Мои драбблы для русориджей

[sillvercat]

Название: Копалыч
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2021
Бета: Санди Зырянова
Размер: драббл, 390 слов
Персонажи: военрук Николай Палыч, учителя, школьники
Категория: джен
Жанр: юмор, повседневность
Рейтинг: G
Краткое содержание: 80-летний военрук осваивает смартфон и инстаграм
Предупреждение: сленг
Ссылка: тут.

Военруку Николаю Палычу исполняется восемьдесят, и внуки дарят ему смартфон.

На самом деле военного дела в школе нет, вместо него — «Основы безопасности жизнедеятельности». Но Николай Палыч всё равно военрук.

Он говорит с сильным кубанским акцентом. «Кров» вместо «кровь». «Потягывание». Даже не так: «Потяхывание».

Все называют его Копалыч. За глаза, конечно.

Мелкая школота уверена, что он воевал. Старшая, впрочем, тоже. Для них все, кто выглядит более старым, чем их бабушки, те воевали.

Но Николай Палыч — дитя войны, он встретил её в родном городе грудным младенцем и даже помнит, как вместе с мамой прятался в вырытом за домом убежище, когда прилетали немцы бомбить. Город весь тогда лежал в руинах, уцелела только пара домов, как в Сталинграде.

Палыч немцев не любит, и фильмы про войну — тоже. Но военному делу старшеклассников учит истово и с удовольствием. Дети говорят, что Копалыч упорот в войнушку. Они так это называют — «войнушка».

— Может, им когда-нибудь пригодится, — бормочет Палыч. И прибавляет поспешно: — Не дай-то Бог.

И вот у него появляется смартфон со всеми наворотами и Интернетом. Палыч сидит на совещании в учительской, задумчиво вертит девайс в корявых пальцах. Он доволен и озадачен. Он придирчиво присматривается к молодым учителям, которые весело шушукаются и прыскают, обмениваясь картиночками в школьной группе ватсапа. Он тоже так хочет.

— Ну-ка, запишите меня, — решительно требует он, и никто не осмеливается возражать.

Дальше происходит то, что все предчувствовали: в час ночи вся группа просыпается, получив по ватсапу фотку уха Палыча. Ухо выглядит нечётко, но в целом неплохо. Группа не спит ещё часа два, радостно ржёт, обмениваясь предположениями, зачем Копалыч разослал всем своё ухо.

— Бдит?

— Типа Большой Брат слушает вас?

— Да ладно вам зубы мыть, он же случайно.

— Спасибо скажите, что он ещё чего не сфотографировал, — философски замечает психологиня, и веселье возобновляется с новой силой.

Потом Палыч перестаёт рассылать фотки своих ушей и переходит на съёмки цветущих кустов и деревьев, благо весна, юг. Алычой, магнолиями и глицинией осчастливлен весь ватсап. Физрук на свою голову брякает в учительской: дескать, фото художественные, как раз для инстаграма. Палыч вцепляется в него мёртвой хваткой. Ему регистрируют аккаунт.

Ещё через неделю Палыч начинает снимать сторис. Купив соответствующий штатив для дома и для рабочего кабинета. Кубанский акцент ничуть не мешает, даже наоборот, в нём есть своя особинка.

Школьники поглядывают на Палыча почти с благоговением, учителя тоже. Они все подписались на него. Рекламируют его аккаунт.

И изо всех сил желают Копалычу здоровья. Он замечательный. Другого такого нет.

Название: Реинкарнация
Цикл: Про зверей и людей
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2021
Бета: Санди Зырянова
Размер: мини, 2250 слов
Персонажи: Вера Филипповна, Анна Петровна, их семьи, Эвелина, Эмери Этуаль Нуар, её хозяйка
Категория: джен
Жанр: повседневность, юмор, драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: к Вере Филипповне во сне приходит её покойная собачка и велит найти белого щенка
Примечание: время действия — наши дни; написано по мотивам истории из Сети
Предупреждение: слёзы-сопли, ХЭ
Ссылка: тут.

Анна Петровна и Вера Филипповна дружили, что называется, с пелёнок, то есть с ясельного возраста. Обеим было под семьдесят, а в пору их младенчества в ясли как раз отдавали в три месяца, чтобы мамы могли быстренько выскочить на работу и продолжать строить социализм.

По прошествии стольких лет и Анна Петровна, и Вера Филипповна сами стали дважды мамами и трижды бабушками, но по-прежнему крепко дружили, в том числе и семьями, Новый год и прочие праздники гуляли то в одном доме, то в другом, на Пасху таскали друг другу крашеные яйца и куличи, выискивая рецепт позаковыристее, ну, и вообще все были практически родня. Большая семья, как в одноименном советском фильме с Борисом Андреевым в главной роли. И Вере Филипповне, и Анне Петровне такая семейная общность помогла пережить потерю супругов, так что подруги оказались едины не только в радости, но и в горе.

