Автор: sillvercat
Бета: Анжелика-Анна
Размер: драббл, 698 слов
Пейринг/Персонажи: Сашка, его мать, Леди Свобода
Категория: джен
Жанр: историческая драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: ходят слухи, что знаменитая американская Статуя Свободы была изготовлена из меди, выплавленной в России
Примечание: время действия — конец XIX века
Предупреждения: исторические источники очень своеобразные, но интересные)
Ссылка на ФБ-17: тут
«Храните, древние страны, вашу легендарную пышность,
А мне отдайте ваших усталых, ваших бедных…
А мне отдайте из глубин бездонных
Своих изгоев, люд забитый свой,
Пошлите мне отверженных, бездомных,
Я им свечу у двери золотой...»
(Стихотворение Эммы Лазарус
«Новый колосс» высечено на пьедестале статуи Свободы)
А мне отдайте ваших усталых, ваших бедных…
А мне отдайте из глубин бездонных
Своих изгоев, люд забитый свой,
Пошлите мне отверженных, бездомных,
Я им свечу у двери золотой...»
(Стихотворение Эммы Лазарус
«Новый колосс» высечено на пьедестале статуи Свободы)
— Тебе нельзя больше быть в горе, — убеждённо произнёс над Сашкиной головой грудной и певучий женский голос.
Сашка шире раскрыл глаза, силясь разглядеть эту женщину в сплошной темноте заводского лазарета. Господа заводчики Пашковы были добрые, они построили этот лазарет, в котором кровью харкали их рудничные рабочие. Лица у всех у них были с прозеленью, как медная руда, которую они подымали из забоев на-гора.
Но Сашка никого не увидел и даже не услышал лихорадочного бормотания мечущихся в горячке людей. Только почувствовал прикосновение узкой ладони ко лбу. Прохладной, как вода, ладони.
Доктор Никодим Петрович тоже толковал Сашкиной матери про то, что Сашке, дескать, нельзя больше работать в горе, толкая тачки с рудой. Сил рубить руду у него ещё не было… а сейчас — так и вовсе не остадось.
Ещё доктор сказал — мол, Сашке надо пить молоко. А мать тихо заплакала.
После того, как отца завалило в горе обвалом, у них и хлеба-то часто не было. Пока Сашка сам не пошёл на рудник. Он был высоким и крепким для своих тринадцати лет, его взяли. Но сейчас чахотка убивала его.
Сашка кашлянул, ощутив на языке привкус меди.
— Я не могу… уйти… — прохрипел он, облизав сухие губы. — Мы заводские. Побираться, что ли, нам с мамкой?
— Побираться, — строго отчеканила женщина. — Человек рождается свободным. Ты свободен, как Божья птица. Ты можешь лететь. Так лети.
— Ты кто? — прошептал Сашка, снова облизав губы и приподнялся на локтях. — Ты… Медной горы хозяйка? Девка-Азовка?
Её имени нельзя было произносить вслух, и, вспомнив это, он в страхе прикусил язык.
Раздался тихий звенящий смех, похожий на звон медного листа, и наступила тишина.
— А и то, Саша, — проговорила мать, когда Сашка, пошатываясь, как былинка, прибрёл в их домишко из лазарета и рассказал ей про женщину, явившуюся ему в палате, пропахшей карболкой и кровью. — Земля велика. Уйдём. Надо выправить бумаги. Пойдём христарадничать.
И опять заплакала, но уже даже с каким-то облегчением.
Выйдя из посёлка, Сашка в последний раз оглянулся на покосившийся домишко, где они жили, и на дымивший вдалеке рудник. Мать не оглядывалась, крепко сжимая Сашкину руку.
Огромный мир, полный птичьего щебета, золотой и зелёный, раскинулся перед ними.
* * *
Они христарадничали или работали на хуторах, часто голодали, но Сашка перестал харкать кровью и выправился. Осенью они, как птицы, отправились к теплу, в Таврическую губернию. Там Сашка впервые увидел море. Он прибился юнгой на шхуну «Арзрум», оставив мать кухарничать в трактире близ пристани.
