Автор: sillvercat
Размер: мини, 1029 слов
Пейринг/Персонажи: Джон Уэсли Хардин, сержант Смолли
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Вот оно, родившееся в Техасе поколение коренных техасцев!.. Увешанные новомодным оружием паршивцы, которые решили, что им всё дозволено, как Господу нашему Иисусу!»
Примечание: о Джоне Уэсли Хардине можно прочитать здесь .
Предупреждения: смерть персонажей; неграфичное описание смертей и пыток.
Арт: Jortagul
Ссылка на ФБ-16: тут.
Сопляк ревел взахлёб и утирал разбитый нос ладонью. Кровь засыхала бурыми полосами на его круглых щеках, ещё покрытых детским пушком, а не щетиной. И глаза у него были круглые, как блюда, голубые, переполненные слезами и страхом. Он пытался отползти в сторону, путаясь в полах длинного чёрного пальто.
Его, похоже, никогда раньше не кормили конфетками, которыми он столь щедро угощал других.
Сержант-конвоир по имени Смолли, избивавший его, брезгливо и презрительно сплюнул в рыжую пыль. Ему было противно колотить ревущего поганца, он и мула-то редко бил, но этот пакостник нуждался в хорошей трёпке.
— Что ты завываешь, как баба? — процедил он сквозь прокуренные, жёлтые от табачной жвачки зубы и небрежным пинком сапога сбил мальчишку наземь, всё в ту же рыжую техасскую пыль.
И устало подумал: разбалованный щенок! Вот оно, родившееся в Техасе поколение коренных техасцев! Этим молокососам не пришлось насмерть драться с краснокожими и мексами. Увешанные новомодным оружием паршивцы, которые решили, что им всё дозволено, как Господу нашему Иисусу, потому что полковник Кольт уравнял всех. У кого пушка, тот и храбрец, а лиши такого щенка его игрушек — враз начнёт размазывать сопли по роже.
Сержант вспомнил, как его самого таким же семнадцатилетним щенком поймали команчи. Память об этом навсегда осталась на его шкуре, из которой проклятые дикари с хохотом вырезали целые куски. Он тоже выл тогда, как шакал в капкане. Но не от пары же пинков! И он выжил!
Видя замурзанное лицо арестованного мальчишки, сержант не сомневался — случись такое с этим молокососом, парень бы полные штаны наложил и сдох бы от ужаса и боли.
Ну, а он, Смолли, выжил, когда команчи, вдоволь натешившись, бросили его в зарослях чаппараля у пересохшего безымянного ручейка. Он тогда кое-как добрёл до армейского форта, ослабев от потери крови. Но едва кавалеристы с гиканьем выехали на охоту за краснокожими ублюдками, Смолли отправился за ними, чтобы подстрелить хоть одного дикаря. Чтобы отомстить, несмотря на то, что сам еле-еле держался в седле. И он вернулся в форт с окровавленным скальпом, привешенным к поясу!
А этот щенок, что скулит сейчас в пыли? Смог бы он поступить так же? Да нипочём!
Нет, измельчали техасцы, измельчали…
Смолли тяжко вздохнул и утёр вспотевший под форменной шляпой лоб, продолжая брезгливо рассматривать арестованного. Люди поговаривали, что этот сопляк, мол, невзирая на молодость, небывало опасен. Смолли хохотал бы над такой глупостью до упаду, если бы у него не было так скверно на душе.
Ещё толковали, что этот щенок, мол, придумал, как вделать кобуры прямо в свой жилет, чтобы выхватывать сразу два револьвера обеими руками. Ну-ну.
Болтали также, что два года назад он, совсем сосунок, застрелил какого-то ниггера: тот якобы его задирал и за это поплатился. Ну, для того, чтобы пристрелить ниггера стальных яиц не требуется, думал Смолли. После чего, как опять же поговаривали, малец стал заядлым картёжником и шулером, а тех, кто пытался его урезонить, махом отправлял к праотцам. А вот сейчас паршивец совсем зарвался, уложив насмерть доброго ковбоя из Уэйко. Сам родом из Уэйко, Смолли прекрасно знал убитого парня и надеялся, что судья закатает молокососа в тюрягу ровно настолько, чтобы тот понял, на кого следует поднимать пушку, а на кого — нет.
Вспомнив об убитом ковбое, Смолли совсем расстроился и пнул мальчишку так, что тот откатился под коновязь, к копытам нервно переступавших с ноги на ногу лошадей. Те шарахнулись в сторону и затанцевали на месте. Хорошо было бы, если б какая-нибудь из них наподдала паршивцу копытом по его дурной башке.
