Название: Природа-мать
Автор: sillvercat
Бета: Eastiea
Размер: драббл, 330 слов
Пейринг/Персонажи: медведица МашкаВЭФЛ (Толстой)
Категория: джен
Жанр: драма, стёб
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: медведица Машка просыпается от зимней спячки и с ужасом обнаруживает у себя под боком пару медвежат...
Примечание/Предупреждения: жаргонизмы, хуманизация
От автора: самые прикольные моменты тут подсказал Заяц)))
Ссылка на ФБ-2015: fk-2o15.diary.ru/p206048597.htm?oam#more16



читать дальше
Медведица Машка проснулась оттого, что под её брюхом забулькал невесть откуда взявшийся весенний ручеёк.

Машкой её прозвал лесник Фёдор, и она не возражала. В данный момент она возражала только против того, что под её впалым брюхом струилась ледяная жижа, на косматых ляжках налипло вонючее дерьмо, а к соскам прицепились опять же невесть откуда взявшиеся медвежата.

Две штуки говняных медвежат!

Что за напасть, она ведь трахалась чёрт-те-когда, то бишь прошлым летом, в полном отчаянии подумала Машка. Ничего не понимая, она стряхнула с себя отпрысков, больно мусоливших её вытянутые соски, и принялась раскидывать в стороны ветки и сучья, всю зиму служившие крышей её берлоги.

В кустах неподалёку, завидев восставшую из берлоги Машку, радостно взревел её бывший ухажёр, которого тот же Фёдор прозвал Потапом. А вот и обломится, в рот ему лапы, мстительно подумала Машка, снова подгребая к себе медвежат. Пока те сосут сиську, пусть даже не мечтает приставать со своими корявыми ласками, враз по рогам получит. Нехай попостится, ему полезно, вон какой он здоровый!

Лучше бы рыбы ей наловил, Ромео хренов. Так нет же, лишь бы сунуть-вынуть, а там хоть трава не расти. Мужики, чо.

Машка тяжело вздохнула и медленно побрела вдоль ручейка, переворачивая по пути камни, под которыми могли обнаружиться жуки или лягушки. Жрать хотелось немилосердно. Медвежата, весело похрюкивая, трусили за ней следом.

Машка устремилась к лесниковой сторожке, вернее, к помойке за нею. Она точно знала, что Фёдор её не прогонит.

Провожая Машку унылым взглядом, в кустах печально ворочался Потап. Ему предстояло жить монахом ещё как минимум год.

Лесник Фёдор озабоченно выглянул в окно, заслышав завозившееся у помойки Машкино семейство во главе с самой Машкой. Он знал, что прикармливать медведицу не следовало, но уж больно ему было жаль её, такую отощавшую.

Он вздохнул и затюкал пальцем по экрану планшету, кропотливо отмечая в своём сетевом дневнике:

«Латентная беременность Машки закончилась появлением на свет двух медвежат. Хотел бы я знать, каким образом медведица умудряется не проснуться во время родов и кормления…»

Но Машка и сама не смогла бы ему этого объяснить.


Название: Дуэль
Автор: sillvercat
Бета: Eastiea
Размер: драббл, 679 слов
Пейринг/Персонажи: корнет ЗахарьинЭФВЛ (Пушкин), поручик Лавров ЛВЭФ (Эйнштейн), ротмистр ГалкинЭФЛВ (Бухарин)
Категория: джен
Жанр: драма, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: XIX век, кавказская война. Корнет Захарьин вызывает на дуэль поручика Лаврова, потому что ненавидит, когда над ним смеются...
Примечание/Предупреждения: псевдоисторическая реальность и соответствующий лексикон
От автора: как ни странно, этот пустяк провалялся у меня в папке незаконченным почти два года.
Ссылка на ФБ-2015: fk-2o15.diary.ru/p205128360.htm?oam#more4



читать дальше
Корнет Захарьин вызвал на дуэль поручика Лаврова, потому что ненавидел, когда над ним смеялись. А смеялись над ним частенько – над романтическою пылкостью его натуры, над тем, как он кропал стишки, записывая их неровными каракулями на обрывках бумаги, подвернувшихся под руку, над тем, как он замирал, уставившись в закатное небо, пламеневшее кровавыми отсветами над вершинами гор.

Захарьина так и передёргивало от колкостей в свой адрес, но то, что он мог, скрипя зубами и скрепя сердце, снести от ротмистра Галкина или штаб-ротмистра Балуева, он не собирался сносить от какого-то бледного выскочки немногим старше него годами, который так кичился своим якобы острым умом!

Захарьин испытал чувство пьянящего оглушительного восторга, смешанного с отчаянной паникой, когда выпалил, как выстрелил:
– Вы негодяй, я вас вызываю!

И увидел, что взоры окружающих его офицеров преисполнились тревогой, смятеньем и… уваженьем.

Уваженьем к нему, Захарьину!

От счастья он чуть не воспарил к зениту, вернее, под дряхлую крышу сарая, служившего кавалерийским офицерам пристанищем для игры в карты, и, когда тот же ротмистр Галкин кинулся уговаривать его не дурить, лишь гордо расправил плечи.

Нет-нет, стреляться, только стреляться, он не намерен был далее молча терпеть насмешки и глумления!

Он бросил взгляд на бледное носатое лицо своего обидчика, ставшее совершенно растерянным, и окончательно убедился в правильности принятого решения.

Окружающим его требовались доказательства того, что он мужчина, а не желторотый мальчишка? Что ж, они их получат, пусть даже ценою его крови!

Захарьин не сомкнул глаз всю ночь, меряя беспокойными шагами отведённую ему комнатушку в саманном казачьем доме и раздражённо покрикивая на уныло вздыхавшего в углу денщика Клима. Спина у него леденела от волнения, щёки горели, а руки зябли, и он беспрестанно потирал их одна о другую да обхватывал себя за плечи.

Пусть, пусть его кровь сегодня окропит эту землю, такую же никчемную и скудную, как его собственная жизнь! Зато в полку его надолго запомнят! Всё равно плакать о нём было бы некому. Матушка недавно умерла, а невестой Захарьин так и не успел обзавестись.

Он сердито смахнул невесть откуда набежавшую слезу и стиснул зубы. Какой вздор, слёзы!
Рассвет наступил ему на горло начищенным сапогом секунданта, коим вызвался быть всё тот же добросердечный ротмистр Галкин. Расстроенно моргая, он в очередной раз попросил Захарьина не пороть горячку и одуматься, на что корнет гордо отвернулся, не проронив ни слова.

Толкуйте, толкуйте…

В горле у него пересохло, губы онемели, а в животе что-то премерзко бурчало. Словно этот злосчастный живот только и ждал, что сейчас, очень скоро, его разворотит пуля. И это будет вовсе не пуля горских башибузуков!

Ах, как же всё нехорошо, нелепо выходило!

Захарьин с тоской уставился на горы, озарённые первыми розоватыми лучами восходящего солнца. Возможно, он видел последний рассвет в своей жизни, в последний раз слышал беззаботное кукареканье станичных петухов, скрип мелких камушков под ногами, покашливание расстроенного Галкина позади себя…

Местом дуэли была выбрана укромная полянка у излучины почти пересохшего в жару ручья. Там попрыгивали какие-то дикие птахи, нимало не озабоченные присутствием поручика Лаврова, который неподвижно, словно каменный, сидел на камне же под единственным деревцем – чахлой ивой.

При виде Галкина и Захарьина он поднялся. Некрасивое длинноносое лицо его было очень усталым, и Захарьин с упавшим отчего-то сердцем понял, что тот также не спал всю ночь.
– Где ваш секундант, поручик? – отрывисто вопросил Галкин.
– Он не нужен мне, – глухо ответил Лавров и поглядел прямо в лицо Захарьину своими светлыми глазами. – Я понимаю, что беспощадно донимал вас, корнет – от скуки, и хочу принести вам искренние извинения. В любое мгновение горцы могут убить нас обоих, так что нет нужды нам убивать друг друга. Конечно, если вы настаиваете на дуэли, то вправе сделать свой выстрел, но я… – он помедлил. – Я не отвечу.

Облегчение, которое испытал Захарьин, не поддавалось описанию! Он не будет убит! Ему не придётся убивать этого нескладного выскочку! И он прослывёт в полку не трусом, а, напротив, молодцом, сумевшим постоять за себя!

Всхлипнув, он кинулся на шею Лаврову, который ошеломлённо попятился и чуть не упал.
– Прекрасно, прекрасно, господа, – осипшим голосом пробормотал позади них Галкин.

Через плечо Лаврова Захарьин поглядел на залитый солнечным светом дивный Божий мир и счастливо вздохнул.
– Улыбкою Авроры озарённый, Кавказ проснулся и вострепетал… – зачарованно прошептал он себе под нос.

Плечо Лаврова под его рукой едва заметно содрогнулось.

@темы: фики, джен, ФБ-2015, соционические тексты

А вот и ваша покорная служанка)))

РАЙТЕР, БАРТЕРЩИК

sillvercat Гюго ЭФЛВ Всеми любимый и традиционно главный динозавр-райтер команды. Успевал додавать фидбэка и участникам команды. Работы: Художник Предъявите паспорт! Титаник Дуэль Гарем Первый пациент Грех Природа-мать

@темы: я, твор4ество, ФБ-2015

Очень странные для меня получились тексты, совершенно ВНЕЗАПНЫЕ...

Название: Король умер, да здравствует Король!
Автор: sillvercat
Бета: опечатка интеллекта
Размер: драббл, 390 слов
Пейринг/Персонажи: Элвис Пресли, упоминается Джон Леннон
Категория: джен
Жанр: драма, мистика, чёрный юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: они все убили своего Короля, но Король всё-таки ускользнул и утёр им носы.
Примечание: Вики об Элвисе Пресли
Процитирована знаменитая фраза Мартина Лютера Кинга «Free at last, free at last, thank God Almighty I am free at last»
Предупреждение: немного «докторКтошной» психоделии и бранных словечек; неграфичное описание смертей
Ссылка на ФБ-2015: fk-2o15.diary.ru/p205111823.htm?oam#more5



читать дальше
* * *

Король валяется мёртвым на полу своей уборной. Хотя какая же это уборная? Это роскошнейший мраморный будуар, но щелкоперы всё равно накропают в своих бульварных листках: «Найден мёртвым в уборной». И ещё — непременно, непременно! — про то, что он был нагишом. Про его голое жирное тело. Суки.

