— Я ничего не думаю, я именно что должен проверить все предположения, — хмуро объявил шериф, снова доставая мобильник. — Это крайне странный парень, если на то пошло, мисс Хилл. Кстати, мы его уже обсуждали, и Гэл Стефан, как мне помнится, отчаянно за него тогда заступался. Между тем этого Ша Акичиту регулярно заставали то там, то сям при разных… весьма подозрительных обстоятельствах.

— Например? — резко спросила Элис.

Она так и кипела от негодования. Глупо, но её доверие к Ша Акичите, как и доверие к нему Гэла, было абсолютным. Ша Акичита не был способен на дурное!

«Уоштело Вакан даёт нам жизнь, и никто не вправе отнять её, кроме него…»

«Хокши-ла дорог мне… мы с ним смешали кровь, и он действительно стал моим братом по нашим обычаям…»

— Например, он взял на себя функцию егеря, которую на него никто не возлагал, — холодно отчеканил Миллер. — Я уже тогда, во время нашего первого спора, говорил об этом, но вы не желали слушать. На него неоднократно жаловались запуганные им туристы, которые находились в горах, когда… Извините, — закончил он, дозвонившись, видимо, до своего заместителя. — Харрис? Тот парень, что был замешан в инцидентах с туристами, Ша Акичита, не встречался тебе сегодня? — он ещё немного послушал, потом коротко бросил: — Еду.

Поспешно садясь за руль, он лаконично объяснил, глянув сперва на Элис, потом на доктора, так же торопливо усаживавшихся на заднее сиденье:

— Харрис задержал его, и он находится сейчас не где-нибудь, а камере при моём офисе. Чёрт! Он угрожал двоим туристам в горах и прогнал их с тропы— между прочим, с официального туристического маршрута, ими оплаченного. Сопротивлялся аресту. Какого рожна Харрис мне не позвонил?!

— Давно его задержали? — быстро спросил Дэвис, облокачиваясь на спинку переднего сиденья. — Он успел бы…?

— Час назад, — коротко сообщил Миллер. — И да, он успел бы сделать с нашим парнем всё, что угодно, в промежутке между четырнадцатью пятьюдесятью и… — он глянул на часы, — и восемнадцатью часами.

— Он ничего ему не делал! — отрезала Элис и стиснула зубы, заметив, как понимающе переглянулись мужчины.

* * *

Гэл куда-то плыл. Плыл в лодке, лёжа на её дне, и это было так странно, потому что он вообще не соображал, где находится, и откуда взялась эта лодка, деревянный остов которой больно врезался ему в голую спину. Когда он с усилием разлеплял ресницы, в глаза ему сразу же бил солнечный свет, заставляя опять зажмуриваться. Но это яркое полуденное солнце совсем не грело.

Мерно журчала вода за бортом лодки. Гэл не знал, река это или озеро, не знал, как вообще тут очутился. Он непроизвольно облизнул сухие губы. Как-то вдруг сразу захотелось пить. Надо было, наверное, просто опустить ладонь за борт, зачерпнуть пригоршню воды, которая так сладко там журчала, и попить.

Но он почему-то не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

Ладно, он ещё немного поспит… и тогда попьёт, решил Гэл, снова отдаваясь головокружительному медленному покачиванию. Лодка плыла и плыла, журчала вода, сквозь ресницы проникало солнце. Всё было хорошо.

Гэл улыбнулся, покрепче смежил веки и снова провалился в тёмное забытье.


* * *

В офисе Миллера Элис бывала неоднократно — вместе с Гэлом, когда разворачивалось расследование убийств Генриетты Макрой и Эдди Коула. Офис был небольшим: приёмная, пара кабинетов и две камеры — мужская и женская. Элис хорошо запомнила заместителя шерифа по имени Клайв Харрис: как не запомнить такого жизнерадостного кареглазого здоровяка с огромными ручищами и открытой улыбкой. Но сейчас, встречая их на пороге, Харрис не улыбался.

— Я едва доставил сюда этого краснокожего стервеца, сэр, с пушкой промеж лопаток, — сокрушённо выпалил он вместо приветствия. — Простите, леди Элис. Здравствуйте, док. Я не перезвонил сразу, это всё так… быстро вышло, я только что его в кутузку запаковал. Как бы оставить его там на месяцок, сэр, сил уже никаких нет с ним возиться.

— Судья Литтлхок учтёт сопротивление при аресте, — на ходу бросил Миллер, стремительно направляясь дальше по коридору, но, видимо, спохватившись, обернулся. — Мартин и вы, мисс Хилл, останьтесь в приёмной.

Элис не собиралась спорить, а просто молча догнала его. Она не осталась бы в приёмной ни за какие коврижки. Дэвис тоже поспешил следом за ними, почему-то на ходу застёгивая своё чёрное пальто, которое расстегнул в машине. Будто замёрз, отрешённо подумала Элис, заворачивая за угол коридора, перегороженного толстой стальной дверью.

Пискнул электронный замок, и дверь распахнулась. За нею тоже был коридор, разделённый пополам стальной решёткой.

Ша Акичита стоял у этой решётки, прищурив глаза и крепко сжав твёрдые губы. На нём опять красовались потёртые джинсы и костяной старинный нагрудник, чёрные волосы были стянуты в тугой узел на затылке. Решётка, отгораживавшая камеру от коридора, напомнила Элис решётку клетки в зверинце, и индеец смотрел сквозь неё, как пойманный в ловушку зверь — но не с бессильной яростью, а с холодным спокойным достоинством — последним, что у него ещё оставалось. И это было до того несправедливо, что у Элис перехватило дыхание.

Напрочь позабыв о шерифе, докторе, Харрисе, которые маячили где-то позади них, она метнулась к решётке, схватилась за неё обеими руками и выпалила, глядя прямо в непроницаемые глаза Ша Акичиты:

— Гэл пропал! Вы можете… — горло у неё сжалось. Что он мог, сидя в этой клетке?! Да ничего! — Вы не видели его? Не встречали его сегодня?

Взгляд индейца сразу изменился. Бесстрастную усталую настороженность, будто нахлынувшая тёмная волна, смыла тревога.

— Когда? — отрывисто спросил он, мгновенно оказавшись лицом к лицу с Элис и так же, как она, вцепившись в прутья обеими руками.

— Молчите, мисс Хилл, — непререкаемо распорядился опомнившийся Миллер и тоже встал возле решётки, оттеснив Элис в сторону и испытующе уставившись на Ша Акичиту. — Вам разъяснили ваши права при задержании, мистер?

Индеец нетерпеливо мотнул головой:

— Всё, что я скажу, может быть использовано против меня в суде… и бла-бла-бла? Хрен с ним, с вашим судом! И с моими правами! Что с хокши-ла?

— Я не знаю! — пробормотала Элис, торопливо смаргивая чёртовы слёзы. Ласковое прозвище, которым Ша Акичита всегда называл Гэла, уничтожило остатки её самообладания. Это никуда не годилось! — Он не вернулся сегодня домой, вот и всё.

Миллер снова перебил её, вскинув руку.

— Где вы находились сегодня в промежутке между примерно тремя часами пополудни и тем временем, когда вас задержали?

Ша Акичита глубоко вобрал в себя воздух, тоже, видимо, пытаясь совладать с собой:

— В горах. Я был в горах. Это могут подтвердить те мудаки, которые запалили костёр с барбекю в Серебряном ущелье. Чёрт бы вас побрал, выпустите меня отсюда, шериф, я должен найти хокши-ла! Я не встречал его сегодня, но я могу его найти!

Он даже тряхнул решётку. Глаза его вспыхнули гневом, широкие костяные браслеты на запястьях брякнули о сталь прутьев.

— Судья Литтлхок с вами разберётся. — устало бросил Миллер в ответ. — Пока что вы задержаны на двадцать четыре часа по жалобе... — он оглянулся на Харриса.

— Винсента и Джоанны Кларков, — быстро подсказал тот.

Миллер машинально кивнул и снова повернулся к Ша Акичите:

— И вы ничем не можете нам помочь в поисках Гэла Стефана. Если парень не объявится до утра, я вызову федералов. Вам же я порекомендую спокойно ждать адвоката. А вас, мисс Хилл, — он строго посмотрел на Элис, — я сейчас отвезу домой. Стоило вас там сразу оставить. Гэлу Стефану ничем не поможет ваша неконтролируемая истерика, равно как и любые действия этого... дикого эколога.

Не давая Элис опомниться, Миллер уверенно подтолкнул её к двери, возле которой, оказывается, уже не было доктора Дэвиса. А заходил ли он сюда вообще? Элис не помнила.

— Нет, Ша Акичита может помочь! — выпалила она, стиснув кулаки. Миллер был прав в одном — ей следовало немедленно взять себя в руки — хотя бы для того, чтобы уговорить шерифа отпустить Ша Акичиту.

— Ерунда, — отрезал тот, продолжая настойчиво подталкивать её к выходу. — Харрис, проверь двери.

— Миллер, стойте, чёрт вас дери! — прорычал Ша Акичита, снова тряхнув решётку, но дверь уже захлопнулась, и шериф быстро прошел по коридору в приёмную.

— А где доктор Дэвис? — оглядевшись, удивлённо спросил он.

— Ему позвонили, — с готовностью доложил тот. — Пациент какой-то позвонил почти сразу… так что он ушёл. Сказал, что вызовет такси.

Элис вспомнила, что машина Дэвиса так и осталась стоять у ворот дома шерифа, когда он сел в «ровер», чтобы ехать с ними в супермаркет. Но от ухода доктора она испытала только облегчение: теперь её шансы уговорить шерифа отпустить Ша Акичиту только повысились. Почему Дэвис был так предубеждён против индейца? Да и шериф…

Миллер тем временем подошёл к своему столу и снял телефонную трубку, набирая номер. Послушал длинные гудки и со вздохом опустил трубку на рычаг.

— Домой звонил, — хмуро пояснил он. — Думал, вдруг Гэл Стефан всё-таки вернулся, а мы здесь.

— Клод, пожалуйста, послушайте меня хоть минуту внимательно, — собравшись с мыслями, произнесла Элис как можно спокойнее. — Ша Акичита действительно способен помочь, он знает эти места лучше кого бы то ни было, он…

— …живёт, как его предки, дикой, естественной и экологически чистой жизнью, я уже понял, мы это обсуждали, — перебил её Миллер, скривив губы. — Но я сомневаюсь, что это может нам помочь в поисках парня. Вряд ли Гэл Стефан сейчас находится в горах, которые так хорошо, по-вашему, знает этот индеец. Допустим, мы и вправду можем вычеркнуть его из списка подозреваемых, но это всё, что…

— Сэр! — в дверь кабинета неожиданно просунулась коротко остриженная лобастая голова запыхавшегося Харриса. — Этот… Тарзан там всё разносит. Можно, я его того… шокером и в наручники?

Миллер пробормотал себе под нос что-то явно непотребное и вновь ринулся в коридор, а Элис, не колеблясь, поспешила за ним.

Из-за стальной двери, ведущей к камере, слышался звон и грохот. Мало что можно было сдвинуть с места в крохотном пространстве этой камеры — по крайней мере, как понимала Элис, и табурет, и маленький раскладной столик были раньше привинчены, соответственно, к полу и к стене. Но это не помешало Ша Акичите оторвать их и методично колотить ими по решётке. Глаза его сверкали, а из груди рвался хриплый звериный рык.

Элис застыла у входа, приклеившись лопатками к стене: она никогда не подозревала, что этот всегда спокойный, сдержанный человек способен на этакое безумство. Господи Боже! Она потрясла головой, отрываясь от стены, и закричала во весь голос:

— Ша Акичита! Стойте! Не надо! Не надо!

Тот замер, держа над головой табурет, а потом отшвырнул его в сторону с лязгом и звоном. Он тяжело дышал, широкая грудь под костяными пластинами ходила ходуном.

Воспользовавшись наступившей тишиной, шериф гаркнул, буравя индейца свирепым взглядом:

— Я тебя сейчас дубинкой успокою, чёрт тебя дери! Немедленно прекрати буянить, парень!

— Откройте эту грёбаную клетку! — зарычал в ответ Ша Акичита, сжимая кулаки. — Вы что, не понимаете, что теряете время?! Хокши-ла может погибнуть, а вы держите меня тут, хотя я могу его найти! Я ничего не знал, чтоб вам провалиться, но я могу его найти! Слышите?!

— Каким же это образом? — язвительно произнёс шериф, демонстративно вскинув брови. — Утром я запрошу у федералов спецоборудование, и только тогда, возможно, по местонахождению его мобильника мы сумеем определить, где…

Он запнулся.

Ша Акичита вдруг закрыл глаза, явственным усилием воли овладевая собой, и хрипло вымолвил:

— Вы сами увидите, как я это сделаю. Просто выпустите меня… выпустите, если парень вам дорог.

Глаза его засветились в полутьме за решёткой нестерпимым яростным блеском. Элис оперлась плечом о стену, чтобы не упасть. У неё подкашивались ноги.

— Клод, пожалуйста! — взмолилась она, не узнавая собственного голоса. — Поверьте ему, прошу вас! Вы же сами видите, что он не преступник!

Она в отчаянии переводила взгляд с Ша Акичиты, который так и стоял, тяжело дыша и вцепившись одной рукой в прутья, на шерифа, застывшего по другую сторону решётки и опустившего ладонь на кобуру своего револьвера.

Наконец Миллер шагнул вперёд, беззвучно выругавшись и нашаривая что-то в кармане. Ключ, поняла Элис, задохнувшись от нахлынувшего облегчения. Запищал, отщёлкиваясь, электронный замок.

— Сэр! — тревожно окликнул шерифа опешивший Харрис, но Миллер только нетерпеливо от него отмахнулся и посторонился, пропуская Ша Акичиту в коридор.

— Дальше что? — холодно бросил он, меряя индейца скептическим взглядом с головы до ног, и Элис внезапно подумала, что более разных людей и вообразить невозможно: Ша Акичита, растрёпанный, полуголый, бронзовокожий, словно явившийся сюда из позапрошлого века, и Миллер с его военной выправкой и строгим взглядом, с серебряной звездой на лацкане куртки.

