***
Прошёл почти месяц, и снова наступило полнолуние. Луна, взошедшая над горами, уже не была кроваво-красной, как мне показалось в ту страшную ночь. Я глядела на неё из окна своей комнаты в доме Смоллхоков.
Подонков, таранивших наш «лендровер», так не нашли. Только внезапно сгорел гараж Гарви Мейера – главы так называемой службы безопасности Роузбада. Вместе с находившимся там джипом и «понтиаком». Дом Мейеров едва уцелел.
А Стива так никто и не видел.
Размышляя обо всём этом, я рассеянно глядела на горы за окном, когда услышала раздавшееся на нашем выгоне за домом тихое заливистое ржание.
Дальше я действовала автоматически. Натянула футболку, джинсы, кроссовки и выскользнула в окно, на ходу заплетая волосы в косу и машинально отмечая, что они, оказывается, как-то очень быстро отросли.
Там, на выгоне, был не Стив. Там был жеребец Стива – Водородная Бомба, который, помахивая хвостом и прядая ушами, стоял неподвижно, будто кого-то ждал.
Меня.
Я без тени страха или сомнения подошла к нему и протянула руку. Он ткнулся мордой мне в ладонь – ноздри у него были нежные, как бархат, и горячее дыхание обожгло мне пальцы. Он внимательно покосился на меня своим большим глазом и снова коротко заржал.
Я осторожно погладила его по тёплой шее – колючая толстая верёвка была на месте, и я потянула за неё, подводя Водородку к изгороди. Жеребец был слишком велик, чтобы я могла запросто вскочить ему на спину. Хотя ездить верхом я уже умела – благодаря стараниями Вайноны и Люка.
Я вспомнила, что рассказывала Вай про этого коня – мол, Стив взял его совсем жеребёнком, выиграл на нём уйму скачек, а когда воевал во Вьетнаме, Водородка пасся один и даже зимовал в холмах, никого к себе не подпуская и отбивая от табунов кобыл. Его несколько раз пытались пристрелить, но безуспешно.
– Сволочи, – глухо произнесла я, снова погладив бархатные ноздри коня. – Ты постой тихонько, ладно?
Он и вправду стоял, как вкопанный, пока я неловко забиралась с изгороди ему на спину и устраивалась там. Дождался, пока я крепко ухвачусь обеими руками за верёвку, и только тогда пустился вперёд ровной рысью.
Я тесно прильнула к его сильной шее. Я знала, что мне делать – он знал, как.
Я даже задремала, покачиваясь у него на спине и цепляясь за шею, и после совершенно не могла вспомнить, как мы пробирались по предгорьям. Светила луна, стрекотали цикады, иногда в чёрном небе мелькал цветной огонёк – самолёт, и это было единственным признаком того, что сейчас всё-таки двадцатый век.
Озеро возникло перед нами внезапно – громады скал будто сами расступились, и в свете луны блеснула тёмная гладь. Исантамде, Озеро Ножа…
Конь, не останавливаясь, неспешно трусил вперёд, пока не подвёз меня прямо к вышедшему из воды человеку. Фыркнул и замер.
И я замерла.
Стив Токей Сапа стоял передо мной в чём мать родила, и по его мускулистому телу стекали блестящие струйки. Вид у него был ещё более ошарашенный, чем у меня. Мы очень долго смотрели друг на друга, а потом он перевёл взгляд на жеребца и сердито гаркнул:
– Тактоканун хан уо?! Ты что вытворяешь?
Конь лениво подёргал ушами, и тогда Стив снова свирепо зыркнул на меня:
– Как ты это сделала?!
Я лишь пожала плечами и крепче уцепилась за колючую верёвку, глядя только в хмурое лицо Стива, но всё равно видя его крепкое тело, будто отлитое из бронзы. Дешёвый штамп из дешёвых книжек, прочитанных под одеялом. Такой же штамп, как и девица, приносящая к ногам героя свою драгоценную невинность. Какой бред… Мне хотелось смеяться до упаду или так же взахлёб рыдать.
