Название: Выдра
Автор: sillvercat для fandom Post Up 2021
Бета: fandom Post Up 2021
Канон: ориджинал
Размер: миди, 5146 слов
Пейринг/Персонажи: Женька, Марьяна
Категория: джен, прегет
Жанр: постапокалипсис, драма, фантастика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Женька и Марьяна остались одни на острове посреди таёжной реки. Теплоход, на котором они прибыли туда вместе с друзьями и коллегами, куда-то исчез... вместе с друзьями и коллегами
Примечание: время действия — наши дни
Предупреждение: немного ненормативной лексики
Ссылка: тут.

ЧИТАТЬ

Женьке, Евгению Демидову, всегда казалось, что воображение у него богатое, он даже им гордился. Ну он же всё-таки был дизайнером. Графическим. В такой работе без воображения никуда. Конечно, когда хозяйка быстрожральни под дивным названием «Весёлый Роджер» требовала от него за час оформить ей меню с новыми сортами пиццы, он слегка зависал. Где пицца, а где пираты, спрашивается? Это, впрочем, уже его не касалось, делал он всё по наработанным шаблонам, но — малая толика воображения, некая изюминка — и клиент уходил, полностью ублажённый, в кассе рекламного агентства «Импульс» прибавлялось денег, а Женьке — процентов к зарплате.

Но никакое воображение не могло и намекнуть ему, что неким непрекрасным утром он проснётся на речном песке рядом с самой неприятной из офисных девиц — Марьяной Воронковой, рекламщицей.

В агентстве «Импульс», конечно, все сотрудники считались рекламщиками, просто Женька-то её, родимую-рекламу-кормилицу, непосредственно производил, а Марьяна пудрила мозги клиентам, как и две другие девицы, находящиеся под её началом — Оля и Люба.

Марьяна была занудливой и при этом остроязыкой. Она придиралась к любой мелочи куда въедливее директора Ирины Степановны. Собственно, Степановна-то и не придиралась вовсе, была она тёткой добродушной, весёлой, не дурой и не перфекционисткой, короче говоря, идеальной начальницей. Ну а Марьяна играла при ней роль злого полицейского, потому что «надо же кому-то вас, оболтусов, в ежовых рукавицах держать», как, посмеиваясь, поясняла Степановна, если сотрудники начинали возмущённо бухтеть.

В отместку за все придирки Женька звал Марьяну Выдрой (она, кстати, чем-то неуловимо напоминала эту шуструю, гладкую и нахальную зверюгу), рисовал на неё довольно едкие карикатуры в чате и подначивал на корпоративах, делая вид, что это по пьяни.

На безымянный остров по правобережью, кстати, рекламщики «Импульса» приехали тоже, чтобы погудеть. Плавучий корпоратив — вот как называлась одна из услуг их нового клиента, хозяина маленького прогулочного теплохода «Тунгус», пожелавшего часть рекламного бюджета выдать натурой. Все согласились. А почему нет? Июль, погода отличная, комарья мало, хотя вокруг тайга, ну а «Раптор» на что? И островок, куда хозяин теплохода (его фамилии Женька не помнил, всегда про себя называл просто Тунгусом) катал желающих цивилизованно попикничить на природе, был им обустроен как надо: беседки, мангалы, навес, деревянные столы и лавки «а-ля рюс». Кстати, иностранцев, возжелавших таёжной экзотики, он тоже сюда возил. Азиатских ближних соседей — японцев и китайцев. И даже американцев, что они в такой глуши забыли, Женька понятия не имел.

Хотя места тут были красивые, особенно по весне, когда цвел багульник, и все сопки становились розово-алыми, или по осени, когда тайга одевалась «в багрец и золото», по Пушкину. И ещё были кетовая путина и красная икра, конечно же, хотя и кеты, и икры становилось всё меньше.

И вот июльским полднем сотрудники «Импульса» высадились на островок посреди реки. Женька снисходительно наблюдал, как все растелешились, начали жарить шашлык-машлык, с теплохода музыка заорала, народ принял на грудь, Игорёк из типографии взялся с дубиной бегать, Тарзана косплеить, девчонки — от него, писк, визг, красота. Женька же кинулся всё это шоу на телефон снимать, чтобы потом в инсту какую-нибудь запостить. Ну и пару пластиковых стопок водки накатил, само собой, для вящего и бащего веселья.

Последнее, что он помнил, — как садится солнце. За город садится. Вот тогда и подумал: странное оно какое-то. Не ало-золотое, как всегда, а словно чёрным дымом подёрнутое. Как тайга горит, он отлично знал, ещё бы, в конце девяностых она только так полыхала. Нарочно какие-то суки жгли, чтобы потом в Китай лес безнаказанно под этот шумок продавать под видом горельников. Но тут дымом пахло только от мангалов. А по солнечному диску — раз-раз — и тёмные полосы пробегали — горизонтальные, похожие на помехи в старом советском телике. Странно Женьке было это видеть.

