Я вот думаю, писала бы я вообще что-нибудь в последние 2 года, если бы не ФБ и не ЗФБ? Писала бы, наверное, но не в таком количестве...

Название: Букетик
Автор: sillvercat для WTF All Americas 2017
Бета: OxanaKara
Размер: мини, 1330 слов
Пейринг/Персонажи: Нэнси Максвелл, Сэм Хопкинс, Майк Деверо, клиенты и полицейские
Категория: гет
Жанр: драма, романтика, лавхейт, юмор, сказка
Рейтинг: R
Предупреждение: покушение на убийство с кровавыми подробностями, слэнг, обсценная лексика; формат недетской сказочки о проститутке с добрым сердцем
Краткое содержание: Нью-Йорк, 20-е годы XX века. Проститутка Нэнси Максвелл обнаруживает в проулке, куда она всегда приводит клиентов, полумёртвого полицейского детектива Сэма Хопкинса, который всегда её донимал...
Примечание: все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, достигли возраста согласия и совершеннолетия
Ссылка на ЗФБ-17: тут.




— Эй! — испуганно и сердито восклицает Нэнси Максвелл, споткнувшись обо что-то в проулке за мусорными баками.

Не «что-то», а труп. Труп здоровенного мужика. Или полутруп, лежащий вниз лицом. Переворачивать его, чтобы убедиться, жив ли он, Нэнси не собирается. Она как раз тащит за руку другого мужика, вполне себе живёхонького и даже со стояком до самого пупка, потому что минуту назад они обжимались в подворотне и тогда мужик был полностью готов.

И вот нате вам.

Нэнси — проститутка, и проулок за мусорными баками давно облюбован ею для быстрого перепиха за пятёрку. В глухой стене дома за помойкой нет ни единого окна, зато есть удобная ниша с чем-то вроде приступочки, на которую так удобно опираться, задрав юбки перед мужиком. Белья Нэнси на работу не надевает. Она к такому привычна, хотя зимой, конечно, бывает холодно, задница зябнет. Но ничего, от горячей ебли всё разогревается махом. Даже жарко становится, когда мужик попадётся годный. Нэнси вовсе не притворяется, когда подмахивает ему, насаживаясь поглубже, и кричит громче, чем любая дворовая кошка. Ей нравится ебля, вот в чём дело. А мужикам нравится Нэнси — с её мягким сочным ртом, пышной грудью, так славно умещающейся в ладонях, и белокурыми волосами, вьющимися вокруг задорного веснушчатого личика, сероглазая и смешливая. Нравится им ещё, что Нэнси такая маленькая, всего пяти футов росту, можно её как угодно на своём стояке подбрасывать.

И сутенёр, Майк Деверо, ей достался хороший, добрый, не колошматит её почём зря, не обижает, не отбирает выручку до последнего цента, как другие. Нэнси работает на улице вот уже пять лет. Сейчас ей двадцать, а она не истаскалась и даже дурной болезнью ни разу не болела. Боженька её хранит. Боженька и Майк Деверо.

Но ведь никогда не бывает так, чтобы Боженька не посылал тебе испытаний. Такое испытание он послал и Нэнси в лице Сэма Хопкинса, детектива шестьдесят третьего полицейского участка. Детектив, офицер, что ему, казалось бы, за дело до какой-то шлюхи? Все патрульные шестьдесят третьего давно подмазаны Майком и закрывают глаза, сидя со стаканчиками кофе в своей машине, когда Нэнси ведёт клиента в проулок за помойкой. А этот — нет, едва её приметив, шагает следом деревянной походкой, суёт всем под нос свой паршивый значок, мужиков от Нэнси отпугивает.

Здоровенный вымахал, дубина, кто угодно в страхе убежит, и морда будто из цельного куска дерева вырублена тупым топором.

Нэнси его ненавидит.

Но когда она спотыкается в знакомом проулке о чьё-то лежащее тело и испуганно взвизгивает, ей хочется, чтобы тут появился хотя бы этот грёбаный детектив Сэм Хопкинс.

Но никто не появляется и, преодолев первоначальный испуг, Нэнси нерешительно наклоняется над телом.

— Ты что, совсем дура? — в панике шипит мужик, который шёл рядом с нею. — Но я-то не дурак.

И он растворяется в темноте проулка, поспешно выбредая из него на ярко освещённую улицу.

