Текст слеплен из двух, написанных для Летних и Зимних Америк прошлого и этого года: «Золотоволосая виньян» и «Мэриан». Мне хотелось показать... да чёрт знает, непреодолимую пропасть между мирами, которая в конце концов преодолевается простой человечностью. Как-то так.

Название: Золотоволосая
Автор: sillvercat для fandom Americas 2016 и WTF All Americas 2017
Бета: Эллаирэ, Блэй, OxanaKara
Размер: миди, 5900 слов
Пейринг/Персонажи: Бегущий Волк, Чёрный Лось, Мэриан Сойер
Категория: гет, джен
Жанр: драма, юст, романтика, hurt/comfort, броманс, совсем чуть-чуть юмора
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: неграфичное описание насилия. смерть одного из персонажей
Краткое содержание: США, конец XIX века. Мэриан Сойер, дочь капитана Сойера, снова встречает молодого воина лакота, который пощадил её однажды...
Ссылки на ФБ-16 и ЗФБ-17: тут и тут.
Глоссарий языка лакота
Глоссарий языка лакота:
Васичу — бледнолицые
Винчинчала — девочка
Виньян — девушка
Ви — солнце
Йаке — волк
Скан — небо
Хехака — лось

* * *

Когда наступил Месяц Высохших Трав, военный вождь племени лакота, Высокий Орёл, разрешил Бегущему Волку возглавить отряд молодых разведчиков.

Бегущий Волк был необычайно горд таким доверием. Ему сравнялось всего двадцать зим, но воины лакота уважали его за рассудительность и смекалку, а что до храбрости, то Бегущий Волк никогда нарочно не лез на рожон, чтобы показать её кому-то. Но и в бою за чужие спины он никогда не прятался, а, наоборот, стремился прикрыть друзей от пуль захватчиков-васичу.

Поход оказался удачным. Притаившись за каменистым гребнем поросшего кустарником холма, пятеро воинов лакота от заката до заката солнца наблюдали зоркими, будто у рысей, глазами за тем, как суетятся внизу, у стен форта и внутри них, солдаты в синих мундирах. Как их военный вождь отдаёт команды, как взвивается вверх на высоком шесте знамя с нарисованными на нём звёздами и полосами.

Теперь лакота знали точно, когда васичу усаживаются за еду, сколько мустангов в их конюшне, где у них колодец и где оружейный склад.

А на обратном пути к Паха Сапа — Чёрным горам — молодым лакота повезло ещё больше. Они застигли врасплох трёх виньян-васичу, купающихся в горном ручье, журчащем в лощине. В кустах смирно стоял чалый мул, запряжённый в тележку. Должно быть, они выбрались сюда из посёлка, расположенного под стенами форта.

Виньян-васичу были ладными, с кожей светлой, как молоко. Все женские стати были у них такими же, что и у девушек-лакота: круглые груди, покатые бёдра, длинные ноги.

Бегущий Волк вздохнул, увидев, как его воины переглядываются с азартным блеском в глазах. Он понимал — поддавшись желаниям плоти, они навлекут на себя месть всех васичу… но разве васичу и без того не охотились за краснокожими, словно за дикими зверями?

Молодым воинам лакота не позволялось жениться — племя проводило дни за днями в бесконечных войнах с белыми, и лакота нуждались в тех, кто пойдёт в бой, не оглядываясь на оставшуюся в палатке семью. Потому-то воины-Псы, как их называли в племени, изнывали по сладости женских тел, будто жеребцы в гоне.

Тканые платья белотелых виньян были брошены теми прямо на берегу. Как же глупы были эти сороки, что беспечно смеялись и брызгали друг в дружку водой! Словно ручей, в котором они плескались, не протекал по земле лакота, захваченной теперь солдатами-васичу! Но лакота были ещё живы, и васичу стоило помнить об их мести.

Волосы одной из виньян были золотистыми, как солнечные лучи поутру. И её округлое тело будто светилось изнутри. Воины переглянулись, и Чёрный Лось весело толкнул Волка в бок:

— Ты — предводитель, выбирай, какую захочешь, первым. Золотоволосая красивее других. Бери её.

Остальные согласно закивали, пересмеиваясь.

Чёрный Лось и Бегущий Волк вместе выросли. Когда мать и отца Волка убили солдаты-васичу, семья Лося приютила его, тогда пятилетнего. Они вместе играли, вместе проказили, вместе стали воинами-Псами. И сейчас Лось пихал друга локтем и ухмылялся во весь рот, указывая пальцем на золотоволосую виньян.

Волк ещё чуть-чуть помедлил и наконец кивнул. Его тоже охватило возбуждение при виде этих беспечно щебечущих девушек — голые и стройные, с блестящими от воды телами, они казались такой беззащитной добычей! Словно стайка горлиц перед охотящимися ястребами.

Но золотоволосая виньян не была беззащитной. Едва воины лакота бесшумно, как тени, возникли из кустов бересклета и принялись выволакивать её визжащих подруг на берег, ухватив их за мокрые растрёпанные волосы, она увернулась и кинулась к сложенным на песке платьям. Волк метнулся следом за нею и тоже едва успел увернуться, когда она выхватила из вороха одежды длинный острый клинок.

Голубые глаза её сверкали, как лезвие этого клинка.

Но, опомнившись, Волк рывком выкрутил нож из её тонкой руки и легко повалил золотоволосую виньян на песок. Она не плакала, не умоляла о пощаде, как её подруги, которых со смехом принялись валять по песку воины лакота, живо скинувшие с себя набедренные повязки. Она ругалась и проклинала Волка такими словами, которые он раньше слышал только из уст золотоискателей и перегонщиков скота. Волк даже усмехнулся этому, когда наконец придавил её гибкое тело к сырой гальке.

