую я «Балду» и Шкипера. Шкипер согласно гавкает, «Балда», само собой, нет.

Майор, конечно, начнёт рвать и метать, но это же будет потом, не так ли?

Эд серьёзно пожимает отрокам лапки, я делаю то же самое. Это поднимает им боевой дух, они прямо на глазах приосаниваются. Ничего, на Землянике найдётся кому над ними причитать и сюсюкать.

Шлюпка отбывает, мигнув сигнальными огнями, а мы устраиваемся на крыше передохнуть, как два воробья под стреху. Вернее, воробей здесь я, Эд пусть и не орёл, но ястреб.

Он толкает меня локтем в бок, в прорезях маски азартно блестят карие глаза:

— Крепко подумал? Может, ну его, этого Макса?

— Хороший же чел, надо выручить, — решительно заявляю я.

— Попробуем, — вздыхает Эд, больше не возражая. За что и ценю: доверяет моим хотелкам настолько, что готов рискнуть ради них жизнью.

Мы снова лезем в вентиляцию, уже без помощи сервов Мурашки. Эта часть операции — только для нас с Эдом, психов недоделанных. Я прямо слышу скрипучий голос майора Федотова: «Вот же психи недоделанные. Ну, с Тёмным-то всё ясно, но вы-то куда, Финчли?»

Куда, куда, на кудыкину гору, воровать помидоры. Эд готов делать что угодно, лишь бы вместе со мной, и я этим бессовестно пользуюсь.

Коммуникатор снова подсказывает мне, куда передвигаться и где остановиться. Когда мы, запыхавшись, наконец замираем в нужном месте шахты, Эд берёт руль на себя. Ведь это он закорешился с телохранителем Макса — леса Лесавки объединили их. Я, волк-одиночка, им отчасти завидую.

Эд сдирает маску с физиономии и отбивает по вентиляционной решётке какую-то непонятную мне морзянку. Потом осторожно снимает решётку и просовывает в отверстие сперва озабоченную рожу, а потом ствол «Малютки». Не для того, чтобы пальнуть, упаси боже, а чтобы доказать, что свой.

Нам не стоит особых усилий убедить Макса и Оберона рвать отсюда когти. Что неудивительно: оба они люди нормальные, и всё, что творится в этом вертепе, им за прошедший год остобрыдло.

Длинноносик так просто сияет и даже норовит неловко меня обнять, будто бы я его спаситель и могучий избавитель. Я осторожно от этих проявлений чувств-с отстраняюсь, косясь на Эда. Всё в порядке — тот лишь снисходительно лыбится.

Дальше опять всё проходит без сучка и задоринки: прилетает шлюпка, высланная «Балдой», и мы загружаемся в неё, чтобы прибыть в условленное место. Из-за таких бугаев, как Эд и Оберон, мы с Максом в тесноте жмёмся к переборкам.

Куда мы отправляемся, когда наконец возникший из подпространства «Балда» берёт нас на буксир?

Да на Лесавку, конечно, куда же ещё. Там в каком-нибудь кочевье лесорубов мы надёжно укроем и Макса, и Оберона. Они заслужили немного отдыха.

Теперь спецам из императорской секретной службы не составит труда вскрыть базы данных Нью-Азарики, без Макса-то.

Ну а к тому, что получу от майора Федотова люлей, я уже привык.

@темы: фики, фантастика, ФБ-24

---

Мои орки и эльфы для команды Старых книжек)

Название: Чужие тайны
Автор: sillvercat для fandom Old adventure books 2024
Бета: Shiae Hagall Serpent
Цикл: Орки и эльфы
Канон: А. Дюма «Три мушкетёра»
Размер: миди, 4330 слов
Пейринг/Персонажи: д'Артаньян, Китти, Атос, Портос, Арамис, миледи Винтер, упоминается Констанция Бонасье
Категория: гет
Жанр: фэнтези-AU, юмор, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Д'Артаньян проникает в тайну Атоса и миледи.
Примечание: Мир, где д'Артаньян — эльф, а его друзья — орки; сиквел к текстам зимней команды Дюма «Письмо с рекомендацией» и «Аудиенция»; разрешение автора на продолжение получено.
Гравюра художника Мориса Лелуара, 1894 г.
Предупреждение: стилизация, местами стёб и сленг; упоминаются насилие и канонная казнь героини
Ссылка: тут

Юный эльф Дар Таньян, принадлежащий к древнему гасконскому роду, никогда не размышлял о том, с какой женщиной ему связать свою судьбу. Он даже не представлял, будет она эльфийкой или орчанкой. Он был ещё слишком молод, чтобы вообще думать о женитьбе.

Точно такого же мнения придерживался его отец, почтенный седовласый эльф с гордой выправкой, воевавший с испанцами ещё при покойном короле. Хотя в знатных семьях Гаскони было принято, как и повсюду в те времена, сговаривать между собою сыновей и дочерей разных родов, юный Дар тем не менее оказался свободен от уз помолвки.

Возможно, его отец прекрасно помнил самого себя в восемнадцатилетнем возрасте, возможно, в сердце его таилась некая загадочная любовная история, оставившая отпечаток на всей его жизни… но Дар никогда не спрашивал об этом, вовсю пользуясь дарованной ему свободой.

Сколько холщовых и даже шёлковых юбок он задрал на сеновалах, на кухнях и в богато обставленных гостиных, пока престарелый супруг знатной дамы безмятежно храпел наверху в спальне, знать не зная, чем занимается внизу его благоверная с пылким нахальным мальчишкой-соседом!

Тем не менее Дар Таньян относился к женщинам с уважением, приличествующим его положению и воспитанию. И хотя он беззастенчиво пользовался маленькими женскими слабостями соседок, кухарок, садовниц, крестьянок, но всегда отдавал так же щедро, как и брал, силой к соитию никого не склонял и неукоснительно следовал грубоватому совету старого конюха-орка Пьера: «Вовремя вынимай».

Таким образом, к моменту своего отъезда в столицу он ухитрился не наплодить бастардов. Да и пылкое его сердце осталось не задетым стрелою Амура, хотя слезинки закапали из многих прекрасных глаз при известии о грядущем расставании с молодым повесой. Лихой, живой и весёлый нрав Дар Таньяна, плутовская горбоносая физиономия с едва пробивающимися над верхней губой усиками и обаятельная улыбка могли покорить сердце любой женщины. Однако оставленные им в Тарбе красавицы никогда ни на что серьёзное с его стороны не рассчитывали и даже ни на что не надеялись, кроме мимолётного обоюдного удовольствия.

Но на полпути в Париж, на постоялом дворе некоего городка, именуемого Менг, Дар Таньян впервые увидел женщину, которой суждено было глубоко задеть его сердце и стать олицетворением сил зла в его судьбе.

То была прелестная молодая белокурая эльфийка, сидевшая в карете, уже готовой отъехать. Взгляд её красивых глаз на несколько мгновений задержался на лице юного гасконца, имевшего несчастье повздорить с её спутником — высоким мрачным господином в тёмном камзоле. Этот внимательный взор прозрачно-голубых глаз с чёрными точками зрачков показался ему похожим на завораживающий страшный взор Медузы Горгоны, и юноша невольно содрогнулся от безотчётного ужаса. Однако кучер тут же хлестнул лошадей, и карета загромыхала по мостовой, оставив Дар Таньяна в центре схватки со слугами трактирщика, подстрекаемыми наглым незнакомцем.

Дальнейшие события в жизни Дар Таньяна развернулись столь стремительно, что сравнить их можно было даже не с лошадиным галопом, а с неистовым полётом хищной птицы — ястреба или пустельги, — заметившей добычу. Но каковы же были его изумление и смятение, когда он снова встретил белокурую эльфийку из Менга, узнал её имя — миледи Винтер — и был приглашён к ней в дом. Правда, случилось это уже после того, как ему пришлось драться на дуэли с её братом, лордом Винтером.

* * *

— На самом деле он брат её покойного мужа. Она вдова, — оживлённо рассказывал Дар Таньян Атосу, одному из трёх своих друзей-мушкетёров, сидя за столом в его по-спартански обставленной квартире на улице Феру, в двух шагах от Люксембурга. — Винтер представил нас друг другу после того, как мы с ним помирились.

— Одним словом, вы теперь столь же страстно влюблены в эту миледи Винтер, как ранее были влюблены в исчезнувшую теперь невесть где Констанцию Бонасье, — прервал его Атос со свойственной ему прямолинейностью.

— Ха! — вмешался находившийся тут же Портос. — По одной даме наш ловелас романтически вздыхает, — он отвесил в сторону вспыхнувшего Дара шутовской поклон, — а этой самой миледи ему хочется просто впердолить, что весьма понятно.

Дар Таньян не просто покраснел, а побагровел, как свёкла. По чести говоря, ему следовало бы вызвать Портоса на дуэль за грубость. Но, во-первых, он уже привык к бесцеремонности орков-мушкетёров, раз уж вступил в их ряды, во-вторых, понимал справедливость этого суждения, ну а в-третьих, оценил явную деликатность друга по отношению к Констанции.

Прекрасную орчанку, камеристку королевы и жену галантерейщика Бонасье, в чьём доме он снимал комнату, он действительно полюбил со всем нерастраченным пылом первого романтического чувства. Когда её похитили слуги герцога Ришелье, он остался безутешен и вместе с друзьями не прекращал бесплодных пока что поисков.

— О, Портос, вам известно слово «ловелас», — ёрнически вскинул тонкие брови Арамис, сидевший здесь же и потягивавший из бокала бургундское. — Право, не ожидал.

— Он внимательно читает ваши стихи, друг мой, — пришёл Атос на помощь смутившемуся Портосу.

Тот же заявил, что ему необходимо срочно заняться своей экипировкой, и откланялся. Его примеру вскоре последовал и Арамис, которому слуга принёс раздушенную записку на розовой бумаге.

Атос с улыбкой проводил взглядом обоих и повернулся к замершему у стола гасконцу. Дар Таньян с некоторым трепетом поднял на него глаза, понимая, что сейчас услышит справедливую отповедь за легкомыслие. Атос всегда был для него образцом благородства. Но тот не стал порицать юного эльфа, а негромко сказал:

— Позвольте поведать вам одну историю, мой друг. Она, правда, заканчивается не очень хорошо, но эта история — о любви, желании, верности и мести. Один мой друг, богатый граф, родом из тех же мест, что и я, — но не я, запомните это! — влюбился, будучи совсем молодым, в некую шестнадцатилетнюю эльфийку, прекрасную, как сама любовь. У неё был кипучий ум, не женский ум, ум поэта, она не просто нравилась, она опьяняла. Граф являлся полновластным хозяином тех мест и легко мог соблазнить её или взять силой и сделать своей любовницей. Никто не стал бы за неё заступаться. К несчастью, граф был честным человеком и женился на ней. Глупец, болван, осёл!

— Почему же, раз он любил её? — нерешительно возразил Дар, смотревший на Атоса во все глаза и слушавший во все уши. Эта история уже вызвала у него трепет, хотя ничего особенного в ней пока не происходило.

Ответная усмешка Атоса скорее походила на оскал.

— Когда я сказал «к несчастью», это не было пустым словом, мой друг, — мрачно объявил он, подливая в свой бокал ещё бургундского. — Граф во всём доверял своей супруге, и, казалось, она отвечала ему взаимностью. Но как-то раз во время охоты лошадь графини понесла, и молодая женщина, не удержавшись в седле, упала наземь и лишилась чувств. Граф поспешил на помощь и, для того, чтобы облегчить ей дыхание, разорвал на ней платье и корсет. Угадайте, что он увидел у неё на плече?

Прищур Атоса был воистину сатанинским. По спине Дара пробежали мурашки.

— Татуировку? — брякнул он, невольно поёжившись.

Атос ошарашенно заморгал и кашлянул:

— Кхм. Почти угадали. Клеймо! Королевскую лилию. Графиня была заклеймена королевским палачом! Ангел оказался демоном! Вавилонской блудницей!

Он залпом осушил свой бокал и, поставив его на стол, пронзительно уставился на юного эльфа, ожидая бурной реакции на столь драматический поворот событий.

Дар Таньян на миг раскрыл рот, потом закрыл и наконец осведомился с живейшим интересом:

— Послушайте, Атос, но ведь они не первый день были женаты. Граф и его супруга. Как он умудрился раньше не разглядеть эту лилию? Слепой он был, что ли? Или он никогда не видел свою жену гол… эм… то бишь обнажённой? Прошу прощения за бестактные вопросы, — тут же повинился он, заметив, как выпучил глаза поперхнувшийся Атос.

Впервые на своей памяти Дар обнаружил, что всегда бесстрастный, как гранитная скала, мушкетёр заливается краской, словно юнец.

— Откуда я знаю, — сварливо проворчал Атос, отводя глаза. — Вероятно, он был… м-м… слишком целомудренным и… м-м… думал, что оскорбит супругу излишним вниманием к её прелестям… или… м-м… ещё что-нибудь думал.

Дар собрался было ляпнуть, что много думать в постели вредно, но вовремя прикусил язык.

— Что же случилось дальше? — спохватился он.

Атос снова кашлянул в явном замешательстве и деревянным голосом провозгласил:

— Как я уже упомянул, граф был полновластным хозяином на своей земле и имел право судить и казнить своих подданных как ему угодно. Он совершенно разорвал платье на графине, связал ей руки за спиной и повесил её на дереве.

Если он вновь ждал бурной реакции Дара, то она последовала незамедлительно.

— С ума он сбрендил, что ли, ваш граф? За что же?! — вскричал эльф, широко распахнув недоумевающие глаза.

Атос был вторично ошеломлён.

— Как это — «за что»? — ответил он сердито. — Эта… змея, несмотря на свою молодость, была гулящей женщиной, шлюхой, воровкой, словом, совершила преступление, за что и была заклеймена. Скрыла всё от законного супруга, который дал ей своё достойное имя и разделил с нею свои богатства.

— Но ведь он её ни о чём даже не спросил, не так ли? — парировал Дар Таньян, не задумываясь. — Не дал никакой возможности оправдаться и объясниться. Спорим, он повесил её, пока она ещё была без сознания, только чтобы не разговаривать с нею. Беззащитную женщину! Если она преступница, Атос, то он, клянусь честью, ничем не лучше неё. И вы называете это любовью?

Его тёмные глаза пылали, кулаки сжимались, голос прерывался от возмущения.

— Когда это я говорил о любви? — проворчал Атос, допивая бургундское прямо из горлышка бутылки, чтобы не утруждаться.

— Как же, вы ведь сами сказали с самого начала, что ваша история — о любви, желании, верности и мести, — процитировал Дар. — На мой взгляд, здесь было только последнее, а именно — месть. Довольно мелочная, между прочим. И ещё: ведь граф мог просто взять и выгнать из дома супругу или отдать её в монастырь, если посчитал себя обманутым. Почему он не поступил именно так?

— Молоды вы ещё судить людей, сударь, — рявкнул Атос, припечатав кулаком столешницу, и Дар Таньян немедля остыл.

— Прошу прощения, — виновато пробормотал он, вскакивая из-за стола и ища взглядом свою шляпу. — Я действительно не имел права так отзываться о вашем друге, тем более что я его совсем не знаю. Я пойду, Атос, мне тоже давно пора позаботиться о своей экипировке.

И он почти выбежал вон из комнаты, по пути натолкнувшись на молчаливого слугу Атоса по имени Гримо, принесшего хозяину новую бутылку вина.

— Мальчишка! — буркнул Атос, откупоривая её. — Ты знаешь его, и очень даже хорошо.

Он упёрся локтями в стол и запустил пальцы в волосы, простонав едва слышно:

— Анна!

* * *

Итак, молодой гасконец, которого раз за разом приглашали в роскошный особняк миледи Винтер, от этих приглашений не отказывался. Слово «впердолить», так неучтиво вырвавшееся у Портоса, стояло у него в ушах. Он мог понять, чем его привлекает эта женщина, хотя до интимного общения с ней доходить не собирался. Но что сама она искала в нём, являлось для него загадкой. Будь он чуть более самонадеянным, предположил бы, что она просто втюрилась в него и хочет его, как оставленные им в Тарбе садовницы, горничные и знатные дамы. Но он отдавал себе отчёт, какие благородные и влиятельные гости вслед за ним посещают миледи Винтер, и самокритично признавал, что против них у него нет ни единого шанса. Таким образом, он вёл с миледи учтивые беседы, читал ей на память стихи Арамиса и те баллады, что выучил ещё на родине, продолжал гадать, что ей от него потребовалось… и однажды вечером столкнулся в узком коридорчике с горничной миледи по имени Китти.

Китти была орчанкой, как и его возлюбленная Констанция, что сразу безотчётно расположило Дара к прехорошенькой смуглой брюнетке с лукавыми глазами и белозубой улыбкой. Она стреляла этими глазами, будто из арбалета. При встрече с молодым гвардейцем она задела его плечом и выронила стопу белья, которое несла в руках, ойкнув при этом. Дар галантно кинулся помогать девушке собирать оброненное и был вознаграждён целым каскадом новых прикосновений, как бы нечаянных. Тут уже сомнений быть не могло — девушка его хотела. Но всё, что он мог ей дать — пылкий поцелуй, на который она так же бурно ответила.

Дар наконец отстранился от неё и поглядел в тёмно-вишнёвые яркие глаза.

— Вы влюблены в мою госпожу? — прошептала Китти, облизнув распухшие губы — сладкие, как мёд, в чём он только что убедился.

— Нет, — честно ответил гасконец, и девушка выдохнула с облегчением. Однако он тут же прибавил с той же прямотой: — Но я люблю женщину, в похищении которой, как мне кажется, замешана твоя госпожа.

— А почему вы тогда целуетесь со мною? — грозно прищурилась Китти, и Дару впервые пришло в голову, что, когда он чистосердечно расскажет Констанции обо всём, что происходило с ним в её отсутствие (а он знал, что не сможет этого утаить), его ждёт нешуточная трёпка.

Он усмехнулся и снова честно ответил:

— Как живой мужчина может устоять перед такой красотой? — И немедля прибавил: — Но это просто поцелуй… и пускай потом моя дама отвесит мне тумаков за него. Она тоже орчанка.

Китти внимательно посмотрела на него. Было ясно, что она далеко не глупа и, более того, только что оценила эльфа как человека, а не как предмет воздыханий и источник удовольствия.

— Так вы ходите сюда, чтобы разведать, что произошло с вашей дамой? — спросила она почти сурово. — Её имя, сударь?

Поколебавшись, Дар Таньян ответил:

— Констанция Бонасье. Её похитили из того места, где у нас должно было состояться первое свидание — из павильона Сен-Клу.

Китти понимающе усмехнулась уголками губ:

— Хм. Выходит, вы даже не попробовали на вкус эту женщину, сударь. Но свято уверены, что влюблены?

Дар Таньян вспыхнул до ушей. Он бы вызвал на дуэль любого из мушкетёров за такие слова о его возлюбленной. Но тут он ответил просто:

— А разве дело только в постели?

— О, — Китти снова округлила пухлые губки, но в вишнёвых глазах промелькнуло нечто, похожее на уважение. — Господь всеблагой, да вы, сударь, рассуждаете как проповедник. Что ж, воля ваша, я извиняюсь, если задела ваши чувства. Но если вы уже и так готовитесь получать колотушки от своей дамы, то… — она не договорила, притиснув Дара к стене всем своим крепким телом, и снова впилась пылким поцелуем в его удивлённо раскрывшийся рот.

Надо отметить, он этому не слишком сопротивлялся.

— Я выясню что-нибудь про вашу Констанцию Бонасье, — пообещала ему Китти, нехотя отстранившись и снова проворно подбирая с пола рассыпанное бельё. — Бог мой, я всё измяла и изваляла. Мне пора, сударь.

— Спасибо! — горячо выдохнул Дар ей вослед.

* * *

Ещё через два дня, будучи снова приглашён в особняк миледи Винтер, молодой гвардеец не успел даже дойти до маленькой гостиной, где красавица-эльфийка обычно его принимала. Китти, перехватив его на лестнице, без слов поманила за собой в боковой коридор, где они встречались раньше. Незаметно улыбнувшись, Дар последовал за нею. Он воображал, будто орчанка снова пристанет к нему с поцелуями, и даже предвкушал этот момент. Честно признаться, он не раз за прошедшие со времени их свидания ночи вспоминал пышное тело Китти и постыдно ёрзал в своей одинокой постели.

Но Китти, без церемоний схватив его за руку и почти дотащив до просто обставленной маленькой комнатки (он предположил, что она именно там и обитает), оставила его одного. А сама с возгласом: «Я здесь, миледи!» — побежала на серебряный мелодичный звон колокольчика, раздавшийся из-за другой двери. Дар Таньян понял, что там располагалась спальня прекрасной хозяйки, и замер, затаив дыхание и весь обратившись в слух.

Дверь за Китти закрылась, и до него донёсся резкий голос леди Винтер, совсем не похожий на приятный мелодичный тон, каким она обычно разговаривала с гостями.

— Куда ты запропастилась? — набросилась она на служанку. — Сейчас явится этот молодой гасконский осёл, а я ещё не причёсана.

«Ого», — только и подумал молодой гасконский осёл, прильнув к дверной щели. Ему был виден подол голубого платья расхаживавшей по спальне женщины.

— Простите, миледи, — смиренно отозвалась орчанка, берясь, очевидно, за головную щётку, — мне кажется, что этому пылкому гвардейцу совершенно всё равно, причёсаны вы или нет.

Миледи насмешливо фыркнула, опускаясь в кресло:

— Твоя правда. Он будет пялиться на меня, как озабоченный баран, даже если бы я вышла к нему растрёпанной и в рубище. Господь всемогущий, какой же он всё-таки идиот. Держал в руках жизнь моего деверя на дуэли и не убил его. Никогда ему этого не прощу.

«Ого», — вторично подумал обескураженный Дар Таньян.

Некоторое время он видел лишь равномерные взмахи рук Китти.

— Он совершенно вами очарован, мадам, — спустя несколько минут проговорила та.

Снова раздражённое и вместе с тем удовлетворённое фырканье.

— Он совсем позабыл о маленькой камеристке королевы, в которую якобы был влюблён и которую приказал похитить Ришелье у него из-под носа. Вообрази, они даже не переспали, вот что оказалось пикантнее всего. Эта галантерейщица Бонасье сидела смирно, как овца, и ждала его, а вместо него явились кардинальские гвардейцы! — у миледи вырвался новый злорадный смешок.

Вся кровь бросилась Дару в лицо, и он крепко сжал губы.

— Вы никогда не упоминали об этом, мадам, — неловко пробормотала Китти. — А что потом случилось с этой женщиной? Она умерла? Убита?

Дар Таньян вовсе перестал дышать.

— Было бы о чём говорить, — с досадой бросила миледи. — Рошфор упоминал, что кардинал-де переправил её в какой-то монастырь, кажется, бетюнский монастырь кармелиток, чтобы замаливала грех прелюбодеяния. Она всё-таки мужняя жена, а связалась с этим мальчишкой, который помогал ей в интригах королевы.

— Но вы же сами только что сказали, мадам, что они не успели переспать, — возразила Китти, видимо не удержавшись, и на сей раз Дар услышал звук пощёчины.

— Не дерзи! Ты что-то стала слишком разговорчива, милочка, — отчеканила миледи.

Зашуршали юбки.

— Простите, мадам, — смиренно повинилась Китти, склоняя голову.

— Спустись вниз, этот болван наверняка уже явился. Ему всегда не терпится, — приказала миледи. — Проводи его в голубую гостиную, как обычно, и вели Жану подать туда анжуйское вино и какие-нибудь фрукты.

— Да, мадам.

Быстрые шаги, и влетевшая в комнату Китти схватила эльфа за руку, чтобы снова потащить за собой. Её левая щека ярко рдела.

Дар Таньян на цыпочках поспешил за нею и, только когда они выскользнули в коридор, позволил себе выругаться гневным шёпотом:

— Вот же змея!

Китти негодующе шикнула на него, и он тут же покаянно прошептал:

— Извини. Тебе досталось из-за меня. Спасибо тебе! Теперь я хотя бы знаю, где держат Констанцию. Бетюнский монастырь! Я отправлюсь туда, как только смогу. Чёртова осада Ла-Рошели, как она некстати!.. Но что твоей госпоже нужно от меня? — спохватился он. — Она так и не сказала.

Китти в ответ лишь нетерпеливо пожала плечами и почти втолкнула его в маленькую гостиную, стены которой были обиты светлыми шпалерами с изображением цветущих голубых глициний. Между двумя изящными креслами с такой же цветочной обивкой высился маленький столик красного дерева. Дар Таньян не хотел садиться, сердце его всё ещё взволнованно билось, когда он обдумывал только что услышанное. Некая смутная мысль царапала сознание, но он не мог понять, что из сказанного так его зацепило.

Позади послышались лёгкие шаги и знакомое шуршание юбок. Дар Таньян обернулся и низко, со всем возможным почтением, будто королеве, поклонился вошедшей миледи, которая выглядела свежей и сияющей, словно обрызганный росой бутон. Её белокурые волосы были собраны в простую, но изысканную причёску, шёлк платья голубел, как её глаза. Право, молодой гвардеец не мог представить себе более ослепительного зрелища, о чём он искренне заявил хозяйке.

Миледи рассмеялась переливчатым журчащим смехом. Пожилой слуга-орк внёс в комнату поднос с бутылкой вина, двумя хрустальными бокалами и затейливо нарезанными фруктами на круглом блюде. Миледи величавым кивком отпустила его и таким же кивком предложила гостю присесть.

С десяток минут они вели оживлённую беседу с оттенком лёгкого флирта. Миледи не мешала Дару восхвалять её красоту в самых изысканных выражениях и рассыпаться в поэтических сравнениях. Она с кажущимся удовольствием смеялась его шуткам, но Дар почти сразу заметил, что красавица пребывает в смятении. Она будто готовилась что-то спросить, но не решалась. Вот-вот он должен был узнать, что именно хочет от него эта властная загадочная женщина.

Дар в очередной раз открыл рот, чтобы процитировать Ронсара, но миледи вдруг наклонилась к нему так близко и так низко, что это могло бы показаться неприличным. Молочно-белая грудь в вырезе платья ослепила его, но сказанные вполголоса слова враз отрезвили:

— Вы не раз клялись, что готовы ради меня на всё, мой друг.

Дар проглотил слюну и безмолвно кивнул.

— Если бы я призналась, что у меня есть враг, смертельный враг…

— Что? У вас? — непочтительно перебил её Дар, искренне вытаращив глаза. — Этого не может быть, мадам, вы ведь так красивы и так добры!

Миледи нетерпеливо взмахнула рукой:

— Опасный враг, говорю я вам! Этот человек уже пытался однажды убить меня, но тогда мне, по счастью, удалось спастись. Могли бы вы уничтожить его ради моей безопасности?

— Разумеется, мадам, — пылко заверил её Дар. — Укажите же мне его! Кто этот бесчестный негодяй? Я тотчас вызову его на дуэль и укокошу!

Простонародное словцо, вырвавшееся у него, побудило миледи невольно улыбнуться.

— Мне по душе ваш пыл, мой храбрый друг, — снисходительно вымолвила она. — Но что, если этот человек окажется среди королевских мушкетёров, в числе ваших друзей, лучших друзей, быть может?

— Немыслимо, — уверенно заявил Дар Таньян. — Мои друзья не из тех, что бесчестно обходятся с женщинами.

— Ну а вдруг? — миледи вскинула брови, пытливо разглядывая его.

— Тогда он тут же умрёт от моей руки, — напыщенно заявил молодой гвардеец, поднимаясь с места. — Но кто он? Назовите же мне его подлое имя, сударыня.

— Он скрывается под неизвестным мне псевдонимом, — быстро ответила она и тоже встала, глядя ему прямо в глаза. — Я знала его под именем графа де ла Фер.

Граф!

Дар Таньян застыл, как громом поражённый. Собственные слова, сказанные им Китти, прозвучали у него в ушах, и он сообразил, что именно не давало ему покоя всё это время.

«Вот же змея!»

«Эта… змея, несмотря на свою молодость…»

«Кипучий ум... ум поэта… она не просто нравилась, она опьяняла…»

Он был почти уверен, что гордо стоявшая перед ним женщина и та, о которой ему рассказывал Атос, — одно и то же лицо. Прекрасное лицо, прекрасное тело.

Значит, Атос и был этим самым графом де ла Фер, про которого она толковала? Как выяснить, правда ли это?

«Графиня была заклеймена королевским палачом…»

Миледи заметила его смятение и презрительно скривила губы:

— Что такое? Вы, кажется, колеблетесь, мой храбрец?

— Ни в коем случае, сударыня, — невольно побледнев, с достоинством возразил Дар Таньян. — Просто припоминаю. Среди моих друзей нет того, кто носил бы это имя. Я постараюсь всё выведать и осуществлю вашу месть… но вы же понимаете, что мне придётся поставить свою жизнь на кон… безо всякой надежды на вашу ответную взаимность? — он попытался улыбнуться. Сердце его бешено стучало.

— Ах, вот оно что, — проговорила миледи даже с неким облегчением. — Вы не колеблетесь, вы торгуетесь. Что ж… — и она протянула ему обе руки, белоснежные и округлые, очевидно ожидая, что он осыплет их страстными поцелуями.

Вместо этого Дар, быстро пробормотав: «Прошу прощения, но я должен немедля убедиться…» — тоже протянул руку и сдёрнул с её плеч голубой шёлк роскошного платья.

Миледи широко раскрыла глаза, ахнула и отскочила на шаг, но было уже поздно.

На обнажившемся круглом, белом, прекрасном плече Дар увидел то, что и ожидал: выжженную палачом лилию, символ королевской власти, символ совершённого преступления.

— Боже милосердный! — потрясённо выдохнул он. — Вы графиня де ла Фер!

Все кусочки мозаики в его голове мгновенно встали на свои места.

— Сударыня, мой друг жестоко обошёлся с вами, — с болью прошептал он, — но ведь вы оба были тогда так молоды. Послушайте, я не прошу вас простить его, я понимаю, что это невозможно. Отвратительно — вешать женщин, тем более любимых, на деревьях, но он расплачивается за этот грех всю свою жизнь, он спивается, страдает… он… словом, я не смогу убить его, ещё раз прошу прощения. Мне очень, очень жаль вас.

— Что?! — взвизгнула миледи, судорожно запахивая порванное платье. — Что ты мелешь, щенок?! Ты смеешь меня жалеть?!

— То баран, то осёл, то щенок, — сокрушённо пробормотал Дар Таньян, резво отступая к двери, но женщина преградила ему путь. Она схватила со столика фруктовый нож, который на поверку оказался настоящим кинжалом, взвыла раненой волчицей и ринулась на него.

Дар Таньян много раз сражался на дуэлях, но в подобной схватке участвовал впервые, невольно щадя красавицу, к которой, как ни крути, был неравнодушен. Он лишь уворачивался, и её кинжал уже оставил несколько отметин на его одежде и теле. Миледи не собиралась щадить его и наверняка зарезала бы, если бы не вбежавшая в комнату Китти. Орчанка с первого взгляда поняла, что происходит, и безо всякой жалости обрушила на макушку своей госпожи поднос с красовавшимся на нём изящным блюдом со сладостями. Раздался мелодичный звон, засахаренные цукаты разлетелись по всей комнате, а миледи без чувств рухнула на пол. Разорванный лиф снова обнажил её плечи.

Дар Таньян взглянул на лилию, уродовавшую белоснежное плечо миледи, потом — на запыхавшуюся орчанку.

— Ты знала?

— Ты не спрашивал, — отмахнулась она и поволокла его к окну. — Давай быстрей, пока она не очухалась!

Дар Таньян не успел забыть мальчишеских навыков передвижения по деревьям и крышам, орчанка же, ловко подоткнув подол юбки, от него не отставала.

Они успели выскочить в ворота, когда миледи, полуголая, растрёпанная, будто мегера, высунулась в окно и во весь голос крикнула привратнику:

— Не выпускайте!

* * *

Задыхаясь, Дар Таньян и Китти пробежали два квартала от дома Винтеров, прежде чем перешли на шаг, чтобы не привлекать внимания прохожих. Взглянув на девушку, Дар с изумлением заметил, что она улыбается во весь рот, а та, поймав его взгляд, прыснула и захохотала. Он невольно присоединился к этому безудержному смеху.

— Бзын-нь! — пропела Китти, подражая звону серебряного подноса, обрушившегося на голову хозяйки, и оба опять согнулись от хохота.

Наконец Китти проговорила, вытирая глаза:

— У неё остались все мои вещи… и жалование за прошлый месяц. Остальное я потратила. И где же я теперь буду жить?

— Я бы отдал тебе все деньги, если бы они у меня были. Увы, я беден и богаче не стану. Но я обращусь к Арамису, — решительно пообещал Дар Таньян. — У этого щёголя полно знакомых дам, и он непременно что-нибудь придумает. Ты будешь служить у той дамы, которую он выберет?

Орчанка на миг поджала полные губы, а потом заявила:

— Навряд ли у кого-то мне будет хуже, чем у миледи Винтер.

— Тогда мы сразу же отправимся к нему, он живёт неподалёку. — Дар опустил голову и призадумался.

Он понятия не имел, как ему рассказать обо всём происшедшем Атосу, но это тоже необходимо было сделать. Он вздохнул и откровенно признался, прямо посмотрев в разрумянившееся лицо Китти:

— Я боюсь, что эта женщина станет мстить моей Констанции, мстить прямо сейчас. Но я не могу оставить свой полк, когда мы готовимся выступить к Ла-Рошели. Меня обвинят в дезертирстве и повесят. По правде говоря, я не знаю, что делать, — сокрушённо закончил он.

Он был откровенен с этой девушкой, как со своим другом, и она серьёзно взглянула на него с такой же искренностью.

— Если ты найдёшь для меня лошадь, оружие и мужское платье, я сама отправлюсь в этот бетюнский монастырь. Завтра же.

— Господи! — ахнул Дар Таньян. — Это опасно, Китти!

— Мне нравится опасность. Нравится рисковать. Эх, почему я не уродилась парнем, — вздохнула орчанка и звонко рассмеялась, когда Дар Таньян от избытка дружеских чувств стиснул её в объятиях и закружил. — А ну, поставь на место, ты, полоумный!

— Боже, Китти, я бы признался, что люблю тебя, если бы не был влюблён в Констанцию, — выпалил гасконец, нехотя выпуская девушку. — Тогда мы поспешим к Арамису, чтобы посоветоваться с ним. Он искушён в интригах, и у него куча знатных знакомых, как я уже говорил. И… возможно, — прибавил он со смешком, — у него найдётся лишняя лошадь. Ты умеешь стрелять?

— Ты меня научишь, — величественно заявила Китти.

— Научу, — тотчас согласился Дар Таньян.

В его жизни появился ещё один друг.

Название: Беглянки
Автор: sillvercat для fandom Old adventure books 2024
Бета: Xenya-m
Цикл: Орки и эльфы
Канон: А. Дюма «Три мушкетёра»
Размер: мини, 1195 слов
Пейринг/Персонажи: д'Артаньян, Китти, Констанция Бонасье, Атос, Арамис, миледи Винтер, граф де Рошфор и другие
Категория: гет
Жанр: фэнтези-AU, юмор, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Китти и Констанция, переодевшись в мужскую одежду, бегут из монастыря кармелиток в Бетюне.
Примечание: Мир, где д'Артаньян — эльф, а его друзья — орки; сиквел к текстам зимней команды Дюма «Письмо с рекомендацией» и «Аудиенция»; а также к миди команды Old adventure books 2024 «Чужие тайны»; разрешение автора на продолжение получено.
Предупреждение: стилизация, местами стёб и сленг; упоминается насилие
Ссылка: тут

Ветер бил в лицо Китти, развевая короткие чёрные кудряшки, но она только счастливо жмурилась, чувствуя необыкновенную радость и то ощущение свободы, полной и безграничной свободы, чего она так долго была лишена в Париже.

В оставшемся далеко позади, грязном, заваленном мусором Париже, где ей пришлось столько времени прислуживать миледи Винтер, чья душа была ещё грязнее парижских мостовых. От этой женщины, чей облик напоминал ангельский, юной орчанке довелось претерпеть достаточно унижений, чтобы со всем пылом её возненавидеть.

Как же она была благодарна лихому эльфу-гасконцу Дару Таньяну, вызволившему её из особняка миледи Винтер, ставшего для Китти настоящей ловушкой. Хоть гасконец и был продувной бестией…

Китти мимолётно улыбнулась, вспоминая их страстные поцелуи в тесном коридоре, ведущем в комнаты миледи. Мальчишка честно признался, что хочет миледи и хочет её, Китти, но устоит перед соблазном. Ибо влюблён в другую женщину, Констанцию Бонасье, заточённую в бетюнском монастыре кармелиток. Именно туда сейчас так безрассудно и так весело скакала Китти на серой кобыле андалузских кровей.

Кобылу эту, равно как экипировку и мужскую одежду, Китти получила от Арамиса, друга Дара Таньяна, к которому тот её привёл, едва они вместе убежали из особняка миледи Винтер. Гасконец обнаружил на плече у белокурой эльфийки позорное клеймо преступницы, и та наверняка зарезала бы его, если бы не помощь вовремя подоспевшей Китти.

Дар Таньян не без оснований полагал, что, не имея возможности отомстить лично ему за раскрытие постыдной тайны, миледи постарается навредить его возлюбленной Констанции. Вот Китти и вызвалась помочь ему, как он помог ей. С готовностью вызвалась. Хоть Дар и его друзья-мушкетёры восхищённо смотрели на молодую орчанку, называя её новой Жанной д'Арк и превознося до небес её жертвенность, сама Китти отлично знала, что ничего жертвенного в её поступке нет.

Ей просто нравилось это — скакать по пустынной дороге, преодолевая одно лье за другим на своей резвой Маргаритке. Скакать в мужской одежде, свободно и беззаботно, когда ветер срывал её шляпу, которую в конце концов пришлось заткнуть за пояс.

И кроме того, ей очень хотелось взглянуть на эту женщину, возлюбленную эльфа, орчанку Констанцию.

Никто не остановил Китти на дороге, как о том беспокоился Дар Таньян. На всякий случай хитроумный Арамис сочинил для неё легенду. Ей следовало прикидываться мальчишкой-прислужником, везущим чрезвычайно важное письмо своему господину от некой влюблённой в него высокородной особы. Арамис даже собственноручно написал это письмо и вручил его Китти. «Глухонемым мальчишкой-прислужником», — вставил в разговор Атос, граф де ла Фер, меланхолично потягивавший вино из своего бокала. Китти с любопытством на него поглядывала.

Граф де ла Фер любил миледи Винтер, свою законную супругу, и убил её, после чего она стала той, кто она есть, как сбивчиво объяснил Дар Таньян по дороге к дому Арамиса. И поспешно прибавил: «Только об этом никто не должен знать».

…Любовь! Китти вздохнула, осаживая Маргаритку и спешиваясь. Впереди уже маячили белые стены монастыря кармелиток. К чертям эту любовь! Главное — свобода.

* * *

Правда, но не вся правда — вот чем Китти намеревалась руководствоваться, постучавшись в резную монастырскую калитку. Ведь монахини бывают очень проницательными!

И действительно, когда маленькая кругленькая послушница в длиннополой рясе провела Китти в приёмную к матери-настоятельнице, высокой сухопарой пожилой женщине, орчанка поняла, что приняла правильное решение. Серые глаза настоятельницы под чёрным клобуком были молодыми и ясными, взор их — пронзительным.

Китти преклонила колени и, запинаясь, пробормотала:

— Святая мать, я прошу защиты в этих благословенных стенах.

Она всхлипнула.

— Встань, дочь моя, — спокойно вымолвила аббатиса. — Что привело тебя сюда, да ещё и в этой одежде?

И Китти, поминутно всхлипывая и сморкаясь в поданную ей тряпицу, поведала, как жестокосердный отчим, невзирая на все мольбы и уговоры, собрался выдать её замуж за старика-соседа, чтобы объединить земельные наделы. А суженый Китти, мол, отправился воевать с гугенотами и пропал!

В этом месте рассказа Китти бурно зарыдала.

Рассказ был сущей правдой. Только бежала она тогда из дома не в монастырь, а в Париж.

— Я бы хотела стать здесь прислужницей, а потом, возможно, послушницей, — пролепетала она наконец, умоляюще взирая на настоятельницу.

Похоже, та поверила ей, и к вечеру Китти, уже в длиннополом одеянии, подобном монашескому, усердно скребла щёткой полы в монастырской трапезной, искоса поглядывая на входящих монахинь. Ей предстояло выяснить, кто из них — Констанция Дара Таньяна.

* * *

Это получилось сразу. Орчанки с их смуглыми скуластыми лицами резко выделялись среди остальных женщин, а молодой и красивой из них оказалась только одна. И, как с облегчением поняла Китти, она ещё не приняла постриг, оставаясь послушницей. Об этом особенно волновался Дар Таньян, понимая, что в противном случае ему не видать возлюбленной как своих заострённых эльфийских ушей.

Выяснить же, где находится келья Констанции, оказалось проще простого. И после отхода монастыря ко сну Китти неслышно выскользнула из каморки при трапезной, где её поселили. А через несколько минут уже легонько стучала, вернее — скреблась в дверь этой кельи.

Констанция открыла ей сразу, недоумённо моргая. Её постель на узкой койке не была разобрана, послушница ещё не ложилась. Молилась, наверное. Китти скупо усмехнулась и без лишних предисловий достала из-за пазухи письмо.

Не то, которое написал Арамис, полное витиеватых выражений, половину из которых Китти не понимала, а коротенькую записку самого Дара.

— Читай, — велела Китти орчанке.

Едва взглянув на записку, та просияла:

— Боже! Это его почерк!

— Его, его. Читай, — снова приказала Китти со вздохом.

Ох уж эти влюблённые безумцы и безумицы!

Она знала, что говорилось в записке: «Любимая, доверься предъявителю письма, и тогда мы скоро встретимся».

«Главное, чтоб не на том свете», — хмуро подумала Китти, пока возлюбленная Дара прижимала записку к груди, обтянутой серой рясой послушницы, и обливалась радостными слезами.

Китти собиралась уже было прикрикнуть на дурёху, но Констанция подняла на неё заплаканные тёмные глаза и быстро спросила:

— Что надо делать?

Орочью кровь не пропьёшь! Китти немногословно рассказала об угрожавшей опасности, исходившей от миледи Винтер, оскорблённой Даром. Она не удержалась и прибавила:

— Твой эльф не прочь был приударить и за нею, и за мной, но… — она выдержала паузу, с улыбкой увидев, как яростно вспыхнули глаза Констанции, и добавила: — Но он любит тебя, а жаль.

Констанция горделиво вскинула голову и нетерпеливо повторила:

— Что надо делать?

— Бежать, — лаконично ответила Китти и шагнула к узкому оконному проёму, но тут же коротко ахнула и отскочила со словами: — Она уже здесь!

Действительно, в монастырский двор, озарённый светом нескольких факелов, через высокие ворота въезжала дорожная карета, которую Китти сразу узнала. Она много раз путешествовала в этой карете вместе с миледи Винтер.

А та уже царственно спускалась с подножки, опираясь на руку, поданную мужчиной, одетым в чёрное. Тот низко поклонился монахиням и снова вскочил в седло, намереваясь скромно удалиться и оставить миледи выполнять её гнусную миссию. Китти узнала и его — то был граф де Рошфор, часто посещавший её хозяйку.

Китти невольно вздрогнула, увидев красивую белокурую головку миледи. Но тут же злорадно улыбнулась, вспомнив, с каким звоном встретился с этой самой головкой её поднос и как по всей комнате разлетелись засахаренные цукаты.

Прикусив губу, она прямо взглянула на Констанцию:

— Придётся удирать чёрным ходом и перелезать через стену. В лесу у меня привязана лошадь, мы вполне поместимся на ней вдвоём, а в ближайшем селении купим ещё одну. Деньги у меня есть, и не твой нищий гасконец дал мне их, а его друзья, — прибавила она со смешком. — Но тебе предстоит переодеться в мужскую одежду, красотка. У меня есть запасная.

— Подумаешь! — задорно отозвалась та, и Китти снова удостоверилась, как же эльфу с ней повезло.

Она вдруг позавидовала им. Им обоим.

Но подала Констанции руку и сурово сказала:

— Тогда вперёд!

…Через пять дней обе уже были у стен осаждённой Ла-Рошели.

@темы: фики, ФБ-24

---

Остальные мои тексты для Америк; этим летом я даже не писала Америкам макси

Название: Воронёнок
Цикл: Дакота
Автор: sillvercat для
fandom Americas 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 2314 слов
Пейринг/Персонажи: Мэтт Воронье Крыло, Саймон Маленький Камень, Сэнди Летящий Ворон, Джесси Большая Рука и другие
Категория: джен
Жанр: броманс, экшн, юмор, мистика, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Индейские полицейские получают распоряжение поймать беглого мальчишку.
Примечание: Сиквел к макси команды Америк 2020 года «Мы – акпцита!»
Иллюстрация: oversoul12
Перевод отдельных слов с языка лакота:
«акацита» — воины-полицейские;
«уоштело» — верно, хорошо.
Ссылка: тут

Акацита — так испокон веку называли в прериях тех воинов, что следили за порядком в племени. Совет старейшин давал им право наказывать виновных и защищать невинных.

И Мэтт Воронье Крыло, сержант племенной полиции из резервации Оглала, втихомолку тоже считал себя акацита.

Пускай даже он выглядел совсем не так, как эти воины минувших стародавних времён. Вместо головного убора из орлиных перьев на его коротко остриженной голове красовалась фуражка, а одет он был не в кожаную набедренную повязку, а в синюю полицейскую форму. Но это ничего не меняло. На него была возложена миссия охранять порядок в Оглале, и Мэтт охранял. И учил этому своего молодого напарника, Саймона Маленького Камня, изрядного долбозвона, по правде-то говоря.

И про акацита Мэтт ему тоже рассказал, как бы в шутку. Но Камень его понял. Пусть и долбозвон, он был парнем понятливым.

Хотя преступления, которыми им доводилось заниматься в Оглале, ни в какое сравнение не шли с тем, что творилось в городах. Максимум — кто-то из соплеменников переберёт палёной сивухи, надебоширит или тачку угонит. Но однажды Крылу и Камню удалось поймать самого настоящего приезжего маньяка, убивавшего в Оглале людей и животных. Про них даже написали несколько крупных газет, их показали в федеральных новостях. Но потом всё вернулось на круги своя: компания малолеток обнесла продуктовую лавку, Кен Лежащий Медведь украл трёх одров у Патрика Красного Ястреба, перебив на них клеймо, да бузотёры из Движения американских индейцев перекрыли федеральную трассу, требуя выполнения нарушенных федеральным правительством договоров с индейцами. Бешеные, право слово: кто же им ту землю, что принадлежала индейцам по этим договорам, отдаст? Дураков нет. Но по телевизору их тоже показывали, а как же. Особенно певца, главного смутьяна среди этого молодняка, гораздого разные бунтарские песни орать, что твой Леннон.

Так что Мэтту и Саймону хлопот, считай, хватало со всеми этими делами, когда однажды утром Уинни Медведица, секретарша племенного суда, не пришла к ним в участок и не вручила блеклое полотнище факса, полученного для них из столицы штата. На этой портянке еле различимыми в связи с отсутствием чернил в судейском факсе буквами значилось распоряжение проследить, не появился ли в Оглале пацан-индеец, удравший из исправительного интерната в Айове.

Только такого тут Мэтту и не хватало, уоштело.

Он несколько раз перечитал портянку, сунул её Камню, чтобы тот тоже проникся, а сам посидел в раздумье: не перезвонить ли в судебную контору по надзору за несовершеннолетними, приславшую факс, для уточнения распоряжений. Но потом решил не звонить, а то ещё чем-нибудь нагрузят. Так обычно и бывало. Белые-васичу полагали, что основной задачей племенной полиции Оглалы было заполнение их бумажек, которые они считали страх какими важными. Мэтт, кстати, здорово наловчился такие бумажки писать. Вот и напишет, если понадобится. Ну и посмотрит, не мелькает ли где неизвестный пацан.

Летящий Ворон. Сэнди Летящий Ворон. Пятнадцати лет от роду. Улетевший из федеральной исправилки, чтобы вернуться домой.

Мэтт его не помнил, но помнил семью этих самых Летящих Воронов. Все они сгинули. Кто-то застрелился, как папаша этого паренька, кто-то помер своей смертью, как его бабка с дедом. А мамаша, видать, вместе с сыном уехала в город, в Миннеаполис или ещё куда, и город её сожрал. А паренёк, видать, покатился по наклонной тропке, если уж загремел в исправилку, а не просто попал в приёмную семью или обычный интернат.

Мэтт ещё раз глянул на размытую фотку на факсе: черноволосый, скуластый, крепкий пацан зырит исподлобья. С таким хлопот не оберёшься.

— И чего его сюда понесло? — подал голос Камень, с любопытством глядя на Мэтта — прочёл что-то такое на обычно бесстрастном лице начальника.

— Сам как думаешь? — вопросом на вопрос ответил Мэтт.

— Земля позвала, — без раздумий отозвался Камень, и Мэтт только крякнул, беря со стола фуражку:

— Поехали, проверим их дом. Этих самых Воронов. И стариков по округе поспрошаем, может, кто помнит его. Или заметили где.

* * *

Проехались они почти без толку, чего вообще-то и следовало ожидать. Старуха по имени Джесси Большая Рука хорошо знала семью Летящих Воронов и подтвердила то, что Мэтт припоминал лишь смутно: Фред Летящий Ворон, отец Сэнди, застрелился, когда Джоанна, его жена, сбежала в Миннеаполис, прихватив с собой трёхлетнего сынишку. Его собственные отец с матерью, то есть дед и бабка Сэнди, прожили после этого ещё года три-четыре. Родители же беглянки Джоанны померли давным-давно, ещё когда она была девчонкой. С чего ей взбрело в голову покинуть Оглалу? Ну так поговаривали же, что она уехала с мужиком. С белым мужиком, каким-то проезжим. Чего уж он ей наболтал, чего наобещал, неведомо. И дитё забрала. Если бы хоть дитё оставила, его отцу и в голову бы не пришло такую глупость совершать — стреляться, ещё чего.

— А тебе зачем всё это, Крыло? — осведомилась под конец своего рассказа старуха. Её глаза в набрякших веках смотрели на Мэтта испытующе — что твой прокурор.

Мэтт поколебался и разъяснил:

— Из управления пришла ориентировка на мелкого. На этого Сэнди. Вроде как он из заведения для трудных сбежал и сюда направился. Ему сейчас пятнадцать. — Портрет паренька он решил бабке не показывать, всё равно не увидит толком, а чёртов факс окончательно смажется. — Так что если заметите его, бабушка…

— Уоштело, сяду верхом на своего старого пегого и сей же миг к тебе прискачу, Крыло, — тотчас отпарировала старуха, растянув рот в добродушной беззубой улыбке. — Хийя-хийя-хийя!

Мэтт в замешательстве кашлянул. Действительно, что он хотел от бабки? Она была такой же древней, как её пегий, пасущийся сейчас за её домиком, стоящим в расселине, — распухшие ноги, спутанная грива, но траву щипал вполне себе бодро.

Мэтт со вздохом кивнул, прощаясь с сидящей на крыльце ехидной старухой, и вместе с Камнем вернулся к своему «форду». Камень тоже ухмылялся. Приятно поднимать людям настроение, мрачно подумал Мэтт, заводя мотор.

— Поехали, на лачугу их глянем, — буркнул он.

Лачуга Летящих Воронов стояла в очень удобном месте — у излучины ручья Айс-Крик, но никто в неё с тех пор, как померли старики, не заселился. Этакое в Оглале было не принято — чужие дома заселять. Наследство Сэнди. Может быть, если б пацан не натворил дел, оказавшись в исправилке, он унаследовал бы дом честь по чести, как положено. Но это навряд ли: если сейчас его поймают и вернут в учреждение для трудных, он не выйдет оттуда как порядочный. Перекочует в заведение для взрослых, а то и в дурку — Мэтт знал достаточно таких историй.

Если поймают? Поправочка: если его поймают Мэтт с Саймоном. Больше ведь некому.

Мэтт едва не сплюнул. Вот же повезло им, ничего не скажешь.

Они обошли дом Воронов кругом — никого, лишь какие-то непуганые птахи посвистывали в высоченном, чуть не в человеческий рост, бурьяне, заполонившем всё вокруг. Потом вдвоём еле отворили просевшую и разбухшую дверь лачуги: внутри было пыльно, но, как ни странно, затхлостью не пахло — возможно, потому, что стёкла в окошках были давно выбиты. Две комнаты: в одной — двуспальная кровать без постели и матраса, в другой — топчан, застеленный полосатым одеялом, кухонька с жестяной печкой отгорожена низкой стенкой, в углу — рукомойник. Всё как в остальных, таких же старых лачугах Оглалы. Непохоже было, чтобы хоть кто-то сюда заходил — если судить по тому, как туго открывалась входная дверь.

— Пошли отсюда, — устало распорядился Мэтт.

— Чердак, — лаконично напомнил Камень.

Мэтт покосился на него — тот не лыбился безмятежно, как обычно бывало, смотрел серьёзно. Типа: начальник, ты чего работу не доделываешь, а ещё меня учишь, нудишь, а сам…

Мэтт поглядел на распахнутый чердачный люк в потолке, потом — на прислоненную к стене длинную лестницу. Очень хотелось велеть ушлому напарничку самому туда слазить, но он лишь молча установил лестницу под люком и легко взобрался по ступенькам.

Чердак был таким же пустым и пыльным, как сам дом. Лишь под окном торчал громоздкий ларь — очевидно, с остатками барахла, собранного соседями в доме после смерти стариков. Снова наследство Сэнди.

В ларь Мэтт точно лезть не собирался.

Он спустился вниз, убрал лестницу на место, проронил: «Никого» — и направился к двери. Уоштело, они это сделали, теперь обычный объезд Оглалы, потом — в участок для отчёта, отправить отчёт по факсу… и по домам.

— А ведь ты не очень-то хочешь этого парня ловить, — сказал вдруг Камень, когда они уже шли от дома к машине и бурьян то и дело ронял шелуху им на форму, заставляя отряхиваться.

— Много болтаешь, — только и обронил Мэтт.

На душе у него было прескверно.

* * *

Ещё паршивее стало ему, когда при плановом ночном объезде Оглалы два дня спустя именно он направил машину к дому Воронов и заметил отблеск света в окнах. Нет, это было не отражение фар. Мэтт покосился на обычно живую и смешливую физиономию напарника, враз застывшую, и понял — тот тоже увидел свет. Им незачем было притворяться друг перед другом. Мэтт тормознул машину и вышел, аккуратно придержав дверцу, чтобы не хлопнула. То же самое сделал Камень. Шуметь не следовало, если они не хотели вспугнуть беглого мальчишку. А они хотели?

«Ты — акацита и должен следить за порядком», — вынужден был напомнить себе Мэтт. Он демонстративно поправил пистолет в кобуре, и его даже передёрнуло. Пятнадцатилетний, ни в чём не повинный пацан, которого им сейчас предстояло отправить за решётку к васичу.

Но почему он считает этого Сэнди ни в чём не повинным, разводит тут сюси-пуси? На парне, может, пробу негде ставить. То ли опекунов обнёс, то ли наркотой барыжил, то ли ещё что. Просто так в исправилку ведь не попадают.

Но, пытаясь твердить себе это, Мэтт понимал, что кривит душой. Пацан — сирота. Мать померла неизвестно когда. Может, он попал в систему совсем малолетним. И система изжевала его так, как она это умеет.

Он коротко выдохнул, снова поправив кобуру. Глянул на напарника и встретил его взгляд. Фонарики им пока не требовались — оба видели в темноте как рыси, а свет непременно привлёк бы внимание. Как тот, неяркий, но ровный, что действительно горел где-то в глубине дома. Должно быть, керосинка. Значит, парень всё же внутри.

Камень наклонился к уху Мэтта, когда они уже стояли возле крыльца, и прошептал:

— Думаешь, он вооружён?

— Возможно, — нехотя проронил Мэтт, сам в это не веря.

Они бесшумно поднялись на крыльцо — так, что не скрипнула ни одна из четырёх расшатанных ступенек. А потом Мэтт допустил промашку.

Он совсем забыл, что входная дверь лачуги разбухла и открывалась с трудом. Так или иначе, ворваться в дом, как в боевиках, с лихим криком: «Всем на пол! Полиция!» — не получилось. Цедя сквозь зубы проклятия, Мэтт только через несколько минут с помощью приналёгшего Камня сумел-таки отворить проклятую дверь.

Они сразу принялись обшаривать всё вокруг лучами включённых наконец фонариков, и в ярком свете густо заплясали пылинки. Никого здесь не было. И никакая керосинка не горела.

Будто бы им всё привиделось.

Мэтт прошагал за перегородку к плите. Не топилась. Дымом не пахло. Стояла глубокая тишина, нарушаемая лишь поскрипыванием раскачивающихся на ветру ставень да далёким воем койота в горах.

И явственным шорохом на чердаке!

Мэтт метнулся к лестнице, по-прежнему прислоненной к стене. На бегу гаркнул Камню:

— Помоги!

И кошкой взлетел по ступенькам до чердачного люка. Откинул крышку, направляя внутрь луч фонаря.

Парнишка стоял, сильно пригнувшись, у чердачного окошка. Раскосые глаза блеснули в луче света. Волосы коротко острижены, правая рука за пазухой тёмной куртки. Оружие?

Мэтт моргнул. А в следующий миг парня уже не было.

Что за чертовщина?

Сержант одним прыжком очутился на чердаке. Позади него взбирался по лестнице Камень. Мэтт шагнул вперёд и тут же отшатнулся, когда рядом раздалось громкое карканье и захлопали крылья. Ему показалось, что горячий вихрь взметнул пыль и какую-то ветошь.

— А где пацан? — удивлённо выпалил запыхавшийся Камень.

— Какой пацан? — хмуро буркнул в ответ Мэтт.

Бросившись к окошку, он выглянул наружу. Так и есть, на ветке старой разлапистой сосны, росшей у стены, сидел ворон. Точнее, воронёнок, совсем молодой, довольно нескладный, с длинными лапами и большой головой. Его когти цепко сжимали ветку, взъерошенные перья отливали синевой.

Он насмешливо покосился на уставившихся на него Крыло и Камня круглым блестящим глазом, взмахнул крыльями и… улетел.

Мэтт проводил его долгим задумчивым взглядом.

— Я не понял, а кто тогда лампу-то жёг? — продолжал недоумевать Камень.

— Какую лампу? — только и спросил Мэтт.

* * *

Больше никаких отсветов в окнах старого дома они не видели, сколько бы раз ни проезжали мимо по грунтовке, огибавшей холм. Мэтт отправил свежий отчёт о необнаружении беглеца в управление, подождал пару дней, не пришлют ли ему по факсу новые ценные указания, — не прислали.

Ещё через неделю он уверенно повёл машину в холмы — прямиком к дому старой Джесси Большой Руки.

— А мы чего туда едем-то? — не утерпел Камень, повозившись рядом на сиденье. — Опять про пацана спросить? Думаешь, она его всё-таки видела? Да она от дома больше чем на сто шагов и не отходит.

Мэтт сделал вид, что не слышал.

Старая Джесси возилась во дворе у корыта со стиркой, энергично оттирая какую-то вещицу о ребристую стенку корыта. Когда Мэтт остановил машину и вылез, она остро взглянула на него сквозь очки с толстыми стёклами.

— Хай, Крыло, — спокойно проронила она.

— Приветствую, бабушка, — учтиво ответил Мэтт, снимая фуражку. Камень последовал его примеру. — Что-то я не слышал твоего «Хийя-хийя-хийя!» возле полицейского участка.

Старуха улыбнулась всем своим тёмным морщинистым лицом.

— Так ведь я никого и не видела, — легко отозвалась она.

— Так-таки и никого? — поднял брови Мэтт.

Она кивнула, снова принимаясь оттирать бельё. Мыльные пузыри светились на солнце, переливаясь радугой.

— Это ты такие шмотки носишь? — продолжал Мэтт, указывая на верёвку, натянутую между старой ольхой и стеной сараюшки неподалеку от дома. Там болтались джинсы и две футболки, синяя и серая.

— А что такое? — старуха тоже вскинула брови. — Чем тебе не нравится моя одежда, Крыло?

— Пока ты не наденешь сбрую стриптизёрши, я и слова против не скажу, — после паузы заверил Мэтт, и старуха прыснула, словно девчонка, сквозь смех вымолвив:

— Я бы не отказалась.

— Наверно, в молодости она была ого-го, — пробормотал позади него Камень, уставившись на Джесси с восхищением, а та вдруг подмигнула ему:

— Возможно, внучек.

Из гущи ольховых веток вдруг спланировала крупная чёрная птица, сделала круг и опустилась рядом с корытом.

Ворон.

Вернее, воронёнок. Совсем молодой, большеголовый и длинноногий. Он наклонил голову набок и что-то задорно каркнул.

Оба полицейских ошеломлённо воззрились на него. Потом переглянулись.

— Я зову его Канги, — сообщила старуха как ни в чём не бывало.

— Назови его лучше Сэнди, — посоветовал Мэтт, надел фуражку, приложил к козырьку два пальца, повернулся и направился к машине. Камень последовал за ним.

Заведя мотор, Мэтт искоса глянул на напарника:

— Ну? Что скажешь?

— В тебе тоже воронья кровь, — глубокомысленно заявил Камень, сдвигая фуражку на затылок. — Ты, случаем, не летаешь по ночам?

— А как же, летаю, — степенно подтвердил Мэтт и усмехнулся, увидев, как ухмылка сползает со скуластой физиономии Камня. — Я тебе как-нибудь покажу.

Название: О пользе русской литературы
Автор: sillvercat для
fandom Americas 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1216 слов
Пейринг/Персонажи: Саша, Стив и другие
Категория: джен
Жанр: драма, юмор, повседневность
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Шестнадцатилетний Сашка отправляется учиться по обмену в американскую школу.
Примечание: время действия — 1990-е; рассказ этот автор слышал собственными ушами и досочинил только эпизод в столовой
Предупреждение: сленг, обсценная лексика
Ссылка: тут

Я тогда был малой, дурной, но способный. Технарь, имею я в виду. Что мы в девяносто шестом из себя для америкосов представляли — дикари забавные, уже неопасные. Начали по обмену в Штаты ездить учиться. Нам тогда навстречу шли — винд оф чендж ещё не совсем отдул.

И я поехал от нашей школы в Академе, на год.

Приняла меня семья русистов — так тогда говорили. Барби, то есть Варвара, и Айвен, то есть Иван Лапин. Вот так. Наши эмигранты в третьем поколении, я не спрашивал, как их предки в Америку попали. Но Россией они увлекались истово, можно сказать. Язык знали хорошо, даже на бытовом уровне. Библиотека русской литературы у них отдельную комнату занимала, от пола до потолка книги стояли, сплошь собрания сочинений классиков. Это мне тогда неважно было. Сперва неважно. Потом важно стало.

Пока в самолёте туда летел, писался от восторга, как щенок. Думал, хер я вернусь в нашу дичь, там останусь. А чего, мне шестнадцать, ровесник олимпийского Мишки. Вся жизнь впереди, имею я в виду. Родителей, конечно, было жалко оставлять, и бабушку с дедушкой. Но они мне потихоньку сами твердили: «Саша, там останься. Зацепись». А что, думаю, и зацеплюсь, я же не дурак, недаром меня выбрали из всего нашего потока, им же, америкосам, мозги из третьих стран нужны, мои не хуже. А потом, когда зацеплюсь, всю родню перевезу. Так себе и говорил.

Когда с трапа сошел, мои русисты меня уже встречали. На новой машине. На синем лаковом «ройсе», чуть ли не в заводской обёртке. Сказали: сдашь на права — твоя будет. Я думал, что в сказку попал. Как Золушка. Золушок сраный.

В пригороде Фриско они жили, домина огромный, в два этажа, бассейн, гараж подземный. Псина, колли, по кличке Тэффи. Да, в честь нашей писательницы Серебряного века, говорю же, они прошаренные были в русской литературе.

Ну вот, мне надо было год в их школе проучиться, выпуститься и там уже поступать, куда попаду. Если себя зарекомендую и все тесты сдам, само собой. Учебную визу продлю. Пусть не Гарвард, но калифорнийские универы мне точно светили. Я начал учиться как проклятый. Начал. Но потом…

Не знаю, как объяснить. Звучит странно для тех, кто там не жил. Ну вот помните, Задорнов про америкосов говорил: «Ну тупы-ые!»? Так вот, моих одноклассников вроде как ничего не интересовало, даже оценки. Ну, кто-то бейсболом там занимался, футболом американским. Но они играли, а не учились. Мало кто учился вообще. Новый спорткар или одноклассницу трахнуть — всех разговоров. А общий уровень — «сиди, я сам открою», у нас в начальной школе мелочь больше о мире знает, чем у них в выпускном классе. И не хотят они.

Трудно с чем-то сравнить. Ну вот свинья, да? Она головы поднять не может физиологически, видит только то, что у неё перед носом. Роет, хрюкает и жрёт, жрёт, жрёт. Звёзд она никогда не видела, да и не нужны они ей. Их же сожрать нельзя.

Когда я это всё понял, мне как-то даже приплохело. Всю жизнь, думаю, так? Ёлы-палы, стрёмно же.

Айвен и Барби, с которыми хоть поговорить можно было, тем временем отчалили по Европе путешествовать. Дом и Тэффи оставили на меня. Вот, между прочим, хорошая черта америкосов. Наивные они и доверчивые. Вы бы в девяностых на какого-то чужого пацана, ещё и иностранца, оставили своё добро? Да хоть и не в девяностых, хоть прямщас? Разумеется, аж два раза.

И тогда меня взяла такая тоска, что хоть вой. Я и выл. Обнимал Тэффи за шею, сидел в холле на полу и выл. И она мне морду лизала — понимающая была.

Домой не стал чаще звонить. Чего ради, в трубку хлюпать? Да и дорого.

Я начал читать. Я никогда не читал того, что мы в школе по литературе проходили. В нашей школе, имею я в виду. А тут я прочёл полные собрания сочинений Толстого и Достоевского. И Куприна. И Чехова. Вместе с письмами. Возвращался из школы, заваливался на диван и читал, читал, читал, пока темнеть не начинало. Тоску мою бешеную это как-то успокаивало. Учиться забросил, то есть стал как все. Я уже понял тогда, что поступать у них никуда не буду. Пошли они нахер.

И тут я нашёл себе — внезапно — друзей.

Поначалу я ни с кем там не сходился. Язык знал вроде неплохо, но они же на сленге базарят. Но в общем-то ко мне хорошо относились, лыбились, большой палец показывали, молоток ты, рашн, типа. Говорю же, винд оф чендж ещё не выветрился, Ельцин и всё остальное. Но вот этот их тупизм меня бесил до не могу. И правда, не мог я с ними, да и всё.

А потом я в столовке подрался.

Ну как подрался... Драться там себе дороже, затаскают потом по психологам. Как получилось: у них пацан с синдромом Дауна, что ли, учился. Так было принято — толерантность же. Только мало кого волновало, как такой осваиваться среди здравых будет. Звали его Уэсли Сакс. Принято его было среди местной гопоты, я так понял, втихаря опускать, когда учителя не видят. Абьюзить — так сейчас везде говорят. Один такой гопарь, Джейми Барроу, к нему прискрёбся, начал донимать. Тот уже понимал, что его плющат, голову в плечи втянул, молчит, через силу лыбится, мол, всё ок. Я только встал, чтобы Барроу леща отвесить, как вдруг вижу: новичок подходит. Стив Хантер. Он тоже приезжий был, только с Востока, из Мичигана. Не лосяра, как Барроу, тощий, но такой… не глиста, в общем, имею я в виду. У Барроу баскетбольный мячик был, он им по столу перед носом Уэсли стучал, издевался. Так вот, Стив у него этот мячик выхватил и давай его по рукам у себя, по плечам гонять, вертеть всяко-разно, пока говорил. Показывал, что крутой. А говорил он, что Барроу такой абьюзер, потому что по-другому утвердиться не может, значит, яйца у него с горошину величиной. Тут уже над Барроу все заржали, а он красный стал, как пионерский галстук. Вот, думаю же ж, один другого краше, что за нахрен. Выдрал у Стива сраный мячик и популярно объяснил, как мог, что он сейчас на одну доску с этим Барроу встал, тоже за его счёт утверждается. И это отвратительно. По-русски уже закончил, как же они все меня заебали, что было чистой правдой.

И запулил мячик в окно.

Под окном, как назло, директор проходил. Мистер Леманс.

Начались разборки, но ни Стив, ни Барроу, ни Уэсли меня не сдали. И никто не сдал, а видеокамер тогда ещё не было. Это меня сильно удивило, ну, что не сдали, имею я в виду.

Тогда я сам сказал, что типа мячик у меня из рук вырвался. Нечаянно.

Короче, после этого стали мы везде вместе ходить: Стиви, Барроу, Уэсли и я. Так я и доучился этот год. Нормально.

Понял, что тоже раньше самоутверждался за их счёт. Не тупые они, понимаете? Не свиньи. Головы могут поднять и на звёзды посмотреть. Я им рассказывал… да много чего.

Они, конечно, пару раз удочку забросили: у тебя дом типа пустой стоит, ты один, давай пати замутим. Но я ни разу не согласился. Дом-то чужой, мало ли что. К ним на пати — да, ходил.

Так и закончился этот год, закончилась моя учебная виза, но срок ещё не вышел, а я уже в аэропорту стоял, из Фриско рейсом во Владик, тогда были такие.

Вернулся в Академ и там уже поступил на первый курс универа. Потом — Москва, аспирантура, Роскосмос. Но вот этот год учёбы в Америке я никогда не забуду. Потому что действительно научился там всему. Русской литературе в особенности.

Со Стиви я сперва переписывался, потом забросили мы это дело. А жаль. Я бы хотел узнать, что с ними со всеми стало.

Название: Порох
Автор: sillvercat для
fandom Americas 2024
Бета: Xenya-m
Канон: «Великолепная семёрка» (2016)
Размер: миди, 4096 слов
Пейринг/Персонажи: Патриция Смит, Коултер, Порох, другие команчи, жители Риверсайда
Категория: джен, гет
Жанр: ретеллинг, драма, мистика
Рейтинг: R
Краткое содержание: Чтобы отомстить за смерть мужа и спасти родной город от бандитов, Патриция Смит обращается не к кому-нибудь, а к оставшимся в горах команчам.
Предупреждения: насилие, смерть персонажей; полный ретеллинг канона, всёбылосовсемнетак; стилизация, штампы
Ссылка: тут

Даже если волком смотрит заря,
Даже если небо стало огнём,
Даже если рукой до смерти подать —
Здесь наша земля! Мы не уйдём!

* * *

Миссис Смит, миссис Патриция Смит, просто Патти, стояла на коленях в бурой дорожной пыли, держа окровавленными руками окровавленную голову своего лежащего навзничь мужа. Томас Смит был мёртв — пуля из шестизарядного кольта изуродовала родное лицо. А ведь у Томаса даже не было оружия!

Его убийца гарцевал над ним на вороном гладком жеребце, белозубый оскал весело блестел в аккуратно подстриженной чёрной бороде. Дьявол, это был сущий дьявол в дорогих сапогах со шпорами, тёмном английском костюме и сером чесучовом жилете, перечёркнутом толстой золотой цепочкой карманных часов. Кольт всё ещё дымился в его правой руке.

— За что? — надрывно прошептала Патриция, поднимая на убийцу неверящие глаза, и в её шёпоте было больше недоумения, чем отчаяния. Она и вправду не понимала, как можно просто так взять и убить безоружного человека, который всего лишь хотел поговорить?

Убить её мужа.

— За то, что он посмел мне перечить, — с обманчивой мягкостью отозвался Джон Коултер. — Заступил мне дорогу, схватил за узду моего коня. Глупец. Ты ещё молода и красива, женщина, — его холодные серые глаза цепко и бесцеремонно оглядели её. — Найди себе другого мужа, не такого глупца. Считай, что я совершил доброе дело, вовремя избавив тебя от него.

Его громилы хохотали позади, разевая пасти и раскачиваясь в сёдлах. Патриция невольно зажмурилась, чувствуя, как хлынули и потекли по щекам, обжигая их, горькие неудержимые слёзы. Потом она услышала грохот конских копыт и поняла, что негодяи удаляются.

Чья-то ладонь нерешительно легла ей на плечо. Она вскинула опухшие, ничего не видящие глаза — над нею стоял пастор Джонсон, худощавый и бледный, в припорошённом пылью и сильно поношенном чёрном сюртуке.

— Дочь моя, — ласково проговорил он, — нам нужно унести бедного Томаса отсюда и достойно похоронить его по христианскому обычаю. На всё Господня воля. Поднимайся. Поднимайся же, Патти, и пойдём. Возьмите тело, перенесём его в церковь, — он повернулся к боязливо показавшимся из своих домов жителям Риверсайда, а потом вновь наклонился к Патриции со словами: — Хорошо, что Господь не послал вам детей, иначе они остались бы сиротами.

Хорошо? Хорошо?!

Патриции захотелось вскочить и изо всех сил толкнуть его прямо в грудь, так толкнуть, чтобы он упал на дорогу рядом с Томасом и его пенсне разлетелось на мелкие осколки в бурой пыли. Но она лишь кивнула, бережно опуская наземь разбитую пулей голову своего мужа.

Вечером в церкви должно было состояться собрание. Только для мужчин Риверсайда, но она на него непременно придёт.

* * *

Миссис Смит, миссис Патриция Смит, просто Патти, стояла посреди приходской церкви, сжимая кулаки до боли, и переводила яростный взгляд с одного смущённого мужского лица на другое. Пастор Джонсон снова положил руку ей на плечо, пытаясь увещевать, но она, гневно сверкнув глазами, сбросила его мягкую белую ладонь.

— Трусы! Все вы паршивые трусы! — задыхаясь, прокричала она. — У вас же есть оружие, неужели вы сдадитесь этой шайке без боя?!

Видя, как они уныло опускают взгляды, она с отчаянием понимала: да, сдадутся. Отдадут Коултеру родной город, а если мерзавец потребует — ради того, чтобы поглумиться над ними, — то и своё имущество, и своих жён, сестёр, дочерей. Осознавать это было невыносимо.

— Неужели только мой Томас был здесь мужчиной?! — горько процедила она.

— Твой Томас лежит в могиле, которую мы только что вырыли для него, — почёсывая рыжеватые кудри, хмуро прогудел кузнец, здоровенный ирландец Кон Доэрти. — Прости, Пат, но мне неохота ложиться в яму, вырытую рядом с ним.

— Ты думай, чего ты от нас требуешь, женщина! Твой Томас вечно лез на рожон! Почему мы должны мстить за него? — пронзительно выкрикнул кто-то. — Мы мирные землевладельцы, фермеры! У нас семьи, дети! У тебя же нет детей! Ты хочешь от нас, чтобы мы сражались с шайкой отъявленных головорезов, как солдаты?!

— Можно подать жалобу федеральному судье на самоуправство Коултера, — нерешительно предложил ещё один голос, и Патриция надрывно рассмеялась, когда осознала смысл этих слов.

Жалобу! Подать жалобу!

Нет, здесь ей никто не поможет. Эти трусы уже заранее смирились со своей жалкой участью. Они действительно собираются сдаться, уйти прочь из города, оставив Коултеру свои земли, чтобы он мог хозяйничать здесь полновластно: добывать уголь, построив шахты.

Кроме того, он ведь обещал выплатить им — каждой семье — компенсацию за утраченную собственность — мизерную, но взять с них расписки по полной стоимости. Патриция слышала, как об этом толковали в городе.

— Мы не воины, — растерянно пробормотал Доэрти, комкая шляпу. — Их почти пятьдесят. Это целая армия. Нас всех убьют, мы не справимся с ними.

— Тебе следует смирить гордыню, дочь моя, — назидательно проговорил пастор, грустно уставившись на Патрицию сквозь стёкла пенсне. — Уповай на Господню милость.

— Конечно, раз мне не на что и не на кого больше уповать, — едко отозвалась она, передёрнув плечами.

Из общего недовольного и неприязненного гула, раздавшегося в церкви, снова вырвался чей-то визгливый голос, она никак не могла вспомнить, кому он принадлежит, кажется, лавочнику Биллингсу:

— Пусть идёт в горы к индейцам, если ищет настоящих воинов! К проклятым команчам! Они-то никуда не ушли, ждут, когда солдаты перестреляют их поодиночке!

Патриция гордо вскинула голову:

— Если только команчи способны отомстить за моего мужа, пусть будет так. Я пойду к ним.

— Да это же настоящие разбойники! — сдавленно ахнул Доэрти. — Не вздумай, Патти! Ты обезумела! Да и с чего бы они согласились нас защищать?! Ведь мы захватили их землю, как теперь её хочет захватить Коултер.

Это была сущая правда. Патриция знала это.

Когда они с Томасом приехали сюда, правительство выделило им участок земли, где они смогли построить небольшой дом и начать хозяйствовать: развести коз и овец, а Томас принялся искать золото в горах. Но чьи были эти горы? Чья земля? Команчей, которых изгнала отсюда армия.

Нет, она не будет сейчас думать об этом.

Ей больше нечего и некого было терять. Она уже потеряла всё.

Как и команчи, пришло ей в голову.

Не слушая ничьих увещеваний, Патриция развернулась и решительно направилась к церковной двери.

Будь что будет.

* * *

Миссис Смит, миссис Патриция Смит, просто Патти, стояла возле красновато-бурого утёса в ущелье, которое в Риверсайде называли каньоном Канюков, и, приложив ладонь козырьком ко лбу, пыталась высмотреть хоть что-то в пляшущем перед нею горячем пыльном мареве. Её старый саврасый мерин по кличке Сержант — Томас со смехом говорил, что назвал его в честь своего командира, — остался далеко внизу, не в силах преодолеть крутизну горного подъёма. Только что у её ног обрушилась лавина камней, и она не сомневалась — это было проделано нарочно, чтобы остановить её, не дав пройти дальше. Значит, в каньоне Канюков действительно остались вольные команчи.

— Спустись сюда, воин, — громко и чётко предложила она, стараясь, чтобы голос был ровным и не дрожал. — Я просто пришла поговорить с тобой, я женщина, и я безоружна. Ты же не боишься меня? — она вызывающе прищурилась.

Это возымело действие. Камешки снова посыпались вниз с утёса, а вслед за ними наземь спрыгнул индеец, так же внимательно уставившийся на Патрицию, как и она — на него.

Команч был молод, моложе неё, его лицо в свежих полосах красной и чёрной боевой раскраски было почти мальчишеским, каким бы суровым он ни старался показаться, сжимая губы и хмуря чёрные брови. Его голова была гладко выбрита — за исключением коротких воронёных прядей, торчащих вверх, как гребень раздражённого дикобраза. На голой смуглой груди болталось ожерелье из звериных клыков. Он был так худ, что кости отчётливо выпирали сквозь кожу. Наготу его прикрывала лишь набедренная повязка из грубой синей холстины, ноги были обуты в мокасины с облезшим бисерным узором. Зато в правой руке команч сжимал новёхонький винчестер, какого не было ни у одного из жителей Риверсайда.

Поймав взгляд женщины, устремлённый на его ружьё, он горделиво приосанился, а потом резко спросил:

— Что тебе нужно?

По крайней мере, он говорил по-английски, а значит, мог её понять. Это приободрило Патрицию.

— Откуда у тебя такое ружьё? — не выдержав, с любопытством спросила она.

Но этот, казалось бы, не имеющий отношения к делу вопрос индейцу явно понравился. Уголки его резко очерченных губ приподнялись в искренней улыбке:

— Белые солдаты отдали нам свои ружья и своих лошадей. Одни из них умерли, а другие разбежались. Мы не гнались за ними.

Это было сказано просто и гордо.

Патриция живо припомнила недавно услышанный в лавке Биллингса рассказ заезжего коммивояжера о бесследно пропавшем армейском обозе и кивнула, стараясь сохранять спокойствие. Он сказал: «Мы»! Он был здесь не один! У него и его спутников были кони и отличное новое оружие. Господь всемогущий, только бы он согласился на её предложение.

Сердце у неё колотилось где-то в горле, но она произнесла с прежним деланным бесстрастием:

— Я Патриция Смит, а как зовут тебя?

Она решила, что он не ответит, потому что его губы вновь насмешливо скривились, но он, помедлив, выпалил несколько слов, среди которых она уловила нечто знакомое.

— Порох? Я могу называть тебя Порох?

Его узкие тёмные глаза блеснули:

— Называй как хочешь, это неважно. Зачем ты пришла к нам, Патриция Смит? — её имя он повторил очень чётко.

И незаметно оказался совсем рядом с нею. Патриция не поняла, как он это проделал, но не отступила. Она подняла голову, глядя прямо в его скуластое раскрашенное лицо. От него пахло потом и зверем.

И порохом.

— То место, где мы живём, — она, не оборачиваясь, махнула рукой в сторону лежавшей внизу долины, — Риверсайд, хочет захватить один негодяй. — Она вдруг подумала, что в глазах индейцев они все негодяи, и на секунду запнулась, но справилась с собой и продолжала: — Его зовут Коултер. Джон Коултер. Он хочет прогнать нас с этой земли, выкопать в ней шахты… такие глубокие ямы, чтобы добывать уголь, — она сосредоточенно подбирала слова, лишь бы этот Порох хоть как-то её понял. — Он убил моего мужа Томаса, застрелил его, когда тот пытался сопротивляться. Он будет взрывать горы, он считает себя хозяином этих мест, — добавила она импульсивно

И по участившемуся дыханию индейца с ликованием сообразила, что её последняя фраза попала в цель. Ноздри команча гневно раздулись, будто у взбешённого мустанга, а смуглые пальцы крепче стиснули ружейный приклад.

— Это земля команчей, — сказал он бесстрастно, но глаза его опять сверкнули.

Патриция сглотнула и выпалила одним духом:

— Я заплачу вам за то, чтобы вы не дали им захватить город и отомстили за смерть моего мужа.

Порох наклонил голову к худому плечу, усмешка вновь вспыхнула на его твёрдых губах:

— Почему же ваши бледнолицые мужчины не могут этого сделать?

— Потому что они не мужчины, — напрямик отрезала Патриция.

Из его груди вырвался короткий смешок, и ожерелье на ней колыхнулось.

— И чем же ты заплатишь нам, бледнолицая женщина? — узкие глаза в упор смотрели на неё, и ей стоило больших усилий не опустить взгляда.

Патриция торопливо вынула из кармана своей длинной юбки потёртый замшевый мешочек и распутала кожаные завязки. На дне мешочка блеснули небольшие золотые самородки, она высыпала их на ладонь и без колебаний протянула индейцу:

— Мой муж нашёл золото в ваших горах. Оно твоё, если ты поможешь мне.

Его гортанный смех был негромким и презрительным. Патриция даже вздрогнула, услышав его.

— Просто жёлтое железо, которое так ценят белые. Всё, что мы можем купить на него у ваших торговцев, мы возьмём и сами. Спрячь это.

Патриция сглотнула и машинально повиновалась. Горло у неё сжалось, горькие слёзы вновь подступили к глазам, и она моргнула, стараясь не показать ему своей слабости.

— Но это всё, что у меня есть. Всё, чем я могу расплатиться, — прошептала она сокрушённо.

— Ошибаешься, — произнёс команч с неожиданной мягкостью. — У тебя есть ты сама.

Он умолк, и Патриция тоже потрясённо молчала, осознав простой смысл этих слов. Что такое? Он хочет её?

— Я? — наконец переспросила она, непонимающе прижав ладонь к груди. — Я?

