Горю! Конопляное поле.
Название: Партизанский пёс
Автор: sillvercat для WTF Canidae 2025
Бета: Xenya-m
Канон: В. Осеева «Васёк Трубачёв и его товарищи»
Размер: мини, 2089 слов
Персонажи: Бобик, Иван Матвеич, дядя Коля, вожатый Митя, Васёк Трубачёв и другие пионеры, фашисты, овчарки
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: военная драма, AU
Краткое содержание: Бобик жил на пасеке со своим хозяином Матвеичем, мирно жил... пока не началась война.
Примечание: время действия — 1941 год
Предупреждение: насилие, смерть персонажей
Ссылка: здесь

Бобик, небольшой, чёрный и кудлатый молодой пёс, знал, что место, где он живёт с хозяином Иваном Матвеичем, называется «пасека». За крепким бревенчатым домом в траве стояли маленькие домики-ульи. Там жили пчёлы, летали и жужжали. Бобик их побаивался.
Когда он был глупым, ничего не понимающим щенком, которого Матвеич только что принёс из села, то за пчёлами гонялся. Хозяин сперва строго прикрикнул на него, но потом махнул рукой и ушёл — мол, сам поймёшь. Бобик понял всё очень быстро, когда прибежал к Матвеичу, визжа и скуля. А тот, бережно вороша шёрстку на его холке, где надулась большая шишка от укуса маленькой пчелы, смазывал укушенное место чем-то пахучим и ласково приговаривал:
— Вот же ты дурачок, дурачок. Упреждал же я тебя.
Бобик грустно поскуливал, соглашаясь. Да, дурачок, да, упреждал.
Ему хватило одного урока, чтобы запомнить: гоняться за пчёлами — только себе дороже выйдет: больно, страшно, и Матвеич заругает.
Бобик рос, быстро начав понимать, кто свой, кто чужой. Но чужие, приходя в гостеприимный дом пасечника, становились своими, гостями. Матвеич всех принимал тепло и с радостью — ребят и взрослых, колхозников из близлежащего села. Он не сажал Бобика на цепь, но сердился и ворчал, если тот вдруг надолго исчезал со двора.
— Кто же меня-то, старика, охранять будет? — укорял он. — Вдруг вражина какой заявится?
И Бобик, смиренно опустив повинную голову и поджав хвост, плёлся к своей будке, где Матвеич ставил ему полную миску вкусной каши. Он смутно догадывался, что хозяин беспокоился прежде всего о нём — мало ли где в лесу может пропасть несмышлёный пока щенок.
Он знал, что никаких таких «вражин» вокруг нету, есть только гости, большие и маленькие.
Но иногда он чуял витавшую в воздухе тревогу. Она представлялась Бобику громадной иссиня-чёрной грозовой тучей, которая вот-вот разразится страшными яркими молниями и тяжкими ударами грома. Он видел такие тучи раньше, прятался от них под щелястое крыльцо. Надо было перетерпеть — и тогда снова выглядывало солнце, озаряя всё вокруг ярким весёлым светом. И страх уходил, Бобик вылезал из-под крыльца, встряхиваясь и виляя хвостом. Но та туча, что как будто висела над селом, над красным знаменем сельсовета, когда Бобику с Матвеичем случалось бывать в селе, никуда не исчезала. Иногда из большой жестяной тарелки, укреплённой там на столбе, доносился такой же жестяной резкий голос. Бобик не понимал, о чём тот говорит, но люди вокруг мрачнели и хмурились, и тогда ему снова хотелось забиться под крыльцо.
Но он знал, что должен защищать людей, прежде всего Матвеича.
Иногда ночами в тёмном небе вдруг раздавался странный гул, непохожий на громовые раскаты, и Бобик, заслышав его, принимался тихонько выть от страха.
— Не бойся. Это наши самолёты, — ласково говорил Матвеич, выходя из дома на крыльцо и скручивая «козью ножку». Едкий дым от неё попадал Бобику в нос, он чихал, а Матвеич посмеивался.
Однажды на пасеку приехала телега, запряжённая двумя лошадьми. В ней сидели незнакомые Бобику ребята, и с ними — высокий, очень худой старый человек.
Накануне Матвеич говорил Бобику:
— Московские пионеры приезжают. К нам в колхоз, вишь ты, живут в школе на каникулах и хотят пасеку мою поглядеть. Председатель мне сказал. Что ж, я рад буду, встретим их с тобой как полагается, чаем с мёдом угостим.
И вот пионеры приехали, весёлые, крепкие, загорелые, в красных галстуках. Они быстро подружились с Бобиком, гладили его, ласково трепали за уши. Но Матвеич не знал, что они привезут с собой его старого товарища, тоже прибывшего из Москвы.
— Коля, Коля, сколько ж лет мы не видались, — хрипло шептал он, обнимая худого высокого старика. — Друг мой боевой, — обернулся он к ребятам, — сколько мы тут в этих местах в гражданскую прошли!
Голос у него дрожал. Бобик заволновался, и зашумевшие было пионеры притихли.
— А ну, затягивайте «Конармейскую», — весело велел им паренёк в таком же, как у них, красном галстуке, но выглядевший старше. Они звали его «вожатый Митя». — Трубачёв! Васёк, ну что же ты? Командуй отряду.
И рыжий, как солнце, мальчишка скомандовал остальным:
— Нашу «Конармейскую» за-пе-вай!
А ребята сперва несмело и нестройно, а потом всё громче и увереннее запели:
— По военной дороге шёл в борьбе и тревоге боевой восемнадцатый год, были сборы недолги, от Кубани до Волги мы коней подымали в поход…
Матвеич и дядя Коля тут же приободрились и начали подпевать. Бобик смотрел на них, на московских пионеров во главе с рыжим Васьком и вожатым Митей, махал хвостом и радовался.
Дядя Коля остался на пасеке.
— Я здесь тебя быстро на ноги подыму, — обещал ему Матвеич. — Медку свежего каждый день в чаёк тебе, травки наши лесные заваривать буду, припарки медовые на коленки, будешь бегать быстрее молодого. Вот глянь на меня, ну глянь, каков я! — он заразительно смеялся.
Дядя Коля тихо улыбался в ответ и не возражал, хотя Бобик чуял, что он Матвеичу не очень верит, просто не хочет его обижать.
Так и текли горячие летние дни. Пионеры — московские и колхозные — часто приходили на пасеку, чтобы послушать рассказы Матвеича и дяди Коли об их молодости, о гражданской войне, о Будённом. Вожатый Митя с грустью говорил:
— Скоро нам уезжать.
И тогда ребята тоже грустнели, особенно рыжий Васёк. Заметно было, что ему очень понравилось в колхозе.
Но уехать они не успели. Однажды ночью небо вновь заполнилось тревожным и страшным гулом самолётов, те всё летели и летели куда-то. Матвеич, торопливо выйдя из дома, поднял голову и долго всматривался в небо. Потом тихо, недоумённо сказал:
— На восток летят. Откуда бы?
А наутро к пасеке на неосёдланном гнедом коне подскакал внук колхозного сторожа Генка и прокричал срывающимся голосом:
— Война! Война! Немец напал! По радио объявили! Председатель послал всем сказать!
Конь под ним всхрапнул, когда Генка сжал его бока коленками. Спустя минуту оба оцепеневших на крыльце старика и Бобик слышали только удаляющийся топот копыт.
— Война? С немцем? Да как же так? — пробормотал наконец дядя Коля, а Матвеич процедил:
— Немец пришёл? Победить нас думает? Накося выкуси! — он потряс перед собой загорелым костистым кулаком, потемневшее лицо исказилось от нахлынувшего гнева. Бобик ещё никогда не видел таким своего доброго улыбчивого хозяина.
Матвеич мигом собрался и отправился в сельсовет, оставив Бобика охранять дядю Колю. Тот как-то сразу осунулся, сидел на крыльце, потирая ладонью грудь под рубашкой. Бобик улёгся рядом, ткнулся ему в колени носом, желая утешить. Худая рука почти невесомо легла ему на голову, потрепала за уши. Бобик благодарно её лизнул.
Матвеич вернулся через несколько дней сам не свой, негромко сказал дяде Коле:
— Председатель велит законсервировать пасеку, всё, что можно, отсюда заберут, себе приказал только один-два улья оставить.
Дядя Коля побелел:
— Неужто немцы досюда дойдут? — его морщинистое лицо вдруг напряглось, тонкие губы крепко сжались, глаза вспыхнули. — Не бывать этому!
— Колхозу скот велено на восток гнать, — бесстрастно проговорил Матвеич. — А с запада наши отступают, красноармейцы через село идут на станцию. Обозы с ранеными. Говорят, у фашиста сила большая. Танков и самолётов немерено. Коля! — он поглядел на старого друга потемневшими глазами. — Тебе надо вернуться в Москву с пионерами. Председатель им машину обещал, чтоб до станции добраться.
Дядя Коля долго молчал, потом качнул седой головой:
— Не доеду я, Ванюш. — Он коротко, вымученно улыбнулся, морщины на его лице собрались складками. — Сердце больное, детишкам только обузой буду. Разреши у тебя остаться.
— «Разреши»! Вот же дурной! — Матвеич осторожно обнял дядю Колю за худые плечи. — Наши немца остановят да погонят, тогда и до Москвы доберёшься. Иди, приляг. Приляг, Коль, — он с беспокойством всматривался в лицо друга.
Потянулись тоскливые тревожные дни. Самолёты теперь не только гудели в небе — однажды один из них, чёрным ястребом покружившись над станцией, сбросил вниз бомбы. Это потом сказал Матвеич. Страшный тяжкий удар сотряс землю, эхо от него докатилось и до пасеки, а вдали встало красное дымное зарево, полыхавшее всю ночь. Бобик даже не смел выть, забравшись под крыльцо, он только дрожал мелкой дрожью, припав к земле, которая больше не спасала.
Как-то на бывшей, теперь разорённой пасеке снова появились ребята — рыжий Васёк и два его друга, один — крепкий и коренастый, второй — юркий и маленький. Васёк звал их Мазин и Русаков. От них Матвеич и дядя Коля узнали, что после того, как немцы разбомбили станцию, пионерам не удалось уехать в Москву, и они вернулись в колхоз. Сельчане приютили их в своих домах.
— Что слышно, внучок? — тревожно спросил Матвеич. — Мы-то здесь в лесу ховаемся, будто сычи. Когда наши немца погонят?
Васёк поднял на него потемневшие голубые глаза:
— Дед Вань, даже если наши уйдут, мы будем их ждать. Митя в партизанский отряд пошёл. И мы тоже будем партизанам помогать.
Матвеич ахнул, обернулся к дяде Коле:
— Слыхал, старый? — Он взволнованно затоптался на месте, потом снова сурово глянул на Васька: — Ты там всем передай — чтоб на нас рассчитывали!
Васёк через силу улыбнулся, его чумазое лицо просветлело:
— Обязательно передам, дед Вань, а как же!
Они ушли, и снова потянулась полная тревоги жизнь. Двух стариков и собаку, живущих на разорённой пасеке, никто не навещал. Матвеич весь извёлся, каждый день собираясь отправиться в село, но не решался бросить дядю Колю — тот ещё больше сдал, почти не вставая с постели. Сухо кашлял по ночам, но каждый день Матвеич, силком подняв друга, выводил его на крыльцо, погреться на солнышке. Бобик вилял хвостом, ластился к ним.
Он-то и услыхал в лесу отдалённый, но приближающийся к пасеке лай. Лай был басовитый, громкий — стало ясно, что лаяли большие собаки.
Сердце у Бобика отчаянно забилось, он встал перед крыльцом, навострив уши и напрягшись всем телом.
И тут на прогалину перед домом вывалились из лесу люди. Совсем, совсем чужие. В серо-зелёной форме, с чёрными, странно короткими ружьями наизготовку. Они переговаривались на незнакомом отрывистом языке, тоже звучавшем будто лай. Двое из них держали на поводках громадных собак с ощеренными злыми мордами, светло-рыжих, с чёрными спинами. Собаки грозно рычали и рвались с поводков.
Сердце у Бобика замерло, потом снова гулко забилось. Он был вполовину меньше этих злых громадин, но он должен был защитить Матвеича и дядю Колю. Из его груди вырвалось угрожающее рычание, он взрыл задними лапами землю, чтобы пришельцы поняли: он их не боится!
Чужаки в серо-зелёной форме гортанно рассмеялись и спустили своих собак с поводков.
На Бобика ринулась смерть, и он встретил её бестрепетно — прыгнул вверх, чтобы вцепиться в горло налетевшему первым врагу. Тот легко сшиб его, и оба они покатились по земле. Бобик не чувствовал боли, хотя вторая собака рвала ему зубами задние лапы.
Чужаки в форме продолжали смеяться, но тут грохнул хлёсткий и резкий выстрел. Враг завизжал и выпустил Бобика.
На крыльце дома стоял Матвеич с дымящейся охотничьей берданкой в руках. Он поддерживал плечом опиравшегося на дверной косяк дядю Колю. Лица обоих стариков были бледны и суровы.
— Чтоб вы сдохли, вражины! — отчётливо проговорил Матвеич и снова вскинул ружьё, но выстрелить не успел.
Загрохотали, затряслись короткие ружья в руках у чужаков в форме. Бобик распластался на земле, в ужасе глядя, как из рук Матвеича выпадает берданка, как оба старика валятся с крыльца. Их одежда сразу окрасилась красным.
Из последних сил, волоча прокушенные лапы, Бобик пополз к ним.
Одна из уцелевших громадных собак кинулась было на него, но человек в серо-зелёной форме оттащил её в сторону, что-то резко скомандовав, и позволил Бобику добраться до стариков.
Седые волосы дяди Коли тоже стали красными, но лицо казалось спокойным, он даже улыбался. Брови Матвеича разгладились, он будто бы заснул, только в груди зияли чёрные страшные дыры.
Бобик сорванно заскулил, отчётливо понимая, что они никогда уже не встанут. Не погладят его, не позовут ласково.
Чужаки в форме обшаривали всё вокруг, лазили по кустам, гортанно переговариваясь. Наконец двое из них вышли из дома, обыскав его — у одного в руке что-то блеснула, и он бросил это «что-то» внутрь.
