Продолжение космической оперы про Ясмину аот-Халиль.
Начало:
«Никогда не говори «всегда»»«Лингвист»Название: Королева пиратов
Автор: sillvercat для WTF Library of Adventures 2020
Канон: ориджинал
Размер: миди, 5465 слов
Персонажи: Улаф Свенсон, Ясмина аль-Халиль, Али, Змий, пираты
Категория: гет
Жанр: космоопера, драма, юмор, экшн
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Улаф Свенсон, капитан космолайнера «Ньёрд», натыкается на спасательную шлюпку с погибшего пиратского корабля, на борту которой находится беспомощная и раненая Ясмина аль-Халиль, королева пиратов. А ведь не так давно он сам был у неё в плену...
Предупреждения: сериальный формат, полнейшая техническая белиберда; смерть второстепенных персонажей; упоминается насилие, пытки
Примечания: место действия — далёкая-далёкая галактика, время действия — далёкое-далёкое будущее
Ссылка: тут.
Ясмина аль-Халиль была столь же красива, сколь и жестока, и это вовсе не означало, что она разбивала сердца направо и налево.
Нет, хотя её люди по-собачьи были преданы ей, а кое-кто из капитанов других кораблей, особенно спьяну, даже клялся в кабаках Тортуги-5, что готов отдать жизнь за проведённую с ней ночь.
Ясмина только смеялась, когда ей говорили об этом, смеялась, презрительно щуря тёмные сверкающие глаза.
На Тортуге-5 она слыла признанной королевой пиратов: полноправной хозяйкой и капитаном своего корабля-стервятника под названием «Шаллах», а также всевластной госпожой над душами и телами своих людей, когда-то вместе с нею бежавших с каторжных рудников Нарангасса, планеты-тюрьмы.
И, будучи госпожой, хозяйкой, королевой, Ясмина аль-Халиль ненавидела мужчин. И мстила им, как могла.
А могла она многое в том секторе галактики, где охотился за богатыми транспортниками её «Шаллах», в грузовой отсек которого люди Ясмины вталкивали связанных заложников, становящихся игрушками их королевы. До тех пор, пока те ей не надоедали. А это случалось быстро. Убивать она их не убивала, хотя издевалась над ними всласть.
Все эти скоты вели себя одинаково. Сперва — страх, ярость, стыд, потом — похоть… и наконец, то, что они сдуру называли любовью.
К ней, к Ясмине.
О да, это чувство, воспетое миллионами и миллионами живых существ на всех галактических языках, было вовсе ей незнакомо. Влечение разума рождает уважение. Влечение сердца рождает дружбу. Влечение тела рождает желание. И всё это якобы и есть любовь. Ясмине же было знакомо только влечение тела, в том числе собственного — гибкого, золотисто-смуглого, как персик, прекрасного тела, которое полтора десятка земных лет тому назад обрекло её сперва на участь наложницы в гареме, куда её продал собственный отец, нищий феллах с Йемена-3, а потом — каторжанки на рудниках Нарангасса.
И любое влечения тела она презирала.
Тупая случка тупых скотов.
Ясмина равнодушно вышвыривала надоевших ей пленников на окраине какого-нибудь города в любом из обитаемых миров — нагишом, как были. И отправлялась за новой добычей, не заботясь об их дальнейшей судьбе. Пускай благодарят её за то, что остались живы.
Но однажды «Шаллах» атаковали сразу два имперских боевых корабля, охранявших пути следования особо важного для Империи стратегического груза и наткнувшихся на пиратское судёнышко Ясмины.
Надо отдать их командирам должное — сперва они предложили пиратам сдаться. Возможно, потому, что они увидели на экранах связи тонкое лицо Ясмины, исполненное такого презрительного спокойствия, словно это и не её «Шаллах» сейчас был сдавлен с двух сторон кораблями Космогвардии.
— Сдаться? Нет! Каторга? Нет! — выплюнула она вслед за грязным ругательством на космолингве и отключила экран. Чтобы её опять распинали надсмотрщики в рудничной грязи? Никогда!
Что ж, командование имперцев отдало приказ на уничтожение находящегося вне закона «Шаллаха», и корабль был расстрелян в упор. Но перед этим его экипаж во главе со старпомом Али засунул свою отчаянно сопротивляющуюся королеву в единственную на борту спасательную шлюпку и катапультировал её с горящего судна.
Капитан одного из имперских кораблей заметил быстро удалявшуюся крохотную звёздочку шлюпки, но сделал вид, что ничего не видел. Он был уверен, что знает, кто находится на борту улетевшей прочь скорлупки.
И судьба Ясмины аль-Халиль оказалась в руках Аллаха, а затем — его волей — в руках Улафа Свенсона.
* * *
Улаф Свенсон, капитан пассажирского космолайнера «Ньёрд», считал себя самым что ни на есть обычным человеком. Фамилия у него была типичной для Скандии-2, откуда происходила его семья. И внешность его была такой же типичной: светловолосый, светлоглазый, немного медлительный великан, какими в древних преданиях и дурацких виртуальных псевдоисторических сериалах обычно изображали викингов.