Попробовали бы сами похудеть в его положении! Он старался. Он изо всех сил старался все последние сраные годы. Таблетки, чтобы похудеть. Таблетки, чтобы уснуть. Таблетки, чтобы встать с постели и поехать на концерт. Таблетки, чтобы слезть с таблеток. Доктора выписывали ему их тоннами. Рады были травить его за его же счёт. Суки.

Что они все знали о нём? О той боли, которая выжигала его изнутри? О вечном, неизбывном одиночестве? О вечном страхе смерти. Страхе потерять популярность. Стать забытым, никому не нужным — БЫВШИМ. Они ничего о нём не знали. Суки.

Вот она, Смерть. Она пришла. И она совсем не страшная. Он всегда так боялся её, окружал себя толпой дармоедов-телохранителей, ожидая, что какой-нибудь взбесившийся маньяк прикончит его, как Чэпмен прикончил Джона.

Но Джону повезло — его смерть стала легендой. А он что? Валяется тут, как дохлый кит, выброшенный прибоем, и срам у него даже полотенцем не прикрыт.

Стоп. Джона же застрелили тремя годами позже! Ладно, неважно. Всё равно в Википедии напишут про Джона: «Когда Джон и Йоко возвращались из студии, Марк Чэпмен пять раз выстрелил ему в спину, и четыре пули достигли цели», а про него: «Труп найден на полу туалета». Суки.

Стоп. Википедии же ещё нет! Чёрт-те как люди жили. Ни Интернета, ни сотовой связи. Мучение какое-то.

Всё, пора идти, подкинуть этим олухам ещё одну загадку. Пускай ломают головы спустя двадцать, тридцать, сорок лет, пускай пишут, что его похитили инопланетяне.

Зато его не забудут.

Сейчас прибежит Джинджер и закричит.

Потом последует официальное объявление о его кончине. Вскрытие. Похороны. Траур.

Смешно!

Они все убили своего Короля, но Король всё-таки ускользнул и утёр им носы.


* * *

Спустя два часа после официального объявления о его смерти Король прошёл паспортный контроль в аэропорту Мемфиса и уселся в самолёт, вылетающий до Буэнос-Айреса. С ним было всего два телохранителя. В аэропорту он на глазах собравшейся толпы мимоходом подписал онемевшему от счастья пассажиру по имени Джон Спаркс его авиабилет. В 1979 году авторитетная комиссия из пяти независимых экспертов признала автограф подлинным.

Ломайте головы, ломайте.

Элвис снял тёмные очки, посмотрел в иллюминатор и улыбнулся. Земля уже стала размытым разноцветным пятном далеко внизу.

Он был свободен.

Свободен!

Наконец-то свободен.



Название: О Мадонна!
Автор: sillvercat
Бета: Блэй
Размер: драббл, 997 слов
Пейринг/Персонажи: Луис «Сардинка»/Вероника Луиза Чикконе (Мадонна)
Категория: гет
Жанр: PWP, романс, юмор
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Лос-Анжелес, середина 90-х. Молодого пуэрториканца Луиса Вильяра снимает прямо на улице гетто некая богачка в дорогом лимузине
Примечание: про Мадонну в своё время таблоиды писали, что она охотится в латиноамериканских кварталах за молодыми парнями, приказывая охране затаскивать их в свой лимузин. Не об этом, но о самой Мадонне можно прочитать здесь и здесь
Использованы строки из песни Мадонны «Like a virgin»
Предупреждение: сленг, мат, русизмы
Ссылка на ФБ-2015: fk-2o15.diary.ru/p205513664.htm?oam#more6



читать дальше
Луис Вильяр по кличке Сардинка в тот вечер был достаточно обдолбан, чтобы принять плавно затормозивший возле него длинный чёрный лимузин за глюк.

Незадолго до этого Луису сильно прихорошело, и он выбрался из той берлоги, где резался с ребятами в карты — выбрался, чтобы прочухаться. Стоял себе у фонаря и лениво покуривал. И даже не косяк.

Как на их улочку вообще попал лимузин, почти проскользнувший мимо Луиса бесшумной чёрной тенью, но притормозивший рядом?

Со стороны водилы опустилось стекло, и оттуда высунулась хмурая чёрная морда в зеркальных очках. Морда уставилась на Луиса изучающим взглядом. Мягко чавкнула дверца, и в следующий миг Луис оказался вплотную прижатым к фонарному столбу, с которым вовсе не собирался быть в столь близких отношениях. Две пары чересчур крепких лап — человеческими руками их было сложно назвать — бесцеремонно его обшмонали.

— Какого хуя? — выдохнул Луис, придя в себя, и попробовал было дёрнуться.

Он ничего не понимал. У фараонов таких тачек сроду не водилось. Да и у чуваков из любой банды в их квартале, даже самой крутой — тоже.

В ответ на столь резонный вопрос его чувствительно приложили лбом о чёртов фонарь и бесцеремонно развернули лицом к лимузину.

— Лишнего не болтай. И ублажи даму как следует, щенок, — процедил тот, кто держал его за шкирку — верзила-шофёр в тёмных очках. — Пошёл!

Второй мудак распахнул заднюю дверцу и сноровисто впихнул Луиса в салон.

— Даму? — тупо переспросил Луис.

И замер, совершенно охерев. За зеркальными стёклами и тонированной перегородкой этой шикарной тачки обнаружилась настоящая спальня. Спальня, мать её!

Здесь тонко и сладко разило духами. Здесь зеркала были даже на потолке. Здесь под задницей пружинил диван, заваленный подушками и подушечками, застеленный тонкими и скользкими шёлковыми простынями.

А на простынях — Луис заморгал — свернулась калачиком голая тётка. Ну или почти голая.

Из одёжек на ней была только чёрная блестящая штукенция с кружевами, вроде купальника. Оттуда вываливались сиськи: белые и крупные, с торчащими, как виноградины, сосками.

Луис разинул рот. И только услышав тихий довольный смешок, сердито взглянул тётке в лицо.

Она была старше него, наверное, раза в два. Под сорокульник, не меньше. Очень светлые кудрявые волосы ореолом окружали её лицо. Луис даже не понял, было ли это лицо красивым. Властным — да. Надменным. Вызывающим. И вместе с тем каким-то смущённым.

Из-под сильно накрашенных век тётка смерила Луиса странным взглядом — почти презрительным, но жадным — и хрипловатым полушёпотом осведомилась:

— Что, малыш? Нравлюсь?

Луис опять заморгал и сипло, но решительно выдавил:

— Нет!

Между прочим, не соврал. Он никогда не спал с девками, которые были старше него даже лет на пять, а тут — старуха какая-то, вся шитая-перешитая! Сцапала его, как воробья! «Ублажи даму как следует»!

Щас, ага!

Луис ждал, что эта богачка, свернувшаяся, как пантера, в углу, сейчас вцепится ему в рожу своими длиннющими кроваво-красными когтями, но она лишь тихо спросила:

— Правда?

Её хищно сощуренные глаза вдруг растерянно округлились. И Луис тоже растерялся и сказал совсем не то, что просилось на язык, не про старуху и всякое такое, а вот что:

— Я люблю, чтоб девчонка чёрненькая была, маленькая… и весёлая.

Богачка улыбнулась и сказала ещё тише:

— А я такая и была… когда-то.

Обхватила руками коленки и положила на них подбородок. И вправду как обиженная девчонка.

— Ну… — промямлил Луис, в полном замешательстве косясь на неё. — Наверное… мэм.

Заслышав это, богачка заметно приободрилась. Протянула руку и провела коготком по руке Луиса — от локтя к запястью. Посмотрела на него и сказала вроде как даже робко:

— Ты меня трахнешь?

Если бы она начала залупаться, ругаться, пытаться Луиса прогнуть или денег ему сунуть, Луис бы и сам поднял хай до небес, и пускай бы её уроды ему всю рожу раскровянили. А тут получилось так, что она будто бы его, Луиса, просит.

Он тяжело вздохнул, не зная, что и ответить.

А её рука, вся в браслетах и золотых кольцах, вдруг легла ему на ширинку. Сжала и понянчила его причиндалы прямо через штаны.

Луис опять выдохнул сквозь зубы. Он уже знал, что будет дальше — будет по-её.

Но глаза всё-таки закрыл, когда она, хихикнув, опрокинула его навзничь на пышные подушки. И продолжал жмуриться, пока она елозила по его животу своими крепкими бёдрами и щупала всяко, совсем содрав с него штаны.

Но он всё равно глянул ей в лицо снизу вверх, когда она, упершись ладонями в его плечи, начала медленно-медленно насаживаться на него, словно заглатывая. Она закусила пухлую нижнюю губу, разрумянилась и коротко втягивала в себя воздух, почти всхлипывая от удовольствия. Но, поймав взгляд Луиса своими затуманенными глазами, немедля опустила подбородок и отвела назад плечи, выпятив грудь — чтобы, значит, Луис не замечал складок на её шее, а за сиськи хватался.

Вот дурёха смешная.

Ну, Луис и решил: пить так пить, чего кишки марать? Насадил её на себя так резко, что она аж взвизгнула, и давай наяривать. Была она какая надо: тугая, жаркая, мокрая, аж хлюпало. Луис вертел её на себе по-всякому, дёргая и лапая от души, коль ей это так нравилось, а она только попискивала и визжала, когда кончала. И сам он кончил аж два раза. Он совсем забыл, что они всё это время в её лимузине едут, колеся по кварталу, пока он тут эту богачку жарит.

