Горю! Конопляное поле.
ДОБАВИЛА ЧАСТЬ 2 в комменты!

Второй мой американский текст на прошедшей ФБ, который набрал больше всего голосов. Мне было очень весело его писать, я вспомнила всю матерщину, которой научилась от мужа, и он же, собственно, и бетил вторую часть этого текста)))

Название: Попаданец
Автор: sillvercat для fandom Americas 2016
Бета: Эллаирэ и мой пресветлый супруг))
Размер: миди
Пейринг/Персонажи: Кей Фирс Дог, Доротея, мисс Лора Хендерсон, Заяц и прочая толпа белого и чернокожего народа
Категория: джен, гет
Жанр: псевдоисторическое АУ, драма, фантастика, броманс, нездоровый юмор, hurt/comfort
Рейтинг: R
Краткое содержание: молодой чернокожий рэпер из Бронкса наших дней внезапно попадает в Алабаму, на рабовладельческую плантацию середины XIX века, незадолго до Гражданской войны Севера и Юга
Примечания:
Есть приквел тут.
Использованы тексты песен: 2Pac — «The Streetz R Deathrow», спиричуэл « Let My People Go»
Предупреждение: насилие, драки, публичная порка, ГГ матом не ругается, он на нём разговаривает)))

От автора: Кея Фир Дога я отчаянно от всей душ люблю если типировать героев по соционике, то он - типичнейший Жуков, Доротея - Дюмашечка, Лора ... ммм... Драйзер? Гамлет?

Ссылка на ФБ-16: тут и тут.




Читать.

@темы: гет, фики, американские тексты

Комментарии
28.02.2017 в 12:47

Горю! Конопляное поле.
* * *

Go down Moses
Way down in Egypt land
Tell old Pharaoh to
Let my people go!
When Israel was in Egypt land...
Let my people go!
Oppressed so hard they could not stand...
Let my people go!

Едва раскрыв глаза, Кей Фирс Дог, неполных девятнадцати лет от роду, уроженец чёрного гетто в Южном Бронксе, Нью-Йорк, услышал равномерное назойливое жужжание и машинально почесал зудевшую ляжку. Впрочем, зудела не только ляжка, искусанная москитами, но и спина, над которой ввечеру потрудился кнут сучары-надсмотрщика, о чём Кей мгновенно и вспомнил. А прямо перед его носом маячила хлипкая стенка тростниковой хижины-развалюхи.

Ну, значит, снова здравствуй, Алабама и чёртова усадьба «Ореховая роща», чтоб ей погореть, уныло подумал Кей. И прости-прощай, родная Элтон-авеню и две тысячи пятнадцатый год с его айфонами, самолётами, интерактивным телевидением и пружинными матрасами!

— Аминь, бля, — пробурчал Кей, со стоном приподымаясь на скрипучей жёсткой лежанке, и потряс головой. Он готов был поклясться, что явственно расслышал ехидный старушечий смешок, донёсшийся откуда-то сверху.

Бабка-покойница бдила за внучком, не иначе.

Решив не обращать на такие фокусы внимания — хотя на сердце почему-то потеплело — Кей ещё раз ожесточённо прошёлся ногтями по зудевшей спине. Травяная мазь, которой его накануне самолично, не побрезговав, врачевала хозяйка усадьбы, белобрысая фифа мисс Лора Хендерсон, действовала! Иначе до исхлёстанной спины было бы не дотронуться. Кей подобрал ноги и уселся на топчане, озираясь по сторонам.

Солнце настырно лезло во все щели этой убогой халупы. Снаружи доносилось деловитое квохтание кур, весёлый ребячий визг и сердитые окрики — видать, мамашки пытались собрать в кучу своих разыгравшихся отпрысков. Если бы не куры, Кей мог бы легко представить себе, что сидит у окна, выходящего в родной бетонный двор-колодец, исчёрканный похабными граффити.

Но нет! Не хватало слишком многого. Бормотания телика у соседа за стенкой. Гула несущихся по Элтон-авеню тачек и вяканья клаксонов. Воя полицейских сирен. Впрочем, Кей не мог бы с уверенностью сказать, что как раз этого последнего ему и не хватает.

Он мрачно ухмыльнулся, прижавшись исхлёстанными лопатками к зыбкой стенке, и прислушался — на сей раз к себе.

Хотел ли он прямо сейчас очутиться в своей берлоге на Элтон-авеню — с податливой цыпочкой под мышкой и грузом белого кайфа на столике у дивана?

Святое дерьмо, нет! Он не хотел!

После бабкиной смерти у него не осталось там ни одной родной души. Собутыльники да шлюшки не в счёт. А здесь был Заяц. Была Доротея с её огромными печальными глазами, которые глядели ему прямо в душу. И гордячка мисс Лора, белобрысая хозяюшка, которой он так хотел утереть её надменно задранный нос.

Или задрать подол её шикарного платьишка.

Всё, что с ним произошло, было куда круче любого белого кайфа, признал Кей с глубоким вздохом.

Тысяча восемьсот пятьдесят седьмой год, ёлки-моталки, грёбаный Алькатраз! И Кей влетел сюда голым, как хренов праотец Адам, безо всяких крутых приблуд и прибамбасов! Без пушки, мобилы и скутера. Всё, чем он обладал, чтобы выручить из рабства себя, Доротею и Зайца, были его мозги. Память. Знания. Ну и яйца, само собой.

Кей мог честно признать, что похвастаться мог только последним. Хренов долбоёб.

Он уткнулся лбом в свои скрещённые на коленках руки. Хотя про его хорошие мозги долдонили училки в школе, покуда он её не бросил. Что ж, сейчас ему предстояло выяснить, на что они реально годятся.

Раздался какой-то скрип, и Кей рывком вскинул голову.

В хлипкую дверь боком протиснулся Заяц, тощий и нескладный в своей домотканой одежонке, висевшей на нём мешком, и робко заулыбался. В руках у него была глиняная чеплашка, прикрытая сверху куском ячменной лепёхи.

Вот чего Кею точно не хватало тут, так это большого сочного гамбургера! Или пиццы с креветками из соседней пиццерии братьев-итальяшек Джино и Тото.

Он уселся поудобнее и со вздохом взял у Зайца миску.

— Доротея небось дала? — осведомился он с набитым ртом. Маисовая каша с луковой подливкой не стала хуже на вкус со вчерашнего дня! Эта девчонка готовила так же клёво, как его бабка.

Заяц несколько раз энергично кивнул, а потом сказал быстрым полушёпотом, словно невесть какой секрет открывал:

— И ещё мисс Лора меня позвала на господскую половину. Сказала, что я… — он возвёл свои круглые глаза к потолку и задумался, припоминая, — слишком измождённый, и меня надо подкормить. И определила на кухню, благослови её Господь!

Кей едва удержался, чтобы не осведомиться, кого должен благословить Господь — мисс Лору или кухню. А Заяц опять счастливо заулыбался, но тут же посерьёзнел и снова затараторил:

— И ещё она сказала, чтобы я передал тебе слово в слово — прошу тебя, Кей Фирс Дог и надеюсь, что ты мою просьбу уважишь: не упрямься ради себя самого и ради тех, кому ты дорог, смирись со своей участью.

— Ещё чего! — так и взвился с топчана Кей.

— И, если ты не станешь работать на плантации, тогда обихаживай на конюшне моих лошадей, — скороговоркой закончил Заяц и умоляюще уставился на Кея. Его глазищи-плошки стремительно наполнялись слезами. — То есть за её лошадьми. Ох, пожалуйста, Кей, пожалуйста… она просила. Правда, просила, как будто она и не твоя хозяйка.