Задыхаясь, они уставились друг на друга. Ноздри её тонкого носа раздувались, огромные глаза пылали, и, заглянув в эти глаза, Волк вдруг ощутил не только вожделение, но и странную усталую печаль.

Как же она была красива со своим гибким упругим телом и точёным лицом, на котором сейчас отражались только ярость и ненависть… и ни тени страха!

Ему стоило бы петь для неё ласковые песни и выменивать у торговцев драгоценные бусы за шкуры бобров и лисиц — если бы она была его соплеменницей. Если бы она была лакота. И, возможно, он бы даже выпросил у Высокого Орла позволения жениться на ней.

Но она была васичу. И сейчас он собирался силой разъять её стройные ноги, испачканные в песке, исцарапанные камнями, и погрузиться в глубину её нежного тела, которое не желало его. Как делали это с другими виньян-васичу, рыдавшими от ужаса и боли, его друзья.

Волк мог бы поклясться, что эта виньян не станет рыдать, когда он вломится в её сопротивляющееся тело. Да она вцепится ему в горло зубами, как рысь!

Стиснув в горсти её спутанные светлые волосы, он медленно и тяжело проговорил, не отрывая взгляда от её бледного лица:

— Не смотри туда. Я не трону.

Она с трудом перевела дыхание, но потом молча кивнула и уткнулась лбом в песок, отвернувшись от Волка. Тот поднялся на ноги и заткнул за пояс отнятый у неё нож. Он тоже опустил глаза, чтобы не видеть того, что творилось на берегу, — ему достаточно было это слышать.

Наконец истошные вопли и рыдания схваченных виньян-васичу перешли в болезненные стоны и тихий скулёж. Волк понял, что его воины насытились, и повернулся к ним.

Лось шёл к нему, легко ступая по песку и деловито наматывая на бёдра кожаную повязку. Он довольно улыбался.

— Ты не взял её? — удивлённо спросил он, указывая на золотоволосую виньян, которая приподнялась и села, упираясь руками в песок.

Волк покачал головой и зачем-то сказал:

— Она такая красивая.

— Она наверняка слаще других, — не отставал Лось, недоумённо моргая.

Волк снова взглянул в голубые глаза золотоволосой виньян и увидел в них всё ту же непреклонную, горячую, как пламя костра, ненависть.

Сердце его больно и тоскливо сжалось.

— Хватит. Идёмте отсюда, — отрывисто приказал он.

...Уходя, Волк чувствовал, как обжигает его спину ненавидящий взгляд золотоволосой виньян, но ни разу не обернулся.

* * *

Вечное «здесь». Вечное «сейчас».

Таку Скан — самое святое для любого индейца лакота — мужчины, женщины, ребёнка. Таку Скан — вечное «сейчас», ведь для души нет ни вчера, ни завтра, нет ни жизни, ни смерти, ни дня, ни ночи, а есть только вечное «сейчас». Вечное «здесь». Этому всегда учили великие шаманы лакота. Но то, чему они учили, кануло в вечность вместе с шаманами, вместе с лакота, вместе с бизонами, которых белые-васичу уничтожали сотнями сотен, как и краснокожих.

Напрасно шаманы танцевали в прериях Пляску Духов, призывая вернуться мёртвых воинов и бизонов. Из вечности не возвращался никто, зато васичу становилось всё больше. Они прибывали и прибывали на земли лакота в своих фургонах и на грохочущих, воняющих чёрным дымом повозках с той стороны, откуда восходит Ви-солнце.

Солнце-Ви светило теперь только для васичу, которые теснили лакота всё дальше от родных прерий, вспоротых плугами и железными тропами дымящихся повозок, — теснили на север, в земли, которые сами называли Канадой.

И тем из лакота, кому удавалось достичь этих суровых мест, где властвовала Старуха-Зима, следовало благодарить судьбу за то, что они остались в живых. Тогда как сотни и сотни других остались лежать мёртвыми на своей земле, словно туши бизонов. На той земле, которая отныне принадлежала васичу.

Мир лакота рухнул. Из него исчезла Таку Скан.

Думать об этом Бегущему Волку было невыносимо больно. За всю свою жизнь, не такую уж долгую, — двадцать зим — он испытал немало боли. Он прошёл через священную Пляску Солнца, оставившую рваные шрамы на его плечах и груди, его тело метили пули васичу, он похоронил всех своих родных и многих, слишком многих друзей, вместе с которыми вырос и которые теперь сидели у Бесконечного Огня в Стране Мёртвых, куда после смерти попадает каждый лакота.

Но та боль, которую испытывал Бегущий Волк, думая, что под солнцем-Ви нет больше места для лакота, была больнее всего.

Вот Чёрный Лось, его друг, ещё в детстве заключивший с ним братство крови, был куда счастливее него: он никогда не задумывался о смерти и бессмертии, о Таку Скан, исчезнувшей из мира лакота, и о самих лакота, уходящих прочь со своей земли, будто опавшие листья, подхваченные осенним ветром. Лось просто сражался с васичу, убивая их солдат, а потом весело распевал у костра любовные песенки, которые воины лакота поют девушкам… хотя рядом с ним больше не было девушек, готовых его слушать и пересмеиваться с ним. Но он пел, пока ещё можно было разжечь костёр в священных Чёрных Горах.