Вспомнил он всё, когда уже штаны застёгивал. А эта дурочка не прикрылась даже, так и лежала, в чём мама родила, коленки задрав, и жмурилась разнеженно. А потом подхватилась, сняла с руки золотой браслет и давай Луису на запястье прилаживать.

— На память, — говорит. И улыбается.

Тут дверца распахнулась, и двое чёрных уродов выволокли Луиса наружу. Аккуратно поставили его на тротуар, и лимузин тронулся с места, исчезая за углом, словно его тут и не было.

И вообще ничего не было.

Луис огляделся и увидел, что стоит всё под тем же фонарём.

— Твою мать… — пробормотал он, ошалело озираясь, но видел перед собой не облупившиеся стены многоэтажек, изгаженные похабными граффити, и не помойные баки у дороги. Видел глаза богачки в лимузине, какими они были сперва — лихими и надменными, а после — по-детски растерянными. И знакомыми... такими знакомыми!

«Like a virgin
Touched for the very first time
Like a virgin
When your heart beats
after first time, with your heartbeat
Next to mine...»

— О Мадонна! — прошептал Луис одними губами и сел прямо на грязный тротуар, машинально сжимая запястье с подаренным ему браслетом.

«На память».



Название: Просто Мария
Автор: sillvercat
Бета: —
Размер: драббл, 280 слов
Пейринг/Персонажи: Фрэнк «Два ствола» Кроули/Мария
Категория: гет
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Нью-Йорк, 1930-е. В тюрьме Синг-Синг казнят молодого гангстера
Примечание: см. в конце текста
Написано по наводке Крысо в чайнике
Ссылка на ФБ-2015: fk-2o15.diary.ru/p205513664.htm?oam#more7
Замечательная начитка этого драббла на челлендже, сделанная Tagarela: fk-2o15.diary.ru/p205837275.htm?oam#more9
Предупреждение: описание смертной казни



читать дальше

Мария моет посуду и смотрит на часы.

В тюрьме Синг-Синг казнят по ночам.

Когда обе стрелки на циферблате подойдут к полуночи и скрестятся, как отточенные лезвия ножниц, рука палача в перчатке ляжет на рубильник, и адский заряд тока пройдёт насквозь через тело её Фрэнка, скорчившееся на электрическом стуле.

Стройное крепкое тело, которое Мария так любила ласкать, гладить, покусывать гладкую кожу. Чувствовать под пальцами литые мышцы. Наслаждаться ощущением горячего твёрдого члена в своей ладони, водить по нему рукой вверх и вниз, сдвигая кожу, обнажая малинового цвета головку. Облизывать её, сладкую, словно малина, солёную, благоухающую.

Слушать захлёбывающиеся стоны Фрэнка.

Обнимать его, чувствуя, как он вздрагивает в её руках.

Мария хотела бы сейчас слышать его стоны, умоляющие о пощаде, отдающиеся эхом в тюремном коридоре. Она хотела бы видеть, как он бьётся, безуспешно пытаясь вывернуться из цепких беспощадных рук надзирателей.

Ублюдок!

Поганый ублюдок!

Он изменил ей, лёг с какой-то грязной шлюхой, коровой!

И тогда Мария позвонила в полицию. Она знала, где его логово — в доме на Девяносто первой улице.

Триста полицейских окружили этот дом, и Фрэнк стрелял, пока не кончились патроны.

А теперь — так скоро, уже через семь минут! — его статное тело задымится и выгнется под ударом тока: от пяток до макушки, на которой уже лежит губка, пропитанная солёной водой.

Мария берёт губку, моет под краном очередную тарелку и начинает её вытирать, не сводя застывшего взгляда с циферблата часов.

Стрелки с явственным скрежетом сходятся на цифре двенадцать.

Мария ещё слышит звон упавшей на пол тарелки, а потом начинает выть.


* * *

Девятнадцатилетний гангстер Фрэнсис «Два ствола» Кроули был казнён в тюрьме Синг-Синг, штат Нью-Йорк, за убийство двух полицейских. Его выдала любовница, которой он изменил.

Примечание: эта история в фотографиях.

@темы: гет, фики, джен, ФБ-2015, американские тексты

На ФБ дембельнудась прекрасная команда fandom Sport 2015, которую мне посчастливилось бартерить.
В их выкладках было много всего прекрасного, но особенно мне зашло их макси о лошадях и всадниках.

Название: Фаэтон
Автор:  Лейтенант Чижик
Бета:  Ярк
Размер: макси, ~17 890 слов
Пейринг/Персонажи: люди, кони
Категория: джен, преслэш
Жанр: экшн, драма, бытовуха и намёки на романс
Рейтинг: R
Краткое содержание: Итак, что мы имеем? Вывозная лошадь, выступала под девушкой, бывала за границей, метр шестьдесят с ходу. Любит прыгать. Возможно, липовые документы, что неудивительно, если поменялось имя. Тавра нет, клейма нет. И возможно, это убийца.
Предупреждения: ненормативная лексика, солдатский юмор, пропаганда нездорового образа жизни
Иллюстрации:  morgul



ТЕКСТ!

@темы: ФБ-2015

@темы: соционика, чтоб ее!

Название: Сеанс психотерапии
Автор: sillvercat
Бета: Эллаирэ
Размер: миди, 4060 слов
Пейринг/Персонажи: Маклаков/Марфушина
Категория: гет
Жанр: PWP, стёб, hurt/comfort, драма, флафф, повседневность
Рейтинг: R
Краткое содержание: Маклаков влюбился в Аню Марфушину шестиклассником. Но разлюбил. Или думал, что разлюбил. Они вместе учились в институте, а потом Маклаков взял Марфушину на работу в свою фирму. Так прошло восемь лет. И тут Марфушину бросил муж...
Примечание: время действия — начало 2000-х
От автора: это сказка о том, как в циничном прожжённом хмыре просыпается пацан...
Написано по заявке На Ма
Очень люблю я этот текст.
Предупреждения: несколько матерных слов
Ссылка на ФБ-2015: fk-2o15.diary.ru/p205940313.htm?oam#more1

Маклаков и Марфушина вместе учились в одной школе, в одном классе, в те стародавние замшелые времена, когда люди заканчивали не одиннадцать классов, а десять, и ни о каких ЕГЭ никто ещё и слыхом не слыхивал.

Маклакова, понятное дело, в школе дразнили Маклаком, хотя был он Виталием. Вернее, не дразнили, а просто звали. Ну, а Марфушину, что тоже понятно, звали Марфушей, хотя на самом деле она была Аней. Почти королевское имя — Анна, «сладчайшее для губ людских и слуха»… не то, что какая-то там Марфуша! Но против судьбы фиг попрёшь, хотя Марфуша честно пыталась это делать, возмущалась и один раз даже подралась. Не с кем-нибудь, а всё с тем же Маклаковым, который как раз тогда в неё втюрился и нещадно на этой почве донимал. Она врезала ему по башке учебником географии, причём три раза подряд, пока не возмутилась уже географичка Маргарита Андреевна. Та переживала отнюдь не за состояние маклаковской башки, а за сохранность новенького бесплатного учебника из числа тех, что только что были выданы шестому «В» в школьной библиотеке.

Вот так безжалостно Марфуша выбила из Маклакова всю его любовь в одно мгновение. А ведь он по ней искренне сох и во время уроков то и дело украдкой пялился на первую парту, где Марфуша старательно склонялась над своей тетрадью, и золотистая прядка, выбившаяся из косы, падала ей на щёку. Она вообще была старательной, Марфуша, а потому отличницей, Маклаков же был раздолбаем и троечником.

Тем не менее, уже в институте у него обнаружились недюжинные способности к предпринимательству. Предпринимать он начал уже на излёте третьего курса: сперва спекулировал акциями разных ООО, а потом замахнулся даже на постройку финансовой пирамиды в городских масштабах. Он ухитрился выскочить из этой аферы не только без проблем, но и с немалым наваром и, кроме того, завёл уйму полезных связей в самых разнообразных кругах — от чиновников до «братков». Поэтому, закончив институт, он закономерно заделался чэпэшником, то бишь частным предпринимателем, и пробовал себя во всевозможных законных и полузаконных сферах деятельности, приносящих бабло, покуда не остановился на рекламном деле.

Не мудрствуя лукаво, он назвал новорождённое агентство — «Вита», в честь себя, любимого, и принялся методически его раскручивать.

И раскрутил. Спустя восемь лет под его началом была целая толпа дизайнеров и агентов, впахивавших сдельно, то есть не состоявших в штате, ибо Маклаков не собирался платить за них налоги родному государству. Даже его бухгалтер, и тот был привлечён со стороны и числился за каким-то другим ООО. Единственной правильно и по закону оформленной галерной рабыней, как она сама себя называла, и менеджером по всему была Марфушина.

Анька Марфушина, Марфуша, бывшая маклаковская одноклассница.

За десять лет, прошедших после окончания института, Маклаков сменил подряд трёх жён, как султан из древней песни и завёл от одной из них сына Вовку, которого добросовестно содержал и выгуливал по воскресеньям в детском парке.

И теперь он считал, как тот же султан из песни, что гораздо лучше совсем без жены, - намного лучше с любой стороны.

Он никогда не считал себя таким уж красавчиком, но, как сам довольно признавался, кроме собственно хуя, у него имелась ещё и охуенная харизма. Хотя вообще-то Маклаков, чернявый и смуглый, со сломанным в отроческой драке носом и нахальной ухмылкой, сильно смахивал на какого-то казака-разбойника. Или на махновца с Гуляй-поля.

Марфуша же давно являлась счастливой матерью дочки-подростка и супругой Ильи Орлова, за которого выскочила ещё в институте. Выскочив, она, конечно, сменила фамилию, которая стала звучать гораздо красивее и даже по-геройски. Но для Маклакова Анька так и осталась Марфушей. Не Орлицей же её звать, в самом-то деле!

Время от времени все они, то есть Маклаков и его очередная пассия, а также Марфуша со своим Орловым, встречались на маклаковской даче и жарили там шашлыки под коньяк и мартини.

