Здравствуйте, уважаемые зрители, участники, а также сочувствующие с попкорном! Начинаем наш репортаж с летней параолимпиады на Дайри.
Как вы все помните, мы собирались провести летнюю олимпиаду на Бали — голубой океан, белый песок, пляжный волейбол, сёрфинг — в общем, мечта!
Но! Подлый удар! Нас раскрыли! Гхм... это немного не то...
Строительство олимпийских объектов так и не завершили в срок, так что нам придётся соревноваться в условиях полного недостроя. Некоторые команды, оценив перспективы, провели досрочные соревнования по синхронному фейспалму, фигурно-матерному офигению и конкуру на чемоданах, где собрали невиданное количество участвующих при минимуме зрителей. Но тут уж не до оваций и медалей, хотелось сберечь ноги, руки и нервы в целости и сохранности.
Оставшиеся смельчаки, у которых такая же нога, и не болит, приняли вызов судьбы и спорткомплекса newДайри, наметили план будущих выступлений и матчей, внесли пометки о ямах на беговых дорожках, падающих препятствиях, трясинах в бассейнах и дружно устремились к победе!
Что ж, соревнования в этом году обещают быть захватывающими и интересными, сплошной паркур! Также с нетерпением ждём гостевые выступления не участвующих в параолимпиаде команд — кто же решится поддержать боевой настрой адреналиновых нар... любителей экстрима? Интрига!
Занимайте места согласно купленным билетам, устраивайтесь поудобней, запасайтесь ледяной минералкой и свежим попкорном — лето обещает быть жарким. Ну а мы будем держать вас в курсе событий и новых параолимпийских рекордов. Увидимся в следующей выкладке!
Пост для всех, у кого пропали дневники, логины, ПЧ и иже с ними. так получилось, что я узнала об этом из постаЭрл Грей, там вышло всё очень сумбурно и непонятно (например, о ком речь в посте), но мне больше всех надо, поэтому я написала тогда в diaryqa. Сегодня мне ответили:
У человека, о котором я писала, дневник и логин на месте, у кого пропадали, проверьте, у кого не воссстановилось, приглашаю в коммменты к тому посту (сссылка в тексте). Всем, кто продолжает считать, что писать кому-либо бесполезно и надо плодить сплетни/скрины/слухи и злиться в уголочке, в очередной раз напоминаю, что пока дитя не плачет, мать не разумееет, для адекватного ответа следует задавать адекватные вопросы, а злиться на то, что именнно ваш баг не побежали чинить в первую очередь, сами знаете что. В общем, спасибо за внимание, ваш (к)эп.
Название: Беглецы Автор:sillvercat для fandom Americas 2020 Бета:priest_sat Канон: ориджинал Размер: мини, 1278 слов Пейринг/Персонажи: Уолтер Брэдли, Тон-кай-о Категория: джен, броманс Жанр: драма Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: парень-ковбой отбивает у других ковбоев пленного индейского мальчишку, сбежавшего из резервации Примечание: время действия — конец XIX века; сиквел к рейтинговому мини команды Америк 2014 года «Беглец» Предупреждение: неграфичное упоминание насилия, пыток, смертей Написано для:oversoul12 Ссылка:тут.
Звуки в горах разносятся далеко: воет ли волк, призывая волчицу, кричит ли тоскливо неясыть, шуршат ли камешки, осыпаясь в пропасть из-под ног бледнолицых, стучат ли по тропе подковы их коней, идущих в поводу.
Сейчас неясыть кричала жалобно, будто о чём-то горюя, и волчий вой поднимался к холодному небу, но над перевалом разносились лишь звуки шагов Тон-кай-о и спасшего ему жизнь бледнолицего, брякали только удила его гнедого коня.
Бледнолицый сердито запротестовал, когда Тон-кай-о упрямо сполз с лошадиной спины вслед за ним. Они не могли не спешиться: тропа, ведущая к перевалу, стала слишком узкой для коня с двумя седоками и круто уводила вверх. Бросать же мустанга было бы неразумно — ведь им предстояло, перевалив через горы, спуститься в прерию, чтобы снова бежать — бежать ещё дальше, туда, где скрывались те шайенны, лакота, кроу, черноногие и пауни, которым удавалось покинуть резервации. Страну Северного Ветра, дававшую приют сотням краснокожих беглецов, белые называли Канадой.
Тон-кай-о, Рысёнок, искоса посмотрел на своего спутника и незаметно вздохнул. Этот бледнолицый, годами чуть старше него, был самым странным изо всех белых, каких ему только доводилось видеть. А за последние несколько лет Тон-кай-о перевидал их немало. Солдат в синих мундирах — кавалеристов, поджигавших шайеннские палатки, где безуспешно пытались укрыться женщины и дети. Жирных агентов по индейским делам, выдававших шайеннам прогорклую муку и червивый рис — там, за колючей проволокой, куда индейцев наконец загнали солдаты. Гуртовщиков, которые изловили его, Тон-кай-о, и собирались повесить. Пытать и повесить.
Этот белый был другим. Совершенно другим. Его почти мальчишеское лицо скрывалось под низко надвинутой на лоб широкополой шляпой — так, что Тон-кай-о видел лишь его подбородок и губы, плотно сжатые, как от сильной боли.
Этот белый не просто заступился за пленника, а убил старого хромоногого гуртовщика, заправлявшего всем в становище у костра. Застрелил из своего кольта.
И повёз Тон-кай-о в горы. А остальные даже не погнались за ними. Струсили. Наверное, решили, что их товарищ лишился рассудка.
По правде говоря, и сам Тон-кай-о склонен был так думать. С какой стати бледнолицый будет спасать краснокожего, не только рискуя собственной жизнью, но и убивая своих же товарищей?
Волк не выручит оленя, застигнутого стаей. Бизон не станет отбивать койота, которого топчут копытами другие бизоны, хейа.
Этот бледнолицый точно был сумасшедшим. Или святым, одержимым духами?
Так или иначе, ему предстояло за это поплатиться.
— Нас повесить, если поймать, — вдруг вырвалось у Тон-кай-о. — Вместе. Двух.
Он не знал, как это правильно сказать.
— Обоих, — нехотя разомкнув сжатые губы, поправил его белый. — Ты знаешь наш язык, шайенн? Сколько же тебе лет?
Тон-кай-о степенно кивнул, отвечая на первый вопрос, а в ответ на второй промолвил:
— Встретить пятнадцать зим, бледнолицый. И впереди — последняя зима, ибо Тон-кай-о умереть, сражаясь.
— Ты рассуждаешь, как старик, — с запинкой проговорил белый после долгого молчания и снял с головы свою шляпу, словно ему вдруг стало жарко на холодном горном ветру. Светлые волосы его были растрёпаны ветром, в голубых, широко раскрытых глазах вспыхнуло изумление. — Но ты же совсем ещё дитя!
Тон-кай-о не позволил себе улыбнуться, хотя ему стало смешно. Очень смешно.
Все бледнолицые были смешны. Они не знали прерии и гор, но лезли сюда, как муравьи на патоку. Один краснокожий воин мог убить с десяток их, но их было слишком много, и они покрыли землю шайеннов, кроу, арапахо и лакота, как муравьи, вездесущие и настырные, покрывают настил палатки-типи. Тогда шаман приказывает свернуть палатку и поставить её в другом месте.
Но для краснокожих, застигнутых нашествием белых, уже не было места на собственной земле, как и для бизонов, которых те убивали сотнями, чтобы вырезать у них языки, содрать шкуры и бросить огромные туши просто гнить посреди залитой солнцем прерии.
А Отец-Солнце равнодушно взирал на это бесчинство. Великий и Таинственный отвернулся от своих детей, хейа.
Тон-кай-о хотел было произнести это вслух, но тут у него вдруг помутилось в голове, а ноги задрожали. Навалилась такая чёрная вязкая слабость, что и не вздохнуть. Он будто снова лежал, схваченный крепкими руками гуртовщиков, на земле у их костра, бился, как птица в силках, а над ним раздавался хриплый торжествующий хохот хромоногого старика. Воин должен без крика и стона снести любую боль, любую пытку, и Тон-кайо только сжал зубы до хруста, когда раскалённое в костре тавро впилось ему в ногу чуть повыше колена, но в глазах у него потемнело… как сейчас.
Он медленно оседал на каменистую тропу, а в ушах у него снова звучал то ли каркающий смех убитого старика, то ли эхо горного обвала.
Тон-кай-о очнулся и обнаружил, что свисает, подобно добыче, с плеча спускающегося по тропе бледнолицего. Он слабо забарахтался, пытаясь вырваться. Тот, не останавливаясь, слегка встряхнул его — так раздражённо волчица встряхивает непослушного волчонка, подумалось Тон-кай-о. И ещё он понял, что бледнолицый спускается, а не поднимается — значит, они миновали перевал.
А потом он обнаружил, что завёрнут в чужую куртку. И правда, словно дитя!
— Где… твой… конь? — прохрипел он, упрямо вывернувшись из рук бледнолицего, чтобы встать с ним лицом к лицу.
— Начался обвал, — сердито и коротко ответил тот, когда их взгляды скрестились, — и моя лошадь удрала, пока я с тобой возился.
Его скуластое лицо было перемазано грязью, щека поцарапана, волосы взлохмачены. Шляпу он, наверное, где-то потерял.
— Что же мы тогда… делать? — поразмыслив, спросил Тон-кай-о. Его шатнуло, и он невольно уцепился за плечо бледнолицего, а тот подхватил его под мышки, удержав на месте.
Тон-кай-о не стыдился своей слабости. Воин должен быть сильным, это верно. Но и волк слабеет после голодной долгой зимы, и рысь может сорваться в пропасть, погнавшись за добычей. Ты просто пересиливаешь свою слабость, вот и всё, хейа.
И Тон-кай-о было так спокойно стоять, прижавшись к тёплому боку бледнолицего. Впервые с тех пор, как погибли его отец и старший брат, он чувствовал себя защищённым.
«Я скоро поправлюсь, — решил он. — Поправлюсь и тогда тоже помогу ему чем смогу. Этому странному белому».
— Мы спустимся с перевала, — отрывисто сказал тот. — Пускай мои… пускай ковбои думают, что нас завалило камнями при обвале. И шериф пусть так думает. А мы пойдём к моей матери, — он перевёл дух и на миг закрыл глаза. — Она нас не выдаст. Мой отец погиб давным-давно… и она одна вырастила меня и братьев. Она очень храбрая. И добрая. Она залечит твои раны. Мы возьмём лошадей, припасы и пойдём дальше, в Канаду.
— Как… твой … отец погиб? — медленно, с расстановкой осведомился Тон-кай-о. Сердце у него замерло, когда он снова встретил взгляд бледнолицего.
— Отец умер от укуса змеи, — коротко и даже как-то мягко объяснил тот. — Не индейцы убили его, а гремучка.
— Как тебя… звать? Твоё имя? — продолжал допытываться Тон-кай-о, отстраняясь. Узнать это сейчас казалось ему очень важным. Ведь их в любую минуту могли убить.
— Уолтер Брэдли, — после некоторой заминки объявил бледнолицый. — Уолтер.
— Вал-те, — озадаченно повторил Тон-кай-о, начав сперва улыбаться, а потом смеяться. Смеяться взахлёб. Он даже согнулся пополам, несмотря на боль в раненом плече, а бледнолицый продолжал крепко его держать. Снизу вверх Тон-кай-о заглянул ему в лицо. Тот не обижался. И не сердился. Он тоже улыбался!
— Что смешного? — с живым любопытством поинтересовался он.
— Журавль. Ты — Журавль, — сквозь прорывающийся смех объяснил Тон-кай-о, выпрямившись и снова привалившись к его тёплому крепкому плечу. — А я — Рысь. Маленький Рысь. Тон-кай-о. Это моё имя. Почему ты спас меня? — уже серьёзно выпалил он. — Почему убил хромоногого? Ведь он с тобой — одной крови, а я — нет. Я не понимать. Ты… бешеный? Сумасшедший?
Бледнолицый тоже перестал улыбаться и на миг опустил голову.
— Моя мать спросит меня о том же, — губы его горько скривились. — Но я не мог допустить, чтобы они проделали с тобой то, что… что собирались. Хромой старик… Энди… он когда-то был в плену у твоих сородичей. У шайеннов. Он хотел… — Вал-те запнулся и тряхнул головой. — Мне показалось, что он превратился в какое-то чудовище. Люди не должны делать такого друг с другом… иначе они не люди.
Тон-кай-о кивнул.
— Я отплатить тебе… так же, — торжественно поклялся он. — У воина только одно слово… и я говорю его, хейа.
Отец-Солнце, выглянувший из-за гребней гор, коснулся его лба — словно горячими пальцами, и Тон-кай-о просиял. Его клятва была услышана.
Если вы хотите дать своей кошке японские имя со значением, посмотрите этот список . Большинство имён подойдут и кошке, и коту; остальные помечены буквами (м) или (ж).
список Айко - любимый, любимая Айми - прекрасная любовь Акане - насыщенный красный (цвет) Акико - осенний ребенок Акира - яркий Акито - осенний (от Аки — осень) Амайо - дождливая ночь Арата - новый Аса - утро, рассвет Ацуко - честный или теплый (может быть образовано от разный слов) Аюму - ходящий во сне Аяме - ирис Гейша - Горо - пятый сын Дайске (м) - дословно: большая помощь Дайти (м) - мудрый, дословно: обладающий большим интеллектом Дзиро (м) - второй сын Идзуми - ручей или фонтан Итиро (в русском анимэ часто Ичиро) (м) - первый сын Кабуки - классический японский театр Камэко - дитя черепахи, «долгожитель» Каори - духи, приятный запах Касуми (ж) - туман Кацу (м) - победа Кёко - счастливый ребенок Кику (ж) - хризантема Кокоро - сердце, душа Кото - традиционный японский струнный инструмент Котонэ - звуки лютни Кохана - маленький цветок Май - танец Масуру - победа Мацуи - от слова «сосна» Мидори - зеленый (цвет) Митико - дитя красоты Мияко - прекрасный ночной ребенок Мэгуми - благословение Нами - волна Наоки - честный, правильный Нари или Нарико - гром Нацу,Нацуко - рожденный летом Нацуми - прекрасное лето Ниндзя - Оки - открытое море Рен - лотос Рокуро (м) - шестой сын Рюю - дракон Саке - Сакура - вишня, цветок вишни Син - настоящий Синдзю - жемчуг Сиро (м) - четвертый сын Ситиро (м) - седьмой сын Судзумэ - воробей Сумо - Такара - сокровище Умеко - цветок сливы Хайку - японская поэзия, она же — хокку Хана - цветок Хару - весна Харуки - сияющий Харуко - весенний ребенок Хатиро (м) - восьмой сын Хаято - сокол Хибики - звук, эхо Хикари - свет Хината - подсолнечник Хиро - щедрый Хонтё - лидер Хоси - звезда Хосико - звездный ребенок Хотару - светлячок Цубаса - крыло Цукико - лунный ребенок Эцуко - дитя радости Юки - снег Юри - лилия
Оказыается, я не донесла эту историю про Дэнни Бычка и Пегги ещё с прошлого лета! Какой ужас) Восполняю пробел.
Название: Птица-Гром Автор:sillvercat для fandom Americas 2020 Бета: fandom Americas 2020 Цикл: Дакота Канон: ориджинал Размер: миди, 7440 слов Пейринг/Персонажи: Дэнни Бычок/Пегги Уилсон, её родители, а также Певец, Кенни, Воронье Крыло, Маленький Камень и другие жители резервации Оглала, белые ранчеро, телерепортёры Категория: гет Жанр: драма, романтика, экшн, повседневность, юмор Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Пегги Уилсон, белая гордячка и богачка, не может забыть индейского парня Дэнни Бычка, всё просто. А вот что она предпримет? Примечание: автор вдохновлялся рейтинговым миди команды Америк-2019 «Торнадо», макси команды Америк-2019 «Цель» и макси команды Америк-2020 «Мы — акацита!» Перевод с языка лакота отдельных слов и выражений: уоштело — хорошо; пила майа — спасибо; васичу — бледнолицые; токахе — молчать; винчинчала — девушка. Использованы строки из песни неизвестного автора — фольклор советских индеанистов ФОТО резервации в Южной Дакоте тут. Предупреждение: сленг, местами обсценная лексика, по жанру — классический дамский роман, куда деваться... Ссылка: на ФБ-20:тут. Или тут Скачать:тут.
«Ночь в пути застала меня, Здесь оборвалась дорога моя. Где продолжение ей? В чём смысл жизни моей? Там, за цепью великих гор, Там однажды зажжён костёр, Отблески пляшут на лицах смуглых, Бряцанье масок и песни мудрых Услышу я… Познаю щедрость сердец открытых, Славные танцы охот забытых Увижу я…»
***
Пегги Уилсон, белая гордячка, богачка, королева школьного выпускного бала, без пяти минут королева красоты штата и будущая фотомодель, сидела на полу у своей кровати в одной пижаме и ожесточённо месила кулаками подушку — настоящий лебяжий пух, чистый лён, ручная вышивка, пятьдесят шесть долларов с пересылкой из столицы штата. Из её синих глаз на подушку брызгали злые слёзы. И даже сопли, хотя таких низменных жидкостей в носу у королев и в помине быть не должно.
Пегги схватила валявшуюся на тумбочке пачку «клинекса», вытянула сразу три салфетки и яростно высморкалась.
В конце концов, это было даже смешно. Ей ли реветь из-за парня! И ладно бы, из-за кого-нибудь из сыновей отцовских деловых партнёров, выпускников Гарварда и Йеля с блестящим будущим! Но из-за Дэнни Бычка, из-за нищего тупого дикаря, который всю жизнь только и будет, что лошадей объезжать!
«Тебя-то, милочка, он объездил как надо, — произнёс в голове Пегги ехидный внутренний голос. — И он вовсе не тупой».
— Заткнись, — устало прошептала Пегги, шмыгнув носом. Опять же совсем не по-королевски.
Щемило сердце. Словно чья-то безжалостная рука сжимала его и выкручивала. Раньше ей не было знакомо это чувство — тоскливой безнадёги. Она привыкла получать всё, чего бы ни захотела, пользуясь либо деньгами отца, либо своим очарованием. Любого из мужчин. Лишь бы всё оставалось шито-крыто и не мешало её будущей карьере в модельном бизнесе.
Ей нравился секс. Нравилось с его помощью управлять парнями, держать их в узде. Но чёртов Бычок и здесь сумел её обойти: мало того, что он завладел её телом, он в самое сердце сумел к ней пролезть! Он, тупой дикарь!
Не тупой. А ещё великодушный. Добрый. Весёлый. Сильный.
Да она просто втюрилась в него!
— Провалиться! — выкрикнула Пегги, швыряя подушку в стену. Картина, висевшая там сколько Пегги её помнила — барышня в допотопном платье, играющая на клавесине, — сорвалась и с шумом рухнула вниз.
Раздался лёгкий стук в дверь. Пегги замерла.
— Маргарет Аманда, — прозвучал негромкий мелодичный голос матери, — у тебя всё в порядке?
— В абсолютном порядке, мама, спасибо, — заверила Пегги столь же негромко и бесстрастно, — Я случайно уронила поднос.
— Нужно быть аккуратнее, — укорила мать.
Она никогда не входила к дочери без особой на то надобности.
Никогда не обнимала её. Не целовала. Не тормошила, поддразнивая. Не заплетала косичек. Не проделывала всё то, что проделывали другие матери со своими дочками. Такое Пегги видела только по телевизору или в домах школьных подружек… которым отчаянно завидовала.
А те отчаянно завидовали ей, Пегги Уилсон, богачке, живущей в таком огромном шикарном доме.
Холодном доме.
Холодный дом — это как у Диккенса. Пегги любила читать и всегда читала запоем, получая в школе самые высокие баллы по литературе.
Мать не одобряла стремления дочери ходить в гости к «неровне», но ей приходилось смиряться с этим. Как и с тем, что отец поощрял желание Пегги научиться ездить верхом и владеть оружием — это было достаточно аристократичным для миссис Уилсон, истинной южной леди, уроженки одного из самых почтенных семейств Чарльстона, вынужденной теперь жить в «дикой западной глуши», как она не раз говорила, скривив бледные губы.
Но именно в этой глуши горнорудная компания «Уилсон инкорпорейтед» и добывала свои миллионы.
На индейской земле.
Вот с кем Пегги никогда не дозволялось общаться, так это с краснокожими. С парнями и девчонками из племени лакота, обитателями нищих лачуг в резервации Оглала. Хватало уже того, что Пегги училась с ними в одних и тех же школьных кабинетах, ходила по одним и тем же коридорам, ела в одной столовой. Так тоже не раз говорила мать. И ещё она твердила:
— Даже не приближайся к ним, Маргарет Аманда. Бог знает, какой болезнью ты можешь заразиться!
Вспомнив сейчас об этом, Пегги мрачно ухмыльнулась. Она поднялась с ковра, на котором сидела, аккуратно повесила на гвоздь злополучную картину и бросилась ничком на свою пышную постель. Потом перевернулась на спину и уставилась в потолок с золочёной лепниной.
Ей следовало сосредоточиться на поступлении в колледж. На будущей карьере фотомодели, а может, и телезвезды. У неё были для этого все данные. И деньги — деньги её отца. Вот о чём ей следовало думать.
А не о Дэнни Бычке с его едва заметной лукавой улыбкой, здоровенными кулаками в шрамах от драк, взлохмаченной гривой чёрных волос и крепким хуем.
И великодушным сердцем, чёрт бы его побрал.
Пегги вспомнила, как он смотрел на неё, расставаясь возле занесённого песком «ягуара» и прикусила изнутри щёку. До крови.
Не родился ещё на свет тот парень, по которому она будет долго плакать! Дэнни Бычок?! Ха! Не смешите!
***
Спустя неделю Пегги — в открытом бледно-лиловом платье, с зачёсанными кверху золотисто-рыжими волосами, с ниткой крупного жемчуга на шее, — сидела рядом с отцом в лучшем ресторане столицы штата и отчаянно скучала. В причёске и в мочках ушей у неё светились такие же крупные жемчужины. Она была хороша, как картинка из журнала «Вог», и знала это.
По правде говоря, Пегги давно бы остригла волосы, если бы не боязнь материнских нотаций. Её ледяного взгляда, в котором будет читаться: «Как ты меня разочаровала, Маргарет Аманда».
Неслышно вздохнув, она поднесла к губам бокал с «Перье». Голоса отца и мистера Дэвидсона, с которым «Уилсон инкорпорейтед» должна была вот-вот заключить контракт на разработку месторождений олова, рокотали, почти не задевая её слуха. Отец взял её в Рапид-Сити, чтобы украсить присутствием дамы деловой обед, как он сам шутливо объяснил, а также поводить дочь по модным магазинам.
Гардеробная Пегги и без того ломилась от барахла. А её ожидал парад манекенщиц с заученными улыбками, горы таких же тряпок, льстивый щебет продавщиц. Скукотища!
Когда Пегги представляла себе, чем будет её жизнь, стань она фотомоделью, как мечтала мать, — тонны косметики и тряпья, — ей хотелось визжать и непристойно ругаться.
Если бы мать узнала, что Пегги известны такие выражения, она упала бы в обморок. Непременно упала. Изящно отставив тонкую холёную руку с бриллиантовым браслетом на запястье.
Тем не менее, выражения эти Пегги подхватила от мрачного хромого старика по имени Дуглас Кимберли, учившего её верховой езде. Дуг воевал в Корее. На самом деле он был не так уж стар, и Пегги всегда с благоговением рассматривала его седые волосы и перечёркнутое шрамами худое лицо. Она была ему благодарна не только за то, что он научил её не бояться лошадей и правильно с ними обращаться, но и за то, что он произносил такие словечки при наследной принцессе Уилсон. Непристойные смачные словечки, которые так контрастировали с её розовой и приторной, как сахарная вата, жизнью.
Самым лучшим в этой жизни было скакать по прерии во весь опор. Не катиться в «ягуаре», а лететь вместе с упоенной этой скачкой лошадью. Чтобы волосы Пегги и конская грива одинаково полоскались на ветру…
…— Единственной нашей проблемой могут стать эти дикари лакота.
Встрепенувшись, Пегги подняла глаза. Что такое?
— Проблем не будет, — небрежно отмахнулся отец, слегка расслабив узел галстука.
Значит, про дикарей-лакота сказал его собеседник, мистер Дэвидсон, моложавый джентльмен лет сорока, с очками в круглой оправе, длинными залысинами и тонкогубым ртом, походивший на пастора. «Он стоит тридцать восемь миллионов… и не женат. Точнее, вдовец», — вспомнились Пегги слова отца.
Многозначительные слова. Отец никогда и ничего не говорил зря. Вот и сейчас он сказал:
— Их племенной совет подписал с нами договор об аренде на пятьдесят лет. Мы успеем взять от этой земли всё, что нужно. А там хоть трава не расти.
— И не вырастет, — с дребезжащим смехом прибавил мистер Дэвидсон. — Тем не менее, Джереми, вы не опасаетесь волнений? Дикари в последние годы чрезвычайно обнаглели, несмотря на предпринимаемые властями меры. Я видел репортажи. Они разгуливают с оружием и заявляют, что эти горы, которые они называют Паха Сапа — их как бы священная земля.
— Она и есть священная, — неожиданно для себя выпалила Пегги, поставив бокал.
Пещера, в которой они с Дэнни укрывались от торнадо, ярко предстала перед нею — так ярко, словно она опять очутилась там. И чёрт… ей захотелось этого! Испариться из чинного ресторана с его хрустальными вазами, замысловатыми блюдами, прочь от скользкого взгляда мистера Дэвидсона — под гулкие своды, где летало эхо от ударов бушевавшей снаружи Вакиньян, Птицы-Грома. Чтобы прижаться к горячей груди Дэнни Бычка, услышать стук его сердца и ощутить его крепкие большие ладони на своих плечах.
— Что за ерунду ты городишь, Пегги? — резко спросил отец, возвращая её к действительности. — тебя ли я слышу? Откуда такие бредни про священную землю?
Его колючий взгляд впился в неё, и Пегги тряхнула головой, выдавив безмятежную улыбку:
— Изучали в школе местные предания. М-м… легенды.
— Похоже, нашему спонсорскому совету необходимо позаботиться о предметах, входящих в программу твоей бывшей школы, — проворчал отец, принимаясь за порцию омаров в своей тарелке. — Забивают ученикам головы дикарскими россказнями вместо того, чтобы цивилизовать этих самых дикарей как следует.
— Кстати, освоение новых месторождений вкупе с уничтожением пресловутых «священных мест» этому очень поспособствует, — ввернул мистер Дэвидсон. И отец с энтузиазмом закивал:
— Вот именно. Вторая половина двадцатого века, а тут такое! И если на то пошло, племя получит арендные выплаты. Довольно высокие по сравнению с… в общем, по сравнению.
— Вы, как всегда, и о благотворительности не забываете, — коротко рассмеялся мистер Дэвидсон. И отец тоже довольно хохотнул:
— А как же! Это невероятно помогает скостить налоги!
Он весело подмигнул Пегги и поднял свой бокал:
— Итак, за нашу совместную прибыльную деятельность в Чёрных горах!
***
По пути на ранчо, сидя в кремовом «кадиллаке» рядом с отцом и невидяще глядя на шоссе, залитое лунным светом и огнями фар, Пегги лихорадочно размышляла о том, что же ей теперь делать.
Она могла бы, конечно, не делать ничего. Происходящее в резервации Оглала её совершенно не касалось. Что у неё было общего с толпой нищих дикарей, поклоняющихся невесть кому на груде камней, которую они называли священной землёй Паха Сапа?
Корпорация отца заработает на новых месторождениях миллионы. А каждый из индейцев получит по паре сотен баксов. В том числе и Дэнни Бычок.
Ей снова захотелось плакать. Гормоны взыграли, не иначе. То, что она истосковалась по этому дикарю, не имело ровным счётом никакого значения. И искать его она не будет. Вот ещё! Она найдёт… Кенни.
Да, вот именно.
Кенни Форбса, который раньше звался Кенни Питерсом. Но потом последовали страшные события в верховьях Волчьего ручья, у охотничьего домика его отчима, когда тот попытался убить жену, пожелавшую с ним развода, а заодно и строптивого пасынка. Им тогда помогли спастись друг Кенни – индейский парень по прозвищу Певец и, как ни странно, всегда враждовавший с ним помощник шерифа Джеки Шульц. История эта наделала много шуму и попала в газеты, потому что и Шульц, и отчим Кенни в произошедшей перестрелке погибли.
После долгих полицейских разбирательств все выжившие участники схватки были признаны невиновными. Кенни сменил фамилию на девичью материнскую и даже унаследовал ранчо отчима. Но там всё равно не жил, занимаясь только лошадьми, а сам вместе с матерью так и остался в доме своего друга Певца.
Пегги хорошо знала и Певца, и Кенни — как-никак, недавно все они окончили одну и ту же школу. Певца она даже зачастую обсуждала с другими девчонками из своей команды болельщиц, со смехом сетуя на невозможность перепихнуться с этим симпатичным весёлым «скином».
Краснокожим.
Скин есть скин. Существо из другого мира. Как и Дэнни Бычок. Ей стоило с этим смириться и перестать маяться дурью.
Но Кенни Форбса она должна была найти, чтобы всё ему рассказать.
***
Ей удалось это сделать достаточно быстро. Поразмыслив, Пегги решила, что Кенни можно застать если не на его ранчо, то в индейской Школе за выживание, где он, по слухам, взялся расписывать стены. Парень всегда хорошо рисовал. Пегги уважала его за талант и слегка презирала за робость и безответность. Но, похоже, мямлей он быть перестал.
Она подъехала к индейской школе не на своём новом «ягуаре» — на сей раз отец купил ей вишнёвый, — а на любимой гнедой кобылке по кличке Цветочница, рассудив, что не стоит пускать пыль в глаза людям, у которых никогда не будет возможности купить «ягуар». Оставив Цветочницу у коновязи, где смирно стояла пара низкорослых косматых индейских одров, она поднялась на скрипучее крыльцо и вошла в узкий коридорчик. Раньше это здание, кажется, было чьим-то складом.
Столкнуться тут с Дэнни она не боялась — вырвавшись наконец из школы, тот наверняка должен был бежать от всяких классов и запаха мела, как от огня, подумала Пегги, сумрачно усмехнувшись.
— Добрый день, — церемонно поздоровалась она с немолодой черноволосой женщиной, встретившейся ей в коридоре. — Могу я найти тут Кенни Форбса? Художника?
— Здравствуйте, — приветливо сказала индианка, близоруко прищурившись. — Он как раз в спортзале, занимается росписью. Прямо по коридору и направо.
Вот уж от чего должен был бежать Кенни, как от огня, так это от спортзалов! Сроду он туда не ходил. Пегги опять усмехнулась.
Парень, в заляпанной синей футболке и рабочих штанах, стоял на деревянных , грубо сколоченных козлах и упоенно водил малярной кистью по загрунтованной стене.
— Ого… — тихонько выдохнула Пегги, вертя головой по сторонам. У неё захватило дух — и не только от запаха грунтовки, красок и растворителей.
Три стены спортзала были уже расписаны. И на них красовались скачущие во весь опор лошади… которые тут же, на скаку, становились взмывающими в небо орлами… а те — грозовыми тучами… а те — языками пламени, среди которых смутно угадывались суровые лица краснокожих воинов в полном боевом облачении.
— Это потрясающе! — выпалила Пегги, обретя дар речи. И Кенни обернулся к ней. Его глаза и рот округлились в беззвучном «о». И правда, она сама бы очень удивилась, если бы ей, к примеру, хотя бы неделю назад кто-то сказал, что она пойдёт в индейскую школу разыскивать Кенни Форбса.
— Привет, — неловко бросила Пегги, чувствуя себя круглой дурой. — Классно у тебя тут всё выходит.
Кенни благодарно заулыбался, но взгляд его остался удивлённым:
— Спасибо. Пришла посмотреть?
В голосе его звучало любопытство.
— Пришла поговорить, — прямо ответила Пегги, и Кенни спрыгнул на пол и подошёл к ней, машинально обтирая ветошью испачканные краской тонкие пальцы.
— Что-то случилось?
И Пегги всё ему рассказала. О вчерашней встрече в ресторане Рапид-Сити с компаньоном отца. О намерении корпорации Уилсона разрабатывать месторождения олова в Чёрных горах. И о том, что племенной Совет уже подписал договор аренды.
— Вот гады, — выдохнул Кенни, сжав кулаки. Глаза его загорелись гневом.
Пегги кивнула. Она была с ним полностью согласна.
Парень схватил её за руку:
— Ты сможешь пойти со мной и рассказать про это в Центре? Нашим ребятам?
— М-м, нет, — Пегги покачала головой, отнимая руку. — Я рассказала тебе. Хватит и этого.
Она просто не могла столкнуться с Дэнни Бычком, чтобы потом опять ныло и выскакивало из груди глупое сердце. И правда, хватит.
— Это потому, что я белый, а они краснокожие? — негромко спросил Кенни, и Пегги вспыхнула до корней волос, сердито уставившись на него. Но в его глазах не было осуждения, только печаль.
— Если бы я была такой снобкой и расисткой, какой ты меня считаешь, вообще бы сюда не пришла! — отрезала она, разворачиваясь к выходу из спортзала. — Передай им всё слово в слово… и пусть что-нибудь предпримут. Кто предупреждён, тот вооружён.
Это было любимое изречение отца.
Кенни догнал её в несколько шагов и преградил ей дорогу, худой, даже хрупкий, он был не выше неё, но она не решилась его оттолкнуть.
— Подожди, — взволнованно произнёс он. — Я не считаю тебя ни снобкой, ни расисткой. Ты очень смелая, раз решилась сюда прийти.
— Ха-ха, — мрачно хмыкнула Пегги и покривилась. Смелая, подумаешь.
— Но я не понимаю, почему ты так поступаешь, — серьёзно закончил Кенни и посторонился, пропуская её. — В общем, спасибо тебе. Пила майа.
Она знала, почему, но ничего не могла ему объяснить.
***
Резервация Оглала забурлила уже к вечеру. Возле здания племенного Совета, судя по телевизионным репортажам, встали пикеты с наспех намалёванными на плакатах лозунгами.
«Не убивайте нашу землю!» — прочла Пегги с дрогнувшим сердцем и отвернулась. Это ведь была и её земля.
Земля, по которой она мчалась верхом, свободная и лёгкая, как птица.
— Что за демагогия! — раздражённо бросил отец, выключая телевизор. — Ничего у этих смутьянов не выйдет, все бумаги подписаны.
Но поднявшаяся шумиха всё-таки возымела своё действие. Племенной Совет был вынужден начать подготовку к потребованному большинством жителей Оглалы референдуму об аренде спорной земли. Тем временем ребята из ДАИ разбили в Чёрных горах палаточный лагерь — как раз в том месте, где должна была начаться разметка пресловутого рудника. Туда телевизионщики со своими громоздкими камерами пробраться не могли, но один шустрый корреспондент из «Миннеаполис Пресс» всё-таки просочился.
Пегги подобрала газету, гневно брошенную отцом на ковёр, и тут же наткнулось на фотографию Дэнни Бычка — чуть ли не на четверть полосы размером. Засранец гордо красовался перед объективом — голый по пояс, он выпятил свою мускулистую грудь, скалясь в радостной ухмылке… и, конечно, думать не думал ни о какой Пегги Уилсон, которую не так давно неподалеку в этих же горах трахнул.
Гнусный тип, мужлан, дикарь и неотёсанный пентюх. Нищий скин.
Его там легко могли убить, он про это тоже не думал. Что ж, поделом ему будет, вот и всё.