Но, поскольку он тогда уже накирялся изрядно, то глянул, да и забыл. Ему на Любку из рекламного отдела в голубом бикини куда интереснее было смотреть. На то, как Любка, почти что голая, загорелая, бежит по песку, оставляя на нём узкие маленькие следы, и хохочет-заливается, а Игорёк мчится за ней и утробно рычит, как питекантроп. А Марьяна поворачивается к ним от мангалов, где всем заправляла (ей же только повод нужен был покомандовать), и зырит, глаза от солнца рукой заслонив.

И всё. Дальше — как отрезало. Зе енд, финита ля.

Когда Женька поднял гудящую башку с песка, ему было зябко. Очень. И прямо в воспалённые глаза лез радостный рассвет.

Женька лежал в расстёгнутой задравшейся рубахе и шортах, слава тебе, Боже, не расстёгнутых. Рядом с ним, свернувшись калачиком, безмятежно дрыхла Марьяна. Как была вечером — в сиреневой блузке, завязанной узлом под грудью и защитного цвета бриджах чуть ниже колен. Ещё раз слава тебе, Боже, не голая. Вот это и было первой Женькиной в то утро мыслью.

Вообще перепихнуться с Марьяной он был бы не прочь. Даже очень не прочь. Девка она была фигуристая, на мордочку симпотная, хоть и Выдра. «Но только если у неё рот будет заткнут кляпом, а руки-ноги связаны, иначе загрызёт ведь», — думал он, рассматривая её, такую тихую и смирно сопящую: в вырезе блузки — бретелька от лифчика, ресницы на полщеки, пухлые губы приоткрыты. Разглядывал и машинально вытряхивал песчинки из волос и из-за воротника рубашки.

Соображал он херовато: голова гудела, пить хотелось страшно.

И потом только до него дошло, что на всём острове, кроме них двоих, никого нету. Ни единой человеческой души. Только беспечно скакавшие по песку трясогузки. Плескавшиеся на мелководье краснопёрки. Бурундуки, резво шуршавшие в кустах. Женька даже вяло удивился тому, сколько тут за ночь прибавилось таёжной живности. Но людей — коллег, сотрудников агентства «Импульс» и экипажа теплоходика во главе с самим хозяином — нигде не было. И теплохода у берега тоже не было.

Женька сглотнул слюну, вышло не сразу, потому что в горле пересохло. Поднялся на ноги и принялся лихорадочно озираться — со всевозрастающей паникой. Но он не ошибся — вокруг действительно никого не было, кроме Марьяны.

Что за поеботина? Он выхватил смартфон, но его «Самсунг» ещё со вчера был безнадёжно разряжен, чего и следовало ожидать — доснимался видюх.

Женька наклонился и бесцеремонно потряс Марьяну за круглое плечо. Может, хоть та была в курсе, куда все подевались?

Марьяна приподнялась на локте, взглянула недоумённо и уселась на песке, моргая покрасневшими веками. Короткие тёмные волосы её стояли дыбом, и это было даже забавно, в другое время Женька улыбнулся бы, сфотал её на камеру, а потом донимал бы этим снимком. Но не сейчас.

— Не знаешь, где все? — торопливо выпалил он. — А то мы тут вроде бы одни.

— То есть как это одни? — Марьяна сдвинула брови и принялась озадаченно вертеть головой по сторонам. Потом вскочила. — Тупые шутки, Демидов!

— Не мои! — огрызнулся Женька. Пить ему хотелось всё сильнее, и он тоже принялся озираться теперь уже в поисках воды.

Воды, конечно, была полная протока, но она, само собой, подлежала кипячению и обеззараживанию. В конце концов Женька обнаружил под резным сиденьем деревянной лавки початую полуторалитрашку минералки «Горный родник», схватил её и основательно приложился. Полегчало. Он бухнулся на лавку и вяло отмахнулся от какого-то бешеного стрижа, с пронзительным писком пронёсшегося прямо у него над головой.

Решительно, живности на островке было чересчур много. Тунгус, что ли, специально её сюда завёз?

И ещё он увидел валяющиеся под скамейкой ботинки. А рядом — чьи-то сандалии. И розовые китайские сланцы. Что за чёрт?

Марьяна тем временем, — вот резвая коза! — пометалась кругами, разве что «Ау!» не крича. А чего аукать — всё окружающее было как на ладони: редкие кусты, пустые беседки, навес, лавки, мангал, песчаный берег, на который вчера бросил деревянные сходни «Тунгус»

Марьяна, как и Женька пять минут назад, охлопала себя по карманам, выхватила мобилу и принялась ёрзать пальцами по экрану. Глухо. Женька этому не удивился, но Выдра не сдавалась, отрывисто бросила в пространство:

— Где моя сумка? А, вон она. Подай мне сумку, Демидов. Позади тебя, под столом.

«Королева, растуды Вё, беседует с вассалом», — подумал Женька.

