Название: Зеро
Автор: sillvercat для fandom Americas 2018
Бета: Анжелика-Анна, Эллаирэ
Канон: ориджинал
Размер: макси, 20150 слов
Пейринг/Персонажи: Бруно, Зеро, Вичаша, Хардинг, Мари, другие циркачи, ковбои, индейцы, а также цирковые звери
Категория: джен
Жанр: драма, броманс, приключения, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: США, конец XIX века. По прериям Среднего Запада гастролирует труппа бродячего цирка, подбирая и выхаживая тех, кто стал отщепенцем в своей общине, и ввязываясь в рискованные авантюры...
Предупреждение: простенький старомодный подростковый романчик в стиле Буссенара, то есть развесистая псевдоисторическая клюква
Иллюстрации:
От oversoul12:
«Зеро»; «Наездница»; «По кровавому следу»
От _Хатифнатт_:
«Побег»
Ссылка на ФБ-18 тут.
АРХИВ: Док
Колёса фургонов со скрипом перемалывали милю за милей. Мулы ступали тяжело. «Устали животины» — подумал Бруно, соскакивая наземь. Да и то — путь был долгим и опасным, груз — немалым. Бродячий цирк Бруно Ланге за последние месяцы пересёк территории трёх западных штатов, где хватало и отчаянных сорвиголов, и незамирённых индейцев, сбежавших из резерваций, куда их поместило правительство.
Белоснежный липицианец Орфей, привязанный позади первого фургона, тоже повесил точёную голову. Бруно пошёл рядом, ласково положив руку на холку коня, погладил пропылённую гриву. Орфей скосил на хозяина огненный глаз и раздул ноздри, показывая, что вовсе не пал духом. Красавец!
Бедняге, ясное дело, не терпелось по-настоящему размять ноги, а не плестись подобно тягловым мулам. Бруно прекрасно его понимал.
В каждом городишке, куда заворачивал их караван, кто-нибудь непременно приставал к Бруно, как репей к собачьему хвосту, с просьбой продать липицианца. Немудрено! Такой конь стал бы украшением любого ранчо. Но Бруно со смехом отказывал всем, хотя некоторые скотоводы предлагали ему в обмен на Орфея целый табун мустангов или пригоршню намытого в горах золотого песка.
Украсть или отнять чудо-коня силой никто не пытался: молва о Бруно Ланге и его цирке неслась далеко впереди каравана. И когда Бруно, гордо подкручивая чёрные усы, выходил на импровизированную арену с револьвером за поясом и хлыстом за голенищем начищенного сапога, а позади него послушно, как громадная кошка, стелилась по песку его тигрица Зара, зрители замирали и восторженно охали.
Но и кроме Бруно, было кому защитить караван в случае необходимости. Был здесь чернокожий великан Мозес, показывавший разные трюки со своим косматым надменным верблюдом по кличке Папаша и жонглировавший тяжеленными гирями. Был Джейкоб - старый, но бодрый коверный, умевший не только смешить публику до колик своими скабрезными шуточками, но и отлично управлявшийся с револьвером. Пару юрких малышей — китайских акробатов, похожих, как две горошины, Фу и Гуанга, тоже не стоило списывать со счетов — ножами они орудовали так лихо, словно острые лезвия росли у них прямо на кончиках пальцев.
Ну и, конечно же, был Зеро, прибившийся к труппе всего год назад, но сразу ставший её неотъемлемой частью и правой рукой Бруно.
…Хозяин цирка тряхнул головой и нетерпеливо огляделся, ища Зеро взглядом. Он полагал, что парень, как обычно, весело болтает с Мари — звездой труппы, белокурой наездницей липицианца, — усевшись на козлах её фургона или наклонившись с седла своего мустанга. Но нет, на козлах сладко дремал старый Джейкоб, который, впрочем, крепко сжимал обеими руками ременные вожжи.
Замысловато ругнувшись себе под нос, Бруно быстро обвел глазами пустынные бурые холмы и принялся отвязывать от повозки Орфея, который сразу воспрял духом, поняв, что ему предстоит пробежка, вскинул изящную голову и запрядал ушами.
— Что случилось, Бруно? — немедленно осведомилась Мари, высунувшись из окна фургона и машинально поправляя растрёпанные кудри. Её синие глаза тревожно расширились, а хорошенькое кукольное личико заметно побледнело: Мари всегда боялась неожиданностей. — А где Зеро?
Она завертела головой, явно намереваясь выпрыгнуть из фургона и метнуться на поиски своего верного рыцаря.
— Должно быть, отъехал разведать, что тут да как, — Бруно успокаивающе улыбнулся ей, проворно накидывая толстую попону на спину липицианца, взбрыкнувшего на радостях. — Ну-ну, стой смирно, дружок, — прикрикнул он. — А ты, малышка, не беспокойся, сейчас я притащу тебе этого шалопая за уши.
— Подмогнуть, хозяин? — прогудел Мозес с козел третьего фургона и Бруно отрицательно качнул головой, ясно различив в его весёлом голосе нотки беспокойства.
— Он только что был тут! — крикнула мадам Тильда, старуха-гадалка, с последнего фургона, которым сама прекрасно управляла, и её пудели согласно затявкали.
— Да наша крошка волнуется, что парень променял её на какую-то другую красотку, — ехидно предположил пробудившийся от дремоты клоун, и Мари сердито запустила в его сутулую спину своим башмачком, высунувшись из окна по пояс.
Все расхохотались.
На самом деле Бруно хорошо знал, чего именно опасается Мари, остальные циркачи да и он сам — того, что однажды Зеро исчезнет из их труппы так же внезапно, как появился.
* * *
Это произошло такой же ранней осенью, когда окрестные холмы едва-едва побурели от пожухшей травы, ночной холод ещё не начал проникать в кровь даже сквозь жар костра, и Бруно пока что не отдал распоряжения поворачивать мулов на юг, подальше от надвигавшейся зимы.
Парнишка вышел к огням их костров, лишь только караван остановился на ночлег. Бруно, Джейкоб, Мозес и мадам Тильда как раз обустраивали бивак. Собачонки Тильды принялись дружно тявкать, и Бруно опустил ладонь на расстёгнутую кобуру своего кольта. Он увидел, как тонкая лёгкая тень, чуть пошатываясь, выступила из мрака и замерла, не дойдя до костра. Срывающийся мальчишеский голос, перекрикивая собачий лай, весело, хоть и с заметным волнением, проговорил:
— Добрый вечер, леди и джентльмены! Не торопитесь палить в меня из своих пушек! Я, быть может, вам на что-то сгожусь.
Все озадаченно переглянулись, а Тильда шикнула на собак, мгновенно их угомонив.
Иногда сынки богатых ранчеро, привлечённые красотой Мари и свободой бродячей цирковой жизни, обманчиво казавшейся им сплошным праздником, пытались навязаться Бруно в работники. Он быстро таких отваживал. Но сейчас он как-то сразу почувствовал, что перед ним вовсе не избалованный бездельем и папашиными деньгами щенок, хотя голос и выдавал в пришельце неоперившегося юнца.
— Подойди-ка, — после паузы властно приказал Бруно, и мальчишка послушно шагнул вперёд. — Да не ко мне. К костру, шалопай! — прикрикнул он с досадой. — Чтобы я рассмотрел тебя как следует.
В ночной прерии из тьмы могло вынырнуть всё, что угодно. Здесь обитали кровожадные боги истреблённых индейцев и их не менее кровожадные неупокоившиеся мертвецы.
Бруно знал, что уцелевшие индейские шаманы призывают своих мёртвых воинов вернуться в прерию из Страны Вечной Охоты, чтобы отомстить бледнолицым, отнявшим у индейцев всё, чем те когда-то обладали: их земли, реки и бизонов. Он не раз находил трупы поселенцев, растерзанных до костей — но не ножами и не звериными зубами. Он честно признавал за индейцами право на столь страшную месть, но вовсе не хотел, чтобы такая судьба постигла его караван.