Возможно, викинги когда-то были в числе его предков. Улафу нравилось так думать, что уж греха таить. Он не был авантюристом, ненавидел попадать в опасные ситуации, каких в глубоком космосе хватало, — особенно после двух межгалактических войн. Он просто делал свою работу — перевозил от одного космопорта к другому богатых пассажиров, вот и всё. Но частенько он воображал себя этаким бородатым гигантом, морским разбойником с секирой в мощных руках.
По нынешнему, космическим пиратом, чёрт побери, и бутылка рому! Он догадывался, что и богатые пассажирки, избалованные путешественницы, которых он иногда приводил в свою каюту, чтобы заняться сексом, видят в нём такого же романтического викинга, и ему это льстило.
Он тешил себя этими подростковыми мечтаньями, пока не встретился с пиратами лицом к лицу.
Это случилось три стандартных земных месяца тому назад. «Ньёрд» попал в ловушку, расставленную для него экипажем небольшого хищного судна, которое, как Улаф потом выяснил, называлось «Шаллах». Пираты ворвались на борт лайнера, как стая волков в овечье стадо. Люди, вооружённые до зубов и готовые без колебаний убивать других, всегда имеют преимущество над теми, кто о подобном и не помышляет. Поэтому горстка пиратов с «Шаллаха» вытряхнула из карманов богатых пассажиров деньги и драгоценности даже без единого выстрела. А некоторых из них — пятерых мужчин, в том числе самого капитана Свенсона, разбойники в чёрных бурнусах и куфиях, скрывавших половину лица, увели с собой на «Шаллах», подталкивая дулами бластеров. Улаф тогда и понятия не имел, с какой целью это делается. Лично он в заложники не годился. Он не был ни богатым банкиром, ни сыном мультимиллионера, просто наёмным служащим транспортной компании, если уж на то пошло.
Перед тем, как пленников втолкнули в шлюз-переходник, Улаф увидел человека, распоряжавшегося пиратами, и сердце у него ёкнуло. Он почему-то готов был поклясться, что перед ним женщина — тонкая, на голову ниже любого из бойцов, беспрекословно ей подчинявшихся. Лицо её было почти полностью закутано в чёрную ткань, светились только глаза — огромные, тёмные, миндалевидные, в тени густых ресниц, и эти глаза окончательно убедили Улафа в том, что он прав.
Пиратами командовала женщина.
В грузовом отсеке, где заперли пленных, еле-еле мерцал слабый свет. Все заложники, немного постояв в ошеломлении, опустились на пол и вжались в переборки, когда по вибрации корпуса поняли, что пиратский корабль включил двигатели.
В течение нескольких часов полёта они почти не разговаривали между собой, впав в какой-то тоскливый ступор. Лишь один не в меру прыткий смазливый юнец (он-то как раз и был наследником богатой семьи по фамилии, насколько помнилось Улафу, Полоцкий) предложил наброситься на того, кто первым войдёт в отсек и попытаться его придушить.
— А потом что? — спокойно осведомился Улаф, ибо мальчишка, излагая свой бредовый план, обращался исключительно к нему. Видимо, как к капитану «Ньёрда», хотя в плену все они стали равны.
— Мы отберём у него бластер! — возбуждённо выпалил тот.
— Хорошо, и что нам делать с этим единственным бластером? — с прежней невозмутимостью продолжал Улаф, сделав ударение на слове «единственным».
— Мы… э-э-э… выведем отсюда связанного пирата и потребуем предоставить нам шлюпку, иначе мы его прикончим!
Глаза у парня так и горели, он наверняка воображал, как его физиономия появится в свежих выпусках межгалактических новостей. Разумеется, не в качестве жертвы, а, напротив, в качестве спасшего всех героя.
Остальные пленники помалкивали, энтузиазма мальчишки явно не разделяя. Что ж, это было как раз к лучшему. Улаф легко вздохнул и рассудительно проговорил:
— Первое. Никто из них не будет выполнять наши требования ради какого-то рядового разбойника. Вот если бы нам удалось захватить их предводителя… но это маловероятно, он явно сюда не пойдёт. Второе. Нам нечем даже связать заложника, разве что порвать на полосы свою одежду. Вы, конечно, можете начинать, но я пас. И третье. Пират войдёт сюда не один, ибо это стало бы полным головотяпством. Они же не идиоты.
«В отличие от тебя», — мысленно прибавил он.
— Откуда вы знаете?! — запальчиво начал юнец, но поглядел на вытянувшиеся от такого исчерпывающего анализа лица остальных и скис.
— Вы трусы, — жалобно и разочарованно выдавил он.
Улаф безразлично пожал плечами:
— Просто такой план никуда не годится. Я бы принялся за его осуществление, только если бы решил покончить с собой.
Остальные согласно закивали, а Улаф подумал, что не отказался бы захватить в плен предводительницу пиратов. Нет, совсем не отказался бы! Её глаза, сверкавшие над полосой тёмной ткани, были прекрасны, фигура, даже закутанная в бесформенный бурнус, оставалась стройной, и он бы дорого дал за то, чтобы увидеть её без этих тряпок.