— Почему нет? — Порох пожал плечами, и она впервые заметила силу и гибкую грацию его тела, будто отлитого из бронзы. — Мы лишились своих женщин, белые солдаты увели их. А я заберу тебя в горы, когда всё закончится, чтобы ты варила мне еду и согревала постель. Ведь твой муж мёртв, ты сама сказала.

Патриция на миг прикрыла глаза. Щёки её запылали. Боже, он предлагает ей расплатиться телом за свою помощь, будто блуднице! Когда её муж только что лёг в могилу!

Но ведь она может поступить с ним как Далила с Самсоном, неожиданно пришло ей в голову. Далила добилась своей цели, она легла с Самсоном, чтобы убить его, и никто не называет её блудницей.

Теперь Патриция почувствовала, как кровь отливает от лица. Она прямо встретила горящий взгляд команча и просто ответила:

— Я согласна.

— Обещай мне, — быстро произнёс он. — Поклянись именем вашего бога, что придёшь ко мне, если мы сделаем то, о чём ты просишь.

— Даю тебе слово, — на выдохе проговорила Патриция. — Клянусь Господом нашим Иисусом и всем святым, что у меня есть.

Ей показалось, или земля под её ногами вздрогнула, будто при землетрясении. С обрыва вновь струйками посыпались мелкие камешки, в горячем воздухе взвихрилась пыль, и Патриция ахнула, увидев, что Пороха окружают невесть откуда взявшиеся воины.

Их было шестеро: в кроваво-чёрной боевой раскраске, в кожаных набедренных повязках, почти все старше него, один — совсем седовласый. Но вели они себя как мальчишки — подталкивали молодого воина локтями, гортанно переговариваясь. На бронзовых лицах сверкали понимающие белозубые улыбки. Патриция сердито закатила глаза. Мужчины! Право слово, они все одинаковы, белые или краснокожие, у них только одно на уме!

Но ей вдруг отчего-то стало легче.

Порох выглядел несколько смущённым, когда тряхнул головой и вновь обратился к ней:

— Май-о, хорошо, женщина. Мы договорились. Теперь ступай в свой город к остальным белым людям и передай им, чтобы делали всё, как требует вожак пришельцев.

— Коултер, — машинально подсказала Патриция, поправляя волосы. Узел на затылке почти рассыпался, когда она карабкалась по горам, и теперь спутанные пряди лезли ей в лицо.

— Коултер, — кивнул молодой команч. Остальные продолжали с любопытством пялиться на Патрицию.

— Но он велел нам собрать своё имущество, сесть в фургоны и уходить прочь, дальше на Запад, — попыталась объяснить она. — Он обещал, что заплатит за брошенные участки и дома. Скот он позволил забрать с собой.

Порох нетерпеливо дёрнул плечом:

— Так и поступайте. Пусть его люди войдут в город, пока вы его покидаете. Смело войдут, считая, что им ничего не грозит. Город должен остаться пустым.

— А вы-то когда туда войдёте? — не выдержала Патриция. Сердце у неё снова забилось быстро-быстро. Она вспомнила распростёртое в бурой пыли тело своего мёртвого мужа. — И… вас ведь всего семеро, не так ли? А их около пятидесяти. Пять десятков! — она вытянула руки перед собой, растопырив пальцы, и пять раз кряду сжала и разжала кулаки, пытаясь объяснить индейцам, что она имеет в виду.

Те снова гортанно рассмеялись, переглядываясь.

— Это неважно, — надменно проронил Порох, и Патриция буквально разинула рот, вдруг сообразив, что он снова стоит перед нею один. Его спутники словно растворились в знойном полуденном мареве.

Да что же это такое?!

Не обращая больше внимания на ошеломлённую женщину, Порох повернулся и коротко, резко свистнул. Свист этот рассёк горячий воздух, будто плеть. Через несколько мгновений Патриция услышала дробный перестук лошадиных копыт, и из-за утёса показался великолепный мустанг, пегий, с чёрным хвостом и гривой. На его боках алели намазанные краской отпечатки ладоней, но не было ни седла, ни узды, лишь обмотанный вокруг мощной шеи кусок сыромятного лассо. Порох легко взлетел ему на спину, направляя прочь.

На скаку он обернулся и крикнул Патриции:

— Помни, ты обещала!

* * *

Миссис Смит, миссис Патриция Смит, просто Патти, затаилась на чердаке своего осиротевшего дома, стоявшего чуть в стороне от главной улицы Риверсайда. Всю ночь она пряталась в погребе, чтобы её никто не нашёл. Её действительно пытались искать — пастор Джонсон и кузнец Доэрти. Сперва они долго стучали в дверь, потом вошли и обшарили дом, то и дела окликая её по имени. Она молчала, затаившись в погребе среди мешков с вещами и пустых деревянных ящиков. Искавшие её даже заглядывали в погреб, приподняв крышку и светя внутрь керосиновой лампой, но Патрицию не увидели.

На рассвете следующего дня жители Риверсайда собрались на центральной площади, молчаливые и мрачные. Мужчины сжимали кулаки, женщины тихонько плакали, даже маленькие дети не кричали, понимая, что творится неладное. Жалобно блеяли козы и овцы. Головорезы Коултера окружили горожан, взяв в кольцо, и ближайший помощник Коултера, рыжеволосый и конопатый Санди Мелоун, властно приказал:

— Сдайте своё оружие!

— А как же мы будем защищаться от индейцев, если они нападут на караван? — растерянно спросил кто-то из мужчин.

Коултер, гарцевавший тут же на своём вороном жеребце, громко рассмеялся:

— Вы можете спрятаться под юбками у своих баб, дикари вас и не заметят, пока не начнут их щупать.

Толпа возмущённо загудела, но этот ропот тут же стих, все слишком хорошо помнили об участи убитого Томаса Смита. Мужчины нехотя потянулись к Санди, опуская перед ним на землю свои ружья и револьверы. Взамен тот небрежно совал каждому по несколько купюр — всё, что Коултер посчитал нужным выделить им взамен оставленных домов и участков, — а они ставили свои подписи на листках бумаги. Чернильницу, перо и какую-то толстую книгу, на которой лежали расписки, держал ещё один бандит, совсем подросток, худой, скуластый и темноволосый.

Очевидно, Коултер желал соблюсти все формальности.

Патриция всё хорошо видела и слышала через запылённое окно чердака. Она лихорадочно размышляла, как же Порох со своими товарищами проберутся в Риверсайд. Или они уже здесь? Она внезапно поняла: если команчи передумают и не придут, она окажется в полной власти бандитов Коултера, которые, конечно, не преминут тщательно обыскать каждый дом в опустевшем поселении, а то и поджечь его.

Стиснув зубы, она твёрдо решила, что в таком случае предпочтёт погибнуть в собственном горящем доме, но ни за что не выйдет на поругание к этим мерзавцам.

— Если я пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной… — непослушными губами прошептала она стих из знакомого с детства псалма.

Она заметила, что и пастор, и Доэрти растерянно озираются по сторонам. Они всё ещё пытались её отыскать, пусть и в последний миг. Сердце её преисполнилось непрошеного тепла, но она упрямо подумала: пусть лучше считают, что она заблудилась в горах и погибла.

Наконец унылый караван из раскачивающихся повозок с впряженными в них мулами и нескольких верховых потянулся прочь от Риверсайда. Подгоняемые всадниками козы и овцы продолжали надрывно блеять. Среди них были и её собственные — ночью она специально открыла загон.

Женщины в повозках рыдали уже в голос, оглядываясь на свои брошенные дома, им вторили дети. Но этот горестный плач, как и скрип колёс, постепенно отдалялся, пока не затих совсем.

Тогда головорезы Коултера на своих конях неспешной рысью направились по главной улице, смеясь и переговариваясь. Патриция заметила, что Санди и двое других громил держатся поближе к главарю, как бы прикрывая его от возможного выстрела и внимательно оглядывая окрестности. Остальные ехали беспечно, то и дело кто-нибудь вырывался вперёд, горяча лошадь. Они чувствовали себя победителями: как же, ведь им удалось прогнать прочь целый город!

Патриция невольно сжала кулаки, жалея, что не нашла в доме оружия. Очевидно, кто-то из соседей забрал винтовку и револьвер Томаса, пока она была в горах, сочтя, что молодой женщине это ни к чему. Да и неизвестно, вернётся ли она вообще. Может быть, это сделал Доэрти. Больше ведь ничего из дому не пропало.

Патриция умела стрелять — Томас на всякий случай учил её, как обращаться с оружием. Но он всегда сам был её защитником. Она прикусила губу, не сводя немигающего взгляда с Коултера, который теперь ехал во главе отряда. Убийца! Поганый убийца!

Вдруг чья-то жёсткая ладонь ухватила её за плечо, а другая — зажала рот. В первый миг Патриция рванулась было — ужасная мысль пронзила её: кто-то из громил Коултера пробрался в дом! Но сквозь пелену ярости, застлавшую взор, она узнала чеканное лицо схватившего её человека. Это был Порох, и он улыбался.

— Сиди здесь очень тихо, женщина, — произнёс он ей на ухо и разжал руки. — А мы сделаем то, за чем пришли.

Она опустила глаза и увидела у него за поясом рукоять кольта.

— Дай мне револьвер, — прошептала она умоляюще. — Я не хочу быть беспомощной.

Он на секунду помедлил, потом выдернул из-за пояса кольт и протянул ей. Патриция схватила оружие, преисполнившись жаркой благодарности. Порох глядел на неё, всё ещё слегка улыбаясь, потом улыбка сбежала с его лица. Тёмной, опасной, молниеносной тенью он метнулся к противоположному окну и пропал из виду. Патриция догадалась, что он кошкой выскользнул из окна на задний двор их дома.

А потом началась стрельба.

Боже! Господь всемилостивый и всемогущий!

Патриция широко раскрытыми глазами глядела из окна, как головорезы Коултера, сражённые пулями, один за другим падают наземь с сёдел, как их кони поднимаются на дыбы и отчаянно ржут. Смерть, смерть, смерть мгновенно заполнила главную улицу Риверсайда.

Во рту у Патриции стоял вкус пороха и крови. Она видела, как в ужасе, ничего не понимая, озирается Коултер, вертясь на своём вороном и беспорядочно паля из револьвера. Задрав голову, он на миг встретился взглядом с оцепеневшей у окна женщиной.

Убийца!

В руке у неё всё ещё был зажат кольт, что дал ей молодой команч! Она не задумывалась, сумеет ли попасть в цель, не промахнуться, просто вскинула револьвер. Старательно и аккуратно, как учил Томас, она прицелилась и выстрелила Коултеру в грудь, туда, где жилет перечёркивала золотая цепочка карманных часов.

Время будто остановилась.

Словно завороженная, Патриция молча смотрела, как убийца её мужа, нелепо взмахнув руками, но не выпуская револьвера, валится навзничь к ногам своего коня и как с гиканьем и улюлюканьем стремительными тенями несутся по Риверсайду на своих мустангах команчи.

Щёлкали выстрелы уцелевших громил Коултера, но пули не причиняли индейцам ни малейшего вреда. Как будто они были… были бессмертны!

Были мертвы.

Патриция покачнулась, когда поняла это. Ледяной ужас охватил её. Ужас и благоговение.

Команчи никуда не ушли из своих родных гор, потому что были мертвы!

Седовласый старик со следами оспы на лице, коренастый смуглый воин с обмотанной красной тряпкой головой, очень высокий и худой юноша с длинными чёрными косами, делавшими его похожим на миловидную девушку, — все эти люди, скакавшие сейчас по Риверсайду, уже не были людьми.

Ожившие призраки — вот кто они были, неуязвимые и бессмертные призраки, которым то ли духи родных гор, то ли иная непостижимая сила даровала право остаться здесь, подобно обычным людям.

И спасти Риверсайд.

— Боже карающий, Боже милосердный, — повторяла и повторяла Патриция, уставившись в окно.

Неужто Порох тоже был мертвецом? Порох, с которым у неё заключён договор?!

«Мы лишились своих женщин, белые увели их. А я заберу тебя в горы, когда всё закончится, чтобы ты варила мне еду и согревала постель…»

Не в силах больше оставаться на месте, Патриция засунула револьвер за широкий пояс юбки, стремглав спустилась по чердачной лестнице и распахнула дверь, выбегая на улицу.

Порох был здесь — верхом на своём пегом. При виде неё он широко улыбнулся и спрыгнул с коня.

— Спешишь выполнить уговор, Патриция Смит? — хрипловато спросил он. Его тёмные глаза лукаво блеснули.

Дальше всё случилось очень быстро. Лежавший на земле в багровой луже крови Коултер вдруг приподнялся на локте, неверной рукой вскинул револьвер и прицелился прямо в Патрицию.

— Чёртова сука! — просипел он. — Ты стреляла в меня!

Патриция видела, как шевелятся его искажённые злобной гримасой губы, но не могла сдвинуться с места. Только Порох, мотнув головой, одним прыжком оказался между нею и смертью, сбив женщину с ног — так, что она отлетела в сторону на несколько шагов.

И пуля вновь опрокинувшегося наземь Коултера угодила индейцу прямо в грудь, швырнув наземь. Хлынула кровь.

Патриция получила ответ на свой вопрос. Порох был смертным.

Ей следовало радоваться тому, что их договор расторгнут. Что она уже не будет связана словом с этим дикарём.

* * *

Миссис Смит, миссис Патриция Смит, просто Патти, стояла на коленях в бурой дорожной пыли, залитой кровью своего спасителя, и беспомощно смотрела, как пузырится на его губах алая пена. Но Порох вновь улыбался.

— Ты такая красивая, — медленно проговорил он. — Знаешь, я бы не стал тебя принуждать. Я просто смеялся над тобою. Мы бы всё равно пришли сюда защитить священные горы.

— Как ты смеешь? — задыхаясь, прошептала она. Слёзы снова обжигали ей лицо, капая на его развороченную пулей грудь, на тряпьё, которым она наспех перетянула рану, порвав на полосы свою нижнюю юбку.

Как он смеет дразнить её?! Как он смеет умирать?!

Ей хотелось схватить его за плечи и трясти. Хотелось рухнуть ему на грудь и выть, подобно волчице, потерявшей волка.

— Не плачь, — прошептал Порох уже почти неразборчиво, коснеющим языком. — Никто не умирает. Все живут вечно. Только вы — у своего бога, а мы — в священных горах.

Его голова склонилась набок. Он умер.

Патриция зажмурилась и зарыдала, захлёбываясь слезами, не в силах остановиться, оплакивая всех, кто жил и умер на этой земле, под этим пронзительно голубым и ясным небом.

Твёрдые руки ухватили её сзади за локти, подняли на ноги и повернули. Сквозь слёзы Патриция вгляделась в ошеломлённое лицо державшего её Доэрти. Позади него толпились другие горожане, те, что были верхом. Пыль клубилась над показавшимися вдали на дороге повозками — мулы были куда медлительнее лошадей. Патриция поняла, что люди услыхали стрельбу в городе и поспешили вернуться.

— Ты всё-таки привела их, — потрясённо пробормотал Доэрти. — Ты привела команчей… и они спасли Риверсайд. Прости нас, Патти.

Он вдруг качнулся и неловко опустился перед нею на колени, вынув кольт из её бессильно разжавшихся пальцев.

Сквозь пелену слёз Патриция посмотрела на его низко склоненную курчавую голову, потом перевела взгляд на высившуюся неподалеку церковь, подле стен которой покоился её муж. И наконец посмотрела на лежавшего на земле молодого команча. Его товарищи уже растворились в солнечном сиянии, их мустанги смирно стояли рядом с уцелевшими лошадьми бандитов. Пегий конь Пороха тоже был здесь, а его хозяин будто спал, улыбаясь во сне.

— Останься со мной. Пожалуйста, останься, — прошептала Патриция и словно наяву услыхала его лукавый смешок.

— Конечно, я останусь, — горячо проговорил Доэрти, вскинув голову. — Патти! Ты что? Ты плачешь… или смеёшься?

Даже если волком смотрит заря,
Даже если небо стало огнём,
Даже если больше не воскресать —
Здесь наша земля! Мы не уйдём!
Мы не уйдём!

@темы: фики, индейцы, американские тексты, ФБ-24

---

Детективы для команды Британских детективов

Название: Под защитой Великого Эму
Цикл: Следопыт
Автор: sillvercat для fandom British Detectives 2024
Бета: Xenya-m
Канон: Д. Фрэнсис «Фаворит»
Размер: миди, 4226 слов
Пейринг/Персонажи: Джамбала, сержант Хокинс, Энни Гладстон, Питер Раш и другие; упоминается Шерлок Холмс
Категория: джен, гет
Жанр: AU, драма, детектив, экшн, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Джамбала, юный следопыт из племени австралийских аборигенов, расследует несчастный случай на скачках.
Примечание: «В мифологии аборигенов Австралии большое внимание уделяется объектам звёздного неба... Предполагается, что некоторые стилизованные изображения эму относятся к известному по всей Австралии небесному объекту, образованному тёмными пылевыми облаками Млечного Пути. Примечательно, что тёмным облакам Млечного Пути придавалось определяющее значение также и в астрономии инков». (Википедия)
Время действия — 60-е годы XX века.
Сиквел к текстам цикла «Следопыт» команды Британских детективов 2021 и 2022 гг. «Следопыт», «С помощью Великого Эму», «По воле Великого Эму»; скачать архив перечисленных текстов можно здесь; также в цикл входит мини «Джаджувара» из прошлогодней выкладки команды; разрешение автора на продолжение получено.
Предупреждение: AU по отношению к известному детективу Д. Фрэнсиса; стилизация; упоминается насилие
Cсылка: тут

Великий Эму, плывущий в звёздном небе над подвластной его воле землёй, взирал на своих детей спокойно и строго. Вокруг них всё непрерывно менялось, но он по-прежнему видел каждого из них. Видел он и Джамбалу, молодого следопыта из племени нунггубуйю.

* * *

Джамбалу вполне устраивало, что сержант Хокинс из полицейского участка в Абердино нанимал его для розыска беглых преступников, детей, заблудившихся в буше, потерянных коров, лошадей и овец. За это сержант расплачивался с ним съестными припасами — мешками с кукурузной мукой или рисом, например. Джамбала стал кормильцем в семье после смерти отца, а его пятеро братьев и сестёр, мал мала меньше, быстро росли и постоянно хотели есть.

Другие ванисуйю, белые люди, считали, что сержант эксплуатирует Джамбалу (тот отыскал это слово в словаре из общественной библиотеки Абердино), но это было неправдой. Сержант не только давал Джамбале работу и платил за неё, но и очень уважал его. Как сам говорил, за наблюдательность и дедуктивные (это слово тоже нашлось в словаре) способности — как у Шерлока Холмса, говорил он, и Джамбала, кроме словаря, взял в библиотеке книгу английского писателя с рассказами про этого самого Холмса. Читать было интересно, но Джамбала всё время гадал, как бы сам вёл расследование, справился бы или нет, окажись он на месте английского сыщика.

Кое-что для сержанта ему удалось по-настоящему расследовать. Например, убийство профессора-археолога, совершённое его помощником. После того, как Джамбала вывел его на чистую воду, сержант отдал ему найденную в раскопках каменную статуэтку Великого Эму, сделанную, как он сказал, предками Джамбалы много веков тому назад. После такого сержант мог вообще ничем с Джамбалой не расплачиваться, тот и так бы всё делал для него.

Ещё одним расследованием Джамбалы стал розыск пропавшей и якобы растерзанной динго породистой кобылки, принадлежащей Энни Гладстон, дочке богатого скотовода. Джамбала догадался, что исчезновение лошади подстроено самим Гладстоном, желавшим получить страховые выплаты. Кобылку по кличке Красотка по приказу Гладстона просто спрятали где-то в горах. Энни очень огорчилась из-за такого вероломства папаши, да и то, он был настоящий камайсойю, вонючка, высокомерный и презирающий всех або — аборигенов. Однако сама Энни такой не была: пусть и немного взбалмошная, но прямая и справедливая, она нравилась Джамбале.

Он порадовался за неё, когда она уехала из дома, от своего отца-камайсойю, чтобы работать с лошадьми в расположенных неподалеку конюшнях Уайт-Маунтин. Конюшни примыкали к ипподрому, который назывался так же. На ипподроме белые люди ванисуйю гоняли лошадей по кругу, чтобы узнать, какая из них самая быстрая. Джамбала не сомневался, что Красотка, которую Энни взяла с собой, стала там чемпионкой. Он не знал, зачем это нужно, но у ванисуйю были и другие, не менее странные развлечения.

Из этих конюшен Энни и заявилась в посёлок нунггубуйю рано поутру на маленьком красном автомобильчике. Дети тотчас обступили его, а она высунулась наружу, белокурая и растрёпанная, и спросила, здесь ли Джамбала.

Тот как раз собирался выйти в буш, но немедля забыл об этом, увидев хорошенькое, но расстроенное лицо Энни. Да, она была чем-то очень взволнована, когда выскочила из автомобильчика навстречу подоспевшему следопыту. Одета она была по-походному — в тёмные бриджи до колен и клетчатую ковбойку. За ней вылез невысокий молодой ванисуйю с симпатичным открытым лицом и рыжеватыми волосами, в потёртых джинсах и зелёной футболке с какой-то эмблемой на груди. Он протянул Джамбале руку, и представился: «Питер Раш», а Энни, облегчённо улыбнувшись, даже обняла Джамбалу, что было очень приятно. Он видел, что она искренне ему обрадовалась.

— Мне… нам, — поправилась она, взглянув на своего спутника, — нужна твоя помощь. Очень.

Её голубые глаза были тревожными, и вообще она показалась Джамбале сильно повзрослевшей.

— Тогда рассказывайте, — попросил он, ободряюще ей улыбнувшись. — А вы идите отсюда, каравимба, — прикрикнул он, повернувшись к детям, среди которых были и его озорные братишки и сестрёнки.

Каравимба, попугайчата, получив от рассмеявшейся Энни немного мелочи и конфет, мигом разлетелись, а Питер, Энни и Джамбала уселись в автомобильчик с распахнутыми дверцами: Энни и Питер впереди, Джамбала — на заднем сиденье.

— Питер — жокей, — начала Энни, сосредоточенно хмуря брови. — То есть он, как и я…

— Скачет верхом, — солидно подсказал Джамбала. — А другие люди приходят на это смотреть.

— Я работаю в конюшнях, — Энни с улыбкой кивнула, как бы похвалив Джамбалу за его познания, — и участвую в скачках на Красотке и на лошадях других владельцев. У Питера нет собственной лошади, он соревнуется на чужих, но у него есть друг, и вот с этим другом на днях случилось ужасное происшествие на скачках с препятствиями… — она умолкла, нервно сжимая и разжимая на коленях тонкие пальцы.

— Давай я расскажу, — мягко вмешался Питер и повернулся к внимательно слушавшему Джамбале. Он тоже хмурился, видимо, происшествие с его другом и впрямь было нешуточным. — Я живу у своих друзей, Боба и Сюзанны Рейн. Так вот, Боб тоже жокей-любитель, но он выступает только на своём коне по кличке Генерал. Этот Генерал — великолепная скаковая лошадь, признанный всеми фаворит. Большинство зрителей ставит на него, если он участвует в соревнованиях. Ставят деньги через букмекеров на то, что он выиграет скачку, — пояснил он.

— В этом бизнесе крутятся большие деньги, — вставила Энни, и Джамбала кивнул в знак понимания. Наверное, это и объясняло всё. Где деньги, там всегда есть люди, готовые ради них совершить что угодно. Тем более ванисуйю.

— Позавчера, — сказал Питер, — были традиционные скачки с препятствиями на кубок… впрочем, неважно, — он махнул рукой. — Я не участвовал, но Боб на Генерале — да. И вот, когда лошади уже пошли на второй круг, а Генерал, как обычно, лидировал, он вдруг упал на дальнем барьере. Я этого не видел, но другие жокеи, скакавшие следом, рассказали, что Боб вылетел из седла, а конь грохнулся следом и, пытаясь встать, видимо, как-то Боба задел. У Боба, как объяснили врачи, серьёзная травма головы, повреждена селезёнка, ему сделали экстренную операцию… в общем, он в коме третий день и не может рассказать, что произошло.

Он замолчал и уставился на свои сцепленные на коленях руки. Энни ласково погладила его по плечу.

— Боб поправится, вот увидишь, — с жаром проговорила она.

Но по её тревожному взгляду стало ясно, что сама она в это не очень-то верит.

Джамбала вздохнул и напрямик спросил:

— Почему вам понадобился я?

— Потому что нам кажется, что падение Генерала было кем-то нарочно подстроено, — горячо выпалила Энни. — Кем-то, кто хорошо на нём заработал, ведь большая часть зрителей, как всегда, ставила на Генерала, и когда он упал и выбыл из игры, денежки загребли те, кто ставил не на фаворита. Генерал — великолепный прыгун, а тут он упал ни с того ни с сего.

— Полиция… — начал Джамбала, но Питер с прорвавшейся в голосе горечью прервал его:

— Полиция слушала не нас, а службу безопасности ипподрома. А те заявили, что это типа обычный несчастный случай на скачках, ничего экстраординарного. Им невыгодно выносить сор из избы. И никому не важно и не интересно, что Сюзанна третий день сидит в больнице у постели Боба.

— Вы хотите, чтобы я осмотрел место происшествия? — осведомился Джамбала. — Осмотрел и сказал, что я думаю? Но ведь это будут просто слова против слов вашей службы безопасности. Здесь, в буше, за мной стоит сержант Хокинс, — он прямо посмотрел в расстроенное лицо Энни, — ты же знаешь. А там, у вас, мои слова всё равно никто не станет слушать. Я же просто какой-то або.

— Дело ещё и в том, — со вздохом пояснил Питер, — что завтра на Генерале скачу я. Снова большие скачки с препятствиями. Всё то же самое. И я не хочу, чтобы меня постигла участь Боба.

Джамбала задумчиво кивнул.

— Тогда поедем к вам в Уайт-Маунтин, я посмотрю, что там такое.

— Спасибо, — облегчённо выдохнула Энни и снова крепко обняла Джамбалу. А тот поверх её кудрявой белокурой головки поглядел на Питера и понял — эти двое влюблены друг в друга. Очень.

Стоило порадоваться за Энни: её парень показался ему порядочным и храбрым. Но Джамбале вдруг стало грустно.

* * *

Джамбала раньше никогда не бывал на ипподроме, это было интересно: уходившие вверх разноцветные ярусы трибун, залитые косыми лучами заходящего солнца, поле, на котором проходили скачки, и расставленные по нему там и сям препятствия — высокие заборы, через которые предстояло прыгать лошадям с наездниками на спинах.

— Ты считаешь это никчемным времяпрепровождением, не так ли? — внезапно осведомилась Энни у Джамбалы, когда они пробирались по влажной траве вдоль края поля к самому дальнему препятствию, возле которого и произошло несчастье.

Следопыт подумал и серьёзно ответил:

— Мои каравимба ловят в буше больших мататоке, таких жуков величиной с палец, и смотрят, чей жук быстрее побежит. Я тоже так делал, когда был маленьким, со своими друзьями.

Энни и Питер озадаченно покосились на него, а потом громко расхохотались. Джамбала был рад, что развеселил их.

Они наконец подошли к дальнему препятствию — забору из оструганных белых кольев между двумя толстыми столбами.

— Высота — четыре фута и десять дюймов, — сказал Питер. — Лёгкое препятствие.

Но Джамбала его почти не слышал. Началась его работа.

Он обошёл забор со всех сторон, то и дело присаживаясь на корточки. Никаких следов недавнего происшествия — падения лошади и всадника — тут не было и в помине, на песке виднелись только бороздки от грабель. Кто-то здесь старательно всё заровнял.

Радуясь, что вырос достаточно высоким, чтобы суметь всё проделать без посторонней помощи — а то пришлось бы просить Питера его подсадить, — он принялся не только осматривать, но и ощупывать первый несущий столб от самой его верхушки до земли. Дюйм за дюймом, по всей окружности гладко оструганного столба. Он мог только подозревать, что именно ищет, но охотничий азарт, азарт гончей, взявшей след, уже забурлил у него в крови.

Не произнося ни слова, он покончил с первым столбом и перешёл ко второму, точно так же ощупав его кончиками пальцев сверху донизу. Потом повернулся к Энни и Питеру, взиравшим на него безмолвно, но с явным беспокойством и нетерпением.

— Что-то заметить глазом очень трудно, — медленно проговорил он. — Вроде как ничего нет, никаких отметин. Но если провести по всей поверхности пальцами, вот, как я, — он указал на первый столб, — можно нащупать борозду у самой верхушки, кольцевую борозду, как будто вокруг было что-то обмотано.

— Проволока? — выдохнула Энни, потрясённо переглянувшись с Питером.

— Возможно, — бесстрастно ответил Джамбала. — Твой друг, — он посмотрел в напряжённое лицо Питера, — вылетел из седла, так? И только потом на него сверху рухнул его конь. Это значит, что конь за что-то зацепился ещё в воздухе, не смог удержать равновесие и тоже упал. Если бы твой друг остался в седле и упал вместе с конём, он, возможно, не пострадал бы так сильно. Но случилось то, что случилось. — Он сделал паузу и закончил: — На втором столбе таких отметин нет.

— Но почему? — изумилась Энни.

Джамбала наморщил лоб и ответил вопросом на вопрос:

— Следом за вашим Генералом скакали другие всадники, так? Если бы проволока была прочно примотана к обоим столбам…

— Они посыпались бы все, как груши с деревьев, и это сразу привлекло бы внимание, — подхватил Питер. — Этот ублюдок, наверно, держал второй конец проволоки, или что там у него было, в руках.

— Крепко держал, — буднично произнёс Джамбала. — Хотя я думаю, что конь, зацепившись копытами, вырвал её у него из рук. Когда он увидел, что всё удалось, он отцепил проволоку от столба и забрал, пока не началась суматоха. Кто был здесь, когда твой друг упал?

— Какой-то служитель дал отмашку белым флагом для санитаров, — пояснил Питер, и Джамбала немедля задал следующий резонный вопрос:

— Кто? Вы узнали его имя?

— Какой-то Патрик Смит, как сказали другие ребята, — вмешалась Энни. — Но он в конце скачек забрал дневной расчёт и не пришёл ни вчера, ни сегодня. Наши служители получают почасовую оплату, а он был одним из тех, кого наняли временно, и бригадир просто не стал его искать, нанял другого, да и всё.

— Но это не обязательно он, — задумчиво проговорил Джамбала. — Это мог быть кто угодно из тех, кто имел право здесь находиться и не вызывал подозрений. Не посторонний человек.

— Служитель. Тренер. Санитар. Кто-то из своих, — с горечью резюмировал Питер. — Кто-то, кого нипочём не заподозрят, увидев в таком месте в такое время. Ладно. Понятно. Но что теперь делать мне? — он в замешательстве посмотрел на Джамбалу. — Я скачу завтра. Проделает ли этот тип то же самое или нет, вот что я хочу знать.

— Мы ещё ничего не доказали, — пожал плечами следопыт. — Ну, допустим, он действительно захочет повторить этот трюк с проволокой. Тогда ему удобнее всего будет снова сделать это здесь. Этот забор самый дальний от зрителей.

От трибун, полных взбудораженных ванисуйю. С их мороженым, попкорном, пивом, воздушными шариками, музыкой и объявлениями из репродукторов. Джамбала вдруг понял, что хотел бы всё это увидеть.

Он поднял глаза на Энни и Питера.

— Когда скачки? Я мог бы покараулить в засаде у этого забора. Засел бы вон в тех кустах, тот камайсойю наверняка там и стоял…

Он осёкся на полуслове, едва не хлопнув себя по лбу, развернулся и торопливо направился к кустам, к узколистым кустам басбонаку. Хорошо, что тут нет сержанта Хокинса, подумал он сокрушённо, и тот не видит, как позорно его следопыт не довел до конца осмотр места происшествия. Да уж, Шерлок Холмс точно посмеялся бы над ним!

Заинтересованные Энни и Питер поспешили туда вслед за Джамбалой. Тот присел на корточки, протянув ладони над пожухлой травой, будто над пламенем костра. Если она и была примята ногами топтавшегося здесь человека, то давно распрямилась. Никаких отпечатков подошв, ничего. Вот только… Окурок. В траве валялся почти скрытый ею от глаз сигаретный окурок, а неподалеку — три обгоревшие почти до основанья спички. Кто-то нервно прикуривал, и у него не получалось.

Джамбала вынул из кармана бумажный пакетик и осторожно отправил туда находки. К этому его приучил сержант. Может, и не пригодится, но…

— Значит, кто-то здесь всё-таки был, — пробормотал Питер, словно не веря.

Да, был. Примотал проволоку к столбу и отошёл в кусты. Сперва просто курил. Ждал. Потом, когда лошади пошли на второй круг, натянул и крепко сжал в кулаке другой конец смертоносной проволоки. Скорее всего, он был в перчатках, чтобы не повредить руки. Стоял и слушал, как приближается слитный грохот лошадиных копыт.

Джамбала словно увидел это наяву. Он повернулся к Питеру.

— Могу я посмотреть на вашего коня? На Генерала?

* * *

Сперва они подошли к стойлу кобылки, принадлежавшей Энни, — Красотки, — и Джамбала с удовольствием погладил её по шелковистой узкой морде и послушал, как Энни воркует со своей любимицей. Потом они пошли к Генералу. По счастью, кроме них, в конюшне никого не было — не пришлось объяснять, откуда взялся Джамбала.

— Если что, скажу, что ты новый конюх, — заявил Питер.

Генерал был очень красивый. Гнедой масти, с чёрной гривой и хвостом, с белой отметиной на выпуклом лбу. Просто созданный для скачек, это понимал даже Джамбала. Изящный, но крепкий, с длинными стройными ногами, которыми он нетерпеливо переступал по своему деннику, раздувая ноздри и встряхивая гривой. Он ткнулся носом в нагрудный карман Питера, и тот засмеялся:

— У меня тут всегда леденцы для него. Ну-ну, малыш, стой смирно.

Он придерживал Генерала за шею, пока Джамбала осторожно водил пальцами по его груди, как давеча по столбу. Но Генерал и так стоял спокойно, лишь хрупал своими леденцами.

— У него тут старые шрамы. Откуда? — негромко поинтересовался Джамбала, не оборачиваясь.

— Он жеребёнком упал на живую изгородь, — объяснил Питер, перебирая гриву Генерала. — Правда, хорош? Какой гад мог такой устроить с этим красавцем! Убил бы за это. И за Боба, — добавил он с силой.

Джамбала покосился на него и уверенно заявил:

— Мы его найдём.

На самом деле он в этом сомневался. На груди жеребца он нащупал небольшие залысинки, пустяк по сравнению со старыми рубцами. Он так и сказал огорчившемуся Питеру:

— Явных ссадин нет. Сложно доказать, что это от проволоки. Он налетел на неё на всём скаку, твой друг не удержался в седле, проволока вырвалась из рук камайсойю, стоявшего в кустах, конь всё равно упал, но сильно не расшибся.

— Что такое «камайсойю»? — только и спросил Питер.

— Вонючка, — через силу улыбнулась Энни. — Джамбала, ты серьёзно насчёт засады? Я могу подежурить в кустах вместе с тобой.

Как бы Джамбале этого ни хотелось, он отрицательно качнул головой и напрямик сказал:

— Если он туда действительно придёт, ты можешь только помешать.

— Вдруг мерзавец решит захватить тебя в заложницы или что-нибудь такое, — встревоженно поддержал его Питер.

— Но ты же окажешься с ним наедине! — упорствовала Энни. — У тебя же нет оружия!

Она стиснула кулачки, голубые глаза метали молнии.

— Не беспокойся за меня, — серьёзно заверил её Джамбала. — Меня защитит Великий Эму.

* * *

Ночевать они отправились в дом Боба и Сюзанны. Когда Энни припарковала возле него машину, Питер воскликнул:

— Сюзанна вернулась из больницы! Вон её «ровер»! И свет в гостиной!

Действительно, на лужайку у крыльца падал свет из двух выходивших на улицу окон.

Питер распахнул дверцу и поспешил в дом по усыпанной щебнем дорожке. Энни схватила Джамбалу за руку:

— Боже! Она бы не уехала оттуда, если бы Боб пришёл в себя. Значит… значит… — голос её оборвался, она на миг прикрыла глаза.

Но, как выяснилось, Сюзанна вернулась, только чтобы помыться и переодеться, а также взять кое-что для ухода за Бобом, который всё ещё был без сознания. Она оказалась маленькой хрупкой блондинкой немногим старше Энни, под её большими тёмными глазами залегли круги.

— Следопыт? Расследование? — ахнула она, переводя ошеломлённый взгляд с Питера на Джамбалу. — Вы считаете, что это… это не… не несчастный случай? Но полицейские к Бобу не приходили.

— Полиция слушает только службу безопасности ипподрома, — сердито объяснил Питер, — а эти олухи знай долдонят, что Генерал просто упал.

— Джамбала, расскажи, пожалуйста, что мы нашли у барьера, — попросила Энни, порывисто обняв Сюзанну. — Джамбала — лучший следопыт в округе, потому я его и позвала. Он мой друг.

В её голосе звучала такая гордость, что Джамбала невольно покраснел. Она и вправду так думала! Он едва не воспарил к небесам, к самому Великому Эму. Но быстро опомнился и коротко рассказал про отметины на первом столбе, про окурок в кустах, про залысинки на груди Генерала.

Сюзанна сразу ему поверила, это было видно по гневно вспыхнувшим глазам. Она возмущённо выпалила:

— Эти негодяи покалечили Боба, чтобы огрести куш на скачках, а полиция их покрывает?! Я дойду до прокурора штата, вот увидите!

— Сейчас главное — чтобы и Питер не пострадал, — убеждённо проговорила Энни. — Пусть пока полицейские нас не слушают, но послушают, если мы завтра снова застанем возле барьера этого злоумышленника.

— Этого камайсойю, — вставил Питер, произнеся довольно трудное слово без запинки.

Джамбала невольно ухмыльнулся, но тут же улыбка его погасла.

— Я очень беспокоюсь за Боба, — еле слышно прошептала Сюзанна, и её запавшие глаза наполнились слезами. — Врачи, конечно, пытаются меня ободрять, но я вижу, что они и сами не верят в свои слова.

Она сжала губы, пытаясь справиться со слезами, и Энни снова крепко обняла её.

— Нужно верить, — глухо вымолвила она.

— У меня уже нет сил, — пробормотала Сюзанна, а Питер кашлянул и торопливо отвернулся.

Джамбала осторожно вытащил из кармана каменное изваяние Великого Эму, завёрнутое в чистую тряпицу. Это была та самая статуэтка, которую сержант Хокинс нашёл в вещах убитого профессора-археолога и отдал ему в награду за поимку убийцы. Джамбала развернул тряпицу, держа изваяние на ладони. Великий Эму лежал и улыбался. Едва заметно, таинственно, как новорождённый младенец или глубокий старик.

— Великий Эму присмотрит за вашим мужем, — спокойно пообещал Джамбала. — Не сомневайтесь, мэм. Мы на моей земле. Он присмотрит.

Сюзанна подняла на него блестевшие от слёз глаза и попросила:

— Можно мне его потрогать?

Проглотив комок в горле, Джамбала кивнул. Он смотрел, как она бережно касается еле обозначенных крыльев, клюва и глаз Великого Эму и что-то неслышно шепчет.

Когда Сюзанна уезжала, она выглядела уже почти спокойной. Она показала Джамбале, где взять постельное бельё и туалетные принадлежности, и попросила Питера звонить в больницу сразу, когда что-нибудь выяснится. Тот уже еле держался на ногах, зевая во весь рот, и Энни погнала его в спальню, чтобы он отдохнул перед завтрашними скачками.

Сама она поехала в пансион, где жила, хотя заметно было, что ей очень хочется остаться и обсуждать всё происходящее. Но она решительно заявила, что Джамбале тоже необходимо хорошенько выспаться, и потом, ей было бы неприлично ночевать под одной крышей с двумя парнями. Говоря это, она даже покраснела. Ванисуйю и их правила иногда бывали такими смешными.

Поглядев на пышный диван в гостиной, где ему предстояло ночевать, Джамбала почесал в затылке. Он понятия не имел и о том, как справиться со всякими блестящими штуками в ванной комнате, которую ему показала Сюзанна. В интернате при миссии он пользовался только душем. Ещё немного подумав, он просто растянулся на мягком, с длинным ворсом, ковре рядом с диваном. В конце концов, ему столько раз приходилось спать в буше у костра, завернувшись в одеяло.

* * *

Питер заглянул в гостиную, когда ещё не начало светать. Джамбала проснулся от его удивлённого возгласа: «Ты почему лежишь на полу?» — и невозмутимо отозвался, подымаясь на ноги:

— Я, наверное, упал.

Они быстро позавтракали тостами с беконом и кофе. Когда Энни посигналила им, подъезжая, они уже стояли на крыльце, заперев входную дверь. Джамбала чувствовал, что его бьёт легкий озноб, но не от утреннего холода, а от возбуждения. От ожидания схватки. Питер наверняка ощущал то же самое, потому что пробормотал, зябко ёжась:

— Предстартовый мандраж.

— Ты готовься к заезду, — решительно велела Энни, прибавляя скорости, — и ни о чём не волнуйся. Я проведу Джамбалу на ипподром.

И действительно, им это легко удалось. Джамбала с досадой подумал, что служба безопасности ванисуйю ни на что не годится, раз в то место, которое они охраняют, может проникнуть кто угодно.

Скаковой круг тонул в белесоватой туманной дымке. Энни смотрела на Джамбалу, взволнованно покусывая губы, но молчала. Не хотела снова без пользы просить.

— Ты будешь мешать мне там, правда, — промолвил он, на миг взяв её за руку, но тут же отпустил.

— Не лезь на рожон, — умоляюще попросила она. — Просто понаблюдай за этим мерзавцем и вспугни его, чтобы он не смог навредить Питеру и Генералу.

Джамбала успокаивающе кивнул со словами:

— Я же почти полицейский.

И побежал вдоль обочины скаковой дорожки, услышав, как Энни нервно хихикнула позади него. Он обернулся — её силуэт маячил в тумане неясной тенью, потом исчез.

Пока он добрался до кустов басбонаку рядом со знакомым барьером из оструганных кольев, его штаны промокли снизу до колен. Но он не обращал внимания на холод. Он напряжённо размышлял, не сглупили ли они, посчитав, что именно это препятствие станет целью камайсойю. А может, тот вообще не придёт сегодня? Или придёт к другому барьеру? Но Джамбала почище любого динго чуял, что они всё рассчитали правильно. Камайсойю, едва не угробивший коня и наездника, решил, что это сошло ему с рук. Ведь расследование не стали проводить, не так ли? Он получил свои денежки и захотел ещё. И тот, кто его сюда послал — а такой человек наверняка был, — тоже получил желанный куш и хочет больше, больше и больше.

Камайсойю придёт. Джамбале оставалось его дождаться. Он поглубже забрался в ближайший куст, не обращая внимания на то, что теперь и рубаха у него промокла насквозь и прилипла к телу. Он ждал, как привык ждать добычу в охотничьей засаде. Спокойно, безмолвно, почти не шевелясь, чтобы ни единым шорохом не выдать своего присутствия.

И камайсойю пришёл.

Сперва Джамбала снова по-собачьи почуял его приближение. Камайсойю курил. Этот дурак курил! Он действительно даже не помышлял о том, что кто-то может его здесь подстерегать. Джамбала услышал негромкий лязг и стук, чуть подался вперёд из глубины куста и различил в тумане силуэт возле столба. Он понял, что негодяй приматывает там проволоку — на то же место, что и раньше, — и решил не мешать. Пусть сделает это. Пусть для полиции наберётся побольше улик.

Наконец камайсойю закончил свою работу и начал разматывать блестящую проволоку, шаг за шагом приближаясь к кустам, где притаился Джамбала, и тот смог получше рассмотреть злоумышленника. На нём была форма — серая с синим и с жёлтыми полосками на рукавах, скорее всего, форма ипподромного служителя. Наверно, это и был вернувшийся на рабочее место исчезнувший Патрик Смит — кажется, так его назвали Питер и Энни.

Сквозь рассеивающийся туман доносились смутные звуки: музыка и объявления из громкоговорителя, шум трибун, где собрались зрители. Джамбала понял, что начинается заезд.

Тем временем камайсойю уже почти добрался до Джамбалы. Тот слышал его неровное взволнованное дыхание, видел тёмные волосы, выбивающиеся из-под форменного серого кепи. Джамбала шагнул вперёд из кустов, невольно сжимая в кармане изваяние Великого Эму.

«Вспугни его», — попросила Энни. Но, обернувшись и увидев вышедшего навстречу следопыта, преступник не испугался. Он грязно выругался и выхватил из кармана нож. Длинное лезвие блеснуло в лучах показавшегося из-за туч солнца.

Этот человек хотел любой ценой получить свой куш. Свои деньги. И не собирался отступать.

Джамбала увернулся от занесённого над ним ножа и ударил взбесившегося камайсойю кулаком с зажатым в нём изваянием Великого Эму. Метил он не в висок, а пониже — в правую, заросшую тёмной щетиной скулу.

Тот мешком грохнулся оземь, всё ещё не выпуская ножа. Свободный конец привязанной к столбу проволоки он ещё раньше бросил на землю.

Джамбала наклонился над ним. Сердце отчаянно билось в груди. Он слышал, как дрожит земля от гула копыт. И ещё он услышал, как кто-то его зовёт:

— Джамбала! Джамбала!!

Это по внутренней обочине скаковой дорожки со всех ног мчалась к нему Энни. А за ней едва поспевали двое служителей в такой же серо-синей форме, что и у камайсойю, лежавшего у его ног.

Джамбала повернулся к Энни и объяснил:

— Я же говорил, что Великий Эму меня защитит.

* * *

— В конце концов их полицейские во всём разобрались, хоть и поздновато. Этот Патрик Смит сперва всё отрицал, но потом быстренько скис и признался, — рассказывал Джамбала сержанту Хокинсу, сидя возле его шаткого стола в полицейском участке Абердино. На столе пыхтел закипающий кофейник.

Сержант неодобрительно покачал лысой головой:

— Вам — тебе, Энни и этому Питеру — сразу надо было обратиться ко мне, молодые вы остолопы. Я бы поехал с вами и вправил бы там мозги кое-кому.

— В другой раз я так и сделаю, — заверил Джамбала, скрывая невольную улыбку.

— В другой раз? В другой раз? Да тебя же могли арестовать за покушение на убийство, — продолжал ворчать сержант. — Вы, молокососы, сотворили большую глупость.

— Я понял, понял, — заверил его Джамбала. — Но, говорю же, они быстро во всём разобрались. Все дали показания — Питер, Энни, Сюзанна. И Боб в тот же день к вечеру пришёл в себя и рассказал, что видел человека в форме, скрывшегося в кустах перед тем, как Генерал прыгнул. И я отдал в полицию вещественное доказательство — окурок и спички.

— Все они там — олухи, — не унимался Хокинс, досадливо хмуря седеющие брови. — А ещё говорят, что мы тут, в буше, — деревенские простофили.

Он поднялся и похлопал Джамбалу по плечу:

— Ладно, ты всё равно молодец. Только не зазнавайся. Допивай свой кофе и поехали. Скоро стемнеет, а тебя мамка ждёт. Моя Глэдис испекла для твоей мелюзги шоколадные кексы.

Выйдя из участка, Джамбала, как обычно, взглянул на темнеющее небо. Там среди бегущих облаков плыл громадный звёздный силуэт Великого Эму.

Великий Эму, как всегда, присматривал за своей землёй и за всеми, кто на ней живёт.

Джамбала успокоено вздохнул и поспешил вслед за сержантом.

Название: Рождественская история с гусем
Цикл: Альтернативная версия
Автор: sillvercat для fandom British Detectives 2024
Бета: Xenya-m
Канон: А. Конан Дойл «Голубой карбункул»
Размер: драббл, 876 слов
Пейринг/Персонажи: гусь Томас, его хозяева, брат хозяйки, упоминается Шерлок Холмс
Категория: джен
Жанр: драма, AU, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Гусь, которому хозяйка дала имя Томас, пропал вместе с голубым карбункулом.
Примечание: по канонической версии, Холмс обнаружил голубой карбункул в зобу выпотрошенной птицы
Предупреждение: антропоморфизм, стилизация, смерть второстепенного гуся,

спойлер!

ХЭ
Cсылка: тут

Гусь с черными полосками на крыльях был самым обычным рождественским гусем, то есть откармливаемым к Рождеству. Ему предстояло стать украшением праздничного стола, гордо блестя золотистыми боками на фарфоровом блюде. Но последнее обстоятельство, по счастью, было покрыто для него мраком неизвестности. Равно как и для остальных гусей птичьего двора, который содержала некая миссис Окшотт.

Гусей на этом дворе была целая стая, отборных, крупных, белоснежных и уже в достаточной степени откормленных, чтобы хозяева начали продавать их на постоялые дворы, в трактиры и лавки. Но, повторимся, наш гусь этого не знал, он весело гоготал, хлопал белыми крыльями, отмеченными по краям несколькими чёрными пёрышками, клевал зерно и предавался прочим маленьким гусиным радостям. Не так ли и мы, люди, существа, которых Всевышний наделил душою и разумом, хлопочем и радуемся жизненным мелочам, не подозревая, что топор мясника по имени Смерть уже занесён над нашими головами?

У гуся с черными полосками на крыльях было ещё одно отличие от собратьев — не в меру доверчивый и любопытный нрав. Он часто льнул к людям, будто прислушиваясь к их разговорам, как это обычно делают собаки. Он буквально ходил по пятам за хозяйкой, которая прозвала его Томасом, на что хозяин, большой и краснолицый, ей пенял: мол, не стоит привязываться к будущему жаркому, ведь гусь вот-вот должен был пойти под нож. Рождество приближалось неумолимо.

Тем временем в жизни Томаса случилось небольшое огорчение: в стае гусей миссис Окшотт появились ещё два с чёрными отметинами на крыльях, пусть не такими отчётливыми, как у него, но всё-таки явственно различимыми. Теперь Томас не был самым приметным среди собратьев, хотя хозяйка всё равно безошибочно отличала его от других.

Неподалеку от птичьего двора гордо высилось здание роскошной гостиницы «Космополитен-отель», где прислуживал лакеем брат миссис Окшотт, о чём Томас, разумеется, не знал. Но он частенько видел этого приземистого худенького человечка с нервно блестевшими глазами в гостях у хозяйки. Каково же было изумление, испуг и негодование Томаса, когда в один непрекрасный день, появившись на хозяйском дворе и поспешно оглядевшись, этот человек бесцеремонно схватил его за шею, свободной рукой раскрыл ему клюв и протолкнул в горло ярко сиявший голубой камешек.

Томас судорожно сглотнул, отправляя камушек в зоб, клекотнул орлом и кинулся на обидчика, шипя и пытаясь ущипнуть сквозь брюки. Обида его была велика. Так грубо обойтись с ним! И для чего, скажите на милость? Будто бы Томас сам не в состоянии склевать мелкий камушек, как это делают все гуси, чтобы лучше перетирать корм!

Обидчик ругался, Томас гоготал и хлопал крыльями. На весь этот шум из дома выскочила миссис Окшотт, удивлённо поинтересовавшись у брата, что случилось.

— Ничего особенного, — небрежно ответил тот, отряхивая свой форменный синий сюртук. — Ты обещала к Рождеству подарить мне гуся, вот я и хотел убедиться, насколько птица откормлена.

Он беззастенчиво врал! Томас не знал, с какой целью, но, конечно, не мог поведать об этом прискорбном факте миссис Окшотт.

— О, они прекрасно откормлены, — заверила брата хозяйка, — и мы вот-вот начнём их продавать, но, Джейми, я предназначала для тебя совсем другого гуся. Сейчас я тебе его поймаю.

— Но я хочу именно этого, — сердито возразил брат. — С чёрными полосками на крыльях.

Дело нечисто, в панике подумал Томас. Во всех этих разговорах он чуял нечто неладное, а уж в действиях гадкого Джейми — совершенно недоброе.

Он поспешно сложил крылья и нырнул в гущу своих собратьев.

Миссис Окшотт незаметно вздохнула. Ей было жаль Томаса, но она не могла отказать любимому брату. А кроме того, решила, что в словах мужа о её глупой привязанности к обречённой на убой птице есть резон и пора от этой глупости избавляться. Всё равно гусь вот-вот будет продан — так или иначе.

Но она не стала собственноручно ловить Томаса, а просто кивнула брату:

— Забирай его.

И скрылась в доме.

Ну что ж, Томас с замиранием сердца следил за тем, как брат миссис Окшотт хватает и сворачивает шею другому гусю с чёрными отметинами на крыльях. Если бы гусиное племя имело представление о Всевышнем, Томас, без сомнения, горячо возблагодарил бы его за собственное спасение, увидев, как Джейми небрежно суёт в холщовый мешок безжизненно обмякшее тело его несчастного собрата.

Той же ночью Томас потихоньку покинул птичий двор миссис Окшотт и устремился в поля. Несмотря на холод, голод и прочие лишения, ранее ему неизвестные, он не погиб и не стал добычей бродячих собак. В конце концов его подобрал хозяин маленькой цирковой труппы, легко обучивший смышлёную птицу разным трюкам. Томас стал звездой его шапито, получив кличку Габриэль, ведь он прибился к цирку прямо в канун Рождества.

Таким образом, из-за пропажи гуся с камнем в зобу — главной улики — всемирно известный сыщик Шерлок Холмс не сумел разгадать тайну исчезновения из «Космополитен-отеля» знаменитого голубого карбункула графини Моркар. Похититель карбункула, лакей Джеймс Ридер, остался ни с чем, вернее с гусем, в зобу которого не оказалось украденного им камня. Джеймс опасался, что полицейские схватят его и обыщут, вот и придумал столь странное место для хранения карбункула. Поняв, что ему досталась не та птица, он в панике кинулся обратно к сестре, но та уже распродала гусей, а поиски по трактирам не принесли похитителю ничего, кроме стычек с трактирщиками.

Полиция так и не обнаружила доказательств вины арестованного за кражу ни в чём не повинного жестянщика Джона Горнера, и тот вернулся домой сразу после Рождества.

Хотелось бы написать, что спустя некоторое время миссис Окшотт посчастливилось побывать на представлении бродячего шапито, где она снова встретила своего любимчика, но нет, такие трогательные совпадения бывают только в бульварных романах.

Или в рождественских историях.

Название: Элеонора
Цикл: Полная версия
Автор: sillvercat для fandom British Detectives 2024
Бета: Xenya-m
Канон: А. Конан Дойл «Пёстрая лента»
Размер: мини, 1964 слова
Пейринг/Персонажи: Элен Стонер, её сестра Джулия, доктор Ройлот, Элеонора, упоминаются Шерлок Холмс и доктор Уотсон
Категория: джен, гет
Жанр: драма, AU
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Этот мистер Холмс действительно на диво проницателен, но он так и не догадался о моём общении с Элеонорой...»
Примечание: по канонической версии, доктор Ройлот покушался на жизнь падчериц с помощью ядовитой ручной змеи
Предупреждение: POV героини, стилизация, канонная смерть персонажей
Cсылка: тут

Разумеется, мне не стоит записывать, как я убила своего отчима, доктора Ройлота. Это безумие с точки зрения здравого смысла, не говоря уж о том, что эти записки могут попасться на глаза моему мужу Перси, и мне больно даже на миг представить, как он будет обескуражен и шокирован таким признанием своей кроткой супруги.

Да, я от природы кроткий, незлобивый и богобоязненный человек, хотя моя совесть отягощена грехом убийства, о котором я не признаюсь ни одной живой душе, даже священнику на исповеди. Но как гной вырывается наконец из незаживающей раны, так и слова эти рвутся из глубины моей души, я должна их записать.

Прежде всего я должна признаться, что годами желала смерти доктору Ройлоту, своему отчиму. Кто угодно может сурово осудить меня за это, но мы с Джулией, моей сестрой-близнецом, единственным родным мне после смерти матери человеком, претерпели от него столько, что и описать невозможно. В местности, где мы жили, в деревне возле его мрачного обветшавшего особняка, куда он нас поселил при переезде из Индии, его считали кем-то вроде графа Дракулы, чудовища, живущего преступлениями. Уверена, что там никто не осудил бы меня, узнай они правду о смерти доктора. Более того, они благословили бы меня. Все жители деревни прятались в своих домах, когда наш отчим проезжал в двуколке по главной улице. А каково было нам с Джулией жить с ним под одной крышей!

Но мы терпели. Терпела я — пока он не убил Джулию.

Я не сразу поняла, как он это сделал, но напряжённо размышляла об этом ночи напролёт — пока не убедилась, что стану следующей его жертвой.

Согласно завещанию нашей покойной матери… о, зачем, зачем она вышла замуж за это чудовище?! Ведь отчим и в Индии был точно таким же, я помню шёпотом рассказанную нянькой Камалой историю, как он насмерть забил за какую-то провинность слугу-индуса… Так вот, согласно материнскому завещанию, каждая из нас, Джулия и я, должны были, выйдя замуж, получить ежегодную ренту из её капитала. Мы не понимали, чем такое завещание нам угрожает, но страстно желали вырваться на волю из этого мрачного дома.

Когда Джулия полюбила очень достойного человека и собралась выйти за него замуж — уже обсуждался день свадьбы, — я была счастливее, чем когда-либо, радуясь за неё. Хотя я понимала, что теперь останусь наедине с отчимом, и это пугало меня до дрожи. Но Джулия уверяла, что заберёт меня в свой новый дом, сказав наречённому, что не сможет со мной разлучиться, и я ждала этого дня, как манны небесной.

Но как раз накануне своей свадьбы Джулия умерла. Вернее, была убита.

Как я рассказывала впоследствии приглашённому мною из Лондона знаменитому сыщику, мистеру Шерлоку Холмсу, страшная ночь её гибели неизгладимо врезалась мне в память. Вечером мы долго сидели у меня в комнате, обнявшись, и разговаривали обо всём на свете. Главным образом, о том, как славно мы устроим всё в своём новом доме. Нам не мешала даже разыгравшаяся за окном буря, порывы которой иногда заглушали наши слова.

Уже собравшись уходить свою спальню, Джулия вдруг спросила, не слышу ли я по ночам странный мелодичный свист и лязг, похожий на лязг задвигаемого засова. Вопрос удивил меня. Ничего подобного я не слышала, о чём и сказала ей.

Вообще-то в странных звуках внутри или снаружи нашего дома не было ничего удивительного. Мы обе смертельно боялись не только доктора Ройлота, но и его питомцев — гепарда и павиана, выписанных им из Индии. Кроме того, он привечал и опекал целый цыганский табор, то и дело останавливавшийся на ночлег возле особняка.

Я с улыбкой сказала сестре, что точно не свистела, на что она тоже улыбнулась и пожелала мне спокойной ночи. Это были не последние её слова, обращённые ко мне. О, какими ужасными оказались её последние слова!

Она выскользнула в коридор, настороженно оглядевшись. Её спальня была по правую руку от спальни отчима, а по левую руку — моя. Бедняжке Джулии не раз приходилось ночами слышать его шаги и вдыхать запах его крепких сигар. Иногда, перепив джина, он громко и непристойно ругался. Мы обе опасались встретить его в коридоре, но Джулия благополучно проскользнула в свою комнату, я услышала, как щёлкнул замок, и после этого заперлась сама.

Спустя несколько часов меня разбудил отчаянный крик сестры. Накинув шаль поверх ночной сорочки, я в испуге выбежала вон, зовя Джулию и спрашивая, что случилось. Моя сестра стояла на пороге своей спальни, цепляясь скрюченными пальцами за дверной косяк, мертвенно-белая, будто призрак.

— Боже мой, Элен! — простонала она и протянула ко мне дрожащую руку. — Лента! Пёстрая лента!

Её ноги подкосились, она лишилась чувств, соскальзывая на пол. И в этот невыносимый миг, пытаясь подхватить её, я явственно услышала свист, про который она говорила, — несколько нот, мелодичных и даже приятных слуху. Но я моментально забыла об этом, в панике призывая отчима, ведь он всё-таки был врачом. Началась суматоха, кучер поскакал ещё и за деревенским доктором, но никто не смог помочь моей несчастной сестре. Она скончалась на рассвете, так и не придя в сознание.

От потрясения я и сама слегла в жестоком приступе нервной горячки. Едва оправившись от неё, я снова и снова обдумывала происшедшее с Джулией. Коронер объявил, что она, вероятнее всего, умерла от сердечного приступа, вызванного сильнейшим испугом. Но что или кто так напугал её? Я без устали перебирала в памяти её последние слова. «Пёстрая лента»? Цыгане?

Прошло довольно много времени, я снова начала наносить визиты соседям, чтобы немного развеяться — без сестры находиться в особняке отчима стало вовсе невыносимо. И вот, находясь в гостях у нашей соседки, леди Рединг, я познакомилась с другом её сына Джозефа, сэром Персивалем Армитеджем. Мы сразу поняли, что симпатичны друг другу, нас объединяли общие интересы, мы подолгу разговаривали и никак не могли наговориться… и в конце концов он попросил у отчима моей руки. Тот дал своё согласие даже без ожидаемой мною неохоты. Свадьбу наметили по окончании моего годичного траура по Джулии, через месяц. Но спустя пару дней отчим объявил мне, что хочет подготовить дом к этому празднеству и намечает кое-какие переделки. Он нанял рабочих, и в результате мне пришлось переехать из собственной спальни в спальню Джулии.

Лёжа на кровати сестры, я внезапно дала волю слезам. Всё, что произошло с Джулией, было так страшно, так несправедливо! Ведь она просто хотела быть счастлива с любимым человеком, подобно мне. Она бы так радовалась за меня! Мои печальные мысли оборвались, когда я явственно услышала тихий мелодичный свист — несколько нот, напоминавших трель какой-то птицы. Я медленно села на постели, прижимая руку к груди, когда свист сменился тихим шипением, похожим на то, с каким струя газа вырывается из газового рожка. Осторожно протянув руку к прикроватному столику, я зажгла спичку, а затем и лампу.

Не знаю, что я ожидала увидеть при этом колеблющемся неверном свете, но только не пёструю ленту, струящуюся по шнуру у изголовья моей кровати. И эта лента была живой! Она двигалась, мерцая и переливаясь!

Не знаю, как я смогла удержаться от крика, вернее — дикого вопля. Этот вопль просто застрял у меня в горле, я так и сидела, окаменев на кровати. Думаю, именно это тогда меня и спасло. Ведь передо мной была змея, одна из самых опасных змей Индии, болотная гадюка. Я видела такую ещё девочкой, её убил один из слуг и гордо принёс на кухню, чтобы всем показать.

Змея подняла голову, изучая меня блестящими бусинками глаз и то и дело высовывая раздвоенный язычок. Неожиданно для себя я вытянула губы трубочкой и очень тихо, почти неслышно повторила тот свист, те несколько мелодичных нот, которые слышала незадолго до этого. Змея на миг замерла, потом быстро проскользнула по изголовью постели, буквально в полудюйме от моего едва прикрытого сорочкой плеча, и снова вернулась к шнуру. Поднявшись по нему, она исчезла в вентиляционном отверстии, оставив меня в неописуемом душевном смятении.

Я наконец отчётливо поняла, что же случилось с моей бедной сестрой. Доктор Ройлот убил её — так же хладнокровно и жестоко, как если бы выстрелил ей в сердце из револьвера.

Он не хотел лишиться даже части денег, оставленных нам по завещанию нашей покойной матери. Ему легче было нас убить — и он убил Джулию накануне её свадьбы. Болотную гадюку он, должно быть, заказал в Индии, как гепарда и павиана, как коллекцию индийских редкостей, которые он собирал.

Он держал её где-то в своей спальне и выпускал по ночам, отдавая команды свистом. В комнату сестры змея проникала через вентиляционное отверстие под потолком, а дальше — к кровати по шнуру для вызова горничной. В моей комнате такого не было. Приподнявшись на коленях, я подёргала за шнур — бесполезно. Ни к какому звонку он не вёл, это был просто шнурок, повешенный, чтобы змее было удобно проникнуть к Джулии, а сейчас — ко мне.

Я чувствовала, как леденеют мои ноги и руки от одной мысли, что я погибну так же, как моя сестра. Надо было немедля бежать — бежать прочь из этого проклятого дома! Я вскочила и начала лихорадочно одеваться, но вдруг замерла, поражённая новой мыслью.

Я не могла сама отомстить за смерть Джулии этому чудовищу, нашему отчиму. У меня не было никаких доказательств его виновности. Даже коронер указал, что смерть сестры произошла от сердечного приступа. Змеиный яд невозможно было обнаружить. Мои обвинения все сочли бы просто плодом больной фантазии истеричной женщины, не сумевшей оправиться от потрясения.

Итак, я была не в состоянии отомстить Ройлоту за Джулию, но за меня это могла сделать змея!

Я вынуждена писать более коротко, душевные силы мои на исходе, и навряд ли я ещё вернусь к этим заметкам, просто спрячу их понадёжнее.

Мой план был таков: приручить змею, чтобы она не ужалила меня, а затем каким-то образом натравить её на самого Ройлота. Я не представляла как, но надеялась, что Провидение подскажет мне выход. Я приманивала змею тихим свистом, уже не опасаясь, что его услышит отчим, он всегда был глуховат. Я приносила ей молоко в блюдечке и ловила для неё жуков и других насекомых. Мы подружились, и, хоть она и стала причиной смерти моей сестры, я её не винила. В случившемся был повинен Ройлот — и только он. Я назвала её Элеонора.

Так прошла целая неделя, и я подумала, что отчим, должно быть, недоумевает и теряет терпение. Его змея каждую ночь посещала мою спальню, время шло, а я оставалась невредимой. В любой момент у него сдали бы нервы — а он был крайне несдержанным человеком, — и он придумал бы для меня что-нибудь ещё. Я поняла, что наступило время решительных действий, и тут само Провидение указало мне, как поступить: я вспомнила, что одна моя родственница рассказывала мне о необычайно проницательном и благородном частном сыщике по имени Шерлок Холмс. Я отправилась в Лондон и обратилась к нему за помощью, разумеется, ни словом не упомянув об Элеоноре. Описала только, как умерла моя сестра, и упомянула, что живу сейчас в её комнате и отмечаю те же обстоятельства, что сопутствовали тогда её гибели.

Как я и ожидала, знаменитый сыщик и его друг, доктор Уотсон, чрезвычайно прониклись отчаянностью моего положения и согласились мне помочь. Тем более что накануне у меня произошла размолвка с отчимом, который резко протестовал против моей поездки в Лондон. Он грубо обошёлся со мной, и кровоподтёки, следы его пальцев на моих руках, отметил внимательный взгляд сыщика. Этот мистер Холмс действительно на диво проницателен, но он так и не догадался о моём общении с Элеонорой.

Дальше всё было просто. Мистер Холмс велел мне переселиться обратно в свою комнату — незаметно для отчима, а они с доктором Уотсоном заняли моё место в комнате покойной сестры. Я не спала, затаившись, как и они. Среди ночи весь дом поднялся от истошного крика моего отчима, это был даже не крик, а какой-то звериный рёв. Господь воздал ему за смерть Джулии, когда лондонский сыщик вспугнул змею, и та, разозлившись, вернулась в комнату и ужалила своего жестокосердного хозяина. Он умер спустя несколько минут.

Я не могла сдержать слёз, но это были слёзы облегчения и торжества. Больше всего я боялась, что мистер Холмс убьёт Элеонору. Но нет, он пощадил её, отправив обратно в её обиталище — стальной несгораемый шкаф, где отчим держал её всё это время. Затем, мне помнится, её забрал какой-то его знакомый, любитель редкостей.

Так я совершила акт мести, который, согласно писанию, может сотворить только Господь. Но разве не я стала его рукой?

Я грешна, но я не раскаиваюсь.

Название: Дело о черепе
Цикл: Королевская Конная
Автор: sillvercat для fandom British Detectives 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 2765 слов
Пейринг/Персонажи: безымянный рассказчик (сержант Королевской Конной полиции Канады), Ванда Яновска, Уэсли Бигхорн и другие
Категория: джен, гет
Жанр: драма, детектив, экшн
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: В этнографическом музее происходит убийство.
Примечание: Про Королевскую Конную полицию Канады можно прочитать здесь.
Предыдущие тексты цикла «Королевская Конная» команды British Detectives 2022 можно прочитать здесь, здесь и здесь; разрешение автора на публикацию продолжения получено.
Частично детективная интрига взята из сериалов «4исла» и «Касл».
Предупреждение: насилие, сюжетообразующая смерть персонажа
Cсылка: тут

Я, должно быть, произвожу не самое приятное впечатление, изводя вас своими нравоучительными сентенциями и жизненными правилами. Так поступают все старики, прошу прощения. Что? Нет? Не извожу? Ей-богу, это удивительно, но мне хочется вам верить, и я поверю.

Сегодня я хочу вам рассказать о неординарном случае, произошедшем во время моей службы в рядах Королевской Конной. За все годы этой службы судьба не раз сталкивала меня с представителями «первых наций», которых в бытность мою молокососом принято было именовать индейцами. Потом название сменилось, и это правильно.

Тогда я ненадолго оставил любимый мною и привычный район Озёр — конечно, не своей волей, а по распоряжению сверху. Наше управление постигла очередная модернизация, когда туда заявились молодые бюрократы с нелепыми идеями. Одной из таких идей стал обмен служаками: мол, ты должен поработать не только в месте, которое знаешь как свои десять пальцев на руках, но и в до сей поры неизвестном, с иной спецификой. Вроде как семьи по обмену — ну вы понимаете, про что я.

Никого не интересовало, как долго такой новичок будет адаптироваться и насколько это повлияет на результаты его деятельности. Преступник-то не будет дожидаться, когда полицейский втянется в работу.

Тому, кто сменил меня в районе Озёр, как раз повезло: местные забулдыги в основном вели себя тише воды, ниже травы, разве что бузотёрили иногда. Я же попал в Миссисогу, город немаленький, и пришлось мне там на первых-то порах туговато, сразу признаюсь.

Оперативная обстановка была мне совсем незнакома, да и ребята хоть и обучали меня, но непрестанно подкалывали, называя деревенщиной, лесорубом и рыбаком. Я не возражал — таким я и был, не умея отличить кофе капуччино от кофе максимилиано. Что? Ну вот, я и сейчас путаюсь.

Через две недели такой моей службы детективом в шестнадцатом полицейском участке Миссисоги и произошло то, о чём я собираюсь рассказать. Рано утром поступил вызов — труп на дереве. Представляете? Ребята тут же начали острить — мол, это дело специально предназначено нашему лесорубу, мне то есть, кому ещё по деревьям лазить.

Против этого я тоже не возражал, тем более что вместе со мной на дерево полезла их судмедэксперт, прехорошенькая стройная брюнеточка по имени Ванда. Ванда Яновска. Нет, на её ножки и трусики я не пялился, смирно лез первым, хотя ребята внизу, под деревом, без конца прыскали и подзуживали меня, пока не подъехал кэп и не остудил их.

Насчёт трупа, застрявшего в ветках. Понятное дело, что не гнездо он там вил, а с какого-то из окружающих зданий сорвался, спрыгнул либо был сброшен злоумышленниками. Вопрос — откуда?

Сравнительно молодой человек, белый, прилично одетый, в разбитых очках, и сам весь переломан в результате падения. Непосредственной причиной смерти стал перелом основания черепа, как пояснила Ванда, осмотревшая его прямо там. Остальные травмы, сказала она, скорее всего, тоже стали последствием падения. Добавлю, что никаких документов при нём не оказалось, как и бумажника.

Итак, откуда же прилетел наш аист? Площадку, где росло дерево — кстати, яблоня, — окружали четыре высотки, но, как опять же пояснила хорошенькая и толковая Ванда, судя по гипотетической траектории полёта, его отправной точкой стали верхние этажи или крыша дома номер девять «а».

В этом здании располагалась уйма всяких учреждений, по которым мы и отправились после улаживания всех формальностей с трупом. Утро было в самом разгаре, все сотрудники уже явились на работу, а тут мы — с фотографией нашего приведённого в относительный порядок покойника.

Долго тянуть не буду, скажу, что опознали его на восьмом этаже этого дома, в музее естественной истории. Парень оказался сотрудником этого самого музея, учёным-археологом, тридцатидвухлетним Лайонелом Ортисом.

Остальные музейщики были весьма опечалены его гибелью, наперебой рассказывали, что Лайонел этот-де в последнее время часто оставался в музее на ночь, потому что работал с недавно доставленными реликвиями, найденными во время раскопок в долине реки Тавасента. Он, мол, прямо помешался на этих реликвиях, оторваться от них не мог, проводил разные анализы и всякое такое.

Сами понимаете, при слове «реликвия» любой, ведущий расследование, сделал бы охотничью стойку, что твой пойнтер. Каждая вещица, которую можно было продать таким же фанатикам-коллекционерам, могла послужить причиной для убийства. Тем более все музейщики в один голос сказали, что к суициду Лайонел не был склонен, такого жизнерадостного и увлечённого своим делом человека ещё поискать надо. Если они так заявляли, подумал я, значит, скорее всего, к убийству непричастны — в противном случае кто-нибудь из них как раз попытался бы пропихнуть версию о суициде. Тем не менее я принялся опрашивать их на предмет алиби: мол, где каждый был ночью и всё такое, а потом попросил проверить, на месте ли те редкости, с которыми работал покойник.

Выяснились любопытные детали. Алиби было практически у всех, от директора музея до уборщика. Ночных охранников, кстати, в штате музея не числилось: последний уходивший с работы сотрудник сдавал этаж на сигнализацию. Прошлым вечером таким сотрудником оказался Лайонел, который, кстати, этого так и не сделал, потому что с работы уходить не собирался. Значит, некто проник в здание, подкараулил его и убил. Но почему?

Тут возник директор музея и взволнованно сообщил, что одной реликвии как раз и не хватает. Как-то: черепа, инвентарный номер такой-то, найден во время раскопок в долине Тавасенты. Лайонел больше всего к этому черепу прикипел и называл его почему-то Джеронимо. Да-да, я в курсе, кто он — вождь племени апачей, тогда я это и выяснил.

Значит, появилась версия, что череп был похищен, и ради этого похищения и произошло убийство Лайонела Ортиса. Мы выяснили, где его квартира, вскрыли её — проживал он там один, — а на подземной парковке нашлась его машина, старый чёрный «фиат». Ни в квартире, ни в машине пропавший череп мы не обнаружили. Обстановка в квартире, кстати, была самая аскетическая, Ортис явно приходил туда только ночевать. И никаких следов присутствия посторонних людей, тем более взлома.

Итак, я принял за рабочую версию — о чём и доложил кэпу, — что мотивом для убийства явилась кража археологической реликвии, предположительно с целью продажи. Кэп самолично, дай ему Бог здоровья, принялся осторожно ворошить местных богатеев-коллекционеров, у него в этой среде, в отличие от меня, были связи. Не то что я, деревенщина, вломился бы.

А я принялся ещё раз внимательно шерстить протоколы допросов, и в процессе меня зацепил один человек. Коренной американец, из племени миннетон по происхождению, Уэсли Бигхорн. Единственный такой среди персонала и, естественно, на должности уборщика, выше в те времена индейцам, скажу по старинке, было не прыгнуть.

Возможно, подумал я, для этого парня в находке черепа был свой интерес.

Да, я пристрастен, как и вся наша система. Я же её часть. Так мне этот самый Уэс и заявил, презрительно кривя губы. Вы, мол, часть угнетающей нас системы и потому не можете быть объективным. Очень симпатичный парень, кстати, его бы любой голливудский режиссёр взял для съёмок эпизода в каком-нибудь историческом боевике про Дикий Запад. Куртка и штаны с бахромой, весь перьями да бисерными фенечками увешан, что твой майский шест, на правой скуле рисунок вырезан. Не вытатуирован, а именно вырезан, как на дереве. Волосы чёрные, блестящие, собраны сзади в хвост.

— Меня не колыхало, что там этот Лайонел делал, — заявил он мне.

— А по тебе не скажешь, что не колыхало, — кротко ответил я.

— Вы это про что? — он сразу насторожился, ну а я ему напрямик объяснил:

— Ты демонстрируешь свою национальную принадлежность так ясно, как только можешь. И чтоб тебе при таком отношении к своим корням и происхождению было неинтересно, что за древние редкости твоего племени найдены невдалеке? Не верю, уж извини.

Он хмыкнул, сверкнул на меня глазами и заявил:

— Я же Вождь Швабра, мне не положено лезть к учёным белым с расспросами. А выгляжу я так, потому что работаю в музее, и другим, неучёным белым, сюда приходящим, нравится считать меня экспонатом и фотографироваться со мной. Директор такое приветствует и мне доплачивает.

В его тёмных, как смола, глазах светилось злорадное торжество. Типа: что, съел?

Я не поленился и уточнил у директора, действительно ли он доплачивает уборщику за его экзотический внешний вид, и он это подтвердил. Выходит, Уэсли не соврал.

И у него, как у всех, было алиби — некая девчонка по имени Минни Лайт, у которой он и переночевал. Адрес, телефон, всё чин чинарём.

Тупик.

После своей смены я остался в участке, сидел и долго таращился в монитор компьютера, раздумывая, в какую сторону копать. И тут зазвонил телефон — судмедэксперт Ванда попросила меня зайти со словами:

— Я так и знала, что ты тоже здесь.

Понятное дело, я пулей метнулся в отдел экспертизы — не только ради того, чтобы заигрывать с хорошенькой брюнеткой. Ванда налила мне кофе из кофе-машины — да-да, у них такая имелась, — присела на угол стола — ножки у неё всё-таки были на диво хороши — и задумчиво проговорила:

— Так вот, детектив, хотя причиной смерти Лайонела Ортиса, как я и сообщила с самого начала, стал перелом основания черепа… — тут она выдержала драматическую паузу, — но я выявила также закрытую черепно-мозговую травму. При наружном осмотре — следы от удара тупым предметом по затылочной части головы. И при вскрытии — клиническая картина налицо.

— Его оглушили, — так же медленно проговорил я, — и только потом выбросили в окно его кабинета. Твою мать… Извините, эксперт. И спасибо.

Она засмеялась, очень довольная:

— Официальное заключение я настучу.

Бежать в музей смысла не было, но и с Вандой я не остался. Пустопорожний трёп сейчас мне был ни к чему, да и в полицейский кампус, где меня разместили, возвращаться не хотелось. Я пошёл пройтись и на углу, как сейчас помню, Маунтин-сквер застыл, осенённый некоей мыслью.

Мысль эта была очень странной: почему покойный Лайонел называл найденный череп Джеронимо? Насколько я понимал, знаменитый вождь апачей жил и совершал свои подвиги за сотни миль отсюда, где-то ближе к Мексике.

Глупо, но я напряжённо об этом размышлял, и этот вопрос был первым, который я задал наутро директору музея, едва дождавшись, когда сотрудники придут на работу.

По тому, как изумлённо он уставился на меня, я вмиг сообразил, что внятного ответа не получу, и со вздохом перешёл к следующему вопросу:

— Можете ли вы ещё раз осмотреть кабинет покойного Лайонела и примыкающие к нему залы с экспозициями — вдруг заметите что-нибудь необычное или находящееся не на своём месте?

Директор счёл и этот мой вопрос странноватым, но я не стал ему пояснять, что пытаюсь определить, не осталось ли поблизости от места преступления то орудие, которым некто ударил Лайонела по голове.

Хотя я в этом сомневался: не дурак же он — или она, — чтоб не попытаться избавиться от изобличающей улики? Тем не менее преступник явно нервничал, только что отправив Лайонела в полёт с восьмого этажа: вот-вот кто-нибудь обратил бы внимание на труп, застрявший в ветках дерева, будто огромная птица. Кроме того, у него в руках был драгоценный череп.

Тут я угадал, хотя и предположить не мог, что искомый предмет — боевая палица конца девятнадцатого века — обнаружится не где-нибудь, а прямо в витрине, но не в той, где следовало, а в экспозиции, посвящённой французской Акадии неподалеку от кабинета покойного Ортиса. Похоже было, что кто-то впопыхах сунул палицу туда, а потом просто не сумел забрать и перепрятать либо выбросить.

Окрылённый такой удачей, я изъял дубинку, методично упаковал и повёз на экспертизу. На первый взгляд, она была чистой — никакой крови или прилипших волос. Но Ванде всяко было виднее. Она, кстати, тоже порадовалась находке и не поскупилась на похвалы.

Окрылённый пуще прежнего, я отчитался кэпу, получив новую порцию похвал, на которые тот обычно бывал скуповат, и отправился было в кампус, чтобы хоть немного поспать. Но по дороге меня посетила новая мысль.

Нельзя ли у самих местных индейцев миннетон, проживавших в Миссисоге компактной общиной, выяснить, какова может быть связь между легендарным вождём Джеронимо и найденным на раскопках черепом? Ведь не мог же в самом-то деле это быть череп Джеронимо, погибшего, кажется, в начале века? Из путаных пояснений директора музея — покойный Лайонел явно был у них наиболее толковым спецом — я уяснил, что находки из долины Тавасенты датируются как минимум пятью веками.

Я вернулся в участок и принялся искать в базе контакты главы местной индейской общины.

Нашёл я их быстро, позвонил по зарегистрированному номеру и вежливо попросил консультации по историческому вопросу. Причём не покривил душой: вопрос и в самом деле был историческим.

Мне отвечал сам глава по имени Чарли Виндкроу, и до его офиса, располагавшегося в центре, я добрался достаточно быстро. У него была даже секретарша, очень миленькая девица явно индейского происхождения, которая скромно исчезла, проведя меня в довольно помпезный кабинет, оформленный гравюрами на историческую тему и такими же картинами. Сплошь орлиные перья, шкуры бизонов и расписные щиты. Я сделал вид, что внимательно на них пялюсь.

Вождь — я старался так его не называть — Виндкроу оказался очень крепким седовласым стариком в цивильном костюме, но с бисерными украшениями и перьями в распущенных волосах. Глядя на него, я невольно вспомнил Уэсли Бигхорна — тот был столь же ярок и экзотичен.

Старец гостеприимно предложил мне присесть и попытался вызвать секретаршу, чтобы та приготовила кофе. Но секретарша на звонок не явилась. Я замахал руками — не надо кофе, мол, — и просто рассказал про найденный череп по прозванию Джеронимо, не упоминая, что исследователь черепа был убит. Вышло коряво, но уж как вышло. По любопытному взгляду старика я понял, что и у него появились вопросы, но он несколько высокопарно пояснил:

— Наше племя миннетон пришло сюда, в эти края, и здесь обосновалось сотни зим назад, задолго до появления на наших землях других краснокожих племён и до появления бледнолицых.

Я гугукнул, как филин, на этот пассаж, и старик с неожиданной для меня запальчивостью продолжал:

— Все разговоры про то, что якобы какие-то племена, живущие сейчас гораздо южнее, поселились тут раньше нашего племени… это ничем не подтверждённые инсинуации. Племя миннетон по праву получает правительственные выплаты за те исконные земли, с которых мы были вынуждены в своё время переселиться.

Я едва не подскочил при слове «выплаты». Деньги? Во всей этой истории были замешаны какие-то деньги?

Я сидел изваянием, обдумывая дипломатичную формулировку следующего вопроса, когда дверь внезапно распахнулась и в кабинет ворвался как раз тот, о ком я недавно думал — Уэсли Виндкроу в своём экзотическом наряде. Меня он сразу не заметил и потому, запыхавшись, выпалил с порога:

— А где Минни? Её нет в приёмной. Мне надо…

Тут он наконец увидел меня.

И замолчал.

А потом попятился и бросился бежать.

Ну что тут ещё добавить. У меня тут же сработал инстинкт гончей, и, не обращая внимания на беспомощные выкрики оставшегося позади старика, я ринулся за убегающим Уэсли. Догнал уже возле лифтов, повалил на пол и сдёрнул с пояса наручники.

