Название: Зимой в Монтане
Автор: sillvercat для WTF All Americas 2017
Бета: Эллаирэ
Размер: мини, 1040 слов
Пейринг/Персонажи: Пит Коллинз/Джеми Уилсон, другие ковбои
Категория: гет
Жанр: драма, романтика, лавхейт, PWP, юмор
Рейтинг: R
Предупреждение: гендерная интрига; стилизация под разговорную речь а-ля бажовские сказы)
Краткое содержание: штат Монтана, начало XX века. На ранчо Бизонья Спина появляется молоденький ковбой, который ленится работать, но зато очень лихо играет в карты…
Ссылка на ЗФБ-17:: тут.




Мальчишка этот, Джеми Уилсон, в карты точно жульничал, Пит не мог тут промашки дать, чутьё у него хорошее было на шулеров, шантрапу эту. Хотя за руку он сопляка не ловил, что верно, то верно. Но остальных ребят Джеми раз за разом обставлял, а когда не обставлял, сразу видно было, что нарочно поддался. Однако это только Питу и было видно, другие же парни, остолопы подслеповатые, только на смех его подымали, когда он ворчать принимался.

У ковбоев ведь как? Если ты за руку с краплёной картой какого-никакого пройдоху не поймал — значит, не виноват пройдоха, сиди, сопи в две дырочки да помалкивай пуще.

А зимой на ранчо что делать, как не в карты дуться? Ну, упряжь ещё рваную можно чинить, само собой, либо байки травить. Либо кнутовища да подпруги оплетать ремешками. Рукояти к ножам вырезать из дерева да оленьего рога. Словом, кто во что горазд, иначе со скуки взбесишься, пока над прерией снежный буран воет, как стая голодных волков, пастбища заметая. Коняки-то всё равно в шелтерах, загонах крытых, стоят; задать им сена — невелика работа.

А Джеми Уилсон, хитрый сосунок, как раз в ноябре к ранчо Бизонья Спина прибился. Наврал, что в Вайоминге-де прежде работал. Но рекомендаций никаких при нём не было, Пит подслушал, как хозяева про это между собой толковали. То есть хозяин, Боб Роджерс, со своей миссис Сарой. Дескать, мальчонка-то совсем ещё молокосос, неизвестно, как себя в работе покажет, и вообще, мол, ему просто в зиму надо где-то отсидеться, это же ясно, как Божий день. Лишний рот. Это всё мистер Роджерс говорил. А миссис Сара ему в ответ — надо приютить мальчика, Боб, не прогонять же его, пусть перезимует с нами, авось не объест.

Бабы, они ведь завсегда слишком жалостливые бывают. Конечно, у этого Джеми кудряшки были светлые, как у ангелочка, мордаха пригожая и глазюки голубые. Он ими только стриганул умоляюще, миссис Сара и растаяла, как патока. И сам парень мелкий, щуплый, в чём только душа держится — как такого прогнать?

У этого Джеми, прохвоста мелкого, может, сноровки и силёнок для тяжёлой работы и не хватало, но вот для покера — в самый раз. Хорошо, ребята на интерес играли или там на патроны либо на спички. А то к концу зимы они бы уже без штанов остались. А Пита, который предупреждал, — мол, мухлюет сопляк — они не слушали вовсе, смеялись, говорили: зуб у тебя на парнишку, Пит Коллинз.

Сам Джеми тоже скалился вовсю, заслышав такие разговоры. В бутылку не лез, не орал возмущённо, ни словом Питу не возражал, будто шуточки это ему были. Но в глазах голубых злинка этакая таилась, чертовинка бешеная, Пит же видел.

А сам про себя Пит сокрушался, лёжа ночами без сна на узкой скрипучей койке и слыша, как храпят остальные ковбои: слишком много он про Джеми Уилсона думает, ни к чему это. Но наступало утро — и он снова искал глазами его щуплую юркую фигурку.

И вот однажды так случилось, что Пит раньше других ребят с выгона вернулся. Джеми же совсем не поехал коняг на выгоне проведывать, сказался больным, простудился, мол. Он и вправду чихал да кашлял вот уже пару дней подряд.