— Она мне и не хозяйка, — процедил сквозь зубы Кей, досадливо морщась. Святое дерьмо, эта Лора Хендерсон знала, на какие точки надавить, манипуляторша хренова, почище любого шринка. «Ради тех, кому ты дорог»! Ради Зайца и Доротеи, стало быть, он должен безропотно обихаживать её одров?! А вот хрена ей!

Хотя…

Внезапная мысль так и обожгла Кея. Лошади! Верхом уж точно можно было добраться куда дальше, чем пешком! И гораздо быстрее! Обогнав верховых мудил-надсмотрщиков, которые немедля кинутся за ними в погоню!

Это стоило обдумать. И вообще всё хорошенько разведать!

Кей стиснул костлявое плечо ойкнувшего Зайца и проворчал:
28.02.2017 в 12:48

Горю! Конопляное поле.
— Ладно, не стремайся, бро. Сейчас я оклемаюсь чуток — и всё будет пучком, вот увидишь.

Заяц взирал на него своими круглыми глазами, словно на одного из святых, мать их, апостолов, и кивал курчавой башкой после каждого слова Кея. Хотя наверняка понял всего половину слов из сказанного им.

Кей махнул рукой и сполз с топчана. Пора было вылезти наружу. Отлить. Позырить, как тут живут черномазые. Разузнать, где чёртова конюшня с одрами, которых ему надлежало обихаживать. И вообще надо было уже шевелить задницей, если он намеревался ещё раз увидеть Нью-Йорк. Пусть даже и образца тысяча восемьсот пятьдесят седьмого года.

* * *

So the God said: Go down, Moses
Way down in Egypt land
Tell old Pharaoh to
Let my people go!
So Moses went to Egypt land...
Let my people go!
He made old Pharaoh understand...
Let my people go!

К здешней жизни Кей приспособился легко, хотя эта жизнь была достаточно говенной. Особенно доставала его необходимость безусловного подчинения любому беляку в округе, будь то хоть малолетний сопляк: хозяин, и баста! У него просто руки чесались, тоскуя по хорошему стволу, когда он видел эти холёные белые рожи — сучар-надсмотрщиков ли, хозяйских ли гостей, частенько приезжавших в усадьбу. Но он всегда помнил про Зайца и Доротею, которые, чуть только назревал какой-то конфликт, тут же оказывались рядом с Кеем и смотрели на него молящими глазами.

И ещё Кей отлично помнил Бронкс. Копы со своим оружием и мигалками могли, конечно, считать себя там хозяевами, но… до поры до времени. Эта мысль помогала, но ненадолго.

Конюх по имени Зеб, сгорбленный, кряжистый старик-негр, только крякнул, впервые увидев, кого мисс Лора определила ему в помощники. А Кей хмуро усмехнулся — хмуро, но с некоторой гордостью: о его норове, выходит, были наслышаны все и каждый в чёртовой «Ореховой роще».

— Про коняг я знаю только то, что спереди они кусаются, а сзади лягаются, — исчерпывающе пояснил он Зебу, и тот снова крякнул, ожесточённо скребя в затылке. Но Кей вообще-то к разным четвероногим тварям относился неплохо. Те, по крайней мере, никого не убивали почём зря и не мучили, в отличие от двуногих тварей, вроде надсмотрщика Гомера и других таких же мудил.

И навоз из стойл он выгребать не чурался, как и чистить одрам их лоснящиеся бока… и так незаметно старикашка Зеб перевалил на него уйму своей работы. А сам сидел себе на пороге конюшни, пялился на то, как Кей со всем управляется, одобрительно кряхтел да жевал табак.

Кей на Зеба не обижался. У несчастного старикана руки были скрючены подагрой. Чёрт его знает, как он тут справлялся раньше в одиночку. Да и не занудный он был, добродушный, и веселил Кея разными побасенками, пока тот махал вилами.

У каждой из лошадей в конюшне тоже был свой норов, на особицу. У гнедого мерина Короля — несмотря на величавую кликуху, самый смирный. У вороного жеребца Цезаря — как раз наоборот, шуганый какой-то, тот вечно при любом стуке на дыбы взвивался. У чалой Аделины — препаскудный, она то пыталась цапнуть Кея за плечо, то на босую ногу кованым копытом наступить. А вот белая кобылка мисс Лоры, Роза, была фифой вроде своей хозяюшки, грациозно гарцевала и на грязную солому под вилами Кея косилась так, словно понятия не имела, что это такое и откуда взялось. И кусочки колотого сахара у него с ладони брала очень осторожно, щекоча мягкими губами.

В обязанности Кея входило и подсаживать в сёдла саму мисс Лору и приехавших к ней в гости дамочек. Впервые проделав это для Лоры и неохотно выпустив из ладони её тонкие пальчики, он только нагло сощурился под её недоумённым и рассерженным взглядом.

Потом щёки её заалели как маков цвет, и она сдавленным полушёпотом выпалила:

— Не смей смотреть на меня так, Кей Фирс Дог!

— Как? — медоточиво поинтересовался Кей, хотя точно знал, как.
28.02.2017 в 12:48

Горю! Конопляное поле.
Сиськи в вырезе лиловой амазонки у неё торчали как надо. И талия гибкая, и задница — рюмочкой перевёрнутой. Ух! Он едва не облизнулся.

Вместо ответа Лора наградила его новым, пылающим от гнева взором ярко-синих глаз и торопливо направила Розу к дверям конюшни. С тех пор и хозяйку, и всех приезжих бабёнок на лошадей подсаживал Зеб, сопя и укоризненно косясь на Кея.

С белыми мужиками-гостями было тоже хреново. Подсаживать их в сёдла не требовалось. Но они либо смотрели сквозь Кея, словно его тут и не было, либо замечали — но для того, чтобы свистнуть, как собачонке, и приказать: мол, а почисти-ка, парень, хорошенько, мою Долли или Бесси. И швыряли мелкую монетку, дожидаясь, что Кей с подобострастной улыбкой кинется её ловить, как это делали другие рабы. Кей ни разу не нагнулся ни за одним сраным центом — за него это делал старый Зеб.

Но вот как-то один из заезжих расфуфыренных щёголей — не серомундирник-офицер, а просто молокосос немногим старше Кея, в белоснежных панталонах в обтяжку, будто балерун какой, с шёлковым платком вокруг шеи и золотой цепочкой от часов, торчавшей из нагрудного кармана, — велел Кею подобрать монетку. Так и заявил, уничижительно скривив пухлые губы и уставившись на Кея в упор бархатно-карими глазёнками:

— Ты, черномазый! Я дал тебе деньги. Подбери!

Он уже спешился и стоял напротив Кея. Блестящая монетка, которую Кей не стал ловить, валялась на соломе между ними.

— Сам подбирай, если тебе надо, — равнодушно ответил Кей, с удовольствием наблюдая, как сбегает краска с не знавших бритвы щёк этого сопляка. — Я у тебя денег не просил.

Краем глаза он заметил, что Зеб поспешно выскакивает вон из конюшни, проворно ковыляя на своих кривых ногах, и ничуть не удивился этому. Щёголь же, оправившись от своего нечеловеческого изумления, вполне предсказуемо выдернул из-за голенища начищенного сапога короткий хлыст.

Но тут его ждало очередное потрясение: смуглые пальцы Кея клещами сомкнулись вокруг его по-девчачьи тонкого запястья в беленькой кружевной манжеточке.

