Название: Как Натаху продали цыганам
Цикл: Про Натаху
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2023
Бета: Xenya-m
Размер: драббл, 470 слов
Пейринг/Персонажи: Натаха, её мама, тётка Зина, цыгане
Категория: джен
Жанр: юмор, повседневность, драма
Рейтинг: PG
Краткое содержание: «Когда Натахе было пять, тётка Зина продала её проезжим цыганам за две бутылки водки, то есть за семь с небольшим рублей...»
Примечание: время действия — конец 80-х; история услышана непосредственно от героини
Предупреждение: сленг; названия населённых пунктов, упоминаемых в тексте, являются рандомными
Ссылка: тут

Когда Натахе было пять, тётка Зина продала её проезжим цыганам за две бутылки водки, то есть за семь с небольшим рублей.

Не то чтобы тётка дёшево ценила племянницу или считала, что у сестры детей и так чересчур много (семеро), просто она знала, что Натаха удерёт из табора в ближайшем селе, вот и всё. И вернётся домой.

А две бутылки водки лишними не бывают.

Натаха выросла в Тайге. В посёлке Тайга и в настоящей тайге, посёлок этот окружавшей. Окрестные тропки она знала наизусть, привыкла набивать живот ягодами и черемшой. Поэтому добежать по тайге до Тайги ей было легче лёгкого. Тётка Зина за неё не волновалась.

Вот зачем цыгане Натаху купили, оставалось неясным. Будто бы у них не было своих собственных детей, таких же горластых, босоногих, вертлявых, чернявых и смуглых.

Наверное, они сочли, что дети лишними не бывают.

Но Натаха решила не возвращаться. Дома было слишком маятно, всегда хотелось есть, мелкие орали, а отчим Герман вечно Натаху гонял, особенно по пьяни. И ещё мамка накануне выпорола её за то, что не уследила за гусями, и те перелезли в соседский огород, потравив там молодую капусту.

«Нипочём не вернусь, — мстительно думала Натаха, подпрыгивая в коляске мотоцикла вместе с тремя такими же чумазыми цыганятами. — Сами своих гусей пасите, ага, ага».

Во рту у неё сладко мусолился подаренный цыганами леденец, на коленях бодро орала «Спидола»: «Всё могут короли!». Когда мотоцикл нырял под горку, сигнал пропадал вместе с королями, но потом приёмник снова принимался орать.

«Спидола» принадлежала мотоциклисту Роману. Тот оглядывался на Натаху, сверкая черносливовыми глазами из-под кудрей и золотыми зубами. По обочине дороги трусили вороные и чалые цыганские лошадки. У них были лохматые чёлки, такие же, как у самой Натахи. Нет, возвращаться она не собиралась.

На ночь цыгане встали табором в соседнем селе, попросившись у председателя сельсовета пустить детей и баб под крышу старого сарая. Тот разрешил. Натаха уже начала засыпать на колком одеяле под толстой попоной, рядом всё с теми же цыганятами, которых звали Мишка, Светка и почему-то Зефа. Они почёсывались сквозь сон, почёсываться начала и Натаха. Но ей всё равно было хорошо и тепло.

Неожиданно в глаза ударил луч карманного фонарика, и она зажмурилась. В дверях сарая воздвиглась мамка, заплаканная, но грозная, уперев руки в крутые бока.

Цыгане зашумели.

— Мама, — пропищала Натаха, выпрастываясь из попоны. Она поняла, что соскучилась.

Обратно домой Натаха возвращалась на заднем сиденье председателева «запора».

Тётка Зина несколько дней не показывалась на улице — рука у мамки была тяжелая, сестриной физиономии она не пощадила, фонарей наставила таких, что хоть перед клубом вешай для освещения.

Вшей у Натахи выводили керосином. Волосы пришлось остричь под корень, но она не шибко горевала, отросли они быстро. А когда пришло время идти в школу и мамка повязала Натахе бантики, в классе её сразу прозвали Каркушей. Да и то, по телику «Спокойной ночи, малыши» все видели, Каркуша и есть. Натаха даже гордилась первым в своей жизни погонялом.

Название: Как Натаха бодяжила брагу
Цикл: Про Натаху
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2023
Бета: Xenya-m
Размер: мини, 1230 слов
Пейринг/Персонажи: Натаха, тётка Зина, тётка Катя, Иван Петрович и другие
Категория: джен
Жанр: юмор, повседневность, драма
Рейтинг: PG
Краткое содержание: «Когда Натахе было шесть, мамка отослала её почти на всё лето к другой своей сестре, тётке Кате, в соседний посёлок Марусино...»
Примечание: время действия — конец 80-х; история услышана непосредственно от героини
Предупреждение: сленг; названия населённых пунктов, упоминаемых в тексте, являются рандомными
Ссылка: тут

Когда Натахе было шесть, мамка отослала её почти на всё лето к другой своей сестре, тётке Кате, в соседний посёлок Марусино. Натаха не возражала, ей у тётки Кати нравилось. Та позволяла сколько угодно смотреть телевизор, вертя антенну за рога. Пускай даже перед этим следовало прополоть и протяпать огород. Натаха это умела, делов-то, тьфу и растереть.

И потом, Марусино было совсем не таким, как их Тайга. Больше и интереснее. Три магазина, один назывался «ко-мис-сион-ный», и там в витринах стояли пыльные чучела глухаря, лисы и волка. А внутри — начищенные до золотого блеска самовары, расписные китайские веера, тоже пыльные, фарфоровые статуэтки тёток в пышных платьях, толстых ангелочков и много чего ещё. Всё это продавалось, но никто не покупал. Зато можно было смотреть.

А ещё здесь утром и вечером с лесопилки и обратно ходили строем угрюмые мужики в чёрных робах. «Зэки. Тут рядом ИТК, — непонятно объяснила тётка Катя и строго добавила: — Ты к ним не подходи, слышишь? Они за убивство сидят и за другие грехи».

— За убивство, — зачарованно повторила Натаха. Это было ещё интереснее. И потом, почему «сидят»? Они же ходят!

За колонной мужиков в робах всегда шагали охранники, тоже в робах, только в зелёных. Солдаты. Но их было мало, и однажды, улучив момент, бежавшая за колонной по обочине Натаха подскочила к крайнему в ряду мужику и подёргала его за рукав.

— Дядь, а дядь! — торопливо выпалила она полушёпотом, настороженно озираясь. — Вы, что ли, в тюрьме? А почему вы тогда на лесопилку ходите?

— По лесу гуляем, — отозвался кто-то из шедших рядом, и все негромко хохотнули, глядя на Натаху с какой-то непонятной затаенной тоской. Сердце у неё ёкнуло.