Но вот домашними любимцами они разнились. Анна Петровна была заядлой кошатницей, а Вера Филипповна — собачницей. Первая жить не могла без кошки Яси и кота Фели, а вторая — без белой кудрявой собачонки Эвелины, которую ей продали пятнадцать лет назад на местном зоорынке как мальтийскую болонку. По мнению Анны Петровны, в предках Эвелины явно затесался лохматый и бородатый «дворник», но своё мнение она благоразумно старалась не высказывать. Эвелина была девушкой скромной, тихой, воспитанной и чрезвычайной умницей, только что не разговаривала. Впрочем, Вера Филипповна уверяла, что Эвелина выражает свои эмоции и желания вполне определённым поскуливанием, потявкиванием и движениями хвоста. И что она, хозяйка то есть, вполне понимает всё, что та хочет ей сказать.

Вот так, долго ли, коротко ли протекало их житьё-бытье, но однажды весной Эвелина захворала. Она отказывалась от еды, живые умные глаза её помутнели, шерсть свалялась, иногда под её животом образовывалась лужица, чего не происходило даже в бытность её щенком… в общем, она стремительно сдала. Просто на глазах. Приглашённый всполошившейся Верой Филипповной молодой ветеринар только сказал: «Чего же вы хотите, возраст. Вероятно, опухоль» и порекомендовал собачку усыпить. Вера Филипповна с негодованием отказалась. Впрочем, она и в клинику отказалась ехать для проведения рентгенов, анализов и прочей, как она выразилась, ненужной ерундистики.

— Логично же, — сказала она по телефону Анне Петровне, — если он сам заявил, что Эвочка умирает, и предложил её усыпить, то все эти манипуляции — просто вытягивание денег. По человеческим меркам Эвочке уже сто двадцать лет, наверное. Зажилась, что поделать.

Голос её был ровным и сухим, хоть и усталым, и Анна Петровна быстро предложила:

— Хочешь, я сейчас прибегу?

Она собиралась прибавить: «Посмотрю на Эвочку», но Вера Филипповна, всё сразу поняв, отрезала:

— Ни к чему. Я бы на её месте хотела, чтобы меня запомнили здоровой.

И положила трубку. Она всегда была резкой, безапелляционной в суждениях и предпочитала любую истину утешительной лжи.

Анну Петровну сильно царапнуло это отождествление больной собаки с собою, но она решила не перезванивать, оставить подругу в покое.

Эвочка умерла на другой день к вечеру. Сын Веры Филипповны тут же отвёз маленький трупик, заботливо завёрнутый в простынку, за город, на дачу, и там похоронил под старой берёзою, где стояла скамейка, на которой летом любили отдыхать Вера Филипповна и Эвочка.

Он же и сообщил об этом донельзя встревоженной Анне Петровне, которой подруга так и не позвонила. Прибавив, мол, что-то мама горюет, как за папой не горевала, лежит, в стену смотрит и всякую дичь твердит.

— Какую именно дичь? — похолодев, осведомилась Анна Петровна.

И тут выяснилось, что у Веры Филипповны появилась идея фикс: она, мол, со своего места не сдвинется, угаснет, как Эвочка. Ни к чему ей как-то стало жить, не для кого.

— Это как же! — тоскливо и возмущённо закричала Анна Петровна, немедленно прилетев к подруге и услышав из её уст ту же самую дичь, о какой толковал её сын Витя. — А как же мы?! Как же я?!

— А как же я, Малыш? Ведь я же лучше, лучше собаки… — совершенно больным бесцветным голосом процитировала Вера Филипповна всем известную фразу из мультика про Карлсона и снова отвернулась к стене, носом в пыльный ковёр.

— Да что же это такое… — простонала разбитая и растерянная Анна Петровна и поплелась домой, где её родные тоже ужаснулись, выслушав её горестный рассказ.

— Ничего не понимаю, — закончила она. — Верочка всегда была такая… здравая.

— Ба, ты только не вздумай такие же номера откалывать, — грозным басом предупредил её внук Федюня и потянулся погладить кота Фелю, который вообще-то тоже был уже старичок. Как и кошка Яся.

— Боже мой, — болезненно прошептала Анна Петровна и поспешно скрылась в своей комнате.

Наутро она выслушала мрачный отчёт сына Веры Филипповны о том, что с мамой, мол, всё по-прежнему, даже покушать не встаёт, и решительно объявила:

— Вить, я хочу к вам на дачу съездить ненадолго, можно? На Эвочкину могилку поглядеть.

— Да пожалуйста, — промямлил несколько шокированный таким желанием Витя, но решил не спорить, не будить лихо, имея перед глазами дурной пример Веры Филипповны.

