Название: Сердце Магуа
Автор: sillvercat для fandom Americas 2017
Размер: мини, 1025 слов
Канон: Дж. Ф. Купер,
«Последний из могикан»Пейринг/Персонажи: Магуа, Кора Мунро, Ункас
Категория: гет
Жанр: драма, романтика, стёб
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Магуа поклялся, что скальп Мунро рано или поздно будет болтаться у него на поясе, а сердце его он вырвет, как сердце оленя на охоте. И может быть, даже съест, чего мелочиться. Но ему самому вырвала сердце дочь Мунро, темноволосая и темноглазая Кора...»
Примечание: крайне развязный, но скрупулёзный пересказ куперовского сюжета; автор заранее приносит свои извинения за... всё))
Вообще Магуа — любимый герой автора в каноне
Использован текст казачьей народной песни «Когда мы были на войне» и фанарт неизвестного художника
Предупреждения: петросянщина, нецензурщина, русизмы, вканонная смерть персонажей
Ссылка на ФБ-17: тут.
«Когда мы были на войне,
Когда мы были на войне,
Там каждый думал о своей
Любимой или о жене.
И он, конечно, думать мог,
Да он, конечно, думать мог,
Когда на трубочку глядел,
На голубой её дымок.
А он не думал ни о чём,
Да он не думал ни о чём,
Он только трубочку курил
С турецким горьким табачком…»
Магуа, Хитрая Лисица, был рождён, чтобы стать храбрым воином и военным вождём племени красных приозёрных гуронов. Шёл восемнадцатый век от Рождества Христова, но Магуа об этом не догадывался, ибо гуроны считали годы вёснами и в века их сроду не складывали. Время было трудное, жестокое, опасности подстерегали на каждом шагу.
Первого человека с белой, как брюхо выброшенной на песок рыбы, кожей Магуа повстречал, когда солнце его двадцатой весны растопило на озёрах зимний ноздреватый лёд. С тех пор прошло немало вёсен. Магуа то братался с бледнолицыми, то стрелял в них из их же длинноствольных ружей, то пил их вонючую огненную воду, то снимал с них окровавленные скальпы. Воистину, с приходом бледнолицых его жизнь превратилась в сплошную феерию, за что он был даже благодарен Великому Духу, создателю всего сущего. Воин должен воевать, а не киснуть в своём вигваме.
Бледнолицые не были единым племенем, а делились на французов и инглизов. Они враждовали между собой — точно так же, как приозёрные гуроны испокон веку враждовали с делаварами, и Магуа искусно маневрировал, принимая сторону то инглизов, то французов, когда ему это было выгодно. В общем-то, он и сам знал, что стал отъявленным мерзавцем, и отчасти даже гордился этим. Сердце его давно зачерствело и превратилось в выщербленный чёрный камень, когда Кора, темноглазая дочь седоволосого полковника инглизов Мунро, расколола это сердце, словно томагавком.
Но сам Магуа сперва так отнюдь не считал. Женщина не должна входить в сердце воина, ещё чего не хватало! Она для воина — всего лишь тягловое животное, борозда, в которую тот бросает своё семя, либо Старуха Смерть. В конце концов, совет старейшин племени состоял из старух, вершивших судьбу гуронов в те краткие времена, когда топор войны бывал зарыт. Но потом война навсегда стала судьбой гуронов, и военные вожди взяли верх на совете.
Как раз эти вожди и выгнали Магуа прочь из племени, решив, что он стал слишком хитромудрым и необузданным, а также чересчур честолюбивым и в любой момент может запросто вытеснить кого-нибудь из них с насиженного места в вигваме Совета.
Магуа ушёл, плюясь и ругаясь. Эти тупоголовые пеньки обошлись с ним несправедливо, но самым несправедливым было то, что они посмели отобрать у него жену и отдать её другому вождю. Нормальный ход, ага.
В чреслах Магуа было достаточно сил, чтобы играть со всеми жёнами всех вождей гуронов, но дело того не стоило. Срамно воину искать счастья под женским подолом. Удел воина — война. Поэтому Магуа забил на женщин и начал наниматься контрактником то к французам, то к инглизам, со свирепым удовольствием сдирая скальпы то с одних, то с других. Пока не нарвался на седоволосого полковника Мунро с его нудными железобетонными правилами поведения в быту.