Он немедля выругал себя за подобные мысли, приличествующие взбалмошному юнцу вроде этого Полоцкого, а не капитану космолайнера… но тут дверь в отсек с шумом отошла в сторону, и на пороге возникли три фигуры с бластерами наизготовку. Совершенно определённо не женские — высокие и плечистые. Улаф, хоть и ожидал этого, испытал укол нелепого разочарования.
Ещё он понятия не имел, почему не сообщил остальным о своих предположениях относительно личности предводителя.
Всё это казалось крайне странным, но превратилось в окончательный сюрреалистический кошмар, когда именно по нему скользнул взгляд первого разбойника, нацеленный из-под чёрной куфии, как из прорези бронелёта. Он сделал знак другому, тот шагнул вперёд, и повелительно указал Улафу на дверь стволом бластера.
Улаф пожал плечами, заложил руки за спину, повинуясь тычку в бок, и тут же почувствовал на запястьях хватку жёстких пут. Что ж… Он вышел из отсека, провожаемый озадаченными взглядами остальных пленников.
Он лихорадочно гадал, что его ждёт, и почему первым вывели именно его, возможно, пираты хотели переговоров с обладавшим властью на «Ньёрде» должностным лицом?
Но он совершенно не ожидал, что его раскуют, втолкнут в узкую, похожую на щель душевую, заставят снять с себя всё до нитки, а после ему на голову польётся чуть тёплая вода с такой примесью дезинфектанта, что хватило бы простерилизовать покрытого коростой слона!
Улаф отнюдь не был покрыт коростой и немедля вскипел, хотя виду не показал.
— Какого… рожна? — холодно поинтересовался он у распоряжавшегося всем разбойника, пока остальные снова нацепляли на него наручники.
Вместо ответа тот снова больно ткнул его в бок стволом бластера, требуя идти вперёд. Босым и голым, как на нудистском пляже в Вануату-2. Это единственное сравнение, которое пришло Улафу в воспалённую голову. Во всех остальных публичных местах он был одет как минимум в исподнее.
Оставляя на полу мокрые следы, он шёл по коридору, независимо вздёрнув подбородок и развернув плечи. Гордость — всё, что у него оставалось. На спину ему падали капли с мокрых волос, на своё болтающееся достоинство он старался не смотреть.
Он ждал насмешек пиратов или хотя бы ухмылок, но не дождался. Напротив, его охранник — именно тот, всеми распоряжавшийся, был мрачен, как грозовая туча, когда наконец подвёл его к утопленной в стене двери какой-то каюты. Дверь открылась, и грубая рука в перчатке втолкнула Улафа за порог.
— Ахеббу ляхма ельханзир, — процедил пират ему вслед так свирепо, что Улаф сразу понял — это не было пожеланием счастья и здоровья.
Но любые мысли тут же улетучились из его головы, едва он увидел женщину, стоявшую посреди каюты с бластером в изящных руках. Абсолютно нагую женщину. Такую же нагую, как он сам.
О да, он мечтал узреть предводительницу пиратов без куфии и бурнуса… но… но не до такой же степени!
Она была прекрасна, как райская гурия, о которых Улаф читал в арабских сказках: вся, вся, от кончиков шёлковых чёрных кудрей, ниспадавших на точёные плечи, до маленьких узких ступней. Её глаза можно было бы назвать глазами лани — огромные, карие и бархатистые, если бы они не светились жестокой насмешкой и презрением.
Какая там лань — тигрица!
Она гортанно засмеялась, демонстративно оглядывая пленника сверху донизу и снизу доверху… а потом поддела стволом бластера его против воли напрягшийся член и издевательски провозгласила:
— Ты, Морж! У тебя крепкий клык!
Улаф едва не взвыл, покрывшись холодным потом... но уж что она принялась выделывать потом, было просто уму непостижимо. Улафа по сию пору бросало в жар при одном воспоминании о кровати, к которой эта гурия, эта волчица его приковала и принялась выводить у него на животе узоры то остриём кинжала, то своим медовым влажным языком.
Это было ужасно.
И она смеялась… всё время смеялась над ним!
Улафа спасла змея.
Да-да, ручная змея, обитавшая в маленьком контейнере — тут же, в каюте. Или это была вовсе не змея? Её глаза слишком походили на человеческие — с круглыми, а не щелевидными, как у пресмыкающихся, зрачками.
Как бы там ни было, это существо подняло шум, барабаня по пластику своей миской и явно возмущаясь происходящим. А предводительница пиратов, изрыгая непотребные ругательства, вызвала своих громил, чтобы те вывели Улафа прочь из каюты. Она как бы стеснялась своей змеи!
Быть такого не могло, конечно же.
Улафа вернули в отсек к остальным пленникам, перед этим расковав и позволив одеться. Пираты явно сменили по отношению к капитану «Ньёрда» гнев на милость, когда их королева вышвырнула его вон.
А ещё через пару часов всех заложников с «Ньёрда» высадили — вернее, вытряхнули — из корабля вблизи городка Северный Питтсбург в Новой Австралии на планете под названием Паллада.
О приключениях экипажа «Ньёрда» пару суток талдычили выпуски новостей во всех секторах галактики, а потом, к великой радости Улафа, нашлись другие сенсации.
Он никому не рассказывал о том, что с ним случилось в каюте предводительницы пиратов.
Никому не рассказывал о ней.
Но он узнал её имя.