Ша Акичита с досадой сдвинул брови и отрывисто спросил:

— Где его видели в последний раз? Что вы там толковали про три часа пополудни?

— Он был в супермаркете, купил баллончики с краской… и… и всё, — беспомощно пробормотала Элис. — Домой… то есть к мистеру Миллеру, он не вернулся. Я ждала его у нового трейлера, но он и туда не пришёл. Телефон отключен, наверное, разрядился… он часто играет в игрушки… играл… — она проглотила комок в горле. — Мы думаем, что он ушёл с кем-то, кому доверяет.

— С вами, как вариант, — бесстрастно подчеркнул Миллер, заложив руки за спину и всё так же пристально рассматривая индейца. — У вас к тому же наверняка нет мобильника, а парень слишком явно без ума от вас, чтобы напрочь позабыть о том, что его ждут и волнуются.

— Чушь собачья! — с досадой выпалил Ша Акичита, направляясь к выходу. То же самое, что в сердцах подумала и Элис. — Ни со мной, ни с кем другим хокши-ла не ушёл бы так надолго, не предупредив леди Элис, у него же есть голова на плечах.

— Угу, особенно она у него там была, когда он полез в пещеру спасать пуму, — немедленно отпарировал шериф, мельком взглянув на Элис, а Харрис изумлённо вытаращил глаза. — Вы знали про историю с пумой, Ша Акичита?

— Знал, — нехотя отозвался тот, в свою очередь посмотрев на Элис, но тут же резко остановился на самом выходе из коридора, за стальной дверью, и дрогнувшим голосом проговорил:

— Не понимаю... Он что, тут был? Хокши-ла? Совсем недавно?

— К-когда? — Элис даже начала заикаться.

— Что вы такое городите? — подал голос и шериф. — Харрис, кто здесь был?

Ша Акичита упёрся рукой в дверной косяк, стремительно повернувшись к остальным. Глаза его снова нестерпимо запылали в полутьме коридора, как у ночного хищника:

— Здесь стоял кто-то, на ком был его запах. Свежий запах, не то, что на вас, — он нетерпеливо мотнул головой в сторону Элис и Миллера. — Кто?

— Только доктор, — ошеломлённо пробормотала Элис, уставившись на него остановившимися глазами. — Доктор Дэвис.


* * *

Гэл медленно поднял дрожащие, распухшие веки и поморщился. Голова гудела и кружилась, а глаза по-прежнему беспощадно резал яркий голубоватый свет. Но он уже понимал, что это не полуденное солнце стоит в зените над его раскалывающейся от боли головой.

Это ослепительно сияла круглая лампа.

И лодка, в которой он лежал, вовсе не была лодкой. Стол, вот что это было — из тех, что Гэл всегда ненавидел: холодная пластиковая штуковина для разных поганых медицинских процедур, на которую взбираешься с трудом и жгучим стыдом, ожидая неминуемой боли.

Но медицинские столы всегда бывали прикрыты хотя бы простынками или клеёнками, а этот — нет. Он был голым… как сам Гэл, на котором не осталось ни нитки — ничего, даже серебряного материнского крестика, который обвивал его шею всегда, сколько он себя помнил.

Да что же это, Спаситель-Иисус…

Едва дыша от ледяного липкого ужаса, Гэл попробовал приподняться на локтях, но только бессильно дёрнул головой и руками, запястья которых были, оказывается, прикручены узкими ремешками к боковым скобам стола.

Как и щиколотки.

А поперёк груди и чуть выше колен его беспомощное голое тело удерживали два широких ремня, уходивших куда-то под стол.

Гэл был пристёгнут к этому столу, распят, как лабораторная крыса… и не понимал, как очутился здесь, кто проделал с ним такое!

Он отчаянно рванулся — раз и ещё раз, и ещё, и ещё, колотясь затылком об стол, рыча, всхлипывая и извиваясь, пока не задохнулся и не обмяк. Сердце бешено билось о рёбра, кожу под ремешками на запястьях и щиколотках больно саднило: наверное, он растёр её до крови этими блядскими ремешками. Взмокшая от пота спина и задница скользили по пластику стола.

И… он что-то забыл! Что-то очень важное! Гэл никак не мог сообразить, что именно, но что-то очень, очень важное — то, что произошло прямо перед тем, как он очнулся на этом столе. Он замер, жадно хватая воздух пересохшим ртом и слыша только собственное хриплое запалённое дыхание. Что же он забыл?!

Голоса!

Воспоминание разорвалось у него в мозгу, погасив все мысли. Он снова будто наяву услышал голоса, много голосов — женских, мужских, детских, — наперебой закричавших у него в голове… там, под старыми корявыми вязами, в саду у доктора Дэвиса.

Вот оно как…

Доктор Дэвис с его тонким красивым лицом, изящными руками и глубоким мягким взглядом тёмных, как озёрные омуты, глаз. Мартин Дэвис, сказавший ему: «Быть не таким, как другие, неимоверно тяжело…» Сказавший: «В тебе течёт особая кровь».

Сознание Гэла повисло на волоске, но, даже балансируя на грани обморока, он твёрдо осознавал только одно.

Это его судьба. Ему придётся принять её до конца — здесь, на этом столе, в этой комнате, пропахшей ужасом и болью предыдущих жертв. И ему никто не поможет, как никто не помог тем людям, что были зарыты в саду доктора, под старыми вязами, под молодыми дубками. Как никто не помог Эдди Коулу и Генриетте Макрой. Никто. Ни Мария-Дева, ни святые угодники, ни сам Спаситель-Иисус…. который тоже принял свою участь в каком-то саду две с лишним тысячи лет назад, Гэл забыл, как назывался тот сад, он вообще мало читал Писание и плохо его помнил, мама была бы недовольна им…

Он снова увидит маму… но больше не увидит Элис.

Элис так и не узнает, куда же он подевался. Наверное, самым лучшим для неё было бы решить, что он просто сбежал с каким-нибудь крутым шоферюгой-дальнобойщиком. Сбежал и засовестился её предупредить, потому что долбоёб.

Нет, Элис в такое нипочём не поверит, безнадёжно подумал Гэл и вдруг встрепенулся всем телом.

Раздался лёгкий скрежет замка, и тяжёлая даже на вид, серая металлическая дверь у противоположной стены начала медленно отворяться.

Гэл опять замер, перестав дышать. Он совершенно точно знал, кого сейчас увидит за этой дверью, но всё-таки отчаянно надеялся… надеялся… на что?

Доктор Дэвис сделал несколько шагов и остановился у изножья стола, посмотрев на Гэла с обычной мягкой, понимающей, немного печальной улыбкой. Он выглядел как всегда — никаких клыков, никаких налитых кровью глаз и пены у губ. Хотя нет — поверх щегольского костюма на его плечи был накинут прозрачный пластиковый дождевик, а на ногах красовались пластиковые же бахилы… и когда Гэл понял, для чего это всё, он снова задохнулся.

Для того, чтобы на одежде и обуви доктора не осталось следов крови, вот для чего.

— Извини, я задержался, — проговорил Дэвис так буднично, словно Гэл на валялся тут распятой крысой, а сидел на мягком стуле у него в приёмной. — Скучно так дожидаться и неудобно, я знаю, знаю, — он быстро оглядел Гэла с головы до пят, чуть нахмурился и укоризненно качнул головой. — Не стоило этого делать.

Гэл понял, что он увидел красные отметины на его запястьях и щиколотках, растёртых ремнями в кровь. И болезненно скривился, заливаясь жаром от жгучего мучительного стыда — ведь он лежал перед Дэвисом совершенно голый, голый, как червяк! Его вдруг замутило.

— Не надо стесняться меня, я же врач, — спокойно сказал Дэвис, и его тёплые пальцы, чуть сдвинув в сторону ремешок, обхватили левое запястье Гэла, очевидно, проверяя пульс.

— Мудак вы, а не врач, — прохрипел Гэл, бессильно дёрнув рукой, и закрыл глаза, чтобы не смотреть на это тонкое сосредоточенное лицо. — Поганый убийца. Ублюдок. Сгорите в аду, blestem!

Он закусил пересохшие губы.

— Ты бы знал, сколько раз я это здесь слышал, — с грустью произнёс Дэвис над его головой, разжав пальцы. — Ну, за исключением последнего слова, само собой. Это цыганнский язык, я полагаю?

— Сколько их там, в саду? — отрывисто спросил Гэл, открывая глаза и впиваясь яростным взглядом в это улыбающееся и такое красивое лицо. — Без Эдди и Генриетты. Сколько?

Доктор высоко поднял брови

— Семнадцать, если тебе это так интересно. Бродяги, человеческий мусор… — он брезгливо поморщился. — Подсаживались ко мне в машину, чтобы куда-то доехать или лезли в дверь со своими болячками. Впрочем, как и вы с мисс Хилл когда-то. Но вы — совершенно другое дело конечно же, — быстро добавил он, будто извиняясь.

Гэл протестующе мотнул головой, больно ударившись виском об стол, но это было неважным. Он хотел наконец выяснить всё и почему-то не сомневался, что доктор ответит ему правду.

— Эдди и Генриетта. Почему они оказались в лесу?

— Не перестаю тебе удивляться, Гэл Стефан, — после долгой паузы медленно проговорил Дэвис с искренним изумлением в голосе. — Тебя, в твоём положении, волнует это отребье?

Гэл даже усмехнулся потрескавшимися губами. Ему невыносимо хотелось пить, но он знал, что не попросит у Дэвиса ни глотка воды.

Как не попросит пощады.

— Ага, — выдохнул он, не раздумывая. — Потому что они такие же, как я.

«Потому что тебя почему-то бесит, когда я так говорю», — мысленно добавил он и снова закусил губу.


* * *

— Останься здесь, Харрис, — распорядился шериф, торопясь к выходу вслед за Элис и Ша Акичитой. — Я позвоню тебе, если что-то понадобится. Но не думаю, что понадобится. Запах на Дэвисе, ну надо же!

— В тот день, когда мы нашли Генриетту, шериф, — устало вымолвила Элис, обернувшись на пороге и увидев, как Миллер снова достаёт свой мобильник, — вы нам тоже поначалу не поверили.

Её вдруг затрясло так, что она обхватила себя обеими руками. Неужели именно Дэвис, доктор Дэвис… всё это время?! А ведь они с Гэлом тоже приходили к нему, когда мальчик повредил ногу! Она внезапно вспомнила, как не по себе ей стало тогда в приёмной у доктора… пока не приехал шериф.

Миллер плотно сжал губы, ничего не ответив, и набрал номер. Поднёс телефон к уху, опустил через несколько мгновений и снова перезвонил. Пробормотал глухо:

— Он не отвечает. Мартин. Не берёт трубку.

— Шериф! — резко окликнул его Ша Акичита, уже стоя на крыльце. Всё его большое тело напряглось, как перед прыжком. — Бесполезно звонить. Едемте к нему.

— Зачем ему Гэл Стефан? Это всё чушь, бред, — сбивчиво и хмуро проговорил Миллер, торопясь следом за ним к своему «роверу».

Элис только сейчас заметила, что, оказывается, начался дождь — крупные холодные капли ударили ей в лицо вместе с порывом ветра.

— Я знаю Мартина всю жизнь, — горячо продолжал шериф, распахивая дверцу «ровера» и усаживаясь за руль. — Его семья, как и моя, испокон веку живёт в этом городе. Его все любят, он наш лучший врач... и никогда не отказывает никому в помощи… Чёрт возьми, мы же выросли вместе! Играли в горах мальчишками… Не были особыми друзьями, даже дрались порой, но… — Миллер запнулся, и по его лицу пробежала тень. — Проклятье… ладно, едемте, что толку это обсуждать. Сейчас всё выяснится.

Мотор заурчал, и «ровер» вылетел со стоянки с явным превышением разрешённой в черте города скорости.

— Что вы вспомнили, шериф? — вдруг выпалил Ша Акичита, усевшийся рядом с Элис на заднее сиденье. Он подался вперёд, впившись в Миллера напряжённым взглядом. — Вы что-то вспомнили, когда сказали, что вы с ним дрались в горах. Что?

— Не имеет значения, — Миллер досадливо дёрнул плечом, глядя, как мечутся «дворники» по лобовому стеклу, залитому дождём. — Это случилось только однажды,

Но Ша Акичита не спускал с него глаз, и Миллер наконец нехотя бросил, поворачивая машину за угол соседнего квартала и выезжая на улицу, в конце которой стоял дом доктора:

— Я как-то застал Мартина, когда он возился с бродячей собакой. Нам было, кажется, лет по двенадцать, но он уже тогда объявил, что собирается стать врачом. Та шавка всегда отиралась возле аптеки, мы звали её Красоткой. Я застиг Мартина, когда он её… потрошил. Он начал объяснять, что псину, мол, насмерть сбил автобус, и что ему необходимо видеть, как у неё внутри всё устроено. Но я ударил его. Трижды. Сбил с ног, и он упал рядом с мёртвой Красоткой.

— Почему? — глухо спросила Элис, пряча руки между колен. Её начало знобить, бросая то в жар, то в холод.

— Потому что Красотка была ещё жива, когда он… начал. Он замотал ей морду скотчем, чтобы не было слышно, как она визжит. Она умерла уже потом.

— Господи Боже… — простонала Элис, утыкаясь лицом в ладони. — И вы говорите, что это не имеет значения?! Позвоните в полицию, ради всего святого! Сейчас же!

Миллер упрямо мотнул головой.

— Я сам всё выясню. Я представитель законной власти, вооружён, обладаю всеми необходимыми правами… и не хочу выглядеть идиотом в глазах чересчур большого количества людей, — он остановил машину как раз напротив дома доктора, насколько Элис могла ориентироваться в заполненной шумом дождя темноте. Почему-то даже ни одни фонарь тут не горел. — Сейчас я поговорю с Мартином, и мы…

— Он не откроет нам, — резко оборвал его Ша Акичита, распахнув дверцу и выпрыгнув наружу, под дождь. — Он не ответил вам, когда вы звонили, и он не откроет. Он… занят с хокши-ла. И будет занят ещё какое-то время. Мы сами должны войти и найти их обоих. И быстро.