Через пятнадцать лет, матросом на торговом пароходе «Диоскурия», он достиг Нью-Йорка. В гавани, обратив прекрасное суровое лицо к подплывающим кораблям, стояла огромная статуя женщины в струящейся одежде, с чем-то вроде короны или венца вокруг головы. В руке она держала факел.
— Ишь ты, какую бабу поставили, — завороженно выдохнул боцман Дормидонт. — Говорят, это ихняя Свобода.
«Медной горы хозяйка», — почему-то подумал Сашка.
* * *
Статуя Свободы (Liberty Enlightening the World) была построена из медных листов, установленных на металлическом каркасе.
«По официальной версии, саму «Свободу» изготовили во Франции из меди, закупленной в Норвегии, а основание монумента изготовили в США из цемента, купленного в Германии.
Но некоторые американские историки утверждают, что изготовлением медного листа, из которого собрали «Леди Свободу», занимался «мистер Демидофф» из династии известнейших уральских заводчиков Демидовых.
Французские источники также не баловали обилием информации: до недавнего времени было известно лишь, что детали памятника были изготовлены на судоремонтном заводе «Martini», на Чёрном море. На этот счёт имеются документальные свидетельства.
Довольно быстро выяснилось, что французский завод «Мартини» находился в городе Николаев.
Медную руду Демидовы купили у заводчиков Пашковых, которые тогда владели знаменитыми Верхоторскими рудниками и Воскресенским заводом под Уфой. Пашковы бились за сохранение своего производства, и отчаянно демпинговали на рынке, прося за руду самую низкую в России цену. Купленную руду перевезли в Нижний Тагил, где из неё изготовили медный лист. А уже из Тагила медь поехала в Николаев.
Но оказалось, что медные «одежды» Свободы не единственный вклад Демидовых в этот памятник.
Не так давно выяснилось, что в основании постамента «символа свободы и демократии» наряду с прочими были использованы стальные рельсы фирмы «Гловер», которая занималась постройкой паровозов и прокатом рельсов. А железо для своих изделий «Гловер» закупал у Демидовых».
Источник.
Название: Руки Анны Мэй
Автор: sillvercat
Бета: Анжелика-Анна
Размер: драббл, 435 слов
Пейринг/Персонажи: Анна Мэй Аквеш, эксперт ФБР, полицейские, индейцы
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: «В Дакоте всё ещё идёт индейская война, а на войне убивают...»
Примечание: написано на основе реальных событий зимы 1976 года в штате Южная Дакота (США)
Предупреждения: смерть главной героини
Ссылка на ФБ-17: тут
«Белые люди считают, что эта страна принадлежит им - и они не осознают, что они всего лишь отвечают за неё в данный момент и только оттого, что их больше, чем нас».
(Анна Мэй Аквеш)
* * *
«Во второй половине дня 24 февраля 1976 года Роджер Амиотти, фермер, чьи земли находились на северо-востоке от резервации Пайн-Ридж (примерно в десяти милях от Ванбли), в заснеженной канаве в ста метрах от проселочной дороги обнаружил труп женщины. Погибшая была завернута в одеяло. Одета в тёмно-бордового цвета ветровку, джинсы и синие парусиновые туфли. Руки украшены причудливыми бирюзовыми украшениями, кольцом и большим браслетом».
(Из полицейского протокола)
* * *
У Анны Мэй Аквеш очень красивые руки.
Тонкие, изящные, с длинными пальцами, руки художницы, унизанные серебряными перстнями и браслетами с бирюзой, которые только подчёркивают их красоту.
Но эти руки и к работе привычны, тяжёлой и грязной: люди в резервации Пайн-Ридж, самой нищей резервации Южной Дакоты, не избалованы удобствами и комфортом.
У Анны Мэй крепкие руки, надёжные и тёплые.
Но не тогда, когда электропила судмедэксперта врезается в запястья этих рук, сперва в одно, потом в другое, и тихое, но пронзительное жужжание заглушает омерзительный скрежет, с каким разваливаются кости.