— А волшебное слово? — вяло поддел он, но, подгоняемый всё тем же сосущим тоскливым чувством под ложечкой, развернулся, нашёл и подал ей сумку — довольно-таки объёмистый чёрный баул.

Марьяна принялась лихорадочно рыться в его недрах, аккуратно, несмотря на спешку, выкладывая на столешницу разные мелочи: от расчёски до складного ножика. Запасливая! Наконец на свет божий явилась «банка» — аккумулятор для зарядки с торчащим из него «хвостом». Подключая туда свой телефон, она облегчённо выдохнула: «Фу-ух!», да и Женька тоже. Сейчас мобила подзарядится, и им наконец удастся выяснить, что за хреновина тут происходит.

Оба ждали, не говоря ни слова и лишь пялясь на «банку», как завороженные. Наконец Марьяна снова повозила пальцами по экрану, тот вспыхнул, но, лицо у неё почему-то вытянулось, а рот округлился.

— Не ловит? — недоверчиво протянул Женька. — Вчера же ловил. А Интернет берёт?

Вместо ответа Марьяна безмолвно протянула ему мобильник, и Женька похолодел.

По экрану, на котором не было никаких значков, пустому голубовато-серому экрану, ритмично пробегали горизонтальные чёрные полосы-росчерки, напомнившие ему… напомнившие…

— Солнце… — пробормотал он и откашлялся, машинально касаясь экрана. — Вчера такое же солнце садилось. С такими же точно полосами. Я ещё подумал — что за херня?

— Ты шутишь? — голос Марьяны тоже упал до шёпота. — Скажи, что ты шутишь, Демидов.

Тот лишь помотал очугуневшей головой. Он не знал, что ещё сказать.

Марьяна выхватила у него из рук сперва мобилу, потом минералку и принялась жадно пить, пока он оцепенело смотрел, как падают на её блузку прозрачные капли, оставляя тёмные следы.

— Я ничего не понимаю, — растерянно сказал он. — Стивен Кинг какой-то. Лангольеры.

Свирепо отмахнувшись, Марьяна сунула ему в руки бутылку и поскакала к реке, сжимая мобилу. Надеялась, что там сеть появится, что ли?

— Тут круги от солярки! — крикнула она. — Уплыли! Бросили нас! Но почему? Что мы им сделали?!

— Это небось Игорёк пошутковал, — с надеждой предположил Женька. — Его фирменный стиль. Но нахрена? И с чего это Тунгус пошёл на поводу у его шутеек? И когда они теперь вернутся?

Марьяна пожала плечами, рассеянно развязывая узел под грудью и заправляя измятую блузку в бриджи.

— Что делать будем? — осведомился Женька, так и не дождавшись внятного ответа, и тут только до него дошло, что это она, как представительница слабого пола, должна у него спрашивать, что он намерен предпринять. А также взирать с надеждой и ждать распоряжений.

Да уж. От Выдры дождёшься эдакого, как же.

— Надо посмотреть, сколько продуктов и воды у нас осталось. И решить, как долго мы будем кого-то тут ждать, — наконец рассудительно произнесла она и зашагала обратно к биваку. — Но я не представляю, что могло случиться со связью.

У Женьки опять крайне неприятно потянуло под ложечкой. Выдра что, решила, что они здесь надолго? Да с какой стати?

— Послушай, но нас же будут искать, — выпалил он. — Меня уж точно. Мама… она меня не хотела отпускать.

В этом было стыдно признаваться, но в свои тридцать два он до сих пор жил вместе с мамой. Зато у него всегда имелись чистые носки, убранная комната и тарелка борща. Чем плохо? Обратной стороной этой медали было то, что мама отчаянно параноила, когда сын задерживался или куда-то уезжал. Если же он не возвращался к назначенному сроку, начинала названивать всем и вся.

Женька и сам недоумевал, как он при таком контроле ещё и ухитрялся жить половой жизнью.

Иногда.

Но сейчас эта мамина привычка могла его с Марьяной спасти.

— Мама непременно позвонит Степановне, Тунгусу, в МЧС… чёрту лысому! — хмуро закончил он. — Кто-нибудь нас вытащит.

Марьяна подошла и села рядом. Волосы она пригладила, из-под косой чёлки смотрели очень серьёзные, тёмные, чуть раскосые глаза. Глаза воспитательницы детского сада.

Чтобы не сидеть и не пялиться на неё, как идиоту, Женька поспешно встал (она, впрочем, тоже), и вместе они принялись производить ревизию материальных ценностей. Марьяна выгребла из-под лавки початый пакет чипсов и непочатую банку фасоли, Женька — ещё одну полную полторалитрашку минералки. Всё остальное было сожрано и выпито, кучи грязных пластиковых тарелок, бутылок, пакетов и прочего хлама валялись повсюду, а не только в синих мусорных баках невдалеке от беседок.

— А ты вообще помнишь, как вырубилась? — спросил Женька то, о чём давно должен был спросить, и поглядел на аккуратную попку Марьяны, торчавшую из беседки. — И когда?

