@темы: фото, Туапсе

@темы: арт

Название: Наваха
Автор: sillvercat для WTF Old adventure books 2025
Бета: Xenya-m
Канон: Готье Т. «Капитан Фракасс»
Размер: драббл, 423 слова
Персонажи: Агостен/Чикита, священник
Категория: гет
Жанр: драма, AU
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Господь простил разбойника, послав ему Чикиту.
Предупреждение: ООС
Примечание: navaja (наваха) — нож (исп.)
Иллюстрация: Алькатраз
Ссылка: тут

«Cuando esta vivora pica,
No hay remedio en la botica
Змеи гремучей страшно жало,
Но нет лекарства от кинжала»
(Надпись на испанской навахе)

Телега, где белела рубаха осуждённого на страшную казнь, въехала на Гревскую площадь, и людское море, заполнившее всё пространство её от края до края, заволновалось. Матери поднимали кверху детей, чтобы те лучше видели происходящее. Казнь через колесование — что может быть любопытнее и притягательнее для дитяти? У обречённого на мученическую смерть разбойника, сидевшего на доске, поставленной поперёк позорной телеги, при этой мысли вырвался горький смешок.

— Святой отец, — неожиданно даже для себя сказал он седобородому священнику, чей обязанностью было сидеть рядом и подносить к его губам медное распятие, уже отполированное поцелуями сотен смертников, — святой отец, а чем моя казнь отличается от мук Спасителя нашего? Посмотри, сколько зевак собралось поглазеть на мою позорную кончину. Не так ли они кричали когда-то: «Распни, распни его?»

Священник всплеснул руками, едва не выронив распятие:

— Сын мой, ты богохульствуешь перед лицом вечности! Ты дерзнул сравнить себя с нашим Спасителем, Господом Иисусом?! Но ты всего лишь душегуб и разбойник с большой дороги!

Седая борода его тряслась от негодования.

— Но рядом со Спасителем тогда распяли на кресте двоих разбойников, душегубов, как я, — подумав, упрямо продолжал Агостен, так звали осуждённого, — и, как я помню, Спаситель сказал одному из них, тому, что висел рядом, что тот нынче же будет с ним в раю.

— Но этот разбойник раскаялся и уверовал! — возопил несчастный священник, потрясая распятием. Право, он не был готов вести богословские споры, находясь в телеге смертников по пути к эшафоту. Обычно те рыдали, кричали о своей невиновности или проклинали палачей.

— Я раскаиваюсь и верую, — пробормотал Агостен, больше не слушая старика. Его тоскливый взгляд тщетно скользил по любопытствующей толпе вокруг, будто отыскивая кого-то. — И если Господь простил меня, он позволит мне ещё раз, последний раз, увидеть…

Он осёкся, и бледное лицо его просияло. Теперь он не смотрел в сторону воздвигнутого на помосте страшного колеса с железным ободом, на котором его должны были распять, перебив ему брусом все кости и оставив умирать в мучениях. Он видел только смуглого хрупкого мальчишку-подростка в лохмотьях не по росту, который проворной ящеркой соскользнул с каменного креста, высившегося неподалёку от эшафота, и ввинтился в толпу.

Агостен, стиснув зубы, поднялся на помост на израненных ногах — накануне его пытали, но он не выдал никого из своих товарищей по разбойному ремеслу.

Не выдал её.

— Чикита… люблю! — прошептал он, когда её губы на миг прижались к его губам, а наваха, направленная твёрдой уверенной рукой, вонзилась ему прямо в сердце.

Теперь он знал, что Господь простил его.

Теперь она знала, что Агостен её любил.

Название: Спаситель
Автор: sillvercat для WTF Old adventure books 2025
Бета: Xenya-m
Канон: Грин А. «Жизнь Гнора»
Размер: мини, 1233 слова
Персонажи: Гнор, Энниок, ОМП, ОЖП
Категория: джен
Жанр: драма, AU
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Энниок оставляет пассажира своей яхты одного на необитаемом острове.
Примечание: в каноне Гнор провёл на острове восемь лет
Предупреждение: автор старался в Грина; встречается одна прямая цитата
Ссылка: тут

Лайонель, двадцати лет от роду, сероглазый и серьёзный, был всего лишь матросом на яхте «Одиссей», и, по мнению свирепого боцмана Торригу, не гнушавшегося зуботычинами, рта ему раскрывать не полагалось. Особенно в присутствии капитана Фергюса, хозяина «Одиссея» Энниока и его высокородных гостей.

Против этого возражать Лайонель не пытался, сознавая правоту боцмана, ведь он впервые вышел в море на таком прекрасном быстроходном судне, оснащённом ещё и паровым двигателем в придачу к белоснежной громаде парусов. После рыбацкой шхуны дядюшки Порто, под крышей которого Лайонель вырос, «Одиссей» казался ему настоящим фрегатом. Несмотря на щедрые зуботычины, боцман Торригу снисходил к Лайонелю, понимая, что этот парень, простодушный и легко краснеющий, неспособен на дурное.

У Лайонеля были большие руки молотобойца и пылкое сердце поэта, в глубине которого таилась жаркая мечта когда-нибудь стать капитаном. Поэтому он усердно впитывал премудрости морского дела, словно губка — воду, и держался, как было велено, подальше от хозяина и хозяйских гостей. Чуждые ему, мужчины и женщины, эти разряженные птицы, беседовали между собой на таком же птичьем языке, не удостаивая Лайонеля и взглядом.

Но когда «Одиссей» в очередной раз покинул порт, направляясь к экватору, как скупо пояснил боцман Торригу, на его борту оказался лишь один пассажир по имени Гнор, сразу понравившийся Лайонелю чистосердечным взглядом и тем, что был ему ровесником, хоть и не ровней. Энниок, хозяин, всё время будто подсмеивался над ним, а тот, казалось, вовсе этого не замечал, весело улыбаясь в ответ.

Энниок, человек лет сорока с сухим замкнутым лицом, по мере того как «Одиссей» приближался к одной ему ведомой цели, ночами напролёт стоял у борта, рассеянно всматриваясь вдаль. Лайонелю было чудно за ним наблюдать. Рокот водяных струй, рассекаемых корпусом яхты, казался ему разговором, словно бы хозяин беседовал с океаном.

«Одиссей» бросил якорь у тропического островка, совершенно безлюдного, как понял Лайонель, покрытого буйной растительностью, чей свежий запах долетал и сюда, на палубу, где он и другие матросы сворачивали паруса. Щедрое южное солнце обжигало им голые спины.

Торригу, хмурясь более обыкновенного, вместе с матросом по имени Дюваль склонился над большим деревянным ящиком — с бумагой в корявой пятерне, отчёркивая что-то коричневым ногтем.

— Консервы, — проговорил он.

— Здесь, — живо отозвался Дюваль.

— Карабин и патроны.

— Здесь.

— Огниво, два трута.

— Здесь…

Под суровым взором Торригу Лайонель нехотя отвернулся, но любопытство уже поймало его в свои сети, будто птицу, не желая отпускать. Для кого предназначался ящик? Значит, на острове всё-таки кто-то живёт?

Разогнувшись с усилием, Лайонель ещё раз посмотрел на белую ленту прибоя, достигавшего подковы близкого берега, на шлюпку, спущенную на воду.

— Итак, навестим же отшельника с Аша, — весело проговорил Энниок.

Вместе с Гнором он уселся в шлюпку, куда боцман только что приказал спустить заколоченный гвоздями ящик с припасами, и сам взялся за вёсла.

— Куда это они? — не выдержал Лайонель. — И для кого этот ящик? Кто живёт на острове?

Крепкий подзатыльник, отпущенный боцманом, стал ему ответом, и он замер, виновато ероша волосы.

— Не твоё дело, парень, — тяжело проронил Торригу. — Ступай вниз.

«Одиссей» снялся с якоря и, рокоча мотором, оставил позади впадину берега с одинокой скалой над нею. Но вскоре снова бросил якорь уже у другой бухты.

Лайонель не знал, для чего это было сделано, но вздрогнул, услышав с берега, как ему показалось, хлёсткий удар выстрела.

Но остальные матросы и боцман Торригу были спокойны, а потом «Одиссей» подобрал шлюпку с Энниоком.

Тот был один и бледнее обычного. Поднявшись на палубу с помощью Торригу, он махнул рукой капитану Фергюсу. Движения его были скованными, нижняя губа закушена. «Одиссей» снова поднял якорь и двинулся прочь быстро, насколько позволяла мощь мотора.