– Что за дурь ты вбила в голову, Птичка? – резко спросил Стив. – Я тебя не звал. С хрена ли ты здесь?
Я прикусила губы, прежде чем ответить. Я отчётливо понимала, что ещё миг – и он либо сдёрнет меня с коня и повалит на землю, либо, что гораздо вероятней, просто хлестнёт Водородку по крупу и отправит меня туда, откуда я так нежданно заявилась.
– Хочу, чтобы ты был у меня первым, – объяснила я как могла спокойно.
«И последним», – отозвалось эхо прямо у меня в голове.
– Почему это? – опять прищурился он.
«Потому что я люблю тебя!»
Ни в коем случае нельзя было этого говорить.
– Потому что ты – лучший охотник, воин и ёбарь, – отчеканила я.
Он ещё мгновение смотрел мне в лицо, а потом расхохотался, и сердце у меня замерло от ужаса и восторга, а потом неистово заколотилось – так, что я обморочно качнулась, почти соскальзывая с коня.
Победила. Я победила.
И пропала.
Продолжая смеяться, он вскинул руки, поймал меня и поставил наземь. А потом всё-таки шлёпнул Водородку по крупу, как я и предвидела, проворчав:
– Давай, приятель, проваливай. Ты мне тут не нужен.
Раздалось отрывистое ржание и удаляющийся топот копыт, а мы со Стивом снова уставились друг на друга. Усмехаясь, он неспешно потянул вверх мою футболку, снял и отбросил в сторону, а потом медленно обвёл шершавыми прохладными пальцами мои груди. Я задрожала.
– Так сильно хочешь дикаря, а, Птичка? Сама заявилась, дурёха… – протянул Стив, изогнув левую бровь. В глазах его плясали смешинки. – Я ведь и изувечить тебя могу. И убить. Не боишься? Давай, беги, пока не поздно.
– Хочу тебя, будь ты даже профессором Оксфорда, – проглотив слюну, отпарировала я. – И... делай что хочешь. Не боюсь. И не сбегу.
Он хохотнул:
– Что хочу, значит?.. Чёрт, никогда мне с бабой так весело не было. Но ты меня подловила, Птичка. Я сегодня без гондонов. Не думал, что ты сюда прилетишь.
– Не мой день месяца, – не моргнув глазом, соврала я, хмелея от собственной наглости.
Он вновь пытливо всмотрелся мне в лицо и тряхнул головой:
– Матаийан! Ну ладно.
И легко подхватил меня на руки, а я опять зажмурилась до цветных кругов перед глазами, когда моя напрягшаяся голая грудь прижалась к его твёрдому влажному телу. С его мокрых волос падали капли, и я чувствовала, как гулко бьётся его сердце.
Оказывается, на берегу горел костёр, и возле пары брёвен были расстелены одеяла. Опустив меня на эти одеяла, Стив расстегнул и сдёрнул с меня кроссовки и джинсы. На мне остались только простые хлопковые трусики, и я изо всех сил старалась не краснеть под его пристальным взглядом, и так же изо всех сил старалась не рассматривать его.
Он снова усмехнулся и небрежно поддел мои трусики двумя пальцами:
– Птичка, ты хоть знаешь, как это бывает? Знаешь, что я ведь и порвать тебя могу?
Да он нарочно меня пугает!
– Подумаешь! – упрямо отрезала я, невольно поджав к груди холодные коленки. – Я, между прочим… – И запнулась, всё-таки вспыхнув до корней волос.
Забавляясь, он склонил голову к плечу, а мне вдруг страшно захотелось подлить масла в огонь:
– Недавно ночевала в Рапиде, в мотеле. Специально сняла номер на ночь…
Он опять лениво изогнул бровь.
– …чтобы посмотреть кабельное, – храбро закончила я. – У Смоллхоков дома нет порноканалов.