Пегги шмыгнула носом и швырнула газетёнку в корзину для бумаг. Потом, оглядевшись, не видит ли кто, достала. Разгладила, снова свернула и унесла в свою комнату, где спрятала в ящик письменного стола.
Он и её дурой сделал!
* Через несколько дней «Уилсон инкорпорейтед» начала подвозку оборудования к предгорьям для последующей переправки на место будущих работ. Приехавший в дом Уилсонов мистер Дэвидсон высказал по этому поводу своё недоумение:
— Не окажется ли такая спешка бессмысленной тратой денег, Джереми? Ведь дикари могут напасть на наших рабочих и всё разграбить! Испортить! Сколько человек охраняет лагерь? Двое? Трое?
Стёкла его очков тревожно сверкнули.
— Ну-ну, уважаемый компаньон, — с ленивой усмешкой протянул Джереми Уилсон. Вся семья и гость как раз сидели в столовой особняка за ужином. — Доверьтесь мне. Я всё объясню вам у себя в кабинете, — он одним глотком осушил свой бокал с хересом, мельком посмотрев на жену и на затаившую дыхание Пегги, — Такие разговоры не для дамских ушей.
— Извините, папа, мама, мистер Дэвидсон, я совсем забыла, мне должна позвонить Дайана по поводу вступительных тестов, — скороговоркой выпалила Пегги, торопливо поднимаясь из-за стола. — С вашего позволения, я отлучусь.
Дайана Кроуфорд была её школьной подругой.
— Для вас я просто Фрэнк, мисс Маргарет, — тонко улыбнулся Дэвидсон и учтиво приподнялся с места, провожая Пегги масляным взглядом.
«Чтоб тебе скиснуть, старый козёл», — угрюмо подумала та, взлетая вверх по лестнице.
Оказавшись у себя в комнате, она на всю катушку включила телевизор с каким-то старым фильмом. Потом сбросила туфли и в одних чулках прокралась в кабинет к отцу. Там было замечательное местечко в простенке между высоченными книжными шкафами. Она без труда протиснулась в эту щель и там замерла, боясь разве что чихнуть.
И вот отец затворил за собой дубовую дверь кабинета, поблагодарив горничную, которая, видимо, принесла бутылку с остатками вина и бокалы. Потом раздался скрип отодвигаемых кресел.
— Что ж, Фрэнки. — благодушно сказал отец, — позвольте объяснить вам мой замысел. К горам мы подвозим сейчас только мелкое и не самое дорогостоящее оборудование. И охраняют его двое местных полицейских, подчёркиваю, местных, это важно. Разумеется, опасность нападения дикарей существует, но это нам только на руку.
— Э-? — настороженно протянул Дэвидсон. — Я как-то не очень понимаю…
— По документам эта земля уже наша, и результаты так называемого референдума никак на это не повлияют, — спокойно продолжал отец, — Но мы законопослушно ждём его итогов. Тем временем буйная дикарская молодёжь, эти экстремисты, атакуют наш лагерь, принявшись громить находящиеся там машины, и, возможно, пытаясь ранить или даже убить охранников. Угадайте, на чьей стороне в таком случае будет закон, власти, общественное мнение всей страны и мнение подавляющей части белого населения штата? Знаете ли, краснокожие тут в меньшинстве. А всевозможные хиппи, защищающие их, как диких животных, у нас не в чести.
Отец довольно рассмеялся.
— Минутку, — пробормотал Дэвидсон, откашлявшись в явном замешательстве. — Вы с такой уверенностью заявили, что экстремисты нападут. Почему?
— Потому что я заплатил кое-кому из них, — бесстрастно пояснил отец. — Точнее, одному парню, который когда-то работал у меня на ранчо. Он подогреет этих сумасшедших, подольёт, так сказать, масла в огонь. Они нападут, смею вас заверить, в самое ближайшее время. Это будет… м-м… новость для первых полос.
— А ваш… наёмник… он не станет болтать о вас, допустим, спьяну? — с некоторым скептицизмом осведомился компаньон.
— Ну неужели же я сам с ним разговаривал? — досадливо отмахнулся отец. — И потом, что будут значить его слова против моих? Не беспокойтесь ни о чём, у меня всё под контролем. Кроме того, есть и ещё один вариант развития событий. Представьте себе, что разгневанные таким оборотом дел, законопослушные белые граждане, в свою очередь, постараются выкурить краснокожих с принадлежащего нашей корпорации участка — исключительно в благих целях и мирными средствами… а там уж как получится. Естественно, нанимал их тоже не я. Так что, повторяю, у меня всё под контролем.
— Я прямо сценарий какого-то голливудского боевика слышу, — уважительно отозвался после недолгой паузы мистер Дэвидсон, и отец вновь удовлетворённо хмыкнул:
— Я подумываю купить одну небольшую киностудию. В конце концов, у меня выросла красавица дочь!
— О да, мисс Маргарет — настоящее сокровище! — пылко отозвался Дэвидсон, и отец, поднимаясь с кресла, похлопал его по плечу:
— Если вы сумеете очаровать её, я не буду возражать… Что ж, идёмте вниз, вот-вот подадут десерт.
***
Пегги было не до десерта. Когда дверь за собеседниками захлопнулась, она выждала несколько минут и на цыпочках прокралась к себе в комнату. Там она опустилась на кровать и объявила постучавшейся в дверь матери, что у неё болит голова, и она ляжет спать пораньше.
— Передай, пожалуйста, папе и мистеру Дэвидсону мои извинения.
На самом деле голова у неё работала холодно и чётко. Наверное, как у отца, когда тот продумывал план захвата участка в Чёрных горах.
Да, она была дочерью своего отца!
Долой эмоции. Сейчас они только помешали бы. Ей следовало быстро — очень быстро, раз отец сказал, что нападение вот-вот произойдёт! — принять решение и осуществить его.
Самым разумным и безопасным стало бы обратиться к прессе. Да, вот именно. На телестудию или в газеты. Был ещё прямой эфир на местной радиостанции, которой заправлял некий Мо. Но всё существо Пегги восставало против того, чтобы ославить собственного отца перед тысячами людей — исподтишка, не дав тому возможности оправдаться.
Боже, если бы только он мог выслушать её прямо сейчас и принять её аргументы! Но нет. Джереми Уилсон никогда не откажется от прибыли, потакая прихотям каких-то дикарей.
И собственной дочери, влюбившейся в такого дикаря.
Пегги должна была предупредить самих лакота о том, что вот-вот произойдёт. О провокаторе в их рядах. И она не могла рассчитывать ни на Кенни Форбса, ни на Певца — оба они, судя по газетному репортажу, находились там, в Чёрных горах. Как и Дэнни.
Значит, ей предстояло самой пробираться туда.
Она дождалась, пока в доме всё стихло. Даже это было непросто сделать. Её одолевала нервная дрожь, хотелось бегать по комнате, снова молотить ни в чём не повинную подушку, а снаружи, по коридору, то и дело кто-то проходил, в гостиной раздавалось приглушенное бормотание телевизора и горел свет — всё время, пока Пегги нетерпеливо выглядывала в окно. Наконец все вроде как угомонились, свет внизу погас, и тогда она осторожно подняла оконную раму и вылезла наружу — уже в джинсах, ковбойке и кроссовках, сколов волосы в пучок на затылке.
Путь этот был ей знаком с детства — она не раз его проделывала: по крепкому старинному карнизу до средней ветви такого же старого дуба, росшего у самой стены особняка, а потом — по стволу вниз. Несколько минут — и она уже стояла на земле.
Идти в гараж и брать машину смысла не было — шум мотора тут же кто-нибудь да услышал бы. Поэтому Пегги прокралась в конюшню, даже не подсвечивая себе путь фонариком — эту дорогу она нашла бы и вслепую, но над её головой ярко светила луна.
Носившиеся перед воротами ротвейлеры Джой и Джилл, которых отец всегда выпускал на ночь из вольера, спокойно обнюхали кроссовки Пегги и копыта Цветочницы, шедшей за хозяйкой в поводу.
— Пока, ребята, — прошептала Пегги, закрывая за собой ворота. Она не знала, вернётся ли сюда вообще. Но не позволяла себе думать дальше, чем на два шага, созревший в голове план следовало выполнять поэтапно.
Она оседлала Цветочницу и рысью направила её прочь по грунтовой дороге — к Чёрным горам. Их очертания были чётко видны на фоне более светлого неба, до краёв пропитанного лунным сиянием.
Горы будто ждали её.
***
Пегги верхом на Цветочнице почти неслышной тенью проскользнула мимо бензозаправки Пита Майерса. Хотя она мимолётно подумала о том, не позвонить ли всё же оттуда в редакцию «Миннеаполис Пресс», оставив сообщение на автоответчике. Но что она могла сказать? В Чёрных горах вот-вот начнётся заварушка, пришлите корреспондента? Она и ехала-то туда для того, чтобы возможное столкновение предотвратить.
Когда она осадила кобылу возле временного лагеря «Уилсон инкорпорейтед», было уже за полночь. В лунном свете ясно вырисовывались углы ящиков, прикрытых брезентом, и белела одинокая палатка, из которой сразу же показался какой-то человек. Видимо, охранники не спали и услышали стук копыт.
Пегги спрыгнула наземь, успокаивающе опустив ладонь на спину всхрапнувшей Цветочницы. Саму-то её некому было успокоить.
— Доброй ночи, офицер, — неловко пробормотала она, разглядев форменную одежду на подошедшем к ней человеке и вспомнив, как отец говорил — лагерь, мол, охраняют двое полицейских. Индейских полицейских. И это, мол, тоже нам на руку.
Потому что индейцы будут убивать друг друга, подумала Пегги, стиснув зубы.
— Что вы тут делаете, мэм? — вместо приветствия резко поинтересовался подошедший. — Мисс Уилсон?
Его густые чёрные брови сошлись к переносице. На вид ему было лет тридцать, плечистый и крепкий, и не заполошный юнец. Слава Богу.
Второй полицейский, вмиг очутившийся рядом, длинно присвистнул. Вот он как раз казался моложе первого лет на семь и куда легкомысленнее.
— Пегги Уилсон?
Он растерянно заулыбался и сдёрнул свою широкополую шляпу.
— Я — Мэтт Воронье Крыло, это мой напарник Саймон Маленький Камень, — отрывисто представился первый. — Что вас сюда привело в такую позднь?
Взгляд его был очень острым и внимательным. Пегги вдруг запоздало пожалела, что спешилась. Они ведь могли и задержать её!
— М-м-м… — промямлила она, отступив на несколько шагов, но потом тряхнула головой, вдруг разозлившись. Она, чёрт побери, не делает ничего дурного и подлого!
В отличие от своего отца.
— Мой отец… — выдохнула Пегги, почти с мольбой глядя в суровое лицо полицейского. — Так получилось, что я подслушала его разговор с компаньоном. Он подкупил кого-то там, в Паха Сапа, — она махнула рукой в сторону Чёрных гор, дышащих ночным холодом, — чтобы тот подговорил остальных напасть на вас. На этот лагерь. Ранить кого-то из вас или даже убить. Он сказал, что это… — голос её упал до шёпота, — нам на руку.
Произнесённые вслух, эти слова прозвучали так, что она задрожала. И совсем не удивилась, когда поняла, что оба полицейских сразу же ей поверили.
Те переглянулись. На скуластом лице Маленького Камня уже не было ни тени улыбки.
— Мы тут как сраные ягнята на заклание, — произнёс он, нервно обернувшись, и погасил включённый было фонарик.
Мэтт поморщился и рассудительно сказал:
— Малолетки, которые собрались там плясать и горланить песни в честь духов — может, и дурни, но не убийцы. Поорать и пострелять они горазды, чего уж, но не не с перепою или с обкурки. У них в ДАИ с этим строже, чем у нас в полиции, — он криво усмехнулся, покосившись при этом на Маленького Камня, и потёр ладонью сильную шею. — Тем не менее, от шальной пули никто не застрахован. Ладно, спасибо, что предупредили, мисс. Эй, вы куда?
— Ну мне же надо и их предупредить! — пояснила Пегги, проворно взбираясь в седло, и погнала лошадь прочь, прокричав в темноту: — Простите!
У неё сильно полегчало на душе. Оставалось осуществить вторую часть плана.
И ещё — увидеть Дэнни Бычка.
***
Пегги сто раз успела мысленно поблагодарить шустрого корреспондента «Миннеаполис Пресс» за то, что в его статье было довольно чётко обозначено местонахождение лагеря, разбитого парнями лакота в Чёрных горах, на участке, предназначенном под рудник «Уилсон инкорпорейтед», в верховьях Лосиного ручья. Не у отца же ей было про это спрашивать!
Она никогда там прежде не бывала, но представляла, как туда добраться. Тут стоило поблагодарить Дуга Кимберли, учившего её стрелять и ездить верхом. И показавшего ей охотничьи тропы Паха Сапа.
Священных Чёрных гор.
Ей снова пришлось спешиться и вести кобылу в поводу — настолько крутой и узкой стала тропинка, по которой они взбирались. Воздуха не хватало, щёки щипало от холода, руки занемели. В конце концов Пегги остановилась и, запыхавшись, пробормотала:
— Давай, малышка, уходи. Возвращайся обратно. Ты мне уже ничем не поможешь.
Она похлопала Цветочницу по холке, побуждая развернуться, и продолжила упрямо карабкаться вверх. Но впервые подумала о том, что будет, если она всё-таки заблудится и не найдёт лагеря. Она легко могла сорваться в пропасть, простирающуюся справа от тропинки. Из-под ног сыпались камни, внизу бурлил и шумел ручей. Луна то и дело скрывалась за невесть откуда набежавшими тучами. А вдалеке, над острыми вершинами скал, что-то пророкотало.
Птица-Гром взмахивала могучими крыльями в своём гнезде, готовясь взмыть в чёрное небо.
Пегги дрожала от холода и испуга, ловя пересохшим ртом разреженный воздух, но никак не могла надышаться. Голова у неё закружилась, и она оперлась плечом на спасительную скалу слева от себя. Фонарик выскользнул у неё из пальцев, ударился об землю и, конечно, тут же погас.
— Вот дерьмо — со слезами ругнулась она, не узнавая собственного голоса.
И тут прямо над её головой, едва не мазнув мягкими крыльями по макушке, плавно пролетела птица. Сова!
Пегги замерла, озадаченно провожая её глазами. Это была маленькая неясыть, она летела уверенно, ясно различимая в свете вновь появившейся луны, и исчезла из виду спустя несколько мгновений.
Пегги шумно выдохнула и пошла вперед, следом за птицей, невесть от чего приободрившись.
Снова зашуршали камни, осыпаясь в ручей — но на сей раз вовсе не из-под её ног. Не веря своим глазам, она растерянно уставилась на выросшего прямо перед нею человека — в куртке с бахромой, с перьями в тёмных волосах, с дробовиком за спиной, похожего на духа этих гор.
Она коротко ахнула.
Какой там дух! Это же был Дэнни Бычок!
Проклятущий Дэнни Бычок, здоровенный, будто скала, возле которой он застыл как вкопанный. Он тоже явно не поверил собственным глазам, увидев на тропинке Пегги.
— Ты… что тут делаешь? — пробормотал он, сглотнув.
Пегги шагнула вперёд раз, другой на одеревеневших непослушных ногах, покачнулась и вцепилась ему в плечи. Он был такой большой и тёплый, чёрт бы его побрал!
— А ты что думал, я тебя оставлю наедине с твоими паршивыми смуглянками? — прошептала она куда-то ему в шею, когда он подхватил её на руки, неловко прижимая к себе. Неловко и бережно, будто какую-то треклятую драгоценность. От него пахло костром и полынью, и у Пегги заныло сердце.
— Какие ещё смуглянки? — задыхаясь, вымолвил он.
— Жаркие, какие-какие, сам хвалил, — огрызнулась она, стараясь, чтобы не стучали зубы. — П-пропади ты п-пропадом, я тебя н-ненавижу, чёртов б-бабник!
—— О Вакан… — простонал Дэнни, стремительно сбегая куда-то вниз. Вниз, вниз, вниз. Ему точно не нужен был проводник или фонарь. Он знал тут каждый камень.
Пегги цеплялась за него изо всех сил и не хотела разжимать рук, даже когда он выскочил на освещённую пламенем костра небольшую поляну. Сквозь мокрые ресницы девушка разглядела две островерхие палатки-типи и ошеломлённые физиономии высыпавших оттуда или вскочивших с земли парней. У неё невольно вырвался дрожащий смешок.
— Ни черта себе пташку ты поймал, — обалдело протянул кто-то из них.
— Не ловил я никого, — пробурчал Дэнни, с явной неохотой ставя Пегги на землю, а та в унисон с ним выпалила:
— Сам ты пташка!
Она сердитым и теперь уже совершенно ясным взором обвела столпившихся парней — их было около десятка, и действительно, никаких смуглянок тут не наблюдалось, Бычок не соврал.
Среди других стоял Певец, который уставился на неё, сдвинув брови, и протолкавшийся поближе Кенни Форбс. Он выжидательно посмотрел на Певца, как и все остальные — видимо, именно тот являлся здесь вожаком. Пегги почувствовала огромное облегчение, поняв это. Певец всегда был здравомыслящим, не одержимым и не озлобленным, даже когда отправлялся драться на задворки школы — краснокожее хулиганьё против белого.
— Ты ведь не заблудилась в горах, не так ли, Пегги Уилсон? — негромко спросил он.
Девушка утвердительно кивнула:
— Я искала вас. Ваш лагерь.
Она порадовалась тому, что голос её не дрожит. Большая ладонь Дэнни легла ей на плечо, и она её не сбросила, а вскинула глаза, встретившись с ним взглядом.
— Зачем? — Певец прищурился. Пегги вдруг ясно различила на его щеках следы зарубцевавшихся шрамов.
— Она ведь уже однажды предупредила нас, — громко напомнил Кенни, выступая вперёд, — предупредила, что корпорация её отца зарится на эту землю. И всё оказалось правдой, — он с тревогой посмотрел на Пегги. — Что ещё стряслось?