— Ты… что! — прохрипел он, часто-часто моргая. — Как смеешь… ты, скот! Я тебя… тебя запорют до смерти!

У него даже язык заплетался.

— Прежде я тебе глаз на жопу натяну и моргать заставлю, придурок, — почти ласково сообщил Кей, не выпуская его руки.

Придурок разинул рот так широко, словно сидел в кресле у дантиста, а потом побагровел до самой белобрысой макушки.

— Джошуа! — звонко закричала Лора, стремительно вбегая в конюшню. За её плечом маячил запыхавшийся Зеб, и Кей догадался, что он-то и привёл хозяйку. А за спиной Зеба, конечно же, топтались встревоженные Доротея и Заяц.

— Что тут происходит? — продолжала Лора. Голова её была непокрыта, льняные кудряшки разметались по плечам, обтянутым домашним светло-жёлтым платьем.

Кей разжал пальцы, отпуская сопляка, и презрительно сплюнул на солому, целясь в его сверкающие сапоги. Джошуа затравленно отпрыгнул и забормотал срывающимся голосом:

— Ваш грум, он… Это… это неописуемо! Неслыханно! Вы обязаны его строго наказать… продать! Он опасен!

Лора вскинула подбородок, глядя то на него, то на Кея, медленно отступившего в угол.

Кей поднял из соломы вилы. Он знал, что больше никому не позволит себя пороть. Хватит, натешились. Пусть сразу прикончат, суки!

Встретив отчаянный взгляд Доротеи, он только зубами скрипнул.

— Он болел малярией, — отрывисто сказала Лора, тоже поглядев на Кея, и голос её дрогнул. — С тех пор он немного не в себе.

Кей с трудом сдержался, чтобы не захохотать в голос. Эта беленькая цыпочка и не представляла, насколько была права. Но она хотела его прикрыть — это он оценил.

— Извиняйте, белый маса, — издевательски пробубнил он себе под нос, косясь на перекошенную рожицу побледневшего щёголя. — У меня в башке помутилось, и я глюк словил.

Он осклабился, и Лора поспешно потянула щёголя к выходу из конюшни.

— Что он вам такого сказал? — тихо осведомилась она, но Кей услышал.

— Ни… ничего… — промямлил Джошуа, послушно волочась за нею.

Кей дождался, пока они отойдут достаточно далеко, и наконец захохотал во всё горло, падая в кучу соломы. Это было натуральное укаталово!

Доротея посмотрела-посмотрела на него и тоже прыснула. А за ними и Заяц. Кей дёрнул Зайца за тощую лодыжку и опрокинул его, счастливо визжавшего, в сено рядом с собой. Он с удовольствием проделал бы то же самое с Доротеей, но не решился.
28.02.2017 в 12:49

Горю! Конопляное поле.
* * *

Yes, the Lord said: Go down, Moses
Way down in Egypt land
Tell old Pharaoh to
Let my people go!

Кей робел перед Доротеей — это он-то, перевалявший столько баб на своём не таком уж длинном веку! Но в тихой черномазой кухарочке, рабыне, не умевшей даже читать, было столько спокойного гордого достоинства, какое и не снилось Кею.

По ночам в знойной липкой духоте хижины, где рядом с ним без задних ног безмятежно дрых Заяц, Кей гонял в кулаке свой стояк, с удовольствием представляя, как засаживает его по самые помидоры мисс Лоре Хендерсон. Но воображать Доротею вот так же: распалённой, стонущей под ним — было просто каким-то святотатством. Он и не воображал, просто тормозился, и всё. Что тоже его удивляло.

Как-то поздно вечером, сходив отлить к выгребной яме и возвращаясь обратно в хижину, Кей услышал приглушённые голоса в кухонной пристройке, где жила Доротея и другая кухарка, старая Салли. Кей редко туда заглядывал, не хотел лишний раз докучать Доротее. Она была не из тех, с кем можно беззаботно зубоскалить, в её глазах словно навечно застыла усталая печаль. Кей завернул за угол пристройки, напряжённо прислушиваясь.

Доротея стояла у дверного косяка, заложив руки за спину и спокойно глядя на Сэмми, топтавшегося под крыльцом и мявшего в руках соломенную шляпу. Сэмми был подмастерьем кузнеца Соломона, не такой громадный, как этот Терминатор, но тоже здоровенный, жилистый и широкий в плечах.

— Нет, мистер Сэмюэль, — ровным голосом произнесла Доротея, склонив голову, — я не пойду за вас. Я вдова, и у меня есть сын.

Сэмми так расстроенно засопел, что даже Кею, затаившемуся в кустах, стало слышно. «То-то, хер черномазый, раскатал губу», — подумал он злорадно и сжал кулаки. Но подмастерье оказался упрямым.

— Я пойду к мисс Лоре, поговорю с нею за тебя, — прогудел он.

— Ваше право, мистер Сэмюэль, — тихо вымолвила Доротея, легко развернулась и скрылась в пристройке.

А Кей, недолго думая, взял и вышел из кустов, преградив дорогу тяжело ступавшему Сэмми.

— Если она тебя не хочет, — процедило он сквозь зубы, — мисс Доротея… посмей только её принудить! Уебу.

Кулаки у него так и чесались, право слово, требуя драки с этим обалдуем, но он боялся, что перебудит весь дом и огорчит Доротею. Ещё не хватало, чтобы они сцепились у неё под крыльцом, как два охуевших пса из-за сучки!

— Она мне нравится, — пробормотал Сэмми и чуть отпрянул, без негодования, а почти жалобно косясь на Кея, хоть тот и был ниже него почти на голову. Здесь, как и в Бронксе, репутация бежала впереди Кея, и это не могло его не радовать.

— Мне тоже, — исчерпывающе сообщил он. — Но принуждать её я не стану и тебе не советую, бро. Целее будешь.

Он величественно кивнул, как бы отпуская Сэмми на все четыре стороны.

Холостые мужики и бабы тут жили по отдельности и встречались всей толпой по вечерам возле разожжённого на заднем дворе кострища, где обычно пёкся батат и сладкий тростник. Негры там пели и танцевали под банджо или просто так, подхлопывая в ладоши и колотя палкой по полому внутри бревну — чем не барабан. Кей на эти танцульки ходил исправно — хоть какая-то веселуха. И ещё ему хотелось послушать Доротею, которая изредка выходила в круг, чтобы спеть — и как! У Кея продирало морозом спину, когда он слушал её голос — низкий, глубокий, медовый, шоколадный голос, распарывавший сердце напополам.

Он ни на минуту не мог забыть, как она пела тогда в сарае на аукционе — пела своему сыну перед тем, как расстаться с ним навсегда. Она, конечно, тоже помнила это, потому и выходила в круг так редко.

Иногда из господского дома к костру заявлялась хозяйка со своими гостями, чтобы посмотреть на увеселения рабов. Мисс Лора Хендерсон не брезговала стоять рядом с неграми и весело хлопать в такт их пению, потряхивая светлыми кудряшками. Кей так и передёргивался, видя это.

Когда хозяйка не заявлялась к костру, молодые раздолбаи играли в дурную игру, которую Кей с удивлением узнал по Бронксу. На улицах его родного квартала она называлась «Грязные дюжины», и смысл её был в том, чтобы усесться друг напротив друга и оскорблять мамашу противника до тех пор, пока тот не выдерживал и не вцеплялся оскорбителю в рожу. «Так вот откуда пошла эта забава!» — с угрюмой ухмылкой думал Кей, слушая, как мелкие поросята поливают неизвестных им женщин всякой отборной похабщиной. Он мог бы дать сто очков форы каждому из них по этой части, но… здесь же была Доротея!