Марьяна выпрямилась, покачала головой, развернулась и направилась к скамейкам. В руках она сжимала какое-то тряпьё, и, глянув на него, Женька похолодел.

Это был голубой купальник Любки из рекламного. Мини-бикини. И джинсовые шорты Игорька.

— А… э-э? — кое-как выдавил Женька, потрясённо хлопая глазами.

Ну, допустим, эта парочка питекантропов вполне могла раздеться донага и трахаться прямо в беседке. С них бы как раз сталось. Но куда они потом подевались? Голые?

— Посмотри вокруг ещё раз, — хрипло вымолвила Марьяна. — Тут везде одежда валяется. Вон там и вон там. И обувь. Вон Степановны купальник. Синий.

Степановна всегда шутила, что в этом своём купальнике она похожа на выброшенного на отмель кита.

— Вон Ольгина распашонка полосатая, — безжизненным голосом продолжала Марьяна. — И… трусики.

Женька рывком вскочил и замотал головой, словно в дурном сне, из которого отчаянно хотел вырваться..

— Лангольеры унесли их всех, потому что они плохо себя вели? — выдавил он несуразицу, тем не менее, очень похожую на происходящий вокруг сюр. — А мы хорошо себя вели, выходит? Или, наоборот, мы — плохо?

— Демидов, — медленно проговорила Марьяна, разжимая пальцы, и тряпьё упало на песок.. — У меня тоже мама в городе. И отчим. И братик маленький. Не пори чушь. Давай подумаем конструктивно. Пожалуйста.

Вот оно и прозвучало, волшебное-то слово.

— Так. Хорошо. Мы подождём сутки, — решительно сказал Женька и снова откашлялся. — Если связи всё равно не будет и никто за нами не приедет, тогда… — он запнулся и медленно запрокинул голову.

Ему стало страшно, как никогда в жизни.

С серого неба, тихо кружась, падали снежинки. «Когда это голубое небо успело стать серым?» — машинально подумал он, подставляя снежинкам ладонь, как в раннем детстве. Они садились на неё и сразу таяли.

Снег.

В июле.

Хотя холодно им по-прежнему не было.

— Демидов, — прошептала Марьяна, уставившись на него снизу вверх. — Женя. Я ничего не понимаю.

Глаза у неё стали громадными. Весь мир летел в тартарары, весь её упорядоченный мир, в котором она привыкла командовать и распоряжаться. Несмотря на охвативший Женьку мандраж, он ощутил даже какое-то странное злорадство.

Она впервые назвала его по имени.

В надвигавшемся на них сером тумане, оставлявшем на языке странный горький привкус, почти скрылся противоположный берег протоки и без того едва заметные очертания города. Город словно расплывался и таял, как те снежинки, что продолжали падать сверху, медленно кружась.

— Что могло случиться? — хрипло осведомилась Марьяна, тоже не отводя взгляда от города, полускрытого туманом, будто нарисованного акварелью. — Ведь уже ясно, что что-то случилось. Катастрофа? Какой-то эксперимент? Чей?

Женька не рискнул снова ляпнуть про лангольеров, хотя теперь у него в голове крутились ещё и кровавые кинговские образы тварей из тумана. Зря он прочёл почти все переведённые на русский книги короля ужасов.

«Нет, ничего такого не могло быть, — тупо решил он, — у нас же тут не Америка. Не штат Мэн какой-нибудь, нет-нет».

— Съёмки телешоу? Восемнадцать плюс? — бодро предположил Женька и растянул губы в резиновой, как сам понимал, улыбке. — Степановна продала нас всех какому-нибудь импортному телеканалу в обход рекламного отдела?

Взгляд Марьяны слегка оживился, стал куда осмысленнее.

— Это тем более фантастика, — отрезала она, — чтобы хоть что-то в фирме мимо нашего отдела прошло!

Женька нервно гыгыкнул, не удержавшись. Вот где самомнение-то!

— Без проблем, — послушно согласился он. — всех похитили спустившиеся в тайгу инопланетяне, сперва раздели догола, а потом похитили. А нас с тобой оставили, так сказать, на развод. Хотят посмотреть, как мы будем… того… размножаться. Только непонятно, почему мы до сих пор в одежде.

Он так и ждал, что сейчас огребёт по роже, но нет — Марьяна сдержалась.

— Что у нас здесь рядом? — резко спросила она, будто не услышав. — АЭС какие-нибудь есть?

Женька вспомнил, что она была приезжей, в отличие от него, автохтона. Откуда-то, кажется, из-под Курска.

— Собирались строить в начале девяностых тут, неподалёку, — скучным голосом сообщил он, — но так и не построили. «Зелёные» и ульчи запротестовали, и весь проект свернулся. Тогда уже можно было протестовать, власти прислушивались к общественности. А сейчас перестали прислушиваться. И вновь пошли эти разговоры о строительстве АЭС. Ты что, местную инсту не читаешь, что ли? Но пока что никаких АЭС тут нет. Ты так подумала из-за снега?

