Название: Путь Волка
Автор: sillvercat для WTF Canidae: dogs, wolves, foxes, etc 2022
Бета: Xenya-mКанон: Р. Киплинг «Книга джунглей»
Размер: миди
Пейринг/Персонажи: Маугли, Аджит (Волк-отец), Ракша (Волчица-мать), волчата, Табаки, Шерхан, Великое Древо
Категория: джен, гет
Жанр: AU, фантастика, космоопера, драма
Рейтинг: PG-13-R
Краткое содержание: Май Гли, сирота-подросток, после крушения космического корабля попадает на Джунглу, планету земного типа, населённую мутантами-зверолюдьми...
Примечания: некая смесь Киплинга и Булычёва, хотя автор больше пытался в Киплинга)
Предупреждение: фурри; стилизация; упоминаются насилие, смерть, людоедство
ССылка на ЗФБ-22: тут и
тут
Часть 1.
Планету, значившуюся во всех справочниках и атласах как Z-58675, её обитателя называли Джунглой. Но Май Гли, сирота-подросток тринадцати лет от роду, единственный, кто выжил в разбившемся над Джунглой «шаттле», этого не знал.
«Планета земного типа».
«Не исследована. На посещение наложен запрет согласно протоколу Межгалактического Совета Х-2390-880».
«Населена мутантами, предки которых, возможно, были земными колонистами эпохи Первых Колонизаций. Вопрос не изучен».
«Период обращения планеты вокруг местного Солнца составляет 407 земных суток».
«Биосфера планеты не изучена».
Вот всё, что он успел прочитать в своём расколотом карманном коммуникаторе, прежде чем тот мигнул и окончательно погас.
И Май Гли остался на Джунгле один.
* * *
Вечерняя прохлада накрывала своим крылом Сионийские горы, когда Аджит, Волк-отец, очнулся от послеполуденного сна и распрямил онемевшие ноги, прогоняя остатки дремоты. Он широко и сладко зевнул, обнажая острые клыки, сел на пятки и потянулся всем своим могучим телом. Если бы он встал во весь рост, то коснулся бы взлохмаченной макушкой свода пещеры, где обитало его семейство.
Четверо его волчат, длинноногих нескладных подростков, ещё не представленных Стае под Скалой Совета, вольготно раскинулись на оленьих шкурах, устилавших логово. Они лениво подкидывали и ловили обглоданные дочиста кости, играя в «У кого больше». Аджит не препятствовал им так вроде бы бесцельно тешиться этой забавой: моменты отдыха у Волков могли тут же смениться невероятным напряжением, требующим отдать все силы без остатка.
Джунгла, планета, расположенная за Порогом, на краю обитаемой Вселенной, бывала воистину беспощадна к своим детям, и потому собственных волчат Аджит щадил, как и Волчица-мать по имени Ракша. Двенадцать вёсен тому назад он отбил её в жестоком сражении у троих охотников за её благосклонностью, среди которых был и Тигр Шерхан по прозвищу Хромач. Бились они тогда не на жизнь, а на смерть, хотя Закон Джунглы запрещал соперникам убивать друг друга во время Весеннего Гона.
Аджит ласково поглядел на супругу, и она ответила ему таким же взглядом, полным нескрываемой нежности. Ракша сидела, положив голову на подтянутые к груди колени, и рассеянно ворошила прутиком в кострище вспыхивавшие угли. Жаровня, сплетённая из ветвей негори-дерева, возвышавшаяся над углями, уже остыла, а мясо было давно съедено. Аджиту снова предстояло отправляться на охоту, на сей раз взяв с собою волчат, чьей задачей станет гнать к затаившемуся в засаде старшему Волку отбившегося от стада Оленя.
Но пока он медлил, наслаждаясь последними минутами покоя и любуясь женой, а та, чувствуя этот взгляд, отбросила прутик и с лукавой полуулыбкой подняла гибкие руки, откидывая назад копну спадавших на лоб спутанных тёмных волос. Стали отчётливо видны её маленькие круглые груди — и не скажешь, что она выкормила четверых.
Аджит оскалил зубы в ответной улыбке. Его охватил нестерпимый жар при мысли о том, что их волчата вступили в пору отрочества, а значит, Закон Джунглы позволяет ему и Ракше снова обзаводиться потомством. Но все его страстные желания вмиг испарились, как вода, пролитая на угли, едва у входа в пещеру замаячила чья-то тощая тень и раздался льстивый, хриплый, срывающийся голос:
— Удачной охоты тебе, Аджит, и тебе, Ракша! Дозволено ли мне будет попросить у вас, о благородные Волки, хоть немного еды? Я пришёл с необычайной вестью, которая потрясёт всю Джунглу от мала до велика!