Самому себе Магуа мог признаться, что лично дал бы хорошего дрозда любому, кто ввалился бы в его палатку пьяным в хлам, перевернул бы стол с его бумагами (хотя никаких бумаг у Магуа сроду не водилось) и загорланил во всю глотку: «Любо, братцы, любо!». Но полковник Мунро не вмазал Магуа в физиономию, о нет. Он не стал марать об какого-то гурона свои перчатки. Он велел своим солдатам связать Магуа, выволочь его из палатки, раздеть донага и выпороть, как собаку.
Когда первый прут врезался Магуа в спину, он тотчас протрезвел, рванулся, но ремни были затянуты крепко, и ему ничего не оставалось, как стиснуть зубы и стерпеть это лютое позорище. Он же терпел, когда чиппевеи вырезали на его теле узоры боевым ножом, привязав его к столбу пыток, но то была честь для воина. А порка Мунро — чёрный срам.
Одна польза — пить огненную воду Магуа с тех пор бросил раз и навсегда.
Про себя он поклялся, что скальп Мунро рано или поздно будет болтаться у него на поясе, а сердце его он вырвет, как сердце оленя на охоте. И может быть, даже съест, чего мелочиться.
Но ему самому вырвала сердце дочь Мунро, темноволосая темноглазая Кора. Вот тоже позорище для настоящего вождя и воина, каким Магуа всегда себя позиционировал.
Но неудивительно! Кора была величава, как вода текущей реки, красива, как звёздное небо над головой, и звёздным же светом сияли её тёмные глаза. Вот под её подолом Магуа поискал бы счастья без стыда. Да какое! Он провёл бы там остаток своих дней! Но Кора Мунро не хотела его, куда там. Она не позволила бы Магуа прикоснуться к себе даже кончиком пальца. Она мечтала о бравом майоре Дункане Хейворде, который в свой черёд пялился, пуская слюни, как идиот, на её чахленькую белёсую сестричку Алису, у которой вечно глаза были на мокром месте.
А ещё по Коре сох молодой делавар, сын Чингачгука, по имени Ункас, Быстроногий Олень, могучий, как лось. Но ему тоже ничего не светило, и это хоть как-то утешало Магуа с его помутившимся от желания заполучить Кору Мунро рассудком.
И Зверобой тоже тут ошивался, а как же. Знаменитый разведчик Зверобой, он же Следопыт, он же Длинный Карабин, он же Соколиный Глаз со своим пресловутым карабином и старинным дружком Чингачгуком, оба — заклятые враги гуронов вообще и Магуа в частности. Вся эта толпа носилась взад и вперёд по девственным лесам вокруг Великих Озёр, как будто им там было намазано, и зверски мешала осуществлению матримониальных планов Магуа.
Ну что долго разглагольствовать, рано или поздно всё это должно было закончиться именно так, как закончилось, — то есть печально. Когда в дела воинов вмешивается юбка — добра не жди.
«Пощади его, гурон, и тебя пощадят!» — надрывался этот дурень, майор Хейворд, видя, как Магуа взмахивает окровавленным ножом, целясь в сердце распростёртого на земле раненого Ункаса. Ага, как же! Краснокожие пощады не дают и не просят — вот что мог бы ответить на это Магуа, но ему уже было всё равно. Кора Мунро, с её тёмными блестящими волосами и звёздными глазами, лежала бездыханной на земле рядом с ним, и Магуа навсегда лишился сердца.
Когда пуля Соколиного Глаза опрокинула его вниз с гребня утёса, он ушёл в страну Вечной Охоты вслед за Корой и Ункасом.
Но те на него, конечно же, даже не оглянулись.
«Как ты тогда ему лгала,
Как ты когда-то всё лгала,
Но сердце девичье своё
Давно другому отдала.
И он решил: «Я пули жду,
Я только верной пули жду,
Чтоб утолить печаль мою
И чтоб пресечь нашу вражду…»
Название: Ночной Ворон
Автор: sillvercat для fandom Americas 2017
Бета: Анжелика-АннаРазмер: драббл, 985 слов
Пейринг/Персонажи: вождь команчей/Александра
Категория: гет
Жанр: драма, романтика, hurt/comfort, флафф
Рейтинг: R
Краткое содержание: конец XIX века, Дикий Запад, прекрасная белая леди в плену у свирепых дикарей...