Парень повиновался приказу и встал почти вплотную к огню, пробормотав скороговоркой:
— У меня нет оружия. И я знаю, кто вы. Я видел ваше представление.
— Зато мы тебя видеть не видели и знать не знаем, — хмуро пророкотал Мозес, который по примеру Бруно схватился за револьвер при появлении чужака.
Сам Бруно промолчал, внимательно вглядываясь в лицо парня. Оно и вправду было совсем мальчишеским, но предельно усталым. Острые скулы торчали над впадинами щёк, обветренные губы сжались, будто от сильной боли. Тёмно-русая вихрастая голова была непокрыта, лёгкий ветер шевелил неровно остриженные пряди. Запавшие глаза блестели, словно в лихорадке, и трудно было разобрать, какого они цвета. Но, как ни странно, это измождённое лицо напомнило Бруно гравюру из старинной духовной книги, найденной им когда-то в разорённой набегом апачей испанской католической миссии.
Это было лицо ангела… изгнанного из рая за свою гордыню.
— Наймите меня, — с упрямой настойчивой мольбой произнёс мальчишка, обращаясь к Бруно. — Я знаю, что вы здесь хозяин, сэр. Я буду делать всё, что вы велите.
— Так-таки всё? — проворчал Бруно, переглянувшись с Мозесом и Джейкобом.
Парень кивнул, и губы его снова плотно сжались. Но Бруно продолжал неумолимо допытываться:
— И давно ты увязался за нами? — он мельком глянул на разбитые башмаки парня, прикидывая, какие же селения миновал караван. — Только не ври, что ты догонял нас на своих двоих.
— У меня был конь… но он ускакал, испугавшись волков, сэр, — с неохотой отозвался парень и добавил, чуть помедлив: — Я умею обращаться с лошадьми и нипочём не упустил бы его… будь он моим.
— Ага, значит, одра ты угнал, — хмыкнул Бруно, мысленно отметив, что мальчишка так и не признался, откуда он родом. Себе на уме, чертёнок!
— Мне пришлось, — отрывисто вымолвил тот.
— Эй, Бруно, да он же сейчас упадёт! — вдруг тревожно воскликнула старая Тильда и бросилась вперёд, чтобы подхватить качнувшегося, как былинка, мальчишку. Бруно тоже шагнул к нему, пытаясь взять под локоть, но не успел. Глаза у парня закатились, коленки подогнулись, и он ничком рухнул на землю.
Досадливо хмурясь, Бруно наклонился и потряс его за плечо. Мальчишка весь передёрнулся от боли, но так и не очнулся, и тогда присевшая рядом Тильда вдруг бесцеремонно задрала его поношенную рубаху, обнажив худую спину, сплошь исполосованную едва подсохшими кровавыми рубцами.
— Ого, — протянул Мозес, а Джейкоб только присвистнул:
— А птенчик-то непрост.
Тем временем тот внезапно вырвался из цепких пальцев Тильды и уселся на земле, вызывающе сверкая глазами и поправляя одежду. Руки его дрожали.
— Чем же ты провинился, сынок, что тебя так наказали? — спокойно осведомился Бруно. — И перед кем?
— Искать меня не будут, не беспокойтесь, сэр, — глухо промолвил тот.
— Я не об этом спрашиваю, — с той же невозмутимостью отчеканил Бруно, присев на корточки, чтобы оказаться лицом к лицу с найдёнышем. — Раз с тобою так обошлись, ты что-то натворил. Что? Что-то украл? Сжульничал в картах? Отвечай.
Мальчишка отрицательно помотал головой и снова сжал губы.
— Мы не сможем тебя оставить, если не узнаем о тебе всё, — негромко, но твёрдо сказал Бруно, распрямляясь. — И если ты будешь лгать, мадам Тильда почувствует это сразу, — он кивнул в сторону старухи, которая величественно скрестила руки на плоской груди. — Она видит прошлое и предсказывает будущее.
Все циркачи стояли вокруг них, обступив костёр плотным кольцом. Оба китайчонка и Мари тоже были здесь, с неприкрытым любопытством рассматривая незнакомца.
— Не мучай его, Бруно, ему и так больно! — взволнованно выпалила Мари.
Впалые щёки парня вспыхнули румянцем, когда он встретился глазами с сочувственным взглядом наездницы.
— Я не сделал ничего дурного, клянусь вам, — с прежней отчаянной мольбой в голосе произнёс он, прямо посмотрев на Бруно. — Я украл только лошадь, чтобы догнать ваш караван. Я не могу всего вам рассказать, просто прошу вас мне поверить. Я не вор и не мошенник. Богом клянусь, я в жизни не брал чужого и никого не убивал.
— Небось какую-нибудь дурёху уговорил поваляться на сеновале, а её папаша прознал и взбесился, — хрипло хохотнул вдруг Джейкоб. — На таких смазливых щенят девицы страсть как падки.
Раздалось ещё несколько коротких неуверенных смешков, и мальчишка тоже скривил искусанные губы в подобии улыбки, не отрицая сказанного.
— Так и было, что ли? — недоверчиво осведомился Бруно, и тот опять вскинул глаза, засветившиеся надеждой:
— Ну… вроде того, сэр.
Циркачи снова облегчённо рассмеялись. Всё становилось на свои места.
Бруно скептически изогнул бровь:
— Тогда благодари Господа-Вседержителя за его маленькие милости, дуралей, потому что этот папаша запросто мог отчекрыжить тебе под корень самое дорогое за свою дочурку.
— Фи, Бруно! — укорила его зардевшаяся Мари, но хозяин лишь отмахнулся, указывая парню на ближайший фургон:
— Залезай внутрь и приведи себя в порядок. Мадам Тильда даст тебе свой целебный бальзам, намажешь рубцы. Через пару дней всё заживёт, будь уверен.
Бруно знал, о чём говорил. Пресловутым травяным бальзамом циркачи лечили буквально всё — от потёртостей на лошадиных спинах до собственных ушибов и растяжений, которые были довольно часты во время репетиций. И когда какой-то остолоп-ковбой во время представления пальнул в Джейкоба, разозлившись на его колкую шуточку, и когда сам Бруно и Мозес словили по пуле, отстреливаясь от напавших на караван бандитов, чудодейственное Тильдино средство мигом поставило их на ноги безо всяких докторов.
— А потом я проверю, что ты действительно умеешь делать, — закончил Бруно и протянул парню руку, видя, что тот пытается подняться с земли. Помедлив, тот в ответ подал ему свою ладонь — узкую, но жёсткую от мозолей, явно привыкшую к тяжёлой работе.
— Спасибо, сэр! — горячо выдохнул он. — Век буду Бога за вас молить.
Бруно разжал пальцы, выпуская его руку, и проворчал:
— Непохоже, что ты часто протираешь коленки в церкви, сынок. Лучше скажи, как нам тебя называть. Мы-то свои имена во всю глотку орём на манеже, так что нас ты знаешь.
Парень наконец по-настоящему улыбнулся, и эта улыбка зарницей осветила его чумазое измученное лицо. А глаза у него оказались серо-голубыми и ясными, как предрассветное небо.
— Зовите меня Зеро.
* * *
Что Зеро умел делать, наверное, даже во сне, — так это стрелять, что выяснилось почти сразу после его загадочного появления в цирке.
Бруно заглянул в фургон мадам Тильды, взявшей мальчишку под своё крылышко, на следующее утро. Сам он ночевал возле костра, завернувшись в одеяла, как индеец, и бодрствовал поочерёдно с Мозесом, охраняя лагерь. Клоун же вернулся в фургон, который делил с китайчатами, громогласно заявив:
— Ты, Бруно, стал подозрительным, как старый филин. Случись что — Тильдины шавки моментально подымут такой гам, что небу станет жарко. Но если ты думаешь, что за беглым птенчиком прилетит стая ворон и намерен всю ночь хлопать тут глазами, Бог тебе в помощь.