Это был Шакал по имени Табаки, один из презираемого всеми племени попрошаек и падальщиков. Шакалы, однако, могли наводить ужас на Джунглу, ибо чаще других её обитателей страдали бешенством, страшной неизлечимой болезнью, приносимой, видимо, гнилым ветром неведомо откуда. Тогда они метались по лесу, нападая на всё живое и роняя с окровавленных клыков студенистую пену, покуда не падали и не умирали в корчах. Такая же участь настигала всех укушенных ими, поэтому даже Тигры и Леопарды разбегались от них, не смея приблизиться и убить взбесившегося зверя.
Табаки щурил свои бледно-жёлтые, как брюхо снулой рыбы, глаза, застыв у входа в логово. Был он настолько тощ, что рёбра, казалось, вот-вот прорвут его редковолосую шкуру. Аджит раздражённо скривился, недоумевая, почему это Табаки не таскается вслед за своим покровителем Шерханом, когда тот охотится. Неужто Тигр скрылся из здешних лесов? Волки давно ничего не слыхивали о нём. Глава семейства сдержанно кивнул в сторону потухшего кострища и отрывисто проговорил:
— Приветствуем тебя, Шакал. Мясо от прошлой охоты съедено подчистую, я как раз собирался отправиться за Оленем. Войди, если не брезгуешь обглоданными костями, которыми играют наши дети.
— Нам, Шакалам, не к лицу привередничать, — подобострастно заверил его Табаки, протискиваясь в пещеру и умильно поглядывая на притихших волчат, побросавших кости наземь. — Как красивы и отважны ваши благородные дети! Какие умные у них глаза! Какие крепкие лапы и блестящие зубы! Сразу видно, что они — прирождённые охотники. Никакая дичь на Джунгле не ускользнёт от них, клянусь Священным Древом!
Волки мрачно покосились на него. На Джунгле все прекрасно знали, что открыто хвалить детей — значит их сглазить. Чувствуя раздражение и тревогу отца и матери, волчата недоумённо переглянулись. Тем временем Табаки, крайне довольный тем, что привёл Волков в замешательство, но старательно скрывая это, на карачках подполз к кострищу и принялся проворно собирать со шкур объедки. Он знал, что ему ничего не угрожает — ведь Аджит сам пригласил его войти в логово и тем самым возвёл в неприкосновенный ранг гостя. Знал о том и Волк-отец. Он стиснул мощные челюсти, раздосадованный тем, что не может теперь схватить наглеца за обвисший грязный хвост и за шкирку и выкинуть вон.
В пещере наступила тишина, нарушаемая только довольным чавканьем Табаки, обгладывавшего кости. Ракша с брезгливой усмешкой возвела глаза к закопчённому своду, пробормотав себе под нос:
— О Великое Древо Джунглы, до чего же презренное создание!
Табаки, разумеется, услышал эти уничижительные слова — слух у него вообще был отменный, как у прочих Шакалов, всегда готовых убегать и красть, — но не показал виду. Кости хрустели у него на зубах.
— Итак, знаете ли вы необычайную весть о моём господине Шерхане, о благородные Волки? — почти небрежно осведомился он, проглотив последний разгрызенный чуть ли не в порошок обломок кости.
Аджиту не хотелось отвечать, он вообще не желал разговаривать с Шакалом, но любопытство пересилило. Ведь он и сам удивлялся, куда же делся Тигр. Поэтому он процедил безо всякой любезности:
— Нет, мы ничего о нём не знаем.
«Хвала Великому Древу Джунглы», — едва не добавил он.
Табаки довольно облизнулся:
— А видели ли вы зарево над предгорьем Абха, о благородные Волки? — он осклабился.
Ракша и Аджит снова настороженно переглянулись.
— Всем известно, что не стоит приближаться к лесному пожару, — проворчал наконец Аджит. — Конечно, мы видели зарево, мы же не слепы. Молния, наверное, ударила в сухостой — мы слышали раскаты грома. Но, по счастью, остальной лес не загорелся.
Пожары были страшным бичом лесов Джунглы. Когда сухие деревья вспыхивали от ударов молний, а потом огонь перекидывался на заросли, пожирая их, племенам Зверей оставалось только бежать прочь и выжидать, пока огонь насытится, оставив после себя чёрное выгоревшее пепелище, где первые зелёные ростки появлялись потом очень нескоро. Только Священное Древо и окружавшие его плотной стеной Заповедные Заросли всегда оставались невредимы, как бы ни бушевало вокруг пламя.
— Все так решили, — торжествующе объявил Табаки и демонстративно почесался, выказывая презрение к чужой глупости. — Мой господин не таков. Шерхан мудр и велик.
Его грязный палец с острым изогнутым когтем назидательно вскинулся вверх.
— Что же сделал твой мудрый господин? Говори, не тяни, — не выдержала Ракша, пренебрежительно скривившись. Шерхана, коварного и злобного, она ненавидела ещё с поры Весеннего Гона, когда тот чуть было не овладел ею насильно.