— Работаем мы, — вздохнул дядька, к которому она обращалась. — Тебя как звать-то, пичуга?

— Наталия Игоревна, — прошептала Натаха, и мужики опять хохотнули.

— А меня Иван Петрович, — дядька порылся в кармане, не сбавляя шага, и протянул Натахе в большой заскорузлой ладони маленькую птичку, вырезанную из дерева. Свистульку!

Натаха так и ахнула.

— Спасибо! — пылко выдохнула она.

— Ты только никому не показывай, а то тебя дома наругают, — грустно сказал Иван Петрович. — Ну давай, беги отсюда. Вон конвой смотрит.

Натаха вчистила по дороге так, что пятки засверкали, сжимая в руке птичку. Ей тоже отчего-то было грустно.

Перед сном она долго ворочалась на кровати, раздумывая, чем бы таким отдарить Ивана Петровича за птичку. Она вдруг поняла, почему ей грустно: жалко стало этих мужиков, которые должны были только работать и, наверное, никогда больше не видеть своих детей. У них же были дети! А у Натахи не было отца. Вернее, она его не знала. Зато сменилось два отчима. Первый — его она тоже не знала — наградил её старшими братьями и сёстрами, второй — младшими, близнецами. А сама она торчала как раз посередине этой цепочки, нагулянная невесть от кого, как часто причитала бабушка: «На заработки она ездила! Вот и заработала!» Мамка же каменно отмалчивалась и раздражённо отмахивалась в ответ на Натахины осторожные расспросы: «Какой тебе ещё папа? Вон Герман твой папа!»

Щас, ага. Будто бы Натаха совсем мелкая и ничего не понимает, не слышит бабкиных причитаний, не помнит, что Герман объявился у них в доме, когда ей было три. Подарил лупоглазую гэдээровскую куклу, с которой Натахе всё равно не разрешили играть, и она долго ревела, а кукла до сих пор сидела в серванте за стеклом, растопырив пухлые ноги.

Натаха вдруг подскочила на постели от озарившей её догадки. Она поняла, что будет лучшим подарком для Ивана Петровича. Она знала, что больше всего любят поселковые мужики, втихаря от своих жён навещавшие по вечерам дом тётки Кати.

Брагу, вот что!

Тётка Катя ставила лучшую в Марусино брагу. Натаха слышала, как тётке про это ласково и убеждённо толковали вечерние гости, бережно пряча за пазухи бутылки с мутной вонючей жидкостью.

— Лёгкая рука у тебя, Катюш, — вот что они говорили, суя тётке мятые трёшки и рубли. Та только посмеивалась, принимая похвалу как должное.

Бутыли с брагой стояли у тётки Кати в кладовой. Тётка осторожничала. Конечно, и участковый Фёдорыч её брагой не брезговал при случае, но бережёного Бог бережёт. Кто-нибудь из райкома прикатит, даст отмашку — и пиши пропало, штраф, товарищеский суд. А то и не товарищеский.

Дождавшись, когда тётка Катя умотала куда-то по делам с кошёлкой, Натаха осторожно проникла в тёмную глубину кладовки, где стояли три здоровенные бутыли с брагой разной степени зрелости, а в углу под щелястой полкой — пустые чистые поллитровки. Натаха сама собирала их для тётки Кати по селу, когда та просила.

Нацедить полную бутылку браги из огромной бутыли оказалось делом затруднительным, но Натаха помнила, как это делала тётка, и ухитрилась ничего не разбить и не разлить. Она припрятала поллитровку в сенях, а взамен отцеженной браги бухнула в большую бутыль ровно столько же воды. Не какой-нибудь, а кипячёной из чайника.

К вечеру Натаха засела в кустах у обочины, дожидаясь, когда зэки побредут с работы. Она сразу увидала Ивана Петровича, так же потихоньку, как и в прошлый раз, догнала его и вытащила из-под накинутой на платье кофтёнки бутылку с брагой. Тот с полувзгляда понял, что это, расцвел, на ходу сделал такое движение, будто хотел Натаху обнять, но опустил руку.

— Спасибо, пичуга ты моя, — горячо выдохнул он, принимая подарок. — Если ещё принесёшь, я тебе таких штук понаделаю, что хоть в музей отдать.

— А каких? — с любопытством спросила Натаха.

— Всяких! Вот мужики соврать не дадут!

Мужики по обе стороны от него истово закивали.

Так у Натахи появились резные гребешки, бусы, браслеты, свистульки, просто какие-то зверюшки. Всё это добро она прятала, как белка орехи, в свой привезённый из дома баульчик, стоявший под кроватью.

Наступил август, и за Натахой приехала тётка Зина, чтобы отвезти её домой, в Тайгу. Увидев раздутые бока баульчика, она только крякнула. Натахе не терпелось похвастаться своими подвигами, но она героически дотерпела до станции, где всё и рассказала. Она знала, что тётка Зина её похвалит, и не ошиблась — та даже подскочила от радости, всплеснув худыми руками. И тут же на вокзале всё и продала, выложив на клеёнку у привокзального киоска «Союзпечать».

Выручку она прибрала, наказав ничего не говорить мамке, а племяннице купила книжку-раскраску и пачку настоящих болгарских фломастеров. И разрешила оставить себе птичку-свистульку.

Натаха долго вспоминала Ивана Петровича и грустила, думая, как он там без неё. Она надеялась, что увидит его, если выпросится у мамки снова съездить к тётке Кате на Новый год. Зимой же лесопилка тоже работает. Она круглый год работает.

Но вышло всё не так, как надеялась Натаха. С самого порога, едва они с тёткой Зиной, снова набившейся в провожатые, скинули шубы и валенки, тётка Катя развернула племянницу к себе за руку и знатно отходила по заднице — не чем-нибудь, а веником, стоявшим в сенях для того, чтобы сметать с обуви снег. Натаха стерпела, с упавшим сердцем понимая, что всё вскрылось. И это подтверждали истошные крики тётки Кати:

— Ты это наделала, больше некому! Забодяжила мне брагу! Мужики теперь говорят: Катька, мол, брагу негодную толкает! Отвечай, кому давала брагу! Не сама же пила!

Ещё не хватало!

Пришлось признаваться. Хлюпая носом, Натаха жалостно рассказала, как носила бутылки зэкам в обмен на резные игрушки. Тётка Катя схватилась за голову:

— Вот же оторва! Нет уж, Зинка, Новый год пройдёт, вези её обратно матери, мне такой оторвы тут не нужно, мне за ней смотреть некогда, а она эвон что вытворяет!