И чёртов насмешник очень похоже изобразил уханье филина, взмахнув рукавами своего истрёпанного плаща, будто крыльями, а Мозес гулко засмеялся.
Бруно тоже нехотя улыбнулся. Да, он подумывал о том, что, приблудного мальчишку со странным именем могли разыскивать те, от кого он сбежал. Бруно не очень-то поверил в историю о девчонке, якобы огулянной беглецом на сеновале.
Но ночь прошла спокойно, а утром хозяин поднялся по скрипучим ступенькам в фургон гадалки, чтобы узнать, что там с найдёнышем.
Тот полулежал на устроенной мадам Тильдой постели так, чтобы поберечь израненную спину, и внимательно слушал россказни, которые та ему плела. Старуха же радостно трещала, словно сойка на ветке. Все в караване давно и старательно увиливали от её баек под разными благовидными предлогами.
Кудлатые Тильдины пудели встретили Бруно весёлым тявканьем, и он строго цыкнул на них.
— Ишь, какого горячего жеребёнка ты затащила к себе под одеяло, хитрая ты ведьма, — шутливо протянул он, усаживаясь на сундук с реквизитом.
— Хитр-рая! Хитр-рая! — немедля заорал из своей клетки белоснежный какаду Гектор, распушив хохолок. Бруно прицыкнул и на него, набросив на клетку валявшийся рядом пёстрый платок.
Старуха кокетливо захихикала, засмеялся и парень, хотя его щёки, по-детски гладкие, снова вспыхнули от смущения. «Благовоспитанный, чертёнок, — отметил Бруно с усмешкой. — Небось какой-нибудь пасторский сынок».
— Что с того, что он ночевал в моей постели? — демонстративно вздохнув, развела руками Тильда. — Он мне даже спинку свою бедненькую не позволил бальзамом смазать, брыкался, как настоящий жеребёнок. Сам возился. Будь на моём месте наша Мари, думаю, он стал бы куда сговорчивее.
Она ласково потрепала окончательно смешавшегося парнишку по вихрастой макушке, а Бруно раздумчиво покачал головой. Искреннее смущение Зеро весьма к нему располагало. Но чем же всё-таки мог провиниться подобный простачок, чтобы подвергнуться жестокому наказанию и сбежать из родного дома верхом на угнанной кляче?
— Сколько тебе лет? — небрежно полюбопытствовал Бруно и хотел уже было прибавить «Только не ври», как парень выпалил:
— Девятна… то есть шестнадцать, сэр, — тут же поправился он, глянув в ехидно прищурившиеся глаза хозяина.
— Вот это больше похоже на правду, — удовлетворённо хмыкнул тот. — А теперь скажи, сынок, что ты сможешь делать у меня в цирке. Лентяев и прохиндеев я не терплю, здесь все работают не покладая рук, и заработанное мы делим поровну.
— Я видел ваше представление, сэр, как я уже говорил. Оно так чудесно, что и словами не описать! — живо откликнулся Зеро, осторожно усаживаясь на постели и продолжая кутаться в пёстрое лоскутное одеяло. Серые глаза его загорелись, однако он тут же добавил: — Но мне кажется, что в вашем цирке не хватает кое-чего интересного.
— Вот как? И чего же? — Бруно вскинул брови, слегка забавляясь.
Он сам знал, чего не хватает его цирку. Купола, настоящего купола высотою не меньше семидесяти футов, чтобы нанять пару воздушных гимнастов, а не просто акробатов Фу и Гуанга, выполнявших свои трюки прямо на песке арены. Слона — пусть и малыша-слонёнка, хотя тот стоил примерно столько же, сколько все остальные его звери. Ещё одного липицианца — подобная пара, управляемая красавицей Мари, смотрелась бы на манеже просто бесподобно. И наконец, льва, короля африканской пустыни, какого ещё не видела пустыня американская.
Бруно почувствовал укол досады, а парень, видимо, поняв это, виновато моргнул длинными ресницами и торопливо сказал:
— Прошу прощения, позвольте мне взять на минутку ваш кольт, сэр.
Бруно ещё выше поднял брови, но, помедлив, всё-таки извлёк из кобуры револьвер и протянул маленькому наглецу. Тот проворно схватил его, крутанул барабан и живо повернулся к Тильде, внимательно наблюдавшей за ним из-под набрякших век — точь-в-точь, как старая черепаха.
— Разрешите, я испорчу какую-нибудь карту из вашей колоды, мэм.
— Мои гадальные карты?! — скрипуче рассмеялась старуха. — Ах ты, разбойник! Никогда!
— Из обычной колоды, мэм, обычную карту, — поправился Зеро. Его потемневшие глаза блестели азартом, улыбка не сходила с губ, и он сразу перестал походить на затравленного зверёныша, каким предстал перед циркачами прошедшей ночью.
Покряхтев, Тильда достала из деревянной шкатулки потрёпанную игральную колоду и положила карты перед мальчишкой рубашками вверх. Надтреснутый голос её стал совершенно серьёзным, когда она проговорила:
— Вытяни отсюда своего врага, мальчик.
— Ого! — выдохнул Бруно, не поверив своим ушам.
Глаза у парня округлились, но он так же серьёзно кивнул и осторожно вытащил из колоды карту, сжимая другой рукой кольт. Перевернул её — это оказался пиковый туз. Он поднял на Тильду непроницаемый взор, из которого враз исчезла всякая смешливость.
— А теперь сделай с ним то, что ты хочешь сделать! — высоким голосом, непохожим на свой обычный хрипловатый, почти мужской басок, уверенно приказала старуха.
Не тратя больше слов, Зеро резко подбросил карту вверх. И так же молниеносно вскинул револьвер.
Бруно не успел даже выдохнуть. Пиковый туз подпрыгивал в воздухе, пока не превратился в обгорелый клочок бумаги, который медленно закружился, опускаясь на пол. Кислая вонь сгоревшего пороха защекотала ноздри. Насмерть перепуганные собачонки отчаянно завизжали, Гектор захлопал крыльями в своей клетке, пытаясь выбраться наружу, и завопил:
— Пожар-р! Пожар-р!
Зеро виновато произнёс, поднимая взгляд:
— Простите, сэр, я извёл все ваши патроны.
— Надо подумать о лучшей мишени для тебя, сынок, — невозмутимо кивнул тот, забирая у него кольт, и поднялся с сундука. — Так ты утверждаешь, будто тебе ни разу не приходилось убивать? Молчать, оболтусы! — прикрикнул он уже не на животных, которых успокоила Тильда, а на ораву своих циркачей, с гвалтом ввалившихся в фургон.
— Что тут случилось? — осведомилась Мари, поднимая с пола обгоревшую карту и озадаченно вертя её в руке.
— Мальчишка четырежды попал в этого туза, — коротко пояснил Бруно и снова повернулся к Зеро: — И?..
Тот прямо посмотрел в лицо хозяину и так же прямо заявил, чуть улыбаясь углом рта:
— Мне нет нужды убивать и брать грех на душу, сэр.
— Если он четыре раза подряд попал в эту чёртову карту, то сможет запросто отстрелить любому подонку его причиндалы, не убивая его. То есть уши, уши, хотел я сказать! — поспешно поправился Джейкоб, с деланным ужасом покосившись на Мари.
Все облегчённо расхохотались.
Девушка, не обращая на клоуна внимания, глядела только на Зеро своими большими синими глазами.
— Хочу, чтобы ты меня защищал, — едва слышно выдохнула она.
— Почту за честь, леди! — пылко заверил парень, покраснев до корней волос, а Джейкоб театрально закатил глаза:
— А как же я? Я, по-твоему, уже ни на что не гожусь?! Ты променяла меня на этого сосунка, коварная!
