Название: Тинвульф
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2017
Бета: Daremif aka Angua
Размер: драббл, 990 слов
Пейринг/Персонажи: Мария Николаевна, другие учителя, Ванечка, мама Ванечки
Категория: джен
Жанр: драма, повседневность, мистика, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Мария Николаевна на самом деле любила детей. Всех, кроме Ванечки Морозова. Ванечка был щуплым, остроносым, рыжеватым и противным. В его прозрачно-серых глазах, похожих на льдинки, зеленью отсвечивала несусветная наглость...»
Примечание: время действия — наши дни
Написано для тех, кто хотел прочитать про оборотней
Предупреждение: немного обсценной лексики из уст невинного оборотёнка))
От автора: дивный милый мальчик Ванечка списан с натуры. С ним сражалась моя любимая Есечка Виктория Сергеевна)
Ссылка на ФБ-17: тут

Мария Николаевна была совершенно счастлива, придя работать в свою родную, любимую школу после окончания пединститута. Всех она тут знала и обожала: от директора Ивана Филипповича до уборщицы тёти Раи.

Но теперь она стала здесь учителем! Педагогом! Преподавателем чудесной, интереснейшей науки биологии! И ей даже дали классное руководство! Доверили пятый «В» класс, и первого сентября её милые пятиклассники принесли ей цветы!

От радости она готова была взлететь воздушным шариком в тёплое и прозрачное сентябрьское небо.

Марии Николаевне нравилось преподавать. Нравился её предмет — биология, наука о жизни. Нравился её пятый «В», шумный, но любознательный и отзывчивый на хорошее. И, вопреки дурацкому пошлому анекдоту о разнице между педагогом и педофилом, она на самом деле любила детей.

Всех, кроме Ванечки Морозова. Новичка, приехавшего откуда-то из деревни.

Ванечка был щуплым, остроносым, рыжеватым и противным. В его прозрачно-серых глазах, похожих на льдинки, зеленью отсвечивала несусветная наглость.

— А, бич Божий! — весело говорила про Ванечку русичка Ольга Петровна.

Учиться и познавать новое Ванечка решительно не хотел. Он был ужасен, кошмарен, чудовищен и отвратителен. Он не считал нужным выполнять домашние задания, выкрикивал с места всякие пакости, которые потом Мария Николаевна не могла даже повторить перед директором, швырял в Марию Николаевну жёваной бумагой и показывал девочкам омерзительные ролики на телефоне.

Пятый класс! Одиннадцать лет!

Ужас.

Ванечка отравлял Марии Николаевне всю жизнь. Ну, всё её стремление сеять разумное, доброе, вечное точно отравлял.

А ведь она выросла на Крапивине, обожала его отважных гордых мальчишек и ненавидела нечутких недалёких взрослых, ставящих этим мальчишкам палки в колёса. Злых училок.

Теперь она сама стала такой.

Она вызывала в школу Ванечкину маму с частотой примерно раз в неделю. По ватсапу вызывала, не писать же Ванечке в дневник, которого у него и не было. Мать иногда приходила: высокая хмурая женщина, выглядевшая старше своих тридцати трёх лет. Она сидела в декрете с двумя близняшками полутора лет, Ванечкиными сводными братьями, и ей было не до походов в школу, как и Ванечкиному отчиму. Тот был сварщиком и работал вахтовым методом на строительстве газопровода.

Каждый раз после визита матери в школу Ванечка выдурялся с удвоенной силой, и глаза его блестели то ли от слёз, то ли от злого азарта, становясь совершенно зелёными. Пронзительно зелёными. Мария Николаевна потом пила в учительской валерьянку, остро пахнущую бедой.

Ванечка был её бедой.

Для постановки на учёт в инспекции по делам несовершеннолетних его подвигов было маловато: он ещё ничего «такого» не натворил. Ну, орал «Аллаху акбар!» на уроке православной культуры. Демонстративно икал на математике — весь урок, не поленился. Переползал между рядами и завывал на краеведении. Спал на географии, и учительница географии, тоже недавняя выпускница пединститута Лариса Викторовна, сказала по этому поводу в учительской:

— И прекрасно, что спал!

— Раньше, — флегматично отозвалась Ольга Петровна, — была пионерская организация, которая влияла на таких вот… подарков. Ещё можно было сообщать родителям на работу: мол, семья не справляется с воспитанием, примите меры. И принимали. А сейчас…

Под «раньше» она подразумевала советское время, которое для Марии Николаевны было как для советских детей — «до революции». Почти нереальным. Дремуче-сказочным.

