Автор: sillvercat для fandom Americas 2016
Бета: OxanaKara
Размер: мини, 1497 слов
Пейринг/Персонажи: Ванаги-Махпе (Женщина-Воин), Анункасан, шаман Уовогти, другие воины лакота
Категория: джен, гет
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: «Две души в женском теле встречались гораздо реже, чем в мужском. Жизнь индейского воина была исполнена тягот, и Вакан Танка, даруя вторую, мужскую, душу женщине, тем самым жестоко испытывал её»
Предупреждение: графичное описание индейских обрядов; смерть персонажей
От автора: написано для OxanaKara, оставившей мне заявку на январском флэшмобе драбблоты))
Ссылка на ФБ-16: тут.
Под солнцем — Ви — есть мужчины и есть женщины.
А есть люди, которые по воле Вакан Танки, Великого и Таинственного, родились с двумя душами в одном теле — мужской душой и женской.
Если эти две души помещались в теле мужчины, он носил женскую одежду и женские украшения, занимаясь теми ремёслами, которые испокон веку полагались женщинам: разделывал туши добытых охотниками зверей, дубил шкуры, шил из них одежду и украшал её бисером. Он не подходил к мустангам, не брал в руки ни копья, ни ружья.
Две души в мужском теле — это священный дар Вакан Танки и Вечной Женщины. Но люди с двумя душами были наделены ещё одним особым даром — они могли предвидеть будущее. Даже вожди и шаманы шли испрашивать у них совета и помощи.
Две души в женском теле встречались гораздо реже. Жизнь индейского воина была исполнена тягот, и Вакан Танка, даруя вторую, мужскую, душу женщине, тем самым жестоко испытывал её.
Женская плоть хрупка. У женщины тонкие кости, маленькие руки. Мужчина вынослив, как бизон. Его удел — битва. Он идёт на битву, как это делает бизон, защищая свою самку и детёнышей. Удел женщины — искать защиты у мужчины: отца, мужа, брата, сына.
Но иногда среди лакота рождались женщины с душой воина, которые преодолевали всё.
* * *
Ванаги раньше носила иное имя — Махпе, Листва. Носила вместе с женской одеждой — платьем из замши, расшитым цветным бисером и иглами дикобраза. Платье это расшивала ей мать, она же заплетала дочери её иссиня-чёрные волосы в две длинные косы, перехватывая пёстрой налобной повязкой. Мать дарила Махпе кукол из бересты и обожжённой глины в таких же шитых бисером платьицах. Посылала Махпе нянчить соседских крикливых младенцев. Вечная Женщина не послала матери Махпе собственных младших детей.
Но Махпе не хотела играть с куклами и нянчить младенцев, как это делали другие девочки-лакота. Она хотела играть с мальчишками, которые не носили платьев, а в одних набедренных повязках и легинсах боролись друг с другом, стреляли из луков и метали в цель копья на лугу у реки.
Она всегда с завистью смотрела на них, пока наконец не решилась поступить так, как давно намеревалась.
Махпе была рослой и длинноногой, с крепким, как сыромятный ремень, гибким и лёгким телом. Она ничего и никого не боялась.
— С кем из вас мне схватиться, чтобы вы приняли меня к себе? — звонко крикнула она, подойдя к мальчишкам.
Те повернулись к ней, опустив свои луки. Никто из них не засмеялся.
Они, как и Махпе, знали обычаи лакота. Если мальчик, перешагнувший порог детства и вступивший в отрочество, выбирал женскую участь, он надевал женское платье и приходил играть с девчонками. Если девочка, ещё не уронившая первую женскую кровь, выбирала участь воина, она приходила к мальчишкам, чтобы сразиться с самым сильным из них.
Анункасан, Орёл, шагнул вперёд. Ему сравнялось тринадцать зим, и он обрёл своё имя этой весной в Чёрных Холмах, когда голодал там и молил Вакан Танку о видении духа-покровителя.
Он был на полголовы выше Махпе и, конечно же, шире в плечах и в кости. В его тёмных глазах не было ни вызова, ни насмешки. Он смотрел на Махпе с тревогой.
— Ты вправду этого хочешь? — вполголоса спросил он, приблизившись к ней.
Махпе гордо кивнула.
Бронзовое тело Анункасана прикрывала лишь набедренная повязка. Это упрощало для него схватку: пальцы противника скользили по голой коже.
Махпе подумала и потянула вверх подол своего замшевого платья, чтобы, как и мальчишки, остаться в одной набедренной повязке. Грудь у неё едва-едва начала набухать.
Анункасан был сильным, куда сильнее Махпе, но опрокинуть её на траву ему так и не удалось. И Махпе, несмотря на боевой азарт, кипевший в крови, догадалась, почему: он берёг её, девчонку, берёг инстинктивно, как волк оберегает волчицу. Но Махпе не нуждалась в снисхождении. Она хотела драться на равных с ним!
Вспыхнув от гнева, она вцепилась зубами в его солёное от пота плечо и подсечкой швырнула наземь, торжествующе навалившись сверху. Остальные мальчишки возмущённо загалдели:
— Нечестно!
Но Анункасан поднялся с земли, едва Махпе разжала руки, и отрывисто бросил:
— Она победила.
Другие мальчишки не щадили Махпе, но ей это шло на пользу: она набиралась сил день ото дня и постепенно начала одолевать остальных в драках. Её мать плакала и ругалась, видя всё новые синяки и кровоподтёки на теле Махпе. После того, как с ней поговорил шаман, старый Уовогти, ругать дочь она перестала. Но в глазах её стыли боль и растерянность, когда она смотрела на Махпе.
