Название: Королева
Автор: sillvercatЖанр: романс
Категория: гет
Рейтинг: R
Размер: миди
Пейринг/Персонажи: Андрей Королёв / Варя Жукова, Серёга Королёв, Ольга Васильевна, Махно
Краткое содержание: 16-летнюю Варю все зовут Жучкой, и только Король, Андрей Королёв, пришедший в их класс победителем, впервые назвал её Королевой. Король добивается её любви, но у Короля есть младший брат Серёга, к которому Жучка чувствует необъяснимое притяжение...
От автора: Написано для и по заказу
Klodwig, за что не устану говорить Заказчику спасибо... И спасибо всем, кто помогал, переживал и подсказывал во время создания этого сериала
Читать дальше
По соционике: Наполеон (Андрей)/Жуков (Варя), Жуков (Варя)/Есенин (Серёга), Драйзер (Ольга Васильевна), Гюго (Махно) и многие другие.
Примечание Исполнение заказа в 11-м туре соционик-фикс. Ссылка:
pay.diary.ru/~socionicfics/p170046644.htm#57723...Предупреждение: нецензурщина и прочее... ну вы поняли...
Окончание: sillvercat.diary.ru/p173093378.htmАрты от прекрасной nastyelf: sillvercat.diary.ru/p181456033.htm
ЕЩЁ!
Арт от заказчика Klodwig:
* * *
Жучкой её звали с детского сада – из-за её фамилии.
И не пренебрежительно, а с лёгким страхом и тяжёлым уважением. Тот, кто пробовал произнести это прозвище с пренебрежением, немедленно получал в морду и по яйцам, если это был пацан. Впрочем, она и водилась только с пацанами, презирая писклявых девчонок как класс. Так было с тех пор, как она научилась ходить, и вплоть до её нынешних шестнадцати лет.
Варей её звала только бабка, единственная родная душа. Ни дедки, ни репки, ни прочих персонажей у них с бабкой не наблюдалось.
К этому Жучка давно привыкла, как и к тому, что в их доме всегда не хватает денег, а у неё самой – модного шмутья и навороченных девайсов.
Но она точно знала, что у неё будет всё, что ей надо. Она этого добьётся – любой ценой.
Потому что у неё были мозги, железная воля и, главное, – сила.
Свою внешность она особо не ценила, хотя знала, что красива. Что ж, и это сослужит ей службу, если понадобится. Она давно поняла, что подавляющее большинство мужиков думает второй головой, и презирала их за такую тупость. Но это могло стать ей полезным, как любая другая чужая слабость, которая служила почвой для её силы.
В детстве она психовала из-за того, что родилась девчонкой. Сейчас – нет. Но по-прежнему коротко стригла густые русые волосы и ходила на тренировки по боксу.
Она как раз вышла из спортшколы, когда в кармане куртки запиликал мобильник. Жучка раздражённо бросила:
– Да!
– Ты придёшь? – спросил чуть запыхавшийся просительный голос.
Махно, кто ж ещё.
Жучка помедлила с ответом. Вообще сегодня после тренировки она собиралась посидеть в Инете, а не болтаться в гараже с кодлой Цыгана. С другой стороны, чуток расслабиться тоже хотелось.
– Приду, – буркнула она и нажала кнопку отбоя.
Сам Цыган сидел на зоне третий месяц из выданных ему судьёй пяти лет. Ещё повезло – за тяжкие телесные мог и больше огрести. Сорвался по пьяни на дискотеке, дурак.
Он писал ей несколько раз – в письмах этих сквозь браваду прорывались страх и растерянность.
Жучка ему не отвечала. Жалость – это унизительно, это не для неё и не для Цыгана.
читать дальше
Просирать так же бездарно собственную жизнь она не собиралась, поэтому в последнее время сторонилась прежней компании. Хотя компания эта давала ей довольно много, и она не могла этого не признать: азарт, кураж, беззаботность. Абсолютную власть – хотя бы над этими пацанами. Кое-какое бабло, когда пацанам удавалось почистить на диком пляже какого-нибудь местного лоха или заблудившегося бухого курортника.
Ну и Цыган, конечно, был неплох. Ему она в своё время дала только из любопытства и симпатии, а также, чтобы закрепить свою власть над ним. А не из какой-то там любви. Любовь-морковь – это только в бабкиных слюнявых сериальчиках. Секс – штука что надо, но терять голову из-за какого-то мужика и видеть в нём смысл жизни – данунахуй.
Её мать так и поступила – поехала за отцом на северные заработки, когда Жучке было всего три года, оставив её с бабкой. Ну и разбились вдвоём с отцом на трассе, ведущей в какой-то грёбаный Когалым.
У них с бабкой остались только две пенсии: её сиротская и бабкина старушечья, а также льготы по квартплате.
Иногда Жучка размышляла, лёжа ночью без сна в своей спартанской комнате – что же в действительности есть на том свете. Бабка ставила в церкви свечки за упокой души и любила поговорить о том, что отец с матерью стали-де ангелами-хранителями Вареньки. Её же передёргивало от этой глупой болтовни, и она резко обрывала бабку. Ещё чего, хранители!
Кроме неё самой, ей никто не поможет.
К гаражу Махно она подошла, когда уже начало темнеть. Впрочем, в их южном городе зимой вообще темнело рано, и это было единственной приметой зимы. Даже снег шёл обычно всего пару раз за зиму. Ну и к Новому году наезжали небритые абхазы с мешками зеленоватых, но очень вкусных мандаринов, торгуя ими у каждого продуктового ларька. Да платаны на центральной аллее обрастали цветными гирляндами огоньков, а на площади у набережной воздвигалась огромная ёлка. Искусственная, конечно.
Слегка поддатые пацаны встретили Жучку радостными воплями. Одна пустая бутылка из-под водки уже валялась возле импровизированного стола, на котором красовался разломанный лаваш и кое-как покромсанная кровяная колбаса. Здесь же высилась трёхлитровая банка маринованных зелёных помидоров – Махно потихоньку прикладывался к родительским запасам.
Сам Махно восседал на перевёрнуто ящике и приветственно салютовал Жучке пластиковым стаканом. Паяц.
Сравнения с отчаянным азартным Цыганом Махно не выдерживал, хотя, понятное дело, не прочь был бы заменить его не только на посту вожака стаи, но и с нею в койке.
Обломится, шестёрка. Тоже мне, император.
Жучка скупо ему улыбнулась и взяла услужливо набульканный ей стаканчик. Водку она не любила, но могла выпить много, почти не пьянея – голова у неё была на диво крепкая, и пила она всегда вровень с пацанами, оставаясь при этом на ногах. В отличие от некоторых из них.
Она присела на ящик, глотнула из стакана, закусила колбасой. В желудке сразу разлилось тепло. Ей это нравилось, как и пустой беззаботный трёп под переборы махновской гитары. Особенно если тот пел не блатняк, а какое-нибудь душевное старьё – Макара там, или Цоя, или «Чайф». Ну и Трофим ещё годился.
Когда все изрядно разогрелись, Махно предложил прогуляться на дикий пляж, к морю, пожарить на костре остатки колбасы и сосисок под третью бутылку бухла.
Жучка считала, что бухать уже хватит, но то было их дело. А море… море – да, туда её всегда тянуло.
Но до моря они дойти не успели – незнакомый парень встретился им сразу за гаражами.
Высокий, модно прикинутый, на вид не старше них.
И первым обратился к ним – с московским выговором:
– Ребят, не подскажете, как на Полетаева выйти? Мы там только что дом купили, и я заблудился. И навигатор накрылся, потому что мобильник сел.
Улыбка этого идиота сияла ярче уличного фонаря.
Махно вопросительно глянул на Жучку, и та, помедлив, усмехнулась и коротко кивнула.
Обхохотаться! Навигатор у него накрылся… Лох несчастный, ещё и сообщает об этом!
Но на лоха он не походил.
На слабака – тоже.
Жучка сразу угадала в этом рослом белобрысом парне силу. Такую же силу, что была в ней самой.
Но против пятерых ему было не выстоять. Против лома нет приёма.
Поэтому его наконец скрутили, съездили по смазливой морде и по почкам, прижали к стене и вытряхнули всё, что было ценного – крутую мобилу с жопорезом, плейер и кучу бабла. Москвич после первоначального бешеного сопротивления, поняв, что силы неравны, молчал, только сплюнул кровь на кроссовки Махно, когда тот его шмонал. За что ещё раз получил по морде. И под рёбра.
– Хорош, – неожиданно для себя скомандовала Жучка. – Уходим. Ну?
Взгляд его единственного целого, – второй заплыл кровоподтёком, – голубого глаза остановился на ней.
Исчезая в проулке вслед за пацанами, она вдруг почему-то подумала, что на месте этого незнакомого парня вела бы себя так же. Драться до последнего, а если одолеть противника не выгорело, что ж, забей. Не унижай себя бессмысленным трепыханием. Стерпи, пусть себе тешатся победой. А потом – отомсти.
* * *
Какое-то время её царапало воспоминание об этом приезжем мажоре, главным образом, потому, что он был не пьян, вменяем и, возможно, хорошо их запомнил. Но прошла уже неделя, барахло мажора они благополучно загнали, бабло поделили, и никто их не беспокоил.
Приближался Новый год и каникулы. В классе вяло обсуждали, не завалиться ли в пустующий пансионат под городом, благо, не курортный сезон и дёшево, Махно забрасывал удочки насчёт хорошо погудеть у него на даче, а она лениво подумывала, не дать ли ему уже наконец.
Вообще-то ей не хотелось ничего.
Ни пансионата, на Махно, ни этого грёбаного Нового года.
Она не любила Новый год. Бабка, чуть выпив, начинала реветь и молоть обычную чушь про сиротинушку, по зомбоящику крутили редкостную херню, а на улице всякие мудозвоны до утра взрывали петарды.
Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит, бля.
Загадай желание под бой курантов, и оно непременно сбудется.
Как же, ждите!
Ближе к концу декабря Жучка поехала на зональные соревнования по боксу, вернулась рано утром через пару дней, недовольная своим вторым местом, и решила отправиться в гимназию, благо успевала к первому уроку. Занятий она старалась не пропускать – ни уроков, ни семинаров, ни дополнительных часов по подготовке к будущему ЕГЭ. Хотя десятый – ещё не выпускной, тем не менее.
Её одноклассники, вернее, их родители, тратили приличные бабки на репетиторов. Она же могла сэкономить хотя бы на этом. Особенно хорошо ей давались языки и точные науки.
Жучка распахнула дверь класса.
Твоюжежмать.
Белобрысый мажор сидел за первым столом в первом ряду и широко, как тогда, улыбался. Кровоподтёки уже зажили, и теперь было отлично видно, что он, сука, красавчик.
И таращился он на неё в оба своих голубых глаза.
Узнал.
Лишь секунду помедлив в дверях, Жучка кивнула классной и прошествовала на своё место.
Похуй, пляшем.
* * *
Да, это она была тогда в проулке, сто процентов.
Королю казалось, что он сейчас взлетит к потолку от прихлынувшего ликования.
Наконец-то нашёл!
На ней были потёртые джинсы и тот же серый длинный свитер, что и тогда. Короткие русые волосы взлохмачены, тёмные глаза в тени длинных ресниц сощурены. Пройдя к своему месту во втором ряду с гибкой ленивой грацией львицы, она небрежно кинула на пол сумку и села.
Узнала – Король в этом не сомневался.
Классручка похлопала ладонью по журналу.
– Итак, у нас новенький. Он решил придти к нам перед каникулами, чтобы наладить отношения до начала второго полугодия. Познакомьтесь, Андрей Королёв.
Он поднялся и от души улыбнулся, зная, что все сейчас жадно оценивают его внешность и прикид, и ещё зная, что с этим у него всё в порядке.
Даже более чем.
Самое главное – чтобы оценила она.
Но она на него даже не смотрела. Перекинулась парой слов с соседом, потом сосредоточенно порылась в своей сумке. И только когда классручка завела речь про полугодовые отметки, она искоса метнула в его сторону короткий взгляд из-под ресниц.
– Это что за девушка пришла сейчас? – осторожно спросил он у соседки, белокурой, кудрявой и хорошенькой – имя Ляля очень ей подходило.
Та надула и без того пухлые накрашенные губки и наконец нехотя отозвалась:
– Это Жучка. Варвара Жукова.
* * *
Она бы удивилась, если б он не подошёл к ней в школьном дворе, где стоял, окружённый пацанами из их класса. Те, конечно, восторженно пялились на его цацки, делая вид, что не завидуют, – смартфон небось, айфон, айпод, все дела.
Жучка обернулась и спокойно подождала, пока он её догонит – парой широких шагов, махнув одноклассникам рукой и ослепительно улыбнувшись.
Король, бля.
– Ну? – бросила она, презрительно прищурившись.
– Поговорим? – предложил он беспечно, но уже без улыбки. – В кафе посидим?
Жучка уже понимала, что он её не сдаст. Что он сейчас поведёт свою игру, игру, целью в которой и выигрышем будет она сама.
И… – она прислушалась к себе, – внутри от этой мысли разгорался не гнев, а огонь азарта.
Что ж, мальчик, поиграем!
Они присели под зонтиком уличного кафе, уже открыто рассматривая друг друга. Она – ямочки на его щеках, упрямый подбородок, пшеничную чёлку, длинные уверенные пальцы. Он – её прищуренные карие глаза в тени густых угольных ресниц, тонкий профиль, высокую грудь, обтянутую серым свитером, стройные, бесконечно длинные ноги.