Маклаков привык к тому, что Марфуша всегда находится при нём, как правая или левая рука, нога или другая часть организма. И что она выполнит любое его поручение, даже не имеющее отношения к её непосредственным должностным обязанностям. Хотя она, конечно, будет при этом ворчать, зудеть и называть Маклакова узурпатором и капиталистом. Впрочем, он всегда платил ей щедро, очень щедро. На Марфушиной зарплате он не сэкономил ни разу за все восемь лет существования агентства, которое они с Марфушей вместе раскрутили.

И вот в один не самый прекрасный день Маклаков сошёл с ума – иначе никак не скажешь.

Какая досада, как говорила фрекен Бок, поливая водой из душа свою макушку.

Маклаков с Марфушей как раз сидели в кафешке через дорогу от «Виты» и обсуждали новый, достаточно обширный заказ от некоего капризного, но крутого «строителя», то есть владельца фирмы стройматериалов. Обсуждали-обсуждали, а потом Маклаков взглянул на Марфушу и внезапно обомлел.

Размешивая сахар в своей чашке с зелёным чаем — другого она не признавала — и упоенно что-то трындя, Марфуша была… прекрасна. Как видение, другого слова Маклаков подобрать не смог.

Солнце пронизывало насквозь её золотистые волосы, окружившие нежное тонкое лицо сияющим ореолом. Как на картинах каких-нибудь прерафаэлитов, изображавших Мадонну. И, взглянув на Марфушу, Маклаков вновь стал тем двенадцатилетним шалопаем, который сидел и завороженно пялился на отличницу в первом ряду, никого и ничего более вокруг себя не замечая.

Конечно, превратившись за последние годы в весьма разборчивого ценителя женской красоты, то есть, откровенно говоря, в кобеля и бабоукладчика, он не раз отмечал при виде Марфуши, что задница у неё вполне ебабельная… или что новая кофточка классно открывает её сиськи третьего размера, а значит, надо непременно напустить Марфушу на важного клиента, чтобы тот распустил слюни и перестал возгудать по поводу возросшей стоимости расходников на заказанные им наружные баннеры.

Но то чувство, с которым Маклаков сейчас взирал на размешивающую чай Марфушу, было чем-то совершенно другим.

Оно было каким-то чистым сопливым восторгом. Умилением даже.

Как в песне у Лозы: «Что-то подымается, не в штанах, конечно же, а в моей душе…»

Маклаков Лозу любил и часто, будучи поддатым, пел его песни под гитару.

— Ты чего на меня так смотришь? — недоумённо спросила уже допившая свой чай Марфуша, вырвав Маклакова из глубин его странного ступора, и обеспокоенно полезла в сумочку. — Если я пирожным перемазалась, то так и скажи.

Она достала из сумочки зеркальце и принялась тревожно себя осматривать.

— Нормально всё с тобой, — очнувшись, заверил её Маклаков. — Я просто задумался, не предложить ли строителю ещё растяжку поперёк Металлургов безвозмездным бонусом, если он будет артачиться.

Марфуша задумчиво выпятила губы, превратившись в утёнка. Очень милого утёнка, надо сказать. У Маклакова прямо сердце дрогнуло всё от того же дурацкого умиления.

И вдруг она прыснула:

— Нас со стороны послушать, так мы чёрт-те-что обсуждаем, Вит! Растяжка строителя бонусом через Металлургов! Ой, не могу!

— Профдеформация, — Маклаков нехотя ухмыльнулся и поднялся из-за столика. — Пошли, Марфуша, растянем его уже, что ли, как следует.

Личностная деформация самого Маклакова на этом, однако, не закончилась. Напротив, она продолжала расти и шириться, превращая его в натурального недоумка, распускающего розовые слюни, что Маклакова несказанно бесило, надо отметить.

Но он ничего не мог с собой поделать.

Ему этого хотелось! Ему хотелось непрестанно смотреть на Марфушу, любоваться ею, как японец — цветущей сакурой. Делать что-то, чтобы она побольше улыбалась и радовалась. Оградить её от нудных, раздражённых, капризных мудаков-заказчиков. Дарить ей подарки. Платить ей, блин, втрое больше. Отдавать ей всю выручку, чёрт побери!

Решительно, Маклаков впал в детство и сошёл с ума, какая досада!

Самым смешным было то, что он прекрасно осознавал всю безнадёжность этой нелепой детской влюблённости. Марфуша абсолютно не воспринимала его, как мужика, хотя не раз подтрунивала над его кобелизмом. Кроме того, она была безнадёжно семейной и чересчур правильной, чтобы Маклаков мог надеяться на адюльтер. Так что адюльтера он вообще не ждал. И даже не мечтал о нём, просто пребывал в таком вот угорелом состоянии.

Альцгеймер подкрался незаметно. Не песец, но пришёл.

Это состояние мозговылета, как мрачно называл его Маклаков, началось с того памятного чаепития в кафе через дорогу от «Виты» и продолжалось почти два с половиной месяца.

Тем временем супруг с геройской фамилией Орлов Марфушу бросил.

Выяснилось это не сразу. Марфуша именно что по-геройски скрывала абсолютно всё, с её семьей произошедшее. На телефоне целыми днями не висела, в истериках не билась, с бухгалтершей Светочкой или ещё с кем-либо мужнину подлянку по углам не обсуждала. Но похудела, побледнела и улыбалась реже и вымученнее.

Маклаков же, пребывая в состоянии мозговылета, это безобразие заметил с первой же минуты, ужасно взволновался и, не зная причины — Марфуша же молчала, как партизанка! — начал в панике думать, что у той какие-то проблемы со здоровьем. О чём и заявил ей, не вытерпев пытки неизвестностью, как-то вечером, когда они вдвоём сидели на кухоньке опустевшего агентства. Марфуша домой не торопилась, дочка Ева была у неё в летнем лагере, ну а Маклаков не торопился тем более.

— Ты мне не нравишься, Марфа, — сурово заявил он, глядя на её опущенные ресницы. Она опять, как тогда в кафе, рассеянно размешивала чай и витала в облаках. — Ты не… не заболела ли? А, Марфа?

Голос его против воли дрогнул. Здоровье бывших жён и пассий Маклакова никогда так не волновало.

Усмехнувшись — не улыбнувшись! — Марфуша подняла на него какие-то затравленные глаза и выпалила:

— А я никому не нравлюсь, Маклаков, как выяснилось. Даже Илье.

Сказав это, она залпом осушила свою чашку с зелёным чаем, словно это был коньяк.

Маклаков оторопел.

— В каком это смысле? — после паузы осторожно поинтересовался он.

— Ты бросил столько баб и не знаешь, в каком смысле? — отчеканила Марфуша, уничтожающе глядя на него. — В прямом. Нашёл другую. Молодую. Ай-нэ-нэ, молода-ая… Девятнадцатилетнюю. У себя в универе. И тю-тю!

Муж Марфуши был замдекана в универе, не в том, который они все закончили, а в другом. Педагогическом. Педвуз — цветник и рай для бабника.

— Э-э-э… — промямлил Маклаков. Он абсолютно не представлял, что говорить. — Ну… это… Марфа, ты так не переживай. Он побесится и… того… вернётся.
Теперь Марфуша рассмеялась металлическим звенящим смехом, всё так же свирепо уставившись на Маклакова:

— Ты к кому-нибудь вернулся, психолог?

Прозвучало это как «пыссихолух».

Маклаков в замешательстве откашлялся и открыл рот, но Марфуша его не слушала.

— Он уже на развод подал. В суд то есть, — с горечью продолжала она, уставившись теперь в свою пустую чашку. — Нет, не потому, что я его держать собираюсь или квартиру отсуживать. Он, кстати, сразу к той ушёл… к Альбине. Так её зовут. Он благородный Атос, — она опять нехорошо усмехнулась. — А через суд — это из-за Евки, из-за того, что она несовершеннолетняя, так положено. Хотя Илья от алиментов не отказывается.

— Мудак он, хоть и не отказывается, — сипло сказал Маклаков и даже поёжился, когда Марфуша подняла на него затравленный, замученный взгляд. — Ну да, и я мудак, — сокрушённо согласился он.

Алименты на Вовку он, конечно, тоже добросовестно платил и знал, что «так положено». Но со всеми своими жёнами и пассиями расставался легко. Они не караулили его у офиса, не обрывали телефон, не бросались на него с кулаками. Всё было как-то… бесстрастно.

Маклакову вдруг даже стало обидно. Вон как Марфуша убивается по своему говняному орлу! По Маклакову никто так не убивался… как не убивался и он. Никогда.

Он снова озадаченно посмотрел на склоненную золотистую голову Марфуши. Да она, ебать-копать, была самой лучшей бабой в мире и так уродовалась из-за какого-то козла?!

— Когда он свалил? — глухо спросил Маклаков.

— Первого июня, в день защиты детей, — пробормотала Марфуша и глубоко вздохнула, опустив плечи.

Узкие плечи. Хрупкие.

У Маклакова прямо сердце заболело.

— Знаешь, что, Марфа? А поехали ко мне на дачу, — решительно скомандовал он, вставая с места и отодвигая стул. — Нажрёмся в умат, по-братски. Песен поорём. Обсудим, какие бабы бляди и какие мужики мудаки. Легче станет, отвечаю.

У Марфуши открылся рот, словно у птенца. Она, не мигая, уставилась на Маклакова своими серыми, в золотых крапинках, глазами. А потом вдруг медленно заулыбалась. Уголки её бледных губ поползли кверху, и это была уже самая настоящая, не вымученная улыбка. И уж тем более не ядовитая усмешка, слава тебе, Господи.

— Неудобно, — тем не менее, слабо воспротивилась она. — И потом… я не люблю пить, ты же знаешь.

— Это не пьянка, это терапия, — внушительно заверил Маклаков. Он несказанно возрадовался: Марфуша стала наконец похожа на себя прежнюю, а не на какую-то немощную тень… отца Гамлета! — Поехали. Поехали, поехали!