На даче было сыро, грязно, дощатый тротуар кое-где усеян птичьим помётом. Между прошлогодними грядками лежали островки потемневшего снега. Ветки посаженных осенью деревьев уныло торчали, и не думая покрываться листвой. Безрадостная, в общем, картина. Анна Петровна просунула руку между брусьями калитки, отодвинула щеколду и прошла внутрь, стараясь не поскользнуться.

Любимая скамейка Веры Филипповны тоже была мокрой и грязной, и Анна Петровна подложила под себя вынутый из сумки «пятёрочкин» пакет, присев на край. Поглядела на могилку Эвочки, куда Витя водрузил небольшой камушек. Этакий валунёнок.

— Послушай, Эвочка, сделай же что-нибудь, а то твоя хозяйка совсем зачахнет, дура старая, — дрожащим голосом заговорила Анна Петровна. — Надо же, что выдумала. Ты же хорошая собачка, умненькая, — она не стала добавлять «была», решив, что Эвочка может и обидеться. — Придумай что-нибудь! Я на тебя надеюсь.

Закончив эту совершенно безумную, как сама осознавала, тираду, она положила рядом с камушком вынутые из упаковки ириски «Меллер» — Эвелина их без памяти любила. И яблоко — их Эвелина любила тоже. При жизни.

Проделав это и порадовавшись, что никто её не видит, Анна Петровна встала, взяла сумку, пакет и пошла назад к калитке, уныло глядя себе под ноги. Где-то противно каркала ворона. Сверху закапал мелкий дождик. И правда, всё вокруг было крайне тоскливым и печальным. Как и не весна вовсе, а поздняя осень, грачи улетели, лес обнажился… и далее по тексту.

До окончательного выхода на пенсию Анна Петровна работала учительницей начальных классов, а Вера Филипповна в этой же школе преподавала математику старшеклассникам. И вот нате вам!

Анна Петровна в крайнем расстройстве приехала домой на расхлябанном дачном «пазике», выпила чаю с лимонным дочкиным пирогом и вечерней порцией своих лекарств, чтобы не пугать родных, и без того шокированных. Им она объяснила, что была вместе с Витей (завралась вконец) на их даче, и легла спать, предчувствуя долгую бессонную ночь.

Всё верно, заснула она лишь под утро, а разбудил её звонок в дверь. Поскольку все дети и внуки уже разбежались — кто на работу, кто в школу, Анна Петровна крикнула: «Иду!», поставила на место искусственную челюсть и поплелась открывать.

В дверь влетела подруга Верочка. То есть Вера Филипповна. В ней невозможно было опознать вчерашнюю разбитую приступом депрессии и апатии старушку. Она казалась помолодевшей лет на десять.

— Аня! — выпалила она страшным шёпотом, вытаращив глаза и окончательно став похожей на ту конопатую девчонку, с которой Анна Петровна некогда сидела за одной партой. — Что я тебе расскажу! Ты не поверишь! Пошли на кухню, вот торт, чаю попьём. Мне сегодня ночью приснилась Эвочка!

Она умолкла, торжествующе глядя на Анну Петровну. Та предсказуемо ахнула:

— Да ты что?! Действительно?

«Риалли?» — как говорили внуки.

Вера Филипповна истово закивала и зачастила, торопясь и глотая слова:

— Эвочка меня ругала, представляешь? Она сказала, что я не должна так сильно горевать по ней, а должна каждое воскресенье ходить на зоорынок и искать там женщину, которая будет продавать белого щенка. Понимаешь? Белого щенка! Девочку! И имя её матери будет начинаться с буквы «Э»! Я должна его… её купить, и это и будет новая Эвочка. Белая собачка!

Она умолкла, склонив голову набок и глядя на ошеломлённую Анну Петровну горящими глазами из-под очков.

Та пошевелила губами и наконец выпалила первое, что пришло в голову:

— Реинкарнация?

— Я не знаю, как это назвать, но я сделаю, как Эвочка мне сказала. Сегодня пятница. Пойдёшь со мной в воскресенье?

Так Вера Филипповна и Анна Петровна начали ходить на зоорынок каждое воскресенье. Как на работу. Родным они, не сговариваясь, ничего о причине своих отлучек не сообщали. От греха.

Но все их усилия, увы, ни к чему не приводили. Никаких беленьких щеночков-девочек, рождённых от матери с именем на букву «Э» на рынке не наблюдалось. Продавцы и завсегдатаи рынка уже чуть ли пальцем у виска не крутили, завидев Веру Филипповну и Анну Петровну. Анна Петровна сгорала со стыда, но упорно спешила вслед за подругой. Не оставлять же её одну.

Через месяц Вера Филипповна совершенно сникла и отчаялась. На её лицо вернулось прежнее апатично-мрачное выражение. Так и до лежания носом в ковёр было недалеко. Анна Петровна испугалась. Может быть, стоило всё-таки всё рассказать Вите? Попробовать уговорить Веру Филипповну обратиться к психотерапевту? К психиатру?