Смолли быстро огляделся: капитана Стоукса поблизости не замечалось. Значит, никто не запретит Смолли ещё немного поучить щенка уму-разуму, показать ему, что такое боль и страх.
Он снова шагнул к мальчишке, занеся над ним кованый сапог со шпорой, но тут что-то сверкнуло и грохнуло. Смолли так и замер с занесённой ногой, выпучив от изумления глаза.
Выстрел.
Выстрел?
Сопляк пальнул в него из револьвера?! Но откуда, откуда взялся револьвер?!
Ещё один громовой удар разорвал звенящую тишину, и Смолли наконец тяжело грохнулся оземь, невольно потянувшись правой рукой к собственной кобуре. Растопыренными пальцами другой руки он судорожно схватился за левый бок, откуда толчками била горячая алая кровь.
Больно, о Матерь Божия, как же было больно… Эта боль оказалась ещё сильнее той, что он испытывал, когда команчи резали ремни из его спины.
Щенок убил его.
Солнце медленно меркло над головой Смолли, пока он глядел широко раскрытыми, налившимися кровью глазами в злорадно ухмыляющееся круглое лицо склонившегося к нему мальчишки.
— Никто не смеет подымать свою вонючую лапу на Уэсли Хардина, ты, скотина! — прошипел тот, и его башмак с силой врезался в бедро Смолли.
Сержант дёрнулся, захрипел и умер.
И не увидел, как мальчишка, неловко взмахивая всё ещё скованными руками, забирается на осёдланную лошадь и скачет прочь.
И ещё сержант Смолли никогда не узнал, что прямо в тюрьме, незадолго до отправки на суд в Уэйко, Уэсли Хардин за большие деньги купил себе длиннополое пальто и револьвер, который спрятал в кармане пальто и дожидался удобного случая, чтобы сбежать.
Сердобольный кузнец в селении неподалёку расковал Хардина, и тот продолжил совершать свои подвиги.
* * *
Гибель сержанта Смолли была одной из первых в страшной череде смертей, виновником которых стал Джон Уэсли Хардин.
Он считался одним из самых жестоких и кровожадных стрелков Техаса, потому что, не задумываясь, убивал людей выстрелами в спину, убивал безоружных и спящих.
Убивал безвинных.
Всего на его счету оказалось сорок четыре оборванных жизни.
Хардин был наконец схвачен в 1877 году — в поезде, направлявшемся во Флориду. Его арестовали техасские рейнджеры, долго охотившиеся за ним. Поняв, что он попался, Хардин попробовал выхватить револьвер, но удача отвернулась от него — кольт запутался в его подтяжках, и рейнджеры схватили Уэсли и его подельников.
Тогда ему сравнялось всего лишь двадцать четыре года.
В Техасе Хардина осудили на двадцать пять лет тюрьмы. Техасцев сильно разочаровал этот приговор, они требовали от губернатора смертной казни для Хардина. Но его не казнили, приняв во внимание его молодость и казавшееся искренним раскаяние.
Хардин был помилован губернатором Техаса спустя семнадцать лет после ареста, в 1894 году. Тогда ему исполнился сорок один год.
В тюрьме Хардин получил юридическое образование и после освобождения даже стал адвокатом в техасском городке Эль Пасо.
Но уже через год он погиб. Полицейский по имени Джон Селман вошёл в салун, где Хардин, как обычно, играл в карты, подошёл к нему сзади и выстрелил ему в голову. Хардин погиб мгновенно, но Селман всадил в него ещё три пули.
— Чтобы наверняка, — невозмутимо пояснил он в суде.
Название: Cuba Libre
Автор: sillvercat
Размер: драббл, 211 слов
Пейринг/Персонажи: ром/кока-кола
Категория: гет
Жанр: PWP
Рейтинг: R
Краткое содержание: они наконец слились воедино...
Прдупреждения: хуманизация
Ссылка на ФБ-16: тут.
Да, она прекрасна, эта puta, шлюха, которую привезли с собою матросы-янки на своих кораблях. Она давала им, а теперь даёт ему, но это его не смущает, не отвращает, а только подстёгивает. Как и резкий пряный запах её тёмной кожи, её стройного тела, её терпкого нутра, куда он вонзается одним рывком, раздвинув её колени, почти разодрав её пополам, а она дрожит в его грубых объятиях и страстно вскрикивает. Шлюха-янки!