«И махнул рукой…»

Они набрали продуктов в ближайшем магазине. Марфуша стеснительно дёргала Маклакова за рукав, когда тот, по её мнению, слишком уж шиковал, но Маклаков не обращал на это ни малейшего внимания. Вдвоём, тет на тет, как говорится, они ещё никогда не бухали. Повода не было. И Маклаков мысленно благословлял козла-Орла за этот повод, старательно отпихивая в сторону вполне резонную мысль о том, что грядёт его, Маклакова, звёздный час.

Мысль эта, как ни странно, казалась ему пошлой и даже дикой. Учитывая маклаковский богатый опыт на сексуальной ниве, это действительно было странным, но вдаваться в рефлексии Маклаков не желал. Он подъехал к даче, лихо распахнул ворота и загнал джип в гараж. Выгрузив предварительно продукты и Марфушу, которая, судя по испуганно округлившимся глазам, стремалась не меньше него.

Не давая опомниться ни себе, ни ей, Маклаков так же стремительно повёл её в дом, где, к счастью, не было такого уж свинюшника: Маклаков вообще любил порядок и в своё отсутствие за домом просил присматривать соседку Марью Филипповну, которой оставлял ключи от ворот и от входной двери.

— Кухня в вашем распоряжении, миледи! — весело объявил он, проворно выгружая припасы на кухонный стол и в холодильник.

Он деловито проверил газовую плиту, мойку — всё было в полной исправности, газ горел, мойка не протекала, — и возвестил:

— Пойду-ка я сауну пока налажу. Чтоб прогрелась.

— Са… сауну? — пролепетала Марфуша, ошарашенно глядя на него. — Может, не надо?

Во время давнишних семейных посиделок на маклаковской даче в сауне они ни разу совместно не парились. Маклакова тогда удерживало от этого… что? Да, пожалуй, целомудренность Марфуши. Заметная невооружённым глазом, а вооружённым — тем более.

— Марфа! — Маклаков укоризненно покачал головой. — Сауна — это просто финская баня, и всё. Отнюдь не синоним борделя. Давай не будем уподобляться. Мы будем париться, как братаны, кирять, как братаны, и наконец…

Он запнулся, увидев, что Марфуша замерла, словно заяц, застуканный охотником под кустом.

— Будем спать, как братаны, в обнимку под столом, — решительно закончил он. — Так что, братан, накрывай поляну, а я пойду пока, печку раскочегарю.

Он поспешно сошёл с крыльца, стараясь не думать о том, почему у Марфуши вдруг появились в голове «этакие» мысли. Его собственная голова ему тоже категорически не нравилась. Поэтому он с похвальным рвением занялся растопкой печи и подготовкой сауны к работе, что его хоть немного отвлекло. Он вообще любил это дело, обустраивать парильню: чтобы пар был какой надо, и махровые полотенца, и травяной настой, и всякие прибамбасы типа войлочных будёновок.

Он не сомневался, что Марфуша вдвоём с ним париться не будет, максимум — посидит в простыне у бассейна. Бассейном своим, хоть и маленьким, Маклаков гордился. Вообще в своё время он возюкался с этой сауной чуть ли не всё лето, но результат того стоил.

В общем, он заботливо приготовил всё, что было нужно для парилки, включая мыльно-рыльные принадлежности, и почапал к дому. К кухне, откуда уже неслись вкусные запахи: Марфуша отвлекалась по-своему.

Отвлекаться-то отвлекалась, но на вошедшего Маклакова опять уставилась с настороженностью, словно лань из чащи леса на приближающегося волка.

Маклаков постарался выбросить из головы волчье-охотничий винегрет. Он плотоядно посмотрел на накрытый стол и максимально неплотоядно — на Марфушу. И бодро воскликнул, как какой-нибудь дед Пахом:

— Баня парит, баня правит, баня всё поправит! Но бухать в бане вредно, поэтому мы начнём сейчас, чуток возьмём с собой, вернёмся и продолжим банкет. Лады?

Марфуша помедлила и кивнула. Она вообще сегодня была немногословна.

— Всё, хватит гнуть спину у плиты, долой домашнее рабство! — распорядился Маклаков, подставляя ей стул. — Мартини? Коньяк?

— Коньяк! — решительно сказала Марфуша.

Коньяк оказал на неё как раз то действие, которого жаждал Маклаков. Она раскраснелась и расслабилась, поудобнее расположившись на стуле. Маклаков втихаря любовался её румяными щеками, завитушками у висков и точёным профилем.

— Твой Илья — просто дебил, — ляпнул он неожиданно для себя. — Даже не мудак, просто полный дебил.

Марфуша перестала улыбаться и отрицательно покачала головой:

— Я уже старая, Вит. И он знает меня наизусть. Вдоль и поперёк. Мы прожили вместе тринадцать лет. Евке одиннадцать в марте исполнилось. Никакой романтики, ничего. Рутина. Я ему просто… приелась, вот и всё.

Она пожала плечами прямо-таки виновато.

— Минуточку, — властно отчеканил Маклаков и нахмурился. — Оставим самоуничижение! Ты ему, значит, приелась, козлу такому. Свежачка ему захотелось, — он поднял ладонь. — Цыть, Марфа, пока что говорю я. Ну, а он тебе что, не приелся? Ты его не выучила наизусть? Он до сих пор сложен, как Аполлон, и трахается, как Рокко Сиффреди?

Марфа обалдело воззрилась на него своими серыми очами и вдруг прыснула:

— Ну ты сказа-ал!

— А-а, значит, нет? Не Аполлон и не Рокко? То-то же, — Маклаков, очень довольный собой, допил свою рюмку и приналёг на грибочки. — Посмотри на это с другой стороны, вот и всё.

«Ты можешь отомстить ему со мной», — чуть было не брякнул он и заткнул себе рот куском буженины.

— А ты почему менял своих баб, Маклаков? — с любопытством осведомилась Марфуша, опираясь подбородком на руку.

Буженина попала Маклакову не в то горло.

— Честно скажу, Марфа, — откашлявшись, просипел он, — я тоже мудак, сраный сластолюбец… и я ни одну из них не любил. Впрочем, как и они — меня, вот так-то, — грустно добавил он, махнул рукой и налил себе квасу из графина, куда Марфуша зачем-то его перелила.

— Но ты же им признавался, наверное, в любви. Клялся… — задумчиво протянула та, продолжая разглядывать Маклакова, как Дарвин — пойманного орангутанга. — Думал, что любишь?

— Это всё поэзия, — пробурчал Маклаков, срываясь с места. Он уже не мог сидеть. — Сраная романтика. Быстро выветривается. Фюить, и нету! — он покрутил рукой в воздухе и взял со стола графин с квасом, бутылку с коньяком и тарелку с котлетами.
Марфуша продолжала внимательно на него зырить, чем, честно говоря, немало смущала.

— Я пошёл на первый пар, — не давая воли смущению, деловито объявил Маклаков. — Выдвигайся минут через двадцать, я к тому времени парилку освобожу. Там всё готово: полотенца и прочее добро. Встретимся у бассейна, в простынях, как привидения с мотором, дикие, но симпатишные.

Он скорчил зверскую гримасу, и Марфуша рассмеялась с явным облегчением. Она наверняка ожидала, что Маклаков вот-вот станет на неё покушаться. Гнусно приставать, соблазнять, склонять к разврату.

Он бы поприставал, конечно. Если бы это была не Марфуша!

…Пар получился знатный, но Маклакову и париться-то толком не хотелось. Он, в конце концов, не париться собирался, а проводить с Марфой сеанс психотерапии! Окунувшись в бассейн и издав приличествующий случаю вопль, он добросовестно замотался в простыню, как римский патриций, и сел на деревянную скамью, прилежно дожидаясь Марфушу.

Опять, как в песне у Лозы: «Закурил махорочку, начинаю ждать».

Маклаков успел осушить почти весь графин с квасом, сосредоточенно прислушиваясь ко звукам, доносившимся из парилки. К коньяку он больше не притрагивался — одна мысль о том, что за тонкой перегородкой находится совершенно голая Марфуша, сразила его наповал безо всякого коньяка.

Наконец Марфуша выскользнула из парилки и подошла к бассейну, сторожко ступая босыми ногами по деревянному полу — как и Маклаков, в простыне, закрученной узлом над грудью. Раскрасневшаяся, с липнувшими к лицу и шее кудряшками. Стройная. Длинноногая.

Лань.

Илья Орлов всё-таки был зажравшимся идиотом. Приелась ему, видите ли, Марфуша за тринадцать лет! Маклакову она и за сотню лет не приелась бы.

— Держу пари, ты ему никогда не изменяла, своему ослу, — буркнул Маклаков, следуя логике своих размышлений, и тут же спохватился. — То есть орлу. Извини, это не моё дело. Это всё коньяк. И пар. Пар горячий развяжет язык... — неловко пропел он.

Он соврал. Всё, что касалось Марфуши, было его делом, и точка!

Марфуша почему-то не удивилась его пассажу и не рассердилась. Она присела на скамью рядом с ним и легко сказала:

— Да. Не изменяла. И он у меня был первый. Я дура?

— Ты святая, — хмуро буркнул Маклаков, глядя вниз, на её босые ступни, маленькие и розовые, как у девочки, с высоким изящным подъёмом. Ему вдруг захотелось взять их в горсть и прижаться губами к тонким щиколоткам.

Господи Боже, он просто сам себя не узнавал!

— Окунись в бассейн уже, Марфа, — строго велел он, переводя взгляд куда-то в угол и старательно размышляя о том, не пора ли поменять там декоративные реечки. Износились. — Я не смотрю.

Он ждал, что Марфуша будет смущённо отнекиваться, но услышал только лёгкое шуршание ткани, в потом всплеск.

Да, реечки определённо следовало сменить. У того клиента, хозяина фирмы стройматериалов, наверняка должны были быть подходящие. Возможно, стоило взять с него часть оплаты реечками. Он…

Он подскочил, когда на его голое колено легла маленькая мокрая рука.

