Ну, тут многие видели, как я время от времени живописую разные ТИМы... и описала почти все, за некоторым исключением. Так вот, заполню очередную лакуну, уж не знаю, к радости чьей или к огорчению.
Я упорно отбивалась от пожеланий [J]ЯтуркЭнженсирхив[/J] рассказать про Штирлицев. Потому что я искренне считала, что таковые мне в жизни и не встречались. И вообще я их знать не знаю и видеть не видела, окромя соседа Славы, про коего я писать-то и не хочу. И тут меня вдруг осенило. Бог ты мой, ведь именно Штирлиц, классический Штирлиц мужского полу сопровождал меня в течение почти десяти лет моей жизни!
Звали его Богдан.
Правда, это было давно, во времена моей бурной молодости, но всё равно он вполне имеет право носить высокий титул «мужчина моей жизни».
Вот так возвышенно потому, что Богдан был (и я полагаю, остался) крайне высокоморальной личностью. А познакомились мы с ним по переписке. Да-да! Интернета и сайтов знакомств тогда не было, чатов и СМС-ок – тоже. Мы долго и нудно карябали ручкой по бумажке, запечатывали письма в конверты, и они улетали: моё – в Ужгород, его – в Комсомольск-на-Амуре. Возвышенно? То-то же!
Собственно, познакомились мы на почве индейцев, коими я бредила много лет… Богдан был достаточно крутым индеанистом, даже регулярно ездил на Пау-Вау под Питер, и у него было крайне возвышенное индейское имя – Сломанное Крыло.
Именно Богдан прислал мне книги, которых днём с огнём было не сыскать в нашем городе: «Мастера и Маргариту», Нору Галь «Слово живое и мёртвое»…
А у него они были. Он умел достать всё — в СССРе это было крайне полезное качество.
Кроме того, он цитировал классиков. Он был умён. Он работал на нескольких работах, что во времена ССРа опять же было нонсенсом. Он отлично знал несколько языков. У него был свой дом в Ужгороде. У него было прекрасное чувство юмора. Он звал меня «О! Леся»…
В общем, я почти влюбилась.
читать дальше
А он – желал смотрин.
Второе замечательное качество помимо высокоморальности — он был практичен.
Встретились мы не у него на краю света, не у меня на краю света, а как раз посередине – в городе Камышлове Свердловской области, у моей подруги Ришки, которая там как раз отбывала обязательную практику после мединститута. Он приехал специально для встречи со мной, а для меня Камышлов стал следующей точкой в отпускном моём маршруте после Новосибирска. В Новосибирске же остались моя подруга Нинка и человек, вскоре ставший моим первым мужем.
Пашка.
Но тогда я ещё не знала, что опять вернусь в Новосибирск, и что Богдан – судьба не моя…
Богдану я понравилась, скажу без лишней скромности. Я была: а) наивна, б) невинна, в) тиха и кротка… в общем, представляла собой типичную Досточку, как я сейчас понимаю. Моя базовая таилась у меня так глубоко, что достать её смог только Гюго. То есть Пашка, в руках у которого я расцвела и стала таким же человеком-оркестром.
Но я о Богдане.
У нас реально могло бы что-нибудь получиться, думаю я сейчас.
Мы переписывались к тому моменту уже, наверное, года три. И знала я его достаточно хорошо, чтобы уважать. Он был умён и… см. выше. Строго говоря, у него была куча достоинств, которые я ценю в мужчинах, помимо ума и чувства юмора. (Ещё строже говоря, я в своей жизни вообще не встречала глупых мужиков. Дурочек – сколько угодно, сама такая, но вот мужиков…).
Обхаживал он меня тоже совершенно правильно — с достаточным напором и страстью, но не переходя грани, ценя и уважая во мне эту мою невинность, я ведь даже на поцелуи его не отвечала и вообще ничего не позволяла, что, видимо, в его глазах выглядело моей высокой моральностью. Ай-нэ-нэ, Пашку это не остановило ни разу, так же как и меня в Пашкиной постели... о Боже, но я о Богдане!
В общем, всё с Богданом было прекрасно, но искра Божья во мне не возгорелась, и пламя из неё — тоже. Кроме того, для меня на поверхность всплыл один существенный недостаток Богдана, вытекавший отчасти из его практичности и из того, что он как-никак был западенским украинцем (простите за переход на национальности, но из песни слова не выкинешь...) Так вот, он был прижимист. Бережлив. Словом, рачительный хозяин.
Как сейчас помню, сидим мы с ним в кафе, он заказывает, я ем, мы болтаем… и вот, уже после расчёта, он роняет: «Лесь, знаешь, что мне в тебе ещё нравится?» Я замираю – типа, помимо моей неземной красоты и острого ума? «Ты мало ешь!»