У Элис затряслись ноги, и она ухватилась за открытую дверцу «ровера», чтобы не упасть прямо на мокрый асфальт, по которому ветер гнал бурые листья. Наклонившись вперёд, она согнулась почти пополам. Стало немного легче, и она даже смогла продышаться. Дождь, холодный и частый, был настоящим спасением.

Миллер потрясённо глянул на индейца, но ни словом не возразил. Запер машину, в два шага пересёк тротуар и взбежал на крыльцо докторского дома, в котором ни одно окно не светилось.

Он несколько раз нажал на кнопку звонка, и внутри дома знакомо тилибомкнул колокольчик. И всё. Только плотный, равномерный шум дождя. Элис вдруг поняла, что у неё промокли ноги, и зубы рефлекторно стучат. Она подняла глаза на Ша Акичиту — тот был и вовсе полуголым, но, казалось, не замечал холода. Стоял, наклонив черноволосую голову, и напряжённо прислушивался.

— Ч-чёрт! — процедил Миллер и выхватил из кармана мобильник.

Элис поняла, что он опять собрался звонить доктору, и невольно подалась ближе, как и Ша Акичита, а Миллер внезапно вскинул руку:

— Мартин?

* * *

— Этого паршивца Эдди я просто не сумел довезти до своего дома, — с некоторым раздражением покривился Дэвис. — Он заподозрил неладное, заегозил, заорал, попытался выпрыгнуть на ходу. Пришлось его немного… успокоить, отвезти в горы и там всё закончить, — он даже поморщился. — Негигиенично и довольно грубо всё вышло, грязно… но парень был сам виноват.

Гэл почувствовал, что у него звенит в ушах, а грудь и руки покрываются «гусиной кожей». Ничего страшнее этого будничного «негигиенично» он и представить себе не мог. Очевидно, заметив его реакцию, Дэвис медленно провёл пальцами по его предплечью, вверх и вниз, надавливая, словно массируя. Гэл с содроганием отвернулся. Пальцы доктора были тёплыми, но Гэлу казалось, что по его коже ползает слизень, оставляя за собой слюдяной вонючий след.

— Типичные соматические реакции, — довольным голосом заметил Дэвис, всё так же внимательно наблюдая за каждым его движением, за каждым вздохом. — Тем не менее, ты держишься куда лучше, чем многие другие на этом столе… но я в тебе и не сомневался. Я всегда хотел тебя здесь увидеть. Еле сдерживался всё это время. Но тебя очень внимательно пасли, особенно после подвигов кретина Берроуза, и потом… — он помолчал несколько мгновений, будто пытаясь сформулировать мысль получше, — жаль было ломать такую драгоценность, как ты, — Дэвис вздохнул с искренним сожалением, и Гэл снова непроизвольно задрожал всем телом. — Но тут ты сам мне встретился. Что ж, выходит, это судьба.

— Генриетта… — собравшись с силами, прохрипел Гэл, едва выдавив это имя сквозь стиснутые зубы, и Дэвис вздохнул уже демонстративно:

— А что Генриетта? Бедная полоумная, шляющаяся по ночам, на свою беду. Наследственное расстройство психики, — он добавил ещё какое-то мудрёное слово и досадливо махнул рукой. — Неважно. С ней пришлось обойтись так же, как с Эдди… или с Эдди — как с нею. Два единственных исключения за все годы… и надо же было именно тебе заявиться сюда и отыскать их, Гэл Стефан Чирешару, — улыбка на его красивом лице стала почти мечтательной. — Это тоже судьба. Говоришь, они позвали тебя? Что ж, я рад. Потому что именно из-за этого мы с тобой в конце концов встретились вот здесь.

Он наклонился ещё ближе к Гэлу. От него пахло приятно — уже знакомым запахом хорошего парфюма и чуть-чуть — дезинфекцией. Но Гэл почувствовал, что его сейчас вывернет наизнанку от этого запаха. Или от того, что пальцы доктора теперь касались его бедра чуть выше ремня, стягивавшего тело — вкрадчиво, мягко. Ласково.

— Ты дрожишь. Замёрз? — заботливо поинтересовался доктор.

Гэл почувствовал, что на глазах вскипают бессильные слёзы, и заскрипел зубами. Блядь, если б только всемилостивый Господь позволил ему умереть прямо сейчас! Прямо сейчас, Боже Иисусе!

От перезвона дверного колокольчика, раздавшегося, казалось, над самым его ухом, Гэл судорожно подскочил, так, что ремни снова сильно врезались в его тело. Дэвис зло пробормотал что-то себе под нос и стремительно шагнул к двери, приоткрыв её и остановившись на пороге комнаты.

Гэл понял, что кто-то звонит у крыльца, и застыл. Кровь неистово стучала у него в висках. Может быть, этот кто-то ищет его тут?! Элис? Шериф?

И почти сразу же зазвонил мобильник в кармане у доктора. Тот снова шёпотом ругнулся и посмотрел на экран телефона. А потом всё-таки вышел за дверь, плотно прикрыв её за собой.

Гэл перевёл дыхание и чуть пошевелился. Руки и ноги его затекли, хотя он мог немного сгибать их и чуть поворачиваться на бок. Но его больше всего убивала собственная стыдная нагота.

Передышка длилась недолго. Дэвис вернулся почти тотчас же, опуская телефон обратно в карман.

— Твой — и мой — добрый друг шериф Миллер решил узнать, куда я запропастился, — весело объявил доктор. — Это он и названивал в дверь. Я сказал, что нахожусь сейчас за городом у одного из своих тяжелобольных пациентов. Надеюсь, он быстро отправится ко всем чертям. Полагаю, с ним леди Элис… Ах да, ты же не в курсе, — спохватился он. — Я сегодня… вернее, уже вчера заехал к ним, чтобы пригласить тебя и остальных на имбирный чай с лимонным пирогом. Но пришлось болтаться с ними по городу в поисках тебя, снова до магазина, а после до офиса Миллера.

Его тёмные глубокие глаза уставились в расширившиеся глаза Гэла, а рука на сей раз коснулась его шеи.

— Ключицы — одно из самых сексуально притягательных местечек, не находишь? — прошептал он, проводя пальцем вдоль его ключиц, и Гэл дёрнул руками и головой, изо всех сил пытаясь уклониться от этого прикосновения. — Кстати, твой крестик я снял вместе со всем остальным, когда усыпил тебя. Он тебе больше не понадобится.

— Вы не звонили Элис тогда, возле магазина, верно? — сипло спросил Гэл, не отводя взгляда от его лица, теперь почти весёлого. — Вы это всё разыграли.

Доктор довольно хохотнул.

— Ты меня поймал. Честно говоря, люблю лицедействовать. Возможно, мне стоило стать актёром, а не врачом. По крайней мере, то, что меня за столько лет ни разу не заподозрили, доказывает, что я хороший актёр, — его ладонь всё ещё блуждала по груди Гэла, спускаясь ниже, к напрягшемуся животу.

Гэл стиснул зубы до хруста, слабо брыкнувшись и беспомощно дёрнув коленями в инстинктивной попытке хоть как-то прикрыться. Дэвис снова негромко рассмеялся, зорко наблюдая за его конвульсивными движениями.

— Я тебе не сказал ещё, что твой второй друг, этот индеец с заковыристым именем, который повсюду шляется голышом и воображает себя великим вождём, сидит сейчас под замком у шерифа. Миллер — по моей подсказке, разумеется, — подозревает, что он-то тебя и похитил. Он, конечно, выкрутится, но нескоро, а может, и вовсе не выкрутится, что было бы забавно.

— Ша Акичита? — прошептал Гэл, едва шевеля губами.

Он вернулся в город? Он узнал о его исчезновении?

— Кажется, да, именно так, — беззаботно подтвердил доктор, и Гэл впервые за всё это время яростно взмолился, зажмурившись и сжав кулаки так, что ногти врезались в ладони — взмолился о своём спасении не всемилостивому Иисусу и не Марии-Деве.

А Ша Акичите.

* * *

— Клод… — выдохнула Элис, хватая Миллера за локоть. — Что?

— Мартин сказал, что он у пациента, — бесцветным голосом отозвался шериф, пряча мобильник, и вскинул глаза на Ша Акичиту. — Но я не говорю, что ему поверил.

— Что же делать? — выпалила Элис, кусая губы.

— Сигнализация отключена, — вдруг коротко сообщил Ша Акичита, тыкая пальцем куда-то вверх, под мокрый козырёк крыльца. Элис поняла, что он, должно быть, заметил там камеру слежения или датчики, но сама она ничего не могла различить в этой сырой темноте, наполненной шумом дождя и ветра.

— Предлагаете вломиться? — прищурился шериф, но сбежал с крыльца и быстро пошёл вдоль узорчатой витой ограды по залитому дождём асфальту. — Здесь есть ворота… проезд в гараж. А, вот они, — он остановился и ухватился рукой за мокрые прутья, с силой встряхнув ограду. — Но я не…

Он не успел договорить. Ша Акичита уже взбирался по решётке, проворно цепляясь за кованые завитки. Словно всю жизнь это делал. Элис машинально ухватилась за его нетерпеливо протянутую руку, когда он уселся верхом на ограду и свесился вниз, к ним.

— Вы с нами, шериф? — требовательно выкрикнул он, сверкнув глазами. — Давайте, лезьте!

Подхватив Элис под мышки, он легко опустил её по другую сторону ограды, в траву, и тут же спрыгнул сам, распрямившись пружиной.

— Мать твою… — Миллер потряс головой, будто приходя в себя, и почти так же сноровисто вскарабкался наверх, буквально через минуту оседлав ограду. Ещё мгновенье — и они уже втроём стояли в саду доктора Дэвиса — в саду, больше похожем на лес, — и лихорадочно озирались по сторонам.

Вязы, чёрные и мокрые, с уже наполовину облетевшей листвой, шумели кронами под порывами ветра, срывавшего с них оставшиеся листья. Дорожки, расходившиеся от подъездной аллеи, матово поблёскивали в свете двух фонарей, установленных над воротами.

— Хокши-ла был здесь, — внезапно произнёс Ша Акичита, и Элис так и обмерла. — Но всё смыто дождём… я не чую… мне надо…

Не договорив, он плотно сжал губы. Элис, как и шериф, не находя слов, только смотрели на него во все глаза.

— Хокши-ла может быть тут где угодно, — сдавленно бросил наконец Ша Акичита и стиснул челюсти так, что на скулах вздулись желваки. — Слишком большой дом. Много комнат. Подвал. Гараж, блядь! — тёмные глаза его полыхнули яростью, но голос опять стал бесстрастным. — Надо разделиться. Попробуйте войти в дом… а я — в гараж. Да не стойте же, как каменные, чёрт вас раздери!

И он метнулся по аллее к гаражу и пропал из виду.

— Если Гэл в доме… и Дэвис тоже… — задыхаясь, говорила Элис, пока они с Миллером, оскальзываясь по грязи, пробирались сквозь кусты к маленькой боковой двери с крылечком, очевидно, ведущей на кухню, — Дэвис может успеть сделать с ним что угодно… или взять в заложники, когда услышит, что мы вошли… вызовите полицию, Клод! Пожалуйста!

— Успею, — мрачно отрезал шериф. — Там может не быть никого вообще, а то, чем мы с вами сейчас занимается — незаконное проникновение без ордера на обыск… по наводке какого-то, простите, дикаря, якобы почуявшего Гэла Стефана, подумать только! Я сам пойму, что надо делать, когда мы окажемся внутри… Проклятье, конечно, заперто!

— На самом деле вы, как и я, знаете, что он там! — гневно выпалила Элис, отбрасывая с лица мокрые пряди волос. Она совершенно не ощущала холода, хотя её била дрожь от нервного возбуждения.

— Заткнитесь, чёрт бы вас побрал, и отойдите! — прорычал Миллер и с размаху саданул каблуком в дверной замок. И ещё раз.

Дверь с хрустом подалась внутрь, и Миллер сунул в руки Элис выхваченный из кармана фонарь. Сам он вытащил из кобуры свой «кольт».

Поглядев друг на друга, словно дети, заблудившиеся в лесу, они вошли в тёмный безмолвный дом.

* * *

— Может быть, ты хочешь попить? — заботливо осведомился Дэвис с прежней — светлой и спокойной — улыбкой. — Или поесть? С тех пор, как мы отобедали лимонным пирогом мисс Камингс, прошло довольно много времени, и ты, наверное, проголодался. Или, может быть, ты хочешь… м-м-м… — он явно подбирал слово поделикатнее, — облегчиться?

Ещё бы Гэл не хотел… но он лишь отрицательно мотнул головой и прохрипел:

— Ничего не надо… мне от вас… ничего.

— Что ж, дело твоё, — с искренним сожалением вздохнул доктор, отходя куда-то в угол, за изголовье стола. Его тонкий дождевик зашуршал.

Гэл судорожно заёрзал, скользя влажными лопатками по пластику стола и запрокидывая голову в попытке увидеть, чем занимается Дэвис. Что-то там зазвенело, брякнуло, и Гэл мгновенно вспотел, сообразив, что именно. Инструменты, вот что. Нет, он уже не хотел этого видеть, а, наоборот, зажмурился так, что в глазах закололо. Сердце билось редко и болезненно, дыхание пресекалось.

Смерть — вот что это было. Боль и смерть.

Рука доктора по-хозяйски запуталась в его взлохмаченных волосах и дёрнула за пряди — так, что даже кожа затрещала, а Гэл едва удержался от крика. Челюсти свело — до того сильно он их стиснул.

— Открой глаза, Гэл Чирешару, смотри на меня и слушай, — жёстко приказал Дэвис совеем другим голосом, непохожим на его обычный, мягкий и спокойный. Теперь его длинные пальцы ухватили Гэла за подбородок, больно вдавившись в щёки. — Не вынуждай меня разочаровываться в тебе. Ну!

Сквозь радужные блики от скопившихся на ресницах слёз Гэл тоскливо посмотрел ему в лицо. Тонкое, точёное лицо, вовсе не похожее на звериную морду чудовища.