— Он изловил и расспросил Коршуна Чиа, что творится в предгорье Абха, — с расстановкой пояснил Табаки, — когда тот прилетел в гнездо к своим птенцам. Чиа не рассказывает никому, что он видит сверху, но тут ему некуда было деваться. Ведь Шерхан стоял над его птенцами и готов был передавить их — всех до единого!
Он злорадно хохотнул, будто взлаял. Чужие боль и горе всегда были ему смешны.
— И что же? — угрюмо поторопил его Волк-отец. — Не испытывай моё терпение, Шакал, рассказывай или убирайся.
— То, что ты говоришь, отвратительно! — подхватила Ракша.
Табаки перестал ухмыляться и заносчиво объявил:
— Это была не гроза, то, что все слышали. И зарево над лесом — вовсе не деревья, загоревшиеся от удара молнии. Это разбилось летающее логово Людей!
Ракша ахнула и вскочила на ноги. Её глаза расширились от изумления и недоверия, мерцая, будто угли.
— На Джунгле вновь появились Люди?!— хрипло прорычал Волк-отец. Шерсть на его могучем загривке вздыбилась, клыки грозно блеснули, и волчата сбились в кучу, заворожённо и испуганно наблюдая за взрослыми.
Из рассказов отца и матери они успели узнать, что на Джунгле иногда появлялись существа, называемые Людьми. Те спускались прямо с небес в своих летающих логовах, похожих на огромные орехи. Скорлупа этих орехов, как и шкуры Людей, была совершенно неуязвима для копий, стрел, камней из пращи, а уж тем более для клыков и когтей племён Джунглы. Те успели убедиться в этом на собственном горьком опыте, потому что пришельцы убивали их с лёгкостью с помощью Небесного Огня — огненных стрел, похожих на молнии. Они вылетали прямо из их рук и испепеляли насмерть. По счастью, Люди никогда не оставались на Джунгле надолго. Они снова залезали в свои логова-орехи, и те взмывали в небеса и исчезали там, оставляя за собой едва различимый дымный след.
— Нет, они все мертвы! — зловеще прорычал Табаки; у него даже голос изменился, став низким и глубоким. — Мой господин Шерхан убил их и полакомился их плотью!
Волки потрясённо молчали, слушая эти невероятные слова. Наконец Аджит, что-то сообразив, выпалил:
— Скажи лучше правду, презренный падальщик! Если летающее логово Людей разбилось, сами они наверняка погибли! Твой господин пожрал их трупы? Не лги мне, иначе ты не выйдешь из этой пещеры!
Голос его загремел, как гром, и Табаки отпрянул.
— Да, они были мертвы, — помолчав, неохотно признался он, понимая, что никто не поверит утверждению, будто бы Хромач убил неуязвимых доселе Людей в честном поединке. — Но он полакомился ими, чего не удавалось никому на Джунгле! Ведь их блестящие твёрдые шкуры лопнули, и оказалось, что под ними они голы и беззащитны, словно Черепахи без панциря!
Он разразился лающим смехом, который никто не подхватил, а отсмеявшись, высокомерно посмотрел на ошеломлённых Волков:
— Люди потому и носят на себе свои шкуры. Но если достать их оттуда, они окажутся вкусными и мягкими, как новорождённые!
Он демонстративно облизнулся, а Волчица-мать сердито выпалила:
— Сдаётся мне, ты не принимал участия в этом омерзительном пиршестве, Шакал! Иначе ты не пресмыкался бы тут, выпрашивая у нас объедки! Ты узнал обо всём от Шерхана, не так ли?
— Говори! — рыкнул Аджит и ощерился.
Вынужденный снова сказать правду, Табаки с неохотой кивнул, но потом опять приосанился:
— Мой господин обо всём поведал мне, чтобы я поделился с другими обитателями Джунглы прекрасной новостью о том, как уязвимы на самом деле Люди и как велик он, могучий Шерхан! А сам он отправился выслеживать последнего оставшегося в живых Человека! Его-то он убьёт с лёгкостью, вот увидите!
Ракша невольно ахнула:
— Одному из Людей посчастливилось уцелеть?
— Это даже не Человек, — пренебрежительно сморщил нос Табаки. — Мой господин сказал, что это детёныш Человека, не старше твоих волчат. Но он успел убежать и скрыться в Заповедных Зарослях возле Великого Древа Джунглы. Мой господин караулит его там. Рано или поздно уцелевший детёныш выберется оттуда, мучимый голодом и жаждой, и вот тогда Шерхан убьёт его и полакомится его плотью!
— Возле Великого Древа не дозволено совершаться убийствам! — возвысил голос Аджит. — Это Закон Джунглы!
— Закон Джунглы не относится к Людям, — нагло возразил Табаки, но тут же, отброшенный ударом могучей руки потерявшего терпение Волка, отлетел в угол пещеры. А Аджит гневно отрезал:
— Закон Джунглы относится к любому живому существу на ней!