Тётка Зина усиленно моргала Натахе обоими глазами, прося, чтобы та не выдавала её собственного участия в этой истории. Натаха же ещё пуще залилась слезами, поняв, что никогда больше не увидит доброго Ивана Петровича.

Но птичку-свистульку она хранила долго.

Название: Как Натаха помогала беглым
Цикл: Про Натаху
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2023
Бета: Xenya-m
Размер: мини, 2030 слов
Пейринг/Персонажи: Натаха, её мама, тётка Зина, отчим, дядья и другие
Категория: джен
Жанр: юмор, повседневность, драма
Рейтинг: PG
Краткое содержание: «Когда Натахе было семь, перед самой школой, она сидела на задах огорода и дожидалась, когда отчим Герман уйдёт из дому...»
Примечание: время действия — конец 80-х; история услышана непосредственно от героини
Предупреждение: сленг; названия населённых пунктов, упоминаемых в тексте, являются рандомными
Ссылка: тут

Когда Натахе было семь, перед самой школой, она сидела на задах огорода и дожидалась, когда отчим Герман уйдёт из дому. Сталкиваться с ним ей не хотелось, он всегда находил, к чему придраться. А мамка ушла на работу в коровник.

Со стороны хлебопекарни доносился щекочущий ноздри запах свежих булок. У Натахи заурчало в животе. Ей срочно захотелось туда сбегать и поклянчить у пекарей «некондицию». Натаху они знали и всегда давали ей неудавшиеся, сгоревшие или разломанные булочки. Та исправно таскала их младшим и набивала живот сама.

В этот раз ей тоже дали булочек в здоровенном коричневом бумажном пакете. Откусывая на бегу куски от одной из них и прижимая пакет с оставшимися к груди, Натаха отправилась домой. Настроение у неё сразу улучшилось. Она внимательно глядела под ноги, чтобы не споткнуться и не уронить пакет, и поэтому не сразу заметила двух хоронившихся за кустами ежевики мужиков.

Нет, парней. Нет, мужиков. Натаха опустила пакет, внимательно вглядываясь в них — для парней они всё-таки были старые. Обросшие щетиной.

На обоих красовались какие-то обноски, и вообще выглядели они измождёнными и настороженными, будто бродячие псы. Бомжи со станции, на юга едут, решила Натаха.

— Чего встала, проходи давай, — набычившись, буркнул один из них. Штанина на левой ноге у него задралась, и Натаха увидела, что нога ниже колена там обмотана какими-то побуревшими тряпками.

— Не пугай девчонку, — вполголоса произнёс второй, чернявый, помладше, дёрнув его за рукав.

Натаха и не пугалась вовсе, с чего он взял. Она ещё немного потопталась на месте и выпалила:

— Дяди, хотите булочек?

Она и сама не знала, почему спросила. Ей показалось, что чужаки страшно голодны. Так оно и оказалось, они проглотили булочки едва ли не на лету и едва ли не вместе с пакетом, именно как бродячие псы. Натаха поняла, что придётся ещё раз идти в пекарню.

Обратно к кустам она вернулась уже с двумя буханками хлеба. Чужаки тут же смолотили одну, а Натаха продолжала стоять и смотреть на них. Что-то в них было странное.

— Спасибо тебе, правда, — хрипло сказал чернявый. — Но ты всё-таки иди.

— У вас кровь, — вместо ответа вымолвила Натаха, указывая пальцем на ногу старшего. Тот что-то невнятно проворчал и отвернулся.

Сверху, из низко нависших грифельно-серых туч, закрапал мелкий противный дождик, и старший зябко передёрнул худыми плечами под своей драной телогрейкой. Его начало трясти, у него даже зубы застучали, и на высоком, с залысинами, лбу проступила испарина.

Натаха понятия не имела, кто эти люди, но им явно было плохо и больно.

— Пойдёмте со мной. У нас за домом сеновал, — безапелляционно сказала она, неосознанно копируя мамку, которая, приняв решение, доводила его до сведения окружающих в ультимативной форме. — Пойдёмте, пересидите дождь, а я принесу ещё еды. И чаю. И бинтов. У вас же кровь, — повторила она очевидное.

— Я на гвоздь наступил, — буркнул старший, хотя Натаха не спрашивала его ни о чём. Но могла бы спросить — какой гвоздь ниже колена-то?

Она лишь кивнула и повела пришельцев по тропинке к сеновалу.

Сеновал у них был обустроен знатно: внизу стойла, сейчас пустовавшие, а наверху — самая настоящая комната с сеном, одеялами, низким столом и скамейками. Там младшие дядья Натахи, непутящие, как их называла мамка, Глеб, Олег и Борис, любили отдыхать. То есть пить бражку и играть в подкидного. Мамка не возражала, только предупредила: «Спалите мне сеновал, всем мудя оторву». Они знали, что так и будет. Оторвёт. Поэтому на сеновале даже не курили, спускались во двор.

Указав пришлым на лестницу, ведущую наверх, Натаха сочла своим долгом озабоченно предупредить:

— Только не курите там.

— У нас нечего, — усмехнулся чернявый. Хромой молчал, по-птичьи поджимая больную ногу и опираясь на его плечо. Ему, наверное, было очень больно. Следовало торопиться.

Глянув, как чернявый втаскивает товарища наверх, Натаха снова одобрительно кивнула и очертя голову дунула к соседке тётке Марье. Все знали, что у той всегда водились бинты и йод, потому что она до пенсии работала фельдшерицей на станции и сумела натаскать изрядный запас казённых лекарств.

— Тёть Марь, — закричала Натаха на бегу, влетая в сени. — Там мамка руку порезала, дай, чем забинтовать! И йоду!

Тётка Марья всполошилась, кряхтя, оторвалась от пасьянса, раскинутого на столе, и достала аптечку. Целый жестяной ящик с красным крестом на боку.

— А сумеешь забинтовать-то, — засомневалась она, уже сунув Натахе в руки два хрустящих пакета стерильных бинтов с торчащими сбоку нитками и бутылёк йода. — А то давай я.

— Не-не-не, — зачастила Натаха, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. — Там ничего, там… так.

Тётка Марья высоко подняла брови, но настаивать не стала, вернулась к пасьянсу, который явно не сходился, иначе бы как пить дать увязалась за Натахой.

Зато за ней увязался её внук Колька, толстый и веснушчатый, всё рвавшийся с Натахой дружить. Так-то он был пацан неплохой. Добрый, только квелый и совершенно не умел драться. Но сейчас Колька этот ей был не нужен. Ещё его не хватало!

— Пошёл в жопу, — процедила Натаха и даже ногой на него притопнула. — Не ходи за мной, ты… жирдяй!