Уэсли оказался племянником вождя Виндкроу и… да, убийцей. Секретарша же Минни и была любовницей, предназначенной для обеспечения его алиби. Он у неё, разумеется, в ту ночь не ночевал, в чём она быстро призналась, даже раскалывать не пришлось.

А всё дело заключалось именно в правительственных выплатах за землю, часть которых беззастенчиво присваивала семейка Виндкроу, как сейчас принято говорить, коррумпированная. Племя миннетон некогда обитало в пресловутой долине реки Тавасента, где начались раскопки. Узнав об археологических находках, Уэсли устроился уборщиком в музей и принялся следить за работой Ортиса. Ведь поверья, будто индейцы миннетон не были исконными обитателями этой земли, а первоначально тут проживало племя, ушедшее затем на юг и принявшее имя апачей, существовали очень давно. Реконструкция же найденного черепа, сделанная Ортисом, могла эти слухи подтвердить. Поднялась бы шумиха, и вопрос о правительственных выплатах мог встать ребром. А мог и не встать, но Уэсли решил не рисковать. Кстати, вождь, как выяснилось, был не в курсе мрачных планов племянника, иначе не выложил бы мне с такой готовностью всю историческую подноготную.

Итак, Уэсли понял, что экспертиза черепа ставит под угрозу вопрос о выплатах, и решил перестраховаться, уничтожив не только череп, но и учёного, который эту экспертизу проводил. Он ударил археолога боевой палицей, вытащенной из витрины, и вышвырнул тело в окно. Сунул палицу впопыхах в другую витрину, впоследствии не сумев вернуть её на место — если бы его застали за этим, неминуемо возникли бы подозрения. Кстати, палица эта помогла выстроить обвинение: на ней действительно оказались микрочастички кожи и волос убитого, а также два отпечатка пальцев Уэсли, который, не будь дураком, тщательно обтёр дубинку тряпкой, но до конца всех следов уничтожить не смог.

Под давлением неопровержимых доказательств и признания любовницы Уэсли наконец сознался в убийстве. Череп он, как оказалось, выбросил всё в ту же Тавасенту, и реликвию не нашли.

На процессе Бигхорна защищал грамотный адвокат, нанятый семьёй Виндкроу. Он упирал на то, что подсудимый, дескать, был крайне расстроен святотатством, произведённым археологами, находился в состоянии аффекта и решил вернуть череп предка туда, откуда его забрали. Всё это не выдерживало никакой критики, но Уэсли избежал смертной казни, получив двадцать лет тюрьмы.

В газетах мелькали его фото: очень красивый парень со скорбным лицом, очень фотогеничный. Готовый будущий политический лидер. А по мне, так просто гнусный убийца, отнявший человеческую жизнь ради денег.

Понимаете, я считаю — сейчас последует сентенция, держитесь! — что любая принадлежность, к социальной страте, например, к определённому вероисповеданию, национальности или гендеру, не может служить ни привилегией для чего бы то ни было, ни оправданием для преступления. Не может служить отпущением грехов. Равно как и обвинением.

Между прочим, я приходил в тюрьму к Уэсли. Сказал ему, что его предки не простят ему того, что он сделал. Он посмотрел на меня волком и ничего не ответил.

Что ж, у него появилось достаточно времени, чтобы поразмыслить об этом. Кстати, он вполне мог досрочно освободиться. Я не проверял.

Название: Дело о шарфе
Цикл: Королевская Конная
Автор: sillvercat для fandom British Detectives 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1290 слов
Пейринг/Персонажи: безымянный рассказчик (сержант Королевской Конной полиции Канады), Питер Доусон, Дэвид Хорн, его жена Дайана, его любовница Ирена и другие
Категория: джен, гет
Жанр: драма, детектив, экшн
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Жену миллионера нашли мёртвой в лифте. Несчастный случай? Наш сержант в этом не уверен...
Примечание: Про Королевскую Конную полицию Канады можно прочитать здесь.
Предыдущие тексты цикла «Королевская Конная» команды British Detectives 2022 можно прочитать здесь, здесь и здесь; а также в мини 1-го текстового квеста «Дело о черепе»; разрешение автора на публикацию продолжения получено.
Детективная интрига взята из сериала «Монк», сюжет изменён.
Написано для всех, кто хотел снова встретиться с безымянным сержантом Королевской Конной.
После критики на Инсайде пришлось переделать текст)
Предупреждение: насилие, сюжетообразующая смерть персонажа
Cсылка: тут

Я рассказал вам несколько разных историй, и почти в каждой из них так или иначе речь шла о любви. В том числе о любви. Взять хотя бы парнишку-лесоруба, который нечаянно пристрелил свою подружку, потому что его приятель из ревности подменил холостые патроны в револьвере боевыми. Или женщину, подстроившую смерть своего мужа-рыбака во время грозы ради любовника-соседа. Да, это была любовь, пусть и в таком уродливом обличье.

Но, наверное, в самом уродливом обличье любовь предстала передо мной в пентхаузе миллионера в те дни, когда я ещё служил в столичном городе. Я рассказывал вам об этом периоде своей жизни. Право, люди в больших городах такие же, как и в глубинке: обманывают, предают, убивают, спасают друг друга. Любят.

Этот миллионер по имени Дэвид Хорн клялся, что любил свою погибшую жену. Он плакал перед телекамерами. Вы, возможно, вспомните эту грязную историю, если покопаетесь в Интернете, там она наверняка есть. Мировая сеть, как говорят, помнит всё.

Итак, на первый взгляд, смерть жены Хорна Дайаны была типичным несчастным случаем, произошедшим по её вине. Она обожала длинные шёлковые шарфы и всегда их носила — всегда, к любому платью или костюму. Вот и в день смерти на ней был лиловый шифоновый шарф, такой длинный, что его конец практически стелился за нею по полу. Её супруг часто шутил, что ей, мол, нужен паж.

В тот вечер они вдвоём отправились на какой-то благотворительный концерт: Дайана Хорн была известной меценаткой, естественно, за счёт мужа, сама она ничем не владела. Выйдя из пентхауза, они прошли в собственный частный лифт, где кнопки были настроены на их отпечатки пальцев. Это важно.

Десятки людей в вестибюле отеля, где они проживали, увидели, как Хорны вышли из лифта. Тут же защёлкали фотокамеры газетчиков, вечно там дежуривших. Хорн попытался пропустить жену вперёд, но она замешкалась, роясь в своей сумочке, и воскликнула что-то вроде:

— Ой, прости, Дэвид, я, кажется, забыла наши билеты в номере! Я вернусь за ними.

Муж, хоть и досадливо поморщился, но шутливо ответил:

— Что ж, не задерживайся. И поаккуратнее с этим чёртовым шарфом, — он даже поправил его на ней, — я всё время вспоминаю историю с танцовщицей Дункан, когда смотрю на тебя.

Если вы помните, ещё в прошлом веке шарф этой танцовщицы сломал ей шею, намотавшись на колесо её автомобиля.

Хорн и рта не успел закрыть, а уже всё получилось так, как он сказал. Конец лилового шарфа его жены остался снаружи, между закрывшимися створками, в то время как лифт поехал наверх, в пентхауз. Из него доносились невнятные придушенные крики.

Хорн сперва принялся колотить в створки, будто это могло чем-то помочь, потом кинулся к стойке портье и стал названивать прислуге наверху.

Лифт поднимался в пентхауз ровно сорок пять секунд, — мы это проверили, — и когда его двери открылись, миссис Хорн лежала на полу мёртвая, задушенная шарфом. Конец его оборвался, но петля успела сломать ей шейные позвонки, как и в случае с той танцовщицей.

Шум, суматоха, нас вызвали, началось расследование.

Одним из детективов был я, вторым — лейтенант Питер Доусон, к тому времени мы хорошо сработались. И сразу поняли, что от нас хочет начальство, — чтобы мы спустили дело на тормозах, ведь Хорн был очень известным и уважаемым в городе человеком, владельцем отелей. Кстати, отель, где они с женой проживали, тоже принадлежал ему, и вся обслуга просто боялась нам помогать.

С виду версия о несчастном случае была кристально ясной. Женщина вышла из лифта вместе с мужем, вернулась в лифт одна, и десятки свидетелей видели, как конец её шарфа застрял между створками, слышали её крики, а затем обнаружили мёртвое тело.

Но то чутьё, о котором я вам как-то уже упоминал, чутьё полицейской ищейки, говорило не только мне, но и Питеру, что с этим делом что-то не так.

Повторюсь, Хорны в том городе были людьми известными, о них ходило множество сплетен и слухов, не только светских, но и довольно грязных. Из светских слухов мы и узнали, что Дайана Хорн хотела развода. В таком случае она вполне могла отсудить у Хорна половину его состояния. Убивали и за меньшее, право слово.

Из грязных же сплетен мы выяснили, что у Хорна есть любовница-стриптизёрша, Ирена Хаксли, выступала она в клубе, который тоже принадлежал ему.

Мы с Питом отправились туда, но там нас ждало такое известие: Ирена не вышла на работу в ту ночь, когда погибла жена Хорна, да так с тех пор и не появилась.

— Жаль, — искренне вздохнул менеджер, очкастый хлюпик с зачёсанными наверх светлыми волосами, — она пользовалась большой популярностью у публики.

Я затребовал её фотографию, и он безмолвно указал на афишу за нашими спинами.

Там, почти безо всего, зазывно улыбалась белокурая кудрявая красотка: судя по пропорциям, не только прекрасно сложенная, но и высокая.

Я переглянулся с Питером. Покойную миссис Хорн мы видели только в морге, но нам сразу стало ясно, что обе эти женщины — одного типа: высокие, спортивные, очень красивые блондинки средних лет с кудрявыми волосами.

— Слушай, сержант, — задумчиво сказал мне Питер, — предположим, что Хорн каким-то образом задушил жену и подставил на её место свою кралю — гипотетически вместо одной красивой холёной блондиночки люди могли увидеть другую и спутать их. Но куда Хорн подевал тело на те сорок пять секунд, что лифт ехал вниз? И потом, отпечаток пальца Дайаны Хорн на кнопке лифта… — он запнулся, потрясённо уставившись на меня.

Мне в голову пришла та же догадка, и я кивнул:

– Кто-то приложил туда палец покойницы.

Ладно, не буду морочить вам голову, сразу расскажу, как было дело. Мы с Питером оказались правы.

Дэвид Хорн действительно задумал убить жену, чтобы та не угрожала его деньгам, и чтобы спокойно жить со своей стриптизёршей.

Итак, Хорн хладнокровно задушил Дайану этим самым шарфом. Убедившись, что на этаже никого нет, — уточню ещё, что камеры наблюдения он распорядился там не ставить, — Хорн внёс тело в лифт.

Ирена, обладая прекрасной физической подготовкой, спустилась из люка, расположенного на потолке лифта. Одета она была точно так же, как покойница — в сиреневое лёгкое платье. Хорн, готовя свой план, купил два одинаковых. За сорок пять секунд они вдвоём засунули тело наверх, в тот же люк: Ирена сделала это, когда Хорн её подсадил, и закрепила там, чтобы оно не выпало раньше времени.

После чего лифт остановился, они вышли. Вернее, вышел Хорн, а Ирена, намеренно опустив голову и скрыв лицо за волосами, принялась разыгрывать мизансцену с забытыми в номере билетами.

Далее всё шло, как по маслу. Она вошла в лифт, сдёрнула вниз тело Дайаны, нажала на кнопку её пальцем и начала кричать. Это могло не сработать, но им опять повезло. Ирена затянула оборвавшийся шарф у покойницы на шее и снова скрылась в люке. Что? Да, эта женщина могла бы служить в спецназе, а не в стриптиз-клубе, честное слово. Она не там нашла своё призвание.

Уже позже мы узнали, что раньше она была акробаткой в цирковой труппе, но ушла, потому что там мало платили.

Лифт остановился, началась суматоха. Ирена подождала, когда всё уляжется, и благополучно скрылась.

Каким образом нам удалось размотать этот невероятный клубок, достойный сценариста «Ангелов Чарли», когда нам все вокруг ставили палки в колёса?

Помогла газета. Да-да, обычная бульварная газетёнка. Поднялся скандал, когда Хорн потребовал увольнения редактора за то, что тот без его согласия и ведома опубликовал на первой полосе цветное фото трупа его жены, лежавшей на полу лифта. Кто-то из репортёров всё-таки щёлкнул её.

Хорну стоило бы придушить и репортёра, и редактора, потому что на цветной фотографии с обложки на его жене были квадратные серьги с алмазами. А внутри — фото из холла отеля, запечатлевшее момент, когда псевдо-миссис Хорн роется в сумочке якобы в поисках билетов. Лица её почти не различить за кудрявыми волосами, но серьги видны хорошо — и они круглые.

Против этакой улики наше начальство ничего не могло поделать: был выдан ордер на обыск в лифте и в пентхаузе Хорна. В люке лифта эксперты нашли волокна её одежды и волосы.

Хорна закатали на двадцать лет.

Ирена? Её он отправил куда-то в Латинскую Америку, где позже хотел к ней присоединиться. Мы так её и не нашли, следы её затерялись. Понятно, он сделал ей подложные документы.

Повторюсь, он любил её.

Вот и вся история.

Название: Теперь я знаю всё
Цикл: Альтернативная версия
Автор: sillvercat для fandom British Detectives 2024
Бета: Xenya-m
Канон: Д. Фрэнсис «Риск»
Размер: мини, 1779 слов
Пейринг/Персонажи: Рональд Бриттен/Хилари Пинлок, моряки
Категория: гет
Жанр: драма, романтика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Мисс Хилари Пинлок спасает беглеца.
Примечание: время действия — 60-е годы
Предупреждение: стилизация, POV героини
Cсылка: тут

Меня зовут Хилари Маргарет Пинлок, мне сорок шесть лет. Я — директриса привилегированной школы для девочек в Суррее. Без преувеличения, я хороший организатор. Что я не сумела организовать, так это собственную личную жизнь, до поры до времени в этом не особенно нуждаясь.

Я никогда не была не то что хорошенькой, а даже симпатичной. Выгляжу я как типичная английская старая дева, каких изображают карикатуристы или иллюстраторы. Мой рост около шести футов, я очень худа, лишена приятных округлостей, у меня резкие черты лица, орлиный нос, большой рот и близорукие глаза. Я даже не стараюсь приукрашивать свою внешность косметикой, это ни к чему. Никто не пытался ухаживать за мною в старших классах школы и в университете, и, повторюсь, я не нуждалась в чьём-то внимании. Сверстники обоих полов казались мне незрелыми и легкомысленными. В университете я упорно училась, чтобы получить степень бакалавра с отличием, и мне это удалось. Дальше я так же успешно продвигалась по карьерной лестнице. Окружающие знали, что всегда могут положиться на меня, и от этого я ощущала удовлетворение и гордилась собою по праву. Меня уважали учащиеся, их родители и преподаватели. Но вот к середине жизни меня начал мучить один нерешённый вопрос.

Я не могу сказать, подобно Данте: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу». Нет. Я жила достойно, служила людям и обществу и собиралась жить так и дальше. Но в этой жизни оставалась некая сторона, которой я совсем не знала. Сексуальная сторона. Она была совершенно от меня скрыта — как романтически, так и физиологически. А ведь я работала с девочками-подростками, которые год от году становились всё раскованное. Я стала замечать, что мои молодые коллеги смотрят на меня с неким превосходством, с некоей жалостью. Но дело было даже не в этом. Не в каком-то уязвлённом самолюбии. Чего я всю жизнь терпеть не могла, так это чего-то не знать. Мне нравилось учиться и познавать новое. А тут от меня оказалось скрыто всё, что в наш слишком уж просвещённый век понимала уже почти любая старшеклассница. И я решила найти мужчину, который познакомит меня с этой стороной жизни.

Легко сказать! Я не могла завязать интрижку в Суррее, чтобы не опорочить свою репутацию. И не могла попросту купить внимание мужчины, ибо стала бы себя за это презирать.

Я начала ездить в отпуск на фешенебельные курорты — одна. Но и здесь мне оказалось трудно преодолеть естественный барьер застенчивости и предложить себя постороннему человеку, словно какой-то залежавшийся на складе некондиционный товар.

И тут судьба послала мне Рональда Бриттена, который, кстати, считает, что судьба послала ему меня. Без ложной скромности соглашусь, ведь я спасла ему жизнь.

Это случилось возле одного из отелей на Менорке. Я, как обычно перед обедом, вышла на пляж с книгой, чтобы насладиться чтением и средиземноморской природой, так не похожей на английскую. Я предпочитаю уединение, а скалы вокруг отеля таили в себе множество тихих уголков. Я расстелила прямо на камнях пляжный коврик, удобно устроилась и раскрыла книгу, наслаждаясь солнечным теплом, пением птиц и видом моря, синевшего внизу, под скалами.

И вдруг я заметила, что с борта одной из яхт, только что вышедшей из гавани и проплывавшей мимо меня, в воду соскользнул человек.

Выглядело это очень странно. Он прыгнул ногами вперёд, «солдатиком», погрузился глубоко, а потом вынырнул очень осторожно, едва высунув голову, так, чтобы его не заметили с яхты. Потом он поплыл к берегу рваными быстрыми гребками, то и дело оглядываясь назад, чтобы убедиться, что его не преследуют. Он, очевидно, намеревался выбраться на пляж — там было много людей, среди которых легко затеряться, — но течение неумолимо сносило его к скалам, где наверху сидела я.

И одет он был тоже странно: в рубашку и обычные трусы, даже не плавки, как будто кто-то нарочно его раздел. Он показался мне очень молодым, гораздо моложе меня, лет тридцати с небольшим.

Итак, он плыл к берегу, то и дело оглядываясь на оставшуюся позади яхту — а там наконец заметили его исчезновение, судя по поднявшейся суете. Один из моряков встал у штурвала, чтобы развернуть судно.

Я снова взглянула на пловца. Он тоже заметил суматоху позади, и его охватил столь явный ужас, что я содрогнулась. Он плыл как мог быстро, но выбивался из сил.

Наконец он достиг каменистого берега прямо подо мною. Я продолжала следить за ним с высоты, о чём он и не подозревал, хотя то и дело задирал голову, лихорадочно оглядывая скалы. С его мокрых чёрных волос срывались капли, он дышал как загнанное животное.

Наконец, поняв, что его заметят, если он начнёт карабкаться на скалу, он заполз в крохотную бухточку за утёсом и затаился там.

Моё собственное сердце тоже часто билось. Я представления не имела, кто этот беглец. Рассудок подсказывал мне, что он может быть и преступником, но душа восставала, проникшись сочувствием к затравленной жертве.

От яхты отделилась чёрная резиновая лодка, затарахтел подвесной мотор. Я поняла, что преследователи собираются тщательно осматривать берег. Понял это и беглец, скорчившись в своём убежище. Теперь, перегнувшись через край скалы, я смогла увидеть только его босые исцарапанные ступни.

Лодка причалила к каменистой отмели под скалой — от преследователей беглеца скрывал утёс. Моряки, а их было трое, ловких и сильных, быстро вскарабкались по тропинке прямо ко мне. Старший из них, коренастый и загорелый, с настороженными глазами охотника, вежливо произнёс по-английски:

— Мэм, вы не видели нашего друга? Он упал… прыгнул в воду с яхты. Он сильно болен. Злоупотребляет наркотиками и потому не в себе.

Моряк, разумеется, рассчитывал, что я, как законопослушная добропорядочная гражданка, тут же выдам им «неправильного» человека в его же интересах. Но я чувствовала, что он лжёт. Более того, я подсознательно ощущала напряжение и ужас беглеца, который там, внизу, в своей бухточке, слышал наш диалог. Ведь до этого он и не подозревал о моём присутствии, а тут оказалось, что всё это время я следила за ним.

— Нет, я никого не видела, к сожалению, — отозвалась я спокойно, понимая, что, возможно, совершаю ошибку.

Но я не могла его выдать. Просто не могла.

Моряк что-то пробурчал себе под нос и вместе с товарищами заторопился вниз, к лодке. Они явно решили методично обследовать всё побережье.

Я дождалась, пока затарахтит мотор, и негромко сказала, обращаясь к беглецу за утёсом:

— Будьте там, не высовывайтесь. Кто вы?

Он ответил не сразу. Голос его был хриплым и срывался:

— Я не наркоман. Они похитили меня, не знаю зачем, и держали взаперти на яхте всю неделю. Меня зовут Рональд Бриттен, я бухгалтер из Ньюбери, — его голос всё ещё был очень слабым от нервного потрясения и огромных физических усилий, которые он предпринял, чтобы доплыть сюда. — Клянусь вам, я не преступник и понятия не имею, почему они ополчились на меня. Я никого из них не знал раньше.

Я ему поверила. Пускай это было глупо, но я поверила ему. Бухгалтер из Ньюбери, надо же!

— Что это за место? — спросил он после паузы.

— Это Менорка, — отозвалась я. — Курорт на Менорке. Знаете, что мы сделаем сейчас? Я брошу вам своё полотенце, вы закутаетесь в него, и мы поднимемся наверх.

— Куда именно? — помолчав, настороженно переспросил он.

— В мой номер, — твёрдо ответила я.

Вы ошибаетесь, если считаете, что у меня сразу возник план использовать своего гостя в качестве сексуального партнёра. Нет, я подумала про такую возможность гораздо позже. Сперва я бросила ему большое полосатое полотенце, он завернулся в него, выбрался из своего убежища и предстал передо мною. Он и в самом деле оказался лет на пятнадцать моложе меня, темноволосый, загорелый и страшно измученный. Глаза запали, волосы спутаны, на щеках — недельная щетина.

Я поторопила его, с тревогой посматривая вниз, на пляж, возле которого уже маячила знакомая чёрная лодка. Мы беспрепятственно поднялись по тропинке к отелю.

…С какой лёгкостью я сейчас говорю и думаю «мы», хотя всю жизнь прожила одна и меня это вполне устраивало. Человек — странное существо. Теперь я тоскую по нему, мне не хватает того, чего я раньше не знала — близости с другим человеком.

Но всё по порядку. В вестибюле мы, к счастью, никого не встретили. Оставив Рональда в номере, я вышла к ближайшему магазину и купила для него рубашку, шорты, смену белья и сандалии. А также бритву и туалетные принадлежности. Он схватил принесённый мною свёрток, горячо поблагодарил и скрылся в ванной комнате, откуда тут же послышался плеск воды.

Побрившись и переодевшись, Рональд стал выглядеть ещё более юным и измученным. Я уложила его на кровать рядом с собственной кроватью — в номере их было две — и, пока он спал, обдумала случившееся.

Но долго думать мне не пришлось. Я уже приняла решение.

К вечеру, когда он выспался и вновь умылся — похоже, после долгого плена в антисанитарных условиях он готов был мыться бесконечно, — я принесла в номер бутылку местного вина и еду из ресторана. Я объявила ему, что утром он может сделать несколько звонков друзьям в Англию. К местной полиции он обращаться не собирался, я тоже сочла, что это не имеет смысла.

Рональд рассказал мне некоторые подробности своего вынужденного путешествия из Ньюбери на Менорку. Живописал он их вскользь и с большим юмором, но у меня защемило сердце от сочувствия к нему: внезапно оказаться во враждебном окружении, в плену, сам не зная, за что, — это тяжёлое испытание. Я не знаю, как сама вела бы себя на его месте, но он проявил подлинное мужество, не сдавшись и подготовив побег из запертой каюты. Мы принялись обсуждать, чем могло быть вызвано его похищение. И когда выяснилось, что Рональд — не только бухгалтер, но и жокей-любитель, я посоветовала ему подумать в эту сторону. Скачки — это же такое место, где крутятся большие и не вполне законные деньги, назидательно сказала я, и он улыбнулся, но не стал спорить.

Мы допили бутылку, и вот тогда я произнесла сакраментальное:

— Рональд, только не смейтесь надо мною. Не могли бы вы лечь со мной в постель? Я знаю, что гораздо старше вас и некрасива, но…

Я запнулась и покраснела. Это было ужасно — говорить такое мужчине, предлагать себя. Да ещё и как бы в оплату за его спасение, ведь он был обязан мне свободой и жизнью. Он признался, что скорее бы утопился в той бухте, чем вернулся в заточение, и это было понятно.

Я опустила взгляд на свой бокал с вином, который всё ещё держала в руке. Мне было невыносимо смотреть в округлившиеся от изумления глаза Рональда. Но он лишь мягко спросил:

— Почему?

И я объяснила ему всё честно, как есть, — про своё любопытство и стремление изучить и эту сторону жизни, пока ещё не слишком поздно. И подняла на него глаза, робко, как школьница. Он не смеялся.

Я промолчу о том, как это всё было. Я не ханжа, но и не бесстыдница. Всё, что между нами произошло, между нами и останется. А наутро он позвонил нескольким своим друзьям, они перевели ему деньги, и он благополучно улетел в Англию.

Я не думала искать его там, но мы всё равно встретились — гораздо позже и при иных обстоятельствах, но встретились. Об этом я тоже умолчу, с вашего позволения.

Романтика? Любовь? Нет, то чувство, что я испытываю к нему, скорее можно назвать теплотой и благодарностью. Дружбой.

Теперь я всё знаю о неизвестной мне ранее стороне жизни. И это преисполняет меня ликованием.

Название: В сердце джунглей
Автор: sillvercat для fandom British Detectives 2024
Бета: Xenya-m
Канон: Р. Киплинг «Книга джунглей»
Размер: мини, 1238 слов
Пейринг/Персонажи: капитан, солдаты, путешественник, волки, коршун,

спойлер!

Маугли, Каа
Категория: джен
Жанр: драма, приключения, сказка
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Змеиный город в самом сердце джунглей остался ненайденным.
Примечание: Стилизация.
Автор посвящает сей текст мудрому Каа Змий-сердцеед.
Предупреждение: смерть персонажей
Cсылка: тут

Маленький отряд англичан мог затеряться в непроглядной влажной духоте джунглей Машридабада, раствориться в ней, как растворяется в глиняной расписной плошке с водой горсточка соли. Но не таковы были англичане во главе с капитаном Джоном Скоттом. Непоколебимый дух, сделавший Британию властительницей мира, и чувство долга, требующее сопровождать знаменитого путешественника Лесли Ладлэма, вели их вперёд.

А самого путешественника вели сквозь непроходимые подчас джунгли вовсе не смутные слухи о некоем разрушенном и заброшенном городе, а вполне реально существующая карта, доставшаяся ему, как он говорил, от брата, погибшего британского офицера. Капитана Уэйна Ладлэма убила лихорадка, принесённая им из этих джунглей, но в своём полку именно он занимался картографией и сумел оставить брату-исследователю достаточно подробный план местности.

Согласно этому плану, до заброшенного древнего города оставалось всего три мили пути — пусть и по джунглям, считавшимся непроходимыми.

Отряду везло: за время трудного путешествия никто не сорвался в пропасть, не был ужален змеями и насекомыми, не подхватил болотную лихорадку. Капитан Скотт молча радовался этому, из суеверных соображений не пытаясь ни с кем обсуждать такую милость Господню. Он был солдатом и понимал, что удача — вещь относительная и спугнуть её крайне легко. Но, несмотря на предосторожности, в отряде начало твориться нечто странное.

Внезапно стали пропадать вещи.

Нож из прекрасной стали с резной костяной ручкой у сержанта Филлипса.

Светлый шёлковый шарф у самого Скотта — шарф он хранил на память о невесте, оставшейся верно ждать его возвращения в родовом поместье в Глостершире.

Огниво и трут у рядового Палмера, отвечающего за приготовление пищи на биваках.

И наконец, самая невосполнимая потеря — пресловутая карта местности, бесследно исчезнувшая из походной сумки Ладлэма.

Посмотрев в растерянное лицо обнаружившего пропажу путешественника, капитан Скотт со всей строгостью принялся опрашивать своих подчинённых. И даже решился на обыск их личных вещей.

Преступником мог оказаться либо один из них, либо несколько. Мог найтись солдат, позавидовавший Филлипсу, обладателю прекрасного ножа. Мог сыскаться и тот, кто лишился собственного трута с огнивом и потихоньку восполнил потерю. Капитан не хотел представлять себе, кому мог понадобиться тонкий, пропитанный ароматом глицинии шарф его Элеоноры. В головах у людей творилась любая блажь, он знал это по опыту. Ну и наконец, карта местности с маршрутом их пути: возможно, у кого-то из солдат возникло желание прибрать её к рукам, заставив тем самым командира отказаться от дальнейшего путешествия. А потом самому вернуться в затерянный город за мифическими сокровищами.

Последнее предположение было крайне маловероятным. Солдаты достаточно хорошо знали своего капитана, чтобы понимать, что он с пути не свернёт. Но ни одного из перечисленных обстоятельств он не собирался сбрасывать со счетов.

Обыск личных вещей ничего не дал — солдаты божились, что не имеют ни малейшего представления, куда подевались карта, шарф, нож и огниво. Скотт объявил, что твёрдо намерен двигаться вперёд, а не возвращаться обратно, тем более что Ладлэм, как подобает настоящему путешественнику, запомнил маршрут следования вплоть до последнего изгиба встречного ручья.

Но следующей ночью на биваке случилось нечто ещё более странное, нежели пропажа вещей.

Капитан Скотт проснулся от ощущения, что на него кто-то пристально смотрит. Дрожь пробежала у него по телу, он, едва раскрыв глаза, схватился за пистолет и только тогда увидел, что в лицо ему уставился огромный удав, чья голова свесилась с толстой ветки дерева над ними.

Заметив, что человек проснулся, змей развернулся и в одно мгновение грациозно и бесшумно растворился в путанице ветвей.

Ладлэм тоже очнулся ото сна и теперь сидел, как и капитан, ошалело тараща глаза. Возле погасшего костра чернел силуэт часового, остальные крепко спали, завернувшись в одеяла и накидки.

— Боже! Вы видели эту тварь, капитан? — взволнованно выговорил путешественник. — Держу пари, она легко могла бы удавить телёнка, такие случаи здесь бывали.

Скотт отбросил от себя мысль, что находился на волосок от смерти. Не сказал он путешественнику и о том, что глаза уставившейся на него змеи показались ему умными, проницательными и даже почти человеческими, когда б не вертикальный зрачок.

Весь следующий день на протяжении пути их сопровождал волчий вой. Волки будто переговаривались друг с другом, отвечая на зов то с одной стороны, то с другой. Солдаты непроизвольно придвигались ближе друг к другу, пока Скотт резко не приказал им прекратить валять дурака и рассыпаться цепью, как положено.

— Это всего лишь звери, — прибавил он успокаивающе, — а у нас хватает патронов, чтобы избавиться от целой волчьей стаи.

— Но… но, господин капитан, они же разговаривают между собой, как люди, — заикаясь, пробормотал сержант, но замолчал под тяжёлым взглядом Скотта.

— Вы ещё скажите, что это оборотни, Филлипс, — раздражённо проронил тот.

— Но обычные волки днём никогда бы не осмелились… — пробормотал сержант, однако прикусил язык, не закончив фразы.

Сверху послышался громкий резкий клёкот, заставивший англичан вскинуть головы к небу. Там, в переплетении ветвей, кружил, снижаясь, огромный коршун.

— Он рассказывает кому-то, где мы, — прошептал Ладлэм, и капитан Скотт сердито взглянул на него, но не решился отчитать великого путешественника, как отчитал бы любого из своих солдат.

Какие глупости, с досадой подумал он, но тут сразу несколько волчьих голосов будто откликнулись на зов коршуна.

— Неладно что-то с этими зверюгами и с птицами, — откашлявшись, заявил сержант.

К счастью, никто из солдат не видел гигантской змеи с человеческим взглядом, меланхолично подумал Скотт.

К вечеру они форсировали вброд небольшой ручей — обошлось без происшествий, да и волки вроде как куда-то подевались. Капитан вздохнул с облегчением и приказал отряду разбить бивак. До искомого города оставалось меньше мили, по утверждению Ладлэма. Скотт не хотел и думать о том, что после тщательного обследования найденных руин (а он не сомневался, что это именно руины) его отряду предстоит пуститься в обратный путь по джунглям.

Среди ночи кто-то осторожно тронул капитана за плечо. Спросонок тот снова схватился было за пистолет, но увидел перед собой Ладлэма — путешественник тихонько приложил палец к губам, призывая к молчанию. Капитан поднялся с места и, повинуясь знаку Ладлэма, вслед за ним проскользнул в кусты, окружавшие бивак. Там он вопросительно взглянул на спутника, безмолвно требуя объяснений.

— Предлагаю нам двоим первыми достичь города, обнаруженного моим братом, — сказал тот капитану в самое ухо.

Скотт невольно оглянулся на оставленный ими бивак. Часовой — а это на сей раз оказался провинившийся сержант Филлипс — уныло клевал носом, вороша прутиком угли погасшего костра. Ясно было, что он не заметил ухода командира.

Про себя капитан поклялся всыпать сержанту горячих по возвращении, но сейчас его невнимательность была им только на руку. В душе его разгорелся такой же азарт, что и у Ладлэма, — он прочёл это по устремлённому на него почти мальчишескому взгляду путешественника. Да, им обоим страстно хотелось первыми попасть в затерянный в сердце джунглей город!

К счастью, светила полная луна.

Капитан кивнул в знак понимания и согласия, и оба осторожно направились вперёд по едва заметной звериной тропке.

И больше не вернулись.

* * *

— Маугли, — почти извиняясь, мягко проговорил Каа, — я не убивал этих твоих людей. Тот из них, что старше, просто испугался меня и сорвался со скалы. А второй… второго убила ядовитая Напуа. Я велел своим змеям не трогать их, хотя оба направились в священный Змеиный город. Но Напуа, белая змея, не сумела совладать со своим норовом. Прости. Я знаю, тебе понравились эти люди. Но им нечего делать здесь, ты же понимаешь.

— Сейчас остальные уйдут сами, — мрачно ответил Маугли. У него на груди висел в ножнах нож сержанта Филипса, а в руке он держал огниво рядового Палмера. Шарф невесты капитана Скотта он обвязал вокруг пояса, придя в восторг от прикосновения лёгкой, дивно пахнущей ткани.

Он задумчиво повертел в руке карту, нарисованную Уэйном Ладлэмом, и огниво.

Он не знал, как называли этот предмет, высекавший искры и огонь, но его следовало немедленно испытать.

* * *

Англичане отыскали тела погибших капитана Скотта и Лесли Ладлэма и похоронили их, прочтя заупокойную молитву. А потом пустились в обратный путь.

Змеиный город в самом сердце джунглей остался ненайденным.

@темы: фики, ФБ-24

---

ЯСТРЕБЛК, очередная часть, ни одна ФБ у меня без неё не проходит...

Название: Ястребок. Птица-нептица
Цикл: Планета Русь
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2024
Бета: Xenya-m
Размер: макси, 15188 слов
Персонажи: Горислав Романов, Янис Озолиньш, имперские космогвардейцы, пираты, русичи и другие обитатели Галактики
Категория: джен, броманс
Жанр: космоопера, драма, приключения, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Пиратский капитан Горислав Романов на единственном во Вселенной разумном корабле по имени «Ястребок» спасает людей со своей родной, давно сгоревшей планеты Русь. И принимает юнгой в свой экипаж наследного принца Империи Филиппа — пока имперские военные силы гоняются за ним, за его штурманом Янисом Озолиньшем и за их кораблём.
Примечания: Сиквел к командному циклу «Планета Русь»
Предупреждения: нецензурная лексика, русизмы; насилие; сериальный формат, полнейшая техническая белиберда
Иллюстрации: здесь
В тексте есть иллюстрации, сгенерированные ИИ по запросам автора.
Ссылка: вот

Часть 1

«Память моя, память, расскажи о том,
Как мы помирали в небе голубом.
Как мы дожидались, как не дождались,
Как мы не сдавались, как мы не сдались.
…Горе моё, горе, дождик поутру,
Радуга над полем, знамя на ветру.
Холода, тревоги, праздники войны…
Потерпи немного, отдохнём и мы…»
(Старинная русская песня)

Птица прилетела на рассвете, но она не была птицей.

Предрассветный сон — самый зыбкий и самый тёмный, когда понимаешь, что вот-вот наступит пора вставать, но проваливаешься и соскальзываешь ещё глубже, не зная, что тебя там ждёт: воспоминание о том, что было, или видение того, что будет.

— Горька! Горе ты моё! Да что ж такое, он всё ещё дрыхнет, — смешливый певучий женский голос, такой родной, пробился в омут сна, и Горислав виновато пробормотал, не открывая глаз:

— Уже встаю, мам! Мам? — выдохнул он потрясённо.

Этого не могло быть, но было.

В ответ раздался короткий хлёсткий клёкот, и сон с Горислава разом слетел.

Он с усилием раскрыл глаза, потёр лицо обеими ладонями и сел на постели.

Птица заглядывала в комнату вместе с солнцем. Лёгкие бриз с моря развевал белые, расшитые голубыми цветками занавеси, на дощатом полу лежал яркий прямоугольник света, а птица была странной, никогда прежде Гориславом на Тортуге-5 не виданной. Хотя чего-чего, а прелюбопытной фауны тут хватало, взять хотя бы слономорфисов из бродячего шапито, где не так давно подвизался хитромудрый оголец Грачик Сарьян, ныне помощник кибермеха «Ястребка».

Птица была золотисто-зелёной, размером с некрупную кошку, с большим клювом и внимательным любопытным взглядом круглых немигающих глаз с вертикальным щелевидным зрачком. Горислав и сам не успел моргнуть, как она исчезла. Так вот просто и мгновенно, будто её здесь и не было, будто бы она привиделась ему, Гориславу Романову, капитану «Ястребка», в том самом зыбком предрассветном сне, приславшем ему из небытия голос давно погибшей матери.

В последний раз он видел маму как раз перед нападением Разрушителей, дотла спаливших их родную планету Русь. Провожая его из дома в полную птичьего щебета зелёную степь, мать сказала с улыбкой, заслоняя глаза от солнца:

— Степняк, когда набегаешься, к обеду-то вернись. И вон хлебца свежего возьми с собой. Себе и Саньке с Лёхой…

Больше он никогда не видел её.

Русь всегда была для Империи перевалочной базой и сразу после начала Межгалактической войны попала под удар Разрушителей, второй разумной расы во Вселенной, яростно пытавшейся уничтожить человечество или хотя бы нанести ему непоправимый урон. Иногда такое им удавалось.

Имперцы в срочном порядке эвакуировали свою военную базу, ну а мирное население… А что мирное население? Остатки его судорожно пытались выжить среди хищной, мутировавшей от радиации фауны.

Мама, отец и Санька с Лёхой, друзья и соседи, одноклассники Горьки — все остались лежать под оплавленными развалинами Нового Российска. В поселениях Руси чудом выжили лишь дети и подростки, сколько их было — никто не знал. Чудовищное биооружие Разрушителей было гуманным — уничтожало лишь тех, кто старше шестнадцати.

Тогда Горьке едва сравнялось двенадцать, и на складе под бывшей военной базой он собрал отряд из двух десятков ребят, таких же сирот. Чтобы противостоять мутантам — хищным тварям, ринувшимся на Русь из пролома, проделанного Разрушителями.

Много позже Империя разыскала на Руси уцелевших и забрала их, справедливо рассудив, что выжившие русичи с такой-то боевой подготовкой могут им пригодиться.

Гориславу Романову, их вожаку, повезло больше других: его прямиком направили обучаться в имперскую Космоакадемию, минуя сиротский приют. Только вот, окончив её, он стал не командиром имперцев, а пиратом и контрабандистом, обосновавшись со своим кораблём на Тортуге-5, которая по праву гордилась званием вольной планеты. Так что Империя просчиталась, и охота имперцев за Гориславом Романовым и его «Ястребком» стала ещё яростнее, когда спустя тринадцать лет он снова ненадолго вернулся на сгоревшую Русь, чтобы самому найти и забрать на Тортугу всех, кто там ещё остался. Вольная Тортуга приняла новое поколение русичей под своё щедрое солнце.

Но на Руси всё ещё оставались люди, не пожелавшие её покинуть. И подружившиеся с ними драконы.

Разумные, как оказалось, драконы.

Эта птица-нептица, прилетевшая к нему, чем-то была похожа на дракона, осенило вдруг Горислава. Только вот чем?

Он поднялся, прошёл к окну по тёплым половицам, ещё хранившим лёгкий запах смолы. Гостевой дом русичей в их новом поселении на морском берегу Тортуги был построен, как и все общинные дома, из настоящего леса, благо лесов тут хватало. Горислав и сам в охотку вместе со своим штурманом Янисом, бывшим бароном Озолиньшем, работал на здешней лесопилке. Вот и сейчас они заночевали в гостевом доме после целого дня, проведённого за отладкой сервов. Для Горислава оказаться в поселении русичей было всё равно что на родине побывать.

Может, поэтому мама ему и приснилась?

Или сон принесла странная птица-нептица?

Он раздвинул плещущиеся на ветру занавески, задумчиво провёл пальцами по уже нагревшемуся от солнца жестяному карнизу, поднял голову. В прозрачном небе чёрными стремительными стрелами носились стрижи. Эти птицы мало отличались от тех, что жили на Старой Земле или когда-то на Руси — до уничтожения планеты. Их ликующие тонкие крики пронзали воздух.

Странной зелёно-золотой нептицы он не увидел и не услышал.

Чёрт. Это было глупо, но в сердце у него затлела тревога, а своему чутью он привык доверять, как и весь экипаж «Ястребка», считавший, что их капитану ворожит сама госпожа Удача.

Госпожа Удача, в каком бы облике она ни представала перед ним: строгой ли красавицей в расшитом золотом платье или трюмной замарашкой в заляпанном комбинезоне, — всегда была на его стороне.

Всегда.

Горислав взъерошил пятернёй русые вихры и, чуть усмехнувшись, уселся в оконном проёме. А потом вскочил и, легко переступая босыми ногами и цепляясь за точёные балясины окна, как был, в одном исподнем, оказался в следующем проёме. Окно здесь тоже было распахнуто настежь, ветер трепал занавески, а на постели в глубине комнаты безмятежно дрых его белобрысый ехидный штурманец Янис Озолиньш. Тихо дрых, не сопел, не храпел.

Староста поселения Русичей Фрол Устюгов, как подозревал Горислав, велел выстроить гостевой дом специально, чтобы ни в чём гостей не ограничивать. Хотят пить, курить и предаваться тому, чему под крышей общинного семейного дома места не было, — на здоровьичко, ну. Фрол был мужиком великого ума.

Но Горислав с Янисом такой вот щедростью старались не злоупотреблять, вели себя степенно, прилично, спали раздельно, вот как сейчас.

Театрально эффектного появления не получилось: капитан зацепился ногой за карниз, охнул, чертыхнулся и ссыпался на пол, едва не оборвав занавеску. Штурман, конечно, тотчас подскочил и даже спросонок руку под подушку сунул — неужто с бластером улёгся? Что за дела?

Горислав ухмыльнулся и объявил, всё ещё сидя на полу:

— Доброе утро, Королева. Это я.

Старое кадетское прозвище само сорвалось с языка. Учились-то они вместе, вместе дрались и враждовали. Только Горислав окончил Академию первым на курсе, а Янис, к его великой досаде, вторым.

С тех пор много воды утекло. И крови — прежде чем Янис пришёл на «Ястребок», став его штурманом и уйдя в отставку с поста командира имперской космоэскадрильи, чтобы только быть рядом с Гориславом.

— Да неужели? — он саркастически вздёрнул брови, машинально приглаживая свои светлые лохмы. — Тут вообще-то дверь есть, не заметил?

— Так интереснее, ну, — Горислав поднялся, потёр ушибленную задницу, прошлёпал к тумбочке, где красовался фаянсовый синий кувшин с квасом. И отхлебнул прямо из горлышка, озорно косясь при этом на Яниса. Знал, что штурман терпеть эдакого не может.

Тот снова вскинул брови, но выговаривать за антигигиену не стал, спросил ехидно:

— Сон, что ли, нехороший приснился?

— В точку, — серьёзно подтвердил Горислав, ставя кувшин обратно на тумбочку. — Птица, она же не птица, прилетала. На карнизе сидела. А потом раз — и сгинула.

— Это как понимать? — Янис нахмурился.

Горислав пожал плечами и пояснил, как мог:

— Крылья, клюв… но что-то в ней было не птичье. Зелёная с золотом. И она не улетала никуда. Ну вот так, чтобы вспорхнуть и взмыть. Просто как цифрограма растаяла.

Он сел на край постели и снова потёр ладонью лицо. Янис подвинулся, продолжая испытующе на него смотреть:

— Может, цифрограмму кто-то и прислал?

— Чтобы она на окно села, заорала дурниной и пропала? — хмыкнул Горислав. — Нет, тварюшка живая была.

— В стекло не стучала, в комнату не влетала? — быстро спросил Янис.

Настала очередь Горислава скептически вздёрнуть бровь.

— От Петровича суеверий набрался? Стыдоба, — укорил он, имея в виду старика кибермеха, когда-то обучавшего Яниса языку русичей. — Нет, не влетала и не стучала. Просто…

Он осёкся. Просто птица-нептица теперь возникла на карнизе у Яниса — на том же месте, где он сам балансировал несколько минут назад. Она наклонила странную вытянутую голову, глянула на них, как показалось обалдевшему Гориславу, насмешливо. И пропала — не успел никто и рта раскрыть.

— Вот, — наконец провозгласил Горислав. — Видал? Сроду таких на Тортуге не водилось. Янка? Ты чего?

Редко когда на бледном невозмутимом лице штурмана появлялось такое изумлённое выражение.

— А ты что, не заметил? — вопросом на вопрос ответил он наконец. — Это и правда не птица. У неё же не перья, а чешуйки! И зрачок вертикальный.

Горислав прикусил губу. Точно. Он взглянул Янису в глаза и дрогнувшим голосом вымолвил:

— Когда она первый раз прилетела, я мамин голос слышал. Она оттуда, нептица эта. Из Нового Российска.

* * *

Они не переставали спорить даже в катере, направлявшемся к «Ястребку». Сперва, конечно, навестили старосту.

Фрол уже поднялся, он вообще вставал с рассветом и сейчас собирался в залив, проверять сети. Сервы довольно сноровисто управлялись с рыбацкими обязанностями на судёнышках, вышедших в море с вечера, но людской пригляд всё равно был нужен.

Под ногами у старосты вертелись два чёрных шестилапых щенка, подаренных русичам Василисой, хозяйкой известной на всю Тортугу-5 харчевни «Чёртова дюжина». Да какие там щенки — здоровенные лбы, в папу-террибля с планеты Зима.

Выслушав рассказ Горислава про птицу-нептицу, Фрол потеребил короткую русую бороду, покашлял и наконец сдержанно проговорил:

— Мы последим. Но мне сдаётся, ты прав, командир. На Руси твоя нептица вывелась.

Достучаться до Руси, где ещё оставалась горстка поселенцев во главе с командиршей Надеждой Воронцовой, на таком расстоянии не было никакой возможности. Только если вылететь с Тортуги и подобраться поближе в подпространственном Прыжке.

— Ничего подобного, — в очередной раз с досадой возразил Янис. — Это местная фауна или приблудилась откуда-то. Из какого-нибудь цирка сбежала. Ни одно живое существо…

— Не перемахнёт расстояние, какого и связь не осиливает, — спокойно закончил за него Горислав. — Но на Руси…

— Всяко может быть, — пожал могучими плечами Фрол, с улыбкой глядя на вспыхнувшего от негодования Яниса. — Это же Русь. В общем, будем наблюдать, командир. Мы и так во все глаза вокруг смотрим. И эти вот приглядывают, — он ласково потрепал подвернувшегося шестилапого пса по лохматой башке. — Черныш с Найдой. Вы, может, позавтракаете? — спохватился он. — Блинцов со свежей сметанкой? Коровы, сами знаете, свои.

Русичи сразу же, как прибыли на Тортугу, ухватились за разведение местных мелковастых коров, и теперь на их лугу паслось немалое стадо. А ещё лошадки, козы и овцы. Так что хозяйство у них и впрямь было своё, самое что ни на есть натуральное. После жизни в руинах Нового Российска, где питаться приходилось залежалыми армейскими сухпаями и мясом подстреленных мутантов, такое для них было за счастье великое.

Но капитан и штурман в один голос героически от блинов со сметаной отказались и направились к катеру, продолжая спорить вполголоса.

— Драконы могли мутировать. Ты же видел, это почти дракон, только мелкий, — стоял на своём Горислав, отдав катеру приказ задраить шлюз для взлёта. Он как-то сразу прикипел сердцем к загадочной золотисто-зелёной нептице, которая как будто искала именно его.

— Но не за такой короткий срок, — отпарировал Янис. — И потом, ты что, в телепортацию веришь, что ли? Серьёзно? Бабушкины же сказки. Горь?

— Чего? — капитан вопросительно покосился через плечо на озабоченную физиономию своего штурманца.

— Не стоит туда лететь, — вздохнул тот. Намерения капитана почти всегда были ему ясны, как свои пять пальцев. Ну или почти всегда. — Не сейчас. У нас на борту — наследник Империи.

Наследный принц Филипп, без пяти минут император, пока некоронованный, пару месяцев назад напросился на «Ястребок» юнгой и теперь усердно осваивал корабельные премудрости. Пацан оказался хорош, без фанаберий, хоть и со вполне понятным гонором.

«Я бы хотел немного пройти по тому пути, которым прошли вы, капитан Романов, вы, штурман… и… и все вы. Пожалуйста. Мне правда это очень нужно».

Вот что он тогда заявил, обводя отчаянным взглядом хмурые, озадаченные, изумлённые лица собравшихся на «Ястребке» пиратов. Русичей. Бывших космодесантников, бывших каторжан.

— Помню, — кротко отозвался Горислав. — Так вот отчего ты взъюжался. Не егози, а? — он протянул руку, на миг стиснув запястье Яниса. — Подождём. Нептица в другой раз может и с записочкой на шее прилететь, ну.

— Под хвостом, — только и буркнул Янис.

Он хотел добавить ещё что-нибудь столь же ехидное, но тут в рубке прозвучал взволнованный голос «Ястребка»:

— Капитан, докладываю: наш второй катер в связи с техническими неполадками совершил вынужденную посадку в космопорте номер три шестого сектора. Стартовал в десять утра из Дома на мысу и направлялся в космопорт стоянки. На борту находятся юнги Андрей Манучаров, Валентин Филатов и Филипп Сноуден. Доложили, что ищут ремонтников.

— Понял, — невозмутимо отозвался Горислав, закладывая вираж. — Направляемся в космопорт три шестого сектора, глянем, что там у мелюзги стряслось.

На самом корабле практически никого, кроме стармеха Фёдора Петровича, не было. Экипаж, пользуясь возможностью, на время стоянки разбежался кто куда. В основном, конечно, к Василисе в «Чёртову дюжину». Но «Ястребок» за собою присматривал сам.

* * *

Кудрявая зелень моря лесов и лазурная голубизна настоящего моря остались далеко позади. Горислав снизился над разноцветной яркой мешаниной торговых рядов, спокон веку гнездившихся вокруг каждого тортугского космопорта.

Торговцы, ремонтники, наёмники, вербовщики, проститутки, циркачи и иная вольная гоп-компания ожидали тут прибытия кораблей. Жить-то как-то нужно. И зарабатывать. На пиратах — местных уроженцах или бывших каторжанах, на космических туристах с огромных космолайнеров и прочей любопытствующей публике.

Ведь Тортуга-5 никогда не была под властью Империи, входя в Лигу вольных планет, сохранявших нейтралитет даже в эпоху межгалактических войн. Давала приют пиратам и контрабандистам всех мастей, требуя от них лишь свято соблюдать закон: на Тортуге — никаких дрязг и свар. Преступники карались вечной высылкой с планеты, вот и всё.

В общем, в яркой мешанине вокруг космопорта немудрено было затеряться, и капитан не без причины подозревал, что его юнги со второго катера так и сделали. Вернее, двое из юнг. Глупо же всем троим торчать на борту, ожидая окончания ремонта. Приглядывать за процессом, скорее всего, оставили кого-то одного, и Горислав догадывался, кого именно.

Филиппа Сноудена, некоронованного императора всея Империи, вот кого.

— Наши старослужащие наверняка бродят по ярмарке, рты разинув, и деньги тратят, а принца приставили с ремонтом разбираться, — Янис, как всегда, мыслил в одном направлении с Гориславом.

— Вломлю, — лаконично сообщил тот, ювелирно пристраивая катер между двумя величавыми космолайнерами. — Чтоб в другой раз неповадно было новичка с важным делом одного бросать.

Но, как вскоре выяснилось, новичок, приставленный к важному делу, отнюдь не скучал.

Второй катер «Ястребка» Горислав с Янисом нашли в последнем по счёту ангаре рембазы. В прохладном кондиционированном воздухе, пронизанном галогеновыми и солнечными лучами, падавшими из входного проёма, плясали пылинки, тонкое монотонное жужжание сервов-ремонтников сливалось с доносившимся снаружи разноязыким гомоном.

А в кабине самого крупного серва, среди кибермехов обычно именуемого «Доктором», Горислав заметил две склонившиеся друг к другу чернокудрявые головы. Одним из сидящих явно был Филипп, а вторым — наверняка кибермех, отыскивающий неполадки в системах катера. Сидели, болтали там, что ли?

«Доктор» клюнул носом, словно осаженный на всём скаку ретивый конь, и его кабина зависла над вошедшими в ангар капитаном и штурманом «Ястребка». Горислав нетерпеливо махнул сидящим рукой — спускайтесь, мол, — недоумевая, чего это оба там застряли.

Но он враз понял, «чего», когда «Доктор» наконец распластался на замызганных плитах. Полупрозрачный пластиковый колпак кабины откинулся, и вниз спрыгнула, вызывающе сверкая глазами из-под чёрной вороньей чёлки, Демьяна Гаршина, несколько месяцев тому назад изгнанная с «Ястребка». Тогда она сдала информацию о местонахождении капитана и штурмана имперцам. А те быстро подсуетились, послав командира корабля «Драккар», авантюриста из расы вурлей, взять их в плен.

Освободившись, Янис с Гориславом и староста русичей девчонку просто прогнали — не убивать же, в самом деле.

«Вон староста нас в погреб посадил… А я всю жизнь в погребе сижу, в этом мире запертая! Ни денег, ни возможностей, ни счастья, ничего нет и не будет. Живи в помойке, жди, терпи, ковыряйся в земле или с железками, надейся! А я не хочу надеяться, я хочу сейчас!» — вспомнил Горислав злые яростные слова, которые прокричала тогда взахлёб Демьяна.

Он изумлённо уставился на неё, а девчонка вздёрнула острый подбородок с привычным вызовом, не опуская твёрдого взгляда узких карих глаз. Она выглядела так же, как и всегда, только чёрные кудри теперь свободно падали на плечи под тёмно-синим форменным комбезом кибермеханика.

Янис почти неслышно выдохнул:

— Ну и дела.

Да уж, дела ещё те.

— Привет, — сдержанно бросил Горислав, решив не заниматься выяснением отношений.

Хотя на языке тут же завертелось: «Так ты теперь здесь? А хотела миры покорять. Что, имперцы мало заплатили?» Но под недоумённым взглядом выпроставшегося из кабины Филиппа он только и проронил:

— Что с катером? Чините?

— Починили, — так же холодно пояснила Демьяна. — В рулевом управлении были неполадки. Сейчас всё исправлено. Счёт выставлен.

Она сверкнула глазами в сторону продолжавшего стоять столбом принца и вдруг низко, в пояс, поклонилась ему. Мгновенно выпрямилась и удалилась с гордо вскинутой буйной головой, чуть ли не строевым шагом, как на плацу.

— Та-ак… — вполголоса протянул Горислав и перевёл взгляд на принца, чьи яркие глаза расширились, будто готовясь выскочить наружу на стебельках, как глаза барриниосского осьминога. — Остальные красавцы где? Манучаров и Филатов?

Филипп моргнул, словно приходя в себя, вытянулся в струнку и с готовностью доложил:

— Пополняют НЗ катера, капитан.

— А-а, вон что, — насмешливо протянул Горислав. — Похвально, ну. Так мы их пока поищем, а вы, юнга Сноуден, обкатайте посудину в целях проверки. Выясните, всё ли с ней в порядке.

— Демьяна же ска… — заикнулся было принц, но под взглядом Горислава мгновенно закончил: — Есть, капитан!

Горислав и Янис хранили молчание, пока не вышли на залитую солнцем площадку перед ангаром. Позади них раздался низкий гул моторов: Филипп послушно взялся проверять катер.

Горислав заговорил первым:

— Демьяна, значит. Ну-ну. Братовьёв её, Глеба и Олежки, что-то не видно, — он быстро огляделся, — а ведь они наверняка тоже тут, не бросили же её.

— Они целовались, — бесцветным голосом обронил Янис, и Горислав разинул рот:

— Ка-ак?!

— Да не братовья, Романов, — буркнул штурман с кривой усмешкой. — Наш наследник престола с этой оторвой.

— Да понял я, понял! — Горислав остановился. — С чего ты взял?

— Видел. Ты зрение-то проверь, Романов. То чешую на птице не разглядел, то поцелуйчиков наследных.

— Гонишь, — с досадой проворчал Горислав. — Сам гляделки-то проверь, у тебя глюки какие-то, Озолиньш, ну. С чего бы им целоваться, он ведь её даже не знал, пришёл уже после того, как мы её выгнали.

Он вопросительно покосился на продолжавшего саркастически скалиться штурманца. Вот же ехидина, так бы и вмазал.

— Они молодые, — продолжал тем временем изгаляться ехидина. — Не чета таким, как мы с тобой, старперам. Кота за хвост не тянут, а берут быка за рога. Русский язык велик и могуч. Знаешь, что такое старпер, Романов? Старый пердун.

Прыснув, он увернулся от разящей длани капитана, выставил перед собой ладони в примирительном жесте и уже серьёзно добавил:

— Девица знает, кто он, судя по всему. В императрицы метит, не иначе. Ну что ты опять глазами хлопаешь, Романов? Наследник престола нанялся юнгой на пиратский корабль, привести после этого оторву-девку без роду-племени в императорский дворец — вполне логично.

— Нашу русскую девку за себя взять — честь для любого голубокровного щеночка, Озолиньш, — свирепо отрезал Горислав, устремляясь вперёд широкими шагами. — Всё, молчи, идём наших дуроломов искать, пока они всё жалованье тут не спустили. НЗ пополняют — неплохо придумали, чертяки.

* * *

Чертяки быстро отыскались возле палатки с фаррагленскими сладостями — и тут же получили от командира порцию заслуженных люлей под горестное оханье торговца, лишившегося покупателей. Они с кислыми минами побрели обратно в ремонтный ангар, откуда им и предстояло отправиться к месту локации «Ястребка» вслед за суровым начальством.

— В общем, с нашим наследничком придётся всерьёз поговорить, — отдав катеру команду на взлёт, вздохнул Горислав. — Глаза ему, так сказать, пошире открыть на то, с кем он так страстно лобызался.

— Не поверит, — тут же безапелляционно перебил его Янис. — Если действительно влюблён — не поверит.

— Когда это он влюбиться успел, за те три часа, что они там валандались, что ли? — пробурчал Горислав себе под нос. — Лучше опять помолчи, штурман, — предостерёг он, заметив, что Янис собирается ввернуть что-то нелицеприятное. — Вот так, ну.

— Хорошо ещё, что катер самый обычный у неё в руках побывал, а не из тех, что мы нейроматрицей оснастили, — только и проговорил тот.

Нейроматрицу, хранящую личность «Ястребка» — то есть её создательницы, малышки Арлен, — кибермехи корабля поставили не во все его катера, так же, как и продавали не кому попало, а особо проверенным пиратским капитанам вроде Лорсы Бороды, Катерины Сидоровой или Пинкуса Ноги. Янис точно знал, что Империя не успокоится, пока не заполучит этот секрет, потому и подсылает на корабль шпионов вроде Демьяны, которую разоблачил сам «Ястребок».

Но вот теперь вся Империя в лице будущего наследника Филиппа была у них на борту, да ещё и стакнувшись с Демьяной!

— Ёкарный бабай, интересно девки пляшут, — подвёл итог малоприятным размышлениям Горислав и крепко потёр ладонью макушку. — Ястребок?

— Здесь, капитан, — немедля отозвался в динамиках мальчишеский голос корабля. Голос погибшей Арлен.

— А ну-ка, выясни, легально ли работают на рембазе третьего космопорта братья Пантюхины и Демьяна Гаршина, пропади она пропадом. Я идиот, — честно признался он, поворачиваясь к Янису. — Надо было отслеживать их перемещения, едва они от нас убрались.

— Мы оба идиоты в таком случае, расслабься, Романов, — лаконично успокоил его штурман, невесело усмехнувшись. — Но лучше поздно, чем никогда.

* * *

До того, как оба катера пристыковались к «Ястребку», Горислав уже знал, что Демьяна со сводными братьями нанялась на ремонтную базу практически сразу же после того, как староста Фрол отправил их восвояси из поселения русичей. Естественно, информация о том, не связывалась ли она снова с имперцами или их наёмниками-вурлями, нигде не проходила.

Всё это Горислав вкратце и сообщил побледневшему принцу Филиппу, вызвав его в рубку «Ястребка».

— Именно она сдала штурмана, Грачика и меня вурлям. По распоряжению имперцев те нас захватили, продали им, — бесстрастно закончил Горислав, — а вы освободили, ваше величество. Тогда мы с вами и познакомились, как вы помните.

Филипп машинально провёл языком по обветренным губам и ровным голосом отозвался:

— Я ещё не император, капитан, я всего лишь принц и ваш юнга. Так что не стоит меня титуловать подобным образом.

Горислав молча кивнул, принимая поправку, а Филипп так же ровно продолжал, напомнив ему этой сдержанностью застывшего позади барона Озолиньша, Янку:

— Я ещё не присягал Империи, но я уже присягнул вам, — в его глазах будто взметнулось тёмное пламя. — Я присягнул «Ястребку». И я никогда никому его не выдам, никому… если вы сами не прикажете мне сделать это. «Ястребок» — не корабль, он… он мой друг, — голос его чуть заметно дрогнул.

Парень выловил из услышанного самую суть. Горислав только крякнул. А потом проворчал:

— Много пафоса, юнга Сноуден. Идите, работайте. Вы сказали, я услышал.

— Есть, капитан, — Филипп вмиг ожил, превратившись из ледяной статуи в обычного мальчишку, сверкнул глазищами и исчез за отъехавшей в сторону дверью рубки.

Горислав устало опустился в своё кресло и хмуро заметил, покосившись на Яниса:

— Он ни слова про девчонку не сказал. Вообще никак не отреагировал. Любовь, тоже мне.

— А о любви, если это любовь, не болтают. В нос её никому не суют. Тем более при таких… смутных обстоятельствах. Её скрывают, — с расстановкой ответил Янис.

Горислав смущённо хмыкнул, мгновенно вспомнив, сколько лет штурман молчал о собственной любви, но тут же с досадой оглянулся на вновь замаячившую у полураскрытой двери фигуру:

— Кого опять чёрт несёт?

На пороге застыл Грачик Сарьян, бывший циркач и бывшая звезда борделя, а ныне помощник кибермеха Петровича, — застыл с самым трагическим выражением на смуглой остроносой физиомордии.

— Чего тебе? — сумрачно поинтересовался капитан.

— Какая ещё девчонка? Какая любовь? У кого? У Филиппа? — осведомился Грачик дрожащим полушёпотом, готовый, кажется, заламывать руки и биться головой о переборку. Уголки его пухлых губ опустились, превратив выразительное мальчишеское лицо в маску античной трагедии.

— Гос-споди, твоя воля, — тоскливо пробормотал Горислав. — Ещё этого не хватало. Ну, девчонка на рембазе Сноудена клеила. Та самая, что нас тогда вурлям заложила, чтобы те имперцам сдали. Демьянка Гаршина, ну. А что с тобой такое, я не понял? Тебе-то что за дело? Попробовал бы ты мне тут принца клеить, я бы тебе ноги вырвал и щепки вставил, деятель, — он угрожающе приподнялся с кресла. — Так что завязывай со своими мудовыми рыданьями и ступай в техотсек.

— Любовь зла, — с вызовом изрёк Грачик, но осторожно попятился.

— Вот именно, — прерывающимся от сдерживаемого смеха голосом подтвердил Янис. — Иди уже, пока цел.

И, едва дверь вернулась на место, капитан со штурманом бессердечно заржали. Но тут снова раздался звук отъехавшей двери.

— Да что за… — Горислав всё-таки в сердцах поднялся.

— Между прочим, у меня всё серьёзно! — торжественно объявил Грачик, просунув в рубку лохматую башку, прежде чем развернуться и дать стрекача по коридору.

Последнее и самое веское слово всё-таки осталось за ним.

Янис снова зашёлся от смеха, а Горислав пробормотал:

— Как говорится, о бойцах судят по самому слабому звену. А это у нас теперь не вот этот вот прохиндей, а представитель императорской фамилии. Круто, штурман, ну. Слушай, может, до «Дюжины» сгоняем поужинать, заодно и заночуем? — он вопросительно поднял бровь.

Швабра, известная на всю Тортугу-5 косматая шестилапая псина, супруга свирепого террибля и мамаша выводка здоровенных щеночков, согласно гавкнула, выбираясь из-под кресла Яниса. У них с терриблем был гостевой брак — охраняла она по-прежнему «Ястребок» с хозяином-штурманом, но наведаться в «Дюжину» всегда была не прочь.

— Ишь, разохотилась, — с улыбкой констатировал Горислав, но Швабра тут же гавкнула уже предупреждающе, навострив мохнатые уши.

А «Ястребок» бесстрастно сообщил из динамиков:

— У нас посетитель, капитан. Стоит у шлюза, просит встречи с вами.

— День заканчивается под девизом «Кого там чёрт несёт», — весело прокомментировал Янис и тоже поднялся, мгновенно вспомнив, как когда-то сам стоял тут, словно неприкаянный, дожидаясь решения капитана.

Швабра деловито потрусила впереди них.

* * *

Чёрт принёс к «Ястребку» не кого-нибудь, а капитана «Драккара», корабля вурлей, по имени Ант.

Этот здоровенный, с наголо бритым черепом, татуированный подонок сперва захватил в плен Грачика, с удовольствием над ним поизмывался, а потом, как на живца, поймал в свою сеть Горислава и Яниса. Поймал, сдал имперцам, но при этом разомкнул им наручники, чтобы пленники смогли сбежать.

«Советую вам не заноситься, господин пират».

«Сам-то не заносись, лейтенант».

Имперский лейтенант совершил непоправимую ошибку, задев самолюбие вурля и оставив его с пленниками у себя за спиной. В том-то и состояла беда Империи — в чрезмерной заносчивости.

«Непростой всё-таки мерзавец», — угрюмо подумал Горислав, стоя у трапа и сверху разглядывая дублёную рожу вурля, украшенную шрамами и блестящими железяками, продетыми сквозь кожу. Янис вдруг ткнул капитана локтем, и тот, не оборачиваясь, краем глаза заметил какое-то движение сбоку. Это снова оказался вездесущий Грачик, чьё смуглое лицо при виде вурля враз стало пепельно-серым.

Вот уж кому не стоило здесь находиться.

Горислав снова посмотрел на Анта и холодно осведомился:

— Чего надо?

Тот чуть помедлил с ответом.

— Люди болтают, что ты какую-то штуку изобрёл, капитан, — наконец вымолвил он. — Глушилку, чтобы, значится, радары не засекали. Шапку-невидимку. Из-за которой вас имперцы тогда и сцапали.

Его щербатая улыбка была явно вымученной.

— И что с того? — Горислав поднял брови с деланным недоумением.

— Хочу, чтобы ты мне её продал, — напрямик выпалил вурль.

— А залупу конскую на воротник не хочешь? — ласково осведомился Горислав под злорадное фырканье Грачика. Того явно сразу попустило. — Могу обеспечить, ну. Проваливай.

— Я же вам сбежать помог, — безнадёжно напомнил Ант, уже без улыбки.

— Великодушный ты, гад, не могу, аж плачу, — Горислав невольно сжал кулаки. Швабра у его ноги утробно заворчала, чуя настроение собравшихся. — Чего сам припёрся, я тебя и по коммуникатору послал бы.

— Догадайся, ты ж догадливый, — вурль снова невесело, по-волчьи, осклабился, и Горислав не утерпел. Стереть эту наглую ухмылочку с татуированной рожи захотелось так, что кулаки зачесались. Что он и сделал, махом спрыгнув вниз, минуя трап. Но вурль даже не отстранился, лишь чуть отвернулся, чтобы первый разящий удар Горислава пришёлся в скулу. Но за первым последовал второй и третий.

— Бей ещё, ежели полегчает, — невнятно пробурчал он, сидя на пластобетоне, и сплюнул наземь кровь и выбитый клык.

— Ага, ты мне ещё чего-нибудь посоветуй, ну, — Горислав подул на разбитые костяшки и потряс рукой.

Но этот мудак, продолжавший смотреть на него снизу вверх одним глазом — второй заплывал багровым кровоподтёком, — оказался прав. Капитан действительно остыл. Однако обсуждать что-либо с вурлем больше не желал.

— Проваливай, — устало повторил он и взбежал по трапу обратно на корабль. — Ястребок, задрай шлюз, а то снаружи каким-то дерьмом воняет.

— Заплачу вдвое больше любой цены, которую ты предложишь, — крикнул ему вслед вурль. Он так и не поднялся, продолжал сидеть, упираясь руками в пластобетон.

— Что-то я устал, — пожаловался Горислав Янису и Грачику, продолжавшим беспокойно взирать на него. — Надо в медотсек за антисептиком зайти, а то ещё заразу какую-никакую подцеплю, мало ли, — он снова машинально подул на ободранные костяшки пальцев. — Ястребок, найди всё, что можешь, про этого Анта, будь он трижды неладен.

«Давно надо было это сделать, — сокрушённо подумал он. — Ещё один косяк. Всё не до того было, блядь».

Уже через несколько минут «Ястребок» доложил, что корабль «Драккар» капитана Анта Смоура был построен и оснащён на верфях разбойничьей планеты вурлей с непроизносимым названием. В остальном секторе Галактики её именовали просто — Сатана. Промышлял Ант Смоур угоном пассажирских лайнеров, захватом заложников, работорговлей, контрабандой. По совокупности преступлений отбывал срок на планете-каторге Вандея-10, откуда ухитрился сбежать три года тому назад.

— Красавчик, ну, — машинально пробормотал Горислав. Самого его госпожа Удача от каторжной участи пока оберегала.

— Кэп, — тревожно позвал вдруг Грачик, и он нетерпеливо обернулся. Парень уже не выглядел таким потерянным, как несколько минут назад, до мордобоя, но без привычной залихватской улыбки казался повзрослевшим на десяток лет. — Кэп, продай ему, что просит.

Горислав моргнул, не веря собственным ушам.

— Че-го? Да ты опупел, босяк, — растерянно проговорил он наконец. — Чтобы ему удобнее было рабами торговать, что ли? Чего ты мелешь, шаромыжник? Он же тебя мордовал, как хотел.

Грачик упрямо наклонил кудлатую башку:

— Чтобы «Ястребок» не давал ему рабами торговать — вот для чего, — в его ломком голосе прозвучала глубокая убеждённость. — «Ястребок» же всё может. А глушилка ведь без его нейроматрицы не работает. Ты поставишь ему нейроматрицу вместе с глушилкой. Только Ант… вурль про это ничего не знает.

Парень явно был не в себе.

— Грачик, — мягко сказал Горислав, беря его за худое плечо, и даже слегка встряхнул. — Окстись, пацан. Он же просто… шишколобый гнидодав, это раз. Имперцы гоняются за нами с планеты на планету, чтобы забрать у нас корабль со всеми секретами, это два. Ты что же, считаешь, что этот сраный Ант не помчится к ним в первую же секунду после того, как мы оборудуем его корыто нейроматрицей и глушилкой?

— Не помчится. Имперцы — ему такие же враги, как и нам, — без всяких раздумий отозвался Грачик, уставившись Гориславу в лицо чёрными отчаянными глазищами. — Он не сдаст. Он считает, что это его единственный шанс перестать… перестать быть тем, кто он сейчас есть. Понимаешь, кэп?

Горислав ни черта не понимал. Он чуть было не ляпнул, что Грачик слишком хорошо думает об этом подонке, но проронил только:

— Свинья грязь всегда найдёт. Не верю я этому уроду ни на грош. Иди уже, отдохни.

Он проводил взглядом тощую угловатую фигуру Грачика и устало повернулся к упорно молчащему Янису:

— Штурман?

От всех этих драматических игрищ ему даже к Василисе в кабак идти расхотелось.

— Ты в медотсек собирался, — деревянным голосом напомнил тот, и от этого голоса Гориславу совсем поплохело.

— Я-то пойду, — медленно проговорил он, — но ты-то чего заходишься, Королева?

Тот, не отвечая, нетерпеливо мотнул головой в сторону медотсека и только там, в этом белом стерильном царстве, когда-то заботливо оборудованном для них хирургом от Бога Лорой Караваевой, тяжело промолвил:

— Я уже устал констатировать, что мы с тобой идиоты, Романов. Ну ладно ты, это твоя фишка — никогда не думать дальше чем на шаг вперёд, но я-то, твой чёртов голос разума… — Он вымученно усмехнулся, нажимая на плечо Горислава и заставляя того сесть на пластиковый стул.

Крохотный медсерв, повинуясь его команде, сосредоточенно зажужжал над повреждёнными пальцами капитана.

— Поясни, — коротко промолвил тот, нахмурив брови.

Этот дурацкий день заканчивался так же, как начинался — непонятно и тревожно. И Янка туда же! Ещё и с наездом, что он-де не продумывает стратегию дольше, чем на шаг вперёд. Стратег хренов.

Это был их старый-старый спор, ещё со времён учёбы в Космоакадемии. Стратег и тактик, ну.

Горислав невольно хмыкнул, глядя в хмурое расстроенное лицо штурмана. Пожалуй, он знал, что тот собирается ему сейчас предъявить. И обречённо представлял, как взовьётся Озолиньш после его объяснений. Наверняка и в морду ему с кулаками полезет, как он сам — к вурлю. Да, точно полезет, таковский.

— Давай, говори ну — нетерпеливо повторил Горислав.

И Янис заговорил, уставившись на него так же смятенно, как давеча — Грачик:

— Мы уже поставили нейроматрицу и глушилку заодно — кому? Ну да, самым проверенным из наших. И они пришли к нам на помощь, когда нас имперцы на крючок посадили, помнишь?

Горислав помнил, ещё бы. Всех и каждого.

Суровый Лорса Борода и его «Чаборз». Одноногий Пинкус Нога со своим «Сторожевым». «Гроза» Свистуна Дейзи Нейла — настоящая гроза Империи. «Гайда» раздолбая Стёпки Креста и «Перун» его закадычного другана Тёмы Дёгтя. «Джоконда» вертлявого молокососа Робертино Тотти. Йоуко Ярвинен, сумевший уцелеть на каторжных рудниках Вандеи-9, и его верная «Финка». Считавший себя потомком вождей невозмутимый Анункасан Зи со своим «Татанкой». Горо Кобаяси с изящной свирепой «Сакурой». Развесёлый Макар Соломин и его «Ферзь». И Катерина Сидорова на «Сучьем вымени», иного названия сложно было ожидать от бывшей хозяйки кочевого борделя.

— Двенадцать, — коротко резюмировал Горислав. — Как двенадцать апостолов. Янк… — Он машинально покусал губы, прежде чем убеждённо сказать: — У «Ястребка» всё под контролем, ты же знаешь, ну.

— Не нукай, Романов, не запряг, — штурман не давал сбить себя с толку, его синие глаза сердито блеснули. — Плюс наши два оснащённых нейроматрицами катера. Знаю я, что у «Ястребка» всё под контролем. Но кто контролирует его самого? Стой, — он вскинул руку. — Я бы на твоём месте сейчас к пацану… к «Ястребку» не взывал, — предупредил он холодно, увидев, что Горислав собирается что-то сказать. — Ответь сам, а то привык за него, чуть что, прятаться. И я тоже привык, согласен.

А ещё это был вечер нарезанной в капусту правды-матки, вот что, невесело подумал Горислав.

— А кто контролирует меня? Тебя? — он поднялся со стула и аккуратно стряхнул с руки шлёпнувшегося на стол медсерва, принимаясь привычно мерить медблок широкими шагами. — Мы тут все на равных, Королева, не находишь?

— Ага. Только одни равнее других, — едко отозвался Янис, едко, но с такой печалью, что у Горислава больно защемило сердце. — Потому что мы-то с тобой куда свободней нашего «Ястребка». У него есть свобода воли, но нет свободы передвижения. Он не распоряжается собой до такой степени, как мы. Мы-то с тобой в плену могли хотя бы себе башки об стену расколотить. Так вот, что мы — и он — будем делать, если «Ястребком» или любым из его двенадцати, как ты выразился, апостолов всё-таки завладеет враги? Не говорю — Империя. Это могут быть и Разрушители, и какие-нибудь ещё помешанные ублюдки, решившие стать властителями миров. Типа того же вурля. Наши действия в таком случае, Романов?

Горислав длинно выдохнул. И только потом ответил:

— Борк и Матти, и сам «Ястребок» придумали единственное средство защиты. Как ты говоришь — лучше поздно, чем никогда. Собирались ставить на днях.

Друзья Арлен, такие же дети-мутанты, как она сама, жили в Доме на мысу, построенном для них Гориславом, и постоянно модифицировали «Ястребок», ставший для них кем-то вроде их погибшей подруги.

— Так что ты в точку попал, Янка, — Горислав устало выдохнул. — И то, что они придумали, тебе не понравится — так же, как не нравится мне. Но ничего не поделаешь. Свобода воли, как сам опять же толкуешь, ну.

Он прислонился спиной к матовой переборке, неотрывно глядя на Яниса. Тот побледнел так, что на переносице проступили всегда незаметные веснушки.

— Только не говори мне, что… — начал он и осекся.

— Я потому и не говорил, — тяжело подтвердил Горислав, мгновенно сообразив, что тот всё понял сразу. А что тут было не понять? — Чтоб ты не заходился. Но «Ястребок» имеет на это право, как каждый из нас. Когда нет выхода.

— Выход есть всегда! — выкрикнул Янис, беспомощно сжимая и разжимая кулаки.

— Нет, и ты это прекрасно знаешь, — беспощадно отрезал Горислав. — Посмотри, как добрый боженька с Арлен обошёлся, с Матти и Борком. Она у Лоры в подвале в криокапсуле мёртвая лежит, друзья её — мутанты, навеки изуродованные. Можно взывать хоть к кому, но бывает, что никто не поможет. И останется только расколотить себе башку об стену.

— О чём вы, капитан? — донеслось до них от двери медотсека, бесшумно отъехавшей в сторону.

Они молниеносно обернулись: принц Филипп стоял там, тонкий и высокий, в своём заношенном, но аккуратном комбезе механика. И смотрел так повелительно, словно находился в парадной зале имперского дворца с короной на голове и мантией на плечах.

Горислав знал, что имеет полное право послать его высочество ко всем чертям с его вопросами, но язык не повернулся. Он ответил начистоту:

— Последняя граната должна быть у каждого. И у «Ястребка» тоже. Он уничтожит свою личность одним импульсом, если не будет иного выхода. Станет просто обычным «умным кораблём», вот и всё. Одним из сотен тысяч. Таким, как все. И то же самое он сможет сделать со всеми четырнадцатью существующими в его распоряжении нейроматрицами Арлен.

— Да вы с ума сошли, — почти всхлипнул Филипп, обводя всех отчаянным взглядом. За его спиной маячили, потихоньку просачиваясь в медблок, Грачик, Валёк Филатов и Дюха Манучаров. Они всё слышали — такие же бледные, как Филипп и Янис, поникшие, с растерянными глазами.

— Ястребок, скажи им уже, — негромко велел Горислав, обращаясь к кораблю, который всё это время молчал как убитый.

— Это и правда единственный выход из острокритической ситуации, — мягко пояснил корабль.

— Но тогда Арлен умрёт, — безнадёжно выдохнул Янис, глядя Гориславу в глаза. — Понимаете? Она умрёт навсегда.

Арлен, отдавшая «Ястребку» свой разум и душу, не пережившая тяжелейших мутационных изменений организма, лежала в госпитале у Лоры Караваевой, забывшись зачарованным сном. Вечным сном.

— Борк и Матти оставят резервные копии, — так же мягко пояснил корабль. — Не волнуйтесь, штурман.

Общий вздох облегчения пронёсся по медблоку, как ветер. Ребячьи физиономии расцвели улыбками. Горислав откровенно прыснул. А Янис крепко навернул себя кулаком по лбу, а потом наклонился к уху капитана и сообщил свирепым полушёпотом:

— Убью, гад ты ползучий. Всю кровь свернул.

Отлично барон Озолиньш выучил русский, ну. Просто как второй родной.

Горислав невинно похлопал ресницами и так же тихо отозвался:

— Авось не убьёшь, Королева.

Часть 2.

«Слава моя, слава — звонкое ярмо,
Сочная канава, зоркое бельмо,
Траурная пена, копоть воронья.
Если будет смена — отдохну и я.
Поздняя усталость на твое плечо,
Сколько нам осталось, сколько нам еще?
Сколько нам простора, сколько седины,
Сколько нам позора, сколько нам вины…»
(Старинная русская песня)

Конечно, ни в какой кабак к Василисе они не отправились. Они снова уселись в катер и полетели в Дом на мысу, чтобы привезти на «Ястребок» Матти с Борком.

Прежде чем явиться туда, Горислав заручился согласием суровой Марьи Киевны, которая правила приютом на мысу, будто царица, строгая и справедливая. Теперь там жили не только мутантята с угнанного Гориславом восемь лет назад имперского беспилотника, но и самые обычные ребята, успевшие с ними подружиться. Четвёрка подростков-русичей, бывших разведчиков, например, кочевавшая между своим прибрежным поселением и Домом на мысу. Они тоже срочно понадобились Гориславу. Потому что именно он не так давно привёз их вместе с остальными русичами из руин Нового Российска.

Значит, загадочная нептица могла явиться и к ним, что бы там ни твердил упрямый Янис Озолиньш.

Первые колкие звёзды уже вспыхнули на сиреневом небосклоне, когда катер снизился над мысом, выступавшим в море подобно гигантскому, зелёному, курчавому медведю. Доброму медведю, давшему приют десяткам спасённых детей. Горислав счастливо вздохнул, выходя из катера на пятачок крохотного дальнего космодрома. На сей раз он не стал приземляться на посадочной площадке возле самого дома, чтобы не будоражить готовящуюся ко сну малышню.

Он посмотрел на задумчивое усталое лицо своего штурмана, шедшего рядом. И, нарушив тягостное молчание, повисшее между ними, виновато попросил:

— Не злись, Янка. Они взяли с меня слово не болтать, пока не закончат.

— Угу. И ещё чтобы я, цветочек эдакий полевой, не расстраивался раньше времени, понятно, — едко добавил Янис и поглядел вниз, на преданную Швабру, увязавшуюся за ними. Та бодро перебирала всеми шестью короткими лапами, довольная, что скоро увидит своих любимых мутантят.

— Да не сержусь я, Горь, — добавил он, кладя ладонь на плечо капитана. — Просто грустно. Оттого, что я за тобой вон, как Швабра, бегаю, а ты… то ли позовёшь, то ли нет. То ли расскажешь нужное, то ли нет.

«Хуйню не пори», — хотел сказать Горислав, но вместо этого выпалил, вспыхнув от справедливости его упрёка:

— Прости, Янк. Не повторится.

— Надеюсь, — сварливо откликнулся штурман, переходя на прежний привычный тон, и угадал облегчённый вздох капитана.