Тогда Мария Николаевна написала директору докладную с требованием отправить Ванечку на психолого-педагогическую экспертизу. Чтобы Ванечку уже куда-нибудь… поместили, что ли. Ну или вынудили бы его маму поставить ребёнка на учёт у психиатра. Тот прописал бы ему таблетки, от которых бы Ванечка угомонился. И вся школа вздохнула бы спокойно.

Заслышав про экспертизу, Ванечка запустил в Марию Николаевну уже не жёваной бумагой а рюкзаком изображением Человека-Паука. Она едва успела уклониться, и рюкзак смёл с её стола журнал, тетрадки и ручки. Девчонки испуганно завизжали, а потом класс опять притих.

В этой тишине Ванечка проорал, сжав кулаки:

— Я не псих! Сука, блядь! — и вылетел за дверь, схватив рюкзак.

Мария Николаевна машинально поправила очки и села. Её не держали ноги, и она не представляла, как сейчас будет рассказывать про строение цветка. Но как-то рассказала.

Выйдя из школы после второй смены, она наткнулась за углом спортзала на Ванечку.

Уже без рюкзака, он стоял, сгорбившись и засунув руки глубоко в карманы своей поношенной джинсовки, которую упорно надевал в школу вместо форменного синего пиджака. Прежде чем замереть, как вкопанная, Мария Николаевна успела отстранённо подумать, что в таких позах обычно стоят не пятиклассники, а взрослые гопники, но тут Ванечка шагнул ей навстречу, всё так же не вынимая рук из карманов.

Второй связной мыслью Марии Николаевны было предположение, что он хочет попросить прошения… попросить, чтобы его никуда не отправляли. Но она ошибалась. В глазах Ванечки, сверкавших пронзительной зеленью на остроносом лице, не было ни грана смирения, Он сощурился, сморщил нос и презрительно бросил, будто пролаял:

— Слышь, ты! Если отправишь меня в психушку, пожалеешь!

— Ваня… — дрожащим голосом вымолвила Мария Николаевна, даже не обратив внимания на это наглое «ты», до того её поразил яростный блеск его раскосых глаз, — Это не… не психушка. Это просто совместное с психологом обследование…

Она не договорила и не успела зажмуриться, когда Ванечка шагнул ещё ближе и даже не пролаял, а прорычал:

— Загрызу, сука!

Можно было бы ждать, что он скажет: «убью» или даже «уебу» в своей обычной манере, но он сказал именно это «загрызу», с каким-то утробным рыком оскалив блестящие белые зубы. На несколько мгновений онемевшей и впавшей в ступор Марии Николаевне показалось, что перед нею стоит не всклокоченный заморыш-пятиклассник в потёртой джинсовке, а самый настоящий, худой, лохматый и длиннолапый волчонок!

Она буквально обмерла.

Ванечка ещё раз презрительно глянул ей в глаза, повернулся и исчез в темноте стадиона. Растаял, растворился, будто его здесь и не было.

Будто всё это ей приснилось.

Мария Николаевна сделал несколько шагов на негнущихся, ватных от ужаса ногах. А потом побежала к автобусной остановке, судорожно всхлипывая и прижимая к груди тяжёлый портфель.

Наутро в школу пришла Ванечкина мама. Забирать документы.

— Обратно в деревню его отправлю, — равнодушно проронила она, подписывая заявление. — К бабке. Не прижился он тут, в городе, что поделать.

Взгляд её карих глаз казался абсолютно непроницаемым.

— Тебе надо свечку в церкви поставить, Машунь, — весело посоветовала Ольга Петровна, когда Ванечкина мама ушла. — Отмучилась ты.

Ночью Марии Николаевне приснился Ванечка. Он бежал по зелёному, полному птичьего щебета лесу вместе с лохматыми, обросшими буровато-серой свалявшейся шерстью волками и радостно повизгивал.

Он был совершенно счастлив.

Название: Окорок к Рождеству
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2017
Бета: Daremif aka Angua
Размер: драббл, 738 слов
Пейринг/Персонажи: Андрей, Витёк, Толян, Федюня
Категория: джен
Жанр: драма, юмор, броманс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Андрей с тоской посмотрел на дощатый загончик, возле которого они сидели. И Толян с Витьком посмотрели туда же. На загончик и на гипотетический рождественский окорок, то есть на весело похрюкивающего боровка Федюню»
Примечание: время действия — наши дни
Предупреждение: сленг, пара ругательств, угроза жизни главного героя)
Ссылка на ФБ-17: тут

— Я не могу его убить, — уныло сказал Андрей. — Это же Федюня. Простите, ребят. Я вас типа на рождественский окорок вытащил, а сам… зассал. Вернее, заслюнявился.