Ясмина аль-Халиль.
И она приходила к нему во снах, похожих на отроческие — невыразимо сладких и постыдных снах, после которых капитан «Ньёрда» долго плескался в душевой, а потом стоял, уткнувшись пылающим лбом в прохладный пластик кабинки.
Но когда Улаф Свенсон снова увидел Ясмину аль-Халиль, то сначала просто её не узнал.
* * *
Ясмина очнулась в одноместной спасательной шлюпке, вертевшейся среди звёзд. Автопилот, не получая более команд, вёл скорлупку в свободном режиме, уклоняясь от изредка возникавших на её пути астероидов. Оглушённая при обстреле «Шаллаха», задетая осколками летящего технопласта, в прожжённом комбинезоне, Ясмина сначала не могла вспомнить, где она очутилась и что происходит. А когда наконец поняла, то завыла, как волчица.
Али! Али и остальные парни спасли её, силой затолкав в этот грецкий орех, а сами остались умирать вместе с кораблём.
О Аллах! Они ведь в самом деле любили её! Любили, если пожертвовали собой.
Ясмина рыдала, пока слёзы не иссякли. Никто не видел и не слышал её, и она наконец могла дать волю этим горючим, безысходным, отчаянным слезам, оплакивая беззаветно преданных ей мужчин.
О Аллах! Теперь у неё никого не осталось.
Никого и ничего.
«Кроме маленького Змия», — неожиданно подумала она. Маленького, надоедливого, всё время её попрекавшего, разговаривавшего прямо у неё в голове, как учёный мулла, Змия с планеты, на которой она оставила его три земных месяца тому назад.
Маленький Змий сказал, прощаясь с ней, что будет ждать её на своей планете ровно через один земной год.
Эта мысль вдруг придала Ясмине сил, и она, кое-как взобравшись в пилотское кресло, задала автопилоту курс на Тортугу-5. Ей надо было раздобыть новый корабль. Набрать новый экипаж. Ничего лучше пиратской планеты для этого не подходило.
Ясмина аль-Халиль никогда не сдавалась. И сейчас она молилась только о том, чтобы ей хватило запасов воздуха на этот полёт.
Она снова сползла на пол и погрузилась то ли в сон, то ли в обморок.
* * *
Впоследствии, размышляя обо всём происшедшем, Улаф Свенсон благодарил Бога за то, что, увидев крохотную точку спасательной шлюпки на экранах главной рубки, он находился там один.
Согласно инструкциям, ему следовало поднять тревогу, вызвать вахтенных офицеров, а самому остаться в рубке и наблюдать за операцией. В том, что шлюпка, затерявшаяся в глубоком космосе, отчалила от потерпевшего аварию корабля, он не сомневался.
Вместо того, чтобы неукоснительно следовать инструкциям, Улаф отдал автоматам приказ замедлить ход лайнера и подготовить к полёту бортовой катер. Через десяток минут он уже сидел в нём, напряжённо уставившись на плывущую прочь шлюпку.
Катер «Ньёрда» легко догнал скорлупку, взял её в жёсткий захват, выведя из строя автоматическое управление, и со своей добычей вернулся в главный шлюз космолайнера.
И уже в тесноте шлюза, поставив катер на прикол, Улаф вскрыл нейронным резаком обшивку шлюпки и вошёл внутрь. Для этого ему пришлось пригнуться.
Неподвижная фигурка в грязном комбинезоне, кое-где прожжённом и испачканном кровью, лежала, скорчившись, возле пилотского кресла. Следы крови и ожогов ясно говорили — нет, корабль, с которого катапультировался этот пилот, не просто крушение потерпел!
С замирающим от тревоги сердцем Улаф наклонился и осторожно дотронулся до шеи лежавшего. Тот ещё дышал, под пальцами Улафа, бился слабый пульс. Слава Богу. Но кто же был этот раненый и откуда?
Осколок прочертил кровавый рубец вдоль его левой скулы. Чёрные волосы сбились в грязный всклокоченный ком. Губы запеклись. Длинные ресницы лежали на пепельно-серых щеках. И только когда эти ресницы дрогнули, а на лице Улафа остановился блуждающий взгляд тёмно-карих бархатных глаз, тот узнал беспомощно распростёртого на полу человека.
Он спас Ясмину аль-Халиль, королеву пиратов! И её тонкая рука немедленно дёрнулась к бластеру у него за поясом!
Господи Боже!
Улаф перехватил эту руку, сжав, будто клещами, и прямо посмотрел в тёмные глаза, вспыхнувшие отчаянием и яростью.
Ясмина тоже его узнала, в этом не было сомнений.
— Ш-шайтан! — зло прошипела она прежде чем снова потерять сознание.
Поистине, королева пиратов, даже раненая и беспомощная, была опаснее пустынной кобры. Её следовало незамедлительно сдать властям. Или имперским гвардейцам, которые, скорее всего, и уничтожили её корабль.
Вместо этого Улаф Свенсон, капитан космолайнера «Ньёрд», крайне законопослушный и ненавидящий авантюры, поднял на руки лёгкое тело Ясмины и стремительно прошёл в свою каюту, оставшись незамеченным. Но перед этим он отдал автоматам, управляющим системами шлюза, приказ немедленно уничтожить шлюпку с «Шаллаха».