Старый дом пасечника затрещал, почти мгновенно охваченный пламенем. Чужаки в форме подхватили под мышки дядю Колю и Матвеича и легко забросили их за дверь.
Бобик попытался подняться. Пламя гудело, нестерпимый жар обдавал его, дым забивался в грудь, но он изо всех сил старался встать, чтобы побежать к Матвеичу и дяде Коле.
Чья-то рука схватила его, и он взвизгнул от боли, попытавшись укусить эту чужую руку. Это был тот же человек в форме, что отогнал от Бобика свою собаку. Теперь он грубо, за загривок, затащил его в кусты, подальше от горевшего дома. Бобик ещё раз взвизгнул, и дымная чёрная тьма сгустилась над ним.
Он очнулся оттого, что кто-то теребил его, гладил и звал по имени. На его окровавленную морду лилась тонкая струйка воды. Бобик тихо заскулил — скулить громче у него не было сил — и поглядел в склонённые над ним тревожные осунувшиеся лица. Это были Васёк, Русаков и Мазин.
— Бобик, Бобик, — дрожащим голосом повторял Васёк, выпрямившись и глядя на сгоревший дом, от которого остались одни чёрные дымящиеся руины. — А где же дед Ваня и дядя Коля?
Бобик вскинул голову и горестно, отчаянно завыл.
…Через несколько дней ребята вышли к партизанской лесной базе, неся на руках завёрнутого в тряпьё Бобика. Вожатый Митя сказал им, что за ними и за ранеными партизанами вот-вот прилетит самолёт с большой земли.
— А Бобик? — тревожно спросил Васёк, и тот, услышав своё имя, слабо вильнул хвостом. Его раны уже промыли и перевязали чистыми бинтами в партизанском госпитале.
Митя скупо улыбнулся:
— Останется у нас. Будет партизанский пёс.
Название: Ну ты заходи
Автор: sillvercat для WTF Canidae 2025
Бета: Xenya-m
Канон: мультфильм «Жил-был пёс» (СССР, 1982)
Размер: мини, 1019 слов
Персонажи: пёс, волк, белка, сорока, люди
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: AU, юмор, стёб
Краткое содержание: У Параски кто-то украл монисто.
Примечание: для бартерщика Не та женщина
Предупреждение: стёб, сленг, пасхалки
Ссылка: здесь

Когда у Параски украли её монисто, пёс сразу догадался, кто это мог сделать.
Хотя обвинили, как водится, его. Нет, не в том, что он украл, а в том, что недоглядел. Пока ты, мол, дрых в своей будке, седая морда, вор в окно залез и девичье добро схитил. Шиш тебе теперь, а не мозговые косточки.
Ну шиш так шиш, гордо подумал пёс. А что морда седая, так то ж чистая правда. Псу было немало лет, он ещё помнил, как народилась на свет эта самая Параска, как пищала, будто кутёнок, и как её выносили в одеялке в церкву крестить.
Пёс и сам в ту пору был несмышлёным кутёнком, что греха таить.
А Параска выросла совсем большой, уже выше хозяйки, и в тех местах, где люди считают, что надо быть кругленькой, была кругленькой. Псу-то это было непонятно, но он видел, как дед Опанас, рассказывая деду Сидору про молодку Фофаниху, рисовал руками в воздухе круги и цокал языком, как белка. А дед Сидор качал головой, одобрительно крякая.
Видел пёс ту Фофаниху, вот и Параска такой же выросла.
Только сейчас она сидела в горнице и горько рыдала о пропавшем монисте.
Пёс устало подумал: пускай его хают, как хотят, мол, и морда седая, и глух он, как пень, и слеп, как крот. Не гонят больше никуда, вот что главное. Но Параску ему было жалко, и решил он монисто вернуть.
Только без помощи волка было никак не обойтись, он знал это и потому досадовал.
Не то что ему не хотелось видеть эту серую и тоже седую морду. Просто пёс не любил быть обязанным кому бы то ни было, тем более волку. У него в ушах всё ещё звучало его ехидное: «А помнишь, как ты меня гонял?»
Да помнил он, помнил. Оба они тогда были молодые да резвые, горячие, сколько сучек перепортили, страсть.
Пёс вздохнул, почесал задней лапой за ухом. Блохи одолевали. Пойти в лес, в полыни поваляться. Ну и заодно волка отыскать. И монисто.
Сказано — сделано.
В лесу было тихо, сыро, сумрачно. Покойно. Дубы-колдуны что-то шептали в тумане. Сверху сыпались сухие листья, мелькнул рыжий хвост — при виде пса белка торопливо вскарабкалась в своё дупло. Ну-ну, подумал пёс и скучающе зевнул, чтобы показать этой дурёхе — она ему нафиг не нужна. Белок он только ещё не ловил, ага.
Он нашёл заросли полыни у оврага и всласть в них вывалялся. Так, что даже оглушительно чихнул пару раз. Потом потрусил дальше, вспугивая из кустов синиц и всяких там малиновок. Но особо прогуливаться было некогда, волк сам себя не найдёт.
Пёс присел на полянке среди ромашек и, понимая, что выглядит по-идиотски, заорал во всю глотку:
— Волк! Эй, волк! Во-олк!
Как только белки с веток не посыпались, удивительно даже.
Чего он и ожидал, спустя время, необходимое для того, чтобы волк услышал его зов, тот прочухался и явился. Из кустов орешника послышался сварливый голос:
— Что орёшь? Притащился, орёт… Выгнали опять, что ли?
Вслед за ворчанием показалась знакомая серая морда. А потом — сам волк, тощий, взъерошенный и в репьях.
— Я тоже рад тебя видеть, — пёс вроде как съехидничал, но это была чистая правда. Рад.
— Линяешь, что ли? — поинтересовался он, хотя знал, что волк терпеть не может интимных вопросов. Сам-то он перелинял ещё в начале лета.
Волк величественно пропустил его бестактный вопрос мимо ушей, приблизился ленивой трусцой:
— Чего надо, спрашиваю.
Тут пёс уже серьёзно рассказал ему про зарёванную Параску и сгинувшее невесть где монисто.
— Жалко девчонку, — закончил он и просительно уставился на волка.
— Чего зыришь? — пробурчал тот. — Жа-алоко ему. Жалко знаешь где?
Пёс знал. Зловредные пчёлы не раз и не два атаковали его близ пасеки деда Сидора.
— Людям твоим меня не жалко, — сварливо продолжал докапываться волк. — А я их с чего-то жалеть должен. С какой-то растакой радости.
Пёс покорно молчал. Он понимал, что волк не может вот так вот просто, с бухты-барахты ему помогать. Сначала он должен отворчаться, чтобы не ронять собственного достоинства.
— И чего именно ко мне опять? — продолжал разоряться тот. — Я тут что, лев — царь зверей, что ли? Так мы не в Африке.
Пёс опять кротко смолчал. Какая, нафиг, Африка, ещё пара месяцев — и снег ляжет.
— Ладно, — буркнул наконец волк. — На кого думаешь?
— Сорока, больше некому, — не стал чиниться пёс. — В окно влетела, схватила монисто — и в гнездо. Никто не заметил.
— Даже ты? — злорадно осведомился серый гад.
— Даже я, — огрызнулся пёс.
— Слепая ты тетеря.
— Тетеря глухая, а не слепая, — не удержался пёс, ибо стало обидно.
— А ты и слепая, и глухая, — не остался волк в долгу и примирительно повторил, увидев, что пёс надулся: — Ладно. Что, я за ней в гнездо должен лезть?
Пёс нетерпеливо мотнул головой. Почему перед тем, как сделать что-то полезное и благородное, нужно обязательно повыпендриваться?
Да ведь и у людей так.
— Белка, — коротко сообщил он то, что волк и так давно сообразил, старый хрыч. — Вели ей, она достанет.
Он ожидал, что волк начнёт снова гундеть, мол, кто я такой, чтобы повелевать белками, Пушкин, что ли, но тот лишь молча кивнул и потрусил на опушку, где пёс и сам видел беличье гнездо.
Когда солнце уже начало клониться к закату, дело было сделано. Правда, не без неприятностей. Наглая сорока, увидав, что монисто исчезло из гнезда и теперь лежит на земле, придавленное тяжёлой волчьей лапой, пронзительно заругалась. Попыталась нагадить псу на голову и растребушить белку. Та, гневно цокая, высказала всё, что думает о сороке, и гордо удалилась в своё дупло.
— С меня орехи! Грецкие! — крикнул ей вслед пёс, прикидывая, где можно спереть такую редкость. Выходило, что только в лавке у Ефима, больше негде. Печалька. Ладно, он подумает об этом потом. Завтра.
Оставшись на полянке одни, волк и пёс посмотрели друг на друга.
— Как понесёшь-то? — ехидно поинтересовался волк. — В зубах — поцарапать можно. Хотя сколько там у тебя тех зубов осталось? Эхе-хе, грехи наши тяжкие.
— Сколько надо, столько и есть, — обиделся пёс. — Кости грызу, не переживай.
— Косточек бы погрызть, — продолжал кручиниться волк. — Белке, значит, драной, орехи грецкие, ну а мне?
— Тоже грецких? — хмыкнул пёс. — Ладно, не журись, что-нибудь придумаю. За мной не пропадёт, ты же меня знаешь.
Волк знал. Он сидел и пялился на то, как пёс поддевает мордой монисто.
— Отлично смотришься, — фыркну он, когда псу это наконец удалось и монисто заблестело у него на шее. — Прямо Наталка-Полтавка. Ладно. Ты это… заходи, если что.
— Зайду, — буркнул пёс.
Название: Ренни
Автор: sillvercat для WTF Canidae 2025
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1360 слов
Персонажи: Светлана Петровна, её дочь, внуки, Сергей, Ренни
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма, повседневность
Краткое содержание: Сергей купил дочке Лизе щенка чихуахуа.
Примечание: случай из реальной жизни
Предупреждение: жестокое обращение, обсценная лексика, ХЭ
Ссылка: здесь

— Бабушка, бабушка, папа купил мне щенка, разрешил и купил, настоящего чихуахуа, чистопородного, как я просила! — Лизин голос в трубке захлёбывался восторгом. — Я же год без троек закончила, вот папа и разрешил! Я его назвала Ренни, это мальчик! Я тебе сейчас фоточки пришлю, он такой хорошенький!
Светлана Петровна точно не была в восторге, но внучке хватило и нескольких услышанных от неё одобрительных возгласов, чтобы продолжить восхвалять Ренни: какой он умный и всё-всё-всё понимает, и девочки в классе обзавидуются!
Светлана Петровна осторожно прервала этот поток восхвалений вопросом:
— А кто им будет заниматься?
— Я, конечно, — после паузы почти возмущённо заявила Лиза, — папа сказал же, что только я! Потому что Ренни мой, а не Кирюхин и не мамин!
Это-то и печально, подумала Светлана Петровна, подавляя вздох. Она прекрасно знала Лизу и понимала, что внучкиного энтузиазма надолго не хватит, а ведь собака — она точно надолго, пусть и такая игрушечная, как эта чау-чау, то есть, тьфу, чихуахуа.
И ещё Светлана Петровна отлично знала своего зятя и свою дочь.
Алина с самого детства была суперпослушной и обязательной, разумеется, отличницей. Все друзья и родственники завидовали Светлане Петровне и её рано ушедшему из жизни мужу — какую же образцовую дочь они воспитали! Но Светлану Петровну как раз это и беспокоило: Алина по натуре была ведомой и да, она не прекословила матери ни в чём, даже если та была неправа, но это удобно, пока ребёнок мал и только учится жить, а что потом?
А потом и случилось то, чего она боялась: Алина рано вышла замуж за человека на семь лет старше себя. По мнению окружающих, Сергей был образцово-показательным семьянином: непьющий и некурящий, с хорошей профессией и зарплатой (мастер участка на нефтезаводе), с золотыми руками, волевой, строгий и даже несколько деспотичный, но ведь для пользы же!
Возможно, Алине был нужен именно такой человек, размышляла с грустью Светлана Петровна, но вот внуки…
Сергей наверняка любил и старшего сына Кирилла, и дочку Лизу, но в доме не было тепла, дети боялись отца, хотя, безусловно, уважали. Светлана Петровна исподволь пробовала выяснить, не поднимает ли Сергей на них руку, но нет, такого, слава богу, не происходило. Детям было достаточно и отцовского взгляда и негромкой команды, чтобы они вмиг присмирели. Сколько раз Светлана Петровна видела это на семейных праздниках и каждый раз постыдно радовалась про себя, что живёт отдельно, в своём загородном домике.
Она забирала к себе на каникулы Кирюшку и Лизу, позволяя им валяться в постелях до полудня, кормя вкусненьким, но после таких визитов Алина обычно звонила ей и укоряла, что, мол, Сергей недоволен, дети разбалованы. Опять же, слава богу, визитов этих он не запрещал, и на том спасибо.
И вот теперь, пожалуйста, чихуахуа, дополнительная песчинка в отлаженном и отлично функционирующем, по мнению окружающих, семейном механизме её дочери.
Но всё шло нормально, Лиза не жаловалась, заваливала бабушку видосиками, как она называла свои репортажи про Ренни. Щенок и вправду был милейшим, и Светлана Петровна успокоилась.
Приближался её день рождения, третье июня, именно в этот день ей впервые собирались тожественно представить Ренни. Светлана Петровна сделала генеральную уборку от киля до клотика, как говаривал её покойный муж. Зять был жутким аккуратистом, и ударить в грязь лицом перед ним не хотелось. Его тяжёлых взглядов она не боялась, но… было бы неприятно.
Она отдраила и мангал, достав его из кладовки и установив на лужайке. Сергей всегда сам занимался шашлыками.
Потом она нарезала салатов, принарядилась и уселась ждать, хотя знала, что все прибудут «тика в тику» — ещё одним достоинством Сергея была невероятная пунктуальность.
Синий «фиат» затормозил на пятачке у ворот, захлопали дверцы, Светлана Петровна с улыбкой сбежала с крыльца и оторопела.
Нет, она ещё успела принять от идущего впереди Сергея дежурный букет красных и белых роз, перевитый ленточками, но потом, высунувшись из-за букета, увидела уныло плетущихся нога за ногу, с распухшими покрасневшими глазами внуков и точно так же выглядевшую Алину.