— Ковар-рная! — радостно подхватил Гектор из своей клетки.
Опять грянул общий хохот.
— Лошадей испугаете, паяцы, — возвысил голос Бруно. Он демонстративно хмурился, но на самом деле был очень доволен. Новичок оказался способным сделать виртуозный номер с оружием и, кроме того, расположил к себе всю труппу.
Это дорогого стоило.
— Ты принят, парень, — кивнул он просиявшему от радости Зеро. — Определись, где ты будешь жить. Мозес легко потеснится.
Негр широко улыбнулся и подмигнул мальчишке.
— Мой Папаша не плюётся. И вообще привязан снаружи.
— Зато этот его родственничек премерзко воняет, даже находясь снаружи, — тут же с ехидцей сообщил Джейкоб.
— Это ерунда, он мне нравится, — поспешно заверил Зеро, не переставая растерянно улыбаться.
— Мы с тобой оба брошены, Тильда! — с пафосом провозгласил клоун, воздевая руки. — О, я не переживу такого горя! Обними меня, Тильда, красавица! Подумать только, этот маленький негодяй променял тебя на облезлого вонючего верблюда!
Тильда молча вытянула насмешника своей клюкой промеж лопаток.
Так Зеро присоединился к труппе Бруно Ланге.
В тот же день он перебрался в фургон к Мозесу. Никаких пожитков у него не было, кроме скляночки с бальзамом — подарком Тильды, и кольта. Револьвер и патроны к нему после некоторого раздумья вручил парню Бруно, справедливо рассудив, что тому необходимо упражняться в стрельбе и охранять караван наравне со всеми мужчинами.
Зеро взял оружие у Бруно так благоговейно, словно это был какой-нибудь священный меч короля Артура. И поклялся, вскинув на Бруно сияющие глаза:
— Я вас не подведу, сэр, как Бог свят!
— Ну-ну, — неопределённо бросил тот, внезапно сам смутившись под этим восторженным взглядом, и поспешно отошёл.
Но Зеро и вправду ничем его не подвёл за минувшие с тех пор месяцы. На резвом чёрно-белом мустанге с индейской кличкой Галешка — Пятнистый — он исправно нёс охрану каравана и почти сразу же начал участвовать в представлениях, вызывая своим умением стрелять восторженный свист искушённой в этом деле публики. Он с завязанными глазами палил по подброшенным в воздух глиняным тарелкам и никогда не промахивался. А потом научился проделывать те же трюки на всём скаку, балансируя на спине своего Галешки. Клоун, которому приходилось подметать за ним арену, свирепо вращал глазами и грозил ему метлой, а парень хохотал вместе с ковбоями.
Кое-какую новую одежонку ему купил Бруно, буркнув в ответ на его протесты, что это, мол, в счёт грядущих заработков. Тогда Зеро неохотно принял от него обновки. Бруно сразу понял, что малец ненавидит быть кому-то обязанным и всегда стремится отплатить за добро, не чураясь при этом самой чёрной и грязной работы.
Вообще Зеро оказался весёлым и покладистым сорванцом, сразу подружившись со всеми, особенно сблизившись с китайчатами и Мари. Но с болтовнёй, впрочем, никому не навязывался и о себе так толком ничего и не рассказал — даже Мозесу, с которым делил походный кров. В редкие часы отдыха он валялся на своей лежанке в фургоне и читал: у мадам Тильды было много старых книг, помимо гадальной, которую она торжественно раскрывала перед публикой на магических сеансах. Мозес, который при своих великанских габаритах и громогласности в повседневной жизни быдл очень деликатным человеком, при появлении соседа не поленился разгородить и без того тесный фургон ситцевой занавеской. «Чтобы не смущать мальца, он же вон какой», — слегка несвязно объяснил он Бруно, почёсывая курчавый затылок, и хозяин молча кивнул в ответ. Он понимал, что имел в виду силач.
Чёртов найдёныш походил на какого-то принца в изгнании, ни больше ни меньше.
Но куда он сейчас-то пропал?..
…Вскинув голову, Бруно наконец увидел Зеро на гребне соседнего холма — тот, очевидно, только что туда поднялся и теперь возбуждённо махал сорванной с головы шляпой, чтобы привлечь к себе внимание. Странно было, что он не кричал и не свистел при этом.
Подумав так, Бруно ощутил разгорающееся беспокойство и уверенной рукой направил Орфея навстречу Галешке.
Взлетев по склону и натянув поводья, он сперва заглянул в тревожные глаза мальчишки, сверкавшие из-под упавших на лоб вихров, и только потом посмотрел вниз, в лощину между двумя холмами, где журчал по камням крохотный ручей.
Тут и у самого Бруно все слова застряли в горле.
Очевидно, это достаточно укромное место облюбовала для своего лагеря индейская семья, сбежавшая из резервации. Но отряд волонтёров-ранчеро, рыскавший по прерии в поисках таких вот беглецов, будто волчья стая, настиг индейцев — судя по всему, не так давно. Две палатки, разломанные и сожжённые, валялись на земле, а над пятью трупами, тоже обгоревшими и окровавленными, мрачно каркали зачуявшие поживу вороны.
— Надо спуститься туда и похоронить их, — судорожно сглотнув, вымолвил наконец Зеро. Бруно ещё раз внимательно на него посмотрел. Парень побелел, как полотно, голос его вздрагивал, но взгляд был твёрдым.
— Хорошо, — чуть помедлив, согласился Бруно, и оба во весь опор помчались к фургонам, чтобы задержать их и собрать мужчин с лопатами. Бруно оставил в караване только женщин под присмотром Фу и Гуанга.
Растерзанных трупов оказалось не пять, а шесть. Молодая индианка с чёрными длинными косами, чьё смуглое лицо было изуродовано пулей, прижимала к окоченевшей груди мёртвого младенца. Опьянённые кровью ранчеро не пожалели истратить патрон на такого кроху — его маленькое тельце тоже было прострелено насквозь. Бруно и Мозес осторожно опустили его в вырытую яму вместе с матерью. Другими убитыми были седой старик, совсем дряхлая старуха, девочка-подросток и мальчик помладше.
— И как только эти живорезы не сняли с них скальпы, — гневно пробормотал Мозес.
Бруно только пожал плечами. Он не разрешил Зеро перетаскивать трупы, справедливо полагая, что этакое страшное дело не годится для мальчишки, у которого ещё молоко на губах не обсохло. Парень пытался протестовать, но хозяин сердито цыкнул на него и велел закапывать яму.
Некоторое время в лощине слышался только лязг лопат о камни. Молчал даже никогда не закрывавший рта Джейкоб. Наконец Мозес принялся сноровисто утаптывать сапогами получившуюся насыпь.
— Вот и всё, — со вздохом промолвил он, и тогда Бруно угрюмо бросил:
— Уходим отсюда.
Он уже направился было к смирно ожидавшим у ручья лошадям, и остальные гуськом потянулись за ним, но тут раздался взволнованный голос Зеро:
— Погодите… постойте! Кажется, кто-то из них всё-таки уцелел и скрылся в предгорьях. Видите?
Он присел на корточки, переворачивая камни, на которых грязно-бурыми каплями запеклась кровь. Едва заметная цепочка следов действительно уходила между холмами в предгорья.
Мужчины переглянулись.
— Дайте бедному дикарю спокойно подохнуть, — исчерпывающе высказался Джейкоб, опершись на лопату. — Возможно, он уже отправился в свою Страну Вечной Охоты вместо Скалистых гор. Туда ему и дорога.
— А если нет? Если он потерял сознание? Если… если это женщина? — горячо возразил Зеро, уставившись прямо на Бруно, и тому даже захотелось поёжиться под этим пронизывающим взглядом. — Как мы можем бросить раненого человека на произвол судьбы? Вы же меня не бросили!