Пахло свежескошенной травой, где-то вдали деловито стрекотал серв-садовник, но шум морского прибоя пробивался даже сквозь этот стрёкот. А впереди вырастал особняк с белыми стенами и красной черепичной крышей, Дом на мысу, от которого к морю вела высокая лестница. Её просоленные деревянные ступени были за все эти годы отполированы десятками пар ребячьих ног.

Горислав невольно ускорил шаги, не замечая, что счастливо улыбается. Но это увидел Янис и сам невольно заулыбался. Он знал, как Горислав любит это степное, пряно пахнущее разнотравье — тот же вырос в степи, выжженной потом дотла Разрушителями.

Из-за косогора вынырнул маленький оранжевый флайер и пошёл низко-низко над степью, едва не задевая брюхом высокие метёлки пахучей травы. Из него торчали четыре вихрастые головы: Марьянка, Санёк с Ваньком и Горька Захаров, тёзка Горислава. Бывшие лихие разведчики.

Все четверо, как и капитан «Ястребка», выросли на Руси. Вот только они, в отличие от него, не знали иной Руси, кроме расплавленных, обугленных руин, кроме многоярусных подземных убежищ-складов. И багрового неба, полного драконов, чудовищных и чудесных крылатых созданий.

Флайер завис над прибывшими, потом уселся прямо в траву, и из него со смехом и радостным гиканьем посыпались ребята. Впрочем, когда Горька первым подскочил к капитану, то протянул ладонь для рукопожатия ему и штурману с совершенно серьёзным лицом, как и остальные.

— Вы по делу или так, погостить? — с любопытством осведомилась Марьянка, и Горька сердито толкнул её плечом, чтобы не нарушала торжественный ритуал встречи.

— Мы за Борком и Матти, — пояснил Горислав, пряча улыбку. — И за вами.

Он не стал добавлять, что хотел бы обсудить кое-что важное — они и без того восторженно запрыгали, обнимая ластившуюся к ним Швабру.

— Ладно, тогда летите к катеру, ждите нас там, что ли, мы с Киевной побалакаем, заберём наших мутантят и вернёмся, — рассудил Горислав, но Горька тотчас возразил:

— Не, мы туда пёхом, а Марьянка на флайере — с вами в Дом и обратно со всеми. Борку с Матти тяжело будет до катера своим ходом идти.

Капитан хмуро ругнулся про себя и на себя — мог бы и сам сообразить, остолоп, что мутантятам уже стало трудно бродить по степи, как раньше. Их организмы изнашивались от года к году, а то и от месяца к месяцу.

Точно так же полтора года назад угасла Арлен.

— Понятно, — негромко согласился он, переглянувшись с Янисом. На лицо штурмана будто туча набежала. Тот тоже слишком остро помнил, как это было с Арлен. — Тогда я попрошу Киевну прислать кого-нибудь шустрого к катеру за флайером.

— А костёр жечь будем? — живо выпалила Марьянка.

Горислав посмотрел на неё, нетерпеливо переминавшуюся с ноги на ногу, растрёпанную, востроносую и востроглазую — ну настоящая птица.

Птица-нептица…

— Само собой, — серьёзно ответил он, и девчонка просияла.

…Костёр они разожгли на краю космодрома, неподалёку от гордо высившегося «Ястребка», к которому сперва все шестеро прибывших ребят подбежали поздороваться. Со стармехом Петровичем, с юнгами и с самим «Ястребком». Он-то для них всегда был живым.

Из корабля к костру вывалились все, кроме Петровича, который, судя по всему, собирался коротать вечер наедине с заветной бутылочкой самогонки. Гориславу это не нравилось, но он решил сегодня старика не донимать: всё равно остальной экипаж занимался тем же самым в харчевне у Василисы, пока они с Янисом тут детей выпасали.

Он неслышно хмыкнул, почувствовав на себе пристальный взгляд штурмана. И в очередной раз удивился тому, как ухитряется от него хоть что-то скрывать. Мысли же читал, зараза белобрысая.

Костровой ритуал был полностью соблюдён: сперва от живого огонька занялась мелкая сухая щепа, потом пламя понемногу охватило смолистые дрова, иногда стрелявшие искрами, и золотые отсветы заскользили по сосредоточенным лицам. Матти, Борк, разведчики, юнги, Грачик, капитан со штурманом и Швабра — все расселись вокруг костра кто на чём, и каждый отрешённо смотрел на огонь, думая о своём, что-то вспоминая.

— Технические детали утром обсудим, ну, — прервал почти торжественное молчание Горислав, которому страсть как не хотелось сызнова заводить сейчас тягостный разговор про «последнюю гранату». — Давайте я вам расскажу, какая нептица ко мне прилетала, — он неловко усмехнулся, ероша вихры. — Штурман вон считает, что это чушь, а я хочу знать, что вы думаете, и предупредить на всякий случай.

Он подробно и с подсказками не удержавшегося от них Яниса рассказал о странной птице с драконьей чешуёй вместо перьев и клювом, больше похожим на пасть. Матти, выслушав его, покривился, демонстративно коснувшись ладонью переливчатого гребня на собственной голове.

Его друг Борк, наоборот, походил на огромную кошку с торчащей дыбом рыжеватой шерстью и коротким хвостом.

Им ли говорить о мутациях! Они и были мутантами, подлежавшими уничтожению согласно неписаным законам многих планет, особенно отдалённых, запорожных. Да что там далеко ходить: даже в поселении русичей не одобрялись частые визиты разведчиков в Дом на мысу, где жили «сатанинские отродья».

— Почему вы считаете, что такая мутация невозможна, штурман? — напрямик спросил он Яниса, уставившись на него в упор сощуренными глазами. Их желтовато-зелёная радужка была перечёркнута вертикальной линией зрачка.

Как у давешней птицы, завороженно подумал Горислав.

Янис сдвинул брови и сдержанно ответил:

— Любая мутация возможна. Но капитан решил, что эта птица могла быть послана Русью. Сами знаете — это как минимум один подпространственный Прыжок. Как минимум. Вот такое точно невозможно.

— Если это Русь, то там всё может быть, — подала убеждённый голос Марьянка, и Янис почти застонал от досады:

— И ты туда же! Да что за бред! Извини. Я допускаю быструю мутацию какой-то ветви драконов, но…

— Птиц на Руси после Разрушения не осталось, — перебил его Горислав, но Янис свирепо отмахнулся:

— Да я и не об этом! Твоя нептица в любом случае не могла перемахнуть сюда от Руси. Телепортация — я тебе уже говорил — это даже не бабушкины, а прапрабабушкины сказки.

— Телепортация — это что? — не выдержала Марьянка, и Янис терпеливо пояснил:

— Считается, что способное к ней существо может разложиться на мельчайшие частицы, перенестись куда-то в иное место и там, скажем так, пересобраться.

— Вот здорово было бы! — азартно выпалила девчонка под снисходительное хмыканье остальных ребят. Но все тут же притихли, когда Янис продолжил:

— Но подобные случаи науке до сих пор не известны. А допустить, что живое существо, пусть и мутант, самостоятельно, вне корабля, преодолевает подпространство, ну это действительно бред, Горь. Ну правда же.

Теперь Матти обратил немигающий взор на Горислава, и тот едва удержался, чтобы не поёжиться:

— Ну а почему вы решили, что ваша нептица оттуда, капитан?

Все они выжидательно и тревожно смотрели на него, а принц Филипп — тот даже нижнюю губу закусил, как от боли.

— Услышал мамин голос, когда птица прилетела, — коротко отозвался Горислав и вдруг понял, что почти каждый из сидевших у костра, как и он сам, был сиротой. Он снова подавил невольную дрожь и закончил: — Ну и я это просто чую. Про Русь. Звучит странно, да чего там — глупо, ну, — устало признал он. — Я сперва решил, что приглючилось, но потом и штурман её увидел. Просто вы четверо, — он прямо посмотрел на разведчиков, — вы ведь тоже оттуда. Из Нового Российска. Хочу предупредить — вдруг заметите. Вдруг она ищет кого-то из русичей, не обязательно меня.

— Ловить только не вздумайте, — совершенно серьёзно перебил его Матти, и Борк, сидевший рядом, согласно кивнул. Он явно собирался что-то добавить, но не успел — Швабра, прикорнувшая у ног Яниса, вскочила с коротким отрывистым лаем.

Янис с Гориславом поднялись. Капитан автоматически опустил ладонь на рукоять бластера в кобуре у пояса, и Янис последовал его примеру.

Из темноты выступил вурль: массивный силуэт, угрюмая, татуированная, усаженная стальными гвоздями рожа с привычным острозубым оскалом. И подбитым глазом. Красавчик, ну. Горислав повёл плечом, уже демонстративно расстегнув кобуру.

— Не передумал, кэп? — осклабился Ант, и тот лишь хмуро качнул головой, не удостаивая незваного гостя вербальным ответом.

— Вдвое больше твоей цены заплачу, — напомнил вурль после долгой паузы. — Ты плохо подумал. Подумай ещё.

У Горислава снова отчаянно зачесались кулаки от такой наглости, но он лишь выразительно указал стволом бластера за пределы освещённого костром круга. И коротко приказал, обращаясь к Швабре:

— Дорогая, проводи.

Вурль, всё ещё лыбясь, перевёл горящий взгляд на Грачика, который отчего-то тоже поднялся с места. Слава те господи, подумал Горислав, что хотя бы Филиппу хватило ума не высовываться, не привлекать к себе внимания этого подонка.

Принц всегда старался держаться в тени, хотя никому на Тортуге-5 не пришло бы в голову искать сходство между молокососом-юнгой в замурзанном комбезе и наследником императорского престола. По крайней мере, Горислав горячо на это надеялся.

Вурль неохотно отступил в ночь в сопровождении порыкивающей Швабры. Та косматой грозной тенью неотступно следовала за ним, чуть ли за пятки не хватая. Выпроваживала.

Горислав дождался, когда над посадочной полосой появится яркий след от вспорхнувшего флайера и у костра возникнет довольная своей работой Швабра. И спокойно произнёс, никак явление вурля не обсуждая:

— Слетать бы туда. На Русь. Всё на месте разузнать. Может, им действительно срочно нужна помощь. Может… — он запнулся и запрокинул голову на сверлящий низкий гул.

Возле «Ястребка» снова садился флайер. Но не тот, с корабля вурлей, бронированный, блестящий и чёрный, как огромный жук, только что скрывшийся за горизонтом. А скорлупка поменьше, довольно дряхлая, без опознавательных знаков, тускло освещённая посадочными огнями.

Горислав перевёл усталый взгляд на Яниса:

— Они на наш костёр летят, как мотыльки, не иначе. И это не наши.

— Бывшие наши, — невозмутимо поправил его Янис.

Он был прав. Потому что перед ними, легко выпрыгнув из флайера и гордо выпрямившись, встала Демьяна Гаршина.

С вызывающе вскинутой воронёной головой, в форменном комбезе кибермеха… и с золотисто-зелёной нептицей в тонких руках— её она бережно прижимала к груди, как найденного щенка или котёнка.

— Эт-то ещё что? — потрясённо выдохнул Горислав, не веря собственным глазам, и нерешительно шагнул вперёд.

Боясь спугнуть. Боясь, что всё это снова какой-то сон.

Все остальные тут же повскакали со своих мест, уставившись на таинственную птицу в руках Демьяны во все глаза. А девчонка торжествующе произнесла:

— Вот. Вы, капитан, старосте сказали, что…

Она не договорила. Нептица взъерошила отливавшие золотом крупные зелёные чешуйки на шее и голове, беззвучно раскрыла не то клюв, не то пасть — а в мозгу у Горислава снова прозвучал знакомый родной голос. Мамин голос, который он не чаял услышать:

— Всё хорошо. Горе ты моё. У нас всё хорошо.

И нептица будто растворилась в прохладном вечернем воздухе, пропахшем раскалённым металлом, топливным газом и дымом костра.

Демьяна тонко ахнула и кинулась к Филиппу, который, не раздумывая, обхватил её за узкие плечи.

— Она же была, — растерянно повторяла и повторяла девчонка, прильнув к нему, будто лоза. — Она прилетела! Ко мне.

— Что она тебе сказала? — Горислав тут же очутился рядом, требовательно заглянув в расширившиеся тёмные глаза Демьяны. Сейчас она не врала, не притворялась.

— Батя со мной говорил, — глухо ответила та. — Его ещё на Руси твари растерзали. Он сказал: «Всё хорошо, доча». Он… он меня всегда так называл. Доча.

Она сама сейчас была похожа на птицу — взъерошенную, потерянную. У Горислава на миг дрогнуло сердце.

Но тут Борк выступил вперёд и безапелляционно заявил:

— Телепортация. Сказки там или что, но её исчезновение — это настоящая телепортация.

— Докажи! — азартно вскричал Янис, сверкнув глазами.

— Началось в деревне утро, — пробормотал Горислав, но его никто не услышал, потому что все вокруг самозабвенно орали хором, каждый — своё.

Он посмотрел на Демьянку в объятиях принца и наклонился ближе:

— Не цифрограмма же, нет?

Он знал, что не цифрограмма, но хотел услышать подтверждение от той, кому довелось держать это чудо в руках.

Демьяна протестующе мотнула головой:

— Нет! Она живая. Тёплая. Она… она волшебная.

И это Горислав тоже знал.

Тем временем Янис снова выпалил:

— Докажи! — и ринулся вместе с мутантятами к «Ястребку». — Сейчас спросим кого надо.

Под «кого надо» он, конечно, подразумевал корабль, и все гурьбой кинулись следом.

Горислав крепко взял за локоть устремившуюся туда же Демьяну и по-прежнему негромко и спокойно приказал:

— Стоять.

Она снова вскинула на него растерянные глаза, как и Филипп. Будущий император, наследник короны, юнга его корабля Филипп Сноуден, видимо, решил, что все претензии к Демьяне Гаршиной у кэпа отпали.

— Вон, — коротко и беспощадно закончил Горислав.

Демьяна со всхлипом втянула в себя воздух, умоляюще уставившись, естественно, на Филиппа. А тот, весь напрягшись, так же предсказуемо выпалил:

— Капитан, разрешите ей с нами?

Янис оказался прав — пацан действительно влюбился. Их рассказ о Демьяне не уложился у него в голове. Верней, может быть, и уложился, но где-то совсем в другом отсеке сознания. Наглухо запертом сейчас, когда она стояла перед ним, такая ранимая и беззащитная, и взирала на него с надеждой.

— Не разрешаю, — отрезал Горислав. И добавил, не удержавшись, хотя мог бы и промолчать: — Кто предал однажды, тот предаст и дважды, ну. Пусть отправляется к себе. А вы, юнга Сноуден, — к месту своей службы.

Последние слова он произнёс с расстановкой, подчёркивая каждое из них.

Филипп вспыхнул и едва слышно пробормотал:

— Есть, капитан.

И, в последний раз глянув на Демьянку, побрёл на корабль, в котором уже скрылись все остальные. Даже не торопясь услышать, какую оценку вынесет «Ястребок» рассуждениям Яниса и Борка.

— В императрицы собралась? — ехидно поинтересовался Горислав, дождавшись, пока Филипп скроется из виду, и повернувшись к девчонке. Жалеть её он не собирался. В конце концов, это именно из-за её предательства бедолага Грачик натерпелся в лапах у вурля такого, что не приведи господи. Спасибо, вычухался. Вон даже заступался за мудачину.

Демьяна полоснула по Гориславу злым отчаянным взглядом, но ответила сдержанно, с истинно царским величием:

— Вы имеете полное право так думать, капитан, но вы ошибаетесь.

Развернулась и пошла к своему крохотному флайеру. Потом побежала.

Ревёт, поди, понял Горислав и поморщился. Он терпеть не мог обижать женщин. Но это была не женщина, а какой-то чертёныш в юбке. То есть в форменном комбезе кибермеха, ну.

Он усмехнулся и тоже поспешил к трапу, отдав команду «Ястребку» задраить шлюз на ночь.

— Наши все дома, — устало буркнул он себе под нос. Денёк вышел тот ещё. И вечерок тоже, можно сказать, удался.

* * *

В кают-компании предсказуемо стояло грандиозное оралово. За телепортацию были все, кроме штурмана, даже «Ястребок». Начитались фантастических книжек двадцатого столетия, не иначе.

Поняв расклад, Горислав криво ухмыльнулся, прошёл к столу и постучал по нему ребром ладони. Не сразу, но воцарилась тишина. И на том спасибо.

— Хотел сказать кое-что важное, — невозмутимо объявил он. — Первое. Демьяна сообщила, что нептица была тёплой. Ястребок, выводы?

— Это уже не рептилия, то есть не дракон, — тотчас отозвался корабль.

— Второе: её родина — действительно Русь.

— Либо она просто влезла к вам в мозги. К тебе и к этой Демьяне, — тут же внёс поправку Янис. — Просто тебе хочется так думать.

Вот же зараза упрямая.

Горислав нахмурился, но спорить не стал, просто сказал:

— Я спать. Гуляй, рванина.

— Ура, мы ломим, гнутся шведы, — Янис тоже не собирался продолжать спор, который считал бессмысленным, ведь он всё равно остался при своём мнении.

Горислав знал, что упрямая зараза сейчас придёт к нему в каюту. И не только для того, чтобы доспорить. Обернувшись у двери, он встретился взглядом с Филиппом.

Юнга Сноуден был мрачен и задумчив. И совершенно не замечал, что из угла кают-компании на него отчаянно взирает Грачик.

Вот же где мудовые страдания.

Янис действительно появился в капитанской каюте, но минут через двадцать, когда Горислав уже выходил из душевой, обмотав вокруг бёдер белое махровое полотенце. Бухнулся на койку и, похлопав по ней ладонью, велел штурману:

— Садись давай. Чего галдеть без толку? Ни один из нас не может ничего доказать — предмет спора тю-тю. Улетел. Или телепортировался, ну. — Он с улыбкой посмотрел на досадливо насупившегося штурмана и честно признался: — Но меня попустило.

— Из-за того, что она сказала, будто всё хорошо? — Янис присел на койку.

— Я ведь и тогда, в первый раз, тоже это услышал, — кивнул Горислав. — Понимаешь? Мама сказала, что всё хорошо. Эх ты, Горе. И это она тоже сказала. Нет, не так. Горе ты моё. Чёрт.

Он на миг зажмурился и почувствовал, как на его плечо легла рука Яниса.

— Что ещё Демьянка говорила? — тихо спросил тот.

Горислав посмотрел в тревожные синие глаза своего штурманца.

— Ничего. Я её выпроводил, она на «Ястребок» рвалась, — хмуро пояснил он. — Парень расстроился. Ты был прав, он действительно втюхался по самые уши, ну. Вот же делишки.

— Пускай он лучше расстроится сейчас, чем когда его пассия сдаст его вурлям, — холодно произнёс Янис, и Горислав изогнул бровь:

— Я именно это собирался ему сказать, но понял, что получу в морду от влюблённого дурня, невзирая на субординацию. Я бы тоже за тебя дал в морду кому угодно, Королева. — Он с удовольствием полюбовался медленно расцветающей улыбкой на бледной физиономии штурманца. — Кстати, судя по её словам, Демьянка либо её братовья видятся с Фролом. Придётся с ним поговорить об этом. Ну, короче…

— За парнем надо смотреть, — сумрачно подвёл итог Янис.

Но они недосмотрели.

Часть 3

«Храброе словечко чиркнуло об лед,
Вспыхнуло сердечко, взвился пулемет,
Хлынули дороги, дрогнули мосты.
Погоди немного — отдохнешь и ты…»
(Старинная русская песня)

Принц Филипп, юнга Сноуден, наследник имперского престола, бесследно исчез спустя шесть дней после достопамятных встреч у костра.

К этому времени все новации были внесены в нейроматрицу «Ястребка», а тот, соответственно, распространил их на все свои четырнадцать близнецов: двенадцать пиратских кораблей и два спаскатера.

Думать о том, зачем это может понадобиться, Горислав не хотел. От таких мыслей становилось… сумно.

Но это была страховка. Которая могла пригодиться в самое ближайшее время, чёрт подери всё.

Стояло ясное и свежее, полное птичьего галдежа тортугское утро, когда наступил пиздец. Как говорится, кованым сапогом на горло.

Выяснилось это не сразу. Сперва в дверь капитанской каюты отчаянно заколотил Грачик. И, когда встрёпанный капитан, обмотавшись простынёй, возник на пороге, уныло сообщил, что Филипп, мол, на корабле не ночевал.

— Тебе заняться нечем, кроме как за ним следить? В техотсек отправляйся, деятель. Давай-давай, ну, — с досадой проворчал Горислав, торопливо натягивая штаны. — Ястребок?

— Филипп Сноуден на борту отсутствует, — бесстрастно подтвердил корабль. — Вышел в двадцать три часа тринадцать минут по тортугскому времени, взял флайер.

— Какого рожна я впервые об этом слышу?! — негодующе гаркнул Горислав.

— Виноват, капитан, — убитым полушёпотом сообщил «Ястребок».

Выговаривать ему было поздно, ведь соответствующих инструкций: докладывать капитану обо всех перемещениях принца — корабль не получал.

— Я сам дурак, — уныло пробормотал Горислав, безжалостно треснув себя кулаком по макушке, и вылетел в коридор вслед за Янисом. Тот, как всегда, собрался быстрее него, будто бы спал одетым. — Как думаешь, парень просто у своей красавицы заночевал? — с надеждой выпалил он, догнав штурмана уже возле рубки.

Янис угрюмо покосился на него:

— У красавицы он, может, и заночевал, но проснулся где-нибудь в вонючем трюме. Как мы тогда. А твоя чуйка что подсказывает?

— Что я идиот, — повторил Горислав, усаживаясь за пульт управления и включая коммуникатор. — И принц Филипп тоже, но ему простительно. Он же влюблённый сопляк с играющими гормонами и вылетевшими погулять по этой причине мозгами.

Янис открыл рот, чтобы что-то сказануть: скорее всего, что у его капитана мозги прогуливаются куда чаще вне зависимости от гормонов, но героически промолчал. Тактичный.

— Ястребок, свяжи меня сперва с Фролом Устюговым, потом с Василисой, — коротко распорядился Горислав. И, когда на мониторе коммуникатора возникло озадаченное бородатое лицо Фрола, сдержанно проронил: — Здорово, друг.

— И тебе не хворать, командир, — степенно отозвался староста русичей.

— Демьяну Гаршину или её братьев давно видел? — продолжал Горислав.

Фрол виновато поскрёб бороду пятернёй и честно признался:

— Глеб с Олежкой бывают иногда. Они не такие заядлые, как Демьянка, просто прикрывали её, потому и пускаю. Они теперь втроём на рембазе третьего космопорта работают, знаешь?

— Знаю, — нетерпеливо кивнул капитан.

— Ну вот, приходят новостями перекинуться и нашей провизии купить. Медку там, картохи, сметанки. Настоящая еда у нас, не то что всякие… генные модуляторы. А сестрицу ихнюю ни разу с тех пор, как выгнал, я не видал, вот те крест святой.

— Не божись, грех это, — сердито буркнул Горислав. — Так давно братовья заявлялись?

Фрол наморщил лоб и призадумался:

— Да с неделю как. Точно, с неделю. Случилось что, командир?

— Нептица эта странная не прилетала? — вопросом на вопрос ответил Горислав и, услышав, что нет, второпях попрощался и отключил связь. Не до светских бесед.

Про Филиппа он спрашивать не стал, у того не было обыкновения часто показываться в ветхозаветном селении русичей.

Следом на мониторе появилась Василиса Прохорова. Горислав в очередной раз с восхищением подумал, до чего же она Фролу подходит. Степенная, статная, с перекинутой на высокую грудь пшеничной косой, хозяйка харчевни «Чёртова дюжина» гляделась настоящей царицей.

Он так и сказал:

— Царица моя, Васька, быстро говори, моего охломона Филиппа, юнги, нет у вас случайно?

— А что, пропал? — тотчас забеспокоилась та, сдвинув густые брови. — Нет, не появлялся, зато остальных твоих охламонов сколько угодно. Выгнать?

— Если не буянят, оставь у себя, — хмыкнул Горислав, отключился и снова обратился к «Ястребку»: — Наташа не вернулась?

Наташа Манучарова, мамка Дюхи, бывшая преступница, бывшая каторжанка, а теперь мать-хозяйка «Ястребка», по настоянию Горислава отправилась посмотреть столицу ближайшего департамента, Урсию. Хотя Горислав подозревал, что там она, как обычно, затарится массой полезных приблуд для корабельного быта.

— Нет, капитан, — доложил «Ястребок» и с готовностью добавил: — Предоставить вам список присутствующих и отсутствующих на борту?

Горислав знал, кто на борту: Петрович, Грачик, Валёк и Дюха. Мутантята и четвёрка мелких русичей благополучно вернулись в Дом на мысу, о чём ему уже с вечера сообщила Марья Киевна.

Толку от присутствующих на борту, в общем, было маловато.

Горислав для проформы связался ещё и с Домом на мысу — а вдруг? Но никакого «авдруга» не было, Филипп там тоже не появлялся. Капитан успокоил встревожившуюся Марью Киевну, отключил связь и устало повернулся к Янису:

— Ну что, поехали искать будущую императрицу, чтоб ей кисло стало. А с нею и императора. Может, они никак из койки выбраться не могут?

— Хорошо бы, но вряд ли, — меланхолично откликнулся штурман.

Возле шлюза у спаскатера толокся не кто иной, как помощник кибермеха Грачик Сарьян. Его смуглое лицо тоскливо вытянулось, он беспокойно мерил шагами палубу, мечась туда-сюда, «как задристанный щенок», по меткому выражению той же Наташи.

— Ну чего тебе? — сварливо осведомился Горислав, переглянувшись с Янисом. Он прекрасно понимал, «чего».

— Вы же Фила искать? Возьмите с собой! — выпалил Грачик, переводя полный мольбы взгляд с одного командира на другого. — Я вам пригожусь. И вообще, если он у вурлей, я всё про них знаю.

Пацан мыслил в том же чёртовом направлении.

— Залезай, — коротко велел Горислав, и Грачик тут же расцвёл и полез в катер. Хотя от него ожидалось больше головомороки, чем пользы, но отказать ему было бы слишком жестоко. Бедолага по-настоящему изводился.

А вот Швабру Горислав сперва брать не собирался, хотя та усердно размахивала хвостом. Но вынюхать след принца точно не смогла бы.

Янис решил иначе и скомандовал псине:

— За мной. Может, пригодится, — пояснил он капитану. — Мало ли что.

— И начерта мы из нашего императора всея Галактики чип вынули, — проворчал Горислав, берясь за управление катером. — Сейчас бы точно знали, куда он задевался.

Чип-шпион, про который он толковал, был обнаружен «Ястребком» под правой ключицей принца, а вживлён туда перед его прибытием на Тортугу. Скорее всего, имперской разведкой. О чём Филипп, по своей наивности, разумеется, и не подозревал.

«Это как ошейник, — сказал он тогда с горечью, осознав нелицеприятную правду. — Не может быть, чтобы дядя отдал такой приказ. Он не знал! Кто-то другой приказал».

Горислав в это не шибко-то верил, но только развёл руками. Царственный дядя, годами пребывавший регентом при Филиппе, по его мнению, терять свою власть не хотел. И самым удобным для него было, если бы племянник погиб при случайной стычке «Ястребка» с какими-нибудь мудилами. С теми же вурлями, например.

Вурли. Играл ли Ант сейчас на стороне Империи? Или вёл свою собственную игру? Горислав не сомневался, что пацан у него. Почти не сомневался.

Тогда чип из-под ключицы Филиппа извлекла Лора Караваева, немедля примчавшаяся на Тортугу со своей Арриды. И сейчас чип пребывал не где-нибудь, а на ошейнике Швабры. Пускай пытающиеся отследить принца гады позаморачиваются, так решил Горислав.

Путь до рембазы третьего космопорта казался бесконечным. Грачик вздыхал и ёрзал в запасном кресле, теребил свои буйные кудри, в общем — психовал, но рта не раскрывал, понимая, что командирам не до его переживаний.

Наконец катер лихо скользнул в открытые ворота рембазы, за которыми уже смирно выстроилось в ожидании лечения несколько подобных спаскатеров и флайеров. Горислав, Янис и Грачик торопливо вылезли наружу. Наверху деловито гудел «Доктор», с пчелиным трудолюбием обследуя торчавшего там кверху брюхом бедолагу. Но в кабине виднелась чья-то белобрысая башка — значит, не Демьянка. Кто-то из сводных её братьев.

Горислав резко свистнул и помахал кибермеханику обеими руками: слезай, мол. «Доктор» послушно распластался на полу, и наружу нерешительно действительно выглянул один из близнецов Пантюхиных, Горислав понятия не имел, кто именно.

— Случилось чего, командир? — спросил он, совсем как давеча Фрол. — Поломались, что ли?

— В порядке мы, — лаконично ответил Горислав. — С сестрой твоей хотим поговорить. С Демьяной. Она здесь?

— У себя, спит, ночью была её смена, а нынче — моя, — с некоторой запинкой отозвался белобрысый Глеб либо Олег.

— Давай зови, — безапелляционно распорядился Горислав, готовый, как Грачик, нетерпеливо мерить шагами ангар. Но не к лицу ему это было. Янис тоже стоял спокойно, заложив руки за спину, и якобы внимательно рассматривал ближайший покалеченный флайер. Грачик под взглядом Горислава перестал пританцовывать на месте и тоже притих, хотя какого труда ему это стоило, можно было только догадываться.

Наконец в ангаре появилась Демьяна — спустилась откуда-то по боковой, бесконечно длинной лестнице, громко топая по металлическим ступеням армейскими ботинками. Горислав пристально в неё всмотрелся: девчонка выглядела усталой и подавленной. Расстроенной. Своим новым предательством? Грачик — тот вообще уставился на Демьяну волчонком. Он явно не сомневался, что именно она сдала кому-то Филиппа.

— Поговорить надо, — ровным голосом промолвил Горислав, без церемоний беря её за хрупкий локоть под мешковатым рукавом форменного комбеза. — Не здесь. А ты не отвлекайся, иди, работай, братец, — осадил он подавшегося было вслед за ними Глеба-Олега. — Не украдём небось твоё сокровище, ну.

— Останься тут, Олежка, — велела и Демьяна, просверлив Горислава тёмным злым взглядом.

Значит, Олежка.

Все четверо по очереди влезли в катер, и Горислав задраил шлюз, не обращая больше внимания на то, что творилось снаружи. Сел в кресло и развернулся к Демьянке, застывшей у переборки с гордо вскинутой головой.

— Колись, засранка, кому принца продала, — приказал он, решив сразу взять девчонку на излом. Тактика оказалась верной: её глаза потрясённо распахнулись, наполняясь сперва изумлением, а потом яростью. Она сжала кулачки:

— Рехнулись вы, что ли, капитан?! — она даже задохнулась от возмущения и закашлялась. — Вы что! Я его и не видала с тех пор, как вы меня прогнали!

— Может, и не видала! — немедля выпалил Грачик, подступая к Демьяне с явным намерением хорошенько её встряхнуть. — Просто заманила на свиданку и продала! Сволочь!

— Сам ты! — тут же завелась чертовка, даже не попятившись от его напора и нисколько не испугавшись.

Швабра грозно заворчала.

— Цыть! — прикрикнул на всех Горислав, а Янис поймал Демьянку за плечо. Спросил спокойно, пристально глянув в растерянные злые глаза:

— Но ты ведь его этой ночью здесь ждала, не так ли? Иначе бы он не улетучился с корабля, никому ничего не сказав.

Она как-то сразу поникла, став ещё меньше ростом. Потом снова вскинула голову, сверкнув глазами, полными гневных слёз:

— Ну, ждала, и что? Мы договорились встретиться… вчера вечером. Но он не пришёл. Я думала... думала, это вы его удерживаете! Вы все! — она снова захлебнулась и умолкла, продолжая крепко сжимать смуглые кулачки.

— Может, и врёт, — задумчиво определил Янис, отпуская её, — но что-то не похоже.

— Да конечно врёт! — снова завопил Грачик, пытаясь ухватить девчонку за ворот комбеза. Но та, процедив сквозь зубы смачное мужицкое ругательство, ловко вывернулась и разъярённой кошчонкой кинулась на него, пнув кованым башмаком в лодыжку. Грачик взвыл и запрыгал на одной ноге, тоже пальнув в противницу очередью ругательств.

— Цыть! — вновь гаркнул Горислав, а Янис не без труда растащил соперников в разные стороны. Оба тяжело дышали и прожигали друг друга гневными взглядами. Ну чисто два волчонка.

— Мы его не удерживали, — хладнокровно пояснил Горислав. — Мы вообще не знали, что его нет на борту.

— Я знал, — пропыхтел Грачик, потирая ушибленную лодыжку. — Дура!

— Заткнись, умник, — рявкнул капитан, которому осточертела эта катавасия, затеянная ревнивыми сопляками. — Демьяна! Где ты его ждала? Где он должен был посадить флайер?

— В ангаре, — после паузы неохотно ответила та. — Моя была смена. Мы подумали, если Глеб с Олегом вдруг появятся тут, можно сделать вид, будто он пригнал флай на ремонт.

— Так, — сказал Янис, наклонив голову и не подозревая, что точно копирует манеру капитана рассуждать. Он даже кончик своей короткой косы потеребил. — Минутку. Примем эту версию как рабочую. Вы с Филиппом договариваетесь о встрече, он вылетает сюда, но в ангаре не появляется. За ним проследили? Вряд ли. Кто мог знать, что он полетит сюда? Тот, кто подслушал ваши разговорчики. Подслушал именно тебя, потому что «Ястребок» глушит любую прослушку на борту.

Слезинки всё ещё дрожали у Демьяны на ресницах. Поймав взгляд Яниса, она сердито мазнула рукавом по лицу.

Горислав мгновенно сообразил, куда клонит штурман, и проговорил мягко, чтобы не озлоблять девчонку ещё сильнее, чем это только что сделал остолоп Грачик:

— Слушай, это могло понадобиться только тому, кто знал, что вы как-то связаны. Что у вас, чёрт вас побери, любовь. Выходит, если ты не встречалась с ним после того, как нагрянула к нам с нептицей, то встречалась раньше. Ещё до поцелуйчиков вот тут, в ангаре.

Услыхав про поцелуйчики, Грачик со свистом втянул в себя воздух и в очередной раз пронзил Демьяну ненавидящим взглядом. Но та уже не обращала на него никакого внимания.

— Единственно, считать, что кто-то ещё, кроме нас, там тогда фланировал и тоже видел ваши… гм… ваше общение, — спокойно закончил Янис.

Девчонка помолчала, глядя вниз, на свои скрещённые руки, и наконец заявила, тряхнув всклокоченной чёлкой:

— Да, мы до этого виделись. Трижды. Он прилетал чинить флайер, так мы и познакомились.

— Будто на «Ястребке» нельзя было починить, — с горечью буркнул Грачик. — Как нечего делать.

Демьяна не удостоила его даже взглядом, но тут же вскинула глаза, когда он спросил — как ни странно, уже безо всякой злости:

— Ты же видела корабль вурлей? Такая чёрная бронированная посудина. Называется «Драккар». Он был здесь? Ты же с ними тогда вязалась…

Он не сказал: «Когда нас продавала», но все это будто услышали.

Демьяна сглотнула и сдавленным голосом отозвалась:

— Он меня по коммуникатору нашёл тогда, не знаю как. А шлюпка с этого «Драккара» потом прилетала, да. Этот Ант — страшный, бритый… с татушками и с шайбами по всему черепу. Он нас с Филом видел. Мы… прощались. А я заметила, что он стоит и смотрит на нас. И ухмыляется… — она дёрнула плечом. — У него зубы такие… острые. Как у волка.

Штурман и капитан понимающе переглянулись.

— Это и есть волк, — сипло вымолвил вдруг Грачик. — Настоящий волк.

— Ели-метели, — проворчал капитан, крепко почесав в затылке. — Ладно, Озолиньш, твоя рабочая версия похожа на правду. Но где они его перехватили? В воздухе сняли или когда уже приземлился? Флайера же нигде нет, ну.

— Загнали в спаскатер, — предположил Янис и снова посмотрел на Демьянку: — Ты ничего не слышала?

Та опять помотала низко опущенной головой и глухо выговорила:

— Всё из-за меня.

Тут смолчал даже Грачик, столько в её хрипловатом голосе было боли.

«Действительно влюблена, что ли?» — с удивлением подумал Горислав и решительно предложил:

— Выйдем наружу, пройдёмся вокруг ангара. Может, тут Швабра пригодится.

И пригодилась

* * *

Косматая шестилапая псина целеустремлённо и сосредоточенно, как настоящий следопыт, обогнула ангар по кругу. Дважды. И во второй раз остановилась на том же месте, что и в первый: на некотором, довольно приличном, расстоянии от ангара, где на пластобетонной площадке виднелся едва различимый ровный чёрный круг, будто нарисованный углем.

— Здесь опустился флайер и отсюда же поднялся. Они дали Филиппу вылезти и скрутили. Запихнули обратно и куда-то с ним улетели, — бесстрастно предположил Янис. — Кто? Куда?

— Выйдут на связь, суки, тогда и разберёмся, — хмуро определил Горислав. — А они выйдут. Хотят они заполучить его, как будущего императора, или… что-то с «Ястребка», — он вновь быстро глянул на убито молчащую Демьяну, — они свяжутся с нами в любом случае, ну. Эй ты, воронёнок дурной, — окликнул он девчонку, как когда-то, и вымученно усмехнулся, едва она подняла голову: — Откуда ты узнала, кто он такой?

— Я сперва не знала, — нехотя выдавила та. — Он сам мне сказал.

Горислав скрипнул зубами от досады. Вот же маленький дурак. Похвастаться захотелось? Похвастался.

— На втором свидании? — с улыбкой уточнил Янис.

— Да.

— Ты его величеством случайно не называла? — вмешался Горислав. — Ну или высочеством. Тогда или при последнем разговоре? Никому не болтала про него?

— Вы что?! — возмущённо выкрикнула Демьяна. — Конечно, нет!

— А нептица не прилетала к тебе больше?

Та отрицательно качнула головой.

Всё было ясно. Вернее, неясно, но теперь им оставалось только терпеливо ждать. Кто бы ни похитил принца Филиппа, юнгу Сноудена, они, скорее всего, должны были выйти на связь с «Ястребком».

Ну или, при более хреновом раскладе, сразу с дядей Филиппа, лордом-регентом, которому оставалось пребывать в этой должности до коронации юного императора.

Если это не сработал сам чёртов лорд-регент, мрачно подумал Горислав. Такой вариант тоже нельзя было сбрасывать со счётов.

— Ели-метели, — с беспомощной злостью повторил он, и тут Швабра, всё это время настороженно топорщившая уши, призывно залаяла. Все прислушались.

Сквозь обычный шум космопорта из оставленного ими ангара прорывался озабоченный голос: голос «Ястребка», долетавший из распахнутого шлюза спаскатера. И наконец завибрировал не сработавший почему-то раньше коммуникатор на ремне у Горислава.

— Слушаю, Ястребок, — выдохнул он, сорвав коммуникатор с пояса.

— Ант Смоур, капитан корабля «Драккар», требует связи с вами, — коротко отчитался «Ястребок», и Горислав явственно услышал беспокойство в мальчишечьем голосе.

«Ястребок» всё понимал.

Значит, всё-таки вурль. Не самый дурной расклад, честно говоря.

Быстро переглянувшись, все кинулись к спаскатеру. Прежде всего нужно было убраться с рембазы: слишком много посторонних ушей.

Демьянка тоже подбежала к шлюзу, и Горислав не стал отгонять её, как давеча от «Ястребка», посмотрев на отчаянное лицо девчонки. Даже Грачик смолчал, хоть и передёрнул плечами.

Она на ходу обернулась к недоумённо выглянувшему из кабины «Доктора» брату:

— Я с капитаном!

Будто бы это всё объясняло.

Все пятеро нырнули в рубку, где уже призывно мерцал монитор связи.

— Вы, огольцы дурные, чтоб от вас ни звука, — Горислав на миг обернулся к Грачику и Демьяне, усаживаясь в своё кресло. — Ястребок, соединяй.

И на мониторе возникла привычно ухмыляющаяся разбойничья рожа Анта Смоура — с железяками, продетыми сквозь брови и ноздри, темнеющими там и сям татуировками и наглым немигающим взглядом, в котором, однако, сквозило что-то вроде тревоги.

— Ежели ты не хотел по-хорошему… — торжествующе провозгласил он и чуть посторонился, чтобы Горислав мог хорошенько рассмотреть принца, сидящего в кресле.

Слава те господи, не на грязном полу трюма, подобно Грачику, но с заломленными за спину и скованными термопластом руками и заклеенным ртом. Его спутанные чёрные кудри падали на лицо, но глаза сквозь них сверкали по-прежнему мятежно. Грачик и Демьянка, увидев его, вздохнули горестно, а Горислав с Янисом — облегчённо. Филипп был жив, цел, явно не особо бит и не особо унижен, если не считать, что его скрутили, как кутёнка.

— Ты не хотел получить от меня ту цену, которую я тебе предлагал, теперь я заплачу тебе другую, — глумливо продолжал тем временем вурль. — Если ты согласишься, конечно, — торопливо добавил он, заметив, как темнеет от гнева лицо Горислава. — А ты согласишься, все знаю, что ты всегда стоишь за своих, ты бы даже за эту псину, — он мотнул башкой в сторону Швабры, — тоже стоял бы.

Итак, мудила считал юнгу Сноудена просто юнгой Сноуденом, аллилуйя.

Вурль в упор посмотрел на Демьяну:

— Так она теперь опять с вами, что ли, хороводится? Она же тебя заложила, твоя русачка.

Его щербатая ухмылка благодаря недавним стараниям Горислава стала ещё щербатее и выглядела устрашающе. Точно, волк.

— Не твоё собачье дело, ну, — ровно произнёс Горислав. — Значит, ты нам пацана, мы тебе — глушилку, так?

— Ну ты же сам отказался от бабла, — ёрнически развёл руками вурль.

— Где? — прервал его Горислав.

Вурль сощурил и без того узкие глаза и протянул:

— Ну-у, можно и там, где мы вас тогда поймали, у Арриды, в пятом секторе. Координаты сохранились? Тогда завтра, допустим, в полдень по торттугскому, я буду там.

Горислав кивнул и с силой проговорил:

— Если с пацана хоть волосок упадёт, обмена не будет, а я тебе, сука, кишки вырву, так и знай.

— Нужен он мне, твой щенок, — вурль натужно усмехнулся, мазнув взглядом по Грачику, который невольно отступил на шаг. — Скажи ещё раз, что ты мне дашь взамен. Твоё слово — первое и последнее, это все знают.

Горислав на миг вскинул брови, а потом чётко проговорил:

— Наши корабли встречаются в пятом секторе у Арриды. Завтра в полдень. Ты высылаешь нам на борт флайер с нашим юнгой, — он снова посмотрел на Филиппа. Глаза у того горели беспомощной яростью. — Мы ставим на твой корабль глушилку. Всё.

Вурль подумал и довольно кивнул:

— По рукам. Тогда, значится, до завтра.

Изображение на мониторе мигнуло и пропало.

— Гадство, — длинно выдохнув, бросил Горислав. — Всё, твори бардак, мы здесь проездом. Пора на «Ястребок».

— А может… может, — нерешительно проговорила вдруг Демьяна, — надо было рассказать, что Фил на самом деле — принц, а не юнга? Он же ведь не понял, этот… Он бы тогда стал по-другому с ним обращаться…

Она потерянно посмотрела на Горислава. Увиденное точно резануло её по сердцу.

— Ага, по-другому! Ты правда дура! — вспыхнув, заорал вдруг Грачик. — Он бы только порадовался, хер этот… — он прикусил задрожавшие губы.

— Порадовался бы случаю над ним повыкобениваться, точно, — бесстрастно закончил за него капитан. — Или стал бы торговаться с его дядюшкой, а не с нами. Хотя… мы ему больше нужны.

Демьяна не обратила никакого внимания на «дуру», её глаза переполнились смятением, когда она покосилась на Грачика:

— Ты… ты тогда сам попался им, да? — она невольно прижала ладонь к губам, кажется, поняв это только сейчас.

Грачик скривился, будто проглотил что-то очень горькое, и неохотно буркнул:

— Они меня сами поймали, а ты — уже кэпа со штурманом. Дура и есть.

— А что же ему такое нужно от нас? То есть от вас? — растерянно выпалила Демьяна, неловко переступая с ноги на ногу. Вся её свирепая гордость разом куда-то улетучилась.

«То, из-за чего «Ястребок» хотели заполучить имперцы», — подумал Горислав, но вслух не сказал, велел только:

— Всё, хорош трындеть. По местам! «Ястребок», старт!

* * *

Стармех Петрович и Дюха с Вальком, а также прибывшая наконец на корабль с целым контейнером разных нужностей мать-хозяйка Наташа Манучарова только ахнули, увидев Демьянку и узнав об исчезновении Филиппа. Да не просто об исчезновении — о похищении.

Горислав устало велел Янису и Грачику разъяснить народу диспозицию, а сам снова развернулся к монитору, вызывая «Чёртову дюжину».

— Васён, наступил час Ха, — через силу ухмыльнулся он, едва завидев озабоченное лицо красавицы Василисы. — Гони моих сюда, утром мы снимаемся с якоря, дело одно предстоит.

Какое конкретно дело, он решил не расписывать. Ни к чему было тревожить Васёну ещё сильней, всё равно она ничем не смогла бы им помочь.

— Серьёзное дело-то? — озабоченно спросила та.

— Ни в коем разе, — весело соврал Горислав. — Так что я за нашими охломонами катер высылаю. Пусть протрезвятся и дуют на посадочную площадку. По ведру воды на них вылей, если надо, но чтоб были тут как огурчики. Люблю тебя, зазноба моя.

Василиса фыркнула и отключилась. Она-то точно знала, кто на самом деле был Гориславовой зазнобой. Это слегка его развеселило, но он тут же снова посерьёзнел и распорядился:

— Ястребок, штурманца кликни мне, будь ласка. Надо кое-что обсудить.

Он остро помнил, как Янис недавно с горечью обронил: мол, я, как та Швабра, бегаю за тобой, а ты то ли поманишь, то ли нет, то ли расскажешь, то ли нет. Справедливо. Сейчас он собирался с самого начала рассказать Янке всё, что намеревался предпринять.

Янке и «Ястребку».

Когда команда наконец прибыла из харчевни на борт, все были действительно как огурчики: хоть и не промокшие насквозь, но протрезвевшие и недоумевающие.

Старпом Сашок Калинка длинно свистнул при виде Демьяны, остальные тоже кидали недобрые взгляды, и наконец мягкосердечный Петрович, обхватив девчонку за плечи, увёл её в техотсек. Похоже, он отчасти видел в ней погибшую Арлен.

Горислав подумал про это лишь мельком, поворачиваясь к собравшейся в кают-компании шайке своих охломонов. Он обвёл взглядом настороженные, удивлённые, встревоженные лица. Тут были все его ребята, которых он знал ещё с Нового Российска: Сашок, Мотя, Чума, Гвоздь, Лёха… И Наташа с сыновьями, и раздолбай Грачик. И Янка. Не было только юнги Филиппа Сноудена.

Гадина вурль был прав: ни одного из них он нипочём не оставил бы в беде. Никого. Даже Швабру, притаившуюся в углу, чтобы не выгнали.

Он коротко и почти бесстрастно рассказал всем, как пропал Филипп и как они завтра собираются его выручать. Приказал «Ястребку», вернувшемуся Петровичу и Янису подготовить всё для установки новой нейроматрицы в комплекте с глушилкой.

— Блядь, кэп,— выразил общее мнение Мотя Хват, — до чего ж неохота такому козлине кусок нашего «Ястребка» отдавать! Это ж всё равно что самого его отдать.

Остальные согласно взгуднули, подтверждая его слова. Горислав поднял руку:

— Есть у меня одна мыслишка, братцы. Боюсь сглазить, но если госпожа Удача не подведёт, — он вымученно усмехнулся, — то всё получится. Всем подготовить оружие и ждать команды. А пока отбой, ну.

Он больше не стал отвечать ни на какие вопросы, заглянул в техотсек к возившимся там Янке и Петровичу, мельком увидел Демьяну, прикорнувшую на койке и укрытую бушлатом — совсем как когда-то Арлен.

И пошёл в оружейку. Вот что было его собственным неотложным делом. Он почти не удивился, когда следом просунулась побледневшая физиономия Грачика.

— Ты, кэп, — с запинкой пробормотал он, — ты же хочешь какую-то ловушку расставить, верно? Ты же не… не убьёшь его?

Он с явной тревогой ждал ответа.

«Его» — это не принца. «Его» — это Анта. Анта!

— Пацан, да ты… — начал было Горислав, но оборвал себя. Чужая душа — потёмки, это он знал давно. — Постараюсь никого не убить, ну. Иди, отдыхай.

* * *

«Ястребок» был полностью оснащён, когда величаво поднялся с тортугского космодрома, беря курс на Арриду. Штурман, сидя рядом с Гориславом, задумчиво уставился в монитор, на котором блестела россыпь созвездий. Оба молчали. Всё уже было сказано — вечером, ночью, утром.

— Всё получится, — пробормотал Горислав не то Янке, не то себе, не то «Ястребку».

Они вынырнули из подпространства ровно в полдень. «Драккар» вурлей уже висел прямо перед ними — чёрная грозная громада, ощетинившаяся пушками.

— Ишь, красавчик, — фыркнул Янис, глянув на капитана.

— Ястребок, связь, — спокойно приказал Горислав. Он не сомневался, что вурли болтаются здесь уже давно. Что Ант Смоур поджидает его и просто заходится от нетерпения, предвкушая обещанное. Что разбойник не сомневается в верности слова капитана Романова.

Бронзовая физиономия Анта нарисовалась прямо перед Гориславом. Тот действительно нервно топтался на месте, в его обычно бесстрастных узких глазах читалось жадное любопытство.

— Где мой парень? — властно нарушил молчание Горислав.

Вурль чуть отодвинулся в сторону — а стоял он у шлюза, а не в рулевой рубке, — и Горислав увидел флайер, подготовленный к старту, а в кабине под прозрачным колпаком — осунувшееся, но бесстрастное лицо принца. Сидящего там уже совершенно свободно.

— Пусть скажет, что он в порядке, — непреклонно распорядился Горислав. — Сам скажет, не ты.

Вурль демонстративно закатил глаза, но повиновался. Сделал знак паре своих пиратов, болтавшихся тут же: откройте кабину, дескать. И буркнул повернувшемуся Филиппу:

— Твой кэп хочет знать, что ты в порядке.

— Всё в норме, капитан, — тут же отозвался тот, и Горислав внимательнее вгляделся в него. Похоже, не врал: глазищи по-прежнему мятежно сверкают, губы зло сжаты, башка гордо вскинута. Император-император, ну. Кровь не водица.

Горислав незаметно ухмыльнулся и кивнул вурлю: отправляй, мол.

Через несколько минут маленький кораблик уже влетал в гостеприимно распахнутый шлюз «Ястребка». И не успел Филипп выбраться наружу, как к флайеру кинулись все — и в первую очередь Дюха с Вальком и Грачик.

Филипп радостно принимал объятия, хлопал всех по плечам и коротко отвечал на расспросы, а потом ошалело раскрыл глаза, заметив одиноко застывшую у переборки фигуру Демьяны. И просиял от уха до уха, а девчонка, уже не стесняясь, метнулась к нему и спрятала лицо у него на груди.

Янис с Гориславом любовались на весь этот праздник жизни с монитора.

— Так, — Горислав покусал губы, переключаясь на «Драккар» и лопавшегося от нетерпения вурля, снова возникшего на экране. Он уже знал эту разбойничью рожу как собственную, ну.

— Сколько у тебя рабов на борту? — резко спросил он, не дав Анту и рта раскрыть.

Тот удивлённо выгнул проткнутую гвоздями бровь и ответил, похоже, честно:

— Ни одного.

— А экипажа сколько? — не давая ему опомниться, напирал Горислав.

— Со мною, значится, тринадцать рыл, — вурль пожал могучими плечами, совсем сбитый с толку. Он не понимал, к чему такие вопросы.

— Спаскатера — два по стандарту?

— За тобой, что ль, прислать? — не выдержал вурль. — Чего спрашиваешь?

— Того, что по катерам рассаживайтесь, суки, и прочь с борта! — рявкнул Горислав во всю глотку. — У вас десять минут, чтобы унести отсюда нахер свои сраные жопы. Кто, блядь, не спрятался, я не виноват. Время пошло! Ястребок, глушилку!

— Да ты чего, капитан?! — заголосил вурль, серея бугристой физиономией и поворачиваясь к своим соратникам, топтавшимся рядом в полном ошеломлении. Но «Ястребок» уже растворился, растаял дымом, став совершенно невидимым для сканеров и радаров, для всей аппаратуры «Драккара», недосягаемым для его смертоносных орудий.

Горислав заставил корабль описать широкую дугу, чтобы уйти с того места, координаты которого засёк вурль, и снова неумолимо приблизился на расстояние, достаточное для залпа.

Ант и его люди, конечно, могли палить в белый свет, как в копеечку, наугад. Но они предпочли послушаться Романова, поняв, что тот не шутит.

Какие уж тут шутки.

И когда от шлюза «Драккара» спешно отделились, сверкая огнями дюз, два спаскатера — не через десять, а через семь минут — и скрылись в Прыжке, «Ястребок» ударил по обезлюдевшему разбойничьему кораблю из всех своих орудий. И Горислав не успокоился, пока не расстрелял каждый из разлетевшихся в разные стороны обломков.

Грозный «Драккар», на котором пролилось столько слёз и крови, набитый чужим награбленным добром, перестал существовать.

— А я милого узнаю по походке! — ликующе проорал Горислав, наконец разжав онемевшие от напряжения, закаменевшие на пульте управления ладони. — Блядь, давненько я не брал в руки шашек! А он носит, носит брюки, брюки галифе!

Янис захохотал, запрокинув голову на спинку кресла. Горислав повернулся и крепко стиснул его в объятиях. А экипаж «Ястребка» повалил в рубку, забыв про субординацию. Все бешено орали, каждый своё, и ржали, но всё перекрыл горестный вопль Грачика:

— Кэп, ну чего ж ты не дал мне шмальнуть!

— Научись шмалять сначала, — поднявшись с места, Горислав похлопал его по тощей спине, — а потом поговорим.

— Выходит, вы его надули? — резко спросила Демьяна, тоже протолкавшись вперёд. Принц неотступно следовал за ней. И впрямь было похоже, что дядюшке-регенту вот-вот предстояло принять в голубокровную семью новую императрицу.

— Ничего подобного, — с прищуром ухмыльнулся Горислав. — Всё, что я обещал этому барбосу — что в обмен на юнгу Сноудена мы установим глушилку на его злоебучий «Драккар». Понятно? А «Драккар» того, тю-тю, так что глушилку просто некуда ставить, — он печально развёл руками и повесил голову.

— Аминь, — подытожил Янис уже в каюте. — Какая же ты хитрая сволочуга всё-таки, Романов.

— Кто, я? Навет и поклёп! — Горислав вытаращил честные глаза, собираясь ещё что-то добавить, но потерял дар речи. Прямо перед ним, будто из воздуха, трепеща крыльями, возникла золотисто-зелёная нептица. Возникла буквально на десяток секунд и тут же пропала, растворившись в пространстве, как давеча «Ястребок».

В ушах у Горислава прозвучало только:

— Ты обещал.

* * *

— Ты обещал! — набычившись, выпалил Ант, свирепо уставившийся прямо в невозмутимое лицо Горислава Романова.

…Со времени их столкновения возле Арриды и уничтожения Гориславом разбойничьего «Драккара» прошло шесть дней. Горислав, Янис и Грачик как раз заявились в поселение русичей: капитан со штурманом — чтобы поработать на лесопилке, Грачик же, сам на себя не похожий, какой-то понурый и подавленный, — чтобы выйти в море на одном из «своих» рыбацких судёнышек. Куплены-то они были на его фальшивые «диаманды с Вивеканды». Но сейчас все трое уже сидели за длинным, крепко сколоченным общинным столом под разросшимися яблонями и потягивали холодный квасок в ожидании ужина. Гостей встречали вместе с русичами. Званых и незваных, дорогих и таких, кого бы и глаза не видали. Вот вурля, например.

Сперва к русичам нагрянула капитанша имперского эсминца «Зея» Божена Светлова, тоже уроженка Руси, как и Горислав, спасённая им от мутантов. Торопливо пояснила: «Я в отпуске», хотя никто её ни о чём таком и не спрашивал, и оттаяла, заулыбалась во весь рот, когда Горислав её от души обнял и потряс. Пошла с Любавой, сестрой Фрола, в дом, скинула там форменный чёрный мундир с капитанскими нашивками, переоделась в домотканую рубаху, скрутила золотые волосы в узел и отправилась с другими бабами шушукаться. Горислав подмигнул сопровождавшему её лейтенанту Игнату Дымову, всегда стоявшему за плечом Божены, будто страж. Сох он по девке, вот что. Это понятно, не девка, а яблоня цветущая, вроде той, что сейчас роняла на скатерть перед сидящими бело-розовые душистые лепестки.

Короче, гости к русичам заявились какие надо, гожие. И вот на тебе, Ант Смоур, нарисовался, хрен сотрёшь.

Нельзя сказать, что Горислав не ждал его появления. Наоборот, было бы странно, если бы мстительный и свирепый разбойник просто так отошёл в сторонку, не получив желаемого и спустив кровную обиду. Горислав отчётливо понимал, что врага они нажили что кабздец. Янис, естественно, толковал ему о том же самом. И когда из серва-рикши, снизившегося над посадочной площадкой у дома, вывалился бронзовокожий, крепкий, что твой бык, бывший каторжник, Горислав и бровью не повёл. Неторопливо поднял кружку с квасом, будто салютуя ею, и лениво осведомился:

— Чего надо?

Вурль аж задохнулся. Он смотрел только на Горислава, хотя явно заметил, что и Янис, и Игнат демонстративно вынули бластеры. Грачик откачнулся в тень яблони, посерев лицом — за одно за это Горислав уже готов был снова набить вурлю его скуластую рожу. Из-под стола грозной молнией выметнулся чёрный, как смоль, террибль Сатана — на сей раз он навещал свою верную Швабру — и упреждающе оскалил белые блестящие клыки.

— Ты мне обещал, — не обращая внимания ни на кого, кроме Горислава, вновь процедил вурль, играя желваками на скулах. — Твоё было слово, Романов, где оно? Где то, что ты мне обещал за своего щенка?

Он был безоружен и один. Именно поэтому Горислав, легко вздохнув, выдвинул из-под стола табурет:

— Присядь.

Ант на миг крепко сжал губы, метнул короткий непонятный взгляд на бледного Грачика… и сел. Покосился на Любаву, которая, легко ступая босыми ногами, поставила на стол ещё одну глиняную кружку и второй кувшин кваса. Даже поблагодарил её хмурым кивком и снова требовательно уставился на Горислава.

Тот много говорить не стал, обронил спокойно:

— Ты моего парня мордовал на своей посудине, неужто подумал, что я тебе просто так это спущу? Дела какие-то с тобой иметь буду? Торговаться? Око за око, зуб за зуб, знаешь? Я обещал: поставлю, что тебе надо, на твой корабль. Ну, не обессудь, корабля-то нет.

Штурман, сидевший рядом с ним, заметно напрягся. А Игнат еле слышно хмыкнул. История с «Драккаром» уже разлетелась по всему сектору.

Вурль ещё сильнее потемнел лицом и снова упрямо и беспомощно повторил, нагнув башку:

— Ты обещал.

— Вот заладил, козе смерть. Ровно дитё малое, — вздохнул Горислав и вдруг развернулся к своему помощнику кибермеха, немо прильнувшему к корявому яблоневому стволу: — Грачик!

Тот вскинул потемневшие глаза.

— Теперь твоё слово, — спокойно закончил Горислав. — Отдать ему то, что он просит?

Грачик сглотнул слюну, у него явно пересохло в горле, но голос, когда он наконец заговорил, прозвучал на удивление твёрдо:

— Отдай.

Вурль, не сдержавшись, испустил длинный выдох, а Горислав покачал головой:

— Добрый ты, парень. А я вот ни хера не добрый. Ладно, будь по-твоему.

Голос золотисто-зелёной нептицы снова, как наяву, прозвучал у него в ушах. Только он понятия не имел, чей это был голос.

Он перевёл взгляд на облегчённо засопевшего вурля:

— Строй новый корабль, поставлю, что надо. Давай, давай, строй. Как император Пётр, знаешь такого?

Вурль озадаченно моргнул. Он точно не знал ничего про какого-то императора Петра, но точно знал, что от русаков этих пора выметаться. От добра добра не ищут. Он боком выбрался из-за стола, снова неловко поклонился Любаве и протянул Гориславу ладонь.

— Ладно, по рукам, — буркнул тот, отвечая на это рукопожатие.

Сидевшие за столом проводили бывшего капитана «Драккара» взглядами и дружно выдохнули, когда серебристая точка серворикши растворилась в голубом сиянии неба.

— Т-твою ж… — устало пробормотал Горислав и покрутил головой. — Голос разума? — он вопросительно посмотрел на Яниса, по праву носившего этот титул. — Что скажешь?

— Ты уже сказал, — тот пожал плечами и опустошил свою кружку.

— Грачик! — спохватился вдруг Горислав и нахмурился, уставившись на всё ещё безмолвного помощника кибермеха. — Ты мне эти штучки брось!

— Как-кие штучки? — Грачик захлопал глазами, постепенно обретая потерянное было нахальство. — Чего я сделал-то, кэп?

— Того, — Горислав повертел кулаком перед его острым носом и понизил голос, чтобы никто, кроме них двоих, не услышал: — Я тебе за Фила обещал ноги выдернуть и щепки вставить? А за этого каторжанского мудозвона… вот прямо даже не знаю, что сделаю!

— Ещё и руки выдернешь? — любезно подсказал Грачик, скалясь до ушей, и нырнул под стол к терриблю, чтобы спастись от занесённого капитанского кулака.

Янис фыркнул прямо в кружку с квасом, облился и чертыхнулся. Игнат прикусил губу, но ничего спрашивать не стал, хотя глаза у него светились любопытством.

К столу степенно вышли Любава и Божена, тоже босая, скромно опустившая густые ресницы, обе — с подносами разной снеди в руках.

Горислав приподнял край скатерти и велел Грачику:

— Вылазь жрать, зараза любвеобильная, не трону.

— Побожись! — потребовали из-под стола.

— Сатана, куси его за жопу, — попросил Горислав и засмеялся вместе со всеми.

Светило солнышко, яблони роняли лепестки, на горизонте клубились грозовые сине-чёрные тучи. Вурль собирался сызнова строить свой корабль, подобно неизвестному ему императору Петру. Значит, у «Ястребка» будет тринадцатый брат-близнец.

* * *

Янис приподнялся на локте, привычно сунув руку под подушку, где лежал мини-бластер. Они с капитаном снова заночевали в гостевом доме Фрола. А в окне на фоне синеющего прямоугольника ночного неба снова виднелся чей-то силуэт.

— Романов, — приглядевшись и облегчённо вздохнув, скучным голосом напомнил он, — здесь вообще-то есть дверь.

Он пододвинулся к стене.

— Ай! — Горислав только отмахнулся, спрыгнув на пол мягко, будто кошка. — Ты что, решил, что это наш крестник Ант, что ли, явился? Теперь тебя захотел схитить? Так ты для него рылом не вышел, Королева.

Глаза его азартно блестели в полутьме.

— Чего надо? — Янис решил не обращать внимания на подначки этого малахольного.

— Хочу сказать, что понял, чей я голос слышал, когда нептица в последний раз прилетала, — беспечно отозвался Горислав, привычно прикладываясь к кувшину с квасом. — Я чего-то сразу и не узнал, — он утёр губы тыльной стороной ладони, продолжая неотрывно глядеть на Яниса. Тот даже занервничал:

— Ну? И чей же?

— Эльки, чей-чей, — пояснил Горислав с глубоким вздохом. — Она же по-прежнему ждёт от нас детей. Мы же тогда так и не добрались до Арриды, когда нас имперцы сцапали. Готовься, штурман, ну.

Янис в голос застонал и бессильно опрокинулся на подушку. Деваться было некуда, раз нептица так распорядилась.

* * *

За много парсеков от них, от поселения русичей, от Тортуги-5, среди оплавленных серо-синих скал планеты Русь предводитель драконов, нынешних хозяев Руси, пронзительно поглядел на странного птенца, единственного такого среди вылупившегося пять месяцев назад нового выводка.

Золотисто-зелёный, крохотный по сравнению с могучим отцом птенец повадился куда-то словно испаряться. Предводитель знал, что тот летал к людям в их подземельные норы под руинами бывшей военной базы… но не только туда.

Он был не таким, как все. Он умел исчезать. Он чему-то учился у людей. Он…

— Не сердись, — вдруг раздался виноватый и весёлый голос у него в голове. — Я же всегда возвращаюсь.

КОНЕЦ

БОНУС! ТРАФИК!

Янис Озолиньш, штурман «Ястребка»


Грачик Сарьян, помощник кибермеха


Вурль Ант Смоур, капитан «Драккара»


Василиса Прохорова, хозяйка «Чёртовой дюжины»


Наташа Манучарова, бывшая каторжанка, «мать-хозяйка» «Ястребка»


Демьяна Гаршина


Принц Филипп


Госпожа Удача


Божена Светлова, капитан «Зеи»


Лора Караваева, врач


Фёдор Петрович Крюков, кибермех


Фрол Устюгов, староста русичей


Арлен, создательница матрицы «Ястребка»


Борк, мутантёнок из Дома на мысу


Матти, его друг


Дюха Манучаров, юнга


Валёк Филиппов, юнга


Швабра, корабельная собака


Террибль Сатана

@темы: фики, фантастика, ФБ-24

---

Всем мои команды деанонились, для меня ФБ-24 закончилась

По итогам: было весело и позитивно, иногда нелегко, иногда стрёмно, но редко.
Ещё? Может быть, но пока что не хочу об этом и думать. Спасибо всем, кто участвовал, горел и помогал! Написанный контент понемногу поднесу)

@темы: ФБ-24

---

Мой родной вождь Мбунгу

Название: Призыв
Цикл: Каре-каре
Автор: sillvercat для fandom Africa 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1107 слов
Персонажи: вождь Мбунгу, его жена Варанга, другие его жёны, дети и внуки, колдун Джембе, Сэм Мапуи, белые геодезисты
Категория: джен
Жанр: повседневность, драма, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Правительство хочет построить ГЭС на землях каре-каре, и Мбунгу решается на немыслимое...
Примечание: другие работы цикла см. в предыдущих текстовых выкладках команды: «Здоровый образ жизни», «Вербовка», «Мокеле-мбембе», «Змея и браконьеры»; «Его дочь»; «Выгодная сделка», «Ритуал», «Ночной костёр»; разрешение авторов на продолжение получено

Мбунгу, вождь племени каре-каре, повидал на своём веку немало разных белых городских людей, но те, что прикатили в селение каре-каре на двух лендроверах рано поутру, разительно отличались от всех прочих. У них были какие-то штуки с раскладывающимися ярко-жёлтыми ногами, наверху этих треног находились другие штуки, в которые надо было смотреть. Любопытные ребятишки немедля полезли к треногам, и Мбунгу велел старшей жене Варанге их разогнать, тем более что среди этих детей были их внуки и внучки.

Но вообще всё происходящее вызывало у него смутную тревогу. Он не подал виду, приказав другим жёнам вынести для гостей прохладительное питьё в тыквенных бутылях (у каре-каре были и пластиковые, но Мбунгу знал, что приезжие белые городские обычно сильно любят то, что называют экзотикой). Сам же он уселся в притащенное ребятнёй на середину площади любимое плетёное кресло и принялся ждать, когда белые городские объяснят ему цель своего приезда.

Сэм Мапуи, неизменный проводник всех или почти всех белых городских, посмотрел на бесстрастное лицо Мбунгу и понял, что вождь каре-каре традиционно делает вид, будто не понимает языка белых городских. Сэм почесал курчавый затылок и заунывным речитативом затянул, пока приезжие деликатно пробовали принесённое женщинами питьё в тени навеса:

— Эти люди — гео-дезисты, они будут измерять тут всё вплоть до истока реки Нумале и всех её притоков, потому что правительство хочет построить поблизости гидро-электро-станцию.

Он произнёс последнее слово как целых три.

Мбунгу внутренне насторожился, но снова не подал виду.

— Спроси их главного, что это будет означать для племени каре-каре, — коротко сказал он.

Сэм повернулся к возглавлявшему приезжих загорелому крепышу в рабочем комбинезоне. Виски у того были совсем седые, а глаза весёлые.

Он выступил вперёд, встал перед Мбунгу и объяснил:

— Местность вокруг разительно изменится. Ваше озеро разольётся, потому что уровень воды в нём поднимется. Но вашу деревню перенесут повыше, — он обвёл рукой окрестности. Вообще в этот проект будет вложено много денег. У вашего племени появится шанс заполучить побольше благ цивилизации, вы станете туристской деревней, — он улыбнулся, сморщив нос, и Мбунгу пожалел, что велел подавать питьё в тыквенных бутылях.

Он кивнул в знак понимания, поднялся со своего кресла и зашагал к хижине, попутно отдав Варанге распоряжение принести гостям кукурузной каши с овощами и тушёным цыплёнком.

Ему было о чём поразмыслить.

* * *

— Десять лет назад в других местах я видел затопленный буш, где погибло всё живое, а белые городские даже не вырубили деревья, прежде чем всё затопить, — сказал Мбунгу колдуну Джембе, подбрасывая веток в костёр. Они, как всегда, развели его на берегу древнего озера, обиталища мокеле-мбембе. — Каре-каре не смогут больше охотиться и сажать ямс в этих местах, станут просто забавой для белых городских, появится очень много веселящей воды и другой дряни, а наши дети уедут в город, чтобы там пропасть, вот чем всё это закончится, Джембе.

— И как мы это остановим? — живо спросил колдун.

Мбунгу повернулся и пристально посмотрел на него.

— Ты не затем меня сюда позвал, вождь, чтобы поплакаться о грядущей печальной участи каре-каре, не так ли? — пожал костлявыми плечами колдун. — Если ты не хочешь того, о чём только что рассказал, что ты намерен сделать?

Мбунгу молчал.

— Можно было бы пустить в ход историю о мокеле-мбембе, — не дождавшись ответа, продолжал старик. — Белые городские в прошлый раз, когда ты решил заработать на генератор, очень им заинтересовались. И та невсамделишная шкура, куда залезали наши молодые воины, чтобы его изобразить, и те старые шины, на которых они при этом плавали, — всё добро цело и хранится в пещере.

— Для такого, — устало проговорил Мбунгу, — требуется время. Чтобы снова вызвать газетчиков, киношников, людей из телевизора и других любопытных белых городских. А эти гео-дезисты уже тут, и они просто так не уберутся.

— Так что ты предлагаешь? — снова нетерпеливо осведомился колдун. Его глубоко запавшие глаза блестели в свете костра.

— Разбуди мокеле-мбембе, — спокойно приказал Мбунгу.

Джембе раскрыл рот, потом снова закрыл, и так несколько раз. Он стал похож на изумлённого плешивого ворона, с невольной усмешкой подумал Мбунгу.

— Ты шутишь? — наконец выдавил колдун.

— Нисколько, — Мбунгу поднялся с бревна, на котором сидел, и подошёл ближе к воде. — Твои прадед, дед и отец были нашими колдунами. Ты сам стар, как холмы вокруг. Ты можешь это сделать, Джембе, я знаю. Разбуди его.

Колдун замотал лысой головой так, что Мбунгу машинально удивился, как это она не отвалилась.

— Что ты! — еле вымолвил он. — Мбунгу, ты прав, я могу это сделать, но не посмею. Это слишком… слишком…

— Тяжело? — вождь прищурился. — А то, что его озеро превратится в настоящее море, звери уйдут из буша или погибнут, а каре-каре станут игрушками для белых городских — это всё, по-твоему, неважно, Джембе?

Теперь колдун стал похож на морщинистую черепаху, так сильно он втянул голову в плечи.

— Конечно, важно, — горячо заверил он. — Но я не смею, Мбунгу. Мокеле-мбембе — сама суть всего, — он, как вождь геодезистов, обвёл рукой окрестности, вскочив с бревна. — Ты понимаешь?

— Понимаю, что ты струхнул, Джембе, — через силу ухмыльнулся Мбунгу. — Ладно, успокойся, старик, — он взял колдуна за хрупкое, как у птицы, предплечье. — Я и сам бы перетрухнул, если бы мокеле-мбембе явился на мой зов. Придётся снова обряжать наших горлопанов в его фальшивую шкуру и заставлять плавать вдоль берега. Но я не знаю, поможет ли это. Наверное, нет. Иди спать, Джембе.

Старик дважды быстро кивнул и как потерянный заковылял к своей хижине. Мбунгу проводил его взглядом и снова повернулся к воде.

Чёрная и непроглядная, как сама ночь, водная гладь была безмятежной. Тишину не нарушал ни птичий щебет, ни плеск рыбьего хвоста.

— Ты всё слышал, мокеле-мбембе, — тихо произнёс Мбунгу, с достоинством поклонился и тоже зашагал прочь.

На сердце у него было тяжело.

* * *

А на рассвете земля содрогнулась.

Перепуганные каре-каре выскочили из своих хижин, волоча истошно вопящих младенцев. Лаяли собаки. Приезжие городские выскочить не успели, и на них свалился навес, под которым они спали, никого сильно не покалечив, но набив шишек. Следом рухнул весь общинный дом, погребя под собою имущество приезжих.

Толчки продолжались до вечера с некоторыми перерывами. Немедля прикатили городские газетчики и телевизионщики, остановившись в миссии. Они снимали разрушенный общинный дом каре-каре, пока земля под их ногами опять не заходила ходуном. Тогда они попрыгали в свои джипы, а геодезисты — в лендроверы, и все укатили.

Уже не в миссию, а обратно в город.

Репортажи с места землетрясения обошли всю страну, и правительство решило не возводить гидроэлектростанцию в опасной сейсмической зоне, чтобы не потерять вложенные средства. Напрасно специалисты заверяли, что таких подземных толчков никогда ранее не наблюдалось в этой местности. Но всё это было потом, а пока что Мбунгу и Джембе задумчиво стояли над руинами общинного дома.

— Холодильник и генератор целёхоньки, — весело сообщил Мбунгу колдуну, и тот ткнул его в бок острым локтем.

— Ты сам его вызвал, что ли? — страшным шёпотом спросил он.

— Да ты что? — Мбунгу вытаращил глаза. — Я бы нипочём не посмел, если даже ты не решился. Клянусь! Да он и не услышал бы меня.

* * *

В глубине озера, в подземной пещере, куда не проникли бы даже приехавшие из города белые водолазы, удовлетворённо зевнул мокеле-мбембе.

У него был очень чуткий слух.

Название: Амулет и не только
Цикл: Каре-каре
Автор: sillvercat для fandom Africa 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 2070 слов
Персонажи: вождь Мбунгу, его жена Варанга, другие его жёны, дети и внуки, колдун Джембе, Сэм Мапуи, беспризорник Тимоти и другие
Категория: джен, гет
Жанр: повседневность, драма, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Вождь Мбунгу впервые за пятнадцать лет попал в город.
Примечание: другие работы цикла см. в предыдущих текстовых выкладках команды: «Здоровый образ жизни», «Вербовка», «Мокеле-мбембе», «Змея и браконьеры»; «Его дочь»; «Выгодная сделка», «Ритуал», «Ночной костёр»; разрешение авторов на продолжение получено
Предупреждение: упоминание насилия

Когда Сэм Мапуи, чернокожий проводник, охотник и пройдоха, в очередной раз весело предложил Мбунгу, вождю племени каре-каре, съездить с ним в город, он сильно удивился. Потому что Мбунгу величественно кивнул в знак согласия.

— Э-э… — промямлил оторопевший Сэм. — Серьёзно? Тогда… эм… выезжаем заполночь, чтобы до жары. Мы… э-э… мне надо попасть в свой банк, а потом можем просто пообедать где-нибудь, поглазеть на разные городские причуды — и обратно в буш. Идёт?

Мбунгу снова лишь кивнул. В городе он был лет пятнадцать назад, ещё до рождения первого внука. Он и сам не мог бы сказать, если бы Сэм спросил, почему наконец ответил согласием на его предложение.

— Можем в кино сходить, — продолжал Сэм с некоторой робостью. Он тоже ничего не понимал.

Мбунгу в третий раз кивнул и наконец проронил:

— Посигналишь.

И широкими шагами направился к своей хижине. То-то домочадцы удивятся.

И правда, его жёны и дети изумились. Все, кроме старшей жены Варанги, немедля открывшей плетёный ларь, где хранилась лучшая одежда вождя. Остальные, придя в себя, тут же загалдели, как попугаи, наперебой клянча городские подарки.

Мбунгу сперва строго прицыкнул на них, потом снисходительно выслушал просьбы каждого поочерёдно, промолвил: «Поглядим» — и велел младшей жене подавать ужин. Семейство вприпрыжку направилось на задний двор — за широкий дощатый стол в окружении лавок. Мбунгу нравилось смотреть, как едят его жёны и отпрыски, но сейчас он не торопился выходить из хижины. Он повернулся к Варанге, а та негромко спросила:

— Зачем ты хочешь ехать в город, вождь?

— Сам не знаю, — честно признался Мбунгу, пожав плечами. — Отчего-то захотелось. Наверно, чтобы привезти тебе новые бусы.

Он ласково коснулся щеки Варанги, а та засмеялась — лёгким молодым смехом. Она единственная не выпрашивала у него подарка.

Когда Сэм Мапуи посигналил перед хижиной, Мбунгу был уже полностью готов к отъезду. Он вышел под свет фар Сэмового джипа, высокий и прямой, в лёгких полотняных брюках, сандалиях и белоснежной рубашке навыпуск. На седеющей курчавой голове красовалась чёрная бейсболка с эмблемой какого-то американского университета. Её забыл здесь кто-то из белых городских.

— А-а… э-э… — промямлил Сэм, и Мбунгу лукаво глянул на него, захлопнув дверцу джипа:

— Ждал, что я явлюсь в леопардовой шкуре и с копьём наперевес.

— Типа того, — сознался Сэм.

— Поезжай. Сам же сказал, что надо успеть до жары.

Сэм завёл мотор, поддал газу, и джип запылил по грунтовке. Колдун Джембе вышел из своей хижины на отшибе и уставился ему вслед. Мбунгу успел заметить его — тень на фоне пылавшего рядом костра. Вождь махнул колдуну рукой. Хорошо, что он взял с собой в город свежий охранный амулет Джембе из сухого корня мадабойи и кабаньего клыка. Подумав так, Мбунгу откинулся на спинку сиденья и преспокойно задремал.

Сэм только хмыкнул, уважительно косясь на него.

* * *

По дороге им пришлось остановиться на заправочной станции, где Сэм показал вождю туалет, купил воды и сандвичей с ветчиной, от которых Мбунгу вежливо отказался. Когда Сэм затормозил на широкой оживлённой улице возле Национального банка, Мбунгу был свеж, как жаворонок, а его белоснежная рубашка не только не испачкалась за время довольно изнурительного путешествия, но даже почти не измялась.

Сэм оставил его в джипе, но, когда спустя сорок минут вышел из массивных банковских дверей и спустился по мраморным ступенькам, не обнаружил ни Мбунгу, ни джипа. Схватившись за сердце, он в панике метнулся за угол — джип оказался там, а Мбунгу, сдвинув бейсболку на затылок, внимательно изучал толстенный выпуск утренней газеты.

— Ты где её взял? — только и вымолвил Сэм.

— Проповедник подарил, — объяснил Мбунгу, поднимая на него невозмутимый взгляд, и швырнул скатанный в трубку увесистый номер на заднее сиденье. — Шёл мимо со священными книгами, мы поговорили, и он подарил мне газету. Много бумаги. Много картинок. Домой отвезу, всем понравится. Куда мы теперь?

— А как мой джип здесь оказался? — продолжал допрос Сэм.

— Полицейский перегнал, — ответствовал Мбунгу. — Подошёл и сказал, что ты не там при… мгум, я слово забыл.

— Припарковался, — прошептал Сэм, снова рефлекторно хватаясь за сердце.

Мбунгу энергично кивнул:

— Я сказал, что я вождь каре-каре, а ты в банке занимаешься делами племени. Он сел за руль и привёл машину сюда.

— Гипнотизируешь ты их всех, что ли? — простонал Сэм, утирая взмокший лоб и плюхаясь на водительское место. — Ладно, мне срочно нужны калории.

Мбунгу вопросительно изогнул бровь.

— Поесть, — пояснил Сэм, заводя мотор. — В паре кварталов — торговый центр, там внутри «Макдональдс» и кинотеатр.

— Торговый? — живо заинтересовался Мбунгу. — Мне надо купить подарки своей семье.

Сэм скептически поглядел на него. Вождь по-прежнему был невозмутим, как скала.

— А деньги у тебя есть? — настороженно осведомился Сэм.

— Много. Не беспокойся, — заверил его Мбунгу, весело блеснув глазами.

Это была чистая правда: он не так давно выгодно продал свой урожай риса, но деньги предпочитал не тратить по пустякам, как это делали другие каре-каре, разъезжавшие по соседним ярмаркам, а копить.

Но на подземной парковке торгового центра он едва их не лишился.

* * *

Мальчишку лет тринадцати, резво подскочившего к джипу с ведром мыльной воды и губкой, Сэм сперва попытался отогнать. Но темнокожий и быстроглазый стервец в замызганных шортах забормотал, что мигом справится, и принялся споро надраивать машину. Сэм махнул было рукой и бросил ему полдоллара, а Мбунгу замешкался у дверцы джипа и буквально через секунду почувствовал вкрадчивые пальцы в кармане своих брюк. Одновременно засранец толкнул его и с воплем: «Простите, сэр!» — перевернул своё ведро так, чтобы вода залила Мбунгу ноги. Однако тот ловко увернулся и крепко схватил парня за костлявое запястье. Тот завыл и нехорошо заругался, дёргая рукой, но на Мбунгу это не произвело ни малейшего впечатления.

Впечатлился он другим — тем, что у вырывавшегося и плюющегося засранца не было левой ноги до бедра: к культе крепилась какая-то странного вида железяка. Разглядев это, Мбунгу отпустил мальчишку, и тот плюхнулся на тощую задницу, не переставая всхлипывать и ругаться.

— Где ногу потерял? — хмуро спросил подоспевший Сэм. — Говори, а то копов позову.

— Твоё какое собачье дело? На мину наступил, — процедил мальчишка, пытаясь встать. Мбунгу ухватил его за драную майку и поднял легко, как щенка.

— Проваливай, — буркнул Сэм и, увлекая за собой вождя, заспешил к эскалатору. Визит в торговый центр начался не лучшим образом, и это ему не нравилось.

Но дальше всё пошло как по маслу, будто одноногий засранец на стоянке исчерпал дневной запас неприятностей.

В торговом центре было полно людей разного возраста и всех цветов кожи. Мбунгу с интересом рассматривал их, а они — его. Возле банкомата Сэм сурово забрал у Мбунгу пачку купюр, чтобы положить их на свою карту от греха. Вождь с ухмылкой ему это позволил. Потом они отправились в «Мак», где Мбунгу тоже не стал ломаться, а с аппетитом умял принесённые Сэмом бургеры и запил их колой. Правда, перед этим он расстегнул рубашку, закатав рукава и откинув её полы назад.

— Чтобы не запачкать, — пояснил он, принимаясь за еду и будто не замечая, что окружающие исподтишка — а кое-кто и открыто — таращатся на его широкую татуированную грудь и на болтающийся на ней амулет из сухого корня мадабойи и кабаньего клыка.