Примечание: судьба Александры, как ни странно, не была в то время единственным прецедентом
Предупреждения: графичное описание пытки... а вообще-то, откровенное дамское чтиво, куда деваться от правды)
Ссылка на ФБ-17: тут.
Александра сразу поняла, что сказал предводитель команчей, махнув рукой в её сторону, когда индейцы стащили измученных пленниц со спин мустангов, где женщины всю долгую дорогу среди гор тряслись беспомощно, как кули с бобами.
— Она моя!
Их было шесть. Шесть пленниц, шесть рабынь. Толстушка-негритянка, имени которой Александра не знала, и сухопарая миссионерка, представившаяся всем как мисс Деверо, и пожилая супруга кучера, ехавшая с ним на козлах, и кудрявая хорошенькая певичка из салуна Гранд-Прейри, при виде которой мисс Деверо брезгливо подобрала юбки, чтобы не коснуться её, и собственная служанка Александры, пятнадцатилетняя Сара.
Всех мужчин, сопровождавших дилижанс, команчи перебили. А женщин увезли с собой, и участь их была предрешена. Они это знали, поэтому до хрипоты рыдали и взывали к Всевышнему, пока слёзы не иссякли.
Не плакала только Александра. Молчала, стиснув зубы. Что толку было рыдать или молиться? Следовало достойно принять все испытания, которым их подвергнут.
Команчи сдёрнули пленниц наземь на краю своего селения, и тогда-то их вождь, высокий и широкоплечий, обнажённый до пояса, чьё лицо, исполосованное красной и чёрной краской, походило на страшную маску, ткнул в сторону Александры мускулистой рукой и сказал:
— Она моя!
И остальные дикари, не прекословя, отступили от Александры. И женщины-индианки, вопящие раскосмаченные ведьмы, не тронули её, когда за руки и за волосы растаскивали остальных белолицых рабынь по своим покрытым шкурами палаткам. И дети, чумазые бесенята, завертевшиеся вокруг пленниц, чтобы бросить в них песок и камни, обошли Александру стороной.
Она отрешённо присела возле мирно журчащего ручья, машинально растирая лодыжки и запястья, на которых остались красные следы от сыромятных ремней.
Что ей ещё оставалось? Она ехала, чтобы выйти замуж за своего наречённого, лейтенанта Льюиса, в форт Монтгомери, а вместо этого стала рабыней команчей.
Тысячу раз прав был её отец, когда не хотел отпускать её из Гранд-Прейри. «Замирённые индейцы не мёртвые», — вот что сурово сказал он. Но Роберт, её жених, клялся, что сам с отрядом кавалеристов встретит дилижанс на ближайшей почтовой станции. Вот только до станции дилижанс не добрался.
Вряд ли Роберт перевернёт эти горы камень за камнем, чтобы найти её, подумала Александра. Зачем ему обесчещенная дикарями невеста? В чём Александра не сомневалась, так это в том, какая участь уготована именно ей: красноречивые взгляды, которые бросал на неё вождь команчей, говорили сами за себя.
Сейчас она проклинала свою красоту, привлекшую внимание этого дикаря. О, почему она не была уродливой, кривой и беззубой старухой с провалившимся носом?! Уж наверное, тогда бы насилие ей не грозило. Почему Господь даровал ей лицо и фигуру античной статуи, волну белокурых волос, синие ясные глаза?!
Александра решила, что не сдвинется с места. Солнце припекало ей затылок, а живот подвело от голода, но она терпела. Она набрала в пригоршни воды из ручейка, напилась и обмыла разгорячённое лицо. В волосах у неё запутались травинки, и она заново переплела косу.
Она не могла бежать отсюда, не заблудившись в этих проклятых горах, а кроме того, за ней внимательно наблюдали — она спиной чувствовала десятки устремлённых на неё любопытных и неприязненных взглядов.