— Что случилось? — вырвалось у неё. — А собачка, то есть Ренни, где? Заболел?
Она вдруг подумала, что такой маленький щенок вполне мог подцепить чумку или что-то в этом духе, собаки же вроде часто этим болеют.
Но тут Лиза зарыдала в голос, несмотря на сердитый окрик отца, а Кирюха и Алина к ней присоединились. Сергей махнул рукой и широкими шагами направился к мангалу.
Из невнятных рыданий семейства Светлана Петровна с оборвавшимся сердцем поняла, что в пути щенок начал несмолкаемо тявкать, носиться по салону, вырываться, Лизу не слушался, и тогда Сергей выбросил его из машины.
— Прямо из окна! — прорыдала Лиза.
— И не остановился, — тихо прибавила Алина. Лицо у неё вдруг стало как у тяжелобольной: очень бледное, с резко обозначившимися подглазьями. — Мы кричали, просили…
Светлана Петровна уронила букет. Ей захотелось сесть на землю, но она пересилила себя и быстро подошла к Сергею, сосредоточенно укладывавшему шампуры с мясом на мангал. Остановилась у него за спиной.
Тот обернулся. Лицо покрасневшее, губы крепко сжаты. Значит, всё-таки переживает. Не робот.
— Я её заранее предупредил, — наконец произнёс он. — Собака невоспитанна, не затыкается, ссыт по всему дому, не просится в лоток. Убирает Алина, хотя я ей запретил. А в машине как взбесилась. Я за рулём, а она по всему салону носится.
«А ты чего ждал?» — хотела сказать Светлана Петровна. Или: «Это же ещё щенок». Или: «Ты понимаешь, какую травму нанёс собственной дочери?»
Вместо этого она с силой пнула мангал, перевернув его вместе с шампурами и мясом. Шампуры запрыгали, мясо зашипело на рассыпавшихся углях, Сергей отскочил.
— Вы с ума сошли, — выдохнул он, уставившись на Светлану Петровну округлившимися глазами.
— Вон, — только и сказала она и добавила, не удержавшись: — Дрессировщик ебучий.
Такими же решительными шагами она вернулась к остальным, тоже ошалело умолкшим членам семейства.
— Алина, ты с детьми остаёшься здесь. Помолчи, — осадила она дочь, понимая, что у той сейчас в голове сложная дилемма — кому подчиниться. Боже, как только она сама допустила всё это! Сама, сама, ведь надёжный же, решительный, непьющий, за мужниной спиной как за каменной стеной. Вот, пожалуйста, стена, придавила так, что не вздохнуть.
Сергей, обогнув их по аккуратной дуге, молча прошёл к машине. Хлопнула калитка, хлопнула дверца «фиата», заурчал мотор.
Лиза снова взахлёб зарыдала.
— Это я виновата! — сквозь слёзы выдавила она. — Всё из-за меня!
Светлана Петровна крепко обняла внучку:
— Чш-ш… Ренни просто маленький… и ты ещё невзрослая. Мы прямо сейчас дадим объявление в группу ВК, мы его, конечно, найдём. Пойдёмте в дом, — она повернулась к Алине. — Хоть салатов поедим. Я потом тут всё приберу.
Салаты вяло поковыряли только внуки, потом так же вяло разбрелись по дому и уснули. Дочь практически одна выпила бутылку шампанского и тоже заснула в кухне на диване.
Светлана Петровна перемыла посуду, потом вышла на лужайку к мангалу, собрала с травы мясо, сложила в миску, чтобы отнести соседскому Полкану… и замерла у калитки, вглядываясь в наступившую ночь. Ей представилось, как щенок-игрушка, пока ещё и не собака вовсе, сейчас бредёт где-то в этой ночи. Если его, конечно, не сбила машина и не сожрали другие, настоящие собаки. Бродячие. Злые.
Она надела куртку, тихо притворила за собой калитку и вызвала «Яндекс-такси». Она, разумеется, знала маршрут, по которому ехал Сергей.
Но увы. Ни она, ни таксист-армянин, проникшийся этой историей, крохотного щенка в темноте не обнаружили, хотя проехали до дома Сергея и обратно.
Либо кто-то уже подобрал его… либо Ренни погиб.
После злосчастного дня рождения прошло ещё несколько тоскливых дней. Внуки слонялись по дому, тыкались в телефоны, смотрели телевизор и почти не разговаривали.
Из группы ВК не было никаких известий.
Сергей позвонил вечером, когда Алина вернулась с работы. Но позвонил не Алине, а почему-то Светлане Петровне. Та слабо удивилась этому, но потом поняла, что в Сергеевой иерархии она стала волчицей-альфа.
— Слушаю, — сухо проговорила она, решив, что зять дозрел до извинений.
Но он сказал точно так же сухо, без интонаций:
— Передай им, что собака вернулась. Пришла к подъезду. Я её забрал. И они пусть возвращаются.
И положил трубку.
Светлана Петровна, всё ещё не опуская телефона, неверяще проговорила:
— Собака вернулась? Ренни вернулся?
Она не могла и представить себе, как такой щенок на протяжении пяти дней одолевал страшный тяжелый путь в несколько километров по незнакомым местам, среди всех грозящих ему опасностей. И как он нашёл собственный дом? Это же было чудом! Настоящим чудом!
Но Лиза поверила в чудо сразу.
— Ренни вернулся! — во весь голос закричала она и запрыгала, сразу обретя обычную живость. — Мама! Мама! Поедем домой!
Вызвали такси.
Перед отъездом Светлана Петровна отвела дочь в сторону и быстро сказала:
— Если что не так, я заберу его. Ренни то есть.
Алина бледно улыбнулась и погладила её по руке:
— Спасибо. Но он теперь его не тронет. Он будет его… уважать.
Название: Касси и Кори
Автор: sillvercat для WTF Canidae 2025
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1218 слов
Персонажи: Чарли, Касси, Кори, Спенс, полковник, профессор и другие
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: AU, фантастика
Краткое содержание: Пёс Чарли вспоминает, как он дружил с дельфинами, когда его хозяин работал сторожем в дельфинарии на военной базе.
Предупреждение: смерть персонажей
Ссылка: здесь

Вот я сижу рядом со Спенсом, и мы вместе смотрим, как в озеро опускается солнце.
Солнце раскалённое, как лицо у Спенса.
Мне не нравится, когда у него такое лицо, он тогда разговаривает так, будто бы у него во рту каша, и он никак проглотить её не может. И пахнет от него тогда очень противно, как от бутылки с водой, которую он пьёт. А ещё он всё время икает и сплёвывает, а наутро у него болит голова. Он держится за неё и охает, а то ещё и мокрой тряпкой её обвяжет. И тогда уже при нём даже не гавкни и за птичкой не погонись — он стонать начинает:
— Чарли, да ты уморить меня хочешь, сукин ты сын!
Чарли — это я, и сукин сын — тоже я, и я со всем этим согласен.
А пока что солнце опускается в озеро Гурон, отражаясь в ряби на воде. Рябь оттого, что там резвится рыба, которую Спенс будет утром ловить, если сумеет встать, и у него не будет болеть голова. Хотя это вряд ли, его бутылка ещё наполовину полная.
Рыба резвится. Кори и Касси тоже очень любили рыбу.
И воду они любили. Они в ней жили. Только не в такой, какая в озере, а в морской, солёной и горькой. Потому что они дельфины.
Кори и Касси были моими друзьями. Профессор сперва любил смотреть, как мы играем вместе — как я забрасываю им в бассейн мячик, а они выталкивают его носами на бортик. Носы у них длинные и блестящие, пасти полураскрыты — улыбаются. Я им снова мячик сталкиваю, а они — опять мне бросают. Мы могли долго так играть. А потом главный военный, которого Спенс и проф называли «полковник», запретил нам играть вообще и рявкнул на Спенса, чтобы тот убрал отсюда свою шавку. Меня то есть.
Я тогда зарычал, и он ещё больше разозлился, а проф сказал Спенсу, чтобы тот делал, как говорят. И вид у него был грустный и какой-то испуганный, как будто не он здесь главный.
Спенс взял меня за ошейник и увёл, а Касси и Кори высунулись из воды с удивлёнными лицами.
Спенс объяснил, что проф и в самом деле на базе не главный, а главный как раз полковник. Потому что Пентагон (не знаю, что это такое) финансирует всё, что тут делает проф. с дельфинами.
— А я тут кто — просто сторож при дельфинарии, — прибавил Спенс и в этот вечер впервые за долгое время приложился к бутылке со своей вонючей водой. Фу, гадость.
И полковник тоже был гадость. Я бы с удовольствием вцепился ему в брюки и порвал их, а теперь, когда я знаю, что дальше с нами со всеми произошло, так и не только брюки тогда порвал бы.
Ну так вот, в тот вечер Спенс объяснил мне, то и дело отпивая из бутылки, что Кори и Касси тут не просто так, что они участвуют в специальной военной программе. Проф и его помощник Грегори учат их прилеплять магнитные мины на корпуса подводных лодок. Так он сказал, и я ничего не понял, только завилял озадаченно хвостом, сметая пыль на полу нашего бунгало.
Тогда Спенс сказал:
— Эх ты, дурачок. Ладно, я объясню. Мина — это такая штука, которая делает большой «бум», как гром, и разрывает всё вокруг на мелкие кусочки. А подлодка — это такая же лодка, как наша на Гуроне, только плавает под водой.
Если б я мог, я бы закатил глаза, как бывшая подружка Спенса Кэролайн, на это последнее объяснение. Потому что на базе был батискаф. Я не раз видал, как он опускается со специальной пристани в море на глубину. А большой «бум» — это тоже мне стало понятно, ведь я не раз видел, как на Гуроне глушат рыбу динамитом.
И тут, когда я всё это понял, мне стало страшно за Касси и Кори. Потому что эти штуки, эти мины, они же опасные, они могут взорваться прямо на них, если они будут с ними плыть.
Я горестно заскулил, глядя в налившиеся кровью глаза Спенса, и тот меня понял. Потрепал по холке и говорит:
— Ты всё понимаешь, Чарли, только вот сказать не можешь. И хорошо, что не можешь, потому что иначе меня бы в тюрьму посадили за то, что разболтал тебе государственную тайну, – тут он улыбнулся как-то криво.
В общем, к бассейну с Касси и Кори Спенс меня больше не брал, и от этого мне становилось всё грустнее, хотя я всегда мог бегать по песку возле бунгало, а над о мной шелестело огромными листьями дерево, которое называлось «пальма». Их там много росло, все с косматыми стволами.
Ночью накануне того дня, когда всё страшное случилось, мне до того тоскливо стало, что я запрокинул голову к луне, висевшей в небе, как большой фонарь, и завыл.
Спенс вышел из бунгало и растерянно сказал:
— Ну чего ты, дурачок? Чарли, перестань. Перестань, слышишь?
Я слышал его, конечно, но перестать не мог — у меня этот вой сам зарождался даже не в горле, а где-то в животе, который поджимался от ужаса.
Наконец я убежал от Спенса подальше, чтобы тот не переживал, и улёгся в тростниках, шуршавших на ветру.
А утром на базе раздался большой «бум», и Спенс, едва одевшись, побежал туда. А мне велел сидеть и ждать его.
Вернулся он только к обеду и сам не свой. Взглянул на меня внимательно и сказал очень грустно:
— Эх, Чарли, Чарли. Не зря ты выл.
Я смотрел на него, и мне снова хотелось завыть, такое у него стало лицо.
Он ещё немного помолчал и объяснил:
— Касси погибла. Мина прямо у неё на спине взорвалась.
Я лёг на песок. Я только и думал, а как же там Кори, ведь Касси была его единственной подругой.
Прошёл ещё день, и Спенс втайне от всех повёл меня к бассейну, потому что, как он объяснил, Кори очень горюет.
— Всё равно завтра утром полковник со своими лбами отбывает на неделю в Гонолулу, — прибавил он.
Мы, конечно, с Кори ни в какой мячик не играли. Он высунул из воды лицо, когда меня увидел. Засвистел тихонько, как они с Касси это умели. А я лизнул его прямо в нос. Глаза у него были совсем больные, и сам он как будто уменьшился.
Я хотел сказать, что я ему сочувствую, но не знал, как это сделать. Я же не умел так свистеть.
Тут вбежал Спенс и поволок меня за ошейник наружу. Оказывается, полковник и его свита решили ещё раз перед отъездом взглянуть на Кори. Словно мало им было того, что они уже погубили Касси.
Нет, той ночью я не выл. Я просто снова заполз в тростники и тихо там лежал. У меня не было сил даже выть.
А рано утром, едва катер с полковником и другими военными отчалил от пристани, раздался очень, очень большой «бум», и повалил дым, заслонивший восходящее солнце.
Я не знаю, как Кори ухитрился уплыть из того места, где их с Касси заставляли плавать с минами. Спенса потом то и дело вызывали на базу, пытались в чём-то обвинить, но Спенс-то обязан был только бассейн караулить, а не всю базу.
Кори сам оказался на свободе, у него с собой была мина, и эту мину он прикрепил на днище полковничьего катера.
Спенс казал, никто там не выжил.
Но я очень надеюсь, что выжил Кори. Он ведь мог просто оставить мину, где нужно, и уплыть, ведь правда же?
Спенса сразу уволили, и мы с ним улетели из Гонолулу, сперва во Фриско (Спенс говорит, это очень большой город, но мы были только в аэропорту), а потом — сюда, домой, на озеро Гурон.
Тут красиво и много рыбы, которую ловит Спенс, когда не перепьёт своей воды из бутылки.
Вот только дельфинов нету.
Название: Несёт меня лиса
Автор: sillvercat для WTF Canidae 2025
Бета: Xenya-m
Канон: «Петушок золотой гребешок», русская народная сказка
Размер: драббл, 511 слов
Персонажи: лиса, петух, волк, упоминаются кот и дрозд
Категория: джен, намёк на гет
Рейтинг: G
Жанр: AU, сказка, юмор
Краткое содержание: Волк спасает петуха.