Король чувствовал, что у него сбивается дыхание от одного лишь взгляда на неё. Так его ещё не заводила ни одна девчонка в его уже достаточно богатой приключениями почти семнадцатилетней жизни.
Безошибочное чутьё подсказывало ему, что секс с ней будет феерией. Но даже не в этом было дело. Силу – вот что он чувствовал в ней. Равного себе противника.
– Почему ты ходишь с этими?.. – выпалил он.
Она повела плечом и отозвалась вполне ожидаемо:
– Не твоё дело.
– Можешь сильно вляпаться.
– Опять же не твоё дело, – усмехнулась она краем ярких, несмотря на отсутствие косметики, губ.
– Ты достойна большего, – упрямо продолжал он.
Её тихий глубокий смех прозвучал как музыка.
– Да ты прямо грёбаный «Л’Ореаль»! Вы этого досто-ойны!
Он досадливо поморщился:
– Тебе не идёт вульгарность.
Она опять сощурилась, будто прицеливаясь:
– Не нравится – вали.
– И кличка эта тебе не идёт, – продолжал он невозмутимо. – Я тебя буду по-другому звать.
– Это как же?
– Королева.
* * *
Теперь он каждый день провожал её после школы. На тренировку, в кафе или в кино. Погулять к морю. Они разговаривали обо всём, и ни о чём. Болтал в основном он – и не только о себе любимом, но и о политике, о музыке, о технике, о каких-то Интернет– новостях…
Так прошла неделя.
Жучка прекрасно понимала, что он уже разузнал о ней всё, что мог, у кого только мог, и ждала от него начала военных действий. Но он всё выжидал.
До этого дня.
– Встретим Новый год вместе? – выпалил Король, едва они вышли из школьного двора на затенённую кипарисами и туями улицу.
– Вместе – это вдвоём? – уточнила Жучка, насмешливо улыбаясь.
Он покачал головой:
– Нет, с моими родителями и братом.
– У тебя и брат есть? – Её это, честно говоря, не волновало, но нужно было потянуть время.
Король досадливо махнул рукой.
– На год младше. Сейчас в девятом, в пятой школе. Раздолбай. Только с репетиторами тянет. Куда поступать будет, не знает. Только на гитаре хорошо бренчит.
– А ты куда будешь поступать, уже знаешь? – с усмешкой спросила Жучка. – В МГИМО? Или сразу в Гарвард?
Он легко рассмеялся и непринуждённо взял её за руку:
– Ты поедешь со мной?
– В Гарвард, что ли? У меня мозгов не хватит.
– У тебя на что угодно мозгов хватит, – отозвался он уже серьёзно, и она, вскинув на него глаза, поверила, что это сказано не с целью к ней подольститься.
Он и в самом деле так думал.
– Мозгов – может быть, – резко бросила она, выдёргивая руку. – А денег?
– Можно же узнать насчёт квот и стипендии, – спокойно продолжал Король.
– Алё, мальчик, ты об чём? – Жучка уже начинала злиться. – Кто это будет ради меня хлопотать?
Она вообще терпеть не могла пустых мечтаний и несбыточных прожектов «вот если бы». Если бы у бабушки были яйца, она была бы дедушкой, вот и всё. Что МГИМО, что Гарвард были для неё недосягаемы, как Луна.
В отличие от этого позёра.
– Я тебя не дразню, не думай, – он облокотился на резную решётку, окружавшую спортшколу. – Приходи ко мне на Новый год, подробно всё обсудим.
– Нечего тут обсуждать, – отрезала она. – Всё. Мне некогда.
– Королева! – окликнул он, когда Жучка уже подбегала к массивным дверям спортшколы, и она машинально обернулась.
Стоит ведь и смеется, гад.
– Я за тобой заеду. Послезавтра, тридцать первого, в восемь.
– Ага, жди! – буркнула она и хлопнула дверью.
* * *
И он ждал. Высунувшись из чёрной «хонды», чтоб вся улица видела пижона. Тачка папочкина, конечно. Если родители не решили на Новый год сопляку новую игрушку подарить.
Ну что ж, играть так играть.
Жучка натянула красный тонкий свитер – тоже новый, провела расчёской по волосам, чмокнула бабку в морщинистую щёку:
– Пока, ба! Я утром вернусь. С наступающим! Там тебе подарок… на кухне.
Уже запирая за собой дверь, она услышала, как бабка ошеломлённо заохала, и удовлетворённо улыбнулась. Недаром она целый месяц корпела по ночам над курсовыми для ленивых студентиков. Теперь у бабки был телевизор ещё и на кухне. Маленький, правда, но ей хватит.
Увидев, как Жучка, не торопясь, подходит к машине, Король вышел на тротуар и распахнул перед ней дверцу. Она невольно ответила на его радостную улыбку.
– Прав-то у тебя нет, не боишься, что гайцы встретятся? Или у папочки всё схвачено? – съязвила Жучка, с удовольствием откидываясь на пружинящем велюровом сиденье.
Он, конечно, небрежно отмахнулся:
– Да тут два шага.
– А не боишься, что я перед твоими родственничками буду пятернёй в салате ковыряться? – небрежно поинтересовалась она, когда машина уже выворачивала на Полетаева.
Король ухмыльнулся:
– Во-первых, не будешь. А во-вторых, они и глазом не моргнут. Желание гостя – закон.
– Ах-ах, как мило, – пробормотала она. – Где ты была сегодня, киска? У королевы, у английской…
Он снова весело улыбнулся, одобрительно её разглядывая:
– Тебе идёт красный цвет.
Она только вскинула бровь.
За стол сели сразу после их приезда – проводить старый год, как сказала его мама, Ольга Васильевна, высокая, прямая, очень моложавая женщина со стильной стрижкой и истинно английскими манерами какой-нибудь вдовствующей герцогини. У папы, Ильи Александровича, была такая же пшеничная чёлка, как у сына, и такая же солнечная улыбка.
Проводы старого года прошли чинно и благопристойно. Ни ананасов, ни рябчиков, равно как и салата «оливье» на столе не наблюдалось. Самые разные закуски были изящно разложены в корзиночках из теста со смешным названием «тарталетки». И вино, настоящее французское. Кислятина, в общем.
Жучка ела мало, говорила ещё меньше, зная, что Король всё равно будет болтать за двоих, – что он с удовольствием и делал, – спокойно отвечала, когда к ней обращались с вопросами, – впрочем, вопросов было немного, в основном про учёбу, – и удостоилась одобрительного взгляда строгих серых глаз Герцогини, как она назвала про себя хозяйку дома.
Тем не менее, ей показалось, что родители Короля слегка напряжены – и не из-за её нежеланного присутствия.
Когда они встали из-за стола, направляясь в его комнату на втором этаже, Жучка спохватилась и спросила шёпотом:
– А где твой брат? Его не будет?
– А-а, – недовольно отмахнулся Король. – Будет – не будет… Шастает где-то, даже не перезванивает, зараза, и мобильник отключил. Он у нас поэт, натура творческая... – В голосе его сквозили одновременно и раздражение, и гордость. – На море небось торчит, вдохновляется. Как Пушкин. Ему плевать, что Новый год, все его ждут, и мама волнуется…. Заходи. Вот моё логово.
Его логово было шикарным, как он сам, как весь этот трёхэтажный особняк с галереями, солнечными батареями и спутниковыми антеннами. Плазма во всю стену, какие-то музыкальные прибамбасы, компьютер, – конечно же, самый навороченный, а вокруг него – полки с книгами и дисками.
В нише – широченный диван, накрытый пёстрым пледом. В углу – тренажёр, не менее крутой, чем в спортшколе. Отдельная ванная, не хухры-мухры.
По площади эта комната была, наверно, лишь немногим меньше, чем их с бабкой двушка.
Король взял со стола маленький пульт, нажал – из колонок полилась тихая пульсирующая мелодия.
Романтика, блин…
Жучка подошла к окну и отодвинула занавеску. Ха!
На его балкон вела отдельная наружная лестница
– Очень удобно, – ехидно отметила она.
– Не пользовался, не знаю, удобно ли, – откликнулся он лукаво. – Не было ещё случая...
– А на старом ПМЖ у тебя что, не было отдельного входа в опочивальню? – уточнила она, усаживаясь в огромное мягкое кресло перед телевизором.
– Я тогда ещё маленький был, – отозвался он голосом примерного пай-мальчика и спокойно приземлился в то же кресло.
– В этой комнате сорок квадратов небось, а ты другого места не нашёл? – проворчала она, откидывая голову на спинку. – Шик…
Жучка не завидовала этому мажору. Чего завидовать? Отец-молодец, удачно ворочает капиталом. У неё когда-нибудь будет то же самое. Или… это же самое?
Она точно знала, что Король сейчас думает о том же.
Она остро ощущала его присутствие рядом с собой, – его мускулистое плечо, длинное бедро, всё его сильное тренированное тело, – чувствовала ненавязчивый, но будоражащий запах дорогого парфюма.
Из-под опущенных ресниц она невольно любовалась совершенством его точёного лица, обаянием полуулыбки на твёрдых губах.
– Ну и что ты надумала… про МГИМО или про Гарвард? – тихо спросил он. – Я знаю, что ты думала.
– Да ты знато-ок, – протянула она, одним гибким движением поднявшись из кресла. Неторопливо прошлась по комнате, чуть пританцовывая под музыку, зная, что он наблюдает. – Думала, да.
– И?
– По-моему мы это уже обговорили. Я не потяну.
– По-моему, я уже сказал, что мозгов у тебя хватит. А это главное.
– А деньги?
Он пожал плечами и повторил:
– Квоты, стипендии.
– Визы, документы, – в тон ему отозвалась она.
– Отец всё выяснит.
– Ну и чего ради он будет для меня хлопотать? Для девчонки с улицы?
– Для моей девушки, – Король тоже поднялся с кресла и встал прямо перед нею. – Мы поедем вместе, и если он будет что-то выяснять и делать для меня, то и для тебя тоже.
– С чего ты взял, что я поеду с тобой? – Жучка была рада, что голос её совершенно холоден, хотя внутри всё дрожало.
– С того, что ты не дура, – коротко ответил он. – Ты такого шанса не упустишь. И я не упущу. Ты не ширпотреб, ты штучный товар.
Больше он не успел ничего сказать. Зубы у него громко лязгнули, когда её кулак впечатался ему в подбородок, а из глаз посыпались искры. В следующий миг он ударился затылком об пол, застеленный, к счастью, ворсистым паласом.
– Я тебе не товар, понял, ты, богатенький Буратино? – процедила она, подбоченясь и глядя на него сверху вниз.
Прямо Лара Крофт, расхитительница гробниц…
Ещё б ногу на грудь поставила – и полный атас.
– Понял, – покладисто согласился Король, осторожно проводя языком по зубам и пересчитывая, все ли на месте. Все. Н-да, рука у неё… Он медленно обвёл взглядом её хищно напрягшуюся фигуру. А уж ноги… – А ты понимаешь?
– Что… понимаю?
– А вот что.
Ещё через мгновение она тоже летела на пол, не успев увернуться, когда он резко сделал ей подсечку. Король, не дрогнув, принял на себя вес её совсем не хрупкого тела, только тихо охнув.
– Рёбра целы, ты, псих? – выдохнула она, завороженно глядя ему в лицо, которое было совсем рядом – в паре сантиметров.
– Целы, – беспечно отозвался он. И улыбнулся. И впился губами в её рот.
Наконец-то!
Их губы и языки исследовали друг друга торопливо и жадно. Так же жадно, как пальцы, проникавшие под одежду, скользившие по тёплой упругой коже.
Они нашли в себе силы оторваться друг от друга, только когда начали задыхаться.
– Смотри, что ты сделала! – Озорно ухмыльнувшись, Король схватил её руку и безо всякого стеснения прижал к своей ширинке.
– Я сделала? – Она засмеялась, довольная. – Это ты самбля. Без ансамбля.
– Так ты будешь со мной? – он перевернулся, накрывая её своим крепким телом, требовательно глядя в насмешливые, упрямые, тёмные, как смола, глаза. – Поедешь со мной?
Ей понадобились все силы, чтобы не отвести взгляда.
– Буду. Поеду.
Торжествующе рассмеявшись, Король снова приник к её губам в поцелуе. И ликующе прошептал, едва оторвавшись:
– Моя. Моя, моя! Королева!
– Не твоя. С тобой, но сама своя, – уточнила она, облизывая саднящие губы.
Он снова самодовольно рассмеялся, вскакивая и подымая её с пола:
– Это мы ещё посмотрим… И кто из нас будет в топе – тоже.
Скучно не будет, это уж точно, решила Жучка. В топе, значит. Сверху, значит…
Ладно.
Она дёрнула его за черную шелковую рубашку и теперь сама впилась губами в его губы. Крепко обхватив его руками, с наслаждением потерлась бедром о его бедро и выпуклость под ширинкой.
– Ах ты-ы… – простонал Король, перехватывая её поцелуй и её руки, и толкнул вперёд, впечатывая в стену возле двери, выбивая воздух из лёгких.
Ого!
Ну, держись, герой.
Изловчившись, она выдернула его помятую рубашку из джинсов и запустила ладонь под ремень, к горячечному жару его тела.
То ли всхлипнув, то ли зарычав, он неразборчиво выругался и приподнял её над полом, ещё сильнее вжимая лопатками в стену и задирая свитер до самого горла.
И тут у него в кармане зазвонил мобильник.
Король зажмурился и прижался пылающим лбом к её лбу, дыша так, будто пробежал марафонскую дистанцию.
– Ма-ама… – прохрипел он голосом умирающего гладиатора, лихорадочно шаря по карманам в поисках источника звука.
