ДЕРЖАВА

[sillvercat]

Переписанное макси для Орков, из которого на ФБ по соображениям безопасности были мной убраны все относительно современные реалии. Нет, мир не шибко изменился, изменились отдельные моменты. Кто читал этот текст на ФБ, может сравнить.
Спасибо нейросети Кандински 2.1 и 2.2, сомневаюсь, при всём уважении, что кто-то из артеров так удачно попал бы в нарисованные у меня в голове образы героев.
Ещё замечу, что все военные реалии – сплошная отсебятина, мне воевать не пришлось, Бог миловал.

Название: Держава
Автор: sillvercat для fandom Orcs 2023
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: макси, 15336 слов
Пейринг/Персонажи: Держава, Божимир Гаэрлан, Гор Кирхи, Джон, баба Ганя, сержант Нечипоренко и другие
Категория: джен, броманс
Жанр: AU, боевое фэнтези, экшн, совсем немного юмора
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Гвардии рядовой Держава, выполняя интернациональный долг в Республике Славия, попадает в плен вместе с эльфом Божимиром Гаэрланом. И им удаётся из плена бежать, захватив в заложники орка Гора Кирхи и репортёра Джона. Все вместе они оказываются в Промежутке между двумя мирами.
Предупреждение: сленг, обсценная лексика, насилие, неграфичное описание боевых действий; смерть нескольких персонажей
Примечание: Альтернативный 1986 год. Альтернативный СССР. Альтернативная Югославия. Альтернативное всё. Обоснуй отсутствует как таковой
Использован текст доклада на XVII съезде КПСС, жестоко перефразированный; процитированы тексты песен «Гражданской обороны», «ДДТ», Янки Дягилевой
Иллюстрации из нейросети Кандински 2.1, а также прошлогодний командный арт «Любимчик», который изначально вдохновил автора на идею текста
Иллюстрации: здесь
Скачать: тут
Ссылка на ФБ-23:: тут

1.
А моя судьба захотела на покой,
Я обещал ей не участвовать в военной игре,
Но на фуражке на моей серп и молот, и звезда,
Как это трогательно — серп и молот, и звезда,
Лихой фонарь ожидания мотается — и всё идёт по плану…

— Капитализм встретил рождение социализма как ошибку истории, которая должна быть исправлена. Исправлена во что бы то ни стало, любым способом, без оглядки на право и мораль: вооруженной интервенцией, экономической блокадой, подрывной деятельностью, санкциями и «наказаниями», отказом от какого бы то ни было сотрудничества. Но ничто не может помешать утверждению нового строя, строя социальной справедливости, равенства и братства. Сейчас социализм по праву шагает по планете.

Человек в очках на выпуклом экране чёрно-белого «Рекорда» откашлялся и отпил глоток воды из стакана, стоявшего перед ним на красной с золочёным гербом трибуне. Блеснул край стакана, блеснули стёкла очков.

— Хорошо как говорит, — одобрила старушка из своего продавленного кресла с кружевной пожелтевшей накидкой на спинке. Обращалась она к полосатой кошке, свернувшейся сонным клубком у неё на коленях. — Наконец-то молодой, дай Бог здоровья. Вот и гречку вчера не по талонам выбросили. Успела взять. И сахар. А масло-то постное я давно отоварила. Много ли старухе надо. Гаврюши-то нашего нету. Охо-хо… — она скорбно вздохнула, качая седой головой.

Человек на телеэкране уверенно продолжал

— Империализм превратил в кровоточащую рану Республику Славия. Наша страна поддерживает усилия руководства Славии, направленные на защиту своего суверенитета. Мы хотели бы уже в самом близком будущем вернуть на родину наши войска в составе ограниченного контингента, находящиеся в Славии по просьбе её правительства во главе с Генеральным секретарём Компартии Славии товарищем Здравко Яновичем. Мы ждём, что будет достигнуто политическое урегулирование, которое обеспечит реальное прекращение огня и надежно гарантирует невозобновление вооруженного вмешательства извне во внутренние дела Республики Славия. Однако так называемые «белые каски», то есть якобы миротворческий контингент, в состав которого входят вооружённые подразделения всех стран Западной Оси, угрожают безопасности как Республики Славия, так и нашей страны. Поэтому мы приложим все усилия, чтобы защитить в Республике завоевания социализма.

Старушка перекрестилась и прошептала:

— Храни Господь всех солдатиков наших и внучка моего, раба Божьего Гавриила.

Из-под очков по её морщинистым щекам потекли медленные слёзы.

* * *
— Держава… у тебя кровь.

Шёпот эльфёнка, скорчившегося у него за спиной, дрожал и обрывался, как огонёк зажигалки на ветру. Вот ещё назола. Но этот заморыш ему жизнь спас.

— Главное, что не говно, — отрезал Держава, стараясь, чтобы собственный голос звучал твёрдо.

Это получалось плохо. Вообще не получалось. Было больно. Больно. Больно. Голос срывался в хрип, вымазанные грязной извёсткой серые подвальные стены ходили ходором, хотя, возможно, это качалась тусклая лампочка на витом шнуре под потолком.

Какого рожна ей качаться, сквозняка же здесь не было, воздух казался пыльным и жёстким. Или просто было трудно дышать. И сверху не бомбили. Не стреляли. Там стояла странная тишина.

Держава опасливо сплюнул, но крови на губах не ощутил. Получается, лёгкое не задето.

Ему повезло как никому. За эти три месяца он столько раз видел разорванные в клочья тела — своих солдат и чужих. А тут осколки только чиркнули наискось по его правому боку, сломав, наверно, пару рёбер. И по башке звездануло, но каску не пробило. Баба Ганя за внучка молит, не иначе. Архангела Гавриила упрашивает. Персонально.

Когда она Державу на перроне провожала среди таких же наголо бритых тощих пацанов то нацепила ему на шею золочёный образок с архангелом. Он его, конечно, в вагоне снял и в карман спрятал. Стыдно стало. Но не выбросил, а в Славии снова надел. И никто над ним не смеялся. У сержанта Нечипоренко, он сам видел, тоже на груди болтался маленький нательный крестик.

Хотя лучше бы Державе было отправиться под райскую яблоньку яблочки грызть, а не в плену связанным сидеть, дожидаясь, когда на куски раскромсают. Он знал, что с ним никто тут цацкаться не будет, как, скорее всего, будут цацкаться с эльфёнком. Эльфы же не люди. Они иные. Другого вида, как и сраные орки. У буржуинов и у наших любые иные ценились высоко, одного можно было обменять на десяток людей.

Держава сухо сглотнул, вспомнив будничный рассказ сержанта Нечипоренко о том, что противостоящее им орочьё выделывает с нашими бойцами, попавшими к ним в лапы. Нет. Не думать об этом.

— Мы где? — прохрипел он, продолжая озираться.

— В Ужицах вроде, — тоскливо отозвался позади него эльфёнок.

Ужицы— смешное название. Не то «лужицы», не то «ужи». Тут было много смешных слов по сравнению с русскими.

Держава повёл плечами. Располосованный осколками тельник лип к спине и правому боку, значит наспех обработанные эльфёнком раны и правда открылись. Перед глазами у него слепящие огоньки то и дело сменялись чёрными мухами, а в ушах стоял густой звон.

А тут ещё эльфёнок. Он пристал к их взводу под Староместовом, возникнув из-под разбитой самоходки. Нечипоренко едва не пристрелил его тогда, не сообразив сразу, что это свой. А ещё через два часа их всех накрыло вражеской артой. И буржуины вместе с орками под её прикрытием пошли в атаку.

Держава ещё успел увидеть, как опрокинулся навзничь Нечипоренко. А потом зацепило и его.

Он смутно помнил, как его бинтовал эльфёнок. И как буржуины волокли его в этот подвал, будто куль, подталкивая прикладом семенившего рядом эльфёнка. Как их обоих связывали, Держава уже убей не помнил.

Убей, ага.

Чего ж не убили-то?

Он мрачно покосился через плечо, разглядывая бледное пятно остроносого лица и разноцветные всклокоченные патлы своего спутника. Проворчал:

— Ползи сюда, терпеть ненавижу, когда за спиной ошиваются.

Эльфёнок с готовностью подполз к нему на жопе. Руки у него были стянуты сзади, как и у Державы. Странными какими-то верёвками, липкими, белёсыми, будто бинтами, но не бинтами.

Летучая хрень, возникшая, как это обычно бывает у эльфов, из ниоткуда, сгорбленной тенью восседала у него на плече. Она походила на мышь и на птицу одновременно. За спиной — крылья, а вниз свисает тонкий хвостик с кисточкой, как у тушканчика. И на голове — почти прозрачные огромные уши. Птицемышь настороженно косилась на Державу круглым тёмным глазом, разевала пастишку, но беззвучно, без шипения и клёкота. Видать, тоже обосралась со страху, как её замурзанный хозяин — или кем он ей там приходился.

Держава в очередной раз вздохнул и сказал:

— Забыл, как тебя звать.

— Божимир Гаэрлан, — тотчас отозвался эльфёнок. — А тебя я помню, как — Держава. Почему?

— По кочану, — буркнул тот нетерпеливо. — Чем они нас замотали? Не могу порвать, гадство.

Эльфёнок озадаченно моргнул:

— Ты из деревни, что ли? Извини, — тут же покаянно добавил он. — В Совке же такого не делают, я забыл. Только импортный есть. Это скотч.

— За Совок в рожу получишь. Буржуйские приблуды, так и скажи, столица, — огрызнулся Держава и поёрзал. — Может, у спекулей и есть, но я не встречал. Его перекусить можно, скотч этот твой? Ну, зубами перегрызть?

Разорвать эти белёсые путы он не сумел, как ни старался. Видать, от таких его стараний кровь снова засочилась из дырок в боку.

— Н-наверно, — промямлил эльфёнок, испуганно уставившись на него голубыми, почти прозрачными зенками. — А зачем… перегрызть?

Раньше, когда Державе рассказывали, будто эльфы эти какие-то недоделанные, он не верил. Как же, магия, волшебство, все дела! А тут такое вот… убожество. Божимир Гаэрлан. Тьфу.

— Ты как вообще в армейку попал? — раздражённо процедил Держава. — Ты же, блядь… ни украсть, ни посторожить!

— Призвали, я никуда не смог… э-э… деваться, — жалобно промямлил эльфёнок. — Я пытался. Но не смог. И сюда я не хотел. Ну, в Славию то есть, воевать. Нас просто в вертолёт посадили и… привезли. Я вообще па-пацифист.

Па-пацифист! Держава против воли коротко хохотнул, на что эльфёнок обиженно пробормотал:

— А ты, наверно, сам сюда вызвался, да?

Это прозвучало как обвинение, и Держава в очередной раз пожалел, что не может намылить Божимиру Гаэрлану его тощую холку. Пацифисту и стиляге. Недоделку, в общем.

— Конечно. Интернациональный долг, — с вызовом бросил он. — Я же комсомолец. Если тебе комсомолец имя, имя крепи делами своими, понял?

Дела были те ещё. Союз и буржуины сошлись на поле боя в Славии, когда тутошний генсек не смог справиться со своей злоебучей оппозицией. Буржуины, понятное дело, на стороне оппозиции, ну а Союз— за местную компартию и социализм. Интернациональный долг, вот так-то вот, блин.

На генсека Здравко Яновича Державе было покласть, но вот славян жалко. Мясорубка войны перемалывала их землю, и без того нищую. Жили они в каких-то беленых известью хатках, чуть ли не соломой крытых. А их чернявые оборванные дети, точь-в-точь базарные цыганята-попрошайки, вечно облепляли бойцов, если приходилось останавливаться в каком-нибудь селе. И те отдавали им свои сухпаи со сгущёнкой и шоколадом. И Держава отдавал.

А девушки у славян были красивые. Державе особенно запомнилась одна — стройная и гордая, с чёрными длинными косами, перекинутыми на высокую грудь, в расшитой красными крестиками белой блузке и длинной тёмной юбке, как в каком-то старом кино про «дореволюцию». Он смотрел на неё как завороженный, пока она поила бойцов молоком из жестяного подойника. И все смотрели. Любовались. После она долго ему снилась, да и, наверное, не только ему. Он надеялся, что она осталась жива.

Радмила — вот как её звали. Он спросил, и она ответила, будто нехотя разомкнув полные яркие губы. Вот бы эти губы хоть раз поцеловать, если бы она разрешила.

С девчонками Держава уже не только целовался, но постоянной у него не было, в армию его провожала на вокзале только баба Ганя. Та всё сокрушалась, что у внучка нет невесты, никто не будет ему на службу писать, лишь она, старуха.

А если бы Радмила не позволила себя поцеловать, Держава попросил бы разрешения нарисовать её портрет. Но он и так мог это сделать — по памяти, когда вернётся домой.

Если вернётся.

В Славию он на самом деле не рвался. Хотя от армии не косил, принесли повестку — пошёл в военкомат, не отмазывался восьмидесятилетней бабкой, которая останется одна, не придумывал себе энурез или плоскостопие. И когда их батальон направляли в Славию, тоже не кинулся простреливать себе ногу или ещё какой-то хернёй заниматься. Это был бы позорняк. И потом, он сразу прилепился к сержанту Нечипоренко и другим парням из взвода, куда бы он без них? Когда всех их только привезли на войну, страшно ему не было, было, наверное, любопытно.

Но настоящая война оказалась совсем не такой, как на полигоне. И не такой, как в геройских фильмах показывали. Здесь надо было убивать, как убивали тебя.

Война воняла. Порохом, перегоревшей взрывчаткой, обожжённым металлом и разорванной человеческой плотью. И оглушала. Треском автоматных очередей, надсадным свистом мин и воем снарядов. И ещё ослепляла. Держава видел столько всего страшного и дикого, что иногда зрение у него попросту отключалось, чтобы милосердно не дать ему сойти с ума.

Сейчас никого из его взвода, наверное, не было в живых, а он остался с этим… разноцветным и его летучей крысой.

Сюрреализм, вот что это такое. Ещё одно буржуйское словцо. До войны он окончил художку и мечтал поступать в архитектурный. Так что о бегущих горящих жирафах Сальвадора Дали понятие имел.

Но сам он такое никогда не стал бы рисовать. Видать, предчувствовал, что когда-нибудь вдосталь наглядится на горящие самоходки.