В этот момент руки Анны Мэй — совершенно ледяные, как мёрзлая земля Дакоты, в которой нашли её тело.
Анну Мэй хоронят, как Джейн Доу, неопознанный женский труп, а её руки в баллоне с формалином отправляют в центральное отделение Федерального Бюро Расследований.
Будто бы недостаточно было послать отпечатки пальцев.
Будто бы никто в полиции не помнит, что Анна Мэй исчезла вскоре после Рождества, о чём сразу же заявили её родные.
Но нужно, чтобы краснокожие знали своё место.
«Смерть от переохлаждения», — бесстрастно пишет всё тот же судмедэксперт Бюро, хотя голова Анны Мэй изуродована пробившей её револьверной пулей.
Маховик судебной машины крутится медленно, когда речь идёт о смерти индейской женщины… но наконец её родным сообщают, что по результатам дактилоскопии неизвестная, похороненная, как Джейн Доу, опознана, как Анна Мэй Аквеш.
Анна Мэй Аквеш, тридцати лет от роду, активистка Движения Американских Индейцев, бесстрашная, как воин.
Её тело в третий раз ложится в мёрзлую землю Дакоты.
В первый раз его пытается закопать убийца, во второй — её хоронят полицейские, а в третий раз за гробом идут её родные — её сестра Мэри, её дочери Дениз и Дебби, пяти и семи лет.
Никто из них не плачет.
В Дакоте всё ещё идёт индейская война, а на войне убивают.
* * *
«Знаю, мои попытки разбудить совесть у белых, которые ненавидят нас, индейцев, будут рано или поздно пресечены ФБР. Но я не собираюсь сдаваться и буду бороться до самой смерти. Я делаю всё, чтобы быть достойным человеком и представителем моего народа».
(Анна Мэй Аквеш)
Название: Щенок
Автор: sillvercat
Бета: OxanaKara, для которой и написан этот текст))
Размер: драббл, 946 слов
Пейринг/Персонажи: Галешка, Итанича, Шунка Скан
Категория: джен, гет
Жанр: драма, романтика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: мальчик хочет отобрать у девочки её щенка, но... не получается)
Примечание: имя Итанича означает «жаворонок», Галешка — «пятнистый»
Предупреждения: упоминание смертей и войны
Ссылка на ФБ-17: тут
Галешка стоит, подбоченившись, за палаткой в толпе собравшихся ребят. Худой, темноглазый, остроскулый, смуглый до черноты, как головёшка в кострище. Ему всего двенадцать зим, но он верховодит всеми мальчишками селения лакота так же, как его отец — военный вождь Уанкасан — распоряжается воинами.
— Когда этот щенок вырастет, он будет точь-в-точь как Шунка Скан, Небесный Пёс, — азартно заявляет Галешка, схватив взвизгнувшего от неожиданности щенка за шкирку и подняв перед собой, — и он будет моим! Будет ходить со мной на охоту!
Единственный из последнего помёта Акусы, выносливой и чуткой собаки старика Итазипко, щенок этот родился совершенно чёрным — как безлунная, беззвёздная ночь.
Каждому лакота с младенчества известно, что Шунка Скан, Небесный Пёс — без единой светлой шерстинки, с чёрной изнутри пастью, — провожает погибших воинов в Страну Мёртвых, чтобы те не заблудились по дороге к Бесконечному огню.
— Он будет охотиться для меня! — повторяет Галешка.
Но Итанича, внучка старого Итазипко, сердито мотает головой, так, что волосы выбиваются из её длинной смоляной косы, и выхватывает щенка из рук Галешки.
— Он мой! — кричит она и возмущённо топает ногой. — Шунка Скан мой!
Ей всё равно, что отец Галешки — вождь, а она — сирота, дед её стар и уже не может охотиться и оба они живут на то, что дают им другие семьи лакота. Долг каждого воина лакота — помогать вдовам и сиротам, тем, кто стар или искалечен, отдавая им часть своей добычи.