— Крыса! — презрительно шепчет Нэнси, провожая его глазами.

И Майк, как назло, куда-то запропастился — сегодня, по крайней мере, Нэнси его не видела. Страшная мысль пронзает её: а вдруг перед ней лежит именно Майк?! Но нет, этот мужик слишком крупный и одет в пиджак и клетчатые брюки, у Майка она таких не видела.

Затылок лежащего разбит сильным безжалостным ударом, короткие волосы слиплись от крови, и эта кровь ещё течёт, поблескивая в свете единственного фонаря у помойки. Но мозги вроде не вытекают, и на том спасибо.

Нэнси знает, что ей тоже надо побыстрее бежать прочь отсюда, пусть этого жмурика с размозжённой башкой найдёт кто-нибудь ещё!

Но она боязливо прикладывает пальцы к его шее над залитым кровью воротником пиджака. Кожа тёплая, и под нею едва заметно пульсирует жилка.

Он жив!

Нэнси присаживается рядом на корточки, чтобы заглянуть ему в лицо, и почти не удивляется, узнав детектива Сэма Хопкинса.

Так ему и надо! Подонок не только ей и Майку успел здесь насолить, вот и получил по заслугам. Пусть валяется тут, пока не издохнет.

Но Сэм вдруг приоткрывает запавшие глаза и в упор смотрит на Нэнси. Взгляд этот не выражает ничего, кроме боли замученного животного, и Нэнси невольно вздрагивает.

Глаза Сэма снова закрываются.

Если Нэнси сейчас побежит в полицию, в этот шестьдесят третий участок, там все решат, что именно она и убила Сэма Хопкинса! Никто не станет разбираться, все же знают, что Сэм постоянно её донимал!

Нэнси поворачивается и мчится прочь от лежащего тела, мимо мусорных баков, мимо фонаря, тускнеющего над ними, мчится к ярко освещённой улице. Она не дура, как сказал остолоп, с которым она сюда пришла, она и бродячего пса не оставила бы валяться полумёртвым, но из-за детектива Сэма Хопкинса она не хочет нажить себе неприятностей!

Будь он неладен, он сам виноват!

А глаза у него, оказывается, голубые. Потемневшие от боли, но голубые, как небо поутру.

Нэнси вдруг думает, что может просто позвонить в участок. Да-да! Зайти в магазинчик вон там, на углу, и попроситься позвонить в шестьдесят третий участок!

Чтобы потом хозяин магазинчика опознал её и сдал фараонам. Не всё ли равно? Пока она тут мечется, как вспугнутая курица, и судорожно размышляет, как же ей поступить, жизнь по каплям покидает большое тело Сэма Хопкинса.

Всхлипнув, Нэнси сжимает кулаки, решительными шагами направляясь к патрульной машине, которая как раз стоит возле того самого магазинчика. Она стучит костяшками пальцев в стекло и, когда дверца распахивается, сердито бросает двум копам, сидящим внутри со своими кофейными стаканчиками в руках:

— Пока вы тут свой несчастный кофеёк распиваете, ребята, ваш дурак-детектив Хопкинс помирает там, в проулке! Кто-то его по башке звезданул. И это, между прочим, не я!

Она тем же решительным шагом возвращается обратно в проулок. За ней идут оба патрульных, вытащив револьверы. Потом они вызывают карету скорой помощи, а Нэнси закономерно и ожидаемо тащат в свой шестьдесят третий, чтоб ему провалиться, участок. На допрос.

Когда они заталкивают её в машину, она видит в собравшейся на углу толпе зевак ошарашенное лицо Майка и тяжело вздыхает.

Её посадят в тюрьму, точно посадят, а ведь на ней даже нету трусиков!

Какая она всё-таки дура!

Санитары тем временем осторожно укладывают Сэма Хопкинса на носилки. Он, наверное, всё ещё живой, иначе бы они так не осторожничали.

Поняв это, Нэнси, как ни странно, чувствует прилив облегчения.

* * *

Майк Деверо пытается внести за Нэнси залог, но судья ему отказывает: сутенёр и сам не исключён полицией из списка подозреваемых. Поэтому Нэнси отправляется в тюрьму. Только через три дня Сэм Хопкинс наконец приходит в себя, и тогда её отпускают. Сэм точно помнит, кто ударил его по голове: некий бутлегер, за которым он следил.