И горящих людей.

Он снова прямо глянул в испуганные глаза эльфёнка и приказал:

— Пускай твоя зверюшка этот самый скотч тебе перегрызёт. А ты меня развяжешь.

Божимир ещё раз озадаченно моргнул, потом опустил патлатую башку и помотал ею.

— Ну? — сердито поторопил его Держава. — Чего опять не так?

— Не получится, — полушёпотом выдохнул эльф. — Ты что, не знаешь? Вообще ничего про нас не знаешь? Ты что, правда из деревни, что ли?

Вот же срань господня. Если бы Держава не был скручен, как кулёк в универмаге, чёртов эльф бы точно огрёб по своей остроносой физии. Несмотря на то, что раны ему перевязал.

Держава опять глубоко вздохнул. В боку закололо, но надо было терпеть. Боль терпеть и этого вот… Божимира Гаэрлана.

— Откуда, откуда, от верблюда, — раздельно проговорил он. — Не из Ма-асквы вашей точно. Посёлок Ипатово под Томском. Есть такой город в Сибири, слыхал? Но вас, отродье вы сраное, у нас нету, вы же по столицам только обретаетесь и на югах, чтобы тепло. В Сочах каких-нибудь или Ялте. В школе нам на биологии про вас толковали, но я хреново биологию учил. Мне физра больше нравилась. И неинтересны вы мне были. Так что там не так с твоей вонючей летучкой?

Вообще-то он снова покривил душой, чтобы обломать эльфа с его выебонами. Физра ему легко давалась, но любил он историю и литературу. У них в Ипатово и спортшкола была, и музыкалка, и художка. И он во все ходил. А Томск, куда он собирался поступать, был всесоюзным университетским центром, не хуже Москвы или там Новосиба. Однако Держава тем же летом пошёл работать на местный радиотехнический завод, решив потом поступать заочно. Не хотел оставлять бабку Ганю одну ради томского универа. Только ради армейки оставил — ну потому что долг перед Родиной. И перед самой бабкой Ганей, так получается. Но это ж два года, как думал он поначалу, всего два года, а теперь выходило, что она останется совсем одна. Навсегда. До конца своей жизни. Будет плакать, пока сама не умрёт.

Он стиснул зубы.

А Божимир Гаэрлан тем временем забормотал, возмущённо ёрзая и зыркая на Державу сквозь растрёпанные цветные патлы:

— Он не вонючий, ты что, — у эльфа даже губы от обиды задрожали. — И это… не зверюшка, это просто сгусток энергии, материализующийся во времени и пространстве. А ты нетолерантен. Ты вообще расист.

Приехали, называется. Это он-то — расист?!

— А ты, столица, мою родину оскорбляешь. Она, между прочим, и твоя тоже, раз ты тут родился. Здесь живёшь и здесь же гадишь. Уматывайте, откуда пришли, мы вас не звали, — отрезал Держава и снова стиснул зубы, пытаясь остановить головокружение. Хорошо его по макушке звездануло, вырубился сразу. Каска спасла, которой сейчас не было, содрали, падлы. И с эльфёнка тоже. И подсумок забрали, мародёры хуевы.

— Мы не можем. Мы же не сами пришли, — прошептал Божимир, шмурыгая острым носом. — Нас… перенесло. Как и орков. Только их — туда, а нас — сюда. В Совок… то есть в Союз, — торопливо поправился он. — А их в Америку,

— Блядь, туда-сюда-обратно, тебе и мне приятно, — устало процедил Держава. — Тогда валите в Америку к оркам, это-то вы можете?

Историю появления эльфов «с Той Стороны», как принято было говорить, он действительно помнил смутно. Это произошло ещё при пред-пред-пред-предыдущем генсеке, но, в общем-то, так, как сейчас вкратце рассказывал Божимир. И да, в Сибири они сроду не ошивались.

И вообще их было мало. Очень мало. Меньше, чем нанайцев, ульчей или каких-нибудь ещё маленьких народностей. Лишь по телику они часто мелькали — выступали в передаче «Утренняя почта», например, или «Музыкальный ринг». Красиво пели и танцевали. Способные оказались, только вот исполняли всякую попсню.

И на плече у каждого восседала такая вот зверюшка, чаще всего совсем прозрачная.

— Мы не можем к оркам, — Божимир напрягся, ещё сильнее побледнев. — Ты что! Они же наши враги! Исконные враги! Ты и этого не знаешь?

Голос его сорвался, и Державе стало не по себе.

— Что вы к нам хрен знает откуда припёрлись, это знаю, — пробурчал он. — А всякие… интимные подробности про вас — нет, не знаю. Незачем мне было. Так что гони, и быстро, а то эти гондоны в любой момент заявятся. И это… — он замялся. В самом деле, что он, гопарь, что ли, какой, взял и прицепился к пацану. А им тут, может, вместе помирать придётся. — Не психуй, Божимир, обидеть не хотел, а нахамил с нервяка, извини. А так я это… интернационалист. Все народы — братья — вместе строим коммунизм. Строили.

Строили-строили и наконец построили, так что перестраивать пришлось.

— Я понимаю, — горячим шёпотом заверил эльфёнок и вытер нос о своё плечо. Не о то, на котором восседала зверюшка, похожая на мышь и на птицу. — Это ты извини, я тоже не хотел тебя обидеть.

Вежливый.

— Тебе стоило откосить, — с сожалением проронил Держава. — Толку тут с тебя. Хотя, — он запнулся, — наверное, есть толк, тебя же нельзя убить, верно? Как и любого из вас. Ты же вечный. Бессмертный, так говорят.

— Да нет же, — с силой возразил эльф, снова протестующе мотнув башкой — только сейчас Держава понял, что волосы у него заплетены в жгуты. Солдат, называется! Впрочем, пришельцам с Той Стороны и в армейке была куча послаблений. — С чего ты взял? Мы умираем точно так же, как люди или орки. Но только здесь. Там, — он перевёл блестящий взгляд на свою тварюшку, — мы становимся ими.

— То есть? — Держава даже растерялся на миг. — Как это — ими?

— Ну это же тоже я, — сбивчиво пояснил Божимир, неловко поёрзав и снова вскинув на него прозрачные льдистые глаза. — То есть… это та моя часть, которая может возвращаться. На Ту Сторону, туда, откуда мы пришли. Здесь он как бы вот так… материализуется. Когда я тут умру, я стану им — там и сюда больше не вернусь. Никогда. Это сгусток энергии, я же сказал. Так что зубов у него нет. Вот.

Теперь настала очередь Державы ошалело замотать головой, внутри которой опять загудело, как в пустой жестяной бочке для дождевой воды, стоявшей у бабки Гани на огороде. Невнятные объяснения эльфа он загнал на задворки сознания, чтобы обдумать их потом, если это «потом» для них вообще наступит.

— Тогда ты, — хрипло бросил он, — перегрызи этот сраный скотч. Давай. Давай, чувак. Потому что, чую, они сюда идут. Уже. Не хочу сдохнуть связанным, хочу как солдат, — он переглотнул.

Пить хотелось адски. Потому что кровопотеря, наверное.

— У тебя кровь течёт, — подтвердил Божимир, послушно опускаясь на карачки. — Ты вырубишься.

— Каркай, каркай, накаркаешь, ага, — буркнул Держава, разворачиваясь на цементном полу так, чтобы эльфу было сподручнее.

Тварюшка на плече у того тем временем стала совершенно белёсой, почти прозрачной. Держава сообразил, что она тоже чует приближающуюся опасность.

— Я понял, — внезапно выдохнул он. — Это твоя душа, так выходит? Только видимая. Нифига себе…

Это и вправду было круто.

Эльф молча глянул на него снизу вверх. Старался он замечательно, под зубами у него аж скрипело, он пыхтел и отплевывался, елозя коленями по цементу. Держава принялся помогать ему, напрягаясь всем телом и матерясь сквозь стиснутые челюсти. Наконец один виток скотча лопнул и повис двумя длинными соплями. Дальше пошло легче.

— Погоди, — спохватился вдруг Держава. — Стой! Когда они придут, пусть выглядит вроде как было, — он снова завёл руки назад, лихорадочно осматривая себя, а потом всё вокруг — не валяется ли в углу какая-нибудь лопата. Да хоть швабра, едрён батон. Куча досок или кирпичей.

Но подвал был абсолютно пустым и гулким. Глухим. Даже окно под сводом замуровано и замазано извёсткой. На полу виднелись какие-то высохшие бурые лужи. Державе не хотелось и предполагать, что бы это могло быть.

— А ты, ты меня развяжешь? — требовательно осведомился Божимир в ответ, подымаясь на коленки. — Я тоже хочу. То есть не хочу… в общем, я как ты.

Держава собрался было сообщить, что «как ты» у эльфёнка всё равно не получится, хоть тот лопни, но побоялся его расхолаживать. Коль у «пацифиста» наконец появился боевой настрой, надо было его сохранить. «Кураж», как говорил сержант Нечипоренко.

— Повернись, — со вздохом велел он, нагнулся и свирепо вцепился зубами в намотанный вокруг локтей эльфёнка скользкий липкий бинт.

Можно было попробовать разорвать его руками, но он решил, что этак сподручнее, раз уж у Божимира получилось. Вот же пакость какая буржуйская… но, блядь, если бы это были армейские ремни или даже нормальные верёвки, вообще нихрена бы не вышло.

Любое буржуйское барахло на поверку оказывалось ненадёжным, вот и ладушки.

— Готово, — он распрямился, тяжело дыша и, как давеча эльф, выплёвывая приставшие к губам огрызки скотча. — Руки позади держи, как я.

Тот убито кивнул. Вот же чёрт, устало подумал Держава, «я как ты» называется. Куда крестьянин, туда и обезьянин.

— Слушай, — с силой проговорил он, вспомнив, как сержант Нечипоренко увещевал их, необстрелянных, перед первым боем, и повторил его слова: — У меня тоже очко играет будь здоров, черепашка не пролезет. — Он ухмыльнулся, увидев, как эльф изумлённо разинул рот на такой пассаж. — Это неважно, пускай. Пускай. Но надо держаться, ты понял? Ты сможешь.

Эльф часто, быстро закивал, растерянно улыбаясь, но тут сверху, с трёх ступенек от двери, ведущей в подвал, донёсся скрежет. Дверь отворялась.

У Державы по спине пробежал мороз.

— Суки, — с тоской процедил он, глядя на эльфа. Глаза у того превратились в блестящие голубые блюдца. Сейчас обоссытся.

Держава пошевелил плечами, отчаянно надеясь, что перегрызенного скотча пришедшие уроды сразу не заметят. Сердце у него бешено скакало, в крови закипал адреналин, и дышать стало ещё тяжелее. Но он заставил себя дышать, как учили — мерно, спокойно, отсчитывая про себя секунду за секундой.

— Смотри на меня, пацифист, — горячечно прошептал он Божимиру, опуская голову ещё ниже. — И делай как я. Авось прорвёмся. Или убьют. Меня. А ты взлетишь.

Он вдруг остро позавидовал эльфёнку, у которого была такая возможность — улететь отсюда, оставив на грязном цементном полу только своё окровавленное тело.

Птицемышь на плече у Божимира тем временем истончилась до того, что стала едва различимой, тем более в царившем вокруг пыльном полумраке. Замаскировалась, что ли?

У Державы сильно защекотало в носу, и он, не сдержавшись, громко чихнул, сломав звенящую тишину. Пришли. Палачи. Сволочи. Чхать я на вас хотел. Суки.

Он упорно не отрывал глаз от пола и видел только эти цементные плиты, на которых — ебать-копать! — поблескивали кусочки отгрызенного скотча, цементные грязные плиты и две пары высоких чёрных берцев, по-хозяйски протопавших к нему. И пару кроссовок — светлых, импортных, поменьше размером. Он не успел удивиться, потому что наглый весёлый голос над его головой произнёс по-русски с еле заметным акцентом:

— Будь здоров!

И носок ботинка ткнул его прямёхонько в раненый бок.

Боль пронзила тело огненной стрелой. Из ран снова хлынуло горячее. Держава сжал зубы до хруста, опрокидываясь на пол и лихорадочно думая об одном — руки назад. Только назад. Молчать. Терпеть. Ждать. На жалобно вскрикнувшего эльфёнка он теперь вовсе не смотрел.

— Ты кто такой? — всё так же весело осведомился над ним голос, молодой, уверенный и низкий.

Сперва Держава решил промолчать, но потом нехотя выдавил:

— Державин Гавриил Романович. Гвардии рядовой.

И поднял наконец глаза. И удивился какой-то частью сознания.

Перед ним стояли два человека и орк. Но не это было удивительным, а то, что один из людей выглядел сугубо штатским. Тот, что в кроссовках. Небольшого роста, примерно на голову ниже остальных, рядом со здоровенным орком он казался вообще лилипутом. В топорщившимся на нём новом камуфляже, но без каски, с собранными в хвостик на затылке рыжеватыми кудрявыми волосами. И в очках! Но самое главное и стрёмное — в руках он держал настоящую кинокамеру, хищный глаз которой уставился прямо на Державу и на съёжившегося рядом эльфёнка.

«Щас наснимают, чтоб потом по телику всем показывать, как они над нами глумятся», — обречённо понял Держава. Он горько пожалел, что не смолчал, назвал себя.

— Божимир Гаэрлан, младший техник батальона связи, — очень некстати и скороговоркой отчитался рядом с ним эльфёнок, решивший действительно следовать его примеру.

Держава мысленно выругался, но сам не спускал глаз с орка, только что ткнувшего его ботинком в бок. Орков ему и раньше доводилось видеть — только мёртвыми.

Этот башней высился над репортёром. Был он в дорогой амуниции, но тоже без каски и не выглядел служивым, как настороженно озиравшийся за его спиной тощий длинный вояка в буржуинской пятнистой форме, с автоматом «раш» в руках. Он выглядел тем, кем и являлся — мудилой. Весёлым, наглым, сытым мажором, прибывшим на войну по приколу и точно знающим, что ему-то ничего здесь не угрожает. Какой-нибудь сынок высокопоставленного чина, решил Держава, потому что орк был не старше него самого. А на его накачанном плече восседала вовсе не птицемышь, как у эльфёнка, а хрень вроде собаки, мелкой такой борзой, но с большими мохнатыми ушами и сложенными за спиной крыльями. Орк глумливо щурил карие глаза, скалил белые зубы и вообще красовался перед камерой.