Н-да. Как любил говорить один мой знакомый, делая рукой соответствующий жест: «И тут у меня сразу всё упало…»
Короче. Пока после нашей встречи бедный Богдан летел в свой Ужгород (кстати, я не сказала, что было всё это зимой 1988-89 года, когда по стране ещё можно было летать без катастрофического ущерба для бюджета), пока он, полный романтических мечтаний, строчил мне трогательные новогодние открыточки, я уже вернулась в Новосибирск, встретила там Новый год с Пашкой, и… и всё.
Собственно, здесь я уже ничего не взвешивала и не решала. То, что сильнее меня, всё решило за меня – назовите это нечто, как хотите, Богом или Роком. Если уж возвышенно…
В общем, я выскочила замуж за Пашку и ни на секунду об этом не пожалела.
Богдан мужественно снёс моё предательство и даже пожелал счастья. Наша переписка, естественно, сошла на нет.
Прошло почти три года. После Пашкиной смерти я вернулась из Новосибирска домой, и чуть ли не сразу пришло письмо от Богдана, который, видимо, обо всём узнал от наших общих друзей. Видимо, я таки запала ему в душу, и узнав, что я теперь свободна, он решил вернуться к старым отношениям. Бедняга.
Когда я прочла это письмо, взор мой натурально застлало красным.
Сначала обо мне тогдашней.
Я была трупом. Сама себе я напоминала раздавленную автомобилем кошку с размазанными по мостовой кишками. С той разницей, что я всё-таки могла дышать, говорить, есть и даже ходить на работу, благо вернулась в свою старую добрую школьную библиотеку, где никто меня особо не трогал. После работы я забивалась в свою комнату и в наушниках слушала музыку, — кассеты с Цоем и Пашкиными песнями — иногда до рассвета, пока не падала с ног. И вот в таком вот весёленьком состоянии получаю я такое вот весёленькое письмо от Богдана:
«Здравствуй, О! Леся! Как я рад, что ты опять дома! Ну, расскажи же мне о себе! Какая ты теперь? Какие книги прочитала, какие фильмы посмотрела?»
Сказать, что я озверела, значит, ничего не сказать. Книги?! Фильмы?! Он рад, что я опять дома?!
Одним махом, без «здрасте» и «до свидания», я нацарапала на листке бумаги (кажется, даже сверху вниз, наискосок) стихотворение Цветаевой «Осыпались листья над вашей могилой, и пахнет зимой, послушайте, мёртвый, послушайте, милый, вы всё-таки мой…», которое тогда днём и ночью звучало у меня в ушах (тем более, что как раз стояла поздняя осень), запечатала и отправила.
Это сейчас я могу сказать, что Штир — тот же Жуков с рационалкой, и в душевных движениях он так же тактичен, как слон в посудной лавке, но тогда... я его убить была готова.
Ещё одно письмо пришло от него ещё через несколько лет. В нём содержался рассказ о том, что он успел жениться и родить двух пацанов. Фотка жены и пацанов на фоне бесконечной помидорной плантации прилагалась.
Когда я посмотрела на эти бесконечные ряды помидоров, меня пробил, как гриццо, по-за шкуре мороз... И да, я вознесла Богу хвалы за то, что это не я стою там с тяпкой, а его счастливая жена.
Вот такая вот история, страна (с).
Но, хоть со Штиром у меня не срослось, оду им мне хочется пропеть.
Штирлиц — это именно тот мужчина, про которого сложена поговорка «за мужниной спиной как за каменной стеной». Надёжность и защиту — вот что всегда инстинктивно ищет любая баба для себя и своих детей, и именно в Штире она это найдёт, как ни в ком другом. И да, его семья всегда будет сыта, обута, одета и даже более чем.
И второе. Штир это прежде всего ДОБРЫЙ человек. Причём это действенное добро. Он не будет сюсюкать с нищим, а найдёт ему работу. Брошенного котёнка пристроит ловить мышей, а пса — охранять дом. И опять же все будут сыты и довольны. Если не ленятся.
Однако же он беспощаден к врагам рейха лентяям.
И это именно о Штире написаны широко известные строки Куняева:
«Добро должно быть с кулаками,
Добро суровым быть должно,
Чтобы летела шерсть клоками
Со всех, кто лезет на добро».
В общем, ребята — со всем глубочайшим и безграничным уважением.
Простите, если что не так.
Ваше разболтанное, раздолбайское, но, чесслово, трудолюбивое Гюго.


Моя личная визуализация Штиров: