Название: Полюшко-поле
Автор: sillvercat для команды fandom Russian original 2016
Бета: Эллаирэ
Размер: драббл, 996 слов
Пейринг/Персонажи: Ржаница, Мишка, немецкие танкисты
Категория: джен, гет
Жанр: мистика, драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Ржаница-полудница была хранительницей ржаного поля, родившись вместе с ним. Она никогда не показывалась людям. Но тут началась война...
Примечание: полевые русалки — полудницы, хранительницы полей, являются персонажами славянской мифологии
Предупреждение: смерть отдельных персонажей
От автора: текст пришёл внезапно, выкрутил меня совершенно... зато теперь я всё знаю про то, как бросать бутылки с горючкой в танки...
Ссылка на ФБ-2016: тут.
Ржаница родилась вместе с полем.
Она помнила, как лежала во ржи, раскинув руки, и налитые колосья колыхались над её головой. Синели васильки, яркие, как небо, в которое она глядела, не жмурясь, хотя солнце стояло в зените.
В своём поле она знала каждую юркую мышь, каждую куропатку, вьющую гнездо под листом лопуха, каждого жаворонка, заливающегося песней в сияющем небе.
И людей она знала, хоть и не показывалась им. Они работали в её поле, пели свои песни, отзывавшиеся дрожью в её сердце, непохожем на людские сердца, горячие и нетерпеливые.
Люди появлялись в поле даже по ночам. Сбрасывали с себя одежду. Мяли рожь, ложась наземь, чтобы покрепче обнять друг друга. Ворковали лесными горлинками и смеялись. Задыхаясь, шептали что-то. И снова катались по ржи, сминая упругие стебли. Колосья сыпали на них золотую пыльцу, когда они упивались друг другом, дрожа и вскрикивая.
Ржаница смотрела на них из кустов и удивлялась.
Осенью люди собирали урожай. Увозили прочь снопы тугих колосьев. Оставляли поле пустым, чтобы через лето снова засеять его. И так из лета в лето.
Но однажды над полем появились чёрные птицы. Огромные птицы. Ржаница видела их и раньше — высоко в небе. Там они казались маленькими. Птицы урчали и выли, как звери. Они роняли вниз чёрные яйца, и от их ударов вспучивалась земля. Люди, работавшие в поле, пытались убежать, но падали, обливаясь кровью, и больше не подымались.
Потом в поле показались огромные железные звери с белыми крестами на панцирях. Они перемалывали уцелевшую рожь вместе с землёй. Ржаница догадалась, что внутри этих зверей тоже сидят люди, как и внутри железных птиц.
Одни люди убивали других.
Ржаница притаилась на опушке леса. Железных зверей было слишком много, и люди, находившиеся внутри них, оставались неуязвимы для неё.
А потом она увидела спавшего в рытвине на краю поля человека. Мальчишку — щуплого, в порванной, окровавленной одежде. Он очнулся и вскочил, судорожно озираясь, только тогда, когда рядом с ним зарычал железный зверь, отставший от остальных.
Другие люди — в чёрной коже, весёлые и рослые — выглянули из нутра зверя. Они хохотали, тыча пальцами в сторону мальчишки, который замер, оцепенев от ужаса, и лишь глядел на них широко распахнутыми глазами.
Но он всё-таки побежал прочь, когда они, всё ещё смеясь и громко переговариваясь между собой на обрывистом языке, залезли в нутро своего зверя и направили его прямо на мальчишку.
Он бежал, задыхаясь, хромая и затравленно оглядываясь, а зверь нагонял его, рыча громче грома. Ржаница едва не зажмурилась. Она не хотела видеть, как зверь вдавит мальчишку в чернозём её поля, как осколки хрустких костей и обрывки тёплой плоти перемешаются с землёй, превратившись в кровавое месиво.
Но мальчишка вдруг остановился. Его худая грудь, видневшаяся в распахнутой рубахе, ходила ходуном. Он что-то прокричал срывающимся голосом и сам кинулся навстречу приближавшемуся зверю.
* * *
Мишке сравнялось восемнадцать перед самой войной, в мае, и он сразу попал на фронт. И в окружение.
Сперва он выбирался оттуда вместе с сержантом Петренко и таким же необстрелянным, как он сам, курсантом Димкой Мякишевым. Но потом их застрелили немецкие автоматчики, вылетевшие откуда-то на мотоциклах.
Мишка успел убежать и спрятаться в лесу. Он не ел несколько дней, подвернул ногу, задетая пулей левая рука висела плетью. Патроны кончились, но он всё равно тащил тяжёлую бесполезную винтовку, опираясь на неё, как на костыль.
А теперь немецкий танк настигал его. Мишка слышал приближавшийся рёв мотора. Сердце у него колотилось прямо в горле, ноги подкашивались.
Споткнувшись и едва не упав, Мишка всё-таки сохранил равновесие, снова затравленно обернулся… и вдруг выпрямился во весь рост, увязая в рыхлой, изрытой осколками земле.
Это была его земля. Его поле, по которому, перемалывая колосья несжатой ржи, громыхал танк с хохочущими фашистами. Поле, по которому он бежал, выбиваясь из сил и петляя, как загнанный заяц, было его полем!
Ему нечем было защищаться. Он уже бросил бесполезную винтовку. Но в вещмешке у него осталась бутылка с горючкой, которую дал ему сержант Петренко. Мишка не знал, каким чудом она уцелела, до сих пор не взорвавшись в этом мешке. Он никогда не бросал такие бутылки даже на полигоне, но сейчас, сейчас…
— А-а-а, с-суки! — во всё горло заорал он, метнувшись навстречу танку, и кошкой прыгнул прямо на броню.
Немцы оставили люк открытым, когда высовывались, чтобы поглазеть на Мишку. И он с размаху швырнул бутылку в этот люк.
Он не поверил своим глазам, когда увидел вырвавшееся из люка пламя, и кубарем скатился вниз.
Танк остановился.
* * *
Огонь заполыхал в распахнутом нутре железного зверя. А потом оттуда с отчаянными криками стали вываливаться люди. Они принялись кататься по земле, сбивая с себя пламя, а зверь всё горел и горел. Убегавший мальчишка больше не убегал. Он стоял, пошатываясь, уронив руки, и хрипло, радостно смеялся.
* * *
Мишка решил, что больше никуда не побежит. Баста! Он стоял на своей земле, под своим небом. Пусть убивают здесь, суки!
Перекошенные хари немцев надвигались на него. Старший, пролаяв что-то, рванул из кобуры пистолет.
«Вот и всё», — отрешённо подумал Мишка.
И тут он увидел женщину.
Простоволосая, в длинной белой рубашке до пят, она шла по полю, легко переступая босыми ногами.
Немцы обернулись и выпучили глаза, и Мишка понял, что они тоже заметили её.
Он облизнул запёкшиеся губы, чтобы крикнуть ей: «Беги!», но не успел. Женщина вдруг вскинула гибкие руки, словно собираясь пуститься в пляс, и её русые волосы взметнулись, как от порыва налетевшего ветра. Онемевший Мишка смотрел, как немцы, валятся наземь, словно подрубленные. Глаза их закатились так, что казались бельмами, на губах проступила кровавая пена.
Они были мертвы.
Потом женщина повернулась к Мишке, и он зачарованно подумал, что никогда ещё не видел такого прекрасного и спокойного лица.
— Не бойся, — проговорила она.
Мишка успел услышать этот певучий голос, прежде чем потерял сознание, опускаясь на землю, в несжатую рожь, перемолотую танковыми гусеницами. Но уже не увидел красноармейцев, выбегавших из-за деревьев.
* * *
За уничтожение фашистского танка рядовой Михаил Самойлов был награждён орденом Красной Звезды.
В сорок пятом он погиб, освобождая Прагу. Когда пулемётная очередь перерезала ему грудь, опрокинув на мостовую, он увидел над собой не дымное пражское небо, а синие, как васильки, глаза женщины, что спасла его на ржаном поле под Бориславлем.
Она улыбнулась и поманила его за собой.
Орига — Полюшко-поле
Название: Пускай он пойдёт на парад
Автор: sillvercat для команды fandom Russian original 2016
Бета: Daremif aka Angua
Размер: драббл, 986 слов
Пейринг/Персонажи: Василий и Василиса
Категория: джен
Жанр: мистика, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: 12-летней «нигилистке» Василисе приснился её погибший на войне прадедушка
Примечание: время действия — наши дни
От автора: «нигилистку» Василису отчасти писала с собственного ребёнка))
Ссылка на ФБ-2016: тут.