Он, может, и хотел бы чем-то поразить её, но не этаким же непотребством.

«Ты превращаешься в мальчика из церковного хора, Кей Фирс Дог, грязный ты ниггер», — с усмешкой говорил он себе.

И это окончательно случилось, когда однажды вечером он не выдержал и вышел в круг поющих и ритмично хлопающих в ладоши рабов.

Чтобы спеть им одну песню, которую он знал, а они не знали.

У его бабки была целая коллекция спиричуэлов — сперва на допотопном виниле, потом на компактах. Кей, можно сказать, вырос на этой унылоте… пока не обрёл Тупака, Снуп Догга и других рэперов, а случилось это с ним лет в семь. Но теперь, стоя у рассыпающего искры костра под звёздным небом алабамщины, он понял, что именно просто должен спеть тут. Именно тут! Но он боялся, что не вытянет.

Чёрт, это же был Великий Луи!

Кей глянул сперва на Доротею, чьи глаза были огромными и тревожными, а потом на мисс Лору, застывшую тут же. Эта фифа вмиг перестала улыбаться и заметно напряглась, уставившись на Кея. И все остальные тоже пялились на него. Галдёж, стоявший на поляне, стих.

«Ладно же, смотрите и слушайте», — подумал Кей. Поднял голову, несколько раз глубоко вздохнул и запел.

— Иди, Моисей,
Вниз к земле Египетской.
И скажи старому фараону:
«Отпусти мой народ!»
Когда народ Израильский был в Египетской земле...
Отпусти мой народ!
Он был угнетён и унижен...
Отпусти мой народ!
28.02.2017 в 12:50

Горю! Конопляное поле.
У него временами перехватывало горло, но это было даже лучше — больше похоже на низкий хриплый голос Великого Луи. Кей видел расширившиеся, ставшие совсем круглыми глаза Лоры Хендерсон. И совсем не удивился, когда почувствовал в своей руке маленькую жёсткую ладонь Доротеи, мгновенно подхватившей припев:

— И Господь сказал: Иди, й,
Вниз, к земле Египетской.
И скажи старому фараону:
«Отпусти Мой народ!»

Мороз снова побежал по лопаткам Кея в алабамскую стоградусную жару, когда глубокий голос Доротеи слился с его голосом — так же, как её пальцы крепко, до боли переплелись с его пальцами.

Она не знала слов, просто и ясно ведя мелодию вторым голосом, а потом начав повторять за ним.

— Слова Бога смелый Моисей передал:
«Отпусти мой народ!»
Если мы не уйдём, ваши первенцы погибнут.
Отпусти Мой народ!
Потому что сам Господь сказал: Иди, Моисей,
Вниз к земле Египетской.
И скажи старому фараону:
«Отпусти мой народ!»

Кей охрип и взмок, пока допел до конца. Он глядел на потрясённые лица людей, застывших у костра — на эти чёрные и смуглые лица. Он раньше не понимал, о чём эта песня. О ком. О них.

Нехотя разжав пальцы, сжимавшие руку Доротеи, он повернулся и шагнул прочь от костра, в темноту. К горлу у него подступал комок, и ему не хотелось, чтобы хоть кто-то его увидел таким вот жалким и раскисшим.

Но позади него под чьими-то каблуками захрустел песок, и он, даже не оборачиваясь, сообразил, кто его нагоняет. Заяц и Доротея ходили босиком или в плетёных сандалиях, ступавших почти бесшумно. Кея собственной персоной нагоняла мисс Лора Хендерсон.

— По… подожди, Кей Фирс Дог, — воскликнула она, запыхавшись, и даже протянула руку, словно намереваясь коснуться его плеча, но тут же спохватилась и отдёрнула её.

Голубые глаза её блестели, длинные ресница трепетали, кудряшки прилипли ко лбу. Луна светила так ярко, что Кей отчётливо это видел.

— Что это была за песня? — прошептала она. — Откуда ты её знаешь?

— Всегда знал, — отозвался Кей и не соврал. Он, можно сказать, родился под этот спиричуэл. А вот откуда её взял Великий Луи, он понятия не имел. — Что, прошибло вашу нежную беленькую шкурку? — добавил он, язвительно осклабившись. — Про первенцев, которых у вас отнимут, как вы отняли ребёнка у Доротеи — прямо в точку! Вы много кого в войну потеряете. Так вам и надо.

— Я тебе не верю, — выдохнула Лора, и губы у неё беспомощно затряслись. — И я не отнимала у неё ребёнка! Я купила Доротеей, но её сына купили раньше!

— Вы могли бы его выкупить для неё, — устало возразил Кей. Стоять тут и спорить с этой белой цацей не имело смысла. Ни малейшего.

Лора, как он и ожидал, надменно выпрямилась и проронила своим чистым певучим голоском:

— Она рабыня и обязана смиренно принимать свою участь. Как и ты. Нельзя потакать желаниям рабов, они должны соглашаться со всем, что решают хозяева. Для их же блага. Сын Доротеи вырастет хорошим лакеем, его купит богатая семья. Это для его же пользы.

Маленькая бестолочь не соображала, как сильно рискует, бросая этакое в лицо Кею!

Мгновенно осмотревшись по сторонам — никого, только цикады заливаются в кустах, да от костра доносится весёлое пение и хлопки в ладоши, — Кей толкнул никак не ожидавшую этого мисс Лору Хендерсон к раскидистой магнолии, шелестевшей над его головой своими жёсткими листьями. Лора так изумилась, что поначалу даже не сопротивлялась, но потом, опомнившись, забилась в его руках. Однако Кей держал её крепко, обхватив одной рукой за гибкую талию, а второй — зажав мягкий влажный рот. Кровь ударила ему в голову — и в пах. Но он лишь потёрся бёдрами об её упругие бёдра, обтянутые бумазеей домашнего платьица, и прошептал в самое ухо, маленькое и горячее:

— Ты увидишь, что я был прав, дурёха, но будет поздно. Прикажи меня забить хоть до смерти или продать, но нихера не изменится. Вы, чёртовы спесивые южане, поплатитесь за всё!

Он наклонился ещё ниже, к её белой шейке, пахнущей розмарином, и впился в эту шейку грубым поцелуем, так крепко, чтобы оставить засос. Поставить своё клеймо на этой нежной коже!

Лора болезненно застонала ему в ладонь, и тогда он разжал руки и отступил на шаг, глядя на неё с усмешкой и тяжело переводя дыхание. В ушах звенело, холщовые штаны натянулись в паху.

Лора попятилась, таращась на него и машинально прижимая пальцы к губам. Она споткнулась и чуть не упала. Потом, без единого слова, она развернулась и стрелой помчалась к господскому дому.

Кей залихватски свистнул ей вслед и снова зашагал к хижине. Ебать-копать, он бы не удивился, если бы сейчас туда же пришёл кузнец Соломон и заковал его в кандалы, чтобы утром увезти на аукцион. Или надсмотрщики заявились бы, чтобы привязать Кея к столбу и запороть плетьми.

Но никто не пришёл, кроме хихикавшего Зайца, явно приложившегося к какой-то местной тростниковой бурде. Кей устало поморщился и поддал ему по тощему заду, закидывая на топчан — почти машинально.

Пора было мотать отсюда, вот что.

* * *

Thus spoke the Lord, bold Moses said:
Let my people go!
If not I'll smite, your firstborn's dead
Let my people go!

Легче было это сказать, чем сделать, само собой. Кей уже достаточно наслушался историй о том, как собаки, специально обученные охоте за беглыми рабами, рвут их на куски — невзирая на то, что рабы, мол, чужая собственность. Это, конечно, могли быть просто байки, придуманные для устрашения подобных Кею шиложопых и языкатых строптивцев, но он всей шкурой чувствовал правдивость таких россказней. В конце концов, всего за двадцать лет до его рождения по всему Югу пылали костры Клана, а во Фриско копы прямо в постелях расстреливали чуваков из «Чёрных пантер».

Кей знал об этом.

Он не знал только, как ему миновать территорию двух штатов — Теннесси и Кентукки — а потом переплыть Огайо, чтобы попасть на Север. В Нью-Йорк. Он не знал, уцелеет ли во время этого пути. Уцелеют ли Заяц и Доротея. Кей не сомневался, что они отправятся с ним, но вот не приведёт ли он их прямиком в могилу?

Спасти положение хоть как-то могли лошади, на которых можно было бы преодолеть по двадцать-тридцать миль за ночь, но где скрываться днём? Тем более, что Кей не сомневался — в погоню за ними ринутся не только надсмотрщики и охотники за беглыми рабами, но и добрые соседи мисс Лоры Хендерсон, и друзья этих соседей.

У Кея ум за разум заходил от таких безнадёжных мыслей, и он всё никак не мог решиться и начать наконец действовать. Пока одним распрекрасным утром старый конюх Зеб не велел ему вычистить конюшню получше, особенно гостевые стойла.
28.02.2017 в 12:50

Горю! Конопляное поле.
— Кого ещё чёрт принесёт? — ворчливо осведомился Кей, берясь за вилы.

Зеб таинственно ухмыльнулся и откашлялся, а потом торжественно воздел вверх заскорузлый чёрный палец.

— Соседские негры давеча болтали, что их хозяин, маса Хиллтон, вроде как свататься к нашей мисс Лоре собирается. А сегодня с самого утра большой дом чистят и драят, а мне мисс Лора велела за конюшней хорошенько присмотреть… и за тобой, обалдуем бешеным.

Кей пропустил «бешеного обалдуя» мимо ушей, зато живо поинтересовался, нахмурившись:

— Что это ещё за маса Хиллтон, в рот ему дышло?

Сердце у него неприятно замерло в ожидании ответа, и не зря, потому что старый Зеб, ещё более надувшись от собственной значимости, степенно объяснил:

— Маса Джошуа Хиллтон, у которого ты намеднись четвертак поднять не захотел.

— Этот поганый слизняк?! — задохнулся Кей. — Да его плевком перешибить — и то много чести будет!

Зеб в панике замахал на него обеими руками:

— Молчи! Он наш хозяин будет… поместья объединятся… мисс Лора вон сколько сиротеет…

— Лучше б она и дальше сиротела, — буркнул Кей, ожесточённо тыкая вилами в кучу навоза. Навоз вонял ничуть не меньше «масы» Хиллтона. — Да у неё в мизинце больше ума, чем у этого мозгляка в голове! Блядь!

Он с силой вогнал вилы в стену, не обращая внимания на испуганное кудахтанье Зеба.

Всё, пора было завязывать с колебаниями. Мозгляк, став мужем Лоры, ни секунды не потерпит в усадьбе ни самого Кея, ни его друзей — в этом Кей не сомневался. Хрен знает, сколько здесь, на Юге, длилась помолвка, но, пока Джошуа не стал хозяином «Ореховой рощи», им надо было собирать манатки и бежать, положась на волю Господню.

Кей кое-как перетерпел явление в конюшне напыщенного сопляка — его расфуфыренная мамаша прикатила в экипаже — и так же еле-еле дождался вечера и момента, когда стало можно убраться в свою хижину подальше от сторонних глаз и ушей. О помолвке было объявлено даже рабам, в связи с чем за ужином подавали запечённую с бобами свинину, а потом на лужайке у костра начались танцульки.

По мнению Кея, Лора просто выжила из ума, но это всё, чёрт побери, совершенно его не касалось.

Улучив минутку, он заволок ничего не понимающего Зайца в хижину и наконец напрямик спросил:

— Если… когда я сбегу отсюда на Север, ты пойдёшь со мной, Заяц… Айзек?

Даже в зыбком свете полной луны и зарева костра, пробивавшемся в лачугу, стало заметно, как побледнел Заяц. Смуглая кожа его посерела, глаза стали огромными, как у совы, и он бессильно уронил тощие руки.

— Я знал… — пробормотал он, облизну губы. — Я знал, что однажды так и случится.

— Ты пойдёшь со мной? — тихо, но строго переспросил Кей, и Заяц дважды быстро кивнул своей лопоухой курчавой башкой.

— Ты же как Моисей. Я пойду, куда ты скажешь, пусть нас там даже убьют.

Кею даже пришлось сглотнуть, прежде чем он сипло выдавил:

— Никого не убьют. Я… ну, в общем, я постараюсь вас вывести. Тебя и Доротею. А она… она пойдёт с нами, как думаешь?

— А как же, — без раздумий отозвался Заяц. — Мы ведь вместе с самого начала. И ей совсем нечего терять, у неё никого нету, кроме нас.

От костра доносилось мелодичное пение, заливистый смех и ритмичные хлопки в ладоши. Чему радуются, дурни? Дармовой свинине?! Кей длинно выдохнул и попросил:

— Найди её. Скажи, пусть подойдёт. Я туда не пойду. Тошно.

Заяц сверкнул белками глаз и молниеносно скрылся в кустах, топоча пятками. Кей задрал голову, вглядываясь в бархатную глубину неба с россыпью звёзд на нём. Как идти-то до Огайо? По этим самым звёздам? Ни компаса, ни навигатора. Он криво усмехнулся, сползая вдоль стены хижины и усаживаясь на корточки. Но тут же снова подорвался с места — к нему, бесшумно ступая босыми ногами, шла Дороетея. Её белое домотканое платье словно светилось в темноте, стриженая голова была непокрыта, огромные глаза смотрели тревожно и вопрошающе — прямо в душу Кею.

«Чёрт!» — отчаянно подумал Кей и выпалил как есть, без обиняков:

— Мне нельзя больше здесь оставаться. Надо уходить к Огайо. Заяц пойдёт со мной. А ты?

Тёмные глаза Доротеи ещё больше расширились, но она сказала очень тихо и просто:

— Если вы уйдёте, я не останусь. Я пойду с вами.

— Это опасно, — хрипло вымолвил Кей, не сводя с неё взгляда. О Господи, она была так красива, что ему захотелось плакать. А он собирался повести её на смерть!

— Мне всё равно, — спокойно ответила Доротея своим мягким певучим голосом.

— Ты умеешь ездить верхом? — быстро спросил Кей. Он уже знал, что Заяц не умеет, значит, придётся ехать с ним на одной лошади. За что он был признателен мисс Гордячке Хендерсон, так это за то, что она приставила его к лошадям, и теперь он мог справиться с любой брыкающейся четвероногой скотиной.

— Нет, но я сумею. Я не боюсь лошадей, я их люблю, — подумав, отозвалась Доротея, и Кей сразу ей поверил — всякие твари Божьи — кошки, псы, еноты и даже опоссумы — вились вокруг неё, как мошкара. — Когда ты хочешь бежать?

— В полнолуние, — коротко ответил Кей и пояснил: — Мы будем передвигаться ночью и отсиживаться днём в каких-нибудь заброшенных амбарах. Мы на севере этой вонючей Алабамы, но нам надо будет пересечь Теннесси, Кентукки и выйти к Огайо как можно скорее… но за нами помчится каждый пёс и каждый надсмотрщик. Я не знаю, получится ли у нас.

Он махнул рукой и замолчал. Сердце его гулко билось.

Доротея вдруг шагнула к нему, и Кей чуть ли не попятился. Её громадные глаза глянули в его ошеломлённое лицо, а шершавые тонкие пальцы, загрубевшие от вечной кухонной работы, крепко сжали его ладонь.

— В руки твои предаю дух свой, — просто сказала Доротея. А потом выпустила ладонь Кея и скользнула в темноту.


…Вечером перед побегом Кей напоил конюха Зеба кукурузным виски, принесённым Доротеей с кухни. Она потихоньку натаскала в конюшню и разных съестных припасов — Кей набил ими целый мешок, мрачно размышляя о том, доведётся ли им вообще всё это съесть. Лично ему уже сейчас кусок не лез в горло, и он почти не спал ночами, всё размышляя о том, как им лучше обтяпать свой побег. Заяц же преспокойно дрых на соседнем топчане. Его ничто не волновало, он полностью доверился Кею, как какому-то грёбаному Моисею, пока тот устало ворочался с боку на бок. По правде говоря, Моисей из него выходил ещё тот, но куда было деваться?!

«В руки твои предаю дух свой…»
28.02.2017 в 12:51

Горю! Конопляное поле.
Когда старина Зеб принялся выводить широко разинутым ртом рулады громкого храпа, а вся усадьба совершенно затихла, Доротея и Заяц, словно тени, возникли из ночной тьмы, просочившись в чуть приоткрытую дверь конюшни. Кей вообще наружу не выходил. Он боялся ненароком нарваться на какого-нибудь мудилу вроде Гомера-надсмотрщика или Джошуа Хиллтона, который — на правах жениха Лоры — разгуливал по усадьбе гоголем и указывал, что не так да не эдак. В конюшню, правда, он свою смазливую мордочку не совал, боялся Кея, это уж как пить дать.

Когда вошли Заяц и Доротея, Кей как раз седлал двух лошадей — смирного мерина Короля для Доротеи и вороного Цезаря — для себя и Зайца. Обе животины были самыми резвыми на конюшне. Немного поразмыслив, Кей вывел из стойла и беленькую длинноногую Розу, любимицу мисс Лоры, справедливо рассудив, что терять всё равно нечего, а лишняя лошадь не помешает. Ей на спину он закинул перемётные сумы с припасами и одеялами.

Проклятье, Кею просто необходимо было ружьё! Любой ствол — чтобы не чувствовать себя дичью, за которой гонятся охотники! Но оружия не было — только остро наточенный сапожный нож.

Кей подошёл к Доротее и только сейчас разглядел, что на ней надето вовсе не обычное домотканое платье, а грубые штаны и рубаха, как на топтавшемся рядом с ней Зайце.

— Так сподручней будет верхом ехать, — спокойно объяснила она, встретив удивлённый взгляд Кея.

Тот кивнул и вновь, неожиданно для самого себя, спросил почти умоляюще:

— Доротея, ты хорошо подумала? Нас всех могут убить… а тут тебя никто не обижает, ты могла бы…

Пухлые губы Доротеи вдруг искривились в горькой усмешке, такой же, как у самого Кея.

— Я уже умерла, когда меня разлучили с Дэвидом. Так что…

Она пожала плечами.

Кей прикусил губу. Внезапная мысль, которая почему-то раньше ему, дураку, не приходила в голову, теперь просто взорвалась у него в мозгу. Он схватил Доротею за локоть и выдохнул:

— Ты знаешь, где сейчас твой сын? Ну… куда его продали? Мы сперва поедем туда и заберём его.

Доротея покачнулась, словно от толчка, и, наверное, упала бы, если бы Кей её не держал. Глаза у неё снова стали похожи на громадные чёрные озёра, глубокие, как пропасть, а пальцы больно вцепились в руку Кея.

— Но разве мы можем? — задыхаясь, прошептала она. — Боже мой, Господи всемилостивый, я не знаю, где мой Дэвид сейчас! Тогда его продали в усадьбу «Два дуба», мистеру Квику, это в двух милях к югу отсюда, и с тех пор я ничего о нём не слышала! Я даже не знаю, жив ли он!

Она прижала ладонь к губам, немо глядя на Кея.

— Но ты хочешь забрать его? — отрывисто спросил он. Сейчас было не до сюсей-пусей, ей следовало объяснить всё как есть. — Его могут убить вместе с нами… или же он увидит, как умираешь ты, его мать!

Доротея отняла руки от лица и выпрямилась.

— Я хочу, чтобы он стал свободным, — так же отрывисто, как Кей, проговорила она своим глубоким голосом. — И пусть на всё будет воля Божья… и твоя, Кей Фирс Дог. Это моя бабка послала мне тебя, я знаю. Она умерла свободной, не чета мне, она никому не подчинялась и никого не боялась.

— Небось моя собственная бабка здесь тоже поработала, — буркнул Кей, выдавив усмешку. — Тоже бойкая была старушенция.

Он вздрогнул, словно корявые бабкины пальцы поймали его за ухо.

Помоги ему Господь, он намеревался совершить несусветную глупость! Доротеин малец будет замедлять им переход, будет пищать… и, может, даже заболеет! И как, не подняв кипежа на всю округу, выдрать его из чужой усадьбы, которая к тому же находилась на две мили южнее, то есть ещё дальше от границы с Теннесси?!

Кей даже застонал, а Доротея вдруг схватила его за руку и прильнула к ней горячими губами.

— Спасибо! — пылко шепнула она. — Спасибо, спасибо тебе!

Кей даже отскочил, словно кипятком ошпаренный.

— Дурью-то не майся, — кое-как выдавил он. — Давайте лучше… — он огляделся по сторонам, — вон лошадиные попоны. Рвите их на лоскуты, завязывайте одрам морды и копыта, чтоб нам без шума выйти из этой чёртовой усадьбы. Я сейчас вернусь… только кой у кого про твоего сынка точно узнаю.

Кей клял себя ещё и за то, что мысль о Доротеином Дэвиде пришла к нему так поздно. Можно было бы, конечно, отложить побег до следующего полнолуния и тем временем всё как следует разузнать и подготовить. Но именно сейчас обстоятельства складывались удачнее некуда! Даже сраные охотнички за рабами, по слухам, отправились из здешних краёв куда-то в Джорджию. И мало ли что могло случиться за месяц!

Двум смертям не бывать, хмуро думал Кей, подтягиваясь на руках, чтобы усесться на ветку огромного дуба, очень удачно раскинувшуюся прямо под открытыми окнами господских спален. В Бронксе эти грёбаные господа точно не жили: окна у них нараспашку, под ними всякие фикусы растут…

Машинально размышляя о такой вот ерунде, Кей бесшумно соскользнул с широкого подоконника внутрь комнаты, отодвинув белую кисейную занавеску. Его босые ноги утонули в густом ворсе ковра. Полог над высокой кроватью в углу спальни был задёрнут — от москитов и прочей мошкары. Кей прислушался и различил слабое ровное дыхание.

Он, конечно, мог промахнуться спальней и невзначай угодить прямиком к мистеру Джошуа Хиллтону. Однако на ковре валялись маленькие домашние туфли с загнутыми кверху носами, на стуле — какая-то бабская хламида вроде халатика, а в воздухе сладко пахло розмарином и лавандой.

Кей осторожно подошёл к постели, отдёрнул полог и сначала полюбовался рассыпавшими по подушке светлыми кудрями и ангельским личиком спящей Лоры Хендерсон. Потом он мгновенным рывком дёрнул её на себя, усаживая в кровати. Одна его ладонь запечатала ей рот, как давеча под магнолией, второй рукой он посильнее прижал к себе её хрупкое тело, отчаянно забившееся в его крепкой хватке. На Лоре была надета лишь тонкая беленькая ночнушка в цветочек, вмиг задравшаяся выше колен. Ножки у этой цацы были что надо, машинально отметил Кей.

Он понял, что Лора его узнала: её глаза округлились от гнева и испуга. Наклонившись ещё ближе, он с удовольствием зарылся носом в её пушистые кудряшки и вполголоса объявил, заглушая её протестующее мычание:

— Ты меня сильно заводишь, когда вот так вот трепыхаешься, крошка, так что лучше завязывай с этим.

Кей не сомневался, что мисс Гордячка поймёт, о чём он толкует, и не ошибся. Лора и вправду замерла, как кролик под кустом, и только часто-часто дышала. Она была горячей и упругой, а её сердце громко стучало прямо у его сердца. Кей длинно выдохнул, беззвучно ругнулся и угрюмо сообщил:

— Я сейчас освобожу твой красивый ротик, чтобы услышать ответ на один вопрос. Заорёшь — придушу, мне терять нечего. Понятно?

Лора упрямо молчала, тогда Кей слегка её встряхнул и угрожающе повторил:

— Понятно?

Подействовало — она неохотно кивнула.

Он отнял ладонь от её судорожно раскрывшихся губ, но остался настороже, всё так же крепко держа её за плечи.

— Сын Доротеи всё ещё в усадьбе «Два дуба», так? Его никуда не перепродали? — хмуро спросил Кей. — Только не ври.

Лора отдышалась и предсказуемо зашипела, пытаясь вырваться:

— Как ты посмел?! Я тебе ни слова не скажу!

— Ты уже сказала целый десяток слов, — парировал Кей, насмешливо глядя в её синие яростные глаза. — Скажи ещё несколько — причём правду, это в твоих же интересах. Оставлю тебя твоему обсоску-женишку нетронутой. А будешь рыпаться — отымею, как сучку, я и так еле терплю, чтобы тебя тут же не разложить.

Он блефовал, конечно, но последняя фраза была чистой правдой — он едва терпел. Видимо, почувствовав это, Лора задрожала и вся сжалась в его жестокой хватке. Её горячие слёзы закапали Кею на руки, и сердце у него невольно дрогнуло. Но он не дал себе размякнуть и ещё раз немилосердно её встряхнул:

— Ну?! Я спросил!

— Да, — надорванно прошептала Лора, закрывая глаза. — Да, мальчик был в «Двух дубах», мистер Квик обучает негритят прислуживать по дому, пока им не сравняется пять лет, и только потом продаёт задорого. Маленькие лакеи в цене, они… забавные.

Забавные, значит. Как дрессированные обезьянки.

— Что ещё ты знаешь? — устало спросил Кей, не выпуская её. — Где их держат?

— Там же, в доме, — с запинкой отозвалась Лора. — Господи, но это же безумие — то, что ты задумал, Кей Фирс Дог! За вами будут гоняться всем штатом! А у тебя на руках будет ребёнок и женщина!

— И Заяц, — пробормотал Кей себе под нос.

— Значит, два ребёнка, —— тут же отреагировала Лора, и Кей даже хохотнул. Почуяв, видимо, что он даёт слабину, Лора с жаром продолжала: — Послушай, послушай, не уходи, вас же всех просто убьют! Ну хорошо, я выкуплю этого мальчика… я позволю тебе даже жениться на Доротее! Только не уходи!

Кей недоверчиво прищурился:

— Откуда такая милость?

— Я твоя хозяйка, я за тебя отвечаю перед Господом! — отчаянно выпалила Лора, и голос её снова сорвался.

Кей глубоко вздохнул и поднялся, всё ещё держа её одной рукой, а второй — торопливо обрывая с кровати кисейный полог.

— У меня нет хозяев, и я сам за себя перед Господом отвечу, — отчеканил он, запелёнывая Лору, будто куклу, и прикручивая её к кровати. Обрывком её халата он заткнул ей рот. Выпрямился и постоял, глядя на неё сверху вниз — в последний раз.

Её синие глаза сверкали, кудри разметались по подушке, щёки блестели от слёз. Стройное тело в сбившейся ночнушке напряглось, как струна.

Она была красавицей.

— Прощайте, мисс Лора Хендерсон, — тихо сказал Кей, поворачиваясь к окну.
28.02.2017 в 12:52

Горю! Конопляное поле.
* * *

Cause the Lord said: Go down, Moses
Way down in Egypt land
Tell old Pharaoh to
Let my people go!
Tell old Pharaoh to
Let my people go!

Оставив в конюшне храпящего Зеба, Кей, Доротея и Заяц неслышно прокрались по безмолвной усадьбе, держа под уздцы лошадей, копыта и морды которых были замотаны тряпьём. Они прошли почти половину подъездной аллеи — по хрустевшему под ногами песку и гравию, — когда дорогу им преградила возникшая невесть откуда огромная чёрная тень.

— Я догадывался, что вы в бега ударитесь, — прогудел кузнец Соломон, и Кей, вздрогнув, скользкими от напряжения пальцами нащупал в кармане свой нож.

— Пропусти-ка, бро, — сказал он ровным голосом. — Мы спешим.

Из-за его плеча выступила Доротея.

— Нам нужно ещё забрать моего сына в «Двух дубах», — так же ровно проговорила она, глядя на кузнеца своими огромными глазами. — Пожалуйста, Соломон, уходи.

Тот переступил с ноги на ногу и глубоко вздохнул.

— Мой подмастерье прямо сохнет по тебе, Доротея, а ты выбрала этого смутьяна. Что ж… — он перевёл на Кея взгляд из-под кустистых бровей. — Скажи-ка, парень, а что ты знаешь о подземной железной дороге?

Кей не поверил ушам. Что за чушь молол этот верзила?

— Подземка? — пробормотал он в полной растерянности. — Тут?

Не могло такого быть, чтобы этот медведь толковал про метро!

— Здесь, на Юге, так называют путь, по которому негры бегут на Север, — терпеливо и размеренно пояснил кузнец. — Ты, понятно, этого не знаешь. Так вот, те люди, которые им помогают, зовутся кондукторами, а места, где они живут и прячут беглых — станциями. Я — один из таких кондукторов.

— Ты никогда не говорил… — ошеломлённо пролепетала Доротея, во все глаза уставившись на Соломона.

— Никто из вас никогда не спрашивал, — кузнец повёл могучим плечом. — Так вот, следующая станция — это домик квакеров близ реки Эппл-Крик. Скачите с дитём туда, проповедник Эдвардс и его жена вас приютят. Слышишь меня, парень? — он опять повернулся к Кею.

Тот только заморгал. Всё это совершенно не укладывалось у него в голове. Так значит, они не одни против всего мира? Есть люди, которые помогают таким, как они, беглецам? Им не придётся, как затравленным зверям, метаться в ожидании пули? От осознания этого у него даже ноги ослабели.

— Вы поняли, куда надо идти? — настойчиво переспросил кузнец.

— Я… я знаю, где это! — забормотал Заяц, снизу вверх благоговейно взирая на него. — Пойдёмте с нами, дядюшка Соломон!

— Господь указал мне другой путь, сынок, — усмехнувшись, наставительно прогудел кузнец и своей широкой лапищей похлопал по плечу сперва присевшего Зайца, а потом Кея. — А вы идите. Дитё выручайте!