Боже… Она понятия не имела, что им ответить, этим насупленным, сумрачно воззрившимся на неё парням, на чьих усталых лицах читалось подозрение, а смуглые руки сжимали оружие. Они точно не на пикник здесь собрались. А её отец был для них врагом. Как и они — для него. Что им говорить? Как объяснить?
Ладонь Дэнни легонько сжала её плечо, Пегги снова вскинула на него глаза и вдруг сказала чистую правду, не увиливая, и не таясь.
Она устала притворяться и врать!
— Я не хочу, чтобы его убили, вот этого вот, — она переглотнула, — здоровенного обалдуя… и вас тоже! — она сердито развернулась на изумлённые смешки. — И нечего тут ржать, жеребцы вы застоялые! Мой отец, — она на миг прикусила губы, но потом продолжала чётко и громко, — нанял кого-то из вас, чтобы спровоцировать стычку с полицейскими возле того места, куда подвезли оборудование. Я не знаю, кого именно, но он должен подбить вас напасть на охрану! Я не вру, я сама слышала, как отец это говорил!
Последние слова ей пришлось прокричать, потому что вокруг поднялся возмущённый недоверчивый ропот.
А Дэнни уже без церемоний облапил её, словно пытаясь прикрыть собой, но тут она вырвалась, гневно сверкнув глазами:
— Я не цыплёнок, а ты не наседка, Дэнни Булл, и я говорю правду!
Прятаться за его широкой спиной она не собиралась, хотя сердце у неё так и прыгало.
— Токахе! — гаркнул парням Певец. — Заткнитесь! — и, добившись относительной тишины, снова повернулся к Пегги. — Подробнее расскажи.
Та не успела заговорить, когда кто-то из толпы крикнул:
— А чего её слушать, белую сучку, мало ли чего она наплетёт! Её надо взять в залож…
Слова эти оборвались хрипом, когда Дэнни, шагнув вперед, молниеносно схватил парня за горло. Тот судорожно закашлялся, отбиваясь, и еле выдавил:
— Очумел?! Из-за какой-то…
— Отпусти его! — Певец ухватил Дэнни за локоть, и тот неохотно разжал пальцы, а Певец за шиворот поднял матерящегося парня с земли. Пегги смутно припомнила его. Томми или Тоби. Он тоже учился с нею в одной школе. Работал на ранчо отца, перегоняя скот.
— Вы… кого слушаете, — прохрипел он и зло сплюнул. — Она же нас друг на друга натравливает!
Тимми — вот как звали этого идиота. Тим Стой-В-Сторонке.
— А то мне больше делать нечего! Вы что, тупые?! — отчаянно завопила Пегги в ответ, уже не пытаясь сдержать яростных слёз, которые так и брызнули из глаз. К чёрту! Она не холодильник, не ледышка! Пусть знают! — Я его люблю, вот его, поняли вы, тупицы?!
Она свирепо саданула Дэнни локтем в живот, и тот охнул, согнувшись пополам, но всё равно заулыбался счастливо и растерянно, уставившись на девушку снизу вверх.
Вот теперь они ей, кажется, действительно поверили.
— Это точно, принцесса Уилсон не полезла бы ночью в горы, чтобы нас стравливать. На кой ей это? А вот ради парня — другое дело! — выпалил Кенни и вдруг захохотал во всю глотку: — Чёрт, ты крута! Но и ты силён, Дэнни! И когда успел?
На распрямившегося Дэнни обрушился град дружеских тычков и похлопываний по плечам — теперь уже под общее ржание. Хохотал даже Тим.
— Святое дерьмо! — Пегги врезалась в толпу, с гневным облегчением лягая всех, кто подворачивался. — Да прочухайтесь же вы наконец! Не до того сейчас!
Она застыла, беспомощно сжав кулаки, и наступила тишина, в которой вдруг снова раздался одинокий громовой раскат. И ещё один. По вершинам гор прокатилось гулкое эхо. А по ущелью пронёсся порыв холодного ветра, раскачивая ветви сосен над ручьём так, что посыпалась хвоя.
— Я не предатель! — глухо вымолвил Тим, хотя ему никто и слова не сказал. — Не брал я никаких сраных денег!
— Токахе, — процедил Певец и опустил голову, покусывая губы. В неверном свете костра он казался намного взрослее своих лет. Все вокруг замолчали. Потоптавшись рядом, Кенни нерешительно тронул друга за плечо.
— Мы обсуждали, что нам делать, все вместе, — негромко проговорил Певец, поднимая напряжённый взгляд. — Многие орали, что надо ломать эти грёбаные бульдозеры, и кто-то вправду орал громче других…
— Я не орал, — растерянно пробормотал Дэнни, посмотрев на Пегги. — Ну, потому что мы же не разбойники какие-то…
Та машинально утёрла мокрые щёки и взяла его за руку. Что бы ни случилось с ними дальше, он теперь принадлежал ей, и все об этом знали. Ей следовало бы умереть от стыда. Вся её предыдущая жизнь пошла прахом, но она была странно спокойна. Странно счастлива.
— Здесь кого-то из наших нет, — отрывисто продолжал Певец, быстро оглядевшись. — Кто-то отсюда свалил. Где Гарри Левша?
Парни тоже принялись неуверенно озираться. Кенни подскочил к палаткам и заглянул в одну, в другую.
— Нету, — убитым голосом сказал он, обернувшись. — Да и не спать же ему, когда мы тут… вопим.
— Так он, может, дежурить пошёл, — расстроенно предположил Тим.
— Я же дежурил, — Дэнни повёл могучим плечом, крепче сжав ладонь Пегги. — Когда мы пришли, я никого вместо себя на тропу не посылал. Левша был тут, у костра со всеми. Значит, сам ушёл, когда…
— Когда увидел Пегги, — устало закончил Певец. — Всё ясно.
— Да при чём тут Уилсонова дочка? — запальчиво начал Тим. — Она же всё равно наверняка не знает, кто… — он запнулся. — Чёрт… твою мать! Ну как же так? Мы ведь все тут — одно… были. И куда ему теперь деваться? Он что, совсем дурак?
— Я думаю, он просто запсиховал, вот и всё, — рассудительно проговорил Кенни. — Испугался, что выдаст себя, если мы поверим Пегги. Вот и удрал.
— Да куда ему бежать? — растерянно и сердито повторил Тим, топчась на месте. — В Канаду, что ли? От нас? Из-за бабла? Или… что?
Певец снова стремительно огляделся и тревожно окликнул:
— Шунктокеча!
Это ещё кто?
Пегги удивлённо посмотрела на Бычка, а тот стащил с себя куртку и буквально завернул в неё девушку, шепнув ей на ухо:
— Только больше не брыкайся, винчинчала.
Улыбка у него была нахальной и тёплой. Пегги почувствовала, что несмотря ни на что, сердце её тает, словно сладкий тростник над костром. Чёрт, вот же чёрт!
— Шунктокеча — это кто? — споткнувшись на незнакомом слове, таким же быстрым шёпотом спросила она.
— Это его волчица, — Дэнни кивнул на Певца уже без улыбки, и Пегги смутно вспомнила рассказ кухарки о каком-то странном звере, прибившемся, мол, к индейскому парню в Оглале. — Её тоже нигде нет.
И тут по горам гулким эхом прокатились уже не громовые раскаты, а выстрелы. Два или три выстрела, почти слившиеся в один.
***
— Сиди здесь! — успел рявкнуть Певец на Пегги, срываясь с места, как и все остальные. — Бычок, держи её, не пускай! Останься тут с ней!
Ага, как же! Пегги резво вывернулась из-под руки Дэнни, сбрасывая куртку, которая мешала бежать, и припустила вслед за всеми. Луна снова ярко осветила ущелье, чётко обрисовав каждый камень и куст.
Дэнни настиг девушку, когда она почти вскарабкалась к уже знакомой тропе, ведущей вдоль утёса. Пегги снова сердито отпрянула, готовая отбиваться, и он, запыхавшись, примирительно выпалил:
— Да я что, больной, что ли, тебя держать? Ещё руку откусишь!
И поймал её за плечо, помогая подобраться поближе к утёсу. Пегги фыркнула, не сдержавшись, а Кенни, которого они догоняли, тоже нервно хохотнул.
— Бычок, — сквозь смех пробормотал он, — скучно тебе не будет!
— Ну и хорошо, уоштело, — невозмутимо подтвердил Дэнни, сияя, как начищенный ружейный ствол. Вот же обалдуй! Но Пегги и сама счастливо улыбалась, цепляясь за его локоть обеими руками.
Выстрелы больше не раздавались, но бежавшие впереди ребята сгрудились сразу за поворотом тропы — тяжело дыша и тревожно переглядываясь. Никто из них не произносил ни слова. Протолкнувшись между ними, Пегги охнула и прижала ладонь к губам. Буквально втиснутый в узкую скальную расселину и еле различимый в темноте, замер тощий высокий парень в такой же, как у остальных, куртке и налобной повязке. Он тоже молчал, опустив голову и ни на кого не глядя. Путь ему преграждал зверь — поджарая лохматая волчица тихо ворчала, и это ворчание было единственным звуком, нарушавшим тишину, помимо тяжёлого дыхания людей.