Бруно досадливо поморщился и буркнул:
— Но ты не краснокожий язычник.
— То, что я часто поминаю имя Господне всуе, не делает меня лучше него, — тотчас отозвался мальчишка.
— Говоришь как проповедник, — с деланной свирепостью прорычал Бруно, сдаваясь. — Ты точно не пасторский сыночек? Внебрачный, на худой конец?
— Уверен, что нет, сэр! — живо отчеканил парень, вымученно улыбнувшись.
— Если у этого твоего недобитого мертвеца, — продолжал ворчать Бруно, направляясь по следу и на ходу переворачивая камни носком сапога, — при себе есть револьвер или хотя бы нож, он вполне успеет отправить к праотцам кого-нибудь из нас.
— Навряд ли, сэр, — подумав, убеждённо возразил Зеро, а Мозес степенно кивнул в подтверждение:
— Те живодёры наверняка забрали всё оружие, какое только было у бедолаг.
Прозвучало это вполне резонно, однако Бруно всё равно обогнал остальных и пошёл впереди, зорко озираясь по сторонам.
Но беглеца они нашли очень скоро. Во-первых, он просто не сумел уйти далеко, а во-вторых, его жалкое убежище под утёсом, куда он забился, выдал его собственный пёс.
Громадный серый зверь с косматой свалявшейся шерстью, по виду помесь собаки с волком, стоял у расселины под камнем, откуда торчали тонкие босые ноги в драных леггинсах, и в горле у него так и клокотало. Это был совсем не тот звук, который желал бы сейчас услышать Бруно.
На лобастой голове пса запеклась кровь от длинной царапины. Видимо, пуля только скользнула по черепу, оглушив зверюгу, и ранчеро сочли его мёртвым, как и хозяина. Но как было вытащить индейца из-под камня, не опасаясь подставить собственное горло под страшные клыки?
Бруно шёпотом помянул чёрта и взялся за револьвер.
— Не надо! — таким же шёпотом взмолился Зеро, блеснув глазами. — Прошу вас!
Бруно открыл было рот, чтобы яростно выругаться, — он и так едва удерживался от самой чёрной божбы, — когда позади них послышался запыхавшийся надтреснутый голос мадам Тильды:
— Не угонишься за вами! Бруно, погоди, не стреляй, я знаю, что надо делать!
Обернувшись, тот лишь испустил тяжкий вздох. Старуха не поленилась выпрячь из фургона тяглового мула и прискакать сюда! Воистину, его труппа вознамерилась вогнать своего хозяина в гроб — все вместе и каждый по отдельности! А сейчас Бруно находился на волоске от того, чтобы посадить себе на шею ещё и беглого бродягу-индейца либо — свят-свят-свят! — индейскую девку! Вместе с бешеным псом! Да он сам, должно быть, взбесился, если собирается так поступить!
— Это не твой пудель, Тильда! — процедил он сердито и безнадёжно.
Но тут треклятая старая упрямица бесцеремонно отпихнула его в сторону и встала прямо перед грозно оскаленной мордой злобно рычащего зверя. Бруно опять помянул чёрта и на всякий случай взял револьвер наизготовку.
— Тише, тише, сынок, — напевно и мягко начала Тильда, вытянув вперёд худые руки. Подол её чёрной юбки и седые космы, не прикрытые чепцом, развевал налетевший с гор порыв ветра.
— С чего ты взяла, что это сынок? — не утерпев, подал язвительный голос слишком долго молчавший Джейкоб. — Это, может, дочка. Ты же ему под хвост не заглядывала.
Старуха и бровью не повела, продолжая обращаться только к собаке:
— Твоему хозяину нужна помощь. Он же ранен. Ты же не хочешь, чтобы он умер, ведь так? Мы не обидим его, не причиним ему вреда. Мы все тут добрые люди, хоть некоторые из нас, — она покосилась на клоуна, — не отличаются особым умом.
Зеро закашлялся, явно подавив невольный смешок.
— Но мы хотим ему только добра… — всё так же напевно продолжала Тильда, а пёс тем временем перестал рычать, навострил уши и наклонил набок большую голову, словно прислушиваясь. — Мы заберём его с собой в свой лагерь. И тебя заберём. Ты у нас всегда будешь сыт, и тебе не придётся скитаться по прерии…
— Чую, скоро по прерии отправлюсь скитаться я… — пробурчал Бруно и услышал новый облегчённый смешок Зеро. — Отведи-ка этого дьявола в сторонку, Тильда, сирена ты сладкоголосая, и мы посмотрим, жив ли ещё краснокожий.
Индеец был жив и оказался совсем юнцом — ещё младше Зеро. Тощим, как прутик, подростком в одних только драных леггинсах и набедренной повязке, со свалявшейся копной чёрных длинных волос. Он так и не очнулся, пока Бруно и Мозес осторожно извлекали его из-под камня. Пуля раздробила ему правое плечо и вышла под ключицей. Прежде чем окончательно лишиться сознания, он догадался туго перетянуть рану тряпкой, остановив кровь.
— Он выживет? — тревожно спросил Зеро, встав на колени возле распростёртого на земле мальчишки.
— Это уж как его Вакан Танка решит, — сумрачно отрезал Бруно и поднял на руки лёгкое тело. Голова индейца бессильно мотнулась. — Возвращаемся к фургонам.
* * *
Всё это ой как не нравилось Бруно — прежде всего потому, что вносило сумятицу в дела его цирка и привлекало к нему излишнее внимание власть предержащих. Ему требовалось только внимание публики.
Бруно не мыслил себя вне кочевой жизни и ярко освещённого круга арены. Он вырос в опилках, как говорят про себя сами цирковые, и ещё мальчишкой объездил пол-Европы с труппой итальянца Кавалли, побывав даже в России. Был он и силовым акробатом, «нижним», и умелым наездником, но в конце концов стал укротителем громадных кошек — тигров и львов, — которые, по его мнению, мало чем отличались от обычных кошек, были так же игривы, жестоки, грациозны и подчас коварны. Их когти и зубы не раз и не два полосовали его мускулистое тело.
Из Европы в Америку он привёз только тигрицу Зару и липицианца, доставшихся ему после расставания со стариком Кавалли. Тот вырастил Бруно с малолетства, относился к нему, как к родному сыну, и был крайне удручён его отъездом. Хотя и понимал, что душа Бруно жаждет свободы и приключений в Новом Свете, ставшем приютом для сотен тысяч бродяг и авантюристов всех мастей.
Мозеса с его верблюдом и мадам Тильду с её пуделями Бруно встретил уже в Нью-Йорке. Обоих китайчат и Джейкоба подобрал по пути на Запад — старый плут подрабатывал коммивояжером, не гнушался мелким жульничеством в салунах и до встречи с Бруно крепко закладывал за воротник. Ну, а крошка Мари… крошка Мари сама пришла в цирк Бруно однажды дождливой ночью в Луизиане и попросила приюта и защиты, сверкая своими фиалковыми глазами из-под намокшего капюшона. «Я осталась одна и не желаю продаваться, мсье», — гордо заявила она, и Бруно только кашлянул, смешавшись под её взглядом. Так Мари стала его лучшим цветком, маленькой королевой его труппы.
А потом появился Зеро, о чём Бруно ни разу не пожалел: более надёжного помощника трудно было сыскать.
Но, всеблагой Господь, кого же он сейчас намеревался пригреть?! Дикаря-дакоту, способного запросто прирезать его под покровом ночи! Тяжело раненный, измождённый, почти дитя, беспомощно болтавшийся в сильных руках Бруно, он был опаснее гремучки или бешеного койота. А ведь Бруно принёс его в собственный фургон! Больше некуда было.
— Тех, кого Боженька хочет наказать, он лишает разума, аминь, — пробормотал хозяин цирка, укладывая мальчишку на свою постель.