Он снова занёс над пленником ногу в берце, но почему-то опустил, встретившись с Державой взглядом. Зато повернулся к репортёру и возбуждённо заговорил по-английски. Держава разбирал его через слово, в школе он зубрил немецкий, инглиш знал только по песням метал-групп, и всё, что точно слышал, так это «окей».

Самым «окейным» было то, что за поясной ремень у этого мудилы, как в ихних боевиках, была заткнута пушка. Торчала рукоять пистолета. И это был единственный, наверное, шанс для Державы умереть по-человечески, если бы только он мог понять расклад.

Он ещё раз глянул на очкастого репортёра, который тоже что-то возбуждённо лопотал орку в ответ. Был ли этот сморчок ценным для остальных? Был ли ценным сам орк?

Счётчик всё ещё щелкал в голове у Державы, размеренно, равномерно. Нет, не счётчик, метроном. Тук. Тук. Тук. Как в блокаду. В ту, прошедшую, огромную войну.

Орк вдруг кивнул буржуину на Божимира — бери его, мол, и Держава понял, что догадывался верно. Пленный эльф был им нужен, пленный человек — нет.

Но тут он ошибся.

— А ты, гвардеец, ты здоровой, — небрежно оскалился орк с прищуром уставившись на него. — Сгодишься на запчасти, если тебя разобрать. Вы хоть на что-то годитесь, скоты. Стадо. Давай рассказывай на камеру, откуда призывался, как служил, как наших убивал. Красиво расскажешь — быстро сдохнешь. Джон, снимай крупный план.

Камера ткнулась едва ли не в лицо ошеломлённому Державе, запечатлевая его охуение, в надежде — на что? Что он сейчас заплачет и будет просить пощады, что ли?

Держава посмотрел не в камеру — в глаза репортёра, серые, испуганно округлившиеся за стёклами очков. У этого Джона тоже, вероятно, сработала чуйка, предсказывающая опасность, но не Держава напал первым. За него это сделала летучка, казавшаяся почти растаявшей на худом плече Божимира.

Птицемышь вдруг обернулась кем-то вроде ястреба, когда с яростным отчаянием ринулась — не на сытого орка, а на собаку с крыльями, гордо восседавшую у того на плече. Ошеломлённому Державе даже показалось, что в воздухе закрутился клубок тёмных перьев и золотистой шерсти, создав какую-то гудящую воронку. Но этого, разумеется, быть не могло: какие перья, какая шерсть, если обе летучки являлись всего лишь сгустками энергии, как объяснял эльф?

«Орки же наши враги! Исконные враги! Ты и этого не знаешь?» — припомнил Держава его слова.

Теперь он знал.

— Твою мать, — процедил он, сам взлетая с пола, будто птица, и выдёргивая ствол из-за пояса у застывшего столбом орка. Это оказался обычный табельный ПМ, трофейный, само собой. Орки любили русское оружие. Другой рукой он схватил не сопротивлявшегося репортёра Джона за тонкое горло, одновременно ткнув его дулом пистолета в шею за ухом.

Камера вывалилась у Джона из пальцев и хрустко гэкнулась об пол. Слава Богу.

С орком же происходило нечто очень и очень странное. Он будто оцепенел, уставившись вовсе не на репортёра, атакованного пленным, а на своего пса — свою душу, вспомнил Держава, — которую столь же бешено терзала эльфова тварюшка. А потом и пёс, и птицемышь будто растворились в образованной их неистовой схваткой воронке. Но к тому моменту эльф уже очутился рядом с орком, молниеносно подхватив с пола треснувшую, но не развалившуюся кинокамеру. И со всей дури саданул ею орка по башке. И ещё раз, видимо, для верности. Тонкое бледное лицо его исказилось до неузнаваемости, безумная улыбка казалась скорее каким-то волчьим оскалом.

Совершив свой подвиг, он застыл, как и орк до этого, будто прислушиваясь к чему-то, творившемуся очень-очень далеко.

Да что ж такое-то?!

— Твою… мать, — обалдело повторил Держава, глядя, как орк оседает к их ногам бесформенной тёмной грудой.

Хлипкий пацифист оказался натуральным одержимым берсерком… но не было времени об этом думать. Держава яростно проорал в рожу стоявшего столбом буржуинского вояки, прикомандированного, видимо, к ценным приезжим:

— Ствол на пол! На пол, сука! И машину ко входу! Кар! С полным бензобаком! Фулл газ! — он сильнее воткнул дуло пистолета в шею трясущемуся репортёру. — Иначе я его порешу! Килл хим! И этого козлину — тоже! Я что-то пиздец нервный!

Он с удовольствием пнул валявшегося на полу орка в бок.

Охранник молча повиновался, поняв Державу без перевода. Он явно не ожидал эдакой дичи, этот цивилизованный буржуин, как и все они, привыкший разбирать на запчасти покорных пленных. «Что, взяли, гады?!» — злорадно думал Держава, за шиворот передавая эльфу репортёра Джона и подхваченный с пола «раш».

Правда, чтобы эльф прочухался, тоже пришлось его обложить. По матушке по Волге. Сработало. Глаза у Божимира ожили, он зашевелился, как в детской игре «замри-отомри», и без слов принял у Державы импортного пленника и автомат.

Держава, свирепо матерясь, кое-как поднял обмякшего орка. Здоровенного гада. Сука, сука, сука, ещё и тащи его… Стиснув зубы от натуги и боли, он явственно почувствовал, как рвётся что-то внутри. Но орк мог оказаться даже ценнее, чем этот сраный Джон.

Скорее всего, так и было, потому что, когда они вылезли из подвала, прикрываясь пленниками (роли переменились), наверху уже стоял резво подогнанный буржуинами пятнистый джип. Здоровенная янкесовская бандура.

Держава водил самоходку, «жигули» и трактор. Джипов не водил.

Мир плясал перед ним, липкий пот жёг глаза, залитая кровью тельняшка липла к спине холодным пластырем. «Только бы не вырубиться, — лихорадочно билось в висках у Державы вместе с грохотом пульса. — Только бы не…»

— Божимир, — прохрипел он, смаргивая пот. — Будешь сзади… с этими гадами!

Эльф молча кивнул, распахивая заднюю дверцу. Он по-прежнему находился будто в какой-то прострации, но автомат сжимал уверенно. И на том спасибо.

— П-послу-шайте, — вдруг на ломаном русском выдавил репортёр откуда-то из-под ног Божимира. — Вы с ума… сошли? Мы все погибнем. Минное поле… Там… там…

— Где сорок ям! — зло огрызнулся Держава, опускаясь на водительское место. Это была бабки-Ганина присказка. — Мины, ага! Ссышь, америкос или кто ты там? Нихера, прорвёмся! Или взлетим!

Взлететь было не самым плохим выходом.

Даже отличным.

Усевшись за руль, он оглянулся на Божимира, чьи расширившиеся глаза казались двумя озёрами на белом лице, и коротко похвалил:

— Молоток, братан! Упихивай их как следует и смотри за ними в оба. Если что не так, мочи.

Эльфёнок, теперь какой-то странно сосредоточенный, закивал, но по-прежнему молча.

Держава повернул ключ зажигания, и к его изумлению, мотор завёлся сразу. Машина прыгнула вперёд под залихватский рок-н-ролл, рванувшийся из динамиков.

— It's been a long time since I rock and rolled,
It's been a long time since I did the Stroll.
Ooh, let me get it back, let me get it back,
Let me get it back, baby, where I come from…

«Зеппы. Лед Зеппелин», — отстранённо припомнил Держава, который брал плёнки с записями этой группёшки у Шнурка, чтобы крутить на своей «Ноте». Шнурок фарцевал такими плёнками, но с Державы за прокат бабла не брал — как-никак сосед.

Это был чистый сюр, настоящая поездка в ад. Сквозь ад. В открытые окна врывался пахнущий гарью ветер. Позади машины, в клубах ржавой пыли, тоже что-то рвалось — то ли палили оставленные там буржуины, то ли всё-таки хлопали мины, над которыми пролетал, каким-то чудом минуя их, джип. Держава выжимал под двести и подпевал «Зеппелинам». Орал во всю глотку. На заднем сиденье Божимир окончательно затолкал репортёра к себе под ноги, губы у него кривились в болезненной дикой усмешке. Его зверюшка так и не вернулась, как и тварь орка. Тот валялся ничком, будто покойник. Его большое тело подпрыгивало на ухабах, веки были плотно сомкнуты.

Может, летучка эльфа угробила его собственную, и от такого он действительно помер?

Но Держава и про это не мог сейчас думать.

Ему надо было оторваться от преследования и выскочить на территорию, занятую нашими.

К Паничево.

Он лихорадочно размышлял, как наши узнают, что к ним катят свои. На их месте он влепил бы заряд в бок такой летящей по шоссе пятнистой америкосовской бандуре, особо не раздумывая.

И тут его осенило.

Свободной рукой он стянул с себя драную тельняшку, всю залитую кровью, высунул этот судорожно зажатый в пальцах багровый комок в открытое окно и намотал на боковое зеркало.

Это был флаг. Красный флаг, тут же подхваченный ветром.

В них стреляли теперь уже сверху — Держава вывернул шею, чтобы глянуть в небо. Буржуинский вертолёт с белой полосой на борту снижался прямо надо ними.

Шоссе, всё в рытвинах и выбоинах — воистину сорок ям, — неслось под колёса, джип проглатывал эти рытвины на всём ходу, словно их и не было.

Они должны были вырваться.

Обязаны.

«Ooh, let me get it back, let me get it back,
Let me get it back, baby, where I come from…»

Сверху бахнуло громче. В глазах потемнело. Держава не успел удивиться тому, что, оказывается, всё ещё жив, когда машина взлетела на ухабе в последний раз и всех их окутала тьма.

Непроглядная, как самая глухая безлунная полночь.

Как смерть.

2.
Что нам плакать,
здесь не срам, чего страдать,
Рай — не слякоть,
вьюга — наша благодать…

— Западное сообщество несёт народам мира идеалы свободы и демократии, ставя соблюдение демократических норм во главу угла. Некоторые страны, где развитие демократических институтов зашло в тупик, оказались под защитой контингента стран Западной Оси с целью экспорта демократии и свободы на их территории. Одной из таких стран является Славия, где у власти находится диктаторский режим Здровко Яновича, поддерживаемый Советами, насаждающими там коммунистическую идеологию. Этот диктаторский режим должен быть свергнут для достижения глобального мира.

Тонкий женский голос с каким-то деревянным акцентом настойчиво пробивался сквозь шум и помехи. Шумело то ли в динамиках, то ли в голове у Державы.

Перед самой армейкой он как-то заглянул к фарцевавшему всем подряд Шнурку, чтобы отдать ему взятые напрокат плёнки, и с любопытством увидел, как сосед сосредоточенно вертит ручки своего здоровенного радиоприёмника «Рига». Шнурок, странно усмехаясь, поманил его пальцем и гордо сказал:

— Это тебе не газета «Правда». Смекаешь, колхозник?

Вот тут-то Держава и услышал из динамиков тонкий голос с заметным акцентом, который говорил про идеалы свободы и демократии и про то, что их, мол, надо защитить в Славии.

Он сперва растерялся, а потом подумал и спросил:

— Это чего, «Голос Америки», что ли?

— «Свобода», — мотнул головой Шнурок, но с прежней гордостью пояснил: — Поймать сложно, мы же тут, в Сибири, как раз посреди майдана сидим, до Штатов и до Европы как до Луны раком… но можно. А ты, — он остро глянул на Державу тёмными глазами из-под припухших век, — ты понял хоть что-нибудь?

«У него приёмник «Грюндиг», он его ночами крутит, ловит, контра, ФРГ», припомнил Держава Высоцкого, а вслух медленно проговорил:

— Это не газета «Правда» точно. Но и не правда тоже. Нихрена не правда.

Шнурок аж поперхнулся воздухом и высоко поднял брови — с искренним возмущением:

— Ну ты даёшь. Ты же рок слушаешь? А рок — это свобода. А у нас тут даже рока нет. И вообще ничего нет, чего у них там, — он почему-то ткнул пальцем в сторону окна, — есть. Чем я фарцую, того у них завались. Джинса, например. Шузы клёвые. Да хоть что!

— А они нам всё это дадут, да? — насупившись, проворчал Держава. — За просто так, за спасибочки, вместе со свободой? А почему? Любят аж не могут, что ли? Да не смеши. Они же капиталисты. Колонии им нужны, а колонии для них — пища, точно как для людоедов типа. Ну, ресурсы ж дешёвые и этот, как его… рынок сбыта. И… — он задумался, припоминая параграф из школьного учебника обществоведения с синим глобусом на обложке. Он сразу поверил в ту стройную систему, которая там излагалась, она объясняла всё вокруг. Ну или почти всё. — Дешёвая рабочая сила. И Славия тоже.

Шнурок снова поперхнулся и покрутил головой:

— Хренасе, колхозник за пять сек додумался до эксплуатации ресурсов. Политэконом, куды с добром. Карла Маркс, — он покривился, будто разжевал какую-то кислятину. — Так ты идейный, что ли? Я за тобой раньше не замечал. А ты, выходит, из молодогвардейцев?

Он произнёс это с такой же подъёбочкой, с какой гнусавил радиоголос из приёмника.

— А что, нельзя? — прищурившись, осведомился Держава. Он почему-то мгновенно разозлился. Не был он никаким «идейным», но правда же есть правда, он терпеть не мог, когда хоть кто её наизнанку выворачивал.

— Они же все психи были, герои эти, полные психи, — с таким же злорадным торжеством объявил Шнурок. — Про это тоже по «Свободе» рассказывали. Нормальный человек свою жизнь бережёт, под танк не лезет и на эти, как их, на дзоты не бросается.

— Шнурок. Заткнись, — проговорил Держава негромко, но, видимо, так, что сосед с лязгом захлопнул рот. — Во-во, ты так лучше смотришься.

Он мог бы добавить, что не Шнурку судить мёртвых ребят, мёртвых героев, и уж точно не какой-то сраной забугорной «Свободе», но тоже замолчал.

— Ты только никому не говори, что я… слушаю, — наконец нарушил это тягостное молчание сосед, указав небритым подбородком на приёмник.