А ещё через две недели детектив Хопкинс останавливает Нэнси в том же проулке, где она нашла его полумёртвым и куда она ведёт теперь клиента. Мужик этот немедленно делает вид, что Нэнси знать не знает, и резвой трусцой вылетает обратно на улицу.

Нэнси и Хопкинс провожают его взглядами: Хопкинс — задумчивым, Нэнси — презрительным. Потом Нэнси в упор смотрит на детектива, раздувая ноздри, серые глаза её мечут молнии. Из-за этого урода она три дня торчала в камере — даже без трусиков! Не Майка же и не казённого адвоката ей было просить принести туда бельё! И ради чего, спрашивается, она так мучилась?

— Почему вы всё время цепляетесь именно ко мне?! — воинственно выпаливает она. — Зачем только я вас спасала!

— Я… я… — растерянно бормочет Хопкинс, переминаясь с ноги на ногу. — Я не хотел… цепляться. То есть…— он смущённо кашляет в кулак. — Сейчас не хотел.

Ножищи у него здоровенные, кулаки — с футбольный мяч. Чтобы свалить наземь такого верзилу, тому бутлегеру, видать, пришлось постараться. Но детектив выглядит совсем мальчишкой, когда стоит перед крохотной Нэнси и краснеет, не зная, куда девать свои большие руки.

А глаза у него всё-таки пронзительно голубые. Красивые.

— А чего же вы хотите? — с подозрением спрашивает Нэнси, и сердце у неё почему-то замирает, а потом бьётся сильно-сильно.

— Хотел поблагодарить вас, — твёрдо заявляет Хопкинс и, ещё немного помявшись, добавляет: — И пригласить в кино.

В его кулаке вдруг появляется крохотный букетик цветов. Это фиалки.

— Вас слишком сильно стукнули по голове, детектив, — Нэнси задорно вздёргивает свой курносый носик, хотя сердце её колотится всё сильней. — Я проститутка.

— Я знаю, — серьёзно отвечает Хопкинс, протягивая ей букетик, который, как ей кажется, благоухает на весь этот грязный проулок. — Но это неважно, мэм.

«Мэм»! Он назвал её «мэм», будто она — леди!

— Тогда мне нужно зайти домой… и переодеться, — важно говорит она, хоть голос её немного дрожит.

Вернее, ей нужно надеть трусики. Но про это детективу Хопкинсу знать вовсе необязательно.


Название: Процесс
Автор: sillvercat для WTF All Americas 2017
Размер: драббл, 570 слов
Пейринг/Персонажи: Милдред и Ричард Лавинг
Категория: гет
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: POV героини
Краткое содержание: «Мы с Ричардом полюбили друг друга и решили пожениться, но я, Милдред Ивонна Джетер, была цветной»
Примечание: подробности вы можете прочитать здесь, посмотреть фильм «Лавинг» — здесь.
Примечание 2: автор этот фильм не смотрел.
Ссылка на ЗФБ-17: тут.





Мы с Ричардом полюбили друг друга и решили пожениться.

Нет, не так.

Шёл тысяча девятьсот пятьдесят восьмой год.

Мы с Ричардом полюбили друг друга и решили пожениться, но я, Милдред Ивонна Джетер, была цветной.

Черномазой.

А он, мой муж, любовь всей моей жизни, мой Ричард Кейн Лавинг, был белым.

И по закону штата Виргиния, где мы жили, по этому распроклятому Акту тысяча девятьсот двадцать четвёртого года о расовых различиях в штате Виргиния, мы были преступниками.

Этот Акт запрещал регистрировать браки между людьми, которые классифицировались как «белые» и людьми, которых этот Акт называл «цветными».

Видите, за столько лет я выучила это наизусть и помню даже сейчас, хотя иногда забываю, что приготовила на ужин.

И тогда мы с Ричардом поехали в Вашингтон, в столицу нашей страны, Конституция которой гласит, что все люди сотворены равными, и там поженились.

И я стала миссис Ричард Лавинг.

Мы, конечно, могли жить во грехе или больше никогда не возвращаться в Виргинию.

Но там был наш дом, и мы вернулись.

И вот однажды ночью нас вытащили прямо из супружеской постели, где мы спали, обнявшись, и поволокли в тюрьму, где посадили в разные камеры до начала суда.