Жучка сползла по дверному косяку, зажимая рот ладонями, чтобы хохот не прорвался наружу.
Король облизнул губы и откашлялся.
– Да, мама. Музыку слушаем. Пришёл? Понятно. Понятно. Да. Хорошо.
Снова сунув мобильник в карман, он разъяренно и жалобно поглядел на неё, хохочущую теперь взахлёб:
– Не смешно!
Она смотрела на него сквозь выступившие от смеха слёзы – злющий, растерянный, взъерошенный, в этой расхристанной рубашке, расстёгнутой до самого пупа, он был… просто как подарок под ёлкой.
Новогодний подарочек.
– Умойся, что ли, – посоветовала она прерывающимся от смеха голосом. – И рубашку смени, чтоб не палиться. У тебя есть другая такая же?
– Навалом, – проворчал Король, скрываясь в ванной.
Кто бы сомневался…
Из ванной он вышел уже без рубашки, вытирая лицо кипенно-белым полотенцем и искоса посматривая на неё – оценивает ли.
Она оценила. Сложен он был не хуже гладиатора – мускулы так и перекатывались под загорелой кожей.
– Оденься уже, хорош мне стриптиз демонстрировать, – усмехнулась Жучка, легко поднимаясь и одёргивая свитер. – Что твоя мама сказала? Контролирует?
– Какой же это стриптиз… – хмыкнул он, вытаскивая нужную рубашку из битком набитого гардероба. – Мама? Мама сказала, что Серёга явился наконец. Пошли, познакомлю, а то опять… увлечёмся.
Она вскинула брови, но промолчала, выходя за ним в коридор.
Дверь в комнату напротив была распахнута настежь. Света там не было, и оттуда, из темноты, доносились гитарные аккорды.
И песня.
– Музицировать изволит, – непонятно усмехнулся Король.
А её сердце почему-то дрогнуло.
Это не были ни Цой, ни «Чайф», ни Высоцкий, ни Трофим. Такого она никогда не слышала – раньше.
– Целым был и был разбитым,
Был живым и был убитым,
Чистой был водой, был ядом,
Был зеленым виноградом.
Спать ложился рано утром,
Вечерами все звонил кому-то.
Был безумным, был спокойным,
Подсудимым и конвойным,
Капитаном и матросом
С очень странной папиросой.
Спать ложился рано утром,
Вечерами все звонил кому-то.
Ночь чернеет впереди –
Свет гаси и приходи.
Ночь чернеет впереди,
Свет гаси и приходи…
– Что это? – пробормотала она полушёпотом.
– Тебе нравится? – хмыкнул Король.
Она не ответила.
Слово «нравится» тут вообще не подходило.
Не дождавшись ответа, Король нетерпеливо крикнул:
– Эй, Серёга!
Музыка оборвалась.
– Чего тебе?
Щурясь от света, в коридор вышел парень с гитарой в руках.
Он был совсем не похож на старшего брата – хотя и высокий, но тонкий в кости и узкоплечий – видимо, не считал нужным изнурять себя гантелями и тренажёрами. Лицо у него было бледным, с тонкими чертами, а чуть раскосые глаза – не голубыми, как у Короля, а серыми. Только цвет волос был таким же – пшеничная грива, небрежно собранная сзади в хвостик.
– Песня пришла, а гитару дома забыл, – пояснил он виновато, но с вызовом.
– А! – отмахнулся брат. – Смотри лучше, какая у меня… Королева! – И подтолкнул Жучку вперёд.
Смотри, какая у меня игрушка, завидуй…
Жучка передёрнула плечами и чуть прикусила нижнюю губу под внимательным взглядом этих серых глаз.
Да что это с ней такое? Не хватает ещё покраснеть перед этим пацаном, как пятикласснице, которой юбку во дворе задрали!
Надо бы что-то сказать, но слова не шли с языка.
Король же ещё что-то оживлённо болтал, но вдруг осёкся, когда его младший брат взял Жучку за руку и поднёс её пальцы к губам.
Отпустив наконец её руку, Серёга усмехнулся шало и нежно, глядя в её широко распахнувшиеся глаза цвета крепкого кофе:
– Привет, Королева!..
…И встреча Нового года под бой курантов, и раздача подарков, – Жучка попробовала было отказаться от навороченного эмпэтришника, но Илья Александрович, нацепивший, к её немалому изумлению, дедморозовскую бороду и красный колпак, не стал слушать её сбивчивых возражений, – и совместный выезд всей семьи на набережную, где грохотали фейерверки, – всё это пролетело для неё, как во сне.
И шампанское, – «Дом Периньон», как гордо заявил Король, – махом ударившее ей в голову, было тут совсем ни при чём.
Виноват был только этот взгляд. Неотступный взгляд молчаливого пятнадцатилетнего пацана.
«Ночь чернеет впереди –
Свет гаси и приходи…»
* * *
Несмотря на каникулы, тренажёрный зал спортшколы был открыт, и Жучка ходила туда ежедневно. Ей необходимо было отвлечься и выплеснуть смятение.
Хорошо хоть, что Король и его семейка ещё первого января отчалили из города до конца каникул. В Альпы, на горных лыжах кататься.
Король звонил каждый день и весело расписывал Альпы, шале, где их поселили, швейцарских шоколад и горных гномов. Гнал, конечно, звонарь, но Жучка невольно улыбалась, слушая этот пустой трёп.
Её подмывало спросить про братца, но она сдерживалась.
Какое ей дело до него!
Увидев Серёгу у дверей спортшколы, она оцепенела на пороге, мешая всем выходить. Наконец тренер Палыч позади неё поинтересовался раздраженно, не примёрзла ли она.
Ребята гоготнули, но осеклись под её ледяным взглядом, и разошлись неохотно, то и дело с любопытством оборачиваясь на неё и на тощего, длинного и неуклюжего подростка с гитарой, неловко переминавшегося на крыльце.
– Покачаться решил, музыкант? – крикнул кто-то, и все засмеялись, гурьбой потянувшись к воротам.
Жучка решительно подошла, и Серёга робко ей заулыбался.
– Вы когда вернулись? – резко спросила она. – И где Король?
– Я с ними вообще-то не ездил, – ошарашенно заморгал тот длинными ресницами. – Я дома оставался. А они завтра приедут.
– Один дома, фильм пять, – пробормотала она растерянно. – Как же они тебя оставили?
– А что, мне три года, что ли? – неожиданно взъерепенился Серёга, как сердитый воробей. – Меня уже и одного оставить нельзя?
– Да нет, почему… – она тоже разозлилась на себя за своё невнятное мычание и раздражённо бросила: – Скучно же!
– Нет, совсем не скучно, – Серёга мотнул головой, потом застенчиво улыбнулся, поглядев ей прямо в глаза. – Страшно только… немного. Но я свет везде включу, музыку тоже включу, и телевизор… А когда песня приходит, то вообще ничего не замечаю.
– Ясно, – пробурчала она. – А как ты меня нашёл?
– Король же говорил, что ты здесь тренируешься, – охотно отозвался Серёга. – Ну, я и подумал, если постоять и подождать, то я тебя встречу рано или поздно.
– Или поздно, – машинально повторила она и даже покраснела от раздражения. Что за херня! – На хрена я тебе понадобилась?
Почему этот сопляк опять приводит её в такое смятение?!
– Я тебе песню сочинил… – несмело выдохнул Серёга.
– Чего?!
– Песню. Для тебя, – повторил он и добавил просительно: – Пойдём к нам, я тебе её спою.
Первой её мыслью было: «Ещё чего!»
А потом…
– Песню? Какую ещё песню? Мне?!
Жучка понимала, что так же, как он, хлопает ресницами и бессвязно лепечет, но ничего не могла с собой поделать.
– Пойдём тогда куда-нибудь ещё, – Серёга решительно взял её за руку. – К морю пойдём. Я хочу, чтоб ты послушала.
И она пошла.
Просто как заколдованная.
* * *
Берег был абсолютно пустым. Не июль, однако…
Зеленовато-серые волны с тихим плеском одна за другой набегали на гальку, оставляя на ней пену и водоросли. Как и сотню, и две сотни, и тысячу лет назад.
– Айвазовский где-то здесь Пушкина писал, – задумчиво проговорил Серёга, будто подслушав её мысли. – Прощай, свободная стихия! В последний раз передо мной ты катишь волны голубые и блещешь гордою красой…
Пиит!
Нарочито поморщившись, Жучка подошла ближе к полосе прибоя и, подобрав пару камушков, зашвырнула их в море. Вытерла руки о джинсы, поворачиваясь к парню:
– Ты меня что, сюда позвал Пушкина читать? Пушкина я вон в библиотеке возьму, если мне приспичит.
Серёга снова часто-часто заморгал, но не обиделся. Виновато улыбнулся и огляделся. И бурно обрадовался, увидев большой валун, рядом с которым валялась пара пустых пивных бутылок.
– Вот, садись! Садись!
Сам он опустился прямо на гальку, положил гитару на колени, провел пару раз по струнам, потом перехватил гриф.
И Жучка с замершим сердцем вдруг увидела, как меняется его полудетское лицо, заостряясь и взрослея. Он облизнул губы, снова провёл пальцами по струнам. Поглядел на неё внимательно и тряхнул головой.
– И лампа не горит,
И врут календари.
И если ты давно хотела что-то мне сказать –
То говори.
Любой обманчив звук,
Страшнее тишина,
Когда в самый разгар веселья падает из рук
Бокал вина.
И черный кабинет,
И ждет в стволе патрон,
Так тихо, что я слышу, как идет на глубине
Вагон метро.
На площади полки,
Темно в конце строки,
И в телефонной трубке, как и много лет спустя,
Одни гудки.
И где-то хлопнет дверь,
И дрогнут провода.
Привет! Мы будем счастливы теперь
И навсегда…
Привет! Мы будем счастливы теперь
И навсегда…
Он замолк. И только снова и снова перебирал струны, потом резко зажал их ладонью и вскинул светловолосую голову. Серые глаза взглянули вызывающе, устало, тревожно:
– Что?
Она не знала, что говорить. Она вообще не могла говорить.
Как тогда, в коридоре у его двери.
– Какой ещё патрон? – вымолвила она наконец.
Серёга растерянно моргнул, снова стремительно становясь тем, кем был – балованным, изнеженным, неуклюжим пацаном.
– И ждёт в стволе патрон… – мрачно процитировала она, сдвинув брови. – Это ещё откуда?
– Это… это же образ, – он прикусил губу и вдруг расплылся в счастливой улыбке: – Ты что, думаешь, что у нас дома… оружие есть? Ты испугалась, да? За меня испугалась? Что я…
– Ещё чего! – Продолжая хмуриться, она легко спрыгнула с валуна и деловито отряхнула джинсы. – Тоже мне, Маяковский…
– И это всё, что ты скажешь? – продолжая сидеть на гальке, разочарованно протянул Серёга дрогнувшим голосом. Вот-вот расплачется.
Ну, дитё…
Жучка внимательно взглянула в его расстроенное лицо и протянула руку:
– Пошли.
– Ку-куда пошли?
Он, впрочем, покорно вцепился в её протянутую ладонь и поднялся, тоже неловко отряхиваясь.
– Куда, куда… Познакомлю тебя тут кое с кем, – неопределённо отозвалась она. – Хватит в одиночестве песнячить. Пусть тебя люди услышат.
– Песнячить – хорошее какое слово, – неожиданно улыбнулся он, и вдруг замер, испуганно раскрыв глаза, как заяц, застигнутый врасплох охотником. – А меня не засмеют?
– Пусть только попробуют, – сурово пообещала Жучка.
* * *
Но они даже и не пробовали смеяться – ни Махно, ни остальные пацаны. Хотя сперва, конечно, переглянулись, – больше растерянно, чем насмешливо, – когда она за руку втащила Серёгу в гараж, а он робко сказал: «Привет», невольно пятясь обратно к дверям под их ошеломлёнными взглядами.
– Сядь! – прикрикнула Жучка, подталкивая его к ящикам. – Махно, это Серёга. Серёга, это Махно.
– Алиса, это пудинг… – невнятно пробормотал Серёга. – Махно – Нестор, что ли?
Жучка пропустила мимо ушей этот лепет и продолжала:
– У них есть группа в ДК, но нет хедлайнера. Спой им.
– Я – хедлайнер?! – в ужасе замотал головой Серёга, отчаянно прижимая гитару к груди, будто боясь, что сейчас её у него отнимут.
– Давай пой уже. Пой, что мне пел, – устало велела Жучка, отступая к дверям, чтоб этот малахольный не удрал с перепугу.
Но он не удрал.
И, когда отзвенел последний аккорд, Жучка победно обвела гордым взглядом растерянные лица парней.
…Пока они все бурно обсуждали грядущие великие перспективы, – Серёга только счастливо улыбался, поворачиваясь то к одному, то к другому, – и жалели, что ДК сейчас закрыт, Жучка молча читала Паланика у себя в телефоне. И только когда речь зашла о том, что надо бы обмыть явление хедлайнера, подняла голову:
– Так, Махно. Слушай сюда, и слушай внимательно. Или бухаем, или работаем. Что?
– Работаем, – вздохнул Махно, отводя глаза, чтоб не встречаться с её пронзительным взглядом.
То-то же.
Жучка смилостивилась и отвернулась.
* * *
Серёгу она проводила до самого особняка. Тот шёл молча, всё так же счастливо улыбаясь.
Особняк, конечно, был освещён от киля до клотика, и Жучка, не удержавшись, съехидничала:
– Твои разорятся за свет платить.
– Нет, ты что! – запротестовал Серёга серьёзно. – Не разорятся!
