Название: Просто кино
Автор:  sillvercat
Жанр: Юмор, драма
Категория: джен, гет
Рейтинг: R
Размер: мини
Пейринг/Персонажи: Марк, Вадим, Лёха, Егор
По заказу: Sweet_Yoghoo
От автора: Невыполненная заявка в 10-м туре социофеста: читать дальшеЖуков/Дон Кихот/Габен/Бальзак. Назначены ответственными за студенческую вечеринку по случаю дня Святого Валентина, им приходится весь вечер пересматривать фильмы про любовь, чтобы выбрать нарезку для перерывов между театральными постановками. H+ A (желательно, можно показать, как они издеваются над романтическими сценами, а сами вспоминают что-то своё, по болевой).
Ссылка: www.diary.ru/~socionicfics/p169162625.htm

Спасибо автору заявки Sweet_Yoghoo, а также первому читателю  F-fantazy!



* * *
У Марка было несколько статусов в разных соцсетях, но сущность их была неизменна.
«Аутичный циник». «Ленивый мизантроп». «Человеконенавистник и зануда».
Он хотел бы весь отпущенный ему век провести в виртуале за клавой, а не ин риал лайф. Что в ней хорошего, в этой риал лайф, да ничего.
Мать всё волновалась, что у него нет девушек. Девушки! Тоже ничего хорошего. Как, впрочем, и мужики, собачки и прочие живые твари. В Сети порнухи полно, на любой вкус, а твоя правая рука, пока она при тебе, по крайней мере, никогда тебя не предаст.
Школу Марк еле-еле отбыл, как срок заключения, и иначе, как с содроганием, вспоминать о ней не мог. В институт на очное пошёл только потому, что это было меньшим злом, нежели армия.
И теперь он совершенно не понимал, что он тут делает, в этой общаговской комнатёнке, пропахшей потом и грязными носками, вместе с тремя своими сокурсничками. Надвигался День святого Валентина, праздник души, именины сердца всех институтских феечек – и его силком запихали в этот оргкомитет по его проведению. А он и отпинаться даже не сумел, влом было. «Надо социализироваться!», – назидательно заявила староста, рыженькая Люська, ткнув ему почти что в лицо своим четвёртым размером. Ну, он и смешался, как дурак. Вот и сиди теперь, смотри отрывки из слюнявых фильмов, отбирай куски для праздничного «капустника» и слушай жеребячье ржание.. Общайся с гомо сапиенс, короче.
Марк поёжился. Ладно, то, что от него требовалось, он проделал – пришёл, фильмы принёс. Он не знал только, почему взял как раз свои любимые, мог бы ведь «Титаник» какой-нибудь.
Хотя «Титаник» вроде как раз Лёхин. Предсказуемо. Громоздок и суетлив.
И Егор вполне предсказуемо «Телохранителя» притащил и «Роман с камнем». Такие крепкие орешки, как он, всегда сентиментальны. Сентиментальность – родная сестра жестокости, как всем известно.
Ну вот, «Телохранителя» и поставили. Хорошо хоть на быстрой перемотке.
Марк глубоко вздохнул. Ещё часа два этой пытки, не меньше.
Единственно, – признался он себе, – компания подобралась не такая уж стрёмная. Не дураки и не быдло. Ржут, конечно, но над его замечаниями тоже ржут. Мелочь, а приятно.
Марк предпочитал одно французское выражение для обозначения собственных метких замечаний – bon mot.
И любил, когда над таким его bon mot кто-то смеётся.
Да ты и в самом деле социализируешься, старик!
Он криво усмехнулся.

читать дальше
– Ну и катана ж у него…
– Стопорни! Романтический момент! Ах, дорого-ой, можно я потрогаю твой ме-еч?!
– Потрогай, дорогая. Можешь ещё понюхать, куснуть и лизнуть.
– Да, чуток Фрейда не помешает…
– Дальше, а?
– Ну и вот этот кусок в аэропорту с самолётом и с песней этой. Чтоб бабы обревелись.
– Под крылом самолёта о чём-то поёт…
– Она ж умерла недавно, знаете? Уитни эта. От передоза вроде.


Чёрт, ну почему, почему так цепляет эта навязшая в ушах древняя песня? Бабы обревутся… Самому бы не зареветь, вот где реально смеху будет, без bon mot.
«Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло».
Какая там невеста, просто девчонка в виртуале, контакт в аське, чем-то похожая на рыженькую Люську, и тоже с четвёртым размером, судя по её фоткам на Фейсбуке.
Хотя он обратил внимание не только на четвёртый размер, но и на её ник. Роберта Арктор. Женская версия имени героя любимого его романа.
Ему, идиоту, даже какое-то время казалось, что она его понимает. Дошёл до того, что мечтал встретиться.
Она выслушивала его словесный понос так внимательно, как никто до этого. Давала дельные советы. Смеялась над его шуточками. Читала те книги, которые он любил. Смотрела те же фильмы.
Она была… была такая…
Да не было её вовсе, приди в себя уже, дурак. Или же она была таким же аутичным мудилой в наушниках за клавой где-нибудь в Усть-Зажопинске.
Даёшь Интернет, бля! Он объединяет.
Марк сердито сморгнул.
Вон Лёха опять ржёт. Счастливец! Бездна энергии, бездна идей и ноль понятий о такте. Что ж, таким намного легче жить, чем ему.
Даже странно, что именно Лёха принёс «Амели».


– Прикольная девка эта Амели.
– Скажи ещё – я бы вдул.
– Я бы вдул. О, стопорни-ка, романтический момент! Слышите: «Женщина чахнет, как цветок без самца»!
– Без солнца, глухарь!
– Не, мой вариант круче…
– Бабы не поймут.
– Бабы? Как раз поймут!


* * *
Она была не просто прикольная, она была такая же живая и такая же одинокая, как Амели. Со смоляными кудряшками, большеротая, со вздёрнутым носиком и яркими лукавыми глазами. Невысокая, тонкая.
«Я б вдул». С какой лёгкостью Лёха ответил на эту ленивую подначку Егора. Но он не вдул.
Это было пять лет назад, ему было пятнадцать, и она была его соседкой по подъезду: он на третьем этаже, она на втором.
Женька.
Один раз она потеряла ключи от квартиры, и он открыл ей замок отмычкой. Это оказалось так просто, что потом он ночами представлял, как потихоньку встаёт, спускается вниз по лестнице и открывает дверь в её квартиру.
Сгребает её, такую тёплую, сонную, мягкую, чтоб она не успела опомниться, и…
Лёха нетерпеливо поёрзал. Что за хрень! Надо же, вспомнил сопливое детство! Всё из-за «Амели» этой… Чёрт дёрнул принести.
Чего там у нас на очереди? «Бабник»?
Вадим, что ли, притаранил?
По нему и не скажешь. Тюфяк тюфяком, а поди ж ты…

– Да этот мужик нелогичнее, чем мой мизинец на левой ноге!
– Угу, и его надо за это посадить…
– Да он реально козёл!
– О! Дельфинчики! Романтический момент!
– Пошла ванильная струя…
– Во! Где он говорит: «Я ради тебя буду разносить пиццу или грабить банки»…
– Точняк! Ещё романтический момент, стопорни! Хотя мне послышалось – гадить в парке…
– Ты уже слуховой аппарат себе купи, что ли, Лёх! Или сконструируй.
– А что, свежо, нестандартно…
– У-у, ну-у… это уж совсем пошли розовые сопли…
– Так нам и нужны розовые сопли.
– О! А вот без соплей! Смотри, смотри – он же белой мышкой жабу кормит! Стопорни!
– Лёха, да ты охуел на всю длину. Бабы же нас порвут.