В одно из воскресений после обхода рынка они зашли в местную закусочную, чтобы съесть по пирожку и выпить по стаканчику дрянного кофе. Они как раз доедали этот нехитрый полдник или как его назвать, когда усталый взгляд Анны Петровны упал на приклеенное в углу объявление. Там едва виднелись слова, блекло напечатанные на принтере: «Продам дорого элитных щенков от Эмери Этуаль Нуар». И номер телефона.

— Та-ак, — протянула Вера Филипповна, чьи глаза снова загорелись экстатическим восторгом. — Аня, я чувствую, это она! То есть, это и есть та самая хозяйка, собака и Эвочка! Я сейчас же позвоню!

Но голос из трубки — женский, сухой и надменный, — довёл до сведения Веры Филипповны, что все щенки уже распроданы.

— Но как же, — забормотала та в полном отчаянии. — Мне Эвочка велела… мы месяц по рынку ходим… мы случайно… объявление… — она вдруг расплакалась навзрыд, и Анна Петровна выхватила у неё мобильник.

— Послушайте, — горячо заговорила она, уже не заботясь о том, слышат ли её хозяин едальни и другие посетители, надо было спасать подругу, — у моей подруги была любимая собачка, прожившая с нею пятнадцать лет. Её звали Эвелина, и она умерла в начале мая. У вас же есть собака, вы должны понимать, какой это удар.

Она замолчала.

— Продолжайте, — сухо проронил голос в трубке.

И Анна Петровна продолжала, глядя на всхлипывающую и комкающую носовой платок Веру Филипповну. Она рассказала всё, даже не умолчав о своём визите на могилку Эвелины. По окончании этого сумасбродного рассказа, когда Анна Петровна, выдохшись, умолкла, голос в трубке всё так же надменно назвал адрес, по которому им следовало немедленно приехать.

Это был элитный микрорайон с комплексом бутиков вокруг жилого дома и консьержем на входе в подъезд. Анна Петровна и Вера Филипповна чуть оробели, но консьерж их пропустил, и они поднялись на нужный четвёртый этаж. Открыла им, даже не дожидаясь звонка, маленькая пухлая женщина в роскошном, до пят, вишнёво-золотистом халате. Глядя на вошедших, как Мюллер на Штирлица, то есть пронзительно и с подозрением, она резко спросила:

— Признайтесь, девочки, вас кто-то из моих конкурентов подослал?

Девочки разинули рты. Их уже сто лет никто так не называл, это во-первых. Приглядевшись, они увидели, что хозяйка квартиры, пожалуй, их ровесница, только, как говорится, «подтянутая». А во-вторых, что это ещё за конкуренты?!

Обе синхронно замотали головами.

— О чём вы говорите? — решилась спросить Анна Петровна.

Тут где-то внутри квартиры раздалось цоканье когтей по элитному паркету. Цоканье приближалось, и в прихожей наконец появилась… не собака, но собачища. Её голова достигала плеча хозяйки. Голубовато-серая шерсть будто светилась. Светились и умные тёмные глаза, воззрившиеся на пришелиц сурово и недоверчиво. Складки бархатной шкуры стекали до самого пола.

— Ой… — пролепетала Анна Петровна, нервно сглатывая и поддержала под руку обомлевшую Веру Филипповну. — Кто это?

— Эмери Этуаль Нуар, — выдержав эффектную паузу, кратко обронила хозяйка. И снисходительно пояснила: — Мастино неаполитано. Не буду говорить, сколько стоит щенок Эмери Этуаль. Но в её последнем помёте, к сожалению, — она глубоко и сокрушённо вздохнула, — оказался бракованный отпрыск.

Собака посмотрела на неё со странным выражением — Анна Петровна готова была поклясться, что это была одновременно и вина, и гордость, и вызов.

— Если бы конкуренты узнали, наступил бы конец, — продолжала хозяйка, всё более горячась. — Моему бизнесу. Больше бы никто не купил у меня щенят.

— Минуточку, — Анна Петровна наморщила лоб. — Что значит — «бракованный»?

— То и значит, — раздражённо отрезала хозяйка и будто выплюнула: — Белой масти, представляете?! Белая сучка!

Пока Анна Петровна и Вера Филипповна хлопали глазами, пытаясь осмыслить эту информацию, в коридоре снова послышался цокот когтей, но какой-то более… лёгкий, что ли. И в холл выбежал совершенно белый, прямо-таки белоснежный щенок.

У него были короткие толстые, но уже мощные лапы. Умная курносая и забавная морда в складочку. Тёплые весёлые глаза. Он — она? — посмотрел на мать, будто спрашивая разрешения, и бодро затрусил к гостям.