Окаянная Марфуша подобралась прямо к нему и зырила на него из воды своими серыми глазами, голая и бесстыжая, как русалка.

И лапала его за коленку!

Грудь у неё точно была третьего размера. Русалочья. Нежная и округлая. С яркими сосками. Ниже Маклаков не смотрел, боясь потерять остатки рассудка.

Только грудь. И глаза — громадные, завораживающе ведьмовские.

— С ума ты, что ли, сошла, Марфа? — простонал Маклаков, судорожно дёргая коленкой.

— Я тебя не… не возбуждаю? — тихо спросила Марфуша. Глаза её стали ещё больше, просто омуты какие-то. — Не нравлюсь тебе?

Её вторая рука легла на второе маклаковское колено, и Маклаков жалобно взвыл:

— Марфа! Прекрати!

У него всё внутри задрожало, а снаружи взвилось, как пиратский флаг на мачте. Он попытался вскочить, но Марфуша высунулась из воды, как истая русалка, как грёбаная наяда, и самым наглым образом навалилась ему на колени, продолжая зырить снизу вверх своими колдунскими очами.

— Ты мне обещал сеанс психотерапии, Маклаков, — объявила она бестрепетно. — Дружеский и братский. Вот и трахни меня по-братски и по-дружески. Заткнись! — она вдруг нагнулась и цапнула Маклакова зубами прямо за его несчастную коленку. И снова вскинула растрёпанную голову. — Заткнись, пока цел, и не усугубляй! Не усугубляй мой комплекс неполноценности! А то я окончательно решу, что старая, страшная и никому не нужная.

— Это шантаж… — прохрипел Маклаков, зачарованно глядя ей в глаза и совершенно перестав соображать. Он понимал только, что простыня на нём ниже пояса уже вздыбилась верблюжьим горбом, и как раз туда прокрадывалась нахальная Марфушина ладошка. — О-ой…

— Ого… — охнула Марфуша, найдя искомое.

Член Маклакова гордо разметал простыню и воздвигся в точности, как пиратская мачта.

Грот-мачта!

А Марфуша брала его на абордаж!

Она наклонила голову и провела по нему снизу доверху мягким горячим языком, продолжая крепко удерживать Маклакова за колени. И если бы она его не держала, он бы, наверное, рухнул прямо в бассейн.

И утонул.

— А мне никогда раньше не нравилось это делать, — мечтательно поведала бесстыжая Марфуша, на минуту оторвавшись от его загоревшегося адским огнём члена. — А сейчас почему-то хочется...

Маклаков беспомощно замычал и задёргался, когда её кудрявая голова снова склонилась над его пахом.

— Марфа… пожалуйста… Боже… — прошептал он, как девочка в каком-нибудь «рашен порно». — Я не собирался тебя трахать. Я ничего не приготовил. У меня тут этого... всего... то есть ничего нет. Прости.

— Маклако-ов, — протянула Марфа, оторвавшись от него, и рефлекторно облизала губы. — Ты о чём? У тебя нет презервативов? Ты правда не собирался..?

Маклаков так замотал головой, что потерял равновесие и откинулся назад, едва не грохнувшись с лавки. Ему пришлось сползти на пол, упершись локтями в сырые доски.

— Я даже и подумать… не смел… — беспомощно пробормотал он. — Я идиот, да?

Глаза у Марфуши заблестели так, словно она собиралась заплакать.

— Всё равно, — твёрдо сказала она, помолчав несколько мгновений. — Я тебя хочу вот прям щас, — он выдохнула это в одно слово, едва слышно, и её пухлые, щедрые губы сжались в узкую полоску. — Не смей отлынивать, понял?

Какое там «отлынивать»?! Больше всего Маклаков боялся, что он позорно кончит «вотпрямщас», в простыню или в узкую горячую ладошку ополоумевшей Марфуши.

— Ты мне доверяешь? — еле выговорил Маклаков, а потом добавил совершенно неромантично: — Я… вытащу вовремя, не беспокойся… и… я чистый, честно. Без СПИДа и этих… зэпэпэпэ, клянусь. Я потом сдам анализы и принесу тебе справку, чтобы ты…

На этом патетическом месте член Маклакова снова оказался у Марфуши во рту. Маклаков застонал в голос, забился и умер. Ну или почти.

Когда он воскрес, отдышался и виновато покосился на Марфушу сквозь ресницы, сердце у него скакало, как бешеное, а Марфуша даже не отплёвывалась. Она облизывалась и выглядела очень довольной и очень удивлённой.

— Как интересно… — задумчиво сказала она. — Ты знаешь, я вот раньше никогда…

Маклаков зарычал, стремительно вскочил и так же стремительно опрокинул эту неофитку на скользкий бортик бассейна.

— Отдарок за подарок, — грозно заявил он, целуя её перепуганно зажмурившиеся глаза.

Теперь он не боялся, что кончит раньше времени, он боялся, что растает, как мороженое, погружаясь в горячую влагу её тела. Марфуша была узкой и тесной, как девственница, и Маклаков уткнулся лбом в её вспотевший лоб, прошептав по-дурацки:

— Тебе не больно?

— С ума… сошёл? — выдохнула она ему в ухо, поднимая колени и обхватывая ими его бока.

А потом им обоим стало не до разговоров.

Когда Маклаков снова отдышался, он в первую очередь сказал:

— Я тебя твоему орлу ослиному больше не отдам. Хватит, наотдавался!

Марфуша открыла рот, но Маклаков быстро заткнул его. Губами.

А потом во вторую очередь сказал:

— Я его на дуэль вызову. Молчи, Марфа! Я тебя почти двадцать пять лет ждал, как в царской армии. Не было его у тебя, этого твоего Орлова. Не было и не будет. Ты всегда была моя.

Марфуша шмыгнула носом и пробормотала:

— Кто-то тут распинался не так давно про… — она закатила глаза, припоминая: — Про поэзию и сраную романтику. Кто это был, а, Маклаков?

— Но это же я не про тебя говорил, — озадаченно отозвался Маклаков. — Разве это поэзия, что я тебя двадцать пять лет ждал? Это же сущая правда!

Он решительно не понимал, как можно не понимать такой простой вещи.

@темы: гет, фики, ФБ-2015, Русреал

Разная индейщина, которая мне была и будет дорога, как ничто другое...

Название: Война идёт
Автор: sillvercat
Бета: [L]опечатка интеллекта[/L]
Размер: драббл, 710 слов
Пейринг/Персонажи: Рассел Минс, Джейк Уайткроу
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: США, 1973 год. В ночь накануне начала осады посёлка Вундед-Ни в резервации Пайн-Родж, штат Южная Дакота, объявленного Свободной Индейской территорией, Рассел Минс, лидер Движения американских индейцев, вспоминает о том, что было здесь восемьдесят три года назад
Примечание:
О восстании индейцев в Вундед-Ни 1973 года можно прочитать здесь и здесь.
О бойне в Вундед-Ни 1890 года можно прочитать здесь.
Голоссарий: васичу — белые; Вакан Танка — Великая Тайна, верховное божество на языке лакота; ваштело — хорошо, здорово
Предупреждение: неграфичное описание смертей
Ссылка на ФБ-2015: fk-2o15.diary.ru/p205111823.htm?oam#more2




Он сидит и курит на бруствере окопа, только что вырытого за церковью. Темно, хоть глаз выколи. Время близится к полуночи, волчье время, волчий месяц февраль, метёт позёмка. Рыть окопы было трудно. Земля прерии промёрзла насквозь, стылая земля Дакоты, над которой несётся, завывая, Уата, северный ветер.

Тогда, почти восемьдесят лет назад, в 1890-м, здесь было ещё холоднее. Он не может не думать об этом. О том, как гибли здесь лакота, люди его крови, гибли под пулями Седьмого кавалерийского полка. Воины, женщины, дряхлые старики, дети. Стоял декабрь, и брошенные в прерии трупы закоченели в причудливых позах. Их притащили сюда, в эту самую церковь, возвышающуюся за его спиной, чтобы потом предать земле.

Вот этой вот мёрзлой, суровой, горькой земле, в которую предстоит лечь и ему. Возможно, уже завтра, когда взойдёт Ви, солнце, и солдаты придут сюда, как в 1890-м. Уже не Седьмой кавалерийский полк, а полиция, ФБР, регулярные армейские части.

Лакота, эти смутьяны, снова посмели восстать!

Он тяжело усмехается, отрешённо глядя перед собой. Сигарета тлеет в его пальцах.

О Вакан, он ведь уехал отсюда совсем ребёнком! Четырехлетним мальцом мать увезла его во Фриско. Там он и вырос — вдали от этих прерий, на улицах, где дрались друг с другом банды подростков, где он научился пить, баловаться «травкой» и дразнить копов. Дурной молокосос.

Когда он впервые осознал, что он — лакота, Ша Вичаша, «красный человек»? Наверное, только в тюрьме, куда закономерно попал в шестнадцать.

Окурок обжигает ему пальцы, и он отбрасывает его.

Сегодня они объявили, что будут держать оборону здесь, в Вундед-Ни, держать до тех пор, пока правительство белых-васичу там, в Вашингтоне, не рассмотрит их требования.

Выполнить триста семьдесят один нарушенный договор США с индейскими племенами. Расследовать все злоупотребления племенного совета и Бюро по делам индейцев здесь, в резервации Пайн-Ридж.

По правде говоря, он не надеется на это.

Он запрокидывает непокрытую голову и пристально всматривается в холодное зимнее небо, полное звёзд. Шункаха Напин — вот как называется это созвездие. Волчье Ожерелье.

Как быстро он вспомнил эти слова, вернувшись сюда! Язык своего народа.

Скоро, очень скоро высокое небо над его головой наполнится треском вертолётных винтов.

Он оглядывается назад.