Я плакала, признаюсь вам, потому что мне было очень страшно и обидно, ведь мы с моим Ричардом не сделали ничего дурного, мы просто любили друг друга, мы были супругами перед Господом нашим Иисусом и хотели спокойно жить под одной крышей и спать в одной постели.

Но я была цветной, а Ричард — белым.

И суд штата Виргиния приговорил нас к тюремному заключению — с отсрочкой исполнения приговора, для того, чтобы мы могли уехать отсюда.

Наверное, это было даже милосердным, но не было справедливым, и мы с Ричардом никуда не поехали, ведь это значило бы бежать из своего собственного дома, признав себя преступниками.

По ночам нам на крыльцо подбрасывали дохлых крыс и кошек, нашу собачку Бонни кто-то отравил, и она околела, а наш почтовый ящик ломался от писем, в которых одни люди требовали, чтобы мы немедленно убирались прочь из штата, а другие нас благословляли.

О нас написали все газеты, и мы начали подавать иски в Верховный суд — один за другим, требуя, чтобы наш брак признали законным.

Так прошло девять лет.

Я много раз плакала и умоляла Ричарда уехать, да, я слабая женщина, обычная женщина, и мне хотелось просто жить с ним, пусть даже во грехе, а не сражаться еженощно за свои права, потому что каждый акт нашей любви, получается, был какой-то демонстрацией!

Но Ричад только смеялся и говорил: «Потерпи, Милли, потерпи, малышка, вот увидишь — Господь на нашей стороне», и ерошил мои кудряшки, он так любил это делать.

И через девять лет Верховный суд признал наш брак законным и правильным, и мы выиграли дело «Лавинг против штата Виргиния».

Двенадцатого июня тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года судья Верховного суда провозгласил: «Ричард и Милдред Лавинг имеют право просыпаться утром рядом и засыпать вечером друг с другом в уверенности, что шериф не будет стучать в дверь их спальни или вторгаться в их частную жизнь с карманным фонариком и светить им в лицо».

Вот видите, я и это запомнила слово в слово.

Ричард оказался прав: мы вели бой прямо в своей супружеской постели и в конце концов выиграли его.

Он давно умер, мой Ричард, и я отчаянно по нему скучаю и плачу по ночам в этой постели, которая стала без него холодной, как ледник.

Но скоро смерть опять соединит нас.

И мы встретимся и снова будем спать вместе, обнявшись, как тогда, в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году.



Название: Сестрёнка
Автор: sillvercat для WTF All Americas 2017
Бета: sevasta
Размер: драббл, 711 слов
Пейринг/Персонажи: Рейнберд, другие американские солдаты и офицеры, вьетнамка Ма Вьен
Категория: джен, гет
Жанр: драма
Рейтинг: R
Предупреждение: насилие, изнасилование, убийство
Краткое содержание: «Она была точь-в-точь похожа на его сестру, эта девчонка. Смуглая худышка с волосами, чёрными как смоль...»
Примечание:
«Гук» — презрительная кличка вьетнамцев
«Комми» — от «коммунисты», так американцы звали бойцов Северного Вьетнама, вьетконговцев

Ссылка на ЗФБ-17:




Она была точь-в-точь похожа на его сестру, эта девчонка. Смуглая худышка с волосами, чёрными как смоль.

Парни ещё в учебном лагере дразнили Рейнберда «гуком», а он только лыбился в ответ, хотя уже во Вьетнаме ему всё-таки пришлось свернуть набок пару челюстей за этого «гука».

Но в общем-то, Рейнберд на парней не обижался. Чего уж там, он же был из племени апачей: коренастый, меднокожий, с раскосыми тёмными глазами и иссиня-чёрными волосами. «Гук» и есть.

«Гуки» дрались храбро, Рейнберд не мог этого не признать. Они сбивали наземь «фантомы» и «скайхоки» из своих допотопных длинных ружей, с какими ещё против французов воевали, наверное. Но они дрались вероломно, как орали ребята в казармах, налившись до ушей местным пойлом. Вероломные твари, змеи, прячутся в своих поганых джунглях, выползают, чтобы напасть исподтишка!