Распрямившись, он оглянулся через плечо. Разумеется, его труппа тоже оказалась здесь, включая красавицу Мари, — все толпились на ступеньках фургона, дыша друг другу в затылки. Почтительно расступились они только перед Тильдой, которая торжественно провела внутрь своего подопечного пса. Тот поднял на Бруно янтарные глаза, и в горле у него опять клокотнуло.
— Я его сюда не приглашал, Тильда, — почти не разжимая губ, проронил Бруно. — И вообще никого не приглашал, если на то пошло.
— Лобо всё равно стал бы искать мальчика, — невозмутимо пояснила Тильда, и Бруно только поднял бровь:
— Лобо?
Старуха величественно кивнула:
— И вы двое сумеете договориться. Вы достаточно умны.
— Вот спасибо-то! Я только ещё с волками не договаривался, — сварливо парировал Бруно. — Принеси-ка лучше мальчишке своё чудо-снадобье, ворожея, и посмотрим, что там с его раной. А вы, лентяи, — он свирепо уставился на затаившую дыхание толпу у входа, — все вон! Вам тут что, цирк?
— А я уже принёс бальзам, сэр! — улыбаясь во весь рот, отрапортовал Зеро и протолкался вперёд, держа перед собой заветную скляночку, словно пропуск. — Вот.
На его живой физиономии смешивались надежда и беспокойство, он переступал с ноги на ногу, явно намереваясь задержаться рядом со спасённым индейцем.
Бруно тяжко вздохнул и повернулся к постели.
Веки мальчишки были плотно сомкнуты, иссиня-чёрные космы разметались по подушке, худая грудь едва вздымалась. Но он всё ещё был жив.
— Крепкий, чертёнок, — с невольным одобрением констатировал Бруно, осторожно переворачивая его на здоровый бок. — Я подержу его, Тильда, а ты перевяжи ему рану. Ну а ты, шельмец, — он покосился на Зеро, чьи глаза расширились, как блюдца, когда хозяин начал снимать заскорузлую тряпку с плеча раненого, — ты возьмёшь на себя этого косматого беса, если он вздумает на нас кинуться.
— Не вздумает, — твёрдо заверила Тильда, которая тем временем успела расстелить на сундуке у изголовья чистую салфетку и протереть спиртом свои узловатые пальцы. — Пуля вышла наружу, это хорошо. И кровь давно остановилась... — пробормотала она, склонившись над индейцем. — Мелкие косточки все раздроблены, но срастутся быстро. Однако рана сильно воспалена, и мальчик обессилен. Я сварю ему лечебный отвар, но ни за что не могу ручаться.
— Воля Вакан Танки над ним, как я уже сказал, — пожал плечами Бруно, снова устраивая мальчишку поудобнее после того, как рана была туго перевязана. — Ступай, вари своё снадобье, мадам доктор. А ты, парень, мне его принесёшь. Надеюсь, что эта псина, — он оглянулся на Лобо, смирно лежавшего на полу и настороженно за всем наблюдавшего, — не сожрёт меня, если его хозяин умрёт.
— Он не умрёт! — горячо воскликнул Зеро, попятившись к выходу вслед за Тильдой. — Он не может умереть сейчас, когда мы его спасли!
Голос его дрогнул.
— Ещё как может, — угрюмо отрезал Бруно. — Не мели ерунды и поторопись.
Зеро был достаточно молод, чтобы верить в ерунду. В судьбу, в предопределение, в справедливость и, возможно, даже в милосердие Господне. Сам-то Бруно давно в это не верил.
Когда занавеска из лошадиных попон на входе опустилась, он присел на край постели, озабоченно рассматривая своего нежданного гостя или пленника. Чёрт возьми, мальчишка и впрямь едва дышал. В резервации ему наверняка, как и остальным, приходилось питаться всякими отбросами, которые с такой щедростью поставляли туда ушлые агенты Бюро по делам индейцев. Парень походил на скелет, обтянутый смуглой кожей: выпирали тонкие рёбра, торчали ключицы.
Запёкшиеся губы индейца пошевелились, и Бруно хлопнул себя по лбу. Мальчишка наверняка страдал от жажды, потеряв столько крови.
— Старый я болван, — с досадой посетовал он внимательно смотревшему на него псу. — Тебе бы стоило тяпнуть меня за ляжку, чтобы я соображал пошустрее.
С этими словами он налил в кружку воды из фляги, приподнял растрёпанную взлохмаченную голову парнишки и поднёс кружку к его губам — впрочем, безо всякой надежды, раненый-то был без сознания. Но когда первые капли воды попали на его губы, он тут же непроизвольно глотнул. Ещё и ещё раз, пока кружка не опустела.
— Вот и молодчина, — облегчённо похвалил Бруно, бережно опуская его голову обратно на подушку. — Выкарабкаешься, ничего. Не обмочи только мою постель.
Он криво усмехнулся, поняв, что ему придётся иметь дело с лежачим больным, за которым надо было ухаживать, чем он отроду не занимался.
— Очухаешься и придушишь меня, — шутливо добавил он. Вряд ли у этого птенца хватило бы на такое сил.
— Вы что! — раздался у него над ухом возмущённый полушёпот, и Бруно обернулся, тихо чертыхнувшись. Конечно, рядом стоял Зеро, притащивший столь молниеносно приготовленный Тильдой отвар. — Вы ему жизнь спасли, разве он не понимает!
— Я всё забываю, какой же ты ещё молокосос, — ворчливо посетовал Бруно, забирая у него глиняный горшочек, заботливо обёрнутый в тряпицу, и зашипел, обжёгшись. — Под юбками у себя она это варево грела, что ли!.. Брось реготать, негодник, лучше помоги мне напоить нашего доходягу.
Теперь Зеро, в свой черёд, приподнял слабо мотнувшуюся голову индейца. Вдруг ресницы раненого дрогнули и взметнулись, он на миг уставился тёмным блуждающим взором прямо в ошеломлённое лицо Зеро. Губы его разомкнулись, и с них сорвалось хриплое:
— Ма-аштинча…
Тут глаза его закрылись, и он снова потерял сознание, успев, впрочем, глотнуть травяного настоя с ложки, заботливо поднесённой Бруно.
Мужчины озадаченно переглянулись.
— Ты что, похож на его сестру? — изумлённо осведомился Бруно. — Он сказал: «Сестрёнка».
— Мало ли что ему примерещилось, бедняге, — с сожалением отозвался Зеро. — А вы откуда знаете его язык, сэр? — полюбопытствовал он в свою очередь.
— Я способный, — невозмутимо ответил хозяин. О том, что ему довелось почти три месяца провести в плену у дакот, парню, как ни странно, никто из труппы не проболтался. — Спать иди, не съем я твоего дикарёныша. Скорее вы поутру найдёте здесь мои обглоданные кости… Всё, ступай, — он властно вскинул руку, чтобы упредить дальнейшие возражения Зеро.
Заворачиваясь в разостланное на полу одеяло, он тихо посмеивался, неожиданно придя в хорошее настроение от нелепости всего происходящего.
Ну и, конечно, от того, что дыхание раненого мальчишки, разметавшегося на его постели, стало глубоким и ровным.
— Эй, как тебя, Лобо, — прошептал он, обращаясь к псу, чьи глаза, казалось, горели в темноте, как угли. — Если хочешь, чтобы твой побратим выздоровел, присмотри за ним, когда я засну. Понял?
Ему снова показалось… или же пёс действительно кивнул в ответ.