Примечание: в тексте использована цитата из песни В. Высоцкого
Предупреждение: альтернативный финал
Ссылка: здесь

— Несёт меня лиса, — орал-надрывался петушок лисе в самое ухо, и она с досадой поморщилась, — за тёмные леса, за быстрые реки, за высокие горы…
Лиса остановилась и поглубже запихала крикуна в мешок.
Ей в третий раз удалось украсть этого петуха, пользуясь его несусветной глупостью, и теперь она выпускать его из лап не собиралась. Дружки петуха, эти кот и дрозд, ушли далеко в лесную чащу, о чём и предупреждали. Лиса слышала их разговоры, притаившись в кустах у дома. По её мнению, петух был невообразимо туп и годился только в лапшу.
Она умела готовить лапшу отменно.
— Несёт меня лиса! — снова запричитал петух.
— Заткнись уже, — пригрозила лиса, — не то шею сверну.
Петух в ужасе кудахтнул и заткнулся.
Лиса ещё немного подумала и решительно свернула на тропку, ведущую к волчьему логову.
Волк сидел на солнышке у входа, вернее — полулежал, разомлев от тепла, откинув лохматый хвост. Справный волчара, с одобрением подумала лиса.
— Привет, сосед, — пропела она. — У меня тут, — она потрясла мешком, — петух шибко голосистый. Собралась лапшу варить, вот хочу тебя пригласить в гости.
Волк облизнулся, но, заподозривши какой-то подвох, всё-таки спросил:
— А чего одна не хочешь есть свою лапшу, а?
— Кот и дрозд, дружки этого дурня, за ним явятся, уж больно они шустрые, — честно ответила лиса. — Два раза сумели его у меня отбить, вот на третий раз далеко в чащу ушли.
Петух в мешке обречённо завозился.
— Понятно, — протянул волк и вскочил. — Ладно, пошли тогда.
— Несёт меня лиса за тёмные леса… — немедля завёл свою песню петух.
— Алё, минутку, — волк ткнул пальцем в мешок, — я тоже тут. Волк то есть.
Петух помолчал и начал сызнова:
— Несут меня волк и лиса за тёмные леса… — и сам себя оборвал: — Нет, не пойдёт. Ни складу, ни ладу, чёрт-те что.
— Поэт, — с невольным уважением констатировал волк. — Давай, сочиняй как надо.
Лиса возвела очи горе:
— Как же он мне надоел.
— Не мешай творческому процессу, рыжая, — осадил её волк. — А ты, Петя, сочиняй, не стесняйся. Про волка!
Петух ещё подумал и хрипло запел:
— Наши ноги и челюсти быстры —
Почему же — вожак, дай ответ —
Мы затравленно мчимся на выстрел
И не пробуем через запрет?!
Волк не может, не должен иначе.
Вот кончается время моё:
Тот, которому я предназначен,
Улыбнулся и поднял ружьё…
— Лиса, стой! — гаркнул волк. — Ну-ка, выпусти его, пусть поёт вволю.
Лиса скривилась, но ослушаться не посмела. Выпущенный из мешка петух продолжал, несказанно ободрившись:
— Я из повиновения вышел:
За флажки — жажда жизни сильней!
Только сзади я радостно слышал
Удивлённые крики людей.
Рвусь из сил — и из всех сухожилий,
Но сегодня — не так, как вчера:
Обложили меня, обложили —
Но остались ни с чем егеря!
— Вот, знай наших! — гордо объявил прослезившийся волк. — Петя, ты гений. Ге-ний! — Он укоризненно повернулся к обомлевшей лисе: — А ты его в лапшу! Я тебе дам лапшу!
— Ну, это вообще не я сочинил, — скромно признался петух. — Но запомнил.
— Ещё сочинишь, — ободрил его волк, утирая глаза. — Иди сюда, я тебя обратно домой отнесу, к коту твоему и дрозду. А ты мне ещё раз эту песню… с самого начала…
— А я как же?! — горестно прокричала лиса вслед удалявшемуся волку, на плече которого гордо, будто орёл, восседал петух.
— Сходи рыбку полови, — посоветовал ей волк, не оборачиваясь.
Название: Рождественский подарок
Автор: sillvercat для WTF Canidae 2025
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 212 слов
Персонажи: Жулька, Мишка, подарок
Категория: джен
Рейтинг: PG
Жанр: юмор, повседневность
Краткое содержание: Собаки нашли у калитки коробку.
Примечание: случай из реальной жизни
Предупреждение: антропоморфизм
Ссылка: здесь

В коробке у калитки что-то зашуршало и запищало.
— Мы не можем это взять, — более осторожная Джульетта, а попросту Жулька, в панике отступила от подозрительной коробки. — Там может быть… э-э-э… что угодно может быть!
Стремительно темнело. Жулька боязливо озиралась.
— Не дрейфь, родная, — успокаивающе пробасил Майкл, он же Мишка, осторожно беря пищащую коробку зубами за угол.
— И хозяев дома нету, — продолжала причитать Жулька, следуя за ним. — Мало ли что… Брось её, Миш!
— Холодно, а там кто-то живой, — рассудительно ответил Мишка, на миг выпустив коробку. — Может, это наш рождественский подарок.
Жулька замолчала. Она ещё не забыла своей прежней бродячей беспризорной жизни, до вселения в добрый хозяйский дом. Зимы здесь стояли тёплые, но всё равно — вдруг то, что пищало внутри, замёрзнет.
Сперва хозяева нашли её, Жульку. Потом — Мишку. А вот теперь они сами нашли… они нашли… кого-то ещё.
Мишка толкнул дверь своей большой передней лапой и вошёл в ярко освещённый холл. Хозяева вот-вот должны были вернуться.
— Будут ругать… — прошептала Жулька, завороженно глядя, как Мишка осторожно надрывает зубами крышку коробки. — Ой…
Крохотный котёнок, комочек светлого пуха, выскочил оттуда, радостно мурча. У него были огромные жёлтые глаза и смешной, торчавший морковкой хвостик.
— Вау, — умилённо протянул Мишка, шлёпаясь на пол. — Я же тебе сказал, что это наш рождественский подарок. Вот хозяева обрадуются!
— Дверь закрой, дует на ребёнка, — только и велела Жулька.
Название: Лисяка
Автор: sillvercat для WTF Canidae 2025
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1040 слов
Персонажи: Лисяка, жильцы, ветеринар, дворничиха
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма, повседневность, юмор
Краткое содержание: Достойная жизнь одной подъездной собаки.
Примечание: случай из реальной жизни
Предупреждение: смерть персонажа
Ссылка: здесь

Лисяка была собакой общественной и гордилась этим. Жила она прямо в подъезде, вернее, в кандейке цокольного этажа, где обычно дворники держат инвентарь: мётлы, совки и всё такое прочее. Мётел там не было, была старая телогрейка и какие-то половики, из которых Лисяка и устроила себе логово. Цокольные жильцы, ворча, по очереди их стирали и мыли Лисякин закуток. Кормили Лисяку тоже по очереди или все вместе, у кого что было — кто-то варил кашу, кто-то покупал мешок с «Педигри». Лисяка больше любила кашу.
Она была девушкой некрупной, но крепко сбитой, гладкошерстной, с длинным туловищем и короткими лапами, разумеется, рыжей, иначе откуда бы кличка.
По поводу Лисяки обитатели подъезда придерживались разных мнений. Иногда диаметрально противоположных.
— Как забодала эта ваша псина, — с досадой говорили верхние. — Ни гостей пригласить, ни слесаря вызвать. Лает-разрывается. Сдайте её уже в поликлинику для опытов, что ли, сил же нету никаких. И люди пугаются. Дети!
— Она не укусит, — упрямо и угрюмо бубнили нижние. — Детей тем более. Она детей любит. Зато не пускает всяких там… иеговистов седьмого дня и впаривателей китайских говен.
И верно, жизнерадостные мальчики в костюмчиках, с приклеенными улыбками и неизменным «Здравствуйте, мы дарим вам подарки в честь дня рождения нашей фирмы!» или «Знаете ли вы, что спасутся лишь праведники?» обходили их подъезд десятой дорогой. Лисяка не давала им и рта раскрыть, оглашая всё вокруг звонким эхом своего лая, метавшимся под кирпичными сводами. Впариватели позорно убегали.
— А почему никто из вас её домой не заберёт? — приставали верхние. — Слабо?
— Она не хочет, — объясняли нижние.
И действительно, у Лисяки было собственное жильё, собственная кандейка с половиками, она там царствовала безраздельно, а нижних жильцов скопом признавала своими. Всегда узнавала даже приезжавших к ним гостей, пускай проходило и несколько лет.
Однажды Лисяка залетела от какого-то кавказского овчара, судя по величине родившихся трёх щенков. Весь подъезд ходил в кандейку смотреть детей, ахал и охал, носил усиленное питание в виде супчиков и молока. Нижние ревниво следили, чтобы Лисяку не нервировали.
Та сперва была неистовой матерью и активно занималась детьми. Но когда те подросли и у них обнаружились зубы, Лисяка заскучала. Теперь она пряталась от подросших зубастых отпрысков на верхних этажах. Щенки, оставшись подкидышами, пронзительно пищали и расползались прочь из кандейки в поисках живительных материнских сосков.
— Мат-ехидна, вернись к детям, — укоряли нижние.
— Им пора это… прикорм давать, — хмыкали верхние.
Детям принялись наваривать кашу, они успокоились, но потом повадились добираться до подъездной двери и вылезать на крыльцо.
— Под машину попадут! — ужаснулись все.
Щенят срочно пристроили по объявлениям в добрые руки. Лисяка не возражала. Она с превеликим облегчением вернулась в свою кандейку под лестницей, и даже стерилизация, которую вскладчину оплатили нижние, её не расстроила. Делов-то, перетерпеть несколько дней, зато никакие кобели больше донимать не будут, так сказала бы она, если бы умела говорить.
Нижние считали, что Лисяка умна настолько, что вполне может и заговорить, кстати.
— Она у вас за машинами гоняется, умница ваша, — ехидничали верхние. — Того и гляди… того.
— Типун вам на все места, — сердились нижние. — Она соображает, куда бежать.
Ещё Лисяка не обижала уличных кошек, как другие собаки, не гоняла, лишь тявкала для порядку, чтобы те не борзели и не лезли к ней в кандейку.
Шли годы. Дети, которые были детьми, когда в подъезде под лестницей впервые поселилась Лисяка, выросли настолько, что сами завели собственных детей. Те и другие на Новый год украшаю Лисякину кандейку снаружи серпантином и еловыми лапками.
— Смотрите, у неё же вся морда седая! — ахал кто-то из них, гладя Лисяку. Та махала хвостом по-прежнему жизнерадостно. Она стала плохо видеть и слышать, бегала уже не так быстро — видимо, болели суставы, — но лаяла всё ещё звонко.
— Сколько же ей лет? — поражались верхние.
Нижние принимались считать, загибая пальцы. Выходило, что пятнадцать.
— Кхм, это очень много… — с намёком говорили верхние.
— Не дождётесь, — сердились нижние. — Она бодрячком.
Но как-то утром Лисяка из своей кандейки не вышла. Не вышла и вечером. И на следующее утро тоже. И перестала есть, хотя ей тут же принесли и свежего супа с косточками, и даже говяжьих сосисок в упаковке. Она понюхала приношения и отвернулась.
Срочно вызвали ветеринара. Тот попросил вытащить Лисяку из кандейки, и тут обнаружилось, что она ходит как-то боком, будто краб, неестественно вывернув голову. И один глаз у неё закрылся.
— Инсульт, — со вздохом констатировал ветеринар.
— Может, усыпить? — неуверенно предложили верхние. — Чтоб не мучилась собака.
— Щаз, ага! — взвились нижние. — Выдумали тоже, усыпить! Будем дохаживать.
— Она не мучается, — пояснил ветеринар. — Просто тихо угасает. Давайте анализы возьмём, я выпишу общеукрепляющее и витамины. Будете капельницы делать?
Капельницы вызвалась делать старшая дочка нижних, учившаяся в колледже на медсестру. Её отец выносил Лисяку во двор и ставил на землю под деревьями каждый день, утром и вечером, чтобы та оправилась. Он с тяжёлым сердцем подмечал, что Лисяка весит всё меньше и заметно слабеет. Из пасти у неё то и дело текла слюна, лапы подгибались, но она всё так же весело махала хвостом всем, кто к ней подходил и окликал по имени.
Все этажи считали своим долгом проведывать Лисяку. Нижние пробовали забрать её в квартиру, но та упорно ложилась подле выхода, скуля.
Однажды она пропала. Как такая больная собака ухитрилась незаметно выбраться из подъезда и где-то скрыться, осталось загадкой.
— Умирать пошла. Они всегда перед смертью прячутся, — со вздохом констатировала дворничиха и даже перекрестилась.
Будущая медсестра разрыдалась, вместе с подружками побежала искать Лисяку по кварталу, но не нашла. Её отец в тот вечер крепко напился. Собственно, и не он один.
Целая эпоха ушла, можно сказать.
Наутро нижние прибрались в Лисякиной кандейке, чтобы ничто не напоминало об утрате, выбросили половики и телогрейку и водрузили на их место дворничихины метёлки и совки.
Подъезд погрузился в траур.
Ещё через вечер, возвращаясь из «Магнита» с полными пакетами продуктов, нижние услыхали, что в кандейке кто-то возится.
— Лисяка?! — не веря своим ушам, дрогнувшим голосом позвала будущая медсестра.
И Лисяка выползла наружу. Она уже едва шла, но ведь дошла всё-таки!
— Господи, откуда?! — будущая медсестра метнулась в квартиру и вытащила наружу свой любимый синий пушистый плед. — Вот, вот, ложись.
К Лисяке снова началось паломничество со всего подъезда. Её гладили, трепали за уши, что-то приговаривали. Так, под чьей-то ласковой рукой она и умерла, в последней раз тихо вздохнув и вытянувшись на пледе.
Её жизненный путь закончился — и начался где-то в другом месте. Или?..
Просто нижние не переставали окликать её, выходя из квартиры:
— Лисяка!
И в какой-то миг явственно видели, как она спешит к ним, помахивая хвостом. Видели совершенно отчётливо.
Лисяка всё ещё была здесь.
По-прежнему охраняя свой дом и своих людей.