Под пулями васичу пали все Воины-Псы, кроме Бегущего Волка и Чёрного Лося. А Военного вождя Псов, Высокого Орла, васичу захватили в плен раненым и повесили его на сгоревшем дереве, затянув сыромятный ремень вокруг шеи. Они похвалялись своим деянием в месте, которое называли «салун». Там они пили огненную воду и платили своим женщинам за то, чтобы те легли с ними в тесных клетушках под самой крышей. Они размахивали окровавленным скальпом Высокого Орла и торжествующе смеялись. Мальчишка-полукровка, прислуживавший в салуне, той же ночью разыскал в горах Лося и Волка и, захлёбываясь, рассказал им обо всём.

Спавшие хмельным сном убийцы Высокого Орла не увидели рассвета, солнце-Ви не взошло для них. Волк и Лось пробрались к ним в комнату с крыши, связали, заткнув им рты, и сначала сняли с них скальпы, а только потом прирезали, как жирных свиней, пытавшихся визжать и хрюкать. Никогда прежде воины лакота не поступали так с людьми. Но это были не люди, а васичу.

Солдаты в синих мундирах после этого долго искали Волка и Лося, но так и не нашли. Они побоялись заходить в сердце Чёрных Гор.

Ведь Волк и Лось не ушли в Канаду вместе с другими лакота. Они были Воинами-Псами, не страшившимися смерти. Они остались в Чёрных Горах, откуда совершали свои набеги на селения васичу, на их повозки, пересекавшие прерию, и на солдат в синих мундирах, которые выезжали из форта, чтобы поймать и убить последних Воинов-Псов. Но Вакан Танка, Великий и Таинственный, оберегал тропы Волка и Лося, а священная Птица Грома укрывала их своим крылом от солдат, которые так и не смогли ни выследить их, ни найти их тайное убежище — пещеру в глубине Чёрных Гор.

* * *

Бегущий Волк сызмальства знал старую легенду о волшебной пещере в Чёрных Горах, пещере, куда священный Небесный Бизон, Скан Татанка, уведёт всё своё племя, чтобы скрыть его от врагов. Но пещера, давшая им с Лосем приют, конечно, не была волшебной — там вовсе не скрывались бесчисленные бизоньи стада. Первым на неё наткнулся вездесущий Лось и радостно подозвал Волка, устало усевшегося возле крохотного костерка. Он показал другу почти незаметный пролом в скале. Этот пролом, заросший колючим кустарником, внутри расширялся и подымался кверху. Под сводом скалы нужно было проползти около двух десятков шагов, чтобы потом встать во весь рост.

Воздух проникал в пещеру через тот ход, куда пролезли воины. Но, когда Волк развёл костёр в самом сухом и широком месте, которого они достигли, — дальше своды опять опускались — то выяснилось, что дым уходит и вверх, и куда-то вглубь.

Волк с Лосем переглянулись и решительно полезли друг за другом в чёрный узкий лаз, который, как оказалось, тоже расширялся и подымался кверху. Там они нашли второй выход из пещеры, но совсем узкий и тесный, сквозь который не протиснулся бы и ребёнок. Но зато неподалеку от него из груди Матери-Земли просачивался тёплый родник, вытекавший наружу и тихонько журчавший.

Волк и Лось опять облегчённо переглянулись. Вакан Танка продолжал помогать им. В этом тайном убежище они могли спокойно скоротать суровые зимние месяцы, морозы и непогоду. Здесь был даже источник воды! Им оставалось только заготовить запас вяленой оленины на случай, если пещеру занесёт снегом и нельзя будет выйти на охоту.

Их мустангам, само собой, предстояло зимовать снаружи, но кони были привычны к таким зимовкам, не боялись холодов и питались сухой жухлой травой прерий. Стоило опасаться только волков и солдат-васичу, охотившихся за индейскими конями, как волки, но тут оставалось лишь положиться на благосклонность Вакан Танки и Птицы Грома.

* * *

Как бы там ни было, жизни Бегущего Волка и Чёрного Лося всё ещё пребывали под сенью Таку Скан, вечного «сейчас», когда они снова увидели золотоволосую виньян, чья красота неизгладимо осталась в их памяти со встречи, происшедшей два лета назад, - встречи Воинов-Псов с белолицыми девушками, купавшимися в озере.

Именно Лось тогда притащил её Волку — потому что она была гораздо красивее подруг: с волосами цвета солнечных лучей и глазами, голубыми, как небо над прерией. Но в этих глазах лезвием боевого ножа сверкала ненависть — не слёзы — пока остальные виньян-васичу рыдали, распростёршись на песке у ног Воинов-Псов, умоляя о пощаде.

Однако те не пощадили их, хотя и сохранили им жизни. Слишком сладкими и заманчивыми были их нагие тела, чтобы тут же не овладеть ими. Только Бегущий Волк не тронул доставшуюся ему золотоволосую пленницу, не коснулся её стройного молочно-белого тела.

Странно, но как раз накануне второй встречи с золотоволосой виньян Лось заговорил о ней. Лёжа на груде сухого, прикрытого шкурами валежника у стены пещеры, он спросил Волка, оживлённо блеснув глазами в полумраке:

— А ты помнишь ту золотоволосую винчинчалу, белую девчонку, что мы поймали у озера?

— Нет, — солгал Волк, закидывая руки за голову. — Зачем ты спрашиваешь?

— Затем, что мы с тобой вот-вот отправимся к Бесконечному Огню вслед за Высоким Орлом и другими побратимами, — его голос прозвучал так легко, словно он говорил о грядущей хорошей охоте. — Не жалеешь ли, что ты не попробовал её тогда, Волк? Она ведь была так красива.

