Название: Тёплое Рождество
Автор:  sillvercat
Бета: Тсунаеши
Размер: драббл
Пейринг/Персонажи: Андрей/Даша
Категория: гет
Жанр: романс, флафф, драма, повседневность
Рейтинг: R
Краткое содержание: в Рождественскую ночь случаются очень разные чудеса. Например, пациент подключает больничную палату к кабельному ТВ, а маленькая медсестра остаётся с ним не только на ночь, но и на всю жизнь.
Примечания: написано для тимплея на социофесте. Ссылка:
socionicfics.diary.ru/p184617571.htm
Был признан читателями лучшим драбблом.
Читать дальше
По соционике: Дон/Дюма

От автора: : я никогда не думала, что вообще когда-либо смогу что-либо написать на эту тему. Я провела в такой больнице почти полтора года. Но чуда не произошло. Я очень надеюсь на то, что для этой пары оно произойдёт. Да будет слово моё твёрдо. Да будет по слову моему.



* * *
Он стоит на балконе и курит, стряхивая пепел в консервную банку, аккуратно примотанную толстой проволокой к перилам – кто-то не поленился. В этом отделении курят почти все диализники — терять-то уже нечего, а никотин притупляет боль и заглушает страх.
Он рассеянно тушит окурок о ржавый край банки, размышляя о том, как бы половчее осуществить свою идейку и развить её дальше.
Позади него скрипит дверь. Он оглядывается, видит белый халат и досадливо кривится, ожидая выговора.
Но медсестра, совсем ещё девчонка, молчит, прислонившись спиной к двери.
Девчонку зовут Дашей, и рука у неё лёгкая — вот всё, что он знает о ней, хотя ему кажется смутно знакомым её забавное веснушчатое личико.
— Ты чего – помолчать пришла? Скажи уже, что курение убивает. Или что я простужусь насмерть! — насмешливо предлагает он и осекается.
Машинально трогает пальцами шунт на запястье – шунт зудит и покалывает изнутри, кровь пульсирует, бьётся под кожей.
Очередной диализ был вчера, и поэтому сегодня он чувствует себя почти здоровым.
Почти.
Он швыряет сигареты вниз — всю пачку, скомкав её в кулаке.
Медсестра, шагнув вперёд, вдруг крепко его обнимает, прильнув к нему всем телом – маленьким и упругим. Так они стоят несколько минут.
— Ты тёплая, — хрипло говорит он. — Но я не замёрз.
Почему-то эти внезапные обнимашки кажутся ему совершенно естественными.
— Плюс два, — отвечает она шёпотом.
Тёплое Рождество. Даже снег почти растаял.
Он прижимается щекой к её виску, она дышит ему в шею, в ямку между ключицами.
Фейерверки расчёркивают темноту неба россыпью голубых, жёлтых и алых искр.
— А ты чего не на посту? — с любопытством спрашивает он.
— Сменилась, — поясняет она. Её ладони гладят его спину — медленно и так уверенно, будто она всегда это делала.
— А почему ты тогда не бухаешь в ординаторской с дежурным хирургом? — щурится он. — Кто там в ночь? Степаныч?
— Не хочу, — отвечает она только на первый вопрос.
— Ладно. — Он вдруг отстраняется. — Тогда помоги мне.
Она озадаченно смотрит на моток провода и какие-то инструменты в углу балкона.
— Ты где это взял?
— Спёр у ремонтников. К кабельному втихаря подключусь, новую схему придумал, проверю, — весело говорит он и подмигивает ей. — «Евроспорт» и эротик-шоу — опа! Для тех, кто не спит!
Он смеется — блестят глаза и зубы. Она завороженно на него смотрит.
— Ты поэтому отсюда на праздники не ушёл, что ли?
— Ну да, — беспечно пожимает он плечами. — Да и идти-то некуда. Без разницы. Так ты подстрахуешь?
Она сосредоточенно держит его за ремень джинсов, пока он возится наверху, иногда беспечно зажимая какие-то железяки прямо в зубах. Что-то срывается вниз с коротким звяком.
читать дальше
— Ёпт, отвёртку упустил, — сокрушённо говорит он, спрыгивая обратно, и невольно охает от боли, а она тревожно хватает его за руку. Резко повернувшись, он прижимает её к перилам и крепко целует.
У него холодные губы, а у поцелуя привкус табака и железа.
— Пошли в палату, — шепчет он, жадно запуская ладонь в вырез её халатика. Пуговки расстёгиваются одна за другой, она прерывисто дышит, но не отстраняется.