— Стучать — последнее дело, — вяло огрызнулся Держава. — Ты меня за кого держишь?

— Правильно, кто тебе тогда музыку возить будет, — оживился Шнурок. И снова нехорошо скривился, уставившись на Державу: — Если ты такой герой, шёл бы в военкомат тогда, пускай тебя в Славию заграбастают. Защищать их колхоз от свободы и демократии. То есть типа от людоедов, — он хмыкнул.

— Повестку принесут — пойду, — буркнул Держава.

Повестку ему принесли через два дня после этого пакостного разговора, и соседа он больше не видел.

Тонкий гнусавый голос у него в голове наконец умолк, а в пересохшие губы ткнулось холодное горлышко фляги. Он сразу же разлепил веки, и перед ним возникла остроносая, бледная до синевы физиономия Божимира Гаэрлана. Измученного, осунувшегося, но живого.

Значит, и он, Держава, был живой! Вымолила его таки бабка Ганя.

Вода лилась и лилась ему в перехваченное судорогой горло, а он пил, сжимая тонкое запястье эльфа, чтобы тот не смел отнимать руку с флягой. И только когда фляга опустела, разжал пальцы и прохрипел:

— Эт чо? Мы где?

Он с усилием приподнялся на локтях и повернул голову. Вокруг творилось нечто очень странное. И это было вовсе не Паничево, куда он рвался попасть. Не наши позиции.

Иссиня-чёрное небо с кроваво-красной каймой по краю нависало над… то ли шахтёрскими терриконами, то ли просто какими-то руинами. Едва слышно подвывал ветер, гоняя косматые хлопья сажи. И больше — ни единого звука. Ни выстрелов, ни чьей-нибудь речи, ни лая собак.

Божимир тоже молчал как убитый. Держава повнимательнее взглянул на него и тут только обнаружил, что сам-то лежит на земле, прикрытый выгоревшим камуфляжным бушлатом эльфёнка. Полосатый тельник на Божимире смотрелся дико по сравнению с торчащими дыбом крашеными волосами. Зато на плече у него снова восседала его летучая птицемышь и беззвучно щёлкала зубами. Хотя нет, не беззвучно. Теперь она издавала клёкот и шипение и выглядела вполне по-боевому. По-настоящему. Дала пизды собаке орка и расцвела, что ли?

Орк! И америкос! Где они оба?

Держава попытался сесть, скрипя зубами и продолжая лихорадочно озираться.

Ни единой души. Никаких следов орка, америкоса и их джипа. Впрочем, ветер заметал уходящую вдаль едва различимую колею. И отчётливо разило гарью, словно и тут прокатилась война.

Ни хрена ж себе…

— Божимир! — позвал Держава, и эльф вздрогнул, подымая на него измученные запавшие глаза. Выглядел он краше в гроб кладут, как сказала бы баба Ганя. — Эти-то где? Два гада?

Он боялся, что Божимир, окончательно сойдя с катушек, ему даже не ответит, но тот будто нехотя скривил сухие губы и отозвался:

— Уехали, — и махнул в сторону терриконов, куда уводила колея.

— А мы где? — продолжал допытываться Держава. Он всей кожей чуял недоброе. Это место не походило ни на что, виденное им раньше. И оно было паршивым. Очень паршивым. — Божимир! Говори же, чего ты телишься?

И тогда эльф медленно вымолвил:

— Я… я думаю, что это Промежуток. Мы в Промежутке.

— Что ещё за Промежуток? — выдавил Держава, холодея. Язык у него едва ворочался от слабости и внезапно прихлынувшей острой тоски.

Они точно были уже не в Славии. Но где тогда?

Всё это походило на дурной вязкий сон, но его раны под повязками пекло как огнём. Значит, он не спал.

Вместо ответа Божимир только нетерпеливо отмахнулся — потом, мол, — и поднялся с камня, на котором сидел, взяв «раш» наизготовку. Автомат будто прирос к его тонким, почти прозрачным рукам.

Держава посмотрел в ту сторону, куда уставился эльф, и шёпотом выругался. К ним стремительно приближалось зловещее бурое облако пыли, взвихренное автомобильными шинами. Джип возвращался, к гадалке не ходи.

Держава кое-как поднялся, опершись на костлявое Божимирово плечо и совершив при этом ещё одно открытие: все дырки на его шкуре были аккуратно залеплены буржуйскими пластырями. Свежими.

— Какого хера? ПМ мой где? — в этот вопрос Держава вложил всё своё недоумение, и эльф, сумрачно покосившись на него, отрывисто пояснил:

— Я его заставил тебя перевязать. Но пистолет он у тебя забрал.

Кто этот самый «он», было ясно без лишних объяснений. И что было дальше — тоже. Но эльф всё-таки прибавил:

— И они уехали.

— Вода откуда? — спросил Держава. Почему-то ему показалось важным и это узнать. Хотя самым интересным было то, что америкос с орком не попытались их убить. Или, может, пытались, но не вышло?

— Тоже они оставили, — Божимир коротко усмехнулся. — У них две фляги было.

Держава уже не стал спрашивать, с какого счастья вражины стали такими добренькими, потому что те уже вот-вот должны были подкатить на своём джипаре. Где на боковом зеркале, между прочим, всё ещё болтался, подхватываемый ветром, буро-багровый тельник Державы, исполосованный в лоскуты. Сам он решительно потянул из рук эльфа автомат и исчерпывающе объяснил, глянув в его хмурые глаза:

— Отдохни покуда. Не боись, не упаду и не выроню.

Так они и стояли, ожидая прибытия джипа: Держава со стволом наизготовку и Божимир Гаэрлан. Летучка на его тощем бледном плече растопырила крылья и хрипло каркнула что-то издевательское в адрес двух вражин, неловко вылезающих из подкатившего джипа. Третьим явился орков пёс, восседавший на его левом плече. Видок у него был, прямо сказать, изрядно покоцанный. Это Державу взбодрило. Всё-таки и Божимир, и его зверюшка оказались годными боевыми единицами.

Очень годными.

Орк прищурил тёмные глаза и набычился, сжимая ПМ. Америкос Джон предусмотрительно прятался за его спиной, но это как раз было понятно — без оружия же.

— Чего припёрлись? — любезно осведомился Держава, зная, что разборок не миновать, и надеясь, что их обоюдно скудного языкового запаса хватит для этих объяснялок. — Уматывайте себе потихоньку. Чух-чух-чух, базара нет.

Он нехорошо ухмыльнулся, видя, как непонимающе моргает орк.

— Свой Мордор не нашёл, что ли? — подал язвительный голос эльфёнок, весь напружинившись рядом с Державой, который только и успел подумать, что за дела: то Промежуток, то вот Мордор ещё какой-то. Но резонное удивление он постарался по максимуму скрыть, придав лицу самое равнодушное выражение.

Меж тем сволочуга-орк, кажется, его раскусил, потому что с кривоватой лыбой брякнул, уставившись на эльфа:

— Давай-ка, как там тебя, расскажи своему боевому товарищу про тёмный Мордор или про светлый Валинор, а я послушаю и посмотрю, как он будет шары таращить.

— Я тебя спросил, — парировал эльф, а Держава, которому эти непонятки и писькомерство мгновенно надоели, процедил:

— Так. Я предупреждал, что я пиздец нервный?

Он выразительно качнул автоматным стволом. Этого хватило, чтобы Джон, высунувшись из-за широкой спины орка, лихорадочно зачастил:

— Не… не надо! Не стреляйте! Я объясню. Валинор — так зовут… так называют… мы называем так места, откуда пришли эльфы, — он подбородком указал на насупленного Божимира. — Орки пришли из Мордора. Та Сторона, — он поправил очки и невпопад — или, наоборот, впопад — добавил, умоляюще уставившись на Державу: — Не надо стрелять. Не надо… тратить патроны. Пожалуйста.

Держава по-прежнему ничего не понимал, но упрямо пытался не подать виду. Ишь ты, «шары таращить»! Не дождутся, падлы.

Та Сторона. «Тот свет», — пришло ему в голову.

— Вы оба откуда русский так хорошо знаете? — не выдержал он.

— И это всё, что тебя интересует? — орк ёрнически вздёрнул тёмные брови, зараза. — Джон — русист по специальности, а меня… готовили, и что?

Похоже, урод решил выложить карты на стол, но карты эти наверняка были краплёными, чуял Держава.

— Шпионы херовы, значит, — задумчиво констатировал он. — Ладненько. Так почему бы мне вас не перемочить, а? Для чего мне патроны экономить?

Орк упрямо нагнул лобастую, коротко стриженную башку:

— Для того, что нам тут… выжить надо, а ты, гвардеец, — он оскалил белые зубы, — много для чего пригодиться можешь, я уже понял.

На Божимира он не смотрел, а тот быстро сказал:

— Держава. Не верь ему.

— Я же не дурак, — скупо отозвался тот. — Окей, уроды, — он вызывающе сощурился, — я могу… мы можем подумать о временном перемирии, если вы объясните, что это за место и какая херня тут вообще творится.

Он вспомнил, как в подвале этот гад ему сказал: красиво расскажешь, мол, быстро сдохнешь, — и угрюмо предупредил:

— Если что не по нам будет, порешу.

— Попробуй, — с вызовом предложил орк, блеснув глазами, и летучка на плече у Божимира угрожающе клекотнула.

Держава, ей-богу, уже полюбил эту тварюшку.

— Устроим дуэль Пушкин-Дантес, — хмуро проворчал он. — Если ты знаешь, кто это такие. Короче, не залупайся, выкладывай.

Орк помедлил, глядя в землю, в бурую, присыпанную пеплом землю, потом опять зыркнул исподлобья:

— Моё имя Гор Кирхи. — Он повернул голову к своему псу: — Он — Кирхи.

— Погоди, — внезапно осенило Державу. — Ты — Гор, он — Кирхи? — Теперь он в упор посмотрел на Божимира: — Выходит, если у вас так же…

— Так же, — нехотя подтвердил эльф. — Я — Божимир, он — Гаэрлан.

— Ого, — длинно присвистнул Держава под клёкот птицемыши, распушившей хохолок на затылке. — Здорово, Гаэрлан, — он протянул руку и почесал птицемыши подбородок. Палец щекотнули перья. — Ты крутой.

Эльф кашлянул, почему-то покраснев, а Держава вдруг сообразил, что, во-первых, он, по сути, сейчас чешет и хвалит самого эльфа, а во-вторых, обе летучки в этом странном месте, как бы оно ни называлось, стали совершенно материальными.

Он быстро отдёрнул руку. Орк наблюдал за ним с прежним нехорошим прищуром.

— Если ты закончил… любезить… любезничать, слушай дальше, — проговорил он раздражённо. — Оба наших народа пришли с Той Стороны.

— Знаю, — не вытерпел Держава. — Только эльфы — к нам, а вы — на Запад. Но я не знал, что эти… ну, страны, откуда вы заявились, назывались как-то там… Мордор и Валинор.

— И они, и мы у вас живём диаспорами… общинами, — продолжал орк, не дослушав его. — И мы всегда, всегда хотели вернуться. Только не знали как. Есть целая каста… сообщества в моём народе и в его, — он зыркнул на эльфа, и тот ответил ему столь же неприязненным взглядом, — которые всё это время работали… изучали… и нашли здесь Разлом.

— Это ещё что? — резко перебил Держава.

— Это такой путь, — быстро проговорил Божимир, — которым можно вернуться на Ту Сторону. Ворота. Через такие наши народы сюда пришли. Но те Разломы закрылись, их больше нет. А тут — есть. Ну… надо было это проверить. — Он глубоко вздохнул, и Гаэрлан снова клекотнул, будто в подтверждение.

— Погоди, — теперь Держава повернулся к ним. — Этот самый ваш Разлом — он что же, получается, тут, в Славии?

— Ну… да, — убито подтвердил эльф, почему-то пряча глаза.

И тут Держава наконец понял почему.

— Ах ты ж… грёбаный засранный казачок, сопля зелёная, — процедил он, чувствуя, как жгучая обида и ярость подкатывают к горлу жёлчным рвотным комком. Это же было настоящее предательство, вот что! — В армию ты не хотел идти… и на войну? Да тебя же спецом сюда заслали… проверить! Техник! И чего ты тут технарил, сучонок?! — он замахнулся было на эльфа, покаянно вжавшего растрёпанную голову в плечи, но его остановило шипение Гаэрлана — не угрожающее, а скорее умоляющее.

Это отрезвило Державу. Не были они нашими людьми, эльфы эти, ну что с них взять. Они и людьми-то не были. Вот и этот, как его, Гор тоже скипнуть собирался от своих драгоценных идеалов свободы и демократии. В Разлом. На Ту Сторону.

Но что-то у них не срослось. Не заладилось.

Что?

— Вы ещё подеритесь, — насмешливо предложил тем временем Гор, в упор уставившись на них, и Держава свирепо отрубил:

— Не дождёшься, гад.

— Я… ничего такого… — сбивчиво и горячо забормотал эльф, умоляюще схватив Державу за локоть, но тут же отпустил, будто обжёгшись, и снова повесил голову. — Извини. Прости. Я просто должен был выяснить… в первом приближении. Я не знал, что мы действительно попадём в Разлом… да ещё и так вот… — он развел руками, часто моргая. — Я не мог тебе рассказать. Ты бы… ты бы ведь всё равно не поверил.

Держава ещё раз оглядел чёрно-багровый горизонт — ни души. Человеческой души, по крайней мере. Только они четверо. Нет, шестеро. Обе летучки были в счёт.

Он порывисто развернулся к эльфу.

— Хрен с тобой, я понимаю. Допустим, ты не предатель и не дезертир, так и правда само получилось. Но что получилось-то? — он перевёл взгляд с благодарно закивавшего эльфа на Гора. — Если тут Разлом, то где тогда этот… Мордолинор ваш? Мы где?

Он сознательно объединил два названия в одно слово, ведь это всё равно была их чёртова «Та Сторона», то заколдованное место, куда ни эльфу, ни орку так и не удалось попасть.

Орк хохотнул, закашлялся и покрутил лобастой башкой, а Державе ответил эльф:

— Промежуток, я же говорил. Мы думали, что это легенда… про такое место, когда ты не на той и не на этой стороне. Вообще на никакой. Между. Вот.