— Да, вот так, молодец, — с прежней теплотой в голосе вымолвил доктор и с явной неохотой разжал пальцы. — Я хочу, чтобы ты слушал меня внимательно, хочу видеть твои глаза… эти вот красивые глазки… — он чуть усмехнулся, заметив, как вздрогнул Гэл при последних словах. — Потому что я предложу тебе то, что никогда никому не предлагал, — он перевёл дыхание, и Гэл вдруг с невероятным изумлением понял, что Дэвис волнуется! Голос его стал бесцветным от напряжения. — Я уже говорил, что прекрасно понимаю тебя… ты отмечен особой меткой… поцелуем Бога или дьявола — считай, как угодно, но отмечен. Я тоже. За столько лет мне впервые встретился такой, как ты… и мне будет очень обидно, хотя, признаюсь, невероятно сладко разделать тебя так же, как прочее мясо… — он сделал паузу, видимо, для того, чтобы Гэл лучше осознал сказанное, и вкрадчиво продолжал: — Но ведь я мог бы оставить тебя в живых. Единственного из всех.

Единственного, вот, значит, как.

Гэл коротко моргнул, глядя в глубокие бархатные глаза доктора.

— И что я должен буду для этого делать? — прошептал он, облизнув потрескавшиеся губы. Он точно знал — что, но хотел услышать это от самого Дэвиса.

— Сам как думаешь? — доктор вскинул брови почти смешливо. — Я могу назвать вещи своими именами, но это прозвучит слишком пошло в такой, практически судьбоносный момент… — голос его снова стал серьёзным и напряжённым, и всякая игривость из него исчезла. — Все эти годы я был невероятно одинок. Проклятье, я же не прокажённый, я тоже нуждаюсь в живом человеческом тепле! Мы просто уедем отсюда вместе, Гэл Чирешару… хоть этой же ночью. Прямо сейчас… — теперь он говорил почти лихорадочно, сбивчиво, не спуская с Гэла потемневшего взгляда. — У меня достаточно средств и связей для этого. Для того, чтобы нас с тобой никогда не нашли. Ты же любишь путешествовать. Весь мир будет открыт для нас, мой мальчик. Ты научишься у меня очень многому… познаешь новое. Понятно, что вначале, на естественной стадии привыкания друг к другу, я буду держать тебя под лекарственным контролем, но потом, когда ты сам поймёшь… осознаешь… а ты непременно поймёшь…

Сейчас его голос был почти мечтательным. Почти нежным.

Гэл всё смотрел и смотрел на него, не отводя глаз. В мозгу словно включился какой-то механизм, заработавший быстро и чётко.

Ему стоило согласиться. Согласиться для виду. Только для виду. Чтобы спастись. Чтобы выжить. Наверняка представится случай улизнуть, несмотря на «лекарственный контроль» доктора. Вырваться. Найти помощь. Что угодно будет лучше, чем пытки и смерть… что угодно! Обслуживать Мартина Дэвиса? Господь свидетель, чего только Гэлу не приходилось делать для дальнобойщиков и ковбоев в вонючих уборных на автостанциях, в пропахших навозом конюшнях — за двадцатку баксов, а сейчас речь шла о его жизни!

Он вспомнил, в каком виде шериф нашёл Генриетту и Эдди, и беззвучно пошевелил запёкшимися губами.

— Что? Что ты говоришь? — нетерпеливо спросил Дэвис, наклонившись к нему ещё ближе.

И тогда Гэл просто плюнул в это красивое точёное лицо, сам удивляясь, как ему для этого хватило слюны. И сил. И засмеялся.

— Curvă câine! Сучья ты курва!

Он продолжал смеяться даже тогда, когда жестокий удар — чем-то острым, зажатым в кулаке доктора — вспорол ему скулу и щёку. Он знал наверняка только одно: когда он умрёт тут, в собственной крови и дерьме, то умрёт чистым.

Умрёт свободным.

* * *

— Дайте сюда, — велел Миллер, забирая у Элис фонарь, луч которого заплясал по стенам просторной столовой, куда они попали из кухни. Стены были обтянуты расписными шпалерами в каком-то восточном стиле, и в другое время Элис бы просто залюбовалась. — Это старинный дом, примерно тех же лет постройки, что и мой. Наверху — спальни, внизу у Мартина его приёмная и кабинеты. Если Гэл Стефан действительно находится здесь, то Мартин держит его подальше от экономки, секретарши и пациентов, то есть либо в подвале, либо в гараже… — говоря это, он быстро обошёл столовую, всё так же водя лучом фонаря по стенам. — Но в равной степени тут может оказаться какая-нибудь потайная комната. Чёрт меня побери, я не могу шарить тут в поисках потайных панелей, мы не в каком-нибудь грёбаном «Индиане Джонсе»!

Он вдруг с размаху ударил рукояткой фонарика по стене. Господи, да он ведь точно так же обмирал от ужаса, как и она, внезапно поняла Элис.

Она вцепилась Миллеру в локоть, когда ей послышался скрип ступеней, и они оба застыли, как вкопанные.

— Мартин! — громко и зло крикнул шериф. — Так ты всё-таки дома?

Ответом ему была тишина, по-прежнему нарушаемая только стуком дождевых капель по оконным карнизам.

— Значит, приёмная и кабинеты, — устало пробормотал Миллер, постояв ещё с минуту. — Потом поднимемся наверх, если…

Он, видимо, хотел сказать: «Если никого не найдём», но не успел. Сверху хлынул ослепительный свет — загорелись сразу все люстры и настенные бра в холле и столовой. Элис завертелась на месте, яростно пытаясь проморгаться и видя только, как Миллер вскидывает револьвер.

— Добрый вечер, — раздался из глубины холла негромкий мягкий голос доктора. — Или, вернее, доброй ночи. Чем могу служить? — он широко, не стесняясь, зевнул.

Дэвис был одет точно так же, как при первой встрече с Элис и Гэлом — в старый серый блейзер и поношенные джинсы.

— Простите, устал, — извиняющимся тоном сказал он. — Только что вернулся от пациента и едва успел переодеться. Ах, да это же вы, Клод… и леди Элис… — его правая рука вынырнула из кармана блейзера. — А я думал, какие-то бродяги забрались… я, к сожалению, не поставил дом на охрану, когда уезжал, поторопился, а то бы вас задержали твои коллеги. Клод, — он пристально рассматривал Миллера и Элис, насквозь промокших, в заляпанной грязью одежде. — Разрешите, я угадаю, что вас опять ко мне привело. У леди Элис приступ аппендицита? Вряд ли. Ты, Клод, маешься запором? Тоже маловероятно, ты никогда не сетовал на своё пищеварение. Ах да, есть вариант, что вы просто заскучали без меня. Я так неожиданно вас оставил, извините.

— Прекрати ёрничать, Мартин, — холодно отрубил шериф, глядя на него исподлобья. — Ты утверждаешь, что был у пациента?

Его револьвер по-прежнему был нацелен на доктора, а Элис остро пожалела о том, что оставила свой «кольт» в машине у дома шерифа.

— У тебя проблемы со слухом, а не с пищеварением, Клод, — легко пожал плечами Дэвис. — Я тебе уже неоднократно повторил, что…

— Доктор, где Гэл? — резко перебила его Элис, думая только о том, что Ша Акичита сейчас, возможно, как раз взламывает гараж. Находился ли Гэл там? Или в кабинете? Или где-то ещё? Этот старый особняк действительно был полон разных закоулков, будь он проклят вместе с его хозяином!

— Вы настоящая волчица, мисс Хилл, — после паузы восхищённо отозвался доктор, даже слегка поклонившись ей. — Видели бы вы себя сейчас со стороны. Вся в грязи, глаза горят… А ведь этот злосчастный цыганёнок — даже не ваш сын. Я не видел его со времени нашей встречи в пабе и не поленюсь это повторить. Чего ради вы вломились в мой дом с оружием, но без ордера? — теперь он повернулся к Миллеру. — Это незаконное проникновение, сам знаешь, Клод. — он снова опустил руку в карман блейзера. — Вон отсюда.

— Вызывай полицию, Мартин, — бесстрастно отозвался шериф. — Мы не уйдём.

— Я в своём праве и буду стрелять, — отчеканил Дэвис уже без тени улыбки. — Ты это прекрасно понимаешь. Вон!

Повисло звенящее молчание. Шериф коротко взглянул на Элис и глубоко вздохнул:

— Он прав. Нужно получить у прокурора ордер.

— Нет! — закричала Элис, не узнавая собственного голоса. — Мы не можем так просто уйти! Он же убьёт его!

Бездна скрывалась за мягким голосом и глубокими глазами Мартина Дэвиса. Элис чувствовала это так же ясно, как если бы смотрела ему в самую душу. И её мальчик был у него! Был где-то здесь! Нет, она не могла уйти!

Волчица?! Развернувшись на месте, она метнулась к Дэвису, метя ногтями в лицо. Тот отшатнулся и грубо выругался, отталкивая её обеими руками, но безуспешно. Элис никогда ещё не испытывала такой слепящей звериной ненависти. Она толкнула доктора к стене, вцепившись в старомодный блейзер. Сквозь гул крови в ушах она слышала, как шериф кричит:

— Мисс Хилл! Элис! Да прекратите же!

Его рука обхватила её за плечи, с трудом оттаскивая от Дэвиса, но тут же он сам сгрёб доктора за грудки, приложив спиной о стену, и уткнул ему в шею, под подбородок, дуло своего револьвера.

— Я выстрелю, Мартин, — резко произнёс он. — Где Гэл Стефан?

И тут со стороны кабинета Дэвиса раздался грохот.

Вздрогнув, Миллер невольно опустил револьвер и обернулся. Доктор, побледневший и встрёпанный, со сверкающими глазами, наконец оттолкнул его и опрометью кинулся прочь, в коридор, отделявший холл от приёмной.

— Клод! — отчаянно закричала Элис, срываясь с места. — Стреляйте же!

Но было уже поздно. Тяжёлая дубовая дверь, щёлкнув замком, оставила Элис и Миллера снаружи, в холле.


* * *

От удара Гэл, наверное, на какой-то миг отключился. Слепящий свет лампы потускнел, в ушах раздался тоненький, будто комариный, звон, и вся комната медленно поехала вокруг него. Он словно очутился на старой карусели вроде тех древних ярмарочных аттракционов, на которых катался в детстве с Марикой, Энджи и Яном — детьми дядьки Сандро.

Очнулся он, когда хлопнула, замыкаясь, дверь. Гэл с невероятным облегчением понял, что остался один, а Дэвис почему-то выскочил наружу. Это была передышка, но Гэл не сомневался, что недолгая.

Кровь подсыхала у него на щеке, стягивая кожу. А он даже не мог утереться. И рот был полон крови, медно-солёный вкус которой стоял у него в глотке. Но он был просто счастлив от того, что плюнул в рожу этому мудаку.

Странный шум раздался за стенкой. Не за той, где находилась дверь, а за другой. Что-то, похожее на скрежет и царапанье. Гэл вывернул шею и запрокинул голову. Свет проклятой лампы ослеплял его, но он всё-таки сумел наконец углядеть под самым потолком что-то вроде крохотного окошка, закрытого не стеклом, а пластиком. Сердце у него сперва замерло, а потом забилось так, словно он кинулся бежать со всех ног.

Там, за окошком, кто-то был!

Кто-то пытался проникнуть в эту грёбаную пыточную камеру снаружи!

— Я здесь! — мучительно прохрипел Гэл и закашлялся. — Здесь!

Он снова до рези в глазах всмотрелся в это бывшее окошко. Нет, он бы нипочём не смог туда взобраться, даже если бы каким-то чудом сумел освободиться от сучьих ремней!

— Я здесь! — снова выдавил он. Это был уже почти шёпот, горло у него пересохло так, что каждый произнесённый звук царапал его изнутри, будто наждаком.

Неожиданно пластик, замуровавший окно, затрещал и лопнул. Окаменевший и онемевший Гэл увидел морду огромного рыжего кугуара, глаза которого яростно сверкнули при виде него. Зверь глухо, утробно рыкнул… и прыгнул вниз. Гэл зачарованно смотрел, как громадное гибкое тело с вытянутыми вперёд когтистыми лапами летит прямо на него, но он не мог даже отпрянуть в сторону. Он успел только подумать, что смерть в когтях этого зверя будет, наверное, куда чище и лучше, чем от руки Дэвиса… но кугуар приземлился не на него, а, извернувшись в воздухе, грохнулся на пол рядом со столом. Его оскаленная морда оказалась вровень с лицом Гэла, золотистые глаза смотрели прямо и сумрачно.

Гэл потрясённо уставился на него. Он помнил эти глаза!

— Ты… это ты был тогда в пещере, бро? — шёпотом спросил он. — Охуеть, правда, что ли? Бро! Ты пришёл! За мной!

Он шмыгнул носом, понимая, что сейчас заревёт в три ручья, как маленький. Но, когда клыки кугуара впились в ремешок на его правой руке, старательно его перетирая, слёзы у Гэла мигом высохли. Ремешок затрещал и лопнул. Горячее дыхание зверя обжигало запястье Гэла, шершавый язык прошёлся по ссадинам, зализывая их, и Гэл с восторгом подставил кугуару свою замурзанную, в засохшей крови, физиономию. Всё происходящее было настоящим чудом, ради которого, ей-Богу, стоило очутиться в проклятом подвале, о Мария-Дева, Спаситель-Иисус и все пресвятые угодники, аминь!

— Я тебя люблю, бро! — горячо выпалил Гэл, обхватывая кугуара за мощную шею и прижимаясь щекой к густой шерсти. Но зверь, позволив ему сделать это, через минуту рыкнул и пихнул его в грудь лобастой башкой, как бы давая понять, что не время лизаться.

— По-онял, — вздохнул Гэл, нехотя отстраняясь, и счастливо хихикнул. Чудо!

Он опустил руку и завозился с застёжками от перепоясывавших его ремней. Его била крупная дрожь от слабости и нервяка, а кугуар метался вдоль стола, словно подгоняя его, и подёргивал своим длинным хвостом. Гэл не знал, как они выберутся отсюда, ведь Дэвис запер дверь снаружи, но он был уверен, что этот волшебный зверь, пришедший к нему на выручку, что-нибудь да придумает. Ведь в сказках всё всегда кончается хорошо!

Он совсем чуть-чуть не успел. Ломая ногти, он высвободил сперва левую руку, потом правую ногу, а когда начал возиться с ремешком на лодыжке левой ноги, из коридора послышали быстрые шаги, заскрежетал замок, и дверь распахнулась.