— Мой господин не убивает вблизи Священного Древа, — заюлил Табаки, сплюнув кровь, сочащуюся из разбитой губы. — Говорю же вам, он выжидает. — Он хлюпнул носом и повторил: — Выжидает, когда детёныш выйдет наружу из Заповедных Зарослей. А он выйдет непременно, клянусь плодами Священного Древа!
* * *
Решившись, Волк-отец стремительно направился к выходу из пещеры. Опомнившаяся Ракша поспешила за ним. Она сразу поняла, что не на охоту за оленем так торопится Аджит.
— Я с тобой! — крикнула она ему вслед, и он чуть замедлил шаг. — Вот только вытащу отсюда этого убийцу червяков! А вы, дети, — она развернулась к сбившимся в кучу волчатам, — не вздумайте и носа высовывать наружу, ясно вам? Ослушаетесь — выпорю, когда вернусь!
Дождавшись от детёнышей утвердительных кивков и растерянного ворчания, она с удовольствием сделала то, что давно намеревалась сделать — ухватила попытавшегося было отпрянуть Табаки за грязный загривок и выволокла его, заскулившего, вон из логова.
— Верно, нельзя оставлять поганца наедине с нашими детьми, — одобрил её Аджит, снова направляясь вперёд размашистой рысью, а Ракша лишь насмешливо фыркнула:
— Да они попросту придавят этого слизняка. Но предосторожность не помешает, и потом — я хочу, чтобы он проводил нас к тому месту, где выжидает его господин, — последнее слово она протянула с нескрываемым пренебрежением.
Они поочерёдно подгоняли немилосердными пинками скулившего, но уже не пытавшегося улизнуть Шакала — тот понимал, что все его попытки к бегству окажутся бесполезными, а отведать волчьих клыков ему ой как не хотелось. Поэтому он послушно бежал рядом с Волками, не смея огрызаться. Вперёд, вперёд, оскальзываясь на опавшей, раскисшей после недавнего дождя листве, среди каменных россыпей, пока все трое не спустились на совершенно плоскую равнину, заросшую густой, высокой, покачивавшейся на ветру травой. Равнина эта простиралась вплоть до самых Заповедных Зарослей, среди которых величественно вздымалось к вечернему тёмному небу Священное Древо Джунглы.
Обхватить его не смогли бы, наверное, и все Волки здешней Стаи, даже если бы встали вкруг него и попытались это сделать. Буро-красный ствол, макушка которого терялась в облаках, был не гладким, а шероховатым, с торчавшими там и сям обточенными временем и непогодой сучьями, каждый из которых был толщиной с туловище взрослого Волка. Но никто и никогда не осмеливался вскарабкаться вверх по этим сучьям, чтобы достичь грозно шумевшей листвы. В кроне Древа не гнездились Птицы, по могучим ветвям не бегали проворные Белки или злобные Бандерлоги. Священное Древо жило своей собственной жизнью, в нужное время теряя и потом снова обретая листву. Иногда в ковёр из опавших листьев ударялись переспевшие и сгнившие тёмно-багряные плоды, срывавшиеся с ветвей. Их тоже не осмеливался коснуться ни один из разумных обитателей Джунглы. И они оставались лежать, чтобы слиться с листвой, землёй, водой и стать перегноем, пищей для безмозглых грызунов и насекомых, на которых никогда не распространялся Закон Джунглы. Древо же оставалось бесплодным: молодая поросль возле него никогда не появлялась. Никто не знал, почему так происходило.
Великое Древо испускало густой смолистый запах, чьи токи в сыром воздухе Звери ощущали за сотни сотен шагов. Вот и сейчас, не прекращая размеренного бега, Волк-отец жадно и радостно втянул его аромат ноздрями. Священное Древо было уже близко.
Про себя Аджит решил: если Шакал хочет обмануть их и ведёт не к лёжке Шерхана, а куда-то в другое место, он жестоко накажет поганца. Но Табаки послушно приблизился к Древу с западной стороны от каменистых осыпей и застыл на месте.
Аджит вгляделся в темноту: неподалеку от Заповедных Зарослей действительно маячил силуэт крупного Зверя, а вокруг разлилось зловоние подгнившего мяса: Тигр явно прихватил с собой кусок мертвечины. Он выступил из-под сени ветвей — огромный, на голову выше Аджита, чуть прихрамывая: когда-то на охоте его покалечил Буйвол. Он с прищуром посмотрел на пришедших, и верхняя губа его вздёрнулась, обнажая блестевшие от слюны клыки, длинные и изогнутые.
— Волки вынудили меня привести их сюда, о мой господин! — плаксиво заныл Табаки, на всякий случай проворно отползая в кусты. — Они пригрозили, что убьют меня, если я этого не сделаю!
— Невелика была бы потеря, — осклабился Шерхан, почёсывая брюхо, и Табаки угодливо хохотнул.