Стив рухнул рядом со мной на одеяла, задыхаясь от хохота, а потом ехидно спросил:
– И что? Хочешь попробовать всё, что там показывали?
О Боже… Всё?! Я вспомнила увиденное по телевизору в убогом номере мотеля и похолодела. Но отступать было поздно.
– Да! – гордо заявила я. И добавила, опять не удержавшись: – Если у тебя хватит сил на это «всё».
– Ах ты-ы… – простонал Стив, опять вздрагивая от смеха и дёргая меня за руки так, что я опрокинулась на него, снова ощущая всем телом, – теперь вообще без одежды, без всякой преграды, – его обнажённое тело. – Сильно смелая, что ли? Тогда давай, смелая, начинай.
Я ахнула – изумлённо и возмущённо. Это было нечестно! Так, значит? Ну хорошо же…
Во рту у меня пересыхало от предвкушения, а сердце громыхало, как боевой барабан, но я медленно встала на колени, склонившись над ним. И внезапно даже для себя провела языком по его прохладной смуглой коже – от ямки между ключицами к шрамам на груди, к плоскому мускулистому животу. Стив втянул в себя воздух сквозь зубы и сжал кулаки, но больше не шевельнулся, и я, всё-таки трусливо зажмурившись, нашла его напрягшийся член пальцами и губами. И подскочила, широко раскрыв глаза, а Стив вновь затрясся от смеха:
– Что?
– Н-ничего… – пробормотала я, но подумала, что всё-таки должна объяснить: – Когда Вай рассказывала, что бывает член, как у жеребца, я думала, что она это в переносном смы…
Я не договорила, потому что Стив наконец распластал меня на одеялах, как лягушонка, заткнув мне рот своим горячим ртом. На секунду он оторвался, чтобы прорычать:
– Выпорю обеих!
И опять жадно приник к моим губам. А пальцы его, раздвинув мои колени, стали настолько бесстыдно и безжалостно исследовать укромные складки моего тела, что я так же бесстыдно захныкала, извиваясь и неосознанно прося большего… большего!
Боже, и я ещё считала себя асексуальной!
– Сейчас, Птичка, не спеши, – прохрипел Стив.
Да какое там «не спеши»… Я попыталась объяснить, что просто умру, если не получу его целиком и немедленно, но из пересохшего рта вырвался лишь жалобный стон.
Стив ещё шире раздвинул мне бёдра, подсунул ладони под ягодицы, приподнял меня и скользнул внутрь одним сильным режущим ударом, пронзив, затронув, задев все нервные окончания – как мне показалось, до самого горла.
И застыл.
– Что, больно? – шепнул он мне в самые губы.
– Сладко, – выдохнула я в ответ, крепко обхватив его сразу руками и ногами, и потёрлась об него грудью. – Так сладко. Так… Ох!
Стало ещё слаще, когда он начал двигаться внутри меня. Не в силах больше сдерживаться, я заметалась, отчаянно всхлипывая и инстинктивно подаваясь навстречу ему при каждом толчке, с бешеным восторгом слыша, как он дышит всё чаще и чаще, стискивая мои бёдра всё сильней.
И наконец я закричала, уткнувшись ему в грудь, прикусывая солёную от пота кожу и чувствуя, как всё его сильное тело сводит такой же яростной судорогой освобождения.
Это было как полёт. Как взрыв. Как… смерть.
Качнулась земля.
Я была этой землей. Травой, примятой нашими телами. Одиноким криком вспугнутой птицы. Всей этой ночью, опрокинувшейся над нами, полной ветра, звёзд, стрёкота цикад, запаха дыма. Полной жизни. Полной смерти.
Всё ещё цепляясь за Стива, я провела ладонями по его груди и плечам, стирая испарину, впитывая запах его кожи. Теплая липкая струя его семени, смешанного с моей кровью, медленно высыхала у меня на бёдрах. Жизнь? Смерть?
Я решила, что никогда больше не смогу шевелиться, и только беспомощно заскулила, когда Стив наконец оторвался от меня, но тут же опять схватил на руки и куда-то понёс. Куда-то… Что?!
Я завизжала и попробовала вырваться – как же! Смеясь и по-прежнему сжимая меня железной хваткой, он кинулся в озеро. Я задыхалась от холода и от смеха, колотя его по груди, а он фыркал, даже не уворачиваясь. А потом снова с силой насадил меня на себя – прямо там, в воде, и я снова закричала, сдаваясь, отдаваясь…
Когда мы вновь лежали на одеялах, обсыхая, Стив вдруг стиснул зубы, глухо выругался и приподнялся на локте, вцепившись пальцами в правую ногу, которую бороздили шрамы. Я осторожно коснулась его запястья:
– Ляг. Пожалуйста.
– Чего ещё выдумала? – пробурчал он, исподлобья глянув на меня. Я терпеливо ждала, и он наконец неохотно перевернулся и лёг ничком на одеяло.
Я начала настойчиво разминать твёрдые, как дерево, мышцы под исполосованной шрамами кожей, с упавшим сердцем слыша его невольные болезненные вздохи, а потом с ликованием почувствовала, как он понемногу расслабляется под моими руками, переводя дух.
– Я никому раньше этого не позволял, – заметил он удивлённо, вновь приподнимаясь на локте.
Я вспомнила слова Вайноны: «Никого к себе не подпускает» – и прерывисто вздохнула.
– И тебе зря позволил… – сонно продолжал он, опять утыкаясь лбом в одеяло, пока я жадно смотрела на него в зыбком предутренем свете. – Мне нельзя ни к кому привязываться… и ко мне нельзя…
– Почему? – спросила я шёпотом.
– Я долго не заживусь, – спокойно отозвался он. – Потому что весь этот грёбаный мир – против меня.
Дыхание его совсем выровнялось, и я поняла, что он уснул.
– Я за тебя, Стив Токей Сапа, – проговорила я, как клятву, невесомо касаясь его жёстких чёрных волос. – Я за тебя.
А потом я прижалась губами к его тёплому плечу, – он чуть пошевелился и что-то сонно бормотнул, – и укрыла его вторым одеялом. Отыскала в траве свою разбросанную, влажную от росы одежду и побрела вдоль берега, чтобы найти Водородку – едва переставляя ноги, удивляясь тому, что вообще могу ходить, улыбаясь этому удивлению и смахивая дурацкие слёзы.
Всё тело ныло, каждая косточка, всё пело...
Мама, мама, спаси меня, я не смогу жить без этого человека.
Мама, я ждала его всю свою жизнь.
Помоги мне, мама.