— Ты в неё стрелял, Гарри? — ровно спросил Певец, включая фонарик и подбирая с тропы брошенный револьвер. — А?
Гарри неистово замотал головой и прохрипел, прикрываясь локтем от ударившего в глаза света:
— Нет! Нет! Ты что! Я только его достал… чтобы напугать её и смыться, а она… кинулась. Клянусь, я не хотел никого убивать! Мне просто… нужны были деньги. Клянусь!
Он обводил отчаянным взглядом сумрачные лица друзей, обступивших его.
— Токахе, — оборвал его Певец. — Кто же тогда стрелял?
Будто отвечая на этот вопрос, тишину снова расколол хлёсткий, как удар кнута, выстрел, громом прокатившийся среди скал. Стало ясно, что пальба доносится снизу, от входа в ущелье. От того места, где остались бульдозеры и оборудование «Уилсон инкорпорейтед». И двое полицейских.
Воронье Крыло и Маленький Камень.
Выругавшись, Певец устремился вниз по тропе, на бегу крикнув волчице:
— Стереги его!
Гарри застонал, снова утыкаясь лбом в скалу, пока парни проносились мимо.
Она знала, чего он хочет. Чтобы она осталась здесь, рядом с этим мозгляком Гарри, у которого хватило ума взять деньги её отца, чтобы натравить своих друзей на племенных полицейских и смыться под шумок. Торчать тут, дожидаясь развязки, она не собиралась.
И она же не успела сказать ещё кое-что, очень важное! То, что казалось тогда не таким срочным! Она упустила время, чёрт возьми!
— Певец! — пронзительно выкрикнула Пегги, жадно хватая ртом воздух, который, казалось, стал густым и горячим. — Они… мой отец… он говорил, что на вас могут напасть… белые ранчеро… чтобы прогнать из лагеря! Но что-то пошло не так! Я не понимаю, почему!
У неё кололо в боку, ноги заплетались.
— Потому что не напали мы! — прокричал в ответ Певец, мгновенно что-то сообразив. — И они сами решили разнести там всё к херам, а потом подняться в горы! Твари! Вот твари! Они всех поубивают… а свалят на нас!
Бегущие вылетели на осыпь между двумя скальными отрогами. Внизу снова загрохотало: Воронье Крыло и Маленький Камень принимали бой.
— Надеюсь, они вызвали по рации подкрепление, — срывающимся голосом пробормотал Кенни.
— Пока что они вызвали нас, — хмыкнул Певец, беря дробовик наизготовку. — Палите только по ногам, парни! И дробью!
Он порывисто обернулся к Пегги:
— Прошу, сестрёнка, останься же здесь.
— Останься, винчинчала, — взмолился и Дэнни, прижав её руку к своей груди. Сердце его под заношенной футболкой билось часто и громко.
Слёзы опять брызнули у Пегги из глаз. Да, сейчас она будет им лишь мешать. У неё не было оружия, а под пулю она могла попасть очень легко, и кого тогда отец обвинит в её смерти?! Индейцев, кого же ещё.
— Аккуратнее там! — выпалила она, рывком притянула Дэнни к себе и крепко поцеловала в обветренные губы.
Этот поцелуй длился и длился… и был солёным от её слёз, а парни одобрительно свистели длинными прыжками слетая вниз, на равнину.
— Хи-юп-юп-хийя! — проорал и Дэнни, оторвавшись от Пегги и устремляясь следом за ними. — Хи-юп-юп-хийя!
Этому военному кличу было, наверное, лет сто.
Пегги закрыла мокрое лицо ладонями и опустилась на камень. Она не знала, кому молиться, не знала лакотских духов и лакотских слов.
Но кое-что она всё-таки знала.
— Птица-Гром, — прошептала она дрожащими губами, — пожалуйста, пусть он останется жив! Пусть они все останутся живы!
Она слышала выстрелы внизу, которые вдруг стихли. И гулкие грозовые раскаты над головой.
Это наконец-то прилетела Птица-Гром.
***
В лёгкой предутренней дымке раскинувшееся внизу поле боя выглядело кадром из какого-то вестерна: индейцы в куртках с бахромой, в налобных повязках и с оружием в руках, а поодаль — скрученные, как тюки с тряпьём, уныло матерящиеся ковбои.
Впечатление портил только ярко-жёлтый бульдозер «Уилсон инкорпорейтед», возле которого полулежал Воронье Крыло, морщась и потирая пробитую пулей правую ногу. Сквозь распоротую штанину виднелись окровавленные бинты. Рядом топтался Маленький Камень с посеревшим от волнения лицом. Тем не менее, он приосанился, когда из подкатившего фургона высыпали телевизионщики со своими камерами.
Пегги поспешно спряталась за бульдозер.
…— Так молодые экстремисты-лакота спасли жизни двух офицеров племенной полиции и ценное оборудование компании «Уилсон инкорпорейтед», — бодро закончила свой монолог телерепортёрша в слегка измятом голубом костюмчике и тёмных очках. — К сожалению, президент компании мистер Джереми Уилсон, которого мы навестили в столь ранний час, от комментариев отказался.
«Ну, ещё бы!» — мрачно подумала Пегги.
— Следите за новостями на нашем канале. Не сомневаюсь, что нам будут доступны свежие интересные подробности этого дела. С вами была Дороти Креншоу. Снято, Билли! — крикнула оператору репортёрша и отключила микрофон.
Самая свежая и интересная подробность пряталась от камер за колесом бульдозера. Пегги нервно скрутила растрёпанные волосы в узел и сейчас закалывала их шпильками. Дэнни неловко топтался рядом. Он не улыбался и вообще был странно притихшим.
— Если ты потихоньку вылезешь, сядешь в полицейскую тачку и попросишь всех помалкивать, — негромко и серьёзно проговорил он, встретившись с Пегги взглядом, — Никто ничего не узнает, и ты сможешь жить, как жила.
Опять он за своё, упрямый обалдуй!
— Ты хочешь от меня избавиться, Дэнни Булл? — медоточивым голосом поинтересовалась Пегги, перестав возиться со своими волосами, и грозно развернулась к нему.
Дэнни чуть попятился.
— Нет, — горячо выдохнул он, тряхнув головой. — Но я не хочу, чтобы из-за меня ты испортила себе жизнь.
— Это не жизнь, — резко прервала его Пегги. — Я же была просто красивой куклой и продолжала бы ею оставаться. Ты что, не понимаешь?
В пылу этого спора оба они не заметили, как за бульдозер, услышав их голоса, заглянул сперва Певец, поманивший за собой Кенни, потом — Тим, потом Маленький Камень, и даже Воронье Крыло, опиравшийся на плечо напарника и неловко балансировавший на здоровой ноге.
— Но у меня ни черта нет, — не сдавался Дэнни, покусывая от волнения губы. Глаза его блестели. — Ни черта, кроме … сама знаешь чего, лачуги в горах да двух лошадок. Я…
— Токахе! — свирепо скомандовала Пегги, впечатывая его в бок бульдозера и даже не оглядываясь на раздавшийся позади них дружный хохот.
У неё-то было всё.
Дэнни Бычок. Бузотёры, радостно ржущие рядом. И древние Чёрные горы.
Паха Сапа, где жила священная Птица-Гром.
«Ночь в пути застала меня, Здесь оборвалась дорога моя. Чистой росою прикоснётся, В сердце моём травой взрастётся Мать-земля. Горный орёл, парящий в тучах, ветер свободный, лес могучий — Это я… Тот, кто вспомнил имя своё — Это я. Тот, кто понял бремя своё — Это я. Тот, кто нашёл счастье своё — Это я…»
Травка зеленеет, солнышко блестит, А на лавочке, с собачкой, рыжий пёс сидит. Он с виду, очень милый, и пушистый он такой, Но, только, если встретит, сразу злит меня с тобой. Огрызнуться может запросто, хотя и не хамит, Ведь не просто быть с собакой, если он не ладит с ней. Ну, подумаешь собака, он с виду не урод, Ну, подумаешь – кусается, ну, а кто, вообще, не спит.
Новый баг: записи любой степени закрытости теперь оказываются доступны только автору записи. Пожалуйста, воздержитесь от того, чтобы ругать программиста/админов последними словами в моём дневнике. Я пишу это чисто ради информации, чтобы вы не пугались, что я от вас что-то закрыла, что раньше было вам доступно. Я ничего не меняла, это глюки.
От себя скажу то же, что написала под этим постом в комменте:
А чего ругаться: если товарищ прогер не починит, это достаточно быстро можно сделать своими руками. Переставить галку в поле закрытая запись в другое место - раз. Сохранить - два. Снова открыть и тогда уже убрать галку совсем. с первого раза она не уберется. Ну можно, конечно, ждать милости от природы, но я пошла путём товарища Мичурина и сделала так, как описано выше.
В вaшу лeнту гpaциозно внocится тыгыдык. Добавь его к себе в ленту, чтобы этот тыгыдык попал в ленту твоих друзей, и они продолжали его распространение по сети, чтобы он заполнил ленты всех остальных пользователей, во имя беспричинного хаоса и абсурда.