Клыки кугуара молниеносно сомкнулись на его локте, и сильный рывок сдёрнул заоравшего от боли Гэла под перевернувшийся стол. Он успел увидеть, как вбежавший в комнату Дэвис ошеломлённо застыл на пороге. Глаза его буквально выкатились из орбит. Но потом он выхватил из кармана блейзера пистолет и дважды выстрелил в грудь ринувшегося на него зверя.

Но это ему не помогло.

Сбитый с ног, Дэвис рухнул навзничь и покатился по полу, вцепившись одной рукой в своё разорванное горло и что-то хрипя, а кугуар, навалившись сверху, всё полосовал и полосовал его когтями задних лап.

Пока сам не затих.

Из коридора загремели новые выстрелы и раздался стремительно приближавшийся топот чьих-то ног… но Гэлу было уже всё равно.

Кое-как, волоча за собой проклятущий стол, он дополз до распростёртого на полу кугуара и вцепился в него обеими руками.

— Бро! — задыхаясь и холодея от ужаса, едва слышно позвал он. — Бро! Ты же волшебный… Ты не можешь умереть! Пожалуйста! Ну пожалуйста!


* * *

Когда Элис и шериф, всадивший три пули в замок на двери коридора, ворвались в комнату, провонявшую кровью и порохом, Гэл сидел на полу, крепко обхватив за шею огромного окровавленного зверя, и плакал навзрыд.

Доктор Дэвис лежал ничком в луже собственной крови, устремив невидящий взгляд в ослепительно белый потолок. В руке его всё ещё был зажат пистолет, судорожно сведённые пальцы сомкнулись на рукояти.

Элис сделала несколько неверных шагов и опустилась на колени перед рыдающим Гэлом. Он был жив! Её мальчик был жив! Его спасла… пума?

— Гэл… — прохрипела она, протягивая руку, но не решаясь коснуться ни расцарапанного, в синяках плеча мальчишки, ни взлохмаченной шерсти зверя, которого тот так отчаянно обнимал.

— Элис, что же делать?! — простонал Гэл, зарываясь лбом в бурую шерсть пумы. — Он умирает!

Миллер стремительно подошёл к телу доктора и склонился над ним. Потом повернулся, машинально пряча свой револьвер в карман. Потряс головой, словно пытаясь прийти в себя, сорвал свою серую куртку и накинул её на вздрагивающие голые плечи Гэла.

— Я звоню в полицию, — глухо проговорил он. — А где же Ша Акичита?

Глаза умирающей пумы вдруг распахнулись, и Элис онемела, поперхнувшись вскриком, который не смогла удержать. Огромные, яркие, янтарные глаза со зрачками во всю радужку уставились прямо ей в лицо. Зверь едва слышно рыкнул, выгнув окровавленную шею.

— Гэл! — опомнившись, в ужасе выдохнула Элис, вскакивая на ноги и хватая мальчишку за плечи, чтоб оттащить его прочь. — Гэл! Отойди!

Сильное тело зверя забилось в тонких мальчишеских руках, крепко обвившихся вокруг него, и шериф снова выхватил револьвер.

— Гэл Стефан! Отойди сейчас же! — срывающимся голосом закричал он. — Слышишь?! Брось её!

Но Гэл только мотал головой, даже не пытаясь увернуться от окровавленных клыков зверя и от его когтистых лап, бессильно дергающихся в муках агонии.

Гэл так и не разжал рук, покуда в его объятиях вместо залитого кровью, давящегося хриплым рычанием кугуара не оказался человек. Совершенно обнажённый, хватающий воздух широко раскрытым ртом, весь в ошмётках бурой шерсти и в багровых сгустках запёкшейся крови.

Но живой.

Ша Акичита.

* * *

— Он снова перекинулся, и это его спасло, — объяснила Элис как само собой разумеющееся. Но голос её дрожал, и она с трудом переводила дыхание, закончив свой рассказ. Вся эта невыразимо страшная и притягательная картина не выходила у неё из головы всю неделю, пока она с Гэлом и Ша Акичита находились в больнице. И сейчас, когда они наконец вернулись домой, Элис едва подобрала слова, чтобы рассказать обо всём Киту. Шериф наотрез отказался сделать это раньше, угрюмо заявив, что Кит, мол, всё равно не поверит в такой бред.

— Блядь, да ты гонишь! Ты надо мной издеваешься! — не своим голосом проревел Кит. Элис ещё никогда не видела его таким взбудораженным. Здоровой рукой он схватился за голову, а светлые глаза его буквально вылезли на лоб. — Этого не может быть… потому что этого не может быть никогда! Скажите же, что вы врёте, вы, несчастные засранцы! Что этот ваш доктор опоил вас чем-то или вколол вам какую-то хуету, и у вас у всех просто начались глюки!

— Не-а, — сидевший на ковре Гэл жизнерадостно завертел головой и расплылся в улыбке. Он был бледным и осунувшимся, его левая рука, всё-таки задетая когтями бившегося в агонии зверя, висела на перевязи, полоска пластыря прикрывала шрам на скуле от удара скальпелем… но он так же озорно лыбился, как и прежде.

Господи, как же Элис была счастлива видеть эту сияющую улыбку на его заострившейся физиономии! Хотя он всё ещё просыпался по ночам от кошмаров, которые просто замучили его в больнице. Тамошний шринк с умным видом говорил ей, что, мол, таким образом психика освобождается от пережитого. Но, не считая этого, Гэл оправился на удивление быстро.

Всю прошедшую неделю Элис ночевала на приставной койке в палате Гэла. Миллер стоически взял на себя полицейские формальности, а также объяснения с журналистами, вновь налетевшими на Маунтин-Риверс, словно туча воронья. В больницу их, слава Богу, не пускали дежурившие там полицейские, а пресс-конференцию для них организовал опять-таки Миллер. Он, разумеется, ни словом не упомянул ни об экстрасенсорных способностях Гэла, фигурировавшего в деле всего лишь, как несостоявшаяся жертва убийцы-маньяка, ни о таких же фантастических способностях Ша Акичиты, представшего в его рассказе добровольным помощником сил правопорядка. Газетчики съели это всё, не поперхнувшись. Им и без того хватало сенсационных деталей расследования вроде трупов под клумбами в саду доктора Дэвиса или камеры пыток в медицинском кабинете. Сад доктора они вытоптали вдоль и поперёк, несмотря на установленную там охрану. Благо, что наследников у Дэвиса не было, и дом с садом отошли в собственность муниципалитета.

— Не ругайся, — степенно укорила Кита Элис, невольно улыбаясь. — Я бы вымыла тебе рот с мылом, но не могу дотянуться. Ничего мы не врём. Даже ни капли не преувеличиваем! Ты получил эксклюзивную информацию, да ещё и недоволен!

— Уоштело, — безмятежно подтвердил Ша Акичита своим глубоким негромким голосом. Он сидел, скрестив ноги, тут же, на полу, но в стороне от установленного на столике лэптопа.

— Ну-ка, ну-ка, — помолчав и поморгав, заявил наконец Кит, видимо, сленка оправившийся от первоначального шока. — Заткнитесь, вы все! Я хочу говорить только с этим чудом природы, с этим вашим Чингачгуком, мать его. Поверните кто-нибудь к нему чёртов девайс. Так… — продолжал он, дождавшись, когда нервно хихикающая Элис развернёт лэптоп. — Хау, мистер Чингачгук, вы выглядите как настоящий Гойко Митич, хоть и не знаете, кто это, как и остальные здесь присутствующие питекантропы. Теперь колитесь: как вы это делаете? Этот свой… апгрейд?

Элис вдруг подумала, что она, наверное, хотела бы забыть, как он это делает, но не могла.

Ша Акичита пожал широкими плечами, обтянутыми голубой рубашкой Миллера. Тот привёз ему в больницу перед выпиской кое-что из своих вещей, потому собственная одежда Ша Акичиты, брошенная им в саду у доктора, превратилась в совершеннейшие лохмотья.

— Я это всегда умел, — поразмыслив, пояснил он, как само собой разумеющееся. — Только не так внезапно, как я это сделал, когда пришлось спасать хокши-ла.

Карие глаза его блеснули, когда он со смехом взъерошил спутанные кудри просиявшего Гэла.

— То есть вы вот так вот всю жизнь и скачете взад-вперёд на своём боевом мустанге, как Будённый? — уточнил Кит.

— Кто? — вытаращился Гэл, но Кит нетерпеливо от него отмахнулся:

— Скачете, перекидываетесь туда-сюда, отпугиваете мудаков-туристов и всяческих охотничков от… э-э-э… священных могил своих предков? Мест силы и всё такое?

— Звучит красиво, хотя и по-идиотски, — легко согласился Ша Акичита, запуская руку в миску с попкорном, принесённую Элис из кухни. — Но да, так оно и есть.

Гэл гордо приосанился, как будто перекидывался самолично.

— Охуенно! — возбуждённо простонал Кит, снова проводя рукой по лбу. Рука заметно дрожала. — Просто охуенно! Ах, извините, мисс Хилл, всё это совершенно поразительно, хотел я сказать. А что вы наврали полиции? Я прошерстил весь Интернет, пока вы валялись в больнице. Ваш несчастный Маунтин-Риверс попал во все таблоиды, но там ни слова не говорилось ни о каких таких пумах-оборотнях!

— Ещё чего, — буркнул Гэл, собственническим жестом опершись на плечо Ша Акичиты.

— Врал исключительно я, — так же невозмутимо, как Ша Акичита, сообщил шериф, тоже подсаживаясь к лэптопу и машинально проводя рукой по волосам. — Остальные члены нашего маленького клуба находились либо в отключке, либо в истерике, — он с улыбкой покосился на покрасневшую от смущения и досады Элис. При желании Миллер был ещё тем ехидиной, не лучше Кита! — Кстати, врать было довольно просто. Полицейская версия выглядела следующим образом: преступник пытался убить мальчика, а тем временем в окно совершенно случайно вскочила пума, набросилась на маньяка, разорвала ему сонную артерию и снова скрылась в окне. Ничего особенного, бывает.

Элис вспомнила, как украдкой навещала Ша Акичиту в больничной палате. Он крепко спал, одурманенный лекарствами, откинув в сторону сильную смуглую руку, высунувшуюся из-под простыни… а Элис всё стояла и смотрела на его спокойное осунувшееся лицо. Две пули попали ему в грудь, пробив лёгкое, но он регенерировал и только поэтому выжил. Всё как в кино про оборотней… а врачи так ничего и не поняли.

Элис и сейчас украдкой смотрела на Ша Акичиту. На его прищуренные золотисто-карие, янтарные глаза в тени ресниц, на блестящие чёрные волосы, аккуратно заплетённые в две косы, перекинутые на широкую грудь. На то, как он беспечно улыбается, морща нос, как весело тормошит счастливого Гэла и зачерпывает попкорн из миски.

Он был чудом. Настоящим чудом, как только что сказал ехидина-Кит. Сказал сущую правду.

— Да ты наглый, ты всё слопал! — возмущённо завопил Гэл, сунув нос в миску с попкорном, и расхохотался.

— Мне нужно много сил после обращения, это все знают, — важно заявил Ша Акичита и фыркнул.

— Я ещё принесу, — пообещала Элис и встала, чтобы пойти на кухню. Сердце у неё вдруг сжалось. Им пора было уезжать. Забыть Маунтин-Риверс, забыть всё. Но как забыть Ша Акичиту? Миллера?

— А всё, что выяснилось про Мартина Дэвиса, тоже все знают? — буднично осведомился шериф, сам поднимаясь с места.

— А чего тут знать-то? — поморщился Кит. — Звёздная достопримечательность вашего тихого сельского уголка, Ганнибал местного пошиба. Весь Интернет в его подвигах. Я уже нагуглил, что надо, без ваших объяснений. Самый обычный психопат, корчивший из себя сверхчеловека и санитара леса. Специализировался почти исключительно на бродягах, вот его никто ни в чём и не подозревал, даже собственные экономка и секретарша. Был бисексуален, хотя его жертвам от этого не легче. Отдельный пыточный кабинет за стеной от медицинского — прямо ноу-хау. Семнадцать трупов в саду, два посреди дикой природы, итого девятнадцать. Неплохо мудак оттопырился, но это опять же не рекорд. Так, незавидный средненький психопатик.

— Кит! — резко одёрнула его Элис, увидев, как изменилось смуглое лицо Гэла, враз залившееся пепельной бледностью.

— Ох, прости, прости, Эсмеральда, — покаянно пробормотал Кит, тоже глянув на Гэла, — но если ты будешь думать о нём именно так, всё быстрее заживёт, честное слово. Я этого вашего Дэвиса, кстати, давно всерьёз подозревал, уж больно он был расхороший, судя по вашим же россказням. Как и вы, впрочем, господин шериф, — весело добавил он, и Гэл опять облегчённо рассмеялся. — Вас я тоже сильно подозревал. Главными злодеями частенько оказываются самые праведные герои.

— Что ж, спасибо за высокую оценку. — сухо проронил Миллер и поджал губы.

— Рад стараться, — бодро отрапортовал Кит и заговорщическим полушёпотом добавил: — Я бы тоже, кстати, вполне подошёл на роль главного злодея, не торчи я за тысячи миль от лона мировой цивилизации. Зато роль агента КГБ я исполняю превосходно, — он подмигнул закашлявшейся Элис. — Да, кстати, чуваки! Вам пора уже рвать когти из этого милого сельского местечка, пока в их Касл-Роке не объявился новый Ганнибал. Вы и так там подзадержались.

— Я знаю, — ровным голосом отозвалась Элис.

Кит, зараза, как всегда, попал в точку. Они действительно задержались в этом месте, где Гэла дважды чуть не убили. Где его спасло чудо. Спас Ша Акичита. Где неотёсанные ковбои и фермеры сбросились на новый фургон для них. Где самый придирчивый и строгий в Монтане шериф приютил их у себя в доме.

— Шерифа, если ему тут скучно, можете взять с собой, — всё так же бодро распорядился Кит. — И этого вашего… Человека-Пуму.