***
А он просто исчез.
Люк Клауд объяснил Вай и Джемайме, что Стив, мол, собирался на родео в Неваду. Джемайма только головой покачала, Вай протяжно вздохнула, настороженно покосившись на меня, а я, не подымая глаз, продолжала лущить фасоль в большой глиняной миске. Тем летом фасоль уродилась просто на редкость.
Потом я незаметно выскользнула во двор и встала у изгороди, невидяще глядя на пустовавший выгон. Слёзы медленно капали мне на исцарапанные руки. Сердце больно щемило, и я неосознанно потирала ладонью грудь между ключицами. А потом опустила руку на живот.
Это было странно, очень странно, но я точно знала, что беременна, знала без всяких тестов из аптеки, без визитов к врачу... И ещё я точно знала, кому должна об этом сейчас же рассказать.
Я заглянула в дом:
– Вай?
Как я и предполагала, услышав всё, подруга взвилась ястребом до самых облаков, плотно застилавших предгрозовое небо:
– Я его убью!
– Вай… – Я не сдержала улыбки. – Он не виноват.
– Как же! Ты такая нежная, неопытная, а он…
– Я, нежная и неопытная, его практически изнасиловала, – вызывающе фыркнула я и утёрла ладонью мокрые щёки. – И наврала ему, что не мой день цикла. И… и я хочу этого ребёнка, Вай. Пусть я даже никогда больше Стива не… не увижу.
– Увидишь, даже если мне для этого придётся его связать и притащить сюда на верёвке, зловеще поклялась Вайнона, встряхнув волосами. А потом с прищуром покосилась на меня. – Расскажи, а? Рут?
– Что рассказать? – прикинулась я дурочкой.
– Ну-у… как ты с ним, а?
– Как, как… – проворчала я и опять вытерла щёки. – Как воробьиха с «Боингом», вот как!
На наш хохот прибежал не только Люк, но даже Джозеф.
А Стива всё не было.
Неделю.
Месяц.
И еще один.
И ещё…
Начались занятия в Школе за выживание. Начались дожди. Ручьи – крики – переполнялись водой, просёлочные дороги часто становились непроезжими. Журавлиные стаи с печальным курлыканьем потянулись над нашими головами с севера – в Мексику.
Моя беременность была уже заметной, и люди, конечно же, шептались за моей спиной. Мне было всё равно.
Джеффри Торнбулл предупредительно подставлял мне стул, будто я была хрустальной, Люк притаскивал яблоки, явно где-то стыренные, а однажды нагло заявил, косясь на мой живот:
– Если девчонка родится, я на ней женюсь. Замётано, миз Конвей?
– Как же, жди! – я рассмеялась, а потом разревелась. Тогда слёзы у меня были совсем уж близко. Беременность, гормоны… И ещё я стала очень много спать. Приходила домой и без сил падала на койку в своей комнатушке, проваливаясь в глубокий сон, чаще всего, к счастью, без сновидений.
Но иногда мне снился берег Исантамде, Озера Ножа, луна, опрокинувшаяся над нашими головами, твёрдое плечо Стива Токей Сапа под моими губами, его прерывистое дыхание и хриплый голос:
– Птичка…
Заворочавшись, я лихорадочно подскочила и села на койке, глядя в окно, за которым опять ярко светила луна.
– Птичка, кикта йо! Просыпайся!
Это не было сном…
Задыхаясь, я распахнула оконные створки и попала прямо в руки Стива. Он выдернул меня наружу легко, как щепку, и я вжалась в него лицом и всем телом, забыв про всё, вбирая его запах, оглушённая стуком его сердца под заношенной рубахой...
Но все-таки отпрянула.
– Нет! Я тебе не нужна! Ты уехал! Ты… даже не сказал мне ничего!
– Если б тебя увидел, не уехал бы, – выдохнул он. – А мне нужно было. Я… – запнувшись, он вдруг с силой провёл ладонями по моей груди и животу. – Так, значит? – Тёмные глаза остро и знакомо сощурились. – Не твой был день месяца, выходит?
– Это вообще ночь была, – невинно уточнила я, а Стив фыркнул, сгрёб меня за плечи и без всякого снисхождения потряс. – И… и я в твоём благородстве не нуждаюсь, – отдышавшись, запальчиво продолжала я. – И в твоих жертвах тоже! Это мой ребёнок!
– Поговори у меня ещё, – тяжело усмехнулся он, буравя меня взглядом. – Это ты – моя, поняла? Дурёха.
Я судорожно втянула в себя сырой ночной воздух и опять уткнулась головой Стиву в плечо. Он был здесь, со мной! Он пришёл! Он принадлежал мне!
– Я уехал, чтоб получше заработать, – чуть охрипшим голосом продолжал он. – И завтра же мы пойдём к судье Скотту, ясно? Ребёнок тут ни при чём. Хотя… – Широкая улыбка осветила его смуглое лицо. – Я рад. Уоштело!
Сверху послышался стук распахнутой оконной створки, и голос Вайноны ехидно пропел:
– Я прямо как сериал какой-то смотрю по ночному каналу. Что, попался наконец, братишка?
– И ты поговори! – Стив погрозил Вайноне кулаком. – Истима йо, иди спать, Вай!
И дождавшись, когда окно опять захлопнется, всем телом вжал меня в дверной косяк, жадно ловя губами мои заждавшиеся губы.