— Да уж, крестьянин из тебя никакой, раз ты скотину забить не можешь, — проворчал Толян.

— Тебе только этих… мини-пигги разводить, — подхватил Витёк.

Андрей с тоской посмотрел на дощатый загончик, возле которого они сидели. И Толян с Витьком посмотрели туда же. На загончик и на гипотетический рождественский окорок, то есть на весело похрюкивающего боровка Федюню. Федюня тёрся об загородку толстым щетинистым боком и норовил просунуть в щёлку розовый грязный пятак — чтобы почесали. Федюня был рад компании — хозяину, приехавшему из города, и хозяйским друзьям. А ещё, наверное, тому, что снаружи похрустывал снежок и мороз ломил за двадцать, а тут, в загончике, было тепло, и помои в лохани исходили вкусным кислым паром.

Впрочем, это уже антропоморфизм какой-то, решил Андрей. О чём может думать свинья? Хотя он читал в Интернете, что свиньи вообще очень умные, чуть ли не умнее дельфинов. Он так и сказал:

— Вы не очень-то. Он всё понимает, Федюня.

Все опять посмотрели на Федюню.

— И оргазм у свиньи длится тридцать минут, — с некоторой завистью сообщил Витёк, который тоже любил сёрфить в Интернете в поисках разной, вроде как и ненужной, но интересной инфы.

Все предсказуемо хохотнули, но потом Андрей сурово возразил:

— Это боров. Какой ему оргазм?

— Ну вот, взял и охолостил животину, — посочувствовал Федюне Толян.

— Это не я, — покаянно отбрехался Андрей. — Это Матвеич.

Матвеич, лихой, вечно пьяный дедок-матершинник, был когда-то скотником в совхозе.

— Так дай Матвеичу на бутылку, и пусть он обеспечит нас рождественской свининкой. Прирежет твоего Федюню, и всё будет пучком, — резонно посоветовал Витёк.

— А если бы я ему дал на бутылку, чтобы он тебя прирезал?! — взъярился вдруг Андрей. У него даже горло перехватило от злости и смятения, и он закашлялся.

— Э, Дюнь, ты чего? — оторопел Витёк, часто моргая. — Я же твой друг, а это… свинья какая-то.

— Ты тоже иногда свиньёй бываешь, ещё какой, — хмыкнул Толян.

Они дружили со школы, с первого класса. Как мушкетёры. Как гардемарины. В универ вместе пошли, а потом — в бизнес. И даже в политику, в масштабах их не шибко большого, но приличного, по местным меркам, города. В общем, по местным же меркам, они стали крутыми. Но теперь сидели возле загончика с Федюней в унылых непонятках вместо того, чтобы пить привезённую с собой «Талку» и «Джека Дэниэлса».

Домик в деревне, как они его называли, Андрей купил потому, что считал себя крестьянином. Бабушка у него была родом как раз из этой деревни. Он сюда периодически наезжал, чтобы поковыряться в земле, и даже развёл какую-никакую живность, ярким представителем которой являлся Федюня. За живностью в его отсутствие присматривала соседка, баба Варя.

— Извини, Вить, — виновато сказал Андрей, — просто я… ну… привык к нему. Когда Ирка от меня ушла, я же сюда уехал… бухал тут, у Федюни. Пятак ему чесал и всякую хуйню сопливую рассказывал. Которую в жизни бы никому не рассказал.

Он тогда даже плакал тут. Ревел пьяными слезами. А Федюня его жалел. Хрюкал сочувственно и жмурился.

— Свинячья психотерапия, — пробурчал Витёк. — А чего это такое у тебя было, что ты даже нам не рассказывал, а?

— Да так, — неопределённо качнул головой Андрей. — Сопли всякие. Вам они никуда не впились.

— Херасе, — вот теперь Витёк, кажется, по-настоящему обиделся. — Не к друзьям пошёл со своим горем, а к свинье!

— А я считал, тебе хоть бы хны, что Ирка, зараза, тебя бросила, — подал голос Толян. — Ещё думал, во Дюня молодец, положил на эту дуру с привесом. Мужик!

Андрей только махнул рукой и повторил:

— Вы не обижайтесь, пацаны.