Бегущий Волк промолчал, и Лось, не дождавшись ответа, вскоре сонно засопел. А Волк всё лежал без сна, но, когда засыпал, видел перед собою сверкающие глаза золотоволосой, голубые, как небо над прерией.

* * *

Мэриан Сойер, дочери капитана Сойера, той осенью минуло семнадцать лет, и к ней посватались уже четверо замечательных во всех отношениях мужчин. В том числе и сорокалетний вдовец, майор Робертсон, чем капитан Сойер очень гордился. Но выбор он предоставил самой Мэриан… и она отказала всем. Не потому, что считала кого-то из женихов недостойным своей руки. У неё была мечта: она хотела учиться, а не выходить замуж, хотела стать доктором, прежде чем станет супругой и матерью.

Капитан снова не перечил ей, хотя добродетельные матроны форта Кларенс не раз с укоризной говорили, что он, мол, непомерно балует свою дочь, потакая ей. Но капитан привык полагаться на рассудительность и здравомыслие Мэриан, выросшей без матери, которую давно унесла чёрная лихорадка. Мэриан сама вела хозяйство и следила за расходами с раннего отрочества. И так же, сколько себя помнила, она лечила больных и раненых животных, а потом помогала в лазарете форта военному врачу, капитану Фитчу, ничем не брезгуя и не боясь вида крови.

Трагическое происшествие полуторагодичной давности на берегу озера, куда они с подругами по глупости отправились на пикник, разумеется, изменило всю жизнь Мэриан. Даже сейчас она просыпалась ночами, вновь и вновь слыша отчаянные вопли несчастных Мэйбл и Ванессы.

Мэриан благодарила Всевышнего за то, что не видела всего происходившего у озера, хотя рассудком она понимала, что должна прежде всего благодарить того краснокожего, который велел ей отвернуться. Дикаря. Зверя, однако, её не тронувшего, не надругавшегося над нею, хотя другие звери замучили чуть ли не до смерти Ванессу и Мэйбл. Но его Мэриан ненавидела даже сильнее, чем остальных. Он проявил к ней непонятную доброту, но почему он не защитил остальных девушек? Краснокожие послушались бы его, ведь он был у них вождём - несмотря на молодость, он отдавал приказы.

От насилия спаслась только Мэриан. Её подруг, как только те немного оправились, родственники увезли прочь из форта Кларенс — туда, где их никто не знал. Может быть, в Калифорнию. Мэриан боялась об этом спрашивать. Она-то уцелела! Ей казалось, что все в форте толкуют не о бедняжках Мэйбл и Ванессе, а о ней, неизвестно почему пощаженной дикарями.

Напрасно отряд кавалеристов ринулся в погоню за краснокожими, когда Мэриан пригнала в форт повозку, на дне которой безжизненно распростёрлись её подруги. Проклятые звери как сквозь землю провалились, скрывшись в своих Чёрных Горах, куда солдаты не осмелились зайти даже в сопровождении проводника-метиса. Они боялись индейских духов, какая чушь!

— Чёрные Горы — священное для краснокожих место, — сухо пояснил отец возмущённой Мэриан. — Там может быть… что угодно.

— Разве не сказано в Писании: «Не убоюсь я никакого зла»?! — в гневе закричала Мэриан. — Кто отомстит за Ванессу и Мэйбл?!

— Только не ты, — отрезал капитан. — Ты и так чудом спаслась. Я хочу, чтобы ты наконец уехала из этих диких мест, отправилась к тётушке Бекке в Нью-Йорк.

Мэриан стиснула зубы. Уехать она наотрез отказалась.

Зато теперь, спустя полтора года, она уезжала из форта Кларенс - учиться медицине в академии Нью-Йорка и стать доктором, хоть это было и неподходящее занятие для леди, как ворчал отец. Но он радовался уже хотя бы тому, что Мэриан навсегда покидает Дакоту.

Однако дилижанс, забравший пассажиров из форта Кларенс, до железнодорожной станции так и не добрался. Кавалеристы форта, поднятые по тревоге, нашли его перевёрнутым и сожжённым в нескольких милях от станции. Лошади были выпряжены и угнаны, багаж разграблен, охранник и курьер убиты, но трое пассажиров уцелели. Миссис Ховард, одна из пассажирок, рыдая, рассказала окаменевшему от ужаса капитану Сойеру, что на дилижанс напали двое краснокожих дьяволов, завывавших, как все демоны ада. Пули охранников настигли одного из них, но второй всё-таки посадил раненого товарища на коня, взвалил на другого коня мешки с грузом... и оглушённую ударом в висок Мэриан Сойер.

Следы беглецов затерялись в Чёрных Горах — пристанище индейских духов.

* * *

Очнувшись, Мэриан испытала не ужас, не панику, а слепящую, как пламя, ненависть. Ненависть, которая, согласно Писанию, являлась смертным грехом, ибо Христос, Спаситель наш, учил людей прощать врагов своих. Но не дикарей же прощать, не проклятых язычников, ничем не отличавшихся от хищных зверей!

Мэриан сразу узнала их обоих. Полтора года она видела лица этих разбойников в ночных кошмарах. Тот из них, что когда-то подтащил её к своему предводителю, был ниже него ростом и годами явно младше. На его остроскулом лице — лице жестокого мальчишки — шало блестели яркие, тёмные, как смородина, глаза, а смоляные волосы были связаны в растрёпанный пучок на затылке. Второй, тот самый предводитель, который тогда пощадил её, высокий и широкоплечий, сейчас казался ещё более измождённым. Оба они тоже узнали её, вне всяких сомнений, узнали, когда она выпрыгнула из разбитого дилижанса, рефлекторно сжимая в руках саквояж со своими пожитками.