***
Мне трудно рассказывать о том, как мы жили тогда. Просто жили, и всё. В старом доме на окраине Оглалы, где Стив прежде бывал редко, предпочитая бродить в горах. Я тогда пообещала себе, что вскоре после того, как я рожу, уговорю его разбить палатку-типи на берегу Озера Ножа и поселиться там. Это должно было случиться весной, в апреле, когда стает снег, вернутся журавли и гуси, и дурманяще запахнет свежей зеленью.
А тогда мы были одни в этом старом доме, будто отрезанные от всего мира, и мир был нам не нужен. Я, конечно, работала в школе, Стив занимался лошадьми, и кто-то часто приходил к нам в гости – Джемайма с Вайноной, Джефф, Люк… но все они сейчас они кажутся мне просто тенями, скользившими мимо нас.
Ребёнок рос у меня в животе, рос и толкался, а Стив с удовольствием задирал на мне футболку и гадал, что именно сейчас находится под его ладонью – голова или пятка, и мы вместе хохотали. Мы только и делали тогда, что хохотали, да.
Много позже Вай рассказала мне, как Стив ещё в ноябре просил её позаботиться обо мне и о ребёнке после своей смерти. Он знал и предчувствовал. Но ни разу, ни разу не дал мне этого понять.
И я ничего не чувствовала тогда, кроме ослепительного, оглушительного, опьяняющего счастья.
Мы ссорились, конечно. Я уставала и капризничала, он злился. Ребёнок требовал непонятного, ноги у меня иногда отекали так, что я не могла натянуть обувь. Я часто ревела, а Стив бурчал, что вот, опять зимой дождь пошёл. Я огрызалась и перечила, он бесился и поддавал мне под задницу, я опять с удовольствием ревела, а он свирепо хлопал дверью, чтобы через пять минут вернуться и сгрести меня в охапку. Он отправлялся ночью в круглосуточный магазин в центре Оглалы, если мне немедленно хотелось апельсинового сока или чипсов в мексиканском соусе. А потом кормил меня ими из рук, и мы опять хохотали и возились, пока он не сдёргивал с меня трусики, и смех сам собой не переходил в стоны.
Мы и спали-то, плотно прильнув друг к другу, изгиб в изгиб, и если я пыталась отстраниться, когда ребёнок толкался слишком сильно, Стив, не просыпаясь, опять прижимал меня к себе.
Тех, кто видел его на родео, наверняка бы хватил удар, если б они узнали, что мы с ним читаем друг другу книги – вслух, поочерёдно. «Алису в стране чудес», например. Или Брэдбери. Или Кларка. Собственно, про это не знала даже Вайнона. Незачем было хоть кому-то про это знать.
Так заканчивалась зима. Наша единственная зима. Шёл февраль – месяц метелей. Но метели были редкими, и южный тёплый ветер уже пах весной.
В резервации стали тревожно поговаривать о том, что какая-то федеральная корпорация откупила в аренду у Совета племени часть земель в Чёрных Холмах, и с приходом тепла там начнутся работы по поиску урановой руды. Джефф опубликовал пространное интервью с председателем племенного Совета Роджером Редкроу по этому поводу. Тот настойчиво утверждал, что слухи беспочвенны. В это, если честно, верилось слабо – продажность семейки Редкроу давно стала в резервации нарицательной.
Мы со Стивом как раз сели ужинать, когда во дворе затявкал Шунка, наш пёс. Я поднялась было, – я уже стала весьма неповоротливой, – но Стив сдвинул брови:
– Сиди! – И, набросив на плечи куртку, вышел за дверь.
Он долго не возвращался, и в груди у меня противно ёкнуло. Я сразу поняла, что этот поздний визит не сулит ничего доброго. Есть мне сразу расхотелось, и я убрала свою тарелку. А потом тоже накинула куртку и осторожно приоткрыла дверь.
Дверь даже не скрипнула, но Стив всё равно с досадой обернулся. Меня совсем не удивляло, что он практически всегда чувствует, где я нахожусь. Потому что совершенно то же самое я испытывала по отношению к нему.
Рядом с ним застыли Люк Клауд, Джо Кларк – отец Марка и Мэри, и ещё какой-то незнакомец. «Не индеец и одет по-городскому», – машинально отметила я. Все они вразнобой со мной поздоровались, и я молча кивнула в ответ, переводя глаза на Стива.
– Ступай в дом, Птичка, – сказал он ровно. – Я отлучусь.
– Надолго? – сглотнув, так же ровно спросила я.
– Говорят, что эти уроды… там, в Паха Сапа, уже начали ковырять землю. Они роют как раз возле Озера Ножа, – выпалил Люк, и незнакомец рядом с ним утвердительно кивнул, подтверждая, но поёжился под яростным взглядом Стива. – Надо их выгнать оттуда! Ой! – Получив от Стива увесистый подзатыльник, Люк замолк и втянул голову в плечи.
– Я разберусь, – процедил Стив, снова оборачиваясь ко мне. – Иди в дом. Холодно.
И, подойдя к изгороди выгона, свистнул Водородке.