А Махпе была счастлива. Она до изнеможения тренировалась с копьём, луком и стрелами, объезжала жеребят-годовиков, и всегда, когда ей было особенно трудно или страшно, рядом с нею оказывался Анункасан.
Он помог ей и на испытании Огнём. Когда Махпе выхватила из костра раскалённый уголь, чтобы потушить его собственной ладонью, он держал её за плечи, крепко сжимая. Его тёмные глаза глядели прямо в её расширившиеся от боли зрачки. Тошнотворно запахло палёным, кожа на ладони Махпе покрылась волдырями. Но Махпе удержалась на грани обморока, гордо уставившись в суровое лицо Анункасана, хотя руку потом пришлось долго залечивать.
Так прошли лето, осень, зима и весна. Махпе ещё больше вытянулась, её груди налились, словно весенние бутоны, а бёдра плавно округлились. Но ей не нужны были эти перемены. Она не хотела становиться женщиной, ложиться с воином, чтобы принять в себя его семя, растить и вскармливать его детей.
Она сама хотела быть воином. Биться с врагами-васичу, кавалеристами в синих мундирах, оттеснявшими племя лакота всё дальше к Паха Сапа, Чёрным Холмам. Она хотела скакать верхом наперегонки с ветром, смело и по праву высказывать свои мысли на Совете племени.
Она могла переменить своё решение до Пляски Солнца, которая приходилась на дни летнего солнцестояния. До того, как принесёт Ви — солнцу — жертву крови.
Воины лакота приносили жертву солнцу, чтобы Ви стало свидетелем их клятвы. Их перерождения. Они просили у солнца того, что не могли получить обычным путём.
Все те, кто хотел испытать себя, приходили к Ви Чан, Дереву Жизни, установленному в центре священного круга. И когда Ви подымалось в зенит, шаман проделывал в их телах отверстия жертвенным ножом, а они пели Песню Солнца. Потом в эти отверстия продевались сыромятные ремни, чтобы воин, кружась в танце вокруг Ви Чан, обрывал их весом своего тела. Если же он не мог порвать ремни, кто-нибудь из его родных или друзей помогал ему освободиться, разрывая его собственную плоть.
Махпе была готова к этому испытанию. Стоя вместе с двумя другими воинами у столба и глядя на подымающееся над прерией солнце, она бестрепетно сняла с себя набедренную и нагрудную повязки, легинсы и мокасины. Она осталась нагой, как в тот день, когда мать родила её.
По собравшейся толпе прокатился тихий ропот.
Матери Махпе не было среди людей, стоявших вокруг Ви Чан. Она лежала ничком в своей палатке, обливаясь слезами и сокрушаясь о судьбе своей дочери, избравшей путь воина.
Махпе обвела взглядом круг собравшихся. Она точно знала, кто из них поддержит её, и не ошиблась.
Анункасан выступил вперёд, обнажённый, как и она. И был с нею, когда священный жертвенный нож старика-шамана Уовогти пронзил её плоть с двух сторон над ключицами и её кровь закапала на каменистую землю. Он был с нею, когда Уовогти продел в свежие раны тонкие сыромятные ремни и прочным узлом привязал их концы к вершине Ви Чан.
Анункасан был с Махпе все казавшиеся ей бесконечными часы, когда под гром боевых барабанов и свист костяных дудок воины плясали вокруг Ви Чан, а солнце стояло в зените. Когда Ви начало клониться к западу и стало из золотого багровым, Анункасан крепко взял Махпе за плечи, как тогда, во время испытания Огнём. А она, как тогда, молча посмотрела на него запавшими, мутными от боли глазами — с невольной надеждой. Его же взгляд был спокойным и твёрдым — даже тогда, когда он дёрнул её за плечи и ремни с отвратительным хрустом вырвались из её плоти. Солнце завертелось огненными кругами в ослепительно чёрном небе, но руки Анункасана подхватили Махпе, не дав ей коснуться земли.
Так Махпе получила новое имя — Ванаги. Сильная.
* * *
Бледнолицые теснили лакота прочь с их земли, уничтожая, словно бизонов, многочисленные стада которых поредели, как листва осенью. Воины лакота сражались с отчаянной храбростью, но их было слишком мало, а бледнолицых — слишком много.
Когда кавалеристы в синих мундирах окружили селение Ванаги, чтобы согнать уцелевших индейцев за колючую проволоку резервации, Ванаги сражалась бок о бок с Анункасаном. И пулю, предназначенную ей, он принял на себя, заслонив Ванаги своей широкой грудью.
Он был гораздо выше неё, и пуля, которая раздробила бы ей плечо, угодила ему прямо под сердце.
— Зачем ты это сделал? — простонала она, бросаясь на землю рядом с ним. — Зачем, зачем?!
— Ты женщина, — ответил он, едва шевеля губами, на которых уже проступила кровавая пена. А вокруг грохотали ружья бледнолицых.
— Я не женщина, я воин! — закричала Ванаги и ещё успела увидеть, как по окровавленным губам Анункасана скользнула улыбка. А потом голова его склонилась к плечу.
Он вздохнул в последний раз и больше не дышал.
Ванаги была воином, получив новое имя у Дерева Жизни, но слёзы хлынули по её щекам, когда она, как подобает женщине лакота, потерявшей мужчину, одним взмахом ножа срезала свои тяжёлые косы. И тем же ножом она несколько раз провела по щекам, чтобы кровь её, смешавшись со слезами, брызнула на тело Анункасана.
И, совершив это, она схватила его ружьё.
Ванаги отправилась к Бесконечному Небесному Огню чуть позже Анункасана, когда солдаты-кавалеристы расстреляли её в упор. Она счастливо улыбалась, умирая. Она точно знала, кто встретит её там.