Охранники, сопровождавшие почтовый груз, открыли стрельбу по нападавшим, и под крики перепуганных пассажиров высокий индеец скатился со своего рыжего мустанга, который пронзительно заржал, добавив хаоса в происходящее. Душу Мэриан переполнило яростное ликование — алое, как струйки крови, хлынувшие сквозь пальцы раненого дикаря. Но тут же второй дикарь, подскакав к дилижансу, несколькими меткими выстрелами наповал уложил обоих охранников, и пассажиры снова в ужасе закричали, видя, что этот дьявол летит прямо на них. Не кричала только Мэриан. Привстав на коленях, она в упор смотрела в оскаленное смуглое лицо индейца, исполосованное чёрной и красной раскраской. Она отчаянно жалела только о том, что отец не дал ей с собой револьвер, как она просила. «Тебя есть кому защищать. И краснокожие усмирены», — вот что сказал он. Но теперь все её защитники лежали мёртвыми, а она не могла отомстить убившему их кровожадному выродку ни за них, ни за своих несчастных подруг.

Она приготовилась к смерти, увидев занесённый над своей головой томагавк.

Но индеец не убил её. Перевернув свой страшный топор, он ударил её по голове рукоятью, и Мэриан зашаталась, оглушённая. Мир завертелся у неё перед глазами, пропахший порохом и кровью, - завертелся и померк.

Но перед тем, как солнце погасло для Мэриан, она успела увидеть, как второй разбойник, покачиваясь, медленно подымается с земли, залитой кровью.

Он был жив! Господь снова оставил его в живых, не покарал!

О, если бы, если бы у неё был револьвер, в отчаянии подумала Мэриан, проваливаясь в слепящую тьму. Если бы у неё был револьвер, она стала бы орудием Господним!

* * *

Золотоволосая виньян была всё так же красива. И её голубые глаза сверкали всё той же ненавистью, что и тогда, возле маленького озера в предгорьях.

— Зачем ты забрал её? — прохрипел Бегущий Волк. Его конь медленно поднимался по едва заметной тропинке, ведущей в горы. — Солдаты будут рыскать по нашим следам, как кугуары.

— Они и так рыщут, — беспечно отмахнулся Лось. Его худая спина в куртке из рысьих шкур маячила прямо перед глазами Волка. — И они нас не найдут, — добавил он, оглянувшись с торжествующей усмешкой. — А я её хочу. Я хочу эту виньян. Ещё тогда, у озера, хотел, но привёл её тебе. А сейчас я сам натешусь ею досыта, раз ты её не берёшь. А потом… так и быть, отпущу.

— Она не сможет отсюда выбраться, — пробормотал Волк, прижимая ладонь к замотанной тряпьём ране в левом плече. Лосю с большим трудом удалось остановить кровотечение, которое долго не унималось. — Даже если ты её отпустишь, она будет блуждать по Чёрным Горам, пока не замёрзнет.

— Пускай замёрзнет. Или же я просто перережу ей глотку, — равнодушно бросил Лось. — Что попусту болтать о ней? Солдаты-васичу убивали наших женщин безо всякой жалости, надругавшись над ними. А ты горюешь об этой виньян! — он запнулся, снова с тревогой оглянувшись. — Волк?

Тот кое-как мотнул головой. У него не было сил спорить. У него вообще не осталось сил. Левая пола его куртки до самого седла была насквозь пропитана кровью. Едва он закрывал глаза, как видел снопы искр Бесконечного Огня, взлетающие в вечное небо. Вокруг костра сидели мёртвые воины лакота и ждали его

Та, о ком они говорили, — девушка с кожей белой, как молоко, с волосами цвета солнечных лучей — лежала перед Лосем на спине его мустанга, беспомощная, связанная. Зачем, зачем Вакан Танка снова привёл её на их тропу?

Волк знал, что, покуда жив, не позволит Лосю надругаться над нею. Когда они доберутся до заветной пещеры, он просто отдаст ей своего коня и отправит восвояси. Его песочно-рыжий мустанг был умным, как лис, и носил имя Шунгипа, Лисёнок. Он сумел бы вывезти девушку на равнину.

Но сознание Волка померкло от боли, когда Лось втаскивал его в глубину пещеры. Его, золотоволосую виньян и отобранные у неё пожитки. Волк не видел и не слышал уже ничего.

* * *

Мэриан Сойер, скрученная ремнями, будто мешок с поклажей, старалась ровно и глубоко дышать, чтобы утихомирить сердцебиение, когда краснокожий негодяй небрежно стащил её наземь со спины коня и поволок в пролом между скалами. Своего раненого товарища он куда более бережно отнёс туда несколькими минутами раньше. Очевидно, за скалами было скрыто логово этих разбойников.

Так и оказалось. Пролом в скале, поначалу узкий и тесный, расширялся и превращался в настоящую пещеру, своды которой подымались высоко надо головой. Мэриан поняла это, когда её глаза привыкли к полутьме. Свет проникал сюда только через дыру в своде.