Марьяна кивнула. Она снова как-то пригасла.

— Если бы тут даже и была АЭС, и она рванула, — как мог спокойно проговорил Женька, сделав над собой усилие, — этим можно было бы объяснить отсутствие связи, туман и снег посреди июля. Но наши-то все куда подевались? И почему они разделись перед тем, как… подеваться?

Марьяна снова внимательно и остро посмотрела на него:

— Допустим, что они не разделись, а переоделись, Жень, — чётко произнесла она. Или их переодели. Насильно.

Женька снова судорожно проглотил слюну, представляя себе череду уныло бредущих коллег в шуршащих, почему-то оранжевых, словно в американских тюрьмах, комбезах..

— Давай не думать пока об этом. Давай просто пройдём по острову, — Марьяна махнула рукой, показывая направление, — в разведку. Может, они не уплыли. Может, они где-то… в другом месте пришвартовались. Или там лодка какая-нибудь валяется. Или ещё что-нибудь. Потому что иначе, если мы ничего не найдём, придётся плот строить. Из вон тех вон мусорных баков и крышки от стола, что ли. Я уже подумала, — она глубоко вздохнула. — Пластик этот должен хорошо на воде держаться. А прикрутить его к столешнице можно скотчем. У меня в сумке есть.

Её слова казались совершеннейшим бредом, но ведь бредом стал и окружающий их мир. Сюр, чистый сюр.

Им и правда срочно требовалось что-то делать, решил Женька, чтобы не ебануться от роящихся в мозгу предположений. От тревоги за исчезнувших бесследно ребят и за оставшихся в городе близких.

А ведь он ещё должен был подбадривать Марьяну. Должен. Как мужик.

Чуть было не ляпнув это вслух, Женька взял её за прохладное запястье и потянул за собой вдоль берега. Под подошвами кроссовок заскрипел сырой песок. Снежинки продолжали плавно падать сверху в прежнем медленном ритме, туман больше не сгущался, и холоднее не становилось. Это как-то странно приободряло. Может быть, действительно где-то неподалеку произошла какая-то авария. Они ведь ничего не знали о воинских частях, тут базировавшихся. Может, там рвануло что-то. Или в соседнем Китае. Он ведь совсем рядом был, рукой подать.

Но, даже хватаясь за эти почти утешительные мысли, Женька понимал: случись что-то серьёзное, и небо над ними уже гудело бы от вертолётов МЧС. А оно было грязно-серым. Пустым. Каким-то мёртвым. И они то и дело спотыкались то о чьи-то босоножки, то о сброшенную штормовку.

И правда инопланетяне? Переодели всех в какие-то робы, засунули в свой корабль и увезли на рудники какой-нибудь Пандоры?

Бред, бред…

Чистая полоса песка закончилась, начался ивняк, с обрывчика свешивавший к воде свои гибкие ветки с узкими листьями. Хватаясь за эти ветки, Женька с Марьяной какое-то время продолжали брести вдоль берега, но потом им пришлось подтянуться и залезть прямо на обрывчик, пока в кроссовках не захлюпало.

Тут была не то чтобы непролазная чаща, но под ногами стали путаться какие-то корни и коряги. Женька чертыхнулся, споткнувшись, а Марьяна вдруг озабоченно сказала:

— Надо будет по обратке сухостоя набрать для костра. Надеюсь, тут змей нету.

Женька уже хотел прикрикнуть на неё, чтобы не каркала про змей (он их до судорог, как-то по-первобытному боялся), но она выскочила, опередив его, на маячившую среди кустов прогалину и закричала, почти завизжала:

— Женя! Смотри!

Женька посмотрел — и сердце у него в очередной раз ухнуло куда-то вниз

У дальней от города оконечности острова беспомощно дрейфовал «Тунгус», на борту которого тоже не было видно ни единой души. Ни единой живой души.

Теплоходик просто чуть покачивался на одном месте, мелкие волны бились об его борт, но не могли его сдвинуть. Видимо, он прочно сел на мель, слишком приблизившись к берегу.

Всё это Женька увидел и осознал за какую-то секунду. А в следующую секунду они с Марьяной уже катились по обрывчику вниз, обдираясь о ветки и вопя во всё горло:

— Эй, вы! Ребята! Вы где? Мы тут! Игорь! Любаня! Ирин-Степанна! Кирилл Андреевич!

Они замолчали, только оказавшись на узенькой полоске перемешанного с галькой песка, куда с шуршанием накатывали волны. Теплоход так и болтался метрах в трёх от берега, и с него не доносилось ни звука. С его борта свисали швартовочные канаты. Он походил на брошенный людьми «Титаник». Незачем было орать, драть глотки.

Женька поглядел на Марьяну, чьи глаза на бледном лице казались тёмными провалами, и устало спросил нелепицу:

— Кирилл Андреевич — это и есть Тунгус, что ли? Рекламодатель?