Повинуясь прибою сердца, Лайонель направился к Торригу, который почему-то отвернулся от него и рявкнул, не глядя:

— Ну, чего тебе, бездельник?

— А как же гость господина Энниока? — нерешительно спросил Лайонель. — Он не вернулся. Он остался на острове?

— Выходит, что так, — угрюмо буркнул Торригу. — Пора тебе привыкнуть, парень, что у богатеев свои причуды. И я уже устал повторять тебе, что это не твоё дело. Ступай к парусам, подмогни Дювалю, чем без толку торчать тут и болтать.

Оставшийся на острове Гнор не казался Лайонелю ни богатеем, ни чудаком, но он повернулся и молча отправился туда, куда ему указал боцман, проводивший его тяжёлым, как свинец, взглядом. Остров позади нависал над потрясённой душой Лайонеля уродливой тенью скалы.

* * *

Спустя месяц «Одиссей» достиг порта, где Лайонель сошёл на берег, получив из рук капитана Фергюса расчёт, сделавший его потёртый кошелёк немного увесистее. За всё это время он видел Энниока лишь мельком: тот почти не покидал своей каюты, будто бы мучимый какой-то болезнью или болью. Матросы перешёптывались о нём, но Лайонель не принимал в таких разговорах участия. Он только и думал, что же предпринять, и мысли эти ложились сумрачной тенью на его лоб, делая старше, чем был он на самом деле.

Лайонель снял комнату над припортовым кабачком «Весёлая чайка», положив почти все свои деньги в банк Вильсона, чтобы избежать возможного искушения истратить их без толку. Каждый вечер он спускался вниз, чтобы за залитым пивом столом прислушиваться к шумному гомону вокруг. Пил, ел и говорил он мало, лишь улыбался в ответ на обращённые к нему слова. И завсегдатаи в конце концов привыкли к тому, что этот спокойный парень с открытым загорелым лицом почти всегда молчит.

Перед Лайонелем проходили люди, по большей части матросы, как и он сам, то хвалившие, то ругавшие своих капитанов, и среди тех, кого почти всегда хвалили, звучало имя: «Найт». Толковали про то, что он суровый, но справедливый человек, не терпевший подхалимов и трусов и ни разу не отказавший в помощи тому, кто в ней нуждался.

Бриг Найта «Альбатрос» как раз покачивался на волнах в виду порта. Узнать, в какой гостинице остановился капитан, было легко, и утром следующего дня, прихватив взятые из банка деньги, Лайонель через прехорошенькую девчушку-служанку попросил капитана о встрече.

Выслушав безыскусный рассказ незнакомого ему матроса, Найт, высокий черноволосый человек с ястребиным лицом, долго молчал, потом спросил только:

— Помнишь координаты этого острова, парень?

Лайонель назвал цифры, которые запомнил, по привычке разузнавая всё, что было связано с навигацией и моряцкими премудростями, тогда ещё не подозревая, что дело обернётся именно так.

— Я заплачу вам, капитан, — повторил он то, что уже пообещал ранее, и вытащил из-за пазухи свой потёртый кошель.

— Оставь это, — спокойно произнёс Найт. — Отработаешь полгода на «Альбатросе», а если окажешься толковым, я оставлю тебя в команде.

Лайонель благодарно вспыхнул, понимая, что не ошибся в этом надменном с виду человеке.

* * *

Спустя три недели Лайонель снова смотрел с борта корабля на подкову облизанной прибоем песчаной кромки берега и на высившуюся над ним громаду скалы.

На её вершине отчётливо, будто нарисованный, виднелся силуэт человека, который замер как вкопанный, не веря своим глазам. А потом разрядил в воздух сдёрнутое с плеча ружьё — раз, другой — и кубарем скатился вниз, теряясь в зарослях.

— Надеюсь, он не расшибся, — пробормотал капитан Найт, устало потерев ладонью лоб. — Шлюпку на воду, — велел он, обернувшись к Лайонелю. — Тебе стоит встретить его первым, парень, — прибавил он, — ведь ты спас его от гибели либо безумия.

Лайонель не думал, что Гнор узнает его, ведь на борту «Одиссея» они сталкивались редко, но, когда тот утёр мокрое от бешеных счастливых слёз лицо, то прохрипел, посмотрев на Лайонеля:

— Я знаю вас. Вы с «Одиссея». Это вы привели их?

Лайонель молча кивнул, боясь, что у него тоже сорвётся голос, если он заговорит, и лишь обнял Гнора быстро и крепко.

— Зачем Энниок сделал это с вами? — спросил он наконец, совладав с тяжёлым и радостным волнением. — Из-за денег? Или… — он вспыхнул, но всё равно закончил: — из-за женщины?

— Я не знаю, — с силой ответил Гнор, наклонив голову, — но узнаю непременно.

Губы его снова почти беззвучно шевельнулись, и Лайонелю вдруг показалось, что он расслышал имя. Женское имя.

«Кармен».

Название: Как Джефф Питерс стал доктором Воф-Ху
Автор: sillvercat для WTF Old adventure books 2025
Бета: Xenya-m
Канон: О. Генри «Благородный жулик»
Размер: мини, 1020 слов
Персонажи: Джефф Питерс, Энди Таккер, фермеры, индейцы
Категория: джен
Жанр: AU, приключения, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Двум мошенникам повезло.
Предупреждение: стилизация, пасхалки, POV
Ссылка: тут

Богатая приключениями жизнь Джеффа Питерса была неистощимой темой его увлекательных рассказов, вот только начинал он своё повествование не сразу, а после хорошей сигары. Что ж, оно того стоило.

Жизнь на Диком Западе, среди фермеров и скотоводов, которых Джефф вместе со своим напарником Энди Таккером играючи облапошивал, продавая им фальшивые бриллианты и бамбуковые трости с вмонтированной в набалдашник полпинтой якобы чистого виски, была и в самом деле нескучной. Ну, о продажах контрольного пакета акций завода по сооружению батискафов в Саратога-Спрингс, штат Южная Дакота, вообще можно не упоминать.

Тем не менее бизнес их был хоть и прибыльным, но достаточно рискованным, хотя бы потому, что вели они его в краях, где на руках у населения были тысячи стволов огнестрельного оружия, включая новейшие винчестеры и револьверы системы полковника Кольта.

— Промышляли мы как-то с Энди в одном захолустном местечке под названием Аппалуза, штат Невада, — рассказывал Джефф, небрежно помахивая сигарой, отчего в воздухе появлялись причудливые дымные узоры. — Было оно, в общем-то, неплохим — полсотни домов, среди которых выделялся крикливым убранством особняк мэра, церковь со шпилем и кладбищем при ней и салун с борделем наверху. Но самым лучшим в этой дыре местом оказалась железнодорожная станция, где мы с Энди в последний момент ухитрились вскочить на проходящий поезд. Дела наши там пошли до такой степени успешно, что добрые аппалузцы — или аппалузяне — вознамерились обвалять нас в смоле и перьях, заподозрив наконец в наших деяниях мошенничество. Более того, у них нашлись знакомцы в других городишках, подобных этой дыре, которые им про нас рассказали. Слухом, как известно, земля полнится, а мокасиновый телеграф в тех местах работает лучше настоящего.

Карнавальные костюмы из смолы и перьев нам с Энди никогда не нравились, поэтому как только мы поняли, что запахло гарью, то вскочили на мустангов, позаимствованных у этих неучтивых скотоводов, и быстрее них добрались до станции. В поезд пришлось прыгать на ходу, даже не зная, куда он следует.

Как ни странно, ни я, ни Энди не повредили себе конечностей, вот только весь багаж пришлось бросить прямо на перроне, а ведь там находились браслеты от сглаза с портретом несуществующего президента Джорджа Мартина, наборы для новобрачных «Цепи Гименея» (ожерелье для невесты и часовая цепочка для жениха из дутого золота наивысшей пробы) и тому подобные милые вещицы.

Итак, мы ухитрились не повредить конечностей, запрыгивая в поезд. И остались целёхоньки, когда из него выпрыгивали. Да, сэр, мы были вынуждены это сделать по двум причинам.

Во-первых, нам нечем было заплатить за билеты. В негостеприимной Аппалузе остались не только наши баулы, но и все вырученные нами деньги, ими пришлось откупиться от разъярённых фермеров. Разъярённый фермер, решивший, что его одурачили, опаснее нападающей гремучки или всей армии генерала Гранта, наступавшей на южан под Мидоувудом. А во-вторых, едва мы решили, что можем обзавестись деньгами на билет, продав пассажирам сохранившиеся у нас в карманах чудодейственные пуговицы с портретом Ф. Т. Барнума, приносящие удачу в деловых начинаниях, как нас немедля опознал какой-то краснолицый ковбой — и заварушка вокруг нас началась сызнова. Право, нам стоило бы гордиться тем, что мы такие знаменитые.