Ох ты ж Господи…
Жучка только головой покачала:
– Это шутка была такая, зайчик. Бамбарбия кергуду.
– Я не зайчик! – Серёга вдруг опять обиженно нахохлился. – Я всего на год тебя младше, почему ты со мной так?! Провожать пошла… Это я тебя должен провожать!
Ну вот что прикажете с ним делать?
– Я тебя на порядок старше, – отрезала она. – Знаешь, что такое порядок, поэт?
– Мама говорит, что я и порядок – две вещи несовместные, – засмеялся он, остывая так же мгновенно, как обиделся. – Мама говорит… – Он запнулся. – Но ты же не про такой порядок, да?
И тут она, не выдержав, сделала то, чего не надо было делать, но что ей хотелось сделать так, что аж руки чесались. Обняла его – крепко, чтобы почувствовать под толстым свитером его острые лопатки и выступающие рёбра, почувствовать, как часто и неровно он дышит, как пряди его растрёпанных волос щекочут ей щёки.
Отстранившись наконец, она прямо взглянула в его изумлённо округлившиеся глаза.
– И бухать с ними чтоб не смел никогда, понял? Выдеру!
– Я… я не пью… – забормотал Серёга, протестующе мотая головой. – Я не люблю… мне никакой допинг не нужен вообще…
– А, ну да, у тебя же твоя музыка есть, – кивнула она серьёзно, поворачиваясь, чтобы уйти, но тут он поймал её за руку.
Пальцы у него были на удивление сильные.
– Ты… поняла, да? Никто не понимает, даже Дюня! Мама однажды предложила мне тест на наркотики пройти…
– Чего-о?
– Ну, год назад… она решила… неважно. Я же странный, знаешь. Нет, правда. Ну я и прошёл, я же знал, что ничего такого… А ты сразу поняла!
Она выдернула руку.
– Что поняла? Что ты торчишь от своих песен и никакого ширева-порева тебе не требуется? Тоже мне, теорема Ферма… Ладно, скачи уже… зайчик.
И шагнула в темноту, не оборачиваясь.
* * *
Явление Короля народу произошло внезапно и бурно. Он позвонил – да не ей на мобилу, а сразу в их обшарпанную дверь.
Когда Жучка её распахнула, он, солнечно улыбаясь, сразу шагнул мимо неё в крохотную полутёмную прихожую.
– Эй! – чуть оправившись от изумления, она схватила его за плечо. – Я тебя не приглашала!
– А я сам себя пригласил! Привет, Королева! – смеясь, он подхватил её и закружил, натыкаясь на стены. – Я соскучился! Там одни гномы!
Звонарь. Соскучился он, видите ли!
– А этих… гномш… гномих там что, не было? – подозрительно прищурилась Жучка, отпихивая его и тоже невольно расплываясь в улыбке.
– Не-а. А ты что, ревнуешь?
– Да щас!
Она жадно его оглядывала, вдруг поняв, что тоже соскучилась, вдыхала его знакомый запах – терпкий и свежий. Король уже тянулся улыбающимися губами к её полураскрытым губам, когда её взгляд вдруг упал на подозрительно набитую сумку у него под ногами.
– Эй! Это что ещё за дела?
Присев, она дёрнул за «молнию». Ну конечно. Жратва. Шоколад, сервелат, сыр, икра, шампанское… Больше она смотреть не стала, рывком застегнула сумку и выпрямилась.
– Ну чего ты? – Король улыбался уже просительно. – Это же гостинцы… от гномов!
– Я тебе щас покажу гномов, – зловеще пообещала она. – Нищенку осчастливить решил, золотой мальчик? Забирай и уматывай!
– Ты не выёживайся зря, ясно? – вспыхнул и Король. – Какая ещё нищенка, чего ты комплексуешь на пустом месте?
– Комплексую, значит?
Вздёрнув подбородок, она решительно распахнула перед ним входную дверь.
И тут в прихожую выглянула, подслеповато щурясь, испуганная бабка:
– Варенька! Ты кого тут гонишь?
Король обернулся, растерявшись всего на секунду.
– Добрый вечер! – взяв морщинистую бабкину руку, он церемонно поднёс её к губам и чуть ли каблуками не прищёлкнул. Бабка ахнула и обомлела, уставившись на него во все глаза.
Кавалергард хуев. Позёр! Оба позёры, что старшенький, что младшенький…
Кипя от злости, Жучка с размаху захлопнула дверь. Она бы с удовольствием захлопнула её за собой с другой стороны, оставив Короля рассыпаться в любезностях перед бабкой, а бабку – солировать с душещипательными рассказами о сиротской внучкиной доле, но…
Но это было бы совершеннейшим детством.
Поэтому, стиснув зубы, она прошла на кухню и включила чайник.
– Ну что ты всё шипишь? – потихоньку сказал Король, осторожно обнимая Жучку за талию, пока бабка, ахая и охая, накрывала на стол. – Сейчас принято в гости со своими продуктами ходить – кризис же! Всемирный экономический, если что.
– Твой папа к Чубайсу в гости тоже со своей колбаской ходит? – съязвила Жучка, сунув локоть ему под рёбра – не сильно, но чувствительно, чтоб не зарывался уж слишком. – Ру-ки.
– Руки? Какие руки? Где руки? – захлопал он ресницами. – А, эти, что ли?.. Папа к Чубайсу в гости не ходит, между прочим.
– Детки, присаживайтесь! – бабка закончила организацию пиршества и выставила из-под стола табуретки.
Детки присели, и Жучка обречённо приготовилась выслушивать обычный бабкин репертуар, вертя в руках пульт от телевизора, чтобы, если уж совсем припрёт, врубить ящик погромче, и заодно отвлечь бабку каким-нибудь идиотским шоу.
Но та, подперев ладонью щёку, ничего не говорила, а только внимательно слушала Короля, разливающегося соловьём насчёт швейцарских красот и интересностей. Что-что, а говорить он умел.
Плевако!
– Ты после Гарварда небось в политику ударишься? Звездишь – как пишешь, – шёпотом поддела его Жучка, подцепляя кусок колбасы из его тарелки и водружая сверху сыр.
Ладно, обожрём буржуев…
Король и бровью не повёл, доливая шампанское в три ещё советских хрустальных бокала.
– А я вот нигде уже не побываю – разве что по телевизору погляжу, – пожаловалась раскрасневшаяся от шампанского бабка, поправляя платок. – Даже при Союзе никуда не ездила. Куда ехать-то – мы и так на Чёрном море! – Она захихикала, как девочка.
– Ангелина Семёновна, так вы здесь родились? – полюбопытствовал Король. – И в войну здесь были?
– И я, и родители мои здесь родились, – не сразу отозвалась бабка. – И в войну здесь была, эвакуироваться мы не успели. Мне тринадцать было, так я в госпитале за ранеными ухаживала. Немцы по три раза на дню бомбили, весь город с землёй сравняли, всё равно что Сталинград. Развалины одни стояли. Не приведи Боже… Горело всё, порт горел, нефтебаза. Людей прямо во дворах хоронили. Но не сдали город, нет, не сдали.
Она повела плечами, глядя куда-то вдаль, будто видя там себя – тринадцатилетней, круглощёкой, испуганной девчонкой.
– Матросика одного привезли, всего развороченного. Я ему: «Миленький, не умирай!» Куда там… Просил меня, маме, мол, напиши, сестрёнка. А сам и адреса не сказал, не успел. Умер. А мама, небось, всё ждала, ждала…
Бабка допила шампанское залпом, как водку.
– Раненых таскала когда, окопы копала, рвы – надорвалась я сильно. Думала, не рожу уже, не смогу. Да нет, родила, поздно, правда. Мариночку, дочку. А тут вон как получилось… Ну, на всё Господня воля.
– А какая у вас пенсия, Ангелина Семёновна? – тихо спросил Король. Он уже не улыбался, смотрел напряжённо, голубые глаза потемнели.
– Ой, сейчас хорошо стало, добавили, я так целых восемь тыщ получаю, – гордо похвасталась бабка, просияв. – Дай Бог здоровья Путину, Медведеву да губернатору нашему. И Вареньке добавили в этом году – по потере кормильца почти три тысячи уже выходит. Так что мы сейчас хорошо живём с Варенькой, грех жаловаться!
Жучка прикусила губу и поспешно встала:
– Ба, мы у меня в комнате посидим. Оставь всё, я после уберу.
* * *
Побывав в гостях у Короля, Жучка совершенно ясно знала, что он должен подумать о её клетушке. И напряглась, представляя, куда его пошлёт за один только пренебрежительный взгляд или небрежное слово.
Но Король вообще ничего не сказал. Поглядел на огромную карту мира на стене, прикрывавшую дешёвенькие обои, на самодельную шведскую стенку в углу, на книжные полки, набитые битком, на старый, но исправно гудевший комп. Присел на узкую жёсткую тахту. И пробормотал:
– Я по десятке за раз в клубе оставлял. И это ещё дёшево было. Считай, даром.
– Два мира – две судьбы, – ядовито фыркнула Жучка, вся подобравшись. – И к чему ты это?
Король не подымал глаз от пола, застеленного бабкиным тряпочным ковриком.
– Эй, алё, – Жучка подошла к нему и присела на корточки, осторожно заглядывая в его лицо. – Ты чего? Дюнь! – Она впервые назвала его этим детским именем, услышанным вчера от Серёги.
– Ничего, – он неловко откашлялся, запуская пальцы в её волосы. – Если б ты только позволила…
– Нет, – отрезала она, сразу вскакивая.
– Ты ж не знаешь даже, про что я, – он наконец заулыбался.
Жучка скрестила руки на груди:
– Про что бы то ни было! Нет, и всё.
– А поцеловать? – он ухмылялся уже откровенно. – Я соскучился, правда…
– Перебьёшься, – сузила она глаза. – Пока что.
* * *
Король перебивался долго. Уже начался февраль, совсем потеплело, и на городских клумбах рабочие в оранжевых робах аккуратно высадили разноцветные анютины глазки.
Жучка целыми днями пропадала на дополнительных занятиях и элективных курсах, мотивируя это тем, что надо готовиться к поступлению, а внешкольное общение с Королём ограничила виртуалом и смайликами в аське. И только вечерами пару раз в неделю она позволяла себе пробраться в ДК, где репетировала группа Махно.
Серёгина группа.
Получившая, кстати, совершенно идиотское название «Чеширские Коты». Жучка была свидетельницей мозгового штурма при этих крестинах и впервые с Нового года хохотала до колик. К счастью, названия «Финка Бычьего Цепня», «Эмбрион Мракобесия» и «Контуженный Рассол» были забракованы.
Серёга расцвёл. А при виде неё, казалось, уже готов был не просто расцвести, а заколоситься. Пустить корни и прорасти во все стороны.
Ей же самой при одном взгляде на него казалось, что в сердце у неё поселился крохотный пушистый зверёк. Который то нежно прикасается, гладит мягкой лапкой, то царапает и больно вгрызается.
Песец, короче.
Ей хотелось смеяться над этим во весь голос. Или реветь взахлёб, пропитывая слезами подушку. Но в последний раз она плакала, наверное, в первом классе, так часто с тех пор загоняя слёзы вглубь, что они смерзлись там в одну огромную твёрдую глыбу.
Иногда она боялась, что эта глыба задушит её.
Только песни, только Серёгины песни подтапливали этот лёд.
– Сколько лет прошло, всё о том же гудят провода
Всё того же ждут самолеты
Девочка с глазами из самого синего льда
Тает под огнем пулемета
Должен же растаять хоть кто-то
Скоро рассвет
Выхода нет
Ключ поверни – и полетели
Нужно вписать
В чью-то тетрадь
Кровью, как в метрополитене –
Выхода нет…
Она сидела на ступеньках у самой сцены, закрыв глаза, даже, когда песня уже отзвучала, а парни радостно галдели, довольные. И только по наступившей вдруг звенящей тишине поняла – что-то не так.
– Ты ж сказала, что пошла на дополнительные по физике, – голос Короля прозвучал над её головой не возмущённо, а устало.
– Соврала, – отрезала Жучка, мгновенно подымаясь и расправляя плечи.
Король стоял, засунув руки в карманы, и переводил непонятный взгляд с неё на Серёгу, потом опять на неё и на притихших парней. Усмехнулся вдруг:
– Выходит, вы не только впятером на одного умеете?
– А что, в ментовку пойдёшь? – оскалился Махно.
Жучка открыла было рот, но тут обрёл дар речи Серёга:
– Дюнь! Ты нас как нашёл? Ты не сердись, я просто боялся тебе сказать, ты же думаешь, что это глупости всё… Ты только не уходи, мы щас ещё одну песню…
Он попытался спуститься со сцены, запутался в проводах, споткнулся и кувыркнулся вниз, чуть не сбив Короля с ног. Тот, ругнувшись себе под нос, подхватил брата за локоть:
– Не егози, Серый, я не уйду.
– Ты давно здесь? Ты слушал? Как тебе? – Серёга взволнованно шмыгнул носом и машинально утёр его рукавом.
– Это… – Король помедлил. – Это круто.
– Правда? – Серёга просиял.
Стоя в стороне, Жучка молча смотрела на братцев Королёвых, чувствуя, как прогрызает сердце проклятый зверёк, и понимала, что надо бежать.
Бежать без оглядки.
Спасаться, пока не поздно.
Ещё не поздно…
– Варь, ты тоже не уходи, – Серёга тревожно оглянулся на неё, вновь будто подслушав её мысли. – Ладно? Мы ещё по одной…
Ага, накатим по второй…
Она только тяжело вздохнула.
– Ладно.
И осталась стоять у сцены. Король не подошёл к ней, держась поодаль, но она всем телом чувствовала его пристальный взгляд.