Да, он хорош, этот мулат с золотистой, светлой кожей, хоть и жесток, и нетерпелив. Зверь, дикий кабан, он овладевает ею так бешено, что у неё совсем не остаётся сил на притворное сопротивление. Он и хрипит, как зверь, почти рычит ей в ухо, и она ёжится и отрывисто, гортанно смеётся, подставляя голую грудь его грубым пальцам, губы — влажному горячему рту. Зверюга-кубинец!
Они сливаются воедино.
— Ещё! — молит она сорванно. — Ещё!
… — Ещё порцию «Cuba Libre»!
Бармен солидно кивает.
* * *
Есть несколько версий происхождения этого коктейля, но все они связаны с историей войн за независимость Кубы от Испании. Боевой клич ¡Por Cuba libre! («За свободную Кубу!») родился среди повстанцев в горах Сьерра-Маэстра, где изготавливали светлый ром. Кока-колу завезли на Кубу американские войска в самом конце XIX века.
Обычно указывается, что коктейль «Cuba Libre» был впервые приготовлен в Гаване в 1900-м году.
Подробности и рецепт здесь и здесь .
Название: Секвойя
Автор: sillvercat
Бета: Блэй
Размер: мини, 1013 слов
Пейринг/Персонажи: вождь племени чероки Секвойя
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: «Сидя у погасшего очага, Секвойя, верховный вождь чероки, задумчиво курил свою трубку и вновь напряжённо размышлял о том, что нужно сделать, чтобы бледнолицые наконец признали чероки равными себе»...
Примечание: подробнее об истории племени чероки можно прочитать здесь .
Предупреждение: рассказ о личной жизни Секвойи полностью вымышлен автором
Ссылка на ФБ-16: тут.
От автора: написано для Xin Rei. Да здравствуют лингвисты!)))
Сидя у погасшего очага, Секвойя, верховный вождь чероки, задумчиво курил свою трубку и вновь напряжённо размышлял о том, что нужно сделать, чтобы бледнолицые наконец признали чероки равными себе.
Дело было совсем не в том, что бледнолицые носили одежды из ткани, а не из звериных шкур, жили в больших каменных домах, а не в крытых ветками вигвамах, и почитали распятого на кресте Бога-Иисуса, а не духов леса и реки. Чероки тоже давно переоделись в одежду бледнолицых — в неудобные узкие сюртуки и панталоны, переобулись в твёрдую кожаную обувь, натиравшую ноги, вместо привычных мокасин. Они тоже стали строить деревянные и каменные дома с очагами, разводить скот вместо охоты, возделывать поля и грядки. Молиться Богу-Иисусу, который позволил до смерти замучить себя, распять на деревянном кресте, хотя сам был Богом и мог поразить нечестивых ударом молнии или сжечь огненной лавой. Но чероки тоже стали почитать его, молиться ему и, как бледнолицые, носить на груди маленькие кресты.
Они дошли даже до того, что перестали брать в дома по нескольку жён. Хотя в результате многочисленных войн с бледнолицыми и другими индейскими племенами у чероки было гораздо больше женщин, чем мужчин. После того, как Совет племени запретил многоженство, женщины-чероки, обделённые мужской лаской и справедливо этим обиженные, целыми толпами приходили к верховному вождю, чтобы высказать своё недовольство и возмущение.
Секвойя отлично их понимал. Он и сам недавно отправил восвояси Чёрную Сойку и Ветку Ивы, оставив при себе только первую жену, Весеннюю Речку, получившую при крещении имя Маргарет.
Он встретил Маргарет, когда им обоим сравнялось по пятнадцать зим, и теперь, двадцать зим спустя, не смог с нею расстаться, несмотря на то, что её чёрные косы уже припорошило снегом седины, а тело было совсем не таким упругим и стройным, как у Чёрной Сойки и Ветки Ивы. Все три женщины заливались слезами, прощаясь друг с другом. Право же, некоторые обычаи бледнолицых были совершенно бессердечными!
Но чероки всё-таки мужественно их приняли и стали белыми внутри, хоть и остались красными снаружи. Как яблоки. Но это мало что изменило и совсем не помогло тому, чтобы бледнолицые признали чероки равными себе.
Секвойя догадывался, в чём тут дело. Чероки перестали быть язычниками, но так и остались для бледнолицых дикарями — прежде всего потому, что у них не было голоса. Не было письменности. У чероки появилось своё государство, своё правительство, флаг и гимн, но они не умели читать и писать на своём родном языке. Поэтому Соединённые Американские Штаты не принимали их всерьёз.