Таким образом, исчезли все следы прибытия Ясмины аль-Халиль на борт «Ньёрда».
* * *
Каюта капитана космолайнера состояла из двух отсеков — спального и общего. Здесь у Улафа была даже своя библиотека с настоящими старинными книгами и небольшое число разных милых его сердцу вещиц, взятых из родного дома на Скандии-2. Даже лиственница-бонсаи в маленьком горшке, за которой он бережно ухаживал.
Он опустил безвольное тело Ясмины на постель в спальном отсеке и застыл в нерешительности. Что делать дальше? Следовало раздеть её, осмотреть и оказать первую помощь. При одной мысли об этом кровь прихлынула у него не только к лицу, а сердце застучало, как бешеное. Но его останавливало не то, что пациентка запросто могла вцепиться зубами ему в горло, внезапно очнувшись. Он просто не смел поступить так с женщиной без её ведома и разрешения.
Он в полном замешательстве кашлянул, переступив с ноги на ногу, и тут Ясмина снова открыла глаза, обводя проясняющимся взглядом каюту.
Стоило отдать ей должное, она мгновенно сообразила, где именно находится.
Одним стремительным, по-кошачьи плавным движением она села на постели, лишь чуть покачнувшись, и ядовито осведомилась охрипшим, но твёрдым голосом:
— И почему же я ещё не в наручниках под присмотром космогвардейцев, Морж?
Именно так она называла его во время их короткой, но воистину незабываемой встречи на «Шаллахе». Морж.
А он тогда всё время её поправлял, будто это было самым важным для него, скованного и беспомощного под остриём её кинжала.
— Меня зовут Улаф Свенсон, — в точности, как тогда, холодно отрекомендовался он, стараясь не покраснеть, ещё этого не хватало.
Её запёкшиеся губы презрительно скривились:
— Я помню.
Она запомнила!
— Тогда почему я всё ещё не привязана к твоей кровати, голая, как червяк? — с презрительным любопытством закончила она, отбрасывая со лба слипшиеся пряди волос.
— Это не в моих привычках, — гневно отрезал Улаф и сжал челюсти. — А в ваших. Если женщина не хочет меня… значит, она меня не хочет, вот и всё. Вы ранены?
Он сам услышал тревогу в своём голосе.
— Да ты святой, Улаф Свенсон, что ли? — нахмурив брови, осведомилась Ясмина. — Я же просто измывалась над тобой там на «Шаллахе»!
— Пусть это останется на вашей совести, — проворчал Улаф. — Если она у вас есть. Так что, требуется ли вам медицинская помощь? Я могу её оказать.
Ясмина соскочила с постели и пошатнулась, но Улаф успел поддержать её под локоть.
— С твоего позволения, — царственно сказала она, поднимая на него взгляд, — я бы помылась. И дай мне аптечку. Меня просто… — она дотронулась до рассечённой скулы и поморщилась. — Кое-где зацепило. Нет ничего, с чем бы я не справилась сама.
— О да, это неоспоримо, — покачал головой Улаф, указывая ей на маленькую душевую в углу спального отсека. — Там и аптечку найдёте. И все туалетные принадлежности, какие могут понадобиться.
— Так ты не собираешься сдавать меня властям? — настойчиво повторила она, глядя ему в глаза.
Дьявольщина, ему бы стоило хоть немного поиздеваться над нею в отместку за всё, перенесённое им, попытаться запугать её, памятуя о своём унижении!
— Нет, — коротко сказал он.
— Святой, — заключила Ясмина, шагнув в душевую. — То есть идиот.
Дверь за ней с лёгким шумом закрылась.
Вот спасибо!
Святой идиот Улаф Свенсон поймал себя на том, что улыбается, и тут же согнал с лица эту крайне неуместную улыбку.
Пока его свирепая гостья плескалась под душем, он набрал на дисплее обслуживания кают распоряжение доставить ему стандартный, без изысков, ужин на двоих, и, когда из угловой ниши, мелодично брякнув колокольчиком, возник кухонный подъёмник, он накрыл на стол согласно всем правилам этикета.
Ясмина аль-Халиль появилась из душевой, как появлялись богатые пассажирки при других обстоятельствах — босая, в его пушистом голубом халате, доходившем ей до щиколоток. Вот только скулу её пересекал шрам, тонкое лицо оставалось бледным и усталым, а волосы… её волосы!
— Помилуй Бог, — с искренним огорчением выпалил Улаф, — зачем вы это сделали?!
Из всех туалетных принадлежностей Ясмина выбрала ножницы, чтобы обрезать свои роскошные кудри так коротко, как смогла. Но это не испортило её красоты. О Боже, теперь её глаза стали ещё огромнее, гибкая шея — ещё изящнее.
Улаф мог только ошеломлённо взирать на неё.
— Это обычай, — пояснила она со вздохом. — Знак того, что я полностью меняю свою жизнь. Мои люди погибли. Мой корабль погиб, — она на миг закрыла глаза, а когда открыла, в уголках их показались слёзы. Она, не стесняясь, смахнула их тыльной стороной ладони. — О Аллах, я думала, что выплакала всё там, в шлюпке.