Пит свою лошадь у коновязи оставил и поднялся на крыльцо барака, где ковбои жили. Тихонько поднялся, не топал, хотя, казалось бы, чего ему таиться? Но он подумал: а вдруг прохвост Джеми спит? Лентяй он, конечно, и притвора, но, коль и вправду заболел, жалко же его.

Пит разулся у порога и тут только заслышал, что в маленькой кухоньке, к бараку пристроенной, вроде как вода плещется. Заглянул он туда, да так и окаменел, будто в соляной столп, как в Писании, обратился.

В самом тёмном углу кухоньки стояла большая жестяная бадья, где миссис Роджерс обычно стирала ковбоям бельё. А в этой бадье стоял Джеми и, зажмурившись, лил себе на плечи горячую воду из ковшика. Русые его кудряшки совсем завились и прилипли ко лбу и шее. Шея гибкая, длинная, ноги стройные, однако никакой мужской оснастки Пит при нём не обнаружил: сиськи маленькие, но круглые, женские, и спереди тоже лишь влажные кудряшки между ногами расставленными виднелись.

Девкой оказался Джеми Уилсон, да ещё какой раскрасавицей!

Распахнула она свои голубые глаза, увидела Пита, что у порога, разинувши рот, застыл, будто надолба какая, и даже визжать и прикрываться не стала. Да и то, чего ей было прикрывать, когда всё-превсё успел он у неё усмотреть!

Вздохнула она так глубоко, что грудь колыхнулась, обтёрла себя узкими ладонями и легко вышагнула из бадьи, будто молодая кобылка из ручья. Подошла к Питу, мокрые следы на домотканых половиках оставляя. Голубые глаза её сверкали, сверкали и круглые груди с острыми сосками — так, что Пит едва не зажмурился. Гибкие руки взметнулись, стиснули ему шею — то ли придушить, то ли обнять его Джеми захотела.

— Не смей никому говорить, — вымолвила она с силой, в самые зрачки ему уставившись. — Не скажешь — твоя буду, когда захочешь. Не скажешь?

У Пита всё в глазах помутилось, и он головой так неистово замотал, что шляпа слетела. А Джеми коротко усмехнулась губами вишнёвыми, пухлыми… и прижалась ими к его растрескавшимся губам, а всем своим мокрым, белым, голым телом — к его телу, поспешно за ремень штанов Пита дёргая. А в штанах у него аж зазвенело, так напряглось там всё.

Повалила она Пита прямо на половики и оседлала, как жеребца необъезженного, крепко своими точёными бёдрами обхватив и в своё тугое нутро его налитой стояк впуская. Голову назад запрокинула и застонала гортанно, прежде чем вскачь пуститься. Никто прежде так сладко Пита не объезжал, ни одна бабёнка, даже из тех дорогих шлюшек, что он по салунам покупал, когда у него золотишко заводилось.

Словно в раю он очутился, о каком в Библии не написано: в медовом, золотом, горячем раю, где не стыдно ему было стонать и биться, на себя изо всех сил Джеми насаживая.

Доскакали они так до самого конца, покуда Джеми ему на грудь не упала, задыхаясь и торжествующе смеясь.

— Ох, как хорошо! Как же я это люблю! — выдохнула она еле слышно, в глаза ему глядя.

А Пит — он даже не стал спрашивать, почему же она своё женское естество таила, парнем прикидывалась. Всё равно ему было: из-под венца ли она сбежала или от мужа опостылевшего, а то, может, и из банды какой, что поезда и дилижансы грабит. Пит о таких отчаянных бабёнках и раньше слыхивал. Недаром же она так лихо в карты резалась!

Но у него впереди была вся зима.

Зима с Джеми.

«Не скажешь — твоя буду, когда захочешь…»

И за этакое он был готов и вовсе онеметь.


Название: Мака Сапа
Автор: sillvercat для WTF All Americas 2017
Бета: Эллаирэ
Размер: мини, 1780 слов
Пейринг/Персонажи: скунс Мака Сапа, другие звери и люди
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Предупреждение: антропоморфизм
Краткое содержание: «Спустя неделю Мака Сапа, получивший новое имя — Гриша, — жил в собачьей будке у крыльца дома егеря Поликарпова вместе с собакой Трезором»
Примечание: с вами Николай Дроздов!)
Ссылка на ЗФБ-17:: тут.