— Это подростковый нигилизм, — проговорил папа. — Как у этого, как его…
— Базарова, — ехидно подсказала Василиса.
Она уже прочитала «Отцов и детей», и не потому, что это требовалось для будущей программы по литературе. Просто «Отцы и дети» значились в списке «Сто лучших книг», а Василиса задалась целью все их прочитать.
Вредный язвительный Базаров ей понравился.
— В двенадцать лет? А что будет в пятнадцать? — растерянно пробормотала мама.
Они разговаривали так, будто Василисы за столом не было. И реально пугались. Смешные. И предсказуемые, как… шлагбаум.
Сейчас мама скажет: «Это всё от Интернета».
— Это всё от Интернета, — сказала мама. — Надо было с самого начала ставить «Родительский контроль». Сейчас уже поздно.
С этим Василиса была полностью согласна.
Тем более, что она не ходила на такие сайты, где требовался «Родительский контроль». Чего она там не видела! Ей было даже скучно. Какая-то сплошная биология, которую Василиса и в школе не любила. Она читала политические блоги и сайты. Сайт «Новой газеты», например. Она единственная в классе всё знала про Навального.
Спор за столом — к которому, кстати, Василисе запрещали приносить какие-либо девайсы — начался с того, что папа объявил:
— Ко Дню Победы надо будет распечатать дедушкину фотографию. Для «Бессмертного полка». И сходить с ним на парад.
Мама согласно закивала, а Василиса не выдержала:
— Что за Совок! Парад! Все побежали, и я побежал!
Оба родителя предсказуемо взвились, и началось...
Стоило, наверное, держать язык за зубами, уныло подумала Василиса.
В честь прадедушки Василия, погибшего в сорок первом году под Можайском, её и назвали. Редкое имя, ей нравилось, причём в своей полной форме.
Прадедушка погиб в неполных двадцать лет. Василисе, можно сказать, повезло, что перед уходом на фронт он женился на прабабушке и оставил её беременной. Иначе Василисы на свете бы не было. Или была бы, но уже не та.
На единственной оставшейся у прабабушки фотографии был изображён черноволосый парень с настороженным взглядом тёмных глаз и комсомольским значком на широкой груди. Ну, погиб, и что? Тогда погибло так много людей, что даже Википедия не могла точно указать, сколько именно.
И Василиса что, должна была быть ему навеки благодарна? Ходить на парад с его портретом? А смысл?
Василиса не терпела бессмысленных действий.
— Спасибо, — буркнула она и вышла из-за стола.
* * *
А ночью ей приснился сон.
Она стояла — прямо во флисовой пижаме с мишками и шлёпанцах — на дне какой-то грязной канавы глубиной чуть ли не ей по макушку. Не канава, а ров или траншея, машинально поправила себя Василиса. Она видела такие в военных фильмах.
Прислонившись к стенке этого рва, совсем рядом стоял парень в гимнастёрке и удивлённо смотрел на Василису.
Она его сразу узнала, хотя его чёрные волосы теперь были коротко острижены, а скуластое лицо перепачкано чем-то тёмным. Во сне, как и наяву, стояла ночь, но Василиса чётко различала всё это.
Парень сморгнул и резко произнёс:
— Ты откуда здесь взялась?
Василиса не знала, что ответить. Что она его правнучка? Что он ей просто снится? Что он давным-давно погиб и неизвестно где похоронен?
Это было бы как-то… неэтично.
Она подумала немного, ничего умного не надумала и честно объяснила:
— Я нечаянно. Я сейчас уйду. Исчезну.
— Беженка, что ли? Или фрицевская шпионка? — прищурился парень, оглядев её с ног до головы.
Только сейчас Василиса заметила у него в руке длинную винтовку с блестящим штыком.
Она даже знала, как она называется. Трёхлинейка Мосина. С Первой Мировой осталась. Она читала, что в начале войны у нас совсем не было современного вооружения.
Она почему-то сглотнула и решительно объявила:
— Никакая я не фрицевская шпионка.
Ей даже обидно стало.
— Тебя как звать-то? — помолчав, спросил парень уже не так резко.