Младший дикарь что-то успокаивающе бормотал, устраивая своего вожака на лежанке из веток и шкур, а потом принялся возиться рядом с ним, чем-то равномерно постукивая. Разводит костёр, догадалась Мэриан, с трудом приподымаясь и отбрасывая со лба спутанные волосы. Её косы растрепались, всклокоченные пряди падали на лицо, а руки и ноги затекли под ремнями. Но та ярость, что бушевала у неё в груди, не ослабевала ни на миг и не оставляла места страху, выжигая его, словно огнём.

Про себя Мэриан решила, что улучит удобный момент и попытается убить обоих дикарей или хотя бы младшего, который посматривал на неё с вызывающим оскалом на чумазом лице. Несколько минут назад его руки беззастенчиво щупали её бёдра под юбкой, пока он стаскивал её с коня и волочил в это гнусное логово.

Тот, второй, старший, пощадил её, когда она находилась в его власти. Но сейчас он сам был беспомощен, тяжело ранен - возможно, даже умирал.

Мэриан не собиралась плакать, умолять о пощаде, притворяться потерявшей сознание. Она пристально смотрела на обоих разбойников, прикидывая, как лучше завладеть их оружием. У младшего на поясе висел нож, и винчестеры он внёс в пещеру.

Младший тем временем приподнял голову раненого и поднёс к его губам какую-то посудину, наверное, с водой. Где-то в глубине пещеры протекал ручей, Мэриан явственно слышала его тихое журчание. В неверных бликах костра, отсветы которого ложились на стены пещеры, она увидела, как глаза раненого открылись и взгляд из отрешённого и тусклого постепенно стал осмысленным. И наконец этот взгляд встретился с её испытующим взглядом.

Раненый зашевелился, пытаясь сесть, и закусил губу от боли, а потом что-то резко сказал не терпящим возражений тоном. Младший положил руку на его здоровое плечо и тоже заговорил, торопливо и сердито, удерживая друга на лежанке и оглядываясь на Мэриан. Девушке не требовался переводчик, чтобы понять, о чём они толковали: старший требовал отпустить её, а младший не соглашался.

Мэриан плотно сжала губы.

Младший, ещё раз сердито на неё покосившись, поудобнее устроил раненого на шкурах и принялся осторожно снимать заскорузлую от крови куртку и разматывать повязку у него на плече. Кровь уже не сочилась из раны, но Мэриан заметила, что обнажённая плоть распухла, воспалилась и блестела от сукровицы. Наверняка была раздроблена ключица и плечевая кость, и дикарю ещё повезло, если пуля не застряла в ране. К тому же он потерял слишком много крови.

Но, Господь всемогущий, что же собирался делать второй краснокожий?! Он достал откуда-то из замызганного мешка не менее драное тряпьё, чем то, которым была замотана рана до этого, и какие-то сухие листья! Даже не промыв водой, он намеревался приложить их к открытой ране! Которую он тоже не промыл! А его грязные руки... О, это было просто чудовищно!

Мэриан рывком села, бессильно дёрнув связанными руками, и произнесла, холодно и чётко выговаривая каждое слово:

— Ты хочешь добить своего друга, ты, животное? Даже дикий зверь чище, чем ты! Только посмотри на свои руки!

Дикарь, видимо, непроизвольно, так и сделал — удивлённо взглянул на свои ладони, и Мэриан догадалась, что он понял смысл её слов. Его брови сошлись к переносице, и на чумазой физиономии в полосах размазанной краски появилось совершенно неописуемое выражение: смесь досады, испуга и смущения. Не давая ему опомниться, Мэриан так же резко продолжала:

— Немедленно развяжи меня и дай мне мой саквояж!

Оба дикаря озадаченно переглянулись, и тогда она едко добавила:

— Или ты меня боишься?

Младший вздёрнул подбородок и сердито оскалился, как загнанный в ловушку зверёныш. Было совершенно очевидно, что он понял каждое её слово, и у Мэриан вдруг странно полегчало на душе. Старший тоже что-то сурово ему сказал, и тот наконец неохотно поднялся и подошёл к девушке. Удивительно, но он даже не поднял глаз, развязывая на ней ремни, и не попытался снова её облапать.

Мэриан вскочила на ноги, пошатнувшись, и тогда он протянул руку, чтобы поддержать её за локоть. И отдёрнул, прежде чем она сама успела отстраниться.

Не обращая больше на него внимания, она разыскала свой саквояж, где хранила запас медикаментов, которые могли пригодиться в дороге. Капитан Фитч, военный врач форта Кларенс, был горячим адептом теории шотландского доктора Листера об обеззараживании ран, и карболка всегда находилась в его медицинском арсенале, хотя её едкий запах порой выбивал слёзы из глаз. Мэриан во всём придерживалась воззрений Фитча, и в её аптечке, разумеется, тоже был пузырёк с карболкой.

Она повернулась и посмотрела на раненого индейца, лежащего на шкурах. Его запавшие тёмные глаза ярко блестели, и Мэриан поняла, что его лихорадит. Она задумалась на пару мгновений, а потом решительно запустила руку под свой подол, стаскивая с себя одну из нижних юбок. Орудуя руками и зубами, она проворно разорвала её на полосы. Плотная ткань должна была хорошо впитывать влагу. Так оно и оказалось, но, перед тем, как пропитать импровизированные бинты карболкой, Мэриан строго посмотрела на младшего дикаря и сказала.

— Мне нужна горячая вода. Вода, которая вскипела и забила со дна ключом. Ты меня понимаешь?

«Зверёныш», — чуть было не добавила она.