Колька растерянно заморгал, кажется, собираясь зареветь. Такой лютой обиды от Натахи он не ожидал. Той даже жалко его стало, но она решила, что потом с ним помирится. Колька был незлопамятный и отходчивый.

Натаха вихрем пролетела по огородным задам, вскарабкалась по лестнице, ведущей на верх сеновала, и увидела, что оба чужака сидят на сене, закутавшись в одеяла. Правильно!

Они глянули на неё запавшими, лихорадочно блестевшими глазами.

— Вот, — сообщила Натаха, суя бинты и йод в руки чернявому. — Я пойду ещё чего-нибудь принесу. Управитесь без меня?

Они ошарашенно переглянулись, а потом хромой вдруг прыснул и уткнулся в рукав телогрейки.

— Ты как моя мамка, — сквозь кашель вымолвил он. — Управимся, постараемся.

Мамки все одинаковые, сделала вывод Натаха, прокрадываясь в собственный дом с чёрного хода. Там было темно и тихо. Отчим наконец-то ушёл, заведя, наверное, мелких к собственной сестре, раз Натаха не явилась смотреть за ними. Так что вечером её ждала взбучка, но это было неважно. Совсем неважно.

Она постояла перед буфетом, размышляя, чего бы незаметно унести. На плите высился ещё не остывший после ухода отчима чайник. Она взяла его, обмотав ручку тряпицей. В кошёлку отправились две алюминиевые кружки, заварка, шмат сала и банка мёду. Пускай мамка думает, что это отчим всё съел.

Натахе повезло, её прогулок с чайником к сеновалу и обратно никто из любопытных соседей не заметил.

Ночью снова шёл дождь, и, свернувшись калачиком под одеялом, она сонно радовалась, что пришельцам теперь хорошо и не мокро. Тепло. Утром, когда все уйдут на работу, можно будет ещё чего-нибудь им отнести.

Утром те выглядели куда бодрее и наперебой благодарили Натаху, притащившую на сей раз ковригу ржаного хлеба и оставшиеся на сковороде картофельные драники. Они наконец спросили, как Натаху зовут, и представились сами. Тот, что с больной ногой, оказался дядей Юрой, а второй, чернявый, просто Цыганом. Он так и сказал: зови, мол, Цыган.

— Так у нас собаку зовут, — строго возразила Натаха, и оба хрипло засмеялись.

Натаха хотела спросить что-то ещё, но тут мамка начала кликать её со двора, вернувшись с дойки, и она кубарем слетела вниз по лестнице. Мамка приставила её к огороду, а сама побежала в магазин, малые-то всё ещё гостевали у сестры отчима. Натаха нехотя принялась таскаться с жестяной лейкой вдоль грядок, поглядывая на сеновал.

И вдруг прямо за их воротами раздался треск мотоцикла. Натаха даже присела от ужаса. Это заявились «непутящие» дядья, Глеб, Борис и Олег, с явным намерением отдохнуть на сеновале так, как они это любили, за подкидным и бражкой. Нашли время!

Сердце у Натахи захолонуло. Надо было действовать, и быстро. Отвлечь чем-то дядьёв, чтобы те сразу не полезли на сеновал. Натаха откуда-то знала, что чужаков нельзя показывать никому — и не только оттого, что её заругают.

Она метнулась к пристройке, где отчим, она знала, держал инструменты, а потом — мышью к любимому «Уралу» дядьёв. И совесть её не мучила, когда она ковыряла отточенным шилом покрышку мотоцикла. Ничего, починят. Резина на «Урале» была толстенная, Натаха попыхтела, но справилась.

Дядья меж тем умывались у рукомойника, гогоча и брызгаясь друг в дружку водой. Как дети малые. Глеб заорал, увидев высунувшуюся из-за мотоцикла Натаху:

— Здорова, корова! — это у него юмор был такой, на «корову» тощая пигалица Натаха никак не походила. — Пожрать мамка не оставила?

То, что мамка оставляла, ушло на сеновал, хмуро подумала Натаха, набрала полную грудь воздуха и заорала почище Глеба:

— А вы как доехали-то? Гляньте, у вас же колесо спустило!

— Как спустило? — офонарели дядья. — Когда?

Пока они, уныло матюкаясь, латали покрышку, Натаха мигом очутилась на сеновале. Пришельцы, заслышав возню во дворе, уже маячили возле лестницы, Натаха видела их бледные встревоженные лица.

— Спускайтесь, уходите дворами! — скомандовала она. — Еду-то и лекарства взяли? Смотрите!

— Ох, будет кому-то жена-командирша, — невольно хохотнул Цыган, спускаясь и помогая слезть уже довольно споро передвигавшемуся дяде Юре. — Взяли, взяли, не боись. И прибрали там всё.

На ходу он чмокнул Натаху в макушку. Та насупилась. Жена, вот сказанул. Не будет у неё никакого мужа, нахрена он приснился, детей только делать да бухать, вон как отчим.

— Идите уже, — строптиво буркнула она вслед выскользнувшим с сеновала чужакам. И полезла наверх проверить, что там и как.

Конечно, эти умники бросили под сеном ком окровавленных ссохшихся бинтов. Покачав головой, Натаха сунула его в карман кофтёнки и резво выскочила навстречу заходившим на сеновал дядьям:

— Я тут всё прибрала, поднимайтесь.

— Вот же молодчага, — похвалил Олег, выгружая из «сидора» банку браги и банку солёных помидоров. — Давай ещё из кухни чего принеси, что ли.

Так что появившейся мамке исчезновение со сковороды драников удалось списать на прожорливых дядьёв.

А дальше… дальше Натаха выдала себя сама. Правда, этого, по счастью, никто не заметил, кроме мамки.

Когда все собрались в кухне за ужином вместе с изрядно прихорошевшими дядьями, прителепалась ещё и тётка Зина с новостями.

— Народ бает, двое беглых из ИТК в наши края направились. И статьи у них какие-то разбойные, — тётка округлила глаза.

— Как же это они ухитрились сбечь? — поинтересовалась мамка, подставляя сестре табурет.

— Ну вот как-то… — неопределённо отозвалась та, поведя плечом. — Участковый говорил, стрелял в них конвой, но те всё равно утекли. С собаками ищут. Так что если увидим кого чужого, надо сразу к участковому бечь.

Выпалив всё это, она сноровисто принялась за свежие драники.

А Натаха возьми и брякни, подумав про дядю Юру:

— Как же это он с простреленной ногой шёл? — она спохватилась и закусила губу под внимательным взглядом мамки.