Стоит ли говорить, что Вера Филипповна пала на колени и, нисколько не боясь грозной матери, тиснула щенка в объятиях и запричитала навзрыд:

— Эвелина! Эвочка! Моё солнышко! Маленькая моя!

Анна Петровна утирала глаза, а хозяйка, глядя на всё это: на гостью, лобзающую белого щенка, на торжественно-одобрительное выражение лица своей Эмери Этуаль Нуар, вдруг сказала:

— Я вызову такси. Завернёте свою Эвочку в покрывало и вынесете отсюда так, чтобы никто не видел. И чтобы я вас тоже больше никогда не видела, понятно?

Она свирепо сощурилась.

Обе гостьи отчаянно закивали.

— Но… как же деньги, ведь вы сказали, что это очень дорогая порода, — решилась пробормотать Анна Петровна.

Хозяйка снова взглянула на свою собаку — та ответила ей серьёзным взглядом.

— Честно сказать, я хотела вызвать вета и потихоньку её усыпить от позора, — скороговоркой выпалила женщина. — Рука не поднялась. Всё, хватит болтать, я вызываю такси. Сейчас найду покрывало.

Она скрылась в глубине квартиры, а Анна Петровна пообещала, глядя в умные глаза собачищи:

— Мы будем очень твою девочку любить и хорошо о ней заботиться. Честное слово.

— Да-да, — вскинула заплаканное лицо Вера Филипповна.

Уже стоя в дверях, она вдруг спросила, старательно кутая щенка в покрывало, как ребёнка:

— А она большая вырастет? Эвочка?

Хозяйка саркастически улыбнулась:

— В точности как мама.

— Ой, — только и сказала Вера Филипповна, а Анна Петровна пробормотала, заикаясь:

— Белая собачка!

И засмеялась. И тогда Эмери Этуаль Нуар улыбнулась тоже.

Название: Знахарка
Цикл: Голоса
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2021
Бета: Санди Зырянова
Размер: драббл, 963 слова
Персонажи: тётка Поля, её пациенты
Категория: джен
Жанр: повседневность, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: тётку Полю все в станице считали ведьмой, а она была знахаркой
Примечание: время действия — 20-е годы XX века, гражданская война; рассказ реальный
Предупреждение: POV героини, неаппетитные медицинские подробности
От меня: практически дословно записала рассказ собственной бабушки
Ссылка: тут.

Ведьмачья кровь у нас в роду от тётки Поли, чтоб ты знала. Фамилия её была Лыкова, это всё, что я помню, сколько лет-то прошло. Я с тринадцатого года, а когда меня к ней в гости отправляли, мне, наверное, было лет шесть или семь. Гражданская война? Никто её тогда так не называл, что ты. Ну, царя не стало, приходили то большевики, то меньшевики, то красные, то белые, то зелёные. В нашу Ремонтную когда красные входили, мы, дети, им частушки про белых пели, они нас за это кашей из котла кормили. А когда белые — то наоборот. Вот и вся для нас гражданская была.

Да, про тётку Полю. Она не гадала, не ворожила. Если и гадала кому, я про это не знала, но думаю, что нет, не было такого. Она лечила. Брала такие случаи, за которые фельдшер не брался.

Жила она на хуторе, на отшибе от станицы.

Когда я у неё гостила, ей как раз мальчишку привезли. Было ему лет тринадцать, наверное, он мне уже взрослым показался тогда, а сейчас я понимаю, что он был ещё ребёнок, как и я. Я его побаивалась. Он ходил с костылём, вернее, он прыгал на одной ноге, на правой, а левая была к заднице притянута. Как? Ну вот так, смотри. Я не знаю, что с ним случилось, сухожилие повредил или мышцы застудил. Нет, родился он нормальным, как тогда про него рассказывали, а вот как его звали, я не помню совсем. Пускай будет Миша.

Кстати, я вот сейчас подумала, возможно, у него был полиомиелит в лёгкой форме, но как теперь скажешь.

И вот тётка Поля каждое утро после рассвета, как стада на выпас прогонят, бегала на дорогу, собирала кизяки. Навоз. Лошадиный, коровий, верблюжий. Чтобы свежий был, ещё горячий. И ногу ему калечную обкладывала от пальцев и доверху, всю-всю, заматывала потом мешковиной. И потихонечку, по сантиметру каждый день ему ногу эту разгибала. Думаю, ему очень больно было, но он терпел, не жаловался, не плакал. Как пожалуешься, он же казак перед бабами, то есть передо мной и тёткой Полей. Надо терпеть.

Потом родители меня с хутора забрали, а через месяц, что ли, опять привезли, я ныла, просилась, мне сильно любопытно было, что там с этим мальчиком. А он у тётки Поли всё так и жил. И наконец однажды он на больную ногу наступать начал. Хромал, правда, поэтому всё ещё с костыликом ходил. И я поняла, что тётка Поля его всё же вылечит. И такая меня гордость взяла, что это моя тётка, понимаешь? Моя!