Зверёныш её понял. То и дело переглядываясь со своим товарищем, он отыскал среди сложенной у костра утвари закопчённый котелок, показал его Мэриан и, дождавшись её одобрительного кивка, исчез в темноте лаза, ведущего в глубь пещеры. Мэриан и раненый молча уставились друг на друга. Вот странно, — устало подумала девушка, рассматривая осунувшееся, с высокими скулами, лицо этого разбойника, — если бы он был кавалеристом форта, золотоискателем или ранчеро, она бы сочла его очень красивым. Но он был дикарём, краснокожим язычником. Врагом!

Которого она многие месяцы мечтала убить.

А сейчас он лежал, беспомощно распростёршись на шкурах, и молча смотрел на неё.

— Можешь… уйти… сейчас, — вдруг медленно и раздельно проговорил он, и Мэриан сперва удивлённо заморгала, а потом покачала головой, проклиная себя за глупость.

Но она ведь собиралась стать доктором, не так ли? А этот дикарь стал бы её первым настоящим пациентом!

Из темноты лаза послышалось пыхтение, и наружу выкарабкался Зверёныш с котелком в руке. Воду он, бесспорно, расплескал по дороге, но кое-что всё-таки донёс. Он сумрачно покосился на Мэриан, которая заглянула в котелок и поставила его на раскалённые камни кострища.

Руки у мальчишки были мокрые, но чистые, и свои чумазые щёки он тоже успел оттереть от краски. Мэриан догадалась, что его задели её слова о том, что он, дескать, грязнее дикого животного. Она невольно усмехнулась.

Покуда вода вскипала, а потом остывала, она протёрла свои ладони карболкой и пропитала ею бинты. Оба индейца не спускали с неё глаз, то и дело тихо переговариваясь, а младший демонстративно зажал себе пальцами нос, почуяв жгучий запах лекарства.

«Пакость какая!» — явственно читалось на его выразительной физиономии, и теперь уже Мэриан понимающе переглянулась с раненым, подавив смешок.

Пуля, к счастью для дикаря, прошла через его плечо навылет, и Мэриан тщательно промыла края отверстий кипячёной водой, а потом так же добросовестно, туго-натуго, забинтовала рану. Она надеялась, что карболка как следует продезинфицирует воспалённую плоть, а раздробленные осколки костей быстро срастутся. Мэриан могла гордиться собой, сделав всё так, как сделал бы доктор Фитч, которому она доселе только ассистировала. Но ей стоило не гордиться, а тревожиться. Индеец потерял много крови, был слишком измождён и обессилен. Он не проронил ни звука во время её манипуляций, только плотно закрыл глаза, но его тело против воли вздрагивало под её руками, поэтому девушка старалась закончить всё побыстрее, понимая, какую боль ему причиняет.

Она удовлетворённо посмотрела на свою работу и ткнула пальцем в грудь Зверёныша, примостившегося рядом и не спускавшего с неё глаз.

— Полей мне на руки, — приказала она, кивнув ему на котелок с остатками воды, и, когда он с деланной неохотой выполнил требуемое, тщательно промыла ладони и пальцы. Пока она стряхивала с рук воду, с беспокойством глядя на раненого, тот открыл измученные глаза.

— Как… твоё имя? — облизнув губы, выговорил он почти неслышно.

Она собиралась отмолчаться. В конце концов, какое им было дело до её имени! Но почему-то ответила:

— Мэриан.

Индеец на миг опустил веки и так же тихо проговорил:

— Уходи. Мой конь… снаружи. Возьмёшь.

Зверёныш досадливо скривился, но ни словом не возразил.

О Всевышний, ей следовало бежать, бежать, не раздумывая! Но как она могла оставить на произвол судьбы, без надлежащего присмотра, своего первого пациента?

Это было несусветной глупостью, даже сумасшествием, но Мэриан решительно тряхнула головой.

— Нет. Я должна за тобой присмотреть, — твёрдо произнесла она, — пока твой друг, — она указала подбородком на младшего дикаря, — не уморил тебя.

Медленная улыбка проступила на запёкшихся губах индейца. Теперь стало ясно, что он ещё молод, очень молод, немногим старше Мэриан и своего шельмеца-товарища.

— Я Йаке, — проговорил он с усилием. — Йаке. Волк. И… — он перевёл взгляд на младшего: — Хехака… это…

Он задумался, подыскивая нужное слово.

Хехака тем временем очень наглядно продемонстрировал вытянутую вперёд волчью морду, помахав пальцами перед носом и оскалив белые зубы, а потом так же выразительно изобразил разлапистые рога, приставив обе пятерни к затылку. На стене пещеры заметались тени.

— Лось! — догадалась Мэриан и неожиданно для себя покатилась со смеху.

Хехака — Лось — тоже довольно рассмеялся, улыбнулся и Волк, хотя у него на лбу проступили бисеринки пота. Мэриан опустилась рядом с ним на колени и прижала руку к его смуглой шее. Кожа под её пальцами оказалась горячей, пульс — частым, неровным и слабым.

— Пожалуйста, уходи… — почти умоляюще проговорил он, глядя ей в лицо пылающими, как угли, глазами. — Тебя ищут. Иди. Возьми коня. Пока мой брат… снова не потерял разум.

Он перевёл взгляд на Лося, который нахмурился, а под этим требовательным взглядом вообще закатил глаза к своду пещеры, будто призывая высшие силы в свидетели того, как дурно тут с ним обращаются. Мэриан внезапно догадалась, что они оба до этого не раз спорили из-за неё. И ещё она впервые задалась вопросом, какому же богу молятся эти язычники, если не Спасителю.