— Враньё, никто из нас не стал бы мараться об этого падальщика, — немедля откликнулся Аджит, подходя ближе. Он видел, как злобно мерцают в полутьме янтарные раскосые глаза Тигра. — Но правда ли то, что он рассказал нам, Шерхан? Ты пожрал трупы Людей? Ты караулишь здесь последнего оставшегося в живых Человека?
— Это всего-навсего детёныш, он мал и слаб, — прорычал в ответ Шерхан, тоже шагнув вперёд. — Я видел в погибшем логове Людей ещё одного такого же — когда я выковырнул его из защитного панциря, он оказался даже вкуснее прочих. Я не поделюсь с тобою плотью детёныша, Аджит, если ты пришёл сюда именно за этим, даже и не мечтай. Я дождусь, когда он высунется из Зарослей, и сам растерзаю его!
— А если он не выйдет вовсе? — спокойно перебил Волк, будто не замечая его свирепого оскала. — Если он останется возле Древа надолго? Ты же не собираешься преследовать его там? Мы пришли сюда, чтобы проследить за соблюдением Закона Джунглы, который запрещает нам убивать кого бы то ни было в этом священном месте.
Заслышав такое, Шерхан ощерился ещё пуще:
— Следить за соблюдением закона Джунглы — не твоя забота, Аджит!
— Закон касается каждого живущего на Джунгле разумного существа, и каждый имеет право и должен следить за его соблюдением, — хладнокровно возразил Волк, а крона могучего Древа вдруг зашелестела, будто подтверждая его слова.
Аджит всецело верил в них, и в его сердце не было и тени страха или сомнения. Он боялся только, что, если Шерхану при помощи коварного Табаки удастся убить его и Ракшу, их волчата останутся одни-одинёшеньки, а ведь они ещё не были представлены Стае у Скалы Совета и не находились под защитой Волчьего племени. Он надеялся, что Акела, старейший и мудрейший из Волков, их Вождь, своей властью не оставит сирот без покровительства и присмотра.
Он почему-то сразу подумал и о том осиротевшем детёныше Людей, что прятался сейчас под сенью Великого Древа. Конечно, он был одинок, страшно одинок и напуган, оказавшись без своих соплеменников в чужом незнакомом месте. Но он почему-то отправился прямиком к Священному Древу, как будто знал, где оно находится.
Или же оно позвало его.
Могло ли такое быть?
Аджит не знал, так ли это. Но он свято верил в силу и волю Великого Древа, ведь оно когда-то дало всем обитателям Джунглы свои Законы. И оно было таким же огромным, как сейчас, когда в незапамятные времена к нему пришли праотцы всех живущих на Джунгле племён.
«О Великое Древо, ты возникло перед нами из тлена и мрака, когда страх и ненависть владели нашими душами, — вспомнил он монотонную речь старейшины, обучавшего его и других Волчат Законам Джунглы. — Ты научило нас понимать друг друга и даровало нам единый Всеобщий Язык. Смилуйся же над нами, чтобы мы впредь жили все вместе в покое и мире, убивая только ради пропитания, а не ради забавы, в означенный срок принося потомство и в означенный же срок становясь плотью и кровью Джунглы!»
«Смилуйся же над детёнышем Человека, о Великое Древо», — неожиданно для себя самого попросил Аджит и приготовился ждать.
Но долго ждать ему не пришлось.
* * *
Шерхан вдруг выпрямился, запрокинув лобастую голову, и его могучее тело напряглось, мышцы натянулись жгутами. Длинный полосатый хвост нервно дёргался из стороны в сторону, усы встопорщились.
— Человек идёт сюда! — свистящим шёпотом провозгласил высунувшийся из кустов Табаки. Его чутьё не было таким острым, как у Тигра, но он явственно расслышал шорох в Заповедных Зарослях. Кто-то выходил оттуда — кто же ещё, как не оставшийся в живых человеческий детёныш!
Табаки злорадно осклабился. Он уже предвкушал, как Шерхан с лёгкостью растерзает Человека, а ему, Шакалу, может быть, даже достанется кусок тёплого мяса. Или требуха.
Табаки беспокоило только присутствие Волков. Он видел, как насторожились и напряглись Аджит и Ракша. И он очень сильно сомневался, что Тигру удастся одолеть эту парочку, если дело дойдёт до боя. В конце-то концов, именно Аджит во время Весеннего Гона сразился с Шерханом за обладание Ракшей — и вышел из схватки победителем. О позоре Тигра тогда узнала вся Джунгла.
Повинуясь инстинкту самосохранения, Табаки ужом вполз обратно в кусты и затаился. Он не собирался сражаться ни на чьей стороне — никакой кусок мяса того не стоил.
Аджит бросил на Шакала мимолётный взгляд и с облегчением перевёл дух. Он понял: если ему и Ракше придётся вступить в бой с Шерханом, Табаки останется в спасительных кустах, он не придёт на помощь своему господину, даже если тот позовёт его. Так что Волкам можно было не опасаться удара в спину.