Марьяна взглянула на него сквозь мокрые от слёз ресницы — он и не заметил, когда она начала плакать:

— Да. Там… там же никого нет… — озвучила она очевидное и вдруг стиснула Женькину руку, впиваясь в неё ногтями так, что он едва не вскрикнул: — Женя! Где они все?! Куда они могли деться?!

— Почём я знаю! — заорал он в ответ — нервы не выдержали этого напряга. Сердце у него так и зашлось, в глазах тоже позорно защипало. Он чувствовал, что задыхается. Паническая атака, что ли? Ещё не хватало.

Он отпихнул Марьяну, и она покачнулась, едва не упав в мутно-жёлтую воду, но удержалась на ногах. Опомнившись, он снова потянул её на себя и неловко обнял. Она не сопротивлялась, всхлипывала, уткнувшись в вырез его рубашки, между ключицами.

«Новые Адам и Ева, — стучало у Женьки в висках. — Новые Адам и Ева. Остальных… лангольеры унесли… что за бред!»

Собравшись с духом, он отстранил Марьяну и откашлялся. Сипло проговорил, стараясь придать голосу решимость и хладнокровие:

— На теплоходе явно никого нет, но мы можем забраться туда и всё выяснить наверняка. Поискать спасательную шлюпку. Или плот. Прямо сейчас, пока… в общем, пока можем.

«Пока ещё какая-нибудь херня не началась», — чуть было не добавил он, но вовремя осёкся.

Марьяна глянула на него покрасневшими глазами и не менее решительно заявила:

— Я с тобой тогда. Я плавать умею. А там… ну… мало ли что может быть, — голос её дрогнул.

«Трупы», — судорожно сглотнув, подумал Женька, и в голове у него мгновенно пронеслась более чем яркая картинка из какого-то фильма ужасов — трупы, совершенно обнажённые, плавающие в полузатопленном трюме: бессильно растопыренные ноги и руки, волосы — как водоросли вокруг неузнаваемо исказившихся лиц.

Да уж, воображение у него работало будьте-нате!

— Ладно, — как мог бодро выпалил он. — Поплыли вместе. Всё разведаем, найдём лодку — и сразу в город.

Марьяна глубоко вздохнула, не отрывая от него взгляда, и серьёзно кивнула.

Прежде чем лезть в воду, они разделись, решив не мочить одежду, а забрать её, когда удастся найти лодку. Когда и если.

И, хоть ситуация была совсем неподходящей для гляделок, Женька всё равно исподтишка пялился на длинные ноги и крепкую грудь Марьяны, сбросившей бриджи и блузку на песок.

— Слушай, — вдруг произнесла она, — а если наши тоже вот так, разулись, разделись и поплыли куда-то?

Женька только крякнул и промолчал. Хотя мог бы съязвить: «Что, даже без трусов?»

Они зашли в воду по пояс, увязая ногами в прибрежном иле, потом поплыли, когда глубина потянула вниз. И, ухватившись за свисавшие над водой канаты («концы», вспомнил Женька «морское» слово), довольно легко залезли наверх.

Осторожно ступая по палубе босыми ногами и оставляя за собой мокрые следы, они обошли теплоход по периметру. И поорали: «Эй!», свесившись с трапа в темнеющий зев корабля.

Но никто не откликнулся. Лишь вода еле слышно ударяла в борт, раскачивая «Тунгус». И чайки над головами со свистом рассекали воздух крыльями. Было их как-то особенно много, Женька раньше такого не замечал. Может, они того… какие-нибудь стервятники-трупоеды? Он содрогнулся от этой мысли. Да нет, обычные чайки. И трупов тут не наблюдалось. Никаких, слава тебе, Господи.

Только сброшенная одежда — такими же неопрятными кучками, что и на берегу.

— Блядь, — выдохнул он наконец. — Извини. Знаешь, мне не хочется лезть… ну, внутрь. Хоть я и должен.

«Я же мужик», — мысленно добавил он.

— Ничего ты не должен, — после паузы негромко заметила Марьяна, и он преисполнился к ней за это горячей, какой-то щенячьей благодарности. — И я тоже не полезу туда. Ясно же, что никого там нет, иначе бы откликнулись.

— А камбуз? — спохватился Женька. — Или чего тут у них? Мы же в баре сидели, там, внизу, когда сюда плыли. Еды бы набрать. Тогда можно вообще к биваку и не возвращаться.

— Ладно, — снова помолчав, как-то через силу согласилась Марьяна. — Ладно, пошли туда.

Цепляясь друг за друга, они осторожно, почти крадучись, спустились в салон (или надо было называть это не очень-то просторное помещение кают-компанией?) по узкому крутому трапу, застланному красной ковровой дорожкой. Вот столы, за которыми они сидели по пути на остров, круглая барная стойка, за ней — витрина с яркими пакетами и бутылками. Рядом — здоровенный холодильник, тоже заполненный бутылками.