Элис закатила глаза и наконец решительно направилась на кухню. Берта и Джой, конечно же, немедленно подскочили с ковра и деловито потрусили за нею.

Кит иногда бывал невыносим. И вёл себя совершенно бестактно. Бесцеремонно. Нахально. Какое ему было дело до шерифа Миллера! Уж его-то мог бы и не трогать, упражняясь в остроумии только над Элис и Гэлом. Она почему-то не сомневалась, что небрежно брошенные слова Кита больно задели Миллера. Всё-таки тот действительно был очень одинок… и наверняка привязался к ней и к Гэлу, как бы мальчишка его не донимал.

Миллер внезапно появился на кухне следом за нею, и Элис даже вздрогнула, покраснев так, будто он мог прочитать её мысли.

Шериф хмуро взглянул на неё:

— Не нравится мне состояние ваших нервов, — назидательно сказал он, открывая холодильник. — Вам бы следовало проконсультироваться у психотерапевта, ну да это ваше дело. Но не вздумайте прямо сейчас перебираться в этот ваш фургон. Вы же не сию секунду намерены уехать, как это советует вам ваш русский приятель?

В голосе его, как всегда, бесстрастном, Элис вдруг почудилось напряжение. Она поглядела Миллеру в спину и мягко промолвила:

— Возможно, мы уедем через неделю… когда тут закончится вся эта полицейская катавасия, и я окончательно подготовлю Жирафа к переезду. Разумеется, мы на это время останемся у вас. Конечно, если мы… — она запнулась.

— Да-да, вы как будто спросили, не надоели ли вы мне, а я ответил, что нет, не надоели. И закроем эту тему, — проворчал шериф, закрывая холодильник, из которого так ничего и не взял. — Хорошо, значит, договорились. Люблю, когда всё чётко распланировано.

Элис тоже это любила. Она незаметно вздохнула, посмотрев на замкнутое лицо Миллера с упрямой складкой между бровями.

Когда оба они вернулись в гостиную, Ша Акичиты там уже не оказалось. Элис почувствовала острое разочарование, такое же, что было буквально написано на лице Гэла, пригорюнившегося возле лэптопа. В окне скайпа, впрочем, всё ещё маячил ехидно ухмылявшийся Кит.

— Ваш Человек-Пума заявил, что ему необходимо срочно отлучиться, и вылез прямо в окно. Видимо, духи предков прислали ему вызов, — торжественно объявил Кит и хмыкнул. — Господи, просто поверить не могу во всю эту хрень! Пума-оборотень! Взял и вышел в окно! Зато теперь тебе, Эсмеральда, достанется весь попкорн, — утешил он насупившегося Гэла.

— Ай, чёрт с ним, с попкорном, — вяло отмахнулся тот. Но, впрочем, тут же подгрёб поближе Берту и Джоя, удобно устроился затылком на тёплой косматой спине Берты и водрузил лэптоп себе на пузо.

— А давай в «Лигу» рубиться! — азартно объявил он Киту. — Если не боишься, конечно, что я сделаю тебя, как грудного!

Элис и Миллер безмолвно переглянулись над его кудлатой головой.


* * *

Всё изменилось, Гэл это чувствовал, и в первую очередь изменился он сам.

Пребывание в пыточной камере Дэвиса оставило ему не только шрам на правой скуле. Рану от скальпеля благополучно зашили в больнице. Но Гэл вдруг понял целую кучу разных вещей, о которых раньше вообще не задумывался. Да он и сейчас, по сути, не задумывался, он просто их знал, вот и всё.

Знал, что жизнь может оборваться в любой миг, но не закончится никогда. Что каждый связан с каждым — не только с живым, но и с мёртвым. Что Бог не милосерден и не жесток, он просто есть, и всё. И сам Спаситель-Иисус, и Мария-Дева тоже страдали, как Эдди и Генриетта. Как миллионы людей, задохнувшихся в газовых камерах у нацистов. Как олень, сбитый фурой на шоссе. Как наркобарыга, измудоханный копами в полицейском участке… и как доктор Дэвис, заливший своей кровью блестящий кафель той комнаты, где раньше лилась кровь его жертв.

Гэл не рассказывал о своих размышлениях шринку в больнице, который сказал Элис: мол, у мальчика посттравматический синдром… не говорил и самой Элис, чтобы лишний раз не волновать её. Рассказал только Киту, и тот, как ни странно, не поднял его на смех, но зато взял и обозвал цыганским Ганди.

Гэл погуглил про Ганди и поухмылялся в монитор лэптопа. Кит, как обычно, оказался в чём-то прав. Гэл, пожалуй, не смог бы уже никого убить… даже дурака Берроуза — разве что пальнуть по ногам или звездануть в рыло. Так что он, выходит, был не таким уж Ганди. Хотя мясо есть перестал.

И ещё он хотел начать наконец учиться, закончить старшую школу, сдать тест и поступить в колледж по-настоящему, а не в Интернете. Кит, услышав это, осведомился: «А как же цирк?» и снова поржал, но уважительно. А Элис ужасно обрадовалась. И одновременно расстроилась из-за его неминуемого отъезда. Но отъезд-то намечался ещё нескоро! Остаток года Гэл намеревался грызть тесты и готовиться к поступлению, а на будущий год подать документы сразу в несколько колледжей — куда возьмут, лишь бы дали стипендию. Пусть и далеко, где-нибудь во Фриско. Он же собирался приезжать к Элис! И она к нему.

Элис объяснила, что тесты — это английский, математика, предметы по выбору и пара эссе. В одном из них абитуриенту пришлось бы описать, на что он способен и какие добрые дела уже совершил. Гэл не собирался расписывать про всё, что случилось с ним за последние полгода — про Дэвиса, Эдди и Генриетту… но вот про спасение пумы из пещеры он, пожалуй, мог бы и написать!

Ох, Ша Акичита…

Ша Акичита больше не появлялся — с тех пор, как они все вместе сидели в гостиной шерифа и препирались с дразнилкой-Китом. Да Гэл его и не ждал. Он понимал, кто он для Ша Акичиты — всего лишь «хокши-ла», как тот его и называл с самого начала. Тогда, в пещере, его кровь смешалась с кровью, сочившейся из разодранных рук Гэла, тащившего его к выходу. И Гэл, по индейским обычаям, навсегда стал для него «младшим братишкой», которого тот спас, отплатив за собственное спасение.

Да, Гэл это всё понимал, однако ничего не мог поделать со своей внезапно подступавшей, как желчь к горлу, тоской по несбыточному.

По кому-то чудесному, который всё не приходил.

Но с этой тоской он уже свыкся.

Им с Элис оставалось провести только одну ночь в доме Миллера. Отъезд был запланирован на утро, и Жираф, на серебристых боках которого Гэл прилежно намалевал разных диковинных зверей, смирно дожидался хозяев в проулке за домом шерифа. Тот даже махнул рукой на этакое нарушение порядка.

Он вообще стал каким-то странным, Клод Миллер: почти всё время отмалчивался, скупо улыбаясь, хоть и раньше был не шибко-то разговорчив, но теперь даже не отвечал на подначки Гэла, не воспитывал его, не нудел. Похвалил его за решение поступать в колледж, когда Гэл ему зачем-то об этом объявил, да и только. Однако на миг даже руку вскинул, словно намеревался Гэла обнять или потрепать по макушке, но тут же её опустил и сказал, что он, мол, в нём не сомневался и обязательно напишет ему рекомендации для поступления. И глаза у него стали грустными, хотя чёрт бы его, Миллера-то, разобрал, это ж не глаза у него, а какое-то озеро мёрзлое!

В последний вечер все, как обычно, вместе поужинали — Миллер, Гэл и Элис — в просторной кухне, которой вот-вот предстояло опустеть. Потом чуток посидели на большом диване перед теликом, не включая его, просто обсудили ещё раз, куда же направятся Элис с Гэлом после выступлений в Вайоминге и когда им всем лучше пересечься — на День Благодарения или на Рождество. Миллер сказал, что на День Благодарения может даже выбраться в Колорадо — покататься на горных лыжах, и Гэл, конечно, сразу азартно заорал, что он тоже хочет научиться. Элис засмеялась и пообещала подумать над этим. А Миллер как-то сразу приободрился, хотя, может быть, Гэлу опять это показалось.

А потом все разбрелись по своим спальням. Гэл плюхнулся на кровать и вяло уставился в свой лэптоп, размышляя, не достать ли по скайпу Кита, но всё-таки решил его не дёргать, а просто посёрфить по сети. Все его немудрёные пожитки уже были собраны и даже находились в фургоне. Оставалось только лэптоп да зубную щётку прихватить.

Гэл погасил свет, распахнул окно и высунулся наружу. Голые чёрные ветви старого вяза чуть покачивались на холодном ветру, рисуя чёткий узор на фоне неба, наполненного лунным сиянием, будто водой. Полнолуние же, вспомнил Гэл и зябко поёжился. На нём, как обычно, была лишь короткая футболка и мятые шорты до колен.

Он уже собирался закрыть окно и снова бухнуться в постель с лэптопом, когда услышал доносившиеся из соседней комнаты — спальни Элис — приглушённые голоса. Очевидно, у неё тоже было открыто окно.

Сперва Гэл решил, что она сама как раз болтает с Китом. Но голос, отвечавший ей, не был голосом Кита — низкий и напевный, это был голос Ша Акичиты. Гэл узнал бы его где угодно и когда угодно. Он затаил дыхание, и его сердце тоже болезненно замерло.

— Но я вас не звала, — медленно и с напряжением произнесла Элис. — Не звала и не ждала. Хотя я… — она умолкла на несколько мгновений, и Гэл живо представил, как она в замешательстве покусывает нижнюю губу, — я рада вас видеть, но почему вы явились сюда… вот так? Почему не пришли на ужин, за наш общий стол, если вы хотели попрощаться с нами?

— Потому что сейчас я пришёл только к вам, леди Элис. Когда мужчина влезает в окно к женщине, он это делает с понятной целью, разве нет? — отозвался Ша Акичита с тихим смешком, и Гэл просто обомлел. С какой ещё целью? Он что, с ума спятил? Сейчас Элис выкинет его обратно в это чёртово окно!

— Мужчина — к женщине? — с расстановкой переспросила Элис. Голос её стал холодным и колким, как лёд.

— Мои дела не отпускали меня раньше, — после паузы пояснил Ша Акичита так мягко, будто разговаривал с ребёнком. — А я не успел поговорить с вами, не успел рассказать вам о вас. Потому и влез к вам в окно. Простите. Я вовсе не хотел оскорбить вас, леди Элис.

— Рассказать обо мне? Что… рассказать? — Элис запнулась, и в её голосе послышалась растерянность. — Я вас не понимаю.

Гэл тоже ничего не понимал. Он, сам того не замечая, высунулся в окно чуть ли не по пояс. Редкие холодные капли начавшегося дождя падали на его разгорячённое лицо, но он не обращал на это внимания, напрягая слух изо всех сил… пока ему на плечо не легла широкая жёсткая ладонь.

Он подскочил и не заорал только потому, что Миллер тут же зажал ему рот другой ладонью и аккуратно стащил с подоконника. Бесшумно закрыл распахнутую створку и, не выпуская плеча ошалевшего Гэла, подтолкнул его к двери — так властно, будто поймал за обшариванием чужой тачки! Гэл возмущённо вывернулся из его рук и открыл было рот, чтобы запротестовать, но сразу опомнился. Только просверлил Миллера гневным взглядом и вывалился в коридор. Этот зануда хотел увести его подальше от Элис и Ша Акичиты? Ладно же!


* * *

Элис никогда ещё так ясно не ощущала, что стоит на развилке дорог, как в ночь перед отъездом из Маунтин-Риверса. Она словно чувствовала под своими босыми ногами рыжую тёплую пыль этих дорог, разбегающихся в разные стороны. И почему-то даже не испугалась, когда Ша Акичита очутился в её комнате, толкнув оконную раму — так просто, словно шагнул во французское окно первого этажа, а не перебрался на подоконник с ветки росшего под домом громадного вяза.

Элис ещё не ложилась. Ей было о чём подумать, и она точно знала, что всё равно не уснёт. Она хотела позвонить Киту, но потом решила сделать это утром, чтобы не разбудить Гэла, который, судя по всему, уже уснул. По крайней мере, в его спальне было тихо — не пиликала игровая приставка, и не бубнил телевизор.

Она сидела на кровати в дурацкой голубой пижаме с зайчиками, которую купила невесть зачем и над которой неустанно потешался Гэл. Она рассеянно расчёсывала волосы щёткой, как привыкла это делать перед сном. Щётка выпала у неё из рук, когда оконная створка с лёгким стуком открылась, и Ша Акичита преспокойно спрыгнул в комнату, слабо освещённую ночником. Его чёрные волосы свободно падали на плечи, тёмные глаза озорно блестели. Он был в обычных поношенных джинсах и клетчатой ковбойке, но в её распахнутом вороте виднелся костяной чёрно-белый нашейник.

Элис достаточно долго проработала учительницей, чтобы сохранять спокойствие, невзирая на все выходки учеников. Хотя сердце у неё сильно заколотилось, она и бровью не повела, будто бы к ней в окно каждую ночь лезли бронзовокожие могучие красавчики. «Оборотни, не забудем про это!» — подумала она, едва удержавшись от нервного смешка. Неспешно спустив с кровати босые ноги, она подобрала с ковра упавшую щётку, выпрямилась и ровным учительским тоном сказала:

— Добрый вечер, Ша Акичита.

Тот улыбнулся смущённо и лукаво, и эта улыбка сделала его чеканное лицо совсем мальчишеским. Милым. Словно он был не старше Гэла. И… добрый Боженька и Мария-Дева, до чего же он был красив!

Элис в замешательстве опустила глаза под его пылким взглядом, чувствуя, что щёки заливаются румянцем. Как же она рада была его видеть, но ему всё равно не следовало являться сюда вот так! Ночью! Почему он не пришёл на ужин, если хотел попрощаться с нею и с Гэлом?

Так она и спросила его. Ведь это же было в самом деле разумным и… приличным. Но он почему-то ответил, что желает поговорить с ней наедине, сперва неловко сострив насчёт понятных целей, с какими, мол, мужчина лезет в окно к красивой женщине. А когда она предсказуемо оскорбилась, покаянно заявил, что просто не успел рассказать ей раньше… о ней самой.