Теперь он поглядел на Ракшу — долгим пронзительным взглядом. Та опустила ресницы, поняв мужа без слов, и лёгкими летящими скачками заняла место справа от Тигра, тогда как Аджит оказался на линии тигриного прыжка.
Завидев это, Шерхан испустил низкое вибрирующее рычание.
— Прочь отсюда! — свирепо пророкотал он, и его хвост несколько раз хлестнул по мохнатым ляжкам. — Это моя добыча!
В этот самый миг ветки кустов раздвинулись, и из зарослей вышел Человек.
Аджит сразу понял, что имел в виду Табаки, сказавший, что детёныш Человека, мол, похож на его волчат. Он был не выше и не крупнее их. Но и хрупким тоже не казался.
На нём оставались куски тех шкур, что Люди носят поверх своего тела. Ни острых когтей, ни клыков, а лицо было плоским, с маленьким подбородком и большими глазами, которые светились изумлённо и тревожно. Волосы на голове у него были короткими, а уши — небольшими и круглыми.
Всё это Аджит успел рассмотреть в один миг, прежде чем Шерхан приготовился к смертоносному прыжку. А человеческий детёныш вдруг произнёс высоким спокойным голосом на Всеобщем Языке племён Джунглы:
— Дерево сказало мне, чтобы я не боялся. Я не боюсь.
И после нескольких мгновений звенящей тишины всё вокруг него пришло в движение.
Аджит взмыл высоко в воздух и уже там столкнулся с Шерханом, который прыгнул на миг раньше него. Но Тигр был куда тяжелее, поэтому Волк встретил его в самой высокой точке полёта. От столкновения у обоих лязгнули зубы, а потом раздался тяжкий удар двух тел оземь и яростное рычание взбешённых зверей, откатившихся друг от друга.
Тем временем Ракша молнией промелькнула мимо них и встала перед человеческим детёнышем, сильно пригнувшись и заслонив его собою. Глаза её сверкали сквозь спутанные космы чёрных волос, а скалилась она даже страшнее Шерхана.
— Эй ты, Хромач! Я, Ракша-Демон, не позволю тебе убить этого детёныша! Он под защитой Священного Древа и под нашей защитой! Древо научило его Всеобщей речи, и тот, кто его тронет, нарушит Законы Джунглы! Он будет нашим сыном, мы воспитаем его вместе со своими волчатами!
Она умолкла, закусила губы и отбросила со лба волосы. За её спиной шумно дышал детёныш. Ракша повернулась и внимательно посмотрела ему в лицо. Он был намного ниже её ростом, глаза очень тёмные и растерянные, но крепкий, руки и ноги кое-где изодраны в кровь. Она поняла, что это отметины от Заповедных Зарослей и Древа, и сердце её наполнилось теплом.
Даже будучи Человеком, он теперь принадлежал Джунгле.
Мужчины наконец вскочили на ноги и тоже застыли неподвижно, уставившись на Ракшу и детёныша.
Первым опомнился Шерхан. Он тряхнул косматой головой и прорычал:
— Посмотрим ещё, что скажет Стая у Скалы Совета и ваш старик Акела! Он-то не дурак, не то что вы! Надо же, собираются привести человеческого детёныша к своим волчатам! Да он сгниёт во время сезона дождей, солнце спалит его, как лягушонка, в летнюю жару! А я разорву его на куски при первом же удобном случае, как разорвал и съел его сородичей-Людей из летающего логова! Это говорю вам я, Шерхан!
Он отвратительно осклабился, уставившись прямо в глаза человеческому детёнышу. Тот крупно вздрогнул всем телом, но не отступил, не прижался к Матери-Волчице, как та ожидала. Продолжал стоять, гордо развернув плечи и вздёрнув острый подбородок.
— Ничего, придёт его время — он сам поохотится за тобой, — зловеще предрёк Волк, смахнув кровь с предплечья: во время их короткой схватки Шерхан успел полоснуть его когтями. — А сейчас убирайся прочь. Прочь! Такому, как ты, не место под священной сенью Древа! И охвостка своего забирай! Это говорю тебе я, Аджит!
Постояв ещё пару мгновений и поняв, что ему не одолеть Волков, Шерхан напоследок презрительно ощерился, развернулся и неспешно удалился прихрамывающей походкой. За ним проворно метнулась грязно-рыжая гибкая тень — Табаки.
Аджит неспешно подошёл к детёнышу, который и не подумал отступить, хотя в его ясных глазах плескалась тревога. Волк одобрительно улыбнулся, беря его за подбородок большой рукой с изогнутыми когтями.
— Священное Древо приняло тебя, значит, и мы тебя принимаем, — провозгласил он. — Я — Аджит, а это Ракша. Она станет твоей матерью, а я — отцом, и ты будешь бегать вместе с нашими волчатами и учиться всему, что знаем мы, Волки, чтобы в назначенный час предстать перед всей Стаей у Скалы Совета. Не побоишься ли ты этого? Отвечай.