Я послушно вошла в дом, закрыла за собой дверь и привалилась к ней спиной. В горле у меня пересохло, губы онемели. Остановить его я не смогла бы – кто-кто, а я это прекрасно знала. Оставалось только одно – потихоньку следовать за ним.
Выждав, пока четверка всадников скроется из виду, я отправилась в конюшню и оседлала вторую по резвости лошадь Стива – гнедую Вахпе. Я не могла уже скакать верхом без седла. Строго говоря, я сомневалась, что вообще смогу скакать верхом, но выхода у меня не было. Побежать и всё рассказать Вайноне и Джозефу? Но времени на это просто не оставалось.
Я провела ладонью по своему тяжёлому животу:
– Пожалуйста, веди себя хорошо. Пожалуйста...
Как заклинание, повторяя это «пожалуйста», я гнала Вахпе вверх по склону. Похолодало. С серого неба стали сыпаться редкие снежные крупинки. Я отчётливо видела свежие следы лошадей на тропе и боялась только одного – что Стив почувствует моё присутствие. Но он слишком торопился.
На всякий случай я всё же решила подобраться к Озеру Ножа другой дорогой – более извилистой, но более лёгкой. К этому времени я не хуже Стива знала эти места – мы вплоть до самых морозов отправлялись сюда на каждый уик-энд. Чтобы снова и снова любить друг друга – прямо в воде или на разостланных у костра одеялах, любить исступлённо, нежно, грубо, отчаянно, не сдерживая ни криков, ни смеха.
Ещё издалека я услышала, как у озера грохочет какая-то техника, и гневно сжала кулаки. Они не смели! Не смели поганить нашу землю!
Но когда я свернула на тропу, ведущую к самому озеру между двух гранитных утёсов, грохот внезапно оборвался. Я поняла, что это означает, и сердце едва не выскочило у меня из груди, а спина покрылась липкой испариной, несмотря на холод. Стив уже был там.
Я погнала Вахпе вперёд по тропинке, с отчаянием осознавая, что опаздываю… опаздываю! Это было как в кошмарном сне, когда торопишься изо всех сил, а сам будто плаваешь в вязком скользком тумане.
Озеро Ножа с его горячими источниками, бьющими со дна, не замерзало зимой, величественно покоясь среди засыпанных снегом берегов, как и сотни лет назад. Вот только совершенно чужеродными и нелепыми выглядели здесь как маленький желтый экскаватор, – и как только они доставили его сюда?! – так и небольшая группа людей в ярких куртках с эмблемами. Стив и другие всадники, держа лошадей под уздцы, стояли прямо напротив них.
Я закричала во весь голос, но никто из них даже не повернул головы. Позже я вспомнила то, что мне когда-то рассказывал Стив: котловина, в которой находилось озеро, отличалась одной акустической особенностью – она гасила звуки, доносящиеся из внешнего мира, хотя всё, что происходило у самого озера, свободно можно было расслышать в ущелье.
Я и слышала – когда, со всхлипами дыша, подгоняла Вахпе. Слышала ругань, угрозы и шум драки. А потом увидела, как один из чужаков выхватил револьвер.
Позже, много позже, на суде, до которого всё-таки дошло дело, он заявлял, что был немного пьян и хотел только попугать дикарей, возникших неведомо откуда и требовавших прекратить работы, хотя Совет племени подписал с корпорацией контракт. Он не знал, что пугать Стива оружием было бессмысленно. Стив просто ухватил его за запястье стальной хваткой и выкрутил руку, вытряхивая из неё револьвер. Грохнул выстрел, пуля, видимо, оцарапала чужаку ногу, потому что тот громко взвыл. И тогда началась пальба, в грохоте которой утонули мои дикие срывающиеся вопли.
Когда я соскользнула с седла рядом со Стивом, всё уже было кончено. Он лежал навзничь, отброшенный тремя пулями, и его кровь впитывалась в стылую землю – священную землю, которая уже впитала в себя столько крови своих защитников за эти два века.
Я кинулась наземь и положила отяжелевшую голову Стива себе на колени. Он чуть приоткрыл тускнеющие глаза, и я с трудом разобрала:
– Птичка… я… тебе… что… велел?
Глаза его закрылись, голова упала набок. Содрогаясь, я коснулась пальцами его губ – дыхания не было. Сердце не билось.
Я рухнула ему на грудь и завыла, как волчица.