Мака Сапа был просто скунсом, просто маленьким полосатым скунсом с лохматым хвостом и любопытной большеглазой мордочкой.

Он вырос в лесах, раскинувшихся у подножия горы Уошэтч. В марте, Месяце Бурлящих Ручьёв, когда ручейки и реки обычно переполняются талой водой, бегущей с гор, Мака Сапа вместе со своей матерью, двумя братьями и сестрёнкой вылез из норы, где родился и проспал всю долгую холодную зиму, блаженно прижавшись к тёплому материнскому животу.

Его мать, Уохпету, зачала потомство тоже весной, прошлой весной, но, как это бывает у скунсов, медведей и других впадающих в зимнюю спячку зверей, детёныши в её животе не развивались до тех пор, пока холодным монтанским ноябрём она не погрузилась в крепчайший сон на подстилке из опавших листьев в своей норе, прикрыв чёрный нос пушистым хвостом. Только тогда клубочки маленьких жизней внутри неё начали разматываться.

Солнечные лучи ослепили Мака Сапу, когда он впервые осторожно высунул свой любопытный нос из зимней норы. Он испуганно зафыркал и попятился обратно, но Уохпету, измученная долгим постом, просто вытолкала своих отпрысков наружу, не церемонясь, и выскочила сама. Все они были очень тощими, грязными, со взъерошенной, торчащей неопрятными клочьями тусклой шерстью. Свежий ветерок обжёг холодом чуткие ноздри Мака Сапы, и он увидел, что делает его мать: Уохпету старательно выискивала жуков и улиток, тоже выползших, чтобы погреться на солнышке, и Мака Сапа, недолго думая, присоединился к ней, жадно хрустя хитиновыми панцирями не успевших скрыться насекомых. Его примеру последовали остальные детёныши. Голод — лучший учитель.

Скунсы всеядны, они не брезгуют ни червями, ни лягушками, ни мышами-полёвками, ни свежими зелёными листьями или сочной травой, выросшей на проталинах. Вскоре у каждого члена семейства округлились впалые бока, а шерсть вновь заблестела и распушилась.

Когда Мака Сапа подрос, то оказался немного крупнее других детёнышей и легко побеждал братишек в потасовках. Маленькие скунсы обычно весело возились на залитой солнцем полянке в виду норы, рядом с которой грелась мать, иногда раздражённо потявкивая, будто прикрикивая на раздухарившихся не в меру отпрысков.

Как-то во время такого мирного отдыха на поляну выскочил небольшой чёрный медведь — подросток, длиннолапый и неуклюжий. Он, видимо, совсем недавно покинул мать и теперь пробовал жить самостоятельно. При виде весело резвящихся скунсят он сперва оторопело рыкнул, а потом боком, боком начал надвигаться на них, замахиваясь тощей когтистой лапой.

Детёныши не успели даже испугаться. Мака Сапа решил было, что этот, ранее им неведомый, лохматый и худой зверь рвётся с ними поиграть. Но тут Уохпету встала, загораживая собой скунсят и свирепо взвизгнула. Её чёрно-белая шерсть встала дыбом — так, что мать стала похожа на большой пушистый шар. Пышный хвост она задрала вверх и затопала по траве своими маленькими лапками.

Нападавший медведь с разгону остановился, видимо, пытаясь сообразить, отчего же добыча не убегает, а, наоборот, пытается напугать его самого. Но, даже распушившись, Уохпету была гораздо меньше него, поэтому, помедлив немного, зверь снова кинулся вперёд.

Тогда Уохпету ещё выше задрала хвост, и Мака Сапа вдруг услышал отчаянный жалобный рёв нападавшего медведя. Тот упал на траву и принялся кататься по ней, беспорядочно молотя лапами по воздуху, а вокруг мгновенно распространилась чудовищно тошнотворная вонь, такая густая, что, кажется, её можно было увидеть. Вскочив на ноги, медведь вслепую помчался прочь, натыкаясь на стволы деревьев и ломая ветки бересклета. Послышался плеск воды — это он с разбегу шлёпнулся в ручей.

Уохпету собрала в кучу свой выводок, и скунсы, не оглядываясь, потрусили прочь. Надо было искать новое место для норы.