Детёныш вызывающе, почище самого Шерхана, тряхнул головой:
— Не побоюсь. Древо сказало, что это мой путь.
— Как тебя зовут? — вмешалась Ракша. Она-то точно знала, как труден этот путь — путь Волка. Предостережения Шерхана были, увы, правомерны: и в пору проливных дождей, и в летнюю засуху волчий молодняк подвергался наибольшей опасности.
Май облизнул пересохшие губы, всё ещё вздрагивая от страха и ликования. Он понимал всё, что они говорили! Он уже стал одним из них!
— Меня зовут Май Гли, — ответил он, и тогда Волк-отец рассмеялся глубоким гортанным смехом, к которому присоединилась Волчица.
— Мы будем звать тебя Маугли, Лягушонок, — удовлетворённо заключил он. — Ты гол под своими шкурами, будто лягушка, шерсти на тебе почти что нет. Так тому и быть. Полезай ко мне на закорки, — он повернулся к Маю широкой лохматой спиной. — Мы отнесём тебя домой.
* * *
Великое Древо видело всё это, и его листья ласково зашелестели в знак одобрения. Оно так долго ждало, чтобы на Джунгле вновь появились Люди. Хотя бы один Человек, которому предстояло перевернуть этот мир.
Пусть даже он пока дитя.
Лягушонок Маугли.
«Тебя привела сюда судьба, Человек. Следуй её путём. Стань моим детям братом, охоться с ними бок о бок, грейся у их костров, защищай их от зла, люби их. Ты ещё дитя, но ты вырастешь. Это мой завет тебе».
Часть 2
Великое Древо Джунглы вздымалось среди Заповедных Зарослей, перед которыми простиралась необъятная равнина, заросшая высокой густой травой. Трава переливалась на ветру, как морские волны. Священное Древо прорезало вершиной небосвод, его крона терялась среди облаков, и племена Джунглы верили, что именно оно держит на себе весь их мир.
Великое Древо оставило своим детям — племенам Волков, Тигров, Шакалов, Слонов, Ястребов, Оленей, Черепах — те заветы, которые нынешние обитатели Джунглы свято соблюдали, получив их от своих прародителей, впервые пришедших к Древу,
Одним из таких заветов был непреложный закон Весеннего Гона. Ни один самец, сражавшийся в это хмельное время за обладание самкой, не должен был идти против воли самки, если та не желала его, и не смел убивать соперника в борьбе за её благосклонность.
Лишь однажды этот завет едва не был нарушен Тигром-изгоем — Шерханом по прозвищу Хромач. Этот Зверь не хотел жить по законам своего племени и был изгнан, но до поры до времени опасался нарушать всеобщие для племён Зверей, Птиц и Гадов заветы Священного Древа, ибо каждый обитатель Джунглы имел право покарать его за это смертью. Но вот однажды, когда настало время Весеннего Гона, он будто взбесился и погнался не за самкой из племени Тигров, а за Волчицей по имени Ракша.
Это был её первый Гон. Она была молода, поджара, легконога, с гривой тёмных волос, разметавшихся по плечам. Её шерсть отливала на солнце серебром, когда она стояла, гордо вскинув голову, и её изящно вырезанные ноздри раздувались от вожделения, нетерпения и страха, который она пыталась скрыть. Сердце у неё билось так, что едва не разрывалось. Она положила тонкую руку на свою круглую маленькую грудь, чтобы утихомирить это бешеное биение. Ей ничего не оставалось, кроме как ждать.
За её благосклонность бились три Волка-одинца. К одному из них, по имени Аджит — Непобеждённый, Ракша испытывала безотчётное, ничем не объяснимое тёплое чувство. Он был старше её на несколько лет, но ещё не обзавёлся семьёй. Он был крепким, ладным, мускулистым, с более тёмной, чем у неё, шерстью. В его янтарных глазах, когда он украдкой смотрел на неё, светились не только страсть, но и нежность.
Ракша коротко вздохнула. Непонятное ей самой чутьё пробуждающейся женственности подсказывало, что Аджит станет ей хорошим заботливым мужем и добрым отцом для её будущих волчат. Но не потому только она желала ему победы. Он нравился ей.
Одного за другим Аджит одолел двух соперников. Последний поднимался с земли, бессильно щерясь и злобно ворча. Он, как и победитель, был весь в синяках, рваных кровоточащих царапинах, из уха его текла кровь от мощного удара. Но он не преминул бы броситься на повернувшегося к нему спиной Аджита, если бы не непреложные законы Джунглы. А вот сам Аджит никогда бы так не поступил, с невольной гордостью подумала Ракша, расправляя плечи. Она знала, почему выбирает именно этого Волка. Потому что он был не только добрым и сильным, но и благородным. И, если бы он не смог победить сейчас, она всё равно не легла бы с другим, а ждала бы следующего Весеннего Гона, чтобы Аджит мог ещё раз попытать счастья в битве за неё. Многие Волчицы так делали, она знала, и никто не смел принуждать их. Недаром же её племя звалось Свободным Народом.