Среди поднявшегося гама её оплошности больше никто не заметил, и она глупо понадеялась, что мамка за своими обычными делами — вечерняя дойка, малые, вернувшийся отчим — обо всём забудет. Не тут-то было.

— Никуда не уходи, поможешь мне кур кормить, — велела мамка, едва Натаха выскочила из-за стола, намереваясь смыться на улицу.

Та поплелась за ней на негнущихся ногах, тоскливо глядя в крепкую мамкину спину.

— Видела ты, что ли, тех? — негромко спросила мамка, засыпав курам комбикорм. Куры торопливо клевали из кормушки, заполошно кудахтали, хлопали крыльями. Дурёхи.

Натаха убито кивнула, глядя себе под ноги.

— Для них бинты брала у тётки Марьи? — продолжала мамка допрос.

Натаха снова кивнула и горячо выпалила:

— Они хорошие.

— Дура! — в сердцах процедила мамка, и у Натахи зазвенело в ушах от подзатыльника. — А кабы они тебя зарезали? И всех нас!

Натаха задохнулась.

— Нет! Они хорошие, — упрямо пробормотала она, смаргивая слёзы. — Они бы не стали.

— И в кого ты у меня жалостливая такая, — пробормотала мамка с глубоким вздохом. — Точно не в меня.

— Они сказали, что я кому-то буду жена-командирша, — припомнила Натаха. Про то, что она испортила дядьям мотоцикл, она решила не сознаваться, понимая, что тут подзатыльником не отделалась бы.

Мамка вдруг присела на корточки и крепко обняла Натаху. И зашептала, уткнувшись лбом в её лоб:

— Не смей так больше никогда. Другие — они могут быть совсем нехорошие. И сделают с тобой… что угодно.

— К участковому бечь, что ли? — басом спросила Натаха, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не зареветь. Она чувствовала, что мамка права, но то, что говорила тётка Зина, было… неправильно.

— Просто беги от них. Мне можешь сказать, я решу, что делать, — тяжело ответила мамка, продолжая крепко обнимать Натаху. Она, наверное, сильно за неё испугалась, а Натаха-то думала, что мамка теперь только мелких любит, близнят Ваньку с Гришкой. Оказывается, нет.

Она в очередной раз собралась с духом и спросила:

— Мам… а кто мой папка?

Та отстранилась и сурово сжала губы. Потом поднялась и пошла прочь, к дому.

— Ма-ам! — со слезами крикнула Натаха ей вслед.

— Я не знаю, где он, — отрезала та на ходу, не оборачиваясь.

Натаха опять осталась ни с чем. Она ведь спрашивала не «где», а «кто». Ну хоть про Германа своего мамка не стала толковать, и то ладно.

На столбе перед клубом надрывался репродуктор:

— Шел я и в ночь, и средь белого дня, близ городов озираяся зорко. Хлебом кормили крестьянки меня, парни снабжали махоркой…

Название: Как Натаха нашла волчонка и совёнка
Цикл: Про Натаху
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2023
Бета: Xenya-m
Размер: мини, 3073 слова
Пейринг/Персонажи: Натаха, ее мама и бабушка, Вовка, Ромка, Даня, учителя, участковый и другие
Категория: джен
Жанр: юмор, повседневность, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Когда Натахе было четырнадцать, ей предложили участвовать в верном деле...»
Примечание: время действия — конец 80-х; история услышана непосредственно от героини
Предупреждение: сленг; немного ненормативной лексики; названия населённых пунктов, упоминаемых в тексте, являются рандомными
Ссылка: тут

Когда Натахе было четырнадцать, бабушка забрала её жить к себе. С отчимом Германом Натаха уже начала чуть ли не драться, огрызаться матом — уж точно, и требовала от мамки его прогнать. Тогда-то мамка и призвала на помощь бабушку, дождавшись, пока Герман уйдёт в ночную смену на «железку».

Притаившись в тёмном коридорчике у печки и глотая слёзы, Натаха угрюмо подслушивала, как в кухне мамка сердито говорит бабушке, брякая посудой:

— Мне мужик в доме нужен, Гришке с Ванькой — отец. Куда я его прогоню, он муж мне.

— А она тебе дочь, — тяжело обронила бабушка.

— А то я не знаю, — вспыхнула мамка. — А жить-то как? На неё и в школе все жалуются. Учителям прекословит. Форму нормальную носить не хочет. Новую, новую ведь я купила — нет, ни в какую, так и шибается в штанах, будто шкет какой. Курит. Пионерский галстук в сапог спрятала! Теперь её и в комсомол не примут.

— Да ты что! — ахнула бабушка.

Натаха хотела выскочить и объяснить, что она не из неуважения к пионерскому галстуку это сделала, а совсем даже наоборот. Переростки Тоха и Витёк вечно гоготали над тем, как галстук болтается у Натахи на шее. Будто ошейник на псине, орали они и ржали. Если бы Натаха была в правильной школьной форме, то есть в коричневом платьице с плиссированной юбочкой, а не в штанах и чёрном свитере, галстук бы смотрелся, как скажут через два десятка лет, «органично». Тогда Натаха не знала таких слов, а просто прятала галстук за голенищем сапога, выходя из школы. Но клятое коричневое платьице с плиссированной юбочкой она всё равно не хотела носить ни в какую. Хоть убейте.

Она сглотнула, прижавшись к тёплому, ещё не остывшему боку печки, и вслушалась снова.

— Зато она у тебя не шалава какая. В подоле не принесёт, как Митрохиных дочка, — твёрдо заявила бабушка, подумав немного, и Натаха снова едва не выскочила из-за печки. В подоле! Ещё чего! Катька Митрохина просто дура, с седьмого класса позволяла пацанам таскать себя по сеновалам, корова! Все пацаны, с которыми Натаха водилась, крепко-накрепко усвоили, что она — такой же пацан, рука у неё тяжёлая и драться она умеет не хуже них. А то и лучше, потому что отчаюга, как с уважением сказал про неё рыжий Вовка Бес, то есть Бескудников, которому она как-то от души надавала по щам.

— Экзамены же скоро, — озабоченно продолжала мамка. — Восьмой класс. А она заявила, что из-за Германа домой и приходить не хочет, вот и шибается по чужим огородам вместо того, чтоб готовиться… Совести нет! Делать-то мне что, мам?

Она явственно шмыгнула носом, как маленькая, её суровая крепкая мамка, и у Натахи больно заныло сердце. Она покаянно подумала, что совести у неё и правда нет: мамка в своём коровнике совхозном упахивается, с малыми возюкается, а тут Герман этот пакостный с Натахой лается. Она сама чуть не заревела, подумав так.