— Чтоб мне провалиться… — проглотив слюну, вымолвил Кей, когда они миновали высокие ворота усадьбы и размотали тряпьё с лошадиных копыт. — Кто-то нам ворожит, не иначе! Давайте же, ходу!

Он помог Доротее забраться в седло гнедого Кинга, сам легко вскочил на спину Цезаря и вздёрнул Зайца с земли, усадив перед собой. Стиснув коленями бока коня, он зачем-то обернулся, чтобы поглядеть на оставленную позади усадьбу.

В ровном лунном свете «Ореховая роща» казалась абсолютно пустой и заброшенной, будто вымершей… и по спине у Кея вдруг пробежал холодок.

«Вы, чёртовы спесивые южане, вы поплатитесь за всё!..»

Он мотнул головой и погнал коня вперёд.


…Беглецам всё ещё кто-то ворожил, когда они подскакали к «Двум дубам». Оставив Зайца под старой развесистой ивой караулить лошадей, Кей и Доротея по мокрой от росы траве прокрались к воротам усадьбы. Повернувшись к Кею, Доротея чуть слышно, но твёрдо вымолвила:

— Я войду туда одна. А ты подожди здесь.

И исчезла в щели между створками ворот, прежде чем Кей успел запротестовать.

Минуты тянулись так долго, что Кей едва не ополоумел от беспокойства за Доротею и собственного бессилия. Каждое мгновение он ожидал, что сейчас раздастся злобный собачий лай и крики надсмотрщиков. Поэтому, когда Доротея вдруг возникла прямо перед ним, бережно прижимая к груди свёрток из одеял, Кей едва не сел в траву от нахлынувшего облегчения.

Он не сказал ни слова, боясь, что сорвётся голос, и только потянул Доротею к лошадям. Но когда они добежали до старой ивы, где паслись кони и смирно дожидался Заяц, Кей снова едва не грохнулся наземь, увидев в одеяльном кульке у Доротеи не одну, а две кудрявые головёнки мирно сопящих детей!

— Ты родила ещё одного сына по дороге? — слабым голосом поинтересовался он, и Доротея рассмеялась тихим счастливым смехом. Кей подумал, что ещё никогда не слышал, чтобы она так смеялась.

— Это девочка, — живо объяснила она, виновато коснувшись руки Кея. — Они спали в обнимку, и малышка заплакала, когда я забрала Дэвида. Я испугалась, что она всех перебудит… Прости, Кей, я не смогла её там оставить. Мы назовём её в честь твоей бабушки, хочешь? Как её звали?

Хочет ли он?!

Кей закатил глаза. Вместо одного спиногрыза у него на руках оказалось двое, а эта безумная, эта прекрасная женщина ещё спрашивает, чего он хочет!

— Сюзанна, — проворчал он. — Старую каргу, которая меня сюда законопатила, звали Сюзанной. А твой пацан рановато начинает укладываться в постель с девчонками, вот что я тебе ещё скажу!

Доротея снова рассмеялась, и Заяц, тоже залившись хохотом, так и повалился на траву. Кей грозно цыкнул на обоих:

— Чего развеселились, полоумные, давайте по сёдлам! Может, нам и дальше повезёт.


…Им везло почти до самого домика квакеров на Эппл-Крик, к которому они подъехали на рассвете. Дом этот под красной черепичной крышей выглядел мирным и спокойным. Вот только с другой стороны к нему приближалось никак не меньше десятка верховых с собаками, мельтешившими у ног лошадей.

И почти у всех всадников были ружья.

Пока Кей, придерживая за плечо завертевшегося в ужасе Зайца, лихорадочно размышлял, что же теперь делать, Доротея подскакала к ним. Она безмолвно протянула Кею всё ещё крепко спавшего сына, а недовольно закряхтевшую девочку — ошеломлённому Зайцу. Спрыгнула наземь и встала прямо перед неотвратимо приближавшимися верховыми, раскинув в стороны гибкие руки. Упавшую с её головы косынку подхватил и унёс ветер.

Кей машинально и неловко прижал к себе безмятежно сопевшего тёплого мальца, глядя на Доротею широко раскрытыми глазами поверх курчавой головы оцепеневшего Зайца. А Доротея просто… запела.

Кей не знал, сколько прошло времени. Глубокий низкий голос наполнил всё вокруг — как ветер, летевший с запада. Как солнечный свет, горячим золотом заливавший рыжие холмы. Как речная вода, тихо плескавшаяся в заводи позади них…

Не лаяли собаки. Замерли на месте лошади, даже не переступая с ноги на ногу. А когда песня оборвалась, и Доротея, чуть пошатнувшись, опустила руки, верховые вдруг развернули коней и так же молча, без единого слова, направили их прочь от дома. Будто вовсе не заметили застывших перед ними Доротею, Кея и Зайца.

Кей окончательно очухался только тогда, когда Доротея, робко улыбаясь, подошла к нему и протянула руки навстречу сыну. Тёмные глаза её сияли ярче подымавшегося солнца, как показалось Кею, который осторожно вложил ребёнка ей в ладони. Он спрыгнул с коня и помог спешиться Зайцу.

— Как ты это сделала? — хрипло спросил Кей, сглотнув. — Как? Скажи!

Доротея только покачала непокрытой головой:

— Я не знаю. Это всё песня. Она пришла… сама.

За их спинами заскрипели ворота дома квакеров, куда они так спешили попасть. Не оборачиваясь, Кей крепко обнял Доротею с малышом, а другой рукой обхватил за плечи Зайца, прижимавшего к себе девчонку. Чёрт побери, это была его семья!

Его семья.


…— Мы не пойдём в Огайо, — спокойно сказал Кей хозяину дома, проповеднику Эдвардсу, когда они все уже сидели за его просторным, чисто выскобленным столом. На столе были расставлены миски с жареной крольчатиной и печёной тыквой. Дэвид и Сюзи весело прыгали на коленях у Доротеи, грызя красные лакричные леденцы.

Доротея и Заяц, услыхав такое, выжидательно вскинули на Кея глаза, как и пожилой седеющий пастор Эдвардс, и его круглолицая улыбчивая жена, миссис Молли.

— А куда же вы пойдёте? — негромко осведомился проповедник.

Кей немного помедлил и раздумчиво объяснил:

— На Запад. На Индейскую территорию. Там нет рабов, все свободные люди.

— С детьми?! — ахнула миссис Молли, комкая в руках фартук. — Там же дикари!

— Ничего, — отозвался Кей, с улыбкой глядя на Доротею, которая ответила ему такой же широкой улыбкой. — Мы с ними закорешимся… э-э-э… то есть подружимся. Обязательно. И наши дети всегда будут свободны.

* * *

Кей Фирс Дог никогда больше не вернулся ни в Алабаму, ни в Нью-Йорк. Его семья осела в Техасе, поселившись на земле племени команчей, вождю которых Кей спас жизнь. Дэвид, его приёмный сын, впоследствии женился на дочери этого вождя. А Сюзанна вышла замуж за Айзека и всю жизнь вертела им, как хотела. Другие дети Кея и Доротеи, Фрэнк и Джереми, стали ковбоями и вольными охотниками. Свою самую младшую дочь Доротея назвала Лулу в честь её второй прабабки, а через много-много лет внучка Лулу стала петь в самых знаменитых мюзиклах Бродвея.

Ни дети, ни внуки Кея так и не узнали, что он родился спустя сто тридцать лет после Гражданской войны Севера и Юга.