Потом они на эскалаторе поднялись в кинотеатр под самой крышей. Сэм сперва опасался, что Мбунгу не сумеет освоить непрерывно движущуюся лестницу и станет посмешищем. Но тот ни разу не потерял равновесия, будто всю свою жизнь пользовался эскалаторами. Лишь снисходительно обронил:

— Вот же белые городские напридумывали.

В кинотеатре им попался американский боевик с лысым актёром Брюсом Виллисом — тот спасал мир, как всегда. Мбунгу переживал, хватал Сэма за руку, а в смешных местах заливисто хохотал, хлопая себя по ляжкам. Сэм шикал на него, боясь, что на них ополчатся остальные зрители, но те хохотали вместе с Мбунгу.

Воистину вождь каре-каре всех гипнотизировал, с ухмылкой думал Сэм, ведя Мбунгу к выходу, пока тот оживлённо пересказывал ему только что увиденное. Или это всё амулет из корня мадабойи и кабаньего клыка.

Потом Мбунгу углядел на стеклянной двери одного из бутиков броское объявление «Распродажа!» и восхищённо поцокал языком, уставившись на женские манекены в ярких платьях.

— Узнаю, сколько они стоят, — сообщил он Сэму и зашёл внутрь. Сэм закатил глаза, но последовал за ним. Темнокожие продавщицы в платьях таких же вырвиглазных цветов бабочками запорхали вокруг вождя, вмиг сообразив, кто здесь главный.

Из бутика они вышли с пакетами, где лежали платья для всех жён и трёх старших дочек Мбунгу. Внучкам и младшим дочерям он накупил кукол, внукам — игрушечных автомобилей и самолётов.

— Я обещал Варанге бусы, — спохватился Мбунгу, когда они проходили мимо ювелирного отдела.

— Вождь, — в отчаянии взмолился Сэм, хватая его за локоть, — это очень дорого. Пошли отсюда.

— Моя Варанга достойна большего, — упрямо возразил Мбунгу, и хилый молодой продавец в наглаженном костюмчике, высунувшийся из-за прилавка с россыпью сверкающих цацек, немедля затрещал про распродажу и скидки, гад.

— Безусловно, достойна, — горячо заверил вождя Сэм. — Но у тебя почти не осталось денег.

— Дай мне в долг, я верну, — упорствовал Мбунгу, который, когда ему что-то западало в голову, становился упрямее осла, сокрушённо подумал Сэм и прибёг к последнему аргументу:

— Остальные жёны обидятся. Куала и Мутуба.

— Думаешь? — опечалился Мбунгу.

— Уверен, — поднажал Сэм. — Я бы на месте любой из них непременно обиделся.

— Ты не на их месте и никогда не будешь, — фыркнул Мбунгу, но неохотно позволил себя увести, к разочарованию прощелыги-продавца.

Они спустились по эскалатору на подземную автостоянку и уже подошли к джипу, собираясь положить пакеты с покупками на заднее сиденье, когда услышали позади себя возню и приглушенные ругательства. Оба повернулись.

В грязном простенке между двумя свободными парковочными местами какой-то дюжий смуглый мужик держал за горло давешнего калеку-сорванца и явно намеревался вытрясти из него душу. Тот хрипел и бессильно отмахивался.

— Так ему и надо, небось хотел чувака облапошить. Садись, вождь, — Сэм потянул Мбунгу за рукав, но тот лишь мотнул головой, напряжённо вслушиваясь в рычание громилы.

— Если опять заныкал бабло, придушу, — разобрал Сэм и понял, что это вроде как хозяин мальчишки. Тот, кто забирает у него вырученное и наворованное за день.

— Эй, оставь его, — нерешительно воскликнул он.

Мужик, оскалившись, на миг обернулся, чтобы гаркнуть: «Проваливайте!» — и вернулся к своему занятию. Сэм с тревогой глянул на Мбунгу. Но тот ни слова не сказал. Он просто зашвырнул свёртки с покупками в машину, схватил с заднего сиденья плотную газетную скатку и метнул её в спину мерзавца, мутузившего парнишку, — метнул, будто боевой топор.

Скатка угодила мужику в основание шеи. Он сдавленно крякнул и грохнулся на бетон, отлетев в сторону на добрый пяток футов.

Мбунгу же одним прыжком очутился рядом со скорчившимся у стены мальчишкой и подхватил его под мышки. Сэм помог ему уложить бедолагу на заднее сиденье, и джип с рёвом вылетел со стоянки.

— Ты его убил? — подал ломкий голос спасёныш, когда они уже выехали на городскую окраину и вместо небоскрёбов по обе стороны шоссе замелькали приземистые лачуги.

Ответ на этот вопрос очень интересовал и Сэма.

— Газетой, что ли? — хмыкнул Мбунгу. — Он трепыхался, когда мы уезжали, я видел. Пытался встать.

У Сэма отлегло от сердца, а парень только выдохнул:

— Эх, жалко.

— Он твой родич? — с любопытством спросил Мбунгу.

— Вот ещё! — возмутился мальчишка и шмыгнул носом. — Моих всех в войну убили. Я из лагеря беженцев. А это был Бернар, он редкий гад. Заставляет меня милостыню клянчить, а сам…

— Мы слышали, — перебил его Мбунгу, понимая, что сейчас хитрюга снова будет давить на жалость, а ведь его и так было за что жалеть. Сирота, калека… — Сюда ты больше не вернёшься, поедешь с нами.

— Гос-споди Иисусе, — простонал Сэм, но поперхнулся под пристальным взглядом вождя.

— На дорогу смотри, — только и проронил Мбунгу, а парень строптиво взвыл:

— Куда это?

— Подальше отсюда, — натужно усмехнулся Сэм, а Мбунгу спокойно пояснил:

— В буш. В селение каре-каре. Я их вождь.

— Не-не-не! — затряс лохматой башкой спасёныш. — Вы чего! Я же теперь городской! Я не смогу! Я не хочу!

В его голосе звенела настоящая паника.

Мбунгу вздохнул и велел Сэму:

— Притормози-ка. — А потом повернулся к нахохлившемуся мальчишке: — Как тебя зовут?

— Тимоти, — буркнул тот, поглядывая на них исподлобья. — Между прочим, это похищение ребёнка!

— Я Мбунгу, а это Сэм, — продолжал вождь как ни в чём не бывало. — Неужто лучше машины драить и воровать у приезжающих? Того и гляди тебя самого пользовать начнут.

— Уже пробовали, — признался парень, скривившись. — Еле отбился.

— Вождь, он не сможет в буше, — нерешительно вмешался Сэм, не выдержав. — Давай отвезём его в миссию?

— Нет! — отчаянно завопил Тимоти и даже ухватился за ручку дверцы, пытаясь её открыть и выскочить. — Только не в миссию!

Мбунгу и Сэм понимающе переглянулись. Да уж, монахини задрючили бы такого вконец.

— Мгум, — пробормотал Мбунгу. — А к животным ты как относишься?

— К животным? — настороженно переспросил парень, перестав трясти дверцу.

— Ну да, к зверям.

— У меня был щенок, его звали Уолли. Очень хороший. Увязался со мной из беженского лагеря. Его машина сбила, — вздохнул Тимоти. — А зачем вы спрашиваете?

— Сэм, гони к заповеднику, — распорядился Мбунгу.

В заповеднике, названном по имени реки Нумале, работала его старшая дочь Даяна. Уж она-то сумеет присмотреть за сорванцом и не даст ему вновь наделать глупостей. Подумав так, Мбунгу невольно улыбнулся. Сейчас он увидит Даяну и вручит ей купленное в подарок яркое городское платье. Ей понравится. Мбунгу нарочно подыскал такое платье, которое она будет носить во время беременности. Ведь у неё и у её дружка Парги, увязавшегося за ней в заповедник, к концу года должен был родиться малыш.

Мбунгу с улыбкой посмотрел на притихшего Тимоти и заявил:

— Моя дочка присмотрит за тобой, ты, бродяга. Она работает в заповеднике у белых учёных людей и занимается животными. И тобой займётся. Чтоб слушался её, понял? Не то вернёшься на свою автостоянку.

Сэм мысленно зааплодировал. Приоритеты были расставлены как надо. Мбунгу тут же подсластил пилюлю, добавив:

— Она позволит тебе завести щенка, там уже есть собаки.

— А белый профессор разрешит ему остаться? — забеспокоился Сэм, прибавляя газу.

— Мгум, — утвердительно прогудел Мбунгу. — Конечно, разрешит.

И взялся за амулет из сухого корня мадабойи и кабаньего клыка.

Название: Миссия выполнима
Цикл: Каре-каре
Автор: sillvercat для fandom Africa 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: миди, 4060 слов
Персонажи: вождь Мбунгу, его жена Варанга, его дети и внуки, колдун Джембе, другие каре-каре, Дара, монахини, разбойники
Категория: джен, гет
Жанр: приключения, драма, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Когда на миссию нападают разбойники, каре-каре во главе с вождём приходят на выручку.
Примечание: Другие работы цикла см. в предыдущих текстовых выкладках команды: «Здоровый образ жизни», «Вербовка», «Мокеле-мбембе», «Змея и браконьеры»; «Его дочь»; «Выгодная сделка», «Ритуал», «Ночной костёр»; «Призыв»; «Амулет и не только»; разрешение авторов на продолжение получено.
Отрывок из песни воинов взят в книге «Поэзия Африки», М. : Худ. лит., 1973.
Предупреждение: неграфичное насилие, смерть злобного персонажа

Рано поутру Мбунгу, вождь племени каре-каре, возвращался в родное селение из заповедника, который белые учёные люди, работавшие там, называли по имени протекавшей рядом реки — Нумале.

Возвращался он от своей старшей дочери Даяны — та вот уже третий год помогала белым учёным людям управляться с животными, ради спасения которых и было создано такое место. Мбунгу не считал это причудой белых людей, как многие его соплеменники. Хоть он с детства охотился в буше, он знал, что каждое живое существо имеет право на жизнь — от человека до мелкой птички урумба, от обитавшего на дне озера древнего мокеле-мбембе до последнего кривого деревца в буше. И если каре-каре брали от земли и буша только то, без чего не могли выжить, то белые люди брали куда больше — и потому, чтобы искупить свою вину перед этой землёй и существами, её населявшими, они создавали такие места, как Нумале. Что было только справедливо.

Ещё белые люди были на удивление разными. Некоторые из них убивали африканцев, в том числе и каре-каре, с такой же лёгкостью, с какой убивали животных. Мбунгу прекрасно помнил, как это происходило в годы его детства. Помнил горящие соломенные крыши хижин его племени, как наяву слышал душераздирающие крики детей и женщин. Он до сих пор не знал, кем были те вооружённые автоматическими винтовками белые люди, спалившие дотла их деревню, и почему они это сделали. Он со своими тремя братишками и сестрёнками убежал в буш. Они сидели там, забравшись поглубже в заросли и трясясь от ужаса, покуда за ними не пришёл дядя Канди, которому тоже удалось выжить. Он отвёл всех в миссию и отправился на розыски других уцелевших. По счастью, многие каре-каре спаслись от чудовищной бойни и потом сызнова отстроили свою сгоревшую дотла деревню. Но Мбунгу знал, что до собственной смерти не забудет ту ночь, когда погибли его отец, мать и многие каре-каре, погибли ни за что.

Другие белые люди хотели всем распоряжаться и считали, что они-то уж точно знают, что будет для каре-каре лучше. Это были чиновники из города, врачи со своими иголками, миссионеры и монахини со священной книгой. Чиновники из города решали, надо ли племени платить налоги, принадлежит ли каре-каре та земля, на которой они живут, и прочие, безусловные для Мбунгу, вещи. Земля его племени, по счастью, оказалась слишком скудной для чиновников, а налоги Мбунгу попросту решил не платить в ожидании лучших времён — и был прав, потому что, когда к власти пришло нынешнее правительство, оно и вовсе отменило налоги для каре-каре. Словно они были не гражданами, а животными в буше, как с негодованием говорила Даяна. Мбунгу же всё это совершенно не волновало. Животные ничуть не хуже людей, тем более если им не приходится платить налоги.

Белые врачи со своими иголками и горькими порошками считали, что они лечат тела каре-каре куда лучше, чем это делали прадед, дед и отец колдуна Джембе да и сам Джембе. Но они приезжали в деревню редко, раз в год, и каре-каре терпеливо сносили их приставания. Тот, кто вообще не желал иметь с ними дела, отсиживался на время их приезда в буше. Мбунгу, как ни печально, не мог себе такого позволить, он же был вождём, поэтому тоже вынужденно терпел осмотры и уколы.

Белые миссионеры и монахини в чёрных одеяниях считали, что они исцеляют души каре-каре именем распятого бога Иисуса и его словами, записанными в священной книге. Каре-каре опять же с ними не спорили. В конце концов, те истово верили в то, что проповедовали, и учили детей каре-каре писать и говорить на языке белых людей. Это было полезно для племени.

Существовала и ещё одна категория белых людей, приехавших из города, — учёные, то есть блаженные. Вроде тех, что основали заповедник Нумале. Они ничему не учили каре-каре, но пытались спасти животных буша, просили каре-каре рассказать про их обычаи, записывая каждое слово, а также рисовали и фотографировали каре-каре либо снимали их на кинокамеры, чтобы потом сделать про них фильм и показать в кино и по телевизору. Мбунгу относился к ним со снисходительной жалостью, но и с уважением, ведь всем известно, что блаженные ближе всего к небу.

Мбунгу часто размышлял обо всём этом. Белых людей он ни в чём не винил — так уж они были устроены, особенно учёные. Он был благодарен им за то, что они приняли и полюбили его Даяну, хоть и знал, что платили они ей, как и её дружку Парги, увязавшемуся за ней в заповедник, в полтора раза меньше, чем приехавшим из города белым работникам. И они были добры к животным и другим людям, приняли же они того городского бродяжку Тимоти, которого Мбунгу с Сэмом Мапуи к ним привезли. А сейчас, когда Даяна была беременна, они трогательно о ней заботились и не позволяли тяжело работать. Не было сомнения, что они и к родившемуся ребёнку отнесутся с такой же заботой.

И Даяна была там счастлива, она делала нужное дело и училась нужному, думал Мбунгу, вышагивая по дороге, ведущей к селению каре-каре. Молодой профессор, распоряжавшийся всем в Нумале, предлагал подвезти его на машине хотя бы до миссии. Но Мбунгу со смехом объявил, что он не настолько стар, чтобы не найти дорогу через буш, крепко обнял располневшую Даяну, похлопал Парги по спине, погрозил кулаком высунувшемуся из-за угла Тимоти и пустился в путь.

Привычные к ходьбе ноги, обутые в плетёные сандалии, несли его легко, хотя он никуда не торопился. Зоркие глаза охотника отмечали каждый след зверя на земле и птицы в ясном небе, где не виднелось ни облачка. Мбунгу шёл и обгладывал крепкими зубами початок варёной кукурузы — заботливая Даяна положила в походную сумку отца достаточно еды.

И тут он почуял запах дыма.

Сперва почуял, а спустя миг и увидел сизый дымный столбик, густевший на глазах и подымавшийся как раз над миссией, мимо которой Мбунгу предстояло пройти.

Сердце у него болезненно сжалось. В памяти сразу всплыла картина горящей деревни, и он отчаянно мотнул головой. Это видение осталось далеко в прошлом.

Но он ускорил шаги, а потом побежал. Тревога вцепилась в него, будто голодная собака. Неужто пожар? В школе при миссии прямо сейчас должен был находиться его восьмилетний внук Машанга (если сорванец соизволил явиться на уроки, конечно же). Там были и другие дети каре-каре, и пожилые строгие монахини, крепко державшие дом белого бога в своих сухих руках. Но они могли и не справиться с пожаром. Все разговоры о милосердии белого бога Мбунгу считал только разговорами. По его мнению, белый бог вёл себя как любой другой бог, то есть как ему самому заблагорассудится, вне зависимости от молитв и чаяний людей. Но эти мысли Мбунгу предпочитал держать при себе, чтобы не обижать монахинь. Он уважал этих истово верующих и стремящихся сеять добро одиноких женщин, которым не повезло с мужчинами.

Сэма Мапуи, обычно доставлявшего в миссию всё необходимое на своём раздолбанном джипе, там не было — Мбунгу помнил, что два дня назад чернокожий проводник собирался снова наведаться в город и, значит, ещё не вернулся.

Вождь отлично знал, как приблизиться к миссии незаметно — сам он не раз удирал с занятий таким путём много десятков лет назад. Тайные ученические тропки были известны прежнему и новому поколениям монахинь, но они предпочитали закрывать на это глаза, за что Мбунгу уважал их ещё больше. Он сам бы не смог сказать, почему ему сейчас так важно было остаться незамеченным, но чувствовал, что это правильно.

В кустах у тропинки раздался едва слышный шорох. Мбунгу запустил туда руку и вытащил, как кролика за уши, собственного внука Машангу, а его закадычный дружок-приятель Тамибва выкатился сам. Мальчишки были до смерти перепуганы, но храбрились. Машанге явно очень хотелось повиснуть на деде и зареветь, но он гордо вскинул подбородок и доложил срывающимся голосом:

— Там очень плохие люди, вождь Мбунгу. Они сжигают наши книги, и они… они… — голос его всё-таки упал до шёпота.

Мбунгу слегка встряхнул его за худенькое плечо:

— Откуда они взялись?

— П-приехали на армейском грузовике, — сипло вымолвил Машанга, шмыгнув носом. — Чёрные. Сказали сёстрам, что они беженцы, что у них в кузове дети и женщины. Дети и женщины тоже есть, много. Они сами боятся этих… с винтовками.

— У них и автоматы есть, — тонким голосом добавил Тамибва и всхлипнул: — Я боюсь, что они убьют сестру Лауру… и сестру Марию… и сестру…

Мбунгу встряхнул и его и резко спросил:

— Сколько там этих вонючих сарычей с винтовками и автоматами?

— Семеро, — отчитался Машанга.

Достаточно, чтобы устроить настоящую бойню, если каре-каре придут монахиням на выручку, обречённо подумал Мбунгу. У его воинов были только старые охотничьи ружья, копья и луки со стрелами.

Но, прежде чем принимать какое-то решение, он должен был всё увидеть собственными глазами. Он взял за плечи обоих мальчишек и с силой проговорил, глядя в их круглые от испуга глаза:

— Вы всё делаете правильно. Вы побежали за помощью, так вот и бегите. Машанга, пусть бабушка Варанга и колдун Джембе соберут молодых неженатых воинов с оружием — всем, какое у них есть. Я посмотрю, что происходит в миссии, кто эти люди, и скоро сам буду в селении. Пусть ждут меня, я скажу, что надо делать. Всё понятно?

Мальчишки отчаянно закивали.

— Бегите же, — подтолкнул их Мбунгу, и они помчались вперёд, словно стрелы, выпущенные из лука, сверкая пятками. Он невольно улыбнулся и двинулся дальше, к забору, окружавшему миссию. Он шёл по привычке бесшумно, хотя понимал, что пришельцы, скорее всего, и не подумали выставить охрану, они чувствовали себя в миссии безнаказанно, полными хозяевами, будто лисы в курятнике. Семеро здоровенных лбов с оружием среди беззащитных детей и женщин.

Но в курятник мог прийти настоящий хозяин.

То, что Мбунгу увидел на широком мощёном дворе миссии, осторожно заглянув в щель между досками забора, привело его в такую ярость, что в глазах потемнело. Вонючие сарычи — кто в заскорузлом камуфляже, а кто в обычном домотканом тряпье, — гогоча, гоняли монахинь туда-сюда по двору, стреляя им под ноги. Видать, патронов у мерзавцев было с избытком, мрачно подумал Мбунгу. Сестра Лаура, надрывая голос, тщетно пыталась их увещевать, то и дело беспомощно роняя повисавшие на цепочке очки. Стиснув зубы, Мбунгу подумал: будь монахини помоложе, негодяи нашли бы себе иное развлечение. Но и сейчас это было вполне возможным.

Дети и женщины, испуганно плача и что-то бормоча, сгрудились в дальнем углу двора под навесом. Там были и ученики монастырской школы, и прислуга — всего человек тридцать, прикинул Мбунгу, стараясь вернуть себе самообладание. Вооружённых же падальщиков действительно оказалось семеро. Распоряжался всем верзила с «калашом» в руке, в зелёной бандане вокруг курчавой головы.

Все они были чернокожими, как и сказал Машанга, и переговаривались между собой на гортанном наречии, кажется, зуни.

Поглядев с минуту на всё это непотребство, Мбунгу повернулся и бросился прочь так быстро, как только мог. Он знал, что проезжая дорога хорошо просматривается из миссии, по крайней мере до поворота. Заросли кустарника замедляли бег, но после поворота он всё же выскочил на дорогу и помчался, как хороший иноходец. В молодости ему случалось и лошадей обгонять.

Ноги донесли его до селения примерно за час. Он уже принял решение, поэтому на бегу лишь размеренно дышал, стараясь очистить рассудок от ненужных сейчас мыслей. Например, от мысли, что будет с племенем, если его, Мбунгу, убьют. Даяна могла бы стать лучшим вождём, чем его сыновья, но каре-каре не примут женщину, а жаль.

Наконец перед ним предстала россыпь крытых тростником родных хижин, и он замедлил бег, а на площадь и вовсе вышел быстрым шагом, чтобы слишком уж не пугать соплеменников.

Джембе и Варанга, повинуясь его распоряжению, переданному Машангой, уже собрали на площади посреди селения два десятка молодых воинов каре-каре. Те возбуждённо переговаривались, размахивая луками и копьями. Дробовиков же было всего три. Мбунгу остановился, глядя на вмиг обратившиеся к нему встревоженные лица. Он любил этих людей, он за них отвечал. За каждого из них. Он не хотел, чтобы хоть кто-то из них был ранен или погиб.

Но выбора у него не было.

Когда он в нескольких фразах объяснил, что происходит в миссии, колдун осторожно спросил:

— Разве солдаты не погонятся за этими чужаками? Они же пришли от границы. Может, нам стоит просто подождать?

— Они уже издеваются над монашками, — коротко ответил Мбунгу. — Если появятся солдаты, монашки станут заложницами, как и все остальные. На это, возможно, и был расчёт. Или же разбойники просто решили как следует повеселиться перед смертью. Им уже нечего терять, а там наши дети, Джембе. Нет, мы должны отправиться туда и попытаться что-то сделать сами, не дожидаясь солдат. Мерзавцы про нас не знают, это поможет.

— А почему ты собрал только этих молодых ослов, вождь? — прогудел лучший кузнец племени, кряжистый сорокалетний Асанти. — Я тоже хочу сражаться с разбойниками, — он взмахнул пудовым кулаком под одобрительный гул.

Мбунгу тяжело поглядел на него — среди «ослов», возбуждённо потрясавших оружием, был его собственный младший сын — и ответил:

— Потому что у них ещё нет ни жён, ни детей, которых надо кормить и которые по ним заплачут, а у тебя есть. Уймись, Асанти, хватит болтать. Варанга, — он повернулся к жене, сложившей руки под фартуком, её взгляд был спокойным и понимающим. — Разлей по бутылям ячменное пиво. А ты, Асанти, если хочешь помочь, подгони сюда свою повозку, у тебя лучшие в деревне мулы. Надеюсь, они не пострадают, — добавил он хмуро. — Я дам тебе денег, если так случится.

«И если сам останусь жив», — добавил он мысленно и вздохнул. У него тоже были жёны и дети.

Асанти явно хотел что-то сказать, но лишь кивнул.

— И наконец, — Мбунгу повернулся к колдуну, — Джембе, от тебя я хочу вот чего…

* * *

Два серых мула, лучших в деревне, довезли повозку с восседавшим в ней Мбунгу и выстроившимися на дне бутылями с пивом до поворота дороги за считанные, как показалось вождю, минуты. Тут он остановил мулов, дал им немного передохнуть, обтёр тряпицей их потные бока и дальше пустил неспешным размеренным ходом, словно и не гнал их сюда, как бешеный. Но за ним уже могли наблюдать падальщики, захватившие миссию.

Они и наблюдали. Двое из них вышли из ворот наперерез раскачивающейся на ухабах повозке, направляемой Мбунгу якобы мимо миссии. Один из них, бритоголовый костлявый парень в камуфляже, ткнул в сторону вождя автоматным стволом и крикнул по-английски:

— А ну, слезай, старик! Руки подыми, чтоб я их видел!

Мбунгу послушно спрыгнул на дорогу и задрал руки кверху. Он нарочно сгорбился, чтобы казаться ниже ростом и втянул голову в плечи, притворяясь смертельно испуганным. Сердце у него бешено билось, но не от страха, а от предчувствия неминуемой схватки.

Ему давно не доводилось сражаться с врагами вот так, лицом к лицу, защищая то, что ему дорого. В своё время он с помощью колдуна обманул браконьеров и вербовщиков, заявившихся к каре-каре, но это был именно обман, а не честный бой.

— Чего там у тебя? — второй разбойник, постарше, коренастый и крепкий, тоже с «калашом» наперевес, с любопытством заглянул в повозку и просиял от радости, увидев бутыли с мутным пивом.

Вот чего вам не хватало тут, подумал Мбунгу. В миссии, само собой, сивушного духа сроду не водилось.

— На ярмарку еду… в соседнюю деревню… — забормотал он на ломаном английском. — Можно мне руки опустить? Болят.

— Считай, ты уже приехал, — захохотал первый и побежал в миссию, невнятно выкрикивая что-то про выпивку. Второй же небрежно охлопал Мбунгу по бокам и с торжеством выудил у него из-за пазухи металлическую фляжку, когда-то подаренную вождю Сэмом Мапуи. Во фляжке булькнуло, разбойник открутил пробку и понюхал.

— Виски, — определил он, глянув на Мбунгу, и тот согласно кивнул, но заискивающе добавил:

— Там немного, — мысленно похвалив себя за то, что прополоскал спиртным рот, отправляясь в путь. Не все разбойники могли оказаться такими тупыми, как эти двое, предводитель же и вовсе не выглядел тупым.

Парень подхлестнул мулов, повозка вкатилась в ворота миссии. Мбунгу, приволакивая правую ногу, послушно плелся следом. По толпе детей и женщин, сгрудившихся под навесом, прошелестел лёгкий шумок и тут же стих. Никто из мальцов каре-каре или монахинь не кинулся к вождю, чего он, грешным делом, опасался. Они просто замерли, выжидая, будто стайка насмерть перепуганных, попавших в ловушку животных.

Мбунгу разжал челюсти, снова крепко стиснутые от подступившего гнева, и жалобно проговорил, обращаясь к подходившему вразвалку верзиле с зелёной банданой на голове:

— Капитан, сэр, возьмите моё пиво и все припасы, но, прошу, не отнимайте у меня повозку и мулов, я бедный старик.

— Мы возьмём всё, что нам понадобится, старый ты дурак, — оскалился верзила, смерив Мбунгу испытующим взглядом.

Его люди уже вытаскивали из повозки оплетённые тростником бутыли и пили прямо из них, обливаясь и гогоча.

— А ну, смирно! — свирепо выкрикнул главарь, поворачиваясь к ним, и взмахнул автоматом.

Разбойники, ворча, неохотно опустили бутыли, а он сердито продолжал:

— Вы что, олухи, хотите, чтобы солдаты застали нас врасплох, когда придут сюда? Мы не можем валяться тут в грязи, пьяные, будто свиньи, обожравшиеся забродивших помоев. Мы должны встретить их как полагается.

Мбунгу понял, что правильно просчитал его планы.

— Они всё равно нас всех поубивают… — угрюмо пробубнил костлявый парень, первый из встреченных им на дороге. — Почему не повеселиться напоследок?

Остальные согласно загудели, а главарь, шагнув к костлявому, с размаху отвесил ему такую оплеуху, что тот пошатнулся и чуть не упал.

— Если у нас в заложницах окажутся эти вороны, — главарь указал автоматом на монашек, — власти согласятся на наши требования и позволят перейти другую границу. Слушайтесь меня, чёртовы подонки, разве не я привёл вас сюда? То-то же. Пейте, но понемногу, а не лакайте, как псы из лужи, — смилостивился он и добавил себе под нос: — В конце концов, это всего лишь ячменная бурда.

— Не совсем, — угодливо подал голос Мбунгу, глуповато моргая. — Вон у того парня, — он показал на коренастого, — моя фляжка с настоящим американским виски, капитан, сэр.

Коренастый немедля огрёб по загорбку прикладом «калаша», и фляжка перекочевала к «капитану», который против этого титула нисколько не возражал. Похоже, Мбунгу переоценил его умственные способности.

Но нет. Вожак из фляжки пить не стал, остро глянул на подслеповато прищурившегося и ещё сильнее съёжившегося Мбунгу и приказал:

— А ну-ка, сам хлебни, старикан.

Мбунгу несколько раз кивнул и послушно поднёс фляжку к губам. Всё внимание вожака было приковано к нему, пока остальные приканчивали уже вторую бутыль, пользуясь полученным милостивым разрешением. Сделав небольшой глоток, Мбунгу вернул фляжку вожаку — и тут в горячем воздухе едва слышно пропела стрела, угодив тому прямо в горло.

Мбунгу мысленно похвалил меткость своего сына Шани, лучшего охотника среди молодых каре-каре, это наверняка был именно он.

«Капитан» постоял несколько мгновений, беззвучно разевая рот и хватаясь за пробитое горло, — и тяжело рухнул наземь. Его пятки беспомощно заколотили по пыли, изо рта вырвалось хриплое карканье, и он окончательно затих.

Его люди выпученными глазами смотрели на это, а потом стали хвататься за «калаши». Но выстрелить никто не успел.

Во-первых, трудновато стрелять, когда дикие рези в животе сгибают тебя пополам и содержимое желудка начинает выплёскиваться на землю. А во-вторых, двор тут же наводнили воины каре-каре, разоружая разбойников и щедро награждая их пинками и тумаками.

Мбунгу же бросился к монахиням, другим женщинам и детишкам, которые с плачем повисли на нём. Мягко отстранив их, он подобрал брошенный одним из разбойников автомат.

— Ну-ну, — пробормотал он, неловко обнимая сестру Лауру. — Не думали же вы, что мы оставим вас в беде, сестра. Стоило бы упокоить всех этих вонючих уродов, — добавил он, глядя, как его воины сноровисто связывают пленных верёвками.

— Не стоит брать на душу больше греха, чем следует, вождь, — тотчас отозвалась сестра Лаура, деликатно высвобождаясь из его объятий. — Что вы подмешали в пиво?

— Это Джембе постарался, — пожал плечами Мбунгу. — Не знаю, что за отраву он выбрал.

— Возблагодарим же Иисуса, дети мои, за чудесное спасение, — сестра Лаура повернулась к женщинам и детям — некоторые из них всё ещё обливались слезами, но монахиня уже обрела былую уверенность в себе, хотя её очки были разбиты, а чёрная ряса испачкана в пыли.

— Мгум-м, — проворчал Мбунгу, почесав в затылке, — а воины каре-каре не в счёт?

Сестра Лаура мгновенно сообразила, к чему он клонит, и её сухое лицо осветилось спокойной лукавой улыбкой:

— Но разве не он прислал сюда храбрых воинов каре-каре и их мудрого вождя?

— Вождь тоже довольно храбр, — подумав, отпарировал Мбунгу под её смешок и величественно направился прочь, держа автомат под мышкой.

Он решил, что оставит его себе. И прихватит ещё парочку. Так, на всякий случай, мало ли что. Пройдоха Сэм Мапуи наверняка знал, где достать к «калашам» патроны, а пока что следовало хорошенько обыскать разбойников и забрать у них все автоматные рожки. Мбунгу велел сделать это двум молодым воинам — самому ему неохота было марать руки об этих паршивых дерьмоедов, продолжавших рыгать и обделываться.

Остальное оружие, как и жалобно стонущих пленных вместе с трупом «капитана» прикатившие через два часа солдаты затолкали в грузовик и увезли. Сержант, их командир, если и отметил отсутствие рожков к автоматам, не сказал Мбунгу ни слова, только понимающе подмигнул, и его широкое лицо озарилось сияющей белозубой улыбкой.

Женщины из приграничного селения, которых для прикрытия и для утех взяли с собой разбойники, наперебой просили остаться с каре-каре, и Мбунгу, подумав, действительно решил забрать их в свою деревню. Их было шесть, все молодые, крепкие и пригожие собой, а ещё девять их детишек, мал мала меньше. Мбунгу потрепал их по курчавым головёнкам и велел усаживаться в повозку.

Мулы кузнеца, нисколько не пострадавшие, бодро повлекли повозку обратно в селение. Мбунгу сидел на козлах. Следом гордо маршировали молодые воины каре-каре, вздымая сандалиями пыль и громко распевая древнюю воинственную песнь.

…Мы погибнем на поле боя,
Мы не примем позорной жизни,
Наши ружья погибнут с нами,
Наши копья погибнут с нами —
Мы погибнем на поле боя!..

Но, к великому счастью, никто из них не погиб.

* * *

— Наши женщины приревнуют к этим чужачкам, — предрёк колдун Джембе, когда ближе к полуночи Мбунгу привычно развёл костёр на берегу озера близ обиталища древнего мокеле-мбембе. — Будут ссоры. И даже драки, вот увидишь.

— Я разберусь, — коротко ответил Мбунгу, протягивая руки к костру. Его отчего-то охватил озноб.

— Ты рисковал больше всех, — подумав, определил колдун. — Мог бы и не соваться туда сам. Мог бы вообще переложить всё на воинов. Они же сумели окружить миссию незаметно.

Мбунгу остро глянул на него:

— Джембе, вождь идёт в бой первым, на то он и вождь. — Он хмыкнул. — Но вообще мне хотелось самому это сделать. Надрать задницы вонючим сарычам.

Он вдруг пожалел, что не забрал с собой фляжку с остатками виски. Сейчас бы пригодилась.

— Всё могло обернуться куда хуже для тебя, — не унимался Джембе, и кто только тянул его за язык. Впрочем, колдун всегда был слишком языкаст.

Мбунгу повёл плечом:

— Всё получилось. Они не знали наших мест. Не знали нас. Убив вожака, мы лишили их головы.

— Каре-каре сегодня тоже могли лишиться головы… — хмуро пробормотал себе под нос Джембе, искоса глянув на него, и Мбунгу наконец рассмеялся, похлопав старика по плечу.

— А что ты подсыпал в пиво? — с любопытством осведомился он.

— Это тайна, доставшаяся мне от прадеда, — важно провозгласил колдун, и на его тонких губах тоже мелькнула улыбка. — Измельчённые когти гиены, порошок из коры дерева нбуру-нбуру… и все таблетки от живота, которые мне удалось выклянчить у доктора из миссии, когда тот приезжал к нам две луны тому назад.

Мбунгу запрокинул голову и от души расхохотался.

В кустах за костром что-то зашуршало, и он резко оборвал смех, настороженно вглядываясь в темноту. У него промелькнула мысль, что это кто-то из сумевших скрыться разбойников, ведь не все они могли толкаться во дворе миссии. Вдруг вожак оставил кого-то в дозоре на подходе к ней?

А ведь у Мбунгу не было с собой никакого оружия, кроме ножа на поясе.

Но из-за кустов показалась девушка, вернее, молодая женщина, одна из тех, кого привели с собою разбойники, высокая, стройная, с собранными в узел волосами. На плечи её была накинута одна из цветастых шалей Варанги. Её, кажется, звали Дара, вспомнил Мбунгу, растерянно поднявшись с бревна, на котором сидел.

— Что-то случилось? — удивлённо спросил он, и Дара, скупо улыбнувшись, качнула головой.

— Просто пришла поблагодарить тебя, вождь, за то, что принял нас под свою руку.

Мбунгу преодолел нелепое желание спрятать руки за спину.

Женщина в упор посмотрела на него и добавила с величавым достоинством:

— Возьми меня в жёны, вождь.

Мбунгу вытаращил глаза. Она была моложе его Даяны.

— Я и без того буду защищать тебя, — выпалил он, совершенно сбитый с толку, не зная, что ещё сказать.

Она нетерпеливо нахмурилась:

— Я знаю. Но я хочу тебя. Твои жёны уже не так молоды. Я могу родить тебе ещё детей.

Мбунгу кашлянул в совершеннейшем замешательстве и оглянулся на Джембе в поисках поддержки. Но колдун, тихо хихикая, скрылся в зашуршавших зарослях. Вот же старый змей.

— У меня достаточно детей, — решительно объявил Мбунгу. — Ты красива, — добавил он уже мягче, увидев, как омрачилось лицо Дары. Ей, очевидно, нелегко далось решение прийти сюда. — Я не могу обижать своих жён и сеять в своей семье раздоры. Ты же это понимаешь?

Она втянула ноздрями воздух — проклятие, Мбунгу терпеть не мог женских слёз.

— У меня есть сын, который ещё не женат, — быстро проговорил он. — Может быть, он тебе приглянется? Его зовут Шани, именно он застрелил этого сарыча в бандане. Мгум-м?

Дара сморгнула слёзы, шмыгнула носом и спросила:

— Покажешь мне его утром?

— Конечно, покажу, — горячо заверил её Мбунгу и добавил: — Детей у меня достаточно, но вот от новых внуков и внучек я бы не отказался. Особенно от внучек, их всего две.

Дара выдавила дрожащий смешок и прошептала:

— Хорошо.

— Я хотел бы, чтобы мои внучки выросли такими же красавицами, как ты, — сообщил он и снова кашлянул, не зная, что ещё сказать.

Теперь женщина открыто засмеялась:

— Надеюсь, что твой сын пошёл в тебя, вождь, — вымолвила она, развернулась и исчезла в темноте.

Словно пантера, зачарованно подумал Мбунгу. Его шалопаю сыну повезло.

Вождь оглянулся и посмотрел на заросли кустарника, откуда вновь раздалось тихое ехидное хихиканье. Подумав, он подобрал камешек и швырнул в кусты. Услышал негодующие проклятия и ухмыльнулся.

Значит, попал.

Название: Диктатор
Цикл: Каре-каре
Автор: sillvercat для fandom Africa 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 278 слов
Персонажи: вождь Мбунгу, его жена Варанга, колдун Джембе, Сэм Мапуи, другие каре-каре
Категория: гет
Жанр: юмор, быт
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Мбунгу придумывает новую церемонию.
Примечание: Другие работы цикла см. в предыдущих текстовых выкладках команды: «Здоровый образ жизни», «Вербовка», «Мокеле-мбембе», «Змея и браконьеры»; «Его дочь»; «Выгодная сделка», «Ритуал», «Ночной костёр»; «Призыв»; «Амулет и не только»; «Миссия выполнима»; разрешение авторов на продолжение получено.
Для всех, кто хотел ожерелье для Варанги!

— Отродясь у каре-каре такого не водилось — праздники в честь давнишних свадеб с жёнами устраивать! Это только у белых городских принято, которым делать нечего, — упрямо бубнил колдун Джембе, машинально подбрасывая щепочки в традиционный для него и вождя Мбунгу ночной костёр на берегу озера. Пламя освещало его обычно невозмутимую, но сейчас крайне растерянную морщинистую физиономию.

Мбунгу лишь тихонько усмехался себе под нос. Ничем не возражая, но зная, что Джембе, как бы он ни отнекивался, всё равно выполнит его волю.

— Когда мятежники в последний раз устраивали в столице заварушку, то по телевизору в миссии называли президента диктатором, — ещё немного помолчав, проронил он. — Я попросил Даяну объяснить мне, что это такое. Так вот, не знаю, как президент, а я точно диктатор. — Он легко поднялся на ноги, со смехом похлопав окончательно приунывшего колдуна по костлявому плечу. — Готовься к церемонии, Джембе.

Так и получилось, что в ночь, когда нарождалась луна, Джембе проводил новопридуманную церемонию долголетия перед общинным домом каре-каре. Все каре-каре собрались на этот праздник, глотая слюнки от аппетитного аромата жареной свинины и кур, которых бодро крутили над костром на вертеле два молодых воина.

В центре площади рука об руку с величаво приосанившимся и нарядившимся в лучшие одежды Мбунгу гордо стояла его старшая жена Варанга. На её смуглой шее ярко поблескивало ожерелье из жемчуга и настоящих кораллов, которые растут в настоящем океане. Так сказал проводник Сэм Мапуи, когда привёз это ожерелье из города по случаю церемонии.

Другие жёны вождя, молодые Куала и Мутуба, стояли чуть поодаль, и по их задумчивым лицам было совершенно ясно — они усердно припоминают, когда же состоялась их собственная свадьба с вождём.

Остальные каре-каре поглядывали на них, столь же явственно предвкушая следующие два празднества.

«Ещё два ожерелья», — со вздохом подумал Мбунгу.

@темы: фики, ФБ-24

---

А вот моя многосерийная космоопера для Робин Гудов)

Название: Настоящий рыцарь
Автор: sillvercat для
fandom Robin of Sherwood 2024
Бета: fandom Robin of Sherwood 2024
Размер: мини, 1296 слов
Пейринг/Персонажи: Робин из Локсли, Гай Гизборн, упоминается Роберт де Рено, ОМП, ОЖП
Категория: джен, гет
Жанр: космо-AU, приключения, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Гай Гизборн обнаруживает в пустыне голого Робина Локсли, вот так-то.
Размещение: запрещено без разрешения автора
Примечания: продолжение работ команды WTF Robin Hood 2024 «Беглец», «Наказание», «Уложить двух зайцев»; разрешение автора на продолжение получено
Предупреждение: стёб; сюжет навеян одной из серий НФ-сериала «Firefly»

Это звучало странно, но Гай Гизборн, старший помощник капитана Дерено на королевском линкоре «Ноттингем», в глубине души был романтиком. Где-то очень глубоко, настолько глубоко, что окружающие гораздо чаще видели в нём неотёсанного хама, а не благородного рыцаря.

Тем не менее, у Гая были моральные принципы, понятия о чести и слове настоящего мужчины… и трепетная горькая любовь к ма-леди Марион из Лифорд-холла. Гордой рыжекудрой красавице, которая дарила свою любовь вовсе не ему, а мятежному негодяю Робину из Локсли, присвоившему себе имя легендарного древнего разбойника Робина Гуда.

Признаться, это сильно ранило Гая. Но больше всего он бесился оттого, что и сам не питал к этому гаду Робину ненависти, что являлось бы абсолютно закономерным. Нет же! Он даже отпустил мерзавца, обнаружив его истерзанным в лоскуты — в пыточной бандита Карлайла.

Отряд Гая тогда накрыл шайку Карлайла на месте преступления и повязал всех. А вот Робина не повязал! Наоборот, Гай промыл ему раны, как заправский лекарь, чёрт побери всё. Жалко стало! Словно сентиментальной барышне — израненного кота. И — отпустил, высокопарно заявив, что, мол, не желает быть обязанным какому-то козлу Карлайлу поимкой своего врага.

Враг при этом посмотрел на Гая как-то странно, но Гаю было плевать: он уже выказал себя полным дураком.

Романтичным придурком и лохом.

То есть настоящим рыцарем.

Именно поэтому он почувствовал себя оскорблённым до глубины души, обнаружив треклятого Робина из Локсли сидящим посреди пустыни Наср-ди-Афан на Илларии, планете песчаных бурь.

Но даже не это было самым интересным, а то, что Робин сидел там нагишом, водрузив тощую задницу на бурый скальный обломок.

Что там делал сам Гай, да ещё и в одиночку, точнее, с боевым сервом в десантном мини-шаттле? Он потом не раз спрашивал себя, как же ему так повезло… или, наоборот, не повезло. Какое-то странное чутьё направило его именно в эту пустыню в поисках злоумышленников, которые обнесли шикарную виллу мультимиллиардера Зебулона, да ещё и в день его рождения.

Вилла, конечно, находилась не в пустыне, а в построенном корпорацией Зебулона прекрасном оазисе, названном просто и понятно каждому, — Рай.

Поскольку за порядком в этом секторе Галактики был призван следить как раз королевский линкор «Ноттингем», а значит, персонально Гай (капитан Дерено на такие мелочи не разменивался, предпочитая потягивать хмельное лигурийское в своих апартаментах), то Гай и высадился в оазисе с отрядом из пятерых своих ребят. Чтобы услышать потрясающую историю.

Итак, некая парочка симпатичных и обаятельных мошенников, мужского и женского пола, заявились к управляющему утром якобы с доставкой живых цветов с Ликоники для украшения приёмных залов. Цветы были роскошными, сопроводительные документы — на первый взгляд — подлинными, а мошенники — очень расторопными. Они предложили управляющему услуги в оформлении залов. Тот с облегчением согласился, ибо прислуга сбивалась с ног — хозяин поместья слыл капризулей, а в день рождения — тем более. Угодить ему было сложно. Таким образом, парочка нагрузилась цветочками и отправилась наводить красоту. Но в итоге спёрла украшения бывших жён Зебулона и была такова.

— Бывших жён? — переспросил хозяина Гай, услышав об этом.

— У меня их было три, и драгоценности я не отдал ни одной из них, — промямлил Зебулон.

Не самый достойный поступок, да и вообще хозяин показался Гаю каким-то мутным, но он решил пока об этом не думать, а обратился к камерам слежения, чтобы получше разглядеть злоумышленников.

Тут его ждал очередной сюрприз: кто-то стёр с записи момент их прибытия, когда камеры брали крупный план. Действительно, ребята оказались чертовски расторопными! В дальнейшем же, когда они отправились расставлять цветы по указанию управляющего, их светлые лики были надёжно прикрыты букетами и гирляндами.

Гай в очередной раз помянул чёрта и отправился выяснять, каким образом мошенники покинули ограбленное ими имение.

А очень просто — угнали один из гостевых флаеров, перепрограммировав его. На орбите их, видимо, ждал корабль.

Возможно, именно тогда, узнав об этом, Гай впервые подумал о «Шервуде». То есть о треклятом легендарном корабле Гуда, на котором тот грабил богатые пассажирские лайнеры, чтобы облагодетельствовать нищих поселенцев терраформированных планет. Империя обходила этих бедолаг стороной своими милостями, а вот Гуда, снабжавшего их провизией и лекарствами, они просто боготворили.

Но, проклятие, Гуд, то есть Локсли, никогда раньше так не действовал!

Прежде чем отправиться прочёсывать окрестности, Гай ещё раз навестил Зебулона. Тот тоже поправлял свою нервную систему бутылкой лигурийского — Гай уже успел возненавидеть это пойло.

— Прошу прощения, — дипломатично сказал он, — а каким образом преступники ухитрились открыть сейф с драгоценностями без знания кода доступа? Есть у вас предположения?

Зебулон мрачно икнул, объявил, что предположений нет, и снова приложился к бутылке. При этом он старательно прятал глаза. Да, он явно что-то скрывал, но Гай решил вернуться к этому неприятному разговору попозже. Пока что он отправил своих ребят обыскивать оазис и местность вокруг, а сам на мини-шаттле с боевым сервом за спиной — на всякий случай — направился в пустыню Наср-ди-Афан, ведомый неким непонятным предчувствием.

Чтобы обнаружить там уныло восседающего на камне голого и безоружного Гуда. То есть Локсли.

Локсли был тощ, космат, выглядел измождённым и обескураженным. При виде Гая, выпрыгнувшего из шаттла, он сделал несколько суетливых пассов руками, словно намереваясь прикрыться, но, сообразив, что это бессмысленно, снова застыл в позе роденовского мыслителя, на Гая вовсе не глядя. Смуглые скулы его зарделись.

— Какого рожна? — любезно поинтересовался Гай, торопливо подходя к нему. Серву он велел оставаться на корабле.

— Я влип, — лаконично признался Гуд, не делая больше лишних телодвижений. — Я дурак.

С этим Гай спорить не собирался: наоборот, ему стало очень приятно, что он не один носит такой титул.

— А что случилось? — ядовито осведомился он, и вдруг его осенило: — Подружка кинула?

— Она мне не подружка, — возмущённо проскрипел Робин, и тут Гай внезапно рассвирепел так, что у него в глазах потемнело.

— Ма-леди Марион дарит тебя, сукина кота, своей любовью! — заорал он, едва сдерживаясь, чтобы не заехать Локсли в челюсть. — А ты что творишь, паскуда?!

— Эта баба мне не подружка, говорю же! — заорал и Робин, вскакивая, и Гай, морщась, сорвал с себя куртку и швырнул в этого гада. Господи Иисусе, почему он только и делает, что одевает его, застав нагишом?! — Она предложила мне вдвоём провернуть это дельце и увивалась вокруг меня, но я не повёлся!

— Как же не повёлся, когда ты тут сидишь, как праотец Адам? — сердито съязвил Гай, немного остыв. Было похоже, что гад не врал.

Робин сразу увял.

— Не повёлся на то, что она строила мне глазки и чуть ли в штаны не лезла, — проворчал он. — Я ей сразу сказал, что у нас чисто деловое партнёрство.

Деловой, ёлки зелёные.

— Кто она? — отрывисто спросил Гай то, что следовало спросить с самого начала, и почти не удивился, услыхав ответ.

Робина Локсли, как и Зебулона, облапошила Марианна Зебулон. Одна из бывших жён магната, прекрасно знавшая код сейфа. Вот что от Гая пытался скрыть злосчастный магнат, явно продолжавший испытывать к беглой супруге святое поэтическое чувство.

Где-то Гай его даже понимал. Ну, насчёт святого и поэтического.

Он сурово поглядел на Локсли, походившего в его здоровенной куртке на какого-то мальчишку-беспризорника, и сказал:

— Ну, то, что она тебя выкинула тут, это понятно, скажи спасибо, что не убила.

Робин подавленно кивнул. Гаю снова стало его жалко — он никогда не видел бодрого ехидного Локсли в таком состоянии. Не иначе как чувствовал свою вину перед ма-леди Марион, злорадно решил Гай. И то, если красивая мошенница всячески старалась его обольстить, он хоть на миг, но повёлся. По крайней мере, в штанах у него зашевелилось. Не каменный же он!

— Но почему она тебя раздела? — закончил Гай недоумевающе.

Он и правда не мог этого понять.

— Отомстила за то, что не захотел её, — исчерпывающе высказался Робин, продолжая угрюмо на него зыркать.

Тут Гай наконец расхохотался, а, отсмеявшись, спросил:

— А твои босяки где?

— На орбите болтаются. Я им ничего не говорил, — пробормотал Робин. — Никаких подробностей.

— То-то они порадуются, когда ты вернёшься к ним без штанов и в моей куртке, — весело заключил Гай. — Придумывай, чего врать будешь, подкину.

Настроении у него враз улучшилось. Да уж, на фоне злоключений Локсли сам он выглядел куда каким умелым и удачливым. По крайней мере, ещё ни одна баба во всей Вселенной его без штанов на камушке не оставляла.

— Не понял, — медленно проговорил Робин. — Ты меня не арестуешь?

Гай вздохнул и проворчал:

— А кого я тогда ловить буду? Пошли уже.

Название: Праздник Урожая
Канон: Robin of Sherwood
Автор: sillvercat для
fandom Robin of Sherwood 2024
Бета: fandom Robin of Sherwood 2024
Размер: драббл, 833 слова
Пейринг/Персонажи: Робин из Локсли/Марион Лиффорд, Гай Гизборн, ОЖП
Категория: гет
Жанр: космо-AU, приключения, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Гай Гизборн получает донос...
Размещение: запрещено без разрешения автора
Примечания: продолжение работ команды WTF Robin Hood 2024 «Беглец», «Наказание», «Уложить двух зайцев», команды fandom Robin of Sherwood 2024 «Настоящий рыцарь»; разрешение автора на продолжение получено
Предупреждение: стёб

На широкой площади перед домом для собраний ярко пылали костры. Пять огромных костров, выбрасывающих в ночное небо снопы искр.

Аромат жареного мяса, щедро приправленного специями с Фалуганги, щекотал ноздри и желудок. Музыканты, как встарь, наяривали зажигательные мелодии без каких бы то ни было виртуальных приспособ. Ноги у Робина сами начали притоптывать в такт. Ма-леди Марион из Лиффорда, а здесь просто Марион, весело фыркнула, взглянув на него. В её бездонных глазах отражались отблески праздничного костра.

Как же он её любил.

Поселение называлось Кроун, и на этой захудалой, затерянной в Приграничье планетке с длиннющим каталожным номером оно было одним из самых развитых. Пункт обмена товарами, власть Совета и шерифа, назначаемого Советом. Здесь Робин из Локсли мог не опасаться за свою судьбу и судьбу «Шервуда», корабля, за которым так упорно гонялся королевский флагман «Ноттингем».

Да, здесь они все были в безопасности.

Но не совсем.

Робин понял это с упавшим сердцем, когда Марион вприпрыжку, подобрав юбки, отбежала к разливальщику за новой кружкой душистого сидра. В этот миг кто-то тронул его сзади за плечо и, обернувшись, он увидел красивое насмешливое лицо женщины, которую надеялся больше никогда не увидеть.

Ведь Вселенная так велика.

Велика-то велика. Но для Марианны Зебулон, беглой жены мультимиллиардера Зебулона, подбившей Робина не так давно на ограбление бывшего муженька, Вселенная больше походила на собственный карман, где она могла легко найти что ей угодно.

Или кого угодно.

Робин невольно оглянулся в сторону разливальщика сидра, к которому подошла Марион, и Марианна ехидно прищёлкнула языком.

— А она у тебя ничего, хорошенькая, – снисходительно обронила она.

Робин вспыхнул до ушей и невольно стиснул кулаки.

— Почему бы мне тебя не прибить, а? — он хотел добавить «сучка», но сдержался.

Хотя она была ещё той сучкой, бросив его после удачного ограбления сидеть на камушке посреди пустыни Наср-ди-Афан, без гроша в кармане. Да и без самих карманов, ибо под дулом бластера издевательски заставила раздеться догола. Он ведь не захотел её тогда, не захотел изменять Марион.

— Потому что ты не убиваешь женщин, это же все знают, — глумливо пожала она округлыми плечами под расшитой накидкой. — А у меня к тебе дельце, между прочим.

— Че-го? — процедил Робин, но тут же понизил голос. — Иди, откуда пришла.

— Да ладно, я специально прилетела на эту… сельскую ярмарку, — Марианна презрительно скривила пухлые губы, — чтобы нанять тебя, Робин из Локсли. Говорю же, дельце есть, на сей раз без обмана.

Робину нестерпимо захотелось запустить пятерню в густую гриву её сверкающих каштановых кудрей и встряхнуть, как куклу.

А ведь даже не завизжит, мрачно подумал он и прошипел:

— С чего ты взяла, что я стану тебе помогать, с… стерва?

Марианна подбоченилась и небрежно пояснила:

— А с того, что ты не захочешь, чтобы я рассказала твоей ма-леди…

Тут она запнулась, потому что Марион, возникшая рядом незаметно, будто привидение какое, проговорила негромко, но чётко:

— Что именно ты расскажешь мне о моём Робине, женщина?

Сердце у Робина вторично ухнуло в область желудка, но, взглянув в прищуренные глаза своей суженой, он с превеликим облегчением понял — Марион, как всегда, на его стороне.

Но Марианна Зебулон, об этом, разумеется, не знала. И отрезала, торжествующе вскинув голову:

— Что у него родинка вот тут, а здесь шрам, — она ткнула пальцем ему в живот и пониже сердца, — да и оснастка будь здоров. А вот задница тощая. Плохо кормишь.

По её губам проползла лисья усмешка.

Робин взмок.

Марион же и бровью не повела.

— А-а, значит, ты банщица? Не знаю, где это тебе посчастливилось потереть ему спину, — преспокойно отозвалась она, — но сейчас тебе самой придётся как следует помыться.

И обе большие глиняные кружки с сидром, которые она держала в руках, опрокинулись на голову взвизгнувшей, но не успевшей отскочить Марианны Зебулон.

Скрипки у костра заиграли громче, совершенно заглушив этот визг, а Робин счастливо расхохотался.

Как же он её любил.

Объясняться всё-таки придётся. Что ж, он был готов. Несмотря на то, что глиняные кружки вполне могли разбиться об его маковку.

Поделом ему, пускай. От своей Марион он готов был принять что угодно.

* * *

Катер с королевского линкора «Ноттингем» уже возвращался на борт корабля, когда на мониторе рубки вдруг вспыхнул сигнал вызова.

— Приём, — неохотно отозвался Гай Гизборн, старпом «Ноттингема» и командир отряда космодесантников, занимавшихся патрулированием местного сектора Галактики.

На мониторе появилось симпатичное женское личико. Вернее, даже очень красивое. Огромные зелёные глаза, каштановые кудри над высоким лбом.

Гай приободрился и насторожился одновременно.

— Леди в беде? — лениво поинтересовался он.

— Я точно знаю, где сейчас находится Робин Гуд из Локсли, — вместо ответа выпалила красавица. — И эта его потаскушка Марион! В поселении Кроун на планете Саурания, недалеко отсюда!

— Я знаю, где это, — ровно проговорил Гай.

— Вы можете схватить их, если поторопитесь! — нетерпеливо заявила женщина. — Они там как раз отплясывают на деревенском празднике Урожая!

— Вот как? — Гай поднял брови. — А как же их корабль, этот «Шервуд».

— Не заметила, — проронила красавица, поправляя слипшиеся отчего-то кудри. — Так что? Вы захватите их? Мне будет положена какая-нибудь награда за то, что я доложила вам об их местопребывании?

— Если захватим, то, разумеется, да, — энергично кивнул Гай. — Назовите ваши координаты.

Когда просиявшее личико исчезло с монитора, Гай несколькими касаниями пальцев отправил отряд боевых сервоботов по указанным координатам. Если тем посчастливится, они доставят Марианну Зебулон в ближайшее космополицейское управление.

Ориентировки на неё Гай запросил, как только узнал от Робина, кто ограбил Зебулона в его поместье «Рай». А уж забыть её лицо было невозможно.

Сервоботов ей не удастся соблазнить. За себя самого Гай не мог ручаться.

А Робин из Локсли и Марион из Лиффорда пускай себе отплясывают на празднике Урожая, хмуро подумал он и вздохнул.

@темы: фики, ФБ-24

---

Черёд мелкотекстов для Русориджей

Название: И милость к падшим призывал
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1430 слов
Пейринг/Персонажи: Иваныч, Татьяна, Варька и другие
Категория: джен
Жанр: драма, повседневность
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Иваныч бросил пить на маминых похоронах. Вернее, на поминках. Вернее, на поминках он не пил и с тех пор не пил тоже...»
Примечание: случай из реальной жизни; процитирован отрывок из текста Егора Летова
Предупреждение: сленг; упоминается смерть персонажей
Ссылка: тут.

Иваныч бросил пить на маминых похоронах. Вернее, на поминках. Вернее, на поминках он не пил и с тех пор не пил тоже.

Хотя страшно, до беспамятства, напился накануне, когда умерла кошка.

Масяня. Масяня прожила двадцать два года, все ветеринары изумлялись: «Как, может, вы неправильно считали?» А чего там считать, сейчас Иванычу было под полтос, а когда мама принесла в пригоршне крошечного полосатого котёнка — Масяню, — он ещё даже не женился.

Потом он женился, родил дочку Настю, развёлся и спился, но Масяня всё это время жила у мамы. К маме он в конце концов и переселился. И похоронил. Сперва Масяню, потом маму. И у той, и у другой был рак. Но маме рак не сразу диагностировали. Сперва ставили ковид. Ковид многих забрал, а мама была уже старенькая, куда ей с ковидом бороться.

Надо отдать должное бывшей жене Юльке, она пришла и помогла с мамиными похоронами. Панихида в морге, кремация, поминки в столовке напротив дома, всё как полагается. Соседи собрались, друзья. Бывшие. Некоторых, Димана например, Иваныч не видел лет пятнадцать точно. Надо же, пришёл. Впрочем, его маму они все любили. Стояли, мялись, мычали что-то несуразное. Потом осторожно присаживались за столы: кутья, компот, борщ, плов, водка. Салат из огурцов «Витаминный». Всё по самым низким расценкам. Пили, закусывали. Иваныч не пил, не ел, сидел, тупо уставившись в стол.

Что-то менялось в его жизни, что-то громадное наваливалось, словно под его ногами поворачивалась земля.

Он остался совсем один.

Сразу после похорон Юлька с Настей часто звонили ему, потом всё реже, потом — перестали.

Правильно, зачем им алкаш, они развязались с ним уже давно, а сейчас просто жалко стало, как старого шелудивого бродячего пса возле «Пятёрочки» — можно покормить «Чаппи» из пакетика, а можно и пнуть. Или просто равнодушно пройти мимо.

Иваныч не хотел быть таким псом. Всё, хватит.

Он начал делать ремонт. Это помогало не думать о бутылке. О бездарно просранной жизни. Вообще ни о чём не думать.

Благо после мамы остались деньги: она, как только поняла, что умирает — сам Иваныч тогда ещё этого не понимал, — перевела все сбербанковские вклады на свою карту, а потом — на его. А то ведь только через шесть месяцев в права наследства можно было вступать. Сделав это, мама легла в областную больницу и уже не вышла из неё.

Квартира её находилась в старом бревенчатом доме, бывшем бараке, который власти всё обещали снести, но так и не снесли. На первом этаже. Половицы рассохшиеся, в кухне стены обиты клеёнкой, кафель в санузле весь покоцанный. В общем, мрак, ужас, работы — начать и кончить, слава богу. Можно было нанять каких-нибудь узбеков, но Иваныч хотел всё делать сам. Тем более что на третий трезвый день руки у него перестали трястись и в голове прояснело. Временами он, правда, выл в голос, как волк, но недолго, боялся, что соседи милицию вызовут. Но они не вызывали — стены в бывшем бараке, построенном пленными немцами сразу после войны, были толстенные.

Иваныч пахал как проклятый — встал с утра и погнал. В фирме, где он числился электриком, ему дали отпуск за свой счёт.

Когда он закончил с ванной комнатой и к вечеру перешёл на кухню, в кухонное окно постучали. Он распахнул створку — под окном стояла и смотрела на него какая-то старуха. Бабка в поношенном тёмно-сером пальто и стрёмной детской шапочке с помпоном. Был апрель, но вечера и ночи, мягко говоря, не жаркие. Столица Сибири, хуле.

— Чего надо? — нелюбезно спросил Иваныч.

— Лёш, ты меня не узнал? — тихо спросила старуха. — Я ключи от дома потеряла.

У Иваныча сердце захолонуло так, что не вздохнуть. Он стоял и тупо пялился на старуху. Бог знает, что ему примерещилось, но он наконец понял, что это не мама, понял, кто это, и опять офигел. Татьяна, бывшая жена дядьки Петра, с которой тот сто лет назад расплевался, как собственная жена Иваныча расплевалась с ним. И всё по той же причине — Татьяна бухала как не в себя.

И вот теперь она стояла у него под окном, вся чёрная, сморщенная, будто гриб сморчок, в болтавшемся на ней пальто, и что-то лопотала про ключи. Какие ключи? Как она вообще его нашла?

— Я знаю, что твоя мама умерла, кто-то говорил, — прошелестела она, робко, по-собачьи взирая на него.

Город — миллионник, а все всё про всех знают, как в деревне, ёлы-палы.

— Щас открою, — буркнул Иваныч и пошлёпал в подъезд. Домофон у него не фурычил.

Он усадил Татьяну на табурет, налил чаю, нарезал колбасы и хлеба. Себе он ничего не варил, перебивался «дошиком», сосисками и пельменями. Те как раз закончились, надо было снова идти в магазин, но Иваныч не хотел отрываться от работы, а вот же, пришлось.

Татьяна ела мало, отщипывала по кусочку, клевала как птица и всё время искательно поглядывала на него.

— И телефон я тоже потеряла, — прошептала она, снимая шапку: волосы у неё были седыми и торчали неопрятными клочьями. Баба Яга, и только. А ведь она была старше Иваныча всего лет на десять — и шестидесяти ещё нет.

Иваныч глубоко вздохнул, взял свой мобильник и принялся отыскивать Варькин номер. Варька была дочкой дядьки Петра и Татьяны, разбитной девахой-нефоркой с двумя детьми, прижитыми от таких же нефоров, сейчас она жила со следующим. Работала в ГУМе, и даже не просто продавцом, а целым завотделом. Не дура, значит.

Самому дядьке Петру не было смысла звонить — пошлёт. И то, кто ему теперь Татьяна? Никто. Зато Варьке она приходилась матерью. Мамой.

Последний раз он видел её и дядьку Петра на похоронах.

— Привет, — сказал он в трубку без предисловий, услыхав Варькин голос. — Твоя мама ключи потеряла, сидит у меня.

— А нахера ты её впустил, алкашку? — тоже без предисловий и почти без паузы зло осведомилась Варька. — Гони её, она же небось синяя вся, как всегда.

Татьяна съёжилась на стуле, она явно всё слышала, и Иваныч вышел в коридор.

— Куда гнать-то? — зашипел он. — Холодно, не лето. Сама не гони. У тебя запасные ключи от её хаты есть?

— Ну есть, — пробурчала Варька. — Но я не приеду, Лёх. Сам с ней вошкайся, раз ты такой… дурак, что её впустил.

Иванычу показалось, что сперва она хотела сказать: «Ты такой же».

— Яндекс-доставка, — устало буркнул он.

— Чего? — не поняла она.

— Того, — гаркнул Иваныч. — Ключи с курьером передай, я её домой отвезу. Мобилу она тоже потеряла.

— Айфон ей восьмидесятый купи, если ты такой жалостливый, — ехидно посоветовала Варька, и Иваныч стиснул зубы. В висках у него стучало, и казалось, что внутри головы, между ушами, натянута склизкая студенистая верёвка. Выпить хотелось невыносимо.

— Жду. Ключи, — почти по слогам процедил он. — Курьера могу оплатить, если ты не можешь.

Варька фыркнула и бросила трубку.

Курьер — молодой пацан на модном электросамокате — прибыл минут через сорок. Платить ему не пришлось. Он отдал Иванычу маленький ключ на блестящем кольце с брелоком и отсалютовал.

Татьяна всё это время продолжала сидеть на табурете, закрыв глаза и раскачиваясь из стороны в сторону. «И вот они на крюках легонько покачиваются, тихонько звенят», — вспомнилось Иванычу, и его опять передёрнуло. Она больше ни слова не произнесла. Иваныч тоже молчал, но, получив ключ, бодро выпалил:

— Всё. Можно ехать. Я вас… тебя… отвезу на такси. И это… — он взглянул на кухонную полку, где сиротливо лежал немой мамин «Самсунг». — По дороге заедем в МТС, симку купим, я номера забью кое-какие. Чтобы хоть звонить можно было.

Татьяна заторможенно кивнула, он не понял, поняла ли она.

Вернулся он поздно, так поздно, что продолжать работу уже не было смысла. Купил симку, поставил в «Самсунг», забил номера — Варькин и свой. Какие ещё нужны Татьяне, он не знал. Она сидела в машине безмолвная, как тень, маленькая и плоская. Он довёл её до квартиры, отпер дверь, положил на полку у двери ключ и мобильник. Неловко попрощался, захлопнул дверь — замок защёлкнулся автоматически — и загремел вниз по лестнице.

Как он успел заметить, квартирка казалась чистой, но какой-то нежилой и затхлой.

Его мобильник зазвонил, и он обречённо решил, что это Татьяна, но это оказалась Варька.

— Отвёз? — спросила она каким-то насморочным гундосым голосом. Ревела, что ли?

— Отвёз, — буркнул Иваныч и добавил, не удержавшись: — Слушай, она не пьяная и не похоже, что вообще пьёт. Но она… убитая совсем. Ты бы это… съездила бы к ней.

— Ты знаешь, сколько мы от неё натерпелись?! — немедля взвилась Варька.

Он представлял, но тоже взвился:

— Это же твоя мать! Мать! — с силой повторил он.

Варька явно проглотила какую-то готовую вырваться гадость — слава богу, хотя бы соображала, с кем говорит, — и вместо этого ехидно проворчала:

— Ты как Мордаунт какой-то. Моя мать, моя мать…

Иваныч понятия не имел, кто такой этот самый Мордаунт.

— Так ты поедешь? — настойчиво спросил он. — Ей, мне кажется, в больницу бы.

Варька долго молчала, потом выдавила: «Съезжу» — и отключилась.

Иваныч сел на табуретку и почесал маковку. Рассеянно посмотрел в окно. Там чернела глухая сибирская ночь. Дубак. Но скоро майские праздники, а потом и лето.

— Надо кошчонку, что ли, какую-нибудь подобрать, — вслух проговорил он.

Точно. Он подберёт котёнка. Бегают же они по улицам. Голодные, холодные, блохастые. Не Масяню — ту уже не вернёшь, как и маму, — но Мурку, например. Или нет. Маркизу. Или Маркиза. Или Мордаунта. Хорошее имя, для кота подходящее.

Кто подвернётся.

Название: Лёгкое тревожное расстройство
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1190 слов
Пейринг/Персонажи: Марина Сергеевна, психиатр, Ольга и другие
Категория: джен, гет
Жанр: драма, повседневность, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Марина Сергеевна — одинокая женщина и никому не верит, как в полузабытой рекламе «МММ».
Примечание: случай из реальной жизни
Предупреждение: сленг
Ссылка: тут.

Марина Сергеевна — одинокая женщина и никому не верит, как в полузабытой рекламе «МММ». Кстати, когда эта реклама впервые вышла на экраны телевизоров, Марина Сергеевна ещё в ясли ходила. Теперь в ясли ходит её дочь, а сын — в четвёртый класс школы, где Марина Сергеевна преподаёт географию.

Она сидит под дверью кабинета самого настоящего психиатра в самой настоящей психбольнице — психушке на Маяковского. «Ты что, на Маяковского захотел?» — так принято говорить.

Марина Сергеевна не хотела, но ей очень плохо. Бессонница, полное отсутствие аппетита, глаза всё время на мокром месте. И на Маяковского её привела подруга, школьная психологиня, Ольга Васильевна, она тут на полставки работает в детском стационаре. Она подсунула Марине Сергеевне кучу специфических тестов, и, как бы та ни старалась отвечать «правильно», в конце концов всё равно вышла депрессия. Чёрное страшное слово, происходящее, наверное, от «пресса». Или от «пресса» и «стресса». Гибрид.

Марина Сергеевна сидит, ёжится и выдумывает такую ерунду, потому что боится. Ей стрёмно, как говорят дети и её собственный старший ребёнок. Ещё одно слово непонятного происхождения. Она не филолог, она географ. Географ глобус пропил, как известно.

Дверь открывается, Ольга бодро подмигивает Марине Сергеевне и взмахивает рукой, приглашая в кабинет. Потом сообщает с прежней бодростью: «Ну я за тобой зайду» — и исчезает за дверью.

«Псих» — психиатр — смотрит на Марину Сергеевну устало и, как ей кажется, неприязненно. Навязали её ему на голову. Он уже пожилой, лысоватый и седой там, где не лысоватый, ему, наверное, лет шестьдесят, но она к нему и хотела. То есть Ольга сказала: «У нас два психиатра, но молодой — он, гм, такой странный…»

Странного Марине Сергеевне не надо, она сама странная.

Она коротко вздыхает, когда «псих» говорит: «Я вас внимательно слушаю», и заунывно, почти шёпотом начинает:

— В общем, я развелась полтора года назад. Зимой. Ушла от мужа, теперь живу с детьми у мамы. Дочке два с половиной, сыну десять. Частный дом, очень старый, семьдесят процентов износа, бытовые условия тяжелые. Мама сильно болеет, у неё щитовидка, диабет и инвалидность третьей группы. Ещё с нами живёт мой младший брат, ему двадцать, он работает менеджером в «Магните», но набрал кредитов, и ещё долги за свет и воду, поэтому нам очень… стеснённо. У мужа маленькая зарплата, на алименты я не подавала, он, конечно, помогает, но… в общем, это всё очень угнетает.

Упс, она сумела такое сказать! Чужому постороннему человеку! Может быть, он дедушка кого-нибудь из её учеников, город-то маленький, все друг друга знают… Всё равно, без разницы. Она незаметно, как ей кажется, вытирает влажные ладони о юбку. Ещё кое-что надо сказать, самое, на её взгляд, главное, и она даже открывает рот, но тут «псих» перебивает её:

— По чьей инициативе и по какой причине произошёл развод?

Казённо-то как. А с другой стороны, чего она хотела? Это же психиатр, а не психотерапевт, он не должен быть мягким и участливым. И она тут, у него в кабинете, за бесплатно, по Ольгиной просьбе, так что никто не обязан с нею сюсюкаться.

Она облизывает пересохшие почему-то губы и послушно отвечает:

— Инициатива была моя. Он… Денис… муж пил. Много, и бросать не хотел. А я не хотела, чтобы дети…

«Видели это всё», — собирается она сказать, но «псих» снова безапелляционно её перебивает:

— Недостаток половой жизни, значит. У вас, — уточняет он, заметив её недоумевающий взгляд.

Марина Сергеевна вспыхивает так, что ей кажется — загорелись не только щёки, но и волосы. Но одновременно её охватывает гнев, заполыхавший так же жарко.

Откуда такие выводы про её половую жизнь? Может, она со всей улицей уже перетрахалась? В домишке, где по стенам течёт вода, крошится крыша и сортир во дворе. И это что за диагноз вообще такой? Недостаток половой жизни? Ну да, у неё нет мужа, но у неё есть… у неё есть…

Никого у неё нет, даже вибратора. Предлагали же девки на восьмое марта подарить. Какое там, она же спит в одной кровати с дочкой. А сын — рядом на раскладушке. Нет, ну псих-то каков?! Что за средневековое мракобесие, в самом деле?!

Но всего этого Марина Сергеевна, одинокая женщина, никому не верящая, вслух не говорит. Бурлит внутри потихонечку. Потому она и развелась: всё в себе носила, пока не выгорела дотла. Или не выкипело. И тогда она пошла и подала заявление на развод.

И теперь живёт с детьми в избушке, где по ночам на полную громкость орёт телевизор, а мама немедля просыпается, если его выключить или убавить звук. Где брат приносит с работы давно просроченные продукты, а других нет. Где по стенам бегают мокрицы, а по кухне — крысы. И где напрочь отсутствует половая жизнь. И хорошая жизнь вообще.

Это был её выбор. Она сама его сделала и заднюю включать не намерена. Она выкарабкается. Она подала заявку на ипотечную льготную программу для учителей. Осталось только немного подождать. Но как трудно ждать!

«Псих» внимательно смотрит на неё, и Марина Сергеевна понимает, что уплыла куда-то мыслями, что это заметно, и что она, наверное, выглядит как аутистка. Осталось только большой палец в рот засунуть и начать раскачиваться на стуле. Она снова заливается жарким румянцем. Дура. Боже, какая всё-таки она дура!

— Перечислите, что вас беспокоит, — велит «псих», и Марина Сергеевна готова нервно рассмеяться. Её беспокоит, что ей не дадут льготную ипотеку, что сын хочет ходить в спортивную секцию по боксу и придётся тратиться ему на форму и на всё остальное, но самое главное, что её беспокоит…

Она обрывает себя на полумысли и послушно рассказывает про плохой сон, отсутствие аппетита и истерики по пустячным поводам.

«Псих» кивает, записывает, а потом деловито сообщает:

— Типичное тревожное расстройство. А скажите… — его взгляд вдруг оживает, — вас вообще что-нибудь в жизни радует?

Как это понимать? Марина Сергеевна окончательно теряется и бормочет:

— Ну, конечно, радует, как же иначе?

Он недоверчиво хмыкает:

— Что именно? Уточните.

— Дети, — удивлённо отвечает Марина Сергеевна. Она не понимает, как можно этого не понимать. — Мои дети меня очень радуют. Они растут, меняются, узнают новое, я им читаю, беседую с ними, рассказываю… И ещё работа.

— Работа? — сильнее оживляется психиатр. — Вас радует работа?

«А вас нет?» — подмывает Марину Сергеевну спросить, но она только кивает и уточняет:

— Мне нравится… учить. Преподавать. Я люблю свой предмет. Географию то есть.

Психиатр тоже кивает и пишет поверх предыдущего диагноза на листочке: «Лёгкое тревожное расстройство».

Лёгкое. То есть, если бы она сказала, что её ничто не радует, было бы тяжелое. А так — лёгкое.

Слава богу.

Что или кто её ещё радует, она уже не расскажет. Ни в коем случае.

Марина Сергеевна наконец вываливается из кабинета наружу — растерянная, растрёпанная, с рецептами на пирацетам, какое-то снотворное (тоже лёгкое) и на магний с витамином B6.

Она чувствует себя симулянткой.

Звонит сотовый в кармане снятой с вешалки куртки. Наверное, Ольга хочет проводить её к выходу и узнать, что же сказал специалист.

Но это звонит её главная радость. Её счастье. И несчастье.

Учитель математики, который не подозревает, что он — её радость и несчастье. На семь лет младше неё, балабол и вообще раздолбай. Так и директор школы считает, и весь остальной педколлектив. Марина Сергеевна втихаря от всех помогает ему заполнять электронный журнал и вести сайт. Вернее, не помогает, а просто делает это за него.

У них нет никакой половой жизни, но есть какая-то… странная дружба. Ночами напролёт она ждёт его редких смс-ок и следит за его аккаунтом на местном сайте знакомств: когда заходил? Обновлял ли профайл?

А сейчас ему наверняка требуется помощь в проверке ВПР. Всероссийских проверочных работ то есть.

— Алло? — говорит Марина Сергеевна в трубку и счастливо улыбается.

Психиатр бы удивился, если бы увидел её.

Название: Феденька
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 610 слов
Пейринг/Персонажи: Феденька, Фёдор, Яга
Категория: джен
Жанр: драма, мистика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Одним росным утром Феденька проснулся в лесу.
Примечание: время действия — середина XIX века
Предупреждение: стилизация
Ссылка: тут.

Одним росным утром Феденька проснулся в лесу.

Верней сказать, не проснулся, а очнулся. Напоённая влагой трава холодила его голые коленки, не прикрытые ночною сорочкою, ступни были босы.

Лёгкий ветерок шевелил его взмокшие от испарины кудри, белая сорочка липла к спине промеж лопаток.

Столь страшно ему ещё никогда не было. Он стоял и дико озирался по сторонам, трясясь так, что клацали зубы.

Где родной дом? Где тёплая постель? Где маменька с папенькой, старая нянька Епистинья, которая по сию пору приходила к нему перед сном, чтобы поцеловать в лоб и перекрестить, шепча молитву.

Именно это и было последним, что он помнил: как сухонькая нянькина рука перекрестила его, а потом заботливо укутала пуховым одеялом, подтянув до подбородка. Как будто Феденьке было по-прежнему пять лет от роду, а вовсе не пятнадцать. Отрок. Почти что юноша.

Но он уснул с блаженной улыбкой, а вот теперь стоял, в ужасе оглядываясь на грозно темнеющую поодаль опушку леса, ожидая, что оттуда вот-вот выскочат медведи, волки или ещё какие-нибудь дикие звери. Они растерзают его, и папенька с маменькой никогда не узнают о страшной сыновьей участи!

Феденька всхлипнул.

И тут позади него в самом деле раздался какой-то шорох!

Феденька тонко, совсем по-детски, вскрикнул, увидел два горящих звериных глаза и сомлел, опускаясь на траву, будто опавший с дерева листок.

* * *

— Да то барчук из усадьбы. Федей кличут, как вон тебя.

— Да уж знаю.

— А где ты его нашёл?

— Да на озере, на берегу. Волчка моего увидал, за зверя, вестимо, принял и кувырк на траву. Едва-едва успел подхватить, а то так бы и грохнулся оземь.

Феденька пошевелил спёкшимися губами, пытаясь что-то вымолвить, и это заметили. Над ним склонились два лица. Одно — женское, старушечье, с крючковатым носом, с седыми жидкими волосами, заправленными под грубый полосатый платок, над высоким морщинистым лбом. Второе — молодое, бородатое, очень правильное, как у статуи Лаокоона, только не искажённое гримасой боли, а озабоченное, со сдвинутыми к переносью густыми тёмными бровями.

— Здравы будьте, барчук, — прогудел «Лаокоон». — Запамятовали, как в лес попали?

— Не… не помню ничего, — прошелестел Феденька, и сухая женская рука, похожая на руку няньки Епистиньи, приподняла ему голову, а к его губам прижался щербатый край кружки с упоительным во всех смыслах кисловатым квасом.

Феденька пил и пил, длинными глотками, будто лошадь на водопое, сам приподнявшись на локтях. А потом утёр губы рукавом рубахи, отдышался и озадаченно спросил уставившихся на него людей:

— Кто вы?

Старуха засмеялась удивительно молодым смехом, показав единственный жёлтый зуб в чёрном провале рта:

— Это леший здешний, его, как и тебя, Фёдором кличут. А я, милок…

— Яга она, — перебил «Лаокоон», то бишь Фёдор, и тут же получил тычок в бок.

— Ядвига я, — строго поправила его старуха и поджала тонкие губы. — Попей ещё, милок.

И Феденька пил до тех пор, пока всё вокруг — бревенчатые тёмные стены избы, в которой он лежал, пучки высохших, но испускающих медвяный аромат трав под потолком, крохотное окошко, затянутое слюдой, будто льдом… — пока всё, всё это не закружилось перед ним и не слилось какой-то хоровод.

Тогда он снова уснул.

А голоса над его головой продолжали звучать.

— Мне ученик нужен, давно уже, ты знаешь, — прогудел упрямый бас.

— Да и я бы не отказалась. Ладно, так уж и быть, владей, пользуйся. Я себе кого-никого ещё подыщу. Только вот искать его будут.

— Знамо дело. Нипочём не найдут, закружу.

— Сманил ты его, Фёдор, ох, чует моё сердце, сманил. Ну что ж, значит, так тому и быть.

* * *

И судьба исчезнувшего из усадьбы барчука навеки осталась тайной. Не смогли её раскрыть даже приехавшие из столицы дознаватели со знаменитой полицейской ищейкой. Неподалёку арестован был целый цыганский табор, но в кибитках вопящих цыган никаких улик, говоривших об их причастности к пропаже Феденьки, не оказалось. Дремучий лес вокруг усадьбы тоже сохранил свою тайну.

Только с тех пор его стали называть Фёдоров лес.

@темы: фики, Русреал, ФБ-24

---

Мои драбблы и мини для Старых книжек

Название: Дочь Али-Тебелина
Автор: sillvercat для fandom Old adventure books 2024
Бета: Xenya-m
Канон: А. Дюма «Граф Монте-Кристо»
Размер: драббл, 408 слов
Персонажи: Гайде, Василики, Селим, граф Монте-Кристо и другие
Категория: гет
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Гайде лелеет в душе святую месть.
Примечание: по заявке с Инсайда
Предупреждение: упоминание насилия и вканонная смерти персонажей
Ссылка: здесь

Гайде, дочери Али-Тебелина, янинского паши, и Василики, его любимой жены-гречанки, не было ещё и пяти, когда она взошла на устланный коврами помост стамбульского базара.

На этом помосте выставляли на продажу невольников и невольниц, согнанных сюда со всех близлежащих земель.

Но Гайде не знала этого, повинуясь жёсткой руке работорговца, властно подталкивавшего её. Полумёртвая от усталости и горя, она едва держалась на ногах.

После того, как вместе с другими женщинами, захваченными во владениях Али-Тебелина, Василики с Гайде на руках прошла по раскалённым от зноя дорогам Греции и достигла ворот Стамбула, первым, что она увидела, подняв вверх измученный взгляд, была отрубленная голова её мужа на воздетом к небу шесте.

Гайде всё ещё видела перед собою посиневшее мёртвое лицо отца с окровавленной белой бородой, слышала истошный крик матери, рухнувшей в жёлтую дорожную пыль. Она рыдала, тщетно дёргая мать за полы одежды и умоляя подняться. Василики умерла рядом с останками возлюбленного мужа — её сердце разорвалось от горя.