Так Мака Сапа впервые понял, что обладает оружием, которое даёт ему возможность победить любого хищника. Запах скунсовой струи, вылетевшей из особых желез под хвостом, распространяется на несколько миль и не выветривается неделями. Струя обжигает слизистые оболочки: нос, рот, а, попав в глаза, вызывает временную слепоту. Так что схватить и убить скунса может только крупная хищная птица — филин или сарыч, безжалостные ночные охотники, от которых Мака Сапа научился прятаться под разлапистыми ветками кустов.

Жизнь Мака Сапы протекала совершенно безмятежно, даже когда он отделился от остального семейства и начал самостоятельно обследовать поросшие густым лесом и рассечённые оврагами склоны горы Уошэтч. Осенью, когда наступил Месяц Опавших Листьев, сентябрь, он, повинуясь инстинкту, принялся усердно набивать себе живот пищей, охотясь за насекомыми и мелкими грызунами, подбирая грибы, ягоды, орехи чуть ли не круглыми сутками. Он откуда-то точно знал, что скоро придёт время залечь в нору и спать долго-долго, до самой весны.

Пару раз ему пришлось применить своё замечательное оружие — против любопытной лисицы, которая никак не хотела уйти добром, и против волчонка, отбившегося от своей стаи и охотившегося в одиночку. Оба раза прошли с полным успехом: враги, визжа и завывая, улепётывали от него во все лопатки, стремясь побыстрее окунуться в воду, чтобы смыть с себя омерзительную вонь. Мака Сапа торжествовал.

Но однажды он чуть не стал добычей самого страшного хищника в горах Уошэтч — человека. Охотник в потёртой куртке с бахромой, ведя в поводу свою пегую лошадь, проходил как раз через полянку, где, разомлев на солнышке, дремал Мака Сапа. Спросонок, подскочив и ничего толком не соображая, скунс принял боевую позу: встопорщил шерсть, задрал хвост, будто знамя, зафыркал и принялся топать лапками. Но, вместо того, чтобы убежать, как другие звери, человек сорвал с плеча ружьё и выстрелил, почти не целясь. Гром выстрела оглушил Мака Сапу, который почти в беспамятстве покатился под куст, а потом вскочил и, не дожидаясь нового выстрела, кинулся прочь, изо всех сил семеня лапками. С тех пор он навсегда усвоил, что человека лучше не пытаться испугать, безопаснее при виде него убежать самому.

Когда настала пора укладываться в спячку, он призадумался. Когти у скунсов не чета барсучьим, хорошую нору такими не выкопать. Поразмыслив, Мака Сапа вернулся к тому логову, где родился, но там его ждал незваный пришелец — уже вселившийся в нору молодой барсучок, Ихока. Тот попятился было к выходу, ворча и огрызаясь, но скунс не стал его атаковать. Он мирно улёгся, свернувшись клубком на подстилке из листьев, и барсук, возмущённо пофыркав, всё-таки остался в норе. Мака Сапа справедливо рассудил, что вдвоём зимовать теплее, да и хозяйственный Ихока натащил в нору разные припасы: коренья и орехи.

Так они благополучно и перезимовали. Проснувшись, Мака Сапа вылез из норы первым, встряхнулся и, не прощаясь, потрусил прочь. Впереди раскинулся весь мир, золотой и зелёный, наступила весна, птицы запели свои песни, и пора было искать себе подругу.

Но тут Мака Сапе не повезло. Подругу он не встретил, но опять встретил человека, даже двоих, которые будто ждали его на знакомой полянке. Скунс попятился было в кусты, но в этот раз люди оказались проворнее: один из них вскинул руку с зажатым в ней оружием, и мир, зелёный и золотой, полный птичьего щебета, померк перед круглыми от страха глазами Мака Сапы.

Очнулся он уже за решёткой клетки. Рядом с ним слабо копошились другие скунсы. Клетка, в которой они находились, непрерывно раскачивалась и подрагивала, воздух дрожал от странного низкого гула. Мака Сапа не знал, что они находились в воздухе. Большой транспортный самолёт вёз американских скунсов на их новую родину — сперва в Москву, а потом в Воронежский заказник. Учёные Советского Союза и США проводили научный эксперимент, пытаясь интродуцировать американских аборигенов — скунсов — по примеру енотов.