Меня опять забрали, и только позже я услышала, что Миша от тётки Поли на своих ногах ушёл, уже безо всякого костылика. Ещё рассказывали, что отец его перед нею на колени встал и руки ей целовал. Прямо на виду у всех, у всего хутора.

Что с ними дальше было, не знаю. И правда, гражданская же шла.

Ещё помню случай с девушкой из Ростова, которая вдруг начала сохнуть, истаяла вся, похудела очень сильно. Тогда все говорили, что её сглазили. Ест много, даже больше, чем раньше, но не поправляется ничуть, а всё тает и тает. Она была единственной дочкой богатого купца, тот её каким только врачам не показывал, куда только не возил, даже в Москву. Врачи говорили, что чахотка у неё, но ей и Крым не помог, она там целое лето прожила. Потом купец про тётку Полю узнал, привёз к ней. И та её осмотрела, сказала — оставь её у меня и сам останься, я тебе покажу, в чём тут дело.

Она её три дня подряд не кормила. Вообще чтоб крошки во рту не было, давала только воду. Чай сладкий. Отец извёлся весь, на дочку глядя, а она, девчонка эта, так жалобно есть просила, всё говорила, что у неё внутри что-то горит, очень больно. Отец её и сам ничего не ел, чуть не плакал. Но тётка Поля ни в какую не сдавалась. Терпи, говорит, если вылечить её хочешь.

Вот три дня прошло, она в печи испекла целиком курицу, с разными травами, с чесноком, дух стоял на весь хутор. Посадила девчонку эту за стол и поставила перед нею блюдо с курицей, а у девчонки глаза как плошки стали, чёрные, огромные, и горло дёргается, будто её сейчас вырвет.

Тётка Поля ей говорит:

— Ешь!

Она рот открыла, а оттуда как полез… я думала, змей! Нет. Глист это был, солитёр. Мне показалось, что он в руку толщиной и такой же длинный. Он лез, и лез, и лез, а я как начала визжать, так остановиться не могла, прямо зашлась, пока тётка Поля мне подзатыльник не отвесила. Думала, умру, на это глядя. А отец побледнел, будто готов был в обморок грянуться. Глист весь вылез на блюдо и ещё шевелился. Страсть Господня, в общем. Я на крыльцо высунулась, думала, стошнит меня.

— Воду сырую не пейте никогда, и мясо или рыбу хорошенько жарьте, — говорит купцу тётка Поля.

Он ей целый кошель денег дал, но что эти деньги, они же потом враз обесценились. Дочку он увёз обратно в Ростов, она поправилась очень быстро, замуж вышла, красивая ведь была.

Это не ведьмовство никакое, говоришь? Верно, на метле тётка Поля не летала и не ворожила, я же сказала. А только она всегда знала, что с человеком не так, и как это поправить. Безо всякого медицинского образования, хотя книг у неё в доме было много. Она же меня и грамоте научила.

Сад у неё огромный был. Я сидела в этом саду на груше и книги читала. Груша старая, раскидистая, ветки толстые. Одна книга мне очень нравилась, хотя была без начала и конца, только сверху название главы написано: «Валентина». Про девушку, которая впала в летаргический сон. Через много лет я нашла эту книгу целиком, оказалось, что это «Граф Монте-Кристо». Я тогда думала, что тётка Поля точно узнала бы, что с этой девушкой случилось.

А потом началось: коллективизация, раскулачивание, расказачивание, и наша семья из Ремонтной уехала от беды подальше. Сперва в Царицын, а потом на Дальний Восток.

А Ремонтная вся сгорела во время войны. И тётки-Полин сад сгорел. И навряд ли она сама выжила, там же такие бои шли.

Но я про неё помню. Теперь тебе рассказала — ты помнить будешь.

Название: Пузико
Цикл: Голоса
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2021
Бета: Санди Зырянова
Размер: драббл, 430 слов
Персонажи: офисные дамы, котёнок
Категория: джен
Жанр: повседневность, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Светлана Владимировна снова хочет ребёночка
Примечание: время действия — наши дни
Предупреждение: POV героини
Для голосования: #. fandom Russian original 2021 — "Пузико"
Ссылка: тут.

У нас на работе по утрам, до прихода посетителей, то есть в техническое время, принято собираться на офисной кухне и пить кофе. Или чай, кто что любит. Из дома приносить разное печево, хвастаться. Болтать о том, что вчера у Малахова на передаче было или как Галкин отжёг.

Обо всяких интимностях в том числе, уже собственных, а не Галкина. Благо коллектив у нас полностью женский, стесняться некого.

И вот Светик как-то говорит:

— Девчата, я снова так сильно маленького хочу!