И что же? Пока мы кубарем катились по грязному каменистому откосу, обдирая себе бока, сквозь стук колёс уносящегося вдаль поезда мы расслышали леденящие душу вопли и улюлюканье. Да, сэр, то были кочевые команчи. Злосчастный поезд, куда нас угораздило забраться, как раз в этот час, ни раньше ни позже, подвергся нападению самых свирепых в здешних местах индейских воинов.

Мы с Энди распластались в овраге за насыпью, молясь только о том, чтобы эти язычники нас не заметили. Но тут нам не повезло — не иначе как сработал воссиявший в ту пору на небосводе ретроградный Меркурий. Вернее, сначала не повезло им — подвергшийся их нападению состав, громыхая колёсами, благополучно укатил прочь. Но мы-то остались — и они выволокли нас из оврага, окружив плотным и очень недружелюбным кольцом.

При взгляде на Энди я понимал, что выгляжу так же — как настоящий оборванец. Мои бриджи и сюртук превратились в лохмотья, измазанные глиной. Комья глины застряли даже в волосах. Свирепые команчи ухмылялись, глядя на нас. Сами они были почти голыми, в кожаных набедренных повязках, раскрашенные самым варварским образом чёрными и красными полосами. Так же раскрашены были их кони, на которых они скакали без сёдел.

Посмотрев сперва на их грозные физиономии, а потом друг на друга, мы с Энди поняли без слов: у нас нет ничего, чем можно было бы подкупить этих местных сарацин. Их не прельстили бы даже доллары, не говоря уж о пуговицах с изображением Ф. Т. Барнума, хотя удача в делах и начинаниях им весьма пригодилась бы.

Они бесцеремонно обыскали нас, забрав не только пуговицы, но и всё остальное вплоть до носовых платков — замечу, чистых.

Мы в очередной раз обречённо переглянулись и приготовились к ужасной медленной смерти на столбах пыток со срезанными с голов скальпами.

Но тут один из дикарей, совсем молодой воин с всклокоченными надо лбом чёрными волосами, отыскал в кармане у Энди последнее, что там оставалось — три скорлупки от грецких орехов, — и недоумённо повертел их в руках.

Энди, как и я, даже на смертном одре не забыл бы, что нужно делать с этими скорлупками. Он тут же присел на корточки, разложил их перед собой на большом плоском камне, вынул из кармана брюк горошину и быстро протараторил заученное много лет назад:

— Ну, джентльмены, подходите поближе и смотрите на этот маленький шарик. Ведь за это с вас не требуют денег. Вот он здесь, а вот его нету. Отгадайте, где он теперь. Ловкость рук обманывает глаз!

Спустя пару минут все эти свирепые раскрашенные воины, вытянув шеи и отталкивая друг друга локтями, наперебой угадывали, под какой скорлупкой находится горошина.

Очнулись они только, когда солнце уже начало клониться к Скалистым горам, а в воздухе распространилась прохлада, возвещающая о приближении ночи. Стоит ли говорить, что мы уезжали от них верхом на двух великолепных вороных мустангах, накинув поверх своих изодранных одеяний оленьи и медвежьи шкуры. Взамен мы великодушно оставили им три скорлупки и горошину, чтобы они могли как следует попрактиковаться.

Ну, полученные шкуры надо было разумно использовать. Так я стал доктором Воф-Ху, знаменитым индейским шаманом, совершившим множество исцелений с помощью волшебной «Настойки для Воскрешения Больных» и не только. Правда, нам с Энди тогда пришлось ненадолго расстаться, но вскоре мы встретились вновь.

Как команчи распорядились нашими скорлупками и горошиной, я понятия не имею. Возможно, они так поднаторели в искусстве игры в скорлупку, что заполучили богатства всех племён прерий к западу от Миссисипи.

Название: Похищенная невеста
Автор: sillvercat для WTF Old adventure books 2025
Бета: Xenya-m
Канон: Шклярский А. «Томек на тропе войны»
Размер: мини, 2416 слов
Персонажи: Томек Вильмовский, боцман Новицкий, Красный Орёл, Салли Аллан, Динго, ОМП, ОЖП
Категория: джен, прегет
Жанр: AU, приключения, драма, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Бандиты похищают Салли Аллан, но друзья на страже.
Предупреждение: стилизация, альтернативный финал
Иллюстрация: WinterBell, Близнечный Миф
Ссылка: тут

— Мы не можем просто взять и напасть на это селение, — хмуро проговорил Томек, отрывая от глаз бинокль и оглядываясь на своего друга, боцмана Новицкого, который, как он сам, старательно скрывался за красными обломками камней. — Это настоящая крепость.

Боцман сумрачно покосился на него, и Томек, враз отгадав ход его мысли, с силой сказал:

— Мы не можем обращаться за помощью к апачам.

— Апачи молодцы, — с вызовом прогудел боцман.

Томек устало пожал плечами:

— Я и не спорю. Они храбрые воины, отчаянно противостоящие наступлению бледнолицых на свои земли. Но эти пуэбло — или хива, как они сами их называют, — их исконные враги. Они не пощадят здесь никого. Помнишь, шериф нам рассказывал, — Томек попытался улыбнуться, вышло плохо, губы не слушались, — рассказывал, что в здешних местах ходит поговорка: мол, красивая девушка и быстрый конь растут у пуэбло для апача.

— Ну, знаешь ли, — сердито отозвался боцман, — мы свою Салли точно растили не для пуэбло! Зачем им было её похищать?

— А это и не они, — Томек прервался и настороженно огляделся. Но вокруг всё было тихо. В яркой голубизне неба чёрной точкой виднелся коршун — словно крохотный зрачок на слепящей радужке. — Пуэбло её просто караулят. А те мексиканские бандиты, что на самом деле её похитили, видимо, решили свалить всю вину на индейцев, да ещё и выкуп получить. Они же не знали, что Динго свою хозяйку по малейшему следу учует и в любом обличье отыщет.

Лежавший рядом с ними большой рыжий пёс тихонько заскулил, услышав своё имя. Действительно, Динго и привёл Томека и боцмана сюда, в укрытую от посторонних глаз деревню пуэбло по другую сторону от мексиканской границы. Причём в доме шерифа Аллана, приходившегося Салли дядей, и сам шериф, и мать Салли пребывали в полной уверенности, что компания молодых людей отправилась погостить в замирённое племя навахов. Тем более что у Томека там действительно был друг — молодой воин по имени Красный Орёл.

Томек был намерен оставить их в этом заблуждении и сам выручить Салли, не прибегая ни к помощи вождя апачей Чёрной Молнии, ни к помощи людей шерифа. И те, и другие не пощадили бы пуэбло.

Томек, боцман и Динго преодолели перевал, а затем, ориентируясь на чутьё Динго, поспешили за ним, то поднимаясь на горную гряду, то спускаясь в ущелье, и наконец, оставили коней возле какого-то ручья. И вот перед ними открылось удивительное зрелище: настоящие ласточкины гнёзда, прилепившиеся к красноватым скалам — на почти отвесных склонах, откуда вниз вели то едва заметные тропки вдоль пропасти, то верёвочные лестницы. Если обитатели этих «гнёзд» поднимали лестницы наверх, — а они наверняка делали это каждую ночь, — то селение становилось неприступной крепостью.

В которой, разумеется, имелись обширные запасы на случай осады.

Тем не менее апачи, насколько было известно Томеку, брали штурмом и такие крепости, как и форты бледнолицых. Но и в случае штурма, и в случае осады Салли непременно оказалась бы в опасности, а этого Томек собирался любой ценой избежать.

Они даже увидели девушку — закутанная в полосатую индейскую шаль, та ловко спустилась с другими женщинами к ручью. Она с любопытством вертела головой по сторонам, улыбалась, что-то говорила, помогая себе жестами, в общем, к облегчению Томека, не казалась ни запуганной, ни измученной. Но он заметил, что за Салли неотрывно наблюдала одна из женщин — седая сгорбленная старуха с короткой трубкой во рту. А возле ручья немедля появился отряд из троих хорошо вооружённых воинов, находившихся там, пока женщины набирали в кувшины воду.