— Пиздец, — прошептал Держава себе под нос. — Ни на той, ни на другой стороне. — У бабки Гани было, было какое-то церковное слово для этого, и он вдруг вспомнил его и произнёс вслух: — Чистилище.

Да. Вот оно. Эти руины в багрово-буром зареве никогда не заходящего, но и не восходящего в зенит солнца. Руины, которые были остатками чьих-то поселений. Кто тут обитал когда-то? Люди или иные? И когда?

Он вдруг вспомнил, как по детству лазил с другими пацанами в места, которые все называли «заброшки». Там когда-то были котельни, что ли. И казалось, что над развалинами всё ещё стоял едкий горький дым. Под ногами хрустел оплавленный шлак. Бабка ругала его, если удавалось прознать, что Держава туда бегал. Говорила: «Это нежилое место». У неё выходило: «неживое».

Держава стиснул зубы, унимая нервную дрожь. Получилось. Он снова развернулся к орку. Тот уже перестал скалиться в ёрнической ухмылке. Молчал. Слушал. О чём-то думал. Репортёр Джон осторожно выглядывал из-за его широкой спины.

— Если бы вы не разбили мою камеру, — вдруг тоскливо произнёс он, косясь на Державу, — я мог бы тут всё заснять, чтобы потом показать… — он запнулся и боязливым шёпотом закончил: — всем.

— Ага, — кивнул Держава, который тут же вскипел. — Всем показать, ну-ну. Да ты оптимист, америкос.

Ему смерть как хотелось сесть прямо на обугленную землю, но он не мог демонстрировать свою слабость этим двум мудилам. У него был автомат, и он отвечал за Божимира Гаэрлана. То есть за Божимира и за Гаэрлана.

— А мы-то вам на кой? Или вы нам? — продолжал он, чувствуя, как у самого раздвигаются губы в почти что зверином оскале. — Типа консервов про запас, что ли, на случай, если тут и жрать-то нечего будет?

Божимир рядом с ним втянул в себя прогорклый воздух с каким-то всхлипом, но Держава смотрел только на орка, который тоже вздрогнул. Зрачки у него расширились, но он не раздумывая проделал странное — демонстративно засунул ПМ за пояс.

И сел на землю.

— Думай, что хочешь, — отрывисто произнёс он. — Там, — он махнул рукой в сторону заброшенных терриконов, откуда они только что прикатили на джипе, — водятся какие-то… твари. Их можно есть. Так что до тебя очередь не дойдёт.

Джон за его спиной быстро пролопотал что-то по-английски, но орк только отмахнулся, зыря на Державу в упор — снизу вверх. И продолжал:

— Я не хотел тебя на запчасти действительно. Я хотел тебя… сломать. Мне только он нужен был, — он кивнул в сторону эльфа. — Я знал, что он у вас… разведчик. Но мне сказали: там один русский ещё. Мне интересно стало. Я подумал, Джон может шикарно отснять.

Он как бы даже оправдывался. Пёс потоптался на его широком плече, сгорбился.

— Нам всем надо держаться вместе… и выбраться отсюда, — хрипло закончил Гор и машинально почесал сначала пса, а потом свою заклеенную пластырем макушку — видать, Божимир таки основательно рассадил его дурную башку. Но то, что он сейчас вещал, было дельным. Рациональным.

Что бы на такое сказал сержант Нечипоренко?

Держава тоже сел на землю, не выпуская, впрочем, автомата из рук. Рядом с ним присел на корточки Божимир. А его Гаэрлан взирал на оркова пса с подозрительным прищуром. Держава был с ним полностью солидарен: за этой парочкой нужен был глаз да глаз. Америкос же не казался Державе опасным — обычный штатский тюфяк, предпочитающий, чтобы тяжёлую работу за него делал кто-то другой. Умеющий только с камерой своей драгоценной скакать.

Джон, кстати, тоже так осторожно опустился на землю, словно боялся жопу обжечь.

— Ладно, допустим, не мир, но перемирие, — сумрачно проговорил Держава, кладя «раш» рядом с собой. — Мне ваш Мордолинор до лампочки, я хочу вернуться туда, где был. Обратной дорогой всегда проще идти.

«А оттуда домой бы», — подумал он в новом приступе острой тоски. Оказаться в родном посёлке, в «хрущёвке»-двушке, где он провёл детство. За столом, где на заботливо протёртой, белой в красный горошек, клеёнке стоит блюдо с варениками, исходящими вкусным капустным паром. Ещё раз увидеть морщинистое доброе лицо бабки Гани, её узловатые, сложенные на коленях руки.

Те двое переглянулись, орк коротко бросил: «Окей», его пёс встопорщил рыжеватую шерсть на загривке. А Держава вдруг не к месту подумал, что слишком давно не жрал, раз сейчас ему в первую очередь примерещились вареники. Бабка Ганя знатно их готовила — с творогом, с картошкой-капустой и с вишнями. Творог и ягоду приходилось брать на рынке, но нехай.

Держава сглотнул и насупился. Спрашивать, есть ли в тачке у орка какой-нибудь сухпай, он не будет — и точка.

— Кто-нибудь из вас помнит, как мы сюда прорвались? — он покосился на Божимира. — Потому что я точно не помню. У меня крышу совсем тогда сорвало.

— Я тоже не помню ничего, — исчерпывающе высказался Гор, а америкос торопливо забормотал:

— Я же был внизу. Внизу, — и обернулся к машине, тыча в её сторону пальцем, будто желая наглядно продемонстрировать, где именно он был — под сиденьем.

Божимир помотал головой и едва слышно пояснил:

— Сверху стреляли. Вертушка. Я зажмурился. Потом темнота. Я думал: всё, или убили, или сознание потерял. А ты… ты, — он посмотрел прямо в глаза Державе, — ты сумел как-то затормозить. И отключился. Уже здесь. Ты упал на руль… и пошёл сигнал.

Держава вдруг ясно представил, как надсадно ревела машина, когда он распластался прямо на баранке руля. Ему показалось, что он даже помнит этот тоскливый пронзительный вой.

— А Гаэрлан ко мне вернулся, — возбуждённо продолжал эльф. — Совсем живой. Настоящий. Я его таким не видел никогда. И я понял, что мы в Промежутке. Только тут так бывает. И к этому тоже, — он мрачно покосился на орка, ответившего ему столь же хмурым взглядом, — вернулась его псина.

— Это Кирхи, — подал голос орк.

Эльф будто не слышал:

— Он очнулся, я ему велел тебя перевязать, я забыл, что у тебя пистолет, — он виновато потупился. — Он перевязал и пистолет забрал, они вытащили тебя наружу и уехали. Ну и воду оставили. Этот… сказал: по-хорошему разойдёмся.

— Паритет сил, — пробормотал Держава, вспомнив замполита в учебке, толкавшего им лекцию о международном положении. Здоровенный орк с ПМ против тщедушного эльфа с автоматом. Ну зашибись паритет.

Чёрт бы их всех подрал вместе с их Разломом и Промежутком. Чтоб им провалиться. Хотя они и так уже провалились. И он вместе с ними.

— Так, — вымолвил Держава, пытаясь собрать мысли в кучу, чтобы как-то проанализировать всё происшедшее. Его не оставляло ощущение, будто он что-то упускает. Что-то важное. — Чего ещё нужно было, чтоб попасть в этот ваш Разлом? Какой-то ритуал? Давайте выкладывайте, рожи иные. Ну!

Гор снова сумрачно поглядел на Божимира.

Тот покусал губу и выдавил:

— Я ничего такого не делал.

Держава понял — не врёт. Эльф тогда пребывал в какой-то прострации, лишившись своей летучки, как и орк. От америкоса же вообще было мало толку.

И тут его осенило. Как будто он снова получил по макушке и мозги встали на место.

— Ничего такого не делал… — медленно произнёс он. — Какого «такого»? Значит, ритуал всё-таки есть? Божимир, в бога, в душу-мать, не тяни!

— Какой-то есть, — зачастил эльф, захлёбываясь словами. — У наших. У тех, кто этим специально занимается, кто изучает. Я ничего такого не знаю, меня прислали просто посмотреть. Проверить. Но ритуал есть.

— Ты понимаешь, что мы тут сдохнем, если вы оба всё знаете и врёте? — процедил Держава. Кулаки у него так и чесались.

— Держава, клянусь, нет! — взмолился Божимир и хлюпнул носом. — Я бы никогда… не стал от тебя скрывать.

— Если бы мы знали, — встрял Гор, — свалили бы, а не возвращались.

Он как-то вдруг расслабился. Словно ждал только подтверждения от эльфа, что тот тоже ничего не смыслит ни в каких ритуалах. Наверное, так и было.

Держава прикрыл глаза. Ему хотелось надавать каждому из них по мордасам. Чтобы в кровь. Чтобы зубы вылетели. Ещё хотелось жрать — невыносимо — и спать. Спать, спать, спать. Прямо здесь, свернувшись калачиком на этой сожжённой чёрной земле. Чтобы никогда не просыпаться.

Кто-то толкнул его в плечо — несильно. Он разлепил веки — это оказался Гор, который хмуро осведомился:

— Ты, гвардеец, жрать будешь?

Вопрос!

У орка в машине действительно оказался мешок с америкосовским сухпаем. И там, конечно, было всякое говно вроде слишком сладких печенек, запаянного каким-то образом в целлофан безвкусного, но очень белого хлеба, казавшегося на зубах просто ватой, и ярко-красной ветчины в банках с колечком, которую Гор называл почему-то тушёнкой. Тушёнки они не видали настоящей, вот что, но Держава молотил всё, что Гор вывалил перед ними на плащ-палатку, и не привередничал. Надо было набираться сил. Когда он наконец отвалился от мешка с иссякшими припасами, ему казалось, что бушлат Божимира трещит на нём по всем швам, так он нажрался.

— Держава — это из-за фамилии? — вдруг осведомился орк, тоже энергично работая челюстями. Божимир и Джон от него не отставали.

— Запомнил, ну надо же, — Держава ехидно прищурился, но орк лишь миролюбиво кивнул:

— Ага.

— Это был такой поэт, — зачем-то пояснил Держава, купившись на его миролюбие. — Русский поэт, жил в… — он запнулся. — В восемнадцатом веке. По крайней мере, родился, — он запоздало вспомнил, что поэт даже приезжал в лицей к Пушкину, когда тот был ещё маленьким. — В общем, фамилия у нас такая, а батя у меня — Роман, ну и когда я родился, им с мамкой ничего не оставалось, только Гавриилом меня назвать, а бабка Ганя — та только рада была, — он поёрзал и неловко кашлянул, не понимая, какого рожна он тут перед этими паскудами разливается.

— Я телом в прахе истлеваю, умом громам повелеваю. Я царь, я раб, я червь, я бог, — вдруг скороговоркой выпалил эльф, и Держава удивлённо на него покосился. Божимир сёк фишку!

Всё-таки недаром он в России вырос.

— Архангел Гавриил, значит. Это он, что ли, у тебя на шее болтается? — столь же внезапно выпалил орк с кривой усмешкой. — Окей, ясно. Спасай нас тогда, архангел Гавриил, раз ты нас сюда завёз, значит, как-то и вывезти должен.

Они снова смотрели только на него, все пятеро — человек и двое Иных со своими зверюгами. Смотрели пронзительно и умоляюще.

Что за нахер? Держава обалдел, не зная, что ответить.

— Я? — заморгал он, хлопнув себя ладонью по груди, по измазанному грязью бушлату Божимира.

— Ну а кто ещё, мы-то не архангелы, — осклабился Гор, но Держава угадывал за этим насмешливым оскалом какую-то глубокую тревогу. Смятение даже. Он решительно отказывался что-либо понимать, да и как тут было понять-то?

Он находился будто внутри какой-то фантастической книжки, из тех, что запоем глотал, выпрашивая в школе у библиотекарши Зинаиды Васильевны: Мартынова, Стругацких или Лема. Но та действительность, в которой он вдруг очутился, не была чем-то нереальным, в том-то и дело.

Он ещё раз растерянно взглянул в лица своих спутников и на пустыню вокруг, будто покрытую запёкшимися угольно-бурыми коростами, потом на джип и процедил:

— Спать давайте. Утро вечера мудренее.

Его измудоханный организм, получив хорошую порцию жрачки, настойчиво требовал отдыха. Хоть какого-то восстановления сил.

— Давайте, — охотно согласился орк. — В джипе, — он кивнул на машину, — можно сиденья разложить и там лечь. Все поместимся.

— Спасибо, мы снаружи ляжем, — сдержанно отозвался Держава.

Хер их знает, этих импортных паскудников, что у них на уме: в их присутствии не то что спать, глаза прикрыть — и то было стрёмно. Но что поделать.

— Как хочешь, — так же покладисто согласился орк. — Мудренее — то есть мудрее? Мне всегда было интересно. Ещё же у вас говорят: мудрёный или замудрёный, так? В негативном контексте.

Но Держава не был расположен вести чинные этимологические беседы. Он неопределённо пожал плечами, подтолкнул замешкавшегося Божимира за ближайший растрескавшийся валун, опустился на землю и привалился к бурому граниту спиной. Он понимал, что сейчас отрубится.

— Гаэрлан, — сипло окликнул он через силу — не самого эльфа, а его летучку. — Покараулишь?

Ему показалось, что птицемышь кивнула, и он этому не удивился. Здесь могло происходить что угодно.

Что угодно.

— А ты дрыхни, Божимир, — вымолвил он ещё, подгребая к себе эльфа, и его распущенные космы защекотали ему шею, когда тот осторожно примостился рядом. После чего Держава наконец провалился в сон.

Тяжёлый, чёрный, какой-то горький и совсем без сновидений. А ему так хотелось увидеть бабку Ганю! И чтобы та что-нибудь ободряющее ему сказала. Что ждёт, что молится за него и что он непременно вернётся домой. Погладила бы по лбу сухонькой морщинистой рукой.

И ещё бы Радмилу увидеть: как она склоняет свою гордую голову, закрывает глаза, опустив тяжёлые ресницы, и позволяет ему себя поцеловать.