Автор: sillvercat для WTF Canidae 2025
Бета: Xenya-m
Канон: В. Осеева «Васёк Трубачёв и его товарищи»
Размер: мини, 2089 слов
Персонажи: Бобик, Иван Матвеич, дядя Коля, вожатый Митя, Васёк Трубачёв и другие пионеры, фашисты, овчарки
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: военная драма, AU
Краткое содержание: Бобик жил на пасеке со своим хозяином Матвеичем, мирно жил... пока не началась война.
Примечание: время действия — 1941 год
Предупреждение: насилие, смерть персонажей
Ссылка: здесь

Бобик, небольшой, чёрный и кудлатый молодой пёс, знал, что место, где он живёт с хозяином Иваном Матвеичем, называется «пасека». За крепким бревенчатым домом в траве стояли маленькие домики-ульи. Там жили пчёлы, летали и жужжали. Бобик их побаивался.
Когда он был глупым, ничего не понимающим щенком, которого Матвеич только что принёс из села, то за пчёлами гонялся. Хозяин сперва строго прикрикнул на него, но потом махнул рукой и ушёл — мол, сам поймёшь. Бобик понял всё очень быстро, когда прибежал к Матвеичу, визжа и скуля. А тот, бережно вороша шёрстку на его холке, где надулась большая шишка от укуса маленькой пчелы, смазывал укушенное место чем-то пахучим и ласково приговаривал:
— Вот же ты дурачок, дурачок. Упреждал же я тебя.
Бобик грустно поскуливал, соглашаясь. Да, дурачок, да, упреждал.
Ему хватило одного урока, чтобы запомнить: гоняться за пчёлами — только себе дороже выйдет: больно, страшно, и Матвеич заругает.
Бобик рос, быстро начав понимать, кто свой, кто чужой. Но чужие, приходя в гостеприимный дом пасечника, становились своими, гостями. Матвеич всех принимал тепло и с радостью — ребят и взрослых, колхозников из близлежащего села. Он не сажал Бобика на цепь, но сердился и ворчал, если тот вдруг надолго исчезал со двора.
— Кто же меня-то, старика, охранять будет? — укорял он. — Вдруг вражина какой заявится?
И Бобик, смиренно опустив повинную голову и поджав хвост, плёлся к своей будке, где Матвеич ставил ему полную миску вкусной каши. Он смутно догадывался, что хозяин беспокоился прежде всего о нём — мало ли где в лесу может пропасть несмышлёный пока щенок.
Он знал, что никаких таких «вражин» вокруг нету, есть только гости, большие и маленькие.
Но иногда он чуял витавшую в воздухе тревогу. Она представлялась Бобику громадной иссиня-чёрной грозовой тучей, которая вот-вот разразится страшными яркими молниями и тяжкими ударами грома. Он видел такие тучи раньше, прятался от них под щелястое крыльцо. Надо было перетерпеть — и тогда снова выглядывало солнце, озаряя всё вокруг ярким весёлым светом. И страх уходил, Бобик вылезал из-под крыльца, встряхиваясь и виляя хвостом. Но та туча, что как будто висела над селом, над красным знаменем сельсовета, когда Бобику с Матвеичем случалось бывать в селе, никуда не исчезала. Иногда из большой жестяной тарелки, укреплённой там на столбе, доносился такой же жестяной резкий голос. Бобик не понимал, о чём тот говорит, но люди вокруг мрачнели и хмурились, и тогда ему снова хотелось забиться под крыльцо.
Но он знал, что должен защищать людей, прежде всего Матвеича.
Иногда ночами в тёмном небе вдруг раздавался странный гул, непохожий на громовые раскаты, и Бобик, заслышав его, принимался тихонько выть от страха.
— Не бойся. Это наши самолёты, — ласково говорил Матвеич, выходя из дома на крыльцо и скручивая «козью ножку». Едкий дым от неё попадал Бобику в нос, он чихал, а Матвеич посмеивался.
Однажды на пасеку приехала телега, запряжённая двумя лошадьми. В ней сидели незнакомые Бобику ребята, и с ними — высокий, очень худой старый человек.
Накануне Матвеич говорил Бобику:
— Московские пионеры приезжают. К нам в колхоз, вишь ты, живут в школе на каникулах и хотят пасеку мою поглядеть. Председатель мне сказал. Что ж, я рад буду, встретим их с тобой как полагается, чаем с мёдом угостим.
И вот пионеры приехали, весёлые, крепкие, загорелые, в красных галстуках. Они быстро подружились с Бобиком, гладили его, ласково трепали за уши. Но Матвеич не знал, что они привезут с собой его старого товарища, тоже прибывшего из Москвы.
— Коля, Коля, сколько ж лет мы не видались, — хрипло шептал он, обнимая худого высокого старика. — Друг мой боевой, — обернулся он к ребятам, — сколько мы тут в этих местах в гражданскую прошли!
Голос у него дрожал. Бобик заволновался, и зашумевшие было пионеры притихли.
— А ну, затягивайте «Конармейскую», — весело велел им паренёк в таком же, как у них, красном галстуке, но выглядевший старше. Они звали его «вожатый Митя». — Трубачёв! Васёк, ну что же ты? Командуй отряду.
И рыжий, как солнце, мальчишка скомандовал остальным:
— Нашу «Конармейскую» за-пе-вай!
А ребята сперва несмело и нестройно, а потом всё громче и увереннее запели:
— По военной дороге шёл в борьбе и тревоге боевой восемнадцатый год, были сборы недолги, от Кубани до Волги мы коней подымали в поход…
Матвеич и дядя Коля тут же приободрились и начали подпевать. Бобик смотрел на них, на московских пионеров во главе с рыжим Васьком и вожатым Митей, махал хвостом и радовался.
Дядя Коля остался на пасеке.
— Я здесь тебя быстро на ноги подыму, — обещал ему Матвеич. — Медку свежего каждый день в чаёк тебе, травки наши лесные заваривать буду, припарки медовые на коленки, будешь бегать быстрее молодого. Вот глянь на меня, ну глянь, каков я! — он заразительно смеялся.
Дядя Коля тихо улыбался в ответ и не возражал, хотя Бобик чуял, что он Матвеичу не очень верит, просто не хочет его обижать.
Так и текли горячие летние дни. Пионеры — московские и колхозные — часто приходили на пасеку, чтобы послушать рассказы Матвеича и дяди Коли об их молодости, о гражданской войне, о Будённом. Вожатый Митя с грустью говорил:
— Скоро нам уезжать.
И тогда ребята тоже грустнели, особенно рыжий Васёк. Заметно было, что ему очень понравилось в колхозе.
Но уехать они не успели. Однажды ночью небо вновь заполнилось тревожным и страшным гулом самолётов, те всё летели и летели куда-то. Матвеич, торопливо выйдя из дома, поднял голову и долго всматривался в небо. Потом тихо, недоумённо сказал:
— На восток летят. Откуда бы?
А наутро к пасеке на неосёдланном гнедом коне подскакал внук колхозного сторожа Генка и прокричал срывающимся голосом:
— Война! Война! Немец напал! По радио объявили! Председатель послал всем сказать!
Конь под ним всхрапнул, когда Генка сжал его бока коленками. Спустя минуту оба оцепеневших на крыльце старика и Бобик слышали только удаляющийся топот копыт.
— Война? С немцем? Да как же так? — пробормотал наконец дядя Коля, а Матвеич процедил:
— Немец пришёл? Победить нас думает? Накося выкуси! — он потряс перед собой загорелым костистым кулаком, потемневшее лицо исказилось от нахлынувшего гнева. Бобик ещё никогда не видел таким своего доброго улыбчивого хозяина.
Матвеич мигом собрался и отправился в сельсовет, оставив Бобика охранять дядю Колю. Тот как-то сразу осунулся, сидел на крыльце, потирая ладонью грудь под рубашкой. Бобик улёгся рядом, ткнулся ему в колени носом, желая утешить. Худая рука почти невесомо легла ему на голову, потрепала за уши. Бобик благодарно её лизнул.
Матвеич вернулся через несколько дней сам не свой, негромко сказал дяде Коле:
— Председатель велит законсервировать пасеку, всё, что можно, отсюда заберут, себе приказал только один-два улья оставить.
Дядя Коля побелел:
— Неужто немцы досюда дойдут? — его морщинистое лицо вдруг напряглось, тонкие губы крепко сжались, глаза вспыхнули. — Не бывать этому!
— Колхозу скот велено на восток гнать, — бесстрастно проговорил Матвеич. — А с запада наши отступают, красноармейцы через село идут на станцию. Обозы с ранеными. Говорят, у фашиста сила большая. Танков и самолётов немерено. Коля! — он поглядел на старого друга потемневшими глазами. — Тебе надо вернуться в Москву с пионерами. Председатель им машину обещал, чтоб до станции добраться.
Дядя Коля долго молчал, потом качнул седой головой:
— Не доеду я, Ванюш. — Он коротко, вымученно улыбнулся, морщины на его лице собрались складками. — Сердце больное, детишкам только обузой буду. Разреши у тебя остаться.
— «Разреши»! Вот же дурной! — Матвеич осторожно обнял дядю Колю за худые плечи. — Наши немца остановят да погонят, тогда и до Москвы доберёшься. Иди, приляг. Приляг, Коль, — он с беспокойством всматривался в лицо друга.
Потянулись тоскливые тревожные дни. Самолёты теперь не только гудели в небе — однажды один из них, чёрным ястребом покружившись над станцией, сбросил вниз бомбы. Это потом сказал Матвеич. Страшный тяжкий удар сотряс землю, эхо от него докатилось и до пасеки, а вдали встало красное дымное зарево, полыхавшее всю ночь. Бобик даже не смел выть, забравшись под крыльцо, он только дрожал мелкой дрожью, припав к земле, которая больше не спасала.
Как-то на бывшей, теперь разорённой пасеке снова появились ребята — рыжий Васёк и два его друга, один — крепкий и коренастый, второй — юркий и маленький. Васёк звал их Мазин и Русаков. От них Матвеич и дядя Коля узнали, что после того, как немцы разбомбили станцию, пионерам не удалось уехать в Москву, и они вернулись в колхоз. Сельчане приютили их в своих домах.
— Что слышно, внучок? — тревожно спросил Матвеич. — Мы-то здесь в лесу ховаемся, будто сычи. Когда наши немца погонят?
Васёк поднял на него потемневшие голубые глаза:
— Дед Вань, даже если наши уйдут, мы будем их ждать. Митя в партизанский отряд пошёл. И мы тоже будем партизанам помогать.
Матвеич ахнул, обернулся к дяде Коле:
— Слыхал, старый? — Он взволнованно затоптался на месте, потом снова сурово глянул на Васька: — Ты там всем передай — чтоб на нас рассчитывали!
Васёк через силу улыбнулся, его чумазое лицо просветлело:
— Обязательно передам, дед Вань, а как же!
Они ушли, и снова потянулась полная тревоги жизнь. Двух стариков и собаку, живущих на разорённой пасеке, никто не навещал. Матвеич весь извёлся, каждый день собираясь отправиться в село, но не решался бросить дядю Колю — тот ещё больше сдал, почти не вставая с постели. Сухо кашлял по ночам, но каждый день Матвеич, силком подняв друга, выводил его на крыльцо, погреться на солнышке. Бобик вилял хвостом, ластился к ним.
Он-то и услыхал в лесу отдалённый, но приближающийся к пасеке лай. Лай был басовитый, громкий — стало ясно, что лаяли большие собаки.
Сердце у Бобика отчаянно забилось, он встал перед крыльцом, навострив уши и напрягшись всем телом.
И тут на прогалину перед домом вывалились из лесу люди. Совсем, совсем чужие. В серо-зелёной форме, с чёрными, странно короткими ружьями наизготовку. Они переговаривались на незнакомом отрывистом языке, тоже звучавшем будто лай. Двое из них держали на поводках громадных собак с ощеренными злыми мордами, светло-рыжих, с чёрными спинами. Собаки грозно рычали и рвались с поводков.
Сердце у Бобика замерло, потом снова гулко забилось. Он был вполовину меньше этих злых громадин, но он должен был защитить Матвеича и дядю Колю. Из его груди вырвалось угрожающее рычание, он взрыл задними лапами землю, чтобы пришельцы поняли: он их не боится!
Чужаки в серо-зелёной форме гортанно рассмеялись и спустили своих собак с поводков.
На Бобика ринулась смерть, и он встретил её бестрепетно — прыгнул вверх, чтобы вцепиться в горло налетевшему первым врагу. Тот легко сшиб его, и оба они покатились по земле. Бобик не чувствовал боли, хотя вторая собака рвала ему зубами задние лапы.
Чужаки в форме продолжали смеяться, но тут грохнул хлёсткий и резкий выстрел. Враг завизжал и выпустил Бобика.
На крыльце дома стоял Матвеич с дымящейся охотничьей берданкой в руках. Он поддерживал плечом опиравшегося на дверной косяк дядю Колю. Лица обоих стариков были бледны и суровы.
— Чтоб вы сдохли, вражины! — отчётливо проговорил Матвеич и снова вскинул ружьё, но выстрелить не успел.
Загрохотали, затряслись короткие ружья в руках у чужаков в форме. Бобик распластался на земле, в ужасе глядя, как из рук Матвеича выпадает берданка, как оба старика валятся с крыльца. Их одежда сразу окрасилась красным.
Из последних сил, волоча прокушенные лапы, Бобик пополз к ним.
Одна из уцелевших громадных собак кинулась было на него, но человек в серо-зелёной форме оттащил её в сторону, что-то резко скомандовав, и позволил Бобику добраться до стариков.
Седые волосы дяди Коли тоже стали красными, но лицо казалось спокойным, он даже улыбался. Брови Матвеича разгладились, он будто бы заснул, только в груди зияли чёрные страшные дыры.
Бобик сорванно заскулил, отчётливо понимая, что они никогда уже не встанут. Не погладят его, не позовут ласково.
Чужаки в форме обшаривали всё вокруг, лазили по кустам, гортанно переговариваясь. Наконец двое из них вышли из дома, обыскав его — у одного в руке что-то блеснула, и он бросил это «что-то» внутрь.