На старом кладбище, за церковью, высится серый каменный обелиск. На нём выбиты имена, странные для глаз васичу. Лакотские имена, переведённые на язык васичу: Большая Нога, Добрый Медведь, Жёлтая Птица, Чёрный Койот, Гневный Ворон, Мальчик, Который Всегда Терял Свои Мокасины… и ещё пара десятков имён. Остальные не уместились. А всего их было больше трехсот.

Тем декабрьским вьюжным утром солдаты Седьмого кавалерийского конвоировали людей лакота к железной дороге, чтобы отправить их в резервацию. Последних свободных лакота.

У одного из них, молодого воина по имени Шункчинча Сапа, Чёрный Койот, кавалеристы нашли винчестер. Парень спрятал его, он отдал за ружьё несколько лошадей и очень дорожил им. Он вскинул ружьё над головой и принялся громко объяснять, что честно купил его. Солдаты схватили мальчишку, принялись вырывать ружьё у него из рук, и раздался случайный выстрел. Всего один, никого не задевший.

Но в ответ загремели десятки выстрелов. Сотни. И люди лакота, скошенные пулями, от мала до велика, остались на своей земле. В своей земле. Навсегда.

Если он вернулся сюда, чтобы тоже лечь в эту ледяную каменистую землю рядом с ними — с теми, кто погиб здесь почти восемьдесят лет назад, что ж, пусть так, ваштело. Почему бы нет? Ведь всё возвращается к жизни в круге Пета-овихан-кешни, Бесконечного огня.

Он крепче перехватывает винтовку М-16, лежащую у него на коленях, и подымается на ноги.

— Расс! — окликает его сзади взволнованный голос, и он оборачивается. — Они уже идут?

Джейку Уайткроу, Белому Ворону, Канги Ска, всего девятнадцать лет. Даже в темноте видно, как горят его глаза от смятения, возбуждения и невольного страха, который он пытается скрыть.

Он — воин лакота, но в девятнадцать лет страшно умирать!

Рассел крепко сжимает его плечо и улыбается, ободряя.

— Нас покажут во всех телевизорах васичу, парень, по всей стране, по всему миру, — весело говорит он и подмигивает. — Девчонки васичу будут смотреть на тебя и говорить: какой клёвый парень! А потом мы все встретимся снова у Бесконечного огня, Пета-овихан-кешни. Все лакота, кто погиб здесь когда-то. Ваштело!

Губы Джейка вздрагивают, но он широко улыбается в ответ.

Со стороны шоссе доносится рык моторов.
Это идёт война.

* * *
Ни одно требование восставших в Вундед-Ни индейцев не было выполнено.

Всего с 1973 по 1975 год в резервации Пайн-Ридж от рук наёмных убийц и полицейских погибло более ста членов Движения американских индейцев, их друзей и родственников.



Название: Ша Татанка
Автор: sillvercat
Бета: Маленькое добродушное привидение
Размер: мини, 1076 слов
Пейринг/Персонажи: бизон Ша Татанка, белые охотники
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: из бесчисленных бизоньих стад, сотрясавших топотом копыт американские прерии, к началу ХХ века уцелело не более двухсот бизонов..
Примечания:
Единственный мой текст, над которым меня до сих пор на слезу пробивает, да что ж такое...
Вкратце о судьбе американских бизонов можно узнать здесь и здесь.
Предупреждение: смерть главного героя
Ссылка на ФБ-2015: fk-2o15.diary.ru/p205232124.htm?oam#more3




«Охотники за бизонами сделали за последние два года больше для решения острой проблемы индейцев, чем вся регулярная армия за последние 30 лет. Они уничтожают материальную базу индейцев... Пошлите им порох и свинец, коли угодно... и позвольте им убивать, свежевать шкуры и продавать их, пока они не истребят всех бизонов»...

(Из выступления на слушаниях Конгресса США генерала Филиппа Шеридана, 1875 г.)


Красные люди звали его Ша Татанка — Красный Бизон.

Он был стар — так стар, что потерял счёт вёснам. Его шерсть поредела и скаталась, как бурый войлок, отчего огромная рогатая голова казалась особенно большой.

Он оплодотворил десятки и сотни самок и породил бесчисленное множество телят. Годами напролёт он водил за собой сородичей. От топота их копыт сотрясалась земля, и вся прерия от края до края, сколько охватывал взор, была сплошным ковром из косматых спин. О приближении бизонов охотники догадывались ещё до появления стада на горизонте — по облаку пара, выдыхаемого им.

Это было не так давно… но навсегда осталось в прошлом.

Потому что всё изменилось.

...Ша Татанка переступил с ноги на ногу и чуть покачнулся.

В прерии у бизонов почти не было врагов. Толстая шкура служила им бронёй, острые рога и крепкие копыта — грозным оружием, легко противостоящим клыкам волков или пум.

Но были ещё и люди.

Красные люди охотились за Ша Татанкой и его сородичами. Они подкарауливали бизонов с луками и стрелами, они знали, куда целиться, чтобы наверняка пробить толстую грубую шкуру и попасть в сердце. Но когда мохнатый великан оказывался повержен, они подходили к нему с Песней Смерти на устах, испрашивая прощения за то, что пролили его кровь, оборвали жизнь.

Красные люди брали от бизонов всё, что нужно было для поддержания их собственной жизни на просторах прерий: мясо — для еды, шкуры — для изготовления одеял, одежд и шатров, жилы — для верёвок, полые кости — для посуды, помёт — для топлива в своих очагах. И они убивали ровно столько бизонов, сколько требовалось для того, чтобы выжить. Они щадили бизонов, ведь во всех живых существах течёт одна кровь — красная, все они — дети Вакан Танки, Великого и Таинственного, давшего жизнь всему сущему под небом-Скан.

Но пришли иные люди — пришли со стороны восходящего солнца. Их кожа была белой, как брюхо снулой рыбы, выброшенной на берег, а волосы — цвета выгоревшей под солнцем травы. Они вонзили огромные ножи в грудь Матери-Земли, проложили по прерии железную тропу от горизонта до горизонта и начали убивать бизонов из своих гром-ружей — убивать тысячами, тысячами и тысячами.

Убивать, как красных людей.

...Ша Татанка вздрогнул и вскинул косматую голову, подслеповато вглядываясь вдаль. Рядом с ним смирно паслись самка и два телёнка: всё, что осталось от его некогда бесчисленного стада. Он увёл их на запад, ближе к горам, чтобы укрыться там от алчности белых людей, которые были страшнее волков и пум.

Пумы и волки не убивали бизонов для того, чтобы вырезать у них только языки, отрубить рога, содрать шкуры и бросить громадные окровавленные туши гнить под палящим солнцем на поживу стервятникам!

А Ви — Солнце — выбеливало кости и черепа, которых было так много, что из-под них не проглядывала трава…

Стадо Ша Татанки редело на глазах, но он был всё ещё жив, он брёл и брёл по прерии, пропитанной запахом тлена и гари — брёл, подгоняя тех, кто ещё остался с ним, пока маленькое стадо не достигло отрогов Скалистых гор.

Ша Татанка был стар — так стар, что хотел умереть. «Ибо души наши жаждут покоя…» — пелось в Песне Смерти красных людей. Он давно жаждал покоя. Его кости ныли от боли, шкура облезла и обвисла на впалых боках, а неуклюжая голова клонилась под тяжестью рогов. Но он не мог умереть, пока самка с маленькими телятами находилась под его защитой.

Ша Татанка опять с трудом поднял голову и тревожно принюхался, дёрнув ушами. Он не ошибся: ветер донёс до него близкий запах железа и пороха, запах белых людей.

Низко и раскатисто замычав, он заставил самку повернуться к нему и, наклонив голову, ткнул её рогами в бедро, направляя к горам. Телята жались к матери, вертя короткими хвостиками. Маленькая семья Ша Татанки удалялась, но слишком медленно!

Старый бизон ещё раз отрывисто замычал и побежал, хромая. Он и не думал, что ещё способен на бег. Он чувствовал себя как когда-то в молодости — в те давным-давно ушедшие годы, когда рядом с ним мчались по жёсткой траве прерий сотни и сотни его сородичей, сотрясая топотом землю. Большое сердце Ша Татанки билось гулко и неровно. Он мчался прямо на охотников, чтобы отвлечь их от самки с детёнышами, торопившейся скрыться в горах.

Охотники, восседавшие верхом на лошадях, заметили его: сперва раздались их удивлённые и возбуждённые крики, а потом защёлкали выстрелы. Пуля чиркнула по толстой шкуре, не пробив её, но на траву закапала кровь. Ша Татанка всё ускорял свой бег, вынудив перепугавшихся людей рассыпаться в разные стороны и открыть беспорядочную пальбу. Его отчаянный топот сотрясал прерию, как встарь, а сердце ликующе колотилось — до тех пор, пока не разорвалось под ударами сразу нескольких пуль.

Ша Татанка тяжело рухнул на землю, однако его ноги всё ещё подёргивались, словно он продолжал бежать. В его застывших глазах, перевернувшись, отразилось опрокинувшееся над ним бескрайнее небо прерии, по которому стремительно нёсся, подгоняемый ветром, Скан Татанка — белый Небесный Бизон.

Ша Татанка в последний раз вздохнул и легко устремился вслед за ним…

— Этот старик словно взбесился, — растерянно проговорил один из охотников, спешившись и подходя к распростёртому на земле Ша Татанке. — Какой же он огромный! Посмотрите, у него седая шерсть! Ему, наверное, лет сто или того больше...

— Чушь. Буйволы столько не живут, — вмешался другой и сплюнул на траву табачную жвачку.

— За эту здоровенную башку с рогами перекупщики дадут сто долларов, — воодушевлённо перебил их третий, поддев сапогом безжизненную голову Ша Татанки. — Бизонов становится всё меньше — значит, и шкуры, и рога дорожают. Давайте побыстрее освежуем его.

…Самка с прижавшимися к ней телятами неподвижно стояла в тени громадного утёса, до которого ей удалось добраться незамеченной. Её бока тяжело вздымались, голова опустилась. Телята, немного осмелев, принялись щипать траву, а она всё стояла, чутко прислушиваясь к доносившимся с равнины страшным звукам. Наконец она сдвинулась с места и медленно побрела в глубину ущелья, увлекая за собой детей.