Когда репетиция закончилась, и ребята помогали звукачу собирать аппаратуру, Жучка вновь повернулась к выходу.
И опять не успела.
– Ты куда это? – с обманчивым спокойствием осведомился Король.
– Ты не уходи только, – одновременно с ним выпалил Серёга, – а то нас мама домой не пустит, а при тебе она постесняется, а потом она его полюбит!
Жучка уже собиралась поинтересоваться, что за херню порет будущая рок-звезда, когда Серёга, нырнув за кулисы, торжественно вынес оттуда мохнатый тёмный комок.
– Вот! Я нашёл в подвале!
Комок потянулся, раскрыл розовую пастишку и тонко тявкнул.
Серёга засмеялся.
– Серый, ты болен, – заулыбался наконец Король. – Мама нас не выгонит, она нас просто убьёт. Медленно и печально.
– Не-а, – уверенно заявил Серёга. – Не убьёт. Говорю же, она его полюбит. Я его назову… мы его назовём… Варь, как мы его назовём?
– Песец, – мрачно предложила Жучка.
* * *
Ольга Васильевна никого медленно и печально убивать не стала. Быстро и весело, впрочем, тоже. Она только поглядела почему-то сперва на Жучку, потом на Короля, потом на Серёгу и, наконец, на Песца, которому это имя пришлось впору. Как влитое.
Она присела на корточки и почесала розовое пузо, которое Песец с готовностью выставил, брякнувшись на спину. А, присмотревшись к найдёнышу, покачала головой
– Серёжа, его надо хорошенько вымыть и вывести блох. Но сперва нам всем пора поужинать. Мойте руки и к столу.
Жучка уже знала, что отнекиваться бесполезно.
Ольга Васильевна со светской непринуждённостью разливала чай. Щенок весело чавкал, уткнувшись мордой в миску – хвостик его ходил ходуном из стороны в сторону. Король и Серёга строили предположения, какие породы участвовали в создании Песца, и тоже веселились вовсю. Только Жучке кусок не лез в горло. Она просто не могла глядеть на братьев и смотрела то на щенка, то в свою тарелку. Ещё немного, ещё десять минут, и можно будет слинять. А от Короля она как-нибудь отделается...
Наконец Жучка облегчённо отодвинула стул и встала:
– Спасибо. Я пойду. А то поздно уже.
Ольга Васильевна одним взглядом остановила рванувшегося было с места Короля:
– Мальчики, вы сейчас займётесь своей собакой. Андрюша, помоги брату, а то в ванной будет всемирный потоп. И проследи, чтобы он не завернул это сокровище в папин любимый халат. Папа и так будет весьма… удивлён, когда вернётся из Москвы.
Серёга надулся, Король неохотно кивнул.
Жучка потихоньку двинулась к двери.
Но сегодня ей катастрофически не везло.
– Варя, мне бы хотелось, чтобы вы проконсультировали меня по одному вопросу. Вы не задержитесь на минутку?
А вас, Штирлиц, я попрошу остаться.
У неё противно ёкнуло под ложечкой, и враз пересохли губы. Чёрт, ну почему, почему она так робеет перед этой высокой тонкой женщиной со строгим взглядом задумчивых, серых, как у Серёги, глаз?
Не оборачиваясь, Ольга Васильевна стала подниматься по лестнице, ведущей в комнаты. Направляясь за ней, Жучка поймала тревожный взгляд Короля и вскинула голову.
Она никогда не уклонялась от боя, не побежит и сейчас.
Ей внезапно вспомнился тёмный грязный проулок, в котором она стояла, намертво зажав в кулаке осколок бутылки с острыми краями – одна против троих. Ей тогда было тринадцать.
А вот выстояла бы там маменька Короля?
Глядя на её прямую узкую спину, Жучка понимала – да, выстояла бы.
– Это мой кабинет, – пояснила Ольга Васильевна, пропуская её в комнату, небольшую, но с огромным, во всю стену, окном, за которым сверкали огни порта. Ещё здесь было много цветов, компьютер и кресло-качалка. – Я здесь работаю и отдыхаю.
– Вы ведь не в одиночку занимаетесь этим домом? – бросила вдруг Жучка, засунув большие пальцы в карманы джинсов.
Ольга Васильевна чуть приподняла тонкие брови:
– Нет, конечно. К нам несколько раз в неделю приходит очень хорошая женщина, Наталья Алексеевна, и помогает мне убирать и готовить. Собственно, она присматривала и за Серёжей, когда мы были в Европе. Его же нельзя оставлять одного.
О, это Жучка очень хорошо понимала!
– А почему вы не взяли его с собой? – вызывающе спросила она.
Женщина чуть помедлила с ответом:
– Присядьте, Варя… Он не захотел, знаете ли.
– А почему он не захотел? – Жучка глубоко вздохнула. Присаживаться она не собиралась. – Почему вы заставили его проверяться на наркотики? Разве вы не видите, какой он?!
– Вижу. – Голос женщины был совершенно спокоен, но Жучка успела заметить, как та чуть подалась назад, словно от удара. – Это не мне было нужно. Это предложил директор его школы, там, в Москве. У них... не сложились отношения. Мне была невыносима мысль, что моего сына беспричинно обвинят, и я предложила ему, – а не заставила, как вы думаете.. пройти тест в специальном медучреждении. Он согласился, только чтобы меня успокоить . А я своему сыну верю. Что же касается того, почему он захотел остаться… – Она прошлась по комнате, задумчиво трогая тонкими пальцами многочисленные цветы в разнообразных горшочках. – Он, видите ли, интроверт, и ему больше хочется быть наедине с собою и своим творчеством, чем на светских тусовках, вот и всё.
– Я знаю, что такое интроверт, – буркнула Жучка. – Но он был очень одинок, пока…
– Пока вы не ввели его в очень интересную компанию, – Ольга Васильевна усмехнулась краешком губ.
– Так вас это волнует? Его компания? Я за ним присматриваю, если что. И они… они его уважают и не станут…
Взмахом руки женщина прервала её.
– Извините, Варя, в данном случае меня волнует не то, что он связался с неподходящими людьми. Он и правда сейчас так счастлив, насколько это для него возможно. – Она снова прошлась по комнате. – Меня в данном случае волнуете вы, точнее, ваше отношение к нему. И к Андрею.
Жучка задохнулась. Как будто на ринге пропустила удар в грудь.
– Не беспокойтесь, больше никто этого не видит, – продолжала Ольга Васильевна. – Даже они. Я вижу… потому, что это мои сыновья, и я не хочу, чтобы им было больно. А вы можете сделать им очень больно… не одному, так другому.
В голове было пусто – до звона. Нужно было ответить, но что? Что?!
– Вы… хороший выбор, Варя. Вы стойкая, сильная, целеустремлённая… красивая, наконец. – Женщина вздохнула. – Вы могли бы много раз утонуть, но вы выбрались. Мы собрали данные о вас и о вашей семье.
– Какие ещё… данные?! – выдохнула Жучка. Злость помогла ей справиться со смятением. – Да какое право вы…
– Это мои сыновья, – с нажимом повторила Ольга Васильевна. – Я ещё раз говорю – вы хороший выбор. Но ведь вы сами ещё… не выбрали. Простите, но я обязана спросить – вы предохраняетесь?
Борясь с желанием вылететь вон или разнести вдребезги всё в этой красивой комнате, превратившейся в ловушку, Жучка встала у окна, невидяще глядя вниз, на огни порта, на маяк, на светлеющее вдали море. Потом резко обернулась:
– Я не сплю ни с одним из них. А если буду спать – буду предохраняться.
– Если? – переспросила Ольга Васильевна и, не дождавшись ответа, продолжала: – У Андрея было много девушек, а у Серёжи – только одна…
– А у меня – ни одной! – Жучка вызывающе выпрямилась. – Я не хочу больше это обсуждать. Я могу идти?
– Конечно, – Ольга Васильевна отступила в сторону, пропуская её к двери. – Спасибо вам, Варя. За честность.
Криво усмехнувшись, Жучка промолчала. В висках стучала кровь, дыхание сбивалось.
Как на ринге.
Королёвы, два брата-акробата, нервно мялись в коридоре у окна.
– Мама! – выпалил Серёга, едва дверь открылась, и ринулся к ним. – Варя не виновата!
Это ещё что?!
– Я сам нашёл щенка! Это не она, это я! Ты её за это ругала?
– Убей меня Бог из рогатки… – пробормотала Жучка.
– Твой… Песец здесь совсем ни при чём, – устало вздохнула Ольга Васильевна. – Кстати, посмотри-ка лучше вот сюда.
На бежевом ковровом покрытии красовалась лужа, а Песец радостно вилял хвостиком.
– Я уберу! – подхватив щенка под мышку, Серёга загрохотал вниз по лестнице. – Щас!
– Я пойду. До свидания, – ровно сказала Жучка.
И Король, конечно же, направился следом за ней.
* * *
– Что тебе мама сказала?
– Что у тебя было много девушек.
– А ты?
– Что у меня ни одной не было. Не угорай, а то двину по яйцам.
– А ещё что она сказала?
– Ещё она не хочет стать бабкой раньше времени. Ну? Чего ж ты не угораешь больше? Веселуха же!
– Ну ты ей сказала, что у нас c тобой есть самое лучшее средство от СПИДа – спи один называется?
– А тебе что, приспичило совсем? Не терпится?
– Приспичило. А тебе что – нет?
– Нет.
– Гонишь!
– Коне-ечно… ты ж у нас великий и могучий, тебе все девки сразу дают, а тут какая-то колхозница выделывается! Ты в навозе стоишь, гоп-стоп-дубай, юбка с разрезом, ты корову доишь, гоп-стоп-дубай, за хвост облезлый…
– Слушай, ты что, всё своего Цыгана никак забыть не можешь?
– Он-то тут при чём?
– Тогда кто при чём? Махно, что ли?
– Вали уже домой, а? Заебал.
– Кто? Я? Я заебал? Да я и не начинал!
– Мне твоя мама запретила с тобой трахаться. От этого дети бывают. Отвали, Король.
– Да что ты?
Он неожиданно толкнул её на скамейку под облетевшим платаном, крепко прижав плечом к холодным доскам, запустив руки ей под куртку и жадно целуя. Она дёрнулась было, но потом откинула голову на спинку скамьи, бездумно глядя в просторное небо меж корявых ветвей, позволяя его ладоням торопливо блуждать по своей груди, пока не затрещали, отскакивая, пуговицы на рубашке.
– Эй! – негодующе выдохнула она, вырываясь из поцелуя.
– Подожди-и… – со стоном бормотнул Король, снова ненасытно зажимая губами её рот. Теперь его пальцы нетерпеливо теребили «молнию» на её джинсах.
А… не всё ли равно… пускай… пускай…
Пускай хоть ненадолго затихнет чёртов зверёк, грызущий сердце.
Но если так… она же никогда уже не сможет, она никогда…
Мысли отчаянно рвались, путались… а тело само собой блаженно льнуло к горячим ладоням, ласкающим её так грубо, так нежно…
Она зажмурилась.
Выехавшая из проулка машина вдруг осветила их фарами и остановилась. Хлопнула дверца.
– Молодые люди! Ваши документы?
Через секунду Жучка уже волокла обалдевшего Короля через весь двор к железной лестнице, соединявшей эту и соседнюю улицы – в городе, расположенном среди гор, такие лесенки были делом обычным. Им ещё что-то кричали вслед, но слов было не разобрать – грохот каблуков по ступенькам заглушил всё.
– Это что, менты? – выпалил Король, когда они, задыхаясь, наконец остановились. – Чего они?..
– Закон… пятнадцать тридцать девять… – Жучка, согнувшись, уперлась руками в колени, чтобы побыстрее выровнять дыхание.
– Чего?
– Чего-чего… Несовершеннолетним запрещено появляться на улице после двадцати двух ноль-ноль без сопровождения родителей или лиц, их заменяющих, чего… Не знал, что ли?
– Херасе…
Жучка фыркнула:
– Вот тебе и херасе. Ходи дворами, в центре не обжимайся, и будет тебе счастье.
Она шагнула было вперёд, но Король решительно придержал её за плечо:
– Ещё хочу… счастья.
Глаза его шало блестели, он провёл языком по припухшим губам.
– Мы уже пришли, – усмехнулась Жучка. – Это мой двор. И мой подъезд. Не узнал? – Она прыснула, увидев, как разочарованно вытянулась его физиономия. – Так что спи спокойно, дорогой товарищ.
– Динамишь меня, Королева?
– Что, не нравится? Терпи, силу воли вырабатывай. Пригодится!
Он дёрнулся было за ней, но Жучка, увернувшись, влетела в подъезд и торопливо захлопнула за собою дверь с кодовым замком, привалившись к ней спиной.
Она ещё беззвучно смеялась, слыша его свирепое тихое чертыханье и удаляющиеся шаги, но внезапно смех перешёл во всхлип.
Ещё чего!
Она оттолкнулась от двери и стала медленно подыматься по лестнице.
«Где-то мы расстались – не помню, в каких городах,
Словно это было в похмелье,
Через мои песни идут, идут поезда,
Исчезая в темном тоннеле.
Лишь бы мы проснулись в одной постели…
Скоро рассвет,
Выхода нет,
Ключ поверни – и полетели.
Нужно вписать
В чью-то тетрадь
Кровью, как в метрополитене:
Выхода нет…
-
-
21.12.2011 в 01:27Теперь она каждый раз спешила в спортшколу, как на праздник.
Разминка, и тренировочный бой, и ещё один, и в душ, и тело воет, а из головы наконец вылетает всё лишнее.