Мы безмолвно переглядываемся.

Светик вообще-то Светлана Владимировна, и ей сорок. Её старшей дочке-студентке Ангелине — двадцать. Второй дочке Вике — двенадцать. А младшему сыну Володе — четыре.

— Это ты только год как с декрета вышла и снова хочешь? Работать кто будет? — после паузы вкрадчиво вопрошает наша заведующая Васильна.

— Да я бы родила, — с сожалением отвечает Светик, ничуть не растерявшись, — но как-то вот уже… не совсем айс. А так пелёночки понюхать хочется! — она даже глаза мечтательно прикрывает. — Кожу эту нежную. Потискать тёпленького. В пузико ему подуть-поцеловать! Короче, сил моих нет. Скорей бы Ангелина родила, пора бы ей уже.

Мы снова переглядываемся.

— Дай девчонке нагуляться, — сурово рубит Васильна. Она у нас женщина-кремень и любит резать правду-матку тонкими ломтиками. Хоть кому, даже самому высокому начальству.

Но Светик тоже не робкого десятка.

— Тогда я сама дозрею до нового декрета, — злорадно парирует она.

— Я тебе дозрею, — грозно обещает Васильна, и мы зачарованно наблюдаем за дуэлью их взглядов, которые скрещиваются, как джедайские мечи.

Тут пришёл первый посетитель, и поединок не состоялся.

Чем дело кончилось? Страшно сказать, да вы и не поверите.

У соседки нашей заведующей окотилась кошка. И не простая, а донской сфинкс. Ну, голые такие, вы, наверное, видели. И Васильна через два месяца принесла и торжественно подарила Светику котёночка. Пацана лысенького.

Там же, на нашей кухне. Мы сначала не поняли, что это за свёрточек кукольный она у себя под курткой держит. А она развернула, а там — Господи Боже! Пупс, настоящий пупс-инопланетянин, но живой, взаправдашний. Розовый, без единой волосинки, ушки торчком, глаза раскосые, хвостик крысий.

— Бери! — велит Васильна, а Светик только головой мотает:

— Вы что! Я боюсь!

Васильна молча пальцем себя по лбу постучала и сунула его Светику в руки без дальнейших увещеваний.

— Ой, — говорит Светик, и глаза у неё делаются круглые-круглые. — Он такой горячий!

А чудик этот свернулся уютненько у неё в ладонях — весь уместился. Мы его все по очереди пальцем погладили — действительно горячий. Пузико шёлковое.

— Домой иди. Неси дитё, — величественно распорядилась Васильна. — Я тебя отпускаю до завтра.

Назвали чудика Мартиком.

Сейчас у Светика только и разговоров о том, как он офигенно пахнет молочком и как приятно целовать его в пузико.

Куда катится мир?

Но Васильна-то — до чего же хитрая, а?!

Название: В банке
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2021
Бета: Санди Зырянова
Размер: драббл, 860 слов
Персонажи: Андрей, Марина Викторовна, сотрудницы банка
Категория: джен
Жанр: повседневность, драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: «Но это же кабала, — процедил Андрей, — настоящая кабала! И грабёж...»
Примечания: время действия — наши дни; случай взят из реальной жизни
Ссылка: тут.

Андрей решил открыть вклад именно в этом банке: и проценты неплохие по нынешним временам, и сам банк кажется надёжным. Он уже прошерстил Интернет, походил по сайтам, почитал аналитику. За год удастся скопить на отпуск — не просто хороший, а очень хороший. Достойный. Мир повидать по-настоящему, а не просто жариться на пляже в Пхукете.

Теперь ему осталось только посмотреть на сотрудников банка и завести счёт помимо зарплатной карты. Чтобы потом совершать все манипуляции онлайн, но первое впечатление, как известно, самое верное. Такой подход раньше Андрея не подводил.

Народу в офисе банка практически не было. Две сотрудницы в белоснежных блузках с галстучками вишнёвого цвета. Перед одной из них сидела старушка лет семидесяти (Андрею все женщины после пятидесяти казались старушками, но эта и вправду ею была), вторая девушка сосредоточенно разговаривала по телефону, одновременно глядя в компьютер, но Андрея всё равно заметила и приветливо кивнула: сейчас, мол. «Кого-то окучивает, карту навяливает», — добродушно подумал Андрей.

Что ж, можно поставить плюсик в графу «Отношение к клиентам».

Он уселся в вишнёвое мягкое кресло, достал айфон и прислушался к разговору первой девушки со старушкой, которая тихим и каким-то виноватым голосом сказала:

— Проверьте, пожалуйста, вашу карту. Кредитную. Я уже выплатила двенадцать тысяч, а банкомат пишет, что всё равно осталось девять.

Она с надеждой посмотрела на девушку, которая сперва сосредоточенно потыкала наманикюренными пальчиками в клавиатуру компьютера, а потом развела руками:

— Такие проценты.