— Василиса, — сказала она и посмотрела ему в глаза — тёмные, внимательные и очень усталые. Она вдруг поняла, что надо говорить всё как есть, пусть он даже не поверит. — Меня в твою честь назвали. Ты мой прадедушка Василий и мне снишься. Я родилась в две тысячи третьем году. И… — она запнулась, не зная, что ещё сказать. — Мы выиграли войну.
Он вдруг схватил её за руку. Ладонь у него была широченной, как лопата, и жёсткой. Василиса испугалась, что сейчас он потащит её в какой-нибудь СМЕРШ. «Смерть шпионам» — она читала, там расстреливали. Или сам расстреляет её? Но так же нельзя! Это же получается… временной парадокс!
Впиваясь в неё напряжённым взглядом, он выпалил:
— Правда? Мы победим?
Василиса быстро кивнула несколько раз и подтвердила:
— Правда.
Он выпустил её локоть, опёрся плечом на стенку траншеи и пробормотал:
— Ну, теперь умирать не страшно будет.
— А… откуда ты знаешь, что умрёшь? — прошептала Василиса. Ей стало трудно дышать, и она сама подошла ближе, всматриваясь в его измазанное грязью лицо.
Кровью, а не грязью, внезапно поняла она и похолодела.
— Тут вон какая молотилка, люди тыщами гибнут, — тихо отозвался он, перехватывая винтовку повыше. — Чего мне о себе плакать.
В его глазах вдруг вспыхнуло любопытство, и Василиса решила, что он сейчас спросит, как там у них всё, в будущем, и приготовилась объяснять. Но он спросил:
— Значит, моя Томка родила? Пацана, да?
Василиса кивнула:
— Дедушку Антона.
— Я думал, она Андрейкой назовёт… — разочарованно протянул парень.
Сейчас он казался Василисе просто старшеклассником. Ей было дико до озноба представлять, что это и есть её прадедушка, что у него будет сын Антон, у которого родятся тётя Лена и Костя, Василисин папа.
— Ты что, не боишься? — прошептала она, а он сказал неожиданно и просто:
— Почему не боюсь, боюсь. Но это уже неважно.
Тут Василиса сообразила, что вот-вот проснётся, и торопливо зачастила, протянув к нему руку, но не решаясь дотронуться:
— Может, ты и не погибнешь вовсе? Раз я тебя предупредила…
Временной парадокс! Эффект бабочки! Он должен был погибнуть, этот скуластый парень с окровавленным лицом и тёмными неулыбчивыми глазами!
— Не реви, — легко вымолвил он, коснувшись её мокрой щеки. И наконец улыбнулся. – Живи себе.
Его лицо стало стремительно расплываться перед глазами Василисы, как бы яростно она их ни таращила. И совсем исчезло.
* * *
Утром Василиса посмотрела на фотографию в прозрачном файлике, которая лежала на полке в прихожей. Папа приготовил её, чтобы куда-то отнести. Для этого «Бессмертного полка».
Папа вопросительно глянул на Василису. Ждал, что она сейчас опять скажет про Совок и «все побежали»?
— Пускай он пойдёт на парад, — сказала Василиса.
Самоцветы — У деревни Крюково
Название: Стокгольмский синдром
Автор: sillvercat для команды fandom Russian original 2016
Бета: Daremif aka Angua
Размер: мини, 1100 слов
Пейринг/Персонажи: Людмила Александровна, Бекхан, Сашка, Викуля и другие
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Волчонок с «калашом» подошёл к ним, когда Людины ребята начали играть в «города». Что ещё оставалось делать пятнадцати девятиклассникам и учительнице, забившимся в шестой ряд амфитеатра и сидевшим там, будто мыши?»
Примечание: время действия — начало 2000-х годов
Строки в эпиграфе частично взяты у Стругацких (повесть «Жук в муравейнике»), позднейшая дописка — Вис Виталис (с)
Предупреждение: неграфичное насилие, смерть некоторых персонажей
От автора: мне рассказала эту историю сестра, подруга которой и была той учительницей в «Норд-Осте»...
Ссылка на ФБ-2016: тут.
«Стояли звери около двери.
Они кричали,
Их не пускали.
Стояли звери около двери.
В них стреляли,
Они умирали.
Но нашлись те, кто их пожалели,
Те, кто открыл зверям эти двери.
Зверей встретили песни и добрый смех.