Томеку стоило большого труда удержать боцмана и Динго от опрометчивого поступка. Те намеревались немедленно броситься вниз и отбить Салли у пуэбло.

— Нас расстреляют, едва мы высунем отсюда свои носы, — строго сказал Томек другу, стиснувшему свою винтовку. — И потом, мы подвергнем жизнь самой Салли страшному риску. Динго, лежать! Лежать, говорю!

Динго печально заскулил и послушался. Боцман выругался по-польски, но послушался тоже.

— А что же делать? — расстроенно прогудел он, снимая шляпу и почёсывая макушку. Его обычно весёлый голос сейчас был полон неподдельного отчаяния.

— Ну, я вижу несколько возможностей, — успокаивающе проговорил Томек, переворачиваясь на спину и усаживаясь среди камней. — Самое простое — отправиться к шерифу и всё рассказать. Минусы — он будет обязан действовать по закону как шериф, а не как дядя Салли, а значит, согласовывать свои действия с пограничниками. В итоге…

— В итоге они две недели будут тянуть кота за хвост, — уныло пробасил боцман, — а нашу Салли тем временем перепрячут куда подальше.

Томек энергично кивнул:

— Вот именно. К апачам мы обращаться не будем, потому что это в первую очередь навлечёт опасность на Салли, а во вторую — на множество невинных женщин и детей этого селения.

Боцман пробурчал что-то вроде: «Хочешь быть святее самого папы Римского?» — но Томек предпочёл его не расслышать.

— Ладно, согласен, — проворчал наконец Новицкий. — Но что ты тогда предлагаешь, парень?

— Я пойду туда в открытую вместе с Динго, — хладнокровно сообщил Томек, — и тоже стану их заложником. Далее опять же возможны многие варианты.

— А… — боцман разинул рот и спустя мгновение выдавил: — Да тебя же убьют, вот тебе и первый вариант! И потом, а я что в это время буду делать?

— Ждать, — Томек похлопал его по могучему плечу. — Ждать, когда нас либо отпустят путём моих дипломатических усилий, — он мимолётно ухмыльнулся, — либо когда я устрою побег. В любом случае ты мне нужен снаружи и свободным.

Боцман снова запустил в голубое небо витиеватое польское ругательство и скрепя сердце прибавил:

— Пусть так. Но как долго я буду тут торчать? Как ты дашь мне знать, что там у вас творится?!

— Думаю, что-нибудь подвернётся, — решительно проговорил Томек. — Запасы еды у тебя есть. Только не спи.

И, привыкший действовать решительно, он вскочил на ноги и направился к селению вслед за радостно встрепенувшимся Динго, который предвкушал встречу с хозяйкой.

Нового ругательства, донесшегося из-за спины, он, по обыкновению, предпочёл не услышать.

* * *

Едва Томек дошёл до ручья, как случилось то, что он и предполагал. Словно из-под земли перед ним выросли трое воинов, смуглых и крепких, хоть и небольшого роста, сжимавших в мускулистых руках новенькие винчестеры. Томек и сам выхватил револьвер, но тут же демонстративно наклонился и положил его на камни. Потом поднял руки ладонями вверх, показывая, что у него нет другого оружия.

Старший из воинов приподнял бровь, не спуская с Томека глаз, что-то гортанно проговорил, потом кивнул на ощетинившегося Динго:

— Твоя собака?

— Моя, — спокойно ответил Томек. — Не тронет, если я не прикажу.

— Зачем пришёл? — продолжал допрос воин.

— У вас в плену моя невеста, — выпалил Томек. — Я пришёл за ней. Так что ведите меня к своему вождю, я хочу с ним поговорить.

И, тщательно обыскав, воины повели его в селение — сперва по узенькой тропке, потом пришлось карабкаться по верёвочным лестницам. Томек думал, что Динго останется внизу, а жаль. Но воины, переговорив между собой, вмиг вытащили из-под лестницы что-то вроде хранящихся там носилок из шкур. Томек велел Динго влезть в эти носилки, и пёс вознёсся наверх подобно аристократу, возлежащему на плечах рабов. Парень даже позавидовал ему.

Чего он точно не ожидал, так это того, что вождём пуэбло окажется женщина. Хотя он читал о таком, но вообще не представлял себе матриархата у индейцев.

Он завороженно уставился на эту бронзовокожую женщину, немолодую, но крепкую и сильную, в полосатом домотканом платье до колен. В её иссиня-чёрных волосах поблёскивала седина, глаза смотрели очень внимательно и недоверчиво.

Томек понял, что ему следует быть осторожным. Женщина явно была проницательнее доставивших его сюда воинов.

Старший из этих воинов, тот, что беседовал с ним у ручья, остался в помещении, куда привели пленника, в качестве толмача. Томек тем временем без стеснения озирался по сторонам, разглядывая каждую мелочь: круглые оконца, откуда щедро лился солнечный свет, увешанные одеялами глинобитные стены, красиво расписанную утварь на специально вылепленных полках… Пуэбло всегда славились среди других племён своим гончарным искусством, про это он тоже читал.

Но он вмиг забыл обо всём, когда, чуть пригнувшись, в эту странную круглую залу вошла Салли.

Её голубые глаза расширились при виде друга, шаль сползла с плеч, когда она всплеснула руками… но Томек не дал ей и рта раскрыть, кинувшись к ней наперегонки с Динго и схватив в объятия.

— Любимая! — пылко вскричал он во весь голос. — Как ты себя чувствуешь? Господи, как я за тебя волновался!

Динго тем временем лизал Салли руки.

— Томми! — растерянно пролепетала девушка. Томек мог лишь надеяться, что она поймёт: он не просто так назвал лучшую подругу ещё и «любимой», у него есть некий план её вызволения, хоть и очень смутный. — Боже, как я рада! Я ужасно испугалась!

И она так бурно зарыдала, что тут уже испугался сам Томек, правда, мгновенно сообразив, что эти бурные рыдания — точно такой же спектакль, как его собственный. Салли никогда не плакала и вообще не теряла самообладания в затруднительных обстоятельствах, на неё всегда можно было положиться.

— Боцман ждёт снаружи, — прошептал он ей на ухо, выпуская из объятий, и краем глаза покосился на женщину-вождя. Та спокойно и даже как-то умилённо им улыбалась, и у Томека полегчало на душе. По крайней мере, им пока верили.

Отойдя от Салли на пару шагов, он обратился к женщине с укоризной:

— Зачем вы похитили мою невесту?

— Это не мы, — бесстрастно ответила та, а толмач перевёл. — Нам её привели мексиканцы и велели держать здесь, пока они не вернутся.

Сказанное не стало для Томека новостью. Именно об этом он и толковал боцману час назад.

— Что же, — заявил он, поразмыслив, — тогда на вас не падёт месть шерифа Аллана или Чёрной Молнии, вождя мятежных апачей. Но только в том случае, если моя невеста немедля уйдёт отсюда вместе со мной. Иначе я ни за что ручаться не могу.

Полные губы женщины дрогнули, в тёмных раскосых глазах вспыхнула настоящая тревога:

— Шериф? Чёрная Молния? — повторила она по-английски, и Томек сразу понял, что ей, по сути, и не нужен был толмач.

— Шериф Аллан, у которого ранчо по тут сторону границы, — дядя Салли, — спокойно объяснил он. — Он поднимет на ноги армию и отряд добровольцев, если узнает, что его любимая племянница находится здесь в плену. А когда Чёрная Молния попал в плен, — он на миг запнулся, но решил рассказать правду, — именно мы с Салли помогли ему бежать. Он называет её Маленькой Белой Розой и считает своим другом. Вашему селению несдобровать ещё больше, если он поймёт, что в её похищении замешаны вы.

Смуглые щёки женщины залила пепельная бледность. О таком ей явно не говорили похитители-мексиканцы.

— Нам никто про это не сказал, — пробормотала она, подтверждая догадку Томека. — Что же нам делать?

Её лицо на миг стало беспомощным, прежде чем снова превратиться в бесстрастную бронзовую маску.

— Послушайте, мадам, сеньора, — горячо выпалил Томек, — я ни в чём не обвиняю пуэбло! Я пришёл сюда вместе с Динго, — он указал подбородком на счастливую собаку. — Салли — его хозяйка, он найдёт её где угодно. Отпустите нас, и никто не узнает, что она вообще здесь была, мы все вместе вернёмся домой, да и всё тут. Никто не узнает, — с силой повторил он и затаил дыхание в ожидании ответа.

Женщина опустила голову, уже не пытаясь притворяться бесстрастной.