Слёзы Гайде высохли, когда она поняла, что осталась одна в целом свете. Никто не спасет её.

Стамбульский базар встретил новых греческих невольниц возбуждённым гулом. Гайде ничего не видела, всё мутилось и плыло у неё перед глазами: вместо ярко-голубого неба и бесконечных пёстрых торговых рядов она видела мрачное подземелье с сокровищами Али-Тебелина, где укрывались они с матерью. Видела Селима с факелом в руке, верного слугу янинского паши, готового по приказу своего господина взорвать подземелье. Видела перстень отца в изуродованной рубцом руке предателя — французского офицера, которому удалось обмануть Селима и провести турок в подземелье.

Так Гайде стала рабыней, и теперь, едва переступая маленькими ногами в рваных сандалиях, прошла по пыльным коврам помоста, где продавали невольников. Чьи-то жёсткие пальцы коснулись её подбородка, заставляя поднять безучастные глаза. Она увидела расшитый пурпуром золочёный халат, торчащую бороду, крашенную хной, услышала заунывный льстивый голос. Тогда она не понимала, что говорит работорговец.

— Девочка вырастет настоящей красавицей, мой господин. Взгляните на эти глаза, на её кудри, на фигуру. Это прекрасное вложение денег. Пускай её обучат танцам, пению, игре на лютне. Через десять лет вы получите за неё сотни кошельков с золотом, мой господин.

Армянский купец, купивший Гайде, так и поступил. Он нанял учителей, обучивших девочку языкам, музыке, изысканным манерам, — и, едва ей сравнялось тринадцать, продал в гарем султана Махмуда.

Граф Монте-Кристо выкупил её оттуда за огромный изумруд, равного которому султан никогда не видел.

Но никакие сокровища мира не могли сравниться с подлинной драгоценностью — с Гайде, дочерью погибших Али-Тебелина и Василики. С Гайде, лелеявшей в своей душе тот же святой огонь мести, что сжигал и его.

Название: Субретка
Автор: sillvercat для fandom Old adventure books 2024
Бета: Shiae Hagall Serpent
Канон: А. Дюма «Три мушкетёра»
Размер: драббл, 648 слов
Пейринг/Персонажи: д'Артаньян/Китти, Планше, упоминаются Атос, Портос, Арамис, миледи Винтер и другие
Категория: гет
Жанр: AU, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Планше упрекает д'Артаньяна за его обращение с Китти.
Примечание: гравюры художника Мориса Лелуара, 1894 г.
Предупреждение: стилизация
Ссылка: здесь

Попав в услужение к д'Артаньяну, Планше сперва не очень-то этому обрадовался. Он ведь полагал, что его нанимает великолепный господин Портос, нашедший его на мосту Ла-Турнель. Там славный пикардиец стоял и задумчиво плевал в воду, наблюдая за расходившимися кругами.

Да-да, Планше был уроженцем Пикардии, то есть почти древним римлянином, хоть и предприимчивым, но весьма флегматичным и преисполненным достоинства. Он приуныл, поняв, что молодой гасконский дворянин, к которому его привёл Портос, беден, как церковная мышь, но подумал, что д'Артаньян при его-то настырности и любви к приключениям, непременно добьётся успеха в жизни. Планше пришлось опекать своего лихого юного господина, получать от него колотушки, спать на полу и довольствоваться объедками, но в глубине души он был уверен, что д'Артаньяна ждёт блестящее будущее, и по праву гордился им.

Что ж, только однажды славный Планше по-настоящему разочаровался в своём господине, и, как водится, это случилось из-за женщины. Прехорошенькой бойкой служаночки некой прекрасной и высокомерной английской дамы, которую все называли миледи Винтер. Служаночку же звали Китти.

Китти! Она и вправду была похожа на котёнка — озорная и резвая. Но, увы, встреча с д'Артаньяном заставила её страдать, и её лукавые глазки всегда были полны слёз, а смуглое личико побледнело.

Планше впервые увидел Китти, когда она вручила ему записку от своей госпожи, перепутав его со слугой де Варда, несносного хлыща, с которым молодой гасконец дрался на дуэли. Сам же Планше и сказал д'Артаньяну про хорошенькую субретку. Тогда и завязалась вся эта кутерьма со вскрытыми и поддельными письмами, переодеваниями и любовью.

Любовью! О да, Китти втюрилась в д'Артаньяна, как кошка, и по его просьбе, хоть и заливаясь слезами, впускала в спальню к своей госпоже, принимавшей гасконца за де Варда. А сама... сама уступала притязаниям молодого повесы. Однажды Планше не выдержал и сурово попрекнул своего господина:

— Вы уверяли, что любите похищенную даму, жену того галантерейщика, не так ли? Которую приказал украсть господин кардинал. Эх, сударь! Вы думаете, что слуги слепы и глухи, ан нет. Сейчас вы морочите голову бедной служанке, чтобы залезть в постель к её госпоже. Нехорошо, сударь. Господь всё видит.

Планше произнёс это с уверенностью кюре на проповеди, и д'Артаньян, замахнувшийся было на него за дерзость, принуждён был кулак опустить, признавая справедливость порицаний.

— Ты прав, — сказал он наконец, повесив голову и не спрашивая, как смеет какой-то слуга порицать его, чего никогда не позволили бы себе Гримо, прислуживавший Атосу, или Базен, прислуживавший Арамису. Возможно, только Мушкетон решился бы робко высказать Портосу упрёк.

Молодой гвардеец посмотрел в открытое честное лицо пикардийца, который вдруг стал голосом его собственной совести, и попытался оправдаться:

— Но я хочу проникнуть в тайны миледи Винтер только для того, чтобы разузнать о судьбе несчастной Констанции.

Планше сдвинул брови, и д'Артаньян принуждён был замолчать, скрепя сердце ожидая новых укоров и понимая их справедливость. Он впервые в жизни почувствовал, что робеет перед своим слугой.

Но Планше лишь предупредил его:

— Будьте очень осторожны. И прошу вас, не обижайте больше Китти. Право, я бы женился на ней, если б мог.

Д'Артаньян округлил глаза, вновь с досадой осознав разницу между собой и слугой. Ведь он-то хотел только воспользоваться любовью бедняжки Китти, которую та безоглядно и доверчиво ему предложила.

— Клянусь тебе, — вымолвил он наконец, — что буду впредь относиться к этой девушке, как к твоей невесте, Планше, со всем уважением.

Но совсем не это нужно было самой Китти, уже подарившей гасконцу свою невинность и теперь ожидавшей от него большего. Д'Артаньян понимал это, но слово своё собирался сдержать.

Впрочем, уже очень скоро злосчастный роман завершился ужасающим событием: д'Артаньян обнаружил на плече миледи клеймо королевского палача и выскочил в окно в наспех наброшенном платье Китти — прямо в руки Планше, караулившего внизу.

— Говорил же я вам, хозяин, — укорил он, не в силах удержаться от смешка при взгляде на ошеломлённую физиономию своего господина.

...Как Китти при расставании уверяла д'Артаньяна в преданности и вечной любви, так и Планше не забыл маленькую субретку, в конце концов, женившись на фламандке Трюшен только потому, что та живо напомнила ему любовь его юности.

Но это уже была совершенно другая женщина... И другая история.

Название: Да помилует нас
Автор: sillvercat для fandom Old adventure books 2024
Бета: Shiae Hagall Serpent
Канон: А. Грин «Корабли в Лиссе»
Размер: драббл, 568 слов
Пейринг/Персонажи: Битт-Бой/Итиа, Эскирос
Категория: гет, джен
Жанр: AU, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: лоцман Битт-Бой, приносящий счастье, приезжает на Самоа умирать.
Примечание: по заявке анона, желавшего Грина; автор пытался в Грина, но у него не очень получилось )
Предупреждение: попытка стилизации; графичное описание болезни; ХЭ
Ссылка: здесь

«Битт-Бой! Битт-Бой! Битт-Бой, приносящий счастье!» — этими криками разбуженных хмельных чаек его встречали моряки в каждом трактире от Зурбагана до Лисса.

Лоцман Битт-Бой, приносящий счастье и удачу экипажам тех кораблей, что он проводил через любые рифы, сидел на золотом песке лагуны одного из островов, именовавшихся на картах Самоа. В ушах его погребальным звоном звучали слова капитана Эскироса: «Как должны вы быть счастливы, если чужая удача — сущие пустяки для вас...»

Бедняга Эскирос! Когда Битт-Бой в ответ распахнул рубаху, размотал бинты и показал ему свою смерть, он стал белее листа писчей бумаги. Лоцман пожалел, что так напугал его. Но он сам был ранен беспечными словами капитана: так под ударом ржавого лома трескается, казалось бы, вечный каррарский мрамор.

Лоцман вздохнул и пошевелил пальцами босых ног, зарываясь ими в горячий песок, золотой, как солнце, и ласковый, как рука женщины. Вот то счастье последних дней на земле, что ему уготовано.

Лёгкая рука, коснувшаяся его спутанных волос, в самом деле принадлежала женщине. Битт-Бой обернулся, уже угадав ее имя: Итиа, внучка здешнего вождя, смуглянка с пламенными гордыми глазами хищной птицы. Её голая грудь была едва прикрыта сладко благоухающей цветочной гирляндой, яркие глаза призывали его. Глупая девочка.

Но, когда она села рядом с ним на песок, слова её были серьёзны.

— Битт-Бой, ты приплыл к нам умирать? Не лги, я это знаю, я видела сон, — её рука снова взлетела, и чуткие тонкие пальцы легли на его обветренные губы. — Что стряслось с тобою?

Он осторожно поцеловал кончики её пальцев и откровенно ответил, когда она отняла руку:

— У меня рак. Опухоль. Вот тут.

Показывать ей эту безобразную белёсую опухоль, уродовавшую его грудь выше левого соска, он не собирался.

Итиа высоко подняла тонкие чёрные брови и вдруг прищёлкнула языком:

— Всего-то? Иди за мной.

Всего-то? Всего-то?

Как в дурмане, Битт-Бой поднялся и, словно послушный ребёнок, побрёл за девушкой, увязая в золотом горячем песке, которого, казалось, вовсе не касаются её маленькие ступни в верёвочных сандалиях.

Итиа привела его к тростниковой хижине. Разноцветные громогласные попугаи расклёвывали пальмовые листья на крыше. На пороге, будто куча тряпья, лежал, вывалив розовый язык, большой пегий пёс. Но Итиа не завела лоцмана внутрь, в прохладный медовый полумрак, как он того ожидал.

Под стеной хижины весело курчавилась зелень маленького огорода из четырёх грядок. Итиа, присев на корточки, поманила Битт-Боя к себе, и, когда он опустился рядом с нею, поджав ноги, легко выдернула из земли целую связку клубней. Битт-Бой глянул на них и вздрогнул всем телом.

Клубни были точь-в-точь как его опухоль. Изъязвлённые, с какими-то наростами, белёсые, уродливые.

Но он послушно протянул ладонь, и прохладные клубни, перемазанные землёй, легли в неё, как в чашу.

— Ешь только их, — строго сказала Итиа. — Ничего не ешь больше.

Его глаза широко раскрылись, полные изумления, и она легко рассмеялась:

— Я дам тебе ещё, когда ты съешь эти.

...Битт-Бой страшно похудел, но был бодр, как птица, готовая взлететь. Он варил и ел только проклятые клубни, которые, будто по волшебству, появлялись и появлялись из земли на грядках Итии.

Потом его почти невесомое тело, состоявшее уже из одних обтянутых кожей костей, стало вновь обрастать плотью. Безобразная язвенная опухоль сперва съёжилась, уменьшившись до размеров пенсовой монетки, потом и вовсе разгладилась и исчезла. На её месте остался лишь крохотный рубец. Волосы Битт-Боя снова закурчавились, голос, не так давно хриплый и тихий, обрёл былую силу.

На своей свадьбе с Итией, глядя в её сияющие глубокие глаза, он вспомнил старинную песню, которую когда-то услышал возле каюты Эскироса:

— Южный Крест там сияет вдали,
С первым ветром проснётся компас.
Бог, храня корабли,
Да помилует нас...

Название: Не совсем инглизка
Автор: sillvercat для fandom Old adventure books 2024
Бета: Shiae Hagall Serpent
Канон: Дж. Ф. Купер «Последний из могикан»
Размер: драббл, 262 слова
Пейринг/Персонажи: Магуа/Кора Мунро, упоминается Алиса Мунро
Категория: гет
Жанр: AU, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: противостояние Магуа и Коры.
Предупреждение: открытый финал
Ссылка: здесь

— Отпусти мою сестру, — спокойно сказала Кора Мунро. — Отпусти Алису. Возьми меня вместо неё.

Её голос звучал твердо, хотя горло сжималось от ужаса и отчаяния.

Магуа, предводитель гуронов, стоял перед нею, опершись на палицу, и смотрел своими тёмными, как ночь, глазами с таким выражением, от которого её щёки вмиг запылали. Она стыдливо отвела взгляд.

Дождавшись этого, он наконец произнёс с каким-то особенным, как ей показалось, злорадством, подчёркивая каждое слово:

— Я возьму в жёны тебя, либо твою бледную сестру, либо вас обеих — не для того, чтобы вы согревали мне постель. Я знаю, что вы, инглизки, для этого не годитесь. Но я хочу, чтобы вы, гордые дочки полковника Мунро, носили мне воду из ручья, топили очаг собранным в лесу хворостом, варили маисовую кашу, обдирали шкуры с убитых мною оленей. А если мне опять доведётся испытать на своей спине ласку инглизской плети, я знаю, по чьим спинам потом будет гулять моя собственная плеть.

«Дикарь, зверь!» — Кора была готова гневно и гордо выпалить это ему в лицо, но с её пересохших, как в лихорадке, губ сорвались совсем иные слова. Постыдные слова.

— Почему же англичанки не... не годятся... для этого?

Помилосердствуй, Боже, она и в самом деле такое сказала, и Магуа, помолчав целую минуту, — она всё же ошеломила его, — запрокинул голову и расхохотался. Его грубый смех эхом отразился от прибрежных кустов ивняка.

Кора сжала зубы. Её щёки теперь не просто пылали, ей казалось, что они задымились, как угли костра.

Его горячая твёрдая ладонь легла ей на плечо, и она вздрогнула.

— Ты не совсем инглизка, — проговорил он мягко и даже с каким-то любопытством. — Возможно, ты и годишься. Я попробую.

Название: Пигмей
Автор: sillvercat для fandom Old adventure books 2024
Бета: Xenya-m
Канон: А. Шклярский «Томек на Чёрном континенте»
Размер: мини, 1583 слова
Персонажи: Томек Вильмовский, боцман Новицкий, пигмей, Хьюз, его сын и другие
Категория: джен
Жанр: драма, приключения
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Отправившись в африканские джунгли, экспедиция поляков-звероловов спасает пигмея.
Предупреждение: упоминание насилия; стилизация
Ссылка: здесь

Усадьба Грегори Хьюза на берегу Мобанги, полноводного притока Конго, была последним оплотом цивилизации, бесстрашно или безрассудно воздвигнутым этим богатым выходцем из Североамериканских Соединённых Штатов перед вольно раскинувшимися джунглями. Всё здесь выглядело именно так, как когда-то на родине Хьюза в штате Луизиана: белостенный особняк с мраморными колоннами, чернокожие слуги, верховые охранники с винчестерами наизготовку. Только вместо хлопковых плантаций источником доходов Хьюза стали плантации кофейных деревьев и каучуконосов. Но в своих кругах Хьюз слыл хозяином с широкими прогрессивными взглядами, в отличие от настоящей бельгийской аристократии: его работники даже получали оплату за свой тяжёлый труд, отменялись телесные наказания, чернокожие имели право уйти с плантации… словом, Хьюз являлся чужаком, если не изгоем среди ближайших соседей именно из-за этого. И как раз поэтому небольшая экспедиция поляков-звероловов, посланная на Чёрный континент знаменитой фирмой Гагенбека, решила остановиться в усадьбе Хьюза, чтобы немного отдохнуть перед тем, как углубиться в полные опасностей джунгли, называемые здесь «гилея».

— Всё-таки блага цивилизации — великое дело, — философски заметил Ян Смуга, один из поляков, расположившись в удобном кресле возле уютно потрескивавшего камина в красиво обставленной гостиной второго этажа. Именно здесь и находились комнаты, отведённые экспедиции гостеприимным хозяином.

Боцман Новицкий и Томек, сидевшие тут же, первый — с трубкой, второй — с книгой, подняли глаза на произнесшего эти крамольные слова и негодующе фыркнули.

Смуга расхохотался. Именно такой реакции он и ожидал от своих пылких и склонных к безрассудному риску товарищей, которые, несомненно, предпочли бы любым благам цивилизации очередное захватывающее приключение в самом сердце гилеи. И если тягу Томека к риску можно было объяснить его юным возрастом (по сути он мог ещё считаться подростком), боцман ему в этом не уступал.

Динго, большой пёс светло-рыжей масти, лежавший у ног Томека, поднял голову и коротко заворчал, как бы выражая согласие со своим юным хозяином.

— Как я понимаю, завтра утром ты не тронешься с нами и с Хьюзом обследовать окрестности? Предпочтёшь понежиться в тёплой постельке? — с лукавой улыбкой поддел Смугу боцман, откладывая трубку, и тот, тоже с лёгкой улыбкой, отпарировал:

— Конечно, я предпочту тёплую постель. Поспать на голой земле у костра я ещё успею.

— Старый ты хрыч, — хмыкнул боцман, поднимаясь с места и с хрустом потягиваясь. — Что ж, а я предпочту утреннюю разведку, но перед этим… перед этим тоже хорошенько высплюсь. Парень, — повернулся он к Томеку, — тебе того же желаю. Хватит глаза портить.

— Встречаемся утром на крыльце, — весело отозвался тот, не отрываясь от книги, и Динго снова согласно заворчал.

* * *

Итак, ранним росистым утром ни Смуга, ни отец Томека Анджей Вильмовский не присоединились к маленькому отряду, собравшемуся у парадного крыльца усадьбы. Решили не ехать верхом, чтобы получше всё рассмотреть. Сам Грегори Хьюз и двое белых надсмотрщиков из его охраны были вооружены винтовками и револьверами, и, увидев это оружие, боцман удивлённо поднял брови.

— Отдельные безрассудные пигмеи подчас забредают сюда, — пояснил Хьюз, заметив его недоумение. — Мне не улыбается получить отравленный шип в шею, но вид хорошо вооружённых людей спугнёт их загодя.

Боцман мог бы поспорить с хозяином усадьбы, но не стал этого делать, ведь поляки находились тут у него в гостях, и он диктовал правила и всем распоряжался. Новицкий лишь скептически крякнул и проверил собственный револьвер в кобуре, а Томек успокаивающе проговорил, обращаясь и к нему, и к Хьюзу:

— С нами будет Динго, он отличный следопыт и враз учует чужого.

Услышав свою кличку, умный пёс вскинул голову и заскулил.

— Майкл тоже хотел пойти с нами, но я ему не разрешил, он ещё не совсем оправился после приступа малярии. Проклятые комары — бич здешних мест, — проговорил Хьюз.

Томек сочувственно кивнул.

Майкл, двенадцатилетний сын и наследник хозяина, очень понравился ему, когда они познакомились накануне. Светловолосый, но излишне хрупкий мальчуган отличался живым и пылким нравом и такой же страстью к приключениям, которая всегда жила в сердце самого Томека. Но его здоровье и правда было весьма слабым, поэтому мать с отцом беспокоились за него.

Наконец маленький отряд отправился в путь. Миновав плантации, где уже появились первые рабочие, путешественники углубились в лес.

Если бы можно было посмотреть на эти леса сверху, они напомнили бы наблюдателю бурное зелёное море. Едва ли не ежедневно орошаемая дождями, эта буйная пышная растительность никогда не засыхала и не увядала. Обвитые лианами могучие деревья вздымали ввысь свои величественные кроны, переплетаясь ветвями на огромной высоте. На нижних ярусах росли бананы, папоротники с гигантскими разлапистыми листьями, гевеи, тоже густо увитые лианами. Всё это зелёное великолепие давало приют целому сонму ярких экзотических птиц и мелких зверюшек. Разглядывая окружающую растительность и прислушиваясь к раздававшимся в чащобе забавным и иногда пугающим звукам, Томек подумал, что заметить здесь маленького воинственного пигмея с духовой трубкой просто невозможно.

Он переглянулся с боцманом, который со всей очевидностью разделял эту мысль — на его загорелой, будто вырубленной из просмоленного дерева физиономии явственно читалось беспокойство. Однако сам Хьюз и его охранники бодро шагали вперёд по едва заметной тропке, иногда прорубая путь среди лиан тесаками.

— Не был тут всего несколько дней, и уже всё заплетено, — жизнерадостно провозгласил Хьюз, обернувшись к гостям.

— Можем ли мы сейчас встретить горилл? — тут же поинтересовался Томек. Ведь Гагенбек послал сюда звероловов именно за гориллами.

— Не здесь, — покачал головой Хьюз. — Ближе к горам… и к поселениям пигмеев. Те и другие ушли отсюда, когда мы стали разбивать плантацию.

— Жаль, — искренне огорчился Томек.

Хьюз рассмеялся.

— Поверьте, ничуть не жаль, молодой человек.

Внезапно Динго встрепенулся и напрягся у ног Томека, остановившись на бегу и вытянув шею. Он явно к чему-то принюхивался. Томек с беспокойством окликнул пса, а тот вдруг повернулся и метнулся обратно по тропке, по которой они только что прошли. Теперь и Томек, и боцман, и Хьюз услышали слабый сдавленный крик. У Томека ёкнуло сердце — крик показался ему детским.

Когда они, шумно дыша, выбежали вслед за Динго на поляну, которую не так давно миновали, их глазам предстало странное и страшное зрелище.

Светловолосого мальчишку, в котором Томек не сразу узнал Майкла Хьюза — такой гримасой боли исказилось его лицо с крепко зажмуренными глазами, — волок в гущу переплетённых ветвей худой чернокожий человек в одной набедренной повязке. По виду он казался таким же подростком, что и Майкл, но его скуластое лицо было изборождено морщинами.

Пигмей!

Но почему он сразу не убил Майкла и куда он его тащит?!

— Не стрелять! Не стрелять! — надрывно скомандовал Хьюз, видя, что его люди вскинули ружья и револьверы. — Вы убьёте моего сына!

Динго в несколько огромных стелющихся прыжков догнал маленького чёрного человечка, в крепких руках которого извивался и кричал Майкл, но он не успел сбить пигмея с ног. Тот добежал до берега крохотного ручейка, журчавшего в зарослях, и с разбегу сунул мальчика головой в воду.

Общий вопль ужаса вырвался у всех присутствующих, однако Динго в последнем прыжке настиг похитителя и повалил его наземь, оттащив от ребёнка. Пёс навалился на пытавшегося вырваться пигмея, всем весом придавив его к земле.

Хьюз первым подбежал к сыну и вытащил его из воды. Майкл захлёбывался и судорожно кашлял, но обе ладони отчего-то прижимал к глазам. Хьюз с искажённым ненавистью лицом стремительно повернулся к пленнику и вскинул револьвер.

— Не стреляйте! — Томек кинулся вперёд, повторив его же слова. — Мы поймали его, он теперь беспомощен!

Он подхватил пигмея с земли, срывая с его пояса лук и колчан со стрелами, которыми тот почему-то не воспользовался. Пленник что-то обречённо забормотал, снова оседая наземь и даже не пытаясь отбиваться. Он, очевидно, уже считал себя мертвецом.

Так бы, наверное, и произошло, если бы боцман Новицкий не встал прямо перед разъярённым Хьюзом, заслоняя своей могучей фигурой Томека и его пленника. Динго неистово залаял, а Новицкий властно прогудел:

— Надо разобраться. Этот парень не стремился убить вашего сына, зуб даю.

— Но он пытался утопить его! — негодующе вскричал Хьюз. — Я своими руками задушу этого черномазого мерзавца!

Но тут наконец заговорил Майкл, висевший у него в руках беспомощной тряпичной куклой. Сквозь кашель и слёзы он еле вымолвил:

— Не надо, папа! Он спас меня! В меня плюнула кобра!

Все онемели.

Плюющаяся или черношеяя кобра всегда считалась одной из самых страшных змей экваториальной Африки. Эти кобры способны «выстреливать» ядом в глаза врага, находясь при этом на ветке дерева. Очевидно, так и произошло.

— Я… я пошёл за вами потихоньку, — заикаясь, забормотал Майкл. — Прости, папа. Я увидел кобру в последний момент, когда она свесилась с ветки. Я успел прикрыть глаза, но всё равно… всё равно яд попал в них. Это было невыносимо! И тут меня кто-то схватил и потащил.

Хьюз повернул сына к себе лицом. Глаза его распухли, превратившись в настоящие щёлки, но было очевидно, что вода успела смыть большую часть яда.

— Господи, — с болью пробормотал Хьюз, прижимая к себе обмякшее тело сына. — Господи.

— Надо доставить Майкла в город, к доктору, — с тревогой воскликнул Томек, отпуская пигмея.

Хьюз закивал:

— Конечно!

Он повернулся и с сыном на руках ринулся по тропе обратно в усадьбу, его люди поспешили за ним.

Томек, боцман и Динго остались наедине с пигмеем, который хмуро и устало смотрел на них, сидя на земле. Теперь Томек понял, что этому человечку было не меньше сорока лет, но он казался ребёнком из-за своего малого роста и хрупкости. Его курчавые чёрные волосы топорщились надо лбом, на темнокожем теле, казалось, выделялась каждая косточка, особенно выпирали рёбра и ключицы.

— Парня надо накормить, — рассудительно сказал боцман. — У нас с собой нет никаких припасов, а он того и гляди ноги протянет.

Он перевёл взгляд на босые ноги пигмея.

— Он не пойдёт с нами, — тихо возразил Томек и протянул пигмею его лук и колчан. — Пожалуйста, возьмите. И спасибо вам. Вы добрый благородный человек.

Он низко поклонился маленькому человечку, и боцман Новицкий неуклюже последовал его примеру.

Потом они повернулись и зашагали по тропе в сопровождении Динго.

— Парень не пальнёт нам вслед? — тревожно осведомился боцман своим густым басом.

— Нет, — уверенно заявил Томек и обернулся.

Пигмея уже не было на том месте, где они его оставили. Он будто растворился в напоенном влагой воздухе.

— Когда мы отправимся за гориллами, — Томек посмотрел на боцмана и тряхнул головой, — то непременно встретим его. Я уверен.

Название: Главный свидетель
Автор: sillvercat для fandom Old adventure books 2024
Бета: Xenya-m
Канон: Т. Майн Рид «Всадник без головы»
Размер: драббл, 607 слов
Персонажи: Зеб Стумп, Генри Пойндекстер, Морис Джеральд, Луиза Пойндекстер
Категория: джен
Жанр: AU, драма, хоррор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Зеб Стумп приводит на суд своего главного свидетеля.
Предупреждение: неграфичное описание мёртвого тела, предполагаемая смерть нескольких персонажей, насилие, открытый финал
Ссылка: здесь

— Господин судья и вы, господа присяжные, — говорит старый охотник Зебулон Стумп спокойно и властно, — вот свидетель, который, может быть, прольёт свет на это тёмное дело. Допросите-ка его.

Этот свидетель не спешился. Его высокая фигура, закутанная в полосатое мексиканское серапе, мрачным изваянием высится в седле, пока Стумп крепко держит его коня под уздцы. Конь нервно переступает с ноги на ногу, прядает ушами, явно обеспокоенный присутствием вокруг такого количества людей.

Морис Джеральд, обвиняемый, невольно поднимается с места. Конвоиры не препятствуют ему, они, как и вся эта толпа, а также судья, присяжные, прокурор и адвокат, потрясены происходящим.

Ведь у свидетеля, приведённого Стумпом, нет головы!

Воцарившуюся гробовую тишину прерывает хриплый стон, полный неизбывного горя.

— Это он! — восклицает высокий старик и, пошатываясь, пытается подойти к зловещему всаднику. — Это мой сын Генри! О господи!

Несколько человек поспешно бросаются к нему и мягко, но непреклонно отводят к карете, где находится его дочь Луиза — сквозь занавески виднеется её белое, как мел, осунувшееся лицо. Но среди тех, кто помогает старику, нет его племянника Кассия Колхауна.

А в седле перед присяжными, окоченевший и безмолвный, действительно сидит Генри, юный брат Луизы Пойндекстер, сын старика Вудли Пойндекстера. В его убийстве сейчас и обвиняют Джеральда.

Понимая, что к нему приковано всё внимание потрясённой толпы, Зеб Стумп невольно приосанивается перед тем, как повторить сакраментальное:

— Он, конечно, молчит, но я могу сказать за него...

Охотник намерен сообщить, что в груди у Генри всё ещё находится убившая его пуля, которую необходимо извлечь, — пуля эта и станет на суде главным свидетельством. Но слова застревают у него в глотке, а язык прилипает к нёбу, когда позади раздаётся сдавленный, приглушённый, но достаточно внятный голос, раздражённо произносящий:

— Незачем говорить за меня, мистер Стумп. Просто откройте свою сумку. Или вы запамятовали, что у вас там?

По толпе проносится изумлённый ропот, похожий на рокот бури. Все пребывают в полном недоумении, пока Зеб машинально поворачивается, на негнущихся ногах проходит к своей лошади и снимает седельную сумку. На свет божий появляется её страшное содержимое — человеческая голова в сомбреро, туго натянутом на мёртвую плоть. Все вытягивают шеи, пытаясь разглядеть, что же держит охотник, и дикий женский визг прорезает душный воздух. Но затем снова наступает полная тишина.

— Дайте сюда. Вложите мне в руку.

Теперь уже понятно, что это командует именно голова, хотя губы её не шевелятся, а запавшие глаза плотно закрыты. Лицо искажено гримасой смерти, но его всё ещё можно узнать. В толпе кто-то падает в обморок, кто-то — на колени, кто-то, очевидно ирландец, осеняет себя крестным знамением, как это делает застывший на своём месте Морис Джеральд.

— Иосафат... — побелевшими губами шепчет Зеб своё любимое присловье. — Иосафат!

И вкладывает голову во властно протянутую руку мертвеца.

— Это же сам дьявол! — в невыразимом ужасе вопит кто-то, и раздаётся гром нескольких выстрелов подряд. Мёртвое тело на лошади содрогается, когда в него попадают пули, но и только.

Над толпой вновь повисает гнетущая тишина. Все поднялись со своих мест: и судья, и присяжные, не в силах отвести ошеломлённых взглядов от разворачивающегося перед ними чудовищного зрелища.

Теперь в другой руке страшного всадника оказывается револьвер, и люди отшатываются, приседая, будто испуганные лошади. Мертвецу — или отродью Сатаны, кто он там есть, — пули не страшны, но вот если начнёт стрелять...

Дверца кареты вдруг распахивается, и бледная, растрёпанная Луиза Пойндекстер, очутившись на подножке, громко вскрикивает:

— Генри! Генри! Пощади!

— Вернись к отцу, Лу, — мягко, но непреклонно произносит мертвец, и девушка застывает неподвижно, прижав руку к губам. — Я не хочу, чтобы ты или он пострадали.

— Морис! — стонет Луиза, протягивая руку к подсудимому в отчаянном призыве. Но тот не успевает сделать ни шагу.

— Из-за него мой брат Кассий убил меня, — с обманчивой мягкостью произносит голова. — Но это уже неважно. Вернись в карету, Лу. Вернись сейчас же. Я стану рукой Божией.

И, когда сестра безотчётно повинуется, он открывает стрельбу.

@темы: фики, ФБ-24

---

Мои мелкотексты для Ксеносов

Название: Сосед
Автор: sillvercat для fandom Xenos 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1907 слов
Персонажи: Родион, Саня, её мама, бабушка, соседи
Категория: гет
Жанр: фантастика, драма, немного юмора
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: в восемьдесят седьмом году Саня сдавала выпускные экзамены, готовилась поступать в политех и конспектировала материалы двадцать седьмого съезда КПСС про гласность и ускорение... а в соседней квартире поселился странный парень.
Ссылка: тут

В восемьдесят седьмом году Саня сдавала выпускные экзамены, готовилась поступать в политех и конспектировала материалы двадцать седьмого съезда КПСС про гласность и ускорение. В магазинах стремительно пустели полки, изо всех магнитофонов неслась «Шери-шери леди», бабушка и её подружки взахлёб обсуждали продолжение многосерийного фильма про цыгана-кузнеца Будулая и гордую казачку Клавдию, на Красной площади приземлился почти что игрушечный самолётик с ровесником Сани — немцем Матиасом Рустом, а в квартире уехавшей на дачу соседки Зинаиды Петровны поселился её племянник Родион.

Саня с мамой и бабушкой жили как раз над Зинаидой Петровной. Мама с беспокойством и рассказала, что к соседке в её отсутствие въехал какой-то неизвестный парнишка, не дай бог, бузить начнёт. Но председательша домкома сообщила, что парень в самом деле племянник тёти Зины и приехал откуда-то из глубинки поступать в мединститут. Зовут его Родион Коржавин. Общественность успокоилась, а Саня заинтересовалась.

Особенно после того, как Родион защитил её от компашки урода Лазарева. Но произошло это как-то странно.

Лазарь и трое его дружков из соседнего подъезда повадились сидеть в пролёте между вторым и третьим этажами, и никакая председательша домкома, грозившая пожаловаться участковому, с ними справиться не могла. Но то, что не удалось председательше, удалось новому соседу Родиону.

Саня до этого видела его лишь однажды, мельком, с балкона, когда он пересекал двор, направляясь к автобусной остановке. Она не знала, что это именно Родион, но он вышел из их подъезда, светловолосый и крепкий, в чёрной куртке и с модным «дипломатом» в руке. Саня позавидовала «дипломату», ей тоже такой хотелось, но достать было негде.

Через два дня Родион со своим «дипломатом» поднимался к себе на третий этаж, когда Саня в очередной раз сцепилась с компашкой Лазаря. Она их не боялась, но их похабные шуточки были ей неприятны. А тут ещё Лазарь ухватил её за локоть, пытаясь облапать и поцеловать. Саня яростно вырывалась под общий гогот, и тут в подъезд вошёл Родион. Тот самый плечистый светловолосый парень, замеченный ею накануне с балкона. Запыхавшись от борьбы с Лазарем, Саня с мольбой уставилась на него. Но он только спокойным ровным тоном произнёс: «Здравствуйте» — и прошёл мимо.

Лазарь, тоже, видимо, ожидавший какой-то иной реакции от незнакомца, победно гыгыкнул и возвратился к прерванному занятию — лапать Саню. Один из его дружков крикнул парню вслед:

— Эй, чумодан, погоди!

Как в мультике. Вся компашка снова заржала. Парень остановился, пропустив следующую ступеньку. Серые глаза его были такими же холодными, как и голос, когда он ответил:

— Это не чемодан, — он подчёркнуто правильно произнёс это слово. — По-английски «кейс». — Потом он посмотрел на красную и злую Саню и добавил: — Девушке не нравится то, что вы делаете.

Саня слегка оторопела, как и Лазарь, невольно разжавший пятерню, стиснувшую её локоть.

— И чего? — вызывающе осведомился он, грозно прищурившись.

— Девушка, вы можете уйти, если хотите, — по-прежнему ровно проговорил парень. — Он вас отпустил.

За восемь лет до этого Саня точно бы сказала, где слышала такие же механические интонации — в голосе мальчика-робота Электроника из подзабытого детского фильма. Спустя пятнадцать лет она с уверенностью практикующего психотерапевта поставила бы парню диагноз — «расстройство аутического спектра». Но тогда она лишь подумала, что парень очень странный, отскочила от Лазаря и побежала наверх по ступенькам, пока не оказалась рядом со своим заступником.

— Самый умный тут, что ли, козёл? — зловеще процедил Лазарь, спрыгнув со щербатого подоконника, на котором сидел. Его дружки тоже зашевелились.

Тогда парень оглянулся на Саню, невозмутимо попросил: «Подержите, пожалуйста», и сунул ей в руки свой «дипломат». То есть кейс. Саня послушно его взяла, а через минуту в полном восторге наблюдала, как Лазарь с дружками, изрыгая ругательства, сыплются на ступеньки. Это было круто, как в боевиках, которые ей довелось посмотреть в видеосалоне, открывшемся в соседнем Доме офицеров. Но там актёры были очень накачанные, а парень таким не казался. Однако он легко поднял Лазаря со ступенек одной рукой, прижал его к стене и всё тем же вежливым спокойным голосом спросил:

— Где вы проживаете?

— А ты что, мент? — оскорблённо пропыхтел Лазарь. Но после того как его куртка затрещала в руках парня, хмуро пробурчал: — Ну, в третьем подъезде.

— Туда и идите, — велел парень, выпуская его.

Ворча и огрызаясь, все четверо загрохотали вниз по ступенькам, хлопнула дверь. Парень внимательно оглядел Саню и забрал у нее «дипломат».

— Ты... вы... вы что, борьбой занимаетесь? Или... — она вспомнила модное слово из боевика. — Кунфу?

— Нет, ни одним видом борьбы я не занимаюсь, — ответил парень, снова направляясь наверх.

— Вы из шестьдесят третьей? — выпалила Саня, догоняя его. — Вас ведь Родион зовут, вы племянник тёти Зины? А я — Саня из шестьдесят шестой. То есть Александра. Ну, как в песне «Александра, Александра, этот город наш с тобою...» — она осеклась, чувствуя себя круглой дурой.

— Фильм «Москва слезам не верит», — серьёзно кивнул парень, никак не подтверждая и не опровергая тот факт, что он — Родион, племянник тёти Зины, хотя остановился у двери в шестьдесят третью квартиру. — Но этот город — не Москва.

Он отпер дверь и скрылся за нею. А Саня так и осталась стоять с полуоткрытым ртом.

В следующий раз она увидела Родиона при не менее драматичных обстоятельствах: срочно потребовалось вызвать бабушке «скорую». Стало плохо с сердцем, бабушка капала в рюмку с водой остро пахнущий корвалол, но он не помогал. Телефона у них не было. Следовало бежать либо в пятьдесят девятую квартиру, либо в шестьдесят третью. В пятьдесят девятой не открыли, звонок лишь бестолково дребезжал внутри, когда Саня нажимала на кнопку. Оставалась шестьдесят третья... или телефонная будка у автобусной остановки.

Саня не знала, дома ли Родион: возможно, он задержался на курсах в меде или куда он там ходил каждый день. Но он был дома и отпер дверь, когда Саня прокричала: «Это я, Саня, ваша соседка, можно от вас в «скорую» позвонить?»

Родион был в отглаженных тёмных брюках и белой рубашке, будто бы только что вернулся и не успел переодеться.

— А что болит? — вместо приветствия спросил он, цепко оглядывая оробевшую Саню.

— Не у меня, у бабушки. Сердце, — промямлила она.

— Разрешите взглянуть, — непреклонно проговорил Родион и, не дожидаясь никакого разрешения, направился мимо Сани наверх, к её квартире. — «Скорую» всегда можно вызвать.

«Не всегда», — ошеломлённо подумала Саня, догоняя его. Он что, врач? Пусть даже и в мед готовится. Но ведь ещё даже не поступил! И у него ничего нет — ни стетоскопа, ни тонометра!

Но бабушка не стала возражать против прихода Родиона вместо «скорой». Она послушно позволила ему посчитать пульс, потом села на стул с высокой спинкой, как он велел, и сильно откинула голову назад. А он тем временем жёстко разминал ей руки — от запястий к плечам и обратно. Так прошло минут десять, пока бабушка не сказала сонным довольным голосом, что сердце «прошло», и она хочет спать. И легла на свою кровать.

Родион коротко пояснил маме и Сане: «Межрёберная невралгия» и отправился к себе. Даже не выслушл их робкие благодарности. Просто обернулся на ходу и отрывисто бросил: «До свидания».

Новое «свидание» Сани с Родионом состоялось на общедворовом субботнике придомовой территории, как важно назвала это председательша домкома, деловито размешивая извёстку в жестяном ведре. Саня, мама и бабушка терпеливо ждали с мочальными кистями в руках, готовясь белить деревья. С балкона второго этажа заливался «Братец Луи». Родион шёл домой с неизменным «дипломатом» и не остановился, как Саня втайне надеялась.

Но его остановила председательша и, подняв на лоб забрызганные извёсткой очки, строго осведомилась, почему он не принимает участия в общественном мероприятии, раз уж вернулся домой.

Родион внимательно посмотрел на неё и ответил:

— Это непроизводительный труд.

И когда председательша возмущённо ахнула, добавил:

— Но он имеет психологическую ценность для жителей.

Он оглянулся на Саню и привычно сунул ей в руки «дипломат», забрав взамен мочальную кисть.

Под восхищёнными взорами соседей он, ни разу не забрызгавшись, очень быстро и ловко побелил все деревья во дворе, аккуратно положил кисть в опустевшее ведро и сказал:

— Эти ритуальные действия не защитят деревья от вредителей.

Потом забрал у Сани «дипломат» и ушёл. Председательша осталась стоять, как недавно Саня, с разинутым ртом. Саня тихо и довольно хихикнула.

Но про себя решила, что непременно встретится наедине с этим загадочным Родионом, чтобы обратить на себя его внимание. В конце концов, она ему что, держалка для «дипломата», что ли?!

С балкона она проследила за очередным возвращением Родиона домой. Мама ушла на завод в вечернюю смену, бабушка старательно конспектировала в тетрадку «Секреты здоровья», взятые у соседки напротив. Саня бесшумно выскользнула из квартиры и побежала вниз, в шестьдесят третью. В новых фирменных джинсах, купленных у спекулей за сто двадцать рублей, между прочим, и в красной кофточке, позаимствованной у подруги Ленки.

Родион открыл ей, не спрашивая, кто там, когда она позвонила в дверь. Сане отчего-то показалось, что он точно знал, кто стоит за дверью, и она снова оробела, глядя на его красивое невозмутимое лицо, похожее на маску. Ей вдруг пришло в голову, что она ни разу не видела его улыбки, и она едва не попятилась прочь от шестьдесят третьей квартиры. Но Родион уже распахнул дверь пошире и даже сказал:

— Проходи.

Саня прошла.

Она не раз бывала у тёти Зины по всяким надобностям, и всё тут было как всегда: герань и «ванька мокрый» в горшках на окне, тюлевые занавески вздуваются от ветра из открытых форточек. Только в кухне на столе громоздился какой-то странный агрегат или прибор. Он едва слышно, но непрерывно жужжал, мигали лампочки. Или просто огоньки.

— Ого! — с любопытством сказала Саня, вытаращившись на стол. — Ты моделист-конструктор?

Родион помолчал, будто обдумывая её слова. Потом кивнул:

— Я работаю с этим прибором.

— Я мешаю? — Саня потупилась, ожидая, что он скажет: «Нет, что ты». Всё-таки к нему зашла симпатичная девчонка, в фирменных джинсах за сто двадцать рублей и красной кофточке, с распущенными каштановыми волосами. И даже ресницы Саня накрасила маминой тушью из коробочки.

Но Родион сказал:

— Да, мешаешь.

Хотя без нетерпения или раздражения сказал, с обычным холодным спокойствием.

Сане следовало немедленно развернуться и гордо уйти, но она предприняла ещё одну попытку сближения.

— Я печенья песочного напекла, вот, — она достала из-за спины пакет с печеньем, который сжимала в руке. — Может, чаю попьём?

Родион чуть сдвинул брови:

— Я не ем печенья. Я вообще... очень мало ем.

Сегодня он говорил с какими-то необъяснимыми запинками, будто подыскивал слова.

Прибор на столе замигал сильнее и зажужжал громче. Родион оглянулся на него, потом снова повернулся к Сане, и ей вдруг показалось, что за бесстрастной маской его лица проглядывает что-то ещё. Или кто-то.

Она вдруг испугалась до мурашек по спине и торопливо выговорила:

— Ну, тогда я пойду, если ты занят и не хочешь печенья.

— Александра, — вдруг произнёс Родион. — Я скоро... отбуду отсюда. Возможно, прямо сейчас. И ты... вы все забудете, что я вообще тут был.

— А... — только и выдохнула Саня.

— Но я хочу, чтоб ты помнила одно — вам нужно уехать из этого города. Если у вас есть где-то родственники, то к ним.

— В Подмосковье у бабушки сестра, — пролепетала Саня. — А... зачем? Почему?

— Тут будет очень... неспокойно, — объяснил Родион. — Отдельная страна. Отдельное государство. Тебе сейчас этого не понять, просто помни: когда это начнётся, уезжайте.

— А-а... — снова выдохнула Саня. Голова у неё шла кругом. Она ничего не понимала. Неспокойно? Отдельное государство? О чём это он?

Год назад над всеми ними грянуло страшное слово «Чернобыль», но Родион явно говорил не об этом.

— Мне пора, и тебе тоже, — закончил Родион. — Иди и помни, что я сказал, даже если ты больше никогда не вспомнишь меня.

В следующий миг Саня уже стояла у двери своей шестьдесят шестой квартиры, по-прежнему сжимая в повлажневшей ладони пакет с отвергнутым печеньем.

С балкона тёти Зины в ночное небо взметнулся яркий белый луч и почти тут же погас.

Тётя Зина вернулась с дачи через неделю и заглянула к соседям в шестьдесят шестую: узнать новости, забрать ключи и поблагодарить за то, что поливали её цветы. Что-то было не так, но Саня не понимала, что именно. Или кто? Какое-то смутное воспоминание маячило на самой грани её сознания. Помаячило и пропало. Как яркий луч в ночном майском небе.

А в девяносто первом она, мама и бабушка уехали к родственникам в Подмосковье.

Название: А может, не изгиб
Автор: sillvercat для fandom Xenos 2024
Бета: Xenya-m
Канон: К. Булычёв — цикл про Алису Селезнёву
Размер: драббл, 312 слов
Персонажи: Крыс
Категория: джен
Жанр: фантастика, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Крыс выступает.
Примечание: по заявке с Инсайда
Предупреждение: сленг
Ссылка: тут

Ему это было несложно, на самом-то деле, — принять облик представителя любой гуманоидной расы. Любого пола и возраста. Истинному метаморфу такое — раз плюнуть.

Метаморфу с планеты погибшей цивилизации.

Он сроду не печалился по этому поводу. Ну, сколько ни болела, а померла.

А то, что он теперь один такой уникум в обитаемой Вселенной — это даже хорошо. Пусть все считают, что его раса вымерла.

Сложно было с психологией. Те, чей облик он принимал, пусть всего на несколько часов, будто давили на него снаружи. Их жалкие шкуры не трещали по швам, но натягивались, а не сидели на его суставчатом теле, как влитые. Их мозги посылали какие-то слабые, но различимые сигналы в его собственный мозг, хотя это, конечно, было чистой воды иллюзией, ведь он копировал только внешнюю оболочку, а не содержимое. Тем не менее... тем не менее... Откуда бралась эта проклятая чувствительность, он не знал, но она царапала, будто заноза, крохотная, зато глубоко вошедшая в палец. О ней невозможно было забыть, пребывая в чужом облике.

С вещами или животными было куда легче. Проще. Они так не фонили. Не пытались воздействовать на него.

Очевидно, он просто постарел, вот и всё.

И устал. Устал гоняться за толпой малолетних придурков ради миелофона.

Куда только его не заносило с этой сраной погоней.

Вот слово «сраной» — откуда оно взялось? Такого никогда не было в его активном тезаурусе.

Человеческий облик всё портил, изменял, искажал. Забивал в собственный мозг сраные... странные!.. слова.

Крыс с планеты Крокрыс в очередной раз вздохнул, огладил жёлтый с наклейками гитарный корпус и, приветственно улыбаясь, вышел на сцену. Внизу, залитое солнцем, волновалось людское море.

Чтоб им всем провалиться.

Он перебрал пальцами струны и взял первый аккорд.

— Изгиб гитары жёлтой ты обнимаешь нежно...

«А может, не гитары, а может, не изгиб...»

— Струна осколком эха пронзит тугую высь...
Качнётся купол неба, большой и звёздно-снежный,
Как здорово, что все мы здесь сегодня...

«Подрались», — молнией промелькнуло в голове.

— Собрались!

Фестиваль бардовской песни набирал силу.

Название: В поисках звёздных чудищ
Автор: sillvercat для fandom Xenos 2024
Бета: Xenya-m
Канон: сериал «X-files»
Размер: драббл, 481 слово
Пейринг: Малдер (Скалдер)/Скалли (Маланья)
Категория: гет
Жанр: AU, фантастика, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Маланья и Скалдер проникают в дом чернокнижника Якова Брюса, сподвижника Петра I, в поисках звёздных чудищ.
Примечание: время действия — петровская эпоха; процитированы стихи Михаила Ломоносова, написанные позже
Предупреждение: стилизация, Russian!AU
Ссылка: тут

— С нами крестная сила! — выговорила Маланья певуче, лукаво покосившись на Скалдера. Глаза — смешливые, зеленью весенней сверкают из-под надвинутого низко колпака. Вихры рыжие к щекам перемазанным липнут. Нынче она — оголец беспортошный, вроде тех сирот, что десятками бегают по московским подворотням. Незаменимая наперсница.

— Поймают ежели — велят плетьми бить, ноздри рвать, а то и в Сибирь сошлют, — не унималась она, будто испытывая, не отступится ли Скаллдер.

Не отступится. Вот он, колдуна чернокнижного дом, Якова Брюса. Скалдер недаром собирал все те слухи, что про шотландца по Москве ходили. Не живые-де люди ему прислуживают, а железные, механические. А в поместье его хозяйствуют бабы, из цветов им слепленные. И летает он над Кремлём, вишь ты, на железной же птице, каковую сам с механикусом своим изготовил.

Нет, недаром, недаром прибыл Скалдер в белокаменную с голландским посольством, недаром повстречал здесь Маланью, взял себе в наперсницы. Прозвал её Малли, быстро научил речи английской. Всё на лету схватила, умница. Но нраву строгого, даром, что из Филимоновского монастыря сбежала, не восхотела постриг принять. Ходит в одежде мужеской, хотя Скалдер, агент короны, любую свою и её прихоть оплатить может.

Но вот ежели поймают их за тем, что пытаются выведать Брюсовы тайны, проникнуть в дом любимца царя Петра, им точно несдобровать, Малли кругом права.

Её острый локоток в рваном рукаве армяка пребольно ткнул Скалдера в бок, глаза снова блеснули задором:

— Расскажи-ка ещё, каких чудищ мы у колдуна чернокнижного ищем.

Скалдер вздохнул и объяснил:

— Нет мне интересу, ежели он сам сиих чудищ механических делает, как про него толкуют. Надеюсь я, что чудища те у него живые.

— Как так? — продолжала допытываться Маланья.

— Наверх глянь, — сказал Скалдер, и она послушно запрокинула голову, уставившись в звёздное небо, куполом накрывшее всю Немецкую слободу и ближний сад, за стеной коего постукивал колотушкой сторож.

— Открылась бездна, звёзд полна, звездам числа нет, бездне дна, — голос Скалдера невольно дрогнул. — Так и тех, кто живёт под светом этих звёзд, неисчислимое множество, вот во что я верю, Малли.

Та нетерпеливо тряхнула головой, затопталась на месте, переступая башмаками:

— А что же они сюда со звёзд своих — упали, что ли?

— Да не упали, а прилетели, — назидательно пояснил Скалдер. — Путь далёк у них. Но и звёздные корабли большие, по небу плавают, точно по морю.

— А этот самый Брюс-чернокнижник, выходит, приветил их, что ли?

— Надеюсь, что так, — со вздохом повторил Скалдер, разводя руками. — Верить хочу, что это они научили его всему, про что люди по городу болтают.

— Давай полезем тогда! — нетерпеливо выпалила Малли. — Будут нам ужо чудища, ежели нас поймают!

* * *

На рассвете Скалдер и Малли наконец выбрались из заколдованного дома чернокнижника Брюса. Никто их не повязал, лишь Скалдер шаровары отряхивал, изрядно продранные механическим Брюсовым псом. Не лаял тот пёс, Господь миловал, но цепок был преизрядно.

— Нету чудищ-то звёздных у него, — разочарованно протянула запыхавшаяся Маланья. — Сам колдун рукодельничает с механикусом вместе.

Скалдер сызнова вздохнул, не скрывая разочарования, и Маланья погладила его по руке, ободряя. Добрая душа.

Над ними в предрассветных небесах пронеслась гигантская тёмная тень: то возвращался домой чернокнижник Брюс.

Название: Я просто лечу домой
Автор: sillvercat для fandom Xenos 2024
Бета: Xenya-m
Канон: Elvis Presley
Размер: драббл, 355 слов
Персонажи: Элвис Пресли, инопланетяне
Категория: джен
Жанр: AU, фантастика, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Элвис не умер, он просто улетел домой.
Ссылка: тут

Слепящий свет заливает всё вокруг, беспощадный и обжигающий. Сколько лет он боялся этого света, прятался от него за тёмными стёклами очков, за плотными чёрными шторами — но сейчас он будто купается в ослепительном безжалостном сиянии. Ему кажется, что свет проникает в каждую клеточку его тела. Выжигает всю заразу, весь яд, всю боль. Всю тьму.

Таблетки, чтобы встать. Таблетки, чтобы лечь. Яд, яд, яд. Он жил так годами. Немудрено, что он умер. Странно, что он не умер раньше.

Или... Может быть, он всё-таки не умер? Он же видит свет, чувствует его. Божественный свет? Он в раю? Где он?

Он раскрывает рот, но оттуда не вырывается ни звука. Голос, который поднимал на ноги полные залы восторженно ревущих фанатов, сейчас отказывает ему. Он словно выброшенный на берег кит. Обрюзгший старый кит.

Он умоляюще шевелит губами, чувствуя на щеке влагу, и что-то наконец касается этой щеки.

Он здесь не один! Кто с ним?

Он силится разлепить веки и посмотреть, кто же это прикасается к его лицу так нежно, как могла бы сделать мать.

Но когда вместо руки матери видит гладкое гибкое щупальце, он не удивляется.

Они наконец-то пришли за ним!

То, что должно было случиться, случилось.

«Я просто лечу домой».

* * *

«Майкл Лакман со свойственной ему горячей верой в инопланетные цивилизации написал книгу под названием «Инопланетный рок: внеземные связи рок-н-ролла», где рассказал о контакте Элвиса Пресли с существами из созвездия Орион.

Исследователь утверждает, что Пресли довелось повстречать двух пришельцев, внешний вид которых напоминал вспышки света. Отец певца, Вернон Пресли, когда сын появился на свет, будто бы заметил над своим домом необычный аппарат, озаривший всё вокруг голубым свечением. О появлении над Элвисом НЛО впоследствии нередко рассказывали его парикмахер и друзья.

Когда Элвису исполнилось семь лет, к нему явились два лучезарных инопланетянина. Автор заявляет, что о них певец незадолго до смерти рассказал подруге, Ванде Хилл.
Инопланетная версия жизни Пресли стала популярна в Америке. Родилась даже фраза, что «Элвис не умер, он просто улетел домой».

Теория довольно эксцентрична. Однако многие медиумы и ченнелеры утверждают, что львиная доля людей Земли воплощается именно с планет созвездия Орион, и Элвис не был исключением. В конце концов, не хочется же верить, что всему виной наркотики».
(Из материалов Интернет)

@темы: фики, фантастика, ФБ-24

---

Мои мелкотексты для команды Америк

Название: Рыбалка
Автор: sillvercat для fandom Americas 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 522 слова
Пейринг/Персонажи: Паблито, Оля, Паша
Категория: джен
Жанр: повседневность, юмор
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Паблито подкарауливает русских туристов.
Примечание: Место действия — Куба, время действия — наши дни.
По заявке с Инсайда.
Ссылка: здесь.

Паблито увидел эту парочку на набережной и сразу понял — тут можно заработать.

Она — блондинка, волосы, правда, под шляпу собраны, но чёлочка белобрысая торчит. Немолодая, за тридцать, но такая… ничего себе, фигуристая, симпатичная, особенно когда улыбается. Он — постарше, тоже в шляпе, майке и в цветастых шортах, как она. Накачанный, на правом бицепсе татуха с орлом.

Говорят по-русски — у Паблито ухо намётанное. Его дедушка Леон когда-то учился в Москве, работал в Сибири, едва не замёрз там насмерть, но вернулся в Гавану с «жигулями». Машина эта, хоть и проржавевшая снизу, исправно возила его и всю семью Паблито до сих пор. Дедушка с гордостью говорил, что это не машина, а танк.

Независимо насвистывая и глядя в сторону, Паблито подобрался поближе к парочке, продолжая прислушиваться к их разговору. Дамочка явно была чем-то недовольна, мужик терпеливо её слушал, вертя в руках мобильник. Хороший мобильник, дорогой.

* * *

— Паш, сюда больше ни ногой.

— Оль, не начинай опять. Я всё понял. Ну, лоханулись, бывает. Зато убедились сами. И не так дорого же.

— Да лучше б подороже, но на Кипр. Или в Турцию в сотый раз. Это что ж, нищета-то какая! Господи, а в магазинах одна томат-паста консервированная, как они с голоду не мрут!

— Оль, ну что ты опять про эту томат-пасту. У них всё по карточкам, сказал же тебе. И у нас так было. Помню, на витринах один турецкий чай в пачках, вся витрина жёлто-зелёная от него.

— Паш, но я элементарно рыбы хочу. Боже, Атлантический океан, а рыбы нормальной нету. В кафешках этих втридорога, и рыба… фу, не рыба, а тряпка, вся перемороженная и сто раз растаявшая.

— Я же тебе говорил, у них запрещён вылов. Я погуглил.

— А раньше ты не мог погуглить? Дома? Пока мы не прилетели в эту несчастную дыру?!

— Ну, мой косяк, признаю. Зато пляж чистый. И в отеле чисто.

— Там же плесень везде!

— Это потому что климат влажный. Океанский.

— Паша, я тебя сейчас укушу. Или завизжу. Или завизжу и укушу.

— Оль, не надо. Вон мальчик смотрит.

— Какой мальчик?

* * *

Паблито увидел, что они озадаченно уставились на него, сразу перестав разговаривать. Лучезарно улыбнулся и выпалил по-английски:

— Хэлло! Хотите порыбачить, леди, сэр?

По тому, как загорелись у «сэра» глаза, он понял, что попал в точку, и, чтобы закрепить успех, по слогам солидно добавил:

— То-ва-рищ.

— Говоришь по-русски? — с любопытством осведомилась дамочка.

Паблито поднатужился и важно изрёк:

— Москва. Гагарин. Привет. Жигули.

После минуты потрясённого молчания оба прыснули со смеху, и Паблито ещё больше обрадовался. Всё, клюнули. Ему оставалось только подсечь добычу.

— Вон моя моторка стоит, у дальнего причала, — он небрежно махнул рукой в сторону моторки. — Ловим рыбу на спиннинг, жарим прямо в океане. У меня там печка есть. Очень вкусно. Хо-ро-шо, — снова по-русски добавил он.

— Но у вас же это запрещено, — слабо воспротивилась дамочка.

— Ха, — гордо ухмыльнулся Паблито. — Я такое место знаю… Залив! Никто не увидит. Не беспокойтесь, леди. То-ва-рищ.

Они переглянулись и снова прыснули. Паблито тоже рассмеялся.

Если бы он сказал, что сейчас на патрульном катере береговой охраны дежурит его закадычный друган Луис, они бы окончательно успокоились. Паблито отдавал Луису треть выручки, за такие бабки можно было и глаза закрыть, когда его моторка появлялась на горизонте.

А спиннинг и печка у него и в самом деле были. Товарищей он не собирался обманывать.

Название: Желток
Автор: sillvercat для fandom Americas 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 663 слова
Пейринг/Персонажи: Ричи Ларсен, его соседи и питомцы
Категория: джен
Жанр: повседневность, юмор
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Горожанин Ричи Ларсен купил ранчо в прерии...
Примечание: место действия — Средний Запад США, время действия — 70-е годы
Ссылка: здесь.

Ричи Ларсен купил у старика Вальдеса его ранчо, когда тот собрался переехать в город, к дочке. У него не стало сил тянуть работу на земле, артрит замучил, так он объяснил соседям. Те сочувственно покивали, а про себя покряхтели: Вальдес был въедливым занудным старым хрычом, но вот вопрос — не будет ли ещё худшим надоедой тот, кто купил его ранчо.

Сглазили, само собой. Мысль материальна, как учил ди-джей местной радиостанции Лесли Блум на волне 115 FM.

Ричи Ларсен оказался вдвое худшим занудой, чем старина Вальдес, хоть и вдвое его моложе. Ничего не понимал в хозяйствовании на земле и в разведении скота, всю жизнь в городе прожил, а туда же. Но он обложился толстенными справочниками и принялся донимать соседей идиотскими вопросами, что да как.

Через неделю они готовы были его убить, через месяц привыкли. Как ни странно, Ричи ухитрился не потерять ни одной скотины, будь то корова, бычок или телёнок, недаром местный вет Джонсон от него не вылезал, буквально озолотившись. Тот дёргал его по любому пустяковому поводу, например, Марта, пожилая племенная йоркширка, туманно вдаль смотрит, стоя у изгороди. Соседи со смеху покатывались от таких заяв Ричи, но Джонсон с всё стоически сносил.

Между тем Марта, по отчётам Ричи, стала почему-то давать меньше молока, а Джонсон, как назло, укатил в отпуск во Флориду. Ближайший сосед Ричи, Пат Клири, начал снова подумывать об убийстве надоеды, как вдруг тот заявился с ошеломляющей новостью — оказывается, к Марте откуда-то прибился телёнок и подсасывает у неё молоко. Ричи обнаружил его в загоне нынче утром и принялся ныть, требуя, чтобы Пат пришёл посмотреть на заблудшего сироту.

Поскольку у самого Клири никакие телята не пропадали, он прямо посоветовал Ричи брать то, что Господь всеблагой ему в своей неизменной милости посылает, но тут же спохватился и осторожно поинтересовался, здоров ли телёнок. А то, не дай бог, заразу какую разнесёт по округе, подумал он про себя, но вслух не сказал, чтобы Ричи опять не раскудахтался. В конце концов, скоро вет вернётся, вот пусть тот за свои деньги и проверяет, что с этим телёнком.

— Крупный такой, шустрый очень, жёлтенький, — с готовностью доложил Ричи и снова заныл было, чтобы Пат к нему зашёл и посмотрел, но тот под предлогом дьявольской занятости соседа выпроводил.

Следующие две недели прошли, как ни странно, тихо, без визитов и звонков Ричи. Пат озаботился было, не захворал ли его беспокойный сосед. Но, проезжая мимо его ранчо и видя его то хлопотавшим в коровнике, то в конюшне, то перегонявшим трактор, уверился, что у Ричи всё в порядке.

Решив так, он снова сглазил удачу, потому что на другой же день Ричи снова заявился к нему с воплем, мол, приблудившийся телёнок, которого он назвал Желтком, резко и внезапно начал волосеть.

Пат, как раз допивавший первую кружку утреннего какао, аж поперхнулся.

— То есть? — озадаченно переспросил он.

— Растёт длинная шерсть, — жалобно ответствовал Ричи, часто моргая, и похлопал себя по бёдрам. — Вот тут. Бурая. Он теперь вовсе не Желток.

Пат брякнул кружку на стол и коротко сказал, надевая шляпу:

— Поехали. Только каурую заседлаю.

Когда они спешились у загона Ричи, там, возле невозмутимой Марты, весело подталкивая её лбом в брюхо, попрыгивал на длинных ножках бычок-подросток. Детская жёлтая шерсть на его боках по мере линьки менялась на правильную бурую.

Длинную и лохматую.

— Ну? Что? — тревожно осведомился Ричи, заглядывая в огорошенное лицо Пата.

Пат сдвинул шляпу на затылок, вытер лоб и просто ответил:

— Поздравляю тебя. Это бизон.

Непонятным образом бизонёнок отбился от своей матери на охраняемой территории и прошёл много миль по предгорьям так, что никто его не заметил, пока наконец не прибился к загону Ричи. То есть к Марте — к ней он повадился приходить каждую ночь и сосать молоко.

Об этой истории сделал репортаж не только Лесли Блум, но и центральные телевизионные каналы. Журналисты наперебой снимали флегматичную Марту, весёлого Желтка и гордого Ричи. Пат тоже ухватил свой кусок славы, солидно рассказывая, как опознал в найдёныше бизонёнка.

Потом, конечно, федералы забрали Желтка обратно в заказник, но вдохновлённый Ричи торжественно пообещал, что получит лицензию и начнёт разводить бизонов.

Так что Желтку ещё предстояло вернуться.

Ричи же был таким настырным занудой, кто бы ему отказал.

Название: Монстера
Автор: sillvercat для fandom Americas 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 344 слова
Пейринг/Персонажи: конкистадоры, индеец-проводник, монстера
Категория: джен
Жанр: легенда, хоррор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Отряд испанцев движется сквозь джунгли за индейским золотом.
Примечание: Место действия — Южная Мексика, время действия — XVI век.
Автор ничего не имеет против монстеры, это очень красивое декоративное растение.
Предупреждение: смерть персонажей
Ссылка: здесь.

Они маялись животами от прогорклой воды, задыхались от волглой жары, их жалили москиты и сороконожки, а Диего Альварес умер от укуса древесной змеи, бросившейся ему прямо в лицо, и его пришлось зарыть в эту влажную дикую землю. Но отряд испанцев упорно шёл и шёл вперёд, от форта на побережье — вглубь, в джунгли, к легендарному индейскому золоту.

Последний по счёту краснокожий проводник вознамерился было сбежать, твердя на ломаном испанском, что, мол, земля гневается, так что командиру отряда Энрике Гонсалесу пришлось его слегка придушить. После этого индеец тащился по джунглям покорно, но всё время бормотал что-то себе под нос. Возносил молитвы своим языческим богам, несмотря на то, что был крещён. Стоило бы придушить его окончательно и сбросить в овраг, устало думал Энрике. По его заросшему бородой до самых глаз лицу струился едкий пот.

Стоянкой для ночлега он выбрал место под деревом, увитым какой-то лианой с огромными резными листьями, очень красивыми. Рука Создателя потрудилась над ним. Но индеец снова принялся что-то испуганно лопотать и даже попытался оттащить их от дерева. Пришлось пустить в дело хлыст, и тогда краснокожий наконец угомонился.

Ночью Энрике Гонсалесу приснился кошмар. Холодные и жёсткие, шелестящие плети скользили по его рукам, по груди, по ключицам, поднимаясь к беззащитной шее. Он силился крикнуть, но не мог: рот ему будто забила глина вроде той, в которой они зарыли беднягу Диего. А тонкие упругие плети всё скользили по его телу, пока одна из них смертельной петлёй не захлестнула ему горло.

Поутру испанцы нашли командира мёртвым, уже остывшим. Его посиневшее безобразно распухшее лицо искажала гримаса дикого ужаса. А шею крепко обвивала лиана, чьи резные листья туго набились в распахнутый в немом крике рот.

Испанцы в панике бросились бежать. В свой форт на берегу ни один из них не вернулся.

* * *

Название рода «монстера» произошло от слова «monstrum», переводящегося как «чудовище», это связано с большими размерами растения и с его пугающим внешним видом. Представители данного рода ― вечнозеленые лианы и кустарники. Их толстые побеги являются лазящими, зачастую присутствуют воздушные корни. На родине экзота (Южная Мексика) спелые плоды употребляются в пищу. Но все остальные части растения — листва, сок, побеги, корни — ядовитые.
(Интернет-источники

Название: Вдул!
Автор: sillvercat для fandom Americas 2024
Бета: Xenya-m
Канон: телесериал «Санта-Барбара»
Размер: драббл, 787 слов
Пейринг/Персонажи: Круз Кастильо, Кейт Тиммонс, грабители, полицейские
Категория: джен
Жанр: броманс, экшн, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Круз и Кейт попадают в переделку.
Примечание: сиквел к работам команды о Крузе и Кейте прошлых лет, скачать архив можно здесь; можно читать отдельно; разрешение автора на продолжение получено
Коллаж: Nidzigasumi
Ссылка: здесь.

Когда помощник окружного прокурора Санта-Барбары Кейт Тиммонс традиционно заявился рано поутру к детективу Крузу Кастильо с промасленным пакетом ещё тёплых пончиков, тот так же традиционно проворчал, распахивая перед ним входную дверь:

— Ну вот что ты всё шляешься, Тиммонс? Заняться нечем? Так выходи уже на работу. Отпускник хренов. Прокурор твой соскучился небось.

Кейт в ответ только ехидно ухмыльнулся и ничего не ответил, протискиваясь в дом мимо Круза. Хотя мог бы сказать, что не желает отсиживать задницу в офисе, а предпочитает мотаться с Крузом по его делам, прикрывать ему спину, поддразнивать его, нахально пялиться на него… и да, кормить его по утрам пончиками.

— Ты же свою тачку опять в ремонт сдал, — напомнил наконец Кейт, принюхиваясь к распространявшемуся из кухни аромату свежесваренного кофе. Круз варил кофе просто божественно, научившись этому у мамы. Ох уж эти мамочки-чиканос!

— А, то есть ты теперь мой водитель? — поднял брови Круз в деланном изумлении, запуская руку в пакет, принесённый Тиммонсом.

— Так точно, сэр, — Тиммонс шутовски отсалютовал ему и даже поклонился, а Круз закатил глаза. Всё, как обычно. Но он уже и сам не представлял себе, как встречать утро без Тиммонса, без пончиков Тиммонса и без пикировки с Тиммонсом, будь он неладен, этот ехидина и выпендрёжник.

Помощник окружного прокурора не так давно сменил свою прежнюю тачку на новёхонький вишнёвый «порше», которым очень гордился и чуть ли не полировал носовым платком. Каждую кляксу птичьего помёта на капоте он воспринимал как личное оскорбление.

Поэтому, когда лобовуха «порше» посыпалась от выстрела, Кейт взвыл так, будто выпущенная какими-то гондонами пуля угодила ему как минимум в причинное место.

Солнечное утро с пончиками и кофе закончилось совсем не так безоблачно, как начиналось, а будто в банальном детективе: едва Тиммонс свернул к церкви Сен-Мартинс, они с Крузом одновременно увидели выбегающих из только что открывшегося магазина «Стар Левел» двух молодых смуглокожих парней с дредами. Парни торопливо рассовывали что-то по карманам курток.

Вслед им неслись пронзительные ругательства хозяина магазина. Столь же пронзительно звенел с крыльца сигнал тревоги.

Грабители!

Тиммонс ударил по тормозам.

— Полиция! Ни с места! — гаркнул Круз, распахивая дверцу и вылетая наружу с пистолетом в руке. — Desmadre!

Вот тут-то один из юных мудил развернулся и пальнул, в сторону Круза. Лобовое стекло «порше» со звоном разлетелось, а Тиммонс завопил как резаный.

Вторая пуля цвикнула по дверце машины, и отчаянные вопли Тиммонса поднялись на октаву выше.

— Пригнись! — заорал ему Круз и принялся палить по колёсам фургона, к которому бежали грабители. Не будь дураками (хотя, конечно, идиотами), они поняли, что уехать не смогут, и юркнули не в кабину, а внутрь самого фургона. Дверцы захлопнулись.

— Desmadre! — свирепо повторил Кастильо и обернулся к Кейту: — Это бронированная гробина, не знаю, где эти олухи её достали, но внутри можно сидеть до второго пришествия. Или до пришествия спецназа. Фу-ух! — он вытер потный лоб свободной рукой. — Что ты там роешься?

Кейт лихорадочно шарил в бардачке с перекошенным от злости лицом. Потом, пригибаясь, доскакал до багажника изувеченного «порше», распахнул его и извлёк на свет божий монтировку.

— О, — только и вымолвил Круз, а Кейт, на всякий случай пригнувшись, бросился к фургону с криком:

— Прикрой мне жопу!

Круз последовал за ним, слегка озадаченный. Видимо, увечья, нанесённые «порше», пробудили в пижоне Тиммонсе яростного берсерка.

Вдали уже выли полицейские сирены.

— Ты что, ломом фургон крушить собрался? — выкрикнул Круз на бегу. Ей-богу, он не ожидал от щёголя Тиммонса такой прыти.

Тот лишь сверкнул глазами через плечо и в два прыжка достиг задних дверей фургона, за которыми притаились горе-грабители, запершиеся изнутри.

Замок хочет раскурочить, подумал Круз, держа пистолет наизготовку, но Тиммонс, матюгнувшись, парой ударов лишь сбил с замка накладку и извлёк из кармана красный перцовый баллончик. Не успел Круз и слова внятного вымолвить, как бывший помощник окружного прокурора, а ныне берсерк со злорадным хохотом направил струю из баллончика в образовавшееся отверстие, внутрь фургона.

Спустя пару секунд оттуда раздались приглушённые вопли, Крузу показалось, что фургон даже начал раскачиваться. Наконец одна дверца распахнулась, парни вывалились наружу, хватаясь обеими руками за свои исказившиеся физиономии. Круз даже пожалел их слегка — зенки им, видать, жгло нестерпимо. Они кашляли и отплёвывались.

— На землю! — рявкнул Круз, не давая никому опомниться. — На землю, паскуды! Руки за спину!

Парни послушно растянулись на земле мордами вниз. Они скулили и матерились. Круз ловко нацепил на них браслеты, бормоча при этом пресловутое правило Миранды, как полагалось при аресте: эту мантру про «Вы имеете право хранить молчание» он произнёс бы и во сне. Кейт, всё ещё тяжело дыша, ловко пнул носком своей начищенной туфли в бок того идиота, который открыл пальбу.

— Позабочусь, чтобы старина Пайк закатал тебя в тюрягу лет на десять, — зловеще пообещал он и вдруг рассмеялся, поворачиваясь к Крузу.

Тот слегка попятился, не зная, чего уж и ждать от взбесившегося Тиммонса.

А Кейт весело выпалил:

— Вот это я вдул!

И подмигнул Крузу, который привычно закатил глаза, но тоже не удержался от смешка.

А рядом уже разворачивались полицейские машины.

Утро всё-таки удалось.

Название: Страдания коменданта Монастарио
Автор: sillvercat для fandom Americas 2024
Бета: Xenya-m
Канон: «Зорро» (1957)
Размер: драббл, 390 слов
Пейринг/Персонажи: комендант Энрике Монастарио, Зорро, уланы
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Комендант боится искупаться.
Примечание: сиквел к работам команды WTF Zorro 2024, скачать архив можно здесь, можно читать отдельно; разрешение автора на продолжение получено
Предупреждение:стёб
Иллюстрация: Алькатраз
Ссылка: здесь.

Можно было бы сказать, что комендант Лос-Анжелеса Энрике Санчес Монастарио умерщвляет свою бренную плоть, потому что дал обет поймать неуловимого и наглого разбойника по кличке Зорро? Однако же нет!

Комендант Монастарио не отказывал себе ни в еде (жареная баранина с овощами и тортильяс была особенно мила его сердцу, вернее — желудку), ни в питье (вино из солнечных калифорнийских долин ни в чём не уступало изысканным испанским винам), ни даже в самых грешных плотских утехах (особенно ему приглянулась бойкая пухленькая служанка Анита из местной таверны, клявшаяся, что хранит коменданту верность). Нет, он просто перестал мыться.

Падре Фелипе назвал бы это решение странным: отдельные святые угодники, если даже они не мылись годами, нося на своих измождённых телах вериги, уходили в пустыню и питались там акридами. Но отказывать себе только в мытье?

Не мог же Монастарио объяснить святому отцу, что, едва он приступает к процессу омовения — в корыте на пороге собственной спальни или в водопаде горного озера, — тут же появляется проклятый неуловимый разбойник в чёрной маске… и начинается самое страшное. Он, комендант Энрике Монастарио, солдат и «canalla», как называли его в Лос-Анжелесе все, начиная от последнего бродяги-пеона и заканчивая высокомерными донами-землевладельцами, превращался в какую-то смущённую барышню, от нахлынувшего смятения теряя одежду и оружие. И, пользуясь этим проклятым смятением, прохвост Зорро всякий раз преспокойно уходил, словно растворялся прямо в воздухе! И такое непотребство случалось раз от разу!

Словом, Монастарио просто не решался мыться. Он невыносимо страдал, заставляя страдать и кухарку, вынужденную ежедневно стирать его бельё и чистить обмундирование. Он обливался лучшими французскими благовониями, какие мог добыть, чтобы заглушить мерещившийся ему запах немытого тела, и потому благоухал, как целый публичный дом.

Боже, как же он ненавидел мерзавца Зорро, доведшего его до такого унижения!

Но Энрике Монастарио не был бы собой, если бы не нашёл выход из положения. Гарнизонная мыльня — вот что спасло его. Да-да! Уланы, конечно же, вытаращили глаза, особенно новобранцы, которых комендант нещадно муштровал на плацу, когда он вошёл вместе с ними в мыльню и принялся раздеваться как ни в чём не бывало. Пусть их.

Горячая вода и мыло! О радость! О восторг! Он никогда не мылся на людях, но ведь главное — что мерзавец Зорро уже не проникнет сюда, не посмеет насмехаться над ним, не…

Комендант уронил мочалку и дёрнулся всем телом от неожиданности, когда сквозь щель в хлипкой стене мыльни ему подмигнул весёлый карий глаз и знакомый голос заговорщически произнёс:

— Вы что-то похудели, сеньор комендант…

Название: Несвятая
Автор: sillvercat для fandom Americas 2024
Бета: Xenya-m
Канон: RPF
Размер: драббл, 326 слов
Пейринг/Персонажи: Исабель Перон, Хуан Перон, Хосе Лопес, упоминается Эва Перон
Категория: гет
Жанр: историческая зарисовка
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Очень краткая история первой в мире женщины-президента.
Ссылка: здесь.

Она всегда отчаянно мечтала если не превзойти, то хотя бы сравняться с Эвой — Матерью нации, святой, будь она неладна, Эвитой Перон. Но ту действительно считали святой, а она, Исабель, кто она? Потаскушка-танцовщица, окрутившая старика Перона, отставного президента тридцатью пятью годами старше неё.

Попробовали бы сами спать со стариком.

Но это был её шанс. Шанс, встреченный ею во второразрядном панамском ночном клубе.

Перон тогда сказал, что она похожа на его, будь она неладна, Эвиту, его незабвенную Эвиту, покойную супругу, Мать нации, ангела во плоти. Раз взглянув на Исабель, он оставил её рядом с собой. Вознёс её до небес и уронил на землю. Триумфально вернулся на родину, снова стал править страной, сделал Исабель своим вице-президентом. А потом взял и умер.

Сперва она обрадовалась. Она — первая в мире женщина-президент! Её любовник, Хосе Лопес, — звездочёт-астролог, как его презрительно именовали в мерзких газетёнках, — рядом с нею на троне. Где-то и когда-то — в России — был такой Рас-пу-тин.

Вся страна лежала у её ног, у ног второразрядной танцовщицы.

Но Исабель не была Эвой, крестной матерью аргентинцев, превозносимой за благотворительность. Надо же, та раздала почти три тысячи квартир беднякам. Вольно же ей было! Исабель такими глупостями заниматься не собиралась.

Её рейтинги мигом рухнули, когда инфляция взлетела. Её любовник руками секретных служб убирал неугодных. Подумаешь, беда какая. Так велели ему звёзды. «Эскадроны смерти»? Он просто не хотел, чтобы к власти пришли леваки.

Но пришли генералы, и сказка про танцовщицу из ночного клуба, ставшую президентом, закончилась.

* * *

Исабель Мартинес де Перон занимала должность президента Аргентины с 1 июля 1974 по 24 марта 1976 года. Смещена с должности в результате переворота, который организовал генерал Хорхе Рафаэль Видела. Находилась под домашним арестом, в 1981 году выслана в Испанию.
В январе 2007 года в Аргентине был выдан ордер на задержание 75-летней Исабель Перон, которую считают причастной к убийствам и исчезновению сотен аргентинцев и поэтому требуют её экстрадиции.
В 2008 году Национальный суд Испании отклонил запрос Буэнос-Айреса о выдаче Исабель Перон, постановив, что срок исковой давности истёк.
(Вики)

Название: Здесь будет жарко
Автор: sillvercat для fandom Americas 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 489 слов
Пейринг/Персонажи: Джонатан/Летти, Сэм, Фил и другие
Категория: джен, гет
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Соседи и коллеги выясняют, что отец Джонатана Стивенса был октороном.
Примечание: США, Юг, 1950-е годы. Окторон — человек с 1/8 частью негритянской крови.
Ссылка: здесь.

— Пожалуйста, уходи, Летти, не надо тебе здесь быть, — делает Джонатан очередную попытку уговорить жену уйти. Тщетную попытку. Летиция отвезла детей к своим родителям и вернулась в дом, который, возможно, станет этой ночью её могилой, когда горящие балки рухнут на головы ей и ему, Джонатану Стивенсу.

Он всю жизнь прожил в этом доме, в родительском доме. Его отец умер, так и не признавшись ему, что окторон. Они переехали сюда из Нью-Йорка ещё во времена Великой депрессии, но тайна раскрылась, когда какие-то нью-йоркские адвокаты написали сюда, в банк Джонатана.

Одна шестнадцатая часть чёрной крови, грязной негритянской крови, и вся его жизнь рухнула в одночасье.

Господь всеблагой, Джонатан всегда сторонился негров с их детскими преувеличенными эмоциями, тёмной кожей, гримасничаньем. Он выставлял их из банка, где работал клерком, выставлял под любым предлогом, а теперь выяснилось, что он — один из них, и добросердечные белые соседи собираются выгнать его из его дома, а если не получится, поджечь этот самый дом.

Как может ниггер жить в белом квартале?

Всеблагой Господь всё видит. Джонатан криво усмехается этой мысли и тут же закрывает глаза. Почему, ну почему Летти не осталась у своих родителей?! Её тоже не пощадят.

Он крепко обнимает жену, и оба вздрагивают, услышав негромкий стук в оконную раму.

Джонатан отодвигает занавеску, чтобы осторожно выглянуть наружу.

Они стоят там, их тёмная кожа сливается с темнотой ночи, видны только белки глаз. Он знает кого-то из них по именам, но он редко и неохотно здоровался с ними, даже не приподнимая шляпы. Подённые рабочие, уборщики. Плотник, техник на заправке. Кассир в маркете. Владелец маленькой фруктовой лавки. Водитель автобуса.

Этот водитель, Сэм Фриман, здоровенный, как гора, опускает наземь мешок с песком. В другой руке у него дробовик. Джонатан оцепенело переводит взгляд с одного на другого. Сэм вытирает пот со лба и говорит гулким басом:

— Вечер добрый, мистер Джонатан.

— Зачем вы пришли? — выдыхает тот. Он и вправду не понимает.

— Знаете, мы не для того в Европе с нацистами дрались, чтобы клановцы жгли здесь дома. Пусть приходят, попробуют, — гудит Сэм, и остальные согласно кивают, подтверждая его слова.

Да, они воевали.

Джонатан чувствует, что у него подкашиваются ноги.

— Это не ради тебя, банковский ты крысак, — вперёд выходит Фил Кларк, он тоже почти белокож, как и Джонатан, в городе про него ходят слухи, что он торгует палёным оружием и все чёрные проститутки платят ему дань. Его Джонатан однажды тоже выставил из своего — бывшего своего — банка без зазрения совести.

— И даже не ради твоей хорошенькой жёнушки, — Кларк нагло ухмыляется, и Джонатану хочется врезать ему по физиономии, но тот заканчивает совершенно серьёзно: — Ради твоей крови, нашей крови, вот так-то. Мы, ниггеры, должны держаться друг за друга.

Он хохочет, блестят белые зубы.

— Я больше не банковский крысак, — говорит вдруг Джонатан, ощущая какую-то необыкновенную свободу. — Меня уволили.

Сэм хлопает его по плечу своей лапищей, и Джонатан поочерёдно пожимает с десяток рук.