Короля бы сюда.
Ну не прямо сюда…
Жучка сумрачно ухмыльнулась, ероша сырые волосы и небрежно швыряя полотенце на скамейку в душевой.
Она снова уже неделю отнекивалась от встреч с Королём после школы, ссылаясь то на одно, то на другое, пользуясь тем, что и у него день был занят под завязку – гимназия есть гимназия.
И на репетиции «Чеширских Котов» в ДК она больше не ходила
Хорош.
Пора завязывать.
…Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своём: довольно для каждого дня своей заботы…
Она как-то заглянула в бабкино Евангелие, аккуратно обёрнутое в старую обложку от её учебника, и прочла всё в один присест.
Левий Матфей был реально крут.
Ну, после самого Иисуса, ясное дело.
Остальные Евангелия были довольно-таки слюнявы, но это…
Когда-то в Сети она нашла очередной дурацкий тест, в котором её зацепил один вопрос: «С кем из реально живущих или уже умерших личностей вы хотели бы поговорить?»
Если уж ей не суждено было поговорить с отцом и матерью, она бы хотела поговорить с Левием Матфеем.
Чтоб большая ладонь на макушке, чтоб тёплое плечо под мокрой щекой, чтоб успокаивающие слова, которых толком не разобрать сквозь собственные всхлипы и сопли, только знать, что тебя понимают и жалеют…
Дожилась ты, чува.
Снова мрачно усмехнувшись, Жучка подхватила с вешалки сумку и куртку.
Дaёпжежтвоюжмaть…
На крыльце спортшколы опять мялся Серёга. На сей раз без гитары, зато с Песцом у ног. При виде неё Песец завилял хвостом, а Серёга… тоже практически завилял.
Серые глазищи просияли.
Жучка глубоко вдохнула свежий вечерний воздух. Ветер дул с гор – к морю.
– Ты перестала к нам ходить! И домой, и песни слушать, – не утруждаясь приветствием, торопливо выпалил Серёга, глядя теперь укоризненно. – Я так не могу, понятно?
– Чего ты там ещё не можешь? – сипло проронила она, едва шевеля губами.
– Мне плохо без тебя, – просто сказал он, и у неё подкосились ноги. – Песни плохо приходят. И Песец скучает.
Она только беспомощно покачала головой и наконец пробормотала:
– Мне некогда. Извини.
– Ты с Дюней, что ли, поругалась? Или на маму обиделась? Мама сказала, что вы просто разговаривали, и что она тебя уважает!
– Отстань, а? – буркнула Жучка, пытаясь хотя бы не глядеть на него. – Говорю же – некогда мне, ясно?
– Если ты не будешь приходить, – вспыхнул вдруг Серёга – неожиданно, как всегда, – я… я… я тогда буду с пацанами бухать! Для вдохновения!
– Попробуй только! – грозно начала она и осеклась, увидев, как он расплывается в торжествующей улыбке.
Вот засранец!
Схватить за шиворот, сгрести в охапку, тряхануть, как щенка, чтоб язык прикусил, и вжать в перила изо всех сил, и…
Вместо этого она подхватила радостно взвизгнувшего Песца, который, ликуя, лизнул её прямо в губы.
– Тьфу ты! – сморщилась она, поспешно утираясь тыльной стороной ладони. – Королевская собака, сразу видно!
– Молодец, понимает, где самое вкусное… – ленивый голос сзади заставляет её вздрогнуть и выпрямиться.
Ну, конечно…
– Да отстаньте вы уже от меня! – бросила она через плечо, стремглав слетая с крыльца и оставляя обоих братцев Королёвых и королевскую собаку обескуражено таращиться вслед.
…довольно для каждого дня своей заботы…
И она позаботится о себе сама. Как всегда.
* * *
С мартовских сборов в Перми Жучка вернулась, чувствуя, что заболевает. Хрен знает, что это была за фигня, может, какой-то скоротечный вирус, но из вагона она вывалилась уже с температурой, её даже подтрясывало слегка. Тренер Палыч только головой покачал и велел отлежаться.
Бабки дома не оказалось. В этом году 8 марта пришлось на субботу, а в такие дни народных гуляний она любила с ночёвкой завеяться к лучшей подруге Зиночке, жившей в пригородном посёлке – чтобы без помех, всласть насмотреться праздничных концертов и «Аншлагов», пообсуждать сериалы и внуков, поделиться народными рецептами лечения всяких хворей, аккуратно вырезанными из газет… в общем, по-старушечьи оттопыриться.
С Зиночкой они дружили добрых пятьдесят лет, уму непостижимо просто.
Бабка всегда сокрушалась, что у внучки не было подружек, а лишь друзья-пацаны. Как же так, ведь только подруга может понять, подсказать и помочь.
Жучка всегда считала девчонок глупыми клушами и рёвами. Толку от них…
Она порылась в бабкиной аптечке, пропахшей корвалолом. Нашла залежалыйся аспирин и выпила пару таблеток. Есть ей не хотелось. Голова болела и кружилась, ей качало. Помыться с дороги, и спать, спать…
Упав на диван, не расстилая постели, прямо в старом любимом халатике, она начала проваливаться в тяжёлый вязкий сон. И, даже услышав звонок в дверь, решила сперва, что это тоже – во сне.
* * *
Король ещё раз нетерпеливо нажал на кнопку. Она же дома, точно, пацаны из спортшколы сказали. Он не стал звонить ей на мобильник, предчувствуя, что его опять отошьют. Завернул только по дороге в цветочный магазин.
Ну же!
Быстрые шаги, дверь распахнулась, и Король обомлел.
Он впервые увидел её не в джинсах.
И мешковатая боксёрская форма тоже была не в счёт.
Желтый, изрядно полинявший, совсем детский халатик был ей тесен и короток, туго обтягивая грудь, а голые стройные ноги под ним были… бесконечными.
Он забыл, как надо дышать.
– Чего припёрся на ночь глядя? – буркнула она хрипловато. – Сплю я. Болею, блин, не до тебя.
Ну да. Не до него. Как всегда.
Первая связная мысль больно уколола, но он, всё равно улыбнувшись, вытащил из-за спины два букета.
Розы, – белые, жёлтые, алые, – весело вспыхнули в полумраке прихожей.
– С прошедшим тебя! Любви тебе, Королева! Моей.
– Трепло, – нисколько не смягчившись, а, кажется, ещё больше разозлившись, бросила она. – Ненавижу и праздник этот дурацкий, и цветуёчки всякие. Нашёл тоже мне… да-аму.
Ну и вот, ну и что теперь?
– А Ангелина Семёновна где?
– В гостях. Тоже празднует. Так что сегодня тебе ручек не целовать, Арамис несчастный…
Она небрежно сгребла у него оба букета, не обращая внимания на шипы.
– Ты как эти розы, – неожиданно для себя пробормотал Король. – Красивая… и колешься. До крови.
– Ага, гони, гони… – проворчала она. – У нас и вазы-то нет. А, вот сюда можно.
Букеты перекочевали в две трёхлитровые банки из-под бабушкиных солений.
– В комнату к себе поставь хоть, – машинально сказал Король, не отрывая от неё взгляда и понимая, что пропал.
Совсем пропал.
Хоть бы раз…
Хоть бы один раз…
Только один…
Чтоб она поняла наконец…
Кровь грохотала в висках, неистово пульсировала в паху.
Король сцепил руки за спиной и стиснул зубы – до хруста.
– Вот ещё, вонять будут у меня под носом, – она, тем не менее, взяла один букет и направилась с ним в комнату. Король неотступно шёл следом, задыхаясь от аромата цветов и её тела. Все чувства его обострились, как у зверя. – Ну вот, и куда их? Припёр, постарался… Старатель… Ну ладно, сюда, что ли…
Она пристроила букет на подоконнике, шагнула назад, натолкнувшись на него спиной, и он автоматически обхватил её за плечи.
– Чего ещё…
Она не успела ни закончить фразы, ни повернуться.
Почувствовав её жаркое, крепкое тело у себя в руках, Король враз растерял все остатки самообладания, мгновенно одурев.
Будто залпом выпил стакан водки.
– Тихо, тихо, тихо... – бессвязно зашептал он ей в затылок, стискивая её руки мёртвой хваткой. – Ты же моя… моя… Королева…
– Спятил?! – бешено выкрикнула она, пытаясь вырваться.
Спятил, да.
Совсем спятил.
Толкнув её на диван, он навалился сзади, придавив всем весом, вминая её голову в подушку, выкрутив и стиснув одной рукой запястья, коленями прижав её раздвинутые ноги к дивану. Халатик задрался до лопаток, обнажив гладкую гибкую спину. Она билась и рычала, но ни дотянуться до него зубами, ни вырвать руки не могла.
Какая же она горячая…
Королева, Королева…
Её сердце отчаянно заколотилось прямо в его ладони, когда он торопливо смял в горсти её голую грудь.
Боже, да за это и сдохнуть не жалко…
– Я ж убью тебя! – выдохнула она, будто услышав. – Я ж тебя… не прощу…
– Плевать… плевать… – бессвязно отозвался он, запуская пальцы под её простенькие трусики и сдёргивая их одним рывком. – Тебе хорошо будет… не пожалеешь… ещё захочешь… сама... честное слово… подожди… сейчас…
Звякнула пряжка ремня.
Она вдруг обмякла в его руках, тяжело обвиснув, и он замер тоже.
Она вся горела, просто обжигая его.
…Болею, блин, не до тебя…
Дрогнув, он на секунду ослабил хватку, и этого ей хватило, чтобы очнуться.
Ещё секунда – и он грохнулся на пол, зажмурившись крепко и обречённо.
Убьёт или только кастрирует?
Или сначала кастрирует, а потом убьёт?..
Тишина, только её частое неровное дыхание.
Король осторожно приоткрыл глаза. Она стояла у окна, судорожно вцепившись в халатик, порванный на груди. Глаза – в пол-лица – лихорадочно блестели.
– Проваливай, – прошептала она запекшимися губами. – Ну?!
– Может, хоть шестьдесят девять тогда? – нагло и отчаянно оскалился он – помирать, так с музыкой, терять уже было нечего, всё разом ухнуло в пропасть. – А, Ко-ро-ле-ва?
Бешено полыхнув глазами, она схватила с подоконника банку с букетом, и он еле успел увернуться, но всё-таки увернулся.
Банка ударилась об косяк, вода, стекло и розы брызнули в разные стороны.
Уже на лестнице он начал смеяться, потом смех этот сменился кашлем, а, остановившись в пустом тёмном дворе под платаном, он понял, что плачет.
С силой потёр ладонями лицо и уткнулся лбом в шершавый твёрдый ствол.
Всё.
-
-
21.12.2011 в 01:27Бабка, вернувшаяся наутро, конечно, раскудахталась, предлагая вызвать врача, а когда Жучка наотрез отказалась, подступила к ней с мёдом, лимоном, содой и набитыми горчицей носками.
Жучка мрачно вытерпела разнообразные пытки.
Она не знала, как объяснить бабке кровоподтёки на руках и ногах, но та, привыкшая уже к травмам, которые внучка приносит с ринга, ничего не спросила.
Этот удар уложил Жучку так, как на ринге не укладывал ни один.
Нокаут.
Она провалялась весь день, бездумно уставившись в потолок, покорно глотая бабкины снадобья и время от времен проваливаясь в глубокий сон без сновидений.
Наутро она решила, что хватит пиздостраданий, и побрела в душ, попросив бабку перестелить ей постель и проветрить комнату.
Чёртов халатик отправился в мусорное ведро, а она, натянув футболку и шорты, опять без сил свалилась на свой диван, вяло подумывая, не поискать ли какую-нибудь книжку в груде своего детского старья.
Она любила перечитывать те книги, которые проглотила ещё в первом классе. Соловьёвскую «Повесть о Ходже Насреддине», например. Или «Дорога уходит в даль». Или «Тома Сойера»…
О! Точно! Как тётя Полли лечила Тома Сойера, вот самое то.
Когда раздался звонок в дверь, она только отчаянно крикнула: «Ба, никого не пускай!» и заскрипела зубами, услышав невнятные голоса в прихожей.
Потом кто-то осторожно постучал в дверь её комнаты.
Если это Король с корзиной роз, то живым он уже не уйдёт.
А розы она запихает ему в задницу.
Но это был не Король.
– Если вы не хотите меня видеть, Варя, я уйду, – тихо сказала Ольга Васильевна.
Жучка не хотела. Но…
– Войдите, – кашлянув, сипло отозвалась она.
Та вошла, и, остановившись возле дивана, нерешительно огляделась в поисках стула.
Жучка следила за нею из-под полуприкрытых век, не собираясь ей помогать.
Откинув простыню, женщина наконец примостилась на краю дивана и тихо спросила:
– Как вы?
Вести светскую беседу Жучка тоже не собиралась.
– Отлично! Завтра пойду в гимназию. Вас интересует, не подам ли я заяву в ментовку? Не подам, не волнуйтесь.
– Как вы догадались, что я всё знаю? – спросила Ольга Васильевна, глядя на свои изящно наманикюренные пальцы с парой тонких колец.
– Вы бы иначе не пришли! – зло выкрикнула Жучка. – Забеспокоились за сыночка, вот и явились! Просить за него будете или подкупать?
– Если вы хотите обратиться в милицию, то это правильное решение. Я вас отговаривать не собираюсь.
– Что? – Жучка растерянно моргнула, не веря своим ушам.
– Я пришла извиниться перед вами, Варя, – тихо сказала Ольга Васильевна и прямо посмотрела ей в глаза. – Я плохо воспитала своего сына. Простите меня. Простите нас, если можете.