— Да мы понимаем, — заверил его Толян и длинно вздохнул.

Все опять посмотрели на Федюню, а он — на них своими маленькими тёмными глазками, похожими на арбузные семечки.

— Богородица Христа в хлеву родила, — вспомнил вдруг Андрей по какой-то дальней ассоциации. Где Палестина, а где российская заснеженная деревня. Но звёзды-то в небе были одни и те же. Вифлеемская уж точно.

— Правда, закусить, что ли, нечем, мужики? Всякого же добра понавезли, — решительно провозгласил Толян и поднялся с приступки, на которой сидел. — Живи, Федюнь. Хрюкай. А мы это… ужрёмся, потом в баньке попаримся и опять к тебе придём. Навестить. Авокад разных принесём и бананов. И картошки, чо. Пост же.

— На джипе прикатим из бани, — подхватил Витёк, и все заржали, потому что вспомнили, как на прошлый Новый год в хлам разломали этим джипом деревянные уличные мостки, когда прямо из бани в одних трусах покатили к бабе Варе за самогонкой. Одеваться было влом.

Федюня радостно хрюкнул им вслед и принялся прилежно ждать неведомых авокад.

Которые, возможно, росли как раз в Палестине.

Название: Глубокая разведка
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2017
Бета: Daremif aka Angua
Размер: драббл, 996 слов
Пейринг/Персонажи: Димка, его папа и мама, дядя Боря, дядя Егор, тётя Тома, Чапа, Оптимус Прайм
Категория: джен
Жанр: мистика, крипи
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Димкин «трансик» упал в заброшенный колодец, а Димкин папа полез его искать...
Примечание: время действия — наши дни; написано по реальным событиям
Предупреждение: обсценная лексика
От автора: описанный случай с игрушкой, упавшей в колодец, реально произошёл на Кубани... к сожалению, в реале никто из взрослых, полезших в колодец, не выжил
Ссылка на ФБ-17: тут

Этот трансик стоил дорого. Почти четыре тысячи рублей! Димка слышал, как мама ругала папу: «Деньги что ли некуда девать? Три восемьсот! Сломается, и всё. Ты сам в детстве не наигрался?». Папа отмалчивался и над маминой макушкой успокаивающе подмигивал Димке.

Но это был не просто трансик, а Оптимус Прайм, непобедимый супер-мега-боец! Он одним движением пальца превращался в офигенный грузовик! А потом обратно! К нему еще можно было цеплять мини-конов!

Мама ничего не понимала: разве Димка мог сломать Оптимуса Прайма!

Он взял его с собой в деревню, когда они поехали туда в отпуск. Вернее, это у мамы с папой был отпуск, а у Димки — каникулы. Он перешёл в третий класс без единой четвёрки, только пятёрки. За это папа купил ему Оптимуса Прайма.

Деревня называлась хутор Раздольный. Тут не с кем было играть, некому похвастаться новым роботом. Все здесь были уже старые или очень маленькие. Зато за домом, куда они въехали, росли яблони, груши, сливы — целый сад. Димка в первый же день так наелся этого, что у него болел живот. Туалет находился на улице — просто сарайчик, рядом с собачьей будкой. В будке жил Чапа — очень большой и лохматый, он громко лаял, но не кусался.

Ещё тут был заброшенный колодец, прямо в саду, под старой грушей. Мама в первый же день строго Димке приказала, чтобы не смел даже подходить к нему: «Обвалится край, и рухнешь вниз, только пятки сверкнут». Тётя Тома и дядя Егор сказали, что колодец прикрыт крышкой, но подходить, конечно, к нему не надо.

Димке было так интересно! Он осторожно сдвигал крышку и заглядывал в тёмную дыру, откуда тянуло подземным холодом. Вдруг там сокровища, как в кино про Индиану Джонса?

Димка сажал Оптимуса Прайма на край колодца. Пусть разведывает, что там, - он же боевой робот! Но Оптимус Прайм взял и упал в колодец. Отправился в глубокую разведку, как сказал папа.

Ему повезло, что мамы дома не было. Она с тётей Томой поехала в райцентр за покупками. Папа в это время что-то пилил на крыльце. Чинил. Димка подбежал к нему и выпалил с надеждой:

— Папа, прости! Оптимус Прайм в колодец нечаянно упал!

Тут-то папа и сказал про глубокую разведку. Отложил инструменты, обмахнул штаны от опилок и объявил, что надо найти прочную верёвку - лезть в колодец.