— Пусть они приходят, — повторяет Сэм.

А Летти высовывается из кухни и несмело предлагает:

— Холодного чаю, джентльмены?

— Очень кстати, мэм, — весело говорит Кларк. — Скоро здесь будет жарко.

@темы: фики, индейцы, американские тексты, ФБ-24

---

Мини и миди для Орков

Название: Чужак
Автор: sillvercat lkz fandom Orcs 2024
Бета: Olven
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1220 слов
Пейринг/Персонажи: Фаэль, Ворон, подростки
Категория: джен, броманс
Жанр: AU, космоопера, фантастика, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: На затерянных в космосе осваиваемых объединённым человечеством планетах у представителей побеждённой расы орков и победителей-эльфов иногда рождаются детишки с древними магическими способностями…
Примечание: техническая белиберда и провалы в логике
Предупреждение: сленг, обсценная лексика; открытый финал; Макаренко-мод
Ссылка: тут

Фаэль Алагорнис, легко держа в правой руке серый потёртый вещевой мешок внушительных размеров, а в левой — коммуникатор, вышел на крыльцо приёмника, то есть, цивилизованно выражаясь, пункта приёма пассажиров космопорта. Два охранника в стандартной синей униформе, дежурящие на выходе (один — серв, второй — человек), просканировали его цепкими взглядами. Ещё бы — если не орк, то полукровка точно.

Но, поскольку вещмешок Фаэля, как и он сам, за последний час был куда тщательней просканирован не взглядами, а чувствительной высококлассной аппаратурой, его никто не остановил.

Так что он спокойно вышел на залитый ярким светом галаксианского солнца пятачок между пунктом приёма пассажиров и пунктом досмотра крупногабаритного багажа, аккуратно поставил мешок на пластобетон и так постоял, рассеянно озираясь и размышляя, где бы тут поссать, умыться и поесть. Именно в такой нехитрой последовательности.

Захолустный космопорт при захолустном городе захолустной планетки под названием Галаксия, на которой ему, согласно контракту, предстояло тянуть лямку в последующие три стандартных галактических года, давал местным возможность подзаработать на обслуживании прибывающих. Поэтому невдалеке просматривались несколько неказистых строений: санзона, едальня и какие-то лавчонки. Внутри космопорта всей этой прелести не было: обшмонали тебя — дуй на выход. Стоянка местных флай-линий маячила чуть поодаль, и все пассажиры только что прибывшего лайнера уже загрузились в отлетающий флай.

Но Фаэлю требовалось получить своего Ворона, терпеливо дожидающегося шмона в пункте досмотра крупногабаритного багажа. Поэтому он задумчиво причесал пятернёй растрёпанную чёрную гриву волос, снова подхватил мешок и направился в санзону.

Здесь не было никого, кроме двух сервов — контролёра и уборщика, деловито жужжащего по углам своей шваброй. Воняло дешёвым цветочным дезинфектантом, из динамиков под потолком лилась заунывная мелодия: всё как в любом другом крохотном космопорту, где Фаэлю доводилось бывать. Он отошёл от писсуара, рассчитался с контролёром и занял тесную душевую кабинку. После омовения, длившегося, правда, всего-то пять минут оплаченного времени, стало полегче, смылись даже воспоминания о тяжёлом подпространственном Прыжке, через который только что пришлось пройти прибывшему лайнеру. Эти Прыжки Фаэль терпеть не мог, из-за них он и не пошёл в Космофлот, хотя после выхода из госприюта у него был такой шанс, редко выпадающий полукровкам.


Он небрежно вытер непросохшие волосы одноразовым полотенцем, ловко зашвырнул его в мусорную корзину и взглянул на табло над стойкой контролёра. В его коммуникаторе должна была сработать оповещалка, сообщающая, что можно забирать Ворона, но в таких дырах, как эта, всё делалось через пень-колоду.

В общем, у него ещё оставалось время, чтобы поесть в соседнем строении, аляповато оформленном под земной «са-лун» трёхвековой давности: выгоревшая от солнца вывеска «Старая подкова» со взвившейся на дыбы шестиногой лошадью да псевдодеревянные створки, качающиеся туда-сюда на шарнирах, вместо нормальной входной двери. Оставалось надеяться, что в меню там всё-таки не синтетическая каша, которой пассажиров эконом-класса потчевали на лайнере во время перелёта.

Но выяснить это сразу Фаэль не успел.

В пропахшем мочой тесном проулке между задней стеной туалета и боковой стеной «Старой подковы» стояли четверо подростков.

При одном только взгляде на них, напрягшихся, будто уличные кошаки перед дракой, Фаэль понял, что дожидаются они тут именно его.

Отследили.

Ещё бы. Одинокий пассажир, почему-то отставший от остальных, не настолько крутой с виду, чтобы реально его опасаться, однозначно безоружный, раз только что миновал космопортовскую охрану, с багажом и запасом ещё не растраченных космокредиток — не в сортире же ему было их тратить. Короче, вполне досягаемая добыча для стайки местных волчат. Фаэля интересовало лишь, каким образом они надеются уйти безнаказанными. Ведь не убивать же они его собрались в самом-то деле, а рассчитывать на то, что он не кинется за помощью в космопорт, прочухавшись после нападения, было бы с их стороны вопиющей тупостью.

Но тупыми они не казались. На вид им было по четырнадцать-пятнадцать лет; все тощие, в разномастной одежонке, но с татухами, украшающими скуластые физиономии и выставленные напоказ крепкие бицепсы. Трое подстрижены под «ёжик», один — с такими же растрёпанными чёрными космами, что и у самого Фаэля. И все — орки либо полукровки, на это у Фаэля глаз был намётан.

И, скорее всего, они тоже, как он, были приютскими.

Сиротские госприюты издавна повелось размещать на недавно терраформированных и слабо освоенных планетах, какой и являлась Галаксия. Чтоб заранее привыкали к тому, где и на кого будут впредь тяжело и почти бесплатно, по имперским меркам, работать.

Хотя, возможно, он ошибся, и пацаны эти — самые что ни на есть домашние, возвращающиеся в конце дня в свои уютные обиталища, к счастливым семействам, где мамаша отвесит непутёвому чаду подзатыльник, но усадит за стол и нальёт в миску черпак наваристого супа.

Ага, как же. Чего только стоили их обноски, татухи, продырявленные уши и ноздри, общая неприкаянность и потерянность, сквозящие в каждом движении.

— Привет, — весело сказал Фаэль, оценив расклад. — В этой забегаловке, — он кивнул на угол «Подковы», — хоть можно нормально пожрать? Я проголодался.

«Ёжики» хмыкнули и выжидательно посмотрели на косматого: очевидно, тот и был у них за вожака. Фаэль тоже внимательнее в него вгляделся. Да, полукровка. Льдистые эльфийские глаза на смуглой скуластой физиономии орка, голубовато-льдистые, как у него самого. Сразу выдающие родословную.

Но кровь не станет основанием для пощады чужаку, Фаэль отлично это знал.

Кем же была мать этого волчонка — эльфийкой или орчанкой?

Эльфийкой, скорее всего: орчанка вряд ли сдала бы в приют прижитое от эльфа дитя. Наоборот, понадеялась бы на милость новой кровной родни: вдруг деньжат подкинут? Для эльфийки же, как для матери самого Фаэля, было нестерпимым позором родить приблудыша не то что от эльфа или человека — от орка!

Почти что от зверя.

Но был ли этот, конкретно этот, застывший сейчас перед ним пацан одним из тех, кого он намеревался искать?

«Вот и проверим», — подумал Фаэль, безмятежно улыбнулся и продолжил как ни в чём не бывало:

— Парни, вы же местные?

— Нет, только что с Галапагоса прилетели, не видишь? — отрезал косматый, полоснув по нему ледяным взглядом. — Ладно, хорош болтать. Гони бабло и все свои девайсы.

— А волшебное слово? — прищурился Фаэль, автоматически принимая боевую стойку и прикидывая, есть ли у волчат оружие, кроме, разумеется, ножей. Чтобы орк — да без ножа?

— Быстро, нахуй! — Косматый ощерился, как настоящий волчонок, и тут Фаэль наконец почувствовал, что в его внутренний щит ударяет луч магии, — почувствовал и возликовал. Значит, пацан действительно был одним из тех, кого он хотел здесь найти!

И именно так эта шайка и действовала — с помощью вожака заставляла приезжих олухов отдать всё, что у тех было, а потом напрочь забыть, как же такое случилось.

Здорово устроились, молодцы, ничего не скажешь.

Парень озадаченно моргнул, не понимая, отчего его сила не срабатывает на чужаке, и Фаэль невольно усмехнулся, снова отразив его бесплодную атаку. Прощупывать мальчишку тем же манером он не стал — зачем лишний раз раскрываться? Кроме того, он уже понял, что они примерно на равных.

Хорошо. Просто отлично.

— Отзыньте, а? — миролюбиво попросил Фаэль, цепко сканируя каждое движение пацанов. Всё-таки их было четверо против него одного, а в руках у двоих действительно блеснули ножи. Но они всё ещё недоумевающе поглядывали на вожака: мол, отчего это приезжий олух не превращается в покорную куклу, не выворачивает перед ними карманы с бумажником. Начинать же настоящее рубилово они, видимо, не решались, и это тоже было хорошо. Не заядлые, значит, не психи. Просто хотят ребятки как-то заработать.

Фаэль снова легко усмехнулся — и этой усмешки вожаку хватило, чтобы принять решение.

— Мотаем! — коротко скомандовал он.

И не успел никто и глазом моргнуть, как вся четвёрка будто растворилась в вихрях взметнувшейся от налетевшего ветра жёлтой пыли. Раз — и как не было их тут.

Фаэль невольно перевёл дух, опуская руки и расслабляясь. Потом тряхнул головой и направился куда шёл — в «Старую подкову». Следовало подзаправиться самому и узнать, где заправить Ворона.

Насчёт волчат — он знал, что найдёт их, и очень скоро. А вот они этого как раз не знали.

Название: Полукровки
Автор: sillvercat lkz fandom Orcs 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: миди, 4169 слов
Пейринг/Персонажи: Фаэль, Ворон, Май, Силуянка, Мев и другие
Категория: джен, броманс
Жанр: AU, космоопера, фантастика, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: На затерянных в космосе осваиваемых объединённым человечеством планетах у представителей побеждённой расы орков и победителей-эльфов иногда рождаются детишки с древними магическими способностями. Фаэль Алагорнис, сам из таких детей, становится директором приюта, чтобы собрать там подобных себе.
Примечание: сиквел к командному мини «Чужак»
Предупреждение: сленг, обсценная лексика, упоминание насилия, псевдосмерть персонажа; открытый финал; Макаренко-мод; техническая белиберда и провалы в логике
Иллюстрация: «Май» от Канински 2.2
Ссылка: тут

Фаэль Алагорнис заправил свой байк горючкой на полную — там, где ему указал бармен космопортовской едальни «Старая подкова», единственный человек среди сервоообслуги, бритый наголо мужик с пирсингом во всех видимых местах, включая татуированную до кучи черепушку. Фаэль без проблем выкатил байк через огромные ворота пункта досмотра космопорта и подогнал к заправке, где на него с уважением и интересом воззрился технарь, тощий беловолосый юнец в жёлтом комбезе, тоже единственный человек среди сервов.

Фаэль знал, что очень многие обитатели дальняка, то есть дальних планет, сроду не видели байков, ставших почти легендой и на старой-то Земле. Что уж говорить о Галаксии, куда его сейчас забросила судьба. Он снисходительно разрешил восторженно вспыхнувшему парнишке огладить и пощупать своего Ворона, как настоящего коня. Кстати, настоящие кони здесь как раз анахронизмом не были, пусть и шестиногие.

Он терпеливо ответил на вопросы технаря про максимальную скорость и другие возможности байка. Вкратце ответил. Очень вкратце. Обо всех способностях Ворона, как и о том, что тот был байком лишь отчасти, никому знать не полагалось.

Наконец Фаэль приторочил свой вещмешок к седлу и погнал Ворона через пустыню в город под названием Дарнон — по прямому, как стрела, скоростному шоссе. Ошибиться в маршруте было невозможно даже без подсказок встроенного навигатора. Иногда над головой у Фаэля жужжал флай, летящий в космопорт или, наоборот, оттуда. Пассажира флая наверняка с интересом изучали одинокого мотоциклиста, сбрасывая снимки в свои сетки. Фаэль не обращал на это внимания, пусть их.

Шоссе до самого горизонта было абсолютно пустым. Сухопутный транспорт явно не пользовался на Галаксии популярностью. Когда вдали в дрожащем мареве, почти что миражам, показались первые окраинные строения Дарнона, Фаэль тормознул Ворона. Хотелось попить и кое-что с ним обсудить.

Он слез с седла, прошёлся туда-сюда, чтобы размять ноги, расстегнул шлем и достал из внутреннего кармана куртки фляжку с фруктовым тоником. Провёл ладонью по хромированному боку Ворона и так же мягко, но настойчиво коснулся его разума.

Его человеческого разума и человеческой души, которые в равной степени стали частью нейроматрицы байка пять лет тому назад.

Фаэль не закрывал глаз, как делал это поначалу, просто глубоко ушёл в себя, будто отыскивая знакомую волну в буре забитого шумом эфира.

— Наконец-то, — сварливо буркнул Ворон у него в голове. — Где ты застрял? Я заебался, братан. Когда все эти дознаватели лезут мне в нутрянку, я будто консерва вскрытая.

— Ну прости, — покаянно вымолвил Фаэль и снова погладил тёплый бок байка.

— Хватит меня лапать, а то я про тебя нехорошо подумаю, — Ворон развеселился и даже ржанул тихонько. — Ладно, выкладывай, чего тут.

Фаэль ухмыльнулся:

— А что я на тебя жопой пристраиваюсь, ничего?

Этой пикировочке тоже было ровно пять лет, велась она с тех пор, как Ворон стал байком.

— Нашёл я свой контингент, — продолжал Фаэль уже серьёзно. — Четверо волчат за сортиром встретили, явно приютские. Орки. И старшой у них, полукровка, как я, пытался меня лучиком оглушить и охмурить, чтобы я им бабло сам выкатил. Они, видать, так и работают всё время — он рыбину подсекает, они потрошат. Только сейчас не на того нарвались, бедолаги, взбледнули аж.

— Как раз на того, — поправил его Ворон. — Если приютские, ты их живо найдёшь, ну а если нет?

Фаэль сосредоточено сдвинул брови.

— Приютские, — возразил он уверенно. — А если нет — что ж, придётся их в месте рыбалки, то есть в космопорту караулить. Ладно, погнали.

— В гараже меня опять одного бросишь — прокляну, — зловеще пригрозил Ворон, когда Фаэль снова уселся в седло. — И пиздеть с тобой больше не буду, так и знай.

— Не брошу, — торопливо заверил его Фаэль, пряча ухмылку. Заявление Ворона было абсолютно нелогичным, ведь в гараже он скучал именно без всегдашнего пиздежа. Но, Эру всемогущий, Фаэль же и сам скучал.

* * *

Платный гараж нашёлся на тихой улочке невдалеке от госприюта. Тут Фаэлю уже пришлось воспользоваться подсказками местного навигатора, услужливо распахнувшего перед ним видеокарту. Он внёс оплату за сутки, хотя это было зряшной тратой денег, но не бросать же Ворона без присмотра, пока он будет разбираться с приютскими делами. Поэтому он вкатил мотоцикл в гостеприимно раздвинувшиеся двери бокса, хлопнул ладонью по седлу, как бы извиняясь и заверяя, что скоро вернётся, и направился к приюту.

Приют был копией того, из чьих дверей семь лет назад в последний раз вышел сам Фаэль: комплекс зданий, сложенных, как игрушечные домики, из разноцветных пластокубов, что, по замыслу проектировщиков, должно было излучать позитив.

Тоску — вот что излучал приют. Тоску и безнадёгу. Как и любой другой госприют в любом другом месте Галактики.

В частных же заведениях, где вертелись большие бабки, было гораздо хуже. Такой вывод Фаэль сделал ещё до того, как поглубже влез в эту систему. Там всё, включая воспитанников, принадлежало тем, кто платил эти самые бабки, и время от времени Всеобщую сеть сотрясала какая-нибудь вонючая громкая история о приютских детях и богатых извращенцах. История, о которой через пару дней все благополучно забывали.

Фаэль громко и раздельно сообщил серву-охраннику в воротах, что хочет видеть кого-нибудь из администрации по поводу работы. Он знал, что здесь были вакансии преподавателей и воспитателей, и серв пропустил его внутрь двора легко, но, разумеется, через устройство безопасного входа. Интересно, как сами приютские волчата выбирались наружу? Фаэль решил, что выяснит это в первую очередь. Не могли же они влиять на охрану из сервов. Или просто взламывали их? Тогда кто-то из шайки имел семь пядей во лбу, как Ворон. Или же загипнотизированное руководство давало «добро» на выход?

Все корпуса из пластокубов, выстроившиеся квадратом вдоль ограды двора, были одно- и двухэтажными, не выше, что тоже практиковалось повсеместно. Фаэль быстро огляделся по сторонам: двор был пуст, хотя на игровой площадке сиротливо маячили какие-то допотопные карусельки, а на спортивной — столь же древние тренажёры.

Он невольно хмыкнул и поднялся на крыльцо административного корпуса, указанного охранником в воротах.

— Здравствуйте, — приветливо произнёс он, когда из-за широкого стола в директорском кабинете на него настороженно взглянула коренастая седовласая орчанка. — Моё имя — Фаэль Алагорнис.

Орчанка недоумённо моргнула, и он, даже не касаясь её сознания, понял — предписания от начальства она ещё не получала.

— Охранник сказал, вы по поводу работы. Присаживайтесь, — отрывисто проговорила она, не сводя с Фаэля тёмных раскосых глаз в окружении глубоких морщин.

Она очень походила на его бабушку.

— Точно, — легко подтвердил Фаэль, устраиваясь на шатком стуле. — Согласно предписанию окружного Управления я назначен сюда директором по трёхгодичному контракту. Вот мои документы, подлинность вы можете проверить сами.

Документы были подлинными, а вот контракт — липовым, но об этом знал только Ворон.

Орчанка снова моргнула, а потом на её широкоскулом смуглом лице отразилось нескрываемое облегчение, и она выдохнула:

— Слава Эру!

Фаэль тоже не сдержался и фыркнул.

Эту пожилую орчанку, временно исполнявшую обязанности директора приюта с тех пор, как прежнего сняли за разворовывание казённых средств, звали Мев Шауга. Несмотря на преклонный возраст и полноту, двигалась она на удивление споро, показывая Фаэлю корпуса один за другим: два учебных с библиотекой и мастерской, три жилых с игровыми и столовыми отсеками и один медицинский. Повсюду на него с удивлением и любопытством таращились десятки пар детских глаз, но ледяных эльфийских среди них не было. Все — орки либо люди. Либо метисы, но без видимых признаков эльфийской крови.

Фаэль коротко улыбался и кивал в ответ на настороженные приветствия, сам не гнушаясь здороваться первым: например, с таким же пожилым, как Мев, орком-технарём в мастерской — оборудование там было хоть и устаревшее, но рабочее. И с очень юной, по контрасту, библиотекаршей-метиской — Мев шёпотом пояснила, что это прошлогодняя выпускница приюта, Солана.

«Своей» четвёрки он нигде не обнаружил, но Мев прямо сказала, что старшеклассников отпускает в город, иначе, мол, попытаются уйти сами. Она добавила, что все отсутствующие непременно соберутся к ужину и отбою. Правильно, где же ещё есть и спать, весело подумал Фаэль. Вот возможность, пользуйся ею. И попутно обирай лохов, добывая бабло и девайсы.

Напоследок Мев показала Фаэлю крохотную казённую квартирку в административном корпусе, состоявшую из скудно меблированной комнаты и санузла за перегородкой. Начала было говорить, что питаться можно и в столовой, так все делают. Но Фаэль, даже не дослушав её и не осмотрев квартиру, заявил, что ему надо забрать со стоянки мотоцикл. Технарь, которого звали Барлан Куэн, суетливо расчистил место для байка прямо в мастерской — Фаэль прикинул, что так будет лучше и ему, и Ворону.

И, когда он уже тормознул Ворона во дворе приюта и неспешно снимал шлем, прекрасно понимая, что на него сейчас пялятся из всех окон, следом за ним через приютские ворота проскочили четверо его давешних знакомцев: трое стриженых «ёжиков»-орчат и косматый полукровка-главарь. Проскочили и застыли как вкопанные, ошалело переглядываясь.

Фаэль предполагал, о чём они сейчас лихорадочно раздумывают: не дать ли дёру, но куда, да и кто вообще такой этот хмырь, чтобы от него бежать?

Он сделал вид, будто вовсе их не заметил, и деловито повёл Ворона в мастерскую, держа за руль. По пути мысленно окликнул его:

— Эй, братан, готовься, сейчас за нами увяжутся мои питомцы, я не я буду.

— Те, из космопорта? — живо откликнулся Ворон. — Отлично, чувак, надери им жопы.

Фаэль хмыкнул, надёжно установил байк в углу, указанном Куэном — самого технаря здесь уже не было, — и пошёл высматривать на стеллажах, где надыбать ветоши и полироля. Ворон изрядно пропылился в пустыне и заслуживал лучшего.

Когда Фаэль, насвистывая, вылил немного полироля на найденную в закромах Куэна губку и принялся деловито надраивать Ворону крыло, от входа упали длинные тени. Он глянул через плечо: так и есть, всё та же неизменная четвёрка, чернявый полукровка — впереди, остальные сгрудились за его спиной. Все круглыми глазами таращились на Фаэля и на байк.

Фаэль придал физиономии самое деревянное выражение и методично продолжил своё занятие.

Полукровка шагнул ещё ближе и наконец подал голос. Причём спросил настолько правильное, что Фаэль даже руку с губкой опустил.

Он спросил:

— Как его зовут?

И мотнул башкой в сторону байка.

Фаэль на миг растерялся: ему почудилось, что парень сумел прочитать Ворона, но потом он понял, что тот просто молниеносно залип на байк. Неудивительно: древнее и грозное чёрное чудище покорило бы любого пацана.

— А щеночек-то шарит, — довольно изрёк Ворон у него в мозгу.

Фаэль мысленно прицыкнул на него, а вслух сдержанно обронил:

— Ворон. А тебя как?

— Май Калеб, — коротко буркнул тот, чуть помедлив, и наконец осведомился: — А ты вообще кто?

— А я вообще ваш новый директор, — любезно отозвался Фаэль, и волчата предсказуемо поперхнулись. — Фаэль Алагорнис. Прислали из управления с трёхгодичным контрактом. Так что…

Он собирался было заявить, что застанет их выпускной, но Май, успевший мгновенно оклематься — боец из парня вышел бы отличный, — перебил его ехидным вопросом:

— И за что вас сюда?

— Сам вызвался, — подумав, коротко объяснил Фаэль. — Мне нужно это место.

— На хрена? — бухнул Май и снова поперхнулся под пристальным взглядом Фаэля. — То есть… здесь же дыра дырой, да ещё и полная девиантов, какой нормальный чел на такое подпишется?

Фаэль остро глядел в его льдистые глаза, всё ещё не пытаясь ментально атаковать. Май тоже не пытался — осторожничал. Остальные притихли.

— Я не человек. И не нормальный. Как и ты, — тихо проговорил наконец Фаэль. — Ты же сам видишь. — И снова присел на корточки у крыла Ворона, бросив через плечо: — Хотите помочь?

Они хотели. Ещё как.

* * *

В своей комнатушке на втором этаже административного корпуса Фаэль долго лежал без сна, вытянувшись на жёстком диване и рассеянно наблюдая, как на пластике потолка пляшут отсветы меняющего цвет уличного фонаря под окном. Белый. Жёлтый. Голубой, как льдистые глаза Мая.

Он просмотрел документы мальчишки. Да, девиант девиантом. Один частный приют и два государственных. Этот, значит, четвёртый по счёту. Спасибо, не исправилка для несовершеннолетних, оттуда Фаэль пока не смог бы его извлечь, допуск не тот.

«Я не человек. И не нормальный. Ты же видишь».

Он знал, почему Мая миновала исправилка. Тот добивался своей цели так же, как сам Фаэль, — лез в головы власть предержащим. На том уровне, на каком мог.

Интересно, когда парень обнаружил эту свою способность? И как её себе объяснил?

Фаэль вспомнил, как сам впервые влез в чужие мозги — заставил дежурного дуболома-старшеклассника в летнем лагере положить ему в тарелку двойную порцию рагу. Просто мысленно велел: «Положи ещё!» Ему тогда было тринадцать, и он постоянно хотел жрать. Проглотил эту мешанину одним махом. А старшак даже и не понял, что же произошло.

Тогда Фаэль быстро сообразил, что с сервами такой номер не проходит, только с разумными. С орками, эльфами или людьми.

Потом в его жизни появился Ворон. Такой же, как он сам.

Ворон первым и сказал ему, что надо искать себе подобных. И где — в таких же приютах, как тот, в каком они выросли.

Когда они вышли оттуда, им казалось, что перед ними — любые возможности. Распахнут весь мир. Бери — не хочу.

И они начали брать.

Ворон был романтиком. Романтиком-идеалистом. То есть попросту дураком. И гением. И своими мозгами творил такое, чего не смог десяток высоколобых умников из самой крутой имперской лабы. Всё бабло, что они добывали, завладевая волей какого-нибудь банкира, они тратили либо на благотворительные программы в орочьих гетто, либо на эксперименты Ворона.

А потом Ворона убили.

И Фаэль понял, что должен учиться, если хочет продолжать то, что они начали, — но по-иному.

* * *

После длинного суматошного дня, начавшегося чуть раньше семи утра, то есть ещё до общеприютского подъёма, Фаэль чувствовал, что крыша у него съехала до самого подбородка. Ему одновременно пришлось разбираться с кучей больших и мелких дел: от замены заболевшего учителя по прикладной нейроматике до недоставки в столовую полуфабрикатов для ужина. На этом самом ужине, где в меню фигурировал синтетический концентрат-заменитель белка, Фаэль сам добросовестно подчистил всю тарелку под прицелом десятков пар внимательных глаз. А потом отправился в мастерскую к Ворону.

Там уже никого не было: Куэн предпочитал не задерживаться на работе дольше положенного, что было Фаэлю на руку. Но не успел он подключиться к сознанию Ворона, как дверь за его спиной почти неслышно скрипнула. Он обернулся.

Так и есть: Май стоял на пороге. Один. Руки в карманах, льдистые глаза сощурены, весь будто натянутая тетива. А у его обшарпанных кроссачей так же неслышно возник серый кот — тощий, но крупный, с лобастой башкой и большими острыми ушами. Четырёхлапый, как на старой Земле. Не мутант.

— Ого! — весело сказал Фаэль. — Это чей? Твой? Как зовут?

Кот сверкнул на него янтарными глазами. Настороженно, совсем как Май.

— Док. Он общий. Наш то есть. Вы же не будете требовать, чтобы его выкинули? — резко спросил Май. — Прежний дирек требовал.

— Нет, — решительно сказал Фаэль, и ему показалось, что оба — мальчик и кот — облегчённо перевели дыхание.

Май наклонился, чтобы почесать кота за ухом, но тут же выпрямился.

— Поговорить надо, — отрывисто бросил он и добавил, набычившись: — Можно?

Фаэль коротко кивнул, машинально обтирая ветошью испачканные пальцы. Прислонился боком к крылу Ворона.

— Тогда давай поговорим так, как мы это умеем, — внезапно даже для себя предложил он. — Чтобы по чесноку.

Без утайки. Без хитростей. Разоружиться. Снять защитную броню. Он вдруг понял, что готов раскрыться перед этим пацаном — до конца.

Тот медленно наклонил голову, продолжая глядеть на него в упор, и тут же в мозгу Фаэля прозвучал его голос, такой же ломкий и напряжённый, как наяву:

— Не боитесь, что конвертну вас?

Так вот как он это называет. «Конвертну». Неплохо.

Фаэль почувствовал тёплую волну, исходившую уже от Ворона, хотя тот пока в разговор не вмешивался. Но Май ему явно нравился. Ещё бы! Когда-то сам Ворон был таким же ершистым дерзким засранцем, считавшим, что весь мир ему должен.

Фаэль качнул головой и так же мысленно произнёс:

— Есть техники. И ты, и я их наработали. Так что нам друг друга не заломать. Но мы можем сотрудничать. Давай по делу. Давно это у тебя?

— С тринадцати, — коротко отозвался Май.

Значит, с начала пубертата, как и у него самого.

— Твой отец — орк, а мать — эльфийка, как и у меня, — спокойно продолжал Фаэль, будто не замечая, что парень ещё сильнее набычился. Он явно терпеть не мог разговаривать о родителях. — Мой друг считает, что именно это важно. Смешение двух древних рас. Победителей и побеждённых. Он был таким же, как я и как ты, но мы не делали статистической выборки. Не успели.

— Есть и другие такие же? — будто выдохнул Май. Глаза его расширились. — До вас я не встречал.

Фаэль даже не успел отозваться, как парень выпалил:

— Так зачем вам наша дыра? Вы и в самом деле тот, кто есть? Новый директор?

— Да, — начал было Фаэль, но Май молниеносно перебил:

— Я уже вижу.

— Угу, я не галапагосский шпион, — перехватил Фаэль инициативу, — и диплом у меня не липовый. Липовый только контракт. Я не заключал его официально, а надавил на нужных чиновников. Повторю, мне необходимо было получить это место.

— Зачем? — будто выстрелил вопросом Май. — Вы же можете делать всё, что захотите, ведь так?

— Не всё, — с силой возразил Фаэль. Уж он-то это знал. — А это место мне нужно, чтобы иметь право и возможность искать в других приютах таких, как я. Как ты. И как Ворон.

Ворон довольно хмыкнул, и Фаэль мигом понял, что тот собирается включиться в эту мысленную беседу. Но не успел, потому что в дверную щель медленно, но упрямо и неотвратимо протиснулись трое «ёжиков» Мая и подошли к ним. Насупленные и суровые, как беда, которая, как известно, не приходит одна.

Кот коротко мявкнул и бросился к ним, обтираясь об ноги тощими клочкастыми боками.

Май досадливо закатил глаза, а Фаэль рассмеялся и оборвал их мысленный диалог. Ему нравились эти пацаны, один из которых, между прочим, согласно документам, был вовсе не пацаном, а девчонкой, только коротко стриженой и в мужских шмотках. И нравилось, что они горой стоят друг за друга.

— Падайте, — он повернулся, достал из-под полок и бросил поближе к мотоциклу старый пробковый спальник — Куэн явно использовал его, чтобы не лежать на голом пластобетоне во время ремонта какой-нибудь рухляди. — Я вам кое-что расскажу.

* * *

Сам Фаэль уселся прямо на пол, прислонившись к байку спиной и ощущая, как вибрирует Ворон от жадного нетерпения. Ведь Фаэль впервые собирался рассказать кому-то про него — кем он был и кем стал.

Кот забрался к Фаэлю на колени и тоже довольно завибрировал.

Май, Анкур, Силуянка и Шарх сидели на спальнике, поджав ноги и глядя на Фаэля зачарованными глазами. А того не смущало даже, что Ворон в его мозгу ехидно комментирует чуть ли не каждое слово. Он наконец-то мог говорить всё как есть.

— Мы с Вороном схлестнулись сразу, как только он порог нашей богадельни переступил. Он попытался надавить на меня, я — на него, и тогда мы поняли, что одинаковые. И что нам надо держаться друг друга. Как сюда попал каждый из вас, я знаю, я читал ваши документы. — Он заметил, как скривился при этих словах Май, и быстро добавил: — Чтоб мы были квиты, скажу про себя. Моя мать забеременела от космодесантника-орка, стыдилась меня и прямо из родильного отделения отослала к бабке, матери отца. Тот погиб буквально через год. Когда и Ба умерла, а мне тогда было шесть, я автоматически отправился в приют. О том, что мать или её родня меня заберёт, и речи быть не могло. Я знаю, кто она, выяснил уже после всего, но встречи с ней или с другой эльфийской роднёй никогда не искал, ни к чему. У Ворона была другая история: до двенадцати лет он благополучно жил в своей эльфийской семье, но тут случилось крушение космолайнера, его родные погибли, и он тоже загремел в приют. Однако успел получить куда более качественное образование, нежели любой из приютских. Понимаете, он был гением в том, что касалось нейроматики.

— И во всём остальном тоже… был и есть, — тут же предсказуемо ввернул Ворон у него в голове.

— Иди ты, — мысленно цыкнул Фаэль и продолжал как ни в чём не бывало: — Мы с ним сразу поняли, что можем манипулировать любым разумным существом, хотя бы в пределах приюта, но борзеть не борзели, потому что это могло бы вызвать подозрения. Если бы заподозрили, что мы этакое можем, нас бы просто накачали какими-нибудь средствами и мы закончили бы жизнь в имперской лаборатории как подопытные крысы. Поэтому мы… скажем так, — он натянуто улыбнулся, — пользовались некоторыми мелкими поблажками, чтобы облегчить себе жизнь, — в ожидании, когда нас наконец выпустят наружу. Ворон, например, через замдира по техчасти влез в хранилище данных Межгалактического универа на Посейдоне и таким образом смог продолжить образование. Он ведь почти закончил среднюю школу — на четыре года раньше, чем водится, — перед тем, как попасть в приют… ну, до катастрофы. А в приюте ему пришлось снова умножать на семь, фигурально выражаясь. Так вот, настал день, когда мы вышли наружу, в большой мир, и стали раздумывать, что теперь делать.

Он прервался и пристально посмотрел на Мая, хранившего молчание.

— Держу пари, ты руководствовался теми же соображениями, когда понял, на что способен.

Тот кивнул и неохотно выдавил:

— Я тоже не борзею. А они, — он оглядел остальных ребят, и неожиданная улыбка — не ухмылка, а именно улыбка — осветила его скуластое лицо, — мои кореша, я им сроду в мозги не лез. Лохов в космопорту — да, доили, — он снова насупился, — но ни разу не попались.

— Эру миловал, — спокойно констатировал Фаэль. — Скольких вы окучили, деятели?

— Пятерых, — с прежней неохотой проронил Май.

— Больше такого не будет, — твёрдо сказал Фаэль. — Ваше дело — учиться, познавать мир и помогать мне, если захотите.

— А чего вы сами хотите? — неожиданно подала голос Силуянка, и все посмотрели на неё.

Рыжеватые на концах «пёрышки» её волос вызывающе вздыбились, чёрные разводы татуировок украшали по-детски округлые щёки, но тёмные глаза смотрели прямо, по-взрослому. Если бы не явственно обозначавшаяся под стёганым жилетом грудь, она бы ничем не отличалась от мальчишек.

— И чего хотел ваш Ворон? — взахлёб продолжала девчонка. — Вы в честь него свой байк назвали? А сам он где теперь?

Резонные вопросы.

— Он погиб, — помолчав, тяжело проронил Фаэль и услышал вырвавшийся у всех глубокий вздох. А Ворон пробурчал:

— Чего детишек пугаешь?

— Он погиб, потому что мы всё-таки оборзели, — Фаэль перевёл дыхание. — Мы тоже решили разводить лохов, решили, что можем быть благородными разбойниками, раздавая бабло в наших гетто. Мы дурили голову какому-нибудь банкиру, получали по его распоряжению бабло и исчезали.

— Круто! — вырвалось у Мая. Его глаза загорелись.

— Круто, — бесстрастно согласился Фаэль, покосившись на него, — но это тупик. Если хочешь справедливости, так её не добиться. Рано или поздно это бы закончилось… так, как закончилось. Один из банкиров оказался хитрее, чем мы думали. Вычислил нас, и патрульные изрешетили из бластеров наш флай, рухнувший в предгорьях Харрана. Это…

— Это на Джелебии-2, я знаю, — пробормотала Силуянка. — У меня родня неподалёку от Харрана, в… неважно, рассказывайте дальше, — она горько скривила пухлые губы.

— Флай сорвался в ущелье, упал в реку, я даже не смог достать тело Ворона, чтобы похоронить, — тихо произнёс Фаэль, невольно вздрогнув. Воспоминание скрутило как жестокая судорога: окровавленный, он цепляется за гребень утёса и в отчаянии кричит, срывая голос, а флай, кувыркаясь подбитой птицей, падает, падает, падает вниз — и исчезает в бурлящих струях горной реки.

— Я ковылял по этим проклятым горам трое суток, — негромко продолжал он после паузы. — Мне надо было попасть в город. Меня, конечно, искали, но не нашли, как не нашли гараж с нашим байком.

— Вот с этим? — быстро спросил Май, кивнув на Ворона.

— С ним, — подтвердил Фаэль. — Видишь ли, это уже был не совсем байк. Вернее, совсем не. Это уже был сам Ворон.

— Как? — ахнула Силуянка, а остальные ещё шире распахнули глаза.

— Я и не ждал, что получится, — скромно вставил Ворон. — Эх, жаль, что они меня не слышат.

— Он всё время вёл свои эксперименты, — продолжал Фаэль. Скромность никогда не входила в число добродетелей его братана. — На них мы тратили часть того бабла, что брали в банках. Он сумел сделать слепок своей нейроматрицы, по сути — своей личности, и встроить её в искусственный интеллект байка, только не спрашивайте как. За день до своей гибели.

— В его куцые мозги, — снисходительно добавил Ворон.

— Когда встроил, то похвастался, что теперь у меня два братана, — грустно усмехнулся Фаэль. — Но на другой же день у меня снова остался один. И когда я, сам еле живой, вполз в этот гараж…

— Не нагнетай, — проворчал Ворон. — Любишь ты пафос, бро.

— Сволочь, — констатировал вслух Фаэль, но тут же спохватился: — В общем, когда я туда вернулся, то понятия не имел, сработает ли у меня, смогу ли я всё сделать как надо. Как он учил. Ворон всегда был главным, а я так, на подхвате. Я… — он поглядел в тревожные глаза Мая, — я попробовал мысленно связаться с ним, но вышло не сразу. Как будто коммуникатор настраиваешь.

Май кивнул, подтверждая, и хрипло вымолвил:

— Это же настоящая сказка.

Ещё одно воспоминание обожгло Фаэля, словно кислотой: он стоит, опершись на седло байка, и отчаянно зовёт, зовёт, зовёт… до тех пор, пока у него в голове отчётливо не прозвучал знакомый до боли хрипловатый насмешливый басок:

— Чо орёшь? Тут я.

— …И тогда я заревел, уж извините, — с кривой усмешкой закончил Фаэль и потёр лицо обеими ладонями. — Я понял, что не потерял его. А потом…

— Взгромоздил на меня свою тощую задницу, — подсказал Ворон.

— …Укатил в ближайший космопорт, улетел подальше от этой сраной планеты… и стал думать, что теперь делать.

Он снова прямо посмотрел на ребят. Те действительно будто сказку слушали, зачарованно раскрыв глаза и рты. Галчата, да и только.

— И… что же? — дрогнувшим голосом спросила Силуянка. Док снова мявкнул и легкой тенью проскользнул к ней на колени, она рассеянно пригладила серую шерсть.

— И я решил учиться, — просто ответил Фаэль. Он наконец заулыбался, услышав их разочарованный гундёж. — На самом деле в этом и есть настоящая сила, чем раньше вы это поймёте, тем лучше. В Посейдонский универ я попал, подтолкнув главу приёмной комиссии, конечно же, но учиться пришлось как зверю, чтобы восполнить все свои пробелы. Ворон мне помогал.

— Да иначе тебя бы после первого же семестра вышибли, — сварливо вставил тот.

— Так он сейчас нас слышит? — живо осведомился Май. Его глаза светились, лицо разгорелось.

— Ты можешь сам поговорить с ним, — легко предложил Фаэль. — Впусти его себе в голову… и перескажи остальным, о чём вы толкуете.

Он мысленно подмигнул Ворону со словами:

— Только не учи детей дурному, ты… тип.

— Дурному — это по твоей части, — немедля отпарировал тот, и Фаэль со смехом отключился и отошёл, наблюдая, как ребята в восторге облепили байк.

Док заструился за ним, на его острой морде безо всякой телепатии читалось: «Дай пожрать».

Фаэль снова засмеялся и поднял с пола рюкзак с заранее прихваченными консервами.

Впереди у всех у них — у него, у Ворона, у ребят и даже у кота — было много дел.

@темы: фики, фантастика, ФБ-24

---

Мои мелкотексты для Руфэнтези

Название: Имя для нечистика
Автор: sillvercat для fandom Russian Fantasy 2024
Бета: Xenya-m
Канон: русский фольклор
Размер: драббл, 889 слов
Пейринг/Персонажи: нечистик, люди
Категория: джен
Жанр: мистика, повседневность, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Нечистик был мелким, юрким, суетливым и совестливым. А ещё безымянным. Не положено ему было пока что имени, не заслужил. А заслужить он усердно пытался...»
Примечание: наши дни; написано для анона с Инсайда, который хотел криво исполняющую людские желания нечисть
Предупреждение: стёб; сленг, немного обсценной лексики
Ссылка: тут

Нечистик был мелким, юрким, суетливым и совестливым.

А ещё безымянным. Не положено ему было пока что имени, не заслужил. А заслужить он усердно пытался.

Но уже давно, едва войдя в разум, он втихомолку решил, что пакостить людям, как это с удовольствием делали его сородичи, он не станет. Наоборот, постарается изо всех сил помогать, исполняя немудрёные людские желания. Тогда, может быть, люди его полюбят или, по крайней мере, от души поблагодарят.

Сказано — сделано.

* * *

Карина сидела в туалетной кабинке кинотеатра, роняя слёзы на свой «Хуавэй». Владик опять прислал сообщение: «Извини, прийти не смогу». И смайлик-сердечко.

А ведь она уже купила два билета на «Мастера и Маргариту»! Стояла, переминалась на крыльце, высматривая его машину.

Какой же всё-таки гад. Нашёл себе, наверное, кого-то. Карина поспешно открыла местный сайт знакомств, где, собственно, две недели назад и нашла Владика. Так и есть, на сайте он только что был и даже анкету поменял. Дописал в раздел «Нравятся»: «Девушки от 1,70, блондинки с длинными волосами».

У самой Карины волосы короткие, тёмно-русые, и рост метр шестьдесят. И кругленькая фигурка.

Ей с Владиком ничего не светило. Решительно ничего. А встретился он с нею дважды и даже в кафе пригласил — это так, от скуки. А она запала на него всерьёз. Улыбчивый, обаятельный и поговорить есть о чём. А теперь вот дылду-блондинку ищет. Что Карине делать?

Она ещё раз с ненавистью взглянула на экран смартфона, с которого ей — и всему городу, включая блондинистых дылд, — весело улыбалась фотография Владика.

— Чтоб ты провалился! — отчаянно процедила она, вскакивая.

«Хуавэй» выскользнул у неё из рук и грохнулся в унитаз. Что-то отскочило, треснуло. Сработал бачок, полилась вода.

Ошеломлённо постояв пару секунд, Карина взвыла:

— Да блядь!

И зарыдала.

Нечистик удивлённо моргал из щели под потолком.

* * *

Иван Палыч, ёжась и поднимая воротник куртки, спешил к своей белой «тойоте». Поставил он её с вечера не совсем удачно, боковыми колёсами на тротуаре, и теперь торопился убрать, пока соседи гундеть не начали. Ехать на ней в город он опасался — вчера перебрал лишнего, а вот отогнать…

Нахрена пил? Иван Палыч потёр гудящую голову. Кефирчику бы прямо сейчас холодненького, даже ледяного. Он живо представил себе этот кубик кефира с запотевшими боками и весёлым котом Матроскиным на одном из них.

Он даже не удивился, когда именно такой кубик, сорвавшись с одного из балконов, под которым стояла «тойота», грохнулся прямо ей на лобовуху. Украсив её незатейливым узором трещин.

— Да блядь! — опомнившись, заорал Иван Палыч. Ему вторила громким воплем сигналки пострадавшая «тойота».

Нечистик, сидя в мёрзлых кустах, озадаченно почесал в затылке.

* * *

Серёга мрачно шёл за резво продвигавшейся по газону косилкой, чей бодрый стрёкот действовал ему на нервы. Косить решительно не хотелось. Не сегодня. Но он был рабочим садово-паркового хозяйства, куда деваться. И Ольга Петровна, директор парка, дама въедливая, придирчивая и весьма габаритная, потребовала, чтобы он и на обед не смел уходить, пока не скосит «это безобразие». Безобразие располагалось за фонтаном с мраморными тритонами и портило отдыхающим фотозону. Это Серёга разумом понимал, но на душе у него было кисло. Да ещё и собачьи «бомбы» под ногами — и зачем только охранник Вася с собаками в парк пускает, идиот! Покосил бы сам, по говну-то.

Серёга тяжко вздохнул. Косилка продолжала бойко стрекотать, несясь вперёд и вперёд. Её вел навороченный американский двигатель, купленный парком за какие-то бешеные деньги. Газон был необъятен, солнце припекало, и хотелось жрать.

— Чтоб ты погорела, — с тоской прошептал Серёга бодрой янкесовской тряхомудии.

Косилка резко встала, будто споткнувшись, и из навороченного двигателя повалил дым, сперва сизый, а потом чёрный. Серёга ахнул и отпрыгнул в сторону, не веря своим глазам.

На ступеньки летнего театра выскочила Ольга Петровна, увидевшая всё это сверху.

— Из зарплаты вычту, Филатов! — гневно вскричала она, уперевшись кулаками в крутые бока.

— Да блядь! — горестно простонал Серёга, поняв, что без зарплаты ему придётся пахать до белых мух.

Из-под мраморного тритона выпучил глаза нечистик.

* * *

Находясь в декрете с годовалым Антоном, Лена отчаянно скучала и так же отчаянно нуждалась в деньгах. Хотя бы на маникюр или новое бельё. Поэтому в поисках надомного заработка она педантично шерстила Интернет.

Попадались пока одни лохотронщики, требовавшие заполнять какие-нибудь длиннющие списки в Exel, а после отсылки готового задания бесследно исчезающие в голубой дали. Попадос! Но так, как сейчас, Лена не попадала ещё никогда.

Некий импозантный Роман с беспощадной акульей улыбкой в тридцать два, а то и больше, зуба в скайпе убеждал её немедля вложить свободные средства в биржевые акции, чтобы назавтра получить обратно в три раза больше. Да какое там убеждал! Давил, как танк!

Напрасно Лена, тоскуя, пыталась возражать, что у неё нет никаких свободных средств, что на карточке — всего-то отложенные и сэкономленные с большим трудом двадцать две тысячи. Повинуясь безапелляционному: «Несите карту», она покорно вынула её из кошелька в прихожей и принесла к монитору, на котором маячил Роман. Как овечка на заклание. То есть овца.

— Меня муж убьёт, — сделала она ещё одну беспомощную попытку отвертеться от неведомых акций.

— Не убьёт, — снисходительно заверил Роман. Таких несчастных овец-декретниц он, должно быть, обрабатывал пачками. Стадами. Отарами.

И тут случилось чудо. Настоящее чудо.

Годовалый Антон, во время этого тяжкого муторного разговора весело ползавший под столом, недрогнувшей ручонкой выдернул шнур питания из разъёма системника.

Монитор мигнул и погас.

Морок пропал вместе с Романом.

Лена подхватила сынишку на руки.

— Ма-ма-ма, — довольно залопотал тот.

— Да блядь! — процедил где-то в виртуальном пространстве невидимый обескураженный Роман.

— Четырежды! — прогремело и раскатилось эхо. — Четырежды! Да будет по слову твоему!

* * *

Так нечистик обрёл себе имя.

А что? Даблядь — имя не хуже любого другого.

Название: Скырлы-скырлы-скырлы
Автор: sillvercat для fandom Russian Fantasy 2024
Бета: Xenya-m
Канон: А.Н. Толстой «Медведь - липовая нога»
Размер: драббл, 326 слов
Пейринг/Персонажи: Машенька и медведь
Категория: джен
Жанр: AU, сказка
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Как на самом деле родилась сказка про Машеньку и медведя.
Предупреждение: альтернативный финал
Ссылка: тут

— Скырлы, скырлы, скырлы, на липовой ноге, на березовой клюке. Все по селам спят, по деревням спят, одна баба не спит — на моей коже сидит, мою шерсть прядет, мое мясо варит…

Читает это Машенька, раскрыв на столе подаренную книжку, боязливо оглядывается на окно, по которому стучат дождевые капли. Чувствует, как даже косичка на затылке у неё вздрагивает от страха.

Жалко ей медведя до слёз. Что же это такое — отрубить лапу из-за какой-то репы!

Машенька однажды ела репу на даче, ничего особенного, жёлтая, слаще редиски.

А тут раз — за репу отрубили лапу топором. Кровь потекла, больно, наверное. Вот же написано: медведь заревел.

Машенька зябко поёжилась. Она как-то порезала палец, жгло ужас как. А тут — целую лапу!

Но медведь умный, он сам сделал себе липовую ногу и берёзовую клюку. И пошёл за своей лапой к старику со старухой. Так им и надо.

— Скырлы, скырлы, скырлы, на липовой ноге, на березовой клюке. Все по селам спят, по деревням спят, одна баба не спит — на моей коже сидит, мою шерсть прядет, мое мясо варит…

Сейчас он всех съест. Или его убьют. Несправедливо!

Машенька вскочила из-за стола, стиснув кулачки у ворота халатика.

И почти не удивилась, когда всё вокруг качнулось, будто стронувшись с места. Исчезло туманное окно со струями дождя на стекле, письменный стол с раскрытой книжкой, полочка с игрушками, диван, застеленный мохнатым цветным пледом. Стояла она теперь в тёмном бревенчатом срубе, освещённом только какими-то горящими над выскобленным столом щепками.

В разинутом зёве печи булькал горшок с противно пахнувшим варевом.

Лапа!

Машенька схватилась за щёки.

А в дверь уже лез медведь, ворчал, пригнувшись, громадный, лохматый, бормотал басом:

— Скырлы, скырлы, скырлы, на липовой ноге, на березовой клюке. Все по селам спят, по деревням спят, одна баба не спит — на моей коже сидит, мою шерсть прядет, мое мясо варит…

— Стой! — со слезами закричала Машенька. — Не трогай бабку с дедкой! Пойдём отсюда, Михайло Потапыч! Пожалуйста! Я буду у тебя жить, тебе служить, тебе помогать!

Вот так на самом деле родилась сказка про Машеньку и медведя.

Название: На речке Смородине
Автор: sillvercat для fandom Russian Fantasy 2024
Бета: Xenya-m
Канон: русские сказки
Размер: драббл, 168 слов
Пейринг/Персонажи: Иван — крестьянский сын, Змей Горыныч
Категория: джен
Жанр: фантастика, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: На речке Смородине стоит огненный Калинов мост, на том мосту бьётся Иван — крестьянский сын со Змеем Горынычем о двенадцати головах.
Предупреждение: стилизация; стёб; смерть основного персонажа
Ссылка: тут

На речке Смородине стоит огненный Калинов мост, на том мосту бьётся Иван — крестьянский сын со Змеем Горынычем о двенадцати головах. Бьётся он, бьётся, отрубил три головы, чиркнул по ним Змей Горыныч огненным пальцем — так они обратно и приросли. А Ивана — крестьянского сына по щиколотки в сыру землю вбил.

Бьются они дальше, поднатужился Иван — крестьянский сын и отрубил Змею Горынычу двенадцатиглавому шесть голов. Чиркнул тот по ним огненным пальцем — враз приросли они, а Змей Горыныч Ивана по колени в сыру землю вбил.

Еле стоит Иван — крестьянский сын, изловчился как-то и отрубил Змею Горынычу разом девять голов. Но Змей снова чиркнул по ним огненным пальцем, и приросли они, как будто ничего и не было. А Ивана — крестьянского сына по пояс в сыру землю вбил.

Понял Иван, что смерть его подходит. Поднатужился он из последних силушек и отсёк Змею Горынычу огненный палец.

Тут-то возможности рептилоида с планеты M-247 космосектора S к регенерации иссякли. Отрубил ему тогда Иван — крестьянский сын все двенадцать голов и бросил в речку Смородину.

Вот и сказочке конец.

Название: Катюша
Автор: sillvercat для fandom Russian Fantasy 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 380 слов
Пейринг/Персонажи: Катерина/Магомед
Категория: гет
Жанр: мистика, романтика, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Катерина сидит на фонарном столбе...»
Примечание: наши дни
Предупреждение: сленг\Ссылка: тут

— Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над реко-ой! Выходила на берег Катюша, на высокий берег на круто-ой!

Катерина сидит на фонарном столбе, на самом его верху, около изгиба, обхватив столб ногами в бежевых туфельках от Гуччи, и самозабвенно распевает:

— Выходила, песню заводила про степного сизого орла...

Надо было взять с собой бутылку воды, думает она, а то в горле пересыхает. И надеть юбку вместо джинсов. Пусть бы вся улица Сулейманова в городе Грозном любовалась её трусиками. А не только сизый орёл Мага.

Ну ничего, в другой раз.

Мага, Магомед, здоровенный, вспотевший, покрасневший, растерянный, в топорщащемся на нём бронежилете, прыгает сейчас под фонарём и умоляет:

— Катя! Катюша! Слезай! Слезай! Не позорь меня!

Кажется, внизу восторженно галдит не только всё его ментовское отделение, но и половина города Грозного.

Грозный! Она приехала сюда месяц назад, чтобы работать в банке, который сама с хохотом называет «Отсосите Женераль». Вакансия была на начальника отдела. Её резюме всех устроило. Москвичка! Но работать можно было и в Москве, а она приехала, чтобы познакомиться с кем-то грозным. Крутым и высоким, как тот берег. Короче, с сизым орлом.

Ну, познакомилась.

И вот её сизый орёл Магомед, обвешанный оружием, будто новогодняя ёлка — игрушками, мается под фонарём и просит почти навзрыд:

— Катя! Слезай!

Катерина — маленькая, с огромными синими глазами и копной почти белых пушистых волос. Птичка по сравнению с огромным Магомедом.

— Ты меня позоришь! — в отчаянии орёт тот.

Его отделение громко и радостно хохочет.

— Вот ещё! Они тебе завидуют! — звонко парирует Катерина.

Именно так.

— Катя! Слезай!

Она не требует, чтобы он извинился за размолвку или сказал, что всё понял. Но в его карих глазах, умоляюще вытаращенных на неё, она читает, что он действительно всё понял.

То-то же.

Она царственно кивает: так уж и быть — и быстро спускается вниз, почти съезжает, пока не прикатила пожарка с вышкой.

Магомед хватает её в охапку в полутора метрах от земли и крепко стискивает в своих ручищах. Со стороны, наверное, кажется, что он её трясёт. Наказывает.

Собравшаяся толпа ликующе свистит. Сейчас ещё вверх начнут палить — вместо салюта. Они могут, таковские, автоматы — у каждого первого. Мужики, прости господи. Город мужчин. Сделать их — проще простого. Легче лёгкого.

— Как ты туда залезла? — шепчет Мага ей на ухо.

— Взлетела, как-как, — Катерина беспечно пожимает плечами и сворачивается калачиком у него на руках. Рядом с автоматом. — Неси меня домой.

— Джинья, — восхищённо бормочет он.

— А то ты не знал, — лениво подтверждает она, роняя голову ему на плечо. — Любая русская баба — немного ведьма. А я вот — много. От бабки дар. Неси, говорю.

«Пусть он землю бережёт родную, а любовь Катюша сбережёт».

@темы: фики, Русреал, ФБ-24

---

Сёма, Рус и Айога

Название: Сёма, Рус и Айога
Цикл Таёжный город К.
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: миди, 8333 слова
Пейринг/Персонажи: Игнат Сёмин (Сёма), Фёдор Иванов (Гризли), Толян Охрименко (Рыжий), Руслан (Рус), Айога и другие жители таёжного города К.
Категория: джен, прегет
Жанр: детектив, мистика, драма, повседневность, немного хоррора, немного юмора
Рейтинг: R
Краткое содержание: Таёжный город К. — совершенно фантастическое место: там менты цитируют классиков, а в обычной общаге поселяется необычная девушка со сверхспособностями.
Примечание: Время действия — конец 90-х..
Упоминаются события, произошедшие в сюжете мини команды Захолустья-2020 «Пёс на стене», миди команды Русориджей-2022 «Ладонь на стене»; миди команды Русориджей-2023 «Женщина на стене».
Каждая часть может читаться отдельно; разрешение на продолжение получено.
Предупреждение: смерть второстепенных персонажей, рейтинг за кровь
Ссылка: здесь.

«Маятник качнётся — сердце замирает.
Что кому зачтётся — кто ж об этом знает?
Кто кому по нраву, кто кого в опалу,
Что кому по праву выпало-попало...
Что судьба нам, братцы, к ночи напророчит?
Станет улыбаться или не захочет?...
Мы одни и плеть им, мы одни узда им.
Мы всегда успеем, мы не опоздаем.
Настал час заката — маятник качнётся...
А без нас, ребята, драка не начнётся.
А без нас, ребята, драка не случится.
Надо ж нам когда-то с жизнью разлучиться...
Что судьба нам, братцы, к ночи напророчит?
Станет улыбаться, или не захочет?..
Мы поставим свечи, мы грустить не станем.
Выпал чёт иль нечет — завтра же узнаем...»
(Александр Градский)
Пока «лихие девяностые» неспешно катились по стране, с неумолимостью и равнодушием Молоха перемалывая экономику когда-то великой страны и жизни её граждан в труху, в Ленинском райотделе милиции таёжного города К. тоже происходили перемены. Неизменным оставался только Гризли, стоически возглавлявший свою «уголовку», словно несокрушимый утёс в море творившегося вокруг бардака. Правда, микроинфаркт он всё-таки получил — не вынесла душа поэта, — но, как бы ни кудахтала над ним любящая супруга, требуя немедленного ухода с адовой работы, где к тому же ещё и платили теперь крайне нерегулярно, свой райотдел и своих ребят он не бросил.

Сёма, то есть Игнат Сёмин, так и не женился на своей Светке, с которой то разбегался, то снова сбегался, втихаря радуясь тому, что хотя бы спиногрызов с ней не завёл. Зато получил должность старшего опера вместе с горой нового головняка и гипотетической прибавкой к зарплате. А вот его напарник по розыскной работе, закадычный дружок Рыжий Толян, балабол и весельчак, оставил-таки родимый райотдел, чтобы заняться прибыльным, но весьма опасным бизнесом на пару с тестем — пригонять из Владика в город К. подержанные «японки». Сёме это ой как не нравилось — в тайге по краю находили немало трупов таких же предприимчивых «коммерсов», но Толян его разумных предупреждений слушать не желал, ехидно интересуясь, давно ли сам Сёма валялся в больничке с пулей в правом бедре. «То-то же, — назидательно говорил он в ответ на мрачное молчание друга, — я хоть своё бабло за риск имею». И подогнал Сёме тачку по дешману — вишнёвую «тойоту», которую Сёма про себя звал Деткой и всячески обихаживал. Толян же с беспечной ухмылкой ему заявил: «Замочат меня если — чтоб нашёл и урыл гадов». На что Гризли, присутствовавший при этом милом разговоре, традиционно показал долбоклюю пудовый кулак, а Сёма лишь безмолвно кивнул, соглашаясь. На том и порешили.

Так или иначе, Сёме срочно требовался напарник. Наступала осень, сопки над Амуром порыжели и запунцовели, в разгаре была кетовая путина, а кадры в райотдел всё не приходили. Зато когда пришли, вернее пришёл, то Сёма только крякнул.

Случилось это поутру, когда от губ уже шёл парок на выдохе, а задница в джинсах без китайских шерстяных подштанников начинала подмерзать. Детка весело пиликнула сигналкой на стоянке, а Сёма бодро поскакал в родную ментовку, предвкушая утреннюю чашку кофе и весёлые балясы с Верочкой, новой секретаршей Гризли, рыженькой хохотушкой. Однако балясы и кофе обломились: Верочка смирно сидела на рабочем месте, мучая электрическую японскую пишмашинку, тоже, кстати, подогнанную вездесущим Толяном. Толян разорялся насчёт того, что у японцев, мол, на каждом портовом складе взаправдашние компьютеры стоят, но Сёма таким байкам не верил. На кой на складе компьютеры? Это всё равно что ему, Игнату Сёмину, матёрому оперу, сейчас компьютер выдать за каким-то рожном.

Обитая чёрным дерматином дверь в кабинетик Гризли распахнулась, оттуда монументом выдвинулся он сам, смерил Сёму задумчивым взглядом из-под густых бровей и кратко проронил:

— Заходи.

Сёма так же, взглядом, попытался справиться у Верочки, что с начальством — в воздухе явно пахло если не грозой, то чем-то тревожным, — но та лишь опустила густо накрашенные ресницы и едва заметно качнула головой: иди, мол, сам всё узнаешь.

Но не утерпела — её страшный шёпот догнал Игната уже в дверях кабинета:

— Там новенький! Кадровики прислали.

Сёма только брови вскинул и через полминуты уже пожимал крепкую ладонь поднявшегося с колченогого стула незнакомого парня в такой же, как у него, короткой коричневой кожанке и джинсах-варёнках.

Встретив ответный цепкий взгляд незнакомца, Сёма по привычке тут же нарисовал его словесный портрет: двадцать восемь — тридцать лет, спортивного телосложения, рост примерно сто восемьдесят, плюс-минус, славянского типа, глаза серые, нос прямой, волосы русые, коротко стриженные, без особых примет… Тут он мысленно запнулся. Когда парень чуть развернулся, Игнат увидел на его лице шрам, перечеркнувший левую скулу и скрывающийся под волосами. «Пуля, вскользь прошла», — тут же определил он. И шрам был явно свежим.
Бывалый новичок-то.

Гризли, всё это время молча сидевший за своим столом, сложил перед собой огромные ладони домиком, как премьер Черномырдин, и наконец изрёк:

— Игнат Сёмин, старший оперуполномоченный. Руслан Ковалёв, наш новый опер, Красноярская школа милиции, два месяца как из Чечни.

— Из Чечни? — невольно выдохнул Сёма.

Гремевшая где-то в кавказских горах война далёкого от неё города К. коснулась мало, но новости по телику да передачки типа невзоровских «600 секунд» мотали нервы изрядно. Закончилась вся эта заваруха каким-то договорным позорняком, но закончилась, и слава Богу.

Раньше служить с теми, кто вернулся оттуда, Игнату не доводилось.

— А чего к нам? — вырвалось у него. — То есть… э-э-э… — спохватился он, сообразив, что вопрос прозвучал как-то не очень красиво.

Парень кривовато усмехнулся.

— Типа чего я по контракту в армейке не остался? Война задолбала.

Без политесов, но честно.

— Типа почему в такую даль, — вывернулся Сёма. — Родня здесь, что ли?

Он ощущал непонятную робость перед этим парнем со шрамом на скуле. Хоть сам он прошёл, как говорится, в последние несколько лет и Крым, и Рим, но… между службой в ментовке, пускай она была опасна и трудна и далее по тексту… и настоящей войной была всё-таки разница.

— Родня, — скупо проронил Руслан. Чересчур скупо, вот что.

— Значится, так, — Гризли хлопнул ладонью по столу. — Присаживайтесь оба, чего встали, как надолбы. Давай, Игнат, вводи Руслана в курс дела, изложи, как у нас тут и что. Я тоже послушаю.

— Э-э, — снова промямлил Сёма, попытавшись усовестить начальство укоризненным взором. Начальство злорадно ухмыльнулось, и Сёма, ещё раз вздохнув, с не меньшим злорадством сообщил: — Зарплату задерживают, типа выдали тебе ПМ — и крутись как знаешь. Работы много, бумажек ещё больше, работа х…реновая, малолетних бандюков-беспредельщиков развелось немеренно.

Гризли невозмутимо кивал большой, обритой наголо башкой на каждый Сёмин пассаж. Всё, что говорил подчинённый, было сущей правдой, сияющей, как алмаз: и денег вовремя не платили, и бумажками душили, и криминальная обстановка в городе К. оставляла желать. После отсидки тут задержались два крутых «вора в законе», местные уроженцы, быстренько начавшие с помощью своей кодлы прибирать к рукам тупой молодняк в школах и шарагах. Даже что-то типа пионерлагерей на амурских островах для них организовали, чтобы научить жизни «по понятиям». Научили. И начали притравливать этих волчат на своих противников — местные спортивные группировки. Тогда-то, разгоняя одну из «пацанских» разборок, Сёма и словил пулю в ногу. Перебитая кость по сию пору ныла к дождю, как у какого-то древнего деда.

Всё это он изложил вновь прибывшему, опустив интимные подробности про ноющие кости. Руслан слушал сосредоточенно, хмурил тёмные брови, будто прикидывал что-то. Он вовсе не был похож на разбитного долбоклюя Толяна, вернее, был полной его противоположностью, если уж на то пошло. Сёма не знал, хорошо это для дела или плохо.

— А что вообще в городе с экономикой? — внезапно спросил новенький, и Сёма снова ощутил прилив некоего почтения. Парень зрил в корень. Базис несёт на себе надстройку, с разваленными заводами и хозяйством вообще любой самый благополучный город превращается в гетто с озлобившимися аборигенами, готовыми пырнуть ножом всякого, кто поблагополучнее.

— «Судак» и авиастроительный пока работают, — сдержанно пояснил он.

«Судаком» все называли судостроительный завод, выпускавший когда-то атомные подлодки, а сейчас — катера на подводных крыльях для богачей. Ну и нехай. Лишь бы цеха не закрывались. Модель подлодки в натуральную величину — для тренировки моряцкого состава — по сию пору высилась на окраине города, пугая приезжих: была она здоровенной, мрачной и более всего походила на заброшенную тюрьму. Зато верткие истребители Су — «сушечки», как горожане их ласково называли, — авиазавод имени первого космонавта планеты исправно поставлял в Китай, расплачивавшийся с городом К. собачьими шубами и мясными консервами «Великая стена». Что, собственно, и позволило городу К. не вымереть в самые хреновые годы.

Сёма навсегда запомнил, как после огромного перерыва в небе зарокотала первая «китайская» «сушка» и все прохожие, как один, остановились, запрокинули головы, почти благоговейно уставившись ввысь, где таял белый перистый след от пролетевшего наконец самолёта. У него у самого тогда аж в горле запершило — завод был жив, город жив… — а женщины вокруг него без стеснения вытирали глаза. Одна старушка даже перекрестилась.

Всё это он живописать приезжему новому оперу, конечно, не стал, просто повторил:

— Оживело у нас всё малёхо, а бандюков, наоборот, поприжали. Но те не шибко довольны. Бузят.

Руслан снова задумчиво кивнул. Сёма же поймал на себе внимательный взгляд начальства. Стало ясно, что Гризли очень интересуется мнением старого подчинённого о подчинённом новом. Сёме, как какому-то первоклашке, захотелось показать Гризли в ответ язык, но вместо этого он зачем-то брякнул:

— У нас тут, конечно, не война, да и дела обычные: поножовщина там или ларёк кто вскроет… но иногда приходится мозгами пошевелить, чтобы разгадать комбинацию.

«Типа похвастался, дурак», — хмуро подумал он. Сейчас этот Руслан законно огрызнётся: мол, на войне, выходит, мозгами шевелить не надо?

Но тот в очередной раз кивнул, принимая информацию, и спросил:

— Национальные группировки есть?

— Нам и уркаганов со спартаками хватает, — буркнул Игнат и уточнил: — Чеченцев в городе почти нет. С Кавказа если — то даги, с Закавказья — азеры, торговые точки и заправки держат. Рынки за азерами, и китайцы вот появились. В путину то же самое: опять азеры перекупщиками. Кета — наше всё.

Про себя он подумал, что приезжему сперва сложно будет разобраться в местной специфике. Но Руслан сбитым с толку не выглядел. Он снова сосредоточенно помолчал, что-то обдумывая, прежде чем вымолвить:

— А с наркотой у вас как? В Красноярске вон и в Новосибе уже целые наркоотделы начали создавать. Один наркоша к барыге ещё пятерых приводит, а то и больше.

— Пока что Бог миловал, — сдержанно проронил Сёма. — За коноплю чаще всего гоняем.

Гризли побарабанил пальцами по столу, крякнул в знак согласия и внезапно предложил:

— Ты, Руслан, как с документацией у старлея ознакомишься, домой не торопись. Можем вечером здесь же посидеть, — он кивком указал на сейф в углу, — коньячком отметить твоё прибытие. Дагестанским. Я-то сам не пью, инфаркт у меня недавно был, врачи запрещают.

— Посидеть можно, но и я не пью, — спокойно отозвался после паузы новый опер.

— Тоже инфаркт? Или ислам принял? — немедля поинтересовался Сёма и осёкся, в панике ощутив себя Толяном. Он осознал, что рядом с этим серьёзным и полным внутреннего напряжения парнем ощущает себя именно так — звездоболом и долбоклюем.

Руслан тяжело глянул ему в лицо, и Сёма машинально изменил его словесный портрет: глаза у нового напарника стали почти чёрными.

— Нет, — снова помедлив, бросил тот. — Инфаркта не было, ислам не принимал.

— Что ж, тогда просто посидим вечером, если никто никуда не торопится, — резюмировал Гризли, поднимаясь с места и тем самым давая понять, что аудиенция окончена. — Старлей, про старые дела расскажешь. Вот хотя бы про отца Александра, к примеру.

— Кхм. Окей, — покорно согласился Сёма, про себя подумав: если рассказывать про всю творившуюся пару лет назад в городе К. чертовщину, предварительно придётся уполовинить отвергнутую Гризли и Русланом бутылку дагестанского коньяка из сейфа начальника. На меньшее он был не согласен.

— А теперь идите, работайте, — Гризли махнул на них ручищей и снова уселся за стол.

* * *

Оба опера проскочили мимо с любопытством на них воззрившейся секретарши Верочки и, оказавшись в обшарпанном, сколь ни ремонтируй, коридоре ментовки, хмуро уставились друг на друга.

— Извини, обидеть не хотел, — наконец выдавил Сёма. — Насчёт ислама то есть. Сдуру ляпнул.

— Я после контузии. Когда выпью, перестаю себя контролировать, — в свою очередь объяснил Руслан.

Снова поглядев в его уже посветлевшие глаза, Сёма решил предупредить коллег — Кота и Мазая, — чтобы не вздумали даже между собой кликать нового опера Чеченом, иначе огребут как пить дать.

— Пошли до нашего кабинета, — с облегчением предложил он, надеясь, что ни Кота, ни Мазая там сейчас не окажется. Так и вышло: кабинет пустовал. Сёма, продолжая пребывать в роли гостеприимного хозяина, повесил куртки на вешалку в углу, щёлкнул кнопкой электрочайника, но едва он вывалил перед новеньким на длинный полированный стол кучу бумаг, бумажечек и бумажоночек, как зазвонил телефон на тумбочке.

— Я думал, он тебе в рожу засветит за ислам, уже разнимать приготовился, — вполголоса произнёс Гризли в трубке. — Нормально всё? Дела показываешь?

— Угу, — промычал Игнат, глянув на стриженую макушку нового напарника, склонившегося над пожелтевшими папками. — Всё путём.

Однако не успел он положить трубку, как телефон затрезвонил снова, и спустя четверть минуты, выслушав скороговорку дежурного, Сёма скомандовал:

— По коням, Рус. У нас мокруха.

«Рус» этот сорвался с его губ непроизвольно, он запнулся было, но Руслан уже сдёрнул куртку с вешалки и заторопился к выходу. Сёме только и оставалось, что снова запереть папки в сейф и устремиться за ним, к потрёпанному милицейскому «бобику» с шофёром Эдиком за рулём. На происшествия он предпочитал ездить не на своей Детке, а на казённом транспорте с «козлятником».

Покуда они тряслись на продавленных сиденьях (ходили слухи, что по краю распределялись подержанные «форды», но их райотделу такая роскошь явно не светила), Сёма лаконично ввёл напарника в курс дела:

— Участковый летёха нашёл труп в общаге, в душевой. Общага эта на Пионерской. Раньше за «Судаком» числилась, ну то есть…

— За судостроительным заводом, я понял, — перебил его Руслан.

— А сейчас там всякой твари по паре, — тут же ввернул из-за баранки разбитной Эдик. — Вплоть до китайцев. Глядишь, кто-то из них жмура и отоварил.

Сёма незаметно поморщился. Гризли нещадно гонял оперов за блатную «феню», что было сейчас даже удивительно, учитывая появление необычайно популярного радио «Шансон». Но начальство справедливо считало, что в городе и без того засилье блатоты.

Эдик затормозил, и опера выскочили у первого подъезда грязно-жёлтой трёхэтажной общаги, бывшего барака, когда-то возведённого здесь японскими военнопленными. Тут же стояла «скорая», возле которой философски курил водитель.

— Долго нам тут ещё торчать? — это уже подала раздражённый голос пожилая худая докторица в белом халате под расстёгнутым тёмным пуховиком, выглянувшая из кабины «скорой». — Эксперт ваш где?

— Он своим ходом подъедет, — бодро заверил Игнат, и оба милиционера нырнули в затхлую темноту подъезда, пропитанную неповторимым общажным духом: щи с кислой капустой, подгоревший лук, детские пелёнки и вездесущие кошки, одна из которых тут же серой тенью промелькнула под ногами, перерезав путь операм.

— Не чёрная, и на том спасибо, — пропыхтел Игнат, и они наконец достигли третьего этажа, где на входе в длинную кишку коридора красовались угольные запятые от потушенных «косяков». А также выцарапанные и накаляканные фломастером надписи: «Томка — давалка», «Панки, хой», «Всё идёт по плану», пацифики и прочее. Сёма скользнул по надписям настороженным взглядом, с невольным содроганием припомнив рисунки на стенах почти пятилетней давности, повлёкшие тогда за собой череду странных и страшных событий.

В полутёмном коридоре (по известной песне, «на тридцать восемь комнаток всего одна уборная») толпились бабки в засаленных халатах, основной контингент жильцов. Бабок уныло шугал от места преступления, то есть от душевой, молодой участковый лейтенант в новенькой форме. Вид у него был загнанный, и при виде подъехавших наконец оперов он просиял облегчённой улыбкой, которую тут же, спохватившись, согнал с розовощёкой физиономии и снова посуровел.

— Эт-то что тут за слёт юных Василис?! — гаркнул Игнат. — Здравия желаю. Вы все свидетели? Протокольчик составлять будем? В отделение поедем?

Заслышав магические слова «свидетели» и «протокольчик», юные Василисы живо растворились в полумраке коридора. Осталась только одна фигура в халате. Вернее, фигурка. Девушка лет двадцати — двадцати двух, возможно меньше, рост около ста шестидесяти, азиатского типа, как привычно отметил Сёма, более чем худощавого телосложения, глаза карие, волосы чёрные, заплетены сзади в короткую косу. На ней, как и на других обитательницах общаги, красовался толстый байковый халат неопределённой расцветки, шерстяные носки и голубые сланцы. Такую униформу обусловливал промозглый холод, царивший в коридоре вместе с ароматом кислой капусты.

— Лейтенант Панов, — запоздало представился участковый, козырнув операм, и те скороговоркой назвались в ответ.

Руслан первым заглянул в приоткрытую дверь душевой, за ним — Сёма. Следом протолкался прибывший наконец судмедэксперт Михалыч со своим чемоданчиком, фотоаппаратом и штативом.

Помещение было довольно мрачным. Стены, облицованные когда-то белым потрескавшимся кафелем, на вид казались осклизлыми, по углам виднелись чёрные пятна грибка. Справа тянулся ряд покрытых ржавчиной раковин, слева — крохотная ванна, тоже ржавая и больше похожая на корыто, за нею, ближе к окну, находившемуся под самым потолком, — квадратная выемка в полу, куда уныло капала вода из блямбы душевой лейки.

Возле душа распростёрся на спине мужичок — в одних чёрных штопаных трениках и босой. Верхнюю часть его голого волосатого торса украшали нательный крест и синие татуировки — судя по ним, пострадавший был явным сидельцем. Правая рука неестественно подвёрнута под поясницу, лысая голова запрокинута. Из-под неё растекалась небольшая багровая лужица.

Пока Михалыч сосредоточенно возился с трупом, фотографиями и с отпечатками пальцев, Сёма повернулся к топтавшемуся у притолоки участковому.

— Это же вы его обнаружили, лейтенант? Нам дежурный сказал.

— Н-не совсем так, — промямлил тот, вертя в руках фуражку. — Я пришёл по заявлению гражданки Катасоновой Елены Михайловны, одна тысяча сорокового года рождения, из комнаты шестьдесят три. Жалоба поступила на соседей из шестьдесят четвёртой: украли кастрюлю прямо с плиты и не отдают, а ещё оттуда, от соседей то есть, подозрительно воняет палёным.

— Тряпки жжём, смеёмся, — пробормотал Сёма себе под нос, заметив лёгкую усмешку Руслана. Толян бы уже сейчас ржанул в полный голос и стал сыпать анекдотами про нарколыг. — Окей, и что?

— Только я поднялся, как в душевой начали кричать. Гражданка Катасонова и кричала. Я подбежал, заглянул, а он тут… лежит, — лейтенант кивнул на труп с некоторой опаской. — То есть гражданин Сидоренко Александр Иванович, одна тысяча девятьсот пятьдесят второго года рождения, проживал в комнате номер шестьдесят на этом же этаже.

— Один проживал? — подал голос Руслан. Вопрос был дельный, поскольку никакие безутешные родственники возле душевой не толпились, хотя все оставшиеся в общаге обитатели наверняка сбежались к месту происшествия.

— Один, — коротко ответил участковый. — Алкаш, работал то там, то сям. Жилплощадь ему после дядьки осталась.

Сёма ещё раз внимательно оглядел покойника:

— Сидел?

Про себя он подумал, что этот обычный невинный глагол прошедшего времени имеет в России вполне однозначное истолкование.

— Дважды по сто шестьдесят первой. Грабёж. Вышел в позапрошлом году, — исчерпывающе сообщил лейтенант. «Толковый, однако, парень, к нам бы его, — подумал Сёма, отметив ещё и то, что лейтенант сказал «вышел», а не «откинулся».

— Рус, что думаешь? — развернулся он к Руслану, который тем временем внимательно осматривал душевую, не обращая внимания на недовольно косившегося на него Михалыча. — Поскользнулся, упал, потерял сознание?..

— Но не очнулся и не гипс, — медленно проговорил Руслан. — Помыться он точно не успел: пятки, то есть подошвы ног, — поправился он, — грязные, штаны сухие, да и вообще на нём никаких следов влаги. Вошёл и упал? Пьян был?

В спёртом воздухе стоял явственный сивушный запашок.

— Меня никто послушать не желает? — ехидно осведомился Михалыч, с кряхтением распрямляясь. — Радикулит, падла, невовремя вступил… — пожаловался он. — Итак, смерть наступила приблизительно два часа назад, то есть в семь — семь тридцать утра, причина смерти, опять же предположительно, травма головного мозга в результате падения, которое могло быть вызвано…

— Сам упал или кто-то толкнул, — перебил его Руслан. — Пол-то сухой.

Эксперт раздражённо поморщился, а Сёма незаметно ухмыльнулся: он знал, что Михалыч терпеть не может, когда его перебивают.

— Больше никаких следов насилия не нахожу. Ни ссадин, ни ушибов. Кстати, пятки у этого гражданина ничем не отмыть, если он всё время разгуливает по своему обиталищу босиком, — выпустил эксперт парфянскую стрелу.

Стрела, однако, просвистела мимо цели — Руслан с полнейшей невозмутимостью поправил его:

— Разгуливал, — и обратился к участковому: — Если вы тут всё время караулили, товарищ лейтенант, то кто же позвонил к нам и в «скорую»?

— Да вот же, — заторопился милиционер, почти с радостью выскакивая в коридор, — вот же, гражданочка из шестьдесят седьмой!

Гражданочкой из шестьдесят седьмой оказалась та самая девушка азиатской внешности, в халате и сланцах; она всё ещё терпеливо дожидалась снаружи, придерживая на груди распахивавшийся халат. Игнат глянул на неё повнимательнее, как и Руслан, но она вовсе не смутилась под их испытующими взглядами и тёмных, как смола, глаз не опустила. Смуглое, словно вырезанное из дерева лицо осталось бесстрастным, будто у какого-нибудь Чингачгука или Ульзаны, подумал Сёма, всё детство тащившийся с гэдээровских фильмов про благородных индейских воинов типа Гойко Митича.

— Она потом подошла, когда гражданка Катасонова начала кричать, — проинформировал лейтенант Панов, — и я её попросил позвонить в милицию и в «скорую». Внизу автомат есть.

Сёма вновь посмотрел на девушку из шестьдесят седьмой и сказал:

— Пожалуйста, пока не уходите. Как вас зовут?

Про себя он уже решил, что это какая-нибудь из китаянок с рынка.

Девушка разжала пухлые губы и ровным голосом отрекомендовалась:

— Айога Ингилеевна Кимонко.

Ударение в имени и фамилии было на французский лад — на последнем слоге.

Сёма слегка оторопел и заторможенно кивнул. Он не мог сразу вспомнить, где слышал это имя — Айога, но звучало оно красиво. Очень.

А потом он вспомнил, как наяву увидев тоненькую книжечку с невиданной красоты рисунками, на обложке которой стояла у озера девочка с лебедиными крыльями вместо рук и было написано: «Айога». Нанайская сказка. Или удэгейская. Точно, удэгейская. Только он всегда думал, что это имя произносится с ударением на «О». Оказывается, нет.

В конце коридора уже нетерпеливо маячил шофёр «скорой» с носилками, а за ним — водитель Эдик, готовясь выносить покойника.

— Пусть потерпевшего забирают, — отрывисто сказал Сёма Руслану. — Пошли к нему шестидесятую, всё осмотрим.

Смотреть в шестидесятой оказалось особо нечего. Койка, превращённая в лежанку, возле неё — пустые бутылки, одна — видимо, из неё покойник и похмелился, едва продрав глаза, — красовалась на битой тумбочке. Рядом — горбушка хлеба и огрызок свежего огурца.

— Завтрак аристократа, — пробормотал Сёма, разом припомнив всем известную картину.

На койке — ворох несвежего тряпья, в углу — явные следы засохшей блевотины. В платяном шкафу, едва Руслан распахнул заскрипевшие дверцы, на вешалке скучал одинокий пиджак. Единственным приличным, не покоцанным и не дешёвым предметом обстановки был телевизор «Голд Стар», купленный хозяином, видимо, в ту славную пору, когда у него вдруг появились деньги. И, как ни странно, не пропитый.

— Пипец, — вынес вердикт Руслан, занося в блокнот какие-то пометки. — Теперь куда?

— Надо опломбировать, — пробурчал Сёма, выходя в коридор. — Давай к душевой. Ты ещё раз всё там внимательно осмотри, а я поищу эту… свидетельницу Катасонову из шестьдесят третьей, опрошу для протокола.

На общей кухне около пяти облупившихся газовых плит и разномастных шкафчиков и столов топтались всё те же бабульки, которые не так давно улетучились из коридора, а потом провожали до «скорой» скорбное шествие с чёрным кулём на носилках. Они азартно атаковали опера вопросами и предположениями насчёт происшествия — каждое из них Сёма отмечал в уме, как всегда учил великий Гризли.

Он встряхнулся и сурово посмотрел на гражданку Катасонову, худую тётку с желтоватым морщинистым лицом, вцепившуюся ему в рукав. Она толклась тут же, на кухне, упиваясь важной ролью свидетельницы и в десятый, наверное, раз живописуя, как она вошла, чтобы умыться, а Иваныч лежит, а выключатель сразу не сработал, и она об Иваныча почти споткнулась, но на ногах удержалась. Наклонилась, окликнула его, пощупала и увидела кровь. И начала звать на помощь.

— Пойдёмте к вам в комнату, протокол составим, — со вздохом распорядился Сёма.