Жучка судорожно сглотнула.
Не дождавшись ответа, женщина продолжала:
– Он говорил, что… ничего не успел с вами сделать. Это правда?
– Правда, – прохрипела она, криво усмехнувшись. – Пожалел. Завис. А у меня хорошая реакция.
– Пожалел, значит… – повторила Ольга Васильевна, снова переводя взгляд на свои руки.
– Как вы узнали, что… – Жучка закашлялась, и женщина, оглядевшись, протянула ей стакан с остывшим чаем, стоявший на столе.
– Мне позвонил директор гимназии и сообщил, что Андрей приходил забрать документы. Ему их, конечно, не отдали. Его вчера не было целый день… ни дома, ни в школе… но вечером он всё-таки пришёл домой. Мы поговорили, и он рассказал… как обошёлся с вами.
– Я дура, – выпалила вдруг Жучка. – Нельзя было ему открывать, да ещё и в этом халате… – и пояснила под её недоумённым взглядом: – Выбросила халат. Я температурила, не соображала толком. А мужики – они ведь не всегда за себя отвечают.
– Мужчина всегда отвечает за себя и за тех, кого он защищает, на то он и мужчина, – спокойно возразила Ольга Васильевна. – И я надеялась, что Андрей когда-нибудь станет именно таким. А Серёжа – никогда. Он чуткий, ранимый и талантливый мальчик… но он навсегда останется мальчиком. Его всегда надо будет опекать. Нянчить. И он не любит ничего и никого, кроме своих песен.
Жучка открыла рот, чтобы возразить, но Ольга Васильевна только покачала головой:
– Вы же знаете, что я права.
– Да… – прохрипела она, закрывая глаза и откидываясь на подушку. Прохладные тонкие пальцы коснулись её руки.
– А вот Андрей любит вас. Поверьте, я это знаю. Вы для него не просто красивая игрушка, интересная и яркая… не просто достойный противник. Хотя и это тоже есть, конечно. Но вы ему очень дороги, Варя. Может быть, дороже всего на свете.
Жучка молчала, по-прежнему не открывая глаз, боясь, что слёзы, от которых саднило в горле, прорвутся наружу, и она уже не сможет их остановить.
– Он получил свой урок… не знаю, выучил ли, но надеюсь на это, – проговорила Ольга Васильевна почти шёпотом. – Если вы сможете, то… пожалуйста, простите его.
– Как?! – выкрикнула Жучка, рывком садясь на постели. Голова закружилась, и Ольга Васильевна быстро придержала её за плечо. – Я его… придушу, когда увижу!
– Душить – это лишнее, – сказала женщина серьёзно. – Набейте ему морду, вы же умеете.
Жучка только захлопала глазами, потеряв дар речи.
– Он, впрочем, уже получил по морде – от меня, но я это умею плохо, – невозмутимо продолжала Ольга Васильевна. – Я не профессионал.
Жучка уткнулась лбом в свои колени и засмеялась, уже не обращая внимания на слёзы, заструившиеся по щекам, наконец-то чувствуя, как медленно тает замёрзшая внутри ледяная твёрдая глыба.
Тает, вытекая вместе со слезами.
Лёгкая рука легла ей на макушку, приглаживая растрёпанные вихры:
– Вы не заметили, Варя, но у вас за дверью валяются осколки стекла. Я уберу, пока вы на них не наступили. И ещё я там принесла клюкву, а Ангелина Семёновна обещала сделать клюквенный морс. Это очень полезно. И вкусно.
Жучка только обессилено мотнула головой.
– Отдыхайте. И не торопитесь в гимназию. Никуда она не убежит…. Мы с Ангелиной Семёновной попьём чаю на кухне. До свидания.
Дверь тихо закрылась.
– До свидания… – пробормотала Жучка, сворачиваясь калачиком под одеялом.
Она подумает обо всём этом потом.
Потом, потом….
…Вы ему очень дороги…
…Дороже всего на свете…
* * *
Ещё через три дня, – Жучке казалось, что прошло три недели, как минимум, – она поняла, что пора.
Была суббота. И в три часа Серёгина группа давала свой первый концерт в ДК. На местных сайтах висели объявы.
Ключ поверни – и полетели…
Жучка сильно похудела за время болезни – глаза в зеркале стали ещё больше, лицо заострилось, и резко проступили скулы. А волосы как-то быстро отросли, превратившись в шапку коротких кудрей, чего она им раньше не позволяла.
Привет, незнакомка.
Пусть тебя не узнают.
Поразмышляв немного, она раскрыла томик Куприна, где держала заначку на чёрный день.
Чёрный он будет или какой – там посмотрим.
Держи удар, будь собой, а план война подскажет.
Жучка наконец подключила мобильник, мёртво провалявшийся в сумке все эти дни, спокойно стёрла сообщения и информацию о непринятых вызовах.
Гори огнём.
Она нашла номер, взятый когда-то у Короля.
– Серёга… Ну, я. Ну и чего ты орёшь? Болела просто. Да всё пучком. Приду, куда ж я денусь, надо ж посмотреть, как тебя будут на тряпочки рвать… На сувениры. Да, опять бамбарбия кергуду… А Король придёт? Обещал? Ясно. Тогда пока.
Пока-пока-покачивая перьями на шляпах…
Что ж, мушкетёры короля, оружие – к бою!
Она раскрыла эйвоновский каталог, который ей всучила какая-то девчонка в универсаме ещё до этих чёртовых праздников. Телефон вашего консультанта… ага, вот.
– …А если я куплю у вас эту самую большую вашу палитру, палетку… вы мне покажете, как правильно краситься?
…Твоюжежмать, сколько всякого барахла в этих сраных бутиках! И какой нормальный человек захочет болтаться здесь часами и выбирать?!
Жучка решительно подошла к скучающей блондинистой продавщице, немедленно принявшей охотничью стойку:
– Здрасте, девушка. Я хочу сменить имидж. Цены ваши вижу. А вы видите меня. Подскажите что-нибудь. Пожалуйста.
…Бежевые сапоги чуть ниже колена, бежевая юбка в складку – чуть выше, и ветер ещё задирает подол, обнажая полоску чулка, и песочная блузка полурасстёгнута, и алый топ под нею, и белый жакет-болеро сверху.
Болеро, куды деваться! Равель нервно курит под лестницей.
– …Ну вот, – довольно сказала эйвоновская консультантша, Маргарита Викторовна, уверенно коснувшись пальцами её подбородка. – Так вы никогда раньше не красились?
– Синяки только замазывала, – пожала плечами Жучка и прыснула, увидев, как округляются глаза консультантши.
Я иду Арбатом к мужикам в гараж, у меня под глазом перманентный бланш, а моя наколка – ветер и броня, не видала в жизни толку – полюби меня!
Она, прищурясь, глянула сверху в бесконечную сияющую морскую даль и сбежала по ступенькам ко входу в ДК.
-
-
21.12.2011 в 01:28– Голос дрожит,
Хлопнула дверь – это ветер,
Держась за края,
До размеров Вселенной
Сужая зрачки,
На рубеже этих сумрачных тысячелетий
По горло в воде
На дрейфующей льдине ждут рыбаки.
Но ты пой мне еще,
Что я могу изменить,
Направляемый собственной тенью,
Давным-давно предупрежденный о том,
Что начиная обратный отсчет.
Любой, имеющий в доме ружьё,
Приравнивается к Курту Кобейну,
Любой, умеющий читать между строк,
Обречён иметь в доме ружьё.
Пой мне еще…
Он пел.
И ему подпевали.
Зал ДК был едва освещён, но даже в этой полутьме Жучка ясно различала, как блестят глаза тех, кто торчал у сцены – собственно, все там и торчали, у сцены и в проходах, как магнитом притянутые.
Она глядела на Серёгу, чей хрипловатый голос резал сердце по-живому, но…
Но это было уже неважно.
Она чувствовала лишь какую-то странную гордость.
И желание – уберечь, загородить, прикрыть.
И насмешливую жалость к девочкам, застывшим возле сцены, вытаращившим глаза, полные слёз.
…ничего и никого, кроме своих песен...
Чей-то напряжённый взгляд тронул её – как рукой, и Жучка, вздрогнув, обернулась.
Король стоял, прислонившись плечом к стене, и в упор смотрел на неё, – руки в карманах потёртой кожаной куртки, лицо осунулось, рот плотно сжат.
Они смотрели друг на друга, как два незнакомца, узнавая с трудом.
Потом она качнула головой в сторону выхода, и он кивнул.
В спину ей бил Серегин голос.
– Пой мне еще,
Я просто знаю,
Что в последний момент,
Когда тебе никто не поверит,
Прохожий на остановке возьмет
И укроет тебя под плащом.
Дома задрожат при появлении трамвая,
И когда откроются двери –
Пой мне еще,
Пой мне еще,
Пой мне еще…
* * *
– Пошли, – решительно сказала Жучка, едва шагнув на крыльцо. И устремилась вперёд, не оборачиваясь, но по-прежнему чувствуя его взгляд.
Она знала, куда надо идти.
К морю.
Когда они спустились с мостика через впадающую в море речку, Король впервые заговорил:
– Это… что?
Размеренный грохот, похожий на грохот скорого поезда, который они уже слышали, приближаясь к мостику, с каждым их шагом всё нарастал и нарастал.
Жучка хмыкнула:
– А ты никогда раньше не слышал, что ли?
Он растерянно покачал головой.
– Эх ты! Это же шторм! Давай, пошли, быстрей!
В ней подымалось и подымалось, разгораясь, яростное ликование.
Такое же яростное, как громады волн, обрушивающиеся с размаху на берег и откатывающиеся назад, чтобы вновь обрушиться.
Она вылетела прямо к полосе прибоя, и следующая волна окатила её с головы до ног, но она устояла.
Король, задыхаясь, схватил её за плечо и проорал в ухо:
– Куда?! С ума…
Следующая волна сбила с ног их обоих, закрутила и поволокла по гальке.
Король крепко держал её обеими руками и незамысловато ругался, а она только хохотала.
Ещё волна!
На этот раз они устояли.
Ещё!
Король тоже захохотал, как сумасшедший, исступлённо прижимая её к себе.
Следующая волна была самой огромной, и их зашвырнуло дальше всего.
Когда они торопливо выкарабкались и отбежали подальше от прибоя, то уже не смеялись.
Жучка посмотрела прямо в мокрое лицо Короля, и тот, прикусив губу, ответил её таким же прямым взглядом.
Они стояли и смотрели друг на друга, мокрые насквозь, до нитки.
– Пошли! – опять решительно сказала она. – Быстрее, а то замёрзнем.
Они шли очень быстро, поднимаясь по едва заметной тропинке на обрыв, потом – вдоль него, а потом ещё глубже – в горы.
– Мы куда? – запыхавшись, крикнул Король.
– Увидишь, – бросила Жучка на ходу, нетерпеливо оглянувшись на него – поспевает ли. Чёртовы моднючие сапоги заскользили по камням, она, взмахнув руками, попыталась удержать равновесие, нога подвернулась…
Король успел ухватить её сзади за жакет. Ткань жалобно затрещала, но выдержала.
– Давай руку! – гаркнул он.
Через минуту они уже стояли на тропинке, едва переводя дыхание. Жучка вытерла рукавом лоб, шагнула вперёд и пошатнулась. Он поймал её под локти:
– Что? Нога?
Она только кивнула, тяжело дыша. Наступить на левую ногу было невозможно – боль пронзала до макушки.
Король быстро огляделся и усадил её на валун рядом с тропинкой:
– Дай посмотрю.
Расстегнув «молнию» на сапоге, он бережно ощупал сильными пальцами распухавшую на глазах лодыжку. Жучка сжала зубы.
– Ч-чёрт! – ругнулся Король. – Вроде не вывихнута, но связки порваны небось. – Он, морщась, поглядел в её бледное лицо: – В больницу надо.
Жучка упрямо покачала головой:
– Замотай чем-нибудь потуже. Мы почти пришли.
– Да куда пришли-то?! – простонал он, запуская пятерню в свои растрёпанные волосы. – Зачем?
– Затем, – отозвалась она твёрдо. – Порви какое-нибудь шмутьё…
– Без сопливых скользко, – огрызнулся Король, сдирая куртку, сырую рубаху и, наконец, футболку. – Здравствуй, здравствуй, пневмония…
Жучка фыркнула и отвернулась, украдкой глянув на него, когда он опять начал одеваться.
Продолжая чертыхаться, он, помогая себе зубами, разодрал футболку на полосы, и останки её сосредоточенно запихал в карман куртки, мрачно бросив:
– Ещё пригодится…
– Да ты запасливый, оказывается… – срывающимся от сдерживаемого смеха голосом откликнулась Жучка. – Хозяин…
Несмотря ни на что, всё то же яростное ликование бурлило в ней, как прибой.
– Иди ты… – буркнул Король, пристраивая её ногу себе на колено. – Разговорилась. Того и гляди без ноги останешься, а туда же – разговаривает…
– Одна нога у ней была короче, другая деревянная была, – продекламировала она и, осёкшись, опять стиснула зубы.
– Больно? – Король вскинул тревожные глаза. – Ойкнула бы, что ли, для приличия.
– Не дождёшься… – выдохнула она, потом осторожно пошевелила ступнёй. – Порядок, доктор Хаус. Пошли. Ты что делаешь?
Он расстегнул и отбросил второй её сапог, подхватывая её на руки:
– Танцую, бля.
– Не дотанцуйся смотри, – пробормотала Жучка, на миг прикрыв глаза.
– Помолчи, а? Куда дальше?