* * *
Иногда Бруно считал себя провидцем — почище мадам Тильды. Вот и его мрачные предчувствия касательно спасённого дакоты совершенно оправдались. Не самые мрачные — найдёныш пока что не перерезал ему горло, но смотрел на него волчонком, от еды отворачивался и старательно прикидывался глухонемым. Хотя Бруно знал, что упрямый чертёнок его прекрасно понимает — это было заметно по его горящим глазам. В конце концов, Бруно с грехом пополам изъяснялся по-дакотски, да и сам индеец не мог не знать хотя бы десятка английских слов. Но нет, он даже имени своего спасителям не назвал!
Неблагодарный маленький мул, да и только.
Но Бруно признавал и то. что индейцу не за что было их благодарить. Люди с белой кожей заперли дакот за колючей проволокой резервации, морили голодом и наконец уничтожили всю его семью, не пощадив и грудного младенца. Какая тут может быть благодарность! Мальчишка ненавидел и презирал всех бледнолицых. И никому не доверял.
Его угрюмый пёс, и тот относился к Бруно дружелюбнее. Хотя его-то Бруно не поил отваром с ложки, не подсовывал ему под нос мясной бульон, а под одеяло — поганую посудину для отправления малой нужды. До большой нужды дело пока не доходило: парень клевал еду, как воробей. Мадам Тильда тоже отчаялась уговаривать его поесть.
Один Зеро не терял надежды расположить к себе найдёныша, и Бруно не запрещал ему приходить в фургон на биваке, присаживаться рядом с постелью раненого и молоть всякую чушь. В конце концов, ребята были почти ровесниками — возможно, Зеро и удалось бы совершить то, что не удавалось другим — добиться, чтобы из тёмных запавших глаз индейца исчез стылый лёд ненависти и тоски.
Обычно Зеро сидел на полу, поджав под себя ноги, и весело тараторил обо всякой всячине: что западный ветер-де сменился южным, и если так пойдёт и дальше, то осень сразу перейдёт в весну, минуя зиму, а прерия зазеленеет, укрывшись цветами. Что пудели мадам Тильды отчаянно боятся Лобо, превращаясь в крошечных щенят при его приближении, скулят и падают перед ним ниц, как перед собачьим вождём. Что сам Зеро, мол, научился стрелять одинаково метко с обеих рук, хоть и не левша, и непременно научит индейца таким же штукам, когда тот поправится.
Раненый между тем лежал, как камень, вперив непроницаемый взор в перекрытия фургона.
— Он не хочет понимать тебя, мало что не может, — с досадой сказал однажды Бруно, глядя на обоих: на Зеро, трещавшего, как пересмешник, и на замкнувшегося в себе индейца. — Зря стараешься.
А про себя он подумал, что дакоты не укрощают силой диких, только что пойманных в прерии мустангов — они им поют. Разговаривают с ними. Несколько дней и ночей подряд, валясь от усталости, не беря в рот ни крошки пищи, ни глотка воды, пока конь не начинает доверять — не хозяину, но другу.
— Я всё равно буду с ним говорить, — упрямо возразил Зеро, будто услышав его мысли.
— А знаешь, что… — задумчиво пробормотал Бруно, не спуская с парнишек испытующего взора. — Есть у меня одна идея…
— Какая? — Зеро сразу вскочил на ноги, возбуждённо блеснув глазами. Бруно даже улыбнулся невольно. И индеец повернул голову, косясь на парня исподлобья.
— Сейчас узнаешь, — загадочно промолвил Бруно, продолжая улыбаться в усы. — Пошли со мной.
Они выпрыгнули наружу, оставив маленького дакоту на попечение пса, и Бруно велел Зеро собрать остальных циркачей перед фургоном. Когда же вся труппа, недоумённо посматривая на хозяина, встала перед ним, он сказал всего несколько коротких фраз — и тут же довольно рассмеялся, увидев, как расцвёл Зеро.
А потом он вернулся в фургон и весело объявил недоверчиво уставившемуся на него найдёнышу:
— Пойдём-ка, парень, я покажу тебе, кто мы такие. Знаменитый цирк Бруно Ланге выступит только для тебя одного!
Он легко поднял мальчишку с постели, невзирая на слабое сопротивление, и, закутав хорошенько в полосатое одеяло, донёс до выхода из фургона. Откинул попону в сторону и усадил индейца на верхнюю ступеньку лестницы. Пёс, неотступно следовавший за ними, соскользнул вниз, взмахнув пушистым хвостом, и устроился возле босых ног паренька.
Вся труппа Бруно — люди и звери — стояли здесь. Бруно тоже присоединился к ним, так церемонно поклонившись индейцу, словно тот был герцогом, посетившим его цирк. И тогда каждый из труппы показал единственному зрителю всё, что умел делать на арене.
Мадам Тильда прищёлкивала пальцами, и её кудрявые пудели кружились в вальсе и перепрыгивали друг через друга, а потом зубами вытаскивали карту из протянутой Тильдой колоды и звонко тявкали, показывая, какое число обозначает карта.
Верблюд Мозеса, косматый строптивец Папаша, становился на колени, вытянув шею по направлению к фургону, и мотал башкой, а Мозес играючи подбрасывал в воздух и ловил тяжёлые гири — мускулы так и перекатывались под его антрацитовой кожей.
Джейкоб усердно вертел ручку шарманки и — прямо как на настоящей арене! — заполнял паузы между номерами, корча уморительные рожи и поливая всё вокруг водой из приделанного под клоунским нарядом бурдюка. А ещё вытаскивал прямо из собственного носа и уха длинные разноцветные ленты.
Фу и Гуанг гнулись, как гуттаперчевые, сияя улыбками, и крутили такие сальто, что их тонкие фигурки превращались в сплошное переливающееся кольцо.
Прелестная Мари в розовом облегающем трико, с падающими на хрупкие плечи золотыми кудрями, грациозно балансировала на спине липицианца, пока тот медленно показывал танцевальные па.
И наконец, сам Бруно вывел вперёд огромную тигрицу, которая по его команде молнией пролетала в бумажные обручи и становилась на задние лапы, обнажая в игривом оскале изогнутые кинжалы клыков.
А меднокожий измождённый парнишка, примостившийся на ступеньке фургона, давно отбросил напускное равнодушие и высунулся из одеяльного кокона, широко распахнув просиявшие глаза. Он машинально откинул со лба спутанные пряди волос, чтобы лучше видеть происходившее. Он то прикусывал губы, то вытягивал их трубочкой, то восхищённо ахал, то вертелся от нетерпения… словом, вёл себя как обычный ребёнок перед ошеломившим его зрелищем.
Зеро завершил выступление труппы, вылетев из-за фургона верхом на своём пятнистом Галешке, и меткими выстрелами вдрызг расколошматил одну за другой пять глиняных плошек, подброшенных Джейкобом. Потом наклонился с седла к Мари, которая проворно завязала ему глаза чёрным плотным платком… и повторил тот же трюк, стреляя уже из двух револьверов. Оружие казалось продолжением его уверенных рук. Индеец даже рот раскрыл, зачарованно следя за ним.
Наконец Зеро сдёрнул с лица повязку, развернул мустанга и, подскакав к мальчишке, звонко и торжественно провозгласил:
— Я Зеро, а это Галешка.
Конечно, он и раньше называл найдёнышу своё имя, но тогда тот упорно делал вид, будто вовсе его не слышит. А сейчас на его губах проступала невольная, но искренняя и совсем детская улыбка.
— Бруно Ланге и Зара, — продолжал тем временем Зеро, пока остальные артисты цепочкой проходили мимо него и выстраивались полукругом, как на параде. — Мадам Тильда и Джейми, Сонни, Пюс, Клодетта! Мадемуазель Мари и Орфей! Фу и Гуанг! Джейкоб! Мозес и Папаша!
Он замолк, глядя на индейца почти умоляюще. Но тот лишь крепко сжал губы. Его улыбка внезапно угасла, он будто напряжённо о чём-то раздумывал.
«Фокус не удался, — устало решил Бруно, крепко держа Зару за ошейник. — Можно считать, что мы просто репетировали посреди прерии».