Звери вошли и убили всех»
— Это «стокгольмский синдром», вы понимаете? Если вы сочувствуете наркоману, вы находитесь в группе риска. Если вы сочувствуете боевикам — вы потенциальный пособник.
— Я не сочувствую.
— Людмила Александровна…
— Я не сочувствую! Но я учитель. А эти… боевики… некоторые из них были совсем детьми, не старше моих ребят. Они же ничего не видели, кроме этой своей «зелёнки». И войны. Они же выросли на войне. И не они её начали...
— И вы ещё утверждаете, что не сочувствуете?.. Людмила Александровна, вы жалеете их, но ведь они явились туда, чтобы убить вас. И ваших ребят. Вы с классом пришли на спектакль, а они пришли, чтобы расстрелять и взорвать вас.
— Да, но... Бекхан сказал, что они не убивать нас хотят, а остановить войну. Хотят, чтобы их услышали.
— Сначала их кукловоды промыли мозги им, затем они, соответственно, вам. Вы же взрослый,разумный, образованный человек. Учитель. Вы купились на манипуляции неграмотного волчонка с «калашом»? Расскажите про этого Бекхана. Полагаю, это Бекхан Дадоев, тысяча девятьсот восемьдесят шестого года рождения. Он?
— Он. Не надо… не показывайте мне эти фотографии! Уберите!
— Эти фотографии уже висят повсюду в Интернете. Рассказывайте. Дать вам воды?
— Нет… нет, спасибо.
* * *
Волчонок с «калашом» подошёл к ним, когда Людины ребята начали играть в «города». Что ещё оставалось делать двадцати девятиклассникам и учительнице, забившимся в шестой ряд амфитеатра и сидевшим там, будто мыши? У них, как у всех, боевики отобрали сотовые телефоны и сложили в картонную коробку. Теперь телефоны звонили наперебой: мамы и папы, наверное, сходили с ума, увидев в теленовостях, как спецназовцы окружают захваченный боевиками театр, в котором были их дети.
Горбоносый бородач в камуфляже, властно распоряжавшийся всем со сцены, не обращал никакого внимания на эти звонки.
Людин класс сбился на своём шестом ряду в беспорядочную кучу. Девочки тихо всхлипывали, цепляясь за Люду, пацаны ещё крепились. У неё в классе было всего пять пацанов на пятнадцать девчонок. И тогда она бодро предложила:
— А давайте поиграем в «города»?
Нью-Йорк. Киев. Владивосток. Коломна. Амстердам. Москва. Анкара. Опять «А». Неудачная буква.
— Аргун, — сказал мальчишеский голос совсем рядом с ними.
Вздрогнув, Люда обернулась. Все обернулись.
У мальчишки была зелёная повязка на голове, на взъерошенных тёмно-русых волосах. Повязка с белой арабской вязью. Воин джихада. Чёрный свитер, пятнистые штаны и автомат в тонкой смуглой руке — дулом книзу.
— Я из Аргуна, — пояснил он вполголоса и усмехнулся, вздёрнув подбородок под взглядами ребячьих глаз, заплаканных, любопытных, враждебных, испуганных, уставившихся на него в упор.
— Новгород, — выпалила вдруг Викуля, маленькая беленькая девочка, сидевшая рядом с Людой. Её тоненькие пальцы вцепились в Людино запястье.
— Домбай, — живо подхватил Сашка, повернув к пришельцу свою курносую веснушчатую физиономию. — Ты там был? Это на Кавказе. Ты ведь из Чечни?
Он сидел на крайнем от прохода кресле, а уже после — Люда и Викуля. Остальные пацаны на него зашикали. Люда тоже шикнула. Сашка всегда был чересчур шилопопый.
— Из Ичкерии, — гордо поправил парень, а Люда торопливо сказала:
— Йошкар-Ола.
Хотя больше всего ей хотелось спросить: «Вы убьёте нас?». Но ведь не при детях же!
У парня в руке был автомат, как у бородача и других боевиков в зелёных повязках, так неожиданно ворвавшихся в зал прямо во время спектакля. По всему периметру зала встали женщины в чёрных платьях до пола, в чёрных платках, укрывавших лица, с уродливыми поясами вокруг тонких талий. «Пластит, — буднично объяснил бородач со сцены, когда потребовал, чтобы все сидели тихо. — Будете сопротивляться — мы здесь всё взорвём».