***
Дальнейшее я помню только обрывками. Вот невесть откуда появившийся Рассел Игл, завернув меня в одеяло, верхом на лошади везёт меня в больницу. Вот Вайнона с осунувшимся, заплаканным лицом крепко сжимает мою руку, а волосы у неё коротко и неровно обрезаны. И боль, резкая разрывающая боль внизу живота… Но даже эта боль не могла заглушить ту, что рвала мне сердце.
Я родила на два месяца раньше срока. Родила Анну Токей Сапа.
Еще не научившись ходить, Анна стала главой нашей семьи. Может быть, я избаловала её? Не знаю. Просто я робела перед своей дочерью.
Только глаза, – светлые, широко расставленные, – были у нее от меня. Только это. А смуглота, быстрая улыбка, плавная точность движений, привычка вздергивать бровь, искоса оглядываться через плечо...
Когда я глядела на неё, я видела Стива.
Который никогда её не видел.
Я не отдавала её в школу до восьми лет. До трёх лет я не говорила с ней по-английски.
В пять лет она впервые вскарабкалась на спину Водородки, который, как когда-то, терпеливо ждал возле изгороди.
А в шестнадцать Анна вышла замуж за Люка Клауда. Люк не получил Пулитцеровскую премию, но его снимки из Лагеря Жёлтого Грома, возникшего в Паха Cапа, на священной земле, обошли весь мир. Вообще Люк как был, так и остался раздолбаем. К тридцати годам он подрабатывал то там, то сям, участвовал в родео, пару раз по несколько месяцев отсидел в тюрьме, – уж не знаю, за что его привлекали. А потом он взял и подал документы на юридический факультет Принстона. И его приняли! И он сделал Анне троих сыновей и дочь.
Вайнона тоже вышла замуж. За Джеффри Торнбулла, хотя по-прежнему называет его супер-занудой, но теперь уже «моим супер-занудой». Десятерых воинов она не родила, только пятерых, и по-прежнему преподаёт в Школе за выживание.
С того страшного февральского вечера у Озера Ножа прошло почти тридцать пять лет.
Целая жизнь.
Изменилось всё, и ничего не изменилось. Появились персональные компьютеры, новые технологии, Интернет-дневники, мобильные телефоны, озоновые дыры, Горбачёв, Чернобыль и Мадонна. Я по-прежнему работала в редакции и в Центре, и публикации в крупных газетах, а потом и в Интернете, принесли мне достаточную известность.
Я преуспела, как сказала бы моя бабуля.
Бабуля умерла. Умер Джозеф. Потом Джемайма.
Я стала совсем старухой. Более того – бабушкой!
Иногда, находя новые морщинки в уголках глаз, я радовалась, что Стив меня не видит.
Не видит?..
Продолжая являться любопытным клиническим случаем для психоаналитиков и сексопатологов, я так и осталась одна. Масса возможностей завести роман... и ни одной интрижки. Ничего вообще. За тридцать пять лет!
Зато я знаю, что Стив этим доволен.
Здесь, в своём Интернет-дневнике, я могу в этом признаться, не боясь, что меня сочтут сумасшедшей. Ведь это моё дело, верно?
Озеро Ножа осталось заповедным. Происшествие со смертельным исходом и судебный процесс получили широкую огласку, и корпорация убралась восвояси. Стив защитил Исантамде – своей смертью.
Я часто прихожу ночью на берег Исантамде и, запрокинув голову, всматриваюсь, всматриваюсь в ночное небо – до тех пор, пока искры мириадов звёзд не начинают расплываться перед глазами.
Такая тишина.
Такая пустота.
Такая бесконечная, бездонная, черная пустота, такая даль!
Немыслимая.
Но я всегда знаю, что за этой бездонной пустотой со множеством чужих миров он ждёт меня.
И будет ждать.
Стив Токей Сапа.
Мой первый и последний.