С ума он сошёл, что ли?

— Я вас не понимаю, — напряжённо проговорила Элис, продолжая вглядываться в его лицо, которое стало очень серьёзным. Его густые брови нахмурились, глаза потемнели ещё сильнее.

— За что вы наказываете себя, леди Элис? — тихо спросил он, подойдя к ней ещё ближе — так, что она явственно ощутила жар его большого тела и заставила себя не попятиться. — Вы ни в чём и ни перед кем не виноваты. Это мир задолжал вам.

Мир задолжал ей, вот оно что! Ни с того ни с сего Элис вдруг рассердилась так, что перехватило дыхание. Ещё один чёртов шринк! Как будто ей мало было Кита с его мудрыми сентенциями!

— Вы про мой добровольный целибат? — резко выпалила она, чувствуя, как похолодевшие губы кривятся в злой усмешке. — Если вы знаете значение этого слова.

— Думаю, что знаю, — спокойно отозвался Ша Акичита, нисколько не обидевшись, и Элис почувствовала болезненный укол раскаяния. Он не заслуживал того, чтобы она так с ним разговаривала, он спас жизнь её мальчику и едва не погиб сам!

— Это не наказание, — хрипло вымолвила она и крепко сжала губы. Она была не в силах говорить с ним об этом. Разве он мог понять, каково это — чувствовать ледяную мёртвую пустоту внутри, словно ты — труп, располосованный от горла до паха, выпотрошенный, валяющийся в холодильнике морга?!

Она втянула в себя воздух с дрожащим всхлипом.

Тёплые загрубевшие пальцы Ша Акичиты коснулись её щеки, заставляя поднять голову, и тогда Элис сглотнула горький острый комок, забивший горло, и заговорила:

— Просто я больше не женщина, вот и всё. Мой муж… Кон погиб четыре года назад, когда наша машина разбилась, а я… а меня вырезали оттуда… а потом в больнице вырезали из меня нашего ребёнка вместе со всем женским, что было во мне, и… — она искривила непослушные губы в подобии улыбки. — И всё кончилось. Всё. Вы понимаете?!

Она задохнулась и умолкла, и наступила тишина, нарушаемая только мерным стуком дождевых капель по оконному карнизу. Ша Акичита всё ещё касался костяшками пальцев её щеки. От него пахло дымом костра, полынью и дождём. Его широкая грудь мерно вздымалась, и Элис опять вспомнила, как стояла у его койки в больнице и смотрела, как он спит, укутанный в простыню, весь перебинтованный, одурманенный лекарствами. Боже, ведь она могла потерять и его!

— Нет, не понимаю, — негромко отозвался он наконец, и Элис почувствовала, что он тихонько гладит большим пальцем её подбородок. Она вздрогнула, но не отстранялась. — Потому что это неправда. Вы — женщина, прекрасная женщина, леди Элис, и я заставлю вас в этом убедиться. Прямо сейчас.

— За… ставите? — дрогнувшим голосом пробормотала Элис, задрожав и вспыхнув от смятения.

— Попрошу, — прошептал Ша Акичита, почти касаясь губами её уха, и этот вкрадчивый пылкий шёпот вынудил её покачнуться. — Попрошу. Уже прошу. Пожалуйста. Пожалуйста. Позвольте мне доказать вам, что вы живы… что вы женщина... что вы прекрасны.

Сладкоречивый хитрец, где он только набрался таких слов! Элис даже застонала от досады и беспомощности, отчётливо понимая, что не сможет ему противостоять. И дело было даже не в том, что и как он говорил и делал. Просто… это ведь был Ша Акичита, вот и всё.

Теперь его шершавые пальцы почти невесомо касались её шеи под воротником смешной пижамы с зайчиками — невесомо, но ей казалось, что эти пальцы оставляют на её коже пылающие следы.

Столько лет Элис не позволяла никому приближаться к себе, прикасаться, смотреть в глаза с такой ошеломляющей нежностью! Со страстью. И она поняла, что отзовётся — нет, не любовью, её любовь лежала в могиле так давно и так далеко отсюда… но Ша Акичита плавил её сердце своей нежностью, и оно отвечало ему.

Хитрец! Оборотень!

Она прерывисто вздохнула и обеими руками поймала его руку, уже прокравшуюся к её груди.

— Ты хитрый, — выдохнула она с вымученной усмешкой. — Но я не могу! Я боюсь!

Это была правда. Она смертельно боялась, что…

— Вдруг я ничего не почувствую? — пробормотала она с тоской.

Его грудь вздрогнула от сдерживаемого смеха. Да, он смеялся над нею, этот пройдоха, этот чёртов трикстер!

— Ещё как почувствуешь, — хрипловатым шёпотом заверил он и накрыл губами её возмущённо приоткрывшийся рот. Потрескавшимися, жаркими, жадными, бесстыжими губами.

«Кто-то чудесный, — вспомнила Элис, зажмурившись под этим поцелуем, под его руками, бережно и неторопливо гладившими её бёдра. — Кто-то чудесный…»


* * *

Шериф всё так же нависал над Гэлом, подталкивая его к лестнице, ведущей на первый этаж. Он был босиком, как и Гэл, и, благодаря такому несусветному нарушению приличий, двигался столь же бесшумно. Оба неслышно, как тени, спустились по лестнице и пересекли полутёмный холл, где на полу лежали полосы лунного света. Берта и Джой, сладко раскинувшиеся на ковре, сонно подняли головы и завиляли хвостами, но Миллер прицыкнул на них, вынудив послушно затихнуть.

Вот придира-то, и чем собаки ему помешали?

Теперь Миллер снова держал Гэла за плечо жёсткой хваткой, ведя за угол столовой, на кухню. Не включая лампы, усадил его на стул — прямо как в своём паршивом участке! — а сам присел на край стола — ещё одна новость! — и скрестил руки на груди. Он был в тёмной рубахе с подвёрнутыми до локтей рукавами и джинсах, а вовсе не в том строгом прикиде, каким щеголял за ужином. Здоровенный, как лось, босой и встрёпанный, он казался совсем незнакомым. Неузнаваемым. Гэл даже оробел слегка.

— Охренели вы, что ли? — тоскливо проворчал он, косясь на шерифа исподлобья. — Белены объелись, точно. И Элис с Ша Акичитой тоже.

— Отстань от них, — вполголоса велел Миллер без капли своей обычной нудной вежливости. — Ша Акичита не сделает ей ничего плохого. Он вообще… знает, что делать.

Гэл проглотил слюну.

— Да уж, знает, — с горечью буркнул он, чувствуя, как в глазах становится горячо и колко. — Вы меня сюда притащили, чтобы я им не мешал? Так я и не стал бы.

— Конечно, только прилип бы к окну и развесил свои любопытные уши, —отрезал Миллер. — Не твоё это дело, Гэл Стефан, и не моё. Мисс Элис достаточно настрадалась, и ты должен радоваться за неё, чертёнок ты ревнивый.

Ошеломлённый, Гэл вскинул на него глаза. Лицо Миллера в полутьме кухни, где мерцало только табло электронных часов на холодильнике, да пробивался сквозь жалюзи свет уличного фонаря, казалось очень бледным и очень усталым.

— Ничего и не ревнивый, — наконец пробурчал Гэл, снова отводя растерянный взгляд. — Что я, не понимаю, что ли — мне с ним… с Ша Акичитой то есть, ловить нечего… просто… — он глубоко вздохнул и вдруг выпалил горячечной скороговоркой, сам себе удивляясь: — Просто я раньше думал, что он и есть мой кто-то чудесный… но так получается, что нет, не мой.

Он сам не знал, для чего ляпнул это, и кому — Миллеру, правильному святоше, который презирает его за то, что он гей. Цыган. Бывший воришка, бродяга, отсасывавший у шоферюг за двадцатку, если уж на то пошло. Вдвойне, втройне заслуживавший презрения.

Гэл вообще изумлялся, как это шериф терпит его присутствие под крышей своего старого дома, где испокон веку жили такие же правильные и честные люди. Надёжные. Суровые, как эта земля, которая не была для Гэла родной.

Да ему никакая земля не была родной, что уж там. Он и родился-то, наверное, на колёсах, в каком-нибудь цирковом фургоне, хотя в его свидетельстве о рождении значилась Санта-Моника. Он был слишком мал, чтобы вовремя спросить об этом у матери, а потом… потом уже некого было расспрашивать.

— Кто-то чудесный? — медленно повторил Миллер, чуть склонив голову к плечу и сосредоточенно нахмурив брови. — Что ты имеешь в виду?

Гэл беспомощным шёпотом выругался себе под нос по-румынски, а потом чётко сказал, сделав над собой усилие, почти равнодушно сказал:

— Ерунда это всё. Глупые выдумки. Что вдруг я кого-то встречу. Что кто-то полюбит меня просто так. Поймёт и полюбит. Кто-то чудесный. Я всегда его ждал, дурак, будто какая-то сраная принцесса из мультика, — он запнулся и пренебрежительно скривил задрожавшие отчего-то губы.

Миллер, конечно, покачал головой. С укоризной. Или с отвращением. Или с тем и другим.

— Вы меня презираете небось, — сдавленно пробормотал Гэл с такой внезапной тоской, словно ему было какое-то дело до этого закономерного ледяного презрения. Да никакого! Никакого!

Но в глазах у него опять предательски защипало.

— Ладно, пускай, — прошептал он. — Считайте, что я ничего не говорил, а вы…

Он поперхнулся и обомлел, когда Миллер неожиданно оказался совсем близко к нему, присев на корточки возле его стула и глядя снизу вверх строгим и напряжённым взглядом.

— Презираю тебя? Я? — переспросил он негромко и снова покачал головой, вымученно усмехнувшись. — Хорошенького же ты мнения обо мне. Я что, и вправду выгляжу таким вот… гондоном? Ну что ты хлопаешь своими глазищами, Гэл Стефан? Отвечай. Выгляжу?

— Э-э-э… н-нет, — промямлил Гэл, не веря собственным ушам.

Так и не дождавшись внятного ответа, Миллер продолжал:

— Ты ещё сущий ребёнок, Гэл Стефан, хоть и мнишь себя таким уж взрослым и опытным. Я понимаю — сложно принять то, что человек, о котором ты мечтал, выбрал не тебя, а другого человека. Сложно и обидно. И очень больно, даже если ты рад за них обоих. И ты, конечно, расстроился. Ты же вот-вот заплачешь. Ладно, поплачь, это не грех. Это частенько помогает.

Его голос был всё таким же ровным и холодным, но ладонь на плече у Гэла — тёплой.

— Ничего я не ребёнок и ничего я не плачу! — всхлипнул Гэл и беспомощно закусил губу. Теперь, когда Миллер сказал, как это обидно и больно, у него и вправду уже не осталось никаких сил сдерживать подступавшие к горлу слёзы.

— Да ты уже ревёшь прямо на меня, — уточнил шериф со своей обычной педантичностью.

Гэл вспыхнул и рванулся было прочь, но Миллер легко удержал его на месте, крепко взяв за локти.

— Да не прыгай же ты, дурачок, — голос его наконец дрогнул — от смеха или волнения, Гэл не мог разобрать. — Реви на здоровье.

Что Гэл и сделал, сдавшись, уронив голову ему на плечо и обревевшись самым что ни на есть препозорнейшим образом, икая, вздрагивая и хлюпая носом. Как девчонка! Как сопливый младенец!

А раньше он думал, что никогда не сможет поплакать вот так, прижавшись к плечу этого сурового человека.

— А вы… вы не-небось сами сохли по Элис… но щемились сказать, — пробубнил он наконец в насквозь промокшую рубашку Миллера и шмыгнул носом. — Вы всегда… всё скрываете. Как робот какой-то.

— Угу, я новейшая модель терминатора, — легко согласился Миллер, приподнимая его подбородок и вытирая мокрые щёки и нос невесть откуда взявшейся бумажной салфеткой. — Ты меня раскусил… но по мисс Элис я не сох, тут ты ошибся, Гэл Стефан. Впрочем, никто не совершенен.

Его голос опять явственно дрогнул от сдерживаемого смешка. Да он просто Гэла дразнил!

Тот обиженно запыхтел и дёрнул плечом, пытаясь в очередной раз вывернуться из его рук, хотя в них было так… тепло. Тепло и надёжно. Но Миллер уже сам отпустил его и встал.

— Я знаю, что мы сейчас будем делать, Гэл Стефан, — степенно объявил он, рассеянно пригладив волосы. — То, что я делаю всегда, когда на душе у меня кошки скребут. Пошли.

Гэл уже не знал, чего ждать от шерифа Миллера. Он тоже вскочил и нерешительно воззрился на него, а тот, едва заметно улыбаясь, поманил его за собой. Они опять миновали полутёмный безмолвный холл, где за ними тут же увязались повиливающие хвостами собаки. Шериф деловито сунул босые ноги в сандалии и пододвинул Гэлу его кроссовки. Снял с вешалки свою куртку, тоже протянул Гэлу и отпер входную дверь.

Гэл спустился следом за ним с крыльца, как сомнамбула, зябко кутаясь в слишком просторную для него куртку и с бессознательным удовольствием пряча нос в воротник. Куртка пахла Миллером. Накрапывал дождь, по небу неслись подгоняемые ветром рваные лиловые облака, и луна по-прежнему заливала всю округу своим сиянием — до краёв, будто лимонной водой.

Миллер остановился и обернулся к Гэлу, на его губах мелькнула скупая улыбка.

— Там пульт в кармане. В куртке, — пояснил он, видя недоумение Гэла. — Открой гараж.

Гараж? Они что, куда-то поедут?

Совершенно перестав что-либо понимать, Гэл достал пульт, повертел в руках и нажал на кнопку, поднимая дверь. Шериф одобрительно кивнул, прошествовал за порог, включив фонарик, и принялся методично разбирать садовый инвентарь, хранившийся у входа — всякие лопаты и грабли. Гэл снова застыл, хлопая глазами.