— Конечно, вы можете нас убить, — не удержался Томек, — но…

Он не хотел пугать Салли, но это необходимо было высказать.

Женщина осадила его повелительным взмахом руки:

— Мы не апачи, мы люди мирные, мы не убиваем пленников, мы принимаем их в племя, даже врагов. — Она вдруг оживилась, глаза заблестели. — Может быть, вы захотите остаться среди нас?

— Было бы очень интересно, — искренне согласился Томек, — но, как я уже сказал, у Салли по ту сторону границы — мать и дядя, а у меня — друзья. Так что тысяча извинений, но мы вынуждены отказаться.

Женщина с достоинством кивнула. Морщинка между её чёрными бровями разгладилась, она явно приняла какое-то решение.

— Раз так, уходите, — резко произнесла она, и у Томека дрогнуло сердце от облегчения, а Салли громко выдохнула: «Боже, благодарю!»

— Но уходите прямо сейчас, — продолжала женщина, хмурясь. — Те люди, что оставили её здесь, могут вернуться в любую минуту.

— Боже, — воскликнул и Томек, торопливо хватая Салли за руку, — спасибо, спасибо вам, мадам, сеньора, пани!

— Анабакскала, — с неожиданной, очень украсившей её улыбкой подсказала та. — Это моё имя.

* * *

Все трое — Салли, Томек и Динго — спустились со скалы с помощью воинов, и как раз вовремя. Томек опасался, что нетерпеливый боцман кинется в одиночку штурмом брать крепость пуэбло. Тем более что Новицкий оказался вовсе не одинок: когда троица спасённых достигла заветных красных камней, там находился не только боцман, нервно меривший шагами площадку, но и навах Красный Орёл, невесть как тут очутившийся.

— Как ты узнал, где мы? — выпалил Томек, горячо его обняв, пока радостный боцман тискал Салли, пискнувшую в его могучих лапищах.

— Выследил, — лаконично отозвался навах. — Давайте к лошадям! Я оставил моего гнедого там же, где вы привязали своих.

Все начали быстро спускаться по извилистой тропе в ущелье. Динго весело бежал впереди, виляя хвостом и то и дело оглядываясь на вновь обретённую любимую хозяйку.

— Эй, парень! Эта твоя баба-вождь не говорила, кто именно велел им держать Салли в плену? — окликнул Томека запыхавшийся боцман.

— Нет, — с искренним сожалением отозвался тот. — Вот же я дурак, мне так хотелось побыстрее смыться, пока она не передумала.

— Да она бы и не сказала, — пожал плечами навах, и тут же живые чёрные глаза его хищно сощурились, уставившись куда-то вдаль, а в руках вмиг очутилось хорошо известное Томеку старое ружьё с зарубками на прикладе. — Мы сейчас сами это узнаем. Вон их отряд.

И в самом деле, по дну ущелья вереницей двигались четверо верховых, закутанных в серапе и с сомбреро на головах.

— По твою душу, детка, — пробасил боцман, обращаясь к Салли. — Вовремя мы улизнули. Динго, сидеть! — скомандовал он.

На их стороне была неожиданность — бандиты пока что их не заметили.

Томек и Красный Орёл поглядели друг на друга. Глаза индейца пылали в предвкушении схватки.

— Салли, — наконец распорядился Томек, — пожалуйста, побудь вот за этим утёсом вместе с Динго. Пожалуйста, — повторил он с нажимом, видя, что девушка собирается протестовать. — Ты нам ничем не поможешь, только помешаешь. Но сперва взгляни — те ли это люди, что тебя похитили, — он протянул ей бинокль.

Салли нахмурилась, но спорить не стала, сознавая правоту друга. Она взяла бинокль из его рук и целую минуту сосредоточенно вглядывалась в лица мексиканцев, полускрытые полями шляп. Потом кивнула, зябко передёрнув плечами:

— Да. Это они. Ужасно противные.

— Динго, охраняй, — велел собаке Томек, провожая девушку за скалистый выступ, но умному псу не надо было приказывать. Он улёгся между Салли и тропой.

— Сверху мы их перещёлкаем, как куропаток, — азартно воскликнул боцман, передавая Томеку свой револьвер. — У тебя лучше получается палить из этой пукалки, парень. А я уж так, ружьишком побалуюсь.

Он дождался, когда все друзья займут боевые позиции за камнями, и полушёпотом скомандовал:

— Что ж, ребятки, стрелять по моему сигналу. Я валю первого, ты, парень, — он ткнул пальцем в наваха, — второго, а ты, Томаш, последнего. Одного прибережём для допроса и доставки шерифу. Готовы? Пли!

* * *

Увидев пленника и услышав обо всём происшедшем, шериф Аллан был крайне удивлён. Но теперь это стало его проблемой, в то время как нашим храбрецам, миссис Аллан с дочерью, а также нескольким индейским воинам, в том числе Красному Орлу, предстояло покинуть юго-западные пустыни и отправиться за океан. Молодых индейцев ждали выступления в европейском цирке Гагенбека. Но Томек не терял надежды заполучить друга-наваха в свой отряд звероловов. Так или иначе, приключения продолжались!

Название: Вспомни обо мне
Автор: sillvercat для WTF Old adventure books 2025
Бета: Xenya-m
Канон: С. Марков «Юконский ворон»
Размер: мини, 1050 слов
Персонажи: Ке-ли-лын, Лаврентий Загоскин
Категория: джен, прегет
Жанр: драма, романтика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Лаврентий Загоскин исследует Русскую Америку и встречает дочь Ворона.
Примечание: сеттинг — Аляска, 1840-е гг.
Предупреждение: стилизация
Ссылка: тут

Моё имя — Ке-ли-лын, я дочь Великого Ворона, в незапамятные времена сошедшего с небес, чтобы возлечь с человеческой женщиной. От рождённых ею детей и пошло наше племя, и теперь у палатки вождя — тойона — высится столб, вырезанный из целой лиственницы и раскрашенный в три цвета — чёрный, алый и белый.

На этом столбе у самого подножия — лик Великого Ворона с багряными глазами, выше него — человеческая фигура с головой ворона, а ещё выше — человек в уборе из перьев, олицетворение всего нашего племени, перед которым дрожат враги.

Я всё ещё не нашла себе мужа, которому хотела бы родить детей, хотя в нашем племени много достойных воинов. Но я мечтала ночами не о них, а о Великом Вороне, осеняющем меня своими иссиня-чёрными крылами, и моё естество сладко ныло, а сердце замирало, когда я представляла себе это.

Но однажды к нам в селение пришёл чужой человек.

Он поднялся от Квихпака, где начинался синий лед, он был один, и он был светлокожим, светловолосым и светлоглазым, ничем не похожим на Великого Ворона. Капюшон его парки, пряди волос, выбивавшиеся наружу, и ресницы заиндевели.

Наши воины тогда ушли добывать медведя. Они облачились в плащи из лосиных шкур, в деревянные шлемы, расписанные алым и чёрным, взяли двурогие медвежьи копья. Наш шаман пропел для них песню охоты, чтобы дорога их была лёгкой, а копья — тяжёлыми и меткими.

А я как раз тогда выглянула из хижины и увидела светлокожего, «айлачи» — измождённого, со смёрзшимися белыми волосами и с походным мешком из шкур в руках. Я решила, что он из тех, кто заставляет нас окунаться в лохань с водой, поёт монотонные непонятные песни и даёт новые имена. На нём не было чёрного плаща, но гнев ослепил меня, и я метнула в него короткое копьё, стоявшее у входа.

Тут я поняла, что ошиблась: он был настоящим воином, этот беловолосый. Он легко уклонился от копья, схватив его рукой, и острие разорвало ему рукавицу. Увидев это, он с досадой покачал головой и нахмурил брови. Но не рассердился, лёгкая улыбка по-прежнему светилась на его обветренных губах, когда он небрежно воткнул моё копьё в сугроб рядом с собою.

Зато рассердилась я. Я схватила свой тяжёлый охотничий нож и ринулась на него, как на медведя, вставшего из берлоги и преградившего мне путь. Но он засмеялся. Он смеялся надо мной, перехватив мою руку своей железной рукой, и будто играючи отвёл лезвие от своей груди, ведь я метила ему в сердце.

Мои пальцы разжались, и нож упал в ноздреватый снег рядом с копьём. Я подумала, что это Великий Ворон помешал мне убить его, и гнев мой сразу утих. Я стояла и смотрела в его глаза, похожие на синий лёд Квихпака, а он, продолжая улыбаться, сказал на нашем наречии:

— Я вижу, что у тебя есть копьё и нож, сердитая дочь Ворона, но должны быть ещё игла и нитки.

Но я всё смотрела ему в лицо, отчётливо видя теперь каждую чёрточку — морщинки в уголках глаз, белёсый старый шрам на левой скуле, потрескавшиеся на морозе губы.

Он наверняка замёрз и был голоден, поднявшись вверх по Квихпаку, но попросил у меня только иглу и нитки, чтобы зашить рукавицу, порванную моим копьём.

Я снова вошла в хижину и вынесла ему костяную иглу и моток ниток из оленьих сухожилий. А потом стояла и смотрела, как он старается проткнуть толстую кожу рукавицы костяной иглой, упирая её в стенку хижины так, что игла сгибалась дугой. Я не выдержала и засмеялась. И смеялась всё время, покуда он кое-как протаскивал сквозь кожу скользкое от его крови костяное острие — он всё-таки проколол себе палец!

Я оборвала смех и строго сказала ему:

— Дай сюда. Нет, погоди!

Он послушно застыл, уронив руки, а я стянула с его головы капюшон и распахнула на нём куртку из оленьей кожи. На его груди не висела толстая железная цепь с крестом на ней. Нет, он не был чернорясником.

— Иди к моему очагу, айлачи, — велела я и снова направилась в хижину. Я чувствовала на себе его взгляд, но, когда обернулась, он стоял неподвижно на том же месте.

— Сейчас же иди сюда, — сердито закричала я, — не то я возьму копьё у соседа!

Тогда он снова рассмеялся, но всё-таки двинулся за мной.

В хижине пылал очаг, было тепло и вкусно пахло варевом из рыбы. Он по-звериному потянул воздух носом и покорно уселся на застеленную шкурами лежанку, куда я ему указала. Я положила ему рыбы из котелка в деревянную расписную миску, и он медленно начал есть, хотя было заметно, что он очень голоден и едва сдерживается, чтобы не проглотить всё разом. Когда он доел, я дала ему ещё рыбы и жёлтой мочёной морошки, а сама принялась шить, не глядя больше на него.

Наконец он насытился, а я закончила зашивать рукавицу и бросила её ему на колени. Он сонно улыбнулся, глаза его слипались, скулы раскраснелись от тепла и сытной еды.

На стене висел расписной охотничий шлем моего отца в виде головы Ворона, он строго смотрел на беловолосого круглыми багряными глазами.

— Ложись, — коротко велела я, и он с глубоким счастливым вздохом растянулся на лежанке и мгновенно уснул.

А я сидела у его изголовья и стерегла его сон. Я знала, что наши воины скоро вернутся с медвежьей охоты, и тогда он должен будет немедля уйти. Этот айлачи, скорей всего, был русским. Русские называли нас, племя Ворона, немирными, и это в самом деле было так. Мы всегда воевали с другими племенами, с племенем Орла и Бобра, с алеутами, и с русскими тоже.

Он спал, а я всё глядела на него. Потом протянула руку. Его заросшая щетиной щека была тёплой, губы шевельнулись под моими пальцами. Я достала плошку с гусиным жиром и принялась намазывать ему обмороженную скулу, кончик носа и губы.

А потом я услышала победную охотничью песню возвращавшихся воинов и стала расталкивать его, приговаривая:

— Уходи, айлачи, не то тебя убьют!

Я положила ему в мешок сушёную рыбу и пеммикан с ягодами. И вытолкала его наружу как раз вовремя. Воины тащили на копьях добычу — огромную тушу медведя. Наконечники их копий были вымазаны его кровью. Дети, старики, женщины бежали к ним со всех сторон с радостными криками. Никто не обращал внимания на мою хижину и на нырнувшего в заиндевевшие кусты беловолосого.

Я даже не простилась с ним. Но я знала, что он смотрит на меня, затаившись в кустах, когда я тоже вышла к воинам, снимающим шкуру с медведя своими острыми ножами. Шаман тянул победную песню, ровно рокотал барабан из лосиной кожи, а я завернулась в окровавленную медвежью шкуру и принялась танцевать.

Ты ещё сможешь вспомнить обо мне, но сейчас спеши.

Название: Кузьма
Автор: sillvercat для WTF Old adventure books 2025
Бета: Xenya-m
Канон: С. Марков «Юконский ворон»
Размер: мини, 1036 слов
Персонажи: Кузьма, Матрёна, Данилов, жители Ситки, пленные индейцы
Категория: джен, прегет
Жанр: AU, драма, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Матрёна заботится о новокрещёном индейце.
Примечание: сеттинг — Аляска, 1840-е гг.
Предупреждение: стилизация
Ссылка: тут

— Охти мне! — Матрена подоткнула было юбку, намывая половицы, но, выйдя на крыльцо, тут же спохватилась и одёрнула подол.

Коротко северное лето в Ситке, и дни коротки, и солнышко по-настоящему греет лишь после полудня, но свежеструганные доски крыльца были тёплыми под её босыми ногами, а ветерок, обвевавший щёки, пах земляникой.

— Кузьма! — продолжала Матрёна, подбоченившись. — Ты что творишь?

Индеец вздрогнул, опустил топор и обернулся. Батюшки-светы, да он и вправду колол дрова, будто ворога рубил, прости господи.

И у него в нижней губе снова торчала эта богопротивная палка!

Кузьма, бывший аманат-заложник, рослый индеец из мирных колошей, перестал заплетать в две косы чёрные, смазанные гусином жиром волосы. Он стриг их в кружок с помощью Матрёны, которая ворчала над ним, будто медведица над медвежонком. Его одежду из оленьих шкур она же помогла сменить на приличную домотканую хотя бы летом, когда не требовалось носить на себе шкуры, подобно диким зверям.

Но более всего Матрёна гневалась на палочку из мамонтовой, как называл её господин Загоскин, кости, которую Кузьма то и дело, забывшись, засовывал в дырочку, проделанную невесть когда в нижней губе.

Уж как только Матрена не ругала его, но Кузьма лишь виновато моргал. Она не раз порывалась выбросить палочку, однако тот ловко её прятал.

— Ты же святому Николе молишься, — ярилась Матрёна. — В доме знатных господ проживаешь!

У бывшего аманата и вправду была в доме своя каморка, где он разложил нехитрый скарб. Матрёна даже дала ему керосиновую лампу, чтобы тот не скучал долгими зимними вечерами, а господин Загоскин, добрая душа, подарил ему кипу бумажных листов и пишущие палки, как называл Кузьма карандаши. Иногда Матрёна даже видела, как он что-то ими чертил, но показать, что же у него вышло, наотрез отказывался.

— Ты за этим аманатом, как за собственным дитём, ходишь, — подсмеивались над Матрёной соседки.

— Он уже давно не аманат, — сдержанно отзывалась та, памятуя, что гнев — смертный грех, о чём всегда напоминал ей отец Никодим.

Хватало ей и того, что она кричала на Кузьму, пугливо втягивавшего голову в плечи. Но, пресвятая матерь Божия, как же тяжело было не гневаться на эти пересуды, когда она понимала, что хотят сказать соседки: ты, мол, заглядываешься на пригожего рослого новокрещёного, на его широкие плечи и смуглую грудь в распахнутом вороте самолично сшитой ею рубашки.

— Иди сюда, — приказала Матрёна, торопливо спускаясь с крыльца. Она старательно застегнула на Кузьме рубаху — на глазах улицы — и придирчиво оглядела со всех сторон. Слава господу, богопротивной палочки уже не было и следа. Спрятал.

Она укоризненно покачала головой, видя, как на губах колоша, взиравшего на неё с благоговением и опаской, проступает робкая улыбка.

Но Кузьма тут же вздрогнул и обернулся, когда со стороны форта громом ударил барабан, а потом раздался резкий визг флейты.

Матрёна ухватила Кузьму за локоть и бросилась вослед ему за ворота, как была, босиком. Вдоль всей улицы захлопали двери, люди растерянно выходили из домов, предчувствуя недоброе.

Вскоре площадь перед фортом оказалась запружена народом. Поселенцы, солдаты, замирённые индейцы — все, затаив дыхание, наблюдали, как из тюрьмы форта выводят пятерых пленных. Толпа ахнула, заколыхалась, сообразив: дощатый помост, что весь прошлый день сооружали за воротами солдаты, был ничем иным, как виселицей. На её перекладине теперь болтались петли. Пять петель.

Матрёна помертвела.

Она смутно припомнила, о чём судачили в Ситке — что, мол, в подвале форта сидят на цепи — на железной верёвке, как говорил Кузьма, — немирные колоши. Пока только аманаты, но если тойон колошей не согласится обменять их на русских пленных, им конец, ибо взяты они были в бою.

— Тойон не согласился, — выдохнула Матрёна, схватившись за побелевшие щёки.

Кузьма, за чей рукав она всё ещё судорожно цеплялась, повернулся к ней. Глаза его были похожи на чёрные камни, неподвижные и тусклые. Матрена никогда не забывала, что он тоже из этого племени и бывший аманат, несмотря на его молитвы святому Николе.

Толпа вокруг глухо возроптала, когда пленные индейцы, опустив головы, подошли к помосту. Они были облачены в потрёпанные звериные шкуры, ветер с гор раздувал их длинные чёрные волосы. Самый юный из них, подросток лет тринадцати, поднял смуглое лицо к солнцу и вдруг доверчиво улыбнулся. Словно он был здесь один, а прямо перед ним не висела безжалостной змеёй страшная пеньковая петля.

Матрёна коротко всхлипнула и зажала рот ладонью.

Снова загремели барабаны. Пленники один за другим поднимались на помост, глядя не на собравшуюся толпу и не себе под ноги, а на зеленеющий за фортом лес.

Привольный лес.

— Стойте! — раздался чей-то громовой голос. — Приказываю остановиться.

Голос этот принадлежал высокому худому человеку в мундире, спешившему от пристани.

— Данилов, граф Данилов, — раздался возбуждённый шёпот в толпе. Матрёна не знала, кто был этот приезжий важный господин, но остальные, видимо, знали.

Он тоже поднялся на помост к связанным пленникам. Его загорелое лицо с резкими чертами, испещрённое морщинами, было усталым и суровым.

— Государь Пётр Великий, — произнёс он негромко, но так, что каждое слово в наступившей тишине долетало, кажется, до самых городских окраин, — когда земли сии под крыло России брал, повелел никаких обид краснокожим туземцам не чинить, дабы они знали, что власть наша державная токмо заботу о них являет. Таково и распоряжение нашего государя императора. Посему велю сиих немирных колошей отпустить со словами, что Россия их милует.

Он небрежно поклонился коменданту форта и легко спустился с помоста.

Комендант рысью побежал за ним, возмущённо пуча глаза.

Кто-то крикнул:

— Ура!

И толпа подхватила этот крик.

Солдаты снимали с пленных индейцев путы, подталкивая их вниз, и те неловко, боком, озираясь, как затравленные звери, спускались с помоста.

Ветер донёс слова коменданта:

— Но их же тойон наших пленников не отпустил!

— Он сделает это, когда поймёт, что к его воинам проявлена милость, — спокойно отозвался Данилов.

Матрёна боязливо взглянула на Кузьму — его глаза уже не были похожи на чёрные камни, непроницаемые и тусклые. Он сморгнул и светло улыбнулся ей.

Матрёна приободрилась и тут же грозно сдвинула брови:

— Ну что ты уставился на меня, будто истукан ваш деревянный? Домой идём, я босая, не видишь?

Кузьма покаянно кивнул и вдруг сказал:

— Хочешь, на руках тебя донесу?

Матрёна сначала не поняла, про что он толкует, а потом отчаянно замахала руками. Она чувствовала, что щёки её полыхают, как пламя в печи.

— Ещё чего выдумал, — еле вымолвила она, сразу же представив, как это было бы славно, если бы сильные руки Кузьмы подняли её с земли. Ноги у неё и вправду иззябли.

— Ты лучше вот что, — она сильнее нахмурилась, — отдай мне эту свою палку.

— Какую палку? — Кузьма смешливо округлил просветлевшие глаза и даже не отстранился, когда Матрёна сердито ткнула его кулаком в плечо.

Название: Чья дочь?
Автор: sillvercat для WTF Old adventure books 2025
Бета: Xenya-m
Канон: Кальма Н. «Вернейские грачи», Макаренко А. «Флаги на башнях»
Размер: мини, 1340 слов
Персонажи: Мадлен (ОЖП), Марселина Берто, Тореадор, Клэр Дамьен, Корасон
Категория: джен, гет
Жанр: AU, кроссовер, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Мадлен — чужая в Гнезде грачей...
Примечание: сеттинг — Франция, конец 40-х гг. XX в.
Ссылка: тут

Горная дорога, ведущая в Сонор, была узкой и каменистой. Солнце жглось. Мадлен устала и запыхалась, неся свой фибровый чемоданчик, до синяков колотивший её по ногам жестяными углами. Неразношенные башмаки натёрли ей ступни даже сквозь нитяные чулки, а живот подвело от голода. И ещё ей было страшно, очень, очень страшно.

Она остановилась, чтобы перевести дух, и утёрла рукавом горячий влажный лоб. Потом всё-таки присела на плоский пыльный камень на обочине дороги и достала из кармана поношенного шерстяного пальто бутылочку с водой и ломоть хлеба, аккуратно завёрнутый в салфетку.

Толстая повариха Лолота, жалостливо качая головой, пыталась сунуть ей ещё какие-то припасы с кухни — кусок сыра, немного яблок и овощей, но Мадлен наотрез отказалась. Нет, она не возьмёт ничего, кроме краюхи хлеба, из этого их Гнезда грачей! Только чтобы дойти через горный перевал до Сонора и попасть там на поезд, направляющийся в ближайший большой город. Например, в Марсель.

В маленькой кожаной сумочке, спрятанной на груди, у неё, кроме документов, лежали деньги — несколько свёрнутых в трубочку купюр. Она надеялась, что их хватит на железнодорожный билет… куда-нибудь. Пусть не в Марсель. Лишь бы побыстрее уехать отсюда.

Мадлен сухо всхлипнула. На самом деле ей было страшно, так страшно! Она не могла думать о том, что её ждёт, без ужаса и тоски. Если бы она этого не знала! Но она уже знала. Она прекрасно помнила, как выживала на улицах Парижа всего полгода тому назад, до того, как попала в Гнездо.

Она невольно оглянулась назад. Гора Волчий Зуб, самая высокая вершина здешних мест, величественно высилась вдали. Её белые склоны ослепительно сверкали, будто сколы сахарной головы.

А у подножия Волчьего Зуба притулилось Гнездо грачей, школа-интернат для осиротевших в войну детей, где заправляла Марселина Берто, Мать, как все тут её звали.

Мадлен же даже мысленно называла её только Марселиной.

Она не считала, сколько народу было в интернате. Скорее всего, около тридцати подкидышей. Грачей. С десяток старших, таких же, как она сама, пятнадцати-шестнадцатилетних, например, Корсиканка Клэр, Корасон или Жан. А остальные — глупая малышня. И двое учителей — серая мышка мадмуазель Венсан и смуглый суровый Рамо-Тореадор.

Мадлен не знала, почему он — Тореадор. Наверное, был в Испании. Или даже… она споткнулась об эту мысль — в Испании воевал.

Ей было известно, что мужа Марселины Берто, Александра, гитлеровцы расстреляли как фронтирера, но вот про Тореадора она не знала ничего. А стоило бы узнать.

Она судорожно вздохнула и снова потёрла лоб. Нет, она ни капли не раскаивалась, что рассказала остальным об их драгоценной Матери и Тореадоре. Не раскаивалась! Не раскаивалась!

Какая она ей мать!

Её собственную мать убили неизвестно за что ночью на улице. Об этом ей сообщили соседи, немедля занявшие их маленькую квартирку и ловко выставившие Мадлен за дверь. «Пошла вон, шлюхина дочь! Поищи мамочкиного сутенёра», — торжествующе прошипела ей вслед старая крыса мадам Женевьева. Мадлен лишь догадывалась, чем мать могла заниматься на улице в комендантский час. Куда было жаловаться? Некуда.

После нескольких месяцев уличной жизни, о которой она не могла вспомнить без омерзения и стыда, её и подобрала Марселина Берто вместе с другими двумя девочками-сиротами, куда младше Мадлен. Марселина искала сирот, чтобы увезти прочь из Парижа. Сюда, к подножию Волчьего Зуба, в своё Гнездо.

Она наверняка считала, что погибшая мать Мадлен — участница Сопротивления. Других фронтиреры не брали. Не взяли бы и Мадлен. Или взяли бы? Мадлен понятия не имела. Но, хоть она и была благодарна Марселине за своё спасение, та неимоверно её раздражала.

Чистенькая. Благородная. Богатенькая. Сытая. Святая Марселина!