Единственное достояние Итазипко и Итаничи — собака по кличке Акуса, которая исправно приносит сильных здоровых щенят и тянет волокушу во время откочёвок племени.
— Я попрошу отца, — высокомерно роняет Галешка, удостоив девчонку, посмевшую ему возразить, лишь коротким взглядом, — попрошу, и он обменяет этого щенка на охотничий нож или лук со стрелами.
Ни лук, ни нож не нужны Итаниче. Ей нужен только этот щенок.
— А я попрошу дедушку не обменивать Шунку Скана! — с негодованием выпаливает она и стремглав несётся в свою обветшавшую дырявую палатку, прижимая щенка к груди. Спиной она чувствует сердитый взгляд Галешки и понимает, что теперь он её вечный враг.
И правда, Галешка, так и не заполучив щенка, при каждой встрече больно дёргает Итаничу за косу или толкает наземь. Но только до тех пор, пока Шунка Скан не подрастает настолько, чтобы вонзить острые зубы ему в лодыжку. В груди его зарождается низкий волчий рык, когда он смотрит на Галешку пылающими как угли глазами. И тот отступает — ему больше ничего не остаётся. Отныне он делает вид, что вовсе не замечает ни Итаничу, ни Шунку Скана. Он предводительствует молодыми лакота, ему нет дела до каких-то девчонок и их псов!
Пять зим спустя, как-то после полудня, Итанича идёт к ручью. В руках у неё — кожаный бурдюк, который она хочет наполнить водой. Старый Итазипко совсем слёг, он только и может, что рассказывать сказки собравшимся в его палатке ребятишкам. Итанича тоже с удовольствием его слушает, хотя забот у неё очень много, как у любой женщины лакота.
Высоко в небе заливается весенней песней жаворонок. Пригревает солнце. Наступил май, Месяц Зелёной Травы, и молодая трава распрямляется, примятая мокасинами Итаничи. Шунка Скан следует за нею по пятам, высунув язык и довольно улыбаясь. Итанича оглядывается на него и тоже улыбается, но вдруг видит позади себя появившуюся как из-под земли могучую фигуру, фигуру воина, и сердце у неё на миг замирает от страха.
Галешка. Это Галешка! Она переводит дух и раздражённо спрашивает:
— Что ты здесь делаешь?
— Присматриваю за тобой, — так же раздражённо и отрывисто отвечает тот. — Ты глупа и пустоголова, если идёшь одна к ручью, когда бледнолицые рыщут вокруг, словно голодные волки!
Как ни странно, Итанича не чувствует ни обиды, ни злости. Она слышит в словах Галешки искреннее беспокойство и понимает, что впервые разговаривает с ним со времени их яростной детской стычки из-за щенка.
— Со мной Шунка Скан, — спокойно напоминает она, и оба они смотрят на пса, который усаживается перед нею на песок и будто бы хмурится, недоверчиво разглядывая Галешку.
Галешка высокий, на голову выше Итаничи. На нём только кожаные легинсы, набедренная повязка и мокасины. Выпуклую грудь закрывает костяной чёрно-белый панцирь, за пояс заткнуты нож и револьвер бледнолицых. Скальпов на поясе нет — после того, как шаманы умилостивили духов мертвецов, скальпы эти красуются на шесте его палатки-типи. На счету Галешки много убитых врагов, много орлиных перьев-ку в его уборе, который он с гордостью надевает во время празднеств — Пау-Вау. Но сейчас его чёрные волосы свободно падают на широкие плечи.
— Это всего лишь пёс, — бросает Галешка, скривив губы. — Пёс, которого бледнолицые могут легко застрелить.
— А разве тебя они не могут застрелить? — ехидно осведомляется Итанича и осекается, прижав ладонь к губам.
Негоже так напоминать воину о смерти!
Но Галешка пропускает её обмолвку мимо ушей.
— Пускай попробуют, — серьёзно отвечает он.
Он опять бахвалится, как в детстве!
Итанича внимательно смотрит на него, и под этим взглядом его острые скулы медленно заливает румянец, почти незаметный на смуглой коже, но она-то видит!
Запинаясь, он произносит:
— Я… могу я провожать тебя, когда ты идёшь за водой к ручью?
Он не говорит: «Хочу», как когда-то, он спрашивает: «Я могу?»
Помедлив, Итанича кивает.
— А приходить по вечерам в вашу с дедом палатку? — совсем тихо продолжает Галешка. Он, всегда такой самоуверенный и гордый, переминается с ноги на ногу и нерешительно на неё косится.
— Ты собираешься слушать сказки моего деда вместе с маленькими детьми? — изумляется Итанича и прыскает со смеху, но Галешка просто и серьёзно подтверждает:
— Да.
* * *
Шунка Скан смотрит на них обоих. Он не очень-то доверяет этому заносчивому гордецу, который когда-то так хотел забрать его себе. Но сейчас он чувствует его робость и беспомощность. Гордец вправду робеет перед его маленькой хозяйкой! Это даже смешно.
Шунка Скан фыркает, а потом зевает во всю свою клыкастую пасть. Так теперь гордец хочет забрать себе не его, а маленькую хозяйку?
Шунка Скан понимает это желание. Сегодня ночью он сам будет бегать по прерии бок о бок с золотоглазой серой волчицей… которая потом родит в своём логове таких же золотоглазых волчат.
Но хотя бы один из них будет совершенно чёрным.
Название: Есть только смена миров
Автор: sillvercat
Бета: OxanaKara
Размер: драббл, 776 слов
Канон: сериал «Доктор Кто»
Пейринг/Персонажи: Джеронимо, Одиннадцатый Доктор
Категория: джен
Жанр: драма, фантастика, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Всякий раз, когда вы орёте «Джеронимо!», — невозмутимо разъяснил Джеронимо, — мне бывает любопытно посмотреть, кто меня зовёт»...
Примечание: о Джеронимо можно прочитать тут, о сериале «Доктор Кто» — тут.
Предупреждения: упоминание смертей и насилия
Ссылка на ФБ-17:: тут
«По ночам, когда улицы ваших городов и деревень будут затихать и вы будете думать, что они пусты, их будут заполнять толпы возвращающихся хозяев этой земли, когда-то живших здесь и до сих пор любящих её. Белый человек никогда не будет одинок. Пусть же он будет справедлив и добр к моему народу, ибо мёртвые не бессильны. Мёртвые, сказал я? Смерти нет, есть только смена миров».
(Речь вождя Сиэтла, 1854 г.)
(Речь вождя Сиэтла, 1854 г.)
…— И вот чего ты, спрашивается, орёшь, бледнолицый? — спокойно, но с некоторой досадой осведомился Джеронимо, возникая за спиной поперхнувшегося своим боевым кличем Одиннадцатого Доктора.
Оба уставились друг на друга.
Джеронимо видел перед собою не совсем заурядного бледнолицего: хоть и довольно хрупкого, как большинство их, привыкших полагаться на силу своих странных машин, но зато с живыми горячими глазами. Ему всё ещё было интересно жить, этому постоянно меняющемуся хозяину странной синей коробки.
Одиннадцатый же Доктор видел перед собою низкорослого, но широкоплечего и крепкого человека, чьё скуластое меднокожее лицо избороздили ранние морщины. Его блестящие тёмные волосы были заплетены в две косы и перекинуты на грудь.
— Но каким образом? — пробормотал Доктор.
— Всякий раз, когда вы орёте «Джеронимо!», — невозмутимо разъяснил Джеронимо, — мне бывает любопытно посмотреть, кто меня зовёт. Иногда даже приходится побыть рядом с вашими ребятишками, у которых молоко на губах не обсохло, а их заставляют сигать вниз с небес. Хотя вы, бледнолицые, взрослеете поздно. Я убил первого из вас в двенадцать лет.
Он подумал и добавил:
— Я гордился этим. Но сейчас понимаю, что в убийстве живого существа нет повода для гордости, если только тот, кого ты убил, не намеревался убить тебя. Ты одолел его, значит, ты — мужчина и воин. Но тот солдат ничего обо мне не знал, пока я не прыгнул с утёса на круп его лошади и не перерезал ему глотку своим ножом. Хотя потом я попросил у его духа прощения, как у духов оленей, на которых мы охотимся.
— Ты Джеронимо! — наконец догадался Доктор, и его тёмные глаза загорелись азартом. — Как… интересно!
— А что тут особенного? — Джеронимо повёл плечом. На нём была длинная, довольно обтрёпанная синяя рубаха и кожаные штаны, на ногах — мокасины. — Я всего лишь дух, оставшийся в просторах своей родины, вот и всё. Твоя странная коробка болтается как раз над моей пустыней. Ты куда интереснее меня, потому что ты нежить.
— Я бессмертный, — уточнил Доктор с некоторой обидой.
Джеронимо махнул рукой.
— Люди должны умирать. Самому умирать не больно. Больно терять. Мою жену убили солдаты. Её звали Птица, и она была похожа на птицу, такая же быстрая и лёгкая. Ещё она всегда смеялась. У неё были ямочки на щеках, вот тут, — с задумчивой улыбкой он потыкал пальцем в свои впалые щёки. — Пуля попала ей под сердце, и она смотрела на меня, умирая. А моё сердце тоже обливалось кровью. Тогда я начал мстить.
— Хочешь, я что-нибудь сделаю с этим, — предложил Доктор, кашлянув.
— Что? — Джеронимо поднял брови.
— Могу вернуть тебя туда, немного раньше того мига, когда она умерла. Чтобы ты мог её спасти.
— Странный ты, — хмыкнул Джеронимо. — Это же судьба, её невозможно изменить. Рано или поздно всё возвращается к тому, что предопределено. И вообще, почему ты думаешь, что я сам не нашёл её, свою Птицу, в мире духов? Я встретился с ней сразу же, когда умер. Но я не могу оставаться там постоянно. Ведь мне надо присматривать за своей землёй… и потом, кто-нибудь тут постоянно вопит: «Джеронимо!»
Он залился тихим гортанным смехом.
— Э-э-э… — в замешательстве протянул Доктор. Он как-то даже не знал, что сказать на всё это и лихорадочно рылся в памяти, выискивая когда-то прочитанные исторические факты о стоящем перед ним человеке… то есть духе. — А правда, что ты с пятью воинами однажды взял целый форт?
— С десятью, — уточнил Джеронимо, лукаво усмехнувшись. — Вообще я всё это рассказывал много раз в старости и однажды даже для книги одного издателя из Вашингтона. И на Всемирную выставку меня возили, как диковину. Когда ты стар, такое забавляет, знаешь ли. Но когда я умер, то вернулся к своей земле.
Он похлопал Доктора по плечу. Рука у него была тяжёлой, особенно если учесть, что перед Доктором стоял бесплотный дух.
— Я пошёл. А ты можешь и дальше вопить: «Джеронимо!», если хочешь, — весело разрешил он. — Хотя на самом деле меня звали Гойатлай.
Он подмигнул Одиннадцатому Доктору и исчез.
* * *
Клич «Джеронимо!» использует Одиннадцатый Доктор, герой британского фантастического сериала «Доктор Кто». «Джеронимо!» – с таким выкриком прыгают с самолета американские воздушные десантники. В 1940 году рядовой 501-го воздушно-десантного полка по имени Эберхард предложил товарищу использовать в качестве боевого клича имя знаменитого индейца из просмотренного накануне фильма. Через некоторое время весь взвод яростно кричал: «Джеронимо!», десантируясь из самолёта, а сегодня этот клич является уже традиционным для воздушно-десантных подразделений Вооруженных Сил США. Как боевой возглас, клич «Джеронимо!» символизирует ярость, отвагу и веру в победу (сходно по значению с русским «Ура!» и японским «Банзай!»).
Источник.