Остальные краснокожие племена могли хоть до скончания веков ходить в набедренных повязках, охотиться на бизонов и приводить в свои дымные, прокопчённые вигвамы по десятку женщин — счастливцы! — но чероки стали цивилизованными и уже не смели позволить себе такого непотребства. Им предстояло сделать последний шаг к цивилизации и обзавестись собственной азбукой. Да поскорее!
Белые колонисты, которых становилось всё больше и больше, уже начали требовать от правительства Соединённых Американских Штатов, чтобы оно передало им земли чероки вместе с выстроенными там домами, церквями и полями, где заботливо возделывались маис и картофель. А сами чероки при этом должны были отправиться за Миссисипи, на Индейскую территорию, населённую дикарями, — несмотря на то, что чероки познали свет цивилизации белых и остались краснокожими только снаружи.
…Секвойя тяжело вздохнул. Он не умел ни читать, ни писать на языке инглизов. И сперва долго не мог понять, каким же образом чёрные плащи инглизов, миссионеры, запомнили всё, что завещал им их Бог-Иисус, и зачем, рассказывая о нём, они водят пальцами по странным значкам на бумаге, похожим на растопыривших лапки жуков.
Потом-то он это понял. И решил, что у чероки тоже непременно должны появиться такие вот значки, глядя на которые, каждый сможет понять то, что имел в виду написавший их.
Конечно, даже у дикарей-многоженцев на Индейской территории был способ связи друг с другом. На бизоньих шкурах они выжигали или вырисовывали киноварью картинки, показывающие число убитых ими врагов и бизонов. Но это было совсем не то, что требовалось, хотя Секвойя первоначально подумывал отвести каждому слову в языке чероки отдельную букву-значок. Но слов оказалось слишком много! Как звёзд на небе, как дождевых капель во время ливня, как сосновых игл в лесу.
Следовало разбить каждое слово на составляющие его части. Как дом состоит из крыши, стен, фундамента, так и слово тоже составлялось из частей, которые, меняясь местами и присоединяя к себе новые части, превращались в другое слово. Нужно было только собрать все такие части, ни одной не пропустив, и выдать каждой из них по символу-значку.
Такие значки вождь придумал сам или выбрал из словаря инглизов те, которые интуитивно счёл подходящими по смыслу. Такой словарь дал ему молодой бледнолицый учитель, обучавший детей-чероки.
Это был кропотливейший труд, но Секвойя с ним справился, охотясь за разными кусочками каждого слова чероки, как в молодости охотился в лесу на косуль и рысей. И покончив с этой охотой, он с гордостью показал первый алфавит племени чероки не чёрному плащу — пастору, не учителю, подарившему ему словарь инглизов, и не Совету племени. Он показал его своей жене Маргарет, Весенней Речке.
* * *
Дочь Секвойи, шестилетняя Айока, стала первой после своего отца, кто научился читать и писать на родном языке.
Соплеменники Секвойи долго не хотели признавать изобретения вождя, а шаманы даже втихомолку объявили того одержимым. Однако Секвойя сумел доказать полезность придуманной им азбуки на Совете племени, и спустя несколько лет она стала общеупотребительной. Тысячи индейцев научились читать и писать благодаря ей. Стали печататься книги и альманахи на языке чероки, а сам Секвойя начал выпускать газету «Чероки Феникс» , просуществовавшую много лет. К концу 1830-х годов грамотными стали 90 процентов племени чероки.
Однако всё это им не помогло.
Под давлением белых колонистов и властей юго-восточных штатов федеральное правительство приняло решение ликвидировать индейские анклавы, а «цивилизованные племена» переселить на «дикие» земли к западу от Миссисипи. Принудительная депортация чероки в 1838-1839 годах получила название «Дорога слёз», став одной из позорнейших страниц в истории США. В ходе её погибло около четыре тысяч индейцев.
После принудительного переселения чероки развернули на полученных ими землях первую в США сеть бесплатных школ, где обучались не только чероки, но и дети других индейских племён. Всего таких школ было более тридцати.
До сих пор для того, чтобы получить статус члена племени чероки, необходимо научиться пользоваться письменностью, созданной вождём Секвойей.
Его именем названо самое большое дерево на Земле — секвойядендрон гигантский. На языке чероки существует раздел Википедии .