В шестьдесят третьей комнате (много старой полированной мебели и ещё больше вывязанных крючком белейших салфеточек, на подоконнике — горшки с геранью и алоэ, рядом дрыхнет круглый и рыжий, как тыква, кот) он ещё раз с самого начала выслушал рассказ об обнаружении трупа соседа, потом (страшным шёпотом) — о злодеях из шестьдесят четвёртой и наконец спросил:

— У покойного, то есть у Сидоренко Александра Ивановича, были здесь враги? Кто-нибудь его особенно сильно недолюбливал? Может быть, какие-нибудь подозрительные люди приходили?

— Да кто к нему только не ходил, к алкашу ентому, — махнула худой рукой гражданка Катасонова. — Ходили, пили, ели, на кухне свинячили. Синие. А враги — так он сам себе первый враг.

Сильно сказано, одобрил про себя Сёма.

— Синие — в смысле от татуировок или алкоголики? — насторожившись, быстро уточнил он.

— И то, и другое, — отозвалась свидетельница и тут же заканючила: — А в шестьдесят четвёртую-то вы, товарищ милиционер, зайдёте? Попужать их, иродов, хотя бы. Пускай кастрюльку мою вернут. Кастрюлька новая, тефалевая, дочка подарила на восьмое марта, дорогущая! — похвасталась она.

«В той кастрюльке небось чего только уже не варили, — меланхолично подумал опер. — Тефаль, он всегда думает о нас, он таковский». Вслух же Сёма скучным голосом сообщил:

— Это не по оперативно-розыскной части. Мы убийство расследуем. — И поспешно добавил, увидев, что гражданка Катасонова открывает рот, намереваясь с новой силой запричитать: — Но я к ним зайду.

В шестьдесят четвертую комнату он действительно зашёл. Там царил несусветный срач и такое же несусветное амбре со сложным букетом. Дверь была не заперта, ибо на пороге стоял участковый Панов и, явно стараясь неглубоко дышать, втолковывал что-то паре проживающих: лысому ханыге неопределённого возраста в застиранных полосатых семейниках до колен и его спутнице, такой же пропитой и прокуренной бабёнке в грязном халате. Удивительно, как он смог этой парочки добудиться — обоих всё ещё шкивало из стороны в сторону. Вряд ли они имели возможность и желание выходить утром в душевую, сделал Сёма резонный вывод и поспешил выскочить в коридор, подальше от амбре.

Там он сразу увидел Руслана, методично стучавшего в одну запертую дверь за другой. За ним осторожно, почти на цыпочках, шествовали две бабульки, подсказывая ему, видимо, где могут находиться жильцы. Все были при деле. Сёма внутренне ухмыльнулся, но тут же настороженно покосился на оставленную новым опером душевую. В ней явно что-то происходило.

Ни о чём не спрашивая Руслана, Сёма проскользнул вдоль стены и бесшумно заглянул в душевую. Там на коленях стояла девушка из шестьдесят седьмой, то есть Айога Ингилеевна Кимонко. Опер мог видеть только её согнутую спину и чёрную косу. Рядом с ней высилось жестяное ведро с водой, из которого свисал хвост замызганной тряпки. Очевидно, Руслан, закончив с осмотром, разрешил ей убрать следы происшествия, дабы обитатели общаги смогли снова посещать свою купальню и совершать омовения. Но девушка не мыла полы. Она просто… она просто…

Сёма неверяще сделал несколько шагов вперёд. Айога прижимала обе узкие ладони к кафелю, к подсохшей багровой лужице, рядом с которой эксперт Михалыч мелом начертил размашистый крест, обозначавший место происшествия.

У Сёмы между лопаток пробежали мурашки, но он не успел даже выдохнуть. Девушка стремительно обернулась, увидела его и одним молниеносным плавным движением оказалась возле ведра, выхватив из него тряпку, с которой потекла вода прямо на её голубенькие сланцы и вязаные носки. Щёки у неё стали пепельно-серыми, пухлые губы сжались в нитку, округлившиеся глаза впились обалдевшему Сёме в лицо.

— Вы… что здесь делаете? — наконец прохрипел он, откашлявшись.

— Полы мою, ваш товарищ разрешил, — ответила она без малейшей запинки и наконец отвела свой пронзительный взгляд.

И что ему было на это сказать?

— Как закончите, подойдите к своей комнате, — резко распорядился он, вдруг разозлившись. Что это ещё за номера?!

Айога только кивнула и отвернулась, принявшись сноровисто мыть полы. Начала она с левого угла, как машинально отметил опер, прежде чем повернуться и выйти.

— Т-твою ж… — прошептал он себе под нос, потирая сзади шею. Мурашки всё ещё кололи ему кожу, он был готов поклясться, что Айога немигающе смотрит ему вслед. — Это что ж за хреновина опять творится?

Он нашёл Руслана в конце коридора, возле пыльного окна, на подоконнике которого торчал одинокий горшок с останками засохшего там цветка. Теперь горшок служил обитателям общаги пепельницей. На полу стояла консервная банка из-под китайской тушёнки, тоже с окурками. Руслан, стараясь ни к чему не прислоняться, аккуратно заносил в блокнот какие-то данные.

— И что узнал? — поинтересовался Сёма, подходя.

Тот в ответ пожал плечами:

— Да ничего. Всё те же пенсионерки. Работяги — на работе. Из шестьдесят первой, шестьдесят второй, шестьдесят пятой, шестьдесят шестой и шестьдесят девятой. Получается, ушли до предполагаемого убийства либо кто-то из них вообще в душевую не заходил.

— Или убил, — проворчал Сёма, поглядывая на окурки в цветочном горшке. Курить хотелось зверски, зря бросил.

— Или убил, — ровно согласился Руслан. — И на работу пошёл. В ту заводскую проходную, что в люди вывела меня.

Сёма невольно хмыкнул. Он тоже знал эту песню.

— Что с той девчонкой, с Айогой? Ты ей велел там помыть?

— А что? — поднял брови напарник. — Эксперт всё сделал же. И сфотографировал. Ты смотрел, я смотрел. Мы сейчас отчалим, а людям мыться где-то надо.

— Ты велел или она сама вызвалась? — уточнил Сёма. Картина эта — узкие девичьи ладони посреди кровавой засохшей лужи — не выходила у него из головы.

— Она, наверное, — Руслан нахмурился. — Точно, она спросила: можно, типа, я зайду и полы вымою? Ты был занят, ну я и разрешил. Не надо было?

Взгляд его стал тревожным.

— Пошли, поговорим с нею, — вместо ответа тяжело вымолвил Сёма. — Вон она, домой идёт.

И действительно, из душевой показалась хрупкая фигурка в байковом халате не по росту, и опера мгновенно очутились возле неё.

Айога взглянула на них через плечо непроницаемыми глазами, прошла к своей шестьдесят седьмой и распахнула дверь. К порогу, радостно сияя, стремительно выкатился пацанёнок лет трёх в синем комбинезоне, похожий на крохотного медвежонка, смуглый, крепко сбитый, черноволосый, щекастый, но, завидев чужих, тут же куда-то укатился и исчез из виду. Притаился.

— Проходите, — ровно произнесла Айога, потуже затягивая пояс халата. Мальчик выбрался из-под стола и кинулся к ней, она подхватила его на руки и прижала к себе, словно укрывая от любопытных взглядов. Или укрываясь за ним.

— Ваши документы, — официально проронил Сёма. Он никак не мог простить девчонке свой невольный испуг.

Годом рождения гражданки Кимонко значился в паспорте семьдесят четвёртый. Местом рождения и прописки — приморский посёлок Красный Яр, местом временной регистрации — эта самая общага. Всё по закону, придраться не к чему. Судя по дате регистрации, приехала она в город К. в начале мая текущего года. Страница с семейным положением оставалась чистой, зато на страницу «Дети» был вписан сын Богдан Ильич Кимонко, одна тысяча девятьсот девяносто третьего года рождения.

Сёма задумчиво повертел паспорт в руках, не спеша возвращать.

— Почему из дому уехали? — спросил он резко, хотя тут всё было, в общем, понятно: нагуляла дитё, и родные, небось, загрызли.

— Город большой, работа есть, — легко отозвалась Айога, поудобнее подхватывая сына под жопку. Весил бутуз, должно быть, немало, руки оттягивал. Мелкий застенчиво и настороженно косился на оперов, ни звука не проронив. В мать.

Сёма хмыкнул, порылся в кармане — вчера ему выдали чупа-чупс в ларьке на сдачу. Достал его, протянул пацану. Тот мгновенно выхватил угощение, просиял щербатой улыбкой.

— А почему не во Владик? — продолжал докапываться Сёма. — Он поближе и побольше.

— Мне там не нравится, — коротко объяснила Айога. Её тонкое лицо более чем когда-либо походило на деревянную маску.

— А работаете где? — спросил в свою очередь Руслан. — На судостроительном?

— Без квалификации не берут, — девушка поставила на пол сынишку, деловито разворачивавшего чупа-чупс. — Нянечкой в садике, а он при мне.

— А сегодня почему не на работе? — спрашивая это, Сёма поймал досадливый и озадаченный взгляд Руслана — мол, чего прискрёбся к девке, — но Руслан-то не видел того, что видел он!

— Богдан приболел, температурит, решила не водить. Отпросилась, подменили, — Айога снова посмотрела на сына, ответившего ей таким же серьёзным взглядом.

— Холодно тут, — подал голос Руслан, и теперь пацанёнок, девушка и Сёма посмотрели на него. Он явно смутился и пояснил. — По полу сквозит, а он на полу играет. Коврик бы сюда какой-нибудь.

— Да какой там коврик, — махнула рукой Айога, на миг оттаяв, но Сёма, не давая ей опомниться, выпалил:

— Что вы всё-таки делали в душевой? Там, где лежал покойник?

— Полы мыла, — девушка повела плечом, лицо её снова будто окаменело.

— Вы его знали? Этого Сидоренко Александра Ивановича? — уточнил Сёма, незаметно вздохнув. Он понимал, что объяснений от неё не добиться. По крайней мере, сейчас, когда у них нет данных судмедэкспертизы… и вообще ничего толком нет.

Айога предсказуемо покачала головой:

— Даже не здоровались.

— Он за вами ухаживать не пытался? — напрямик осведомился Сёма.

Она сердито сверкнула глазами и тут же снова стала бесстрастной, как изваяние.

— Он за бутылкой ухаживал.

Исчерпывающий ответ.

Оставалось только признать своё поражение, настрочить протокол и дать гражданке Кимонко расписаться. Что она и сделала.

* * *

Выйдя из подъезда общаги, опера осмотрелись в поисках «бобика», но машины и след простыл — Эдика наверняка вызвонил кто-нибудь из отделения. Ветер с Амура багряным и жёлтым хороводом гонял вокруг палые листья.

— Пошли на трамвай, что ли, — Сёма повернулся к Руслану, мимолётно пожалев, что не взял верную Детку со стоянки. — Заодно обсудим всю эту фигню. Прокуратура дело возбуждает по факту смерти, сейчас Гризли начнёт с нас версии трясти. Ну, помимо той, что сам упал, пьян был. Кстати, он реально был бухой, разило там будь здоров, и без экспертизы понятно.

— Ты спросил, что она делала в душевой, — медленно проговорил Руслан. — Значит, ты что-то заметил. Что-то неладное. Что? — он нахмурился.

— Чёрт, — пробормотал тот, снова начав потирать шею под воротником кожанки. — Не знаю даже, как сказать-то. В общем, она сидела над этой засохшей кровякой и обе ладони к ней прижимала. Вот так, — Сёма показал как. — Она меня сперва не заметила. А когда заметила, вскочила и кинулась к ведру, тряпку схватила, вроде пол моет.

— Твою мать, — одними губами произнёс Руслан. Они оба уже стояли посреди узкого проулка, и редкие прохожие торопливо их огибали. Спохватившись, Сёма двинулся дальше, к остановке.

— Точно? — с нажимом продолжал Руслан. — Ты не ошибся? Может, действительно мыла? Может, тряпка у неё в руках была?

Сёма отрицательно повертел головой и с сожалением сообщил:

— Хорошо бы, но нет. Единственно, что она могла держать ладони над этой лужей, а не в ней, но вряд ли. У меня аж спину морозом взяло, если честно.

— Да, ничего так себе, — признал Руслан. — А я гадал, с чего это у тебя такой… бледный вид и макаронная походка.

Сёма через силу ухмыльнулся и решительно заявил, выруливая из проулка и устремляясь вслед громыхающему по рельсам старенькому трамваю:

— Имеется предложение. Доедем до «Пикника», там пожрём и покалякаем… о делах наших скорбных. У меня на пустой желудок башка не варит.

Руслан согласно кивнул, и оба едва ли не на ходу запрыгнули в тащившуюся с речного вокзала «четвёрку». Тётка в кабине укоризненно погрозила им пальцем и даже блямкнула звонком, но двери открыла.

— Смотри чо, — сказал Сёма уже в пресловутом «Пикнике», именуемом в народе «Разорви хлебало», где мастрячили гамбургеры куда вкуснее, чем в «Макдональдсе» и уж точно больше размером. — Версий несколько. Самая удобная — поскользнулся, упал, далее по тексту.

— Маловероятно, — тотчас отозвался Руслан, осторожно откусывая от фирменного пикниковского бургера, который приходилось держать двумя руками. — Полы-то сухие были. Не мылся он, и до него никто там не мылся.

— Да какая, нахрен, разница. Они, может, вообще не моются, — проворчал Сёма и машинально огляделся. «Пикник» наполнял обычный местный контингент — студенты из расположенного через дорогу технаря, весело галдевшие. Никто не обращал внимания на притулившихся за угловым столиком оперов. — Не мусульмане, блин. Чёрт… Извини, Рус, — он поморщился, покосившись на напарника, невозмутимо прихлёбывавшего чай из пластикового стакана с болтавшимся на краю жёлтым ярлычком «Липтона». Но тот лишь нетерпеливо хмыкнул:

— Забей. Версия два — кто-то его укокошил по нечайке, толкнул, он упал — и привет. Статья сто девятая.

— Вопрос — кто? — подхватил Сёма, энергично работая челюстями. — Кто-то из бабулек? Айога эта? Работяга, потом сваливший на завод? Собутыльник или сожительница, которые у него ночевали и с ним бухали?

— Бабульки показали, что в эту ночь у Сидоренко никто не оставался, — перебил его Руслан. — Если он бухал, то один. Всё остальное надо проверять, вернуться туда вечером, когда народ придёт со смены.

— Вот же головняк, — тоскливо попенял покойнику Сёма. — Можно было бы, конечно, на тормозах это всё спустить, ханыга синий нахрен никому не сдался. Пусть бы рабочая версия была — поскользнулся и упал, — он остро глянул на Руслана, ответившего ему таким же прямым взглядом. — Ненавижу синюков этих, но…

— Но? — тот поднял брови.

Сёма поискал какие-то правильные слова и сказал лишь:

— Нехорошо это. Знаешь, — он чуть помедлил, — я в розыске уже лет двенадцать и понял: если некий хер кого-то кончил и безнаказанно ушёл, хоть кого, хоть такого вот ханыгу безродного, он потом убьёт или покалечит ещё. Не факт, что обязательно, но очень часто так и бывает. Потому что если есть грех, должна быть и кара за него, а если нет кары, тем более за мокруху… — он снова в панике запнулся, уставившись на напарника.

Руслан Ковалёв был на войне. Только что оттуда вернулся. И не цветочки же он там собирал.

— Философ ты, — с короткой усмешкой проговорил тот, поднимаясь из-за шаткого столика. — А если он этот грех в церкви замолит, свечки поставит, все дела? Что, больше не убьёт? Типа застраховался?

«К отцу Александру бы тебя», — сердито подумал Сёма, но вслух с сожалением признался:

— Хрен знает, я во всех этих епитимьях, или как их там, не силён.

— Я тоже не особо, — спокойно отозвался Руслан. — Слыхал просто, что тех, кто на войне был, даже после Отечественной до причастия не допускали, если признавался, что убивал с ненавистью или ну… с удовольствием. Война работой должна быть. Или ты, или тебя.

Сёма угрюмо поразмыслил и вслух честно признался, глядя Руслану в глаза:

— Мне за все годы в ментовке никого не пришлось положить. Свезло, чо. Ладно, хорош болтать, — он тоже решительно встал, вытирая пальцы салфеткой. — Пошли уже бумажки писать и перед Гризли отчитываться, всё равно вечером в общагу возвращаться, работяг опрашивать. Арфы нет — возьмите бубен, короче.

* * *

Бубен оказался не фонтан. Ну то есть абсолютно.

Когда опера в восемнадцать ноль-ноль вернулись в пресловутую общагу, уже начинало темнеть и холодать. С улицы потянулась домой игравшая на разбитой детской площадке мелюзга. Руслан и Сёма галантно раскланялись с уже знакомыми бабульками, повысовывашимися с кухни, те явно готовили внукам ужин. Айоги среди них не наблюдалось, дверь в её шестьдесят седьмую комнату была плотно прикрыта.

Руслан заглянул в свой блокнот и властно постучался в шестьдесят первую рядом с опечатанной поутру шестидесятой, принадлежавшей покойнику. Согласно ориентировке, там прожевали слесарь с «Судака» Анциферов Дмитрий Юрьевич и его супруга, работавшая там же табельщицей Анциферова Оксана Романовна. Оба были дома, собирались ужинать. На электроплитке остывала сковорода с жареной кетой (Сёма невольно сглотнул слюну), рядом весело закипал чайник, в углу у входа высился умело сделанный рукомойник. По крайней мере, умывалась парочка здесь, заключил Сёма.

Представившись и в двух словах рассказав об утреннем происшествии с соседом, Сёма осведомился у главы семьи, сорокалетнего бодренького мужичка с залысинами как у бывшего генсека, в китайских «адидасах» и синей майке навыпуск:

— Вы часто общались со своим покойным соседом? Выпивали с ним? Что можете о нём рассказать?

Мужичок быстро и виновато взглянул на подбоченившуюся супругу — яркую дородную красавицу, — и Сёма мгновенно сообразил, кто тут действительно является главой семьи.

— Один раз выпивал — у него, — лаконично отозвался Анциферов. — Больше не стал. И не общался. Когда у него сильно бузили, то ходил ругаться.

— Вы лично ходили? — уточнил Руслан.

— Иногда я… иногда супруга, — пробормотал Анциферов, отводя взгляд. — Вообще мы это… на квартиру копим, скоро съедем отсюда.

Оксана Романовна лишь хмыкнула, скрестив руки под высокой грудью. Оба расписались в заполненном Русланом протоколе, и опера выкатились в коридор.

— Вот для чего нормальные мужики женятся, — полушёпотом констатировал Сёма. — Хорошая жратва, хороший секс и ежовые рукавицы.

Руслан усмехнулся и постучал в следующую дверь, за которой ориентировочно проживал Соколов Владимир Дмитриевич, тысяча девятьсот пятьдесят первого года рождения, несудимый, токарь четвёртого разряда.

Тут-то Сёма и почуял неладное. Милицейская чуйка — она такая.

Внутри раздавался какой-то приглушенный галдёж. Низкий мужской голос бубнил что-то явно угрожающее, женский — быстро ему отвечал, как бы отнекиваясь.

Среди всего этого бубнежа вдруг явственно прозвучало отчаянное:

— Я же знаю, что вы не хотели его убивать, вы просто толкнули! — голос этот, женский, очень знакомый, вдруг оборвался вскриком: — Не надо!

У Сёмы захолонуло сердце. Он кивком велел Руслану отойти, ударом ноги выбил замок, распахнул дверь и встал у притолоки. Руслан встал по другую сторону.

— Милиция! — громко крикнул Сёма, разом охватив взглядом всю комнату.

Там творился звездец.

Токарь четвёртого разряда Соколов, левой рукой держа за волосы Айогу, правой приставлял нож — здоровенный, как показалось Сёме, тесак — к её тонкому горлу в вырезе распахнувшегося халата.

— Сука, всё-таки мента привела! — процедил Соколов, играя желваками на небритых скулах. Казался он таким же здоровенным, как его тесак, особенно рядом с хрупкой Айогой.

— Сам пришёл, — отозвался Сёма как мог хладнокровно, засунув руку за пазуху в поисках ствола и с ужасом осознав, что оставил ПМ в сейфе, долбоклюй хренов, уверенно шествующий путём Толяна. Надо было теперь делать хорошую мину при плохой игре. Спасать девчонку. О том, что имел в виду этот козлина под «всё-таки привела мента», следовало подумать потом — если таковое настанет. — Бросай нож!

— Авотхуй! — в одно слово проорал козлина и, наоборот, сильней прижал свой тесак к горлу Айоги. Лицо у той стало пепельно-серым, но она не издала ни звука.

— Ты же себе пожизненное шьёшь, дурак, — Сёма гнул своё, лихорадочно размышляя, как обезвредить гада и уберечь при этом Айогу. Кинуться гаду в ноги — тот всё равно легко успеет располосовать девчонку.

Тут Руслан, чуть отступивший вглубь коридора, который, к превеликому счастью, оставался пустым, сделал Сёме знак рукой. Тот видел это боковым зрением, не отрывая глаз от насторожившегося, как зверь, Соколова. Сёма понимал, что тот второго опера попросту не заметил и решил, что мент тут один. На этом можно было сыграть, Руслан явно собирался это сделать, и Сёма даже знал, как именно. Рядом с окном шестьдесят второй комнаты, где не было решётки, снова к превеликому счастью, проходила пожарная лестница с крыши, сейчас неразличимая в сумерках, но утром Сёма намётанным глазом её заметил. Нужно было заговаривать Соколову зубы, пока Руслан спустится по ней с крыши, выбьет стекло, тем самым отвлекая козлину и давая Сёме шанс спасти девчонку.

— Отпусти девушку, не ломай себе жизнь окончательно, — предложил Сёма как мог мягко. Дождался нового «авотхуя» и продолжил беседу: — Ты за что Сидоренко укокошил? Ведь он твой дружок был.

Он рассчитал правильно, Соколов зло дёрнулся и взахлёб выпалил:

— Какой ещё, нахер, дружок?! Бухали вместе, да и всё! А он, падла, повадился в душ ссать, если тубзик занят! Я ему сколько раз говорил, знал, что он это, больше некому! Ну, пошёл я по утрянке мыться, гляжу: он опять стоит и ссыт, тварина! Развернулся — и ко мне, и лыбится ещё! Пихнул его только с психу, а он грохнулся, башкой ударился и сдох! Я выскочил оттуда, собрался — и на завод! Никто не видел! Никого не было, как ты узнала, ты, сучка узкоглазая! — он безжалостно встряхнул Айогу, мотнувшуюся в его ручищах, будто кукла.

— Давай без оскорблений по национальному признаку, — процедил Сёма, в голове у которого наконец начала прорисовываться стройная картина случившегося. — Ты…

Договорить он не успел. Оконное стекло за спиной убийцы разлетелось, его звона Сёма не услышал за грохотом выстрела. Новый опер райотдела Руслан Ковалёв, не вступая с преступником в разговоры, просто-напросто пальнул в него с пожарной лестницы.

И уложил насмерть, как выяснил Сёма, метнувшись к распростёршемуся на потёртом коврике телу и подхватив сомлевшую Айогу, лёгкую, как пушинка, пока Руслан влезал в окно.

Оказывается, у него был-таки ствол, машинально констатировал в край офигевший Сёма.

Коридор позади них мгновенно наполнился народом, раздались охи, ахи и взвизги. Сёма взглядом выхватил из собравшейся толпы гражданку Катасонову из шестьдесят третьей и велел ей вызвать милицию и «скорую». Одновременно он передал возникшей на пороге Оксане Романовне из шестьдесят первой очнувшуюся девушку и так же непререкаемо велел увести её домой.

— Пацан там один небось, — хмуро добавил он. Ему не хотелось, чтобы, окончательно придя в себя, Айога сразу увидела труп Соколова и кровищу вокруг.

Остальных обитателей общаги он уже без всякого пиетета послал в жопу, плотно закрыл дверь, и они с Русланом сумрачно встали над трупом.

— Писать нам теперь бумажек не переписать, — хмуро предрёк Сёма, прикрывая бывшего токаря Соколова сдёрнутым с его тахты китайским пледом в цветочек. — Мне — за то, что оружия не взял, тебе — за убийство подозреваемого при задержании. Ствол тебе кто выдал, Гризли?

Руслан только кивнул, а потом негромко спросил:

— А что писать-то?

Вопрос был на сто баксов.

— Я вот чего мозгую, — быстро выпалил Сёма, прислушиваясь, не воют ли под разбитым окном сирены. — Девчонка знала или догадывалась, что Сидоренко убил Соколов; как она это выяснила, пока опустим. Она пошла к нему, требуя явки с повинной, идиотка. Тот принялся ей угрожать, мы это слышали сквозь дверь и явились, как конница Чапаева. Я отвлекал Соколова дипломатической беседой, ты взобрался на крышу, спустился по пожарке и пальнул в него сквозь окно. Спас заложницу. Какого чёрта ты не сделал предупредительного выстрела и пальнул не по ногам, вот что тебя спросит комиссия по служебному соответствию. Гризли тоже, кстати, будет писать бумажку, на каком основании он выдал стажёру ствол, а стажёр из него устроил пальбу в общаге. Короче, звезды получат все и каждый. Только не на погоны.

— Я стрелял по ногам, — легко сообщил Руслан.

— А-а, то есть Акела промахнулся и попал прямо в шею, — прищурился Сёма, и Руслан, помедлив, уточнил:

— Скажу, что стрелял по ногам.

Сёма длинно и тяжело выдохнул. Хоть правду услышал. Всё произошедшее ему не нравилось до зубовного скрежета, мягко говоря. Вообще всё, с самого начала и до конца. Положительный во всех отношениях токарь четвёртого разряда Соколов толкнул ссавшего в общественном душе соседа-забулдыгу и убил его. Айога Кимонко, мать-одиночка, каким-то загадочным образом определила это, пришла к токарю Соколову и начала уговаривать его признаться. Тогда токарь Соколов принялся убивать и её, окончательно съехав с катушек. А Руслан Ковалёв, новый опер райотдела милиции, только что вернувшийся из Чечни, преспокойно уложил Соколова в могилу. Как говорила Игнатова бабка, отправил в Могилёвскую губернию. Сам же Игнат Сёмин, старший опер, в это время оказался без оружия и как бы вообще не при делах. Ну, стоял руки в брюки, звездел с преступником. Молодец, чо.

Он ещё раз вдохнул и пробормотал:

— Зато девку спасли, дитё сиротой не осталось. Хоть что-то хорошее во всём этом бардаке. — Он услышал, как завыли за окном сирены, и торопливо добавил: — Сейчас трупак сдадим и рысью к Айоге этой, пока нас к херам не отстранили от дела. Надо снять показания. Сперва — взаправдашние, потом — для протокола.

Руслан в очередной раз молча кивнул. Был он так же немногословен, как сама Айога, Сёма давно это приметил. Просто два сапога пара.

* * *

На место происшествия прибыли Кот с Мазаем, оба при пушках — гражданка Катасонова явно доложила по телефону, что в общаге, мол, творится полный ужас-ужас. Сёма успокоил их, мрачно сообщив, что Ледовое побоище уже закончилось, и вкратце изложив свою версию событий. Те угрюмо покивали и отправились курить на крыльцо, ждать эксперта Михалыча.

— Покоя от вас нету ни днём ни ночью, оглоеды, — привычно посетовал прибывший наконец Михалыч, принимаясь за священнодействие с покойным токарем Соколовым. Сёма и Руслан терпеливо маячили в коридоре.

— Мы это… закончим с потерпевшей здесь, в отделение не повезём, у неё ребёнок маленький, — туманно пояснил Сёма Коту, когда «скорая» увезла труп.

Мазай с явным облегчением дёрнул товарища за рукав, и оба тут же испарились вслед за экспертом. Навязываться не стали. Как говорилось в русской народной сказке «Мороз Иванович», «сама ведёрко уронила, сама и доставай». Руслану и Сёме это было только на руку.

Дождавшись, когда коридор вновь опустеет, они направились к комнате Айоги, где всё ещё исправно несла дежурство Оксана Романовна, тихим певучим голосом читая прикорнувшему в своей кроватке Богдану толстую книжку, в которой Сёма опознал сборник сказок Успенского. Рановато, но ничего, пацан смышлёный. Закутанная в одеяло Айога зябко свернулась калачиком рядом на диване, поджав коленки к груди.

Сёма горячим шёпотом поблагодарил Оксану Романовну за неоценимую помощь, и та с неохотой удалилась. Ясно было, что ей очень нравилось чувствовать себя спасительницей жертвы преступления.

Сама жертва, когда за соседкой захлопнулась дверь, пошевелилась и села, спустив с дивана тонкие смуглые ноги в неизменных шерстяных носках. Поправила халат, проворно переплела косу и уставилась на оперов с обычным непроницаемым выражением лица. Сынишка её уже вовсю сопел, убаюканный Успенским, машинально отметил Сёма. Слава богу.

— В больницу, может, для освидетельствования? — нерешительно предложил он, заранее зная ответ.

Айога отрицательно покачала головой, ощупав шею, пересечённую длинной, но уже подсохшей царапиной. Разлепила губы и вымолвила только:

— Не надо.

— Тогда рассказывайте, как всё было, — сурово велел Сёма, усаживаясь на диван рядом с нею. — Не для протокола, для нас, — он оглянулся на Руслана, который тоже устроился на пододвинутом стуле. — Только правду. Протокол потом напишем. Что случилось с вами в душевой?

Айога вздохнула и проговорила с хрипотцой, но свободно:

— Я просто вижу, как всё бывает. Не всегда, но почти. Если ладони приложить, — она выставила перед собой узкие ладони, будто защищаясь.

— Просто, значит, — пробормотал Сёма, ничуть не удивлённый. — Шаманите типа?

У него в голове враз замелькали какие-то картины из приключенческих фильмов: кружащиеся у костра люди, гулкий зов бубна, протяжные песнопения.

Айога так же легко пожала покатыми плечами и проронила:

— Бабушка была. Я — нет. Но я всегда знала, что я такое могу. Потому и уехала из Красного Яра, не хотелось родных… читать. Мы там все — родня. Отец Богдана деньги присылал… присылает, сняла эту комнату.

Сёма что-то такое и предполагал. На зарплату нянечки не шибко разгуляешься, кто-то должен был матери-одиночке помогать. Он намеревался было спросить, кто этот отец, но сдержался, к делу это отношения явно не имело. Ну, кто-то из тамошних таёжных шишек, председатель леспромхоза какой-нибудь или замглавы района, мало ли. Помог девке отправиться в город от греха.

— Окей, — неловко кивнул Сёма. — А почему сразу не признались? Я же спрашивал! — закончил он даже с некоторой обидой, вспомнив, как Айога стояла на коленях в душевой и притворялась, что моет окровавленные полы.

Она чуть потупилась, глянула искоса:

— Вы бы всё равно не поверили. Так проще.

— Во-первых, поверил бы, — проворчал Сёма. — Я, знаете ли, чего только в этой жизни не видел, — он опять вспомнил про рисунки, процарапанные на стенах. — Во-вторых, «проще» — это как? Проще заявиться к этому козлине и уговаривать его на явку с повинной? — он чувствовал, что снова начинает закипать. — Тупость же несусветная!

Айога ещё сильнее понурилась и ничего не ответила.

— Она за неё расплатилась, — подал голос Руслан. Девушка и Сёма удивлённо на него посмотрели, и Айога наконец прошептала:

— Спасибо вам.

Оба опера поняли, что благодарит она не за слова поддержки, а за меткий выстрел из окна.

— Не за что, — ровно отозвался Руслан. — Это наша работа.

— Ладно, — с очередным вздохом заключил Сёма. — Теперь давайте сочинять протокол.

Официальная версия событий, изложенная в подписанном Айогой протоколе, выглядела так: она случайно заметила Соколова выходившим из душевой перед тем, как был найден труп потерпевшего Сидоренко, испугалась, ничего не сообщила милиции. Соколов, видимо, тоже её заметил, потому что затащил в свою комнату, встретив в коридоре, и принялся угрожать. Тут пришли милиционеры, Соколов утратил душевное равновесие (этим оборотом Сёма даже возгордился) и попытался взять Айогу в заложницы неизвестно с какой целью, уйти бы ему всё равно не удалось. Находясь у него в руках под угрозой ножа, она услышала выстрел, Соколов разжал руки, выпустил её и упал навзничь. Тут и она потеряла сознание и как её уводили из его комнаты — не помнит.

— С моих слов записано верно, мною прочитано, дата, подпись с расшифровкой, — деревянным голосом отбарабанил Сёма привычную формулу и напоследок с нажимом добавил: — Если вы нам так уж благодарны, не вздумайте никуда скрыться, вы нас подставите, — он оглянулся на молчавшего Руслана. — По крайней мере, до окончания следствия. Нас сейчас тягать будут ого-го как.

Айога посмотрела на них недоумённо, а потом так замотала головой, что её чёрная блестящая коса опять рассыпалась.

— Вы что! Нет, конечно, я не уеду!

И Сёма с облегчением понял, что она не врёт.

* * *

Когда оба опера вывалились из подъезда на улицу, там уже вовсю светили фонари и луна. Хороший такой минус пощипывал скулы. Жрать хотелось неимоверно. Сёма с тоской вспомнил про жареную кету на сковороде у Анциферовых, поднял воротник кожанки и резво припустил к своей вишнёвой Детке, терпеливо дожидавшейся у обочины. Аллилуйя, он сообразил на ней приехать!

Пока прогревался ровно рокочущий мотор, оба молчали. Наконец Сёма сказал:

— Надеюсь, она не исчезнет.

— Пообещала же, — уверенно заявил Руслан и в свою очередь спросил: — Если меня не попрут из органов, ну… — он на миг запнулся, — ты будешь ещё со мной работать?

При свете приборной панели Сёма близко посмотрел в его тревожные серые глаза и негромко ответил:

— Вот именно — работать. Рус, тут не война. Но… да, буду.

Ему показалось, что при этих словах Руслан облегчённо вздохнул. Но, может быть, это ему действительно показалось.

— Тебе понравилась эта Айога Кимонко, — неожиданно для себя с уверенностью выпалил он и, не дожидаясь ответа, тронул Детку с места. — Ладно, погнали, разживёмся где-нибудь пиццей на вынос — и к Гризли. Коньяк пьянствовать и безобразия нарушать, — он наконец усмехнулся, глянув на озадаченную физиономию Руслана. — Поехали.

@темы: фики, Русреал, ФБ-24

---

Мои кошачьи истории на этой ФБ - почти все описанные котики тут мои)

Название: Василий
Автор: sillvercat для fandom Cats 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 335 слов
Пейринг/Персонажи: Василий, котята, хозяйка, дворничиха
Категория: джен
Жанр: повседневность, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Василий — первый парень во дворе.
Примечание: случай из реальной жизни
Предупреждение: сленг; антропоморфизм
Ссылка: тут.

Василий был полосат, огромен, прожорлив и, по компетентному мнению дворничихи Татьяны Ивановны, неимоверно наглюч.

Он перепортил всех дворовых кошек, наплодил энное количество котят и первым кидался к добросердечным жильцам, окормлявшим бродячее котостадо. И ещё он обожал прыгать на карнизы окон первых этажей — полюбопытствовать, что же происходит там, внутри. Хозяева, конечно, гнали его, но Василий злокозненно возвращался, чтобы пометить карнизы.

Однажды он разглядел в одном из таких открытых окон какую-то мелюзгу — двух подростков, трёхцветную кошку и серого кота. Они ему были неинтересны, слишком малы. Но серый шкет оказался головастым — он отодвинул лапой москитную сетку, решив выйти наружу, дурак. Что тут делать, такому мелкому, в этой руже, не собака загрызёт, так машина задавит. Сам Василий считал, что заговорен от подобных неприятностей — и то, он родился и жил на улице уже почти пять лет, благо город южный, круглый год тепло.

Василий ловко вспрыгнул на карниз, грозно цыкнул на мелкого, который в ужасе свинтил с подоконника вместе с трёхцветкой-сестрой, и с интересом заглянул в кухню. Людей там не было, но у стены стояли миски, полные вкусного даже на вид корма. Мелюзга совсем зажралась, «Рояль» игнорит, определил по божественному аромату Василий — и прыгнул вниз.

Пока мелюзга в шоке пласталась за плитой, он покинул кухню и по-хозяйски прошествовал дальше, в коридор. В одном из тесных помещений обнаружилось дивное — то, что беглые домашние кошки называли лотком. Это ж надо, оправляться не на землю или в траву, а в специальные, приятные лапе и попе, камушки! Вот же буржуи.

Василий присел, растопырился, прицелился и оросил камушки мощной струёй. Фу-ух! Красота! Ничего более солидного он сделать, впрочем, не успел, ибо из коридора послышалось:

— Так! Я не поняла! Что такое с окном? Ой, мамочки!

«Мамочки», как смекнул Василий, относились непосредственно к нему.

Он полосатой молнией пронёсся мимо рыжеволосой хозяйки клетчатом халатике и молодецки взлетел на кухонный подоконник. Только его и видели.

Позади он услышал возмущённый вопль хозяйки:

— Всё сожрал! Да ещё и нассал! Это что ж такое творится-то!

Василий гордо ухмыльнулся в усы. Знай наших!

Если серый дуралей ещё раз отодвинет москитку, надо будет повторить визит.

Название: Соня и Серёжа
Автор: sillvercat для fandom Cats 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 473 слова
Пейринг/Персонажи: Марьяна, её муж, соседка, коллеги, старушки, Соня, Серёжа
Категория: джен
Жанр: повседневность, драма, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Соня потеряла котика, с которым выросла... и скучает.
Примечание: случай из реальной жизни
Предупреждение: антропоморфизм; упоминается смерть второстепенного персонажа
Ссылка: тут.

— Марьяна, пожалуйста, примите меры к своей собачке, она в ваше отсутствие громко воет. Прямо на весь дом.

«Так уж и на весь дом, тоже мне, нашли собаку Баскервилей — той-пуделя», — устало подумала Марьяна, а вслух сказала, перекинув тяжёлый магнитский пакет с продуктами из одной руки в другую:

— Соня скучает после того, как Марсик умер.

— Сочувствую вашему горю, — в голосе полнотелой соседки — кажется, её звали Регина — не было ни капли сочувствия. Сплошной змеиный яд. — Люди тоже умирают, знаете ли. В общем, сделайте со своей собачкой что-нибудь, или я участковому пожалуюсь.

— Имеем право выть с шести утра до одиннадцати вечера согласно Жилищному кодексу! — процедила Марьяна вслед удалявшейся слоновьей поступью Регине. Та сделала вид, будто не слышит.

Но проблему надо было решать. Не из-за Регины. Из-за Сонечки, которая и правда тосковала по умершему от почечной недостаточности британскому котику Марсику, с которым вместе выросла. И теперь не хотела сидеть одна в четырёх стенах. Марьяна бы на её месте тоже выла, ещё как.

Она сморгнула внезапно выступившие слёзы — нервы всё-таки ни к чёрту — и открыла пиликнувшую дверь подъезда. У неё созрел план.

«Два мешка плана, мистер Фикс».

Утром Марьяна взяла Сонечку с собой на работу в Марсиковой переноске, благо собачка была размером не больше котика. Муж вздыхал — к нему на работу Соню бы точно не пустили.

Марьяна являлась завметодкабинетом городской библиотеки, где зверей любили и привечали. Приветили и Соню. Тем более что маленькая чёрная собачка оказалась (была) хорошенькой, как кудрявая девочка, забавной и покладистой. А ещё умела выполнять кое-какие смешные трюки. Например, кружилась вокруг своей оси, тявкала по команде и держала на носу кусочек колбаски, пока не получала разрешения его проглотить. Дважды в день Марьяна выгуливала Соню во дворе библиотеки. В основном на руках.

Но однажды допустила промашку — заболталась со старушками, постоянными обитательницами дворовых скамеек, рассказывая им про Марсика и Соню. Старушки охали, жалели Соню… и никто не заметил, как та, оказавшись без присмотра, юркнула куда-то в кусты.

А когда спохватившаяся Марьяна начала её искать, Соня появилась не одна: за ней послушно следовал, задрав хвостик, крохотный серый котёнок. Марьяна так и ахнула, присев на скамейку к старушкам.

Котёнок выглядел довольным, а Соня — гордой. Мол, гляди, кого нашла. Хороший. Надо брать!

Марьяна осторожно подхватила котёнка с земли и покрутила в руках. Пацан. Он беззвучно разевал розовый ротишко и вертел хвостом-морковкой.

Марьяна жалобно посмотрела на старушек. Те одобрительно закивали: дескать, правильно, правильно. Одна рассудительно сказала за всех:

— Ну не век же тебе собаку на работу носить. А так ей скучно уже не будет.

Марьяна и сама подумала об этом.

— Но я не хотела после Марсика больше заводить кота.

— Зато собачка твоя хочет, — парировала старушка. — Глянь, глянь, что творит! Ой, батюшки!

Соня вдруг поднялась на задние лапки и замахала передними. Марьяна её точно такому фокусу не учила. Она оторопела, а старушки засмеялись.

— Бери, дорогая, бери, — сказали они в один голос. — Это судьба.

Котёнка назвали Серёжей. Соседи на Соню больше не жаловались.

Название: Чуча
Автор: sillvercat для fandom Cats 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 660 слов
Пейринг/Персонажи: Чуча, другие коты, люди
Категория: джен
Жанр: повседневность, драма, юмор
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Чуча любила коробки... в коробке её и вынесли в парк...
Примечание: случай из реальной жизни
Предупреждение: антропоморфизм
Ссылка: тут.

Когда-то, в минувшей и почти забытой ею жизни, Чучу звали Люсей. Она тогда очень любила коробки: любила забираться в них и сидеть, свернувшись клубком. Хозяева смеялись. Люся считала, что они её любят. Но они вывезли её в такой коробке на улицу, в городской парк, как только выяснилось, что Люся в положении.

— Где только нагуляла, тварь, — брезгливо бросила хозяйка. — Нечего мне тут котят плодить.

Люся ничего не могла сказать в своё оправдание. Маленький хозяйкин сын Толик, кажется, плакал, когда её уносили в коробке, а его отец хмуро заводил мотор машины, чтобы увезти провинившуюся кошку вон.

Потянулись длинные тоскливые осенние дни. В парке жили и другие кошки, небольшая стайка, их подкармливал сторож. Но Люся к ним не подходила, боялась их и шипела. Она предпочитала находиться в своей коробке, стоявшей возле ступеней широкой каменной лестницы.

Случались прохожие, подкармливавшие и Люсю. Она шипела и на них, но, когда они уходили, выбиралась из коробки и торопливо съедала то, что они приносили: куриные кости, куски сосиски или немного сухого корма. Когда начинался дождь, она просто забивалась поглубже в раскисавшую коробку и терпела.

Чаще всего её кормили мать с дочкой-подростком, проходившие мимо, видимо из школы и с работы.

— Она пушистая, сибирская, но всё равно холодно, — негромко сказала однажды девочка матери. — Смотри, она по раскраске будто манул! Смешная. Я бы её Чучей назвала.

— У нас три кошки, не забывай, — сухо ответила мать и достала из сумочки пакетик «вискаса». — Хорош уже. Нам только Чучи не хватает.

Дочка вздохнула и промолчала. Люся дождалась, пока они уйдут, неловко выбралась из коробки и поспешно принялась за еду.

Ночи становились всё холоднее, хотя днём солнце пригревало по-прежнему. Люся сворачивалась плотным клубком на дне коробки, но это помогало мало. Внутри у неё бились котята — больше одного, все живые, она точно это знала.

Вечером мимо коробки снова проходили мама с дочкой.

— Давай другой дорогой возвращаться, сил нету на неё смотреть, — мрачно проговорила мать.

Дочка пробормотала:

— Смотри, у неё кончики ушей как будто обморожены.

— Отстань, — жалобно буркнула мать.

Ещё через день похолодало сильнее. Люся вовсе перестала вылезать из коробки.

И она, конечно, не могла слышать, как дочка звонит матери на работу и отчаянно кричит в трубку:

— Мам, ночью будет минус десять!

— Ой, да возьми ты её уже… — проворчала мать. — Но учти, под твою ответственность. Посади её пока в ванную, что ли, к другим не пускай. Донесёшь? Или подождёшь, пока я вернусь?

— Донесу, — быстро заверила дочь и кинулась одеваться. Остальные домочадцы — Пушок, Кланя и Пуфик — заинтересованно вертелись у её ног.

— Сейчас принесу вам Чучу, — весело заверила младшая хозяйка и умчалась, захлопнув за собой дверь.

— …Собирайтесь, дети, в кучу, я вам Чучу отчубучу… — провозгласила пришедшая с работы мать, глядя на новую обитательницу дома, бочком выбравшуюся из ванной. — Она же того… брюхатая. Не было заметно, пока она в коробке сидела.

— Ма-ма! — укоризненно воскликнула дочь.

— А что «мама», что «мама», это же пушкинское определение, — пожав плечами, отпарировала мать. — Гипотетически ещё плюс три кота. Или четыре.

Чуча-Люся решила, что её снова выгонят, и отчаянно зажмурилась. Лучше умереть.

— Как ты её донесла? Она на тебя не шипела? Не рычала? Не укусила? — запоздало забеспокоилась мать.

— Не-е, — радостно улыбнулась дочь, — я её в куртку завернула.

— Завтра же запишу её к ветеринару, — вздохнула мать. То есть старшая хозяйка.

Чуча-Люся робко приоткрыла один глаз. Похоже, выбрасывать её не собирались. Наоборот, под столом ей поставили новую коробку, очень большую, целый дом. И постелили туда матрасик.

Через неделю она родила двух рыжих котят, получивших имена Чук и Гек. Но дочь звала их Чукча и Гекча. Все взрослые коты опекали их и заскучали, когда котят всё-таки раздали. Чуча скучала тоже и в дом-коробку под столом так и не вернулась.

Теперь её любимым местом стало хозяйкино кресло.

Название: Хранитель тайн
Автор: sillvercat для fandom Cats 2024
Бета: Xenya-m
Канон: Т. Готье «Капитан Фракасс»
Размер: драббл, 775 слов
Пейринг/Персонажи: барон де Сигоньяк/Изабелла, Вельзевул, Миро, Пьер
Категория: джен, гет
Жанр: мистика, романтика, драма, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Что происходило в замке Сигоньяков с точки зрения кота Вельзевула.
Предупреждение: стилизация; канонная смерть персонажа; антропоморфизм; POV главного героя
Ссылка: тут.

Мой нос похож на трюфель, а давным-давно, ещё при жизни старого барона, я лишился ушей и хвоста. Моя чёрная жёсткая шерсть, из-за которой мне дали кличку Вельзевул, поседела от старости. Я вижу эти седые шерстинки, когда начинаю вылизываться. На самом деле я уже мало что вижу, зрение отказывает, как и слух, но чутьё ещё при мне.

Немало чудесного и удивительного открывалось мне во время моих одиноких ночных прогулок по галереям обветшавшего хозяйского замка, но об этих странных и страшных чудесах я, с вашего позволения, умолчу. В прежние времена меня, возможно, сожгли бы на костре за мой вид, который суеверные люди считают дьявольским, и за эти тайные познания, которыми я не кичусь.

Молодой барон де Сигоньяк всегда был добр ко мне. Долгие годы мы с его старым гончим псом Миро были его единственными друзьями. Мы видели его тоску и одиночество. Он стыдился своей несусветной бедности, ветхого отцовского камзола и старался даже не попадаться на глаза преуспевающим знатным соседям. Хотя был не менее знатен, чем любой из них. Мне ли было не понять его! Я тоже сторонился своих сородичей, стыдясь собственной устрашающей внешности.

Поэтому, когда барон покинул замок, уехав в повозке нашедших у него приют бродячих комедиантов, я грустил по нему и скучал, но понимал, почему он оставил нас. Он был молод и впервые полюбил — одну из тех актрис, что играли в труппе.

Эта девушка по имени Изабелла была очень красива по человеческим меркам, как и две другие актрисы, но в ней сочетались достоинство и скромность. И она не побрезговала мною, таким плешивым уродом, — она погладила меня по облезлой спине и назвала милым. Милым! Меня! О, я тоже полюбил её всей душой и был ужасно рад, как и Миро, и Пьер, когда хозяин спустя очень, очень долгое время внезапно вернулся под родной кров. И не один, а с этой девушкой, которая оказалась знатной дамой и теперь стала его женой.

Право, я был очень рад, горд и счастлив за них, когда они со своими гостями уселись за богато накрытый стол в парадной зале приведённого в порядок замка. Мы с Миро чурались толпы незнакомых нам слуг, которым выпало это делать, но явились к столу, едва он был накрыт и на нём появились яства, которых мы отроду не ели. Не осуждайте нас за это, ведь мы так долго жили впроголодь, довольствуясь капустной похлёбкой и хлебными корками! Из-за своей слепоты и вызванной ею неуклюжести я даже не мог толком охотиться на мышей. Лишь Пьер жалел нас с Миро и не отказывался делиться с нами остатками собственной трапезы.

Итак, в празднично украшенной зале замка был накрыт стол к приезду молодых, и мы с Миро прокрались вдоль стены и юркнули под край скатерти с фестонами. Миро положил голову на одно колено молодого хозяина, а в другое колено вцепился я, теребя штанину когтями и прося подачки. О, сколько всего вкусного нам перепало. Куропачьи крылышки, ломтики жирного паштета, кусочки жареного кабана и рыбьи внутренности… Божественно! Я ел, ел, ел, но никак не мог насытиться и просил ещё и ещё. Хотя мне и было ужасно стыдно за свою невоздержанность.

Когда я наконец выбрался из-под стола, лапы едва меня держали, разъезжаясь под тяжестью раздувшегося от обжорства брюха. Я слышал над собою весёлый смех хозяина и его гостей, но не обижался. Они имели право смеяться. Я едва добрался до спальни и свернулся клубком в старом хозяйском кресле, чтобы благополучно переварить столь обильную трапезу.

Ну что тут долго говорить… Увы! Мне это не удалось! Среди ночи я проснулся от ни с чем не сравнимых резей в животе. Мой желудок не выдержал такого напряжения, а вслед за ним не выдержало сердце. Я только и успел, что с огромным трудом вскарабкаться на хозяйскую кровать, и отчаянно прокричал вскочившему барону, что, кажется, умираю. Я увидел его встревоженное любимое лицо, склонившееся надо мною, услышал звавший меня голос… и тут стены спальни закружились передо мною. Я почувствовал, что взлетаю к потолку, будто летучая мышь.

Непередаваемые ощущения! Ужас, восторг, печаль. Я видел внизу, на кровати, свой вытянувшийся труп со сведёнными последней судорогой лапами. Видел, как грустно склоняются надо мною мой добрый хозяин и его прекрасная супруга. Я едва не прослезился, заметив, что Изабелла своей красивой белой рукой ласково ерошит мою поседевшую шерсть. Но все телесные проявления были уже так далеки от меня…

Единственно, что я ещё мог сделать для своего хозяина — подтолкнуть его в стремлении выкопать мне могилу под кустом шиповника. Именно там отец предыдущего барона де Сигоньяка зарыл сундук с фамильными сокровищами, но, не будучи духом, я не мог поведать об этом.

Помните, я упоминал, что мне открыты многие тайны этого замка? Так вот, то была одна из них.

А потом наступила пора улететь.

Название: Кисонька
Автор: sillvercat для fandom Cats 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 85 слов
Пейринг/Персонажи: Кисонька, повар
Категория: джен
Жанр: пародия, юмор
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Кисонькина месть.
Примечание: продолжение детской песенки-потешки
Предупреждение: стёб
Ссылка: тут.

«Идёт Кисонька из кухни,
У ней глазоньки опухли.
— О чём, Кисонька, ты плачешь?
— Повар пеночку слизал,
А на Кисоньку сказал...»

Но Кисонька знает, что ей делать, да-да.

Во-первых, нагадить повару в рабочие тапки.

Во-вторых, выдернуть шнур холодильника из розетки, чтобы тот разморозился и потёк на ламинат.

В-третьих, выспаться на его кухонных полотенцах, чтобы шерсть прилипла к его рукам, когда он будет их вытирать.

Так ему и надо, расхитителю народного добра, коррупционеру!

Пускай знает.

Название: Живой и волшебный
Автор: sillvercat для fandom Cats 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1220 слов
Пейринг/Персонажи: Томас, Эдди, его мама, папа, миссис Дэвис, Роджер и другие
Категория: джен, гет
Жанр: повседневность, драма, мистика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Томас был игрушечным котом, но только он помогал Эдди.
Предупреждение: стилизация, ХЭ
Ссылка: тут.

Томас на самом деле был живой. Живой и волшебный. Он помогал Эдди и его маме Дженнифер, если становилось совсем плохо, просто из рук вон.

Только об этом никто не должен был знать и даже догадываться. И, как бы Эдди ни хотелось похвастаться этим кому-нибудь, хоть соседке миссис Дэвис на старой съёмной квартире, хоть заносчивым задавакам, игравшим на детской площадке, он крепился и помалкивал.

Он знал: иначе волшебство исчезнет, чары развеются. Никакие хвастливые россказни детям-задавакам того не стоили. Тем более что всё равно никто бы из них не поверил Эдди. Ведь они дразнили его и шпыняли ещё и из-за Томаса, называя его облезлым и драным.

Томас был котом. Игрушечным, чёрно-белым, с вытертой местами шерстью и красным выгоревшим ошейником. На ошейнике когда-то висел колокольчик, но потом он оторвался и потерялся.

Мама рассказывала Эдди, что подарила ему Томаса на годовщину. То есть когда Эдди исполнился год. Сам он, разумеется, не мог этого помнить. Он просто знал, что Томас был с ним всегда. Ночью, протянув руку, он находил его рядом с собою на подушке в своей кроватке. Он обнимал его, судорожно прижимая к себе, когда из спальни родителей снова и снова доносились ругань отца и едва слышный плач мамы.

Мама никогда не повышала голоса и плакала очень тихо. Эдди знал — это оттого, что она боится напугать его. Но наутро она заходила к нему в кофте с длинными рукавами, бодро улыбалась ему и отводила к миссис Дэвис, чтобы та с ним посидела, пока сама она будет на работе. Из спальни нёсся храп и бормотание отца. Эдди крепко прижимал к себе Томаса и послушно брёл следом за мамой, едва переставляя ноги. Мама платила миссис Дэвис, чтобы та присматривала за Эдди. Муниципальный детский сад обходился бы ей куда дороже, так она говорила.

У миссис Дэвис было скучно, но она включала телевизор и вместе с Эдди смотрела бесконечные ток-шоу и кулинарные шоу, иногда засыпая. Эдди поискал бы канал мультиков, если бы осмелился. Но он не осмеливался никогда. Миссис Дэвис не обижала его, она делала ему бутерброды с арахисовым маслом и не требовала, как мама, чтобы он ел только полезную пищу. Но она была очень громоздкая, и от неё плохо пахло. Эдди не вынес бы, если бы она вдруг разозлилась, схватила бы его своими толстыми руками и начала трясти.

Именно там, в душной комнате миссис Дэвис, Эдди понял, что его игрушечный кот Томас на самом деле живой и волшебный. Эдди как раз горячо возмечтал о том, чтобы на канале с кулинарным шоу Роберта Манкиза стали показывать мультики. Миссис Дэвис всё равно храпела, распростёршись на диване, а Эдди с тоской смотрел на часы на стене: до вечера, до прихода мамы, оставалось ещё три часа двадцать минут. Он рано научился считать часы и минуты, чтобы точно знать, когда возвращается мама.

— Пожалуйста, пожалуйста, — лихорадочно зашептал он, — я хочу мультик, я же просто умру!

Конечно, он бы не умер и высидел бы до прихода мамы, но тут в телевизоре будто что-то щёлкнуло и по экрану побежали Том и Джерри.

Это было чудо! Настоящее чудо!

Эдди не сразу сообразил, что именно произошло, он с упоением уставился на экран, где сновал кот, гоняясь за шустрым противным мышонком. И только потом посмотрел на Томаса, которого привычно держал на коленях.

— Томас! — прошептал он. — Это ты сделал?

Томас молчал. На его чёрно-белой усатой мордочке застыло привычное умиротворённое выражение. Но Эдди понял, что это был он и что с этого момента всё в их с Томасом жизни изменится.

Он не знал, каким образом Томас выполняет его просьбы, знал только: они должны были быть действительно важными. По-настоящему.

Как на детской площадке, когда его принялись доставать другие дети. Они делали это всегда, когда миссис Дэвис приводила туда Эдди со-ци-али-зи-ро-вать-ся. Там был очень противный, не лучше Джерри, веснушчатый и рыжий Роджер, выше Эдди на голову. Он вечно задирал и подначивал его, а взрослые — няни и мамы — не обращали на это внимания. И миссис Дэвис не обращала, а Эдди никогда не жаловался. Но когда Роджер в очередной раз принялся гоняться за ним, бросая пригоршнями песок и крича, что это буря в пустыне, Эдди крепко-накрепко зажмурился и взмолился, чтобы Томас защитил его.

И тогда Роджер остановился, начал переминаться с ноги на ногу, а потом на его шортах спереди расплылось сырое пятно, и все вокруг поняли, что он уписася.

Поняли и стали смеяться, а няня наконец подскочила к Роджеру, схватила его за руку и увела домой.

Эдди буквально обмер. Нельзя сказать, что он преисполнился злорадства. Ему стало жаль Роджера, которого теперь будут дразнить, как дразнили его самого.

Но он был в восторге оттого, что Томас ему снова помог. Ведь раньше никто ему не помогал. Но ведь раньше он Томаса и не просил.

Тогда он понял, что не должен никому про это рассказывать, ну, про то, что Томас — живой, волшебный и помогает ему, если очень сильно попросить. Даже маме нельзя рассказывать. Она решит, что это очередные, как она говорила, фантазии Эдди. А волшебство пропадёт.

Но Томас помог не только ему, но и маме, когда они наконец решили бежать из Массачусетса к бабушке Глории в Вайоминг. Мама сказала Эдди, как взрослому, что больше не может так жить. Эдди серьёзно посмотрел на неё и кивнул. Она теперь слишком часто ходила в кофте с длинными рукавами. А папа нигде не работал, зато пропивал пособие на Эдди, которое платили, потому что мама и папа не были офи-ци-аль-но женаты и мама считалась матерью-одиночкой. А ещё она работала на двух работах, но денег всё равно не хватало.

Мама потихоньку от папы написала письмо бабушке Глории, и та ей ответила, что, мол, конечно, приезжайте, но мой дом стоит в горах и совсем без удобств. Мама прочитала это Эдди, и тот решительно ответил:

— Это даже здорово, мама, потому что мы будем жить как скауты. Как первые поселенцы.

Тогда мама засмеялась сквозь слёзы и обняла Эдди крепко-крепко. Просто стиснула его в объятиях, а он обнимал её и Томаса, но не плакал. Потому что знал, что Томас им поможет.

И он помог, когда мама и Эдди тихонько выскользнули из квартиры и побежали к лифту. Мама заранее отнесла в их старый чёрный бьюик чемоданы, а Эдди нёс свой рюкзак и Томаса. Но папа всё равно их заметил и кинулся за ними на стоянку, выкрикивая что-то невнятное. У Эдди даже сердце захолонуло, он снова взмолился Томасу о помощи, хотя, наверное, это был грех, ведь молиться надо только Господу. Этому учили в церкви, куда мама отводила Эдди по воскресеньям, чтобы он там поел и поиграл. Но Эдди молился игрушечному чёрно-белому коту с потёртой шерстью и выгоревшим красным ошейником. И тогда папа с разбегу налетел на какого-то здоровенного чернокожего с дредами на голове и едва не сбил его с ног, а чернокожий заругался на папу и схватил его. А мама, Эдди и Томас нырнули в бьюик и поехали. Очень-очень быстро.

Эдди немножко жалел о том, что не попрощался с миссис Дэвис, всё-таки она была к нему добра и никогда не ругала, даже за то, что её телевизор показывал мультики вместо кулинарных шоу.

Эдди посмотрел на маму и увидел, что она плачет. По её щекам катились слёзы, она неловко смахивала их левой рукой, а правой сжимала руль. Эдди проверил, пристёгнут ли он, погладил Томаса и решительно сказал:

— Мама, ты не плачь. Мы же вместе. Ты найдёшь работу, вот увидишь. И совсем не страшно, что у бабушки Глории домик без удобств. Я вырасту, стану ковбоем, и мы купим новый дом.

«Томас нам поможет», — добавил он про себя. Он ещё раз погладил его и посадил на приборную панель.

Томас смотрел вперёд и улыбался.

Название: Багира
Автор: sillvercat для fandom Cats 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1258 слов
Пейринг/Персонажи: Инна Семёновна, Макс, Света, Багира, другие кошки и люди
Категория: джен, гет
Жанр: повседневность, драма, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Свете и Максу после смерти соседки выпало ухаживать за её кошками.
Предупреждение: сленг; ХЭ
Ссылка: тут.

Если тебе повезло родиться чёрной-чёрной, без единой белой шерстинки, кошкой, гладкой, грациозной, с длинным хвостом и золотыми глазами, можно было биться об заклад, что тебя назовут Багирой.

Но только в России, наверное, потому что в Англии, где впервые появилась книга про волчьего приёмыша Маугли, а также про Багиру, Балу и других обитателей индийских джунглей, прекрасно знали, что у автора книги, писателя Киплинга, Багира была самцом.

Но в России об этом мало кто слышал, поэтому пенсионерка, приютившая молодую чёрную кошечку, назвала её именно Багирой.

Инна Семёновна была не просто пенсионеркой, а блокадницей, ребёнком, в годы войны жившим в блокадном Ленинграде, поэтому государство назначило ей пенсию побольше и разные льготы. Родных у Инны Семёновны не осталось, их ей заменили кошки, которых она подбирала на улице. Как подобрала Багиру и ещё десяток других, истощённых, замученных и не доверяющих людям. В добрых руках Инны Семёновны они отогревались, отъедались, привыкали к ней и своим сородичам, начинали чувствовать себя по-настоящему дома.

Беда подкралась к ним, как это обычно бывает с бедами, неожиданно. Инна Семёновна тяжело заболела.

Она болела и раньше — возраст, что вы хотите! — но никогда не болела так тяжело. Неизвестно откуда завезённая напасть под мудрёным названием «COVID-19» скосила её. Но и сидя в карантине, задыхаясь и кашляя, она не переставала заботиться о своих кошках, как всегда, ведь больше некому было это сделать

Кошки по-своему пытались вылечить её — окружали плотным мохнатым разноцветным одеялом, когда она, охая и причитая, ложилась на свою кровать. Но что они могли сделать, если Инне Семёновне не помогали уже никакие лекарства?

Она ещё успела позвонить соседке и отдать ей ключи от квартиры, когда та вызвала «скорую». «Скорая» увезла Инну Семёновну в больницу, откуда та не вернулась. Она перестала дышать ещё в машине, как ни бились над нею молодая врачица и дородный пожилой фельдшер, похожие в своих масках на каких-то марсиан.

Инну Семёновну похоронили за государственный счёт, а её квартира отошла, как говорилось когда-то, райисполкому. Соседка Света, получившая ключи, сперва какое-то время ходила кормить оставшихся сиротами кошек, но потом решительно села за компьютер и принялась писать во все городские социальные сети, о которых Инна Семёновна никогда не имела ни малейшего понятия.

Так, мол, и так, у покойной бабушки-старушки осталось одиннадцать котов и кошек разного возраста, все ухоженные, здоровые (на это Света особенно упирала, чтобы не подумали, что у бабки там очередной кошачий концлагерь), ждут новых хозяев.

Муж Максим подошёл сзади, заглянул Свете через плечо, почитал её объявление и фыркнул:

— Пиарщица из тебя, Светик, так себе. Побольше на жалость упирай, что ли. Типа: животинки так страдают без добрых ручек, так обожали свою хозяйку и всё такое прочее.

— Они её и правда любили, — вздохнула Света. — Но она их что-то до хрена развела. Могла бы и подумать, что не вечная. Да просто что старая уже. Куда их теперь девать, если не разберут?

— На улицу, куда, — хмыкнул бессердечный Макс. — Откуда пришельцы, туда и ушельцы. Они же уличные все. Сейчас тем более лето, тепло.

Света снова вздохнула и посмотрела сперва на него, потом на ротвейлера Стёпу. Стёпа лениво зевнул, распахнув пасть, похожую на чемодан с зубами. Зубы у Стёпы были будь здоров.

Макс тоже посмотрел на них и авторитетно заявил:

— Стёпа не любит кошек. И я не люблю. И ты. Ты сколько раз говорила, что не любишь. И на Инну Семёновну ругалась, что она их столько набрала. Вот даже сейчас и то ругалась.

— Это потому что мне за ними убирать и пристраивать их приходится, — вяло огрызнулась Света, поднимаясь из-за стола. — Пошли, поможешь мне их пофотать.

Она действительно не была кошатницей. Собаки — другое дело. Они верные и преданные. А кошки что? Идут к любому, кто покормит и погладит.

— Вот это правильный пиар-ход, — одобрил Макс, сунув ноги в тапочки. — С хорошими фотками их мигом разберут.

Но кошки Макса испугались и попрятались, разбежавшись кто куда. Затаились под диваном и креслами. Трёхцветная пушистая полезла на старый шифоньер, под самый потолок, скребя когтями.

— Тьфу ты, — поморщился Макс, озираясь по сторонам. — Дурные какие. И воняет здесь…

— А ты чего хотел, — проворчала Света, — сам небось тоже в уборную ходишь. Сейчас уберу.

Пока она занималась кошачьими лотками и насыпала корм в миски на кухне, кошки приободрились и вывезли.

— О, отлично, — пробормотал Макс, настраивая камеру и включая везде свет. — Сейчас нащёлкаю. Вон та, чёрная, смотри какая красотка, шерсть аж блестит.

— Это Багира, — объяснила Света, не желая признаваться, что она подумывала, не забрать ли себе именно эту кошку.

— Удачные фотки, — радовался Макс, кружа вокруг Багиры. — Кис-кис, посмотри на меня.

Багиру и забрали самой первой, через день после Светиной публикации в группе ВК. Списались со Светой и забрали, завернув в одеяло и вызвав такси. Какая-то молодая пара, похожая на Свету и Макса.

Света сперва глядела в окно на то, как увозили Багиру, потом спохватилась, махнула рукой и отошла. Всё, одна кошка пристроена, можно покормить остальных и возвращаться домой, ужин готовить.

* * *

Хотя Света и считала, что кошки будут жить с любым, кто их кормит и гладит, Багира на новом месте жить не захотела.

Здесь всё было чужим. Всё, всё. Пахло незнакомо и как-то противно. Чужие люди, завернувшие её в одеяло, разговаривали преувеличенно ласковыми, льстивыми голосами. И самое главное — тут не было Инны Семёновны и других котов, живших вместе с нею.

Поэтому Багира весь вечер просидела под мойкой в кухне. Потом, когда все чужие люди угомонились и легли в кровать, она вышла, поела немного корма из новой миски и мягко выскользнула в полуоткрытую балконную дверь.

Балконные перила были чуть влажными от прошедшего дождя, земля лежала далеко внизу, тёмная и страшная. Возможно, надо было вернуться. Возможно…

Но не так далеко от балкона рос огромный старый тополь, протягивавший к перилам свои ветви. Уже не раздумывая, Багира попятилась, оттолкнулась от перил и прыгнула. Ветки с шуршащими листьями прыгнули ей навстречу, больно хлестнув. Багира испуганно вскрикнула, судорожно цепляясь за них.

Ей повезло. Она сумела не сорваться.

Она ещё немного посидела, прижимаясь к спасительной ветви, за которую ей удалось уцепиться. Потом быстро, но осторожно начала спускаться вниз — от одной ветки к другой: кровь всех поколений диких кошек проснулась в ней, она точно знала, куда надо ступать.
Наконец Багира мягко шлёпнулась наземь и огляделась. Всё было тихо. Ни собак, ни чужих людей. Только изредка вдали проезжали по улице машины, светя фарами.

Багира встряхнулась. Пора было возвращаться домой.

* * *

Через три недели за обедом Макс, чуть поколебавшись, сказал Свете, уткнувшейся в смартфон:

— Слушай, я, кажется, Багиру видел.

Света недоумённо подняла глаза:

— Где?

— На гаражах, — Макс отложил ложку. — Сейчас вот машину ставил и увидел.

— А чего она к дому не пришла?

— Может, и приходила, — пожал плечами Макс, — на замке же всё.

— Мало ли чёрных кошек, — дрогнувшим голосом выдавила Света.

Все кошки Инны Семёновны были пристроены, квартира стояла запертой, и снова возвращаться к кошачьей теме ей не хотелось.

— Она… э-э… приметная, — пояснил Макс. — Глаза как фары.

— Убежала, что ли, — тоскливо пробормотала Света себе под нос, снова берясь за смартфон. — Вот дурочка.

Через несколько минут после её сообщения в ВК забиравшая Багиру парочка отозвалась: мол, да, кошка убежала. Нет, ловить её для них не надо, они поняли свою ошибку — нельзя брать взрослую кошку, только котёнка. И они уже купили чёрного британца, породистого, двух месяцев от роду, вот же и фотографии выложены.

Света пролистала их паблик — да, действительно, свежие фотки чёрного пушистого котёнка украшали его.

— И что теперь делать? — растерянно спросила она — не Макса, а себя.

— Э-э… — снова промямлил Макс, во все глаза уставившись на неё. — Не сходи с ума, Светик, Стёпа же её съест.

Всё-таки он хорошо знал свою жену.

Света мимолётно улыбнулась, взъерошила Максу волосы и поднялась с места.

— Не съест, — решительно заявила она. — Пошли. Где ты, говоришь, её видел?

…Конечно же, Стёпа Багиру не съел. Вскоре Светин паблик вовсю украшали их фотки, и подписчики писали в комментах, что Багира — копия чёрная пантера Луна, только маленькая. Света читала комментарии вслух, и они с Максом хихикали.

«Не такая уж и маленькая», — меланхолично думал Стёпа, не смея повернуться.

Багира мирно спала у него на спине.

Название: Найти своих людей
Автор: sillvercat для fandom Cats 2024
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1811 слов
Пейринг/Персонажи: Николаич, его жена и дочь, Буся, «мадама» и другие
Категория: джен, гет
Жанр: повседневность, драма, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Сфинксица Буся кочует от одних хозяев к другим...
Примечание: случай из реальной жизни; сиквел к зимнему мини команды «Инопланетянка»
Предупреждение: сленг; ХЭ
Ссылка: тут.

— Господи, не срачка, так болячка, — с досадой пробурчал себе под нос Николаич, он же Батя, водитель междугородного автобуса, выходя к своей «тойоте» у подъезда с розовой кошачьей переноской в одной руке и целым тюком кошкиных вещей — в другой. — Ведь говорил же, предупреждал — кошка не наша, вдруг отдавать придётся.

Он задрал голову и посмотрел на окна своей квартиры. За стеклом маячили два лица: озабоченное — его жены Оксаны — и совершенно страдальческое и заплаканное — дочки Ани. Батя болезненно сморщился. Он чувствовал свою вину и перед женой, и перед дочкой, и особенно перед «инопланетянкой», лысой кошкой Бусинкой. Сейчас та в полном недоумении смирно сидела в своей розовой переноске.

Николаич закинул тючок с Бусиными пожитками в багажник, а переноску поставил на сиденье рядом с водительским. Усевшись за руль, он провёл пальцем по металлической решётке, за которой виднелась странная, совсем не кошачья, безусая мордочка с золотистыми раскосыми глазами.

— Эх ты, сиротинушка. Прости меня, что ли.

Он ожидал, что она зашипит. Но кошка не шипела. Привыкла уже. Однако сейчас ей опять предстояло привыкать — к новому дому, к новым людям.

* * *

Всё началось именно с Николаичева косяка. Во время прошлого междугороднего рейса он, как говорится, принял на борт переноску с кошкой редкой породы. Тётка, которая осчастливила Николаича этой назолой, неловко сунула ему двести рублей и горячо заверила, что на конечной остановке кошку по кличке Бусинка заберут.

Николаич не мог знать, что кошка раньше принадлежала скучающей пожилой даме, получившей элитного котёнка в подарок от сына на день рождения. Какое-то время Бусинка развлекала хозяйку, а потом та укатила путешествовать, оставив кошку на домработницу. Та приходила регулярно, но ненадолго, и кошка отчаянно скучала, от тоски портя дорогую хозяйскую мебель. Домработница наконец доложила об этом хозяйке, и та немедля велела пристроить куда-нибудь ставшую лишней кошку. Сын хозяйки дал объявление в соцсети, и вот Бусинка поехала в соседний город, оказавшись в кабине у Николаича.

К кошке прилагался целый сундук с приданым: розовый лоток, миски, гардероб разнообразных одёжек, словом, всё, как у принцессы. Это живо напомнило Николаичу минувшую пору, когда он покупал дочке розовый домик Барби со всеми аксессуарами.

В общем, пребывая от происходящего в некотором смятении чувств-с, как он сам это называл, Николаич не записал номер телефона тётки, всучившей ему кошку. Равно как и номер телефона тех, кто должен был, по уверениям тётки, встретить кошку в пункте прибытия.
Но на конечной никто эту злосчастную лысую инопланетянку не встречал.

Ну и что было делать? Николаич потоптался возле автобуса, потоптался, покурил, махнул рукой и забрал голую киску в шубке, как со смехом прозвал кошку его сменщик Стас, к себе домой.

Дома жена и дочка очень обрадовались. Точнее, обрадовалась дочка, заявившая, что она всю-всю-всю жизнь мечтала о такой кошке. Жена скептически хмыкнула, переглянувшись с Батей, но Аня взялась за дело обустройства Буси на новом месте с настоящим энтузиазмом. Сбегала в зоомагазин и ветеринарную аптеку, купила специальный корм для сфинксов, специальную шампунь и мочалочку, какие-то игрушки… Поселила она Бусю у себя в комнате, даже не гнушаясь тем, что в углу будет стоять лоток.

— Пускай она сперва ко мне привыкнет, а потом уже ко всем, — непреклонно заявила Аня слегка опешившим родителям.

Ну и что? Ну и всё. Через три дня Николаичу позвонил Стас, объявив, что его искала в автопарке какая-то не слишком довольная баба, чуть ли не обвинявшая его в краже породистой кошки.

— Я у неё номер взял, обещал, что ты им перезвонишь, — закончил Стас. — На ватсап тебе скинул.

Николаич почесал репу, уныло матюгнулся и перезвонил. Раздражённый женский голос потребовал немедленно привезти недоставленную (как будто он был каким-то развозчиком пиццы!) кошку по такому-то адресу. Николаич не стал ничего лопотать в своё оправдание, тем более что косяк за собой и сам знал.

Так что он просто поставил жену и дочку перед фактом немедленного расставания с Бусей. С чужой, то бишь, кошкой.

Аня, конечно, тут же разревелась, как маленькая, несмотря на свои пятнадцать. Николаич только крякнул. Ему хотелось взять на руки дочку и кошку и сказать, что он никому Бусю не отдаст. Но он не имел на это права.

— Ну хочешь, я тебе такого же котёнка куплю? — с надеждой предложил он дочке, но та лишь замотала головой, продолжая обливаться слезами:

— Я Бусеньку полюбила, и она меня — тоже!

Последнее утверждение, по мнению Николаича, было явным преувеличением. Хотя он признавал, что кошка действительно очень быстро привыкла к Ане и с удовольствием забиралась к ней под одеяло. Горячая, как печка, со смехом утверждала Аня.

— И ещё она такая умная! Она всё понимает! — продолжала рыдать дочка.

Николаич в очередной раз помянул имя Господне всуе и принял у жены кошкины пожитки.

— Шампунь заберите и все игрушки! — всхлипнула Аня. — Не надо мне больше никаких сфинксов! И вообще никаких ко-ошек!

* * *

Двухэтажный особняк на окраине города, к которому наконец подъехал Николаич, выглядел впечатляюще. Когда он позвонил в калитку, во дворе залились лаем несколько собак. Вышла немолодая уже женщина, с коротко стриженным ёжиком тёмных волос, в длинном «леопардовом» халате до пят и, не впуская Николаича во двор, забрала у него переноску с Бусей и сумку с её пожитками.

— Если что не так, у вас есть мой номер. Я возьму кошку обратно, моя дочь очень к ней привязалась, — выпалил ей вслед Николаич. Но женщина, захлопывая калитку, лишь пробубнила нечто невразумительное. Или же её слова заглушил собачий лай.

Николаич поёжился. Он решил, что про собак ничего Ане и Оксане не расскажет. Будут волноваться же.

Он совершенно иррационально сокрушался, что не успел сказать Бусе на прощание ни одного ободряющего слова.

Как будто та могла что-то понимать.

* * *

А через месяц мадам в «леопардовом» халате Николаичу всё-таки перезвонила. И всё тем же знакомым безапелляционным тоном предложила кошку забрать, если он ещё этого хочет.

— Я, конечно, хочу, — проговорил оторопевший Николаич, — но в чём дело-то? Чем вам Буся не угодила?

Он чуть было не сказал: «Наша Буся».

— Она проблемная, — будто нехотя выдавила «мадама». — Она не захотела… м-м… встречаться с нашим Симеоном. А мы её под разведение специально брали. И вообще она ни с кем не контактирует. И ещё… м-м… гадит мне в постель.

Николаич прикусил язык, чтобы не брякнуть что-то типа «не удивлён».

Он быстро глянул на часы: до начала рейса ещё оставалось время.

* * *

Дочка снова, как маленькая, запрыгала и кинулась обниматься, когда Николаич торжественно внёс в квартиру знакомую розовую переноску с притихшей внутри Бусей.

— Больше ничего не отдали, — хмуро сообщил он. — Никаких её вещей. Эта… мадама заявила, что я ещё приплатить ей должен, но обломилась. Змея нестроевая. Сказала, проблемная кошка, типа.

Оксана удивлённо подняла брови:

— А чем это она проблемная? Нормально же всё было.

— Размножать они её хотели со своим сфинксом, как я понял, — задумчиво проговорил Николаич, глядя, как дочь открывает переноску. — А наша его не восхотела. Мадама заявила, что она неконтактная. И ещё…

Он запнулся, потому что в этот момент Буся стрелой вылетела из переноски, вскочила на Анину постель, присела и немедля напрудила.

Оксана ойкнула, проворно сдёргивая с постели обгаженный плед.

— Бусюнь, ты чего? — ахнула Аня, круглыми глазами уставившись на кошку. — Ты же тут спала!

Бусюня в ответ зарычала тигрицей, спрыгнула и забилась под кровать, сверкая оттуда жёлтыми глазами.

— Вот и на это мадама жаловалась, — пояснил Николаич. — Испортили кошку, короче, психованная стала.

— Буся нас теперь тоже ненавидит, — грустно сказала Аня и посмотрела на мать. — Мы её отдали. Предали.

— Будем приручать, — отрезала та. — Снова.

* * *

Процесс нового приручения Буси затянулся. Кошку действительно будто подменили: она обосновалась даже не в комнате, а под кухонным столом, рычала и выла оттуда, отказывалась от корма. Аня и Оксана пребывали в тоске и ужасе — тогда Николаич наконец решил взять дело в свои руки и откупорил банку сайры. Тут Бусюня сдалась и вылезла, привлечённая дивным ароматом.

— То-то же, — проговорил довольный Николаич, глядя, как элитная кошка уплетает пролетарские консервы.

— Это ей вредно! — простонала Аня

— Главное, что жрать начала, — назидательно произнёс Николаич. — Не жрать — вот что вредно.

Он уселся на стул и похлопал себя по колену, глядя на Бусю:

— Поди сюда, инопланетянка. Ну? Мы тебя больше никому не отдадим. Никогда. Честное пионерское, под салютом всех вождей, — вспомнил он старую детскую клятву.

Аня фыркнула и снова отчего-то шмыгнула носом, увидев, как Буся доверчиво забирается на колени к отцу.

А ещё через месяц выяснилось, что Буся всё-таки беременна.

* * *

Выяснилось это очень просто. Оксана лежала на диване перед телевизором, а Буся — у неё на животе. Иногда кошка вредничала, снова могла зарычать или даже цапнуть, если к ней лезли с нежностями, но вот на живот или на грудь лежавшему на диване забиралась всегда.

Неожиданно Оксана ахнула:

— Слушай, отец, да у неё котята!

— Че-го? — Николаич в полном недоумении отложил планшет с маячившими на экране хоккеистами. — Какие ещё котята? Где?

— Да в животе же у неё! — Оксана даже заикаться начала.

— Да с чего ты взяла? — совершенно обалдел Николаич. Он решительно ничего не понимал.

— А то я беременная не ходила, — хмыкнула Оксана, покосившись на вбежавшую в комнату Аню. — Как будто постукивают тихонечко изнутри. Вертятся там.

— Ур-ра! — возликовала дочь. — У нас будут лысые кисики!

Николаич схватился за голову:

— Чего «ура», чего «ура»? Нам же ещё отдавать их придётся… той манде с ушами, то есть, я хотел сказать, мадаме в леопарде.

— Вот ещё! — дочь и жена одновременно и грозно сверкнули глазами. — Они от Бусюни избавились, а мы им — котят?

— А отцовские права? — прищурился Николаич. — Нет, так не делается, они же её под разведение брали, вот она того… развелась.

— Папа, блин!

— Ладно, не возгудайте, — примирительно сказал Николаич, снова возвращаясь к хоккею на планшете. — Может, ты чего-то путаешь, Ксюх? Ну, мало ли, показалось тебе. Посмотри, она же совсем не поправилась, немножко разве.

Но уже через неделю Бусюню вдруг разнесло так, что она стала напоминать дирижабль. Большой серый дирижабль с маленькой изящной головой и огромными ушами. И уже точно было видно, что у неё под натягивающейся кожей живота иногда что-то поворачивается. Или кто-то. Котята.

Бусюня родила ночью — в домике, который торжественно принёс и установил Николаич. Он как раз вышел, зевая, выпить чаю и позавтракать перед рейсом, когда услышал писк из домика и на цыпочках пробежал сперва в спальню к жене, а потом постучал в комнату дочери:

— Вставайте, сони! У нас прибавление.

Котят оказалось трое — слепых, писклявых, розовых и… местами сильно волосатых. В общем, ни фига не лысых.

— Упс, — сказал Николаич и выпрямился, закрывая крышку домика. — Что за дела?

Он отыскал в ватсапе контакты «мадамы в леопарде» и спросил только, когда та наконец взяла трубку:

— Простите, а у вас, кроме вашего сфинкса Симеона, ещё какие-нибудь коты в доме есть? Ну, обычные, пушистые.

— Два, — растерянно отозвалась «мадама».

— Кастрированные? — строго осведомился Николаич, как заправский ветеринар со стажем.

— Я не считаю нужным идти против природы, — высокопарно заявила «мадама».

— Всё ясно, до свиданья, — заключил Николаич и нажал на отбой. Потом снова наклонился к домику и поднял крышку.

— Наша принцесса дала какому-то вульгарному волосатому дворовому мужику, а вовсе не принцу, — провозгласил он и заржал. — Испортила родословную. Вот и котята волосатые.

— Ген лысости, папа, — торжественно заявила Аня, потрясая смартфоном, — перебивает ген волосатости в любом случае. В общем, они тоже будут лысые, когда подрастут.

— Посмотрим, — скептически хмыкнул Николаич. — Надо какой-нибудь особо питательный «Роял Канин» купить, что ли. Она же кормящая.

— Я в зоомагазин, — встрепенулась Аня.

* * *

Бусюня слушала эти разговоры у себя над головой, кормила детей и довольно жмурилась. Всё стало хорошо. Она и её котята наконец нашли своих людей.

Это же так важно — найти своих людей.

@темы: фики, кошачье, ФБ-24