Ну, ты меня знаешь. Я прочитала сегодня, перед работой, и опять разревелась. Не сильно, но тем не менее. И не могу не сказать про "как мы жили тогда. Просто жили" - я буду про него пицот раз говорить, и мне не надоест Теперь это самый мой любимый фрагмент всех времен и народов, настолько он чудесен, его хочется распечатать и повесить на стену , читая перед сном *____*
Ты сделала великую вещь. И если ты пойдешь по стопам Кишимото, это будет просто охуительно, но я помолчу, помолчу от греха

jiff kurilka,
*показывает кулак и тискает*
Спасибо, дорогая!!

Блин, ну меня с утра на куски опять!
Ребята... первый раз я написала мужика, с которым могла бы прожить всю жизнь самолично и самолично же его убила в первой же части!!!
Да, с таким, как Стив, можно или вместе, или только где-то отдельно, далеко, не зная, иначе это пытка.
Ну, не буду повторятся, потому что ЭТО меня торкнуло не по-детски, контузило, так что до сих пор приходится иной раз головой трясти.
Вообще да, руки чешутся пойти по пути Кишимото-сэнсея, оживляющего героев направо и налево, но я удерживаюсь титаническим усилием воли)))
Не ходи туда, не надо! Это ведь будет неправда. Короче, не надо, хотя Стив, как никто другой, заслуживает жизни. Блин, прямо плакать хочется...
И знаешь что? Не называй это фиком! Это нифига не фанфикшен!Это совсем не он!

Спасибо Auesha, Блудный сын, nastyelf и всем-всем-всем, кто прочёл это первыми.
Это тебе спасибо!

Auesha,
КООООООООООООООООТИК........
Не. Кишимото пусть сам со своими тараканами по себе... я шучу ж... но чччччччччччччччччёрррррррррррррттт... как я могла, а??!!

sillvercat, но чччччччччччччччччёрррррррррррррттт... как я могла, а??!!
Ты не могла, это ни сами!)
Как у Флобера, когда его нашли в глубоком обмороке, и приведя его в чувство, услышали, что только что умерла госпожа Бовари)))

Auesha,
ну, до таких высот я не дошла. ПОКА ЧТО))

Вот от чего она начинала по-настоящему бушевать – так это от моего дурацкого самоуничижения, как она это называла. Хотя я и пыталась объяснить ей, что это не самоуничижение, а констатация факта. Я ведь в самом деле была растяпой, неумехой и плаксой, и у меня хватало духу это признать.
Вот за эту фразу - отдельный гранмерси вам, сие настолько вхарактерно, что прям вот не знаю, что сказать )

.vertigo,
Дык за чо там гранмерси, не за что, я в качестве Гюги столько Есечек за это за шиворот перетрясла....))

sillvercat, ну Есечек за это трясут, справедливости ради, не только Гюги а гранмерси - за то, что вас впервые увидел подчёркивание этой черты, больше такого мне ни у кого как-то не вспоминается...

.vertigo,
я, кажись, писала про это, когда гимн Есикам строчила... не. не помню)))

sillvercat, чо-то я первый раз увидела у тебя вот этот аватарчик. Такая милота *____*

jiff kurilka,
Уоштело))

как это прекрасно.

Tommy_Wiksen,
спасибо, друг!

Это очень сильно получилось и герои такие настоящие. И от слез в конце удержаться невозможно, сами на глаза наворачиваются *хлюпает носом*

Риана,
спасибо

не плачь, котик, там есть ещё две части, не удержалась, люблю я их, чертей)

sillvercat, я их уже тоже прочла, но вот так расчувствовалась только на этой.

Риана,
*обнимается*
иногда я чувствую себя прям убийцей... но десфики, к счастью, получаются редко. Здесь как раз получился.

sillvercat, мои слезы вызваны в большей мере не смертью Стива, а той смесью весьма сильных и ярких чувств, что вызвала эта история. Тут помимо горечи от смерти такие родные и знакомые чувства, мысли и поступки Рут, читаешь и знаешь, что сама вела бы себя также и понимаешь, что она чувствовала при этом. Вот как-то так *смущенно улыбнулась*
А саму смерть Стива принимать легче, зная, что он погиб, защищая важное для себя и погиб не напрасно.

Риана,
чёрт... спасибо.
вот прям не знаю, что сказать...

sillvercat, *только что дочитала*
круто ухх, я под большииим впечатлением
ну и, поскольку я, конечно, не прочитала заранее про смерть персонажа, то сижу в слезах и соплях

Keitha,
Мне жаль. Мне правда, очень жаль.
Сейчас бы я не сделала это десфиком, но из песни слова уже не выкинешь.

Вот Рут - типичная Есечка. Цветочек, которым впору алмазы гранить))

Там ещё две части есть. Но уже не про Рут, а про сестру Стива Вайнону и про его первую девушку, которая его бросила - про Скай.

sillvercat, Мне правда, очень жаль.
почему? на то вы и автор, чтобы решать, что делать с персонажами а то, что я люблю хэппи-энды - это моя личная проблема, внимательнее надо описание читать фик же от этого хуже не стал))
может, я и доберусь до других частей))

Keitha,
не, я тоже люблю ХЭ, но тут, чёрт. сюжет потребовал десфика... и я пошла у него на поводу. ща и хотела бы переиграть.... реально уж больно мужик хорош... но ПОЗДНО...

sillvercat, ну да, не переписывать же, в самом деле)) к тому же, судя по комментам, всем всё равно понравилось))

Нельзя так писать. Вот честное слово - нельзя так писать!!! Я собиралась пойти поспать перед праздником (да, я потихоньку читаю)) на всю ночь...а что теперь?? Мне придется идти умываться, красить опухшие глаза и клевать носом весь вечер)) Но мне ничуть не жалко..) Спасибо)