Мака Сапа был чуть жив, когда его наконец бесцеремонно, но осторожно вытащили из постоянно раскачивающейся клетки на твёрдую землю. Он весь дрожал. Голоса стоящих над ним людей сливались для него в один невнятный гул подобный гулу самолётных моторов. Собравшись с силами, он неуклюже побежал к видневшимся вдалеке кустам. Позади него слышался громкий смех людей, непонятные возгласы и лязганье решёток — люди выпускали из клеток других скунсов.

Ветер здесь пах по-иному, чем в горах Уошэтч, да и гор не было вовсе. Но вода в ручейке, на который вскоре наткнулся Мака Сапа, оказалась студёной и сладкой. Немного оправившись, Мака Сапа даже нашёл и схрупал улитку и совсем приободрился.

Трава и кусты здесь тоже были немного другими. Но филин ухал очень знакомо, и задорно квакали лягушки. Неподалёку от ручейка Мака Сапа встретил совершенно ему незнакомого зверька, величиной примерно вдвое меньше него. Но когда скунс попытался его цапнуть, зверёк вдруг свернулся в круглый комок, их которого во все стороны торчали колючки. Это был дикобраз, только почему-то с очень короткими иголками, догадался Мака Сапа.

Однако утром, когда он проснулся и беззаботно, как дома, выбежал из кустов орешника к ручейку, он увидел вполне знакомого зверя. Наклонив лобастую голову к воде и жадно лакая её языком, у ручья стояла рысь. Вода сверкающими каплями срывалась с её усов, когда она стремительно обернулась к Мака Сапе.

Тот не испугался. Это рысь должна была испугаться, увидев его — в конце концов, яркая окраска скунсов для того и предназначена, чтобы от них разбегались все звери в лесу, опасаясь их оружия. Но эта рысь никуда не побежала, хотя Мака Сапа отчаянно фыркал и изо всех сил топал лапками, повернувшись к ней задом и распушив свой роскошный хвост. Её огромная лапа с выпущенными когтями проехалась как раз по этому хвосту, когда Мака Сапа тщетно пытался выпустить рыси в морду свой заряд. Но… ничего не получалось! Вне себя от изумления и страха, он опрометью ринулся в кусты, а проклятая рысь рванулась за ним, оскалив зубищи.

На счастье Мака Сапы, ему подвернулась промоина под валуном, куда он еле протиснулся, пока рысь пыталась выудить его оттуда, шаркая когтями по камню. Но это ей не удалось, и она присела у валуна, терпеливо ожидая, когда же добыча устанет там прятаться и вылезет.

Скунс, притаившись, замер в глубине своего убежища. Он ясно видел, как светятся яростным жестоким огнём желтые рысьи глаза. Он с забившимся сердце осознал, что рысь не уйдёт, что она так и будет дожидаться, пока голод или жажда не выгонят его из-под валуна.

И вдруг снаружи раздались людские голоса, потом ударил хлёсткий гулкий выстрел, и Мака Сапа так и подскочил в своей норе. Послышались чьи-то шаги, в нору заглянули человеческие глаза. Мака Сапа задрожал и невольно вжался в камень, хотя бежать ему было некуда.

Люди ещё немного потоптались возле норы, где затаился Мака Сапа, и пошли прочь, а он только к вечеру выполз наружу, настороженно хватая ноздрями воздух. Он обречённо понимал, что теперь ему придётся, как какому-нибудь кролику, вечно убегать и прятаться, раз его оружие стало бесполезным. Хотя он не понимал, почему такое с ним произошло.

Мака Сапа опять принюхался. Ушедшие люди оставили ему что-то вкусное на траве. Оно вкусно пахло и вкусно выглядело, он не знал, как оно называлось, но с удовольствием поел и медленно потрусил по следу ушедших людей. Может быть, думал он, они не станут плеваться в него огнём в него из своих ружей. Может быть, у них найдётся для него ещё что-то, такое же вкусное.

Спустя неделю Мака Сапа, получивший новое имя Гриша, жил в собачьей будке у крыльца дома егеря Поликарпова вместе с собакой Трезором.