— Горку давно надо поправить, собаки разрыли, — сообщил шериф всё с той же невозмутимостью, вынося наружу пару лопат. — Берта ваша копает, как экскаватор. И дорожки можно заодно засыпать. Песок и гравий — там, в саду, полотном накрыты. К утру со всем управимся. Я же говорю — всегда так делаю, когда… Тихо ты, чертёнок!

Гэл не мог тихо. Он уже больше ничего не мог. Он присел на корточки, обхватив голову руками и хохоча, как сумасшедший.

И тогда Клод Миллер тоже засмеялся.


* * *

В полдень следующего дня Элис, Гэл и Берта сидели в кабине Жирафа, припаркованного в «кармане» у обочины федеральной трассы, ведущей к Вайомингу, уставившись на подключённый к модему лэптоп.

— И был вечер, и было утро… — уныло пробормотала Элис, нажимая на значок скайпа. — Он сразу догадается.

Она так и не решилась позвонить Киту из дома Миллера. Она проспала. Самым пошлым образом проспала звонок будильника и только когда Гэл деликатно поскрёбся в дверь её спальни, в панике взметнулась с постели. С опустевшей постели, конечно же. Хитрец, бродяга, трикстер, оборотень… в общем, Ша Акичита дождался, пока она уснёт блаженным мёртвым сном, и улизнул так же, как явился, — через окно.

Элис испытывала просто чудовищную неловкость, когда, умытая и причёсанная, в дорожной ковбойке и джинсах, торопливо спускалась в кухню. Гэл и Миллер, впрочем, на неё не смотрели, лишь благонравно пожелали доброго утра. Они чинно сидели друг против друга за большим столом, свеженькие, как ласточки на проводах, пили кофе и уминали испечённые Миллером булочки с корицей, одуряющий аромат которых витал по всему дому. И тот, и другой казались какими-то… умиротворёнными.

К счастью, Элис некогда было долго смущаться и предаваться душевным рефлексиям — пора было выезжать. Они с Гэлом быстренько собрали остатки своих пожиток и распрощались с Миллером и Джоем. Элис крепко обняла шерифа и настойчиво подтолкнула к нему Гэла, который замялся, покраснел и отвёл глаза. Миллер серьёзно похлопал его по спине.

Зато Джоя Гэл кинулся обнимать с пылкой нежностью.

Спустившись с крыльца, Элис, впрочем, несколько оторопела. Вся альпийская горка, так нежно любимая Миллером, была сызнова обустроена после собачьих стараний. Справа от горки виднелись две только что вскопанные клумбы, а садовые дорожки блестели свежим гравием.

— Господи Боже, что вы тут делали? — изумилась Элис, вытаращив глаза.

— Не спалось, — невозмутимо отозвался Миллер.

— Мне тоже, — так же лаконично вставил Гэл, метнув на шерифа короткий взгляд.

Элис только головой покачала, решив не заморачиваться ещё и этим. Небось парни от смущения выскочили из дома, как ошпаренные, и не знали, чем им заняться. А она ничего даже не услышала!

Все вышли в проулок, где терпеливо ждал Жираф, и Берта радостно прыгнула в кабину, едва Элис открыла дверцу. Псине явно не терпелось поскорее оказаться в дороге, как, наверное, и Гэлу, подумала Элис с улыбкой. Мальчишка растерянно потоптался на месте, поглядывая на Миллера, потом неловко ткнулся лбом ему в плечо и тоже стремительно взлетел в кабину, обогнув трейлер с другой стороны.

Элис чмокнула Миллера в гладко выбритую щёку и весело напомнила:

— Колорадо, День Благодарения.

— Я позвоню, — негромко откликнулся шериф. Поднял руку, махнув высунувшимся из кабины Гэлу и Берте. — Будьте поосторожнее в дороге.

— Спасибо вам за всё, — дрогнувшим голосом пробормотала Элис. — Не знаю, что бы мы без вас делали.

Они все втроём смотрели, как высокая фигура Миллера скрывается за поворотом, и как Джой, с высунутым языком бежавший за фургоном, наконец сдаётся и усаживается у обочины.

А потом позади остался и Маунтин-Риверс.

И вот теперь Элис сидела с лэптопом на коленях и всё никак не решалась позвонить Киту.

— Он догадается, — жалобно повторила она, глядя на Гэла, который успокаивающе похлопал её по руке. — Задразнит меня, зараза.

— Да ладно тебе. Если не догадается, так скажи ему сама, чего уж. Он же наш друг, — с жаром возразил Гэл, тряхнув кудрями. — А я заткну уши плеером и буду слушать «Лимп Бизкит». Клянусь Марией-Девой и святым Иосифом! Давай, звони.

Поглядев в его лукавые блестящие глаза, Элис только вздохнула и дождалась соединения. Воистину, её сплошь окружали наглые хитрецы и манипуляторы. Уши он заткнёт, как же!

— Кит Рязанов, — произнесла она торжественно, едва лихая пиратская аватарка угнездилась над зелёным значком телефонной трубки, — мы уехали из Маунтин-Риверса и стоим в «кармане» федеральной трассы на Вайоминг… а я прошлой ночью изменила тебе. Прости.

Она посмотрела в дурашливо округлившиеся глаза Гэла и показала ему язык, едва удерживаясь, чтобы не покатиться со смеху.

— Аллилуйя! — помолчав пару мгновений, объявил Кит, и тогда она всё-таки расхохоталась, а Гэл — тот прямо-таки заржал, уткнувшись в мохнатую шею Берты и подрыгивая коленками от восторга. — Давно пора, Господи Боже ты мой! То есть, я хотел сказать — как ты могла так поступить со мной, распутница! О, женщины, вам имя — вероломство! Включи камеру, чтобы я мог немедленно увидеть твою бесстыжую счастливую мордашку.

— Вот ещё! Сеть не потянет! — фыркнула Элис даже с некоторым сожалением.

— Ну и ладно, моя красавица, — демонстративно вздохнул Кит. — Мне всё равно не только с Томом Крузом не тягаться, но и с этим твоим оборотнем тоже. Так что претензий не имею, интимных вопросов не задаю, памятуя о присутствии детей и животных. Кстати, привет, ребята! Но мне всё равно чертовски любопытно, на чём он тебя поймал, этот твой Человек-Пума? Я бы на его месте окучивал тебя, упирая на то, что…

— Кит Рязанов! — Элис чуть не уронила лэптоп с колен. — Почём ты знаешь, что это был Ша Акичита?!

— А кто ж ещё? — цокнул языком Кит. — Ты недооцениваешь мои логические способности. Ваш Клинт Иствуд — он скорее на Эсмеральду запал. Так что колись, красавица, чем тебя вождь апачей улестил-обольстил? Пумой обернулся в самый патетический момент, что ли?

— Кит Рязанов, немедленно придержи свой наглый язык! — возмущённо, но со смехом отмахнулась Элис, вспыхнув до корней волос. — Лучше скажи, что…

— И сразу свалил небось? — нахально перебил её Кит. — Даже шерстинки на память не оставил?

Элис привычно воздела глаза к потолку кабины.

— Я и так его не забуду. Никогда, — объяснила она уже серьёзно. — Лучше скажи, что ты там плёл про Миллера, а?

Она покосилась на притихшего вдруг Гэла.

— Это была последняя ваша ночь в разнесчастном Маунтин-Риверсе, городе ковбоев и серийных убийц, — торжественно провозгласил Кит. — Поэтому вполне естественно, что все с вами недообъяснившиеся красавчики местного пошиба должны были попытаться закрыть гештальт. С тобой, красавица моя, всё ясно. Ну а ты, Эсмеральда?

— А чего я-то? — невнятно пробормотал Гэл, уставившись на свои руки. — Я ничего не делал.

— Только вскапывал клумбы, — медленно произнесла Элис, задумчиво разглядывая его. — И разбивал садовые дорожки. Вместе с Миллером… и я полагала, что это из-за меня. Гэл Стефан, — строго сказала она, совсем, как Миллер, и взяла его за плечо под каркающий смех Кита. — В чём дело?

— Да ни в чём! — Гэл непонимающе вытаращил честные и наивные детские глаза. — С ума вы посходили, что ли? Он же правильный, как… как статуя святого Антония в часовне! Ерунды не выдумывайте. Ну да, он меня из комнаты вытащил, потому как… ну… — он неловко покосился на Элис, — в общем, чтоб я не услышал, чего не надо. И мы пошли клумбы копать. А потом булочки печь. Ну и всё.

Он пожал плечами, а Кит разочарованно присвистнул.

— Вот чёрт, такой годный мужик этот ваш шериф, и никому из вас не достался! Просто плач, стон и скрежет зубовный. Я бы тебе его присватал, леди Не-Даёт, он тебе куда больше подходит, чем этот твой оборотень с тарзаньими замашками, который получил своё, и поминай как звали.

— Вот ещё! — в один голос возмущённо вскричали Элис и Гэл, а Кит снова хрипло рассмеялся. Элис совсем уже было собралась сердито отчитать этого ехидного охальника и заявить, что от Ша Акичиты ей ничего не нужно, и что она…

Она глянула в боковое зеркало и онемела.

Потому что к фургону по выгоревшей за лето прерии во весь опор летел буланый жеребец с развевающейся на ветру гривой.

Вакиньян. Гром.

А на его неосёдланной спине, улыбаясь, восседал…

— Ша Акичита! — выдохнул Гэл, тоже заулыбавшись во весь рот. — И вовсе не поминай как звали! — он безо всяких церемоний толкнул Элис в бок. — Ну чего же ты? Давай, выходи к нему!

Он придержал за ошейник Берту, тоже вознамерившуюся рвануться наружу.

Дрожащими пальцами нащупав ручку, Элис распахнула дверцу кабины и спрыгнула на землю, не чуя под собой ног. Свежий ветер растрепал ей волосы, взметнул воротник ковбойки. Ветер пах костром и полынью, как кожа Ша Акичиты. Слёзы навернулись ей на глаза, когда тот, чуть ли не кубарем слетев с коня, кинулся к ней и подхватил на руки, притиснув спиной к захлопнувшейся дверце. Но Элис всё равно засмеялась, жадно подставляя ему губы.

— Я соскучился, — прошептал Ша Акичита и прильнул к её губам своими.


* * *

— Целуются небось? — вполголоса спросил Кит у Гэла и театрально вздохнул, хотя тот ответил ему только безмолвным кивком: — И-эх… Тогда я пока отключусь. Доложишь потом, чего у вас там происходит. Ставлю доллар на то, что Человек-Пума увяжется с вами в Вайоминг, зря он, что ли, прискакал. Коня, кстати, можно и к заднему бамперу привязать. Давай, присмотри тут за ними как следует, Эсмеральда.

Гэл снова задумчиво кивнул, соглашаясь «присмотреть». Словно со вчерашними слезами на плече у Миллера выплеснулась вся его детская ревность, обида и отчаяние.

А сегодня он и вовсе позабыл обо всём, потому что... потому что…

Гэл захлопнул лэптоп и нашарил в кармане мобильник. Он то и дело стискивал его в руке, готовый снова и снова перечитывать одно-единственное сообщение, хотя уже выучил его наизусть.

Смс-ка пришла, когда их фургон миновал окраину Маунтин-Риверса. Элис не обратила внимания на тихое пиликанье мобильника, сосредоточившись на дороге, а Гэл с любопытством открыл доставленное сообщение… и уставился на него, не веря собственным глазам.

«Я так не смог тебе этого сказать, но написать могу. Ты ждёшь кого-то чудесного, но ты — сам чудо, Гэл Стефан. Через полтора года в округе перевыборы, и я больше не буду выставлять свою кандидатуру на пост шерифа. Тебе как раз сравняется восемнадцать. Подожди меня. Гэл Стефан. Пожалуйста».

Это написал ему Клод Миллер.

Клод Миллер , самый придирчивый и упрямый зануда-шериф на всём Дальнем Западе, гроза бродяг и ревностный блюститель порядка. Проживший в одиночестве почти всю свою жизнь.

«Подожди меня. Гэл Стефан».

Миллер написал это ему!

Гэл не мог поверить в такое. Просто не мог, и всё тут. Сидел и ошалело таращился в телефон, притворяясь, что играет в очередную игрушку… и видел перед собой лицо Миллера. Его тревожные усталые глаза, в которых вдруг растаял зимний лёд.

Полтора года — это же чёрт-те-сколько. Полтора года назад он вообще был сосунком. Через полтора года он уже поступит в колледж, вокруг него будут новые люди, студенты и преподы, но…

Но Гэл отчего-то точно знал, что никакой пояс целомудрия ему не понадобится.

Он ответил — всего двумя словами: «Я подожду». И не решился написать ничего больше.

Когда телефон тренькнул, уведомив, что сообщение доставлено, он ясно представил, как шериф выхватывает из кармана свой мобильник, будто револьвер. Улыбается он при этом или привычно хмурится, Гэл не знал, но надеялся, что улыбается.

«Ты — сам чудо, Гэл Стефан… Подожди меня. Пожалуйста…»

Гэл так и сидел, глядя на экран телефона и чувствуя, как в горле что-то щекочет, как горят щёки и замирает сердце. Кит, зараза, только что что-то врал про шерифа и про него… как он угадал?!

…Щёлкнул замок на дверце, и Гэл, очнувшись, даже подскочил на сиденье.

Ша Акичита заглянул в кабину. Он был растрёпан, взъерошен, в расстёгнутой до пупа рубашке, глаза его сияли, и он так торжественно держал за руку пунцовую от смущения, но блаженно улыбавшуюся Элис, словно вёл её к алтарю.

— Хей, хокши-ла. Хей, шунка-кола, — нараспев проговорил Ша Акичита, подмигивая Гэлу и Берте. — Потеснитесь-ка, ребята, я еду с вами. Вакиньян нас потом отыщет, это же Небесный Гром, он разберётся. В Вайоминге мы купим фургон побольше, и ты его тоже раскрасишь, хокши-ла.

Затиснутый в самый угол кабины Гэл не переставал счастливо смеяться, пока выходил в скайп и вызывал Кита. Он должен был ему это сказать, пока фургон не тронулся с места и сеть ещё работала.

— Ты был прав! — ликующе выпалил он, едва дождавшись, когда на мониторе замаячит пиратская аватарка. — Во всём прав! Как всегда!


30.11.2016 г.