Но тут маленький дакота медленно выпрямился во весь рост, кутаясь в сползающее одеяло и упираясь тонкой рукой в притолоку проёма. Он посмотрел на Зеро, на Бруно, на собственного пса, тоже величаво поднявшегося со своего места. И чётко проговорил, коснувшись ладонью худой груди:
— Вичаша, — а потом указал на пса: — Чакси.
После секунды напряжённого молчания все вдруг захлопали в ладоши и облегчённо засмеялись. А мальчишка снова опустился на ступеньку, держа руку на холке пса, преданно заглядывавшего ему в глаза.
«Звери не лгут», — подумал Бруно. Этот зверь доверился людям, среди которых оказался, — что не мог не почувствовать найдёныш.
И ещё Бруно вспомнил, что означает имя Вичаша.
Мужчина.
Парнишка и был мужчиной в свои (сколько там ему сравнялось? Тринадцать-четырнадцать?) почти детские годы. Отважный и упрямый шельмец. Ну, а дакотское имя Чакси означало то же, что и испанское имя Лобо, данное псу Тильдой.
Волк.
Теперь Бруно предстояло решить, куда же ему пристроить этакую дикую парочку.
И он скоро это придумал.
* * *
Едва оправившись от полученного ранения, Вичаша попытался покинуть лежанку и устроиться на полу вместе с Чакси, который, похоже, был только рад этому. Но Бруно цыкнул на обоих, вернул мальчишку на место, а для себя оборудовал постель в противоположном углу фургона, на сундуках с реквизитом.
Вообще с появлением в труппе маленького индейца хозяин цирка совершенно лишился покоя в собственном доме, то бишь фургоне. Раньше мало кто из циркачей решался тревожить его во время отдыха. Бруно обычно удалялся к себе, предварительно проведав тигрицу, под чью клетку отводился отдельный фургон. Он чинил реквизит либо читал при свете керосиновой лампы. Либо предавался воспоминаниям или размышлял, лёжа на койке с закинутыми за голову руками. Теперь же его старый фургон стал местом паломничества молодёжи, постоянных сборищ и весёлого галдежа, в котором какой-либо пользы не было ни на йоту.
Бруно морщился, чертыхался, возводил очи горе, но терпел. Он пожертвовал своим покоем ради приручения индейского мальчишки — скажи ему кто об этом хотя бы пару недель назад, он решил бы, что у собеседника не все дома.
Но он и правда хотел, чтобы Вичаша начал ему доверять. Чтобы этот намаявшийся чертёнок наконец почувствовал себя защищённым — хотя сам он, безусловно, считал, что это его обязанность — защищать всех, кто слабее.
Недаром же он носил такое имя.
— Лет тебе сколько? — как-то ночью спросил его Бруно, лёжа в темноте за пологом и слушая, как снаружи равномерно трещат цикады — труппа всё дальше углублялась на юг.
Он уже знал, что парень отлично понимает английскую речь, хотя сам изъясняется на языке бледнолицых очень скупо.
— Аке йамни, — после паузы ответил Вичаша. — Тринадцать.
— Как ты получил такое имя?
Снова повисло долгое молчание, и наконец в темноте раздался ровный полудетский голос:
— Мы далеко ушли от Паха Сапа, от святых гор, где воин должен получить имя. Васичу, солдаты в синих мундирах, заперли нас как диких мустангов, в загоне.
Бруно неслышно вздохнул. Это он тоже отлично знал. Как и то, что на языке дакот слово «васичу» означало «алчные обжоры».
Метко.
— И я мог бы всегда зваться тем детским именем, что дала мне мать, — продолжал Вичаша, с запинками подбирая слова. — Она умерла там, как и мой брат, кашляя кровью. Но потом мы ушли оттуда. Ушли из-под маца вакенен, колючего железа.
Колючей проволоки, понял Бруно.
— Солдаты в синих мундирах погнались за нами, — ломкий мальчишеский голос в темноте словно напевно рассказывал сказку. Но это была не сказка, а страшная правда — И я убил солдата, который выстрелил в Шункманиту Танка, нашего военного вождя. Мы увезли его раненым. Пуля попала ему в живот, он не мог выжить. Но когда он умирал, то взял меня за руку и сказал, что отныне я — мужчина. Так я получил имя. Но потом васичу всё равно нашли нас и всех убили. Я полз в горы и думал, что тоже умираю. Но не умер.
Бруно молчал. Что он мог добавить к этому бесхитростному рассказу?
— А как тебя звала твоя мать? — кашлянув, наконец спросил он.
— Канги Чикала. Воронёнок, — по голосу мальчишки было ясно, что он улыбается.
— Я был в плену у вашего племени, у дакот, почти три луны, — неожиданно признался Бруно. — Мои люди отыскали меня и выкупили — отдали за меня почти всех наших лошадей, кроме Орфея. Но я не в обиде за это. Люди твоего племени великодушны. Вы храбро сражаетесь… и вы защищаете свою землю. Послушай, я правда хочу, чтобы ты остался с нами, Вичаша. Мы все дружны и хорошо ладим между собой. Я хочу, чтобы ты выступал вместе с нами, когда поправишься. Ведь тебе всё равно некуда идти. Ты одинок.
Он невольно затаил дыхание, ожидая ответа парнишки.
Тот молчал долго, очень долго. Но вот из темноты послышалось похожее на вздох:
— Уоштело.
«Хорошо», — перевел Бруно и сам облегчённо выдохнул.
Но он никак не ожидал, что в его фургоне отныне прочно поселятся Зеро, Мари, Фу и Гуанг, которые будут валяться на его — бывшей его! — постели, тормошить Чакси, расспрашивать Вичашу, как то или это называется по-дакотски, показывать ему фокусы с картами и читать вслух истории из волшебных книг мадам Тильды. Особенно во всём этом преуспевал Зеро. Оголец взялся опекать найдёныша, как младшего братишку. Мари обычно чинно сидела поодаль с вышиванием, а Фу и Гуанг внимали Зеро с таким же воодушевлением, что и маленький дакота.
Всей этой честной компании Бруно и поведал о своей задумке нового номера — точнее, целого представления, в котором предстояло участвовать всей труппе, но главным героем его должен был стать Вичаша.
Бруно так и объявил, прямо глядя в широко раскрывшиеся глаза индейца, сидя напротив него на корточках, как и остальные — за исключением Мари: та, как обычно, примостилась на краешке стула, расправив юбки.
— Баффало Билл со своим шоу про Дикий Запад объездил всю Европу… землю за Большой Солёной Водой. Даже знаменитые вожди выступают у него на арене. Ты пока что не знаменитый вождь, парень, — Бруно чуть усмехнулся, — но ты можешь им стать, и ты можешь достойно представить свой народ тем, кого ты называешь бледнолицыми-васичу, если действительно этого захочешь.
— Что вы имеете в виду, сэр? — быстро спросил Зеро, подавшись вперёд. На его выразительной физиономии было написано неприкрытое любопытство.
— Баффало Билл, — не спеша разъяснил Бруно, — в своём шоу противопоставил злобных краснокожих дикарей благородным и доблестным белым поселенцам. У него индейцы похищают белую девушку. Красавицу, — подчеркнул он, глянув на зардевшуюся Мари. — Допустим, в нашем шоу девушку тоже похитит неизвестный злодей, но как раз индеец её спасёт, хотя поначалу все будут подозревать его в этом преступлении.
— А кто же будет злодеем и украдёт Мари? — выпалил Зеро, едва дождавшись, пока Бруно закончит фразу и даже опустив обычное «сэр».
— Я, — как ни в чём не бывало ответил Бруно и расхохотался, заметив, что у Зеро буквально отвисла челюсть. Остальные тоже подскочили от неожиданности. — Разве я не подхожу для этой роли?
Он подмигнул Мари и залихватски подкрутил усы.