* * *

«В 1933-1939 гг. в СССР делались неудачные попытки интродуцировать скунса как пушного зверя — в Воронежском заповеднике, на о-ве Петрова в Приморском крае, в Харьковской области, Киргизской и Азербайджанской ССР, Дагестанской АССР. Не вникая в особенности биологии животного, специалисты выпустили в леса скунсов со звероферм с удалёнными пахучими железами; однако за короткое время все выпущенные зверьки, лишённые основного средства защиты, пали жертвой местных хищников» (Источник)


Название: Проклятие Текумсе
Автор: sillvercat для WTF All Americas 2017
Бета: Эллаирэ
Размер: драббл, 444 слова
Пейринг/Персонажи: Текумсе
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: смерть основного персонажа
Краткое содержание: «Текумсе не ждёт ни победы, ни пощады»
Примечание: о войне Текумсе можно прочитать здесь.
Ссылка на ЗФБ-17:: тут.

«Когда придёт время умирать, не будь подобен тем, чьи сердца наполнены страхом смерти настолько, что, когда приходит их час, они жалобно плачут и молят дать им ещё немного времени, чтобы иначе прожить свою жизнь. Спой свою песнь смерти и умри как герой, возвращающийся домой»
(Текумсе, вождь племени шауни, 1768-1813)

Бледнолицых больше, чем звёзд на небе, и язык каждого раздвоен, будто жало гадюки.

Они пожимают руки вождям краснокожих и раскуривают с ними трубку мира на их советах. Они говорят красивые слова, льстивые и лживые, они заискивающе заглядывают в глаза, они принимают от краснокожих вампумы мира, они испещряют свои бумаги значками-буквами и клянутся, что эти мирные договоры с краснокожими нерушимы, пока текут реки и растёт трава.

Они клянутся именем своего распятого Бога, что каждое их слово — правда.

Они лгут.

Текумсе сражается с ними с четырнадцати лет, с той самой поры, когда они убили его отца Паксинво. Он знает, что единственное спасение для краснокожих в этой бесконечной войне — объединиться между собою. Всем, всем - и шауни, и пяти племенам Ирокезской лиги, и гуронам, и делаварам… Всем.

Но между краснокожими стоит веками проливаемая кровь! И нет доверия.

Тогда Текумсе пытается объединиться с одними бледнолицыми против других. С британцами против американцев, как они себя называют. Он помог британцам взять Детройт без боя. Когда его четыреста — всего четыреста! — воинов неслышными, неторопливыми тенями прошли в виду американских боевых позиций, янки струсили! Они сдались, даже не осмелившись вступить в бой!

За это британцы назвали Текумсе своим военным вождём. Бригадным генералом. Он сидел на их советах вместе с их генералами, одетый в такой же мундир.

А теперь в бой не осмеливаются вступить британцы. Они отступают и отступают, уводят своих солдат, оставляя американцам индейскую землю, землю праотцев Текумсе.

Бледнолицые всегда заодно.

Текумсе и его воинам предстоит вступить в бой с американскими солдатами, которыми предводительствует Гаррисон, — Уильям Гаррисон — и на одного воина Текумсе приходится двадцать американских солдат с их ружьями и пушками.

Что ж, Текумсе не ждёт ни победы, ни пощады. Он знает, что в этом бою ему предстоит погибнуть, как погиб от рук бледнолицых его отец Паксинво и его брат Тенскватава. Как погибли сотни и тысячи краснокожих.

Над горами занимается дымный кровавый рассвет. Текумсе не спеша снимает с плеч британский мундир бригадного генерала. Он пойдёт в бой, как краснокожий. обнажённым, в одной набедренной повязке.

В свой последний бой.

* * *
Уильям Гаррисон умер спустя месяц после избрания его президентом США. Говорили, что его убило проклятие Текумсе.

«Проклятие Текумсе (англ. Tecumseh’s curse), известно также как проклятие президентов США, президентское проклятие — легенда о проклятии, некогда произнесённом умирающим индейским вождём племени шауни Текумсе за нарушение белыми договора. Проклятие заключается в том, что каждый американский президент, избранный в год, нацело делящийся на 20, умрёт или будет убит до окончания срока президентских полномочий». (Источник)