— Присядьте, — мягко предложил Улаф. — Выпейте, поешьте и расскажите, что произошло… если хотите, конечно.
* * *
Проклятие, мягкость этого великана, этого скандинавского моржа, этого святого идиота, была куда хуже любой жестокости, на какую он мог бы её обречь!
Он совершенно обезоруживал её.
Ясмина сердито шмыгнула носом и один за другим осушила два бокала воды, которую он ей налил. От вина она, покачав головой, отказалась.
— На нас напали два гвардейских корабля, — ровным голосом произнесла она, зябко пряча руки в просторные рукава его халата. — Я не стала добровольно сдаваться. Начался обстрел. Али… и другие мои люди силой затолкали меня в ту проклятую шлюпку и катапультировали её с «Шаллаха». Очнулась я уже в глубоком космосе и взяла курс на Тортугу. А тут откуда-то принесло тебя и твою посудину. Вот и всё.
Она пожала плечами и сглотнула снова вставший в горле комок.
Али, о Али!
— Али — этот тот парень, который привёл меня тогда в вашу каюту? — тихо спросил Улаф.
— Да, — опустив глаза, ответила Ясмина. – Мой старший помощник.
— Он… — Улаф замялся. — Он меня обругал. Похоже, он был страшно зол.
— Он ревновал, — губы Ясмины тронула печальная улыбка. — Он любил меня… и все они меня любили. Но я этого тогда не понимала. Да, я спала с каждым из них, чтобы они были преданы мне до смерти… и вот они мертвы, а я… — она судорожно втянула в себя воздух и надрывно прошептала: — Они в садах Аллаха с райскими гуриями, я верю. Они погибли, как воины.
— Почему же вы отказались сдаться, ведь так вы спасли бы их и себя? — ровным голосом спросил Улаф, и Ясмина снова вспыхнула от гнева.
Он осуждал её? Что он мог понимать!
— Я никогда не вернусь на каторгу! Никогда! Лучше смерть!
Она вскинула голову, яростно глядя в лицо капитану «Ньёрда», а видя грязный рудничный шурф на Нарангассе.
— Почему вы попали на каторгу? — настойчиво продолжал чёртов Морж. Он хотел душу из неё вынуть, совсем как её проклятый маленький Змий, читавший ей нотации!
Что ж, пусть он узнает.
— Потому что я убила шейха Асмуддина, когда была наложницей в его гареме, — бесстрастно ответила Ясмина. — Воткнула шпильку ему в ухо. И я бы сделала так ещё тысячу раз! Даже зная, что за это буду сидеть в шурфе на цепи, голая, прикованная за шею, как собака. Меня брал там каждый надсмотрщик, какой бы ни пожелал, а желали все. Они кормили меня за это. Бросали мне куски, и я ела, потому что хотела выжить. Выжить и отомстить.
— Боже правый, — прошептал потрясённый до глубины души Улаф, едва шевеля губами. Его лицо побледнело, и Ясмина жёстко усмехнулась. Да, он и представления не имел, каковы были нравы на её родине, на Йемене-3. И на Нарангассе.
— Чтобы покончить с этой темой, — небрежно промолвила Ясмина, принимаясь за еду, хотя совершенно не чувствовала её вкуса, словно жевала сухую траву, — добавлю, что в гарем шейха меня продал мой первый хозяин, купец Аббас, большой любитель срывать едва распустившиеся бутоны. Он устал усмирять меня каждую ночь. А ему меня продал за долги мой собственный отец. Он был феллах, крестьянин, и среди моих сестёр я, по воле Аллаха, оказалась самой красивой. Не смотри на меня так, будто вот-вот грохнешься в обморок, и ешь, Морж… Улаф.
Она невольно коснулась его руки и тут же отдёрнула.
Он был… смешной.
Но не слабый.
* * *
В голове Улафа не укладывалось то, что просто, как само собой разумеющееся, рассказала ему эта женщина. От картин, представших его внутреннему взору, кровь заледенела у него в жилах.
Он, безусловно, знал, что на периферийных планетах, вдали от цивилизации, от закона и порядка, могут твориться и творятся всякие дикости. Но чтобы в местах наказания, предназначенных для исправления преступников, творилось то же самое… это было уму непостижимо!
Но Ясмина аль-Халиль не лгала, не пыталась вызвать у него жалось к себе. Она была слишком горда для этого.
Королева.
Улаф вдруг понял, что сам, как и её погибшие пираты, служил бы ей до последнего вздоха.
— Отдыхайте, — негромко предложил он, встретив её испытующий взгляд. — Я лягу тут, — он указал на откидное спальное место в первом отсеке, служившем гостиной. — Вы можете оставаться у меня, пока не поправитесь, — ему вдруг пришло в голову, что она понятия не имеет о маршруте «Ньёрда». — Доставить вас на Тортугу-5 я не могу, но могу высадить в следующем пункте назначения через трое земных суток — на Вивьерре-7. Так что отдыхайте. Если хотите, можете запереть спальню изнутри, я не обижусь, — поспешно прибавил он, злясь на себя за то, что всё-таки покраснел.
Он думал, что она опять скажет: «Святой идиот!», но она сказала:
— Никто не придёт сюда? Не увидит меня?