А потом Женька выскочила замуж за какого-то хмыря и уехала. За бугор.
Лёха так хорошо помнил их свадьбу, как будто это было вчера, а не пять лет назад.
Малышня и бабки в подъезде суетились, как тараканы, носились туда-сюда по лестнице, привязывали воздушные шарики к перилам до самого пятого этажа, и осыпали молодожёнов рисом, который потом хрустел под ногами.
Хмыря Лёха не запомнил, помнил только что-то уныло-вытянутое, тёмное. А она сияла улыбкой, махала всем – и ему – рукой в ажурной перчатке. Венок из атласных белых цветов всё время сбивался с её черных кудряшек, она поправляла его и хохотала, хохотала…
А потом поздно вечером Лёха всё-таки потихоньку вышел из квартиры, но отправился не вниз по лестнице, а вверх – на чердак. Стоял возле чердачного окна и думал о том, что хмырь сейчас делает с Женькой то, чего он не посмел ни разу вообразить до конца.
Тогда он впервые закурил, выкурил чуть не полпачки какого-то поганого «Кента», что ли, и его вывернуло наизнанку, до самых кишок – прямо там, на лестнице, всё ещё усыпанной рисом и увязанной сраными шариками. Он слинял, с каким-то удовольствием подумав: пусть теперь бабки подтирают.
«Праздник кончился, добрые люди второпях надевают кальсоны, начиняют младенцами самок, принимают условные позы. Толще видим, жарче жрём, круче гадим, глубже мрём. С каждой раной, с каждой весной...»
«Гражданка» не врёт.
Лёха потряс головой. Да что это с ним сегодня? Слуховой аппарат ему точно требуется. И волшебный пендель.
Дальше что? «Красотка»? Тоже Вадим принёс.
Романтических моментов там туева хуча.
«Я не целуюсь в губы», например.

– О, во-во, в джакузи, годно!
– Какая грязная шлюшка, надо тебя помыть…
– Чёрт, а наши комменты можно будет туда?
– Ну, если ты завещание написал, то можно…
– Мужики, да тут всё – романтический момент!
– О, во-во, в лимузине! Музон опять же!
– Да какой идиот женится на бляди? Музо-он…


* * *
Егор в первый и в последний раз снял проститутку в какой-то захудалой гостинице в Чехии. Ему просто позвонили в номер и на ломаном русском предложили девочку на час. «Девка на една година», укаталово, а не язык.
Тёлка эта совсем не была похожа на Джулию Робертс. Но в губы тоже не целовалась. И резинок у неё с собой оказалась целая россыпь.
Она была крашеной блондой, – тёмные корни волос просвечивали сквозь краску. И вообще была красивой: рослая, почти вровень с ним, да и сиськи, и задница – что надо.
Но улыбалась она ему с какой-то жалкой бравадой.
Вот оно, именно это слово – жалкая.
Хорошо, что она хоть по-русски не говорила.
Егор тогда исправно проделал с ней всё, что положено проделывать с бабой в любой порнушке, и чего он раньше никогда не позволял себе с другими, приличными. Не то, чтобы ему прям уж так хотелось всякого эдакого, просто почему нет? Любой каприз за его деньги.
Но обычной сытости не наступило.
Она тоже исправно подыгрывала ему, подмахивала, всхлипывая и вскрикивая тогда, когда это было надо. Как кукла. Заводная кукла.
Но куклой она не была, в том-то и дело.
Егор не спрашивал её имени. Она, дура, сама назвалась, зачем? Да ещё и провела тёплыми пальцами по его щеке. После всего-то эдакого.
Её звали Божена.
Он отдал ей все наменянные накануне бабки, что были у него в бумажнике, и почти вытолкал её прочь из номера.
С тех пор у него не было никакого желания повторять этот опыт.
Ух, скорей бы кончилась эта тягомотина… Чёрт знает что в башку лезет.
Что осталось? «Укрощение строптивого». Хоть взбодриться наконец. И такую киношку принёс Марк, тоска ходячая. Охренеть.

– Ха-а! Как он на пса-то! «Лесбиец»! В мемориз!
– Стопорни! Романтический момент!
– Как она его ведром по морде, что ли?
– Не-не, танго, танго надо оставить!
– Тогда уж то, как он виноград давит, бабьё обпищится…
– Если они и сейчас так же вино делают, я итальянское больше не пью.
– Чистюля ты, Марк, чего тебя не устраивает, ручная ж работа.
– Ножная…
– Стоп! Вот этот кусок с «Ti amo» целиком давай.
– О, о, о! Вот оно! Эпилог! Три дня спустя после свадьбы!
– Силён мужик, я б сдох…
– Ты и так сдохнешь, когда эту нарезочку улицезреет ректор…



* * *
Вадим время от времени откровенно зависал, и встряхивался только от хохота остальных. Сальные шуточки его не сильно раздражали, но сосредоточиться мешали. Собственно, он бы справился с этой нарезкой и один, без остальных, но, в общем-то, был отчего-то рад их присутствию и этой невнятной суете и галдежу вокруг.
Осталось трое суток.
Вот что постоянно маячило в глубине его души, мерцая, согревая.
Трое суток до её приезда.
Всего.
Очень долго.
Что там они ставят? «Пятьдесят первых поцелуев»? Тоже Марк принёс. Молодец. Неплохо.