Но ничего такого Держава не увидел. Вместо этого он проснулся резко, будто от толчка в бок, и подскочил, озираясь спросонок. Никто его не толкал. Птицемышь смирно сидела на валуне, опустив крылья, но зорко осматриваясь по сторонам. Ни дать ни взять орёл или сокол, но с мышиным хвостом. Божимир дрых как убитый, зябко свернувшись калачиком рядом с Державой, и тот рассеянно подумал, что надо было бы взять у орка в машине хоть коврик, что ли, подстелить под себя. Он помнил, что коврики там точно были, тоже из какого-то странного материала, будто пупырчатые.

Но его внимание тут же привлёк отдалённый гундёж. Он прислушался: в джипе не спали, орк и америкос перетирали там что-то так ожесточённо, что иногда срывались на сдавленную ругань. Впрочем, и шептались, и ругались они всё равно по-английски, причём довольно далеко от валуна, в тени которого уснули Божимир и Держава. Тот посидел-посидел, сонно хлопая веками, и наконец улёгся обратно. Утро и в самом деле было мудренее вечера, стоило хорошенько отдохнуть. И решить, что делать дальше.

Хотя в кроваво-тёмной гари, окружавшей их, и утра-то никакого не было.

3.
Проникший в щели конвой
Заклеит окна травой,
Нас поведут на убой.
Перекрестится герой,
Шагнет в раздвинутый строй,
Вперед, за Родину в бой!
И сгинут злые враги,
Кто не надел сапоги,
Кто не простился с собой,
Кто не покончил с собой,
Всех поведут на убой. .


Держава проснулся оттого, что его действительно трясли за плечо. Он рывком сел, даже не успев толком разлепить глаза. Перед ним маячила бледная остроносая физиономия Божимира.

— Они тут предлагают… это… — начал было он, мотнув растрёпанной головой в сторону джипа, но сбоку раздался низкий и, как всегда, насмешливый голос орка (Державе немедля захотелось пересчитать тому все зубы):

— Архангел Гавриил, если жрать хочешь, поехали на охоту.

Первым делом Держава нащупал рядом с собой холодный ствол «раша», потом проморгался и хрипло ответил:

— На тех тварей, про которых ты вчера толковал, охотиться, что ли?

Орк утвердительно кивнул. Америкос Джон снова мялся у него за спиной, как та летучка на плече, только не крылатая, а двуногая. О чём же они всё-таки спорили, сидя в джипе?

— Здесь нету вчера, — надрывно пробормотал вдруг Божимир и судорожно сглотнул. — И нету сегодня. И не будет завтра. И ничего никогда не будет.

Оставалось только добавить: «Всё равно мы все умрём», ага. Пессимист хренов.

Гаэрлан на тощем хозяйском плече растопырил крылья и тоже каркнул что-то своему хозяину, явно укоризненное.

Сообразительный!

— Ещё надо разведать насчёт воды, — объявил орк, будто не услышав ни эльфа, ни его тварюшку. Его тёмный внимательный взгляд был устремлён только на Державу. — Пластыри проверь, кровь не течёт? — неожиданно добавил он.

Держава машинально потрогал раненый бок свободной рукой, запустив её под бушлат. Не кровило. Более того, чесалось. Он мог бы поклясться, что заживало! Но как такое могло произойти, если продырявили его всего каких-то пару суток назад?

— Божимир, глянь, — велел он, разворачиваясь заклеенным боком к эльфёнку и распахивая бушлат. — Проверь, чего там.

Божимир подцепил ногтями краешек пластыря и осторожно потянул. Держава на миг задержал дыхание, но он мог и не стараться. Бок украшали всего лишь два уже подживших длинных рубца, как будто бы… как будто он в детстве с крыши на забор с гвоздями упал. Он, кстати, и падал. Бабка Ганя ахала и охала, водила его в травмопункт.

— Как такое может быть? — ошалело пробормотал он.

— Это Промежуток, бэби, — весело провозгласил орк и как бы в подтверждение пощупал собственную раздолбанную Божимиром макушку. — Здесь всё бывает.

— Бывает, бывает, что и коровы летают, — буркнул Держава бабкину приговорку, снова запахнув бушлат. Забота орка о нём была, мягко говоря, непонятной. — Куда ехать-то? Туда, откуда вы вчера прикатили, что ли? А бензин ещё есть? — спохватился он, памятуя, что в Ужицах потребовал от буржуинов залить полный бак, а они покатались-то всего ничего.

Орк на этот раз лишь молча кивнул, продолжая буравить Державу взглядом исподлобья, как и Джон позади него. Странная это всё же была парочка, и доверять им не стоило ни на грош.

Держава поднялся, опираясь на валун и сжимая автомат. Неожиданно ему пришло в голову: не для того ли орк настаивал на охоте, чтобы он, Держава, последние патроны израсходовал? У орка же мог быть хоть полный подсумок к его ПМ-ке. Но жрать-то всё равно надо было — америкосовский сухпай они почти что прикончили. И воду поискать, скоро под багровым незаходящим солнцем их начнёт изводить жажда, а жажда, как уже понял Держава, куда хуже голода.

— Поехали, — мрачно согласился он и первым зашагал к джипу. Впрочем, Гор обогнал его и приглашающе распахнул водительскую дверцу:

— Прокатишь? — он вопросительно вздёрнул брови, и Держава отрубил:

— Нет. Теперь твоя очередь катать, мы позади сядем.

И подтолкнул Божимира на заднее сиденье. Ему показалось, что эльф едва волочит ноги. Но летучка на его плече выглядела вполне бодро, вертела пернатой головёнкой и с вызовом косилась на Кирхи, который, напротив, хмуро нахохлился.

На всех на них явно действовало это место. Поганое место. Неживое. Натуральное чистилище. Неужели им суждено тут остаться? Сгинуть навсегда? Умереть под низким багрово-чёрным небом?

Держава не позволил себе сейчас думать об этом. Чему их, салаг, учил сержант Нечипоренко, так это стратегии и тактике. Стратегия сейчас была — выжить и вернуться обратно. Тактика — шаг за шагом. Добыть еду. Добыть воду. Провести глубокую разведку.

Джип резво тронулся с места. Клубы отвратительной бурой пыли горечью лезли в ноздри и глотку, заставляя всё время покашливать, разъедали глаза. Эльф прикрывал лицо локтем, упрятав Гаэрлана под драную тельняшку. Держава молчал, терпел.

Мимо проносились бурые скалы, словно уродливые наросты, постепенно сменявшиеся угольно-чёрными насыпями. Вдруг за одной из насыпей что-то мелькнуло. Что-то очень похожее на человеческую фигуру, и Держава невольно схватил орка за плечо:

— Стой! Да стой же! Там кто? Люди?

— Здесь кто-то обитает, — раздельно произнёс орк, не сбавляя скорости. — Наверняка мутанты. Кого ещё можно тут родить? — он привычно осклабился, а сидевший рядом с ним Джон брезгливо скривился.

— Слушай, но ведь они одни тут… — Держава запнулся, сообразив, что сейчас скажет глупость — мол, надо же им помочь.

Самим бы кто помог. Тем более что это могли быть вовсе не люди. Иные. Орки, эльфы… или правда мутанты.

— Я их жрать не собираюсь, — через плечо бросил орк, словно продолжая его мысль. — Поэтому и искать не стану. Только если уж совсем некого будет. — Он повернул к Державе лобастую башку и подмигнул. — Начнём с тех тварей, которых мы вчера видели, они такие… похожие на собак. Или на гиен.

«Они же должны что-то пить, значит, вода тут действительно есть», — сообразил вдруг Держава, но эту логичную мысль вытеснила другая, которую он тут же озвучил:

— А чего вы вчера их не настреляли, если видели?

— Испугались, — исчерпывающе объяснил Гор, переглянувшись с Джоном. — У нас же не автомат, пистолет… а они очень опасные.

Что-то тут всё-таки было не так, хотя звучало резонно, заторможенно понял Держава. Он вообще реагировал медленнее, чем обычно, чувствуя противную липкую слабость, дурноту, накатывавшую волнами ни с того ни с сего. Сроду за ним такого не водилось, но здесь, в этом проклятом месте, пропитанном гнилью и падалью, его тело и разум сбоили, давая осечку, словно покорёженное в бою оружие.

Поэтому, когда начался пиздец, Держава тоже среагировал не сразу.

* * *
Если люди — или кто там это был, — маячившие среди угольных насыпей, двигались всё-таки как-то скованно, будто неуверенно, то многоногие твари, возникшие словно из ниоткуда, материализовавшиеся буквально из прогорклого, полного копоти воздуха, оказались во много раз стремительнее. Длинными прыжками, разинув клыкастые пасти, они ринулись наперерез подскакивавшему на ухабах джипу.

«Босх», — вот что первым делом подумал Держава, отстранённо пялясь на них сквозь мутное, в трещинах, стекло. Действительно, они были похожи не то на волков, не то на гиен, только вот лап у них было явно больше четырёх. Шесть. Точно, шесть. И на этих лапах, длинных и каких-то суставчатых, они передвигались так быстро, что…

Держава словно вынырнул из кошмарного сна, тряся головой. Орк, пригнувшись к баранке руля, отчаянно матерился по-английски и по-русски.

— Стреляй! — проорал он, бешено глянув через плечо на Державу. — Ты что, сука, спишь?!

Держава распахнул дверцу и принялся палить короткими одиночными очередями — и у него получалось. Две твари, пронзительно завизжав, покатились по потрескавшейся бурой земле, пули разворотили их грязно-жёлтые полосатые тела, и они остались лежать неопрятными кучами, заливая всё вокруг кровью. Кровь была нормальная, алая. Наверное, этих тварей действительно можно было есть.

— Ложись! — гаркнул Держава на Божимира, оцепеневшего рядом, и толкнул его локтем так, что тот вместе с летучкой кувыркнулся под сиденье, распластавшись у ног Державы. Орк резко крутанул джип, сбрасывая ещё одну тварь с капота, и проехал прямо по ней — аж кости хрустнули.

Державу передёрнуло.

Он опустил нагревшийся от пальбы ствол «раша» и только тут, опомнившись, сообразил, что, кажется, потратил слишком много патронов. Пальцы у него свело так, что он с усилием их разжал и удивлённо посмотрел на свою пятерню, будто впервые её увидел.

— Молодец, гвардеец! — похвалил его орк, сверкнув зубами. Он весь взмок, на скуластом лице пот прочертил блестящие дорожки, и он машинально утёрся рукавом. — Пошли, на трофеи глянем.

— Дай ствол, — почти беззвучно попросил выкарабкавшийся из-под сиденья Божимир, кивнув на «раш», но Держава лишь нетерпеливо мотнул головой, спрыгивая с подножки. Ему не хотелось выпускать из рук автомат. Остальные последовали его примеру, настороженно оглядываясь — не мчится ли ещё кто. Но стая, скорее всего поняв, что чужаки им не по зубам, отступила.

Если здесь был боженька, то он оказался добрее к пришельцам, нежели к аборигенам.

— Я бы всё-таки хотел разведать, что там за люди в холмах, — упрямо проговорил Держава, оглядевшись. — Может, им… это… помощь нужна?

— Архангел Гавриил, — немедля откликнулся орк, — тут помощь нужна нам, понятно? Они, можно сказать, мертвы, те, которые… кто тут живёт. Обитает, — поправился он.

Голос его звучал почти беззаботно, но Держава чувствовал, как он напряжён, будто натянутая до отказа тетива.

— Стащим этих тварей в машину и вернёмся к утёсам, — продолжал Гор. — А вот этот, которого я сбил…

Он умолк, подходя к распластанному в пыли полосатому трупу гиенопса, казавшемуся почти плоским. Держава отвернулся и нехотя нагнулся над ближайшим к нему окровавленным телом. Действительно, у этого урода было шесть когтистых, дважды согнутых в суставах лап. Морда точно как у гиены, жёлтые острые зубы оскалены в последней смертной гримасе, глаза выпучились и остекленели. Держава видел много человеческих трупов, но на этот труп неведомого существа смотреть ему совсем не хотелось.

А если они разумны? Если…

Он отбросил эту мысль как совсем ненужную, ухватил гиенопса за заднюю лапу и повернулся к орку, чтобы спросить, где они собираются искать воду. Судя по набегу стаи, какой-то источник воды находился не так уж и далеко, вот и люди — или кто они там были — отирались здесь же.

Но спросить он не успел.

Казавшийся напрочь раздавленным труп гиенопса, рядом с которым стоял, задумчиво рассматривая его, Гор, внезапно ожил и взметнулся с земли. Взметнулся с такой же стремительностью, с какой его сородичи напали на мчавшийся по пустыне джип.

Орк успел только повернуться, отражая удар тяжёлого тела выставленной перед собою рукой. Он пошатнулся, принимая на себя вес гиенопса, и грохнулся на одно колено.

Держава долго не раздумывал. Он вообще не раздумывал. Даже о том, почему орк не отстреливается из своего ПМ. Он сам вскинул автомат, и тут произошло то, что он уже однажды проходил — заело затвор. За секунду «раш» превратился в бесполезную железяку.

«Поломка возвратной пружины», — прозвучали у него в голове назидательные слова сержанта Нечипоренко.

— А-а, твою мать, блядь! — не своим голосом взвыл Держава.

И прыгнул прямо к орку, обеими руками отталкивавшему от себя оскаленную пасть твари, ронявшей слюну ему на грудь. Держава изо всех сил пнул её сапогом, отшвыривая в сторону. А потом замахнулся автоматом, как дубинкой. Сверху ему на помощь с пронзительным клёкотом спикировали Кирхи и Гаэрлан.

Какой-то частью сознания Держава отметил, что обе летучки наконец объединились. Он колошматил и колошматил валявшуюся на земле визжащую тварь по полосатой башке и по чему придётся, пока её визг не перешёл в хрип и она не затихла окончательно. По её грязному телу прошла длинная судорога.

— Сдох, подлюка. Херасе, как он кинулся… — запалённо пробормотал Держава, с отвращением стряхивая с приклада «раша» ошмётки шерсти, и оглянулся.

Божимир и Джон таращили на них совершенно круглые глаза, и он запоздало сообразил, что прошло-то, наверное, всего секунд тридцать. Он протяжно выдохнул и утёр пот со лба. Ноги мелко дрожали.

— Ну ты дал, гвардеец, — прохрипел орк, сидя на земле с неловко подвёрнутой ногой. Кажется, он её вывихнул, что ли. — Не… ожидал. — Он прокашлялся и повторил: — Не ожидал, — в голосе его звучало какое-то детское удивление. — Спасибо.