— К себе её возьму, — немного помолчав, решительно сказала бабушка. — Пускай девка восьмилетку закончит, а там поглядим. Работать, может, пойдёт, вон хоть на хлебозавод. Или проводницей. Или в ПТУ какое поступит. Наталия? — таково было полное имя Натахи, записанное в свидетельстве о рождении, где вместо имени отца стоял позорный прочерк. — Выдь сюда, хватит там уши греть да носом шмурыгать.

Так Натаха перешла под крыло бабушки, которой честно поклялась экзамены сдать как полагается, готовиться к ним по-человечески и дурака не валять, пока не получит «корочку» за восьмилетку. Слово своё она честно старалась сдержать, зубрила формулы ненавистной «матеши», но прокололась на экзамене по выбору, хотя выбрала как раз любимый предмет — физкультуру.

Предстояло бежать кросс, и Натаха в новом синем спортивном костюме, ещё не пузырящемся на коленках, специально купленном поднатужившейся мамкой ради такого случая, улетела прочь от физрука с секундомером. Дальше и случился казус: вдоль школьного стадиона весело трусил на своей соловой Рыжке совхозный скотник дядя Вася, и Натаха, недолго думая, его догнала и забралась позади него, Рыжке на круп. Дядя Вася был не в курсе, что Натаха сдаёт экзамен. Решил, так просто бегает. В общем, когда она, благодарно помахав им с Рыжкой, обогнула школу и вернулась к крыльцу, там уже стоял не только физрук с секундомером, но и завучиха Дарья Пална, у которой с Натахой как раз и вышли тёрки из-за пионерского галстука в сапоге. И даже директор Витаминыч, то есть Фёдор Вениаминович, стоял, негодующе сверкая на Натаху очками. И все они в один голос заявили, что экзамен она не сдала. Оказывается, её подвиг они увидели в окно учительской и выскочили к физруку, этого-то Натаха не учла.

Теперь ей предстояла пересдача физры в августе, и с горя она опять отправилась шибаться по чужим огородам и к «железке» — пялиться на грохотавшие мимо скорые поезда. Пожалуй, она и впрямь была бы не прочь стать проводницей, чтобы повидать другие, большие и настоящие города, может быть, даже самую Москву! И ещё она исправно ходила на речку удить рыбу, выклянчив снасти у дядьёв, к этому времени отслуживших армию, женившихся и вообще взявшихся за ум, как одобрительно говорила про них мамка.

На речке Натаху в один распрекрасный день и застал всё тот же битый ею рыжий Вовка Бескудников с двумя незнакомыми взрослыми парнями. Один — белёсый, будто выцветший, остроносый и щуплый. Второй — смуглый, всклокоченный, зыркавший из-под спутанных вихров тёмными, как вар, узкими глазами.

Оба были чуть старше Вовки, которому в этом году сравнялось пятнадцать, и воззрились они на Натаху с каким-то странным интересом. Та даже внутренне поёжилась, но виду не показала, сдержанно проронила «привет» и «чего надо?».

— Слышь, деньга нужна? — вместо ответного приветствия, помявшись, выпалил Бес. — Только чтоб никому не болтать. Надёжных поцыков ищем. Для верного дела.

Словами про «надежных поцыков» он Натаху и купил сразу и с потрохами, даже безотносительно денег, которые тоже были ой как нужны. Она ярко представила, как гордо выложит на стол перед мамкой пачку десятирублёвок с профилем Ленина, чтобы доказать, что она не никчемная, не пропащая и вообще взялась за ум. Дядья вон непутящие взялись — и она тоже.

— А чего делать-то надо? — настороженно поинтересовалась Натаха. И тогда Бес и оба старших парня, перебивая друг друга и оглядываясь по сторонам, негромко и жарко объяснили ей про «верное дело».

Щуплого белёсого звали Даня, темноглазого — Роман, и они намеревались пройти с «чёсом» на дрезине по узкоколейке от Тайги вглубь тайги. По ночам. Обнося встречающиеся на пути магазины в крохотных местных посёлках.

— Никто не догадается, — возбуждённо выпалил Бес. — Мы же сразу дальше покатим. До конца ветки. А потом дрезину бросим и обратно пешедралом! Там же можно тыщи взять! Ты понимаешь? Тыщи!

Он даже вскочил, размахивая руками и будто пританцовывая.

От этих самых «тыщ» у Натахи захватило дух и восторженно ухнуло сердце. Мамка в своём коровнике зарабатывала едва ли больше сотни, бабушкина пенсия составляла восемьдесят четыре рубля пятьдесят копеек. Натаха знала это точно, потому что помогала ей расписываться в ведомости, когда приходила почтальонша тётя Зоя. Сколько получал Герман, Натаха никогда не интересовалась, пропивал он наверняка столько же, сколько получал. А за «тыщи» можно было даже купить машину. «Москвич»! Она слышала, как дядья толковали, будто новый «Москвич-412» стоит четыре тысячи девятьсот рублей. Вряд ли парни дадут ей столько, но вдруг хватит на старый! Подержанный!

Всё это махом промелькнуло у Натахи в голове.

— За две-то ночи управимся? — только и спросила она. На две ночи она вполне могла выскользнуть из-под присмотра родни, заявив бабушке, что соскучилась и побудет дома. Мамка решит, что она, как всегда, у бабушки, а та, разделявшая Натахину неприязнь к Герману, проверять не заявится.

Парни переглянулись.

— Управимся, — уверенно сообщил Роман.

— Я вам точно нужна? — продолжала допытываться Натаха. Тыщи тыщами, а самое главное надо было выяснить заранее. И решить, связываться ли.

— Пригодишься, — так же уверенно заявил Роман, в очередной раз взглянув на Вовку и Даню. — Бес говорил, ты безбашенная. Представляться умеешь. И своих не сдашь.

Натаха оторопело покосилась на Вовку, а тот, кажется, даже покраснел конопатыми скулами и оттопыренными ушами.

Пожалуй, у них могло бы и выгореть их дикое предприятие, не будь они такими обалдуями. Но в первом же посёлке, куда примчалась краденая дрезина, их ждал сюрприз. В магазин они попали легко, перекусив кусачками провода сигнализации и сбив висячий замок ломиком. Но вот потом…

— Блядь! — только и выдохнул Даня, запустив руки в зелёный железный ящик, с которого они так же легко сорвали запоры. — Стойте!

Но Роман с Вовкой успели сделать то же самое и теперь немо таращились на свои пальцы, залитые чёрной краской.

— Меченные мы… — убито прохрипел наконец Роман.

«Немеченной» осталась одна Натаха.