Солнце начало медленно клониться к западу. С наступлением вечера в притихшем было становище команчей снова раздался взрыв возбуждённых криков. Александра вскочила на ноги, лишившись своего напускного спокойствия. Она сделала это как раз вовремя — к ней широкими шагами направлялся вождь команчей. Всё та же чёрно-красная грозная раскраска скрывала черты его лица.
Он повелительно указал Александре на разгоревшийся костёр, разложенный в центре селения, а потом повернулся и пошёл туда, даже не оглядываясь, уверенный, что Александра следует за ним.
И она пошла туда же — высоко подняв голову и не глядя ни на кого из расступавшихся перед нею дикарей — только на мускулистую бронзовую спину их предводителя.
Но уже возле костра самообладание изменило ей, когда она увидела, как команчи одну за другой подтаскивают к огню её истошно вопящих спутниц, доставая из углей грубые железные клейма, раскалённые докрасна.
Они собирались заклеймить пленниц, как скот!
Александра едва не лишилась чувств от ужаса. В глазах у неё потемнело, колени подогнулись. Но она не могла уподобиться своим товаркам, охрипшим от рыданий и мольб. О нет, дикари не дождутся, чтобы она умоляла!
Каждую пленницу её хозяин-команч опрокидывал наземь и, пока другие крепко держали брыкавшуюся и визжащую женщину, прижимал к её оголённому плечу или бедру раскалённое клеймо. Шипение палёной плоти, душераздирающий вопль, и наступал черёд следующей жертвы. Маленькая Сара потеряла сознание ещё до начала этой пытки, Господь был милостив к ней.
И вот настал черёд Александры. Чёрно-кровавая маска вождя команчей повернулась к ней, и она сама неверными шагами подошла и села напротив него.
Она бестрепетно глядела в его антрацитовые глаза, прочтя в них даже что-то похожее на уважение. Не отрывая от неё своего взгляда, он мотнул головой, веля отойти тем воинам, которые подскочили к Александре, чтобы держать её за руки, как остальных пленниц. Она сама закатала левый рукав своего серого платья и протянула вождю руку ладонью вверх. Беззащитную, белеющую в свете костра тонкую руку.
То, что сделал команч, потрясло Александру почти до обморока, едва ли не сильнее, чем только что развернувшееся перед ней зрелище мучений её спутниц. Вождь бережно взял её руку в свою большую ладонь и, склонив голову, прижался горячими губами к её коже чуть ниже сгиба локтя.
Просил ли он прощения, выражал ли восхищение её стойкостью или сожаление от того, что намеревался сделать? Александра не знала.
Клеймо в виде грубо отчеканенной птицы, алое и золотое, как солнце, впилось в её кожу в том же месте, которого только что коснулись губы вождя, но Александра не попыталась выдернуть руку из его твёрдых пальцев, хотя боль пронзила её до самого сердца, а ноздри защекотал запах собственной обожжённой плоти. Она продолжала неотрывно смотреть в его мерцающие над костром глаза, словно в прорези чёрно-красной маски.
Ей невыносимо хотелось увидеть наконец его настоящее лицо. И узнать его имя.
* * *
Когда военные власти заплатили команчам выкуп за взятых в плен женщин, Александра, единственная из всех, заявила, что останется у индейцев.
Она вернулась в Гранд-Прейри к своему отцу только восемь лет спустя, после гибели вождя команчей. Вернулась вместе со своими детьми — двумя сыновьями, трёх и пяти лет, и семилетней дочерью.
Потомки Александры и вождя команчей по сию пору носят его имя в качестве фамилии.
Найткроу.Название: Тростниковая дудка
Автор: sillvercat для fandom Americas 2017
Размер: драббл, 230 слов
Пейринг/Персонажи: Макеа-лоа-виннеган, королева, придворные, солдаты
Категория: джен
Жанр: фэнтези, мистика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Свистит дудка, и послушно, как дети, идут за Макеа-лоа-виннеганом разряженные дамы в пышных платьях с подолами до самой земли, кавалеры в напомаженных париках, солдаты в железных кирасах с мушкетами через плечо...»
Примечания: гипотетический индеец и гипотетический испанский двор
Предупреждение: все умерли)
Ссылка на ФБ-17: тут.
Шаг. И ещё один. И ещё.
Свистит тростниковая дудка в руках Макеа-лоа-виннегана, плачет, как голодный младенец, воет, как остервеневший койот, смеётся, как счастливая девушка на первом свидании с возлюбленным.