Рейнберд при таких разговорах отмалчивался. Он знал, как воевали его собственные предки — на той земле, которая укрывала их от пуль белолицых — там, в родных горах, где смертоносным для солдат в синих мундирах становился каждый камень, летящий с утёса. А у вьетнамцев были их джунгли, в которых они таились, словно тени, чтобы, окружив лагерь американцев, перерезать глотки спящим. Их земля была на их стороне.

А Рейнберд был на другой стороне вместе с остальными парнями из своей роты.

И когда они как-то вечером поймали недалеко от бивака вьетнамскую девчонку и объявили, что она разведчица «комми», Рейнберд и слова не сказал, молча ушёл в палатку. Ему хотелось заткнуть уши обеими руками, слыша громкий хохот, доносящийся снаружи, но когда в виски ему ударил тонкий пронзительный визг, он не выдержал и выскочил из палатки.

Из-за спин столпившихся у соседней палатки парней, возбуждённо хохотавших, подталкивавших друг друга локтями и отпускавшим похабные шуточки, Рейнберд ничего не увидел. Потом он сообразил, что ребята, должно быт, затащили девчонку внутрь.

— Перестаньте! — закричал он, срывая голос. — Прекратите это! Лейтенант! Лейтенант!

Их взводный, лейтенант Клейтон, покачиваясь, приближался к ним, и, посмотрев в его блеклые глаза с неестественно широкими зрачками, Рейнберд с упавшим сердцем понял, что недавний выпускник Вест-Пойнта либо в стельку пьян, либо обкурен.

— Ну что ты орёшь, краснокожий? — пренебрежительно бросил сержант Стивенс, вываливаясь из палатки и неторопливо застёгивая ширинку. В палатку, откуда теперь доносились отчаянные хриплые рыдания, радостно осклабившись, полез Клейтон. — Встань в очередь, дурень, и тебе чуток от её пизды достанется!

Снова грянул хохот. Ошеломлённо оглядываясь по сторонам, Рейнберд понял, что совсем не знал этих парней, с которыми делил пайку и шёл на смерть.

Отпихнув сержанта в сторону, он ухватил Клейтона за штаны, выволакивая его наружу, и сам заглянул в палатку.

Девчонка валялась прямо на земле. Её тонкие ноги и руки, которыми она дёргал, безуспешно пытаясь освободиться, были прикручены ко вбитым в землю колышкам. И когда только ребята успели всё это проделать, отрешённо подумал Рейнберд.

Промежность девчонки была залита кровью, и под её маленькой задницей тоже темнело багровое пятно. Девчонка скулила от боли и всхлипывала, не отрывая от Рейнберда раскосых глаз, полных ужаса и недоумения, словно у пойманного капканом зверька.

В этот миг опомнившийся Стивенс дёрнул Рейнберда за плечо и вытолкал наружу.

— Да ты охуел, краснокожий! — загремел он. — Сказано же — когда настанет твоя очереь, тогда и войдёшь!

Рейнберд кивнул и размеренным шагом вернулся к своей палатке.

Он снова зашёл к девчонке спустя несколько минут, совершенно оглохший от грохота своей М-16 и воплей разбегавшихся от него во все стороны солдат. Стивенс и Клейтон, а с ними ещё четверо парней его взвода остались корчиться в лужах крови, сражённые пулями Рейнберда.

Он присел на корточки рядом с девчонкой и перерезал ножом путы на её руках и ногах.

Та медленно села, прижав коленки к груди и не спуская с Рейнберда своих огромных, тёмных, недоумевающих глаз.

— Сейчас они будут убивать меня, — спокойно сказал он, снимая с себя куртку и набрасывая на её худые плечи. — А ты беги в лес так быстро, как сможешь. Ты поняла?

Он не знал, поняла ли она его, не знал, сумеет ли она добраться до своих джунглей или её тоже скосят пули. Он потрепал её по спутанным смоляным волосам и шагнул прочь из палатки, чтобы тут же рухнуть навзничь под градом пуль, изрешетивших его тело.

…Ма Вьен, всхлипывая, доползла до леса. В наступившей суматохе никто не заметил её хрупкую фигурку. Она ползла на четвереньках, прижимаясь к земле и кутаясь в куртку солдата.

Она знала, что никогда его не забудет.

Через двадцать пять лет дочь Ма Вьен привезёт эту куртку племянникам Рейнберда — в Аризону, в резервацию апачей.