Старый дом пасечника затрещал, почти мгновенно охваченный пламенем. Чужаки в форме подхватили под мышки дядю Колю и Матвеича и легко забросили их за дверь.
Бобик попытался подняться. Пламя гудело, нестерпимый жар обдавал его, дым забивался в грудь, но он изо всех сил старался встать, чтобы побежать к Матвеичу и дяде Коле.
Чья-то рука схватила его, и он взвизгнул от боли, попытавшись укусить эту чужую руку. Это был тот же человек в форме, что отогнал от Бобика свою собаку. Теперь он грубо, за загривок, затащил его в кусты, подальше от горевшего дома. Бобик ещё раз взвизгнул, и дымная чёрная тьма сгустилась над ним.
Он очнулся оттого, что кто-то теребил его, гладил и звал по имени. На его окровавленную морду лилась тонкая струйка воды. Бобик тихо заскулил — скулить громче у него не было сил — и поглядел в склонённые над ним тревожные осунувшиеся лица. Это были Васёк, Русаков и Мазин.
— Бобик, Бобик, — дрожащим голосом повторял Васёк, выпрямившись и глядя на сгоревший дом, от которого остались одни чёрные дымящиеся руины. — А где же дед Ваня и дядя Коля?
Бобик вскинул голову и горестно, отчаянно завыл.
…Через несколько дней ребята вышли к партизанской лесной базе, неся на руках завёрнутого в тряпьё Бобика. Вожатый Митя сказал им, что за ними и за ранеными партизанами вот-вот прилетит самолёт с большой земли.
— А Бобик? — тревожно спросил Васёк, и тот, услышав своё имя, слабо вильнул хвостом. Его раны уже промыли и перевязали чистыми бинтами в партизанском госпитале.
Митя скупо улыбнулся:
— Останется у нас. Будет партизанский пёс.
Название: Ну ты заходи
Автор: sillvercat для WTF Canidae 2025
Бета: Xenya-m
Канон: мультфильм «Жил-был пёс» (СССР, 1982)
Размер: мини, 1019 слов
Персонажи: пёс, волк, белка, сорока, люди
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: AU, юмор, стёб
Краткое содержание: У Параски кто-то украл монисто.
Примечание: для бартерщика Не та женщина
Предупреждение: стёб, сленг, пасхалки
Ссылка: здесь

Когда у Параски украли её монисто, пёс сразу догадался, кто это мог сделать.
Хотя обвинили, как водится, его. Нет, не в том, что он украл, а в том, что недоглядел. Пока ты, мол, дрых в своей будке, седая морда, вор в окно залез и девичье добро схитил. Шиш тебе теперь, а не мозговые косточки.
Ну шиш так шиш, гордо подумал пёс. А что морда седая, так то ж чистая правда. Псу было немало лет, он ещё помнил, как народилась на свет эта самая Параска, как пищала, будто кутёнок, и как её выносили в одеялке в церкву крестить.
Пёс и сам в ту пору был несмышлёным кутёнком, что греха таить.
А Параска выросла совсем большой, уже выше хозяйки, и в тех местах, где люди считают, что надо быть кругленькой, была кругленькой. Псу-то это было непонятно, но он видел, как дед Опанас, рассказывая деду Сидору про молодку Фофаниху, рисовал руками в воздухе круги и цокал языком, как белка. А дед Сидор качал головой, одобрительно крякая.
Видел пёс ту Фофаниху, вот и Параска такой же выросла.
Только сейчас она сидела в горнице и горько рыдала о пропавшем монисте.
Пёс устало подумал: пускай его хают, как хотят, мол, и морда седая, и глух он, как пень, и слеп, как крот. Не гонят больше никуда, вот что главное. Но Параску ему было жалко, и решил он монисто вернуть.
Только без помощи волка было никак не обойтись, он знал это и потому досадовал.
Не то что ему не хотелось видеть эту серую и тоже седую морду. Просто пёс не любил быть обязанным кому бы то ни было, тем более волку. У него в ушах всё ещё звучало его ехидное: «А помнишь, как ты меня гонял?»
Да помнил он, помнил. Оба они тогда были молодые да резвые, горячие, сколько сучек перепортили, страсть.
Пёс вздохнул, почесал задней лапой за ухом. Блохи одолевали. Пойти в лес, в полыни поваляться. Ну и заодно волка отыскать. И монисто.
Сказано — сделано.
* * *
В лесу было тихо, сыро, сумрачно. Покойно. Дубы-колдуны что-то шептали в тумане. Сверху сыпались сухие листья, мелькнул рыжий хвост — при виде пса белка торопливо вскарабкалась в своё дупло. Ну-ну, подумал пёс и скучающе зевнул, чтобы показать этой дурёхе — она ему нафиг не нужна. Белок он только ещё не ловил, ага.
Он нашёл заросли полыни у оврага и всласть в них вывалялся. Так, что даже оглушительно чихнул пару раз. Потом потрусил дальше, вспугивая из кустов синиц и всяких там малиновок. Но особо прогуливаться было некогда, волк сам себя не найдёт.
Пёс присел на полянке среди ромашек и, понимая, что выглядит по-идиотски, заорал во всю глотку:
— Волк! Эй, волк! Во-олк!
Как только белки с веток не посыпались, удивительно даже.
Чего он и ожидал, спустя время, необходимое для того, чтобы волк услышал его зов, тот прочухался и явился. Из кустов орешника послышался сварливый голос:
— Что орёшь? Притащился, орёт… Выгнали опять, что ли?
Вслед за ворчанием показалась знакомая серая морда. А потом — сам волк, тощий, взъерошенный и в репьях.
— Я тоже рад тебя видеть, — пёс вроде как съехидничал, но это была чистая правда. Рад.
— Линяешь, что ли? — поинтересовался он, хотя знал, что волк терпеть не может интимных вопросов. Сам-то он перелинял ещё в начале лета.
Волк величественно пропустил его бестактный вопрос мимо ушей, приблизился ленивой трусцой:
— Чего надо, спрашиваю.
Тут пёс уже серьёзно рассказал ему про зарёванную Параску и сгинувшее невесть где монисто.
— Жалко девчонку, — закончил он и просительно уставился на волка.
— Чего зыришь? — пробурчал тот. — Жа-алоко ему. Жалко знаешь где?
Пёс знал. Зловредные пчёлы не раз и не два атаковали его близ пасеки деда Сидора.
— Людям твоим меня не жалко, — сварливо продолжал докапываться волк. — А я их с чего-то жалеть должен. С какой-то растакой радости.
Пёс покорно молчал. Он понимал, что волк не может вот так вот просто, с бухты-барахты ему помогать. Сначала он должен отворчаться, чтобы не ронять собственного достоинства.
— И чего именно ко мне опять? — продолжал разоряться тот. — Я тут что, лев — царь зверей, что ли? Так мы не в Африке.
Пёс опять кротко смолчал. Какая, нафиг, Африка, ещё пара месяцев — и снег ляжет.
— Ладно, — буркнул наконец волк. — На кого думаешь?
— Сорока, больше некому, — не стал чиниться пёс. — В окно влетела, схватила монисто — и в гнездо. Никто не заметил.
— Даже ты? — злорадно осведомился серый гад.
— Даже я, — огрызнулся пёс.
— Слепая ты тетеря.
— Тетеря глухая, а не слепая, — не удержался пёс, ибо стало обидно.
— А ты и слепая, и глухая, — не остался волк в долгу и примирительно повторил, увидев, что пёс надулся: — Ладно. Что, я за ней в гнездо должен лезть?
Пёс нетерпеливо мотнул головой. Почему перед тем, как сделать что-то полезное и благородное, нужно обязательно повыпендриваться?
Да ведь и у людей так.
— Белка, — коротко сообщил он то, что волк и так давно сообразил, старый хрыч. — Вели ей, она достанет.
Он ожидал, что волк начнёт снова гундеть, мол, кто я такой, чтобы повелевать белками, Пушкин, что ли, но тот лишь молча кивнул и потрусил на опушку, где пёс и сам видел беличье гнездо.
* * *
Когда солнце уже начало клониться к закату, дело было сделано. Правда, не без неприятностей. Наглая сорока, увидав, что монисто исчезло из гнезда и теперь лежит на земле, придавленное тяжёлой волчьей лапой, пронзительно заругалась. Попыталась нагадить псу на голову и растребушить белку. Та, гневно цокая, высказала всё, что думает о сороке, и гордо удалилась в своё дупло.
— С меня орехи! Грецкие! — крикнул ей вслед пёс, прикидывая, где можно спереть такую редкость. Выходило, что только в лавке у Ефима, больше негде. Печалька. Ладно, он подумает об этом потом. Завтра.
Оставшись на полянке одни, волк и пёс посмотрели друг на друга.
— Как понесёшь-то? — ехидно поинтересовался волк. — В зубах — поцарапать можно. Хотя сколько там у тебя тех зубов осталось? Эхе-хе, грехи наши тяжкие.
— Сколько надо, столько и есть, — обиделся пёс. — Кости грызу, не переживай.
— Косточек бы погрызть, — продолжал кручиниться волк. — Белке, значит, драной, орехи грецкие, ну а мне?
— Тоже грецких? — хмыкнул пёс. — Ладно, не журись, что-нибудь придумаю. За мной не пропадёт, ты же меня знаешь.
Волк знал. Он сидел и пялился на то, как пёс поддевает мордой монисто.
— Отлично смотришься, — фыркну он, когда псу это наконец удалось и монисто заблестело у него на шее. — Прямо Наталка-Полтавка. Ладно. Ты это… заходи, если что.
— Зайду, — буркнул пёс.
Название: Ренни
Автор: sillvercat для WTF Canidae 2025
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1360 слов
Персонажи: Светлана Петровна, её дочь, внуки, Сергей, Ренни
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма, повседневность
Краткое содержание: Сергей купил дочке Лизе щенка чихуахуа.
Примечание: случай из реальной жизни
Предупреждение: жестокое обращение, обсценная лексика, ХЭ
Ссылка: здесь

— Бабушка, бабушка, папа купил мне щенка, разрешил и купил, настоящего чихуахуа, чистопородного, как я просила! — Лизин голос в трубке захлёбывался восторгом. — Я же год без троек закончила, вот папа и разрешил! Я его назвала Ренни, это мальчик! Я тебе сейчас фоточки пришлю, он такой хорошенький!
Светлана Петровна точно не была в восторге, но внучке хватило и нескольких услышанных от неё одобрительных возгласов, чтобы продолжить восхвалять Ренни: какой он умный и всё-всё-всё понимает, и девочки в классе обзавидуются!
Светлана Петровна осторожно прервала этот поток восхвалений вопросом:
— А кто им будет заниматься?
— Я, конечно, — после паузы почти возмущённо заявила Лиза, — папа сказал же, что только я! Потому что Ренни мой, а не Кирюхин и не мамин!
Это-то и печально, подумала Светлана Петровна, подавляя вздох. Она прекрасно знала Лизу и понимала, что внучкиного энтузиазма надолго не хватит, а ведь собака — она точно надолго, пусть и такая игрушечная, как эта чау-чау, то есть, тьфу, чихуахуа.
И ещё Светлана Петровна отлично знала своего зятя и свою дочь.
Алина с самого детства была суперпослушной и обязательной, разумеется, отличницей. Все друзья и родственники завидовали Светлане Петровне и её рано ушедшему из жизни мужу — какую же образцовую дочь они воспитали! Но Светлану Петровну как раз это и беспокоило: Алина по натуре была ведомой и да, она не прекословила матери ни в чём, даже если та была неправа, но это удобно, пока ребёнок мал и только учится жить, а что потом?
А потом и случилось то, чего она боялась: Алина рано вышла замуж за человека на семь лет старше себя. По мнению окружающих, Сергей был образцово-показательным семьянином: непьющий и некурящий, с хорошей профессией и зарплатой (мастер участка на нефтезаводе), с золотыми руками, волевой, строгий и даже несколько деспотичный, но ведь для пользы же!
Возможно, Алине был нужен именно такой человек, размышляла с грустью Светлана Петровна, но вот внуки…
Сергей наверняка любил и старшего сына Кирилла, и дочку Лизу, но в доме не было тепла, дети боялись отца, хотя, безусловно, уважали. Светлана Петровна исподволь пробовала выяснить, не поднимает ли Сергей на них руку, но нет, такого, слава богу, не происходило. Детям было достаточно и отцовского взгляда и негромкой команды, чтобы они вмиг присмирели. Сколько раз Светлана Петровна видела это на семейных праздниках и каждый раз постыдно радовалась про себя, что живёт отдельно, в своём загородном домике.
Она забирала к себе на каникулы Кирюшку и Лизу, позволяя им валяться в постелях до полудня, кормя вкусненьким, но после таких визитов Алина обычно звонила ей и укоряла, что, мол, Сергей недоволен, дети разбалованы. Опять же, слава богу, визитов этих он не запрещал, и на том спасибо.
И вот теперь, пожалуйста, чихуахуа, дополнительная песчинка в отлаженном и отлично функционирующем, по мнению окружающих, семейном механизме её дочери.
Но всё шло нормально, Лиза не жаловалась, заваливала бабушку видосиками, как она называла свои репортажи про Ренни. Щенок и вправду был милейшим, и Светлана Петровна успокоилась.
Приближался её день рождения, третье июня, именно в этот день ей впервые собирались тожественно представить Ренни. Светлана Петровна сделала генеральную уборку от киля до клотика, как говаривал её покойный муж. Зять был жутким аккуратистом, и ударить в грязь лицом перед ним не хотелось. Его тяжёлых взглядов она не боялась, но… было бы неприятно.
Она отдраила и мангал, достав его из кладовки и установив на лужайке. Сергей всегда сам занимался шашлыками.
Потом она нарезала салатов, принарядилась и уселась ждать, хотя знала, что все прибудут «тика в тику» — ещё одним достоинством Сергея была невероятная пунктуальность.
Синий «фиат» затормозил на пятачке у ворот, захлопали дверцы, Светлана Петровна с улыбкой сбежала с крыльца и оторопела.
Нет, она ещё успела принять от идущего впереди Сергея дежурный букет красных и белых роз, перевитый ленточками, но потом, высунувшись из-за букета, увидела уныло плетущихся нога за ногу, с распухшими покрасневшими глазами внуков и точно так же выглядевшую Алину.