Деньги они всё-таки выгребли, пересчитали — в ящике с выручкой лежали почти две «тыщи» — и снова полетели по рельсам узкоколейки, поочерёдно качая перемазанными руками рычаги дрезины. Вовка уныло матерился, Натаха помалкивала. Размышляла, как быть, и грызла шоколадку «Алёнка». Стопки этих «Алёнок» они затолкали в походный мешок вместе с кучей плавленых сырков «Дружба» и вафель «Артек». Чего-нибудь повкуснее вроде колбасы или сарделек в магазинчике не нашлось. «Разобрали всё, суки», — пробурчал Даня и загрузил рюкзак «Жигулёвским» пивом. Теперь они с Ромкой мрачно сосали его каждый из своей бутылки.

До второго посёлка — Коптево — они добрались к рассвету. Там они были аккуратнее, и к их активам добавились ещё девятьсот рублей выручки, лежавшей прямо в кассе, несколько кругов «Краковской» колбасы и бутылка водки. Натаха неодобрительно на неё покосилась, но смолчала. Тем более что пацаны сперва всё-таки попытались оттереть водкой ладони и пальцы — без толку.

Добравшись до следующего селения — Белогурихи — парни допили пиво в кустах за узкоколейкой, догнались водкой, закусили колбасой и завалились спать там же, где и пили. Уже рассвело.

Единственно, что они успели — утащить с дороги и спрятать дрезину. Между собой, перед тем, как забыться пьяным сном, они толковали: мол, местные менты нипочём сразу не догадаются, что налётчики прибыли на дрезине. Вот только бы блядскую краску оттереть.

Натаха неодобрительно поглядела на них, громко храпящих, тяжело вздохнула и вылезла из кустов. Через Белогуриху пролегала ещё и автомобильная дорога, и на этом следовало сыграть. «Представляться», как выразился Вовка, её не надо было учить. Размахивая руками, предусмотрительно вымазанными во взятой из дрезины солярке, Натаха заскочила в первый же попавшийся гараж — распахнутый настежь. Два потрёпанных мужика ковырялись там в недрах таких же потрёпанных «Жигулей».

— Дядечки, а дайте растворителя! — заблажила она, жалобно глядя на озадаченных мужиков. — Мы тут на дороге заглохли, пока возились — перечухались все! Ну пожа-алуйста!

С полбутылкой растворителя «646» Натаха выскользнула из гаража и дунула в кусты. Она прикинула, что если оставшиеся позади дядьки чего и заподозрят — так только то, что Натаха этот самый шестьсот сорок шестой вынюхает, плеснув его в пакет. Некоторые тупые малолетки у них в Тайге так и делали, Натаха — никогда. Мозги пронюхаешь ведь.

Околицами Белогурихи Натаха вернулась к лежбищу своих подельников. Доела колбасу и вафли, рискнула глотнуть пива из недопитой бутылки, сморщилась, улеглась на траву и задремала сама.

Ей снилось, что они вчетвером снова мчат по рельсам узкоколейки — только уже не на дрезине, а на новеньком вишнёвом «Москвиче-412». Ветер трепал ей волосы, будто тёплой ласковой рукой, задорно свистел в ушах. Натаха смеялась от счастья. Она ехала к мамке за рулём своей машины! Хотя никакой «Москвич» она сроду не водила, только трактор дядьки Степаныча, который давал ей порулить, если сильно попросит.

Вовка растолкал её, и она порывисто села, озираясь и спросонок не понимая, где она и что происходит. Темнело. Парни были хмуры, похмельны, мрачно прикладывались к пиву, но оживились, когда Натаха гордо извлекла из кустов бутылку с шестьсот сорок шестым:

— Во!

С растворителем дело пошло лучше. Они извели Ромкину майку, подрав её на тряпьё, но краску с рук кое-как оттёрли. Это всех сразу приободрило.

— Теперь живём! Молодец ты! — изрёк Ромка, похлопав Натаху по плечу.

— Я же говорил! — поддакнул Бес, который сиял так, будто приходился Натахе братаном. Та с деланной досадой закатила глаза, но на самом деле их похвалы были ей очень приятны. Она и не догадывалась, что пользуется таким авторитетом у местных пацанов. Дома за её изобретательность ей нещадно влетало. Ничего, ничего, скоро и вся родня узнает, какая Натаха предприимчивая и добычливая!

Сон про «Москвич» всё ещё грел ей душу.

Когда вовсе стемнело, незадолго до полуночи, они вылезли из кустов и отправились на поиски магазина. У скрипучего крыльца Даня достал из-за пазухи ломик, но вот беда — замка на двери не оказалось, она была заперта изнутри на засов. Пока парни хлопали глазами, пытаясь сообразить, в чём дело, дверь распахнулась, и на пороге воздвигся дедок сторож — в тельняшке, кальсонах почему-то в валенках и с берданкой в руках. Видимо, заслышал их невнятную возню и насторожился.

— Ах ты, етить вашу в душу за ногу мать! — зычно рявкнул он и вскинул берданку.

— Бежим! — пронзительно завизжала Натаха и рванула к узкоколейке, волоча за собой оцепеневшего от ужаса Беса. Не могла же она его бросить. Рядом трещали кусты, по которым, как лоси, ломились Ромка и Даня.

Внезапно Даня споткнулся на бегу и взвыл не своим голосом. Этот дикий вой почти слился с ударом выстрела. Сторож гнался за ними, шмальнул в Даню и попал! Натаха, поняв это, так и обмерла. Но парень продолжал орать и материться, держась за задницу. Скорости передвижения он при этом не сбавлял, напротив, помчался даже быстрее прочих.

«Соль!» — догадалась Натаха. Дробовик старика был заряжен крупной солью.

Доскакав, как табун раненых кабанов, до окраины посёлка, в котором всполошились, кажется, все собаки, они остановились у ручья, протекавшего по дну оврага. Там Даня, не стесняясь Натахи, содрал с себя штаны, плюхнулся задом в весело журчавшую воду и принялся там хлюпать, пытаясь промыть полученные ранения. Он продолжал материться и всхлипывать. Остальные сочувственно молчали.

— Облаву могут устроить, — мрачно вымолвил наконец Ромка.

— Хуй им, — прокряхтел Даня. — Надо дальше катить, да побыстрее.

Разумеется, не назад же по узкоколейке было им возвращаться, сквозь два уже обнесённых посёлка. Но далеко они не уехали. На рассвете прямо над их головами раздался стрёкот вертолетных лопастей. А потом и сам вертолёт выплыл из-за деревьев — узкая хищная стрекоза.

— Твою мать, — процедил простоявший всю дорогу на карачках Даня. — Шухер начался.