Шаг. Босые ноги Макеа-лоа-виннегана оставляют влажные следы на песке, быстро заполняющиеся водой. И ещё один шаг. И ещё.
Свистит дудка, и послушно, как дети, идут за Макеа-лоа-виннеганом разряженные дамы в пышных платьях с подолами до самой земли, кавалеры в напомаженных париках, солдаты в железных кирасах с мушкетами через плечо.
Макеа-лоа-виннеган оборачивается через плечо. На смуглом лице блестит озорная, безумная улыбка. Он сам наг, как дитя, не стыдящееся своей наготы.
Его привезли к королевскому двору в клетке, как диковинную птицу, и выпустили посреди огромного гулкого зала. Он стоял на мраморном холодном полу, поджимая пальцы босых ног и озираясь по сторонам — не боязливо, не горделиво, но с любопытством.
Дудка оказалась у него в руках, когда адмирал счёл, что хорошо бы повеселить королеву.
И королева развеселилась. Рассмеялась… и послушно пошла за поющей дудкой… по мраморным залам, по мраморным ступеням своего дворца, подобрав атласные, расшитые золотом юбки.
Она шла по мостовым своего города. По каменистым пыльным дорогам своей земли.
И все, кто слышал тростниковую дудку Макеа-лоа-виннегана, шли за ней.
К океану, мерно набегавшему волнами на берег.
Белый песок — мельчайшие раковинки — хрустел под босыми ногами Макеа-лоа-виннегана и блестел на солнце. Следы босых ног, следы солдатских сапог, следы изящных туфель.
Все они оборвались в океане.
Макеа-лоа-виннеган возвращался домой.Название: Дети-цветы
Автор: sillvercat для fandom Americas 2017
Бета: OxanaKaraРазмер: драббл, 820 слов
Пейринг/Персонажи: Стив, Джоанна, другие солдаты, офицеры и хиппи
Категория: гет
Жанр: драма, ангст, романтика
Рейтинг: R
Краткое содержание: 1967 год. На пристани Сан-Франциско, откуда американские солдаты отправляются на войну в Индокитае, появляются странные мололые люди, которых позже назовут «хиппи».
Примечание: о движении хиппи можно прочитать
тутПредупреждения: смерть персонажа
Все персонажи, вовлечённые в сцены сексуального характера, достигли возраста согласия и совершеннолетия
Ссылка на ФБ-17: тут.
Белокурые волосы этой девушки растрёпаны и висят сальными прядями, ноги её босы и грязны, а на миловидном личике блуждает рассеянная отрешённая улыбка. У неё в руках охапка цветов. Белых гвоздик. Стиву кажется, что он чувствует их запах, горьковатый и нежный, хотя это вряд ли возможно на причале Сан-Франциско, где воняет мазутом и в воздухе висит угольная пыль.
Гвоздики — любимые мамины цветы, поэтому Стив помнит их запах очень хорошо.
Мама Стива осталась в Биллингсе, штат Монтана, за тысячи миль от Калифорнии, а Стив отправляется в Индокитай, где идёт война, и Соединённые Штаты Америки защищают демократию от красных комми.
Но между кораблями ВМФ, куда должна загрузиться рота Стива вместе с другими морскими пехотинцами, встают эти странные юнцы с длинными волосами, в каких-то драных хламидах, босые.
— Послушай, — звенящим голосом говорит Стиву белокурая девушка. На её полных губах — мягкая улыбка, она протягивает ему цветок. Белую гвоздику. — Спаситель-Иисус сказал — не убий. Нужно любить друг друга, а не воевать. Не ходи на войну.
Винтовка в руках Стива дрожит. Босоногая девушка вставляет цветок в ружейное дуло. Он снова смотрит в её серые ласковые глаза и не может ни отпихнуть её, ни обругать. Он стоит, как распоследний деревенский дуралей, с цветком, торчащим из дула его винтовки.
* * *
Карие глаза этого парня под каской полны растерянности и злости. Конечно, он сердится и растерян… и не понимает, что происходит. Джоанне хочется обнять его, утешить и успокоить, не пускать его на войну.