Она стояла, с трепетом ожидая, когда же Аджит подойдёт к ней и уведёт в пещеру, которая станет и её домом. Когда он уложит её на оленьи шкуры, устилающие логово и раздвинет ей колени, чтобы сделать своей.
Её дыхание невольно пресеклось, и она на миг сладко зажмурилась. Но тут за её спиной вдруг раздался громовой рык, а на вздрогнувшее плечо опустилась тяжёлая когтистая лапа. Ракша, похолодев, обернулась и увидела Шерхана. Огромный полосатый хищник, выше её на голову, стоял и скалился с неприкрытым вожделением. Усы его дёргались, мощная грудь ходила ходуном, а мужское естество, на которое Ракша невольно опустила взгляд, вздыбилось и стояло торчком.
Заметив, что она в испуге смотрит на его пах, Шерхан оскалился сильнее.
— Не тронь её, — яростно прокричал Аджит, срываясь с места. Но он был слишком далеко от прогалины, где находилась Ракша.
Тигр попытался было забросить Волчицу к себе на плечо, чтобы утащить в заросли, но та, придя в себя, пронзительно вскрикнула и вцепилась зубами в его тяжёлую лапу.
— Я убью тебя, Хромач! — отчаянно выкрикнула она, отскакивая от него.
Тигр опять попытался схватить её, но она была куда легче и проворнее него и снова отскочила. Её босые ноги скользили по влажной от росы траве, грудь тяжело вздымалась, и глаза Шерхана помутились от похоти. Но за их спинами немым напоминанием о Законах Джунглы высилось Великое Древо, и подоспевший Аджит обрушился на нежданного соперника со всей силой справедливого гнева, карая его за святотатство.
Что ж, Ракша тоже не собиралась больше стоять в стороне и наблюдать. Она совершила то, чего не делала ни одна самка во время Весеннего Гона — кинулась на помощь своему Волку.
Серо-полосатый клубок, рыча и воя, катался по траве, и изогнутые клыки Тигра не раз вспарывали плоть обоих Волков. Но и он вскоре был залит кровью, заструившейся из многочисленных царапин. Ни одна из них не была глубокой — Аджит и Ракша, хоть и наказывали Хромача за нарушение закона, не наносили ему смертельных ранений.
— Прочь отсюда, — прорычал наконец Аджит, крепко прижимая Тигра к земле. — Прочь, или я разорву тебе горло, и никто не осудит меня за это.
Глаза Шерхана сверкали от бессильной злобы, из пасти рвался свирепый рык, но он обуздал себя гигантским усилием воли, расслабив своё израненное тело.
— Так и быть, забирай её, — высокомерно прохрипел он.
Последнее слово всё равно должно было остаться за ним, и Аджит промолчал, щадя его гордость. Глядя на прекрасную в своём боевом задоре Ракшу, чьи глаза тоже мятежно светились, а верхняя губа вздёрнулась, обнажив белые клыки, он понимал Тигра. Эта самка стоила всего, даже кары за нарушение Закона.
Обнявшись, они стояли и молча смотрели, как удаляется, хромая, Шерхан. Он не оглядывался, его длинный хвост бешено дёргался, охаживая бёдра.
А потом Аджит горящими глазами уставился на Ракшу, и ноги у той подкосились. Она поняла, что он не понесёт её в пещеру, а возьмёт прямо здесь и сейчас, в виду вздымавшегося к небесам Священного Древа.
Её разгорячённая влажная плоть глубоко приняла его естество, сжав, словно в тисках.
— Ракша-Демон, теперь ты моя, — простонал он, пробив пелену её девственности. Капли её крови облегчили ему проникновение, и он не щадил ни её, ни себя, хотя оба они уже были истерзаны схваткой с Шерханом.
Тигр же замер в тени кустов у начала Заповедных Зарослей, с ненавистью и завистью наблюдая за ними. Она была прекрасна, горда и храбра, эта Волчица, которую ему не удалось заполучить. Что ж…
Он тряхнул головой и внезапно запустил лапу в затрещавшие кусты, выволакивая оттуда взвывшего от неожиданности Шакала Табаки. Тот таился там и тоже наблюдал за соитием Аджита и Ракши, роняя слюну.
— Займись делом, — прорычал Шерхан, силой нагибая его голову к своему паху. И ещё сильнее сжал тонкую шею взвизгнувшего Шакала.
А Аджит и Ракша поднялись с травы и побрели к пещерам рука об руку. В этих пещерах им предстояло выбрать себе логово, чтобы обустроить его для своих будущих волчат. И однажды привести туда прилетевшего со звёзд человеческого детёныша по имени Маугли.