И все сидели тихо. Мужчины, женщины, дети. Только кто-то едва слышно всхлипывал. В коробке звонили телефоны. И боевики переговаривались, громко, гортанными голосами, на непонятном языке.
Мальчишка с автоматом задумался, а потом сказал:
— Ачхой-Мартан. У меня там сестра жила. Вы, русские, её убили. Дом разбомбили.
— Мы?! — ахнула Люда.
Это название часто звучало по телевизору. «Бои возле Ачхой-Мартана». «По Ачхой-Мартану нанесён ракетный удар, в результате которого уничтожена база боевиков…»
Война стояла возле Люды и её ребят и смотрела на них прищуренными тёмными глазами с полудетского осунувшегося лица неизвестного им мальчишки.
— Как вы сюда попали? — в отчаянии вымолвила она.
Парень скривил губы и ничего не ответил.
— Вы нас убьёте? За что? — спросила тихая, робкая Викуля, спросила неожиданно громко, подняв на парня серые огромные глаза. Очень взрослые. — Мы ведь ни в чём не виноваты.
— Мы пришли не убивать, — ответил тот, упрямо наклонив голову, — а остановить войну.
— Но так войну не останавливают, — не выдержала Люда. — Вы убьёте нас, но и сами погибнете!
— Воины джихада сразу попадают в рай, — бесстрастно отозвался парень.
— Все псы попадают в рай, — ляпнул Сашка. Это было всего лишь название какого-то американского мультика, но парень, сверкнув глазами, с размаху ударил Сашку по лицу, по губам, разбив их в кровь.
— Не надо! — в ужасе крикнула Люда, протягивая к нему руку, а девчонки опять заплакали. Сашка кое-как утёрся и машинально посмотрел на окровавленные пальцы.
— Собака — нечистая, — серьёзно объяснил парень. Серьёзно, но не зло. Назидательно даже. — Думай, что говоришь. И кому.
— Извини, — растерянно пробормотал Сашка, часто моргая, и парень степенно кивнул:
— Ты извини.
Всё это казалось Люде просто каким-то сном, страшным, невероятным сном: смуглый мальчишка с автоматом, стоявший перед ними, кровь на руке у Сашки и этот дикий диалог. И высокие стройные женщины с пластитом, опоясывавшим тонкие талии.
— Ты в каком классе? — с любопытством осведомился Сашка, и Люда сердито дёрнула его за локоть. Но тот не унимался: — Ты учился вообще?
— Шесть классов закончил, — парень безразлично повёл плечом. — Вторая война началась — бросил. В «зелёнку ушёл.
— Везёт же, — протянул Сашка с искренней завистью, а Люда рассвирепела:
— Сейчас от меня тоже получишь!
Девчонки нервно зафыркали, Сашка обескураженно почесал в затылке. Парень тоже засмеялся, блеснув белыми зубами. Потом осёкся, огляделся и поспешно шагнул прочь. Должно быть, ему нельзя было стоять тут, разговаривать с ними и тем более смеяться.
— Как тебя зовут? — решилась окликнуть его Люда, и он обернулся на ходу, придерживая автомат:
— Бекхан.
* * *
— Он больше не подходил к вам?
— Когда пустили газ… ну, в зал, и начался штурм… он подбежал и закричал, чтобы мы лезли под кресла и там лежали, не высовывались. И даже стал стрелять над нашими головами. Из автомата. И мы бросились на пол. А потом я потеряла сознание и больше ничего не помню. Но... он ведь нас всех этим спас, да?
— Людмила Александровна, вас спасли наши спецназовцы, рискуя собой, а не этот малолетний бандит. Между прочим, ваши ребята в больнице заплакали, когда узнали, что все боевики убиты. Хотя должны были радоваться. Вы меня понимаете, Людмила Александровна?
— Да. Да, я понимаю. Должны радоваться. Это просто «стокгольмский синдром», вы всё правильно сказали. Это пройдёт. Я могу идти?
— Разумеется. Только не забудьте, что вы дали подписку о неразглашении. Обязались не распространяться публично обо всех этих подробностях. Не забудьте.
— О Бекхане Дадоеве, шестнадцати лет? Конечно. Я не забуду. До свидания.
Егор Летов — Пуля виноватого найдёт