— В другой раз дам какой-нибудь твари тебя сожрать, — огрызнулся Держава и снова собрался было спросить про воду — пить хотелось зверски, — но спохватился: — Пистолет где твой, я не понял, ты что, его проебал, что ли, ковбой хренов?

Орк моргнул, смуглое лицо его вдруг побледнело, он быстро глянул за плечо Державы и вскочил, сипло вскрикнув:

— Ноу!

Нет? Что «нет»?

Что-то ударило Державу в левое плечо, сбив его с ног, что-то горячее и острое, и только потом он услышал звук выстрела и понял, что это была пуля. И увидел репортёра Джона, сжимавшего пистолет двумя руками. Тот снова целился в Державу, глаза его казались остекленевшими, словно у дохлого гиенопса.

Держава успел услышать дикий невнятный вопль Божимира и провалился во тьму, не выпуская из рук искорёженного автомата.

* * *
— Все что было, все что помнила сама,
Смел котейка с подоконника хвостом,
Приносили женихи коньячок,
Объясняли женихи, что почем.
Кто под форточкой сидит, отгоняй.
Ночью холод разогнался с Оби.
Вспоминай почаще солнышко свое,
То не ветер веткy клонит,
Не дyбравyшка шyмит…

Пела женщина, печально и протяжно, и Держава узнал её. Плёнки с этими песнями не Шнурок ему давал послушать, а привозили из Новосиба хипари Владос и Кухарь, с которыми Держава часто тусил. Янка — вот как звали ту девчонку, которая пела. Ему всё время хотелось сгонять в Новосиб на квартирник хотя бы с Кухарем, чтобы послушать её вживую.

Но здесь-то она что делает? В этих гиблых чёрных пустошах? Она что, тоже умерла?

Держава был уверен, что точно умер. Возможно, ещё тогда, в летящем над заминированной дорогой джипе, под гул вертолётных винтов над головой.

Он попробовал пошевелиться, приоткрыть глаза. Не получилось. Теперь вместо печального голоса, певшего про звёздочки, котейку и карты-крести он услышал напряжённые и злые голоса орка и америкоса. Те снова переругивались по-английски, но сейчас Держава почему-то ясно понимал их бормотание.

Орк зло цедил:

— Я же просил, я тебя просил, давай расскажем ему по-хорошему, он поймёт!

— Это потому, что он тебя от того сучьего пса прикрыл, ты такой добрый, — огрызнулся Джон.

— Я сразу говорил!

— Он бы всё равно не согласился, и потом пришлось бы специально подкарауливать момент!

— Вы про что, падлы? — прохрипел наконец Держава.

Глаз он всё ещё не мог раскрыть, а вот голос обрёл. Плечо не дёргало острой болью, оно просто тупо ныло. Перевязано, понял Держава. Он вспомнил, как глядело ему в грудь чёрное дуло ПМ-ки в руках у Джона. Что ещё за дела?

Чья-то рука приподняла его гудевшую голову, в губы ткнулось твёрдое горлышко фляги. Так уже было, вяло подумал он, жадно глотая тёплую прогорклую воду. Так уже было.

Он наконец открыл глаза, когда струйка воды иссякла, и увидел над собой мрачную смуглую рожу Гора. Левая его рука была у Державы под затылком, в правой он сжимал опустевшую фляжку. Держава облизнул губы и снова выпалил:

— Вы чего наделали, суки? Божимир где?

Он гневно мотнул головой, отстраняясь от орка, и приподнялся на локтях, лихорадочно озираясь.

— Тихо, тихо, гвардеец, — устало и как-то надломленно произнёс Гор. — Не ори. Всё заживёт, ты же сам видел, тут всё быстро заживает. Нам нужна твоя кровь. И чтоб ты нас вывез, — он кивнул в сторону стоявшего позади джипа.

Джон снова маячил за его спиной, не выпуская из рук ПМ, а вот Божимира нигде не было видно. Гаэрлана тоже, как и птицепса, Кирхи то есть.

Держава несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоиться. О чём толковали эти гондоны — вот что первым надо было выяснить.

— Объясни, — сипло проронил он.

Всё, что Держава мог понять из услышанного — он зачем-то был им нужен. Именно он. Не Божимир.

«Спасай нас тогда, архангел Гавриил, раз ты нас сюда завёз, значит, как-то и вывезти должен», — вот что орк говорил раньше. А он, Держава, с чего-то решил, дурак набитый, что тот шуткует!

А выходило, что нет. Какие уж тут, нахер, шутки.

Гор кашлянул и, отводя глаза, быстро произнёс:

— Нам надо уйти отсюда, так? И вернуться обратно. Либо попасть на Ту Сторону. А мы застряли в Промежутке. Надо попробовать выбраться. Почему мы попали в Разлом? Потому что ты был за рулём, и ты принёс жертву крови.

— Че-го, блядь? Я принёс?! — ошалело выдохнул Держава, но тут же сообразил — тельняшка! Пропитанный его кровью багряный тельник, который он сам и вывесил на боковое зеркало, посчитав, что он сработает как флаг. Красный флаг.

Жертва крови, мать их!

— Вы же говорили, что нет никакого ритуала! — гаркнул он, яростно уставившись в посеревшее от волнения лицо орка. — Вы, суки ебучие!

— Мы же не знали точно! — заорал и орк. — И сейчас не знаем! Это, может, и не так совсем! Но я чую… чувствую, что так… — прибавил он сдавленно.

— Пусть он садится за руль и гонит, — по-английски сказал репортёр Джон, нетерпеливо взмахнув пистолетом. — Надо попробовать. Это наш шанс.

Да был ли он вообще репортёром, этот мозгляк с виду, стрелявший получше снайпера? Наверное, не репортёром никаким, а ЦРУ-шником он был, вот это вернее.

— А вот хер вам, — медленно, с расстановкой проговорил Держава, переводя взгляд с одного гондона на другого. Он чувствовал, как под бушлатом сочится из раны на плече тёплая кровь, которая им так была нужна. — Ну, что вы мне сделаете? Я же водила. Попросите получше, суки! — Он коротко, злорадно рассмеялся — этот смех скорее был похож на лай какого-нибудь гиенопса — и выпалил: — Божимир где?! Вы его прикончили, падлы?

— Нет! Нет, ты что, — заторопился орк, протестующе мотая башкой. — Мы его… там оставили, где Джон тебя подстрелил, мы его просто не взяли, и с ним остался… — он невольно оглянулся и закончил упавшим голосом: — И Кирхи с ним остался.

Держава сглотнул. Выпитая вода не помогла, в горло ему будто колючую проволоку запихали.

— Твоя зверюга куда лучше тебя, паскуда, — горько процедил он, поднялся и пошатнулся, но устоял на ногах. Орк дёрнул было рукой, будто пытаясь ему помочь, но отступил. — Поехали за ним. Я без него и пробовать не буду. Провалитесь вы, — он мог бы высказаться и покрепче, но устал. Снова накатывала слабость.

— Окей, — после паузы и переглядок проскрипел Джон, и орк тоже устало подтвердил:

— Окей. Вернёмся. Но ты всё равно садись за руль.

— Хуй с вами, — не удержался Держава и проковылял к джипу, остальные за ним. Он плюхнулся на водительское сиденье, хлопнул дверцей, повернул ключ зажигания, мотор заурчал. Держава каждый раз удивлялся, как это пятнистая янкесовская бандура так вот с полпинка заводится.

Они катили по чёрно-багровой пустыне к заброшенным терриконам, и Держава сжимал зубы при каждом толчке, чтобы не застонать. Задетое пулей плечо разболелось, но он понимал, что ему ещё повезло. Чёртов Джон, можно сказать, проделал ювелирную работу, не разворотил ему всё к чертям, знал, сука, что ему машину вести. Точно ЦРУ-шник, гад.

Оба гада сидели смирно: орк рядом с Державой, Джон — позади, не выпуская из рук пистолета. Держава в очередной раз выматерил себя за идиотизм, за то, что расслабился, поверил этим двоим. Чуял же, чуял!

Он до рези в глазах вглядывался вперед, высматривая тощую нескладную фигурку Божимира. Но сперва прямо на джип спикировал Кирхи, а следом — более мелкий и хрупкий Гаэрлан. Оба взволнованно застрекотали, заклекотали, влетев в открытые окна. Гор расплылся в широченной улыбке, и Держава понял, что тоже улыбается сквозь боль и злость.

И тут он наконец увидел Божимира!

Эльф торопился навстречу, немного прихрамывая, но ран на нём нигде не было видно. Чумазая физиономия светилась от радости.

Господи…

Держава тормознул машину и хмуро приказал орку:

— Вылазь, сядешь сзади со своим уродом, Божимир — со мной.

Орк открыл было рот, закрыл и беспрекословно повиновался. Держава краем глаза проследил, как он лезет на заднее сиденье, а рядом тем временем приземлился Божимир, продолжая сиять что твоё ясное солнышко:

— Держава-а, я знал, что ты меня не бросишь, что ты меня найдёшь, — зачастил он взахлёб, тиская Державу и не замечая, как тот скрипит зубами от боли. — Я уже обратно шёл, бежал даже, только тут дышать трудно, а Гаэр и Кирхи всё время надо мной летали, смотрели, как самолёты…

Он вдруг осёкся и прошептал побелевшими губами, уставившись куда-то вверх:

— Там, там…

Совершенно нелепое, несусветное «где сорок ям» снова всплыло в мозгу у Державы, пока он, тоже высунувшись в окно, как завороженный, глядел туда, откуда летела смерть.

Летела с пронзительным вибрирующим свистом, на грани ультразвука, разрывающего барабанные перепонки.

Небо над их головами в один миг заполонила стая драконов, которых раньше Державе доводилось видеть лишь в киносказках. Но эти твари были вовсе не такими. Длинные, чёрные, скорее какие-то громадные змеи, а не драконы, но с перепончатыми полупрозрачными крыльями, с ярко горящими в полутьме свирепыми алыми глазами.

Свист!

Всё дальнейшее произошло так дико и просто, что позже Держава не мог вспомнить это в точности — сознание будто соскальзывало в какую-то тёмную склизкую пропасть, вонючую, как чешуя падающего сверху ящерозмея.

Он снова завёл мотор, вдавив в пол педаль газа, и джип прыгнул вперёд, но почти одновременно летящая тварь с визгом вырвала дверцу, которую Божимир так и не успел за собой прикрыть, и схватила эльфа поперёк груди.

— Держа-а… — только и успел крикнуть тот, неловко взмахнув тонкими руками. Тут же вторая точно такая же тварь выбила стекло рядом с американцем — тот выпустил в неё пулю из своего ПМ, но больше ничего сделать не успел, она выдернула его наружу, как первая выдернула Божимира.

— Гони! — заорал орк, но Держава, развернув джип на месте, будто норовистого коня — шины взвизгнули не хуже драконов, — догнал того гада, что тащил Божимира, тяжело взмахивая крыльями.

Матерясь и плача, Держава таранил и таранил эту тварь, стараясь не задеть эльфёнка, хотя прекрасно понимал, что тот уже мёртв.

Он вспомнил, как тот объяснял ему, мол, мы умираем, как и вы, но становимся ими, и показывал на Гаэрлана — он должен был очутиться на Той Стороне, он был его бессмертной, по-настоящему бессмертной душой.

Но не очутился. В этом проклятом месте Гаэрлан, клекоча, отважно сцепился с одной из тварей, которая тоже пыталась пикировать на джип теперь уже со стороны Державы.

А Божимир — он просто умер.

Наконец Держава затормозил. Твари растворились в напоенном гарью воздухе — словно их и не было.

Держава выскочил наружу и сделал пару неверных шагов. Он судорожно обтёр рукавом бушлата мокрое лицо и присел на корточки перед Божимиром. Голова у того запрокинулась назад, всклокоченные разноцветные волосы разметались по земле. Шея его была разорвана, тельник сплошь залит кровью. Но тонкое лицо, совершенно белое, казалось удивительно спокойным, голубые глаза уставились в небо, по которому шли, обгоняя друг друга, багровые тяжёлые тучи. Держава протянул руку и провёл пальцами по лицу эльфа, опуская ему веки.

— Нечего там смотреть, — с болью прошептал он. — Эх ты, пацифист.

Орк, с трудом переставляя ноги, подошёл к нему, и Держава обернулся. Тот нёс в ладонях своего Кирхи, голова которого бессильно свисала, и Держава вдруг вспомнил, что слышал яростный вопль пса, ринувшегося на защиту хозяина. Значит, Кирхи тоже умер. А как же… как же…

— Гаэрлан! — отчаянно выкрикнул Держава, вскакивая на ноги.

— Он там, в машине, но он живой, — прокашлявшись, выдавил Гор. — Живой он. Только крыло перебито.

Держава постоял несколько минут, опустив голову. Не было сил что-то говорить, что-то делать. Но делать было надо.

— У тебя лопата в джипе есть? — спросил он, снова повернувшись к орку, и тот кивнул, помедлив. Наверное, соображал, для чего.

— Тогда положи сюда своего Кирхи и давай копать, — коротко распорядился Держава. — Могилу. Нельзя же их так бросать. И Джон… Джона эти твари всё-таки унесли?

Гор качнул головой и с явным усилием разлепил губы:

— Бросили. Ты хочешь и его… похоронить? Он же тебе враг.

— А ты — дурак, — на выдохе обронил Держава. — Я пойду его поищу. Неси лопату.

Орк догнал Державу уже с лопатой в руках, пока тот, задыхаясь, волок тело Джона от ближайшего бурого бархана. Тварь сумела утащить его гораздо дальше, чем Божимира, но бросила, увидев судьбу сородича. У Джона была пробита и разворочена грудь — когтями или клювом, Держава не понял, наружу торчали беззащитно белеющие рёбра, очки слетели, и без них лицо Джона стало незнакомым, почти мальчишеским.

Они уложили его рядом с Божимиром и Кирхи и принялись по очереди копать могилу — настолько глубокую, чтобы никто не смог разрыть её, ни драконы, ни гиенопсы. Когда эта проклятая работа закончилась, Держава едва нашёл в себе силы шевелиться. Но надо было поднять и перенести на дно ямы тела Джона, Божимира и Кирхи.