– Мужики, а чего мы пива не догадались взять?
– Под пиво надо не эту всю хню, а «Американский пирог» смотреть…
– Дык и посмотрели бы!
– В другой раз, ребят.
– Тихо! Романтический момент! Как она его читать учит!
– Не-не-не! Гавайца с титьками хочу! Ларису Ивановну хочу!
– Успокойся уже, а?
– О! Во! Конец! Когда они на Аляску плывут! Поздоровайся типа с дочкой!
– Угу. Зима не будет.


Зимы в этом году для Вадима уж точно не было.
Цветов было много, Ника сразу сказала, что любит цветы, и он пометил это для себя. Если он мысленно делал зарубку, – как ножом на стволе, – то никогда не забывал.
Он всегда знал, что с выражением чувств у него туговато, и потому старался делать это выражение не вербальным, а предметным. Вещественным.
Цветы – самое то.
Как Егор всё время говорит: «Бабы любят то, бабы любят это»…
Знаток.

– Слышь, Егор, в этом «Романе с камнем» я б только пролог взял.
– Угу, с того момента, как она его ножом в горло. Он типа зарезал моих родителей, изнасиловал мою сестру, застрелил моего хомячка…
– Не-не-не, когда он ей втуляет про кругосветное путешествие…
– Я всегда своим бабам то же говорю.
– Суровый социалистический реализм.
– Ну, и финал – яхта!


Вадим подумал о том, что да, он хотел бы отправиться с ней на яхте вокруг света, хоть это и чёрт возьми какая пошлость. Чтоб были только Ника и океан. С океаном он бы справился.
Понравилось бы вот только ей, Нике – что рядом с нею только он и океан?
Надо спросить её, когда она приедет. Преодолеть себя и спросить.
Пусть даже нет яхты и океана.
Осталось трое суток.
И он обязательно спросит.

– Слушайте, народ, «Титаник» я не вынесу уже, чессло! Без пива не вынесу!
– Какое пиво – тут водку надо.
– Короче. Ищем тот кусок, где они на носу стоят, руки в стороны растопырили, будто зарядку делают. И целуются потом. Это когда было?
– В середине, кажись.
– Ну и конец самый.
– Когда все тонут, что ли? Ну ты даёшь.
– Ага, когда она говорит типа, Джек, мне холодно, а он ей: «А мне, бля, жарко!»
– Циники вы, мужики.
– Мы не циники, мы реалисты.
– Стоп! А где песня-то эта… ну, Селин Дион?
– На финальных титрах, тундра!
– А-а-а, Семён Семёныч!
– А чего, конец нарезки, финальные титры, Селин Дион, всё, как надо!


* * *
Наконец-то! Непременные рукопожатия у двери – и ох, скорее домой. А вдруг сегодня, как раз сегодня, в аське загорится: «Роберта Арктор в сети»? Ну вдруг же. Вдруг!

* * *
А ничего так, лихо оттопырились. Поржали, аж живот болит. Вот и подъезд, и Женькина дверь. Интересно, как она там, в своей Финляндии… Вот возьмёт и разведётся. А что? Все ведь разводятся.

* * *
Надо подкатить к Люське, к старосте, что ли, после этого долбанного праздничка. Хочется чего-то такого. Кто-то говорил где-то…. А, да, то ли буженины с хреном, то ли зарезать кого-нибудь. Подходяще… Тепла хочется, вот чего. Холодно.

* * *
Уже двое суток и двадцать два часа осталось. Четыре двойки подряд. Хорошие цифры. И вообще хорошо, что так быстро вечер пролетел. Надо будет завтра опять ребят позвать. На пиво и «Американский пирог». Первый и второй. Сейчас он как раз и скачает. И послезавтра что-нибудь придумает. А потом – купит цветов. И она приедет. И он спросит.
И она согласится.