Женька взял одну, — «Уайт хорс», надо же, — повертел в руке и под взглядом Марьяны поставил на место. Следовало сохранять голову трезвой, иначе совсем кранты.

В иллюминатор салона, за которым плескалась вода, что-то глухо стукнуло, и оба, вздрогнув, обернулись.

Чайка. Это была очень крупная чайка, покачивавшаяся там на волнах, желтоклювая и круглоглазая, с любопытством уставившаяся прямо на них сквозь мутное стекло.

Теперь Женьке в голову сразу пришёл фильм Хичкока «Птицы», но он уже привычно убрал эту мысль на задворки, погрозил чайке кулаком (она и не подумала улетать) и устало повернулся к Марьяне:

— Давай уже нагребём куда-нибудь жратвы и пойдём.

Они просто взяли из подсобки за барной стойкой здоровенное пластиковое ведро и побросали туда из витрины всё, что показалось годным в пищу, — пакеты с чипсами, «кириешками» и орешками, бутылки с минералкой, колбасную нарезку в вакууме.

— Мы, получается, мародёры, — неожиданно проговорила Марьяна, и Женька угрюмо покосился на неё. Нашла время вспоминать о морали.

— Мы потом заплатим, — буркнул он, и Марьяна обрадованно закивала, так что у него язык не повернулся договорить: «Было бы кому платить».

Спасательную шлюпку с синей надписью «Тунгус», воздетую над левым бортом, которую они не заметили с берега, им так и не удалось отцепить от талей или как они здесь назывались. Скорее всего, это осуществлялось механически, из рубки или ещё откуда-то, так что они обломали все ногти и ссадили руки, а Женька злобно и уже безо всякого стеснения матюкался. Попробуй тут спастись пассажирам, если те ни хера не петрят в морском (ну ладно, речном) деле, а они ведь и не должны были петрить!

Марьяна робко тронула его за локоть, и он свирепо к ней повернулся:

— Чего?

Она кивком указала на какие-то люки, виднеющиеся понизу борта, возле которого они пыхтели.

— Может, там спасательные жилеты или плотик надувной? Давай посмотрим.

И она оказалась права!

В тёмных провалах этих рундуков (ещё одно пиратское слово) нашлись четыре спасательных оранжевых жилета и такая же оранжевая надувная лодка «мейд ин Чина», в сложенном виде больше похожая на матрас по размеру и форме. Но к ней прилагались два пластиковых весла и ручной насос.

— Твою мать, — Женька устало сел на палубу, с нервяка ноги его не очень-то держали. — То есть Господи Боже. Слушай, — он снизу вверх счастливо поглядел на Марьяну, на её длинные загорелые ноги и радостную улыбку. — Похоже, мы и правда сумеем добраться до города! Тьфу-тьфу-тьфу, — спохватившись, он постучал сбитыми костяшками пальцев по палубе.

Марьяна рассмеялась, и в этот миг из-за серых грязных туч наконец-то выглянуло солнце.

Такой Женька и запомнил Марьяну — залитую солнцем, смеющуюся, отводящую со лба тёмную встрёпанную чёлку.

Красивую.

Он облизнул губы и хрипло сказал:

— Давай надуем лодку, наденем жилеты, спустимся на воду, подберём на берегу шмотки и в город.

— Господи, Женька, — вдруг выпалила она, — как же я рада, что ты здесь, со мной!

Она порывисто присела рядом с ним и затормошила, и тогда он тоже засмеялся, уворачиваясь от щекотки, а потом выдохнул:

— И я. Я тоже рад. Знаешь… что бы ни случилось, мы же будем держаться вместе, да?

— Конечно, — Марьяна закивала. К ней будто вернулась вся её энергия. — Вот увидишь, всё будет нормально, Жень, вот увидишь. Мы благополучно вернёмся, и всё выяснится. Что ничего страшного и не случилось. Вот увидишь, это просто какая-нибудь дурацкая шутка, — убеждённо повторила она и схватилась за насос.

Женьке очень хотелось бы ей верить. И ещё хотелось как можно скорее убраться отсюда, с этого брошенного, словно в кораблекрушении, мёртвого судна, вокруг которого с пронзительными криками носились чайки.

На воде они оказались довольно быстро. Женька, правда, промахнулся и плюхнулся рядом с раскачивавшейся на волнах лодкой, но потом, ухватившись за скрипевший под пальцами мокрый борт, вскарабкался внутрь и поймал Марьяну, под весом которой лодка просела, но на плаву удержалась. Ведро с провизией они сбросили в лодку ещё раньше. Женька вставил пластиковые вёсла в уключины и на пробу сделал несколько гребков. Получилось!

— Ура-а-а! — на радостях заорал он, а Марьяна вдруг обхватила его горячей рукой за мокрую шею и крепко поцеловала в губы. Спасательные жилеты мешали как следует прижаться. Очень близко он увидел её смородиновые глаза в мохнатых ресницах. Поцелуй вышел солёным и каким-то шершавым.