Уж она-то ни при каких обстоятельствах не стала бы торговать собой, предпочтя умереть с голоду.

А как все тут о ней говорили! С придыханием. С благоговением. Пуча глаза от восторга. Ах, боже мой, святая Мать сбивается с ног, даже по ночам в её почти монашеской келье горит свет. Днём она обучает школьников, проверяет счета, закупает продукты, навещает больных и стариков в деревне неподалёку, а ночью, мол, составляет учебные планы вместе с Рамо-Тореадором. Учебные планы! Теперь это так называется!

Мадлен зорко подмечала, с какой жадностью смотрит на Марселину Тореадор, когда думает, что никто этого не видит. Ясно же, зачем он ходит ночью к ней спальню! Лицемеры, вот они кто. Но понятно это было только Мадлен, а не прочим глупым щенятам!

Так она и заявила сегодня утром Корсиканке Клэр и этому влюблённому в неё телёнку Корасону, когда сдуру заглянула к ним в гараж. Там они, как водится, восхваляли Мать — та сейчас отправилась в деревню, где у неё опять нашлись какие-то неотложные дела. Вместе со своим Тореадором, разумеется. На старом грузовичке, находившемся на попечении Коррасона, — «Последней надежде».

А ведь ночью — этой ночью Мадлен и правда видела, как Тореадор втихаря выходит из комнаты Марселины, а та провожает его — в пижаме и босиком, похожая на растрёпанного мальчишку.

Стоило Мадлен это брякнуть, как бешеная Корсиканка тут же кинулась на неё, будто спущенная с цепи собака. Но её опередил Корасон, отвесив Мадлен такую пощёчину, что у неё в ушах зазвенело. А потом отпихнул и дрожащим от ярости голосом велел немедленно убираться из их Гнезда.

Подумаешь! Мадлен и без них проживёт, без этих наивных дурачков и дурочек. Без грачей. И никому не будет ничем обязана, никакой милостыни больше не примет.

Но при одной мысли о будущем у неё от ужаса заходилось сердце.

И вот теперь она медленно жевала единственный кусок хлеба… и думала, думала. О том, как ей выжить одной. Или просто прыгнуть в пропасть — прямо сейчас. И всё закончится.

Почему бы нет?

Вдруг Мадлен услышала позади себя натужный рёв мотора. Она в испуге вскочила и обернулась: по дороге пылила «Последняя надежда», и скрыться, спрятаться от неё не было никакой возможности. Она ещё раз в панике огляделась, прижав руки к груди, потом схватила свой чемоданчик и гордо выпрямилась.

За рулём сидел Корасон, а ещё в кабине, насколько Мадлен могла рассмотреть на таком расстоянии, торчала Клэр.

Она знала, зачем они едут. Наверняка вернулась Марселина, и они ей всё рассказали.

Так она и выпалила, едва Корасон затормозил, не доехав до неё пары метров, распахнул дверцу и спрыгнул с подножки. Клэр тоже выкарабкалась наружу и набычилась, неприязненно уставившись на Мадлен.

— Донесли? — презрительно процедила та, вновь поставив на землю чемоданчик и скрестив руки на груди.

Корасон прищурил тёмные, как смола, глаза и коротко ответил:

— Мать должна была узнать, из-за чего мы тебя прогнали. Но она велела: «Привезите её обратно. Сами выгнали, сами привезите». Так что садись в кабину.

— Ни за что! — зло выкрикнула Мадлен, вспыхнув до корней волос и сжав кулаки. — Без вас проживу!

— Послушай, — проговорил вдруг Корасон с неожиданной мягкостью, хотя Мадлен как раз ждала, что он сейчас схватит её за шиворот и потащит в грузовик, с него бы сталось. — Послушай, жандармы поймают тебя и отправят в церковный приют, там будет куда хуже, чем у нас, поверь. Ты разве не слышала, что рассказывают Этьен и другие?

Мадлен слышала. Она застыла в нерешительности. Что хуже: жить в постоянной неприязни к себе со стороны грачей, с досадой на Марселину — или жить на улице так, как жила она? Или в церковном приюте?

— Мы никому не скажем, чего ты сдуру наболтала о Матери и Тореадоре, — добавил Корасон спокойно.

Мадлен закусила губу.

Она не знала, что как раз в это время Марселина Берто взволнованно говорит Тореадору:

— Эта девочка ничего другого в наших отношениях увидеть не может. Нельзя её за это винить.

Тореадор хмыкнул, задумчиво проведя ладонью по седеющей гриве чёрных волнистых волос:

— Я не собираюсь разубеждать её или что-то доказывать, — он смущённо кашлянул. — Она всё равно не поверит, что все эти годы ты хранишь верность Александру… — Запнувшись, он умолк, ещё больше смутившись.

— Но что делать с нею? — будто не слыша, горячо продолжала Марселина. — Такая тяжёлая судьба, труднее, чем у всех других наших грачей. — Она взяла с полки синий томик — потрёпанный, аккуратно завёрнутый в пергаментную бумагу. — Помнишь Ванду у Макаренко? Она тоже была…

— Проституткой, — хмуро буркнул Тореадор. — И он предложил ей…

— Работать в мастерских, — подхватила Марселина. — Наравне с ребятами. По-настоящему тяжело и много работать. Знаешь… я, наверное, попрошу Корасона научить её водить и ремонтировать «Последнюю надежду».

— О, её ждёт приятное времяпрепровождение, — против воли рассмеялся Тореадор и снова в замешательстве взъерошил волосы. — Но Корасон не захочет заниматься с нею, он очень сердит на эту девчонку.

— Он ударил её и чувствует себя виноватым, — с лёгкой улыбкой возразила Марселина. — Так или иначе, поговорить нам стоит.

— Если они её привезут, — уточнил Тореадор.

— Они её привезут, — ответила Марселина спокойно.

Название: Кошка
Автор: sillvercat для WTF Old adventure books 2025
Бета: Xenya-m
Канон: Твен М. «Приключения Тома Сойера»
Размер: драббл, 267 слов
Персонажи: Индеец Джо, Том Сойер, адвокат, судья, кошка
Категория: джен
Жанр: мистика, стёб
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: обоснуй отсутствует; описание трупа животного
Задание: Страшилки
Ссылка: тут

— Мы предоставим суду скелет этой кошки, — торжественно провозгласил адвокат, а судья позвонил в колокольчик, чтобы утихомирить мгновенно оживившийся зал. — Внесите.

Том Сойер, стоявший на свидетельском месте, округлил глаза, а в зале зароптали. Люди, как заворожённые, поднимались со своих мест, вытянув шеи, чтобы лучше видеть происходящее. Индеец Джо тоже поднялся, очень медленно, плавным, почти незаметным движением, так же незаметно переместившись поближе к окну.

Кошка, торжественно извлечённая судебным приставом из холщового мешка, скончалась уже довольно давно. От её плоти мало что уцелело: белели рёбра и хребет, но кое-где даже торчала клоками чёрная шерсть. Как ни странно, менее всего от тления пострадали голова и морда: усы топорщились, жёлтые остекленевшие глаза таращились в пустоту, маленькие уши прижались к выпуклому черепу. Пристав с плохо скрываемой брезгливостью держал её за хвост отведённой в сторону рукой в перчатке.

Внезапно жёлтые глаза загорелись, и по залу пронеслось утробное «Уау!».

— А-а-а! — единым вздохом отозвался зал. Пристав машинально разжал пальцы.

В следующую минуту всё пространство перед судейским столом наполнилось криками ужаса, женским визгом и топотом ног. Зрители разбегались кто куда.

Том Сойер не дрогнул, он, в конце концов, уже имел дело с этой кошкой.

Которая, чёрной молнией мелькнув у его ног, повернула голову, зашипела на него так, будто выругалась, и вскочила на подоконник. Следом за успевшим сделать это на минуту раньше Индейцем Джо.

— Аминь, — пробормотал адвокат себе под нос, развернул клетчатый платок и трубно высморкался. Он тоже не тронулся с места.

Главный-то свидетель, этот мальчишка-пострел, остался стоять перед бледным, как смерть, судьёй и сейчас даст показания. А если истинный преступник успел улизнуть вместе с неожиданно ожившим кошачьим скелетом — что за беда? Пускай его ловят те, кому положено.

@темы: фики, ЗФБ-25

@темы: фото, кошачье

@темы: фото

@темы: фото

@темы: фото, лисы, зверики

@темы: фото, Туапсе

@темы: кошачье, арт

@темы: фото, Туапсе