«Конские», — отметил про себя Андрей, невольно насторожившись.

— Сумма вашего кредита была пятнадцать тысяч, — бодро продолжала девушка, — следовательно, к выплате с процентами — двадцать одна тысяча. Всё верно.

«Пятнадцать тысяч брать в кредит?!» — ахнул про себя Андрей. У него почему-то не укладывалось это в голове.

Помявшись, старушка неуверенно проговорила:

— Мне тут сосед подсказал, что я могу взять новый кредит и погасить прежний. И чтобы ещё у меня осталось немного. Можно так?

Девушка задумчиво — по школьной, видимо, привычке, погрызла кончик шариковой ручки, изучающе глядя на клиентку:

— Первый кредит вы брали полгода назад, Марина Викторовна. Сейчас минимальная сумма кредита — сорок тысяч.

Та испуганно охнула:

— Нет, я не потяну. Но мне очень нужно!

Она сняла очки и принялась протирать их бумажным платочком. У собственной бабушки Андрея были именно такие очки — с очень выпуклыми стёклами. «У неё, наверное, внуков нет, у этой Марины Викторовны», — стиснув зубы, подумал Андрей.

— С какой целью вы хотите получить кредит? — скучным голосом осведомилась девушка.

— Я… из больницы только что вышла, — запинаясь, виновато пробормотала старушка. — Нужно много лекарств купить. Велели принимать три месяца подряд.

— А вы работаете? — продолжала допытываться девушка, и старушка, изумлённо посмотрев на неё, покачала седой головой. Та деловито продолжала: — А какая у вас пенсия?

— Двенадцать пятьсот, — тихо ответила старушка.

Андрей ахнул уже вслух, но этого никто не заметил — первая девушка в вишнёвом галстучке как раз окликнула вторую:

— Света… Свет! Будем оформлять кредит?

Дальше Андрей слушать не стал. Ему хотелось орать и материться. А ещё — стучать кулаком по полированной столешнице огромного офисного стола, который, наверное, стоил как раз тысяч сорок. Или больше. Он встал, широкими шагами подошёл к старушке и наклонился над нею:

— Марина Викторовна? Вы меня, наверное, не помните, меня зовут Андрей, я… жил в одном с вами подъезде, пока мы не переехали, — беззастенчиво соврал он. — Можно вас на одну минутку, я хочу вам кое-что посоветовать. Насчёт кредита.

Старушка подняла на него озадаченно моргающие выцветшие глаза, но послушно встала с места, и Андрей облегчённо вздохнул, безмолвно протянув руку за её документами растерянно закудахтавшим девушкам. Им он ничего говорить не стал, только тяжело посмотрел, и паспорт, карта и какие-то бумажки, очевидно, договор, тут же оказались у него в руке.

Осторожно держа старушку за хрупкий локоть, он помог ей спуститься по ступенькам и вывел на улицу. Сотрудницы банка уже не кудахтали, а молча провожали их глазами. Одного клиента, то есть Андрея, они сегодня потеряли безвозвратно. Второго, то есть Марину Викторовну, Андрей надеялся убедить никогда больше сюда не возвращаться.

Он подвёл старушку к своей белой «Тойоте» и усадил на переднее сиденье, сам сев за руль, но пока не трогая машину с места.

— Марина Викторовна, — проговорил он решительно, — я сейчас займу вам денег безо всяких процентов, и ещё мы из них погасим ваш кредит в этом банке. Прямо сейчас. Потом мы поедем в аптеку и купим всё, что вам надо. Потом я отвезу вас домой и оставлю вам свой номер телефона. Вы можете не торопиться возвращать мне этот долг, я хорошо зарабатываю.

Он знал, что просто так денег от него она бы не взяла; она и так долго не соглашалась, качала головой, слёзы капали на её выцветшую кофточку.

Но в конце концов она согласилась на всё, что он предложил.

И ещё — больше никогда не возвращаться в банк. Ни в этот и ни в какой другой.

— Так получилось, — всхлипывая, повторяла Марина Викторовна. — Так получилось. Дочь живёт в другом городе, в Саянске, внучка учится в Москве, я никогда у них не попрошу.

— Но это же кабала, — процедил Андрей, — настоящая кабала! И грабёж. Дайте мне, пожалуйста, свой номер телефона.

Старушка снова послушно кивнула, доставая увесистый кнопочный мобильник, наверное, ровесник века:

— Я не помню на память, вы уж посмотрите, где там номер, — прошелестела она. — И запишите мне свой. Спасибо, спасибо вам. Благослови вас Господь. Он всё видит.

Возможно, он и видит, угрюмо подумал Андрей, в очередной раз до хруста стиснув зубы, но в общем и в целом смотрит куда-то в другую сторону.

Наверное.