Держась за руки, они проскальзывают по пустому коридору в такую же пустую тёмную палату. Из отделения гемодиализа на праздники разбрелись все, кто мог.
Он затворяет дверь и, не зажигая света, поспешно ведёт её к своей койке в углу, на ходу распахивая на ней халат. Они почти падают на койку, целуя и гладя друг друга.
Как в порнушке — медсестра и пациент. Он не успевает выпалить это вслух — она встаёт и освобождается от остальной одежды. Легко и свободно.
Безмятежно.
Он сглатывает слюну, затаив дыхание.
Её тело, нежное и крепкое, вздрагивает в его руках, веки плотно сомкнуты, губы горят, будто у неё температура.
— Сейчас, — лихорадочно бормочет он, пытаясь раздеться. Она помогает ему, тихонько смеясь. Его джинсы летят на пол, брякнув пряжкой ремня.
Дверь палаты чуть приоткрыта, старая койка жалобно скрипит и трясётся.
Плевать.
Её тело — как тёплый хлеб, он упоенно пробует его на вкус, она вскрикивает гортанно, льнёт к нему, судорожно сжимая его плечи. Наконец он тоже вскрикивает, в последнем толчке вжимая её в матрас, и замирает. Переворачивается на бок, не размыкая объятий.
Койка такая узкая. Как это хорошо.
Она осторожно тянет вверх куцее одеяло.
Он вспоминает, что надо спросить.
— Ты зачем вообще это сделала?
Она выпрастывает руку из-под одеяла и приглаживает ему волосы, убирая пряди со лба. Отвечает спокойно:
— Потому что мне захотелось.
— Я скоро рвану отсюда, — говорит он почти беззаботно. — Не буду так жить. На сраном аппарате. От диализа до диализа. Не хочу.
— Пересадка… — быстро начинает она, но он кладёт пальцы ей на губы.
Пальцы шершавые, губы мягкие и влажные.
— Та же херня. Её не дождёшься, пересадки. Сперва на диализе, потом — на гормонах. Это не жизнь. Что-нибудь придумаю. Сам выкарабкаюсь, а если чудес не бывает, — он бесшабашно улыбается, — отправлюсь… в большое космическое путешествие.
Она приподымается на локте, смотрит ему в лицо и твёрдо говорит:
— Я с тобой.
Он вдруг запускает пальцы ей в волосы, тянет к себе. Ей, наверное, больно, но она даже не морщится.
— Ты откуда взялась?!
— Из медучилища, — отвечает она шёпотом и улыбается. Её слёзы капают ему на лицо и на шею. Горячие. Он сцеловывает их с её щёк, зажмурившись.
За окном громко бухает петарда, и они оба вздрагивают, а потом он прерывисто смеётся. И она тоже.
— Слу-ушай… Совсем забыл! Я же тут усовершенствовал штуку одну! — спохватывается он, скатываясь с койки и торопливо подбирая с пола свою куртку. Шарит по карманам.
— Вот!
Торжествующе помахав зажатой в кулаке петардой, он, как есть, нагишом подходит к окну, а она жадно разглядывает его смуглое тело. Он распахивает створку.
Петарда летит вверх, рассыпая золотые искры, и он опять беззаботно хохочет. Она осторожно накидывает ему на плечи одеяло и блаженно забивается ему под мышку.
— Христос воскрес! — неожиданно говорит он, хотя сейчас Рождество, а не Пасха. Глаза его лукаво блестят.
— Воистину воскрес, — серьёзно отвечает она и тянется к его губам.
А потом он вдруг роняет руки. Кое-как добирается до койки и тут же обессиленно засыпает, едва опустив черноволосую голову на подушку.
Она торопливо собирает одеяла со всех коек и укрывает его. Подбирает с пола одежду, аккуратно развешивает его джинсы и футболку на спинке кровати. Одевается сама. Пуговица на халатике оторвана.
Она суёт руку в карман, нащупывая листки с результатами его анализов: уровень креатинина, гемоглобина, мочевины... На листках наискось написано: «Вдовиченко Андрей».
Конечно, он её не помнит. Кто же помнит мелких соседских девчонок, щербатых и веснушчатых? Никто.
Он ушёл в армию, а её родители поменяли квартиру.
Вдовиченко Андрей.
Упёртый баран с ХПН третьей стадии, как ругался Степаныч в ординаторской.
ХПН – хроническая почечная недостаточность.
Она садится на пол возле койки и кладёт голову на край его подушки. Он чмокает губами и что-то бормочет во сне.
«Третья стадия — ещё не терминальная. И чудеса бывают», — упрямо думает она, глядя в окно.
Там горит какая-то звезда, раньше незаметная из-за фейерверков.

запись создана: 31.12.2012 в 18:35