Он так красив. Она с удовольствием легла бы с ним, как ложится с другими, дрожала бы и вскрикивала под ним, трепетала, отдаваясь. Когда Спаситель-Иисус учил возлюбить друг друга, Он говорил и о плотской любви тоже, Джоанна уверена. Она принадлежит любому, кто её захочет, она равно любит их всех, приходящих к ней в объятия.
— Не надо воевать, — умоляюще говорит Джоанна этому солдату. — Не надо, не надо… Ты такой красивый.
Она видит, как что-то вспыхивает в глубине устремлённых на неё карих глаз солдата.
О, она готова бежать туда, где воюют люди, где они убивают друг друга, и кричать это «Не надо!» до хрипоты, до тех пор, пока не убьют её.
Почему люди враждуют друг с другом? Ведь это так просто — любить!
— Я не хочу, чтобы ты уходил туда, на войну, — убеждённо говорит она солдату и берёт его за рукав. — Как тебя зовут?
— Стив, — вдруг отвечает он.
— Рядовой Кавендиш! — сипло кричит его командир, свирепо раздувая ноздри. На его форме какие-то нашивки, какие, Джоанна не понимает. — Молчать! Отставить разговоры!
Он тоже растерян, сбит с толку. Набережная забита этими сумасшедшими с цветами в руках, босоногими и длинноволосыми. Они и сами похожи на цветы или на странных щебечущих птиц. Они заглядывают солдатам в глаза и протягивают им цветы.
— Не подходи ко мне, ведьма! — с ненавистью бормочет сержант Маккормик, пятясь от белокурой девушки, и отворачивается от вспышек фотоаппаратов. Репортёры, мать их! Налетели, как саранча!
— Прочь с дороги! — орёт сержант Маккормик, заливаясь краской стыда и гнева.
Наконец с кораблей спускают сходни, и солдаты поднимаются на борт. В дуле винтовки Стива всё ещё торчит гвоздика. Сержант выхватывает её и швыряет на палубу. Цветок хрустит под его тяжёлыми ботинками.
— Меня зовут Джоанна! — кричит с причала девушка. — Не убивай, Стив! Иисус любит тебя! Я люблю тебя!
Гудок буксира заглушает её крик.
* * *
Небо над берегом усыпано звёздами. Джоанна видит их через плечо навалившегося на неё парня. Он грубо входит в её тело, причиняя ей боль. Джоанна на миг стискивает зубы, но тут же снова улыбается, шире разводит колени, принимая его, обнимая за голые, покрытые испариной плечи. Кажется, его зовут Бхаджи или как-то так, она не помнит. Трубка с гашишем несколько раз шла по кругу в отсветах костра, голова у Джоанны словно наполнилась пряным тяжёлым дымом.
Но солдата на пристани она помнит. Стив. Его зовут Стив. Она будет молиться за него Спасителю-Иисусу. Он вернётся.
* * *
Когда осколки противопехотной мины разрывают Стиву живот на залитом дождём рисовом поле под Ба Тангом, он вдруг видит перед собой серые ласковые глаза девушки с пристани, Джоанны, и слышит её крик сквозь боль, мутящую сознание.
«Иисус любит тебя! Я люблю тебя!»
Мир медленно меркнет перед его глазами, но подбежавший сержант Маккормик видит на его губах улыбку.
* * *
«Прямые преемники ранних христиан и, сами того не сознавая, совершают «пассивную революцию» в морали и сознании молодежи. Хиппи возглашали: «Лучше заниматься любовью, чем войной», и это сближало их с противниками войны в Индокитае, но они же проповедовали: «Лучше влезть в грязь, чем в политику», и тем самым отмежевывались от демократических движений в своих странах. Хиппи просили: «Сохраните цветы на Земле», то есть ратовали за здорового человека, обитающего в здоровой среде, но они же утверждали: «Наркотики — рай на Земле», то есть сознательно разрушали свой разум и тело.
Одно, по крайней мере, очевидно: хиппи культивировали религиозное сознание. Это не значит, что они становились ревностными прихожанами официальных церквей. Маркс более ста лет назад писал о религии как о самосознании и самочувствовании человека, который или ещё не обрел себя, или уже снова себя потерял. Сказанное в полной мере относится к хиппи».
Источник.