— Что случилось? — вырвалось у неё. — А собачка, то есть Ренни, где? Заболел?
Она вдруг подумала, что такой маленький щенок вполне мог подцепить чумку или что-то в этом духе, собаки же вроде часто этим болеют.
Но тут Лиза зарыдала в голос, несмотря на сердитый окрик отца, а Кирюха и Алина к ней присоединились. Сергей махнул рукой и широкими шагами направился к мангалу.
Из невнятных рыданий семейства Светлана Петровна с оборвавшимся сердцем поняла, что в пути щенок начал несмолкаемо тявкать, носиться по салону, вырываться, Лизу не слушался, и тогда Сергей выбросил его из машины.
— Прямо из окна! — прорыдала Лиза.
— И не остановился, — тихо прибавила Алина. Лицо у неё вдруг стало как у тяжелобольной: очень бледное, с резко обозначившимися подглазьями. — Мы кричали, просили…
Светлана Петровна уронила букет. Ей захотелось сесть на землю, но она пересилила себя и быстро подошла к Сергею, сосредоточенно укладывавшему шампуры с мясом на мангал. Остановилась у него за спиной.
Тот обернулся. Лицо покрасневшее, губы крепко сжаты. Значит, всё-таки переживает. Не робот.
— Я её заранее предупредил, — наконец произнёс он. — Собака невоспитанна, не затыкается, ссыт по всему дому, не просится в лоток. Убирает Алина, хотя я ей запретил. А в машине как взбесилась. Я за рулём, а она по всему салону носится.
«А ты чего ждал?» — хотела сказать Светлана Петровна. Или: «Это же ещё щенок». Или: «Ты понимаешь, какую травму нанёс собственной дочери?»
Вместо этого она с силой пнула мангал, перевернув его вместе с шампурами и мясом. Шампуры запрыгали, мясо зашипело на рассыпавшихся углях, Сергей отскочил.
— Вы с ума сошли, — выдохнул он, уставившись на Светлану Петровну округлившимися глазами.
— Вон, — только и сказала она и добавила, не удержавшись: — Дрессировщик ебучий.
Такими же решительными шагами она вернулась к остальным, тоже ошалело умолкшим членам семейства.
— Алина, ты с детьми остаёшься здесь. Помолчи, — осадила она дочь, понимая, что у той сейчас в голове сложная дилемма — кому подчиниться. Боже, как только она сама допустила всё это! Сама, сама, ведь надёжный же, решительный, непьющий, за мужниной спиной как за каменной стеной. Вот, пожалуйста, стена, придавила так, что не вздохнуть.
Сергей, обогнув их по аккуратной дуге, молча прошёл к машине. Хлопнула калитка, хлопнула дверца «фиата», заурчал мотор.
Лиза снова взахлёб зарыдала.
— Это я виновата! — сквозь слёзы выдавила она. — Всё из-за меня!
Светлана Петровна крепко обняла внучку:
— Чш-ш… Ренни просто маленький… и ты ещё невзрослая. Мы прямо сейчас дадим объявление в группу ВК, мы его, конечно, найдём. Пойдёмте в дом, — она повернулась к Алине. — Хоть салатов поедим. Я потом тут всё приберу.
Салаты вяло поковыряли только внуки, потом так же вяло разбрелись по дому и уснули. Дочь практически одна выпила бутылку шампанского и тоже заснула в кухне на диване.
Светлана Петровна перемыла посуду, потом вышла на лужайку к мангалу, собрала с травы мясо, сложила в миску, чтобы отнести соседскому Полкану… и замерла у калитки, вглядываясь в наступившую ночь. Ей представилось, как щенок-игрушка, пока ещё и не собака вовсе, сейчас бредёт где-то в этой ночи. Если его, конечно, не сбила машина и не сожрали другие, настоящие собаки. Бродячие. Злые.
Она надела куртку, тихо притворила за собой калитку и вызвала «Яндекс-такси». Она, разумеется, знала маршрут, по которому ехал Сергей.
Но увы. Ни она, ни таксист-армянин, проникшийся этой историей, крохотного щенка в темноте не обнаружили, хотя проехали до дома Сергея и обратно.
Либо кто-то уже подобрал его… либо Ренни погиб.
* * *
После злосчастного дня рождения прошло ещё несколько тоскливых дней. Внуки слонялись по дому, тыкались в телефоны, смотрели телевизор и почти не разговаривали.
Из группы ВК не было никаких известий.
Сергей позвонил вечером, когда Алина вернулась с работы. Но позвонил не Алине, а почему-то Светлане Петровне. Та слабо удивилась этому, но потом поняла, что в Сергеевой иерархии она стала волчицей-альфа.
— Слушаю, — сухо проговорила она, решив, что зять дозрел до извинений.
Но он сказал точно так же сухо, без интонаций:
— Передай им, что собака вернулась. Пришла к подъезду. Я её забрал. И они пусть возвращаются.
И положил трубку.
Светлана Петровна, всё ещё не опуская телефона, неверяще проговорила:
— Собака вернулась? Ренни вернулся?
Она не могла и представить себе, как такой щенок на протяжении пяти дней одолевал страшный тяжелый путь в несколько километров по незнакомым местам, среди всех грозящих ему опасностей. И как он нашёл собственный дом? Это же было чудом! Настоящим чудом!
Но Лиза поверила в чудо сразу.
— Ренни вернулся! — во весь голос закричала она и запрыгала, сразу обретя обычную живость. — Мама! Мама! Поедем домой!
Вызвали такси.
Перед отъездом Светлана Петровна отвела дочь в сторону и быстро сказала:
— Если что не так, я заберу его. Ренни то есть.
Алина бледно улыбнулась и погладила её по руке:
— Спасибо. Но он теперь его не тронет. Он будет его… уважать.
Название: Касси и Кори
Автор: sillvercat для WTF Canidae 2025
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1218 слов
Персонажи: Чарли, Касси, Кори, Спенс, полковник, профессор и другие
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: AU, фантастика
Краткое содержание: Пёс Чарли вспоминает, как он дружил с дельфинами, когда его хозяин работал сторожем в дельфинарии на военной базе.
Предупреждение: смерть персонажей
Ссылка: здесь

Вот я сижу рядом со Спенсом, и мы вместе смотрим, как в озеро опускается солнце.
Солнце раскалённое, как лицо у Спенса.
Мне не нравится, когда у него такое лицо, он тогда разговаривает так, будто бы у него во рту каша, и он никак проглотить её не может. И пахнет от него тогда очень противно, как от бутылки с водой, которую он пьёт. А ещё он всё время икает и сплёвывает, а наутро у него болит голова. Он держится за неё и охает, а то ещё и мокрой тряпкой её обвяжет. И тогда уже при нём даже не гавкни и за птичкой не погонись — он стонать начинает:
— Чарли, да ты уморить меня хочешь, сукин ты сын!
Чарли — это я, и сукин сын — тоже я, и я со всем этим согласен.
А пока что солнце опускается в озеро Гурон, отражаясь в ряби на воде. Рябь оттого, что там резвится рыба, которую Спенс будет утром ловить, если сумеет встать, и у него не будет болеть голова. Хотя это вряд ли, его бутылка ещё наполовину полная.
Рыба резвится. Кори и Касси тоже очень любили рыбу.
И воду они любили. Они в ней жили. Только не в такой, какая в озере, а в морской, солёной и горькой. Потому что они дельфины.
Кори и Касси были моими друзьями. Профессор сперва любил смотреть, как мы играем вместе — как я забрасываю им в бассейн мячик, а они выталкивают его носами на бортик. Носы у них длинные и блестящие, пасти полураскрыты — улыбаются. Я им снова мячик сталкиваю, а они — опять мне бросают. Мы могли долго так играть. А потом главный военный, которого Спенс и проф называли «полковник», запретил нам играть вообще и рявкнул на Спенса, чтобы тот убрал отсюда свою шавку. Меня то есть.
Я тогда зарычал, и он ещё больше разозлился, а проф сказал Спенсу, чтобы тот делал, как говорят. И вид у него был грустный и какой-то испуганный, как будто не он здесь главный.
Спенс взял меня за ошейник и увёл, а Касси и Кори высунулись из воды с удивлёнными лицами.
Спенс объяснил, что проф и в самом деле на базе не главный, а главный как раз полковник. Потому что Пентагон (не знаю, что это такое) финансирует всё, что тут делает проф. с дельфинами.
— А я тут кто — просто сторож при дельфинарии, — прибавил Спенс и в этот вечер впервые за долгое время приложился к бутылке со своей вонючей водой. Фу, гадость.
И полковник тоже был гадость. Я бы с удовольствием вцепился ему в брюки и порвал их, а теперь, когда я знаю, что дальше с нами со всеми произошло, так и не только брюки тогда порвал бы.
Ну так вот, в тот вечер Спенс объяснил мне, то и дело отпивая из бутылки, что Кори и Касси тут не просто так, что они участвуют в специальной военной программе. Проф и его помощник Грегори учат их прилеплять магнитные мины на корпуса подводных лодок. Так он сказал, и я ничего не понял, только завилял озадаченно хвостом, сметая пыль на полу нашего бунгало.
Тогда Спенс сказал:
— Эх ты, дурачок. Ладно, я объясню. Мина — это такая штука, которая делает большой «бум», как гром, и разрывает всё вокруг на мелкие кусочки. А подлодка — это такая же лодка, как наша на Гуроне, только плавает под водой.
Если б я мог, я бы закатил глаза, как бывшая подружка Спенса Кэролайн, на это последнее объяснение. Потому что на базе был батискаф. Я не раз видал, как он опускается со специальной пристани в море на глубину. А большой «бум» — это тоже мне стало понятно, ведь я не раз видел, как на Гуроне глушат рыбу динамитом.
И тут, когда я всё это понял, мне стало страшно за Касси и Кори. Потому что эти штуки, эти мины, они же опасные, они могут взорваться прямо на них, если они будут с ними плыть.
Я горестно заскулил, глядя в налившиеся кровью глаза Спенса, и тот меня понял. Потрепал по холке и говорит:
— Ты всё понимаешь, Чарли, только вот сказать не можешь. И хорошо, что не можешь, потому что иначе меня бы в тюрьму посадили за то, что разболтал тебе государственную тайну, – тут он улыбнулся как-то криво.
В общем, к бассейну с Касси и Кори Спенс меня больше не брал, и от этого мне становилось всё грустнее, хотя я всегда мог бегать по песку возле бунгало, а над о мной шелестело огромными листьями дерево, которое называлось «пальма». Их там много росло, все с косматыми стволами.
Ночью накануне того дня, когда всё страшное случилось, мне до того тоскливо стало, что я запрокинул голову к луне, висевшей в небе, как большой фонарь, и завыл.
Спенс вышел из бунгало и растерянно сказал:
— Ну чего ты, дурачок? Чарли, перестань. Перестань, слышишь?
Я слышал его, конечно, но перестать не мог — у меня этот вой сам зарождался даже не в горле, а где-то в животе, который поджимался от ужаса.
Наконец я убежал от Спенса подальше, чтобы тот не переживал, и улёгся в тростниках, шуршавших на ветру.
А утром на базе раздался большой «бум», и Спенс, едва одевшись, побежал туда. А мне велел сидеть и ждать его.
Вернулся он только к обеду и сам не свой. Взглянул на меня внимательно и сказал очень грустно:
— Эх, Чарли, Чарли. Не зря ты выл.
Я смотрел на него, и мне снова хотелось завыть, такое у него стало лицо.
Он ещё немного помолчал и объяснил:
— Касси погибла. Мина прямо у неё на спине взорвалась.
Я лёг на песок. Я только и думал, а как же там Кори, ведь Касси была его единственной подругой.
Прошёл ещё день, и Спенс втайне от всех повёл меня к бассейну, потому что, как он объяснил, Кори очень горюет.
— Всё равно завтра утром полковник со своими лбами отбывает на неделю в Гонолулу, — прибавил он.
Мы, конечно, с Кори ни в какой мячик не играли. Он высунул из воды лицо, когда меня увидел. Засвистел тихонько, как они с Касси это умели. А я лизнул его прямо в нос. Глаза у него были совсем больные, и сам он как будто уменьшился.
Я хотел сказать, что я ему сочувствую, но не знал, как это сделать. Я же не умел так свистеть.
Тут вбежал Спенс и поволок меня за ошейник наружу. Оказывается, полковник и его свита решили ещё раз перед отъездом взглянуть на Кори. Словно мало им было того, что они уже погубили Касси.
Нет, той ночью я не выл. Я просто снова заполз в тростники и тихо там лежал. У меня не было сил даже выть.
А рано утром, едва катер с полковником и другими военными отчалил от пристани, раздался очень, очень большой «бум», и повалил дым, заслонивший восходящее солнце.
Я не знаю, как Кори ухитрился уплыть из того места, где их с Касси заставляли плавать с минами. Спенса потом то и дело вызывали на базу, пытались в чём-то обвинить, но Спенс-то обязан был только бассейн караулить, а не всю базу.
Кори сам оказался на свободе, у него с собой была мина, и эту мину он прикрепил на днище полковничьего катера.
Спенс казал, никто там не выжил.
Но я очень надеюсь, что выжил Кори. Он ведь мог просто оставить мину, где нужно, и уплыть, ведь правда же?
Спенса сразу уволили, и мы с ним улетели из Гонолулу, сперва во Фриско (Спенс говорит, это очень большой город, но мы были только в аэропорту), а потом — сюда, домой, на озеро Гурон.
Тут красиво и много рыбы, которую ловит Спенс, когда не перепьёт своей воды из бутылки.
Вот только дельфинов нету.
Название: Несёт меня лиса
Автор: sillvercat для WTF Canidae 2025
Бета: Xenya-m
Канон: «Петушок золотой гребешок», русская народная сказка
Размер: драббл, 511 слов
Персонажи: лиса, петух, волк, упоминаются кот и дрозд
Категория: джен, намёк на гет
Рейтинг: G
Жанр: AU, сказка, юмор
Краткое содержание: Волк спасает петуха.