Дрезину пришлось бросить и, как и было обговорено заранее, уходить обратно прямо по тайге, благо и Натаха, и Вовка окрестные места знали неплохо. Парни же сообщили, что оторвутся от них и выйдут на дорогу ближе к посёлку Сосновка. Авось пронесёт.

Перед тем, как расстаться, они честно поделили добычу, рассортировав мелкие и крупные купюры, кое-где измазанные краской. Ромке и Дане по восемьсот рублей как организаторам, Натахе и Вовке — по шестьсот пятьдесят.

— Бери себе больше, — хмуро сказала Натаха, с состраданием глядя на кривившегося от боли и хромавшего Даню. — Ты же раненый.

— А ты краску помогла отмыть, — буркнул тот. — Ладно, бывайте, поцыки. Если что, мы друг дружку не знаем.

Они исчезли в тайге, а Натаха с Вовкой, прибрав полученные деньги, трусцой устремились в направлении родного посёлка. У Натахи на душе скребли кошки — она предчувствовала недоброе. Сверху то и дело слышался стрёкот вертолётных винтов, и тогда они прятались под деревьями. «Может, всё и обойдётся», — утешала себя Натаха. И наличие шестьсот пятидесяти рублей очень даже грело.

Во время одной из таких попрятушек она, запыхавшаяся, исцарапанная и грязная, услышала из-под колючек ежевики что-то, похожее на скулёж. Она приподняла ветки и заглянула под них. В ответ на неё перепуганно взглянули два блестящих глаза. Это был рыжий большеголовый щенок, невесть как очутившийся здесь, вдали от людей.

— Малыш, малыш, — позвала Натаха, и он снова заскулил. И даже вильнул хвостом.

— Это волк! — страшным шёпотом выпалил Вовка, и Натаха презрительно покосилась на него:

— Сам ты волк! Не видишь, хвостом виляет.

Правду сказать, на волка замученный и боязливо ёжившийся Бескудников никак не походил, скорее на вот этого, вымазанного в каком-то дерьме, щенка. Да и она сама была не лучше.

Натаха скормила щенку сырок «Дружба», упихала его себе под куртку и решительно поднялась на ноги.

— Двигаем, — кратко распорядилась она и первой шагнула вперёд. Вовка ещё немного постоял, кажется, даже покачиваясь из стороны в сторону, но побрёл следом, ускоряя шаги.

Вертолёт ещё раз мелькнул у них над головами, но они уже не обращали на него внимания. К вечеру, хоть умри, нужно было вернуться домой, и Натаха лихорадочно придумывала, что бы такое получше родне соврать.

Во время очередного привала под разлапистой сосной, честно разделив со щенком остатки «Дружбы», Натаха снова услышала возню в кустах. Оживившийся и взбодрившийся щенок сразу полез туда, Натаха — следом. Под колкими ветками сидел и сонно жмурился, иногда с шипением разевая клюв, пушистый серый совёнок.

Вовка тоже зашипел, разинув клюв, когда увидел, что Натаха деловито заталкивает совёнка под куртку:

— Чокнулась ты, что ли. Натуралистка хренова!

— Они маленькие, — отрезала Натаха. — Пропадут же.

Этакой компанией, как в песне «Тра-та-та, тра-та-та, мы везём с собой кота, чижика, собаку…» и далее по тексту, они и вышли из тайги на окраину Тайги. Натаха с Вовкой уже едва волочили ноги, совёнок смирно сидел у Натахи за пазухой, только щенок, которого Натаха окрестила Рексом, был бодр и весел, помахивал хвостом и гордо взирал на поселковых собак, попадавшихся навстречу.

— Я к бабушке, — проинформировала Натаха Беса.

— Деньгу-то припрячь, — коротко посоветовал тот.

Но Натаха ничего не успела сделать, потому что, едва она огородами прокралась к чёрному ходу на кухню, бабушка сама вышла ей навстречу. И не одна. С нею была мамка, вездесущая тётка Зина и участковый дядя Слава. То есть старший лейтенант Напасников.

Все они молча стояли и смотрели на Натаху.

— Я… вот, — пролепетала она, доставая из-за пазухи совёнка. — Нашла. И это… Рекса ещё. Это Рекс.

Щенок, уже усвоивший свою кличку, шлёпнулся на толстенький огузок и весело тявкнул.

Участковый снял фуражку и потёр покрасневший лоб.

— Кто ещё с тобой был? — устало осведомился он. Тётка Зина, мама и бабушка, как ни странно, каменно молчали. Лица у них были бледные и какие-то измождённые.

— Ни-никого, — севшим полушёпотом заверила участкового Натаха и закашлялась.

— Она малолетняя! — высоким, непохожим на свой голосом заявила мамка.

— Малолетняя дура! Весь район на уши поставили! — гаркнул участковый, и тогда Натаха всё-таки заревела, как ни крепилась.

Совёнка забрал себе соседский Колька, очень Натахе сочувствовавший. Рекс воцарился у бабушки под крыльцом, там ему понравилось больше, чем в старой щелястой будке. Бабушка не позволила мамке выдрать дочь как сидорову козу и опять оставила Натаху у себя.

Состоялся суд, на котором Даню и Ромку, как шестнадцатилетних, приговорили к пяти годам колонии каждого. Вовку определили в спецшколу. Натаха, как самая младшая, отделалась постановкой на учёт во всех мыслимых и немыслимых местах. Но она даже сдала экзамен по физкультуре и получила «корочку» об окончании восьмилетки. Бабушка везде ходила с нею, даже за руку держала. Натаха стоически терпела.

Пацанов ей было очень жалко. «Вся жизнь прахом», — как выразилась бабушка.

— Я хотела «Москвич», — шепотом призналась ей Натаха. Но бабушка сурово промолчала, поджав губы.

А потом, так же за руку, повела её не куда-нибудь, а к гадалке. Карты на судьбу раскинуть, как она выразилась. Натаха опять не протестовала — ей тоже было интересно.

Гадалка оказалась из оседлых цыганок, звали её Лиля. Лилия, наверное. Красиво. Но сама она была некрасивая: очень толстая, поперёк себя шире, дочерна смуглая, в накинутой на круглые плечи цветастой шали и подобранными под такой же цветастый платок смоляными блестящими волосами. Глаза у неё были тёмные и глубокие, и Натаха оцепенела под взглядом этих глаз.

Потом Лиля поглядела на Натахины исцарапанные ладони. Раскинула замусоленные карты на бархатной вишнёвой скатерти перед собою. Ещё раз поглядела на Натаху и изрекла басом:

— Если в тюрьму не сядет твоя внучка, артисткой будет.

Но Натаха стала ветеринаром.