Место, куда направил её Ша Татанка, белые люди называли «Йеллоустон».

* * *

В 1883 году было уничтожено последнее крупное стадо бизонов в семьдесят пять тысяч голов. Знаменитый и поныне охотник Баффало Бил убил за сезон четыре с лишним тысячи животных. Через десять лет браконьеры добрались до последних животных. К началу ХХ века уцелело всего лишь несколько сотен бизонов: всё, что осталось от более чем сорокамиллионного стада, всего полсотни лет назад топтавшего североамериканские прерии.

Остаткам некогда огромных стад удалось укрыться в Йеллоустонском национальном парке.

На сегодняшний день в США обитает около двухсот двадцати тысяч бизонов.



Название: Квотербек
Автор: sillvercat
Бета: Маленькое добродушное привидение
Размер: мини, 1090 слов
Пейринг/Персонажи: Питер Вильямс/Кэнайна Биверскин, другие школьники и учителя Абердинской средней школы
Категория: гет
Жанр: драма, мистика, чёрный юмор, десфик
Рейтинг: R
Краткое содержание: «Кэнайна Биверскин приходит в Абердинскую среднюю школу имени Уильяма Гаррисона в начале ноября, ближе ко Дню благодарения. Настырная, надменная и нос дерёт, как и не давалка-скво вовсе. Питер Вильямс точно знает, что она — давалка, все скво такие...»
Примечание: имя героини взято из книги Ф. Бодсворта «Чужак с острова Барра» (автор рекомендует к прочтению); пила майа — спасибо; Канги Скан — Небесный Ворон-покровитель (из языка лакота)
Предупреждение: ненормативная лексика, сленг, русизмы; попытка изнасилования; не самая приятная смерть одного из персонажей
От автора: признаюсь честно, прежде чем ухайдокать героя, хоть он и говнюк, я колебалась...
Я сказала бы, что соционические ТИМы героев: Жуков/f!Горький
Ссылка на ФБ-2015: : fk-2o15.diary.ru/p205741274.htm?oam#more2





Кэнайна Биверскин появилась в Абердинской средней школе имени Гаррисона в канун Дня благодарения. Настырная и надменная — нос дерёт, как и не давалка-скво вовсе.

Питер Вильямс точно знает, что она давалка, все скво такие. Он своими ушами слышал, как отец говорил: все скво, мол, давалки те ещё. Отец тогда как раз пил пиво в гостиной после дежурства и смотрел новости по телику вместе со своими сослуживцами — мистером Мерфи и мистером Пайксом. Отец не ошибается, он же коп.

Питер гордится отцом и тоже мечтает пойти в полицейскую академию после школы и колледжа. Не для того, чтобы служить и защищать, — ещё чего! — а чтобы властвовать.

Чтобы каждая сука знала своё место.

Пит хочет, чтобы и эта гордая сучонка Кэнайна Биверскин знала своё место. А то вон как она выделывается на занятиях: поднимает руку и мелодичным голоском на совершенно правильном английском отвечает на вопросы училки, а эта старая грымза мисс Муди лишь кивает одобрительно!


Мисс Муди может сколько угодно талдычить про толерантность к разным ублюдкам: педикам, ниггерам или краснокожим. Но Питер точно знает, что все они — последний сорт, нелюди. Педики ебутся в жопу — мерзость, даже в Библии запрещённая. Ниггеры воняют: в раздевалке после матча это особенно заметно. Питер уверен, что сам-то он уж точно не воняет. Квотербеки футбольной команды, звёзды Абердинской средней школы не воняют!

Ну а краснокожие — самые последние из распоследнего сорта. Здесь, в Дакоте, всем известно, как они борзеют, если им потакать. Правительство с ними цацкается: отец говорит, что им всякие поблажки положены, налоговые льготы и квоты при поступлении в колледж — если ты «коренной американец», то есть попросту дикарь!

Грязный дикарь.

И эта гордячка Биверскин — просто грязная скво!

Но когда по ночам Питер Вильямс, квотербек футбольной команды и звезда Абердинской средней школы, гоняет в загорелом кулаке свой член (здоровенный, каким и положено быть члену квотербека), перед его зажмуренными в упоении глазами предстаёт вовсе не Марла Хиггинс, белобрысая тёлка, которую он регулярно потрахивает на заднем сиденье отцовского «доджа». И не какая-нибудь грудастая фифа из тех журнальчиков, что он втихаря покупает в аптеке.

Питер видит перед собой гибкую фигуру Кэнайны Биверскин. Её замкнутое смуглое лицо, её тёмные, как смола, глаза, уголки которых чуть приподняты к вискам, её яркий, чётко очерченный рот. Он представляет, как его сперма брызжет на это гордое остроскулое лицо… и в самом деле кончает, закусив нижнюю губу почти до крови. И брезгливо обтирает ладони и живот простынёй.

А утром он, как не раз делал это раньше, улучив момент, толкает Кэнайну Биверскин на шкафчики в коридоре — под одобрительный гогот парней из своей команды. И глумливо наблюдает, как она поднимается на ноги — мгновенным гибким движением, и лицо у неё всё такое же бесстрастно-гордое, замкнутое. Хоть бы раз заплакала или пожаловалась преподам, сука!

Ей будто бы всё равно, что никто и никогда за неё не вступается.

Вот бы облапать её по-настоящему, ухватить за сиськи, торчащие под кофточкой, запустить пятерню под подол длинной скромной юбки и пощупать ляжки…

Святое дерьмо, да он только и думает, что об этой грязной скво, будто запал на неё!

Питер злится на себя и тренируется до изнеможения, чтобы не позориться со стояком, возникающим всякий раз, когда он представляет себе грязную скво Кэнайну Биверскин.

Но ещё больше он злится на неё. На Кэнайну.

И вот однажды ему везёт.


* * *

После тренировки Питер выходит из раздевалки последним, намывшись в душевой до скрипа. Рассеянно приглаживает пятернёй влажные волосы — и вдруг замечает, как из девчачьей раздевалки выскальзывает она.

Кэнайна.

Она, наверное, ходила в тренажёрный зал: Марла как-то болтала, что скво, мол, туда ходит. Питеру это неинтересно. Он понимает только, что они с Кэнайной наконец-то одни в длинном, гулком, пустом коридоре.

Кэнайна только раз взглядывает на него, стремительно разворачивается и бежит к выходу на лестницу, бежит, оскальзываясь на кафеле. Но Питер — квотербек, и он мчится следом, как привык мчаться на поле, и догоняет её парой длинных прыжков.

Он уже ни о чём не думает — думать он разучился, едва почувствовав в своих руках её горячее, отчаянно бьющееся тело. Кэнайна вырывается, как бешеная кошка, не просто кусается, а рвёт его зубами, но к боли он привычен. Он только ликующе смеётся, зажимая ей рот ладонью и втаскивая в свою раздевалку.

Он запирает дверь изнутри. У него есть ключ, как у капитана команды. Правда, ему приходится на минуту выпустить Кэнайну, но он точно знает, что та никуда не денется.

Сейчас он уделает её, как надо, эту паршивую скво, он, квотербек, лучший из лучших! Пусть радуется, тварь!

Питер поворачивается и жадно оглядывает Кэнайну, вжавшуюся в угол у шкафчиков. Она молчит, не просит пощады, не зовёт на помощь. Её чёрные, как сажа, волосы растрёпаны, длинная юбка разорвана по шву. Но в глазах её нет страха, только ненависть.

Питер боится обкончаться раньше времени только от того, что смотрит в эти раскосые яростные глаза. Его прямо-таки колотит от возбуждения, когда он вновь хватает Кэнайну за волосы и наматывает на руку эту густую жёсткую гриву. Вторую руку он наконец запускает под её затрещавшую кофточку и нашаривает грудь с острыми сосками, восторженно щупает её, сопя и задыхаясь.

Несколько секунд он лихорадочно размышляет над тем, что сперва сделать: заставить Кэнайну взять в рот (ну на фиг, ещё откусит!) или повалить её на маты в углу, раздвинуть ляжки и вставить ей как следует, засадить по самые помидоры. Чтобы визжала и корчилась под ним.

Но он откуда-то точно знает, что она не завизжит, эта гордая сучка!

Он на секунду ослабляет хватку — и тут же её колено взлетает, чтобы врезаться ему в пах. Матерясь, Питер успевает увернуться — квотербек! — но Кэнайна тем временем тоже успевает вырваться и отскочить в сторону. Она бросается прочь — не к двери, а к окну раздевалки, и распахивает его настежь.

Питер откровенно ухмыляется: третий этаж, куда она собралась бежать, эта дура? Или она надеется, что он не сумеет ухватить её за жопу?

Продолжая усмехаться и глядеть в её узкие, как лезвия, тёмные глаза, Питер идёт к ней, демонстративно расстёгивая ширинку и оглаживая член, который так налился, что идти больно.

И когда в лицо ему с пронзительным карканьем летит чёрный ветер, он не успевает ни отпрянуть, ни прикрыться руками, хоть и квотербек. Клюв огромного ворона с чудовищной меткостью насквозь пробивает ему правую глазницу и вонзается в мозг.

«Кэнайна, сука, что ты сделала?!» — хочет закричать он, но, рухнув на линолеум к её ногам, успевает прохрипеть только:

— Кэнайна…

Он уже не видит, как она наклоняется над ним, брезгливо вглядываясь в искажённое болью лицо с кровавой дырой на месте правого глаза. Левый, ярко-голубой, изумлённо и мёртво таращится на неё.

Ворон, плавно взмахнув огромными крыльями, вылетает обратно в окно, садится на ветку старого вяза и так же брезгливо вытирает об неё окровавленный клюв.

— Пила майа, Канги Скан, — спокойно говорит ему Кэнайна. Поворачивает в двери ключ и выходит из раздевалки.

@темы: фики, ФБ-2015, американские тексты, индейцы