Хехака перелез на другую сторону от кострища, демонстративно расстелил на земле одеяло, улёгся и так же демонстративно захрапел, зажмурив свои лукавые глаза.

— Ты прегадкий шельмец! — объявила ему Мэриан, не в силах удержаться от улыбки, а потом повернулась к Йаке: — Мне надо убедиться, что ты выздоравливаешь, и я уйду.

Йаке устало опустил длинные, как у девушки, ресницы.

И… о, Иисус сладчайший, она, Мэриан Ребекка Сойер, ещё немного потоптавшись рядом с разожжённым дикарями костром в пещере, служившей им приютом, легла между ними на шкуры, в эти же шкуры завернувшись!

От Йаке исходил такой же сильный жар, что и от костра, и Мэриан это сильно тревожило, но она рассудила, что тот молод и силён, хоть и страшно измождён, и что его тело может с успехом бороться за жизнь… и в конце концов, она же сделала для него всё, что могла, в тех условиях, в которые попала.

Теперь его судьба была в руках Всевышнего, каким бы именем Его ни называть.

— Господи, помилуй, прости и помоги, — быстро прошептала Мэриан, глотая непрошеные слёзы, почему-то подступавшие к горлу, — Господи, спаси и сохрани.

А потом она крепко уснула, хотя считала, что ни на минуту не сможет сомкнуть глаз. Уснула и даже не почувствовала, как горячая рука Йаке натягивает ей на плечи одеяло, а его шершавые пальцы на миг касаются её щеки. И как всё больше слабеет, прерываясь, его почти неслышное дыхание.

* * *

Таку Скан — вечное «сейчас». Вечное «здесь».

Скан — вечное небо, опрокинувшееся нал прерией, над священными Чёрными Горами. Небо, голубое, как глаза золотоволосой виньян, склонившейся над Волком, тревожные и полные слёз.

Мэриан.

Её слёзы были как дождь.

О Вакан Танка, она оплакивала его! Теперь он мог идти.

Йаке, Волк, закрыл глаза и тихо улыбнулся.

* * *

Мэриан всё смотрела и смотрела на эту спокойную улыбку, застывшую на его губах. Навсегда застывшую.

— Но почему?! — прошептала она с пронзительной болью в сердце, которое зашлось от тоски. О Боже, когда-то она ненавидела его! Желал его смерти. Мечтала его убить. А теперь он умер у неё на руках…

Лось положил ладонь на её плечо, и она подняла на него беспомощный взгляд.

Его мальчишеское лицо казалось каменной маской, чёрные волосы были распущены по плечам. Он молча указал ей на выход из пещеры.

— А ты? — в страхе вскрикнула Мэриан, вцепляясь в его руку, и тогда его губы дрогнули в подобии прежней лихой улыбки.

— Я воин... и буду воевать, — медленно и строго проговорил он. — Мстить. Пока меня не убьют, как его. Это участь Воинов-Псов. Ступай. Он тебя любил, ты знаешь?

Они оба посмотрели на умиротворённое, будто спящее, лицо Волка, тело которого Лось заботливо завернул в одеяла.

— Что делают ваши женщины, когда умирают мужчины, которые их любили? — сглотнув, ровным голосом спросила Мэриан, и Лось, сперва удивлённо моргнул, а потом зажал в пальцах прядь своих волос, показывая, будто обрезает их.

— Дай мне, — попросила Мэриан, указав на его пояс, где в кожаных ножнах торчал нож. — Ты… похоронишь его здесь?

Протягивая ей нож, Лось молча кивнул.

Лезвие со скрипом врезалось в золотые пряди, которые посыпались на одеяло, прикрывавшее грудь Волка, и Мэриан почувствовала, как слёзы снова хлынули по её щекам. Она закрыла лицо ладонями.

Теперь она могла идти прочь. Вернуться в форт к отцу. А потом снова отправиться в Нью-Йорк. Стать доктором.

Судорожно вздохнув, Мэриан опустила руки. Она всё сделал правильно. Йаке умер от большой кровопотери, от шока... от того, что его убили — те, кого он убивал.

Невыносимо было об этом думать!

Лось стоял и смотрел на неё исподлобья, опустив голову. Она вдруг поняла, что он сам едва сдерживает слёзы, шагнула было к нему, но остановилась, увидев, как он едва заметно покачал головой.

— Иди, — коротко велел он.

И Мэриан послушно повернулась и нырнула в чёрный провал узкого лаза, ведущего из пещеры наверх, туда, где дул холодный предзимний ветер, раскачивались ветви деревьев и ждал её рыжий конь, про которого говорил ей Волк.

В спину её подталкивала Песня Смерти, срывавшаяся с запёкшихся губ Лося.

* * *

Таку Скан — вечное «сейчас», вечное «здесь», ведь для души нет ни вчера, ни завтра, ни жизни, ни смерти, ни дня, ни ночи, а есть только вечное «сейчас». Вечное «здесь».

Допев, Лось вытянул вперёд левую руку, с которой капала кровь, и сжал её в кулак — так, чтобы багряные капли, сочившиеся из рассечённой ножом плоти, падали на срезанные кудри золотоволосой виньян.

Мэриан.

— Я скоро к тебе приду, Йаке, когда васичу меня убьют, — спокойно пообещал Лось, обмотал руку тряпицей и принялся собирать пожитки. Эта пещера навсегда останется обиталищем Волка, с которым он вот-вот встретится у Бесконечного Огня, под распростёртой над ними сенью вечного «сейчас».

Таку Скан.

@темы: фики, американские тексты, ЗФБ-17, индейцы