— Может, мы и правда доплывём, — тихо вымолвила она и шмыгнула носом.

— Погоди, — сипло попросил Женька. — Сиди тут. Я сплаваю на берег за шмотьём. Не чужое же нам надевать.

Они вполне могли бы это сделать, кстати. Но он брезговал чужим барахлом, будто бы снятым с трупов.

Вернувшись, он забрался обратно в лодку, сбросил на дно подмокшие шмотки и сел за вёсла, предчувствуя, что сразу же сотрёт ладони до мозолей. Но понял, что им в очередной раз повезло, — течение помогало.

Он резво грёб, а река несла их вдоль острова на своей могучей спине.

— Из-за о-острова на стрежень… — во всё горло заорал он, и Марьяна нервно прыснула. — На простор речно-ой волны-ы… Слушай, а снег-то больше не идёт! Выплыва-ают расписны-ые…

Марьяна всё смеялась, но, когда они приблизились к видневшимся издалека беседкам брошенного бивака, забеспокоилась:

— Женя, там же моя сумка осталась, вон она, на скамейке! Мне она нужна, надо её забрать!

— С ума сошла? — рявкнул Женька, мгновенно рассердившись. — Нахрена она тебе, что там такого суперценного? Скотч?

— Паспорт, — так же сердито отрезала Марьяна и упрямо вздёрнула подбородок. — И все документы! И кошелёк с карточками. И ключи от квартиры и офиса!

Женька возвёл глаза к посеревшему небу:

— Остановите землю, я сойду? С ума сошла? — безнадёжно повторил он, понимая, что её не удержать.

— Я сама сплаваю! Я быстро! — выпалила Марьяна, распрямляясь во весь рост. — Я сейчас!

Женька хотел было возразить, что, мол, подгребёт к пристани, хотя пришлось бы это делать поперёк течения, но Марьяна уже прыгнула за борт и исчезла в воде.

Совсем.

Совсем исчезла.

Он увидел только расходящиеся круги.

Холодея от ужаса, Женька выпустил из рук вёсла, завертевшиеся в уключинах, и тоже встал во весь рост, неверящими, округлившимися глазами вглядываясь в пошедшую бурунами воду.

И тогда он увидел.

Прямо за бортом в желтоватой воде мелькнуло гибкое бурое тело. Извернулось, на несколько мгновений выставив наверх блестящую спину. С шерсти скатывались прозрачные капли. Перепончатые лапы сделали гребок, другой.

Это была выдра.

Выдра!

А невдалеке, крутясь, как в барабане стиральной машинки, стремительно уплывал вниз по течению оранжевый жилет.

— Марь…яна… Марь… — прокаркал Женька, всё тем же неверящим, опустошённым взглядом обводя исчезающий остров, дальние сопки, теряющиеся в сизом мареве, и едва различимый на горизонте город, куда его лодку несло неумолимым течением.

Всем своим замершим от отчаяния сердцем он понял, что произошло. Понял, куда исчезла Марьяна.

Куда все исчезли.

Они не исчезали вовсе. Они стали таёжными птицами, рыбами, зверями.

А Марьяна стала выдрой. Он же всегда именно так её и дразнил. Хищная, вёрткая, ловкая, красивая.

Женька бессильно опустился на дно лодки, потом опять рывком вскочил.

— Марьяна-а! — заорал он, срывая голос, и понял, что плачет. Он остался под этим свинцово-серым небом, в этой безлюдной тайге совершенно один.

Это было нечестно! Несправедливо! Если какие-то таёжные, нанайские, ульчские, удэгейские духи решили избавиться от людей, губящих эти места, почему же именно он всё ещё остался человеком?! Это было просто подло! Он тоже хотел…

— Я тоже хочу… — просипел он и запрокинул мокрое лицо к начинавшим сгущаться тучам, из которых внезапно заскользили вниз дождинки. Кап-кап-кап…

Непослушными руками Женька расстегнул застёжки своего спасжилета и сбросил его на дно лодки.

Потом зажмурился и прыгнул за борт.

Вода приняла его мягко, ничем не отличаясь от воздуха, и он почувствовал невероятную лёгкость от того, что может рассекать её перепончатыми лапами. Может нырнуть глубоко и кувыркаться там, на глубине, как рыба.

Настоящая рыба, сверкнув серебристыми плавниками, метнулась мимо него к отмели, и он, ликуя, крепко ухватил её зубами поперёк рёбер, устремляясь туда, где резвилась в ожидании его подруга.

Стиснув челюсти, он переломил рыбе хребет.

Это будет отличный дар для его выдры. Пусть она знает, как он удачлив и добычлив.

К осени, в глубокой, вырытой на склоне обрыва норе, они будут кормить целый выводок своих выдрят. И их дети вновь заселят эту величественную таёжную реку, её притоки и маленькие озерца.

Где совсем не останется людей.

Это будет правильно. Будет справедливо.