Примечание: в тексте использована цитата из песни В. Высоцкого
Предупреждение: альтернативный финал
Ссылка: здесь

— Несёт меня лиса, — орал-надрывался петушок лисе в самое ухо, и она с досадой поморщилась, — за тёмные леса, за быстрые реки, за высокие горы…
Лиса остановилась и поглубже запихала крикуна в мешок.
Ей в третий раз удалось украсть этого петуха, пользуясь его несусветной глупостью, и теперь она выпускать его из лап не собиралась. Дружки петуха, эти кот и дрозд, ушли далеко в лесную чащу, о чём и предупреждали. Лиса слышала их разговоры, притаившись в кустах у дома. По её мнению, петух был невообразимо туп и годился только в лапшу.
Она умела готовить лапшу отменно.
— Несёт меня лиса! — снова запричитал петух.
— Заткнись уже, — пригрозила лиса, — не то шею сверну.
Петух в ужасе кудахтнул и заткнулся.
Лиса ещё немного подумала и решительно свернула на тропку, ведущую к волчьему логову.
Волк сидел на солнышке у входа, вернее — полулежал, разомлев от тепла, откинув лохматый хвост. Справный волчара, с одобрением подумала лиса.
— Привет, сосед, — пропела она. — У меня тут, — она потрясла мешком, — петух шибко голосистый. Собралась лапшу варить, вот хочу тебя пригласить в гости.
Волк облизнулся, но, заподозривши какой-то подвох, всё-таки спросил:
— А чего одна не хочешь есть свою лапшу, а?
— Кот и дрозд, дружки этого дурня, за ним явятся, уж больно они шустрые, — честно ответила лиса. — Два раза сумели его у меня отбить, вот на третий раз далеко в чащу ушли.
Петух в мешке обречённо завозился.
— Понятно, — протянул волк и вскочил. — Ладно, пошли тогда.
— Несёт меня лиса за тёмные леса… — немедля завёл свою песню петух.
— Алё, минутку, — волк ткнул пальцем в мешок, — я тоже тут. Волк то есть.
Петух помолчал и начал сызнова:
— Несут меня волк и лиса за тёмные леса… — и сам себя оборвал: — Нет, не пойдёт. Ни складу, ни ладу, чёрт-те что.
— Поэт, — с невольным уважением констатировал волк. — Давай, сочиняй как надо.
Лиса возвела очи горе:
— Как же он мне надоел.
— Не мешай творческому процессу, рыжая, — осадил её волк. — А ты, Петя, сочиняй, не стесняйся. Про волка!
Петух ещё подумал и хрипло запел:
— Наши ноги и челюсти быстры —
Почему же — вожак, дай ответ —
Мы затравленно мчимся на выстрел
И не пробуем через запрет?!
Волк не может, не должен иначе.
Вот кончается время моё:
Тот, которому я предназначен,
Улыбнулся и поднял ружьё…
— Лиса, стой! — гаркнул волк. — Ну-ка, выпусти его, пусть поёт вволю.
Лиса скривилась, но ослушаться не посмела. Выпущенный из мешка петух продолжал, несказанно ободрившись:
— Я из повиновения вышел:
За флажки — жажда жизни сильней!
Только сзади я радостно слышал
Удивлённые крики людей.
Рвусь из сил — и из всех сухожилий,
Но сегодня — не так, как вчера:
Обложили меня, обложили —
Но остались ни с чем егеря!
— Вот, знай наших! — гордо объявил прослезившийся волк. — Петя, ты гений. Ге-ний! — Он укоризненно повернулся к обомлевшей лисе: — А ты его в лапшу! Я тебе дам лапшу!
— Ну, это вообще не я сочинил, — скромно признался петух. — Но запомнил.
— Ещё сочинишь, — ободрил его волк, утирая глаза. — Иди сюда, я тебя обратно домой отнесу, к коту твоему и дрозду. А ты мне ещё раз эту песню… с самого начала…
— А я как же?! — горестно прокричала лиса вслед удалявшемуся волку, на плече которого гордо, будто орёл, восседал петух.
— Сходи рыбку полови, — посоветовал ей волк, не оборачиваясь.
Название: Рождественский подарок
Автор: sillvercat для WTF Canidae 2025
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: драббл, 212 слов
Персонажи: Жулька, Мишка, подарок
Категория: джен
Рейтинг: PG
Жанр: юмор, повседневность
Краткое содержание: Собаки нашли у калитки коробку.
Примечание: случай из реальной жизни
Предупреждение: антропоморфизм
Ссылка: здесь

В коробке у калитки что-то зашуршало и запищало.
— Мы не можем это взять, — более осторожная Джульетта, а попросту Жулька, в панике отступила от подозрительной коробки. — Там может быть… э-э-э… что угодно может быть!
Стремительно темнело. Жулька боязливо озиралась.
— Не дрейфь, родная, — успокаивающе пробасил Майкл, он же Мишка, осторожно беря пищащую коробку зубами за угол.
— И хозяев дома нету, — продолжала причитать Жулька, следуя за ним. — Мало ли что… Брось её, Миш!
— Холодно, а там кто-то живой, — рассудительно ответил Мишка, на миг выпустив коробку. — Может, это наш рождественский подарок.
Жулька замолчала. Она ещё не забыла своей прежней бродячей беспризорной жизни, до вселения в добрый хозяйский дом. Зимы здесь стояли тёплые, но всё равно — вдруг то, что пищало внутри, замёрзнет.
Сперва хозяева нашли её, Жульку. Потом — Мишку. А вот теперь они сами нашли… они нашли… кого-то ещё.
Мишка толкнул дверь своей большой передней лапой и вошёл в ярко освещённый холл. Хозяева вот-вот должны были вернуться.
— Будут ругать… — прошептала Жулька, завороженно глядя, как Мишка осторожно надрывает зубами крышку коробки. — Ой…
Крохотный котёнок, комочек светлого пуха, выскочил оттуда, радостно мурча. У него были огромные жёлтые глаза и смешной, торчавший морковкой хвостик.
— Вау, — умилённо протянул Мишка, шлёпаясь на пол. — Я же тебе сказал, что это наш рождественский подарок. Вот хозяева обрадуются!
— Дверь закрой, дует на ребёнка, — только и велела Жулька.
Название: Лисяка
Автор: sillvercat для WTF Canidae 2025
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: мини, 1040 слов
Персонажи: Лисяка, жильцы, ветеринар, дворничиха
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма, повседневность, юмор
Краткое содержание: Достойная жизнь одной подъездной собаки.
Примечание: случай из реальной жизни
Предупреждение: смерть персонажа
Ссылка: здесь

Лисяка была собакой общественной и гордилась этим. Жила она прямо в подъезде, вернее, в кандейке цокольного этажа, где обычно дворники держат инвентарь: мётлы, совки и всё такое прочее. Мётел там не было, была старая телогрейка и какие-то половики, из которых Лисяка и устроила себе логово. Цокольные жильцы, ворча, по очереди их стирали и мыли Лисякин закуток. Кормили Лисяку тоже по очереди или все вместе, у кого что было — кто-то варил кашу, кто-то покупал мешок с «Педигри». Лисяка больше любила кашу.
Она была девушкой некрупной, но крепко сбитой, гладкошерстной, с длинным туловищем и короткими лапами, разумеется, рыжей, иначе откуда бы кличка.
По поводу Лисяки обитатели подъезда придерживались разных мнений. Иногда диаметрально противоположных.
— Как забодала эта ваша псина, — с досадой говорили верхние. — Ни гостей пригласить, ни слесаря вызвать. Лает-разрывается. Сдайте её уже в поликлинику для опытов, что ли, сил же нету никаких. И люди пугаются. Дети!
— Она не укусит, — упрямо и угрюмо бубнили нижние. — Детей тем более. Она детей любит. Зато не пускает всяких там… иеговистов седьмого дня и впаривателей китайских говен.
И верно, жизнерадостные мальчики в костюмчиках, с приклеенными улыбками и неизменным «Здравствуйте, мы дарим вам подарки в честь дня рождения нашей фирмы!» или «Знаете ли вы, что спасутся лишь праведники?» обходили их подъезд десятой дорогой. Лисяка не давала им и рта раскрыть, оглашая всё вокруг звонким эхом своего лая, метавшимся под кирпичными сводами. Впариватели позорно убегали.
— А почему никто из вас её домой не заберёт? — приставали верхние. — Слабо?
— Она не хочет, — объясняли нижние.
И действительно, у Лисяки было собственное жильё, собственная кандейка с половиками, она там царствовала безраздельно, а нижних жильцов скопом признавала своими. Всегда узнавала даже приезжавших к ним гостей, пускай проходило и несколько лет.
Однажды Лисяка залетела от какого-то кавказского овчара, судя по величине родившихся трёх щенков. Весь подъезд ходил в кандейку смотреть детей, ахал и охал, носил усиленное питание в виде супчиков и молока. Нижние ревниво следили, чтобы Лисяку не нервировали.
Та сперва была неистовой матерью и активно занималась детьми. Но когда те подросли и у них обнаружились зубы, Лисяка заскучала. Теперь она пряталась от подросших зубастых отпрысков на верхних этажах. Щенки, оставшись подкидышами, пронзительно пищали и расползались прочь из кандейки в поисках живительных материнских сосков.
— Мат-ехидна, вернись к детям, — укоряли нижние.
— Им пора это… прикорм давать, — хмыкали верхние.
Детям принялись наваривать кашу, они успокоились, но потом повадились добираться до подъездной двери и вылезать на крыльцо.
— Под машину попадут! — ужаснулись все.
Щенят срочно пристроили по объявлениям в добрые руки. Лисяка не возражала. Она с превеликим облегчением вернулась в свою кандейку под лестницей, и даже стерилизация, которую вскладчину оплатили нижние, её не расстроила. Делов-то, перетерпеть несколько дней, зато никакие кобели больше донимать не будут, так сказала бы она, если бы умела говорить.
Нижние считали, что Лисяка умна настолько, что вполне может и заговорить, кстати.
— Она у вас за машинами гоняется, умница ваша, — ехидничали верхние. — Того и гляди… того.
— Типун вам на все места, — сердились нижние. — Она соображает, куда бежать.
Ещё Лисяка не обижала уличных кошек, как другие собаки, не гоняла, лишь тявкала для порядку, чтобы те не борзели и не лезли к ней в кандейку.
Шли годы. Дети, которые были детьми, когда в подъезде под лестницей впервые поселилась Лисяка, выросли настолько, что сами завели собственных детей. Те и другие на Новый год украшаю Лисякину кандейку снаружи серпантином и еловыми лапками.
— Смотрите, у неё же вся морда седая! — ахал кто-то из них, гладя Лисяку. Та махала хвостом по-прежнему жизнерадостно. Она стала плохо видеть и слышать, бегала уже не так быстро — видимо, болели суставы, — но лаяла всё ещё звонко.
— Сколько же ей лет? — поражались верхние.
Нижние принимались считать, загибая пальцы. Выходило, что пятнадцать.
— Кхм, это очень много… — с намёком говорили верхние.
— Не дождётесь, — сердились нижние. — Она бодрячком.
Но как-то утром Лисяка из своей кандейки не вышла. Не вышла и вечером. И на следующее утро тоже. И перестала есть, хотя ей тут же принесли и свежего супа с косточками, и даже говяжьих сосисок в упаковке. Она понюхала приношения и отвернулась.
Срочно вызвали ветеринара. Тот попросил вытащить Лисяку из кандейки, и тут обнаружилось, что она ходит как-то боком, будто краб, неестественно вывернув голову. И один глаз у неё закрылся.
— Инсульт, — со вздохом констатировал ветеринар.
— Может, усыпить? — неуверенно предложили верхние. — Чтоб не мучилась собака.
— Щаз, ага! — взвились нижние. — Выдумали тоже, усыпить! Будем дохаживать.
— Она не мучается, — пояснил ветеринар. — Просто тихо угасает. Давайте анализы возьмём, я выпишу общеукрепляющее и витамины. Будете капельницы делать?
Капельницы вызвалась делать старшая дочка нижних, учившаяся в колледже на медсестру. Её отец выносил Лисяку во двор и ставил на землю под деревьями каждый день, утром и вечером, чтобы та оправилась. Он с тяжёлым сердцем подмечал, что Лисяка весит всё меньше и заметно слабеет. Из пасти у неё то и дело текла слюна, лапы подгибались, но она всё так же весело махала хвостом всем, кто к ней подходил и окликал по имени.
Все этажи считали своим долгом проведывать Лисяку. Нижние пробовали забрать её в квартиру, но та упорно ложилась подле выхода, скуля.
Однажды она пропала. Как такая больная собака ухитрилась незаметно выбраться из подъезда и где-то скрыться, осталось загадкой.
— Умирать пошла. Они всегда перед смертью прячутся, — со вздохом констатировала дворничиха и даже перекрестилась.
Будущая медсестра разрыдалась, вместе с подружками побежала искать Лисяку по кварталу, но не нашла. Её отец в тот вечер крепко напился. Собственно, и не он один.
Целая эпоха ушла, можно сказать.
Наутро нижние прибрались в Лисякиной кандейке, чтобы ничто не напоминало об утрате, выбросили половики и телогрейку и водрузили на их место дворничихины метёлки и совки.
Подъезд погрузился в траур.
Ещё через вечер, возвращаясь из «Магнита» с полными пакетами продуктов, нижние услыхали, что в кандейке кто-то возится.
— Лисяка?! — не веря своим ушам, дрогнувшим голосом позвала будущая медсестра.
И Лисяка выползла наружу. Она уже едва шла, но ведь дошла всё-таки!
— Господи, откуда?! — будущая медсестра метнулась в квартиру и вытащила наружу свой любимый синий пушистый плед. — Вот, вот, ложись.
К Лисяке снова началось паломничество со всего подъезда. Её гладили, трепали за уши, что-то приговаривали. Так, под чьей-то ласковой рукой она и умерла, в последней раз тихо вздохнув и вытянувшись на пледе.
Её жизненный путь закончился — и начался где-то в другом месте. Или?..
Просто нижние не переставали окликать её, выходя из квартиры:
— Лисяка!
И в какой-то миг явственно видели, как она спешит к ним, помахивая хвостом. Видели совершенно отчётливо.
Лисяка всё ещё была здесь.
По-прежнему охраняя свой дом и своих людей.