Глаза её светились беспокойством, когда она добавила:
— У тебя из-за меня могут быть неприятности. Очень большие. Вплоть до каторги, Улаф.
Она беспокоилась о нём?!
— Мои люди, — промолвил Улаф, неловко откашлявшись, — не имеют привычки входить в мою каюту без разрешения.
Ясмина только кивнула в знак понимания и скрылась за дверью спальни без какого-либо «Спасибо» или «Спокойной ночи», констатировал он с лёгкой улыбкой.
Но и дверной замок не пискнул.
Улаф сноровисто разложил для себя спальное место и улёгся на довольно жёсткую постель, заложив руки за голову и невидяще глядя в потолок, по которому величаво плыли созвездия — голографические их изображения, транслируемые из главной рубки.
«Хорошо, что туалетных отсеков здесь два», — внезапно подумал он и еле удержался от смеха.
* * *
Ясмина аль-Халиль оказалась необременительной гостьей. Она познакомилась с библиотекой Улафа и с его коллекцией разных памятных вещиц, с неподдельным любопытством расспрашивая про каждую из них. Она провела пальцем по маленьким иголкам деревца бонсаи и вдруг объявила:
— Это я. Я такая же.
В ответ на недоумённый взгляд Улафа она пояснила:
— Змий, мой друг, говорил мне, что я осталась в душе маленькой, обиженной и жестокой, потому что меня ломали и корёжили… ну, в общем, ты понял. Он сказал, что я должна вырасти.
— Змий? — переспросил Улаф. — Это та змея, которую я видел тогда у вас в каюте? Она стучала в стекло миской. Она разумна?
— О Аллах, я едва не удушила его, когда тебя увели оттуда, — оживлённо заговорила Ясмина, садясь на его койку и поджимая под себя босые ноги. Ей явно нравилось рассказывать про этого своего Змия. — И он начал болтать у меня в голове, представляешь?! Он разумен и более чем, — в её голосе прозвучала гордость. — Он настоящий учёный. Лингвист. На его планете все так выглядят. Он вёл полевые исследования на Тортуге, когда его поймали, приняв за редкое животное. А я купила его — из-за его глаз. Ты заметил, какие у него глаза? Совсем человеческие! А ты бы видел, как он играет в шахматы!
— И куда он делся? — с интересом осведомился Улаф, любуясь ею, её раскрасневшимся тонким лицом в ореоле чёрных кудрей, взлетевших шапкой после стрижки.
— Я отвезла его на родину, — заметно погрустнев, вздохнула Ясмина. — Он скучал… и вообще, у него же там семья. Но он взял с меня слово, что я вернусь туда через год, и что я… — она запнулась и вдруг покраснела ещё сильнее, прямо-таки залилась краской до самых ключиц, видневшихся в вырезе халата.
— Э-э? — удивлённо протянул Улаф. Такой смущённой Ясмину аль-Халиль он ещё не видел.
— Ерунда, — та беспечно махнула рукой. — А у тебя есть четырёхмерные шахматы? Если есть, давай сыграем. Спорим, что я обставлю тебя!
Глаза её азартно засверкали.
Вздохнув, Улаф достал с полки шахматы. Они у него действительно были. И Ясмина действительно обыграла его вчистую в четырёх партиях из пяти, а одну свела вничью.
Но Улафу было очень любопытно, что же ещё хотел от неё Змий, и за ужином он не утерпел и спросил об этом.
Его вопрос возымел самые неожиданные последствия.
Неожиданные и далеко идущие.
* * *
Ясмина аль-Халиль, услышав его вопрос, явно приготовилась солгать. Тем не менее снова покраснев, откинулась на спинку своего стула, раскрыла было рот, но вдруг уставилась на Улафа с неожиданно вспыхнувшим во взгляде острым интересом. Совершенно неописуемым. Будто бы увидела в нём нечто такое, чего не замечала раньше.
Улаф слегка смешался, но с деланной озабоченностью оглядел свою персону.
— У меня что, соус на подбородке? — осведомился он со смехом. — Или на воротнике?
— Н-нет, — медленно произнесла Ясмина, и глаза её загорелись ещё сильнее. Теперь — какой-то… хищной радостью.
Да, именно так.
Улафу даже стало страшновато.
— Когда я расставалась со Змием на его планете, на Шширраххье, — выпалила она одним духом, — он велел мне прибыть туда через год…
— Вы про это упоминали, — вставил Улаф.
Ясмина нетерпеливо встряхнула головой и закончила:
— Беременной. Он сказал, — объявила она, уставившись в потрясённое лицо Улафа смятенными, смеющимися, но полными решимости глазами, — он сказал: «И это будет то бремя, которое ты с радостью понесёшь, Ясмина аль-Халиль». Мне тогда опять захотелось его придушить, и я просто выбросила его слова из головы. Решила, что он пошутил. Но сейчас я понимаю, что он был прав. Настало время. И я вернусь к нему именно так — осталось почти девять месяцев, и мне надо успеть, — добавила она, продолжая сверлить Улафа пронзительным взором.
Тот окончательно растерялся:
— И… что? Почему вы так на меня смотрите?