Дяди Егора тоже не было дома, но папа сам нашёл в сарае верёвку, свёрнутую в моток. Он привязал её к груше возле колодца, проверил, в кармане ли фонарик, вздохнул и полез в колодец.

Димка сжал кулаки. Он очень, очень надеялся, что Оптимус Прайм найдётся. Может быть, даже вместе с сокровищами!

Он заглянул в холодную темноту, свесившись с края. Подождал несколько минут и нетерпеливо окликнул:

— Па-ап! Ну что там?

Но папа молчал.

Димка коснулся пальцем верёвки. Она уже болталась свободно. Значит, папа спустился до самого низа. Почему же он не отвечает?

— Пап! — снова позвал Димка уже вполголоса. По спине у него почему-то побежали ледяные мурашки.

Тишина.

Димка развернулся и кинулся на соседский участок. Соседа звали дядя Боря, и он был дома, Димка видел, как он курил на крыльце.

Выслушав Димку, дядя Боря очень удивился.

— Может, Витёк ногу сломал и сознание потерял? — пробормотал он. — А Егора что же, дома нету? Ладно, я щас.

Верёвку искать не пришлось, поэтому дядя Боря ловко за неё ухватился и принялся спускаться вниз. Верёвка трещала, дядя Боря пыхтел и шёпотом матерился, думая, наверно, что Димка не слышит. Верёвка вдруг перестала натягиваться и ослабла.

Стало очень тихо.

Только синицы на груше попискивали.

Димка подкрался к краю и снова взглянул вниз. Но ничего не увидел. Колодец казался бездонным. Может, он вёл к самому центру Земли?!

Глотая слёзы, Димка позвал:

— Папа! Дядя Боря!

Никто не отвечал. Он был в саду один. Даже Чапа не лежал возле своей будки.

Весь дрожа, Димка метнулся к калитке… и тут увидел входящего в неё дядю Егора. Дядя Егор был немного пьян, пошатывался и нёс в руке бутылку «Балтики».

— Они пропали! — заорал Димка, с разбегу утыкаясь ему в живот. — Папа и дядя Боря! Полезли в колодец за Оптимусом Праймом и пропали!

Он заревел во всё горло.

— Спокойно, солдат! — скомандовал дядя Егор, ставя бутылку на чурбачок у калитки. — Сейчас я проверю, куда они подевались! Шуткуют небось!

— Витёк! Борька! — закричал он, вглядываясь в провал колодца. — Не выпёрдывайтесь, распиздяи! Пацан тут у вас ревёт!

Димка не ревел, а тихо подвывал. Ему уже было всё равно, найдётся ли Оптимус Прайм. Главное, чтобы нашлись папа и дядя Боря.

Матерясь уже в полный голос, дядя Егор глотнул «Балтики» из бутылки и перелез через край колодца.

…Когда в калитку вошли мама и тётя Тома, они увидели Димку возле Чапиной будки. Димка сидел на земле, обнимал Чапу за шею и рыдал.

— Я его к ко-колодцу не пу-пускаю, — заикаясь, объяснил он. — Там и так уже все пропали. И ты не ходи туда, мама! Мама! Мамочка!

Мама к колодцу не пошла. Они с тётей Томой со всех ног побежали к дому, который назывался по-старому «сельсовет». Скоро в саду оказалась целая толпа народу и даже трактор.

Димка, продолжая судорожно цепляться за Чапину шею, увидел, как из колодца вытащили папу, дядю Борю и дядю Егора. Те молчали и не шевелились. Лица у них были синие до черноты. Это было очень страшно. Их всех положили на траву и начали делать искусственное дыхание. А потом увезли в районную больницу, в реанимацию.

Оказалось, что на дне колодца скопился какой-то газ. Когда папа, дядя Боря и дядя Егор спускались до определённого места, они вдыхали этот газ и теряли сознание. Врачи сказали: если бы они остались в колодце ещё хотя бы на двадцать минут, их бы уже никто не смог спасти.

Но теперь они были живы!

Мама потом сказала:

— Вот! Мужики! Как дети малые! Везде им надо лезть! Дима! Не делай так никогда!

— Он же пацан… — проворчал папа, который к тому времени вернулся из больницы. — Конечно, он полезет.

Но Димка не стал спорить и кивнул. Мама и так напереживалась.

А Оптимус Прайм остался в колодце. Не до него было. Может, на него наступили и раздавили, когда спасали папу, дядю Борю и дядю Егора.

Однако Димке хотелось думать, что он ведёт там, внизу, глубокую разведку.