– Вон, за скалу…
Заходящее солнце всё ещё ярко освещало полускрытую ветвями разросшихся деревьев землянку с бревенчатой крышей.
И поляну перед ней.
И костёр на этой поляне.
И троих парней, которые вытаращились на них, разинув рты.
-
-
21.12.2011 в 01:29Король замер, тяжело дыша.
– Ты их знаешь?
Жучка помотала головой. Сердце быстро забилось, и все инстинкты закричали об опасности.
Глупо было рассчитывать, что ей одной известно это место – старая, ещё с войны, землянка близ берега. Тем более, что иногда, приходя сюда, она находила тут запас спичек и дров в жестяной печурке. Просто сейчас ведь был не сезон для отдыхаек – середина марта…
Всё это бессвязно проносилось в её голове, пока они с Королём молча смотрели друг на друга и на подступавших к ним парней.
– Ты нам эту птичку принёс? – хмыкнул самый высокий из них. – Положь и уёбывай.
Остальные засмеялись. Младший был совсем пацан – лет тринадцати, не больше. Она их не знала – небось приезжие из Краснодара, гопота, выбрались к морю на денёк.
– Сапоги зря бросили, – пробормотал Король себе под нос, осторожно ставя Жучку на землю.
– Насрать, – она подняла голову, вздёрнув подбородок. – Отобьёмся.
– А то! – отозвался он почти беззаботно, сунув руку в карман куртки и прижавшись к её плечу своим.
И тут она поняла, что действительно может всё – если с ним.
Морской ветер взметнул её волосы, и в крови запел чистый адреналин, требуя боя. Она усмехнулась по-волчьи, глядя, как, замявшись, затоптались на месте чужаки:
– Чего встали? Ну?!
Парень пониже дёрнул старшего за рукав куртки и прошептал ему что-то на ухо. Тот исподлобья воззрился на неё и вдруг нерешительно спросил:
– Ты… Жучка? Варвара Жукова, что ли?
Она молча кивнула, встретившись с ним напряжённым взглядом.
– Я на тебя ставил, – объявил вдруг тот так радостно, будто хотел обрадовать и её.
– Я выиграла? – поинтересовалась Жучка как можно спокойнее.
– Ага. Я десять штук поднял на тебе. Ты классно дерёшься!
– Мало поднял, – пробурчала Жучка, не собираясь расслабляться.
Парень выставил руки ладонями вперёд:
– Мы… другое место себе найдём, если тебе надо, – он покосился на Короля и повторил: – Ты классно дерёшься.
Чужаки скрылись за выступом скалы, но они с Королём стояли ещё долго, пока солнце не опустилось в море. Вспыхнул последний луч, и наступила полутьма.
– Не вернутся? – нарушил молчание Король.
– Здесь тебе не Москва, – не сразу отозвалась Жучка. Её начало потряхивать после миновавшего напряжения – гормон сыграл неслабо. – У нас всё честно.
Король держал её за плечи, глядя в лицо – близко-близко:
– Мы спина к спине у мачты, против тысячи – вдвоём?
– Против тысячи бы отбились? – прищурилась она.
– А то! – он закинул голову и засмеялся, и тогда она, притянув его к себе за волосы, цапнула за нижнюю губу, и, не давая опомниться, повалилась вместе с ним на землю, расстёгивая на нём куртку и рубашку, дёргая «молнию» на джинсах, впиваясь губами и зубами в скулу, в шею, в плечо….
Король всхлипывал, стонал и смеялся.
– Убить меня хочешь? За этим сюда привела?
– Хочу! – она снова вцепилась ему в волосы и с наслаждением потрясла. – За этим!
Он на секунду перехватил её руки:
– Если потом простишь – убивай!
– Я только одного не прощаю, запомни, – прошептала она ему прямо в губы. – Предательства.
Она небрежно содрала с себя дорогие тряпки, сегодня купленные. Впрочем, они уже не были дорогими, а были просто тряпками.
Распростёршись на земле, Король смотрел на неё снизу вверх так, будто впитывал её глазами. Потом осторожно протянул руку и провёл пальцами по её щеке, до уха, вниз по шее, очерчивая ключицу, к вершине груди, ко впадинке пупка.
– Я умру за тебя, Королева, – сказал он просто.
– Я умру за тебя, – отозвалась она эхом.
А потом всё было так тихо-тихо, так бережно и нежно, что она, крепко зажмурившись, качалась, будто на волнах в штиль, соскальзывая от одной волны к другой, и опускаясь, и подымаясь, и начиная невольно торопиться, и он, успокаивая, легко касался губами её шеи, и это повторялось и повторялось, пока наконец не нагрянул шторм. И она закричала, вторя его стонам.
Когда всё схлынуло, она так и лежала, обессилев, поперёк его груди, чувствуя, как его пальцы перебирают её волосы.
Повернувшись, он ткнулся носом в её висок.
– Как насчёт пневмонии?
– В землянке есть печка, – сонно отозвалась она.
– Ты этот.. квест… мне устроила нарочно?
– Ну…
– Ты всё это… для меня… нарочно?
– Ну…
Король сел и сгрёб её с земли, устраивая у себя на коленях:
– Драться ж мы ещё будем?
– А если будут драться слон и кит, кто кого переборет? – Она положила подбородок ему на плечо, слушая, как бьётся его сердце, греясь в тепле обхвативших её рук.
– Ну… – он открыл рот, и тут где-то в груде их одежды глухо зазвонил мобильник.
– Мама! – заорали они, переглянувшись.
Жучка лежала, уткнувшись лицом в траву, пока Король, чертыхаясь, шарил по карманам, что-то путано втирал Ольге Васильевне, а потом сердито ворчал, снова притягивая её к себе. Море шумело под обрывом, костёр догорел, и пахло дымом, а она глядела в огромное ночное небо, раскинувшееся над ними, и точно знала, что пусть и против всего мира – она не одна.
А может быть, мир не против неё?
Может быть?..
Король подхватил её на руки, и тогда она засмеялась.
Тексты: группа «Сплин»
7.12.2011 - 18.12.2011
Окончание: sillvercat.diary.ru/p173093378.htm
-
-
21.12.2011 в 02:19Жутко понравилось
-
-
21.12.2011 в 04:08-
-
21.12.2011 в 05:05Кл.
-
-
21.12.2011 в 07:19Мышь (серая нелетучая), вам спасибо!
Кляксик, я тебя люблю!! (опять перед работой читаешь?!))
-
-
21.12.2011 в 08:57как всегда — благодарю за замечательную историю! вы потрясающая
-
-
21.12.2011 в 09:28Жук и Нап - ядерная смесь
ОТОЖЖЖЖЖЖЖЖ
Спасибо!
-
-
21.12.2011 в 16:25-
-
21.12.2011 в 16:30-
-
22.12.2011 в 19:13Интересный момент: в семье Королевых 3 человека из одной квадры. Два родителя-дуала и сын-Нап, который зеркальщик одному и активатор другого. И у меня сложилось впечатление, что его в семье больше любят, ценят и понимают - именно как человека из своей квадры. А Сережа... остается непонятым. И особенно вот это его "Никто не понял, а ты - поняла".
Вообще мне он был интереснее всего. И интересно, что не произошло ожидаемого слияния Жук-Есь. Но... как-то немного сурово описан этот есь. Реалистично, но сурово. Да, скорее всего вот эта его влюбленность - несерьезно. Даже если он будет утверждать обратное, как всякий есь. Просто действительно ему нужно быть влюбленному, чтобы творить, писать и жить. И жучка здесь - скорее фактор, ее можно заменить другой, но я бы не сказала, что он не любит никого и ничего, кроме своих песен. Это скорее опять же неадекватное восприятие чужой квадры с другой этикой.
И это печально.
И сложилось впечатление, что Драйзер просто надавила на Жучку - делай так, как я хочу. С этим спи, он тебя любит. С этим - нет, он тебя не любит. Я так сказала. Поняла?
Так что как-то у меня сложилось впечатление, что с Серегой тут - не все. Что если кого-то Жучка и любит, так это его.
-
-
22.12.2011 в 19:43Мне кажется впоследствии в этой семье ещё грядёт большой бадабум. Если Серёга и смирится с выбором Жучки, по-крайней мере не станет показывать, что его что-то задело/не устраивает, то сама Жучка может натворить дел.
В общем, она в этой семье - мина замедленного действия.
-
-
22.12.2011 в 19:46Сначала вот что -
Вы очень точно сформулировали. Серёга в своей семье - "чужак", Андрей - "свой", да.
И у Серёги, собственно, не сексуальное влечение к Жучке. Это именно что дуальное влечение и понимание и инстинктивная тяга. Но пока не сексуальная. К счастью для Короля.
Если бы Серёга был постарше и "разбужен", и боролся бы сознательно за Жучку, он бы выиграл. Это к гадалке не ходи.
Теперь почему всё обернулось так, а не иначе. Ларчик открывается очень просто. (Как, помните, в сказке о том, как утки несли на прутике лягушку, и все спрашивали, кто это придумал, а лягушка разинула рот и заорала: "Это я! Я! Я!")))
Это я положила свой авторский камень на чашу Короля, да. Потому что я хочу, чтоб о Жучке заботились. Она устала от сложностей и хочет заботы и покоя. А в этой семье она её получит. Но только в том случае, если выберет Короля. а не Серёгу. С выбором Серёги сложностей у неё прибавится втрое во всех отношений. Но, собственно, любовь свою к Серёге, если таковая имеет место быть, она ещё в любом случае не осознаёт, поэтому не столь уж сильно жертвует.
Так что... mea culpa, каюсь.
Король её увезёт, и они с Серёгой вырастут вдали друг от друга. Ну а дальше - жизнь покажет.
Мне было бы интересно посмотреть на этих троих через 10 лет. Когда они встретятся...
Спасибо вам огромное за то, что вы поняли...
-
-
22.12.2011 в 19:51и вам, дорогая Мышечка,
Ну, собственно, я написала выше этажом, то, как вижу дальнейшее.
Вот ещё обсуждалово, да:
www.diary.ru/~sociofiction/p170711070.htm
-
-
22.12.2011 в 19:52До отъезда еще год. Я не знаю, что произойдет. Но думаю, ничего. Жучка выбрала. Ее убедили. Она не бросит. Как логик и как человек, не захотящий отказываться от материального. И как болевой этик (вот уж удар от Драйзера) - даже если ей и будет казаться, что Серега ее любит, то она будет думать, что обманывает сама себя.
-
-
22.12.2011 в 19:54Они для меня живые.
-
-
22.12.2011 в 19:59продолжаю вас любить
Да, Драйка надавила. Как Заказчик в данном случае.
Не, если бы Жучка его реально любила, хотела и осознавала это, её бы не остановили так просто. Собсно, её вообще бы не остановили.
Им все надо прежде всего подрасти и выйти из этой семьи. В первую очередь.
А там.... может. Король встретит Бальку. Может, это ЕМУ надоест вечное соперничество за то, кто в топе и адреналин в крови...
А, и ещё! Ладно, давайте я вас ещё спрошу, коль вы так славно угадываете
-
-
22.12.2011 в 20:03-
-
22.12.2011 в 20:04-
-
22.12.2011 в 20:05-
-
22.12.2011 в 20:08неа. Вы продолжаете думать о фике. Подумайте обо МНЕ)))
МНЕ нравится Король. Лично мне. Я прям сама влюбилася, ёлки...
-
-
22.12.2011 в 20:12Ага, спасибо =))
-
-
22.12.2011 в 20:12-
-
22.12.2011 в 20:15ок, будем дружить домами
-
-
21.01.2012 в 23:31Я очень хотела, чтобы Жучка выбрала Сережу. Ведь все к этому шло.. Но как в итоге получилось.. Блин, что я несу, это же жизнь. Настоящая, ломающая. Все обосновано, каждое слово, каждое действие. Нет лазейки. По-другому бы не получилось. Просто не могло быть иначе. И уставшая от одиночества Жучка, которой так не хватало этой любви и заботы. И одуревший от чувств Король, готовый не только умереть, готовый убить за нее. И рассудительная Ольга Васильевна, которая знала, где лучше надавить. И совершенно прекрасный, но не такой взрослый и решительный Сережа. Мне кажется, он был так рад, когда его приняли, когда хвалили его песни. Он был счастлив, он был понят и от этого благодарен Жучке. Благодарен, не больше. Он еще просто не успел или не смог понять, что она может значить для него намного больше. Если бы не Король.. Если бы не Король, Варя и Сережа никогда бы, скорее всего, не встретились. Нет лазеек. По-другому бы не получилось. Просто бы не смогло..
-
-
21.01.2012 в 23:37чёрт, вы меня тронули до глубины души....
Вот ради таких отзывов стоит писать.
Я хочу проду. Да. Чтоб Варя вернулась из Америки к Серёге. Чтоб он вырос. Чтоб он прошёл свой огонь, воду, медные трубы и встал вровень с нею. Вы же понимаете, что женщина должна прежде всего уважать своего избранника. И она его зауважает. Она вернётся. Клянусь.
-
-
22.01.2012 в 00:31Он просто обязан осознать все это. Он должен стать достойным ее. Должен, должен быть с ней. Они оба такие.. Словно на одном выдохе..
-
-
22.01.2012 в 00:40будет. Я могу это сделать и сделаю.
Просто им всем надо было.... измениться. Пройти через испытания. Катарсис. Всем. Даже Ольге Васильевне, даже отцу, которого там почти нет.
И Королю.
Это вот и есть жизнь.
То, что тебя не убивает, делает сильнее, но ох как не хочется этих испытаний. Боли не хочется. Но потом понимаешь. что это надо было.
Спасибо вам. Вы так всё поняли.........