— Потому что именно ты станешь отцом моего ребёнка, Улаф Свенсон, — безапелляционно отрезала Ясмина, враз успокоившись и безмятежно отправив в рот кусочек вивьеррианского лосося.
— Что?! — Улаф подскочил, не веря своим ушам. — Я?!
— Ты добрый и красивый, — заявила эта женщина, видимо, вознамерившись его уморить. — Сильный. Великодушный. То есть святой идиот. Всё, решено. Я рожу от тебя.
Она отпила глоток воды из бокала и вдруг расхохоталась:
— И ещё ты смешной. Видел бы ты себя сейчас! Умора!
— Но… но… — заикаясь, пробормотал Улаф. Он совершенно перестал что-либо понимать.
Она хотела с ним спать? Она назвала его добрым и сильным? Красивым?
Она полюбила его? Она?! Боже милостивый!
Улаф воспарил. К потолку каюты. К верхнему ярусу «Ньёрда». И выше. В самый глубокий космос.
— Послушай меня, Улаф Свенсон, — спокойно проговорила Ясмина. — Там, на шлюпке, летя от смерти, я поклялась, что никогда не допущу до себя никого. Да, больше никогда.
— Но как же? — простонал Улаф, враз грохнувшись с небес на землю.
Ясмина закатила глаза.
— Ты дашь мне своё семя, — непреклонно произнесла она, и глаза её сузились под грозно сдвинувшимися бровями. — С собой. Ты что, маленький, не знаешь, как это делается? Просто пробирка с замороженным… биоматериалом. И всё. Очень просто.
— Нет! Вы с ума сошли! — ахнул Улаф. — Я… вы…
У него не хватало слов. Ему, честно говоря, очень хотелось заплакать.
От разочарования и обиды.
Вот он кто. Просто биоматериал.
— Перестань, не надо упрямиться, — мягко промолвила Ясмина, и Улаф вдруг отстранённо подумал, что эта женщина, отдававшаяся надсмотрщикам за кусок хлеба, эта безжалостная королева пиратов, станет хорошей матерью. — Я хочу от тебя сына… и ты сделаешь мне его.
И он сделал.
…Незаметно выскользнув из «Ньёрдаа», прибывшего на другой день на Вивьерру-7, в потоке пассажиров, переодетая мальчишкой Ясмина аль-Халиль унесла с собой на память об Улафе Свенсоне пробирку с его «биоматериалом».
Улаф Ясмину не провожал — даже взглядом. Он, как капитан «Ньёрда», обязан был распрощаться с каждым из пассажиров первого класса, то есть верхней палубы. И он пожимал им руки и церемонно раскланивался.
Однако больше всего ему сейчас хотелось забиться в свою, покинутую Ясминой осиротевшую каюту и напиться в хлам.
* * *
Через восемь с половиной месяцев Ясмина аль-Халиль не спрыгнула, но осторожно сошла с борта своего нового судна под названием «Хисан» — «Небесный конь» — на планету Шширраххья, родину своего друга Змия.
Она величественно шагала, неся свой округлившийся живот, как самую драгоценную ношу, но всю её величественность как ветром сдуло, когда она увидела, кто идёт ей навстречу.
Рядом с торопливо струившимся по песку Змием вышагивал не кто иной, как Улаф Свенсон.
Здоровенный, белобрысый, светлоглазый.
Морж!
— Какого дьявола ты тут делаешь?! — взвилась Ясмина, непроизвольно отступая на шаг и кладя руку на живот.
— Я соскучился, — невозмутимо объявил Улаф.
— Какая ты умница, что выбрала именно его, — так же невозмутимо добавил Змий, вытягиваясь в струнку и балансируя на хвосте. — Он такой рассудительный и…
— Да, я знаю, каков он! — прервала его Ясмина, сверля обоих спевшихся за её спиной негодяев самым уничтожающим взором, на какой была способна. — Наглый! Настырный! Хитрый! Вы друг друга стоите!
— Но мы можем все вместе поиграть в четырёхмерные шахматы, — кротко сказал Змий, переглянувшись с Улафом.
И Ясмине больше ничего не оставалось, как только засмеяться.
Она точно знала, что обыграет обоих.
* * *
Ровно через четверо земных суток, — а здесь, на Шширраххье, минуло двое, — Ясмина аль-Халиль спокойно спала, измученная родами, но с безмятежной улыбкой на губах. Правая её рука покоилась на оплётке колыбельки столь же безмятежно спавшего сына.
— Он похож на тебя, — прошелестел Змий, с любопытством заглядывая в колыбельку.
— Он похож на всех человеческих младенцев, — с улыбкой возразил Улаф, глядя на тёмные кудряшки ребёнка. — Но глаза у него и вправду светлые.
Он никак не мог осознать себя отцом этого крохотного существа. Просто чудо какое-то.
Все они находились сейчас в пансионе, построенном неподалеку от космодрома специально для представители человеческой расы.
— Но тебе придётся постараться, — настойчиво продолжал Змий, переводя взгляд на Улафа. — С ней будет трудно. Понадобится много терпения. Очень много.
— Знаю, — вздохнул Улаф, осторожно беря в свою большую ладонь другую руку Ясмины. Пальцы её были тонкими и прохладными. — Мне его не занимать.