— Прах к праху… — пробормотал он невесть откуда пришедшие слова. — Пепел к пеплу.

Бабка Ганя почему-то не учила его молиться, но он иногда слышал, как молится она.

— Подожди, — еле ворочая языком, попросил он орка, когда тот снова взялся за лопату. И бросил вниз, в яму, на грудь спокойно лежавшему, будто спящему Божимиру сперва свой золочёный образок с архангелом Гавриилом, а потом — стянутый с плеч бушлат, прикрыв им лица мертвых.

— Не на них же прямо землю сыпать, — пояснил он удивлённо заморгавшему орку то, что было для него само собой разумеющимся.

Они засыпали могилу выбранной землёй и хорошенько утоптали её сверху. Держава удовлетворённо выдохнул: «Вот так» — и снова покачнулся, но на этот раз орк поймал его за здоровое плечо и помог удержаться на ногах.

Так они и стояли, пока Держава не услышал доносившиеся из развороченного джипа странные звуки и не понял, что это плачет осиротевший Гаэрлан. И они побрели туда, еле волоча ноги.

Держава взял в ладони тёплое хрупкое тельце с подбитым, повисшим крылом и несколько раз судорожно вдохнул, гладя пальцами головёнку с зажмуренными глазами, из которых катились крупные, совсем человеческие слёзы.

— Там попить совсем не осталось? — сипло вымолвил он наконец. — Не мне — ему.

На то, чтобы измученный Гаэрлан сумел попить, воды на донышке фляги как раз хватило. Потом Держава осторожно положил съёжившуюся беззащитную летучку на заднее сиденье и развернулся к орку, устроившемуся рядом. Там, где не так давно сидел Божимир. Обе дверцы с этой стороны были раскурочены.

— Ничего, — выдавил орк, проследив за его взглядом. — Не вывалюсь.

— Тогда держись за воздух, Гор Кирхи, — выпалил Держава, оскалившись. — Закончим это грёбаное сафари.

— Мы можем выскочить не там, где ты думаешь… даже если выскочим, — тяжело проронил орк. Глаза его горели, губы вздрагивали. — Пусть даже и не на Той Стороне. Но совсем в другом месте. И даже в другом времени. Где угодно. Это Разлом, он… он непредсказуем.

— Напугал ежаку голой сракой, — отрубил Держава. — Главное — здесь не остаться.

Захлопнув собственную дверцу, он завёл мотор. Искорёженный джип послушно взвыл и затрясся, пока Держава сдирал бинты и пластырь с голого окровавленного плеча. Теперь на нём даже бушлата не было, и кровь из надсаженной усилиями раны капала и стекала на сиденье, собираясь в мелкие лужицы.

Внезапно орк завозился рядом, сбрасывая куртку и пятнистую майку. А потом протянул скомканную майку Державе. Тот отрицательно мотнул было головой, но сообразил, что орк суёт ему это тряпьё вовсе не для того, чтоб Держава его надел.

Требовалось соблюсти чёртов ритуал, и Держава, всё ещё по-волчьи скалясь, подтёр кровь, вывесил в окно багровую тряпку и проорал:

— Он сказал: «Поехали!» — и махнул рукой!

Он ещё успел увидеть, как орк перегибается назад через продранную драконьими когтями спинку сиденья и бережно укладывает себе на колени сонно всхлипнувшего Гаэрлана.

Динамики не перекорёжило, из них исправно заорали «Лед Зеппелин», впервые с тех пор:

— It's been a long time since I rock and rolled,
It's been a long time since I did the Stroll.
Ooh, let me get it back, let me get it back,
Let me get it back, baby, where I come from…

И джип полетел по сорока ямам навстречу неминуемой смерти, как лихорадочно думал Держава, припав к баранке руля. Смерть наполняла прогорклый воздух, дышала им в лица пороховой гарью, хохотала им в уши скрежетом шин о камни. Бурые горы земли по обеим сторонам от джипа слились в один сплошной дымящийся вал.

А ведь у него теперь даже образка с архангелом Гавриилом с собой не было.

Откуда-то издалека возникло печальное морщинистое лицо бабы Гани, тут же сменившееся строгим смуглым лицом Радмилы… и всё пропало.

Абсолютно всё.

4.
Гоpящим факелом в беpлогy — ногy обожгло.
Два глаза мелкого калибpа целятся насквозь.
Четыpе лапы на спасенье, когти и клыки.
Беги, сынок, скажи, что завтpа бyдет новый день.
Медведь выходит на охотy дyшить собак.
За дальним лесом выйдет солнце на новый лад.
Свеpкнyт аpканы, сети, плети, сyки на цепях.
По деpевянномy помостy тяжело бежать,
Пpомокла шкypа под нагайкой — pев и pазвоpот.
Медведь выходит на охотy дyшить собак…

Орк оказался прав. Они выскочили — но где?

То, что это была явно не их пресловутая Та Сторона, волшебный Мордолинор, стало ясно Державе, едва тот раскрыл глаза. Их злосчастный джип торчал на краю какого-то горного обрыва, ухнув за этот край левым передним колесом, весь перекособочившись, и Держава, получается, теперь тоже висел над обрывом. Внизу раздавалось неумолчное журчание воды.

Река! Вода!

Держава был бы не прочь сейчас нырнуть туда с головой и пить, пить, пить, зачерпывая эту ледяную воду пригоршнями, захлёбываясь ею… но не с такой же высоты!

Он осторожно заглянул вниз — высота была как у пятиэтажки, точно. Костей не соберёшь.

Рядом с ним шумно завозился, прочухавшись, орк, и Держава быстро предупредил:

— Не шевелись!

Гор послушно замер, и тогда он объяснил:

— Мы застряли над обрывом. Речка внизу, слышишь, плещется? Вылазь давай и Гаэрлана вытаскивай, я за вами.

Джип жалобно заскрипел и начал угрожающе раскачиваться, покуда орк, кабан здоровенный, неловко выкарабкивался наружу.

— Дверкой не хлопай, — не удержался Держава и сам поразился тому, что после всего случившегося пиздеца он ещё был в состоянии хохмить. Дверца-то напрочь отсутствовала.

Он снова взглянул вниз, туда, где журчала, перекатываясь по камням, речка — тонкая серебристая лента. Куда же они всё-таки попали? Это точно была не Славия, он готов был поклясться. Сплошь колючие кусты, камни и утёсы, торчащие, будто медвежьи клыки. Горная гряда виднелась, кажется, совсем рядом, и её пики украшали снеговые шапки. Небо — не багрово-чёрное, а прозрачно-голубое, как лёд, — опрокинулось над головами.

Где бы они ни очутились, это был не проклятый Промежуток, отнявший три жизни.

И ещё — здесь было ощутимо холодней. Потому что горы, наверное.

Держава машинально сдёрнул с бокового зеркала всё ещё болтавшуюся там окровавленную майку, и джип опасно содрогнулся.

— Эй, архангел, — окликнул орк, и Держава сердито вскинул глаза. Тот стоял у бывшей дверцы и протягивал ему руку. На плече у него восседал Гаэрлан, нахохлившись, распушив перья, но пострадавшее крыло он всё-таки сумел подобрать.

Держава горячо надеялся, что летать птицемышь сможет.

Он ухватился за смуглую жёсткую пятерню орка, и тот выдернул его из джипа, как пробку из бутылки. Очень вовремя! Изувеченная янкесовская колымага заскрипела, зашаталась и начала сползать с края, на котором каким-то чудом держалась до сих пор. Вниз с шумом покатились мелкие камушки и песок.

В последний раз глухо крякнув, джип обрушился в реку, где и застрял, нелепо перевернувшись колёсами вверх, напомнив Державе то ли громадного жука, то ли черепаху.

А потом случилось то, чего Держава ждал, — взорвался бензобак, в воздух взвилось пламя и комья земли. Раздался оглушительный грохот, и Держава с Гором невольно отпрянули от пропасти, рефлекторно прикрывая головы руками.

Зато Гаэрлан взмыл с плеча орка и величественно проплыл над чёрным обуглившимся остовом, в который превратился джип.

— Слава тебе, Господи, — пробормотал Держава, запрокинув голову и глядя на него. В глазах у него немилосердно защипало. — Как думаешь, — он повернулся к орку, — может быть, он Божимир и есть? Тот же мне говорил, рассказывал, что вы… что вы можете переселяться.

— Только если они в энергетической форме, — глухо отозвался Гор, помедлив. — А они её потеряли ещё там, в Промежутке. Кирхи тоже. Потому его и убили. Понимаешь?

Держава сник. Ему так хотелось надеяться, что Божимир всё-таки вернулся к нему! Он шмыгнул носом и рывком натянул на себя несчастную майку. Кровь из плеча уже не сочилась — он глянул. В том месте, где плечо пропорола пуля, был свежий рваный рубец.

Промежуток, чтоб ему, залечил рану.

— Как это делается? — негромко спросил Держава, поведя плечом.

— Лучше скажи, как ты это сделал, — отозвался орк с ударением на слове «ты». — Ты… проводник. Архангел.

Его тёмные глаза показались Державе полными горечи.

— Мы как-нибудь устроимся, — вымолвил он вместо ответа, лишь бы как-то Гора приободрить. — Мы…

— Эй! — заорал вдруг кто-то позади них. По-русски заорал, и Держава мгновенно обернулся. Сердце у него бешено заколотилось.

Солнце, выглянув из-за гребня горы, ослепило его, и он прикрыл глаза ладонью. Всё, что он сумел разглядеть — три фигуры в камуфляже, стремительно к ним приближавшиеся.

— Лежать! Оружие на землю, руки за спину… — голос кричавшего вдруг дрогнул, и Держава понял, что тот ему смутно знаком. Даже не смутно! — Держава, так это ты, что ли, чёрт!

Это был сержант Нечипоренко. Живой! Живой!

— Ты живой! — заорал и Нечипоренко, сгребая Державу в охапку. — От духов сбежал? Ты ранен! Мы же тебя искали! Мы все их гребаные аулы в округе перерыли! Ты где был? Где они тебя держали? Как ушёл?

Аулы? Какие ещё, к хренам, аулы? Какие духи?

— Мы без тебя уходить не хотели, — продолжал возбуждённо объяснять Нечипоренко. Двоих других парней, стоявших рядом с ним, Держава не знал, те вовсю на них таращились. Головы у них были почему-то повязаны защитного цвета косынками.

— Я… Меня подстрелили и уволокли, — честно ответил наконец Держава и прижался к твёрдому плечу сержанта, внезапно ослабев. — Старшой, прости, я нихера не помню. Меня ещё по башке долбанули.

Он понимал, что должен молчать про Разлом и Промежуток, и горячо надеялся, что орк до этого тоже допрёт. Но как, как Нечипоренко остался в живых?! Ведь его же в клочья разметало снарядом, Держава сам видел. Значит — что?

«Мы можем выскочить не там, где ты думаешь… даже если выскочим… совсем в другом месте. И даже в другом времени. Где угодно. Это Разлом…» — вспомнил он слова орка и повернулся к нему, спохватившись:

— Это Гор… Гор Кирхи, мы вместе… бежали, мы угнали джип…

— Нохча, что ли? — напряжённо спросил сержант, перестав улыбаться. Глаза его на миг остро сузились. — Наш? Гантемировец?

Держава на всякий случай закивал, нихрена, однако, не понимая, про что тот толкует.

— Это хорошо, парень, дика ду, салам алейкум, — Нечипоренко похлопал орка по плечу.

Орк, слава Богу, продолжал ошалело молчать, и Держава быстро пояснил:

— Его контузило, он говорить разучился.

— Ничего, снова научится, — заверил Нечипоренко и полез за пазуху. — Слушай, вот от бабки твоей письмо, я его так с собой и таскаю, с неделю, как ты пропал.

При виде знакомого аккуратного круглого почерка на конверте у Державы снова подкатил комок к горлу. Он неловко разорвал конверт наискось, и строчки так и запрыгали у него перед глазами:

«Внучек, за меня не беспокойся, служи хорошо, за мной Алевтина из тридцатой квартиры присматривает, носит мне из магазина всё, что надо. Сахар уже по двенадцать пятьдесят, но я тяну понемногу, чай только подсластить. А окорочка по тридцать три. Ты не волнуйся, пенсии мне хватает. Я, Бог даст, тебя дождусь».

«Сахар – двенадцать пятьдесят? Это рублей, что ли?» — ошалело подумал Держава, аккуратно складывая бабкино письмо и пряча его в карман штанов, пока Нечипоренко, ухватив его за предплечье, деловито осматривал рану.

— За неделю всё заросло, — удовлетворённо пояснил тот наконец. — Ничего, доктора посмотрят. И гантемировца твоего посмотрят, — он хлопнул Гора по плечу, и тот старательно улыбнулся.

— Ты не бойся, — негромко сказал ему Держава, когда они уже тряслись рядом на сиденье уазика-«буханки». — Я соображу, где мы и кто мы. И я тебя домой заберу, в Ипатово. Это под Томском. Моя бабушка жива, она, знаешь, какая добрая. Не боись!

Орк кивнул, глядя на него так выразительно, что и слов никаких не надо было.

И тут водитель за рулём «буханки» поймал какую-то радиоволну, и из динамиков донеслось вместе с потрескиванием:
— Россия — священная наша держава,
Россия — любимая наша страна.
Могучая воля, великая слава —
Твое достоянье на все времена!
Славься, Отечество наше свободное,
Братских народов союз вековой,
Предками данная мудрость народная!
Славься, страна! Мы гордимся тобой!

Мелодия была знакомой ему с детства. А вот слова – другие.

Держава окончательно перестал что-либо понимать, но упрямо решил, что разберётся.

Главное, что он был здесь, здесь, не в Промежутке, не на Той Стороне… и ему удалось вытащить Гора Кирхи. И…

Он в очередной раз озабоченно покосился в мутное окошко «буханки». Вслед за ними, на большой высоте, но хорошо различимый, парил Гаэрлан. Парил, будто маленький орёл, и его хвост с кисточкой на конце гордо реял по ветру.


«А в потресканном стакане старый чай,
Не хватило для разлёту старых дел.
Фотографии там, звёздочки и сны…
Как же сделать, чтоб всем было хорошо…»

КОНЕЦ

Слушайте Нюркина песня — Янка Дягилева на Яндекс Музыке